Аннотация: Вторая книга из серии "Сказки зачарованного леса" (обыкновенная история о проблемах обыкновенного вервольфа)
(Вторая книга цикла "Сказки зачарованного леса")
Если бы ты была вовсе не ты, Ручей
Я бы родился здесь самым маленьким из зверей.
Я бы любил рассвет, за ельник бы бегал в ночь,
Я бы запутал след, так как "в ночь" - это значит "прочь"
Я бы пел на луну круглый год,
Я бы брал даже верхнее Ля
Чиж и Ко "Зверек"
Я РОДИЛСЯ ЧЕЛОВЕКОМ!
Глава 1
НАЧАЛО
Смерть поросенка.
- Ну и свиньи, же эти поросята, - сказал вошедший Марат, а я подскочил от неожиданности.
Одеться и вытереть с тела и лица кровь я успел, а вот убрать разодранную тушку молочного поросенка, нет. Жаль. Хотя Марат, кажется, имеет свою точку зрения на происходящее.
- Что это за твари такие, которые собственных детенышей едят? Нет, ты скажи мне, есть еще хоть одна зверюга, которая вчера родит, а сегодня сожрет?
- Хомяки, - зачем-то сказал я и поплотнее запахнул куртку.
Хорошо, что я успел ее надеть. Сейчас главное незаметно переодеться и выбросить, а лучше сжечь порванную, перепачканную одежду. Интересно, как я додумался снять широченные рабочие штаны и куртку из брезентухи перед тем, как начался этот кошмар. Еще хорошо, что от поросенка почти ничего не осталось и Марат не может понять, что это не новорожденная хрюшка, а трехнедельный свин. Однако в остальном он прав. Свиньи, они действительно СВИНЬИ и действительно периодически жрут себе подобных, не жалея даже собственных детей.
Во рту стоял мерзкий привкус, к горлу подкатывала тошнота, но спасительная рвота не появлялась, в глазах темнело, на лбу выступил холодный пот. Отходняк, который, похоже, может скоро стать привычным.
Есть выход - самому сдаться в дурку, не может же оказаться правдой все происходящее!
А если может?
Нет! Ну, точно, нет!
Да и не только в этом дело. Здесь и психушки нет. Здесь вообще почти ничего нет.
- Иди! Чего встал? На поверку опоздаешь!
Голос Марата вывел из оцепенения. Я кивнул и пошел к выходу из свинарника. Потом посмотрел на часы и начал двигаться быстрее. Не хочу, чтобы мое отсутствие было расценено, как побег.
Уже выходя из вонючего помещения, я краем глаза увидел, как свиньи жадно чавкают тем, что еще недавно было одним из них. Мерзость, хотя я должен испытывать скорее благодарность, они качественно уничтожают улики.
Я шел по дороге, но скоро свернул и побрел по первой траве. Весна в этом году ранняя. Апрель, а снег уже почти растаял. Молодая, робкая, зелень не может скрыть грязи и вони этих мест. Запах скотного двора проникает везде. Он пропитывает одежду, еду и самих людей. От него нельзя скрыться ни столовой, ни в жилом блоке.
Опаздываю. Надо поторопиться. У комендатуры очередь уже почти рассосалась, осталось несколько человек, а мне еще топать и топать. Придется немного пробежаться.
- Что же делать дальше? - спросил я сам у себя и сам себе ответил:
- Не знаю!
Оставаться здесь дальше нельзя, можно в любой момент выдать себя, показать людям, то чего сам еще не видел и не осознал. А куда деваться?
Некуда!
Вокруг поля, сопки, которые скорее напоминают большие холмы, а дальше тайга.
- Ну!
Из оцепенения меня вывел знакомый голос охранника.
- Ты че, уснул?
- Вельдин Сергей, отряд третий.
- Ясно, что не десятый, - сказал совсем еще молодой пацан в камуфляже и уже более человечно добавил:
- Ты чего такой? Заболел?
- Нет. Нормально, - ответил я и пошел в свою комнату.
Здесь не принято называть жилые помещения камерами. Здесь не тюрьма, а поселения. Хотя это не мешает нам быть заключенными. А еще нас называют осу/жденными. Не осуждё/нными, а именно осу/жденными с ударением на "у", будто эта нелепая безграмотность может компенсировать идиотизм происходящего здесь.
Мы зэки, призванные поднимать с колен сельское хозяйство страны. Почти как в фильме про терминатора, роботы из жидкого металла, посланные из будущего с великой миссией. Только наша миссия состоит в том, чтобы вручную выполнять работу, которую не каждый трактор осилит и давать поднимать бабки неизвестным дядям в погонах. Или без погон, или не поднимать. Не знаю. Какая разница? Наша жизнь состоит из коровников, свинарников, овощника и зернохранилища. Некоторые зэки имеют определенное место работы и умудряются даже зарабатывать здесь деньги. По городским меркам смешные, по здешним огромные. Я к ним не отношусь. Не хочу иметь в этом мире хоть что-то постоянное, даже идиотскую работу. Я выполняю самые разные поручения, могу чистить снег, ремонтировать забор, развозить сено, или заменять заболевшего работника свинарника. Сегодня он должен был выходить в ночную смену.
Слава Богу!
