Аннотация: Владыка Антоний Сурожский был подлинным православным и сочетал в себе подлинную веру и трезвый ум. Он был выдающимся пастырем русской Православной Церкви и останется в памяти многих людей, которым он показал дорогу к храму!
...В качестве эпиграфа приведу несколько цитат из его книг: "Человек перед богом" и "Пути христианской жизни":
"...Какова же была деятельность Христова?
Во-первых, она не определялась предметом; она определялась милосердием, любовью, жалостью. Все случаи исцелений, которые мы находим в Евангелии (воскрешение сына вдовы Наиновой или Лазаря), все чудеса которые Христос творил над природой (как усмирение бури на море Тивериадском), определяется только одним; Ему жалко в самом сильном смысле этого слова, жалко погибающей твари и он вступает и что-то делает по милости, по милосердию...
А второе - выражаясь по-человечески и конечно несколько грубо: если кто был неудачником, то это Христос, потому что если посмотреть на жизнь Христа и на его смерть вне веры - это катастрофа...
В этом отношении мы должны быть очень осторожны, когда думаем о христианской деятельности как о такой деятельности, которая целесообразна, планомерна, успешна, которая обращена к определённой цели и её достигает, которая так проводится, что венчается успехом..... не в них сущность христианского момента, Христова момента в деятельности. Сущность его в том, что Христос во всей Своей деятельности, в каждом слове, в каждом деле, во всём Своём бытии выражал, делал конкретной, реальной волю и любовь Божью...
Вот почему Христовы действия, Христовы слова так совершенны, и вот что они собой представляют...
"Человек перед богом", глава "Созерцание и деятельность". Москва. 1995 г.
...Если мы хотим быть Христовыми, мы должны научиться по отношению к страданию каждого человека вокруг нас, каждой твари вокруг нас, всего мира вокруг нас, подобно Христу, допустить это страдание во все наше сознание, чтобы оно проникло до глубин нашего сердца. Феофан Затворник (правда, не о страдании, а о молитве) говорит: надо вонзить её в своё сердце как кинжал... Да, вонзить страдание моего ближнего, как кинжал в сердце. И пусть льётся кровь, и пусть пронизывает нас боль, но не отвернуться, не защититься!
И только тогда наше сострадание может стать творческим, наше сострадание может быть соучастием в чужом страдании и несением чужого креста. Христос не Себя принял весь ужас отпадшего от Бога мира, принял и понёс на своих плечах. Не согнулись его плечи; Он был распят.
И мы призваны быть Христовыми. И перед каждым из нас стоит вопрос о нашем страхе перед страданием - своим, не чужим; страхе о том, что нам кажется: если только я откроюсь, если только я услышу, только увижу, только осознаю, - мою душу раздерёт боль... Начинается же наше соучастие в жизни мира, в жизни человека и в жизни Христа с момента, когда мы говорим: Да! Пусть так будет... Потому что, будь то мир, будь то отдельный человек, будь то какая - то измученная группа людей, принять других значит, употребляя образ Христа, взять другого человека, чужое как будто страдание на свои плечи и этого человека донести до отчего дома.
Но порой это значит взять человека на свои плечи и вдруг обнаружить, что это не человек, а крест, и что этот крест я должен донести до Голгофы, и что только если я буду распят на нём, только если я буду распят без гнева, без закрытости, отдавая себя до конца, я смогу сказать: Прости ему Отче, он не знает, что творит...
Вот задача которая стоит перед каждым из нас. Она начинается в очень малом: просто научиться видеть и слышать то относительное страдание, которое вокруг нас живёт и крушит чужие жизни. И вдруг осознать, что если вдвоём нести страдание, то оно пополам делиться. И еще: что чужого страдания нет, потому что мы друг другу не можем быть чужими. Помню, будучи в Троицкой лавре, я искал своё место за столом; и один из монахов мне сказал: Да садитесь, где хотите! - Я ему ответил: Я не хочу сесть на чужое место. - И он на меня посмотрел с изумлением, непониманием, как это может быть, и сказал: Так ведь здесь чужих нет - мы все свои...
