Кабаков Владимир Дмитриевич : другие произведения.

Убиство страха. Книга рассказов о медведях. часть-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Медведи издавна ассоциируются в Россией. И это действительно русский зверь, рассказы о котором составлют часть русских сказок. Но медведь - хищник и потому, охота на него была одной из самых опасных!

  Берег Бурых Медведей.
  
  
  "Бойся. Без этого нельзя. Но не трусь. Лесной зверь тебя не тронет, пока у него есть куда отступить или пока он не учуял, что ты трусишь. А труса медведям и оленям надлежит опасаться так же, как и храброму человеку надлежит опасаться труса." - Уильям Фолкнер американский писатель 1897 - 1962
  
  
  ...Я решил съездить в Байкало-Ленский заповедник, сокращенно БЛЗ, но известно, что в России без бумажки ты никто. Отправился в правление БЛЗ в Иркутске.
  Встретил меня среднего роста человек чиновной наружности, и я без лишних слов показал ему свое удостоверение сотрудника иркутского телевидения. Затем рассказал, что давно мечтаю побывать на севере Байкала, осмотреть места, поговорить с людьми, а потом сделать киноочерк или даже документальный фильм.
  Директор, несмотря на свою казённую внешность, оказался милейшим человеком, написал мне тотчас рекомендательное письмо, отпечатал его, вручил и пожелал лёгкого пути, но предупредил, что места глухие, медведи, дорог нет. Я успокоил его и сказал, что я в тайге человек не новый, потому будем осторожны, ибо осторожность - доблесть храбреца.
  Директор этот афоризм записал, пожал мне руку, и повторил, дружелюбно улыбаясь: "Хорошо сказано!"
  
  В тот же день я заехал в аэропорт, купил на завтра билет до Онгурен и приехав на дачу, стал собираться. В общем, у меня обычно все готово: рюкзак, лесная одежда, резиновые сапоги, котелки, кружки, ложки, брезент, топор маленький и легкий. По дороге, уже сойдя с автобуса, зашел в магазин и купил продуктов: рыбных консервов, крупы, сахару, чаю, хлеба, сухарей. В те времена в магазинах ничего больше и не было. Тушенка, мясо, масло только по карточкам или по блату, но я, может быть к сожалению, никогда блатным не был.
  Придя на дачу, вскипятил на электроплитке чай и долго сидел задумавшись, не торопясь прихлёбывая из кружки, и смотрел в окно на дачные домики, речной залив обрамленный зеленым, сосново-березовым лесом.
  Незаметно спустились сумерки и из зарослей, на берегу залива, раздалось птичье пение. Похоже, было, что соловей налаживает трели, но я знал, что здесь соловьи не живут и потому удивился.
  Когда надвинулась ночь и в округе гулким эхом разносились негромкие разговоры из соседних домиков, я собрал рюкзак, проверил и вновь упаковал фальшфейер - большую "спичку", сантиметров тридцать длиной и диаметром три сантиметра.
  На конце этой большой спички был запал, которым надо было чиркнуть о спичечной коробок - тогда появляется яркое белое пламя как от фейферка, только больше и ярче. Этим приспособлением я собирался отпугивать медведя, если он бросится на меня.
  Беда была в том, что я ни разу не зажигал эту спичку и знал о ее работе, только по описаниям. Конечно, тут больше был момент психологический, но наличие оружия для защиты, для человека главное.
  Лег спать рано, долго ворочался, не мог заснуть, хотя опыт таёжной жизни у мена был - все последние годы я ходил по тайге один, но так далеко ещё не забирался.
  По карте я видел, что Онгурен до мыса Покойники, не такое уже большое расстояние - всего километров шестьдесят, но это ведь тайга и неизвестно, есть ли там хотя бы тропы...
  
  Утром, я сел на первый автобус, разворачивающийся на конечной остановке у ворот дачного поселка, и поехал в аэропорт.
  Приехал за час до вылета, зарегистрировал билет, прошел досмотр и маленькая стюардесса в темно-синем форменном пальто, в шапочке с кокардой, провела нас почти через все взлетное поле к двукрылому Ан-22, стоящему рядом с вертолетами. Еще раз проверив билеты она пожелала доброго пути двум летчикам в крошечной кабине и ушла...
  Вскоре моторы взревели, летчик за штурвалом вырулил на взлетную полосу, получил разрешение на взлет и дал газу. Самолетик, трясясь на стыках бетонки взлётной полосы, пробежал сотню метров, незаметно оторвался от земли, поднялся чуть и сделав разворот, повернул в сторону Байкала.
  Я в окно видел накренившуюся землю, далеко внизу портовские строения и большие серебристые самолеты, стоящие около здания аэропорта. Потом внизу замелькали поля и уже зазеленевшие листвой перелески. Где-то справа была видна морщинистая поверхность водохранилища - дул боковой ветер.
  
  Пассажиров было немного. В порту я узнал, что предстоит посадка на острове Ольхон - это почти ровно посредине Байкала. Самолет, под порывами ветра иногда потряхивало, а несколько раз он попадал в воздушную яму, и сердце, казалось подпрыгивало к горлу, в противоположном падению направлению, а руки судорожно вцеплялись в поручни тесных сидений.
  Но я бодрился и иронично объясняя свой страх повторял про себя - "Инстинкт". Когда-то, такие падения доставляли мне радость приключения во время полётов, но те времена прошли...
  Ближе к Байкалу, щетинящиеся тайгой холмы стали выше и круче. Где-то внизу иногда взблёскивала змейкой речная вода, бегущая к озеру - морю - Байкал был велик, чист и холоден. Мотор мерно гудел и иногда казалось, что Ан-2 висит в воздухе как елочная игрушка на невидимой веревочке...
  Незаметно приблизился серо-белыми берегов безлесый, каменистый остров Ольхон. Перед посадкой под днищем мелькнула гряда холмов с гранитными скалками, потом самолет снизился, стукнул колесами о землю, пробежал по полю, развернулся и моторы замолчали.
  Штурман - он же стюарт, открыл тонкие игрушечные дверцы и мы, поочереди спрыгнули на землю. Было холодно, ветрено и неудобно.
  - Полетим через пятнадцать минут - сообщил штурман и летчики ушли в аэропортовский барак. Я сел на рюкзак неподалеку от самолета и огляделся. Почти все пассажиры здесь вышли - буряты, летели до Ольхона.
  Нас осталось двое. Молодой бурят в полупальто, которое раньше почему-то называли "москвичкой", показывая мне крутые склоны ближнего к острову берега, сказал: - Онгурены там.
  Я крутил головой всматриваясь, пока он не добавил: - Отсюда не видно...
  
  Сам Ольхон напоминал гористые степи Монголии и я поверил в легенду, что Чингисхан родился здесь и был ханом окрестных мест, перед тем как был избран на курултае, где-то на реке Ононе, ханом всех монголов...
  Место, где располагался аэропорт было ветреное, безлесное, с расстилающейся степью на скалистых холмах. Всё вокруг дышало равнодушной вечностью и я вспомнил Крым - там тоже есть это ощущение древности, присущее ранее очень обжитым и населенным местам...
  Вскоре пришли летчики, мы влезли в Ан-2 и полетели...
  Через полчаса приземлились в Онгуренах...
  Когда я вышел из самолета, меня поразило тепло, яркое солнце и тишина.
  "Умели же раньше выбирать места для деревень" - вдруг подумал я невпопад. В углу летного поля паслись коровы, а в другом углу стоял домик, который и был "зданием" аэропорта.
  Узнав у неприветливой бурятки-кассира, когда через неделю самолетик улетает в Иркутск, я попробовал взять билет заранее, но она наотрез отказалась это сделать и предложила прийти за билетом в день вылета...
  У неё же, я пытался узнать, как мне идти до заповедника, но она ничего не могла сказать о дороге на мыс Покойники - услышав вопрос, кассирша всплеснула руками и ответила загадочно: - Ой! Это очень далеко. Туда можно только на моторной лодке попасть.
  Я насторожился!
  Потом подумав она посоветовала зайти в лесхоз: - Там можно точнее узнать.
   Придя в контору лесхоза я застал там молодого бурята Витю, коротко рассказавшего о том, что до Покойников идти дня четыре, но сегодня, через час, он на мотоцикле поедет на хутор, в двадцати километрах от села, а дальше уже придется идти пешком.
  Я был готов к этом. Витя предложил мне ночевать в лесхозе на обратном пути и показал, где висит спрятанный ключ от входных дверей. Он был дружелюбен по характеру, а когда я показал удостоверение с ТВ, он уверился, что все делает правильно.
  После этих разговоров я прошел по главной улицей пустынной деревни и вышел за околицу, не встретив ни души на своем пути.
  "Да! - думал я. Это тебе не город, и даже не райцентр".
  Сбросив рюкзак, раслабившись прилег на обочине дороги и стал ждать...
  
  Я был один во всем мире, а те кто скрывались в домах или работали где-то на фермах, не знали меня и не хотели знать!
  Чуть погодя, в тишине тихого солнечного дня, где-то в деревне застрекотал мотоцикл, и вскоре я увидел Витю на "Восходе", мелькающего среди кустарников, растущих вдоль дороги.
  Затормозив около меня, он сдержавал мотоцикл пока я неловко садился на заднее сиденье. Когда тронулись я понял, что мотоцикл этот приспособлен для одного человека, а двое, да еще с рюкзаком, это уже исключение. Я пытался балансировать помогая Вите удерживать равновесие, и все равно мотоцикл "рыскал" от одного края дороги до другого. Но я всегда считал, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, да и Витя в конце концов приспособился, и мы сообща удерживали "Восход" в колее. Однако мне это стоило определенных усилий, я ничего не замечал вдоль дороги, а потому и не запомнил.
  
  Через полчаса мы въехали в небольшое поселение, которое называлось хутором. Здесь тоже дул ветер, как на Ольхоне, и тоже было безлюдно.
  Остановились. Витя, вместе со мной вошел в избу и что-то сказал женщине-бурятке на бурятском языке. Я уловил только слово корреспондент и понял, что он представил меня. Потом Витя заторопился и сказал, что он только увидит здесь "фермеров" и уедет - попрощался со мной, он ушел по направлению к другому дому.
  Женщина - хозяйка дома, долго смотрела на меня молча, а потом по-русски предложила чаю. Когда я согласился и подсел к столу накрытому изрезанной клеенкой, из комнаты осторожно вышли маленькие дети-буряты, и блестя черными глазенками, не мигая, не отрывая взгляда смотрели на меня, как на чудо.
  Хозяйка налила мне чаю из чайника, долила молока, отрезала пару ломтей от самоиспеченного круглого хлеба и из кухонного шкафа, достала мне чуть подсушенную соленую рыбину. Это был омуль и я с аппетитом все съел, расспрашивая женщину о здешней жизни.
  Она рассказала, что муж пастух, пасет здесь телят, потому что в Онгуренах большая животноводческая ферма...
  
   Вдруг в дом вошел русский мужик: рыжий, высокий, нескладный и в грязной куртке из болоньи. Это доказывало, что в лучшие годы он жил в городе - сельские люди всюду ходят в фуфайках - иначе в ватниках.
  Мужик поздоровался, назвал себя Сергеем и спросил, куда я хочу идти?
  Я коротко объяснил, что мне надо добраться до Покойников.
  Сергей почесал голову и предложил подвезти меня к чабанам, на пастбище.
  - Там ты заночуешь, а утром пойдешь дальше. Но я смогу поехать туда только вечером - добавил мужик.
  Я согласился.
  - Зайди ко мне часов в шесть вечера и мы поедем.
  Было три часа дня. Я поблагодарил и сказал, что зайду ровно в шесть.
  Сергей вышел, а чуть погодя, поблагодарив молчаливую хозяйку и я вышел на улицу и подумал, что я на Байкале вот уже несколько часов, а Байкала еще и близко не видел.
  У меня было три часа времени, и спросив хозяйку, как пройти к Байкалу, отправился по дороге, навстречу ветру дующему мне в лицо.
  Здесь, как везде вокруг была каменистая степь, с серыми камнями кое-где торчащими из земли и зелено-серой травкой, чуть пробивающейся из этой скудной земли.
  Слой гумуса здесь был очень тонок еще и потому, что траву за лето и осень начисто съедали овцы, коровы и лошади. Только в речных долинах, спускающихся с горных перевалов видимых на горизонте, этот культурный слой достигал высоты одного метра. Даже на крутых склонах гумус был толще и потому там росли деревья, а не только трава.
  Здесь же, кое-где торчал дрожащий под ветром чахлый кустарник, ёжившийся под порывами холодного ветра с Байкала...
  Выйдя на берег, я увидел дугообразную линию прибоя, услышал мерный шум зеленоватых волн с нечисто-белыми гребешками.
  В маленьком затоне, спрятавшись от ветра стояла моторная лодка, которую затащили сюда через широкую галечную косу.
  
  Передо мной расстилался величественный и по-весеннему открытый всем ветрам Байкал - легендарное озеро-море, самый глубокий внутренний водоем в мире. Его глубина больше полутора километров и там, в пучине вод, где-то ближе к середине, под водой прячутся отвесные обрывы покрытые слоем многолетнего ила. Я слышал, что несколько лет назад, во время подземного землетрясения, миллионы тонн ила обрушились с крутых склонов на дно, и вот уже несколько лет там, в глубине, стоит не осевшая илистая муть.
  Я поежился представляя этот глубинный мрак, поплотнее закутался в одежды и лег на прохладную полукруглую гальку, промытую и обработанную за тысячу лет бурь и штормов.
  Светлое небо из бездонной глубины космоса смотрело на меня, затерянного в просторах тайги, степей и воды.
  