Ночью надо приготовить еду животным, накормить поросят и сгрести в кучи солому. В общем, дел немного, именно поэтому я опять исхитрился остаться незамеченным, но не может вечно везти. Как-то раз я проколюсь, и на этом все закончится...
Жизнь здесь тяжелая и многие предпочитают писать отказ от работ или просто реально косячить и через шизо отправляются в тюрьму. Но мне туда нельзя, хотя и говорят, что оттуда с моей статьей реально быстро уйти на УДО (условно-досрочное освобождение). Здесь это очень сложно. Для УДО в нашем поселении надо стучать на своих и чужих, зарабатывая плюсики, а это не для меня. И нормальная зона не для меня. Там не будет возможности даже изредка оставаться в полном одиночестве, а значит, все закончится очень быстро, а здесь есть шанс. Пусть маленький, но есть.
Я зашел в комнату, предварительно переодевшись, и выбросив сверток с грязной одеждой в мусорный бак, упал на кровать. Знакомые по армии, почти родные, двухъярусные, военного образца, со скрипучей панцирной сеткой кровати. Как же вы мне надоели!
Но у нас не до жиру, быть бы живу. А после моих ночных похождений и подавно можно уснуть стоя.
Отключился я мгновенно, но свобода не захотела показаться даже во сне. Перед плотно сжатыми веками мелькали фрагменты воспоминаний. Этап, Мариинская тюрьма, ГАЗ 66, он же автозэк, с зарешеченными маленькими окошками, который везет меня сюда. А за решетками можно рассмотреть только елки. Они не те, что растут у меня дома. Наши ели и пихты похожи на толстые зеленые сосульки, они пушистые и почти круглые, а эти... Даже не знаю с чем сравнить. Они как клыки зверя. Такие же тонкие, с короткими ветками, длинные и острые. Из-за них дорога походит на открытую пасть, бешенного животного. Сходство усиливает снег, который пенными хлопьями ложиться на оскалившиеся деревья.
Романтику этапа, особенно зимнего воспевают в основном те, кто этой дорожкой не гулял. На самом деле ничего героически-романтического. Дорога, как дорога, ГАЗон, как ГАЗон, люди, как люди. Это с начала страшно, а потом понимаешь, что люди здесь такие же, как и на свободе, то есть разные.
Потом сны о привычном сменила она. Она снилась мне каждый раз, когда со мной происходило это, или когда приходил голос. Она была частью безумного мира, в который я время от времени нырял, не успев задержать дыхание. Она была частью страшного бреда, но какой прекрасной частью! Именно ее образ тянул назад в безумие. Проснувшись утром, я не помнил, как она выглядит, как ее имя, голос, какие у нее глаза.... Только ее запах и острая, болезненная потребность всегда быть рядом с ней. Она пахла цветочной пыльцой и теплым песком. Так пахнет июльским днем на берегу реки. Она была так нужна, но все время уходила, а я мог все. Мог разрушить горы, расплескать океан и вытоптать леса, только не мог удержать ее. Однажды мне приснилось, будто она спит в маленькой комнатке на диване, а я сижу рядом на полу и как пес охраняю ее покой. А кругом лес. Все происходит в маленьком домике, на берегу лесной речки. Я не видел во сне воду и деревья, только слышал шорох воды и шум веток и знал, что самое важное в этой глуши никому не позволить потревожить ЕЕ.
Проснулся я скоро, вернее не проснулся, а разбудили.
- Серега, вставай!
Мой восемнадцатилетний сосед по комнате Ваня, решил, что я ему здесь мама и папа в одном флаконе. Сейчас он очень переживает, что я могу пропустить что-то интересное, и с завидным усердием посвящает меня во все новости нашей замечательной общины.
- Вань, ты идиот? - задал я риторический вопрос, но Ваня ответил и на него.
- Нет, - сказал он честно и продолжил, - Там новеньких привезли, пойдешь смотреть?
Приезд новеньких - местный цирк. Отсутствие новостей заставляет превращать в великое событие даже это.
- Тетки приехали, - пояснил он, будто меня когда-нибудь интересовали здешние дамы.
- Вань, какие на фиг тетки?! Я всю ночь не спал! Если ты через секунду не свалишь, то до теток без посторонней помощи уже не дойдешь!
Дальше я выразился совсем нецензурно, а Ваня решил не дергать судьбу за известное место и растворился в воздухе.
Я еще немного поворочался в кровати. Сон не шел. Мысленно "поблагодарив" заботливого пацана, я встал и пошел умываться.
Ванин интерес к дамам не понятен, наверное, решил устроить мою судьбу. Сам он здесь отбывает два года за то, что сорвал с шеи какой-то девчонки телефон. И все было бы ничего, если бы эта самая барышня не свалилась сюда за аферы, на месяц позже Вани. Такая вот гримаса судьбы! Теперь их роман в разгаре. Освободиться они должны почти одновременно, после чего планируют пожениться.
Весело живется в нашей подворотне!
Особенно стоит отметить, что у нас мужчины и женщины отбывают срок вместе. Конечно, жилые помещения у нас формально разделены, а практически дамы живут справа от лестницы, мы слева. Короче, наш трехэтажный "дом" населен представителями обоих полов.