"Человек перед богом" Глава: "Воспитание сердца". Москва. 1995 г.
...Читаю Антония Сурожского и о многом думаю. Ему, Владыке Антонию, дан чудесный дар не только слушать и слышать других и себя, но и дар слова говорящего через веру о вере. Дар этот проявился в нём от постоянного общения с людьми, разговоров с ними, от желания помочь словом и делом их бедам. В его устах слово обретает силу действия, вдохновляет, часто даёт ощущение понимания, веры и тем самым помогает жить.
Вместе с тем сознаёшь величие задачи поставленной перед собой Владыкой. Ведь мы в общении оперируем словами, которыми и правду говорим и лжём с увлечением, увеличивающимся от научения. Иначе говоря, слова используются нами и для оправдания зла и неверия, так что уже очень трудно на этом языке говорить о добре и святости. Однако Владыка на этом языке говорит так проникновенно, что может просто объяснять очень сложные вещи.
Читая его книги понимаешь трагедию противостояния добра и зла, веры и неверия живущих в мире бок о бок, находишь ответы на вопрос, как жить самому и как находить правду во внешней жизни...
Сегодня можно видеть и слышать, как человек творя зло уверяет и убеждает себя в том, что когда-нибудь это зло превратится в добро. Он убеждает себя, что не надо думать и мучиться, изгоняет из головы и сердца любые размышления или переживания, оставляя только действия. Он уверяет себя, что в отношениях с другими можно лгать, хитрить, подкупать, а иногда быть даже искренним циником, простодушно веря в свою правоту и неправоту тех, против кого он действует.
Здесь, Владыка не говорит о злодеях или извергах. Он имеет в виду тех, кто видя, как другие делают зло молчат и уговаривают себя не "встревать". Владыка часто прямо говорит о том, что мы причастны всякому злу творящемуся на земле, если мы его не замечаем или делам вид, что нас это не касается.
...В России сегодня это беспризорники, преступность, взяточничество, обнищание народа не только экономически но и морально, нравственно. Владыка говорит, что в начале человек теряет совесть и веру, а потом уже разваливается вся жизнь. Много раз Владыка повторяет в своих проповедях фразу, сказанную Христом сатане в пустыне: "Не хлебом единым жив человек..." - утверждая главенство в жизни не экономики, не денег, но души, совести и веры.
Чувство правды присуще Владыке. Он понимает положение обывателя от веры, которому очень хочется выглядеть искренне верующим при других и для других, но Владыка не упрекает, а просит людей быть честными перед богом и собственной совестью, понимая их подавленность перед лицом сложной и трудной жизни. Он призывает не лгать, а каяться, ценою страдания получая прощение. И себя, Владыка не выделяет из среды простых людей и повторяет, что его отличие в том, что он верует глубоко и бескомпромиссно...
Узнавая Владыку, читая его проповеди и рассуждении о вере и неверии, я вдруг подумал, что он похож на Сократа: та же искренность, та же самоирония, то же критичное отношение к самому себе.
Вспомнил эпизод из жизни Сократа, когда Дельфийского оракула спросили, кто самый умный из людей в Греции и он назвал Сократа. Сократ же прокомментировал это так: "Единственное, чем я отличаюсь от других греков - тем, что я знаю, что ничего не знаю". Это "незнание" Сократа, уже было подступами к вере...
...Пересказ истории Иисуса Христа, рассказы об Апостолах в устах Владыки звучат как свидетельства современника тех событий и тем самым, очаровывают и подкупают глубиной веры и понимания. Когда Владыка говорит о боге, то мы воспринимаем это как разговор о ком-то очень близко знакомом и уважаемом.
Владыка "оживляет" вечного Бога для нас с вами, рассказывая и объясняя, что он жив и присутствует везде и во всем - он вводит Бога, Сына и Святого Духа в масштаб человеческой истории и конкретной человеческой судьбы.
Его скромность, постоянное упоминание о собственной обычности, придаёт его беседам и монологам личный, интимный характер, позволяет почувствовать его преклонение перед Святой Троицей.
