Котенок был самый обыкновенный - серый с белыми пятнами и очень худой. Ему никто не хотел придумывать имя - такой он был неинтересный. Он не был игривым - не ловил "мышь", сделанную из бумажного листка и нитки, не отпрыгивал, принимая смешные позы, когда его понарошку пугали. Котенок без имени обладал спокойным темпераментом - любил подолгу сидеть на руках, монотонно мурлыча. Он был другом Максима Карташова, пока что единственным другом в этом трудовом лагере.
Обзавестись иными друзьями Максим не успел. Не то, чтобы он был слишком стеснительным, просто первый шаг в знакомстве с новым человеком давался ему с трудом. Все сверстники, которыми он был окружен сейчас, были знакомы друг с другом много лет - просто потому, что учились в одной школе. За семь лет ежедневного общения у них сложились свои связи, свои представления о том, кто хорош, а кто плох, свои любви и ненависти. Во всем этом Максиму пока еще не было места, ведь он был новичком, лишь две недели назад переехавшим вместе с родителями в небольшой городок, который назывался незатейливо - Шахтерский.
Шел 1986 год, и по существовавшему в те времена порядку, школьники, закончившие седьмой класс, отправлялись на пару недель в трудовые лагеря - помогать колхозникам окрестных сел бороться с сорняками. Для подростков это не было жесткой повинностью - вовсе нет. Больше это походило на двухнедельный пикник. Да, до обеда нужно было простоять под палящим солнцем с сапой в руках, но дальше - делай что хочешь. Можно удить рыбу в колхозном пруду, можно гонять в футбол, можно читать привезенные из дому книги, а уж на дискотеки по вечерам ходят все - это гарантировано. Первые дискотеки в жизни, первый раз рядом нет родителей. Конечно, за всем присматривают учителя, но учитель - все-таки не отец и не мать... Да и не так много их, учителей-то, поэтому ребятня частенько оказывается предоставленная самой себе. В общем - хорошо! Почти взрослая жизнь.
Максим тоже ходил на дискотеки - почти все время стоял сиротливо в углу, держал на руках мурчащего в блаженстве котенка, и наблюдал за жизнью своих будущих друзей, а может и недругов - пока не было понятно.
Он уже выяснил, что в его новом классе два заводилы. Одного звали Федор Иванчук. Был он среднего роста, черноволосый и черноглазый, крепко сбитый, похожий то ли на испанца, то ли на цыгана. В классе у всех мальчишек были прозвища, и Федора все называли на иностранный манер - Фиделем. Вторым был высокий красавец с черным пушком над верхней губой - Женя Сидоркин, взявший себе прозвище Жорик.
Вокруг этих двоих формировались стайки мальчишек послабее. Оба лидера уже успели по одному разу подраться с ребятами из параллельного класса, которые тоже были здесь, и оба легко победили. От Максима не укрылось, что эти двое крепко недолюбливают друг друга, но не решаются выяснить отношения по мужски, на кулаках. Это и понятно - без решительного боя каждый мог считать себя первым, а после него - проигравший должен был бы признать себя вторым. Быть вторым никому не хотелось...
Девочки привлекали внимание Максима гораздо больше, чем ребята, хотя он и под страхом смерти никому не признался бы в этом. Они держались маленькими группками - по две-три барышни в каждой. Это было смешное сочетание рано развившихся девиц с пышными формами и худеньких, совершенно плоскогрудых девчонок, чей расцвет на пару лет запаздывал. Максим находился в том возрасте, что красивыми ему казались практически все, хотя невысокую, ладно скроенную Вику Родионову он выделял особенно.
Черноволосая, с огромными карими глазами, с неправильной формы, "утиным" носом, который, однако, ее не портил, а лишь добавлял лицу неповторимости, Вика прекрасно осознавала свою красоту, и держалась всегда уверенно и свободно, что особенно нравилось Максиму. Шутница и хохотушка, она как-то умудрилась сохранить хорошие отношения со всеми без исключения девчонками, и это при том, что за ней открыто ухлестывала добрая половина одноклассников, а остальные тоже вздыхали именно о ней, но тайно. Впрочем, крепкую дружбу она водила лишь с одной из девочек - тихой светловолосой Надей Харатовой. На вечерних дискотеках Максим ни разу не танцевал с Викой - стеснялся, да и без него желающих хватало, а вот Надю иногда приглашал. Они всегда танцевали молча, держась друг от друга так далеко, как позволяла длина его рук, застывших на ее талии. Если приглядеться, Надя тоже была вполне симпатичной, но ей не хватало задора и живости, которая так нравится четырнадцатилетним мальчишкам.
В тот вечер Максим тоже почти не танцевал, а привычно стоял в углу клуба и в такт музыке покачивал на руках котенка. Неожиданно к Максиму подошел Вадим Куринной и сказал:
- Котенка Мафия ищет.
- Какая еще мафия? - не понял Максим.
Вадим был тонким, как соломинка и очень высоким. Максим был ниже его на полторы головы, и сейчас, глядя на одноклассника снизу вверх, он подумал, что не зря все называют Вадима просто Длинным.
- Не "какая", а "какой", - сказал Длинный. - Толик Мафия.
- А-а... - протянул Максим.
Настроение сразу же испортилось.
Толику, по прозвищу Мафия, было лет семнадцать. Худой, с гнилыми зубами, весь какой-то дерганный, с непонятными шутками и недобрым взглядом, он очень не нравился Максиму. У Толика Мафии был мотоцикл "Ява", и он каждый вечер приезжал в лагерь из городка Шахтерский для того, чтобы закрутить любовь с какой-нибудь подрастающей девицей. Он, конечно же, был сильнее любого из четырнадцатилетних школьников, но с ним старались не ссориться не только из-за возраста - Мафия определенно казался человеком, у которого "не все дома".
- Стал бы я такой фигней шутить! - Длинный дернул плечом. - Мафия с начала лагеря вокруг Родионовой ошивался, ну а сегодня к ней подкатил - люблю, мол, давай со мной гулять. Она его отшила. Он ей - тогда я кого-нибудь зарежу. Она - тебе слабо, тебя, дурака, посадят. Он - мне не слабо, а чтоб не посадили, я кота вашего зарежу, за котов не садят.
- А ты откуда знаешь? - недоверчиво спросил Максим.
- Мне Надька рассказала, - охотно пояснил Длинный. - Я сначала думал - это он так, треплется, Родионову напугать хочет, но минут пять назад в сортир бегал, и по дороге Мафию видел. Действительно, бродит, придурок, по лагерю и кота зовет - кис-кис, кис-кис...
- Да, дела... - протянул Максим и тут же двинулся к выходу из клуба. Если Длинный не врал (а с чего бы ему все это выдумывать?), то котенка лучше было из клуба унести - на улице ночь, найти его среди кустов и деревьев не просто, а в клуб Мафия обязательно заявится, и тогда все - прощай, зверушка. Драться с Мафией Максим не сможет - не по силам.