Ладно, черт с ними с бабами, сейчас не до них. Сейчас самое время подумать о том, что я по уши в дерьме и не знаю, как из этого выбираться. Раньше случались странные вещи, но история с поросенком.... Это уже ни в какие ворота не прет!
Хватит игнорировать проблему и делать вид, что ничего не происходит. Происходит! Еще как происходит. Пока все на работе или знакомятся с новичками, есть время посидеть в одиночестве и проанализировать все.
Первый раз это произошло года три, может быть четыре назад. Мне тогда было чуть меньше тридцати, и я первый раз увидел тех, кто называет себя паркурщиками. Они просто бежали по улице, с легкостью перемахивая через заборы, спрыгивая с крыш не высоких строений и преодолевая крутые подъемы. Похожие на героев фильма "Ямакаси", они взбирались на крыши, и со стороны казалось, что эти люди ходят по стенам. Просто незаконно рожденные дети человека-паука. Это выглядело странно, но, несмотря ни на что, завораживало.
Что-то внутри меня вздрогнуло и заставило бежать рядом. Тогда я не знал слова "паркур", его не было в моем сознании, зато там была закономерность - бег, прыжок, бег. Простое, рискованное, бессмысленное и вместе с тем очень важное движение. Риск ради бега, бег ради вечности движения. Я несся по улицам, не уступая тем, кто сделал это смыслом жизни. Скоро мои незнакомые спутники заметили, что я начал превосходить их в скорости и сложности прыжков. Зрительные образы изменились, стали более объемными, даже выпуклыми, непривычно яркие краски ударили по глазам. Паркурщики удивленно смотрели вслед, а я просто бежал и улыбался и вот тогда.... Именно тогда, на краю крыши, я посмотрел на свои руки. И вместо ногтей увидел короткие, но достаточно острые, загнутые когти серого цвета. Не уверен, но думаю, что глаза, тоже несколько изменились. Повел языком по зубам и обнаружил вместо них внушительные клыки.
Я оступился и рухнул с крыши
Я не падаю, я лечу. Просто каждый летает, как умеет.
Это не моя мысль, кажется, где-то читал. Если я помню, то, что когда-то читал - я жив!
Упав с высоты третьего этажа в яму, наполненную осколками кирпича и битым стеклом, я даже не поцарапался.
Ждать товарищей по бегу, и показываться им в нечеловеческом образе смысла не было, и я, протиснувшись между гаражей, пробрался в обычный городской двор, оттуда через пустырь к соседнему кварталу. Долго сидел на скамейке в незнакомом дворе и смотрел на руки, которые медленно приходили в норму. Скоро не осталось никаких внешних признаков этого безумия, и в голову закралась мысль: "Показалось".
Но уже тогда я точно знал, что это было на самом деле. Ведь я знал, что все началось раньше. Еще в армии (я служил в ВДВ) во время прыжков с парашютом один сослуживец сказал, что перед прыжком мои глаза становятся почти желтыми не человеческими. Тогда все списали на нервное перенапряжение. А зря.
На той скамейке во дворе я думал, к кому можно с этим пойти. У кого спросить совета? Кто подскажет, чем я становлюсь? Ну не оборотнем же, в самом деле! Я даже в Бога не верю, не то что в нечисть.
Можно поговорить с теми, кто бежал сегодня рядом со мной.
Нет!
Плохая мысль.
Для них рискованное движение и бесконечный бег - смысл жизни, философия, которую они выбрали сознательно и добровольно. Для меня - физиологическая потребность.
Друзья? Они решат, что мне с перепоя всякая дребедень мерещится.
Жена?
Жена.... Человек, который когда-то был бесконечно близок и дорог. А теперь.... Не сейчас. Сейчас и без этого проблем валом. Ясно одно - она не поверит, а если и поверит, не поймет и не одобрит. Она слишком утонченная и респектабельная для такой ерунды.
Остаются специалисты, возможно медики.
Нет уж! Добровольно в подопытные крысы - это не ко мне.
Следовательно, буду разбираться сам.
Вот и доразбирался! Остается решить - что делать дальше.
Два вечных вопроса, веками терзавших русскую интеллигенцию, к которой меня с трудом можно отнести "что делать?" и "кто виноват?", неожиданно стали очень актуальными.
Прошло несколько лет, а я как в тот вечер сижу и ищу ответы на риторические вопросы. Только сейчас я сижу не во дворе на скамейке, а на железной кровати в камере.
Пойду лучше покурю, может быть, на свежем воздухе мозг будет работать лучше.
Курят у нас в строго отведенном месте во дворе. Я облокотился на перила в беседке-курилке и жадно затянулся.
Пришла пора поставить все точки над "Ё". Еще в армии, то есть больше десяти лет назад проявилось нечто отличающее меня от людей. Потом оно начало формироваться и приобретать звериный облик. В периоды эмоционального возбуждения или стресса у меня начали отрастать когти и клыки. Этот процесс я быстро научился контролировать. Вызвать в любой момент зверя я не мог, но остановить рост клыков на третий или четвертый раз получилось. После этого все прошло само собой. Я даже начал относиться к странностям как к болезни, от которой вовремя вылечился. Два или три года все было ровно, а потом я попал сюда....
Да. Такая ерунда!
Здесь я оказался как стопроцентный Робин Гуд... или идиот.