Местоимение Я, употребляется им очень редко, или если упоминается, то в плане самоиронии или даже раскаяния. И эта грустная улыбка в свой адрес, даёт возможность нам грешным спокойно глянуть на себя без самодовольства, но и без чувства самоуничижения и позволяет любя себя, видеть грехи и недостатки и каяться, стараясь избавляться от грехов обыденной жизни.
Владыка с удивительной глубиной и состраданием отвечает на самые сложные вопросы теологи и теофании. Его речь проникновенна, логична и вместе проста и понятна для всех, сочетает грусть и трагизм с добродушной улыбкой. В ней всегда слышны любовь и сострадание к простому человеку, желание помочь, поделиться личным опытом и накопленными знаниями о пережитом.
Владыка Антоний не находил ничего зазорного в том, чтобы признаться, что он чего то может не знать, но всегда брал на себя смелость отвечать прямо на прямые вопросы. Его внутренняя просветлённость, глубокая вера позволяли ему правдиво и откровенно отвечать на самые трудные и сложные вопросы...
И вот Владыки Антония Сурожского не стало. И все кто его знал лично, кто читал его проповеди и книги о христианской вере, словно осиротели. Из этого мира ушёл праведник, защитник веры, святой - я не побоюсь этого слова и все кто его знал меня в этом поддержат. Будем скорбеть о тяжёлой утрате, но и надеяться, что семена веры, правды и сострадания, посеянные Пастырем Владыкой Антонием, возрастут плодами благочестия, веры и богопочитания...
И в качестве завершающей цитаты, приведу одно место из книги Владыки Антония - "Пути Христианской жизни" из главы: "Дорожите временем потому что дни лукавы":
"Но каково наше положение? Мы находимся сейчас в мире, который полон зла. Кто из нас может сказать, что он не убегает от него, что он не ищет покоя, обеспеченности, защищённости? Разве можно сказать, что каждый христианин себя считает воином, который послан Богом бороться со всеми формами зла - ценой своей жизни, ценой своей чести человеческой перед лицом людей, ценой всего того, что ему по человечески дорого,- каждый в меру своих сил, но изо всех сил? Вот наше призвание. Но кто из нас, в каком бы чине он ни был, может сказать, что он это выполняет? Разве мы не занимаемся тем, что постоянно обращаемся к Богу за помощью, молим Его о помощи: "Избави, спаси, помоги"? И разве нам Господь не отвечает на это: "А кто же в этой страшной или пугающей тебя обстановке сделает Моё дело? Ты ведь знаешь Мои пути, ты знаешь Мою волю, ты знаешь Мою любовь и сострадание к людям. Почему же ты бежишь, тогда как твоё призвание - быть воином?"
Это всё звучит очень громко, если мы думаем обо всём мире, о государствах, о царствах. Но оглянемся на себя в самой обычной нашей обстановке. Что мы вносим в жизнь нашей семьи, в среду наших друзей, в среду тех, с кем мы встречаемся по службе и по работе? Не делаемся ли мы трусливыми, безмолвными, "с волками воем"? Не находимся ли мы в постоянном состоянии страха и бегства? Не говорим ли мы Богу: "Господи, здесь есть нужда. Ты меня сюда послал для того, чтобы я отозвался на неё, но мне страшно; Ты Господи, сделай то, что нужно, я буду только молиться". А разве от того что ты только молишься, кому-нибудь прибавляется хлеба, крова, одежды? Мужества, радости, упования? Ничего не прибавляется. Смеем ли мы говорить, что мы молимся Богу обо всех нуждах земли, если и пальцем не прикасаемся к этим нуждам?..
Снова вспоминаются слова Спасителя: От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься... Бог нам открыл нужду, а мы Ему отвечаем: "Нет, Господи, Ты Сам эту нужду разреши. Мне неохота, мне некогда, мне страшно, это не моё дело - Твоё..." Я помню, как кто-то мне сказал: "Мы живём так, будто говорим Спасителю: Тебе - крест, нам - воскресение..." Разве не так мы живём?
2003-10-11. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal