Юрьева Светлана : другие произведения.

Психология Жертвы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ВО ВРЕМЯ НАПИСАНИЯ ЭТОЙ ИСТОРИИ УМЕР МОЙ ОТЕЦ... РАЗВЕЛСЯ МУЖ И ЖЕНИЛСЯ ЛЮБОВНИК. НО Я НЕ ИМЕЛА К ЭТОМУ ОТНОШЕНИЯ. Я СМОТРЕЛА НА МИР ВОСХИЩЕННЫМИ ГЛАЗАМИ.


  
  

Во время написания этой истории умер мой отец,

Развелся муж

И женился любовник...

Но я не имела к этому отношения...

Я смотрела на мир восхищенными глазами.

ПСИХОЛОГИЯ ЖЕРТВЫ

(название на рукописи выведено кровью автора

или чужой кровью - экспертиза ДНК не проводилась)

"Изгоняешь Ты меня сегодня с лица земли,

и скроюсь я от лика Твоего,

и буду вечно скитаться по земле,

и будет тогда: первый встречный убъет меня..."

Книга бытия 4, стих 14

Холодные руки были твоими,
Одеревенелое лицо было твоим.
Но ты не был здесь.

Thanatology
(Written by Spawn)

   "Будьте осмотрительны в выборе того,
   кем вы притворяетесь.
   Потому что это и есть вы" Курт Воннегут
  
   Я всегда знала, что это - не я. Я - это красотка из боевика, сильная и наглая. Я не могу быть просто привязанной к столу, как разделочной доске. Я не могу сидеть на цепи, как блудливая сучка и жрать землю от голода. Это не я. Это уже не я.
  
   Мой первый опыт оказался неудачным и не принес ничего, кроме долгожданного облегчения: теперь - такая, как все. Никто и не подозревал, что это не так. А может мне просто хотелось верить, что также легко одним махом лопнет мыльный пузырь почти классических фрейдовских заморочек, которыми щедро снабдил меня отец. Цинизм по отношению к себе всегда помогал. На этот раз он лишь положил начало. Второй мужчина думал, что он, как минимум десятый, а десятый уже верил, что он максимум второй.
  
   Когда-то Викта уже видела этот взгляд.... Впрочем, нет! Этот нагловатый голодранец (хотя, мобильный баксов на 400 потянет и часы не из дешевых - вдруг украл?) был ей абсолютно незнаком. Более того, она точно знала, что хоть кто-то из этих навязчивых валютчиков и кидал, топчущихся в любую погоду возле обменника просто обязан был упасть в обморок, провожая ее округлые покачивающиеся бедра или встретившись взглядом с ее - темным и влажным, слегка отрешенным, а может заносчивым. Липкие взгляды - она их чувствовала почти физически, четко вычисляя степень произведенного своей драгоценной персоной впечатления. Но этот... Сухие, обветренные бледные губы, такие же блеклые, почти белесые маленькие глаза с воспаленными поросячьми веками, двухдневная щетина с проседью, крупный хохляцкий мясистый нос, за шумной болтливостью - беспроглядная серость. Верхняя губа - крупная с прорезью. Пожалуй, слишком навязчив. "Опять ничего не куплю ребенку", - пронеслось в голове. Отмолчаться не получится:
  -- Что? Ну, конечно же, для себя здесь выбирать нечего. Еще бы! Ребеночку все равно в садик таскать.
  -- Я тебя прошу. Тете по ушам поездила, дернула свитерок - и все. Купить любой может, а вот потянуть...
   (Да, ну и тип. Телефон... Зачем я даю ему номер телефона. Мобильный у него красивый и дорогой. Ну ладно. Позвонил - проверил).
  -- Не доверяете? - произнесла вслух.
  -- Привет, просто хотел услышать, как он у тебя звонит.
  -- Ну и как?
  -- Поставь себе нормальный звонок. Пойдем, я тебя подвезу. А ты уже думаешь, ну все, попала. Сейчас завезет, золото отберет. Останусь без кошелька. Цепочку бедная так нервно поправляешь. Думаешь, сейчас посадит в машину, ограбит. Боишься?
  -- Нет, у меня пистолет есть.
   Он взглянул на нее с интересом. И тут же вновь "поймал" насмешливую болтливую манеру:
  -- Что ты стала, это не моя машина. Вот, садись. Тебя куда отвезти.
  -- В областную больницу.
  -- Ты что, болеешь?
  -- А что, похоже? Нет, мне просто надо встретиться там с людьми.
   Ее ожидания не оправдались. Бордовая "восьмерка", в которую она не без брезгливости села, была неимоверно грязной, правое крыло прогнило до огромной дырищи. Рваные смятые чехлы грязного скорее от жизни, чем от природы серого цвета, пыльный салон. Зато на самом виду, рядом с пластмассовым чудиком-страшилкой на панели - пластиковая карточка Visa.
  -- В тебя что стреляли? - с издевкой и отвращением спросила.
  -- Нет, просто она долго простояла в милиции, - пристальный взгляд. И опять тирада:
  -- Как называются твои духи. Ну, ты молодец, на тебя прям приятно посмотреть. А то, вон, - он небрежно кивнул в сторону проходящих по тротуару то ли школьниц, то ли студенток. - На ночь котлет понаїдаються, - он нарочито перешел на распространенный в центральноукраинских регионах суржик, - Мамка каже, ой доцю, яка ти ж в мене гарна. Кушай, доця. Познакомилась с парнем и думает: боже як же я з ним пiду, в мене ж ляшки товстi i целюлiт на жопi...
   Вика ушла в себя, перестав вслушиваться в этот бред. Слишком громкая и однообразная музыка с шумом рвалась из динамиков и выводила ее из себя. Ну и вляпалась! Ну, хоть не пешком по этой грязище шла. Прислушалась.
  -- Я просто хочу тебя угостить чем-то, сходим куда-то один раз, и если захочешь, сотру твой номер из памяти телефона.
  -- Ладно, звони.
   Чтоб отделаться все средства были хороши. Фу-у-у. Микки Рурк хренов. От него приятно пахнет - все, что вынесла она из этого, в целом, малоприятного знакомства.
  
   ***
   Эпидемией юношеских самоубийств был отмечен выход в свет романа Иоганна Вольфганга Гете "Страдания юного Вертера", в котором герой застрелился из-за неразделенной любви. Молодые люди, оказавшиеся в ситуации Вертера, стрелялись прямо с книгой в руках, а в букинистических магазинах того времени за огромные деньги продавались экземпляры романа, облитые кровью самоубийц...
   (Из дневника неслучайных знаний)
  
   ***
   Набутый настороженно вздрагивал каждый раз, когда знакомые убоповские рожи начинали шнырять поблизости. В тот день они, видно, снова проводили отработку. Не успели валютчики выкурить по сигарете, как их загребли в милицейский воронок и доставили в отделение. Набутый успел заблокировать мобильный, скинуть лишний "груз", а вот с наручными часами пришлось распрощаться сразу же по прибытию.
   Он позвонил адвокату, получил несколько раз по почкам и тепер сидел вместе с луганскими гастролерами в актовом зале УБОПа, раздумывая, на сколько прийдется полинять в этот раз. Вопреки его самонадеянной уверенности договориться не удавалось - вставили родственника кого-то из милицейского начальства, и стражи рьяно взялись раскручивать маховик на всю катушку. Следователь - сопляк только что из юридической академии - зарвался и оформил дачу взятки. Дело приобрело нежелательный оборот.
   Адвокат пытался его успокоить, но Набутый зверел, понимая, что ситуация вышла из-под контроля. Впрочем, зря. Дядя Женя помог и в этот раз. Правда, сумма уже была из разряда иной весовой категории, и это только усложнило ситуацию. Долговая удавка на шее Набутого стала плотнее.
   Он чувствовал, что это подстава: кто-то наточил на него зуб, настучал. Иначе все не зашло бы так далеко. От адвоката он знал, что большинство его соплеменников выпустили практически сразу. Странно, что тот самый сопляк наверняка взял деньги у его братана, поскольку через несколько часов Серега преспокойно продолжил стричь дурных овец-селян на денежной лотерее. Может Серый стуканул чего-нибудь особенного о нем или специально сплавил? Неприятная холодная медуза глухой злобы и чернильной зависти снова колыхнулась в груди Набутого.
   Братана Сереньку он не любил. Уж больно тот был фартовый. Ему все сходило с рук. Он умудрялся "швырять" неискушенных граждан при продаже автомобилей, "разводить" втупую на лохотроне, "вставлять" на обмене и покупке квартир, не перенапрягаясь при этом и практически не попадая в следующие обычно за "кидком" мошенника передряги. За небольшой срок он сколотил неплохие бабки, ездил на новеньком пятисотом белом мерсе и выстроил шикарный дом, в котором, правда, из-за разгульной жизни практически не бывал.
   Его погоняло - Суета - как нельзя лучше отражало беспокойную неугомонную сущность Сереги. Ему, быть может, не хватало хладнокровия и выдержки в сложных ситуациях, да и донельзя отчаянным парнем его назвать было трудно. Зато он значительно превосходил других в умении без мыла влезть в доверие, а то и в душу нужным людям, "подлизать" и "подмазать" кому следует, не гнушаясь особо ничем. В его арсенале был широкий диапазон приемов, начиная с примитивного откровенного подобострастия, лести нужной толщины и привкуса, приседающей услужливости, а то и дебильновато-радостной простоватости, и до фигур высочайшего пилотажа,НЛП в действии, которые он выбирал интуитивно, звериным чутьем хищника, безошибочно чувствующего слабое место жертвы.
   Суета не жалел времени и сил на встречи и общение с людьми, всегда оказывался в нужном месте и в нужное время, чтоб выпить пядесяшку и поговорить по душам, охотно делился с близкими тщательно, конечно, отфильтрованными, событиями своей активной и бурной жизни. Поэтому его, в отличие от Егора, обожала и боготворила мамаша, к нему прислушивался батя, который в случае с Гошей умел только поучать и капать на мозги. Набутого особенно бесило, что по этой же причине дядя Женя был от Сереньки без ума и заметно выделял среди других работничков ножа и топора.
   Серый любил повторять, что разница между мошенником и аферистом в том, что мошенник сначала кидает, а потом где-то прячется и думает, что делать, а аферист - думает что делать, кидает и живет дальше - его просто не ищут, каждый раз при этом, как казалось Набутому, - подчеркивая "профессиональную" несостоятельность последнего.
   При этом Серега смотрел на жизнь легко, верил в свою счастливую звезду и ни о чем особенно не переживал. Он не боялся людских проклятий, не параноил и главной гарантией собственной безопасности считал волю Божью. Впрочем, это было скорее следствием врожденной беспечности и эгоцентричной уверенности в собственной исключительности, нежели реальной набожности. Деньги для него не пахли, и мечтал он только о том, как сбив приличную сумму, уйдет в серьезный легальный бизнес.
   Набутый сначала с ехидцей посмеивался над ним, но барахтаясь день за днем в своей навозной куче, не имея возможности ни рассчитаться с долгами, ни заработать на пристойную жизнь, ни изменить положение вещей, сталкиваясь с кучей проблем и с большим трудом зарабатывая куда меньшие, чем Серега, деньги, начал тихо ненавидеть свого "удачливого" младшего брата. Отношения у них были сложные, и Набутый никогда не взял бы у Серого ни гроша, ни совета - из самолюбия.
   Тепер же ему не давала покоя мысль, что братан стучит, и в этом - один из секретов его "легкой жизни".
  
   ***
   Тема 2. Каин и Авель
   Цель: Познакомить детей с историей о Каине и Авеле.
   Объяснить отношение общества и иудаизма к убийству.
   Дать возможность детям задуматься над правилами поведения в обществе.
   Необходимые материалы: две игрушки. Ход занятия:
   Необходимо заранее предупредить детей, что история, о которой пойдет речь, будет грустной и очень важной.
   Воспитатель разыгрывает историю Каина и Авеля. Обсуждая с детьми смысл истории, важно донести до них мысль о чудовищности убийства человека человеком. Важно разобраться и в том, почему Каин понес такое наказание.
   Итогом разговора может быть обобщение на тему "что такое хорошо и что такое плохо". Воспитатель вместе с детьми вырабатывает правила поведения в детском саду. Они красиво оформляются и вывешиваются на видном месте, чтобы все помнили о них.
   Дополнительные виды деятельности: Рисунок "Каин и Авель" в альбоме
   (Дневник неслучайных знаний)
   ***
   Поджидая знакомую, которая уже давно обещала отвести ее к врачу, Виктория анализировала ситуацию неожиданного знакомства. Он, конечно, позвонит. Можно не отвечать. А можно и пойти с ним куда-нибудь. В конце концов, мобильный и часы - это показатель. И вообще, если человек запал, почему бы ни насладиться своей властью. Может, это такой себе местный корейко, карточку видела? Или просто мальчик со ста долларами в кармане, мнящий себя богом и пускающий пыль в глаза малолеткам.
   "В общем, посмотрим", - решила она, разглядев у входа высокую и по-прежнему, несмотря на возраст, неотразимую женщину в черном пальто. Татьяна Ивановна с трудом годилась ей в подруги, хотя этот союз молодости и зрелости был полезен обеим. Вика не переставала удивляться Татьяне. Ее неизменному оптимизму, модным нарядам, респектабельности, которой так не хватало ей самой, бесчисленным влиятельным знакомым, множеству поклонников и, главное, полному отсутствию страха одиночества и боязни перемен. Эта женщина, вырастившая и обеспечившая взрослого сына, обожавшая своего внучка, вела весьма светский образ жизни и совсем недавно ушла от молодого мужа. За ее шумной разговорчивостью и неизменной улыбчивостью почти невозможно было догадаться о том, что у нее на уме, и тем более на сердце.
   Поднимаясь в операционном лифте, в котором почему-то густо пахло смолой, Вика размышляла о том, как все-таки безотказно действует на людей уверенность и наглость. Без Татьяны ее бы тут же поставили "на место" и отправили подыматься по лестнице для простых смертных, вернее больных. "Какое кощунство", - изумилась своему каламбуру Витка. В присутствии Татьяны ее постоянно мучил один и тот же вопрос. И как она умудряется находить богатых любовников постоянно. Может, спросить?
   Врач явно их не ждал и был откровенно недоволен, что Татьяну, впрочем, ничуть не смутило. Однако, осмотрев и ощупав Викулины стройные ножки, сосредоточено что-то записывая в карточку, был уже не так раздражен и даже предложил ей почаще проходить осмотр. Задумавшись над необходимостью усовершенствовать свою внешность с помощью пары-тройки пластических операций, Виктория незаметно доехала до работы.
  