Шел я как-то вечером домой, слегка нетрезвый, после какого-то дня рожденья... Короче в два часа ночи, пьяный в дугу я забрел в сквер напротив дома, где увидел отвратительную картину.
Платье на девочке, стоящей в коленно-локтевой позе на траве, было порвано, лицо разбито, а рядом два молодых отморозка. Для полноты картины стоит добавить, что ширинка у одного из них была расстегнута....
Ну не переношу я сексуального насилия! Не так воспитан!
Короче бил сильно, с удовольствием так, чтобы не убить, но покалечить. Зверь не проснулся даже тогда. Да и не к чему было. Я им и голыми руками с легкостью мог повыдергать все выступающие части тела. Думаю завести собственных детей двум ублюдкам не грозит. И этот факт меня очень радует даже сейчас. Такая падаль не должна размножаться, их надо кастрировать самыми не гуманными способами.
Девочку я отправил на такси домой, избитых уродов оставил в сквере, а сам отправился домой, чувствуя себя героем нашего времени....
Пришли за мной через три дня. Неожиданно выяснилось, что я, находясь в состоянии алкогольного опьянения, напал на мирно отдыхающих студентов, один из которых, к слову сказать, оказался племянником мэра нашего милого города, зверски их избил и бросил умирать.
Спасенная девочка не подтвердила факт попытки изнасилования, а на суде боялась поднять глаза. Она не смотрела ни на меня, ни на тех, кто обвинял меня в нападении, только плакала и говорила, что синяки на лице появились вследствие падения с лестницы.
Интересно, ей за это хотя бы заплатили, или просто напугали?
И вот я здесь.
Адвокат сказал, что моей статьей два года поселений - подарок, и я перестал бороться. Надоело доказывать правоту в стране, где могут при желании закрыть абсолютно любого независимо от пола, возраста и степени вины. Не зря же на Руси от сумы и от тюрьмы не зарекаются. Буду расценивать это как вторую армию...
Вдруг за спиной раздался шорох, отвлекший меня от грустных воспоминаний. Посмотрим - кто у нас тут затаился.
В дальнем углу беседки, прижавшись спиной к перилам, стояла девушка, чем-то похожая на ту из-за которой я сюда попал. Возможно, она незаметно подошла, пока я курил, а может быть, я просто не заметил ее, войдя в курилку.
Высокая, красивая, худенькая, с длинной светлой косой, она смотрела на меня, не мигая, и тряслась. Дорогой спортивный костюм, красивые ногти с авторским дизайном, качественный макияж и не дешевые украшения выдавали в ней дочку богатых родителей.
Что же ты сделала девочка, если они не смогли тебя отмазать?
Если она здесь, значит, уже исполнилось восемнадцать, хотя я бы дал от силы шестнадцать. Жалко глупую, тяжело ей будет.
- За что? - спросил я.
Она вздрогнула как от удара, однако быстро успокоилась и ответила тихо, но твердо:
- Авария.
Молодец, девочка. Правильно себя ведешь. Пришло время брать себя в руки и контролировать эмоции.
- Срок?
- Два года.
- Труп? - уточнил я, зная ответ.
Она кивнула.
- Права купил, а "ездить" не купил, - сказал я и увидел, как задрожали накрашенные розовой помадой губы.
Возможно, не стоит сейчас говорить с ней в таком тоне. Надо пожалеть, утешить, прочитать лекцию на тему "Не место красит человека, а человек место", но зачем? Она уже здесь, значит пришло время учиться выживать. Здесь нет пап и мам, здесь некому жалеть, здесь все взрослые и несчастные.
- Можно? - спросила она, указывая на пачку сигарет.
Я протянул ей сигареты и зажигалку.
Девочка неумело взяла сигарету, прикурила, затянулась и закашлялась.
Я вынул сигарету у нее изо рта, выбросил в урну и сказал:
- Не умеешь, нечего начинать.
Она заплакала, а я закурил и решил подождать, пока барышня успокоится. Это плохо, что она ищет поддержки у первого встречного. Здесь много желающих воспользоваться ситуацией.
- Хватит, - спокойно сказал я, и она на удивление быстро успокоилась.
- Как здесь жить?
- Как везде. Здесь живут такие же люди. Есть те, кого подставили, другие - жертвы несчастного случая, третьи - сволочи. Все как в большой жизни. Там сволочей не меньше чем здесь, просто на ограниченном пространстве они очевидней.
Она кивнула и вытерла глаза, а я докурил и пошел в жилблок. Девочка как цепная собачонка поплелась следом. Только этого мне и не хватало. Подростки, попавшие в трудную ситуацию, почему-то видят во мне отца-наставника и липнут. Сначала Ванька, теперь эта.... Впору детский сад открывать. У меня своих забот полон рот, некогда мне детишками нянчиться.
Она все шла следом, а на крыльце остановилась и посмотрела совсем уже по-собачьи.
- Тебя хоть как зовут? - уточнил я.
- Надя.
- Прямо как мою жену.
- Правда?
Конечно, правда, только какая разница. Это ничего не меняет. Как же тебе объяснить, девочка, что я не могу никому помочь. Мне самому очень скоро понадобиться помощь. Я не имею права брать на себя ответственность за тебя. С этого дня ты сама должна учиться защищать себя, а самое главное не надеяться на мужчин.
