ћДоброе утроЋ – мне скажет пушистый Персидский – ћтам, за окном, мир течет в ливневой водосток. Боги смакуют тобой не допитое виски, время заснуло беспечно свернувшись в клубокЋ.
По пути битых стекол сквозь ворота улыбок, по волокнам печали сквозь озера разлуки, твои губы в игре – блеск разбитых бутылок. Шелест старых тетрадей в полутьме – твои руки.
Разойдемся по воде кругами, сквозь дожди, в пылу, чеканя шаг. Расплетутся судьбы именами, низведя знамена в белый флаг. Недопереполнены объятья тщетностью единого пути...
Я падал листвою на мокрое небо, когда свет молитвы пронзал мои мысли. Я вдоволь наелся и соли и хлеба, но голоден Господом: словом и смыслом. Наскальных полотен меняются знаки, и стелятся письмами осени листья…
И каждый из нас несомненно десятка, ведь люди для смерти всего лишь мишени. Когда-то из тел, улыбаясь друг другу, мы взявшись за руки шагнем в свои тени.
Сладкий Baileys танцует самбу на кончике языка. Флейта Яна Андерсона, спотыкаясь, струится из засыпающих на холодном полу наушников PHILIPS. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Я открываю окно...
И черное жерло боевого пистолета медленно поворачивается изнутри наружу, и жаждущая уютного места в твоей голове пуля разбивает в дребезги полупустую бутылку BACARDI.