Максим увидел Мафию сразу же, как только захлопнул за собой дверь клуба - Мафия шел прямо на него и был шагах в десяти.
- Эй, малый, - крикнул ему Мафия, - неси ко мне кошака!
Максим тут же выпустил котенка на землю и тихонько толкнул его ногой под зад - удирай, мол. Котенок как будто понял и со всех ног помчался в темноту.
- Привет, Толик, - как можно мягче сказал Максим Мафии, когда тот, с перекошенным от ярости лицом, подошел к нему. - Ты меня звал?
- Звал! - рявкнул Мафия. - Я тебе русским языком сказал - неси мне кошака!
- Правда? - лицо Максима очень натурально вытянулось от наигранного удивления. - Извини, Толик, я не услышал - тут так музыка орет. Я думал, ты со мной здороваешься.
- Очень ты мне нужен, малолетка, чтобы я с тобой здоровался! - Мафия навис над Максимом. - Мне нужен кошак, понял?
- Понял, - Максим облизал пересохшие губы, - чего уж тут не понять.
- Если понял, тогда имей в виду - ты его отпустил, ты мне его и принесешь! Понял?
- Понял.
- Чтобы к концу дискотеки кошак был у меня! Я хочу тут одной сучке подарочек преподнести... - Мафия сплюнул. - И учти - если кошака не принесешь - будет очень, очень больно. Понял?
- Понял, Толик, - миролюбиво кивнул Максим. - Я могу идти?
- Можешь! - гаркнул Мафия. - Ты, малой, дурака из себя не корчь! Иди, ищи, и без кошака не возвращайся! А то будет бо-бо!
Грубо отодвинув Максима с дороги, Толик Мафия прошел в клуб.
Максим посмотрел ему в след. Сердце бешено колотилось, но мозг работал четко.
Нужно было сделать две вещи - во-первых, удержать котенка вдали от клуба, во-вторых - не попасться Мафии самому. Продержаться предстояло не долго - до окончания дискотеки, то есть около часа, а потом учителя выключат музыку, загонят недовольно ворчащих подростков в спальные домики, и уж там-то Мафия его беспокоить не посмеет - ему неприятности со взрослыми ни к чему.
А завтра? А завтра - будет завтра. Может, Мафия подобреет и передумает. А может - под машину попадет. Мало ли... Пока что - нужно продержаться сегодня.
Следующий час Максим провел довольно таки странно - искал котенка, находил котенка, брал его на руки, но как только ему начинало казаться, что его кто-то видит, тут же бросал котенка на землю и прогонял его, слегка наподдав под пушистый зад ногой. Сообразительный котенок решил, что это такая игра, и, вопреки своему обыкновению, стал принимать в ней активнейшее участие - стоило Максиму поддеть его носком кеда и прошептать "кыш-ш", как котенок вскачь уносился прочь. Потом Максим оглядывался, убеждался, что опасности нет никакой, и шел искать котенка опять, чтобы разыгравшееся существо не поперлось в клуб и не попалось чокнутому живодеру.
До окончания дискотеки оставалось минут десять, когда Максим, блуждая между деревьями, наткнулся на Мафию.
- Ну что, - спросил тот, - нашел кошака?
- Нет, Толик. Видишь - весь вечер ищу. Но найти не могу. Темно ведь!
Мафия потянулся, откашлялся, огляделся. Никого из учителей по близости не было.
- Еще искать будешь? - тихо, с ленивой угрозой в голосе, спросил он.
Максим почувствовал, как ноги становятся ватными. Он тоже нервно огляделся вокруг, и тоже никого не увидел, лишь чья-то высокая фигура замаячила из-за деревьев, и пропала.
- Нет, Толик, - сказал Максим так же тихо. - Не найду я его.
- Серьезно? - спросил Мафия почти весело. - Ну, тогда пойдем! Сам понимаешь - я обещал тебя наказать. Мужик сказал - значит, должен сделать!
Он увлек Максима вглубь двора, туда, где деревья росли особенно густо, и ничегошеньки не было видно.
Они остановились у высокой сосны.
- Не передумал? - спросил Мафия с мягкой улыбкой садиста.
Максим промолчал, только отрицательно мотнул головой.
- Как знаешь, - пожал плечами Мафия.
Максим вжал голову в плечи, ожидая удара.
- Эй, Мафия, ты что - охренел? - раздался звонкий голос.
Максим и Мафия повернулись на голос одновременно.
Мальчишек пятнадцать, все из числа одноклассников Максима, спешили к ним. Во главе шел Фидель.
У Максима отлегло от сердца, а Мафия едва слышно выругался - он легко справился бы с любым из этой малышни, победил бы и двоих-троих сразу, но биться со всеми не мог - повалят на землю и затопчут.
- Так как, Мафия, ты охренел, или нет? - угрожающе спросил Фидель, когда они подошли ближе, и демонстративно подбросил на ладони увесистый булыжник. Тут Максим обратил внимание, что камни были в руках и остальных ребят.
Мафия впился взглядом в камень, тихо охнул, затем стремительно развернулся, и что есть силы, помчался во тьму. Школьники подняли победный гвалт, несколько камней полетело в след убегающему врагу.
Потом они окружили Максима. Его подбадривали, дружески хлопали по спине, говорили, что он молодец, называли "правильным пацаном"...
- Это ты их позвал? - спросил Максим Длинного, когда они всей гурьбой направлялись к домикам.
- Я, - довольно ответил тот. - Хорошо получилось, а?
- Ага, - согласился Максим. - Главное - что во время.
- Ты не дрейфь, - сказал шедший рядом Фидель. - Он тебя больше не тронет, побоится. Ты правильно сделал, что кота этому придурку не отдал. Ишь ты - живодер выискался! Ненавижу таких! Надо было его все-таки вздуть.
- Да ладно, - сказал расхрабрившийся Максим весело. - Сейчас не получилось, в следующий раз вздуем.
- Во! - воскликнул Фидель. - Вот это по-нашему!
Максим счастливо улыбнулся.
Теперь у него были друзья.
Часть первая.
1.
- Раз, два, три, четыре, пять, - громко считал Фидель, в то время, как Максим отжимался от брусьев, - тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, молодец, молодец, давай еще, ты сделаешь! Семнадцать, восемнадцать... Давай, не останавливайся, ты сможешь! Девятнадцать, и-и... Ну, ну! Двадцать. Ура! Молодец, Макс!
Максим спрыгнул с брусьев. Он прерывисто дышал, но был доволен - наконец-то получилось! Среди его друзей считалось постыдным не суметь двадцать раз отжаться от брусьев, а вот у него - не получалось. И вот, наконец - получилось! Долгие месяцы тренировок не прошли даром.