   ***
   Кульпович уже ждал ее. И когда она, бросив сумку, по привычке решительно направилась в курилку, взбеленился и приказал секретутке Оксаане немедленно собирать совещание. Именно так звали секретаршу все - с протяжкой на букве а. Шеф имел обыкновение истерически звать ее по поводу и без (и не только днем). Бледнозеленая с гитарообразной фигурой Оксаана гордо несла свою истощенную грудь и неимоверной длины шею и с чувством полного административного превосходства в общении с сотрудниками в отношении патрона любила употреблять множественное число. При этом ее украинский был щедро припудрен русской орфоэпией. - Завуть. Срочно выкликають. -Заслышав знакомый до оскомы сигнал творческий коллектив со скрипом сползался в директорский кабинет.
   Обстановка полуподвального помещения - бывшего обиталища рокеров и прочих неформалов - с первого же взгляда поражала едва ли не доведенным до абсурда отсутствием стилевого единства. Гремучей смесью несочетаемых цветов и оттенков, пестротой разнофактурных материалов, от дешевых плакатов-афиш, поклеенных вместо обоев, и неоднократно выкрашеных черной эмалью старых ДВПшных дверей - до новой гламурненькой офисной мебели "под орех" в сочетании с кофейного цвета жалюзи на большом - во всю стену - французском окне. Все новое - привнесла Витка, которую раздражала убогость "офиса" и то, что ее заставили переехать сюда из респектабельного кабинета в бизнес-центре. Так и не уговорив руководство потратиться на ремонт, она взяла хотя бы добро действовать на свое усмотрение и в течение месяца провернула несколько удачных и тогда еще вполне законных бартерных операций, в результате чего ее кабинет и, частично, другие помещения были приведены в божеский вид.
   Оболенская раздражала шефа. Она была незаменимым работником, творческим, инициативным, прекрасным организатором. Но яркая, самоуверенная и нагловатая Виктория с трудом вписывалась в представления Алексея Ивановича о подчиненных. К тому же, она пришла в агентство гораздо раньше него и во время перетурбаций и массовых увольнений, связанных со сменой руководства, была едва ли не единственной, которой сам хозяин предложил остаться, да еще и с повышением в окладе. Он был генеральным, она - коммерческим директором, он - самодур и зануда, она - независимая и отвязная. Конфликт нетрудно было предугадать, и, скорее всего, вопрос ее увольнения был делом времени, нужно было только найти замену, но равноценной замены как раз не было и близко.
   Вита вошла в кабинет последней, вальяжно расположилась напротив шефа и подставила ручку и щечку воздыхателям, которые тут же бросились с ней здороваться. Это было уж слишком.
  -- Послушай, Виктория, это по меньшей мере смешно, ведь есть же какие-то нормы, на улице или в курилке будете облизываться, вы же не на гулянке.
   Витка хмыкнула, небрежно дернула плечом и молча открыла блокнот, приготовившись записывать.
  -- И еще, может потому, что я не курю, я не понимаю, как можно начинать работу в курилке. Я вроде не могу Вам запретить этого вообще, но я предупреждаю, что пустой траты времени в течение рабочего дня не потерплю и буду с этим бороться.
   Вот именно, вам многого не понять на самом деле, - оборвала его Вика. - О чем мы собрались поговорить?
  -- Я хочу, чтоб не только понедельник, но и каждый день начинался у нас отныне с совещания, чтоб каждый сотрудник составлял свой собственный план работы на день, а в конце дня отчитывался лично передо мной за его выполнение. Мы должны четко понимать, кто, сколько и чем зарабатывает.
  -- Насчет чем, это интересная мысль, правда Женечка? - не удержалась и в этот раз Вика, подмигивая густо покрасневшей бухгалтерше, об адюльтере которой с директором не знала в рекламном (или не хотела знать по понятным причинам) только Оксаана.
   Шеф взвился:
   - Хватит, Оболенская! Что у нас сегодня?
   Коллектив уныло молчал. Виктория бысто пролистала блокнот и затараторила: "Нужно продлить контракт с транспортной компанией, в работе материалы по жалюзи и копировальной технике, заказ на разработку кампании для "Голденс", обещал дать ответ Шалько, директор авиакомпании...Сегодня запись аудиорекламы для магазина детских игрушек и подписной кампании еженедельника "Час"...
   Кульпович задумался о своем. Да, с этой стервой надо что-то делать, но
   ее не так-то легко выбить из седла. Она способна была вывести его одним движением брови, но она - профессионал. Хотя его Женечка могла бы справиться не хуже. Она давно просила о повышении... Наверное. Какая разница. В конце концов, он сам готов взвалить на себя большую часть клиентов, лишь бы не видеть этой непрерывной издевки в глазах, темных, глубоких... Алексей Иванович резко прервал ее и себя.
  -- Хорошо, за работу. Эдик, что у тебя. Вечером собираемся. Все свободны.
   Генеральный с неудовольствием отметил, что первой, не оборачивась и не медля, вышла Оболенская.
   Красивая, сволочь! И вздорная.
   Викта додержала спину аж до собственного кабинета, ногой толкнула дверь и намеренно позволила ей громко захлопнуться за собой. Усевшись, она несколько секунд отстраненно рассматривала свое затемненное отражение в экране монитора, не отрывая взгляда от компьютера автоматически нащупала на столе зажигалку, не глядя отточенным движением пальцев вынула из пачки длинную тонкую сигарету, подкурила и неспешно с удовольствием затянулась. Придерживая сигарету одними губами, привычно затарахтела кончками ногтей по клавиатуре, слегка щурясь от едкого дыма.
  
   ***
   Два основних инстинкта людской природы, постоянных раздражителей сознания и подсознательного: Эрос и Танатос. Тяга к жизни, к получению наслаждения, продолжению рода. И тяга к смерти - как неизбежности, как новой страницы бытия. Именно на отношении к последней строяться религиозные культы, подчас в своих извращенных формах стремящиеся к приближению заветного последнего часа.
   Эрос противопоставлен танатосу изначально и принципиально. Соединение де Садом танатоса с эросом было идеологичной формой отрицания христианского подхода к сексуальным запретам, проповеди преуспевания порока в пику несчастной добродетели.
   Но эрос как чувственная сфера витальности, жизненности человека противостоит танатосу вне идеологии всегда, когда дело рассматривают непредвзято. Танатос не имеет чувственной природы, смерть нельзя чувствовать, она нерациональна и сверхчувственна.
   Исторический опыт подсказывает гибель любых сообществ, пытающихся соединять эрос с танатическими предпочтениями (Нерон, Калигула, фашизм, коммунизм); любые сообщества неустойчивы не по причине возникающих социальных запретов, а по причине безысходного чувственного тупика пресыщения или потери социальной мотивации, ибо финал игр с жизнью есть лишь бесчувственная смерть.
   Именно поэтому оргиастическое умирание в эросе во время оргазма всегда более жизненно, более социально продуктивно, более устойчиво и более доступно...
   (ДНЗ)
  
   Результат утреннего рыночного знакомства Вики позвонил на следующий день, и лишь обида на любовника, который так некстати и без предупреждения поехал в командировку, подтолкнула ее к этой встрече. И еще его настойчивость, и уговоры встретиться хоть на час. Она долго юлила, прежде чем назначить место встречи: не хотелось далеко идти и мерзнуть на улице в ожидании Егора (никогда не общалась с парнем - Егором). В то же время, не хотелось светиться лишний раз, да еще и неизвестно с кем возле работы. Вика нервничала. Водитель иномарки, проезжавшей мимо, притормозил, но до того, как она успела рассмотреть его, вдруг, будто передумав, решительно проехал дальше, минуя перекресток, и остановился в пределах видимости. Она непроизвольно отметила: у машины остались включены габариты, и из нее никто не выходил. "Странное место для парковки", - вслух подумала Вика, и от этого внутри стало еще неприятнее, холоднее. "Вот блин, ну почему я не запоминаю номера знакомых машин, ведь уже не первый раз в дурацкой ситуации", - злилась она. "А вдруг это Артур за мной следит, может, командировка - понт, проверка на вшивость, или его люди присматривают, как девочка себя ведет. Тогда было - не было, не отмоешься. Решит, что я блядь, и ему парю мозги, - грубила сама себе Витка. Зачем я договорилась ехать. Я, кстати, этого Егора даже в лицо не запомнила, не говоря уже о номере машины".
   Все это было совершенно некстати: и этот вечер какой-то неуютный и бестолковый, и эта встреча, которая была ненужной и - почему-то приходило на ум - опасной. Что за черт!
   Наконец, по-прежнему невероятно грязная "восьмерка" остановилась в условленном месте, Егор приоткрыл дверь, и Виктория задумчиво и скованно уселась.
  -- Как твое настроение, солнышко. Хочешь выпить? Я думаю с твоей шикарной фигурой ничего не случиться от маленького кусочка тортика и кофе. Поехали, посидим полчасика, а потом я отвезу тебя домой, - тараторил Егор.
   Викта напустила на себя то состояние покорности или даже, по ее собственному выражению, амебности, которое, как ей казалось, должно привлекать мужчин в такой яркой девушке, как она. Ей нравилось облекать собственную персону неким флером секретности, таинственности. Нет, она умела и могла, конечно же, быть веселой, или страстной, или нежной, или дерзкой и даже грубоватой и циничной - в общем, обычно такой, какой ее хотели видеть. И она уже не всегда отличала себя от этих многочисленных псевдо "я". Но в этот раз внутренний дискомфорт не давал ей расслабиться. Мысль о машине за перекрестком не давала покоя. Проезжая мимо, она с неудовольствием отметила, что иномарка ("Не заметила даже модель", - пронеслось в ее голове) моргнула левым "поворотом" и тронулась следом. Зеркала заднего вида с ее стороны не было, и Вита судорожно пыталась обернуться, чтоб рассмотреть, то ли кто в машине, то ли просто, едет ли она за ними. На душе было мерзко.
  -- Что, за тобой следят? - съехидничал Егор (но как точно), а может, ты работаешь в УБОПе?
  -- Может! - рассеянно бросила она, по-прежнему пытаясь обернуться. Машины больше не было. Не покидало странное чувство тревоги. "Совсем уже паранойя, лечиться надо", - сделала вывод.
  -- Серьезно? Ты что из конторы?
  
   Они подъехали к ресторанчику в самом центре. Сюда она много раз собиралась, да так и не попала раньше. Думать сейчас могла лишь о том, много ли знакомых есть у нее шанс встретить в этом модном заведении.
  
   Когда удав смотрит на кролика, того парализует страх. Так устроено природой. Убийца - силен и опасен, но этого мало, ему дан еще и этот ужасающий магнетизм. У него был взгляд убийцы. По фильмам я знала, каким может быть этот взгляд. А может, только казалось, что знала. Живой не может знать, как смотрит убийца на того, кого через минуту уже не будет. Мне повезло. Я дважды видела эту белую стену в глазах, этот пустой жесткий зрачок. Ничего нельзя противопоставить этой белой стене.
  
   Вспышка его гнева насторожила ее, а может, даже заинтересовала. Викта вдруг подумала, что он может оказаться не похожим ни на одного из прежних мужчин, которые сначала разбивались в пыль, чтоб добиться ее, а потом как-то незаметно стирались из ее жизни, спустя более или менее длительный период.
   Справедливости ради стоит заметить, что встречались и другие, влюбленные без оглядки и без памяти, до потери самоуважения, готовые на все. Женщина-подарок в блестящей упаковке и золотистых ленточках умело и искушенно превращала серую жизнь в праздник. Но, естественно, уже очень скоро ей становилось смертельно скучно, больше не забавляла щенячья преданность, детский восторг и нескрываемая гордость партнера от такого бесценного приобретения, как она. Начинались скандалы. От нее уходили трудно, за ней следили, рылись в ее вещах и поджидали под подъездом, закатывали сцены, но, правда, почти никогда не поднимали на нее руку. Это она, перепившись и увлекшись выяснением отношений и очередным враньем, могла начать размахивать руками, но тоже чаще безнаказанно. Вика не умела просто расстаться, ей нужно было дергать за ниточки, получать почти садистское удовольствие от запрограмированой реакции, или позволить себе насладиться милым вечером-примирением для того, чтоб завтра все начать сначала. Ей нужны были победы, страсти, игра. А что было нужно ему?
   Некоторое время они просто молчали. Вика не могла до конца объяснить его резкой реакции на такое безобидное подтрунивание. Да и как было удержаться от колкостей, когда мужчина начинает менторствовать на темы из женского глянца и подробно объяснять с умным видом, что, оказывается, есть такой Милан - европейский центр моды и Гай Матиоло - дизайнер такой.
  -- Не хами мне никогда больше. Зачем ты мне хамишь. Я с тобой по нормальному.
  -- Прости, - задумчиво ковыряя ложечкой мороженое, протянула она.
   Он, в общем-то, тоже говорил ей малоприятные вещи, пристал по поводу челки (дескать, что сама стригла), издевался над ее крашеными волосами. Все же она продолжала беседу, пытаясь даже сгладить повисшую в воздухе неловкость. Ведь, говоря по правде, и она изрядно повыпендривалась, обдавая его холодом деланной неприступности и легкой небрежности, граничившей с пренебрежительностью, которая ей так удавалась. Егор немного успокоился.
  -- Ты мне обещала показать свои фотографии с моря. Расскажи мне про свою свадьбу. Ты ничего не рассказываешь о себе. Но раз у тебя есть ребенок, я предполагаю, что был или есть и муж. Наверное, собрались родители и говорят: "Давайте сваты поговоримо, як весiлля будемо грати. Ми даємо нашому синочку машину, костюм купимо польський, кабанчика зарiжемо, ну а як там вже зi столами вирiшувати будемо, скiльки чого треба, поросят там, ковбаски. Музикантiв надо, шоб як у людей все було, самогону наженемо...
   Он вновь перешел на этот дурацкий суржик, обрисовывая картину типичной провинциальной украинской свадьбы с сотнями малознакомых пьяных родственников, народными обрядами, строго соблюдаемыми в алкогольном дурмане под неусыпным контролем бездарного и навязчивого тамады, скрупулезным подсчетом подаренных денег и всеми прочими "прелестями", которых она и сама терпеть не могла.
   Виктына свадьба была другой. Умирая от токсикоза на третьем месяце беременности, она никак не могла накраситься, постоянно бегая в ванную, и пытаясь мнимой простудой объяснить свое, как ей казалось, совершенно неинтересное положение. Все было буднично, слегка сумбурно и немного весело. А по большому счету - посидели в ресторане, и самым ярким впечатлением был огромный букет шикарных кремовых роз, что принесла в подарок мама неприехавшей подруги.
  -- Неправда, - вмешалась, наконец, она в его свадебные изыскания. Неправда, все было совсем не так.
  -- Ты знаешь, ми с друзьями проезжали как-то в Киеве, видели одну свадьбу. На девчонке было красивое красное платье, коротенькое, красные живые цветы в волосах, туфельки, ну, в общем, супер. Никакого жлобства, пластмассовых цветов и идиотских венков. Тебе как, уже пора?
  -- Да. Почти, - дурацкая привычка не давать прямых ответов.
  
   Они вышли из ресторанчика. Егор немного отстал, она, догадываясь о причине, сознательно сделала походку чуть более выразительной, чувствуя его взгляд на своих ногах и крепкой "выдающейся" заднице, плотно охваченной брюками.
  -- Вот. Прошелся сзади, чтоб хоть как-то поднять себе настроение.
  -- Я так и поняла.
  
   Ничего она не поняла. Вита решила, что, пожалуй, на этом эксперимент закончен. Остановив машину напротив указанного подъезда и уточнив, где именно она живет, Егор слегка развернул автомобиль и направил передние фары прямо на подъезд. Она шла до самого подъезда в этом луче, неестественно прямо и красиво, и нарочито легко, как по подиуму в свете софитов, и размышляла: не обернуться ли на пороге, перед тем, как скрыться в кромешной темноте подъезда, где депутат горсовета не успевает вкручивать лампочки. Прыснув от этой не к месту посетившей ее и рассмешившей мысли, она гордо скрылась, не дрогнув и справедливо заключив, что даже в соответствии со стилистикой происходящего такая театральность - уж слишком.
  
   Мыльные пузыри мне приснились! Я смотрела из окна, а какие-то люди на детской площадке надували невероятного размера мыльные шары. Какой- то мужчина сидел и выдувал особенно крупные, и они все летели, летели...
  
   Эта куча вещей, что осталась сваленной посреди комнаты после переезда, ее раздражала. Давно пора все разложить по полочкам. В себе этого сделать после развода все еще не удавалось, и квартира, как второе я, несла в себе все признаки душевного хаоса, неустроенности и неопределенности. К черту всех. Нужно прийти в себя.
   С похмелья слегка "штормило". Одно и то же: музыка, алкоголь, жадные глаза мужиков. Нужно прийти в себя и разложить наконец-то вещи. Среди повседневных шмоток оказались и давно забытые, и из ее недавнего прошлого. Подушечка малыша, какие-то клееночки, одеяльце и ... ее свадебное платье из коллекции местного дизайнера - простой крой, асимметричный вырез горловины. Она даже пару раз одевала его после - на Новый год и еще как-то... "Примерить что ли", - решила она, но замерла на полпути к зеркалу. На молочно-белом велюре засохли крупные пятна цвета томатного сока или крови, - вздрогнула Викта. Зазвонил телефон.
  -- Привет, Виточка, - голос Егора звучал бодро и влюбленно. Ты почему не отвечаешь на звонки. Хочу пригласить тебя на завтрак. Я так за тобой соскучился. Только не говори, что не можешь. Я что, буду видеть тебя только раз в неделю? Нельзя столько работать. Скажи, что мне сделать, чтоб у тебя было хорошее настроение.
  -- У меня хорошее настроение, - выдавила из себя Вика, - Егор, прости, но я действительно не могу. Давай созвонимся в понедельник.
  -- Давай я заберу тебя на часик, а потом привезу. Что ты любишь есть. Хочешь, я сам приготовлю тебе завтрак.
  -- Прости, мне не с кем оставить ребенка.
  -- Ты что не можешь дать десять рублей соседке...
  -- За кого ты меня держишь, - резко оборвала его текст, - я что своему ребенку..
  -- Нет, конечно, солнышко, прости, я не хочу на тебя давить. Я просто хочу тебя увидеть.
  -- Позвони мне в понедельник, - повторила она устало.
  
