|
|
||
М.Ю. Лермонтов "Смерть Поэта.
- Это вы господин барон неподумавши сказали. Все мы равны перед господом богом.
- Прям уж и все. Не хочу я быть равным с каким-то арапом. Азиатчина это.
- А такое мне даже и слышать обидно. Россия - держава европейская, а господин Пушкин - русский дворянин и поэт - из лучших.
- Рифмоплетствовать много ума не надо, да и до европов вам с вашим дворянством....
В зале дворянского собрания все бросили свои занятия и уставились на барона Де-Геккерена Дантеса. Он что совсем ума лишился? Наезды на русское дворянство - это конечно плохо, но это можно и простить такому блестящему молодому офицеру. Но на Пушкина?
По правде говоря, простили бы и это. Этого охочего до женского полу арапа не любили, но боялись, а значит уважали. Пушкин унаследовал от предков вспыльчивый нрав и был неукротим в битве. Про его подвиги на охоте ходило столько удивительных рассказов, в которые просто трудно было поверить. Но верили - царь как то решил позабавится, и запер арапа в одной комнате с медведем. Так это дитя солнечной Африки голыми руками не просто задушило медведя, но и сняло с него шкуру. Николай Первый после этого самолично обнял героя, пожаловал ему камер-юнкерство и заявил - "Теперь ты мой Пушкин! Именно такие герои спасут Россию!.
Так что, несмотря на то, что в свободное от охоты время Пушкин любил баловаться написанием весьма оскорбительных эпиграмм, охотников вызывать его на дуэль не было. Точнее были, но вывелись, после того как одному такому охотнику Александр Сергеевич срубил голову с сорока шагов своим любимым бумерангом.
Дантес явно не понимал, что играет с огнем. В зале хватало доброжелателей, которые передадут его слова арапу, просто для того чтобы понаблюдать каким экзотическим способом тот расправится с наглецом. И действительно, не успели присутствующие станцевать два менуэта - в дверях обрисовался А.С. Пушкин. Твердым шагом он направился к барону.
- Слышал я господин барон, что вы изволили делать оскорбительные намеки на афророссиян ?
- Ну что вы господин камер-юнкер. Какие намеки? Просто давал им объективную характеристику. Ребята они неплохие, но до белого человека им конечно далеко.
- Может быть, вы не будете сотрясать воздух пустыми словами, а подтвердите их делами?
- Извольте. Вы намекаете на дуэль?
- Конечно. Чем изволите хотеть драться?
- Да мне вообщем-то все равно. Вы можете взять какое угодно оружие, хоть все стразу. А я возьму свое любимое ружьишко. Но драться мы будем не на земле.
- А где? Уж, не на небе ли?
- Именно так. Желаю преподать вам урок воздушного боя. Мы оба будем находиться в гондолах аэростатов поднятых на 20 саженей - и стрелять будем оттуда.
- Извольте. Я согласен на ваши условия.
* * *
Дуэлянты заняли места в гондолах своих шаров и начали подниматься. Достигнув высоты в 20 саженей, шары остановились удерживаемые прочными канатами. Удостоверившись, что все готово, секунданты замахали платками, подавая знак к началу дуэли. Пушкин схватил свою любимую полую бамбуковую трубку для стрельбы отравленными дротиками и поднес ее ко рту, готовясь засветить Дантесу прямо в глаз. Но что такое? Толи гондола покачивалась, толи ветер дул слишком сильно - но дротик за дротиком летели мимо цели. Бросив трубку, поэт взял свой любимый бумеранг- головорез. Не один час провел он за его полировкой и это оружие никогда его не подводило. Но в этот раз все было по-иному. Не чувствуя под ногами твердой земли Пушкин ощущал какую то неуверенность. Все его члены предательски дрожали, и бумеранг полетел мимо цели. Как за последнюю надежду схватился он за любимый лук...
Дантес тем временем медленно и неторопливо готовил свое охотничье ружье к выстрелу. Засыпав нужное количество пороху, он затолкал в ствол самодельный зажигательный заряд, состоявший из мелко нарубленных гвоздей, смешанных с порохом и замотанных в промасленную тряпицу. Вскинув ружье, он прицелился, взял упреждение и нажал на спусковой крючок. Прогрохотал выстрел.
Куски гвоздей, окруженные облаком горящего пороха и ткани, пробили оболочку шара Пушкина и подожгли находящийся в ней водород. Вспыхнуло жаркое водородное пламя, а затем раздался чудовищный грохот. Подрядчик, поставлявший водород сжульничал, и разбавил его воздухом, из-за чего внутри шаров находился гремучий газ. Тело поэта вылетело из корзины и понеслось к земле. Все окрестные мужики вертели головами силясь понять - откуда гром при безоблачном небе? Но на всякий случай крестились и, бросая работу, сбивались в кучки для обсуждения столь необычного атмосферического явления.
Описав параболу, тело Пушкина упало к ногам потрясенных секундантов. На несколько секунд они опешили, а затем подполковник вымолвил - "Вы не находите господин виконт, что сегодня Александр Сергеевич еще чернее обычного??.
Действительно, Пушкин был не только чернее обычного, но и слегка дымился. К телу подобрался доктор Арендт со своим кожаным чемоданчиком. В чемоданчике у доктора было несколько баночек с особливыми пиявками, небольшой топорик для отворения крови, и его гордость - портативная клизмическая машинка, позволявшая производить промывание желудка в полевых условиях. Доктор изобрел ее совсем недавно, и ему не терпелось пустить ее в ход. К сожалению, в этот раз пустить ее в ход не довелось....
"Готов - сообщил доктор секундантам после быстрого осмотра .
"Ну, все там будем - произнес дАршиак философски, потом понюхав дымок, поднимающийся от тела павшего поэта, добавил - Господа, а не откушать ли нам шашлычку, да под винцо?
"А неплохая мысль - согласился доктор - можно и откушать
"На свои откушать - мы завсегда успеем - важно присовокупил Данзас - Вона Дантес опускается, он победил - так что проставится просто обязан!
И предвкушая дармовую выпивку, компания направилась к месту куда, опускался шар Дантеса. Мужики крутили ворот лебедки, подтягивая шар победителя все ближе к земле. Наконец он опустился. Георг по-молодецки ловко спрыгнул на землю. Тут же к нему с подносом подбежал лакей. Дантес взял с подноса стопку водки и опрокинул в рот. Затем взял в руки корочку хлеба, и занюхал водку сначала при помощи левой ноздри, а затем и правой. Лакей тем временем убрал стопку с подноса и поставил на него мисочку с черной краской и кисточку. Дантес, макнул кисточку в краску, и, обернувшись к гондоле своего шара, нарисовал на прилаженной к стенке дощечки миниатюрное изображение головы негра, а снизу - две перекрещенные кости. Секунданты и доктор увидели, что это уже пятая голова негра изображенная на стенке гондолы. "Да он же асс!? - пронеслась в головах у всех троих мысль.
Совершив все эти движения, вытекающие одно из другого и казавшиеся частью какого-то важного ритуала, Дантес обратился к присутствующим:
" Господа! Конечно, негры могут писать стихи. Плясать всякие дикие танцы. Но поверьте мне господа - воздушный океан для них закрыт. Не парить им под облаками как орлы и не бросаться на добычу сверху ястребами! Этого в них нет - и никогда не появится!