Для своих шестнадцати лет Максим был физически развит не плохо - мышечной массы, как у культуристов он не нарастил - возраст не тот - но в беге, а так же упражнениях на турнике бил любого нетренированного сверстника. И брусья тоже постепенно покорялись ему. И в боксе он тоже кое-что мог. Последнее было особенно приятным - шестнадцатилетним жителям городка Шахтерский умение драться казалось самой важной вещью на свете.
После Максима на брусья запрыгнул Фидель. Невысокий, коренастый, он рано начал раздаваться в плечах, и был сильнее многих высоких и худощавых приятелей. Двадцать отжиманий на брусьях, которыми так гордился Максим, для Фиделя были давно уже пройденным этапом. Иначе и быть не могло - лидер в мальчишеской стайке не обязан быть самым умным, самым честным или самым красивым, а вот самым сильным - непременно.
Фидель с видимой легкостью отжался от брусьев сорок раз и спрыгнул. В это время тренер Виктор Пелепец, дал команду в очередной раз бегать по кругу.
Шел май 1988 года, и Пелепцу было двадцать шесть лет. Официально он занимал должность тренера по классической борьбе в Детско-юношеской спортивной школе города Шахтерский.
Эти спортивные школы возникли в СССР в середине 30-х годов двадцатого века. Они подготовили многих и многих чемпионов - в великой стране это считалось плюсом, страна гордилась своими спортивными победами. Но был и минус - чемпионами становились далеко не все, и эти "не состоявшиеся" не редко представляли собой угрозу для общества.
В боевых видах спорта - огромная выбраковка, на одного олимпийского чемпиона приходятся сотни тех, кто выросли до мастеров спорта, или кандидатов в мастера, но пойти дальше не сумели. Этим не состоявшимся чемпионам никогда не стоять на олимпийском пьедестале, но в простой уличной драке любой из них сотрет в порошок не тренированного противника! К тому же, за годы занятий спортом они научились преодолевать свою боль, не обращать внимания на боль чужую, а вот получить хорошее "неспортивное" образование не сумели. Все это привело к тому, что в конце 80-х годов бывшие спортсмены стали сбиваться в опасные банды.
Одним из таких несостоявшихся чемпионов был Виктор Пелепец. Классической борьбе он посвятил многие годы, но получил травму, и чемпионом не стал. Когда-то подававший большие надежды, он не мог довольствоваться местом простого тренера для ребятни, и сколотил банду из таких же спортсменов, как и он сам.
В криминальном мире Пелепца знали под прозвищем Пеля, а его группировку именовали Пелиной Конторой. Это была банда молодчиков, возрастом от двадцати до тридцати лет, и промышляли они вымогательством, которое в те годы было принято называть модным словечком рекет. Пелина Контора "держала" Центральный рынок Шахтерского, где собирала дань с торговцев.
Так же конец восьмидесятых - пик отчаянных, жестоких и бессмысленных подростковых войн "район на район". В Шахтерском, как и многих других городах СССР, мальчишки, живущие по соседству, сбивались в стайки и вели нескончаемые баталии со сверстниками, чье преступление состояло лишь в том, что те имели наглость проживать на другой улице, в другом микрорайоне и т.д. Подростки четырнадцати-семнадцати лет, не втянутые в эти "войны кварталов", были большой редкостью, и, конечно же, "белыми воронами" в среде себе подобных.
Городок Шахтерский мог считаться довольно спокойным - здесь войны районов велись без применения оружия. Видимо, сказывалась влияние русских потешных боев "стенка на стенку", известных еще при Петре Великом. В старинных "стеночниках" бились только на кулаках, сейчас же ослабевшего и упавшего противника не стеснялись добивать ногами. Но - ни камнями, ни палками и не железками! В таких боях часто калечили, но редко убивали. А вот в соседнем Димитрове, а так же в знаменитом своими "бегунами" Кривом Роге, войны велись с применением ножей, дубинок, самодельных гранат. Там подростки гибли...
Пользуясь преимуществами своей тренерской работы, Пеля взял "под крыло" одну из таких подростковых стаек - ту, в которую входили Фидель, Максим, Длинный и все их одноклассники. Район, в котором они жили, и чью честь защищали своими кулаками и разбитыми носами, назывался в народе Собачевкой, так как охватывал частный сектор, где собаки были в каждом дворе. Пеля тоже жил на Собачевке, так что контролировать именно этих подростков было для него естественным и логичным. К тому же Собачевка - большой район, поэтому и подростковая стайка оказалась здесь одной из самых многочисленных и сильных в Шахтерском.
Пеля прекрасно понимал, что подобного рода забава - отличная возможность для него, взрослого и умного человека, отобрать себе младших помощников, и вырастить смену из тех мальчишек, кто имеет наибольшую склонность к криминалу. Да, не все мальчики потом станут рекетирами, но ведь не ставшие тоже останутся жить в Шахтерском! Они будут рабочими, врачами, милиционерами, и навсегда запомнят то, что Пеля - свой парень, что он был их другом, защитником и учителем, а свой своего поддержит, если что не так! К тому же, для успеха Пелиного бизнеса необходима определенного рода слава - местного Дона Карлеоне должны были знать и бояться. Отчаянные подростки, способные по первому Пелиному слову толпой избить до полусмерти взрослого мужчину, выбить стекла в доме или основательно помять палками корпус автомобиля, прекрасно поддерживали славу о Пеле, как о человеке, с которым лучше иметь только хорошие отношения.
В желании контролировать молодежь, из которой потом можно вырастить пополнение для преступной среды, Пеля был не одинок. Группу подростков, живущих на проспекте Ленина - так называемых простектовских, вечных врагов подростков с Собачевки - контролировали профессиональные преступники - воры, имеющие множество "ходок" на зону. Подростков с девятиэтажных новостроек - микрорайоновских - опекали картежники. Не все подростки того времени стали после бандитами, но многих, многих толкнули на этот путь многоопытные и хитрые дяди, желающие обеспечить для себя преемственность поколений и "спокойную старость"...
После десятиминутной пробежки Пеля дал команду заниматься боксом. Подростки немедленно натянули перчатки, которых в Спортивной Школе имелось великое множество, разбились по парам и разошлись по разным частям огромного зала. Максиму выпало боксировать с Длинным.
Мальчишки жалели друг друга, поэтому спарринги начинали в неполный контакт - били не то, чтобы слабо, но и не лупили по партнеру вовсю. Впрочем, молодая кровь не редко "вскипала", тогда удары становились полновесными, и партнеры уходили со спаррингов с синяками и разбитыми носами.