  "Как человек одинок - подумал я. - но в обычное время он этого не замечает. Жмется поближе к сородичам, сбивается в стаи и живет бок о бок с другими людьми в деревнях, в поселках, городках и городах. А вокруг природа - дикая или полудикая, которой дела нет до человека - не было человека, появился человек, исчезнет человек! Какое ей, вечной, дело до таких мелочей!
  ...Кажется, я задремал, потому что когда в очередной раз открыл глаза, то увидел, что солнце опустилось из зенита и почувствовал, что похолодало.
  "Надо возвращаться - подумал я, и быстро зашагал назад...
  ...Как я позже узнал из наших разговоров, Сергей и его жена Настя, приехали сюда из Качуга - районного центр, стоящего на Лене, далеко от озера.
  В доме их почти не было вещей: на кухне стоял стол и обшарпанный шкаф, а во второй половине кровать, покрытая ватными одеялами, без покрывал. Я присел на шатающийся стул и Настя, с любопытством, но украдкой меня рассматривала чуть раскосыми глазами.
  Это отличительная особенность местных жителей - чуть бурятский разрез глаз, выдающиеся скулы и желтоватый цвет кожи. Раньше в России говорили: "Поскреби русского и увидишь татарина". Здесь же можно сказать: "Поскреби местного жителя и увидишь бурята".
  Со временем, уже после захвата Сибири русскими, здесь выработался особый генотип который и стал называться - сибиряками. Да я и сам был таким - чего скрывать...
  Сергей, пока заливал бензин в бак, пока выводил мотоцикл на дорогу рассказал, что они здесь недавно, что "убежали" из Качуга спасаясь от пьянства, что здесь собираются разводить телят и вырастив, сдавать их государству.
  Наконец мотор завелся и мы поехали.
  Дорога была плохая, а кое-где ее совсем не было, и мне приходилось идти пешком, пока Сергей преодолевал такой участок. Наконец выехали на край большой долины - раскинувшейся от предгорий до берега Байкала.
  На зеленеющей ровной луговине, кое-где блестели большие лужи прозрачной воды. Сергей показал мне деревянные корыта без боковых стенок, положенные одно на другое концами, и это подобие водопровода уходило к подошвам гор, на вершинах которых еще лежал снег.
  - Снег тает - объяснил Сергей - вода по этим деревянным корытам бежит вниз на луга и стоит здесь до лета. Поэтому здесь вырастает высокая сочная трава, на которой посётся скот. Корыта делают, срубая большие жилые внутри деревья. Таких там много - он махнул рукой в сторону лесных склонов.
  - Таких водопроводов несколько и они тянутся на несколько километров, иногда почти до перевалов...
  
  Тут мы увидели впереди избу, изгороди и несколько лошадей, привязанных к ней.
  - Пастухи уже в доме - проговорил Сергей неуверенным голосом и остановил мотоцикл метрах в пятидесяти. - Чтобы лошадей не беспокоить - добавил он, и мы пошли в избу. Войдя, поздоровались и на нас, изо всех углов серьезными глазами посмотрели пастухи-буряты. Видно было, что они Сергея не очень уважали, а меня видели впервые и насторожились.
  Обращаясь к широколицему, приземистому буряту, Сергей словно оправдываясь проговорил: - Вот корреспондент телевидения, добирается до БЛЗ. Подбросил его, тем более что у меня дела.
  Широкоплечий, спокойный бурят - "Наверное главный" - подумал я, спокойно выслушал Сергея, шагнул мне навстречу и протянул руку: - Алексей!
  Я тоже представился, и спросил разряжая обстановку: - Могу я у вас переночевать?
  Алексей не торопясь ответил: - Конечно! Проходи, снимай рюкзак. Спать будешь здесь - он показал рукой на пустые нары у стены. Пока я устраивался, снимал куртку, доставал спальник, Алексей и Сергей вышли, о чем-то переговорили и Сергей уехал - я слышал, как затарахтел мотоцикл.
  Алексей вернулся и предложил мне: - Садись за стол. Мы будем ужинать.
  Я стал доставать продукты из рюкзака, но он махнул рукой - Это спрячь.
  Пастухи в это время завели генератор стоящий где-то во дворе, и мигнув пару раз, над столом зажглась яркая лампа.
  В доме запахло яичницей - и действительно, скоро на столе стояла большая сковорода с жареной рыбой и разбитыми сверху яйцами. Я вспомнил, что ел такое блюдо на Ангаре, когда в детстве гостил в деревне, у бабушки.
  Алексей нарезал ломтями большую круглую булку ржаного хлеба и поставил на середину большую алюминиевую тарелку с чем-то жирным.
  - Это жир нерпы - пояснил он - вареный.
  Я попробовал. Жир припахивал рыбой, был солоноват, но вкусен, и конечно питателен. Все молча стали есть, а я еще и говорил. Рассказывал, что давно хотел здесь побывать, что был на севере Байкала, на БАМе, что хочу сделать фильм об этих местах, но не знаю удастся ли...
  Все слушали и молчали. Только Алексей поддерживал беседу.
  - Места тут хорошие - начал он. В это время кто-то из присутствующих убрал пустую сковороду, хлеб, жир и разлил по кружкам чай.
  - Мы всегда жили здесь хорошо и вольно. Климат тут хороший. Наш скот пасется на лугах почти до Нового года. Тайга тут хорошая. Есть зверь, есть орехи, есть ягоды. В Байкале много рыбы и нерпы. Мы всегда ели много жира рыбы, мяса и потому были здоровы и сильны.
  Но последнее время, нам стали все запрещать. Охотиться нельзя, рыбачить нельзя, нерпу стрелять нельзя. А что же можно? - Алексей сделал паузу.
  Все пастухи-буряты внимательно слушали, но их скулистые, с раскосыми глазами лица, ничего не выражали - азиатская невозмутимость.
  - И выясняется - продолжил Алексей - нам можно только работать скотниками и возиться в навозе, выращивая за гроши скот для государства...
  Он посмотрел на лица вокруг и закончил: - Это нехорошо... Это не по-человечески...
  Я внимательно слушал и понимал, что он во многом прав, что к свободным людям так нельзя относиться...
  - А теперь устроили еще заповедник, закрыли, заняли наши самые лучшие пастбища, перегородили тайгу - это заповедник, а это ваши угодья, и снова получилось так, что все лучшее отошло государству, а все худшее оставили нам. Мы писали письма, жалобы, но нам никто толком ничего не объясняет, а говорят - это приказ сверху! Но тот кто на верху, тот не знает наших нужд, наших забот. Почему он нас не выслушает?!
  
  Алексей закончил и посмотрел на меня. Другие тоже повернулись ко мне. Надо было отвечать...
  - Я во многом с вами согласен. Политика чиновников тут неумная, и может и хуже. Но ведь такое сейчас во многих местах происходит. Я сам охотник и вижу, как у охотников отнимают все права, а остаются одни обязанности. Взносы надо платить, в охотхозяйства надо отрабатывать определенные дни, путевки - если они есть - надо покупать, но придет время охоты и иногда ни разу за осень в лес не выедешь. То то не так, то это. А ведь кругом много инспекторов и охотоведов. Они тоже есть хотят и им тоже надо деньги платить. И они за тобой охотятся, как за зверем, и рады если поймали. Поэтому и браконьеров много - кому захочется через эти чиновничьи рогатки пройти.
  Зверя много, а охотиться нельзя. Вот и гибнет зверь от эпизоотий, потому что его расплодилось так, что уже и кормиться трудно. Два года назад кабаны вдруг все заболели, все вымерли, туши валялись в тайге почти в каждом распадке. А ведь могли разрешить стрелять во время охоты.
  Ведь это не так просто к зверю подкрасться и убить. Это ведь не корова, в огороде привязанная!
  
  Слушатели покивали мне, но иногда я ловил себя на мысли, что они не понимают о чем я говорю, частью из-за плохого знания русского, частью потому, что были далеки от моей высказанной ситуации. Просто у них были другие проблемы. Только Алексей был внимателен и вникал в сказанное...
  Разговор сам собою закончился, и чабаны стали играть в карты, переговариваясь по-бурятски. Я устал, начал зевать и Алексей, на правах хозяина, предложил мне ложиться спать, что я и сделал не откладывая...
  
  ...Как только кто-то из пастухов утром зашевелился, а было около шести часов утра, я тоже проснулся, оделся, сходил на улицу, собрал рюкзак...
  Алексей тоже встал и на мои вопросы, как мне сейчас идти к мысу Покойники, ответил, что довезет меня на мотоцикле до берега, а там тропа.
  Я, поклонившись сказал всем спасибо, и мы вышли.
  
  Над вершинами байкальского хребта плыли стада туманно-серых туч. Ветер подгонял с востока на запад, и я стал опасаться ненастья или дождя, но Алексей подбодрил меня.
  - В это время года дожди здесь очень редки. С утра может быть иногда и сырой туман, потом все расходится и к вечеру солнце. А вообще тут много солнца и весной особенно. В учебниках пишут, что как в Ницце.
  Он засмеялся...
  - В Ницце не был? - улыбаясь спросил он, и продолжил: - Но погода здесь солнечная - это точно!
  
   Я с рюкзаком за спиной влез на заднее сиденье, и мы поехали прямо по луговине, без дороги, объезжая водяные лужи...
  Через несколько минут мы подъехали к берегу. Алексей достал из кармана куртки мятую тетрадку в клетку и стал рисовать схему моего пути к Покойникам. Попутно он комментировал нарисованное.
  Про первую речную долину он сказал, что это была хорошая площадка для выпаса телят и овец, но сейчас туда нельзя - там заповедник. Потом он нарисовал слева от берега озера круг и перечеркнул его поперек.
  - Это - сказал он - древняя каменная стена или изгородь, давно разрушенная, но хорошо видимая с воды. Может быть это межевая изгородь, а может быть часть древнего загона для скота.
  Он глянул на меня.
  - Ведь здесь когда-то жили многолюдные племена!
  На мой вопрос откуда он все это знает, Алексей ответил, что окончил исторический факультет в Улан-Удэ, в пединституте, и какое-то время преподавал историю в школе, а сейчас решил вернуться к пастушеству и стал колхозным бригадиром.
  
  - Вы, русские, должны знать, что сделали для нас бурят много плохого, хотя я как историк понимаю, что не все русские виноваты, а только глупые чиновники в государственной власти.
  Я кивнул соглашаясь - это так.
  Алексей продолжал чертить схему: - Следующая речка очень дикая. Там ущелье и придется часть пути идти берегом, прыгая с камня на камень. Ночевать будете - он почему-то перешел на вы - в зимовье. Оно тут. Ходу туда около восьми часов...
  - Назавтра пойдете дальше, но там местами тропа пропадает - надо обходить скалы и склон по берегу. Дальше начнется лес, который подходит прямо к берегу и там уже тропа.
  Он посмотрел вдоль, вдохнул и закончил: - Ну, вот и все. Счастливого пути. Если пойдете обратно пешком, заходите...
  Мы пожали друг другу руки и я тронулся в путь, а он сел на мотоцикл и быстро уехал.
  
  "Хороший человек Алексей" - подумал я и стал вглядываться вперед представляя, что ждет меня там?
  А "там" меня ожидало уже буквальное одиночество - на фоне громадного водного пространства справа, и мощных, то заросших лесом, то засыпанных камнем горных склонов, я почувствовал себя букашкой, муравьем ползущим по безлюдной земле.
  Мне вспомнился рассказ моего соседа по самолету, который летел с Севера. Он рассказывал, что испытал психологический шок, когда впервые увидел северное сияние. Он говорил, что почувствовал себя одинокой мышью на гигантских пространствах тундры, не в силах объяснить, кто и как делает это чудо природы.
  
   Здесь я тоже был одинок, но это не было шоком - скорее констатацией факта.
  И я не испугался, а скорее обрадовался - предыдущие годы я много времени проводил в лесах, и потому, знал чувство ответственности, но и чувство облегчения, которое испытываешь оставаясь наедине с природой: равнодушной, настороженной или угрожающей, в зависимости от нашего внутреннего состояния.
  Я привык подчиняться природным ритмам, погоде, условиям жизни. И тогда я мог испытать чувство восторга и преклонения перед величием и соразмерностью природы.
  Вновь, здесь и сейчас все зависело от меня, и потому я стал внимательнее, осторожнее, приготовился к испытаниям. Мой опыт лесного жителя подсказывал что здесь где сухо, солнечно, есть вода чтобы пить, есть лес чтобы сделать костер когда станет холодно, есть продукты чтобы есть - нет причин для паники и беспокойства.
  
  И вдруг, я осознал, почувствовал внутри себя чувство покоя и радости, всегда связанной с ощущением свободы, которое я испытывал в такие моменты единения с природой.
  "Когда ты рядом с людьми или среди людей, думал я - ты чувствуешь, что они "другие", а ты отдельно. Здесь я был частью всеобщего, объединился со всем сущим, а это стало для меня уже привычным!"
  
  И еще одна картинка всплыла в памяти: индеец стоит с копьем в руке, полуголый, настороженный, но какие же спокойные и уверенные у него глаза, как сосредоточенно и внимательно он смотрит на мир!
  
  Я пытался описать мои чувства, а мое тело в этот момент двигалось, глаза всматривались в детали ландшафта, сердце работало ровно и сильно. Узкая тропка вилась по склону неподалеку от берега.
  Часа через полтора, тропа свернула налево чуть в гору и я понял, что здесь берег стал крутым и обрывистым и поэтому, тропка выбрала более легкий путь. Чуть погодя я попал на широкий горный луг и пройдя еще немного, перелез, перебрался через каменную преграду - рассыпанные от высокой середины к краям гранитные валуны и булыжники.
  Направление этой разрушившейся стены шло вдоль луговины и она, исчезая впереди и позади меня, удалялась в обе стороны к краям луговины. Я стал гадать, что это было когда-то. Может быть граница между владениями разных хозяев или даже разных племен. А может быть, это была часть древнего загона, в котором древние люди держали прирученных лошадей, коров и овец.
  Может быть гадал я - страшно вообразить - но здесь пралюди построили поселок, а эти камни служили стеной защищающей это поселение...
  Тропа спустилась вниз и вышла на прибрежные луга, с кое-где торчащими из земли серыми валунами, а над лугом возвышались заросшие кустарником и одинокими соснами склоны прибрежного хребта и справа расстилалась водная темно-синяя равнина, морщащаяся небольшими волнами.
  Противоположного берега из-за тумана не было видно. На траве торчащей щеткой из земли, кое-где видны были тропинки пробитые за многие годы пасущимся скотом, а чуть подальше, виднелись две овчарни - деревянные строения в форме восьмиугольников с низкой дощатой крышей, спускающейся от центра к краям.
  Я заглянул в одну из них и увидел, что овчарни на полметра заполнены навозом, засохшим и покрывающим всю поверхность помещений. Наверное , ещё года два назад, буряты пасли здесь много скота, а сейчас здесь заповедник - понял я.
  За большим лугом, теряясь в песчано-галечных отмелях шумела чистая холодная речка.
  Здесь, на берегу, под ветками сохнущего кустарника я развел костерок, вскипятил чай, пообедал и завернувшись в спальник немного поспал - было прохладно, несмотря на яркое солнце в зените.
  Дальше тропа пошла почти рядом с береговым обрывом и часа через два, я снова вышел на луг, а за ним снова была уже новая река. Эта речная долина уходила вверх и там, превратившись в узкое ущелье прорытое водой в скалах, скрывалась среди утесов.
  Место было таинственное, мрачное, неприветливое. Тропа вдруг пришла на край обрыва и внизу я увидел скачущую по камням воду.
  "Ого-го - подумал я. - Наверное, я шел по звериной тропе. Но как звери могли преодолеть этот обрыв? Разве им не страшно?"
  Я пошел вправо, вниз по течению, и когда обрыв сошел на нет, по большим береговым валунам, перепрыгивая с одного на другой перешел речку, шумно текущую где-то внизу под камнями.
  