   ***
  
   На этот раз Артур позвонил сам. Она быстро приняла душ, выбрала белье и тщательно накрасилась, хотя была уверена, что идет максимум для получасового секса на заднем сиденье джипа, и все ее приготовления останутся незамеченными и, возможно даже, неоцененными. Она так и не знала наверняка, насколько эти отношения нужны ему, и даже, нужны ли они ей самой. Артур был непривычно трезвым и молчаливым. Они долго ездили, выбирая, где бы остановиться, под колесами разъезжалась мокрая скользкая земля, заброшенные постройки навевали тоску. Солнце уже не было таким ярким, сквозь тонированные стекла голые осенние поля выглядели еще более мрачными. Они почти не разговаривали. И только когда он напрягся под ее рукой, а в голове установился мерный шум, мешающий воспринимать реальность, он заговорил.
  -- Давай любовь моя, сядь на него.
  -- Да Арти, я соскучилась.
  -- Да, да любовь моя.
   Хорошо. Им было хорошо вдвоем. Запотевшие окна "Лексуса" только усугубляли туман, сквозь который почти не пробивалась реальность. Она покачивалась на волнах собственных ощущений и больше не думала об их отношениях. Какая, к черту, разница! Туман. Сладко и как-то уж очень остро пульсировала в ней сегодня кровь. Он что-то говорил медленно, с большими паузами, будто подбирая слова.
   ***
  
   В руках Егора были крупные мокрые алые розы. Они не пахли. Зато машину наполнял аромат его парфюма.
  -- Что у тебя за аромат - решилась спросить.
  -- Диор.
  -- Ах да.
  -- Скажи куда поехать, чтоб это было приятно тебе. Ты голодна. Чего ты хочешь, скажи.
  -- Мне все равно.
  -- Нет, ты невозможный человек.
   На этот раз они ели салат из тунца и пили мартини. Вернее, пила только Вика, Егор обошелся томатным соком и просил официантку принести что-нибудь нормальное, а не то, "что осталось с поминок". Вика философски воспринимала подобные "нюансы", каждый из ее мужчин по-разному вел себя в ресторане, и ей не хотелось забивать себе голову психоанализом.
  -- Я тут недавно у бабки одной лечился от импотенции, со мной еще два бизнесмена из корпорации "Инмар".
  -- Ну и как, помогло?
  -- Нет, я ей говорю, должен быть хотя бы тринадцать сантиметров в возбужденном состоянии...
  -- Боже, что ты метешь!
   Викуся была в шоке от этого дурачка. Хотя практически всех директоров этой корпорации она знала лично по работе в рекламном агентстве, и ей, на самом деле, было жутко интересно, кто именно... Но открывать карты неизвестно кому она не собиралась. А поэтому дальнейший разговор как-то не клеился. Каждый думал о своем.
   Домой, что ли поехать! Ей казалось, что официантки в ресторане смотрят на нее как-то странно и переговариваются между собой неспроста. Какие-то ребята в черных кожаных куртках несколько раз обернулись, глядя на них. "Наверное, бандиты", - подумала Викта. "Кошмар, этот Егор плохо на меня влияет". Пережевывая жирноватого тунца и щедро запивая охлажденным мартини, она потерялась в собственных мыслях.
  
   Название этой профессии, образованное от имени древнегреческого бога смерти, настораживает: что собственно изучают эти специалисты?
   Согласно мифа Алкместида -- жена Гераклового друга царя
Адмета -- решила умереть вместо своего мужа, Геракл, в свою
очередь, решил совершить подвиг и спасти царицу от бога смерти
Танатоса. Но о боге шла дурная слава: мало того, что он родился от
кровосмесительной связи, так еще и договориться с ним полюбовно нельзя -- даров не принимает. Тогда Геракл, не долго думая, напал на Танатоса, освободил царицу, а безжалостного бога приковал к скале.
   Пока Танатос несколько лет был не у дел, люди перестали умирать.
Сперва это их страшно обрадовало. Но вскоре на земле такое
началось! Не хватало еды, места для жизни. Кроме того, и
родственнички Танатоса постарались: довели своими кознями
человечество до безумия.
   В общем, Танатоса пришлось отпустить! Оказалось, он выполнял
работу, постичь смысл которой нам не дано. Этот урок помог людям осознать неотвратимость смерти. С тех пор ими владеет иная мысль -- если уж нельзя оживить умершего, нужно хотя бы достойно его похоронить. Так вот, танатология -- это наука, изучающая социальный и психологический аспекты смерти.
   На Западе давно поняли -- смерть нужно уважать. Танатология выделилась в раздел науки, стали создавать институты. Эти организации -- привилегия развитых и богатых стран. Ведущий такой институт Европы находится во Франции. Там работают юристы, которые учат людей, как защитить свои права при лечении. И психологи, которые советуют, как вести себя со стариками или умирающими.
Мы часто поражаемся тем, какой порядок на европейских кладбищах: могилы ухоженные, при проведении обряда все продумано, трибуны и стульчики для скорбящих родственников, навесы над ямой. Это все работа танатологов. Они помогают людям преодолеть горе и провести панихиду по всем правилам гражданских и церковных обрядов. Они же
организовывают работу кладбищ, колумбариев, некрополей.
Побывавший у своих французских коллег Танатолог считает, что этот институт более сентиментален, чем американские и канадские. Зато похоронные институты Канады отличаются тем, что четко "по науке" предоставляют сервис национальным диаспорам -- итальянской, англосаксонской, украинской. Что же до Германии, то тут нашего Танатолога ждал конфуз -- с ним отказались обсуждать эту тему: "В своей стране вы живым не создали нормальных условий, что вы можете знать о смерти!" И что самое печальное, Танатолог с этим согласен. Вводить этот институт в Украине рано -- не то общественное сознание. (ДНЗ)
   ***
  
   Викта оторвала взгляд от страницы и прислушалась. Глухо и еле слышно звонил телефон, наверное она бросила трубку в кровати.
   Поросеночек весело смеялся в телефонную трубку, требовал купить ему Киндер-сюрприз и спрашивал, когда она прийдет.
  -- После работы, зайчик.
  -- Завтра?
   Да, наверное это действительно уже будет завтра. Хотя объяснять это трехлетнему малышу не стоило. Мама спокойным голосом заверила ее, что все хорошо, спросила как прошел день и поинтересовалась ее делами.
  -- Саша не звонил?
   Витка сделала вид, что не расслышала вопроса. Мать все еще надеялась, что у них все наладится. Ее отношения с зятем никак не вписывались в стереотип, ставший постоянным предметом насмешек и поводом для неисчерпаемого народного творчества. Мама вздохнула, в трубке раздались короткие гудки.
  
   С тех пор, как Викуля наконец-то вышла замуж, и родился малыш, Наталья Андреевна чувствовала себя очень счастливой, и хотя постоянные переезды в деревню к мужу и обратно не позволяли ей уделять все время внуку, она словно заново родилась, категорически не желая вспоминать о своих многочисленных болячках. Как любая нормальная мать, она любила дочь и гордилась ею, но, зная ее вспыльчивость и даже, порой, жестокость, не склонна была обвинять во всем Сашу. К тому же, они так дополняли друг друга, и вообще, кто знает, что будет с дочерью теперь. Раньше было спокойней. Хотя...
   Отец Виктории уже давно жил отдельно от семьи, бывший военный, привыкший к активной и достаточно обеспеченной жизни он не мог мириться с пенсионым ничегонеделаньем и доживать свой век, считая гроши нищенского государственного вспоможения, на размер которого в силу вечных проблем социального обеспечения украинских граждан существенно не повлияли ни 30-тилетняя выслуга, ни годы безупречной службы, ни подполковничье звание, ни ордена и медали.
   Он был из тех, кто на первых же постсовковых выборах чуть ли не под расписку заставил свою семью проголосовать за руховцев, кто с восторгом поддержал идею независимости Украины на референдуме. Викин отец никогда не вышел бы на баррикады, потому что был слишком прагматичен и меркантилен. Но во всем, включая политику, имел свое собственное отличное от других мнение. Спорить с ним было бесполезно. Своей стареющей теще он пообещал выбросить ее с балкона, если она проголосует за коммунистов. Мария Кузьминична - железная семидесятидвухлетняя бабуля с сорокалетним стажем работы в народном образовании и стальными нервами, сделала вид, что сдалась. Но у Виктории всю жизнь было подозрение, что проголосовала она по-своему.
   Несмотря на человечность и глубокую порядочность в отношениях с людьми Григорий Петрович был сложным и далеко не безупречным человеком, жестким авторитарным отцом, из под опеки которого Виктории в свое время удалось вырваться только актом буйного помешательства, когда она вскочила на подоконник и сказала, что выброситься в окно, если он еще хотя бы раз вмешается в ее личную и общественную жизнь или хотя бы пальцем тронет. С тех пор она жила как хотела, отца видела несколько раз в году, а бедная мать разрывалась между двумя горячо любимыми, но такими неуживчивыми родственниками.
   Ее Гриша купил дом в деревне, в тридцати километрах от областного центра, постепенно завел фермерское хозяйство и настоятельно требовал присутствия если уже не дочери (неблагодарная!), то жены, которая по его всегдашнему убеждению просто обязана была разделить с ним все тяготы непростой деревенской жизни.
   Наталья Андреевна никогда бы не пошла на конфликт. Но родившаяся и выросшая в городе, а также в силу слабого здоровья просто медленно умирала от своей декабристской преданности в ненавистной ей усадьбе.
   Вмешалась Виктория, которая устроила ее на непыльную интересную работу, выдержала прессинг отца, который бесновался от одной мысли о перспективах самостоятельной жизни. Долгими и нелегкими переговорами был достигнут компромисс: мать всю неделю работает в городе, а на выходные едет в деревню. Едва ли не впервые в жизни отцу пришлось смириться с решением дочери.
   Теперь он пожирал себя мыслями, что его все бросили, что его никто не любит и не ценит, а мать наверняка пользуется вниманием других мужчин. Его разражение копилось всю неделю для того, чтобы в выходные сполна выплеснуться на жену. Она же все сносила стоически, переживала за дочь, нервничала из-за мужа, беспокоилась о матери, пеклась о внуке и старалась, чтобы у всех все было хорошо. Такая самозабвенность оборачивалась все новыми и новыми болячками. Она никогда не жаловалась, но когда было особенно плохо - ложилась лицом к стене, укрывалась с головой и просила семейных не беспокоиться и дать ей немного поспать.
   Еще совсем недавно ее отношения с дочерью, которые всегда были непростыми, улучшились, особенно после ее замужества. И так же автоматически расстроились, когда Викуся от мужа ушла. У дочери опять появились секреты и острое нежелание ими делиться. На все расспросы она только раздражалась, и единственным утешением Натальи Андреевны был внучок, который в последнее время все чаще и дольше бывал на ее попечении.
   Она не осуждала свою кукушку-дочь, но очень боялась за нее. Особенно после того, как однажды ночью проснулась от давящего и одновременно пульсирующего кровью в груди и висках предчувствия.
   ***
  
   В ту ночь Викта с трудом попала ключом в замочную скважину. Захлопнув дверь и включив свет, она не сразу поняла, что случилось. Казалось, что пустая квартира вдруг обрела глаза и уставилась невидимым, но явно ощутимым взглядом на нее. Наконец, Викта поняла в чем дело. В доме густо пахло парфюмерией, она не могла перепутать. Тот самый Диор...
   Впрочем, она была слишком пьяна, чтобы по настоящему испугаться или насторожиться. Засыпая на ходу, с трудом разбирая контуры мебели из-под полуприкрытых ресниц и не чувствуя в себе сил даже выключить свет, Витка одетая бросилась на кровать, решив, что спьяну ей просто показалось.
   Егор больше не звонил. Это задевало ее самолюбие, а тут еще, как на грех, все будто вымерли. Молчал телефон, никто не заезжал, никто не звал на ужин, никто не предлагал ничего непристойного. "Начинается депрессия,"- подумала Вика. "Только бы не начать снова обжираться на нервной почве,"- с досадой продолжала бурчать сама на себя. "Ну сколько можно ломать голову над этими взаимоотношениями. Сегодня так, завтра будет по-другому. Лучше или хуже - неизвестно, но по-другому". А на ум все равно приходили неудачи, непонятые и ушедшие мужчины, неудавшийся брак и сорвавшийся с крючка "денежный мешок". Ее попытки связаться с кем-то из бывших или потенциальных не увенчались успехом, а только усугубили состояние мерзким ощущением собственной навязчивости и невостребованности. Она схватила мобильный.
  -- Privet, kak dela?
   SMS - наименьшее из зол, это как пол телефонного звонка. Ты сделала это, но ты не на связи, не нужно ловить интонацию и думать - врет или правда. Посмотрим, ответит ли он.
  
   В общем-то, виновата была я сама. Отпетый ловелас, бабник и трепло. Никто не заставлял останавливать выбор именно на нем. Но я так решила. Мои страдания были ему безразличны, он забывал о назначенных встречах, а я, одетая и накрашенная, часами сидела на одном месте, бессмысленно глядя в окно. Правда он мог быть иногда и нежен, но вряд ли со мной. И в тот день я шла сама. Меня никто не вынуждал, не остановила даже его жестокость, когда он сильно ударил моего щенка, так, что тот вырвал. И только в последний момент, когда он зачем-то вышел из дома, я рванулась к двери и отчаянно пыталась ее закрыть. Он сильно дернул на себя. Я упала.
   Музыка кричала громче меня. Помню только его остекленевший взгляд, и как в воду капала кровь. Было стыдно, и на руке остался большой синяк.
  
   Наутро все было по-другому. Проверяя почту и просматривая бланки заказов, Вика уже не ждала от своего мобильного никаких приятных сюрпризов и полностью была поглощена новым заданием. Плюс ее давняя и постоянная клиентка неожиданно позвонила, чтоб обсудить целый ворох посетивших ее идей, что напрямую было связано с серьезным пакетом рекламных разработок. Единственное, что кроме мужчин и ее ребенка могло поднять Витке настроение, были деньги. Больше них порадовать ее могли только большие деньги. Поэтому, полностью настроившись на деловой лад и вновь поверив в собственный талант и профессионализм, она принялась за работу. Это Вам не какой-то там менеджер средней руки, это вам ого-го!
   В свое время Виктория носилась с идеей собственного рекламного агентства, но вскоре поняла, что в провинции на чистом креативе, хоть она и была неплохим копирайтером, не разбогатеешь. Единственным видом рекламы, приносившим заметный доход, был outdoor. Рекламные же "шедевры" для масс-медиа плодились силами творческих коллективов каналов и изданий и, как правило, оплачивались удельными князьками от бизнеса с большой неохотой. Впрочем, вопреки отсутствию рекламной стратегии и местечковому мышлению предпринимателей, в их филистерских буднях был некий несомненный шарм.
   Так уж повелось, что в этой нестоличной реальности никогда не будет места пелевиным и бегбедерам, с их пафосной верой в магию 25-кадра и прочим сюрреалистическим бредом. Тому, в ком глубоко живет провинция, не понять сути оскароносной "Матрицы". Их жизнь значительно проще, естественней, хотя вряд ли примитивней. Да, некогда и незачем задумываться над тем, что за манипулятивные технологии скрывает в себе занятная телевизионная картинка. Как впрочем, и особенно от нее зависеть. Вопреки мнению тех же столичных зануд-бонвиванов. Зато есть время, силы и здоровье делать и рожать детей, поить их парным молоком и кормить безнитратной клубникой с грядки, а не тащиться насносях в прокуренные погреба светского тусовочного блеенья и с первых же дней жизни ребенка отравлять его выхлопами современной западнической "культурной" экспансии и болезнетворными реляциями о "нехватке экшена в социуме".
   Столица или провинция - каждый решает сам. Но это - далеко не локация. Как известно, провинцию из человека вывести гораздо труднее, чем вывезти оттуда самого персонажа. Во многих село остается глубоко и навечно: в виде неприятия нового и желудочно-кишечных приоритетов, идиотской напыщенности и ограниченности интересов, золотых цепей с гимнастами или траурной ленты под ногтями. За это невозможно осуждать. Это выбор. Или порода.
   - Оболенская, к директору...
   Вика оторвала взглад от кипы бумаг и рекламных проспектов, еще несколько секунд задумчиво покусывала губу, а потом порывисто поднялась и пошла по коридору, как всегда прямо и стремительно.
   Кульпович разговаривал по телефону, жестом указал на стул, и, усевшись, Виктория еще несколько минут могла спокойно наблюдать за ним. При таком освещении, спиной к окну, он казался чуть краше, чем был на самом деле, не так бросалась в глаза изъеденная кожа и неприятно желтые зубы в каких-то темных пятнах. "Черт, и это генеральный директор агентства", - мысленно передразнивая себя, Вика поежилась: "И спит же с ним как-то эта дура Женька, хотя она, в общем-то, далеко не дура, быстро как сориентировалась, а я еще и на работу ее устроила, панькалась".
  -- Я хотел серьезно поговорить с тобой, Виктория.
  -- Я вся во внимании.
  -- Наверное, ни для кого уже не секрет, что наши отношения не очень складываются. Ты, конечно, хороший работник, и поэтому это все как-бы и не имеет значения. Хотя личный аспект...
   "Вот, мудак, даже прямо сказать не может, неужели уволит, это как-то странно". Она его терпеть не могла - это факт. Но врядли хозяин дал добро или совсем уж рехнулся от такой жизни.
  -- Так вот, - продолжал шеф, - я не хочу, чтоб ты думала, что это как-то связано с моим отношением, ну то есть с нашими недоразумениями. Одним словом, анализ результатов нашей деятельности показывает, что мы не так уж и преуспеваем. То есть, на первый взгляд как бы все хорошо, но ты знаешь, в рекламном бизнесе трудно достичь стабильности, и потому мы должны думать о том периоде, когда будет затишье, ведь и тогда нужно будет как-то выживать.
   "Ага, выплачивать многотысячные долги учредителя, чего уж тут не понять"
  -- Вы хотите меня уволить? - вот так-то лучше. Вопрос в лоб требует не менее прямого ответа.
  -- Нет. Если бы я этого хотел, то нашел бы возможность уже давно!
  -- Тогда о чем вы?
  -- Мы посовещались с учредителями и решили, что временно переводим работников со ставки на процент от заказов, а если дела пойдут лучше...
  -- Понятно, тогда вы снова переведете на ставку, чтоб не разориться на процентах.
  -- Ну зачем ты так? Это временная, вынужденная мера.
  -- Мне нужно подумать.
  