Спарринговать с Длинным всегда было тяжело. Он был левшой, а боксировать против левши неудобно, к тому же, у него были такие длинные руки! Максим, куда более подвижный и ловкий, кружил вокруг Длинного как пчела, но любая его попытка приблизится останавливалась коротким ударом правой руки друга. Некоторые успехи были - Максиму удалось несколько раз садануть Длинного по корпусу, за что тот наградил его увесистыми ударами сверху - по лбу и макушке. Ни тому, ни другому победы в бою это принести не могло, и, проходивший мимо Пеля, укоризненно покачал головой.
- Активнее, активнее работай! - прокричал он, обращаясь к Максиму. - Зайди ему под руку и бей в подбородок снизу!
Максим тут же кинулся выполнять указание тренера, присел, вывернулся и обошел опасную правую руку, но и Длинный не зевал - с непривычным для его нескладного долговязого тела проворством, он переменил стойку и левой рукой пребольно угодил Максиму ниже уха.
- Смена партнеров! - прокричал Пеля на весь зал, и пошел дальше, неодобрительно посмотрев на Максима и что-то недовольно пробормотав под нос.
Мальчишки разбились по новым парам. На этот раз Максиму выпало боксировать с Андреем Бригадировым, по прозвищу Бригадир - тучным и очень сильным пареньком из параллельного класса.
В другое время Максим, пользуясь тем, что он подвижнее и техничнее партнера, непременно кинулся бы в атаку, но после предыдущего боя у него побаливала голова. Он решил не лезть на рожон и обороняться. Весь раунд он уварачивался от медленных и тяжеловесных боковых ударов Бригадира, и не позволял прижать себя к стене. Спарринг он закончил вполне достойно - в ничью.
- Смена партнеров!
На этот раз Максиму довелось боксировать с Виталиком Корнеевым, по прозвищу Корень - самым маленьким мальчиком в их классе. Три раунда без передышки не шутка - все юные боксеры очень устали и уже не прыгали друг напротив друга, а медленно ходили. Спортзал наполнился звуками тяжелых медленных ударов и громкого, прерывистого дыхания.
Максим, осыпая Корня точными, тяжелыми ударами радовался, что на окончание спаррингов ему достался такой легкий противник - против любого из более сильных мальчиков ему было сейчас не устоять. За первые две минуты боя он попал в лицо и корпус Корня не меньше шести раз. Но и Корень не дремал. Самый маленький в классе, он был терпеливым, хитрым, и умел ждать. Улучив момент, когда совершенно расслабившийся Максим, нанес небрежный, размашистый боковой справа, он поднырнул под бьющую руку и ударил Максима снизу под дых. Попал как надо - на вдохе. Максим сдавленно охнул и рухнул на колени. Как выброшенная на берег рыба, он ловил воздух ртом, и не мог сделать ни вдоха, ни выдоха.
- Да, Макс, - услышал он насмешливый голос Пели. - Ты сегодня в ударе. Так тебе на дискотеке и Рудый морду набьет.
Рудым называли самого маленького из проспектовских - рыжего, нахального четырнадцатилетнего мальчика, который обычно задирался к окружающим, но никогда и не с кем не дрался один на один. За него дрался старший брат, предводитель проспектовских Боря Кефала. Такой же рыжий и нахальный, но сильный и умелый в драке.
- Ладно, бойцы, - сказал Пеля, обращаясь к своим подопечным. - Садитесь на лавочки, отдыхайте, сейчас говорить будем.
Уставшие, потные мальчики расселись по длинным, низким скамьям, стоявшим у одной из стен зала.
- Сегодня дискотека, - начал Пеля поучительно. - Вы сейчас пойдете развлекаться, танцевать, к проспектовским задираться. Дело это понятное, даже я бы сказал, хорошее, проспектовские - ваши враги, только все делать надо правильно. Вы деретесь, чтобы побеждать, и для этого всегда нужно быть друг за друга. Фидель! - обратился он к лидеру собачевских. - На прошлой дискотеке вас было вдвое больше, чем проспектовских. Один на один дрались наш Вова Ботинок и проспектовец Хачек. Хачек Ботинку так по роже настучал, что он до сих пор на тренировки не ходит, дома сидит. Фидель, у меня к тебе вопрос - вы почему не гупнули Хачека толпой?! - Пеля повысил голос. - Побоялись, что десяток проспектовских вас разгонит?!
- Ботинок сам к Хачеку дорвался! - буркнул Фидель, надувшись, как всегда надувался, если Пеля начинал его распекать. - Ботинок был пьяный, а Хачек трезвый. Хачек не хотел драться, несколько раз Ботинку предлагал - давай миром разойдемся, или завтра поговорим, когда ты трезвый будешь. Ботинок к нему лез и лез. Сам лез, сам и получил. Это беспредел будет, если мы к каждому без причины дорываться начнем! Нужно сначала разбираться, что и как. Вот если б Хачек не прав был - тогда другое дело! Хотя бить толпой - это все-таки не правильно, не по-мужски. Такие вопросы всегда один на один решали...
- Это не твое дело, молодой, решать, что беспредел, а что - нет! - прошипел Пеля. - Вырастишь, в ментовке пару раз побываешь, "на киче" посидишь, ума наберешься, тогда и будешь такие вопросы перетирать. А сейчас твое дело маленькое - сделать так, чтобы твои пацаны всегда побеждали. Всегда, ясно?!
Он обвел взглядом притихших подростков.
- Есть люди хорошие, есть плохие, есть люди свои и есть люди чужие, - продолжил Пеля. - Так вот, Фидель, для тебя должно быть главным не то, хороший человек или плохой, а то, свой он или чужой. Хачек, может быть, хороший пацан, а Ботинок плохой, но Хачек чужой, а Ботинок свой, и поэтому ты сторону Ботинка всегда держать должен! Всегда! Если Ботинок в чем-то не прав, мы его сами наказать можем. Мы - а не проспектовские! "Один на один, надо разобраться!" - передразнил Пеля Фиделя. - Если твоего товарища бьют, ты должен сначала бить в ответ, а потом разбираться! Вас все должны уважать и бояться, не потому, что вы самые честные и правильные, а потому, что самые сильные и страшные, понятно?
Подростки неуверенно закивали.
- Значит так, - продолжил Пеля. - Сегодня после дискотеки пусть человека четыре ждут Хачека в его подъезде - знаете ведь, где он живет! Дождаться, и отгупать так, чтобы он неделю с койки встать не мог! Так, как отгупали когда-то микрорайоновского Косоротова! Чтобы никто в Шахтерском не думал, будто можно просто так набить морду собачевскому. Понятно? И чтобы ты, - Пеля указал на Фиделя пальцем, - сам там был и лично руководил. И пацанов таких возьми, чтобы все без заминки прошло, а то Хачек парень крепкий, еще вас раскидает, тогда совсем от позора не отмоетесь! Вопросы есть? Нет вопросов? Тогда - бегом в душ, и на дискотеку. Постарайтесь до девяти вечера особенно там не бузить - я только после девяти подойду, а до этого времени вытаскивать вас из ментовки будет некому.
