Аннотация: Монашество и монастыри. Устав древних христианских монастырей. Монастыри буддистские, католические и индуистские. В Германии, во Франции, в Японии, Китае, Монголии и в Непале.
...Я, пытаюсь продолжить цикл статей об основах христианской веры в форме вполне и сознательно ненаучной, без библиографии и ссылок на источники цитат. Такую форму размышлений о вере и христианстве я назвал бы народным богословием, подразумевая, как раз ненаучный характер моих писаний. Пытаясь сформулировать своё отношение к вере, к Богу и к господу нашему Иисусу Христу в такой сознательно упрощённой форме, я надеюсь, что мои жалкие попытки систематизировать мои рефлексии по поводу христианства как феномена веры, найдут отклик в душах и головах простых читателей, далёких от академических богословских дискуссий, и которые, в свою очередь, поделятся своими переживаниями и чувствами о Боге, Иисусе Христе и его учении - христианстве.
В этом смысле я себя представляю продолжателем и почитателем традиции, восходящих к Иоанну Златоусту, а из современных богословов я считаю себя почитателем проповедника и экзегета Митрополита Антония Сурожского...
Эпиграф:
"Иногда приходится слышать утверждения сторонников литературоведческого подхода к Новому Завету, что тексты представляют собой "самостоятельные литературные миры", со своими собственными законами и архитектурой, и так и следует их анализировать... Но это вовсе не литературные труды, чуждые по своей природе каких-то интересов и нацеленные на удовлетворение эстетических чувств...
Тексты Нового Завета в высшей степени отражают определенные интересы. На богословском уровне все они нацелены на то, чтобы читатели приняли Иисуса из Назарета как Мессию...
На самом глубинном уровне они отражают религиозные, а не эстетические чувства. На социальном уровне они могут пониматься как средство создания институциональных и символических ниш, в которых могли бы найти смысл перед лицом враждебного окружения те общины, для которых они и были написаны. Относиться к этим произведениям как к самостоятельным литературным мирам означало бы, по-видимому, забыть о той жизни, которая их и породила"
Ф. Экслер
Иисус Христос говорил: "Не мир, но меч принёс я на землю... И брат встанет на брата, а сын на отца..."
И это одно из самых загадочных месть Библии! Как кроткий Иисус, который в другом месте говорил: "Если ударили по левой щеке - подставь правую", мог быть так противоречив в своих словах? И ведь апостолы запомнили эти противоречия, потому что они бросались в глаза, а потом цитировали их не решаясь что - либо изменить в словах Учителя...
Некоторое время назад, обдумывая эти кажущиеся противоречия, я вдруг предположил, что Он в этих словах, этими выражениями, говорил о Революции, но о Революции, которая должна была произойти внутри слушающих и верящих в него людей - в каждом из нас. Он надеялся на перемену в нас, которая заставит наконец выбрать одну сторону, одно направление в этой жизни - выбрать сторону добра, любви и сострадания, противостоящей стороне, на которой стоит сильное, победоносное, инстинктивное зло, привычно окружающее нас в этой жизни.
Именно выбор добра и правды - был тем путём к Богу, на который наставлял неустанно Иисус Христос своих учеников и слушателей...
Множество привычных понятий и представлений надо разрушить в себе до основания, чтобы решиться и последовать за Мессией в противостоянии бытовому, кажется вечному и неистребимому в нас самих и наших близких, злу.
И только тогда, когда мы сможем этому противостоять в себе не на словах, а на деле, только тогда, мы можем сказать и людям и себе, что мы дети Христовы, что мы пытаемся по мере наших сил следовать Его Заветам. Следовать, в том числе и в сторону вечной жизни, в сторону "царствия... не от мира сего".
Думаю, это самое трудное в подлинном христианстве и, кто решается на это, наверное предчувствует, что может быть, следуя этим Путём, придётся погибнуть в тяжелейшей борьбе, в этой внутренней Революции, которая заставляет подлинных христиан взяться за "духовный меч", и в этой битве с силами зла, олицетворением которого был библейский Сатана, не щадить ни себя, ни близких...
Безусловно, подлинные ученики Иисуса из Назарета, в физическом противостоянии с "обыденным злом" были обречены на гибель, и тому доказательство насильственная смерть всех апостолов, за исключением Иоанна, и ещё мучительные смерти бесконечного количества святых и праведников, во все времена становления Христова Учения.
Но Иисус Христос, словно поддерживая нас в этой изнурительной борьбе, помогая преодолеть страх смерти, говорит: "Кто погубит тело своё, но душу спасёт - тот останется жить вечно..."
Обобщая, можно сказать, что пока силы привычного, инстинктивного зла являют себя в законах этого мира, то считающие себя последователями Христа будут с "мечом" Его Заповедей противостоять греху и гибнуть один за одним в этой вечной Революционной борьбе любви и самопожертвования, против животного инстинкта эгоизма и себялюбия, порождающего алчность, сластолюбие и неизбывную гордыню людской плоти.
Удел христианина, который предначертал Иисус - это "отвергнуться мира и нести свой крест...", но делать это любя и прощая грешников, противостоящих заповедям Христовым, невольных рабов противника Иисуса, Сатаны - "владыки смерти".