***

   На мониторчике телефона высветился маленький конвертик. Пришло письмо. Егор спрашивал:
  -- A y tebja kak dela?
   Она набрала его номер:
  -- Привет, у меня все хорошо. Почему ты не звонишь? А если б я не послала сообщение, что, так и не позвонил бы?
  -- A ты ничего так и не поняла!
  -- Что не поняла?
  -- В отношениях ты ничего так и не поняла.
   Несмотря на все дальнейшие попытки сгоравшей от любопытства Вики выяснить, чего именно она не поняла, Егор лишь переводил разговор на другую тему и обещал все рассказать при встрече. Единственное, что ее немного удивило - она даже не сразу это поняла - какая-то вальяжность и фамильярность, типа разрешишь поцеловать в щечку или шейку, расскажу. Впрочем, это пришло ей в голову уже позже. Они договорились встретиться, причем, чтобы идти в гости к его другу, который занимается серьезным бизнесом. Только этого Витке еще и не хватало! Шляться в обществе малознакомого парня по гостям. Кто знает, что это еще за друг такой, и не будет ли "приятных" сюрпризов. Заметно поостынув, к тому же, настроившись погулять, Вита решила, что позвонит, если вечер не удастся.
   Вечер удался. Шампанское, и с ходу аж три ну очень интересных парня повелись буквально с одного взгляда. Вместе с Аленкой они чувствовали охотничий азарт, горящие Виткины глаза заводили подругу с пол оборота. Она знала, когда Вика такая - приключения неминуемы, и уже приготовилась во всем положиться на нее.
   Усевшись в новенький "мерс", они покатили по ночным заведениям, не особо задумываясь о последствиях. Вика всегда контролировала ситуацию. А если вдруг и выходила из-под контроля сама, то только по собственному и очень сильному желанию. Ей нравились авантюры и красивые мужчины, которые сыпали деньгами. А почему бы и нет. Она молода, красива, свободна и может делать все, что ей заблагорассудится. Правда, с годами Вита научилась некоторым мерам предосторожности, в том числе и, заботясь о собственном имидже и деловой репутации, не позволять себе полного отрыва, по крайней мере, часто и безоглядно. Аленка тихонько вздыхала. Ей как всегда досталась роль такого себе дельфинчика, акулой была Вика. И когда она укатила с двумя в неизвестном направлении, Алена ничуть не переживала и только ждала новостей.
   Ей очень хотелось понравиться Олегу. В последнее время ей почему- то не везло на мужчин, или казалось, что не везло. То ли мужчины не те попадались, но на фоне яркой и шумной Вики у нее начал вырабатываться комплекс, ну не неполноценности конечно, до этого длинноногой блондинке модельной внешности было далеко, но невостребованости что ли. "Может, я что-то делаю не так", - все чаще возникал вопрос, и не находя ответа, Алена в очередной раз очень старалась произвести впечатление. Они катались по ночному городу, просто беседовали, пару раз поцеловались. А потом зазвонил мобильный, и Аленка узнала, что Вика уже дома. "Что-то очень быстро, наверное, не без скандала", - со знанием дела подумала она. Так и оказалось. Жаждущая острых ощущений акула была явно не по зубам ошалевшим от кокаина мальчикам, а поскольку вспыльчивостью и упрямством Витка всегда отличалась - развязка последовала незамедлительно. Вика решительно оделась и потребовала отвезти себя домой.
   Егор пропал, наверное, навсегда. После такого "кидалова" примирение казалось невероятным. Наверное, прождал до глубокой ночи. "Ну, не срослось",- морщась от головной боли, сделала вывод Вика и как-то сразу успокоилась. В конце концов, это она его проигнорировала, а не он ее. В такой ситуации всегда чувствуешь себя спокойно и уверенно. Это она -хозяйка положения. Ее тщеславие и самолюбие грелись в лучах подобных солнечных мыслей. Но все равно тошнило. Ну зачем столько пить, а еще и на работу сегодня.
   ***
  
   Набутый отключил мобильный, к городскому телефону не подходил и в принципе не хотел знать ни о чем из того, что происходит за окнами его квартиры. Он просидел одетый почти до утра, сначала в квартире. Потом в машине под окном, надеясь, что Вика позвонит. Он понимал, что ничего она ему не должна, и он ей, собственно, тоже. Не было в их отношениях иной мотивации, чем просто желание видеть друг друга. Ни денег, ни корысти, ни общих знакомых и друзей. Вообще ничего общего между ними не было, - неприятно содрогнулся он. Девчонка красивая, умная, амбициозная. Да видно жизнь не очень сложилась, но нормальная работа. Видно, что карьерная. Пару раз, когда он встречался с ней, она вела себя немного нервно, странно, озиралась и как будто специально испытывала его терпение: то не буду, то не хочу, не знаю, что это за кофе, у него странный вкус и так далее.
   Если быть до конца честным, Викта жутко выводила его из себя, настолько, что желание видеться как-то поистерлось, де еще ввиду перспективы приезда бывшей соседки по подъезду Лики, - тоненькой томноглазой модельки, которую Набутый в свое время удачно спродюссировал олигарху с государственно-криминальным прошлым. Вслед за Платоном Березовским, олигарх поселился в Лондоне, прихватив с собой профессиональную куколку. Лика не забыла Набутому его благодеяния и регулярно помогала деньгами. Она жила райской жизнью, но напившись дорогих спиртных напитков, рыдала Егору в телефонную трубку, тщетно пытаясь заменить разговорами и нарядами от Prada и D&G естественную жажду юного тела.
   Когда датчик Ликиного либидо зашкаливал, она уговаривала "папика" отпустить ее к родителям погостить. И гостила у Егора с таким жаром, что воспоминаний хватало еще примерно на полгода ее роскошной и безбедной жизни: ежедневных походов в сопровождении охраны по салонам и бутикам и... Ну это, в общем-то, основное.
   Набутый оправдывал свое не вполне соответствующее понятиям поведение соображениями, что они просто друзья, она сделала свой выбор, и ничего больше не изменить, а он уделяет ей внимание, ну что ли из человеколюбия. Лика же исступленно жаловалась на свою несчастливую судьбу, нервно и убедительно перебирая бриллиантовые колечки на тонких пальцах и на пике повествования с трехкаратовыми слезами на глазах прихлебывая дорогой коньяк. Что--то в этом было - и потому он с ней спал. Чего-то же не было вовсе, и поэтому спокойно спал и с другими.
   Почему не пришла Вика ему было неясно, она ведь сама прислала сообщение. В то же время, он был уверен, что провела она вечер в обществе другого мужчины. Которого предпочла ему - и это задевало.
   Невыспавшийся и обозленный он решил больше не звонить, а если позвонит она - будет повод отыграться на этой сучонке.
  
   Оболенской же явно было не до работы. Мутило, в пищеводе лопались пузырьки воздуха, мутный взгляд, размазанная косметика (еще бы так часто бегать блевать). Раздражали сотрудники, телефонные звонки, придирки шефа. Нужен тайм-аут. Вот взять и кинуть их. Пусть барахтаются. На процентах она проживет и самостоятельно, да еще и клиентов переманит. Если бы она чувствовала себя чуть лучше, идея собственного бизнеса, наверняка, вновь овладела бы ей. Но только не сегодня. Вике было наплевать на все (господи, добежать бы!). Ее сбережений, пожалуй, хватило бы на какое-то время. - Может, в отпуск пойти или на больничный, - взахлеб размышляла она. Эти слова непривычно было даже произносить. За пять последних лет Вита не помнила за собой ни болезней, ни отдыха, больше, чем на пару дней.
   В то же время, она совсем не завидовала тем милым кошечкам, которые привыкли жить за счет мужиков и не обременять себя вопросами карьеры, или восседать в роли хозяек многочисленных ультрамодных салонов: с утра до вечера красить ногти, разговаривать о косметике, шмотках и молодых любовниках, которых умудрялись цинично заводить. В то же время Вика отдавала должное их житейской хватке, круглосуточной лицемерной бдительности и внешней покладистости. Кстати, пару раз такие девушки Викуле даже очень понравились, пару раз - означало в постели.
   Викта обожала эпатаж. И не поспекулировать вполне объяснимым мужским вниманием к этой теме было бы глупо. Именно поэтому она в первый раз поцеловалась с девушкой. Было прикольно! Дальше больше, и хотя она не стремилась стать воинствующей лесбиянкой или снискать репутацию неопределенно-загадочной би-, Викушка с внутренним негодованием вынуждена была признать, что в отношение женщин ее вкусы пошлы и банальны донельзя. Ей, как практически любому техасскому бычеголовому рейнджеру или нормальному русскому пацану при бабках нравились высокие и стройные длинноволосые блондинки с большой грудью. "Как бы там ни было, лучше самой большой и красивой груди может быть только большой и красивый ... член!" - Витка расхохоталась. Сотрудники удивленно посматривали на нее - бледную, осунувшуюся, с темными кругами под глазами. А Витка схватила мобильный, резко подорвалась и вышла. Возвратившись через несколько минут - сгребла в кучу вещи и, ничего не объясняя, исчезла.
   Дома она сначала спала сутки, приходя в себя после алкогольной интоксикации, потом написала заявление об увольнении, отправила его по факсу с центрального почтампта, забрала от мамы ребенка, приготовила ужин, и чувствуя, что ее биологические часы окончательно сбились с толку и поменяли день с ночью, уселась за компьютер с твердым намерением продолжить свою жизнь фрилансером.
  
   Сексуальная инфляция - ценностный дефолт?
  
   Взорвавшая передовую западную психологическую мысль фрейдовская теория бессознательного, его внутренние полилоги между Я-сверх Я- Оно, блокирующие истинную природу поступков и мыслей человеческих, привнесла в сексуальную культуру целого столетия существенный компонент мистики и раскрепощенности. Общественное сознание буквально взорвали мириады гей-, би-, транс- и прочих неформалов от секса. Ободренные мыслью о естественности и обусловленности их ранее скрываемых либо неафишируемых предпочтений, они задались целью навязать этому миру свое присутствие. С ума сошли все. Для дам не спать с лучшей подружкой-тинейджером стало непозволительной серостью, извечная мужская гомофобия стала ассоциироваться с закостенелостью мышления и закомплексованностью, а восемнадцатилетние подростки стали преспокойно лелеять в своих промарихуаненых мозгах мысли если и не об однополом контакте, то о страпоне.
   Быть натуралом стало скушно и не модно, а если у тебя не имелось ни садомазохистских, ни прочих копро-, скопо-, экзгиби-, вуайеро-... и даже золотой дождь тебя не привлекал - быть тебе человеком конченым и бесперспективным.
   На фоне столь свободных нравов ценность сексуального контакта стала нивелироваться по мере того, как в половую зрелость вступало поколение чатлан и универсалов, унисекс медленно, но верно стал смещаться в область антисекса, в том смысле, что секс как интимный момент взаимоотношения полов практически уже не существовал в своем первоначальном виде...
   (ДНЗ)
  
   ***
   И все-таки она позвонила Егору. Просто и естественно, безо всяких объяснений, правда, предварительно выяснив с помощью SMS, что он на нее не злится, и, как он сам написал, все понимает. "Ну, раз понимаешь, то не выпить ли нам кофе", - предложила Витка.
   Так уж совпал этот день с определенным этапом в ее жизни, когда на душе было странно и беспокойно, и в очередной раз чувствовалась потребность что-то решительно и бесповоротно изменить. "А вдруг я возьму и выйду за него замуж", - пришла глупая мысль. И вообще, нужно завести роман на стороне (подразумевалось, в новом кругу общения). Нельзя зацикливатся на одном и том же. Кроме работы в ее жизни и так мало что оставалось. Вперед, звоним Егору и начинаем новую жизнь".
  
   ***
  
   Выйти на работу таки пришлось. Конечно, никто особо не настаивал на положеных по КзоТу двух неделях, но у Витки, которую, как только она достаточно отдохнула и проспалась, заели амбиции и жажда деятельности, возникла настоятельная потребность отколоть что-нибудь этакое, чтоб показать этим беспозвоночным, как действует по-настоящему решительный и сильный человек, яркая женщина, которой место далеко не в этой глухомани.
   Витка заявилась ближе к концу рабочего дня, едва ли не ногой открыла дверь в кабинет генерального, потребовала выдать ей трудовую, отвергла все попытки поговорить с ней, а пока суетились бухгалтера и канцелярия, преспокойно собирала вещи, причем выгребла все, к чему за время работы прикасались ее прекрасные ручки, справедливо (по собственному убеждению) считая, что имеет на них полное право. Нет, на материальные ценности она не претендовала. Еще чего не хватало. Почистив компьютер и убив всю конфиденциальную информацию, Оболенская хладнокровно изъяла все записи, блокноты, базы данных по работе с клиентами и гордо удалилась.
  
   ***
   Он сказал: "Я стою возле твоей работы, выходи". Виктория была слишком занята приятным ощущением своей раскованности (чуть не сказала рискованности) и жаждой перемен, чтобы задуматься, ПОЧЕМУ он так сказал. (Ведь всегда скрывала, где работает). Нет, сегодня она будет другой, - несло Виту. Она будет ослепительной, очаровательной, соблазнительной и слегка фривольной. Она будет собой.
   Егор действительно был в шоке.
  -- Ты меня удивляешь, ты сегодня совсем другая. Ты никогда так много не рассказывала о себе.
   Они поехали почему-то в придорожное кафе на выезде из города (ах да, Вита хотела только выпить кофе и все). В машине было непривычно шумно от оживленной Витушки, а Егор был неожиданно смел, постоянно прикасаясь к ней: то к ее стройной ножке в черном чулке, ток плечу, то к щеке... Сегодня он впервые видел ее в юбке, причем в короткой, очень короткой юбке. Ее ноги непроизвольно приковывали взгляд. И она была такой необычной, счастливой, веселой.
   Витке было легко. Как со старым знакомым или добрым другом. Выходя из машины на автозаправке, они услышали женские крики.
  -- Проститутки кричат, - зачем-то прокомментировал Егор.
   "Странно", - подумала, но тут же забыла Вика.
   Они продолжали болтать, и тут Егор вновь вспомнил про фильм, который уже как-то предлагал поехать посмотреть.
  -- Мне кажется, любой человек после работы очень хочет есть. Поехали, я буду готовить тебе ужин, а ты посмотришь один фильм, я очень хочу, чтоб ты его увидела.
   Ну, нет! В Викины планы это не входило. Любой фильм - это часа на два - на три, да и что за просмотр, когда сидишь как на иголках и вздрагиваешь от телефонных звонков. Ей нужно к ребенку. Она обещала. Егор был настойчив и, в общем-то, мил. "Может, и вправду поехать", - засомневалась она.
  -- Приставать будешь? - кокетливо бросила взгляд.
   Его словно прошибла молния.
  -- Я-а, - протянул он, судорожно дернув головой, - пристава-а-ть! Ну ты
   даешь, ты ничем бы меня не смогла удивить, а тут очень сильно удивила. Тебе что, нормальные мужики не попадались?
   Вика не ожидала такой реакции на ее обычное кокетство.
  -- Так что, совсем не будешь приставать? - шутливо-разочарованно добавила она. Но он и тут не понял. Пришлось, что называется, съезжать с темы, а заодно и умерить свой пыл, ведь сказал же - приставать не будет.
  