  Погода переменилась. Туман ушёл, появилось темно-синее небо, ярче прежнего заблестело солнышко, заиграл отраженным блеском повеселивший Байкал. Прибрежный хребет придвинулся к озеру и казался мне гигантской театральной кулисой: почти равные луговины у воды, кое-где на склонах гигантская гигантская панорама гор, синеющие на гребнях и в затененных долинах леса... Всё это было похоже на фотографии Тибета.
  "Очень похоже на эти святые места. Здесь на Байкале, словно ожила малая копия Тибета..."
  
  Зимовье открылось мне неожиданно - я устало шагал по береговому пляжу покрытому плоским, круглым, почти черным галечником, а когда поднял голову, то увидел в глубине бухточки аккуратный домик, чуть приподнятый на сваях над землей.
  Я почти побежал к зимовью, и с облегчением сбросив потяжелевший к вечеру рюкзак, вошел внутрь. Это был уютный, чистый, сухой дом с хорошей печкой и нарами, пристроенными к боку печки. В стеклянное окошко, с видом на береговую линию, светило заходящее солнце.
  Крутой береговой склон уходил вверх почти сразу за домиком, а на берегу, в низине росла зелёная, молодая трава. Было тихо...
  Ветер остался где-то за поворотом берега и я прогулялся по травке, чувствуя летящую легкость в плечах после рюкзака. Потом увидел выкопанные кем-то ямки в земле, а присмотревшись увидел следы оленей-изюбров, которые тут, на виду у зимовья, устроили солонец.
  
  "Дикие места - улыбаясь, радовался я. - Олени может быть и сегодня придут" - и сев на землю стал осматривать склоны...
  Постепенно наступили сумерки и я, внедрился в избушку, набрав на пляже, замечательно красивом, ровном и черном, как городская мостовая, веток и веточек выброшенных штормами на берег, развел огонь в зимовье, вскипятил чай, после разложился на нарах и слушая потрескивание угольков в гаснущей печке заснул крепко и надолго...
  Проснулся на рассвете. С воды, шумевшей за стенками дома, на берег наплывал серый туман. Я вылез из спальника, сходил на улицу, вернулся и растопил печку - в домике было прохладно. Поставив варить кашу, подрагивая всем телом прошел к воде, умылся чистой, холодной водой и назад уже вернулся бодрой рысью - сон помог восстановить силы, а ледяная вода пробудила их.
  Скоро каша была готова. Я поел, вскипятил чай, попил горячего и прилег на нары. И так стало тепло, свободно и уютно, что я задремал и проспал около часа...
   Когда открыл глаза, то увидел в окошко яркий солнечный свет, услышал шум волн, почувствовал приятный запах сухого, теплого дерева в зимовье.
  "Да, тут жить хорошо - подтвердил сам себе, - но надо идти. Сегодня может быть, я дойду до Покойников".
  
  Идти было легко и приятно. Я любовался озером, солнечной дорожкой, на волнующейся маслянистой блестящей поверхности, вглядывался в линию горизонта впереди, задрав голову осматривал скалистые вершины на гребне склонов.
  Тропа стала шире, утоптанней, но я понимал, что по этой тропе ходят только дикие звери и вглядевшись, различил на тропе следы медвежьих лап.
  Чуть погодя, увидел прямо под ногами медвежий помет и понял, что здесь ходит медведица с двумя медвежатами. Место было такое пустынное, дикое, что я вдруг представил: вполне может быть, что медведица с детенышами идет где-то впереди меня, и я неожиданно могу на неё наткнуться. Остановившись, достал из бокового кармана рюкзака фальшфейер и пошел, держа его в руке.
  Тропа, то поднималась, то спускалась вниз и каждый раз я ожидал, что с очередного верха тропы увижу перед собой зверей.
  Но все обошлось - тропа разделилась надвое, потом еще и еще и потерялась. Склон придвинулся к воде и становился все круче. В поисках тропы, я вдруг оказался очень высоко, почти над обрывом. Пришлось осторожно спуститься к воде и по большим валунам, вдоль реки долго обходить громадные скалы, уходящие от воды вверх, в синее небо. Но и валуны были в человеческий рост и идти по ним было тяжело - приходилось прыгать, балансировать, хвататься руками за каменные выступы.
  Пройдя так несколько километров, я наконец вышел на тропу, идущую по краю леса, подступающего здесь почти к самой воде.
  Солнце поднялось и окончательно растопило туман. Сверху повеяло теплом от нагретых серых скал, торчащих из склона то тут, то там.
  А ниже по склону, стоял сосновый, чистый лес, с моховой подстилкой поверх корней, запахом хвои и кустами багульника, на которых уже проклюнулись бутончики розово-фиолетовых цветочков.
  
  "А что там за горными вершинами? - спрашивал я сам себя поглядывая влево, на крутые склоны. - Надо будет обязательно туда сходить, ведь где-то там, за хребтом, берет начало одна из самых крупных рек России - Лена. Странно, но ее начало-исток, природа создала совсем рядом с огромным водохранилищем чистой пресной воды".
  Я шел и рассуждал так про себя, когда вдруг с озера раздался звук лодочного мотора, а вскоре появилась и сама лодка с людьми. Она плыла вдоль берега, люди вскоре заметили меня, мотор сбавил обороты и лодка повернула к берегу. Я помахал рукой, лодка подошла ближе, метров на тридцать, но было мелко и один из мужиков, в длинных резиновых сапогах, спрыгнул в воду и побрел ко мне.
  Я ждал, достал рекомендательное письмо, свое ТВ - удостоверение.
  Мужик, выйдя из воды, взобрался на метровый береговой обрывчик и подошел ко мне и представился: - Егерь заповедника Василий (фамилию я сразу забыл). Я показал документы, объяснил, что иду в заповедник и имею рекомендательное письмо директора заповедника.
  Строгий тон Василия сменился на нормальный человеческий.
  - Вам тут немного осталось до базы, километров семь-восемь. Мы перегружены, поэтому взять вас не можем, но на обратном пути прихватим! - проговорил он, переминаясь с ноги на ногу.
  Я сказал, что дойду пешком и Василий, неловко улыбнувшись сказал: - Тогда увидимся на кордрне - и прыгнув вниз, зашел в воду, а подходя к лодке, начал что-то громко и неразборчиво объяснять людям, сидящим в ней.
  Не дослушав, я зашагал по тропинке...
  Действительно, через час пройдя через сосновый лес, вышел на галечный берег, поворачивающий далеко влево и там, в глубине бухты, увидел серые, дощатые крыши нескольких домов.
  "Пришел - с облегчением констатировал я и присел отдохнуть. - Надобно дождаться егерей" - подумал я и достав из рюкзака спальник, лег на землю завернувшись в него.
  
  Солнце светило сквозь чистейший, прозрачный воздух. Байкал лежал у моих ног огромной глыбой холодного хрусталя, неподвижный, но живой, чуть дышащий глубинной прохладой...
  Я заснул и проснувшись через час, полежал слушая необычную, почти вечную тишину, рассматривая противоположный берег Байкала, хорошо видимый, покрытый высокой синей тенью от заходящего солнца.
  Потом поднялся и пошел в сторону метеостанции, которая приютила и егерский кордон. Кстати, судя по всему, место где я дремал и было мысом Покойники...
  
  Метеостанция - несколько домов в глубине большого залива - стоит здесь уже давно. Это поселение было крайней точкой проникновения человека на север байкальского побережья, после Онгурен. В дальнем конце озера находился Нижнеангарск, а во времена БАМа появился Северо-Байкальск - новый город железнодорожников.
  В десятках километров от Северо-Байкальска, находится полузаброшенное село Байкальское, а промежуток между селом и метеостанцией, составляющий около двухсот километров, никем не заселен.
  Тут на мой взгляд, и располагается страна чудес, в которой все возможно: от мест появления инопланетян до следов стоянок древнего человека, и остатков городищ скифов, гуннов или предшествующих им племен.
  
  В этом заключен парадокс (географический и исторический) - в конце двадцатого века - века дорог и машин, людей живущих далеко от городов и поселков, становится все меньше. Еще раньше, путешествуя по таежным дебрям, я часто находил поселения покинутые людьми, а иногда и стены полуразрушенных домов, или отдельных изб.
  Куда, почему ушли люди из тайги? Но это тема отдельного рассказа.
  Однако и по сейчас, у местных старожилов сохранилась память о некогда существовавшей тесной связи жителей двух берегов Озера. Тогда роднились, брали невест с берег на берег, были знакомы лично почти все жители противолежащих деревень и поселков - зимой переезжая Байкал на лошадях, а летом гребями или под парусом.
  Тема эта чрезвычайно интересная - она кроме всего прочего показывает понижение уровня социализации, несмотря на возрастание технических возможностей...
  Но я отвлекся...
  Встретил меня метеоролог Гордеев - здоровенный молодой мужик, увидевший меня в окно своего дома и вышедший на крыльцо. Он поздоровался, я представился и мы немного поговорили о моем путешествии сюда.
  Потом Гордеев предложил мне располагаться по-хозяйски в маленькой избушке, стоящей поодаль от домов метеостанции и базы заповедника, показал мне, где дрова, где топор-колун, сказал, что с вечера надо печь протопить, а то ночами бывает холодно.
  Я вселился в темноватую избушку, и вновь почувствовал себя одиноким.
  Когда я рубил дрова, ко мне подошел новый человек - это был начальник егерей - среднего роста мужик с рыжей бородой и насмешливыми глазами, на круглом русском лице.
  Я рассказал, как добирался до метеостанции, сказал о фальшфейере, медвежьих следах. Он качал головой, улыбался и когда я заговорил о следах, добавил:
  - Да этого добра здесь хватает. Там - он показал рукой на безлесные поляны на склонах даьнего, темнеющего за предгорьями хребта, - иногда одновременно можно видеть по пять-шесть пасущихся медведей!
  Он рассказал немного о себе, что живет здесь с семьей - женой и маленьким сыном, что окончил пушной техникум в Иркутске, проработал до этого охотоведом в Забайкалье, в Читинской области и здесь сего около года.
  Я в свою очередь рассказал о себе, что прилетел из Ленинграда, что уже лет пять работаю на иркутском ТВ внештатным корреспондентом, что по моему сценарию сняли фильм о глухарях, который очень часто показывали на всю страну...
  - Заходите вечером - пригласил он. - Я вас познакомлю с ребятами, егерями, с женой и сынишкой. Завтра у него день рождения - четыре года и мы баню растопим, а потом пообедаем все вместе.
  Я поблагодарил, сказал, что хочу в оставшееся время дня сходить в лес, осмотреться...
  
  Разгрузив рюкзак, я оставил все в домике и пошел в сторону горушки, торчащей чуть впереди высокого хребта, в верхней трети которого, еще лежали поля белого снега, а на гребне виднелись толстые снежные сугробы.
  Напомню, что когда я улетал из города, там распускали зеленые листочки молодые березняки, окружающие дачный поселок. Здесь же, весна, казалось, только начиналась - деревья стояли голые и берёзово-осиновые рощи просматривались насквозь.
  В окрестностях метеостанции весь лес был давно вырублен и заросли молоденьких лиственных насаждений, чередовались с открытыми полянами.
  
  За полчаса поднявшись довольно высоко, я взобрался на небольшую плоско вершинную скалу, и огляделся - зрелище было ошеломляющим!
  Воздух был прозрачен и абсолютно чист и потому, все хорошо было видно вперед и по сторонам на многие десятки километров.
  Внизу, казалось, совсем рядом, виднелись крыши метеостанции, дуга залива, а дальше, открывался огромный Байкал, раскинувшийся налево и направо на сотню километров.
  Где-то посредине озера из воды торчали спины Ушканьих островов, а дальше уже другой берег, долины и вершины которого были крыты глубокими снегами до самой воды. Панорама величественная, почти космическая!
  Мой взгляд охватывал расстояния в сотню с лишним километров. Я вглядывался в бинокль в эти безбрежные пространства, пытаясь увидеть следы деятельности человека и не находил их.
  Видел только белые снега и темнеющую на громадных пространствах склонов, тайгу. Величие и масштабы увиденного подавляли меня.
  "Это ведь надо же, какая она огромная земля! Какой маленький человек, и его следы на этих просторах. Сколько зверей больших и маленьких живут на этих склонах, в этих долинах, падях и распадках!"
  Байкал, полосой студеной, хрустально чистой воды разделял два берега, протянувшись на шестьсот с лишним километров с юга на севера, ширина его здесь было километров сорок-пятьдесят, а глубина около полутора километров. "Если бы откачать всю воду, то на дне байкальской впадины видел бы каждую морщинку, каждый камень". Я потряс головой приходя в себя, отделяясь от своих фантазий...
  
  Часов около восьми я пошел в гости, в егерский дом. Меня встретила улыбающаяся, приветливая жена Матюхина. Она весело смеялась на мои слова о том, что я не ожидал встретить здесь женщин, а тем более детей.
  - Ну что вы - говорила она. - Это ведь нормально. Это же не Северный полюс. Нас тут десять человек. Общество! - и снова засмеялась. Она предложила мне чаю и я с удовольствием принял из ее рук кружку с горячим напитком.
  Егеря - а их было кроме Матюхина еще трое, сидели чинно, чувствовали себя немного неловко, но вскоре мы разговорились, и неловкость исчезла. Василий рассказал, что он пошел сюда после армии, и что всегда хотел поработать егерем. Второй егерь, средних лет - Николай, сказал, что он сам из Косой Степи, совсем недалеко отсюда, что у него жена и двое детей, и что раньше он работал лесником.
  Третий егерь отмалчивался, но я узнал, что он с побережья Байкала и что у него какие-то проблемы с молодой женой. Детей он не имел.
  Матюхин рассказал мне вкратце о заповеднике, что их лесничество, которое называется "Берег Бурых Медведей", только часть большой охраняемой территории, что создание заповедника - это очередная попытка сохранить байкальскую природу в первозданном виде, что у них идет спор с бурятскими властями и местными жителями по поводу мест выпаса скота, и разрешения охоты на озере и в окрестных горах.
  - Мы уже заставили переехать из заповедника, знаменитого на весь Байкал "Бурмистра" или Бурмистрова - легендарную личность.
  Я вспомнил, что мне о Бурмистрове восторженно рассказывал мой знакомый геолог, который бывал здесь и был с ним знаком.
  - Были проблемы и с туристами, продолжил Матюхин - которые прилетали в Онгурены и приходили сюда вдоль побережья, а через Солнце-падь уходили на Лену и там, спускались на плотах или на лодках до Качуга. Сейчас мы им дорогу перекрыли, делаем сторожевой пост в долине - Матюхин назвал речку, через которую я переходил на пути сюда.
  - Сегодня мы нашего человека туда переправили. Пусть поживет там, пока в палатке, а потом, летом, мы там кордон построим... Работы очень много...
   А я вспомнил грустные глаза Алексея-пастуха и подумал, что проблем тут тоже много.
  
  Допив чай с вкусным голубичным вареньем, которое варила сама хозяйка из здешних ягод, поблагодарив всех за встречу, я пошел к себе в избушку ночевать. В домике было тепло и даже жарко и я, на минуту приоткрыл двери. Холодный воздух низом проникал внутрь, а я зевая, расстелил на нарах спальник, приготовился и перед тем как лечь вышел на улицу.
  Огни в домах уже погасли, и в темной тишине наступившей ночи, видны были едва различимые силуэты человеческих построек. Я загляделся на звездное небо, где посреди небосвода хорошо была видна полоса звездных скоплений, протянувшаяся через небесный свод - это наша галактика - "Млечный путь". Отыскав Звездный Ковш и отсчитав семь расстояний от края Ковша, нашел Полярную звезду и убедился в очередной раз, что Север находится на севере от меня.
  "Все нормально - думал я. - Жизнь продолжается. Люди живут везде. И здесь тоже. А проблемы и испорченные отношения между соседями, есть в любой точке мира. Где-то их больше, где-то меньше, но они есть. А у меня впереди несколько интересных походов..."
  Я вернулся в зимовье, закрыл двери, дунул и погасил огонь в лампе-коптилке, влез в спальник, поворочался устраиваясь поудобнее, и вспоминая длинный сегодняшний день незаметно уснул, крепло и глубоко...
  
  Проснулся я от детских голосов, доносящихся с улицы. В зимовье было темно, но когда я открыл дверь, то солнечный свет хлынул с улицы почти ослепив меня. Увидев незнакомого мужчину, два одного возраста мальчишки остановились, настороженно наблюдая за мной.
  Я сказал: - Привет! - но они смущенно промолчали, не готовые к таким неформальным отношениям с взрослым, бородатым дядькой. Я сходил на берег Байкала, увидел две лодки, стоящие далеко от воды на деревянных полозьях, вошел в воду, помыл руки, лицо и шею, и вытираясь, вернулся в дом.
  Дети сопровождали меня любопытными взглядами и один из них, осмелев, спросил: - А Вы дяденька здесь живете? - и показал на избушку.
  - Да, я здесь живу - в тон ему ответил. - И буду еще жить несколько дней. А тебя как зовут? - спросил я и он ответил: - Женька, а его, его зовут Юрка.
  - А меня зовут дядя Володя - представился я. Оба мальчика нерешительно приблизились к домику.
  - Заходите, заходите - пригласил я, но Женька отказался опасливо глянув в сторону дома. Я не закрывая двери стал собирать в рюкзак продукты и снаряжение для сегодняшнего похода и вскоре услышал крик жены Матюхина: - Женька домой - завтракать!
  Оба мальчишки разошлись по домам, а я вспомнил годовалого Сашку, жившего с родителями на дальней метеостанции, расположенной далеко от поселка на БАМе. С ним, с Сашкой, я играл в доме зимой, когда приходил туда на охоту, и жил у Сашкиных родителей - операторов сейсмологов.
  
  Наконец собравшись, решил сходить в первый раз в окрестности, познакомиться со здешней тайгой. Перед уходом зашел предупредить жену Матюхина, что я ушел. Матюхина уже не было - он ушел к егерям, которые жили в зимовье, метрах в двухстах поодаль, за лиственничным леском.
  Вчера, проходя мимо я заметил, что на веревке около дома висели полуметровые, серые от соли и полувысохшие, распоротые повдоль рыбины. Несколько штук почему-то были наполовину оборваны, а у некоторых осталась висеть одна голова. Жена Матюхина предложила мне такую же рыбину и я взял поблагодарив...
  С Байкала веяло прохладой, хотя солнце висело над озером, и отражалось в темных водах широкой дорожкой жидкого серебра. Светило было за спиной и я по привычке запомнил это, чтобы на обратном пути, в незнаком лесу знать хотя бы приблизительно, в какой стороне света находится метеостанция, то есть мой теперешний дом...
  Идя по редкому лесу немного в гору, я преодолел предгорья, обогнул горушку на которую взбирался вчера вечером и вышел к речке, торопливо скачущей по камням, то растекаясь широко по светло-серому галечнику, то собираясь в омуты, просвечиваемые до дня солнечными лучами.
  Смешанный лес сменился кедрачом, речная долина поднималась зигзагами вверх, а на крутых склонах, то тут то там, сквозь пушистую, зеленую хвою кедров торчали серые скальные выступы.
  Высоко над головой, виднелись края дальних обрывистых, крутых склонов, с снежной каймой на самом верху - там еще лежал снег.
  На поворотах река размыла берега и образовала широкие, галечные отмели. Глядя под ноги неожиданно заметил широкую тропу, промятую среди круглых камешков и догадался, что это медвежья тропа, переходящая иногда, по мелким местам, с одного берега на другой.
  "Ага! - насторожился я. - Вот тут и ходят бурые медведи на кормежку, вниз, а потом в места дневок - вверх.
  - Или на-о-бо-рот - проговорил я вслух и тихонько рассмеялся, внимательно вглядываясь в прибрежные заросли. Тропа была торная, то есть часто хоженая, и я, от греха подальше, решил повернуть назад - место было глухое, чаща очень близко подходила к речному руслу и медведь мог неожиданно наскочить на меня! Мелкая галька на берегу не сохраняла отпечатка следов и потому, я разобрал, что проходили медведи, но какие они не мог определить. Это могли быть крупные или поменьше медведи, одиноко гуляющие по тайге, или это была медведица с медвежатами. А она в это время попадает на встреченного человека без предупреждения!
  Спустившись вдоль речки на километр - полтора, я решил пообедать. Остановился на берегу под крутым склоном, спускающимся с другой стороны речки. На нем, после зимней наледи осталась громадная глыба, зеленовато-молочного льда, повиснувшего над рекой на стволе кедра, как на стержне.
  Эта глыба обтаяла со всех сторон и получилось своеобразное ледяное эскимо, высотой метров в пять и толщиной в три-четыре метра.
  
  Любуясь на это чудо природы я развел костер, подвесил котелок с речной водой и увидев зеленую стрелку дикого чеснока на русловом обрыве, сорвал растение, потом нашел второе, третье. Попробовав на вкус одну зелёную стрелку, почувствовал чесночный запах. К этому времени вода в котелке закипела, я заварил кипяток ароматной цейлонской заваркой, снял с огня и устроившись тут же поудобнее, принялся есть.
  В лесу иногда бывают удивительные минуты покоя и самоудовлетворения, которые приходят как награда за тяжелый труд и рискованные испытания в таежных походах.
  
  Светило яркое солнце. Чистый, пьянящий ароматами весенний воздух освежал легкие; пахучий чай, зеленые стрелки дикого чеснока, солоноватый вкус нежного хариуса вкупе с сухарем, возбуждал аппетит.
  И потом я был свободен, здоров и весел - я достиг своей цели, добрался до легендарного места - мыса Покойники и чувствовал себя здесь как дома и даже присутствие сильных и опасных хищников в округе, совсем не пугало, а только подбадривало...
  После обеда, закинув рюкзак за плечи, продолжил путь вниз по течению речки. Вскоре поток реки вывел меня из границ леса и в просветы между деревьев, я вновь увидел Байкал.
  Тут речка собралась в одну струю, набрала скорость и вскоре, я подошел к небольшому водопаду, где река плотной, тяжелой струей спрыгивала с гранитной, плоской глыбы вниз, и выпучиваясь пузырями исчезала в омуте под водопадом.
  "Заметное место - подумал я и посидел несколько времени на плоском гранитном валуне рядом, вслушиваясь в непрекращающийся шум падающей воды. Можно было сказать, что я немного медитировал здесь, на время отдалившись от сиюминутности и суеты происходящего.
  Сосредоточившись, я задумался о вечности, о временах, когда вся эта красота только рождалась, устанавливалась...
  "Святое место - размышлял я. - Тут хорошо сидеть размышляя о жизни и о судьбе".
  
  Позже я узнал, что этот водопад и был "святым" местом для бурят, которые раньше, раз в год приплывали сюда на лодках и устраивали здесь свой праздник - буряты, здесь, на севере Байкала, были шаманистами...
  Через время, сориентировавшись по солнцу и учтя, что солнце проделало определенный петь, я отправился в сторону озера и вскоре вышел на берег. Немного пройдя вдоль берега увидел в начале небольшое болотце, образованное когда-то поднявшееся и затопившее береговую впадину штормовой водой, а неподалеку, на трех деревьях - засидку, скрадок для охотников.
  Я догадался, что это природный солонец, а в скрадке прячутся или прятались охотники. Вспомнились рассказы байкальских охотников, которые говорили о дитятках изюбрей, собирающихся на склонах крутого берега ранней весной.
  В это же время, олени часто посещают солонцы, лижут соль и даже едят соленую землю всё это кажется странны для людей, но для диких зверей это нормально.
  
  ...С Байкала дул холодный ветер, солнце клонилось к закату, а мне уже пора на метеостанцию, там сегодня праздник...
  
  На метеостанции было ""многолюдно". Как только я вернулся, меня пригласили попариться в бане, стоящей во дворе матюхинского дома. Раздевшись в предбаннике, открыл двери и нырнул в жаркую полутьму парилки. Василий, предложил мне березовый веник и плеснул в раскаленный зев печки, ковшик горячей воды. Жар волной ударил в лицо, заставил отвернуться и инстинктивно затаить дыхание. Потом я стал хлестать себя пахучим веником по спине, по плечам, по ногам.
  Я люблю париться и могу терпеть сильный пар долгое время. Василий пытался со мной соревноваться, но не выдержал, выскочил в предбанник, а я, еще несколько минут, задыхаясь в этом горячем аду, нещадно бил себя веником, а потом выскочил наружу и увидел, что Василий выскочил из бани голышом и приседая погружается с головой в озёрные волны.
  Прикрывшись полотенцем, я тоже, побежал к воде, осторожно ступая по камням, вошел в Байкал по пояс, и нырнул под набегающую волну, ощущая всем телом холодное жжение от ледяной воды!
  Потом, быстро помывшись, мы оделись и вернулись в матюхинский дом, где уже накрывали на стол и суетились две разрумянившиеся женщины, а мужчины сидели и спокойно разговаривали. Дети, радуясь празднику пытались помогать матерям, но только путались под ногами.
  Мужчины говорили о Бурмистрове, чей пустой, заброшенный дом стоял на берегу, километрах в двадцати дальше к северу от метеостанции.
  
  Бурмистр - как его здесь называли - был личностью легендарной. Появился он на Байкале лет тридцать назад, приехал откуда-то с Украины - большой, сильный, уверенный и веселый. Он охотился, рыбачил и всегда делал это удачно. Через время, сколотив какой-то капитал, привез жену с Украины, выхлопотал разрешение построить дом на берегу Байкала, далеко от поселений и с помощью нанятых на лето помощников, срубил громадную избу, в которую и вселился всей семьей.
  Вскоре его дом узнали все коренные байкальцы. Он радушно и хлебосольно принимал гостей, налаживая хорошие отношения и связи с нужными, известными людьми. Он выписал из Японии какие-то супер сильные моторы на лодку, имел какие-то очень дорогие ружья и лучших охотничьих собак на побережье. Он развел скот, поставлял мясо в районный центр, в ресторан и в столовые, выделывал овечьи и звериные шкуры по каким-то новейшим технологиям - иначе говоря стал настоящим предпринимателем!
  
  Но времена переменились, открыли заповедник и заставили Бурмистра переехать в Онгурены, где его не очень любили буряты - удачливым людям нередко завидуют. Так было и с Бурмистровым.
  Слушая эти рассказы, я подумал, что на обратном пути обязательно зайду к Бурмистрову и поговорю с ним.
  "Такие люди - думал я - нынче очень редко встречаются и потому интерены".
  
   Между тем стол был накрыт и нас всех пригласили к столу. Была здесь и бутылка водки, но главное, были соленые и маринованные грибы, соленые огурцы, моченая брусника и пирог с черникой. Мы выпили по рюмке за здоровье Женьки - сына Матюхиных и стали закусывать. Сам егерь, вспомнил как на их свадьбе с Леной - так звали жену, в егерской избушке ели и пили из пластмассовой посуды, а гости сидели на самодельных лавках.
  - Зато потом - рассказывал он - Лена ходила со мной в тайгу, и когда попадался браконьер, то видя молодую женщину рядом, он стеснялся вести себя грубо - Матюхин засмеялся.
  - Когда появился Женька, все конечно изменилось, но я надеюсь, что скоро, когда сынок подрастет, мы снова будем вместе ходить по тайге...
  Все смеялись, а потом, незаметно, разговор перешел на отношения с бурятами. Матюхин разгорячился.
  - Они хотят жить так, как они жили до заповедника. Они жалуются, что у них отняли лучшие места, но ведь и тогда они бывали здесь очень редко. По весне стреляли нерпу на ледяных полях, да на солонцах зверя добывали. А сейчас они обвиняют нас в том, что мы не даем им пасти скот в лучших местах, пишут письма во все инстанции. Сейчас, пользуясь тем, что нас мало, они проникают на территорию БЛЗ, охотятся там, но я этому положу конец. Закон для всех закон!
  
   Я был с ним не согласен - заповедник дело хорошее - но надо было с людьми посоветоваться, где-то уступить и жить мирно, как добрые соседи. Вражда будет мешать всем.
  Я так думал, но молчал - мне хотелось посмотреть и услышать обе стороны. Гордеев - метеоролог - рассказал, как он скучал здесь когда приехал сюда еще без жены и сына.
  - Мне кажется - говорил он задушевно, - что иметь семью - это счастье. Сейчас, когда мы вместе, метеостанция стала моим домом, а не только работой. У нас есть корова, есть молоко для детей, заведем овец, будем иметь мясо и шерсть. А много ли человеку надо. Погода здесь хорошая, исключая штормы, а уж такого чистого воздуха я нигде не видел. Конечно, жить здесь всю жизнь трудно.
  Он вздохнул: - Через четыре года наши сыновья пойдут в школу и надо будет решать.
  Один из егерей, самый старший по возрасту, засмеялся: - Дети должны привыкать к самостоятельности. Я слышал, что в Англии, аристократы отдают своих детей в интернаты, чтобы приучить к мужской самостоятельности.
  - Но мы не аристократы" - вмешалась жена Гордеева и все снова засмеялись.
  
  За разговорами время шло незаметно, когда попили чай и съели горячий пирог, за окнами спустилась ночь. Егеря ушли к себе в зимовье, Гордеевы ушли еще раньше и я, поблагодарил хозяев тоже пошел к себе.
  Перед уходом, я сказал Матюхину, что завтра собираюсь на перевал, взглянуть на Лену. Матюхин рассказал мне путь и добавил, что там, наверху, стоит автоматическая метеостанция и чтобы я не удивлялся.
  Придя к себе я растопил печку и долго лежал на нарах, вспоминая все услышанное - мне показалось, что Матюхин в отношениях с местными, немного "тянет одеяло на себя" - ведь буряты жили здесь давно, они охотились, рыбачили и разводили скот - это было их главным занятием.
  Потом я вспомнил, как Матюхин ругал туристов и подумал, что туристы в большинстве народу хороший, и что они с маршрутом, проложенным через заповедник, никому не будут мешать. Они ведь не охотники. Они даже не любят охотиться.
  И ещё я думал, что следить за порядком в заповеднике это одно, а запрещать и стоять на страже запретов - это другое.
  Незаметно я заснул и когда проснулся, то в домике было темно - дрова в печке прогорели. Я встал, сходил на улицу, полюбовался на звездное небо, поеживаясь вернулся и залез в теплый спальник. Засыпая, вспомнил засидку и солонец. Может быть сейчас там олени. Им здесь хорошо, их никто не только не стреляет, но даже не пугает...
   Проснулся я рано. Собрал рюкзак, оделся и вышел на улицу. Было тихо и солнечно. В домах, наверное, еще спали. Я в первый раз увидел корову, которая паслась за домом Гордеева, в огороженном пространстве. Когда проходил мимо изгороди, она подняла голову и долго смотрела мне вслед. Я направился в сторону Солнца пади, по которой шла тропа на перевал и войдя в устье широкой пади, залюбовался скалистыми склонами, круто поднимающимися к синему небу. На скальных уступах тут и там росли пушистые кедры и сосны. Из-под снежника, языком спускающегося с кручи, вытекал пенистый поток талой воды, беззвучно падая с большой высоты, скрываясь среди стволов хвойных деревьев на склоне. Воздух был так чист и прозрачен, поэтому очень трудно было определить расстояния до скал или отдельно стоящих там, в вышине, заметных деревьев. Чуть погодя, склон, по которому шла тропа, стал подниматься вверх.
  Справа, в каменистом русле, шумел ручей - по пути я насчитал несколько водопадов, с шумящей белопенной струей.
  
  Еще выше начался крупно ствольный кедровый лес с деревьями в два обхвата. Под деревьями лежали глубокие сугробы тающего снега и на этом снегу, тут и там, виднелись громадные вытаявшие следы медведей. Они были больше чем, поставленные вместе два моих сапога.
  Но так мирно светило солнце, так беззаботно посвистывали маленькие птички в кронах хвойных гигантов, что я почти не обратил внимание на опасность встречи с весенним медведем. Держась поближе к речному руслу, прошел через старый кедрач и снова вышел на склон.
  Ближе к вершине перевала, тропа пошла по обнаженным гранитным глыбам, с хрустящей под сапогами корочкой мхов. Стало заметно холоднее, появился кедровый стланик и карликовые березки, пробивающиеся сквозь каменные щели.
  
  Я устал, захотел есть, я решил пообедать - подойдя к очередному водопаду, набрал воды, развел костер из сухих веток стланика и поставил кипятить воду. Пламя костра, почти без дыма, оранжевой занавесью поднималось вверх, лизало края закопчённого чайника, но тепла давало очень мало.
  Съев рыбные консервы с маслом и сухарями, попив горячего чаю согрелся, полюбовался струями бегучей воды, скачущим по крутой каменистой горке к глубокому водоемчику выбитому в камне, я отправился дальше.
  Немного не доходя до перевала, тропинка вышла на голое место обдуваемое прохладным ветерком. Здесь, кроме ползучих мхов ничего не росло, а рядом, по склонам верха пади, лежали белы, глубокие снежинки.
  
  Взайдя на перевал, я долго стоял осматриваясь - Байкала уже не было видно и кругом, теснились заснеженные вершины, а впереди, расстилалось плоскогорье поросшие чахлыми деревцами лиственниц.
  За перевалом, далеко впереди, я увидел большой речной поток, по цвету напоминающий холодный свинец. Это Лена - понял я - она здесь уже широкая, но всё-таки совсем не похожа на ту могучую реку, какой она становится в среднем течении.
  Над рекой, на дальнем берегу поднимался холм лишенный растительности, и укрытый метровым слоем белого снега. Здесь было холодно ещё совсем по-зимнему - я поднялся на километровую высоту над озером и потому, вокруг был типичный пейзаж приполярной тайги: мох, карликовые деревца, холодно...
  Жить здесь было бы очень трудно - тут еще только самое начало весны, а внизу, на берегу озера теплее, градусов на десять и совсем другая природа.
  Пройдя ещё сотню метров по заснеженной тропе, я вдруг увидел столбы метеостанции, окруженную, металлической проволочной сеткой - оградой.
  "Это от диких зверей" - подумал я. - А может от туристов!
  
   Тропа, обогнув метеопункт терялась и под ногами похрустывал подмёрзший снег, который лежал среди гранитных валунов белыми полями, скрывая все следы, мох и конечно тропу.
  Я глянул на солнце и подумал, что спускаясь на другую сторону водораздела, в сторону истоков реки, могу заблудиться в незнакомом месте и тогда придется здесь ночевать. Конечно, хотелось помыть лицо в вершинной Лене, в самом ее истоке, но я решил не рисковать и отложить дальнейшее знакомство с Леной до следующего раза.
  "Ничего - подбадривал я сам себя. - Я ее видел и это главное. А знакомство с истоками - это дело не одного дня!".
  
  Я повернул назад и стал осторожно спускаться по своим следам - вниз идти было легче и быстрее. Я быстро пересек кедровый лес, расположенный посредине подъема, потом миновал ворота Солнце-пади, со скалистыми кряжами с двух сторо, и попал в предгорный лес, по которому шла лесная дорога, петляющей среди неровностей холма.
  В один момент, слева в чаще, которую дорога огибала стороной, услышал медвежий рык, рявканье. Я стал идти осторожнее, тщательно вглядываясь в заросли. Вдруг, среди желтоватых сосновых стволов я заметил движение и чуть позже рассмотрел коричневое пятно мелькающее среди деревьев в направлении моего хода. Я не испугался, но на всякий случай быстро достал из рюкзака фальшфейер!
  Однако медведь, не добегая до меня метров пятьдесят остановился, поднялся на задние лапы, покрутил головой принюхиваясь, а потом опустился на четыре лапы и стал медленно уходить в чащу.
  Я подождал пока он не скрылся из виду и потом, держа фальшфейер в правой руке, а в левой спичечный коробок, осторожно продолжил свой путь, тщательно вглядываясь в придорожные выворотни - медведь мог затаиться здесь и напасть на меня неожиданно!
  Однако всё обошлось и я продолжил свой путь озираясь и по временам останавливаясь, вглядывался в подозрительные бугры...
  Отойдя от этого места с километр я расслабился и задышал ровно. Времени оставалось еще достаточно и я решил пройти немного по лесной дороге, вглубь тайги.
  Заросший смешанным лесом холм, плавно спускался к озеру продольными волнами, похожими на заросшие овраги с пологими склонами. Спустившись на дно такой "волны", я видел только верх гребня следующей и когда поднимался туда, то видел и дно и противоположный борт.
  
  Вот так, поднимаясь из очередной низины вверх, я вдруг увидел вверху, над гребнем, спокойно идущих лошадей с серыми длинными гривами и такими же длинными хвостами.
  Я остановился и стоял неподвижно, а лошади, а среди них были и два маленьких жеребенка ростом с крупную собаку, подошли очень близко. Но стоило мне пошевелиться, как лошади резко развернувшись, с топотом быстро ускакали в лес, и почти мгновенно скрылись из глаз в лесной чаще.
  Ого-го! - подумал я - ведь это мустанги - дикие лошади. Они когда-то и где-то отбились от людей и одичали, стали жить в тайге, как жили их далекие предки!
  
   Нечто подобное я видел в Крыму, путешествуя с другом по яйле. Там я видел настоящего красного мустанга с черной гривой и с черным же длинным хвостом до земли. Это был настоящий "красный конь" с картины Петрова-Водкина, хотя раньше я думал, что таких коней не существует.
  "А все-таки это красиво - рассуждал я, повернувшись и шагая в сторону метеостанции. - Эти лошади живут диким табуном и уже боятся людей, как наверное боятся и медведей. Наверное для них, медведи в здешних местах, это главные враги. Если, конечно, здесь нет волков..."
  
   Придя на метеостанцию засветло, я еще сходил к егерям в избушку, увидел оцинкованную ванну, полную только что пойманной рыбы - крупных хариусов-черноспинников. Егеря пожаловались, что рыба - эта главная пища здесь.
  - Кругом полно зверя, но стрелять не разрешают и если бы не рыба, хоть с голоду подыхай - невесело вздохнул старший по возрасту егерь.
  "Ого - подумал я - а Матюхин поддерживает здесь дисциплину!"
  
  Эту ночь я спал, как убитый - сильно устал от похода на перевал.
  Назавтра утром, я поговорил с Матюхиным о том, как мне выбираться в Онгурены. Он сказал, что может быть завтра, а может быть послезавтра, они плывут на лодке в Онгурены по делам и подбросят меня.
  Однако, меня тревожило то, что мне надо было вылетать в Ленинград через четыре дня и если я не уйду завтра пешком, то мне надо будет ждать лодку.
  Если же Матюхин не поплывет в Онгурены, я опаздываю на самолет в Питер. Вот такие мысли тревожили меня, хотя виду я не подавал!
  
   Матюхин и команда в этот день садили картошку, на плохо вспаханном поле, за метеостанцией.
  Когда я, долго сомневаясь - идти не идти пешком - все-таки решил остаться и ждать лодку, то ненадолго решил сходить в лес. Я проходил мимо работающих егерей, когда Матюхин подозвал меня и показывая в сторону пади, заметил: - Там, на маряне медведи!
  Я долго всматривался в коричневые, едва заметные точки на горном лугу, когда Матюхин подозвал Женьку и попросил его принести двадцатикратный бинокль. Когда я глянул через окуляры бинокля и подкрутил фокусировку, то хорошо увидел медведицу и годовалого медвежонка, копающего что-то в земле.
  Вдруг медведица забеспокоилась, задвигалась и бросилась по направлению к кустам, окружающим поляну. Переведя взгляд, я заметил в этих кустах третьего медведя.
  Его напугал злой выпад медведицы и он, стал убегать под гору, а потом видя, что медведица остановилась, не спеша продолжил свой путь к следующей поляне.
  - Мы их там, на марях, часто видим, сразу по несколько штук - подтвердил Матюхин. Он сам посмотрел в бинокль и добавил: - Да! Хорошо видать! Работники устроили перекур, а Матюхин стал мне рассказывать:
  - Чуть раньше, в начале мая, когда лед на Байкале разойдется, буряты начинают добывать на ледяных полях нерпу. Они подплывают, подкрадываются к льдинам на лодках и стреляют, часто только заранят нерпу. Она какое-то время плавает, а потом ее пригоняет ветром к берегу и волнами выбрасывает на берег.
  Медведи в это время спускаются с гор, и ночами ходят вдоль берега - учуют мертвую нерпу и гужуются всю ночь. К утру только обрывки шкуры, да пятно жира на гальке остается...
  Он помолчал, посмотривая в даль - ведь в душе он был охотником, а вместо того чтобы добывать зверя, садит картошку и охраняет этого зверя от выстрелов. Думаю, что это в конце концов становится невыносимо!
  После этой встречи, я пошел ненадолго в северную сторону, туда, где раньше жил Бурмистров. От метеостанции, по берегу шла торная тропа и часа через два, я вышел на большую поляну, посреди которой стоял большой дом.
  Часть крыши уже прохудилась и видна была большая дыра; окна были выбиты, и осколки стекла захрустели под ногами, когда я обходил дом вокруг.
  За домом были большой огород, и небольшая полянка покрытая травкой, где стоял вкопанный большой деревянный стол, за которым иногда обедала вся семья, а может быть и гости.
  Мне стало грустно - здесь многие годы жили счастливые люди: любили, работали, рожали и растили детей, принимали гостей. Темными вечерами, нарушая тишину пустынного берега стучал мотор генератора и в окнах горел электрический свет...
  Сейчас все это в прошлом, а берег вечерами пуст и молчалив. Как всё это печально!
  К вечеру, когда я вернулся на базу, подул сильный ветер и на берег, из озерных глубин побежали крутогривые, полутораметровые волны, с гулом обрушиваясь на галечный берег.
  Пораньше протопил печь у себя в избушке, я не торопясь поужинал и лег спать...
  
  Утром проснулся от солнечного света, проникающего в маленькое окошко домика. Сходил к озеру помылся и когда возвращаясь, проходил мимо матюхинского домика, он сам вышел на крыльцо и сказал: - Через час двинем в Онгурены, собирайтесь.
   Я обрадовался, потому что немного устал от одиночества среди людей которые были заняты своим делом, а у меня такого дела не было.
  Конечно, я делал записи всего того, что видел и слышал вокруг, но жил отдельно и может быть мешал обыденной жизни этих людей - я был здесь посторонним!
  И потом, я был не новичок в тайге и меня трудно было чем-то удивить - может быть поэтому, видя, что я человек самостоятельный и независимый, меня никто не опекал и потом, тут были какие-то работы, заботы, а я всегда в стороне, но недалеко...
  К тому же, я до последнего не верил, что мы поплывем - даже когда лодку, по полозьям скатили на воду, даже когда я со своим рюкзаком сел в лодку, даже когда услышал что мотор завелся и лодка, сделав плавную дугу, стала удаляться от домов.
  Все оставшиеся на берегу махали руками и в ответ тоже махал, хотя уже рвался всей силой желания назад, в Онгурены, на Ан-2 и обратно в город.
  