Чтобы изменить этот мир, "лежащий во зле", мы и будем противостоять своим братьям и своим отцам, восклицая, как воскликнул Иисус, в ответ на призыв своих родных одуматься и вернуться в семью, в мир: "Кто матерь моя и братья мои!? - вопрошал он своих учеников и слушателей, и Сам же отвечал: "Вы мои братья и сестры... - подразумевая, что Апостолы и ученики - и есть подлинные, после приобщения к Новому Завету, братья и сёстры Его, не по телу, но по духу... Хотелось бы в связи с этим отметить, что подлинное христианство стоит на единстве духа и веры, но никак не на родственных связях, и в этом его настоящая революционность. Но именно в семьях верующих, мы можем видеть подлинную любовь и поддержку друг друга, среди кровных родственников...
Новый Завет, Евангелия, рисуют нам картину непризнания Мессии, и попытки остановить Его в служении людям и Богу. Вспомните, как негодовали его земляки из Назарета, когда выслушав проповедь Иисуса, с раздражением говорили "он плотник, и сын плотника", и что зная его с детских лет, ничего особенного в нём не видят и потому не верят его словам. Поэтому, с горечью, Иисус подтверждает слова известного изречения - "Нет пророка в отечестве своём!".
Для многих, призыв Иисуса "нести свой крест" - равносилен отказу от всех целей и смысла обыденной жизни. А гибель в борьбе с привычным и потому кажущемся неодолимым, злом, является сумасшествием. Призыв Христа не сдаваться в противостоянии злу, но если надо, то пожертвовать собой, многими воспринимался и особенно воспринимается сейчас, как безусловная гибель...
Но мы должны помнить и должны понимать, что погибнуть, в данном случае, значит часто, погибнуть для мира, для рутинного, обыденного бытия, в котором мы все пребываем по многолетней привычке.
При этом надо помнить, что в отличие от иудеев, Иисус Христос верил в первоначальную доброту человека и потому призывал своих учеников и сторонников "быть как дети", неиспорченные обыденностью зла и нелюбви. Только вырастая и впитывая "законы" грешного мира, мы становимся испорченными и злыми.
Поэтому, читая наставления Иисуса, невольно можно сделать определённые выводы о природе человека, как её видел наш Господь...
Человек рождается добр, каким и создал нашего прародителя Адама, сам Великий Творец. Однако после грехопадения, сама жизнь человека изменилась и изменила его характер и природную сущность. И потому, взрослея и впитывая в себя привычки и отношения падшего мира, мы становимся такими как все и забываем свою первоначальную доброту и безгрешность. И вырастая, мы невольно соглашаемся с правилами и законами этого мира, то есть становимся больше плотскими, чем духовными существами. Иначе говоря, мы становимся "плотью", и все наши беды, грехи и страдания происходят от этого...
Первохристиане стремились, по словам Учителя, преодолеть в себе грехи, и потому противопоставляя себя обыденности, старались соответствовать Его Заветам. Они объединялись в общины, в которых жили по своему уставу, пытаясь противостоять напору внешнего мира. Об этих общинах коротко рассказывает Апостол Павел, в своих Посланиях.
Но уже и в этих общинах появились и честолюбцы и развратник и потому апостол Павел подбадривая и ругая, старался восстановить христианские отношения в этих человеческих сообществах...
...Но вот прошли времена отъединения христиан от языческого мира, и при императоре Константине христианство стало государственной религией. Толпы новообращённых устремились в храмы, и та жизнь, которой в ранних христианских общинах, жили немногие, подлинно верующие, вдруг стала доступна для толпы.
В силу диктата государственной власти, точно так же, как христиан гнали в Римской империи в течении долгой, почти трёхсотлетней истории, так стали гнать противников христианства, ставшей государственной религией. Еще и поэтому появились в эти времена много псевдо христиан, людей неискренних, привыкших приспосабливаться и маскироваться под сторонников Нового Завета Иисуса Христа. Тут можно процитировать пророка Исайю, который говорил о таких людях:
"Вы чтите меня только своими языками ..."
Так наверняка было и во времена признания христианства Константином Великим и потому из называвших себя христианами в те времена немногие были подлинными христианами...
И конечно, источник христианского благочестия, богопочитания замутился и общий уровень нравственности и религиозности упал, может быть, на самый низкий уровень.
Можно, наверное, образно сказать, что, наконец, Христианская Революция победила, но сторонников прежних верований оставалось так много, что члены ещё недавно преследуемых и уничтожаемых христианских общин, остались в меньшинстве, и они, подобно зёрнам веры, затерялись во множестве плевел, то есть неверующих...
И конечно, праведники не исчезли, но жить вместе с неофитами для них стало невыносимо.
Отсюда и возник мощный поток монашества - людей устремившихся вон из больших городов и малых человеческих поселений. И стали они, эти люди, стремящиеся сохранить в неприкосновенности Заветы Учителя о праведной жизни, уходить в пустынные места, в горы, в леса и организовывать сообщества, стремящиеся через праведную жизнь достичь жизни вечной и последовать вслед за Иисусом Христом на небеса.