   Они покупали какие-то продукты, Егор периодически просил ее подержать пакет, и все было совсем уж буднично. К тому же, удивил его выбор: для нее - белое вино, для себя - шампанское. "Однако", - мелькнуло в Викуниной замороченой голове. Да ладно, он всегда казался ей странноватым. Было уже темно, когда они вышли из супермаркета. Кстати, ей пришлось еще подождать Егора в машине - он за чем-то возвратился. Вита хотела есть. "Надо было не скромничать, предлагал ведь", - вертелось в голове.
   Наконец, Егор сел в машину, и автомобиль резко тронулся сместа. Ну и водит! Они проехали вниз по улице, повернули и, сделав большой круг, выехали чуть дальше, чем находились на парковке. "Странно, очень странно. Почему он так петляет? " - Вика много раз ездила по этой дороге, причем за рулем. Именно поэтому ее так насторожило поведение Егора. Чувствуя себя крайне неуютно, она спросила нарочито безразлично:
  -- А почему мы так объезжаем?
  -- Да там газ проводили, перерыли всю дорогу, иначе не подъехать.
   Бред. И вновь этот абсолютный бред. Невероятный бред. Она это понимала, но не могла для себя объяснить. Викта успокаивала себя тем, что несмотря на маневры Егора, она прекрасно ориентируется и точно знает, где они находятся.
   Подъезжая к девятиэтажке, Егор вдруг свернул влево и заехал на территорию гаражного кооператива. Только сейчас Викта почувствовала, как нехорошо у нее на душе. Не просто нехорошо, ей, отчаяной гуляке, вдруг стало страшно. "Хотя, - пыталась себя взять в руки она, - страх может быть ложным, я усугубляю его мыслями, что это моя интуиция предсказывает опасность". Мистик по натуре, Вита свято верила в шестое чувство. Пытаясь восстановить дыхание, она все же подавила в себе настойчивое желание выскочить из машины - удержала боязнь показаться идиоткой. Егор остановил машину перед проржавевшими воротами одного из гаражей и, словно предупреждая ее слова, сказал:
  -- Посиди в машине, я не хочу, чтоб ты мерзла на улице.
   Пока открывались двери, девушка напряженно и испуганно осматривала гараж, мерещились крюки и пятна засохшей крови, голые серые стены дополняли картину. Викте стало совсем холодно изнутри. Собрав все свое мужество, она с усилием дождалась, пока машина заедет в гараж, и тут же выскочила из нее, как пружинка, стараясь для виду особо не суетиться. Егор как-то слишком быстро обошел машину, и когда она выходила, оказался совсем рядом.
  -- Я хотел подать тебе руку, - он стоял почти вплотную, придерживая
   ее локоть. Вике показалось, что в его глазах что-то мелькнуло. Нервно натянуто улыбаясь, она произнесла как можно спокойнее:
  -- Что за церемонии в такой обстановке, - и поспешно вышла из гаража. На
   воздухе стало немного легче и даже как-то неудобно за свои детские страхи.
  
   Такой же холодный вечер как тогда, когда с длинной раскатанной горки от самых ворот КПП на вершине сопки мы съезжали в поселок - кто быстрее - и взахлеб мчались наверх, волоча за собой не такие уж легкие деревянные санки. И снова вниз - визжа и оглядываясь на товарищей-соперников - кто быстрее, кто искуснее. Впереди почти у самого окончания раскатанной трассы маячил телеграфный столб, в который, если не справиться с управлением на такой скорости, можно было запросто влететь и наверняка разбить себе что-нибудь. Почему-то иногда в детстве так бывает, словно кадры в замедленной съемке начинает ползти реальность, и вдруг ты чувствуешь, что совершенно одна, маленькая, и никого рядом. Наверное, так мы попадаем в другое измерение. Наслаждаясь удивительно быстро достигнутой в этот раз скоростью и ощущением чуть ли не полета, слыша, как все дальше отодвигаются уже едва уловимые голоса друзей, я увидела, как ОН вышел из-за столба. Я много раз пыталась потом вспомнить все подробности и восстановить в памяти его облик. ОН был страшный и ненавидел меня. Это была опасность. В тот миг я отчетливо поняла, что это именно его вой доносился иногда из деревни, пугая меня. Он был реальный и почти ощутимый, и я неслась на своих санках на огромной скорости прямо на него. Остановить, нужно кричать, остановить санки, упасть, ногами тормозить и кричать. Резко свернув, упала. Подбежали ребята. За столбом никого не было. Но ОН был!
  
   Вика почти успокоилась, когда по освещенной фонарями тропинке они двинулись в направлении домов, но взгляд ее вдруг упал на сверток, который будто невзначай прихватил с собой Егор. Туго свернутые журналы. Слишком туго и слишком прямо выглядел этот сверток. Несмотря на нарочитую легкость, с которой Егор нес его, Вика наметанным глазом и еще своим животным чутьем осознала, что внутри что-то тяжелое и прямое. Ее ноги моментально ослабли, во рту пересохло, а ладони стали влажными. Она резко остановилась, нет, сначала дошла до выхода из гаражного кооператива, а потом остановилась.
  -- Что это? - указывая на сверток, спросила она.
  -- Да так, журнальчик взял почитать, - деланно беспечно, но все же немного напряженно произнес Егор.
  -- Дай я посмотрю, - Вита с удовлетворением отметила, как он нет, не растерялся, скорей разозлился.
  -- Я дома дам тебе другой журнал, - процедил он сквозь зубы.
  -- Пока не покажешь, никуда не пойду.
   Его глаза стали похожи на две воронки, и на дне их был непроглядный и неестественный мрак. Сдавленно и скороговоркой он сначала попытался ее успокоить, а потом уговорить:
  -- Ну что ты, пойдем, я тебе все объясню.
  -- Объясни сейчас!
  -- Я не могу. Я... Смотри уже люди обращают внимание. Идем. Мне стыдно за тебя. Ну, хорошо. Я просто не хочу, чтоб меня грохнули под подъездом. У меня были определенные проблемы. Ну, хочешь, придешь - и сразу позвонишь. Оставишь свой номер телефона, скажешь, где ты. Хочешь, я позову соседку, и она будет ужинать с нами. Ну, хорошо, я не буду закрывать дверь.
   Это, кажется, ее несколько убедило. Она медленно пошла следом, не сводя глаз с "журнала" в его руке.
   Викта не понимала, что происходит. Ей было страшно, и этот страх не давал ей соображать, дышать, двигаться. Впервые она физически ощутила смысловую глубину выражения, казавшегося раньше надуманным и киношным, - "дикий, леденящий кровь ужас". Ей было до тошноты страшно, но она шла. Шла, представляя, как Егор (а может, его зовут совершенно по-другому) улучшив момент и пропустив ее вперед, ударит сзади по голове. Что будет потом... А что? Интересно, что сможет она ощущать и будет ли чувствовать вообще. Провалится ли в бездонную яму бессознательности или перенесется в другую, не менее страшную, а может, наоборот, спасительную реальность. Она медленно шла за ним по ступенькам. Вперед, а может назад, к истокам. Увидев массивную железную дверь (как в сейфе - подумалось) Викта почувствовала, как все ее существо вдруг "отключается" и погружается в состояние своеобразного ступора, не было больше ни ощущений, ни красок, ни звуков, только огонь...
  
   Мы весело пели, петляя по узким проселочным дорогам на "военном" автобусе, как называли дети штабной школьный автобус одного из городков ГСВГ. Все было так предсказуемо радостно. Легко и весело: и густой, упругий голубой снег, не типичный для восточногерманской зимы, и живописные домики на холмах и просто эта жизнь, такая не похожая на жизнь дома, сладкая от множества невиданных ранее конфет и яркая от невозможно красивых игрушек. До школы в город нужно было ехать около часа, и эта поездка всегда была слишком короткой для нас - шумных и разновозрастных.
   Дальше, на капоте рядом с водителем вспыхнуло пламя, аварийный выход был заблокирован, чтоб дети не могли открыть его на ходу. Все бросились вперед - к двери, толкаясь, падая, крича и пробегая рядом с самым огнем. Вдруг, как будто выключили звук, и я стояла в проходе между сиденьями, как зачарованная глядя на этот совсем не жаркий, такой волшебный переливающийся огонь. Кто-то толкал меня, перепрыгнул буквально через голову, а я молча наблюдала за всеми, и не могла понять, почему они не хотят остановиться и посмотреть: как красиво, как хорошо. Резкий толчок, удар, полет, и я уже валяюсь в огромном голубом сугробе. Что-то грохнуло, из автобуса полетели какие-то куски и единственное, что я слышала потом - как страшными словами ругался сопровождавший нас офицер.
  
   Еле сдерживая наполнявшую ее нервную дрожь, незаметно вытирая вспотевшие ладони о пальто, Викта медленно вошла в прихожую и молча остановилась у зеркала. Ей в полном соответствии с ощущением героев читаных романов казалось, что все происходит не с ней, что стоит захотеть, и она очнется, проснется и окажется, что это всего лишь ночной кошмар. Не соображая ничего от по-прежнему переполнявшего ее страха, она автоматически проконтролировала, чтоб Егор оставил дверь открытой, взяла у него ключи и положила себе в карман. Егор тормошил ее, пытался разговорить, рассмешить, но она видела только пугающую пустоту в его глазах. С трудом приходя в себя, насилием над собственной волей заставив себя сесть и глотнуть пару раз вина, Витка поняла, что вечер испорчен окончательно и бесповоротно, что ей пора на дурку или как минимум в родное отделение неврологии, где она пару раз лечилась после нервных срывов. Повертев в руках обложку от кассеты с фильмом, посмотреть который ее так настойчиво звали, она окончательно овладела собой под сопровождение насмешливых Егоровых ноток:
  -- Не переживай, это не порнуха. За кого ты меня держишь. Это нормальный фильм, я просто хотел, чтоб ты его посмотрела. Давай, я отвезу тебя домой.
   Лера еще несколько минут изучала обложку, рассматривая смазливое, хотя и мужественное, лицо американского Джеймса Бонда (одного из) - актера Питера Бросснана. Из аннотации выходило, что действительно ничего страшного в фильме не было. Она решительно поднялась и ответила:
  -- Да, вызови мне такси.
  -- Я отвезу тебя.
   Витка поежилась от мысли о предстоящем походе в гараж за машиной, но тут же взяла себя в руки.
  -- Ладно.
   Она надевала пальто, глядя в глубину своих отражающихся в небольшом зеркале глаз. Егор подошел сзади и легонько обнял ее талию. Вита видела только его голубой смеющийся глаз из-за своего плеча и по привычке кокетливо заулыбалась. Егор осторожно повернул ее к себе и начал нежно и легко касаться губами ее лица: глаз, носа, щек и шеи.
   То ли от пережитого, то ли от неожиданности и какой-то нарочитой невинности, с которой он это делал, то ли просто от того, что ей давно хотелось в туалет Витка ощутила мощную струю возбуждения внизу живота, моментально стала влажной и уже не могла думать ни о чем другом, кроме его сухих и непредсказуемых прикосновений. Как в школе, у нее кружилась голова, темнело в глазах, губы припухли, хотя он так и не коснулся их. Она его все еще боялась, но очень хотела. Вздрогнув и слегка придвинувшись к нему, Вика почувствовала, что он ее тоже хочет. "Ни хрена себе импотент, хоть тринадцать сантиметров! Вот трепло!" - мысленно передразнивая болтовню Егора, Вика шумно выдохнула и, почувствовав внутри невыносимые горячие сокращения, съехала по стене на пол. Он сел у ее ног, наблюдая за молчаливой истерикой.
  -- Пообещай мне, что 20 января ты напьешься со мной вдрызг. Это день моего второго рождения, - попросил Егор.
   Готовая в тот момент пообещать все, что угодно, Вика молча кивнула. Так же молча они доехали до ее дома и расстались. Еле добежав до туалета, окончательно пришедшая в себя Витка решила, что пора остановиться, и что это знак свыше. Но если есть знак, должно быть и подтверждение, если верить старику Кастанеде. Эх, покурить бы! Она добралась до постели и почти сразу уснула, даже не вспомнив об ужине.
  
   ***
   Егору было не до секса. Он видел ужас в глазах девушки. Ему очень хотелось затащить ее домой и трахнуть, но в то же время, голова была забита куда более прозаичными и серьезными вещами. Он боялся за свою жизнь. С этим страхом он жил уже давно, любой из игроков криминального бизнеса быстро сростается с мыслью о постоянной угрозе: собственной свободе и собственной жизни. Егор привык прятать глаза, сутулиться, непроизвольно вжимать голову в плечи, на его лице прочно засел отпечаток опаски. "Мерзкая ехидная рожа", - говорил он иногда о себе для смеха, втайне надеясь, что далек от истины. Но с каждым годом его черты все больше искажались. Жизнь в страхе еще никого не красила.
   "Работа" и многочисленные проблемы, с ней связанные, породили своеобразную разновидность агорафобии: комфортно он мог чувствовать себя лишь за тонированными стеклами собственной машины или бронированной дверью квартиры. В последней Набутый отсиживался после неудачного дела, когда жертвы проявляли завидную изобретательность и настойчивость в стремлении упрятать его за решетку - рецидива Егорушке не хотелось.
   События последних дней, явная подстава Сереги и "собеседования" в УВД оптимизма не добавляли. Поэтому в другое время желанный звонок этой девушки в данном случае был мягко говоря не в тему. Но боясь отпугнуть ее своей занятостью, Егор договорился о встрече. Что-то в этой своенравной и не такой уж невинной, судя по всему, девочке, его волновало.
   Видя, как она напугана, но осознавая, что чувство мужского достоинства не позволит ему признаться в собственных страхах, демонстрирующих слабость и не особую законопослушность, он предпочел довести до конца роль загадочного Синего бороды, не пытаясь ее полностью успокоить, но и не провоцируя на активные защитные действия. Он просто боялся, что ввиду нервного напряженого дня будет не на высоте, плюс эксперименты с чтением женских журналов убедили его, что с интересующей тебя девушкой лучше не пытаться спать в первый же вечер. Все это давало достаточно веских оснований, чтобы в целости и сохранности доставить ее домой.
   И все-таки мысль о Сереге не давала покоя Набутому. Врубив погромче привычный музыкальный канал, он долго сидел в продавленном полуразвалившемся кресле, а потом пошел в ванную, включил воду и долго с кем-то разговаривал по телефону на повышенных тонах, - слов за шумом воды слышно не было.
   ***
   На следующий день Викторию разрывало от эмоций, она порхала: то ли от того, что ее худшие предположения не оправдались, то ли от того, что все ее наиболее активные воздыхатели умудрились позвонить в течение двух часов и каждый давал понять, что очень хочет ее видеть, то ли от того, что позвонил Артурчик, и был невероятно мил и ласков с ней. В общем: "Жизнь удалась!" - окончательно и бесповоротно решила Витуля. Просматривая новости в Интернете, она зашла на страничку с видео новинками, и тут же увидела знакомую обложку - тот фильм, что она так и не посмотрела у Егора. Кстати, а как название? Викте стало дурно. Фильм назывался "УМРИ, НО НЕ СЕЙЧАС".
  
   И вот сегодня это произошло со мной. Абсолютная боллллль... Удел избранных. Ты уже не чувствуешь - ты знаешь. Ты знаешь, что такое боль. Это слово горячей струйкой течет по твоим губам и стекает в ночь. Этот звук - легкий хруст, под которым расступается плоть. Этот смех, смех самой родной и близкой тебе души, твоей кровиночки. Сыночек! Твоя улыбка и моя боллллль...
   Это правда, что оттуда видно все. Видно и непонятно, почему так глупо было раньше. Все становится ясно. Остается только одна загадка - мутный угасающий взгляд, абсолютная власть над прошлым и будущим, потому что никто и никогда не узнает, как смотрит он - пока не перейдет черту, а когда узнает - ничего и никому не сможет рассказать.
  
   "Танатос -- олицетворение смерти, брат-близнец бога сна Гипноса. Он единственный из богов, не любящий даров. Обладает железным сердцем и ненавистен богам. Хотя ещё в работе "Агрессивное влечение в жизни и в неврозе" (1908) Альфред Адлер заговорил об агрессивном влечении, вначале на концепцию с таким влечением ни Фройд, ни психоанализ не обратил внимания. Но это отнюдь не означает, что феномены агрессивности не замечались, просто их не формулировали в терминах теории влечений.
   В 1920 году вводя гипотезу о существовании влечения к смерти, Фройд заново обратился к вопросу о существовании агрессивного влечения. Даже первая дуалистическая теория влечений, в которой Фройд разделял сексуальное влечение и Я-влечение, оставалась для него всего на всего гипотезой, которая могла сохранять право на жизнь лишь постольку, поскольку доказывала свою полезность. С созданием структурной теории Я-влечения стали рассматриваться в качестве функций инстанции (сферы) "Я", а остальные влечения получили место прописки в инстанции "Оно". После некоторых раздумий Фройд стал структурно описывать двойственность влечений (сексуальности и агрессии) в качестве частей Оно. Именно такой структурный подход и отличает возникшую у Фройда концепцию агрессии от представлений Адлера". (ДНЗ)
   Вике не спалось. Отложив дневник, промучавшись в попытках уснуть добрых часа два и окончательно разуверившись, что сон придет сам собой, она зажгла свет и задумчиво присела у стола. Хотелось закурить. Или выпить вина. Малыш спокойно посапывал в своей новой кроватке. Что ждет его в жизни? Какой будет эта жизнь для самой Витки... Самое паскудное было то, что она не могла с точностью сказать даже, что будет с ней завтра. Работа, романы, постоянная нехватка денег и печальная несостыковка желаемого и действительного. Она совсем не была той наглой сукой, которой ее считали многие мужчины, но и наивным полуребенком, роль которого иногда играла - тоже не была. Она точно знала, что достойна лучшей жизни, и жила ожиданием этой жизни, которая все почему-то не наступала. Оптимистка по натуре, Виктория все-таки надеялась, что у нее еще все впереди. Но... самолюбие и амбициозность, двигавшие ее по жизни, становились серьезной помехой, когда дело доходило до личных взаимоотношений. Ей не верили, или считали ее слишком сильной и не нуждающейся в опеке. Слабых она бросала сама.
   Выйдя замуж за Сашу, она на какое-то время прониклась сверхидеей спокойной семейной жизни, находила удовольствие в том, чтобы быть непритязательной и степенной, и, кажется, очень искренне считала, что с исканиями покончено for ever. Полностью отдавшись заботам в ожидании будущего ребенка, она часами могла говорить об особенностях питания беременных в разных триместрах, изучила множество литературы. Размышляя над тем, что беременность часто становится толчком для проявления скрытых талантов и способностей, всерьез увлеклась искусством средневековья. С непривычной для себя скурпулезностью и дотошностью принимала всевозможные минералы и витамины, вела активный образ жизни, разучивала методы дыхания при родах - в общем, делала все от нее зависящее, чтобы родить крепкого и благополучного малыша. Ее старания не прошли даром, и хотя роды прошли тяжело, малыш был крупным, здоровым, а семья - абсолютно счастливой. Невероятно похорошевшая и похудевшая Виточка порхала по дому, стирала бесконечные пеленки и готовила по поваренной книге экзотические десерты и всякие вкусности. Ее вечеринки были самыми веселыми и шумными, праздничные блюда - самыми вкусными. Родители помогали отборными продуктами "с фазенды", поэтому несмотря на жуткое безденежье, ей все же удавалось находить в себе силы и "держать марку".
   Впрочем, нет! Это получалось само собой. В тот момент, как силы пришлось "находить", все и закончилось. Замерев всего на миг в этой лихорадочной гонке за тихим семейным счастьем, будто кто-то плеснул ей в разгоряченное лицо ковш ледяной воды, она с ужасом поняла, что загрузла в липких приторных иллюзиях и послеродовом синдроме наседки. На деле же, за окном - совсем другой видоизменившийся и еще более глухой и черствый мир, муж ее не в состоянии обеспечить семью, или даже просто пойти на работу, не вполне соответствующую его резко возросшим внутренним амбициям. А ей уже просто жить не хочется в одних оставшихся еще приличного вида трусах, секондхендовских майках с темным прошлым и подсолнечным маслом вместо крема для рук. Существуя этим своеобразным натуральным хозяйством (позволявшим хоть кого-то у себя принимать), их семья превратилась в один сплошной пищеварительный орган, и, кажется первое, кого поглотило и поработило это чудовище было Виктыно еще недавно такое перспективное и светлое "я".
   Баста. Она нашла работу, шокировала размякших родственников, пригласив няню, еще какое-то время с первобытным энтузиазмом поддерживала в себе и окружающих веру в своего отлежавшего бока дивану супруга. Не хотелось думать, что вся жизнь будет такой же серой и безрадостной, как та будничность с запахом закисшей кухонной тряпки, что насквозь пропитала дни и ночи. А когда пришло осознание того, что это НАВСЕГДА, а за окном навязчиво замаячили огни другой, красивой и веселой жизни, она понеслась ей навстречу, изголодавшаяся и не желающая больше мириться ни с чем. Вскоре пришлось делать выбор, и он был сделан в пользу свободы. Вика стала свободнее и даже, наверное, счастливее. Ей не нужно было больше врать, приходя поздно ночью и еле держась на ногах от хорошо проведенного вечера, не нужно было больше скандалить, топать ногами, кричать о разводе и жалеть об утраченных возможностях.
   Только иногда, когда вот так же не шел сон, и на душе было мерзко, так, что хотелось постоянно мыть руки, тогда легкой тенью мелькали воспоминания об их лучших временах с Сашей, когда они целыми днями валялись в постели и не могли насытиться друг другом, ездили отдыхать, шлялись по ресторанам и все было легко и молодо: была и пьянящая страсть, и легкие деньги, и зависть подруг, и так сближающие общие враги. Он бросил ради нее все, что имел, и остался абсолютно один. И, чем она особенно гордилась, отказался от всех друзей и даже родных. На ней в тот миг сошелся клином белый свет и казалось, что так будет всегда. "Никогда не говори никогда, и всегда помни, что ничего не бывает всегда," - вздохнула Вика.
   Из ее головы не шло название фильма, что так настойчиво предлагал ей посмотреть Егор. Подтверждение? - невесело поглядывая на томик Кастанеды, думалось ей.
   Она никогда не влипала ни в какие истории, самоуверенно считая, что априори не может стать жертвой, и любила развивать свою теорию, сложенную из обрывков чего-то читанного по психологии, статей женских журналов, собственных наблюдений и, главное, ее неизменного упрямого "Я так думаю", которое иногда заменяло все доводы здравого смысла. Кто угодно, но только не она. Она - не жертва по своему психотипу. (А вот этот Егор тип, прямо скажем, странный, а может и псих - кто его знает). В то же время, с ней давно никто не был так предупредителен, заботлив, ненавязчив и нетребователен. И ей так хотелось иногда поверить Егору, плюнуть на все и укатить с ним в ту же Ялту, и плавать в зимнем море после пробежки по пляжу, или в бассейне с морской водой, пить текилу до чертиков, трескать завтрак, который он обещал подавать ей в постель и не думать ни о чем. "Тебе не надо будет ходить на работу" - говорил он. Нет, такая перспектива ее вообще-то не прельщала, но на время, чтоб отдохнуть от этой суеты, ежесекундной борьбы за выживание, это было так хорошо! "Слишком хорошо, чтоб быть правдой", - невольно думалось ей. "А может в этом и моя проблема. Этот тормоз, который срабатывает в самый неподходящий момент. Может, нужно быть проще". Витка клевала носом. Ее едва хватило, чтоб добраться до детской кровати, лечь рядом с малышом, и быстро подстроиться под ритм его дыхания.
  
   ***
   Дядя Женя, так его называли даже ровесники, кипел от раздражения и злости. Ему уже просто надоело постоянно вытягивать Набутого из дерьма. Он вычитывал Гоху как пацана, да еще и в присутствии Суеты, котрый небрежно развалившись в кресле иногда вставлялся в разговор дурацкими шуточками, пытаясь вроде разрядить обстановку, чем еще больше выводил Набутого из себя.
  -- Такое ощущение, что ты порешь бока специально! - нервно затягиваясь очередной сигаретой цедил Д.Ж.
  -- Меня слил кто-то из своих, ну чуйка у меня, что менты не просто так в меня вцепились...
  -- Короче. Сколько я могу на тебе линять. Когда рассчитаешься?
   Набутый достал лопатник, порылся, извлек небольшую стопку купюр и положил на стол.
   Д.Ж. брезгливо поморщился, но тут же бросив взгляд на бабки стал багроветь:
   - ЭТО что такое?
   - Да я понимаю, это не все, но...
   - Это ты, мудак, оставь себе на мороженко. Я тебя пидора научу работать и жить...
   - Мне нужно время.
   - Мозги тебе нужны запасные, долбозвон ты липовый. Понял меня?
   Серега засуетился и попытался переключить внимание Д.Ж. не собственную персону.
  -- Слушай, дядь Женя, жизнь сейчас такая, нелегкая, чего там надо, давай я его долю отдам, а там спишемся. С этими словами Суета вывалил на стол несколько солидных пачек.
   Набутый взвился: ни хрена, сам рассчитаюсь, дай время, выясню кто этот дятел и все проблемы порешаю.
  -- Кстати, братуха, ты не знаешь, кто из наших в стукачах ходить может?
   Серега широко улыбнулся:
  -- Да ты че, братан, я не по этим делам. Ты б меньше бабам под юбки фонариком светил, а больше б о деле думал. Два дня тебя искали, был вопрос серьезный, денежный, а пацики говорят, мол, не выходил на работу.
   Еще несколько слов и Набутый перегрыз бы Сереге горло, но Д.Ж. дал понять, что обоим пора валить.
   Усаживаясь за руль своего 500-го Суета нагло заржал Гохе в лицо:
  -- Ну как там эта твоя, с попкой? Приговорил уже?
   Набутый скрепя зубами уселся в свой чермет. Ну за что ему такое наказание!
   ***
  
   Викин отец умирал. Вина за это лежала, в первую очередь, на чертовой милицейской системе, настолько густо замешанной на кумовстве и протекциях, что она то и дело становилась орудием частной мести, банального сведения счетов от примитивного бытового до самого высокого государственного уровня, - во всяком случае в этом была уверена дочь.
   Все началось с абсолютно глупой мелкой ситуации. Батин недоброжелатель-сосед по "домику в деревне", которого Григорий Петрович когда-то застукал за кражей домашней птицы и которому дал по морде в виде науки на будущее, пожаловался своему куму - милиционеру. Тот накрыл "поляну" следователю отдела по борьбе с экономической преступностью в районном управлении милиции, и Викториного отца решили проучить в ответ.
   Сосед под диктовку юридически подкованного кума написал заявление о том, что Григорий Петрович занимается незаконной торговлей сигаретами и алкоголем, и вместе с опергруппой направился "на задание". Пока милиционеры сидели "в засаде", он чуть не на коленях умолил Викиного отца не поминать о старых обидах и налить ему чекушку, мол, очень надо. Григорий Петрович поддался на уговоры, даже сразу не заметив, что предусмотрительный сосед оставил на столе пару, конечно же, меченых гривен "в знак благодарности". Впрочем, он незамедлил вернуться уже в сопровождении людей в погонах, которые во время проведения обыска в доме обнаружили и изъяли в качестве вещественных доказательств начатый блок сигарет "Прима" и два трехлитровых бутля самогона под целлофановыми крышками. Был составлен соответствующий протокол, и Григорию Петровичу безапелляционно пообещали завести уголовное дело по факту незаконного хранения и сбыта подакцизных товаров.
   Все это отец сбивчиво прокричал Виктории по мобильному с крыши дома - радиосигнал в отдаленной от передатчика и к тому же находящейся в низине деревне был слабый, и более или менее уверенную радиосвязь можно было установить только взобравшись на возвышенность. Впервые на Викториной памяти его голос дрожал от волнения и унижения. Он не знал, что делать...
   - Витуся, помогай! - только и сказал он дочери, понимая, что если при таком повороте событий дело дойдет до суда, никто особенно не станет разбираться, и ему запросто впаяют судимость, а может даже срок до 3 лет. Тень на его семью, серьезные преграды в карьере единственной дочери - самое малое, чего стоило ждать в будущем. Крах всей жизни и позор, - вот что это означало для человека его принципов и жизненной позиции.
   Виктория закрыла вопрос в три дня. Посредством связей в областном управлении ей удалось "объяснить" следователю райотдела стратегическую невыверенность его действий и совершеннейшую несостоятельность доводов обвинения. Дело исчезло туда же, откуда появилось - вникуда.
   Все это время отец, как потом рассказывала мать, просидел одетый, без еды и сна, почерневший и заметно осунувшийся. Военный офицер в отставке, служивший отечеству верой и правдой много лет, не пасовавший ни перед людьми, ни перед обстоятельствами был сломлен непосильным для его суровой души осознанием слабости и бессилия перед системой, которую он когда-то, казалось, понимал и знал. И собственной незначительности, неспособности в этих новых для него жизненных реалиях защитить себя и свою семью даже от такого мельчайшего и пошлейшего происка более адаптированного в этой клоаке человекомикроба.
   Он как-то очень неожиданно отреагировал на радостную весть о том, что угловного дела больше нет - спокойно, безучастно, холодно. На седьмой день, после того, как отец утратил эмоции, с ним случился приступ сильнейшей боли в подреберье. И все.
   Несмотря на колоссальные усилия близких, консультации медицинских светил, лечение в специализированной клинике и без счета вкладываемые в этот процесс средства с того дня ему становилось все хуже и хуже. Страшный диагноз - панкреонекроз. Смертельный яд поджелудочной железы, проникающий с лимфой всюду. Стремительное развитие болезни, многочисленные осложнения, парез кишечника. Три бесполезных мучительных операции, открытая брюшная полость, прикрытые тряпкой кишки, зонды везде и ото всюду. Три месяца кошмара и летальная полиорганная недостаточность. И издерганная, измученная, но не покидающая мужа до последнего Наталья Андреевна у его кровати.
   Траектория освоения смерти. Сначала Григорий Петрович просто отказывался верить, что дело обстоит серьезно. Ждал, что проснувшись наутро, не это, так следующее, вновь ощутит себя сильным дееспособным человеком. Потом появилось осознание опасности и вместе с ним - громадное желание бороться с судьбой и обстоятельствами, со всем миром и самим собой, победить навязчивую немочь, подняться буквально из руин, пережить боль и ... жить.
   Он машинально перебирал, как четки, эпизоды своей жизни, анализировал поступки, пытался посмотреть на все другими глазами, осмыслить и понять, где был неправ, что сделал не так. Чем более всего обидел близких, чем прогневил Бога. Ему казалось, это ключ к чудесному исцелению, новой жизни: правильной, без пустяшной круговерти и мелочных передряг. Новой, исполненной сути, где все будут добры и щедры друг к другу, отбросят ненужные хлопоты и суету и будут все вместе, рядом радоваться новому дню, солнцу, небу.
   Но когда чуда не случилось, а от еще недавно мощного атлетичного тела остались обнаженные мышечной атрофацией кости и дряблая с пролежнями кожа, он перестал ждать. Верить, думать, чувствовать, узнавать, интересоваться, вспоминать, ненавидеть и любить. Ему стало все равно. День или ночь, кровь или моча, сон или бред, жена или дочь. И эта стадия была бы для всех самой страшной, если бы не следующая. Желание смерти.
   Он требовал оставить его в покое и дать умереть. Но перед этим забрать его из клиники, лучшей ведущей клиники этой страны, домой. Викта умоляла его продержаться до Нового года (ведь осталось всего пару дней) хватаясь за эту дату, как зацепку, с детским отчаянным упрямством обещая отцу, что если он переживет этот страшный год, то в новом - обязательно выздоровеет, и все будет хорошо. Но он уже не хотел ни слушать, ни понимать. Настаивал на выписке, а когда Виктория окончательно и бесповоротно заявила, что в таком состоянии его никто не возьмется ни выписывать, ни перевозить... отчужденно сказал: "Уходи!", - и закрыл глаза. Больше разговаривать с ним Викте не довелось.
   Как Новый год встретишь, так его и проведешь. Викту эта лжепраздничная ночь настигла на кладбище, среди надгробных крестов и трагических эпитафий. Ее слезы были такими же холодными, жесткими и колкими, как комья смерзшейся земли у ног. Она никогда не любила этот день, но такого финала взаимной новогодней не любви от жизни не ждала. Что будет дальше, боялась даже думать. Да и смысла не было. Она уже не нашла нужных слов, а он уже не сможет сказать, что не сердит на нее. Неискупаемая вина перед вечностью, ледяное царапающее уходи.
  
   Это бред и полоса: до и после, над и под среди бессмысленного вороха мыслей, слов, поступков, связей. Когда в его глазах угасаешь ты. Он худеет, но по-прежнему зовет тебя по ночам, не криком так кровью, не мыслями, так рвотой и гноем, не движением, лишь конвульсиями расплавляющихся легких. Ты тратишь безумные на деньги на попытку дать ему в одночасье все, чего он никогда не имел и не знал. Ты бредешь или бредишь, Усталой тенью, его тенью. Пока он еще досягаем. Когда ты держишь его восковую руку, а священник опечатывает его глаза, над тобой раскрывается небо, под ним опрокидывается земля, а о ноги трется рыжая кошка-душа.
   Выстрелы солдатского салюта смертельно ранят тебя, и агония длится ровно столько, сколько еще болит по привычке место твоего ампутированного лопатой могильщика сердца...
  
   Dance macabre...Вокруг буйствовал фарс. Косые кривые старушенции на костылях подползали к гробу, кричали: Гришенька. Черт их разберет, кто они были. Все, кто предавал и оставался безразличен, слились в массовой похоти прилюдного возвышающего их нелепую сущность страдания. Стоял мушиный навозный гул придумываемых на ходу воспоминаний: а помните...какой был человек! Каждый хотел выделится "нечеловеческой болью", испытываемой от "невосполнимой утраты". Вонь и мразь.
   Честнее всех были записная пьяница баба Тамара, которой нетерпелось накатить сто граммов на поминках и местная ведьмачка Лариска, которая в сторонке дожидалась хода процессии, чтобы собрать и приобщить к сборам вредоносных заупокойных зелий пару мертвяцких цветков из гроба.
   И вот оно. Избитые духовые звуки духовного похода. Марш, влившийся в араторию, о жизни и смерти, о пути и его финале. Все мельчает пред смертью или после?
   А отец улыбался. Я это точно видела. Его смешили дурноватые дальние и не очень родычи, так им и жить в их пустом неведении. Я растворилась в собственных соплях, когда в наш катафалк влезла бывшая свекровь (на правах "ближайшей") и встревоженно, из всей глубины дрожащего камертона своего горла воспроизвела: не знаю ли я, почему у ее сынка такое красное ухо, может, заболел? Кульминация абсурда. И вопрос моей тетки: отец оставил завещание, нет? Тогда тебе надо заявить о своих правах на наследство! Кода. Прости их господи, ибо не ведают...
  
  
   ***
   Post scriptum. Они не виделись, не созванивались и не искали встреч. После пережитого потрясения Вика ни разу не вспоминала о своих прежних приключениях. Но однажды мобильный наполнился его именем, а сознание Викты- его голосом.
  -- Я привык выполнять свои обещания. Я обещал тебе фильм, и еще духи, только я забыл как называются.
  -- Я напомню, - осторожно снагличала Вита, не будучи уверена даже, узнает ли Егора при встрече.
  -- Давай увидимся.
  -- Давай.
   Было 20 января...
   ***
   Позвонив после длительного перерыва Виктории Набутый в решимости уселся перелистывать фотоальбом, надеясь с недрах давно не обновлявшегося семейного архива все же подыскать приемлемое фото. Почему-то абсолютное большинство фотографий представляли собой летопись застолий, и у него появилась уникальная возможность сравнить, насколько убранство столов в доме одних и тех же людей менялось год от года. На прошлогодней рождественской фотке семейство и все гости выглядели чуть более пьяными, чем в этом году, а индейка явно была побольше и пожирнее. А вот "послеремонтная" пьянка у дяди Жени. Гоха всегда поражался особенности соплеменников делать повод для праздника из покупки "рокковской" сантехники и "бергофовской" посуды. У дяди Жени как всегда столы ломились под грузом черной икры и солений, а также фирменной домашней колбаски его супруги. Впрочем, гастрономия не могла отвлечь Набутого от идеи фикс - замысла, давно не дававшего ему спать по ночам, кошмарного по сути, но единственно правильного, как ему казалось.
   Это решение далось Набутому нелегко, но как только далось, то завладело его сознанием и сферой подсознательного целиком и полностью. Сотни раз прокручивалась в мозгу кинолента, переставлялись местами и менялись эпизоды, усовершенствовался сценарий и переназначались действующие лица. Но от перестановки этих многочисленных слагаемых, как и положено не менялось главное: суть и заведомый результат задуманного.
   Время "Ч" наступило... Когда как не сегодня, в день, когда он чудом выжил нужно претворить в реальность то главное, что в воображении проделывал уже сотни раз. Устранить то, что всегда мешало ему жить, сбросить с себя ношу, которая день ото дня становится все более и более непосильной. В конце концов, это была его сделка с небесами, или кем-то там еще. Если останусь жив, убью суку, - звучала клятва тогда.
  
   Глаза убийцы всегда наполнены злом и смертью, еще до совершения преступления. Ибо любое преступление совершается изначала в сердце человека и лишь потом реализуется в его жизни как некий поступок, или действие. От каждого греховного поступка веет могилою. Грех - суицидален, он и "влечет" к себе как некая предрасположенность к самоуничтожению и саморазрушению. Но человек призывается Богом к тому, чтобы господствовать над грехом, ослаблять и покорять его.
  
   Поспешно поедая шоколад и прихлебывая остывающий кофе, одновременно просматривая заголовки газетных статей и вспоминая, что еще она планировала на сегодня, Виктория никак не могла сосредоточится. Мысль о предстоящем вечере не давала ей покоя. Она решилась. А вдруг он все-таки маньяк?.. Будь что будет! Неистребимая жажда острых ощущений и ярких эмоций переполняла ее сущность и сомнения - было последним, что могло бы удержать. Витка все же была человеком сомневающимся, но только не тогда, когда в ней пылал этот огонь, когда кипела страсть. "Я пересплю с ним", - решила она. -Это поможет выйти из ступора, отвлечься от боли, надо жить дальше.
   Позвонила Аленка. Что ж можно с ней выпыть слегка, да и поделиться "новостями", шокировать ее своим решением больно уж хотелось. Неизвестно, сколько еще Вика переливала бы из пустого в порожнее свои ощущения, если бы не зазвонил мобильный и Артур тоном, не допускающим возражений не заявил: "Я тебя сейчас заберу. Сто процентов. Никуда не уходи." Ей должен был не понравиться его тон, но почему-то, а скорее потому, что мысли были заняты совершенно другим, она не обратила на это внимания. Их отношения в последнее время были еще более далеки от идеала, и мысль о том, чтоб их наконец-то прекратить и этим внести хоть какую-то ясность посещала Оболенскую все чаще. Она покорно вышла к назначенному месту, взяла ключи и отправилась на знакомую квартиру, где ей велено было дожидаться. Настороженно поднявшись по ступенькам (ехать в лифте с возможными попутчиками-жильцами было бы неосмотрительно и неосторожно) она быстро открыла массивную бронированную дверь и, войдя в квартиру, почувствовала себя в относительной безопасности. Но только первые пару минут.
   В квартире на каждом шагу были следы присутствия. Оставленная на столе еда, вещи, лежащие явно не на своих местах, и прочее, прочее. По всему было видно, что в квартире было четверо, но ужинали только двое. С видом Шерлока Холмса Викта приподняла и рассмотрела стаканы: на одном из них остались следы помады. "Ну, это уже наглость," - возмутилась про себя Викуля. "Трахать тут каких-то девок, а потом тащить меня сюда, зная, что здесь даже не убрано!" Это ее совершенно не устраивало. Решив продолжить изыскания в ванной, она вычислила по халатам (брезгливо морщась), что девушка была рыжеватая шатенка с волосами средней длины, и что интим был непременно. Рыская по шкафчикам и полкам в поисках новых вещдоков она не сразу расслышала телефонный звонок. Артур был уже у подъезда. И спустя пару минут вошел в квартиру, пошатываясь, и явно не в духе. Она налетела на него со своими домыслами, но он сильно схватил ее за руку и потащил в спальню, стягивая по пути с нее свитер. Решив, что он просто пьян более обычного, Викта молча и с улыбкой повиновалась, когда он приказал ей раздеться догола и смыть с себя всю косметику. Она бухнулась на постель, но вместо ласк на ее тело обрушился удар, рука Артура плотно сжала горло.
   - Ты с ним спала, сука, - прохрипел он.
  
   Той ночью мне приснился сон, единственный из всех, который четко врезался в мою память навсегда. Я открыла глаза словно от какого-то толчка и отчетливо увидела, как прямо из форточки, что напротив кровати, ко мне тянется невыносимо страшная костлявая и жилистая женская рука с длинными ногтями-когтями. Она вытягивалась в кисти и становилась все ближе, ближе. В глазах темнело от попытки закричать, безумный немой рев рвался из горла. Рука тянулась и тянулась, а потом замерла, плотно охватив мою шею. Становилось трудно дышать, каждая клеточка тела билась и рвалась наружу, отчаянно и до бессознательности хотелось вдохнуть. Это ощущение - это отсутствие вдоха, паника, треск в ушах и липкий ком в горле, не дающий продохнуть, я запомнила на всю жизнь.
   ***
   Хотя идея о существовании агрессивного влечения и наталкивается в аналитических кругах на гораздо меньшее сопротивление, чем гипотеза о существовании влечения к смерти, разработка теории агрессивного влечения и его судеб далеко не достаточна, во всяком случае, не сравнима с работой над теорией либидо. В "Кратком очерке о психоанализе" (1939) Фройд обращает внимание на то, что совместное воздействие и противодействие двух основных влечений обусловливает всю пестроту явлений жизни. "Изменения в распределении величины влечений имеют самые большие последствия. Немножко больше сексуальной агрессии и любовник становится убийцей-садистом, а уменьшение агрессивного фактора делает его робким, или даже вообще импотентом". Поскольку агрессивное влечение направлено внутрь (влечение к смерти), Оно незаметно для нас. Только при обращённости вовне мы можем его обнаруживать... (ДНЗ)
   Аленка отложила дневник Виктории в сторону. Нет ей никогда не понять смысла этих умных фраз. В задумчивости посмотрела на календарь. Она не могла понять, куда подевалась Викта (поймала себя на мысли, что это придуманное подругой имя прочно засело в сознании. Что оно означало, Ленка постоянно забывала. Викта всегда объясняла это очень долго, с массой сложных теминов, а Леночка не была сильна ни в психологии, ни в криминалистике). На душе было тревожно. Сумасбродка просто могла куда-нибудь уехать. Лена пыталась вспомнить все, о чем ей в последнее время рассказывала подруга. Ну, не пришла на встречу, значит, опять подвернулся какой-то мужчинка. Ну, не звонит - такое бывало и раньше. Иногда они умудрялись не видеться по полгода, а потом захлебываясь эмоциями общаться ежедневно и созваниваться по пять раз на день. Правда после смерти отца Виктория очень изменилась, замкнулась и все реже появлялась "в свете". Напрягало и состояние Натальи Андреевны, уж ее-то Викта просто обязана была предупредить, не случалось с ней такого даже в самом суперпохмельном дурмане или любовной горячке, чтобы она позабыла о ребенке и маме.
   Правда странности в жизни подруги, по мнению Аленки, начались еще когда Викта рассчиталась с работы. Это не тот человек, чтоб уходить вникуда или легко сдаться. Наверное, она на что-то рассчитывала. "Черт, надо было хоть расспросить об этом Егоре поподробнее, совсем не помню, где он живет. Куда она ездила?" Ей уже давно казалось, что подружка начинает терять свою хваленую интуицию и присущую ей звериную осторожность. Она умоляла ее не встречаться больше с этим парнем, но была уверена, что ее не станут слушать.
   За время отсутствия Викты ее жизнь круто изменилась. Аленка вышла замуж - это произошло как то очень быстро после исчезновения подруги. Не то чтоб это было напрямую связано, но вся жизнь Аленки последние годы была так или иначе подчинена Виктории - то Алена пыталась доказать ей и самой себе тоже, что она не хуже и может быть такой же удачливой, умной, деловой и самодостаточной, то наоборот послушно шла на поводу, оставаясь в тени и как бы добавляя себе баллы в глазах окружающих дружбой с такой яркой особой.
   Избранник Алены не был принцем, но зарабатывал неплохо, был старше, умнее, казался надежным и сильным. Они были знакомы давно и даже пару раз ужинали в ресторане, но Альке тогда казалось зазорным отвечать на ухаживания столь скушного претендента. Да и его представления о супружестве полностью вписывались в классические домостроевские каноны, а значит образ жизни, что вела Аленка при Викте в случае общения с Вовиком был невозможен. Поэтому, стыдясь сама перед собой, но скрыв истинные мотивы, Алена рассказала ему, что с Викой они разошлись и у той, видимо, своя жизнь, к которой она, Лена, не желает иметь никакого отношения. Для Вовчика она была Леной, и только Леной, да и самой ей на данном этапе нравилось быть тихой, послушной, приличной и милой.
   И все-таки Викта, куда она могла подеваться. День за днем девушка пыталась вспомнить все, что знала со слов подруги о ее новом и таком необычном увлечении - Егоре. Однако на собеседовании со следователем (по прошествии трех дней мать подала в розыск) она почему-то умолчала об этом, равно как и о своих подозрениях. Да и рассказать ей, в общем-то, было нечего. Запомнилась только случайно упомянутая подругой какая-то темная история о том, что его "заказала" собственная жена, с тяжелым ранением в голову он пролежал в нейрохирургии... Стоп! Это уже что-то стоящее. Такое происшествие должно быть зафиксировано. Но нет ни фамилии, ни фотографии, ничего. И все же! В тот день Викта собиралась к нему, он говорил, что это день его второго рождения. 20 февраля. Нужно пойти в библиотеку и поднять криминальные сводки за последние пару лет. "По-моему, Егор жил после этого несколько лет в другом городе. Значит, это могло быть довольно давно. Да, еще ему было 35 лет, она так сказала", - размышляла Лена. И еще она точно знала, где именно Викта его подцепила. Это было рассказано во всех подробностях. В голове созревал план. Хотя подобные вещи годились скорее для телесериала, Ленку время от времени посещала мысль, что нечто подобное должно происходить и в жизни - иначе, откуда брались бы сюжеты. Но в реальности это казалось таким сложным, почти нереальным и неосуществимым, доступ к информации - тоже больной вопрос. Но ведь, если подумать, и у нее найдутся те самые многочисленные знакомые в больнице, милиции, УБОПЕ. А как объяснить свой интерес. А как вообще его объяснить даже самой себе...
   Да, это единственная ниточка к тому вечеру, когда она в последний раз слышала Вику. "Вряд ли с ней что-то случилось". Хотя подлые страхи все же заползали в ее сознание, Лена решила не давать воли воображению. Кроме того, она ничего не сказала следователю о Егоре, и тем самым лишила единственного, быть может, шанса на успех расследования. Чувство долга... Но даже и это было не все.
   Интерес и чувство соперничества толкали ее на явно необдуманные и, пожалуй, даже опасные действия. С ней никогда не случалось ничего ТАКОГО. Она внимательно выслушивала Виктыны "страшные" истории, полные страстей и признаний, запутанных интриг, и жизнь подруги обретала в глазах Лены невероятную и необъяснимую притягательность. Она очень по-женски завидовала подруге. Ей тоже хотелось быть роковой стервой, сходить с ума от каждого нового объекта и сводить с ума всех вокруг. Ей так хотелось, когда она отыщет и увидит Викту вновь (а в этом Лена практически не сомневалась), ей так хотелось шокировать ее полным пикантных подробностей и решительных поступков рассказом о своей встрече с Егором. Аленке хотелось превзойти Вику в ее умении общаться с мужчинами и ей, Викте, обязательно потом об этом рассказать. Нужно было найти Егора - если Оболенская у него, Ленка хотя бы выполнит свой долг, если нет... И вот тут ясность заканчивалась, и начиналось огромное и такое желанное приключение. Но как узнать человека, которого она и в глаза не видела.
   "Газеты! N 1 поход в библиотеку", - решила для себя она. Тем более, что под влиянием Виктории давно собиралась почитать что-нибудь по психологии семейной жизни.
   ***
   Подхватив пахнущие библиотечной пылью подшивки, Лена задумчиво расположилась за крайним столиком читального зала и, внимательно пробегая глазами криминальные хроники, погрузилась в поиск, с трудом представляя его объемы и конечную цель. Невозможность датировать необходимую информацию наводила на пессимистические размышления о бессмысленности такого занятия. Ее взгляд привлекла небольшая заметка в левом верхнем углу страницы:
  