- Вот, что я тебе скажу, Надя. Если на свободе не спала, с кем попало, то и здесь не начинай.
Она покраснела, а я продолжил:
- Сначала одиночкам здесь тяжелее, велик соблазн спрятаться за кого-то, или под кого-то. Только помни, что два года пролетят быстро, а там, дома ты уже никогда не сможешь отмыться. Будь смелее и надейся на себя.
Я вошел внутрь, а она осталась на крыльце. Просто стояла под мелким весенним дождиком и тряслась, не решаясь войти внутрь.
- Вельдин, ты - баран!- сказал я себе, возвращаясь на крыльцо.
- Прекрати немедленно! - рявкнул я на девчонку и добавил:
- Пойдем, с местными познакомлю.
Она благодарно кивнула и почти побежала за мной.
Мне положительно надо было выбирать работу учителя начальных классов. Ладно, познакомлю ее с Ванькой и его пассией. Они молодые и почти семейные, очень подходящая компания для барышни, попавшей в затруднительное положение.
Пока я устраивал судьбу новенькой, пришло время отметки, и мы выстроились в очередь к маленькому окошку комендатуры. Эта процедура, повторяющаяся каждые два часа, заняла примерно четверть часа, после чего я решил пойти дальше спать, но принесла нелегкая бригадира. Сам он мужик не плохой, из вольных, но когда болеет с похмелья.... Сегодня как раз такой случай.
- А, Вельдин! - обрадовался бригадир и помахал метлой.
Этот жест сделал его похожим, на старого, спившегося, опухшего Гарри Поттера. Сходство увеличивали очёчки в тонкой, круглой, черной оправе.
Я молча ждал продолжения.
- Ну, раз ты уже выспался, иди убирать территорию.
Спорить - смысла ноль. Я взял метлу и так же молча пошел во двор.
Кто служил в армии, к здешнему колориту привыкает довольно быстро. Здесь по свому весело, только смеяться над этим лучше дома с друзьями за бутылкой водки.
Вот, например, около сарая стоят два капота от машин. Один побольше, от грузовика, другой поменьше, от легковушки. Оба выкрашены в красный цвет, оба мятые и ободранные. Зимой они единственные помощники заключенных в нелегкой борьбе со снегом. Другой снегоуборочной техники у нас нет, а сугробы на территории не приветствуются, приходится нам ежедневно убирать весь снег, а в Сибири, как известно, много снега. Народные умельцы пришаманили к железякам веревки и стали грузить на них снег, чтобы увозить его подальше от жилого блока. В народе маленькую железку любовно называют газик, а большую камазик.
Пока я подметал мимо проскакала лошадь. На ней ехал мой сосед по комнате Семен. Правда "ехал" - это громко сказано. Он висел под мордой несчастного животного, крепко обхватив его шею руками и ногами.
Семен орал, лошадь ржала....
Конюх сегодня тоже заболел. Грипп у нас свирепствует, поэтому запрягать конягу отправили Семена, который лошадей видел только по телевизору. Для того чтобы животину запрячь в повозку ее надо привести с соседнего участка. То есть около пяти километров проехать верхом без седла. Семен естественно не смог справиться с управлением, но за шею зацепился крепко и теперь преодолевал последние метры нелегкого пути не традиционным образом, справедливо опасаясь попасть под копыта.
Наконец лошадь подбежала к стойлу, Семен упал в траву, а я продолжил подметать и размышлять о превратностях судьбы.
На чем я там остановился?
Да. Этап. Поселения. Зимний вечер. Прямо по Блоку: "Ночь. Улица. Фонарь. Аптека". Я на самом деле мужчина, образованный с третьего курса филфака выгнали за прогулы. После армии работал ювелиром. Когда я только сюда загремел, меня спросили:
- Что умеешь делать?
- Ничего, - нагло ответил я.
- Кем был на воле?
- Ювелиром, - признался я и получил странную реакцию.
Дежурный посмотрел на группу людей в форме и сказал:
- Еще один. Задолбали. Ювелир, мать его.
Сначала я не понял, почему моя благородная профессия вызвала такую неадекватную реакцию, но следующая фраза дежурного все прояснила:
- Золото с девок снимал?
- Не снимал, а изготавливал. Я на самом деле ювелир.
После этой фразы меня определили в разнорабочие.
Пару месяцев все шло нормально. Зверь дремал и я уже почти убедил себя, что когти и клыки, были галлюцинациями вследствие частых гулянок, но перед новым годом мне пришлось признать - это не так.
Рождение хищника.
Накануне Нового года к нам приезжают толпы посетителей, поэтому выбить свиданку и комнату в тюремной гостинице очень сложно, но мне повезло. Так как это было первое свиданье, по местным неписанным законам мне полагалось два дня отдыха, чем и воспользовались мои армейские друзья. Чтобы организовать комнату на пару дней перед большим праздником пришлось потратить не значительную сумму денег на подкуп управляющей гостиницей.
Вообще наша гостиница - это отдельная история. Она представляет собой обычное одноэтажное строение с шестнадцатью номерами, туалетом, общей кухней и комнатой для управляющей. Номера - это маленькие комнаты с двумя кроватями и тумбочкой. Все это находится на первом участке, то есть примерно в шести километрах от нашего третьего. Туда можно добраться на машине с приехавшими навестить, или на автозэке. В гостинице всегда чисто, не воняет скотным двором и соблюдается жесткий распорядок дня, вероятно, это и привлекает полчища мышей которые с топотом и веселым писком носятся по тюремному аналогу натяжного потолка. На вольных это производит тягостное впечатление, а нам - курорт.
Всем этим хозяйством заведует зэчка, особенно отличившаяся перед людьми в погонах и претендующая на УДО.
Сейчас постоялым двором руководит аферистка Зинаида. Женщина в годах солидная и очень приятная в общении. С ней всегда можно договориться, да и не имеет она дурной привычки портить людям редкий отдых. Зинаида у нас личность легендарная. На свободе она кинула не мало граждан, считавших своим долгом поделиться деньгами с первым встречным. Развод был настолько банальным, что этих лохов даже жалко не было. Но вот однажды в несчастливый день подставили саму Зинаиду, и вскоре она оказалась здесь. Однако это не сломило находчивую даму. В заключении она исхитрилась развести на деньги человек десять из числа заключенных, а может быть и больше, кинуть на две тысячи местный сельмаг и при этом еще стать управляющей гостиницей, и как следствие вскоре досрочно освобожденной. Случай по здешним меркам немыслимый. Все знали о ее подвигах, и никто не мог ничего предъявить. Бывают же талантливые люди!
Но сейчас не об этом. Зинаида на этот пост пришла позже, а перед праздником номера распределяла пожилая заключенная с первого участка. Грубая и озлобленная, ненавидимая всеми, она подводила под монастырь и своих и чужих за плюсик в личном списке коменданта. Близость УДО стерла с ее души даже маленькие крупинки человечности.
Мои пацаны приехали двадцать пятого декабря и привезли с собой двух барышень, не отягощенных моралью и нравственностью. Тогда я уже перестал надеяться, что появится моя благоверная.
На развод она подала через два дня после того, как меня посадили. Пару раз приезжала в СИЗО, навещала. Потом объявилась здесь с адвокатом....
Развод мы оформили быстро, имущество поделили справедливо. Ей досталась новая квартира, гараж и дача, а мне двухкомнатная хрущевка с которой мы начинали совместную жизнь и машина, да еще счет в банке, о котором Наденька просто не знала. Детей у нас не было, так что развели нас на раз.
Не могу сказать, что сильно удивился, просто все как-то не вовремя происходит. Да и жили мы вместе последние годы скорее по привычке. У нас с ней оказались разные жизненные ценности. Я хотел семейный уют и детей, а Надюша хотела бизнес, престиж, веселье и много денег.
Когда она однажды сказала, что хочет пару дней погостить у мамы, я не удивился. Когда, вернувшись, поведала, что у нас мог быть ребенок, но он на данный момент не вписывается в ее жизненную схему. Я ее чуть не убил, потом на неделю запил, а потом простил. Или сделал вид, что простил. Потом оказалось, что детей после аборта у нас не будет, но ее это не очень расстроило, а я предпочел плыть по течению. Я делал вид, что верю ей, а она делала вид, что не замечает моих измен.
Здесь есть кем заполнить душевную пустоту. Многие в поселениях пытаются найти себе пару, думают так легче или выдумывают себе любовь в неволе, воспетую в дворовых песнях. Я же не хочу, чтобы меня хоть что-нибудь связывало с этим местом. То, что мы живем в одном помещении с женщинами не случайность. Отсюда до дома очень далеко и нормальная жизнь кажется красочным сном. Каждый в этих заснеженных сопках пытается урвать себе кусочек тепла, который в замкнутом пространстве заменяет дом, семью и, если хотите, родину. Именно этот теплый, как свежий навоз вымысел держит здесь многих крепче закона, разума и страха наказания. Но у этой медали имеется и другая сторона. Те, кто теряет здесь близкого, из-за измены или освобождения часто трогаются крышей. Они становятся жестокими, нарываются на неприятности или просто бегут. Особенно часто бегут после свиданий.
Побег. Легкий и бессмысленный в наших краях. Здесь нет периметра и конвоиров. Только сопки, поля и лес вдалеке, да еще две маленькие деревеньки, прижавшиеся к жилым зонам. В них живут люди с очень грустными глазами, которые воспитывают детей с такими же грустными глазами. Это единственные существа, вызывающие у меня искреннее сочувствие. Потому что я знаю, что мой срок скоро закончится, а большинство из них здесь пожизненно. И еще этот жуткий плакат, прибитый к столбу прямо за нашим "домом". Он гласит: "место посадки детей".
УЖАС, подумал я, увидев это впервые, а потом узнал, что это всего лишь остановка школьного автобуса, который возит ребятишек в единственную на пять деревень школу.
Когда приезжают гости, они паркуют машины прямо перед входом в жилую зону и идут в комендатуру, где оставляют документы и сотовые телефоны. Потом встреча, иногда слезы, досмотр вещей, возврат документов, звонок в комендатуру первого участка и пятнадцать минут на счастливый путь мимо скотных дворов, овощника и зернохранилища, подальше от грязи и вони под завистливыми взглядами других осужденных в одноэтажный дом из красного кирпича с шестнадцатью комнатами, которые здесь заменяют свободу.