С тех пор монашество, уединение, уход от суеты этого мира, стало своеобразным зеркалом, глядя в которое большинство людей, считающих себя христианами, могли видеть осколки подлинного христианства, а обитателей скитов и монастырей стали чтить как верующих, которые во всём устройстве своей материальной и молитвенной жизни старались походить на первых учеников и Апостолов Иисуса из Назарета.
Появились и великие Учителя монашеской жизни, которые и сами подвизались на этом героическом саможертвенном поприще, и помогали другим ищущим подлинно Христовой жизни обрести молитвенный мир и внутренний покой...
Атоний Великий, Василий Великий и ещё несколько знатных имён, открываются нам как учителя аскетизма и молитвы и они же писали и утверждали, в реальной жизни монастырей больших и малых, законы монашеской и монастырской жизни...
Вот несколько правил из той монашеской жизни, которые привлекают внимание и сегодня...
Всё ниже рассказанное, я вычитал в замечательной книге, изданной ещё в 1892 году и называется она:
"Древние иноческие уставы". Все нижеприведённые цитаты, оттуда...
... Монашество - это каждодневное, ежечасное воспитание и самовоспитание себя в духе Христовом. Об этом постоянно напоминает Василий Великий:
"И когда каждый после всякого испытания людьми, способными благоразумно изведывать подобные вещи (когда человек живший в "сраме греха" сам себя делает обвинителем) признан как бы сосудом благодати."
Попробую перечислять содержание уставов, но, не соблюдая какой-то особой очерёдности...
Начну с работ монастырских...
Работы монастырские должны быть простые, не угождая роскоши и страстям человеческим. Вот что об этом пишет Василий Великий:
"Заниматься подвижнику надобно работами приличными, которые свободны от всякого корчемства, долговременных развлечений и непозволительного прибытка - которые можно большей частью производить не выходя из под своей кровли. А если по необходимости должно было производить работу на открытом воздухе, то и она не воспрепятствует любомудрию..."
Выбирать себе послушание монах сам не должен. Должен монах работать не то что нравится, а то, к чему и него, по определению старца есть способность. Вообще, устав древних обителей о работах, учит нас быть работящими и ответственными. Если такая традиция переходит в общественное сознание, тогда вокруг растёт совестливость, благообразие и бытовая устроенность, помогающая каждому члену сообщества жить достойно. Василий Великий говорит об этом: "К работе своей каждому надлежит быть внимательным, заботиться о ней с любовью и тщательностью с внимательным попечением, как бы наблюдает за нами Бог".
Цель, какую надо держать в сердце при работе: "То, что занимающийся трудом, должен работать... чтобы исполнять заповедь Господа... не о себе заботиться, а поставить цель помощь нуждающимся. Ибо Господь говорил: "Делая одному из братии Моих меньших, для Меня делаете."
Рабочие должны заботиться об орудиях своего труда: "Ибо хоть употребление орудий труда частное, но польза от работ общая".
Особо заботятся в монастыре, чтобы продажей трудов, занимался старец, по опыту жизни честный...
И ещё одно правило:
"Подвижник должен и низкие работы брать на себя с великим старанием и усердием, зная, что всё делаемое для Бога... велико, духовно и достойно небес".
Отношения между братией.
Василий Великий говорит:
"Не всем всё дозволено, но каждый должен пребывать в собственном своём звании и тщательно исполнять вверенное ему Господом..."
Основное правило монастыря:
"Послушание и покорность настоятелю - беспрекословная!"
Полный закон послушания монаха состоит:
"Всем власть предержащим повиноваться, то есть требует повиновения мирской власти". Апостол говорит, что даже в самой малости противящийся "закону", противится Богу.
Далее Василий Великий поясняет, что если закон Божий требует повиноваться "законам" власти мирской, то каково надо слушать тех, кто поставлен над нами Богом:
"Надо подражать Святым в их покорности перед Богом". Наставник - это посредник между нами и спасителем.
Мы не способны, сами видеть себя и правильно судить о себе, потому что самолюбивы - говорит Василий Великий. Только другой, только внимательный и опытный наставник способен рассказать о нас правду. Он пишет:
"Истинное и совершенное послушание подчинённых наставнику высказывается в том... чтобы без его воли не делать даже и самого похвального... потому что награда за послушание важнее награды за преуспеяние в воздержании".
Ещё одно из самых важных правил общежития:
"Тех, кто враждует против заповедей Господних... нужно отсекать, как член тела испорченный до конца, чтобы не повредить тело до смерти, попустительством для непокорных... Человеколюбие к таким людям близко к невежественной снисходительности... Это ложная снисходительность к закореневшим в пороках".
Объясняя это в общем-то жестокое правило, Василий Великий поясняет:
"Малая закваска всё тесто квасит" и потому "согрешающего пред всем обличат", чтобы "прочие страх имели" (Тим. 5, 20)
Потребление пищи.
"Потребление пищи, пусть будет соразмерно потребности" - сказано в уставе Василия Великого. Ещё точнее указывается мера пищи:
"Не выше и не ниже силы".