2.
На дискотеку в Дом Культуры дружная орава собачевских ввалилась около восьми вечера.
Враги - проспектовские - были уже на месте. Они всегда располагались в дальнем углу зала - по дальше от огромных колонок. Сейчас угол проспектовских был полон - около тридцати парней, вперемешку с таким же количеством девчонок, образовали огромный круг, и лихо выплясывали под Газмановскую "Морячку".
Собачевские всегда занимали другой угол - рядом с колонками. Сейчас там было пусто - лишь несколько собачевских, из тех, кто не пришел на тренировку, да две девушки образовывали небольшой кружок.
Центральным лицом в этом кружке был Жорик - Женя Сидоркин. Теперь ему, как и Максиму, было шестнадцать лет, но он выглядел уже совсем взрослым парубком. Носил усы, одевался броско и держал себя очень гордо.
Жорик почти никогда не ходил к Пеле на тренировки, предпочитая гулять под ручку с девицами или жрать водку, до которой уже сейчас был большой охотник. Но Пеля прощал ему все это. Причина была проста - Жорик очень любил драться. Вокруг задиристого Жорика всегда возникало много ссор, споров, "разборок". Именно его проделки создавали собачевским славу, как неустрашимым бойцам и забиякам, а это было выгодно Пеле. Он расстил Жорик так, как иной хозяин растит крупную собаку бойцовской породы. Со временем именно Жорик мог стать главным "топором" Пелиной Конторы.
Жорик дрался если и не на каждой дискотеке, то на каждой второй - уж наверняка. С большой хитростью он оборачивал все так, что его будущая жертва была виновата сама - то слегка толкнула Жорика плечом на узкой лестнице, то не так посмотрела на очередную Жорикову девчонку... Лидер собачевских Фидель давно приструнил бы Жорика - он ненавидел беспредельщиков, и считал, что выходки Жорика рано или поздно выйдут собачевским боком. Но Пеля строго настрого приказал Фиделю оставить Жорика в покое. Фиделю оставалось только ругаться сквозь зубы, и говорить, что Жорик всегда выбирает для битья мальчишку заведомо слабее себя. Жорик, в свою очередь, утверждал, что он вообще не боится драться и готов помериться силами с любым подростком городка Шахтерский...
Пришедшие собачевские сразу же заполнили свою часть зала. Маленький круг разросся, и с тал не меньше круга проспектовских.
Максим любил дискотеки. Никогда танцам не обучавшийся, он обладал врожденным чувством ритма и хорошей пластикой. Быть танцором - не большой плюс для шестнадцатилетнего жителя Шахтерского. Максима куда больше ценили бы приятели и уважали недруги, если бы он ежедневно дрался, но быть забиякой Максиму мешала природная незлобивость - он не любил крови, ему всегда было жаль поверженного противника. Откровенно говоря, он вообще никогда не стал бы уличным хулиганом, если бы в хулиганы не подались все одноклассники, и в первую очередь его лучшие друзья - Фидель и Длинный. Он смирился с судьбой уличного бойца, но был одним из немногих подростков, кто приходил на дискотеки не подраться, а именно потанцевать.
Он влился в круг, и сразу же принялся искать глазами Вику Родионову. Конечно - вот и она! Вика и ее закадычная подруга Надя Харатова не пропускали ни одной дискотеки.
За прошедшие два года Вика расцвела.. Она была очень хороша, и прекрасно это осознавала. Встретившись с Максимом глазами, Вика приветливо улыбнулась ему, но эта улыбка означала не то, что он нравится ей, а то, что она прекрасно понимает, насколько ему нравится она.
Максим не успел пригласить Вику на первый медленный танец - Жорик подошел к ней раньше, и они начали танцевать, что-то активно обсуждая и смеясь. Максим весь танец простоял у стены, тоскуя и мучаясь от зависти. Затем, в течение следующих быстрых танцев, он старался держаться к танцующей Вике поближе. Это принесло свои плоды - как только вновь заиграла медленная мелодия, Максим сразу же пригласил ее. Краем ока он заметил злобный взгляд Жорика, который тоже шел к Виктории, но был вынужден остановиться на полпути.
- Чего кислый такой? - спросила Вика Максима.
Она умела держать дистанцию - ласково обнимала его за шею, и в то же время мягко, но решительно отстранялась всем телом, мешая ему прижать ее к себе слишком крепко.
- А чего ты с этим танцевать пошла? - Максим кивнул в сторону, где еще недавно находился Жорик, но Жорика там уже не было - раздосадованный, он ушел в курилку.
- А что - мне надо было ждать тебя? - беспечно поинтересовалась Вика. - Он пригласил, вот я и пошла.
- Ты с ним вообще чаще всего танцуешь, - буркнул Максим. - И домой он тебя провожает.
- Домой меня Надя провожает, - ответил Вика. - А Женька увязывается иногда, не прогонять же его, в самом деле. Тебя же я не прогоняю!
Максим стиснул зубы. Ее слова, едва слышимые из-за громкой музыки, ранили его. Впрочем, сегодня было не лучше, и не хуже, чем всегда. С тех пор, как полгода назад он, стесняясь, краснея и заикаясь, признался ей в любви, такие разговоры происходили между ними едва ли не каждую неделю. Отказ следовал за отказом, но Максим не унимался. Добиться любви Вики Родионовой он хотел больше всего на свете.
- Ты с ним таскаешься, и не скрывай - я-то знаю! - сказал Максим.
- Ни с кем я не таскаюсь! - возмутилась Вика. - Больно надо!
- Он жестокий и глупый! - заявил Максим.
- Он красивый и смелый, - парировала Вика. - Но это ничего не значит - мне он не нужен. И ты мне не нужен тоже! - добавила она. - И если будешь ко мне с глупостями приставать, вообще с тобой танцевать не буду - так и знай! Ты бы лучше к Надьке приставал - ты ей нравишься.
- Да? - Максим удивленно посмотрел на Надю, которая танцевала с каким-то незнакомым пареньком. - Что-то не похоже.
- Много ты в девушках понимаешь, знаток! - хмыкнула Вика.
Максим помолчал, не зная, что сказать.
- Она мне не нравится, - заявил он после паузы.
- Что, совсем? - удивилась Вика.
- Нет, не совсем, - уточнил Максим. - Она очень хорошая и даже красивая. Просто мне ты нравишься!
- Ой, отстань! - поморщилась Вика. - Надоел уже. Еще раз начнешь этот разговор - все остальные танцы с Женькой протанцую, вот увидишь!
Медленный танец кончился, и недовольный Максим отошел к стене, размышляя, не пойти ли ему вообще домой. Додумать эту мысль до конца он не успел - увидел, как встревоженный Длинный машет обеими руками, зазывая всех вниз, в курилку.