  С воды открывалась великолепная панорама гор, а лодка, словно плоский камень брошенный твердой рукой, скользила по тихой, холодной, прозрачной воде.
  Я не видел дна, но понимал, что глубина под нами - это сотни метров воды, и что под водой горы, которые поднимались перед нами круто вверх, и наверное так же круто уходили вниз, уже под водой!
   Прошли устья горных речек через которые я переходил по берегу. Проплыла мимо большая поляна, посреди которой, протянулась вдоль длинная, разрушенная временем стена или изгородь из валунов, которые издалека смотрелись как песчинки...
  Чуть погодя, пристали к берегу и пошли к палатке, которую установили здесь в день моего прихода - прилета - когда я здесь проходил, ее еще не было. Сегодня в ней жил егерь, с которым я тоже познакомился.
  Матюхин о чем-то поговорил с этим человеком и мы снова поплыли, теперь уже в Онгурены.
  На быстрой лодке, часа за три-четыре хода, мы преодолели много километров, и после полудня пришвартовались на краю Онгурен.
  Я попрощался с егерями, пожал руку Матюхину и пошел, вначале в правление колхоза, на встречу с председателем. Не доходя до правления, неожиданно встретил Витю на мотоцикле, он не заглушая мотор поприветствовал меня, подтвердил, что я могу ночевать в лесхозе, в конторе и сообщил что он спешит: в бригаде у Алексея, где-то на склоне холма, медведь поймал и задрал колхозного телка и он едет собирать охотников для подкарауливания медведя, которого надо убить.
  Закончив рассказывать он вскочил в седло мотоцикла, мотор взревел и Витя быстро укатил.
  В правлении я застал председателя, который молча повертел перед глазами мое удостоверение и стал рассказывать:
  - Дела в колхозе идут неважно, что пастбищ стало меньше и если раньше, можно было до декабря кормить скот на вольных пастбищах в устьях рек, то теперь там заповедник и приходится на зиму готовить вдвое больше сена. Поэтому люди уезжают в Бурятию - здесь даже охоту запретили - люди не хотят так жить. А природу мы и сами могли бы охранять. Если бы тайга и земля были наши, то кто бы тогда уничтожал зверей и лес. Мы сами себе не враги - закончил председатель.
  Я записывал его монолог, но сам много не говорил... Напоследок я спросил адрес Бурмистрова и председатель объяснил мне где его дом.
  - Но Бурмистрова сейчас нет. Он где-то в больнице, язву лечит. А дочка дома - зайдите - проговорил он на прощанье.
  Встретила меня дочь Бурмистрова и когда я показал удостоверение, она усадила меня за стол, показала фотографии и даже подарила несколько.
  На одной, вся семья сидела за столом в палисаднике: Бурмистров, дети, жена, какие-то гости и рядом лежали крупные белые лайки. На другом фото - сама дочь с молодым человеком в штормовке, с ружьём за плечами, на фоне горного кряжа...
  
  После я пошел в лесхоз, в контору, нашел ключ висящий на гвоздике под крышей. В конторе еще было тепло и печь была горячей. Я подбросил на уголья несколько поленьев, сварил картошки, которую взял из ящика под кухонным столом, как и объяснил мне Витя. Поужинав, немного почитал старый журнал, который нашел на маленькой книжной полке в углу. Потом, дождавшись, когда прогорят дрова, закрыл печную трубу и лег спать. Кругом все так же было пусто и одиноко...
  
  Утром, пораньше ушел на аэродром - закрыв дом, ключ повесил на обычное место. В аэропорту еще никого не было и сев на рюкзак около дверей кассы, стал ждать - вдруг все билеты проданы, а мне обязательно надо улететь, потому что уже завтра мне надо летать в Ленинград!
  Поэтому я сильно беспокоился, но старался виду не подавать.
  Самолет из Иркутска должен был по расписанию улететь в двенадцать дня. Кассир пришла в десять часов. К тому времени у дверей скопилась очередь - небольшая, но все-таки - Ан-2 - самолет маленький.
  Кассир недружелюбно глянула на меня и сказала, что в начале она будет продавать билеты местным жителям. Я возмутился, стал показывать свое удостоверение, говорить, что пойду жаловаться председателю. Наконец, кассир сердито ворча выписала мне билет и я с облегчением отошел от домика и прилег на травку под солнцем.
  
  В половине двенадцатого, точно по расписанию, где-то далеко я услышал шум мотора, а потом разглядел и сам самолетик. Ан-2 сделал вираж, снизился, и коснувшись земли, резко тормозя заскакал по полю. Из самолета вышло несколько пассажиров и летчики. Они о чем-то поговорили с кассиром и пригласили всех на посадку.
  Когда все разместились на своих местах, оказалось, что два сиденья были пусты. "Мы бы так не нервничали, если бы знали это" - подумал я о себе и приготовился к полету.
  Самолет, загремел двигателями, тронулся ускоряя движение и наконец взлетев, сделал правый поворот над крышами Онгурен, выровнялся и стал набирать высоту.
  Солнце светило жарко, небо было голубое, прогревшийся воздух поднимался от земли неравномерно. Мы несколько раз "падали" в воздушные ямы, некоторые женщины взяли бумажные пакеты - их начало тошнить.
  Я сидел, сцепив зубы, играя желваками терпел, хотя во время каждого такого падение, сознание было атаковано физиологическим страхом потери силы притяжения. Организм бил тревогу и страх непроизвольно заставлял сжиматься все мышцы тела.
  Каждая такая воздушная яма, следовала после того как Ан-2, словно наткнувшись на мягкую, неподатливую стену воздуха взбирался, поднимался вверх оставаясь параллельно земле, а потом вдруг встречный напор исчезал и самолет некоторое время "падал", ни за что не держась!
  
   Ближе к городу самолет успокоился, и я стал рассматривать леса и болота внизу, кое-где прорезанные узкими, прямыми просеками - визирками. Наконец, под крыльями биплана замелькали домики поселков и деревень, а слева хорошо было видно водохранилище.
  Наконец, мы благополучно приземлились и я с облегчением выдохнул - все закончилось удачно.
   Я не только слетал в Онгурены, но и добрался до мыса Покойники, жил там несколько дней, увидел чудесные горы и молчаливо громадный Байкал, познакомился со многими людьми, и самое главное, живой и невредимый вернулся в город!
   Я ехал в автобусе щупая загоревшее лицо и гадал, почему люди смотрят на меня так внимательно. Сойдя с автобуса, быстро дошел до дачи, скинул рюкзак и случайно глянул на себя в зеркало. Лицо было темным от загара, а кожа на носу и щеках начала шелушиться - байкальское солнце такое яркое, а воздух так чист, что я загорел как кинематографический герой из американского фильма.
  
  Уже на даче, пока готовил еду, пока ел - солнце спустилось к горизонту, затем наступили сумерки и тишина опустились на залив и на дачный поселок.
  Я сел на крыльцо, слушал звонкие птичьи трели, в болотце, в конце залива, и вспоминал свое одиночество в походе, настороженно сосредоточенный Байкал, дикие горы, изрезанные ущельями и каменистыми долинами, с пенными бегущими потоками речек и ручьев.
  Мне казалось, что за эти дни я узнал о таежной жизни что-то новое, интересное и грустное, одновременно.
  Еще я представил себе пустынную бурятскую деревню Онгурены.
  Витя, наверное, сел в засаду на медведя у полусъеденной телушки, а на мысе Покойники, матюхинская жена растопила печку и готовила ужин, изредка тревожно взглядывая в окно, в ожидании мужа который по неизвестным причинам задерживался. Сумерки надвигались на метеостанцию со стороны гор, оставляя светлое небо, над темно-синей, почти черной водой. Наконец она услышала шум знакомого мотора, и с облегчением вздохнула...
  
  Я тоже вздохнул, поднялся, вошел в дом и включил свет, который проявил темноту за порогом. Оглянувшись, ничего уже кроме ночи не увидел, и осторожно прикрыв дверь, на всякий случай накинул крючок в скобу.
  Чувство тревоги срабатывающее на Байкале, прилетело вместе со мной в город, и пройдет еще время, пока инстинктивная осторожность рассеется, исчезнет во мне...
  
  Январь 2003 года. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  Медвежья травля.
  
  
  "Медведь силен, да на цепи водят"
  Русская поговорка.
  
  ...Было это в Ленинграде, а точнее в Ленинградской области, куда мы с приятелем поехали на электричке, посмотреть медвежью травлю...
  За окнами вагона было белым-бело. Снег не только лежал на полях и в лесу, но снег ещё и шёл, начавшись утром, продолжаясь по свету...
  
  Мы с Юрой сидели в вагоне электрички, а у нас под сиденьем, лежала спокойная, восточносибирская лайка Волга - молодая собачка, которую он купил через общество охотников...
  В обществе был клуб, который назывался "Клуб любителей восточносибирских лаек", где энтузиасты собирали различный материал о своих собаках, делились опытом выращивания и воспитания и занимались натаской лаек, в том числе по медведю...
  В обществе был и специальный егерь, который жил в лесу, километрах в шестидесяти от города и держал в клетке медведя, а в огороженном пространстве и кабана, для притравки собак...
  
  Пока ехали на электричке, Юра мне рассказал, что этого егеря, "ручной" медведь уже один раз крепко помял и тот, после этого случая лежал какое - то время в больнице.
  Медведь в тот раз был чем-то раздражён, при кормлении набросился на своего благодетеля и стал его катать по клетке, пока на крики жертвы не подоспел помощник и не отогнал медведя ведром воды, опрокинутым ему на голову.
  Медведя этого застрелили, а егерь отлежался и завёл себе нового питомца, медвежонка - медведицу.
  Она вскоре выросла и превратилась в добродушное существо, обожающее своего хозяина. Однако, помня предыдущую катастрофу, егерь уже побаивался медведей и потому, был осторожен. Недаром говорят, что если вы хотите смерти своему недругу, то подарите ему ручного медведя...
  
  ... А мне вспомнился мой визит в Кировский лаячий питомник, где смотритель питомника Николай держал годовалую медведицу. Тогда, я подошёл к клетке, долго наблюдал за зверем и это медведице не понравилось.
  Не глядя мне в глаза, она крутила головой из стороны в сторону и вдруг, молниеносно просунула когтистую лапу через железные прутья клетки и попыталась меня схватить.
  Я опешил от неожиданности и медведица, обозлённая неудачной попыткой причинить мне боль, впервые посмотрел прямо на меня и я, прочитал в её глазах ненависть и злобу...
  Меня поразил и напугал этот неспровоцированный всплеск гнева, и качая головой я рассказал всё это смотрителю, который подошёл к клетке со шваброй, отогнал медведицу в дальний угол и подмёл деревянный пол...
  
  ... Сойдя с электрички, мы долго шли по дорожке, укрытой белым свежим снежком, среди искусственных тополиных насаждений, потом свернули в настоящий лес, переправились через тихую тёмную речку по деревянным шатким мосткам и долго кружили по заснеженному лесу в поисках домика егеря...
  Наконец, мы натолкнулись на высокую глухую изгородь и обойдя её кругом, вышли на дорогу, на которой, на свежевыпавшем снегу были видны следы множество собачьих и человеческих следов.
  Тут, мы услышали совсем неподалёку лай нескольких собак и поняли, что мы недалеко от цели.
  Волга шла с нами на поводке и когда мы вышли на дорогу, то она забеспокоилась, натянула поводок, заоглядывалась и потом, опустив голову, переступая с ноги на ногу долго нюхала воздух.
  - Медведя чует - отметил Юра, и я согласно кивнул головой...
  
  Мы прошли по дороге дальше и вскоре увидели перед собой большую поляну, в середине которой росли две сосны и между ними была натянута толстая проволока, которую я вначале не заметил.
  Посередине поляны, между этими деревьями, сидел коричнево - чёрный медведь и вокруг, на приличном расстоянии бегали две лайки, судя по размерам - кобель и сучка.
  Лаяли они вяло, словно не веря в опасность хищника, а как они лаяли, так к ним и относилась медведица - она сидела на заду и поглядывала вокруг, не обращая внимания на "ленивых" собачек.
  Волга, увидев и учуяв медведя, ощетинилась, стала словно бы выше ростом и начала рваться с поводка, просяще повизгивая и открывая пасть с белыми зубами и острыми клыками...
  
  Толстый, бородатый егерь распоряжался травлей.
  - Чья следующая очередь - зычно крикнул он и из кустов вышел новый хозяин и новая собака...
  Это была молодая крупная лайка- кобель.
  Спущенный хозяином с поводка, он крутил головой, нюхал воздух и несмело подойдя к медведю несколько раз тявкнул, а когда медведица, загремев цепью сделала ему навстречу два шага, кобель отпрянул, словно впервые понял кто перед ним и оглядываясь, отбежал к хозяину.
  Тот тщетно пытался заставить кобеля напасть на медведя, повторяя как заклинание: - Фас! Фас! Возьми его!
  Но кобель опасливо оглядывался и явно не понимал, чего от него хочет и ожидает хозяин.
  К тому времени, мы отошли подальше в кусты, чтобы не беспокоить Волгу которая, не видя медведя, крутила головой и нюхала воздух, глубоко втягивая его чёрными, влажными ноздрями...
  
  - Запускай следующего - зычно распорядился егерь и на поляну выскочил коричневого цвета кобель, на махах подлетел к медведю и разогнавшись не смог остановиться на снегу, - медведица, сделав короткий выпад навстречу кобелю, ударила его правой лапой и достала. Кобель перевернулся, завизжал упав на снег, а потом вскочил, явно ошарашенный такой быстротой реакции хищника, опустив хвост между ног, отскочил в сторону, и стал лаять зло и яростно...
  "Из этого кобеля будет толк" - подумал я и глянул на Юру, который прокомментировал эпизод:
  - Ишь как разогнался, будто за овечкой гонится. Теперь получил по боку и будет осторожнее...
  Через время бородатый егерь приказал увести кобеля, и на поляну выскочила новая пара.
  - Мы следующие - явно волнуясь, заметил Юра.
  Новые собаки вели себя достойно. Они довольно близко подступили к медведю, лаяли его с двух сторон и тот, разогреваясь, начал бросаться то на одну, то на другую собаку. Цепь звенела, медведь рассерженно рявкал, собаки непрестанно лаяли, кружились вокруг, но всё - таки близко не подходили...
  
  Наконец наступила очередь Волги.
  Когда Юра, дрожащими от волнениями руками отстегнул поводок, собака с места взяла в карьер, выскочила из кустов на поляну и наметом кинулась к зверю.
  Тот учуял настоящего противника, приготовился. Но Волга, не добежав до медведя двух шагов стала бросаться из стороны в сторону, потом сделав круг обежала медведя и при этом яростно лаяла, скаля белые, длинные, острые клыки.
  В какой - то момент, медведь, растерявшись не успел повернуться за ней, не среагировал и она молниеносным броском куснула его за зад, вырвав клочок черной шерсти. Медведица рявкнула кинулась за собакой, но та отскочила и атаковала уже с другой стороны.
  "Вот это настоящая сибирская лайка - подумал я. - Конечно в лесу, в тайге, редко встречаются такие ровные широкие поляны и там медведь не сидит на цепи, но всё же..."
  Волга прыгала как резиновая вокруг медведицы, была от неё на расстоянии не более метра, но быстро реагировала на её выпады и вовремя отскакивала назад или в сторону, опережая на мгновение неповоротливую, засидевшуюся в клетке, медведицу.
  Юра, с выступившим на щеках румянцем волнения, сам не замечая того двигался, переступал ногами повторяя движения своей любимой собачки...
  
  Медведица между тем устала и тяжело дыша села на снег и только ворочала тяжёлой головой, наблюдая за атакующей собакой.
  "Вот так они, зверовые лайки и должны работать в тайге - думал я, напряжённо вглядываясь в ловкие движения Волги.
  Посадить зверя, заставить его остановиться на одном месте - вот её охотничья задача. А в это время хозяин - охотник подкрадывается откуда-нибудь из кустов и, прицелившись стреляет по неподвижному, остановленному собакой медведю..."
  Наконец егерь хрипло крикнул: - Хозяин! Забери собаку. А то она Машку мою совсем замотала!
   Видимо, так по домашнему звали медведицу.
  Юра рысью выскочил из кустов, подбежал к Волге и обхватив её за шею дрожащими руками пристегнул поводок к ошейнику...
  
  ... Следующими к медведице выпустили пару крупных, разномастных кобелей. Они с ходу, накинулись на медведицу и начали её крутить, время от времени доставая острыми зубами - то бок, а то и черные кожаные подошвы, укус за которые особенно болезнен.
  Медведица, постепенно отступая, непрестанно рявкая, старалась поймать собак, но те ловко уворачивались и расположившись с двух сторон, непрестанно двигаясь, довели медведицу до истерики!
  В конце - концов, она прижалась задом к толстому стволу сосны, а кобели, ощетинившись и изредка взлаивая, вытянувшись на пружинистых лапах, остановились на мгновение, словно давая возможность фотографам, запечатлеть этот замечательный момент.
  Это была лучшая пара лаек и я искренне позавидовал их хозяину. С такими собаками можно было не опасаясь ходить по любой, самой дикой тайге.
  По команде егеря, хозяин этого слаженного "дуэта", едва оттащил собак от зверя и все присутствующие невольно зааплодировали - настолько профессионально работали по медведю эти собаки...
  
  ... Вскоре после этого, травля закончилась...
  Небо к тому времени вновь нахмурилось, вокруг потемнело и посыпал мелкий, частый снежок.
  Толстый, бородатый егерь подошёл к медведице, отстегнул цепь от проволоки, привязал к ошейнику медведицы длинную верёвку, перед этим угостив её за работу кусочком сушёного мяса и кусочком сахара.
  Она спокойно дала себя увести - для неё это была уже не первая травля и потому, зверь относился к этому как к работе, за которую причиталось поощрение...
  
  Снежок тихо падал наполняя воздух порхающими снежинками, а вокруг всё вдруг помрачнело, устало застыло в дремотной, зимней неподвижности.
  И тут я увидел, рассмотрел, распознал душевным чувством трагическую, почти эпическую картину - это была процессия из старинной русской жизни, движущаяся мимо нас по дороге.
  Впереди шёл бородатый егерь, неся на плече цепь, замкнутую на ошейнике медведицы.
  За ним на расстоянии нескольких метров брела его усталая "питомица", переваливаясь с боку на бок и загребая когтистыми лапами снег назад и немного внутрь...
  А сзади, держа натянутую верёвку, тоже закреплённую за ошейник, шёл помощник егеря...
  Это шествие продолжалось долго, в полном напряжённом молчании и я подумал, что вот так же, ещё только каких-нибудь лет двести назад, по Руси ходили умельцы с дрессированными медведями, переходя из деревню в деревню, из города в город...
  Там и тогда ручные медведи были частью русской жизни, а сегодня эта процессия воспринималась как некая экзотика, случайно подсмотренная любопытным литератором...
  
  ... Мне вспомнилась книжка в которой рассказывалось о медвежьих травлях в Москве, ещё в девятнадцатом веке.
  В Москве, существовал тогда специально построенный цирк, держали много пойманных и выращенных в неволе медведей.
  Были и собаки, специально выведенные в России.
  Породу эту называли меделянками или медвежьими собаками.
  При большом стечении народа, этих медвежатниц, на специально сделанной арене, травили на медведей и были такие собаки, которые парой, вцепившись в уши медведя, растягивали его на арене, под крики и вой возбуждённой толпы зрителей...
  У меделян была такая хватка, что их отрывали от побеждённых медведей с помощью деревянных клиньев или разливали холодной водой.
  На этих травлях были нередки случаи, когда медведи убивали нерасторопных собак, хотя эти кровавые происшествия только подогревали интерес публики...
  Сейчас, конечно ничего подобного увидеть нельзя, но сегодняшняя медвежья травля, тоже запомнилась мне надолго.
  
  Чуть позже, мы подошли к домику егеря, посмотрели на клетку медведицы и услышали, как она в ожидании кормёжки раздражённо порыкивала внутри своего "логова".
  Подошедший к ним бородатый егерь, похвалил Волгу и стал рассказывать, что вырастил медведицу с возраста двух месяцев, и что она к нему сильно привыкла...
  - Я ж её ещё совсем маленькую молоком из бутылочки выкармливал. Я для неё и отец, и мать, а теперь уже и как доминантный самец. Она меня побаивается и уважает. Это медведица стала для меня как большая собака - засмеялся он хрипло...
  - Прошлое лето у неё первая "течка" началась. А где я ей самца найду? - вздохнул он.
  - Вот она и мучилась. Есть перестала и даже по ночам ревела не переставая. Я уже к ней в это время боялся в клетку заходить...
  
  ...Пока мы разговаривали с егерем, погода вновь переменилась и на синем небе, появившемся вдруг среди серой дымки, появилось яркое солнце.
  Мы попрощались с егерем, и пошли назад на станцию. Волга весело бежала рядом с Юрой, а он, на ходу оглаживал её по роскошной длинной и блестящей шерсти, явно гордясь своей любимой собакой...
  
  А мне, вновь вспомнилась сибирская, осенняя тайга, раннее утро, холодный туман поднимающийся со дна широкой лесистой пади, пригорок заросший багульником, дерево стоящее на пологом склоне и подле дерева лайка медвежатница, со вздыбившейся шерстью на загривке, с туго завернутым на спину калачом пушистого хвоста.
  А буквально в метре от собаки, напряжённо вытянувшийся всем телом, стоял некрупный медведишко, тоже с вздыбленной шерстью и тоже в напряжённой позе, ожидания нападения собаки.
  Лайка, при осторожном приближении хозяина, которого она услышала уже давно, лаяла злобно и басисто.
  А медведь уже утомлённый борьбой с прилипчивой собакой, изредка мотая головой рявкал, стараясь не двигаться с места. Стоило ему пошевелиться и собака тут же бросалась в атаку и изловчившись кусала мишку за голые кожаные подошвы лап, оставляя на них кровавые ссадины...
  
  "Вот так в реальности, собаки - медвежатницы держат медведя до прихода хозяина" - вспоминал я, с симпатией поглядывая на Волгу. А про себя решил, что тоже буду заводить восточносибирскую лайку, и конечно попытаюсь натаскать её на медведя...
  
  
  
  Медведи Оки.
  
  
  РАССКАЗЫ ЛЁНИ ИВАНОВА
  
  
  
  ...Лёня и Эрден первый раз за весну собрались на охоту в верховья речки - Эрден жил за рекой, на Заворотной, с родителями. Лёня, пообещал другу заехать за ним с утра.
  Собравшись ещё с вечера, он уложил всё во вьюки и стал смотреть телесериал "Бригада". Прошлой осенью, один знакомый предложил им спутниковую антенну и они её купили. Этот же знакомый быстро её смонтировал...
  Сегодня всё это выглядит немного смешно - стоят деревянные, коричневые от времени и солнца постройки, а над крышей большого дома торчит черно-матовый диск антенны. Ещё десять лет тому назад, скажи кому - не поверил бы, а сегодня - почти у каждого стойба есть эта антенна - можешь десять и пятнадцать каналов ловить и выбирать, что душе угодно...
  "А "Бригады" мне нравятся - подумал Лёня, забирая свой походный рюкзак из пристроя. - Эти ребята всё между собой разбираются, кто у кого закон нарушил" - с сочувствием вспоминал он утром, поджаривая себе вчерашнее мясо на газовой плите - у них в доме был баллон с газом, и когда спешили, то готовили себе на газовой плите...
  
  ... Он проснулся на рассвете, пока родители ещё спали, тихонько прошёл на кухонную половину, позавтракал вкусной телятиной, а кости выбросил во двор, чёрному Жуку - собаке-лайке.
  Потом оделся в охотничий костюм: резиновые сапоги, чёрные плотные брюки. На клетчатую ковбойку надел камуфляжную куртку, а сверху - солдатскую куртку, с меховым отложным воротником. На голову натянул брезентовую тоже камуфляжную панаму.
  Потом вывел из стойла своего Вьюнка, которого загнал туда ещё с вечера и дал овса.
  Вьюнок - невысокая, но живая и быстрая лошадка, косила коричневым глазом из-под чёрной жёсткой чёлки, спускающейся на морду, фыркала и переступала ногами, и когда, мотнув головой, задела плечо Лёни, тот ткнул её в ответ не больно в бок, больше для порядка и проговорил, как один из героев "Бригады":
  - Ну, ну! Аккуратней! - делая ударение на последнем слоге.
  
  Холодное, чистое солнце взошло над высокой горной долиной, пронизало холодный воздух золотыми лучами, обещая тепло к полудню. Горы, как обычно, в ясную погоду были хорошо видны во все стороны широкой долины реки Сенцы...
  И ощущая силу тренированного тела, охотнику захотелось поскорее почувствовать себя одиноким и свободным, как бывало всегда, во времена весенне-летних удачных охот - походов.
  И он заспешил, определяя течение времени по высоте золотистого светила поднимающегося в синем небе...
  Оседлав Вьюнка, Лёня забросил вьюки на коня, выровнял их, натянув повод вскочил в седло и с места рысью, чуть ударив по бокам лошади сапогами, тронулся в сторону брода.
  Серая трава, покрывающая ровную широкую долину, кое-где чуть перебивалась зелёным; тёмно-синяя, холодная река, поблескивала на перекатах. Но в верховьях долины, он это помнил, в узких местах, где росли небольшие куртинки кустарника заслоняющие воду от солнца, по берегам ещё громоздились белые ледяные забереги и речка, только в середине ледяного покрытия пробила себе дорожку и, сжатая с двух сторон, неслась шипя и всплескивая холодной стремниной.
  
  Перед бродом Вьюнок погарцевал немного, задирая голову, не хотел входить в реку, но Лёня дёрнул за повод, сердито крикнул: "Нн-о-о!" - и лошадь, чуть боком, кося глазом на хозяина, стуча под водой копытами по камням, перешла поток, и легко вскочила на высокий, крутой берег.
  Вьюнок - справная лошадка с чёрной гривой и развевающимся на ветру хвостом, шёл по привычной дороге ходко, часто-часто переступая копытами, с поблескивающими на ходу стёртыми подковами
  Лёня сидел в седле, чуть сгорбившись, и привычно гасил инерцию толчков, чуть пружиня ногами нажимая на стремена.
  Проезжая мимо кустарниковой рощицы, Лёня вспугнул выдру, которая чёрной таксой, неожиданно быстро кинулась к воде и с плеском нырнула с берега. Его собака - Жук, в это время обегал окрестности, разведывая обстановку.
  
  "Надо будет капканы поставить" - подумал охотник, но из-за поворота уже показалось стойбо, его старинного приятеля Эрдена, и он сам, увидев приятеля в окно вышел на крыльцо уже одетый, и с винтовкой через плечо. Не дожидаясь пока Лёня приблизится к дому, он прыгнул в седло с крыльца и по длинной дуге подъехал к Лёне, и улыбнувшись поздоровался. Его лошадка была повыше ростом, ярко-коричневой масти, с белой отметиной на лбу.
  
  - Ты патроны взял? - спросил он Лёню, поравнявшись, и Лёня удивлённо посмотрел на него.
  - Не могу найти своих - куда-то в верстак положил после зимы, а когда хватился то не нашёл, - помолчав и поскрипывая седлом, чуть поднимаясь на рыси в седле, добавил: - Я тебе потом отдам.
  - У меня десять штук. Думаю, что нам хватит, - улыбнулся Лёня - не на стрельбы едем.
  Он в армии был командиром танка, после окончания ветеринарного института, и слово "стрельбы" для него значило тяжёлый гул пушечных залпов и суета в тесной громыхающей железом машине, с выцеливанием мишеней.
  
  Лесная дорога, поднимаясь в этом месте чуть вверх, вошла в лиственничный лес с кустарниковым, берёзово-осиновым подростом, с сероватой прошлогодней травой между деревьями, и мягкой землёй, усыпанной серо-коричневой хвоей лиственницы.
  По осени, покрытие этой дороги было ярким, жёлто-оранжевым, но за зиму выцветало и тем не менее, даже весной напоминало тканную дорожку, чуть прибитую к земле стаявшим снегом.
  Солнце светило справа, сбоку и там же, за рекой, сквозь чёрные ветви лиственниц был виден заснеженный хребет с высоким серыми скалами, гребёнкой торчащими на фоне синего неба.
  
  "Хорошо!" - подумал Лёня, изредка вглядываясь налево, на склон, кое-где видимый в прогалы леса. "Погода отличная, и сегодня можно добыть зверя".
  Эрден молчал, ехал чуть позади и невольно отвлекаясь, вспоминал вчерашний фильм "Бригада", жестоких бандитов: "Что они всё время делят, - думал он - не понимаю?".
  Он вспомнил про недавний случай угона тувинцами скота в соседней долине, из крайнего к перевалу стойба: "Тувинцы, конечно не все бандиты, но чтобы припугнуть исподтишка, могут иногда и стрельнуть. Конечно, тут они не бывают, - далековато от границы, но всё-таки неприятно..."
  Он тяжело вздохнул, поднял голову и закончил размышления: "Всё переменилось в мире за последние десять лет... И даже у нас, в долинах, где кажется всё застыло в неподвижности на долгие года..."
  Шурша травой, откуда-то справа на дорогу выскочил чёрный с обрубленным хвостом Лёнин Жук, глянул на хозяина, и перейдя с рыси на галоп, убежал вперёд.
  "Хорошая собака", - отметил Эрден и тут дорога, чуть спустившись с бугра, вышла на край долины, над которой покатой стеной клонился ближний хребет. Открылась большая каменная осыпь, серая, с коричневыми, высокими лиственницами, редко стоящими вдоль границы леса.
  