Потребности же определяются так:
"Нужно иметь власть над чревом; потому что обуздывание чрева есть подавление страстей; а подавление страстей, это безмятежность и тишина души; душевная же тишина - самый обильный источник добродетелей".
По поводу собственно постов, в уставах монашеских говорится, что:
"Желать большего по сравнению с другими, даже и в самом хорошем, есть страсть состязания, происходящая от тщеславия". Лучше, как сказал Апостол:
"Едите, или пьёте, или ещё что делаете, - всё во славу Божию делаете"
"Неумеренное же пощение, особое, простираемое до того, что не остаётся уже сил исполнять послушание, совершенно осуждается..."
Интересное замечание:
"Но поскольку человек "двояк", то и упражнение в добродетели должно быть "двоякое", состоящее в телесных трудах и душевных подвигах. Трудами же телесными надо называть не праздность, а работу... Гораздо лучше и полезнее иметь крепкое, а не расслабленное тело, и содержать его в деятельности для добрых дел, а не доводить произвольно до бездействия..."
Вообще, тело предписывается держать в строгой дисциплине, изнурять его и истончать, отрекаясь от всякого телесного успокоения... Тело и душу иногда сравнивают с конём и с возницей. Возница, управляя конём, может приехать куда хочет. И наоборот. Если конь (то есть тело) диктует куда ехать, то и до беды, для обоих недалеко!..
Работы по монастырю.
"Надобно ли заниматься рукоделием? Господь наш Иисус Христос говорит, что не просто всякий и во всяком случае достоин пищи своей, но делатель" (Мтф - 10, 10)
В деяниях Апостолов говорится:
"Говорю вам, что подобает работающим заступаться за немощных". (Дея. 20.35)
Василий Великий прекрасно понимал значение труда в нашем воспитании, в нашей жизни вообще:
"И какое зло - праздность, нужно ли говорить о сём, когда Апостол ясно повелевает не делающему даже и не есть..." (2Сол. 3, 10)
Интересно, что и правила жизни в человеческой коммуне, взято из Библии - "Кто не работает, тот не ест!" - это ведь из Соломона. Сам Господь видел в людях сочетание лености с хитростью и потому сказано:
"Кому многое дано, с того много спрашивается". (Лук. 12, 48)
Церемония приёма в монастырь или пострижения в монахи сопровождалось отречением от прежней жизни гласно перед настоятелем и братией. Менялись также имя и одежда, и давался наставник, какого сам изберёт, для научения монашеской и монастырской жизни.
Древние иноческие уставы - учитывают сложность и разнообразие пороков и соблазнов преследующих человека и в миру и в монастыре. Этот тонкий психологический документ, полный важных деталей подробностей и нюансов. Вот, например, по поводу отношения к одежде и внешнему виду монаха:
"Но если кто от дорогой одежды отказывается, в рассуждении же дешёвой одежды и обуви домогается, чтобы она была ему прилична, то очевидно, что таковой обуян желанием нравиться людям или человекоугодием и через то, удаляется от Бога, и в самых маловажных вещах, высказывает недуг суетности; ибо всё, что предпринимается не ради потребности, а для прикрасы, подлежит обвинению в суетности...
Поездка в монастырь.
...В один из ясных сентябрьских дней, в воскресенье, после службы в кафедральном соборе, все желающие, собрались на площади перед собором, сели в заказанный заранее автобус и поехали в православный греческий монастырь, основанный старцем Софронием, в конце пятидесятых годов, в небольшом посёлке, недалеко от Кембриджа...
Мы долго выезжали из Лондона, по переполненным машинами улицам и приехали в монастырь, чуть опоздав к началу службы. Приветливая монахиня в чёрном, встретила нас у ворот монастыря, показала место где поставить автобус, а всех нас сопроводила в новый храм - служба уже началась.
По дороге, мы осматривали разукрашенные мозаикой и росписями на библейские сюжеты, стены невысоких построек, окружённых зелёными деревьями и кустарниками. Через небольшое, застеклённое преддверие, вошли в храм, наполовину заполненный прихожанами. Нас приехало около сорока человек и потому, в храме стало тесно и жарко.
Войдя внутрь, в тесноту сосредоточенного молчания и молитвы, я с интересом всматривался в лица монахов. Невольно вспомнился Достоевский и его описание монастыря, в романе "Братья Карамазовы".
Вокруг горели свечи и на греческом непонятном для меня языке читали торжественную службу, которая была посвящена старцу Силуану - Афонскому насельнику, о котором, основатель монастыря, иеромонах Софроний, близкий духовный сподвижник старца, написал книгу. Я эту книгу читал и помню цитаты оттуда, в проповедях Владыки Антония Сурожского, где он ссылался на духовный опыт старца Силуана.
Протиснувшись внутрь, я остановился в середине полутёмного помещения, наполненного народом, и как то долго и неловко старался найти положение тела, при котором никому бы не мешал, да и сам мог бы хотя бы без помех креститься.
Сладковато и приятно пахло ладаном, и, сквозь широкие царские врата виден был престол, горящие свечи, большой золочёный фигурный крест и священник, расположившийся к нам спиной и что - то приготовляющий там.
При входе в храм, стоял на подставке большой портрет, видимо старца Силуана, а может быть отца Софроний, основателя монастыря, к которому подходили, крестились и целовали изображение, а точнее руки изображённого старца...
За спиной, на хорах, стояли монахини в чёрном и в клобуках, оставляющих лица открытыми и потому, в полутьме, лица ярко белели на чёрном и казались бесплотными иконами, освещёнными только металлической большой люстрой, подвешенной к потолку посередине, с огоньками горящих свечек,
Вошедший вслед за мной большой мужчина стоявший за спиной, тяжело и хрипло дышал и что - то бормотал почти вслух, о тесноте и духоте.
Справа у стенки сидели пожилые женщины на раскладных стульях, а прямо передо мной, расположился худой мужчина в сером костюме, который держал перед собой коляску, в которой поместился больной ребёнок лет десяти.
Он, ребёнок, иногда вдруг начинал громко и длинно стенать, и отец нервно гладил его по стриженой голове и сжимал маленькую ручку, тоже поглаживая своими пальцами его худенькую ладошку.
От алтаря к выходу, вдоль прохода выстроились монахи в черном, тоже в клобуках, с седыми длинными бородами на измождённых лицах. Они что - то пели протяжно и заунывно по-гречески, и я невольно подумал, что Иисус Христос был рождён на Востоке, да и сами греки более восточные люди, чем европейцы, и потому, исконно христианский колорит, в первые века христианства был особенно ощутим.
Израиль и тогда и сейчас был и остаётся западной окраиной Ближнего Востока, и неудивительно, что сразу после возникновения магометанства, богословы считали его христианской ересью, хотя сегодня об этом почти не вспоминают и противопоставляют Христианство Исламу.
Во всяком случае мне, это монотонное, завораживающее пение, переливами голосов в унисон, напомнило Восток. Я стал думать о тех переменах, которые произошли с христианством за долгие тысячелетия после распятия и воскрешения Христа.
В этот момент люди в храме зашевелились и вслед за идущими по двое монахами, начали медленно выходить на улицу, во двор храма. Во главе процессии стоял высокий седобородый игумен Кирилл, с длинным золочёным посохом.
Наконец мы вышли на воздух, вслед за монахами обошли церковь вокруг - людская цепочка протянулась за игуменом и вновь соединилась у входа.
Монахи несли на руках портрет Силуана и по окончанию крестного хода остановились, и верующие стали по одному подходить к изображению и целовать руки сурового "картинного" старца.
Напряжение в толпе прихожан нарастало и над понурыми фигурами повисло трагическое, как мне казалось молчание.
"Это немножко напоминает похоронную процессию - думал я изредка поднимая голову и осматривая суровые лица вокруг.
- Но наверное первоначальное христианство таким не было. Было много восторга и вдохновения. Были вопросы и ответы, которые помогали людям поверить, что жизнь с Богом, разительно отличается своей светлой радостью от суетливой и трагической жизни без Бога.
Почему же сегодня, никто светло не улыбнётся друг другу и все, как загипнотизированные заунывным пением, мрачно смотрят в землю, избегая встречаться друг с другом глазами.
Невольно вспомнились слова Иисуса о фарисеях, которые постятся и мрачно пророчествуют напоказ, вместо того чтобы радоваться жизни, в которой появилась цель, в которой Бог всегда с нами, любящий и радующийся взаимной любви вокруг...
"Эта мрачная атмосфера службы только разъединяла всех нас, - размышлял я - заставляя верующих, по привычке, погружаться в атмосферу траура и скорби".
А тут ещё ребёнок - инвалид вдруг тонко и пронзительно заныл, качая головой из стороны в сторону, а безутешный отец, почти в исступлении затряс руками, словно изнемогая от нервного напряжения, странно не доверяя, не веря в сострадание окружающих...
Мне хотелось его успокоить, погладить по плечу, сказать, что все понимают его состояние и сочувствуют и вовсе не надо так беспокоиться о том, что это кому-то мешает слушать службу - думаю что многие, так же как и я, ничего не понимали ни в пении, ни в текстах службы на греческом.
Служба между тем шла своим чередом и во время чтения Евангелия, отрывки зачитывались на пяти языках: на греческом, на русском, на французском, на итальянском и на английском...
Рассказывают, что из двадцати семи монахов в монастыре, есть несколько греков, несколько русских, несколько англичан и в общей сложности около десяти национальностей. Со времён основания обители, старец Софроний, требовал от своих подопечных знания нескольких языков и потому, монахи и монахини (а монастырь состоит из двух половин - мужской и женской) учили языки в качестве монастырского послушания.
Долгая служба подвигалась к концу, и после елеосвящения, я вышел на улицу, освободив место в храме для других прихожан.
На дворе были тёплые чистые сумерки, и над крышами монастырских зданий вставала серебряная, почти полная луна и ветерок шумел листвой многочисленных деревьев окружающих дома. Чтобы размяться после длительного стояния на одном месте, мы сходили, посмотрели замечательно большой и ухоженный монастырский сад, в котором ровными рядами росли яблони вишни и сливы.
Возвратившись, зашли в книжный киоск, в котором, к сожалению, книг на русском языке вовсе не было, хотя продавались иконы и Алёша - мой друг и попутчик в этой поездке - купил икону старца Силуана.
Позже мы вновь подошли к храму и стояли слушая службу уже с улицы в открытые двери преддверия . Там, с двух сторон от входа стояли большие иконы Божьей Матери с младенцем Иисусом и самим Иисусом Христом, подсвеченные снизу ярким пламенем свечек...
Я слушал службу, смотрел на тёмное небо с загорающимися на нём звездами и пытался представить себе, как живут и молятся в обычные дни монахи этого монастыря.
Вновь вспомнился Достоевский и послушник Алёша Карамазов, идущий в свой монастырь с вздохами облегчения, после страстей и перипетий суетного мира.
Думаю, что и здесь так. Ведь в обычное время, когда нет церковных праздников, все здесь заняты своими делами: послушанием, молитвами, чтением книг, тихими беседами о Боге и о себе - о прошлом, настоящем и будущем...
Я вспомнил монастыри, в которых побывал в последние годы. Одним из них был Маульброн - старинный монастырь в окрестностях Гейдельберга, который описал в своей книге "Игра в бисер" немецкий писатель Герман Гессе...
Ещё, монастырь, ставший одним из религиозных символов Испании - Монсеррат, находящийся в горах, издалека похожих на зубы Дьявола. Там ежедневно бывают тысячи и тысячи верующих и неверующих и там же храниться скульптурное изображение Черной Мадонны с Младенцем, которую по легенде вырезал из дерева ещё Евангелист Лука, а в Испанию доставил Апостол Пётр.
Там в, диких горах подвизались в монашеской строгой жизни уже многие столетия и потому вокруг монастыря вырос целый город, состоящий из храмов, келий, пещер отшельников, садов и скверов...
Замечательно красив и суров монастырь цистерцианцев, тоже в горах, в окрестностях французского города Гренобля, в знаменитом на весь мир горном урочище Шартрез.
Кстати, знаменитый зелёный тягучий ликёр "Шартрез" произошёл отсюда, из монастырских стен. Здесь много лет назад, впервые его сделали и рецепт приготовления такого ликёра, стал достоянием братии...
Тут тоже, уже около тысячи лет живут монахи, которых я увидел в толпе праздных туристов. Они живут за монастырскими стенами, похожими на крепостные, тихо и уединённо. Однако вокруг, почти круглый год шум, суета и праздность - тысячи и тысячи туристов посещают эти места, как мировую достопримечательность...
Монахи там, ходят в белых балахонах с капюшонами и во время молитв закрывают ими голову, отъединяясь от окружающего мира и оставаясь один на один с Господом Богом...
Кельи их не малы и не велики. Есть лежанка - постель, есть место для утренних и ночных молитв, есть письменный стол, на котором они работают, изучая и комментируя священные книги. В углу медный таз на подставке и кувшин с водой, для мытья перед ранними утренними службами, которая проходит в гулкой прохладной церквушке с рядами резных сидений вдоль каменных стен, где, так пронзительно и тревожно звучать мощные звуки органа.
Раз в неделю монахи выходят на прогулки из монастыря и тогда, общаются, разговаривают между собой, дышат воздухом горных долин и даже веселятся, а если предоставляется случай, то не проч скатиться по снежной тропке или искупаться в ледяной воде горной речки текущей по высокогорной долине.
Монахи здесь, в качестве послушания исполняют работы на пилораме, на мебельной маленькой фабричке, на швейном производстве, где шьют сами себе рясы и подрясники, ухаживают за стадом дойных коров, пекут хлебы для монастырской трапезной. Коровы, ухоженные крупные животные, пасутся тут же на луговине, рядом с монастырём. Наверное, утреннее молоко на завтрак, именно от них...
Вспомнились мне и российские монастыри...
Однажды лет двадцать пять назад, я был в Москве, зимой, внутри, за стенами Новодевичьего монастыря и помню ужасный, до костей пробирающий холод, в неотапливаемой церкви и картину, изображающую "лествицу" человеческих грехов.
В этой своеобразной иерархии, на одном из первых мест - грех гордыни человеческой, что тогда меня немного удивило. Только потом, размышляя, я понял, что самый лютый враг для монаха, воспитывающего в себе самоуничижение - это эгоистическая гордость...
Помню Валаамский монастырь и теплоход, доставивший нас туда. Помню золоченые купола первой церкви, стоящей на берегу, на горке, над пристанью; помню жаркую, пыльную дорогу, через сосновый бор. Всплывает в памяти замечательная картина синего и холодного ладожского фьорда, на берегу которого стоит красивый и суровый монастырь, где ещё совсем недавно был не то дом инвалидов, не то подростковая колония...
Тогда, только начинали реставрировать полуразрушенный монастырь и всё выглядело не очень уютно. Запомнились ещё комментарии экскурсовода, о богатстве многочисленных хозяйств Валаамского монастыря, перед Революцией, исчисляемого миллионами рублей, золотом.