На месте сразу отмечаемся, пишем заявку на заселение в гостиницу и предоставление свидания, сдаем документы и телефоны и на пару дней погружаемся в мир воспоминаний, который кажется сказкой о загробной жизни.
Хотя написание заявки на свиданку иногда оказывается делом занятным, если не сказать творческим.
Тогда, зимой одна из барышень представилась моей сестрой, а другая невестой. Процесс оформления документов немного затянулся, но оказался неожиданно веселым.
Товарищ из комендатуры долго нас пересчитывал, крутил в руках документы и грустил от мысли, что сейчас придется ждать, пока я буду переписывать данные четырех паспортов в заявлении, вместо того чтобы покушать горячий борщ со сметаной, дымящийся рядом в глубокой эмалированной миске. Он долго соображал, как можно составить бумагу без лишней писанины и, наконец, выдал:
- Пиши, Вельдин. Прошу предоставить мне свидание с невестой в количестве четырех человек, а ниже перечислишь фамилии.
То, что две моих невесты оказались особами мужского пола, его не смутило.
Мы ржали, как молодые кони, а моя "невеста", глупо хлопнув глазками, спросила:
- А ему за это срок не прибавят?
После чего к нашему реготу присоединился и товарищ из комендатуры.
Вечер мы провели весело, да и ночью не скучали. По крайней мере, я. Барышни были не профессиональными жрицами любви, что не умаляло их достоинств. Одна была моей бывшей любовницей, а вторая - ее подруга. Трудно переоценить важность этого визита. В интимные связи здесь я не вступал, а здоровый, половозрелый мужчина после двух месяцев воздержания становится нервозным, агрессивным и даже теряет в весе.
Утро мы встретили с прекрасным настроением и зверским аппетитом. Единственное, что омрачало радость - поверки каждые полтора часа. Первая в семь утра, последняя в одиннадцать вечера, но зато с одиннадцати до семи...
Все началось на следующий день. Сначала меня начала раздражать управляющая гостиницей. Вернее она всегда меня раздражала, но в тот момент...
Злобная женщина, превратившаяся в старуху уже к пятидесяти годам, была похожа на старую, грязную, жирную, злобную болонку. Бывают такие твари, похожие скорее на свиней. Через бело-желтую, засаленную, редкую шерстку просвечивает мерзкая розовая кожа. Они необычайно злобные и скалят свои полусгнившие, смердящие зубы на каждое живое существо.
Тетка ходила по коридору и орала:
- Все отмечаться! Чего совсем страх потеряли! Нечего ржать там, в одиннадцатом номере! На отметку!
Она боялась заглядывать в комнаты, будто чуяла ненависть, просачивающуюся из-под не плотно закрытых дверей. Вечерами, после одиннадцати она тихо ходила по коридору и, останавливаясь около закрытых комнат из которых доносились голоса и неожиданно орала:
- Совсем страх потеряли! А ну замолчали, - а потом злорадно добавляла: - Сейчас всех шмонать будут.
Эту зэчку ненавидели все.
После обеда мы сидели в моей комнатке и ждали приближающегося призыва отмечаться. Вскоре раздался мерзкий крик и народ засобирался. Я вышел в коридор и увидел шестилетнюю девчушку, которую привезли на свиданье к матери, отбывающей срок на первом участке. Они жили в соседнем номере, и ребенок был счастлив провести несколько дней с самым близким человеком. От этого бесхитростного детского счастья, которому суждено длиться трое суток в комнатке с серо-синими стенами, даже у меня кололо что-то внутри. Ребенок до дрожи боялся управляющую.
Сейчас девочка металась по коридору и со слезами искала мать, которая так не вовремя пошла в душ. Она плакала и повторяла:
- Тетя кричала отмечаться, а мамы нет! Что же теперь будет? Надо отмечаться, а мамы нет!
Моя "невеста" как смогла успокоила ребенка, "сестра" нашла мамашу, а я захотел убить чертову тварь, сломавшую и без того короткое детское счастье.
После поверки я впервые осознал приближение изменений и попытался их избежать. Некоторое время это мне удавалось. Потом пришла потребность постоянно двигаться. Я метался по комнате, бегал на кухню, пил чай, часто курил.
Скоро этого оказалось недостаточно. Зубы начали вытягиваться, и я решил перебить животные проявления более привычными инстинктами - сексом.
На некоторое время помогло, но после последней поверки мои гости заснули измученные долгой дорогой и бессонной ночью, а я заметался как тигр в клетке.
Ближе к двенадцати стало совсем плохо, и я пошел на улицу, чтобы в очередной раз покурить, засунуть голову в снег или сделать еще что-нибудь. Странно, раньше мне с легкостью удавалось остановить преобразования, но сейчас звериное нутро накатывало теплыми волнами и вызывало дрожь, а иногда и судороги.