Эта была типичная ситуация для дискотеки - кто-то с кем-то поссорился, и намечалась драка. В этом случае всем собачевским полагалось немедленно спускаться к курилке, располагавшейся в подвале. Далеко не каждый конфликт заканчивался дракой, но мало ли, как будет на этот раз, и потому нельзя было допустить, чтобы во время разбирательства проспектовских было больше.
В течение минуты зал опустел на половину - все собачевские и проспектовские покинули танцевальные круги и своих подруг. Подступы к курилке были забиты - несколько десятков подростков стояли или в ней, или около нее. Максим оказался далеко - почти у самой лестницы, и совершенно не видел, кто там и о чем спорил.
Через минуту все двинулись назад в зал - спорящие решили не драться.
Спустя десять минут все опять спустились вниз - где-то раздобывший водку и захмелевший Жорик пристал к кому-то из мальчишек, не входивших ни в одну из группировок Шахтерского, и надавал бедняге увесистых затрещин. Жертва не сопротивлялась - парень был без друзей, а поддержать Жорика были готовы десятки человек, поэтому избиваемый решил, что будет разумнее потерпеть.
Потом опять были танцы, хотя особенной радости Максим не ощущал - разговор с Викой выбил его из колеи. В какой-то момент он подошел к группке собачевских, оживленно о чем-то беседовавших, и подумал, что опять намечается какая-то заварушка.
Но нет - совершенно пьяный Жорик хвастался, как ловко он отделал незнакомого пацана.
"И как она может терпеть этого надутого павлина!" - подумал Максим и громко хмыкнул.
В тот же момент, стоявший к нему вполоборота, Жорик повернулся и крепко схватил за рубашку в районе груди.
- Ты чего смеешься, а?! - прокричал он, и тут же сильно ударил Максима свободной рукой по губам.
Рот наполнился кровью, но ни боли, ни даже страха Максим не почувствовал - насколько глубоким было его удивление. Никогда и не у кого, ни у проспектовских, ни у собачевских, не случались драки между своими прямо посредине танцевального зала! Максим мельком глянул на остальных ребят - увидел обескураженные лица, бледное лицо Фиделя с полуоткрытым от изумления ртом...
Жорик тоже понял, что перегнул палку, выпустил рубашку Максима, и вразвалочку двинулся к выходу.
Максим постоял несколько секунд, сплюнул на пол кровавый сгусток и пошел в туалет - умываться.
3.
На следующее утро Фидель зашел к Максиму домой - в школу они всегда ходили вдвоем.
- Ну, как губа? - спросил он, когда сонный, растрепанный Максим, с тяжелым "дипломатом" в руке вышел на улицу.
- Терпимо, - буркнул Максим. - Немного подпухла, горячее есть невозможно - если на рану попадает, то больно. Но кроме этого - ничего страшного.
- Это он тебя стукнул за то, что ты к Родионовой клеишься, - сказал Фидель. - Я давно заметил, что он тебя не переносит, только повода набить тебе морду у него не было.
- А вчера был? - огрызнулся Максим.
- И вчера не было, просто он спиртного перебрал, ну и разошелся сверх меры, - вздохнул Фидель. - Даже не знаю, как поступать. Оставить это как есть - нельзя. Свой своего ударил - не шуточки! Но и к Пеле на разбор идти не хочется, опять меня распекать будет, что я к нему по каждой мелочи бегаю... Да ты и сам знаешь - он Жорику всегда все позволял. Уверен - Пеля его на мое место поставил бы, если б у Жорика хоть капля мозгов была. Короче - не знаю я, что с этим идиотом делать. Впрочем, может он сам к тебя сейчас подойдет, извинится...
- Не подойдет, - сказал Максим убежденно. - Ты хоть раз видел, чтобы Жорик перед кем-то извинился? Не было такого никогда. Он у нас гордый.
- Ну да... - кивнул Фидель, соглашаясь. - А мы вчера Хачека в подъезде гупнули, - сообщил он.
- Мы - это кто? - уточнил Максим.
- Я, Бригадир и Корень. Хачек не дурак, сразу в комок сжался, лицо, живот закрыл, мы его попинали для порядка, но особенно не зверствовали. Что бы Пеля не говорил, а Хачек - пацан нормальный, его калечить не за что! Но знаешь, - Фидель озабочено посмотрел на друга, - сдается мне, что просто так нам эти рейды по подъездам не пройдут - проспектовские нас тоже по одному вылавливать начнут, и наказывать так, что мало не покажется! Я всегда считал - с людьми по правде надо, но Пеле это разве объяснишь? Он одно знает - гупните того, да гупните этого... Ему то что - его никто никогда не тронет, а нас...
- Нас вылавливать по подъездам сложно, - заметил Максим. - Мы ведь в частном секторе живем - здесь подъездов нет, толпе спрятаться некуда. Я за двадцать дворов увижу, что меня рядом с домом караулят. Возьми - поймай меня тогда!
- Это верно, - сказал Фидель. - Но, значит, нам в городе шаг ступить нельзя будет. Ни в кино, ни в магазин - только на Собачевке и сидеть.
- Очень может быть, - кивнул Максим, и дальше разговор прервался - друзья пришли в школу.
Жорик действительно извиняться не стал - как сидел за своей партой, так и остался сидеть. Он даже не стал делать вид, что не заметил Максима - кивнул ему издали, как будто ничего особого не произошло. Максим тихонько вздохнул и напыжился недовольно. Сидевшая с ним за одной партой Надя Харатова перехватила его взгляд.
- Ну, чего смотришь? - спросила она тихо, так, что никто кроме Максима не мог ее услышать. - Дал себя унизить, и теперь ничего не сделаешь?
Максим густо покраснел и бросил на нее испепеляющий взгляд.
- Много ты понимаешь, девчонка... - процедил он сквозь зубы.
- Я-то? - подняла брови Надя. - Я, может, и не многое понимаю, да вот только он тебе вчера по роже треснул, а ты сидишь, как так и надо. Думаешь, он пьяный был, не помнит ничего? Помнит! Пока ты не пришел, он всему классу успел рассказать, как он тебе рот заткнул, чтобы ты с него не смеялся. Как будто не весь класс был вчера на дискотеке! Все и так все видели, но он все равно похвастался!
- Да?
- Да! Дело твое, но я, хоть и девочка, такое бы просто так не оставила.
- Тебе-то какая разница? - спросил Максим, глядя в сторону.
- Может, и никакой, - отрезала Надя. - А все-таки мне было неприятно слышать, как тебя унижают.