Она об этом говорила с гордостью, а я подумал, что лучше бы они, монастырские настоятели, это богатство раздали бедным людям - может быть тогда, и Революция была бы менее жестокой и антицерковной.
В одном месте мы небольшой компанией поднялись на колокольню скитской церквушки, откуда открывался замечательный вид на леса острова и на окружающее озеро. При всей красоте пейзажа, работы по возобновлению монастыря тогда было непочатый край - всё было в запустении или совсем разрушено...
... Наш монастырь в Англии, выстроен тоже долгими и утомительными трудами и потому, он благолепен и уютен и сегодня напоминает тихое поселение, расположившееся под сенью высаженных монахами деревьев, чуть в стороне от немноголюдной английской деревни. Будучи в миру профессиональным художником, отец Софроний, расписывал все строения собственноручно или делал эскизы для мозаик, украшающих стены зданий и внутреннее убранство храма и трапезной...
... Служба закончилась уже в ночной темноте и продолжалась около четырёх часов.
Теперь, улыбаясь, все выходили из храма и кто - то уходил домой в деревню, а мы вместе с монахами и монахинями пошли в трапезную, где уже были накрыты столы.
Для нас, гостей, накрыли отдельно, так как нам надо было скоро уезжать назад в город. Еда была вкусная, постная и со множеством сладких блюд и орехов, как наверное, это бывает в монастырях Греции. Приготовлено всё было с любовью и очень искусно и я с удовольствием завершил поздний ужин сочным яблоком из монастырского сада...
Но для меня поездка в монастырь на этом не закончилась...
С полгода назад, я неожиданно узнал, что одна наша знакомая девушка, дочка наших московских приятелей, лет двадцать назад приехала в Англию, вместе с родителями. Её приемный отец был англичанином, и позже погиб от несчастного случая в Индии.
А она, после нескольких лет учения в школе и университете, вдруг ушла в монастырь, здесь, в Англии. И перед поездкой я надеялся, что в этом монастыре смогу с нею увидеться и поговорить - меня её загадочная судьба очень заинтересовала...
Как только мы приехали, я стал расспрашивать монахиню, встречавшую нас, об этой знакомой и действительно узнал, что она здесь и уже давно.
Со дня нашей единственной встречи с ней, которая произошла в Москве - в Доме на Набережной, где жила её семья, прошло уже двадцать семь лет и конечно, я уже не мог её узнать, но увидеться и сказать ей слова почтения и уважения очень хотелось.
Я несколько раз спрашивал монахинь о ней и наконец, после ужина вдруг увидел худенькую девушку в очках, которая неловко скользнула по мне взглядом и я понял , что это и есть моя знакомая, которой, когда мы виделись в Москве, было всего шестнадцать лет.
Я подошёл, поздоровался, представился ей и стал расспрашивать о жизни и судьбе.
Вокруг было много людей и она, наверное не ещё закончила трапезу и потому, её ответы были коротки, иногда по взгляду можно было догадаться, что ей отвечать на мои вопросы не очень удобно. Она, сказала, что помнит наше с Сюзи посещение их квартиры в Москве, сказала, что жила некоторое время у моей жены в лондонской квартире.
Я со своей стороны, рассказал, что наша дочь Аня окончила Кембридж, и сейчас учится уже по другому профилю по медицинскому, в Кингс - колледже.
А Максим - наш младший, поступил в университет и уехал совсем недавно учиться в Лидс. Когда я говорил это, мне почему-то было неловко и потому, я старательно зазывал её к нам в гости и в конце разговора, дал "матушке" Серафиме свой домашний телефон...
... Наконец, уже около девяти вечера мы погрузились в автобус и поехали назад, в Лондон. Перед отъездом монахини пригласили всех желающих брать с собой монастырские яблоки стоявшие в ящиках на выходе из трапезной. Все "наши", набрали себе по несколько килограмм, памятуя, что яблоки особенные, почти волшебные, выращенные по монастырскому уставу и согласно послушанию.
В автобусе, Миша - руководитель поездки и певчий в хоре, прочёл благодарственную молитву и все в душе поблагодарили его за интересные беседы в автобусе, о истории создания монастыря и его создателях и покровителях.
До самого конца путешествия, все обсуждали увиденное и услышанное в монастыре. Для многих такое посещение было впервые и впечатления сильные и запоминающиеся надолго...
Когда ехали в монастырь, то, помня причину сегодняшней монастырской литургии, все дружно пели акафисты в честь преподобного Силуана. Длинная служба на непонятных языках, для многих не была так утомительна - все более или менее понимали о чём в ней идёт речь...
... Старец Силуан - одна из тех религиозных фигур в русском православии нового времени, которая обновила понимание простым народом христианства, как пути единения с Богом и пути спасения в этом бренном мире.
Сам происхождением из крестьян, старец Силуан, уверовал вдруг и навсегда, после одной из кулачных драк, которые были так обычны для русских людей ещё сто лет назад. В этом бою, он сильный и молодой боец, чуть не до смерти покалечил другого человека и когда пыл схватки угас, он понял, какое преступление перед Богом и людьми мог совершить в этой схватке. И тогда, он тяжело задумался о своём настоящем и будущем существовании...