  Лёня и Эрден, стали внимательно вглядываться в лесные прогалы и скальные увалы, торчащие то тут то там из склона. Крутяки справа уже освободились от снега и на сером фоне хорошо были заметны скальные, невысокие останцы, под которыми кое - где белели снежные, не стаявшие ещё языки снега...
  Вскоре дорога свернула влево, вышла на большую поляну ограждённую справа крупными зелёными елями, закрывающими обзор.
  Солнце уже нагрело траву и тёплый воздух невидимо поднимался в чистое небо. Посередине полянки виднелся деревянный стол со скамьями и две лиственницы, стоящие отдельно, почти в центре круга. К нижним веткам лиственниц было привязано множество белых и синих ситцевых ленточек, обозначающих место почитания духа природы и охоты - Бурхана - ленточки были похожи на бабочек, легкокрылой стайкой присевших отдохнуть на ветки.
  Тут же, под деревом, набросаны были бутылки: стеклянные и пластиковые - знак, показывающий количество тех, кто, поклонившись Бурхану, выпивал сам и "брызгал" на землю - духам.
  Спешившись, приятели быстро и слаженно приготовили обед: пока один ходил за водой на небольшой ручей, невидимый за тёмно-зелёной еловой стеной, другой разжёг костёр...
  Чай вскипел мигом. Бросили в кипяток горстку заварки, сняли котелок с тагана, разлили по кружкам, из вьюка достали мясо, лук, хлеб.
  Ели с аппетитом удобно усевшись за стол, сняв сапоги грели ноги под ярким солнцем и ходили босиком вокруг костра по мягкой лиственничной хвое, которая щекотала кожу подошв.
  Обедая, говорили о маряне, той что сразу за поворотом, где могут быть изюбри. Эрден вспомнил, что прошлый год видел там четырёх медведей одновременно. Лёня кивал головой...
  Жук, появившийся откуда-то из ельника, лёг тяжело дыша, открывая пасть и показывая красный язык.
  
  Когда отъехали от святого места, было всего двенадцать часов дня. Выезжая из леса, оба, почти одновременно увидели на маряне, в дальнем её углу, медведя. Он переходил с места на место, ворошил что-то широкой лапой, а потом совал в ветошь морду, вынюхивая запахи съедобных корешков.
  Друзья не сговариваясь спрыгнули с коней, привязали их к молодым осинкам на обочине. Жучка взяли на поводок и наискосок, через негустой лес растущий у подножья склона, стали подниматься на склон, осторожно подбираясь к маряне.
  Потом, минут пятнадцать обходили маряну верхом, и наконец, крадучись, стали приближаться к открытому месту, уже сверху.
  На подходе, патроны поделили по пять штук каждому...
  
  Лёня, шедший впереди, вдруг поднял руку - он увидел медведя метрах в ста впереди. Жук, идущий на поводке позади Эрдена, закрутил головой и стал нюхать воздух. Эрден подошёл ближе и когда напарник показал ему медведя на маряне, отпустил поводок, наступил на него ногой, поднял карабин и тоже стал прицеливаться.
  Лёня видел через мушку, как медведь,- круглый, мохнатый, - широкой когтистой лапой как лопатой, сгрёб веточки и прошлогоднюю траву и скусив несколько зелёных травинок, стал жевать их. Потом, подняв голову посмотрел в их сторону.
  Охотник нажал на курок. Сухо треснул выстрел и медведь упал.
  Попал! - крикнул Лёня, но медведь тут же вскочил и прыжками поскакал к чапыжнику, непроходимой частой щёткой низких кустов, растущих на склоне, посередине маряны. Жук, после выстрела рвался с поводка и Эрден в суете, только со второго раза освободил собаку от ошейника.
  Лёня, коротко выцеливая стрелил в бегущего медведя ещё раз, потом третий раз!
  Но, видимо оба раза промазал, потому что медведь, после выстрелов вскоре исчез из виду, заскочил в кустарник высотой с человека.
  Уже по скрывшемуся в кустах зверю, выстрелил и Эрден, но поторопился и тоже промазал.
  Жук ушедший к медведю на махах, уже был там и почти вслед за медведем исчез в чапыге.
  
  Охотники опустили карабины, и пошли к кустам.
  - Я попал, - объяснял Лёня, - но он живучий. Дай мне ещё пару патронов.
  Только Эрден собрался вынимать пули из магазина, как медведь в чапыжнике рявкнул и Лёня увидел, что кусты задвигались в обратном направлении, уже в их сторону. Сначала выскочил Жук, поджав обрубок хвоста, и оглядываясь помчался к хозяину.
  Тут же из кустов выпрыгнул медведь и кинулся догонять собаку, пока ещё не видя охотников.
  Лёня, помня, что осталось всего два патрона, выстрелил раз, а Эрден, в это же время - два. Выстрелы затрещали один за другим. Так! Так... - так...
  
  Медведь остановился, словно задумавшись, что делать дальше.
  Эрден, ёще раз выстрелил: - Так! - и медведь упал, но потом вскочил и снова убежал в кусты. Жук, напуганный медведем и пальбой убежал вниз, а Лёша и Эрден, возбуждённо переговариваясь и стараясь не отходить друг от друга, подошли к чапыжнику, увидели кровь на земле, на следах, которые уходили в совершенно непроходимые для человека заросли.
  Нам туда нельзя! - коротко предупредил Эрден. Он нас там, как котят задавит. Выстрелить не успеем.
  Лёня соглашаясь кивнул.
  
  - А Жук где? - спросил Эрден.
  - Он, видимо, к лошадям побежал, - сокрушённо отметил Лёня.
  Решили обходить кустарники вокруг - может быть медведь прошёл сквозь чапыжник и убежал.
  Оставаясь метрах в пяти от границы кустарника, охотники пошли кругом вдоль зарослей. У них в стволах осталось по пуле и их всё больше одолевал страх, хотя они молчали, храбрясь друг перед другом...
  
  А погода, за это время, переменилась.
  Тёмные облака набежали из-за белеющего снегом противоположного гребня. Поднялся ветер, лес зашумел. Лёне хотелось бросить всё, спокойно спуститься к лошадям и ехать в зимовье, которое было совсем недалеко.
  Эрден думал так же, но молчал не желая показаться трусом - для каждого это был не первый медведь, но до этого случая, всё обходилось без проблем. А тут...
  Шли медленно, тщательно глядя себе под ноги и на кусты, чуть раскачивающиеся под ветром. Когда обошли почти полкруга, оба облегчённо вздохнули...
  
  - Кажется, ушёл, - предположил Эрден, и тут же из кустов высунулась клыкастая, оскаленная пасть. Оба охотника навскидку выстрелили почти одновременно.
  Медведь находившийся метрах в десяти от охотников, получив почти одновременно две пули в грудь, замер на месте, несколько раз дёрнулся, потом, словно на время очнувшись, ещё по инерции прополз несколько шагов вниз и припав к земле замер, растянулся метрах в пяти от охотников.
  Патроны у охотников закончились и они, стараясь оставаться невозмутимыми, сильно это переживали - это было совершенно необычное беззащитное состояние, когда ты стоишь с винтовкой в руках, но не можешь из неё выстрелить...
  
  Остановившись и коротко обсудив произошедшее, Лёня и Эрден, сойдясь поближе, вынув ножи из ножен долго стояли, не желая приближаться к этому живучему зверю.
  Потом, решившись, осторожно, следя за неподвижной тушей медведя, подошли ближе. Лёня сапогом ткнул в бок неподвижного хищника, но тот не шевелился.
  
  - Однако, разделывать надо? - неуверенно произнёс Эрден.
  Осторожно прикасаясь к мохнатым лапам, приятели осмелев, развернув зверя поудобнее, поправили ножи на бруске и разобрав длинную тёмно-коричневую шерсть между задних ног, Лёня, вонзил нож, собираясь делать первый длинный разрез. И тут, медведь неожиданно, не открывая глаз рыкнул громко и зло.
  Оба охотника отскочили от зверя и долго стояли подняв ножи и ожидая нападения. Но медведь не двигался...
  
  Лёня вытер рукой вспотевший лоб - если бы он был один, то просто ушёл бы к лошадям, а тут перед другом было стыдно...
  И всё-таки, сделав паузу, приятели неуверенно подошли к мёртвому зверю и осмелев, сделали первый надрез...
  Потом, с облегчением вздыхая, привычно, не спеша сняли шкуру, помогая себе острыми ножами и кулаками, втискивая их между шкурой и жирным мясом, с нажимом водя влево - вправо и оттягивая скользкую сальную кожу...
  
  Наконец, шкуру отделили от туши, вскрыли нутро. Снаружи были видны пять ран в туловище, а когда вскрыли грудину, то оказалось, что сердце тоже пробито пулей!
  Медведь оказался довольно упитанным, с толстым слоем жира под шкурой и кусками нутряного жира на кишках, что по весне встречается не часто.
  Довольные неожиданной удачей и чуть возбуждённые после пережитых страхов, Лёня и Эрдэн, оставив мясо на горе, спустились к лошадям и там был Жук, выбежавший им навстречу и виновато вильнувший хозяину коротким хвостом.
  - Ну что же ты? - спросил Лёня собаку, отстёгивая поводок от ошейника, но Жук молчал и только виновато отворачивал морду в сторону...
  
  Мясо спускали вниз на лошадях, но Вьюнок, на подходе к разделанному зверю, почуяв медвежий запах захрапел и стал пятиться задом вниз по склону, приседая и поскальзываясь, высекая подковами искры из торчащих на поверхности камней.
  Лёня едва его успокоил и Эрден, опасливо поглядывая на разгорячённого Вьюнка, пока хозяин держал лошадь за повод загрузил мясо во вьюки и забросил их на спину лошади.
  До зимовья решили довести лошадей в поводу. Вышли на дорогу и двинулись небольшим караваном вперёд.
  
  Солнце село и заметно похолодало. Впереди, вверх по долине, где-то прошумела, прогрохотала лавина. Лошади шли, прядая ушами и беспокойно косились назад, задирая головы и скаля зубы. Не доходя несколько метров до зимовья, Жук, опустивший голову к земле и бегущий какой-то полу - рысью полу - галопом, вдруг бросился в кусты справа от дороги, и оттуда на махах вылетел красавиц-изюбрь, с молодыми рожками. Олень, громадными прыжками перескочил через дорогу и помчался к речке, а за ним, с громким лаем, Жук.
  Всё это длилось несколько мгновений. Автоматически схватившись за карабин, Лёня тут же вспомнил, что у них нет патронов и выругался. Эрден тоже занервничал, чувствуя свою вину...
  Но ведь медведя они всё-таки добыли и это без сомнения была удача.
  Вскоре, от реки раздался лай собаки - она непрерывно и равномерно тявкала на одном месте.
  
  - Наверное, быка в реке поставил, - со вздохом упрёка, недовольно заметил Лёня выходя уже на большую поляну, посередине которой, стояло квадратное деревянное зимовье с плоской крышей. Пока развьючили и расседлали лошадей, пока перетаскали вьюки с мясом медведя к зимовью, спустились сумерки.
  В это время вернулся Жук. Он был мокрый, облизывался и сразу же лёг в стороне от домика.
  Ещё через час, перед зимовьем в ночной темноте горел большой костёр и фигурки двух охотников, на фоне яркого огня, казались чёрными, и отбрасывали длинные расплывающиеся тени, когда люди двигались вокруг костра...
  
  
  2005 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  
  
  Медведи Муякана.
  
  
   "...На строительстве новой сейсмостанции на Белых Озёрах, произошли два необычных случая, связанных с медведями...
   В один из обычных вечеров, ребята - строители сидели у костра и разговаривая пили чай. Вдруг, кто-то из них заметил мелькание тёмного пятна за валежиной и приглядевшись понял, что это медведь крадется к костру.
  Непонятно почему, этот зверь вдруг решил напасть на людей, да ещё у костра - а ещё говорят, что медведи боятся огня!
  
   Поднялась паника! Все бросились в дом за ружьями и вскоре в окрестностях, укрытых плотными сумерками, раздались беспорядочные выстрелы. Медведь был смертельно ранен первой же пулей и с перебитым хребтом, пытался уползти в лес.
   Его добили, но ещё долго не могли успокоиться, наперебой рассказывая, кто что видел в этот момент.
   Потом, тушу средних размеров медведя притащили к костру и разделали. Тут же из филейных частей нарезали мясо мелкими кусочками и пожарили на большой сковороде, на которой обычно жарили крупную рыбу...
  
   Второй случай произошёл через неделю. Из бани, стоящей поодаль от дома будущей сейсмостанции, кто-то украл эмалированный таз с солёной рыбой...
   Начали разбираться и Толя Полушкин, заподозрив неладное, стал осматривать окрестности - за речкой нашёл тазик, уже пустой и с вмятинами от когтей медведя на краях.
   Все долго смеялись, представляя себе как вор-медведь, втиснулся в маленькую баню, захватил лапами таз с рыбой и на задних лапах, вынес его из домика, потом так же стоя на задних "ногах" перешёл речку и уже там стал "разбираться" с краденой добычей...
   Через несколько дней, памятуя, что медведь может вновь наведаться в баню, Толя с товарищами установил петлю из тросика на крупную сосну, стоящую рядом с баней, а в качестве наживки, приспособил крупного, сушёного леща...
  
   Прошло ещё несколько дней и вот, рано утром, кто - то из ребят вышел из дома по нужде и вдруг, заметил какое -то шевеление в стороне бани. Приглядевшись, он понял, что рядом с банным домиком, на задних лапах стоит небольшой медведишко и периодически тянет на себя правую лапу, за которую его ухватила петля.
   Ворвавшись в дом, нечаянный свидетель закричал: - Полундра! Медведь попался в петлю!
   Все повскакали с нар, схватились за ружья, но первым к беспомощному воришке с опаской подошёл Игорь Михеев - бывший охотовед и умелый охотник - он на секунду опередил собиравшегося броситься на человека медведя, и точным выстрелом в голову, всего метров с десяти, закончил мучения неловкого грабителя.
   Разделывая этого зверя, мясо которого чуть попахивало рыбой, ребята гадали, когда этот незадачливый любитель солёной рыбки, пришёл к избушке и как долго он сидел здесь, как собака на привязи раз за разом безуспешно пытаясь освободиться от петли, болезненно обхватившей его всего - то за одну лапу...
  
   Вскоре, ко мне на сейсмостанцию завернул отрядный вездеход, на котором ребята прислали мне с "Озерной" картонную коробку медвежатины...
  Сейчас нужды ни в деньгах, ни в продовольствии не испытываю. Ем медвежатину сваренную большими кусками и запиваю наваристым бульоном!
   Собакам сырое медвежье мясо очень нравится, но вот кошка, несмотря на голод, наотрез отказалась есть медвежатину.
  
   Для справки: медвежье мясо надо долго варить и только тогда начинать есть, но маленькими порциями, так как, хоть это и питательная, но очень тяжёлая пища. Организм медвежатину долго переваривает и нередко случается, что с непривычки, у наевшихся медвежатины схватывает живот...
   Отличительная особенность медвежьей плоти - жёсткость и сила - кости круглые и монолитные, то есть очень крепкие и это понятно - стоит посмотреть какие ямы медведь копает, и какие при этом камни выворачивает!
   2000 год. Лондон. Владимир Кабаков.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"