Он всегда был не таким как все. Когда мы познакомились, он сидел в парке на скамейке и, запрокинув голову, смотрел широко раскрытыми голубыми глазами в такое же голубое небо. Я не мог понять, что он там высматривает, и желание спросить пересилило меня.
- Аквамарин, - на тот момент я не смог понять ответа, поэтому попросил объяснить. - Небо такое же непонятное для меня, как цвет аквамарина. Я пытаюсь найти его там, но не вижу почему-то. Знаешь, есть такой камень - аквамарин. Морская вода.
Тогда это было самое необычное, что я слышал за свою жизнь, но его слова показались мне наполненными какого-то неведомого смысла. Я сел рядом с ним. Я пошёл рядом по жизни.
Это получилось слишком обыденно, но сам Эрик был очень необычным человеком. Многим он казался просто психом, но если его послушать, то можно понять, что он говорит удивительно прекрасные вещи.
Мы встречались почти каждый день и как-то он спросил у меня:
- Рома, наверное мне не снятся сны, потому что их едят невидимые существа в моих мыслях? Да?
Я не знал, что ответить. Сны ему не снились скорее всего из-за снотворного, которое прописал врач. Последние дни он плохо спал.
Врач не говорил таких слов как "неполноценный". Потому что это не так. Эрик полноценен во всех смыслах. Он просто не такой как все. Он так же радуется и плачет, только поводы для этого у него другие. Ещё он слишком эмоционален. И очень умён.
Я забрал его к себе довольно давно и не жалел об этом ни секунды. Он прекрасен. В нашей спальне висят его рисунки, на полках полно дисков с его любимыми фильмами книгами.
Когда мы в очередной раз ходили в книжный магазин, то он провёл там почти два часа, выбрав в итоге всего одну книгу.
- Почему именно её? - спросил я тихо, поцеловав маленькое ушко, предварительно заправив за него светлую прядку длинных волос.
- В неё больше всего войдёт...
- Чего?
- Смысла, конечно же.
Я до сих пор не понимаю что он хотел этим сказать. Наверное мне не дано, но не суть важно. Главное я люблю Эрика. Люблю всем сердцем и душой. Помню, как-то он пришёл домой после очередной прогулки избитый, но почему то улыбался так, как будто всем доволен. Больше я не отпускал его одного гулять. Слишком больно мне было видеть его... таким слабым. Он всегда казался мне неземным, хрупким и слишком звонким для этого мира. И мир часто высказывал ему своё недовольство. А он улыбался, как бы говоря: "Я не виноват в том, что я есть. Но я есть. И мне нравится быть". Что-то между робким извинением и тонким счастьем.
Я никогда не заставляю его что-то делать и не принуждаю уж тем более ни к чему. Он всё делает сам. Моего состояния хватает нам обоим по самое не хочу, моя работа позволяет не лишать себя или его чего бы то ни было.
У Эрика был психолог. Он сам попросил. Правда всего через две недели Мария Владимировна уволилась со словами: "Мне не над чем здесь работать. У этого юноши всё хорошо. Он отличается от других людей, но зато он счастлив. Попытка изменить его принесёт и ему и вам только боль". Я был не против.
Эрик рассказывал мне о своём детстве. О том, как у него был лучший друг Мишка, который был тоже странноват, но часто проводил время с разными необычными людьми в отличии от моего мальчика. Они дружили достаточно долго, но потом Миша переехал в другой город и больше они не виделись. Это грустно, но Эрик не грустил ни секунды и говорил, с надеждой, что у его друга наверняка всё хорошо. После этого я выяснил где же он. Темнов Михаил Игнатьевич умер год назад от передозировки. Я конечно же не стал об этом говорить своему любимому, а просто вернулся домой и, сев рядом с ним на кровать, долго обнимал и покрывал поцелуями бледноватую кожу. Эрик вначале удивлённо на меня смотрел, а потом просто улыбался и иногда чуть посмеивался.
- Я отвлекаю тебя? - спросил я его тогда, потому что только спустя некоторое время заметил книги разложенные на кровати. Любимый готовился поступать на филфак.
- Нет конечно же. Ты это моё всё, как ты можешь отвлекать? - И повернувшись он коснулся губами моей щеки. Очень невинный и трогательный жест любви, которую он пытался показать мне как можно чаще. Я сильнее прижал его к себе и поцеловал в висок. Он засмеялся и сказал, что мои губы похожи на кусочки персика. Странное сравнение не находите? На следующий день я купил ему персиков. Он ел их с большим удовольствием, иногда слизывая слишком шустрые капли сока с рук. Я не смог выдерживать это долго и взяв его хрупкую кисть в свои ладони, стал сам проводить губами по тонким длинным пальчикам. Эрик смеялся и кормил меня персиками.
Сейчас зима. Люди укутаны с ног до головы в тёплую одежду и всё равно мёрзнут, стараясь проводить на улице как можно меньше времени. А я люблю зиму. Поэтому сейчас много гуляю, если конечно время позволяет. Эрик ходит со мной на все прогулки, часто он таскает с собой фотоаппарат и делает замечательные снимки природы, прохожих и меня. Он ловит ртом снежинки, отчего я переживаю, как бы у него язычок не отмёрз. Хотя вряд ли это возможно вообще. Мне нравятся его рукавицы. Он нашёл их у меня дома, в каких-то коробках. Тёплые, серые ничем не примечательные. Он пришил к ним головы розовых коров. И теперь это что-то с чем-то.
Эрик всё-таки поступил на свой филфак, хотя там очень сложно учится, но ему нравится. Он часами может сидеть за книгами, а может и ничего не делать вообще.
Он забавный. И я люблю его.
Родители до сих пор не знают с кем я живу, хотя они и до этого не особо интересовались моей жизнью. У Эрика же вообще нет родителей. Он с детства жил у бабушки, которая недавно скончалась. Тогда я просто побоялся оставлять его жить одного, и он перебрался ко мне. И я не собираюсь его отпускать, потому что не смогу жить без него.
Я поссорился с другом. С Артёмом. Парень ничего себе так, мы общались со школы и ни разу не ругались, по крайней мере серьёзно. А тут... Он зашёл ко мне в гости и увидел Эрика, который сидел на кухне и жевал шоколадное печенье. Любимый приветливо улыбнулся увидев гостя. Артём же выглядел не много удивлённо, и вместо того, что бы пройти в гостиную пошёл на кухню и присел на стул рядом. В тот день я понял, что нельзя никого пускать вот так вот к Эрику... Друг вначале удивлялся, потом начал уже откровенно издеваться и насмехаться. Мой мальчик не обижался, а продолжал есть печенье, и отвечать на вопросы, если их задавали. Чего я не ожидал, так это того, что на этой самой кухне у Артёма хватит наглости начать высказывать мне о том, с кем я вообще, по его мнению, живу в одной квартире. Я дал ему в морду ровно через две минуты, и в подъезде он оказался через три минуты. Я не собирался выслушивать что-либо оскорбительное в сторону своего любимого. Он идеален, и он не виноват, в том, чего его не понимают многие. Кто-то молчит, а кто-то, такой, как Артём, считает нужным высказаться. Что же, пускай говорит это кому-то другому, но никак не мне.
А Эрик всё так же сидел на кухне, только печенье уже не ел.
- Я расстроил тебя? - вопрос оглушил меня, как только я вернулся обратно.
- ТЫ?! Господи, нет конечно, с чего ты должен меня расстроить?
Я опустился перед ним на колени, и взяв его ладошки в свои стал покрывать их лёгкими поцелуями. Его руки заслуживают отдельного рассмотрения. Изящные длинные пальцы покрытые тонкими нитями шрамов. Это осталось после аварии в которую Эрик попал не так давно, но до нашего знакомства. Они не портят его, нет. Наоборот, придают какую-то... интимность, что ли. Не думаю, что каждый позволял бы, в его случае, даже дотрагиваться до своих рук. Стеснялись бы. А он не стесняется, но трогать себя "левым" людям не разрешает.
Он гладит меня ладошкой по голове и улыбается. Несмело так. И так мило.
Мне не всегда понятно, о чём он думает и что имеет ввиду, но это и не главное. Без его странностей это будет уже не он.
Люди часто осуждают тех, кто не похож на все остальных, а это надо бы наоборот поощрять. И редко кто понимает это. Понимает и принимает. Их пытаются изменить, не думая даже, что это элементарно больно. Подумайте об этом, и не пытайтесь менять кого-либо. Посмотрите вначале на себя.