И эти размышления привели его в церковь, а потом и на Афон, где старец Силуан пользовался авторитетом и уважением, но в конце концов ушёл в затвор и общался только с монахами, которые искали у него духовной поддержки в своей жизни...
Высказывания его часто были настолько темны, что часто приходилось, как бы переводить его речения. Этим неожиданно для самого себя занялся старец Софроний, подружившийся с старцем Силуаном, найдя в беседах с ним, ответы на многие непростые вопросы монашеской, молитвенной жизни и общения с Богом.
Сегодня насельники монастыря под Кембриджем, продолжают духовную традицию служению делу Христову, помнят Афон и в нашей сложной жизни, чтят память этих замечательных старцев, русских по характеру, но разных по своему происхождению и своей судьбе.
В Афонском монастыре, монашество тоже объединило разных людей - стариков и молодых, аристократов и крестьян в одном порыве найти цель и смысл человеческой жизни...
... Завершая рассказ, хочу сказать, что эта поездка в монастырь, встреча с монахами, разговор с Юлей - в прошлом обычной московской школьницей, а ныне уже семнадцать лет пребывающей в монастыре, ещё и ещё раз заставили меня задуматься о судьбах людей, о христовой вере и о судьбах русского православия здесь, в Англии.
Эта встреча с монастырём, приоткрыла мне новую страницу человеческого бытия, теперь уже русского эмигрантского бытия и заставила размышлять и над собственным будущем...
25. 09. 2007 года. Лондон.
Монастырь в Шартрезе.
...На следующий день, мы отправились в Национальный парк Шартрез, который располагался по другую сторону хребта служившего правой границей для реки Изера.
Преодолев путаницу пригородных дорог, свернули круто налево и потянулись в гору, в следующую долину.
Виды во все стороны открывались замечательные и я подумал, что монахи и во Франции, и в России, для своих монастырей выбирали всегда замечательно красивые места.
Дорога, петляя постепенно поднималась всё выше и выше по кромкам широких лесистых долин и иногда под нами проносились крутые, многометровой глубины ущелья, по дну которых играя белопенными бурунами, скакал и пенился речной поток. А над нами, то слева, то справа, вздымались горные скалистые пики, меняя местоположение в зависимости от того, по какому берегу долины мы проезжали...
Густой хвойный лес, со всех сторон окружал дорогу, но иногда, перед нами проплывали зелёные покосные луговины, где стояли большие фермерские дома или лесные гостиницы в которых останавливались французские и иностранные туристы.
Горный массив Шартрез в Альпах, на сегодня один из самых известных и популярных во Франции, и даже в Европе. Погода здесь хорошая и летом и зимой, а чистейший воздух и вода, вкупе с замечательными видами и современным сервисом, создаёт все условия для отдыха, для занятий лыжным спортом и туризмом...
До городка Сент - Пьер Шартрез, доехали за полтора часа и остановившись здесь, смешались с толпой туристов, обошли центр города, полюбовались на старинные здания, площади и церкви, позвонили из автомата детям в Лондон и зашли в центр информации, где расспросили служащих о дороге к знаменитому на весь мир шартрезскому, картезианскому монастырю.
Нам дали карту горного массива и показали на ней самый короткий путь.
Собственно монастырей в этом месте два, но один служит музеем, а во втором живут в тишине и молчании монахи.
Таких монастырей на сегодня, около двадцати и разбросаны они по всему миру от Америки, Северной и Южной, до Германии, Англии и Италии...
Доехали мы до монастырской долины быстро и поставив машину на оживлённой стоянке перед музее, отошли немного в сторону и усевшись на скамейке, вкусно пообедали - мы с собой берём всегда сумку - холодильник, в которой хранятся продукты и вторую сумку с тарелками, вилками, стаканами и большим термосом, наполненным кипятком.
Место для монастыря - замечательно красивое и уютное - выбрано его основателем, Святым Бруно, в одиннадцатом веке.
Со всех сторон долину окружают серо - меловые отвесные обрывы скал, а под дальним склоном протекает невидимая в чаще густого леса, река.
Раньше монастырь наверняка был отделён от человеческих поселений густым лесом и уединённость была полной...
Поэтому, монахи всё делали в монастыре сами: строили здания и крепостные стены, пилили лес на дрова и на деловые постройки, пасли коров и овец, ковали подсвечники и если надо то и оружие, для защиты монастыря.
Монастырь на протяжении многовековой истории неоднократно горел и перестраивался, часто почти заново. Но одно в их жизни оставалось неизменным - вера в Господа Иисуса Христа и служение ему послушанием и молитвой.
В бывшем монастыре, сегодня работает музей, где посетителей знакомят с жизнью и бытом теперешних и давно умерших монахов.
Кстати, когда мы подъехали к музею, то увидели трёх пожилых монахов, коротко стриженных и в светло-серых одеяниях до полу. Они медленно шествовали через толпу и туристы с любопытством оглядывали их, а иногда и о чём то спрашивали.