Обуваясь перед входной дверью, я заметил управляющую, которая задремала перед телевизором. Комната отдыха находится прямо перед входом и не имеет дверей. Старая ведьма услышала мои шаги и открыла глаза. Я постарался не обращать на нее внимания, но когда поднял голову, поморщился от неприязни. Старуха сидела, слегка наклонившись вперед, и принюхивалась, жадно раздувая ноздри. В этом жесте не было ничего человеческого, сходство со свиноподобной собакой усилилось. Я покрепче сжал зубы, а она продолжила, глядя исподлобья, шумными короткими вздохами втягивать воздух, и тогда меня осенило. Она ищет запах алкоголя. Некоторые, одуревшие от неволи люди так радуются свиданьям, что забывают, где находятся. В такие моменты хочется вздохнуть полной грудью и попробовать всего, что было так доступно на воле. Они проносят в номера спиртное, потом быстро теряют над собой контроль и палятся на отметках. А алкоголь в гостинице это - штрафной изолятор, и как следствие тюрьма. Для старухи же выпасти такого нарушителя, значит получить еще один "плюсик" и приблизить УДО. Я распрямился и посмотрел прямо в лицо управляющей. Она ответила коротким ненавидящим взглядом и вдруг отвела глаза, будто испугавшись. Я не выдержал и тихо, но отчетливо сказал:
- Фас.
Старуха ощерилась, потом вдруг потупилась и протопала в свою комнату, а я облизнул изрядно подросшие клыки и вышел на свежий воздух, где меня сразу скрутила судорога.
Это что-то новое!
Я постарался отойти подальше от окон гостиницы и чуть не упал в густой кустарник на краю двора, там все и произошло.
Это было реально больно!
Сначала стало нестерпимо жарко и я снял теплую куртку и свитер, потом начало страшно ломить суставы, а все внутренности сжались в огненный комок в районе солнечного сплетения. Кожа зудела и чесалась. Посмотрев на руки, я увидел, что они покрываются серой густой шерстью.
Ну, вот и все. Я сошел с ума. Странно, в роду, вроде сумасшедших не было. Да, в семье не без урода.
Главное не кричать! Закусить губу и не кричать! Не хочется что-то сегодня в дурдом. Теперь понятно, что когти и клыки были простым глюком...
Но как больно!
Из губы, прокушенной острым клыком, закапала кровь, а я повалился на снег. Позвоночник сильно выгнулся, колени начали сгибаться в обратную сторону, и я застонал.
- Тише, - сказал кто-то, - терпи. Дыши не глубоко, поверхностно, но часто.
Я замер и посмотрел по сторонам. Никого. Голос звучал у меня в голове.
Правильно! Все закономерно. Оборотни, голоса с того света, если сходить с ума, то по полной программе. Голос не унимался:
- Теперь задержи дыхание и постарайся расслабить ноги и руки.
Я выполнил предписание и услышал противный хруст. Мои конечности согнулись в обратном направлении, и сразу стало легче. Я облизнул длинным языком влажный нос и прыгнул через забор. Животное кинулось в сторону маленького лесочка, оставляя на кустах клочья шерсти. Дальше навалилась череда образов звуков и запахов.
Да, я сошел с ума, зато как замечательно я при этом себя чувствую. Немного побегав по свежему снегу, я сел в сугроб и завыл на полную луну.
-А ну заткнись, придурок! - рявкнул голос у меня в голове, и я прикусил язык.
- Пора домой, на первый раз хватит, - сказал невидимый собеседник, и я послушно поплелся к жилой зоне, грустно помахивая хвостом.
Хотелось взвизгнуть и убежать в лес, чтобы никогда не возвращаться в этот жестокий человеческий мир, но голос держал крепче поводка, спорить с ним не было сил.
Приблизившись к месту превращения, я увидел свою куртку и свитер, которые лежали немного в стороне. На примятом снегу, где недавно валялся я - человек, сдерживая стон, валялись порванные, но пригодные для носки джинсы и футболка, изодранная в лохмотья.
- Теперь ляг на живот, закрой лапами нос и замри. Просто замри и слушай.
Сначала в голове прозвучали какие-то слова на неизвестном мне языке, потом пронеслась череда образов. Немного помолчав, голос нараспев произнес толи заклинание, толи молитву и опять начались судороги.
Да что же это делается, люди добрые!
Обратная трансформация прошла намного легче, в первую очередь благодаря странному голосу.
Через несколько минут я стоял на снегу совершенно голый и лихорадочно натягивал остатки одежды.
Мне повезло. Гостиница спала, и я незаметно пробрался в комнату, взял новый спортивный костюм, привезенный друзьями, и отправился в душ. Некоторое время размышлял, что же это было, но потом решил, что после освобождения встану на учет к психиатру, свернул порванные детали одежды, запихнул их в пакет с мусором и отнес в контейнер на краю двора. Будем надеяться, никто не найдет.
Скоро прозвучал сигнал отмечаться, и я понял, что провел на улице несколько часов.
Весь день постояльцы обсуждали байку, рассказанную осужденным, убирающим территорию. Старик с метлой и лопатой говорил, что нашел странное место с примятым снегом и клочками ткани. Туда вели человеческие следы. Будто пришел кто-то и начал валяться в снегу, а от места, где человек валялся след пошел в лес, только уже не человеческий, а собачий. То, что здесь собаки бегают - это нормально, но откуда эта псина взялась на примятом снегу неизвестно, ведь следы вели только оттуда. Потом нашли более свежие собачьи следы, ведущие к вмятине и даже, говорят, видели один след голой ноги, примерно сорок третьего размера.
Сорок четвертого. Исправил я про себя рассказчика и передернул плечами. Весь день ждал, что старуха вспомнит, что последним из гостиницы выходил я и захочет задать несколько вопросов, но ведьма промолчала.