Максим посмотрел на нее и ничего не сказал. Он сидел с Надей за одной партой вот уже два года, и отношения у них сложились вполне приятельские. Она позволяла ему списывать домашние задания, подсказывала, когда он "плавал" у доски.. На Надежду вообще можно было положиться. Она напоминала Максиму героинь русских сказок, какими он их представлял - спокойная, какая-то устойчивая, с огромными светлыми глазами и густыми волнами русых волос. Увы - ему нравилось другое! Яркая, смешливая Вика задевала его сердце, а надежная Надя - нет, хотя Максим и подозревал, что как человек Надежда, скорее всего, гораздо лучше своей подруги.
Сейчас Надя смотрела на него строго, непреклонным взглядом призывая ответить на нанесенное оскорбление.
- Знаешь, как было бы хорошо, если бы ты от меня отцепилась? - сказал Максим зло, и Надя отвернулась.
Разговор прервался.
Весь урок Максим просидел в тяжелых думах, благо учительница русского языка этого не заметила и ни разу его не окликнула.
Подумать было о чем - как не крути, а выходило, что Жорику нужно было дать сдачи - иначе лица не сохранить, ни перед собачевскими, ни перед Пелей - а ему ведь кто-то обязательно все расскажет, ни перед Надей, чтоб ей пусто было, лезет не в свои дела...
Все бы ничего, Максиму, ясное дело, драться приходилось и раньше, но, говоря откровенно - расклад получался кислым. Максим вообще редко выходил из драк победителем - не будучи жестким, он никогда не нападал на мальчишек слабее себя, и потому дрался с теми, кто затрагивал его самого - то есть с ребятами более сильными. И вот ведь в чем штука - ни один из тех, с кем ему приходилось драться, не смог бы тягаться с Жориком. Даже те, кому Максим проиграл, были Жорика слабее. Выходило, что у Максима шансов победить Жорика не было. Ну, просто ни малейших!
Пока шел урок, Максима от всех этих мыслей бросало в пот, но способа избежать драки он так и не нашел. Хуже всего было то, что отложить "душевную беседу" с Жориком "на потом" тоже не представлялось возможным - подобные вопросы в городке Шахтерский было принято решать незамедлительно. Вот и выходило, что дать сдачи Жорику нужно было сегодня - или на одной из ближайших перемен, или после уроков. Максим потрогал языком вспухшую губу и вздохнул - для того, чтобы сделать очень больно, Жорику даже не надо будет бить в поврежденное место кулаком, достаточно просто зацепить в пылу драки. А еще Жорик любит добивать лежащего противника, избивать его ногами. Козел! М-да...
Следующим уроком была география, и весь класс перешел в соседний кабинет. Собрав остатки мужества, Максим проскочил в кабинет одним из первых, поставил свой дипломат на стул, и, подойдя к учительскому столу, стал ждать Жорика. Войдя в класс, Жорик не мог не пройти мимо Максима, и вот тогда нужно было начать. Иначе, как не крути, не получалось. Если позвать Жорика на улицу за котельную - то есть туда, где обычно и дрались школьники - Жорик успеет внутренне подготовиться к драке, Максим же наоборот окончательно испугается, и не сумеет нанести ни одного удара.
Жорик вошел в класс последним - с высоко поднятой головой, сверкая белоснежной рубашкой и новеньким дипломатом.
- Жорик, - тихо окликнул его Максим.
- Что? - не замедляя шага, осведомился Жорик, бросив на Максима насмешливый взгляд.
- Сдача! - выкрикнул Максим, и что есть силы, ударил Жорика по лицу.
Голова Жорика откинулась, но он не упал, а лишь сделал шаг назад. Затем спокойно поставил дипломат на пол, и кинулся на Максима. Силы были не равны, и Жорик вмиг прижал Максима к старой классной доске. Максим, чье мужество ушло в один единственный удар, наклонил голову, закрыл голову и бока руками - так делают боксеры, уходя в глухую оборону. Активно драться он был уже не в состоянии.
Жорик нанес Максиму несколько ударов, но все они пришлись по сжатым кулакам и острым локтям последнего, а значит - особенного урона нанести не могли. К тому же, последним ударом Жорик со всего размаху угодил в доску - промахнулся - и пребольно зашиб себе кулак. Рассвирепев, он схватил Максима за руку, пытаясь заставить того открыть лицо, и тут на него налетел Фидель.
Он был на голову ниже Жорика, но гораздо сильнее в руках, и потому не стал бить кулаками, а схватил Жорика за шею и зажал его в борцовский замок. Жорик захрипел, и попытался высвободиться. Не получилось - Фидель не бил, но шею держал так крепко, что высокий Жорик вынужден был согнуться в три погибели. Теперь низенький Фидель нависал над ним.
- Не смей его трогать, собака! - прокричал Фидель в ухо стонущего и матерящегося Жорика. - Он свой. Не смей своих трогать!
Между тем Максим опустил руки, распрямился, и безучастно наблюдал за происходящим. Он был бледным, как мел, и дрожал мелкой дрожью. Сейчас ему было бы несложно налететь на беспомощного Жорика и избить его, но страх парализовал движения. Максим мог только смотреть и ждать - что же сейчас будет?
- Не смей его трогать! - прошипел Фидель в очередной раз. - И никого из своих не трогай, паскуда!
- Ладно. Пусти! Не трону! - Жорику было очень больно, он кричал бы, если бы не была пережата шея.
- Слово пацана? - уточнил Фидель.
- Слово! Пусти!
Фидель выпустил Жорика и отошел. Жорик выпрямился, красный и помятый, ненавидящим взглядом уперся в Максима.
- Мы с тобой еще посчитаемся, - прохрипел Жорик. - Потом. Будет время.
И, прихватив дипломат, пошел на свое место.
- Пойдем, - будто издалека услышал Максим шепот Нади. Звенел звонок, и она влекла его к их парте. - Пойдем! Ты такой молодец! Я так рада, что ты дал сдачи!
Не помня себя, Максим плюхнулся на стул.
В класс зашел учитель, и стало тихо...
4.
Спустя несколько дней Максим и Фидель гостили у Длинного.
Они вообще любили ходить к нему в гости - отец Длинного был прокурором района, и потому имел доступ ко всяким дефицитным вкусностям - копченой колбасе, разным сортам сыра, говяжьему языку. В советские времена все эти вещи стоили не дорого - отец Максима, шахтер-проходчик вполне мог бы покупать для семьи такое, да и мать Фиделя, воспитывавшая сына в одиночку, тоже могла бы изредка выкраивать из своей зарплаты швеи копеечку на вкусности. Но дело было не в деньгах! Доступ к дефицитным товарам был не у каждого. У директора магазина был, и партийного работника был, у районного прокурора - был, а вот у шахтеров и швей - нет. Это, впрочем, не означало, что семьи простых работяг голодали - мать Максима несколько раз в неделю жарила полную сковороду отличных свиных котлет, и семья от этого не беднела. Но вот говяжий язык можно было попробовать только в гостях у друга. Длинный был человеком не жадным - насыпал в тарелки гостей то же, что и в свою. Его родители тоже были людьми широкой души, и никогда не препятствовали единственному сыну кормить друзей деликатесами.
- В кино сегодня пойдем? - спросил Фидель, сооружая себе бутерброд - огромный кусок говяжьего языка на тонюсеньком кусочке хлеба. - Корень с Бригадиром собрались на сеанс в четыре часа, нас с собой звали.
- Они что, сами дороги в кинотеатр не знают? - спросил Максим, отпивая из чашки душистый чай.
- Проспектовских боятся, - ухмыльнулся Фидель. - Кинотеатр то, как не крути - их территория!
- Так и сказали - мы боимся?! - удивился Длинный.
- Нет, конечно, - хмыкнул Фидель. - Но это и без слов понятно. После случая с Хачеком проспектовские пообещали извести беспредельщиков - то есть нас. Они очень обижены, и не успокоятся, пока кого-то из наших толпой не отгупают. Теперь я и сам в одиночку в город не выйду!
- А что за кино? - спросил Максим.
- Что-то с Пьером Ришаром - ответил Фидель.
- На Ришара пойти можно, - сказал Длинный. - Нас с Бригадиром и Корнем будет пятеро, проспектовские вряд ли сунутся. Не по десять же человек они ходят! А побегут за помощью - мы смоемся.
- Кстати, а почему это Корень с нами решил пойти? - поинтересовался Максим. - Он же почти все время с Жориком гуляет! Может, и Жорик вместе с Корнем припрется? Как хотите, а я с ним никуда не поду!
- Да уж ясно! - усмехнутся Длинный.
- Не бойся, Жорика не будет, - сообщил Фидель. - Я слышал, у них с Корнем размолвка вышла. Жорик кого-то из микрорайоновских гупнул, хотя Корень просил его этого не делать - этот микрорайоновский его друг детства, кажется. Корень теперь на Жорика очень злой.
- Зря Жорик это делает, - заметил Максим. - Пока микрорайоновские сами по себе, мы по отдельности и с ними, и с проспектовскими совладаем. Но если они объединятся - нам карачун! Против пацанов со всего города мы не потянем!
- Это точно, - согласился Фидель, дожовывая бутерброд. - Но Пеля давит - гупайте всех и точка! Вот Жорик и старается. Идиот! Пеле от этого ничего не будет, а Жорика когда-нибудь найдут в канаве с дыркой в дурной башке!
- Скорее бы, - буркнул Максим.
- Ты, Макс, с Жориком будь по осторожней, - сказал Длинный.
- Да ладно, - отмахнулся Максим. - Каникулы ведь начались, теперь мы с ним редко видеться будем. А до сентября все травой зарастет!
- Это у тебя мозги травой заросли! - воскликнул Длинный. - Поверь - Жорик ничего не забыл и не забудет! Просто так он тебя, конечно, не тронет - слово пацана все-таки давал, но вот если ты в чем-то провинишься, дашь ему повод, он припомнит тебе все! Уж поверь мне!
- Да понимаю я, не дурак, - начал Максим, но прервался - хлопнула входная дверь.
В дом вошел отец Длинного, прокурор района Николай Петрович Куринной, а за ним - бабушка Длинного, сухонькая, жизнерадостная старушка малюсенького росточка.
- Чай пьете, детвора? - заходя на кухню, спросила старушка.
- Да, Раиса Павловна, - сказал Фидель; он рано лишился своих родным бабушек, и потому к бабушке Длинного относился с большим теплом. - А вы это откуда?
- В церкви была, пирожки возила, - охотно ответила Раиса Павловна. - У нас там был храмовый день. А потом Коля меня на машине забрал.
- А вы не боитесь - вот так, открыто в церковь ходить? - полюбопытствовал Максим. - Все-таки ваш сын - коммунист, прокурор...
- А чего бояться? - спросила старушка, устало опускаясь на стул. - Это в прежние времена верующим, может, и боязно было, а сейчас за веру не ругают, даже большие начальники в Храм Божий заглядывают. Я-то, правда, в старые времена, когда за веру преследовали, в Храм не ходила еще...
- В Бога не верили? - поинтересовался Максим.
- Отчего же, верила. Да все недосуг было - суетилась, суетилась... Как хорошо, мальчики, что в жизни есть старость! - тихонько вздохнула Раиса Павловна и замолчала.
Мальчики недоуменно переглянулись.
- Что же в старости хорошего? - удивленно спросил Максим. - Мой отец говорит, что старость - это ужас, пятьдесят лет прожил и все - нужно в могилу, чтобы самому не мучаться и родных не мучить!
- А сколько лет твоему отцу? - улыбнулась Раиса Павловна.
- Сейчас скажу, - Максим задумался. - М-м... Сорок один. Нет - сорок два!
- В пятьдесят он иначе думать будет, - заверила старушка. - А старость, она не зря нам дана. Старость, это... - она замолчала, подбирая слова. - Ну вот, смотри, Максимка! Сначала я была маленькой. Меня растили, кормили, учили. И мне некогда было подумать о Боге - то с подружками гуляла, то училась, профессию хорошую мечтала получить. Вроде бы - серьезными делами занималась! Потом была война, и вот тогда я думала о Боге часто. Я фронтовой медсестрой была, а когда вокруг стреляют, о Господе часто думается, знаешь ли! Но война прошла, а с нею и юность, начались заботы. Я много работала, и мне вновь некогда было подумать о Боге. Хорошо, что Он не забрал меня к Себе тогда! Я ведь совсем была не готова. Что бы я сказала Ему на Суде? На что я потратила свои годы? Копила деньги на холодильник, потом на стиральную машину, потом на телевизор? Суета одна... А сейчас вот - пришла старость. И я больше не могу работать - сил почти что нет. Но вместе с этим и суета моя закончилась! Теперь у меня есть свободное время, и голова, пока что, - ясная. Есть время подумать о Боге, подготовиться к встрече с Ним! Вот я и готовлюсь. Спокойно, без суеты, готовлюсь уходить, - и она светло, счастливо улыбнулась. - Вот для этого нужна старость, Максимка!
- Странно, - сказал Максим. - Вы, Раиса Павловна, как будто готовитесь умирать, и говорите об этом так радостно...
- Ты не поймешь этого сейчас, дружочек, - улыбнулась старушка. - Ты поймешь потом.
- Ба, мы пойдем! - сказал Длинный. - А то в кино опоздаем!
- Идите, внучки, идите! Время жизни у вас такое, - сказала Раиса Павловна. - Кино, друзья, подружки... Это - тоже от Бога! У Екклесиаста сказано так - "Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радость... Только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд". Веселитесь, ребятки! Но и о Суде Божьем не забывайте!