   КIЛЕРИ НА ДОРОЗI НЕ ВАЛЯЮТЬСЯ
   Наталя i Максим (iмена змiненi з етичних мiркувань) жили разом уже понад 6 рокiв. Чоловiк повнiстю довiряв дружинi, любив її до безтями. Коли вони познайомились, Максим був приватним пiдприємцем-початкiвцем. Заробiтки були копiйчаними, i тому Вiка завжди вiдкладала грошi на чорний день. Напевне, саме її скнарiсть i спричинила всi наступнi вчинки.
   Минув час, бiзнес Максима процвiтав, прибутки вже вираховувалися тисячами доларiв. I Наталя зрозумiла: настав час їй прибрати все до рук. Тим паче, що й машина, i нерухомiсть були записанi на її iм'я - так було потрiбно для справи.
   Жiнка почала пiдшукувати людину на роль кiлера. Першi спроби виявилися невдалими. Спочатку Наталя намагалась умовити на це покупця власного "вольво". В чоловiка не вистачало певної суми, i вона запропонувала йому оборудку. Той вiдмовився. Потiм вона звернулася з проханням пiдiбрати вiдповiдну кандидатуру до дружини кримiнального авторитета. I тут не спрацювало.
   Довелося пiдключити до справи коханця-слiдчого. Спочатку правоохоронець висунув проти бiзнесмена звинувачення, шитi бiлими нитками, i запроторив його у СIЗО. Наталя тим часом почала активний розпродаж майна. Та Максима незабаром збиралися випустити за недостатнiстю доказiв. I тодi коханцi вирiшили вчинити по iншому.
   Мiлiцiонер зупинив свiй вибiр на одному з рецидивiстiв, якому колись зробив послугу. Отримавши завдання, Шилов пiдстерiг замовленого у пiд"їздi та вистрелив у голову. Щоправда, "контрольний" зробити не встиг.
   Потерпiлого у тяжкому станi було доставлено до лiкарнi. На той час, коли правоохоронцi затримали кiлера, Наталя, розпродавши i заклавши все, що тiльки можна, виїхала за кордон.
  
   Это было похоже, но никакой ясности не добавляло и совсем не приближало к Оболенской. Понимая, что это вовсе не хроника, а так, статейка, Алена не могла воспринимать ее серьезно. Однако девушка окончательно утвердилась в мысли, что подобным образом ей не удастся ничего найти. Да и энтузиазм как-то поиссяк. Вот была бы она Виткой, давно бы уже поставила на уши всех знакомых, переспала бы с каким-то ментом и попросила помочь с информацией, или внахалку поперлась бы в больницу и, дав взятку, порылась бы в историях болезни. "Да я ведь ни фамилии не знаю, ни даты, в общем, засада", - решила она и вздохнула. Еще одно доказательство того, что она далеко не Вика, ее задело.
   Проведя в читальном зале еще несколько часов далекая от политики и государевой службы Ленка все же не могла не обратить внимание на специфичность информирования населения о работе органов внутренних дел. Газеты пестрили парадными отчетами, в которых для виду вкраплялись несколько незначительных фактов "недолiкiв", естесственно не меняющих общую картину "успешной борьбы с преступностью". Но не было практически никакой конкретики, а все больше милицейские эссе с незавуалированной моралью в каждой истории, прямо как в сказках великого педагога Ушинского. Ни тебе коррупционных скандалов с привлечением виновных, ни заказных убийств с известными фамилиями, сплошная анонимная бытовуха и пьяная поножовщина. И уж конечно, минимум подробностей - тайна следствия.
   Осознав бесполезность своих усилий, почувствовав, как портится настроение и накатывает привычная мерзкая волна нерешительности, Аленка поежилась, но тут же вспомнила (почему только сейчас?) что, кажется, знает место, где Викта познакомилась с Егором. Это произошло возле центрального рынка, да-да, она что-то хотела купить, а он пошел за ней. А что если? Надежды было мало, но сразу повеселевшая от такой смелой мысли Алена уже приняла решение.
  
   ***
   Библиотекарем был нелепый горбун неопределенно-среднего возраста с поредевшими волосами и искалеченной рукой, заправленной рукавом в карман, и от этого придающей образу некую расхлябанность.
   То ли от общей слабости здоровья, то ли от постоянного чтения, зрение его, по всей видимости сильно упало и толстые очки-линзы "удачно" дополняли общее впечатление.
   Принимая у Аленушки подшивку, он крупным внимательным взглядом заглянул за ее задумчивую дымку:
  -- Интересуетесь прошлым?
  -- Да нет, скорее будущим, мудак, - подумалось Алене, но вслух обидеть инвалида она не решилась. То ли воспитание, то ли брезглывость помешали.
  -- Скажите, а нет ли газетного поисковика по темам, чтоб можно было отсортировать информацию.
  -- Деточка, Вам бы в себе разобраться. Приходите под вечер, я вам кое-что покажу, - проскрипел ответ.
   Ничего не ответив, в смятении, граничившем с истерикой Аленушка бросилась к выходу не зная, как реагировать на странное предложение. Полдня она в раздумье лежала на диване, пытаясь представить себе встречу с горбуном в полумраке библиотеки и возможные варианты диалога. Фантазии явно не хватало. Любопытство все больше заедало Альку. Она недавно по настоянию Вовика читала Мураками и таинственные параллельные миры с библиотечными чтениями снов будоражили ее незрелое сознание.
   В начале пятого она поднялась и поплелась в задумчивости к горбуну. В читальном зале народу уже практически не было, хотя библиотека работала до 19. Сидящий при свете допотопной лампы Петр Александрович (он тут же представился) повел ее вглубь стеллажей с таким видом, будто ничего необычного в его приглашении и ее приходе не было. Аленка шагала следом стараясь не дышать в горбатую спину и не рассматривать слишком пристально полупустой рукав библиотекаря.
   За очередным стеллажом оказался журнальный столик с белами пятнами от горячего на лакированной поверхности и с тремя побитими молью скрепящими креслами.
  -- Садись, миленький, - сказал П/А.
   Аленка суетливо уселась, несколько раз за что-то зацепившись, сдвинув и одернув одежду. Что происходит, понять она не могла. Вернее, в ее голове раскручивались самые разнообразные сценарии, но определиться с наиболее вероятным по части правдоподобности не выходило.
  -- Что ты ищешь в газетах? Я не так мало лет прожил. Гм. Ну и не так много, как можеш подумать ты. И все-таки у тебя слишком озабоченный вид для такой красавицы. Что тебя интересует?
  -- Вы не поверите, - удивляясь неизвестно откуда взявшейся легкости, защебетала Аленка. - Пропала моя подруга. Ну то есть исчезла. Вообще. Ее нет нигде-нигде. Мать подала в розыск. Ну мужа у нее и не было в последнее время. Ага. - Она кивнула утвердительно, когда горбун налил в чашку дымящийся ароматный напиток и придвинул его к Аленкиной руке. - Ну, короче, продолжила она, прихлебывая какую-от смесь, что-то среднее между травяным чаем и каркаде, - полный завал. А я ищу информацию об одном типчике, с которым она познакомилась в последнее время.
  -- Продолжай, я внимательно слушаю.
   Аленка очнулась от свого рассказа, уставившись прямо в центр огромных увеличенных линзами и от этого как будто совсем рядом посаженних глаз. Снова стало не по себе.
  -- Да я... в общем.... Да что там... Я, наверное, пойду.
  -- Но ведь нельзя просто так уйти после того, как ты все-таки пришла ко мне.
   Аленка почувствовала дурноту, беспомощно огляделась и не нашла ничего лучше, как совершенно по-дурацки рассмеяться.
  -- Ну я это. Да конечно. Но...
   С глазами, уже не его, а ее, тем временем творилось что-то странное. Веки стали буквально килограммовыми, а изображение постепенно стало терять резкость.
   - Наверное, уже библиотека закрывается, - усиленно моргая, пробормотала Аленка и попыталась подняться. В следующий же момент горбун был у ее ног.
  -- Я здесь работаю на полставки сторожа, не волнуйся, - прошептал он.
   П/А снял очки и сразу стал лет на десять моложе, да еще и гораздо миловиднее. Даже, по правде говоря, его лицо можно было бы назвать красивым: правильные черты, оригинальный изгиб губ, греческий нос. Немного портила картину намечающаяся плешь, но в целом, если абстрагироваться от уродливого тела, он мог бы показаться очень даже ничего.
   - Дорогая, красавица, умница, - он дрожал, охватив горячими влажными руками ее ноги и тычась лицом в бедра. Прошу тебя, разреши сделать тебе приятно. Тебе очень понравится, очень. Ты такая сладкая, я хочу всю, слышишь, везде тебя целовать. Подари мне себя хоть на немножечко, миленький! Подари мне такую роскошь. Я был бы счастлив, если бы у меня была такая тайна, как ты.
   Алька сидела в оцепенении и каком-то вязком тумане. Сил сопротивляться совершенно не было. Сама мысль о том, что все это происходит с ней была настолько отвратительна, что буквально парализовала ее.
   Библиотекарь говорил, что ее голос звучит так царственно и одновременно нежно, что в ее обладательнице нетрудно угадать красоту, достойную Анны Австрийской, даже по телефону.
   Лена, хоть убей, не могла припомнить, когда она могла говорить с горбуном по телефону, но поскольку происходящее, кажется, ее не касалось, решила особо мозги не сушить.
   Последнее слово она проговорила про себя несколько раз внятно и отчетливо, чувствуя необходимость чем-то занять свои мысли во время странного, происходящего по отношению к ней процесса. По аналогии на ум пришел суши-бар, но с чем была ассоциация: то ли со словом "сушить", то ли с видом, который вопреки Алькиной воле открывался с ее позиции, - судить она не могла.

***

   Жертва становясь жертвой, достигает цели своей жизни. Она сама выбирает это. В пиковой точке "Ч", она получает освобождение. Еще один источник рождения потенциальной жертвы - это ее убежденность во враждебности мира в целом.
   Вселенная достаточно изобильна, чтобы найти в ней подтверждение на любую гипотезу. Так что частенько наши страхи сбываются с той же невероятной точностью, как и наши самые заветные желания.
   Коллективизм в эмоциональном мире Жертвы настолько силён, что нередко с лёгкостью подрывает самые мощные человеческие инстинкты, -- например, инстинкт самосохранения (в терминологии Ницше, "Волю к Жизни"). Яркими примерами самопожертвования стали многочисленные самосожжения и иные способы самоубийства сектантов, прячущихся от захваченного дьяволом мира. В этих ситуациях Мифология Жертвы призывает, скорее, к долготерпению или к мистическому избавлению от мира, где нет места успеху и победе. В других вариантах коллективизм жертв предлагает просто уничтожить всех, кто не считает себя жертвой и не верит в "единственно правильное учение". (ДНЗ)
  
   Что и говорить, утром Ленку сильно тошнило. Однако сразу же квалифицировав происшедшее как неимоверно дурной кошмарный сон она решила не останавливаться на "достигнутом" и действовать немедля. Инцидент в библиотеке, как ни удивительно это признавать, сыграл определяющую роль во всей дальнейшей судьбе Лены.
   Хотя первым звоночком к новой жизни было все же исчезновение Вики. Согласитесь, не каждая девушка может похвастаться подобной таинственной историей, произшедшей с ее ближайшей подругой, да еще и попытаться ее расследовать. Да и, если честно, без Викты Ленке стало легче дышать, ничье присутствие не напоминало больше постоянно собственном несовершенстве и несоответствии идеалу.
   А после вчерашнего ее и вовсе прорвало. На этом истертом библиотечном кресле, где ее насильно ласкал чужой человек, калека, будто закончилась эра бесцветной и обыденной Ленкиной жизни. Она вляпалась в целое происшествие, впервые, и вышла из него без потерь, и теперь ничто не мешало ей чувствовать себя также уверенно, как это получалось у Виктории.
   К выходу Аленушка готовилась тщательно, даже оттеночной пенкой покрасила волосы в рыжий цвет - это был последний имидж Викты перед исчезновением. Она надела брюки в обтяжку, и сделав мейк-ап, более подходящий к походу на вечеринку, а не на рынок среди бела дня, все же осталась собой довольна. Никакой серости, никакого сиротства - этот принцип подруги она старалась перенести на себя.
   Погода не способствовала решительности. C утра полупрозрачный белесый глянец ветвей деревьев, словно подкрашенных голограммными сыпучими тенями Suivez mon regard давал надежду на солнечный морозный день, но к обеду кора залоснилась и покрылась капельками пота, в воздухе повис удушливый шлейф земляных испарений, под ногами захлюпало, и в унисон природе Леночка едва сдерживала слезы напряжения и тоски, которые готовы были испортить ее боевой раскрас в любую секунду.
   Выйдя из маршрутки Алька окончательно растерялась: не может же она ходить туда-сюда по десять раз, да и где гарантия, что этот Егор здесь сегодня. Она медленно пошла в сторону центрального входа, стараясь принять вид независимый и уверенный. Ее тут же окликнул молодой человек:
  -- Привет! Ты куда такая красивая?
  -- Привет! - с готовностью отозвалась Вика-Лена, - Я вас знаю?
  -- Нет! Но все поправимо!
   Не понимая, что делать дальше, Алена по-идиотски выпалила:
  -- Как тебя зовут?
   Парень расхохотался:
  -- А ты молодец! Женя. А тебя?
   Не придумав ничего лучше, она молча пошла вперед, чувствуя как ком разочарования и обиды подкатывает к горлу. Он догнал ее:
  -- Эй! Ты чего? Малыш, может поужинаем вместе?
  -- Пожалуйста, не трогайте меня, - выпалила девушка, а Женя снова рассмеялся, - С тобой все в порядке?
  -- Я передумала, я спешу.
  
   Я целовала смерть взасос: холодные губы, твердый язык. Она входила в меня смеясь, чуть останавливаясь, чтоб получше расположиться и проникнуть всюду. Ее костлявая плоть нанизывала мое тело, превращая в бесчувственный сжатый в комок причудливый кулон страха. Лишь на секунду мы обе расслабились, мелькнула досада: что все? И тысячевольтовый разряд в самом центре наконец внес ясность...
  
   ***
   День был холодный и сырой. На голову с полиетиленовых навесов торговых палаток то и дело падали крупные ледяные капли, толкотня, суета. Чай, кофе, дешевые пирожки лоточников. Рынок жил своей громкой, суетливой и приземленной жизнью. Среди того барахла, которым были заполнены ряды, Алена тщетно пыталась разглядеть хоть что-нибудь приличное для себя. Она шла, чувствуя себя совсем не по-весеннему в шубке, хотя ей вовсе не было жарко, опустив глаза и стараясь перехитрить противные дождевые капли, да еще и не залезть в лужу в узком рыночном проходе. Проще было пойти в приличный магазин, но Вовик был скуповат, или как он это называл, рационален. Заработка Лены хватало лишь на косметику, да и то по среднему разряду. Ранняя вновь восстановившая девственность весна неумолимо рвалась вовнутрь и требовала чего-то новенького, свеженького. Было невесело.
   Девчонка даже не заметила, что на ее пути в тот самый момент, когда она, изловчившись, перепрыгивала небольшую лужицу, нарисовался парень в темной курточке и низко надвинутой на глаза шапочке. Приземляясь, она буквально врезалась в него, он придержал Ленку и засмеялся:
  -- Что такая девушка делает в этом гнилом месте? Это не твое. Ты не должна ходить с торбами по базару.
   Как она была ему благодарна! Он читал ее мысли.
  -- Да я тут не помню когда была в последний раз, и, наверное, нескоро буду в следующий!
  -- А я смотрю, как тебя чуть не затоптали эти тетки с толстыми жопами и мешками, а ты идешь, такая грустная. Хочешь я отвезу тебя домой или куда там тебе надо.
  -- Спасибо... Хочу.
   Они вышли из толпы и направились в сторону стоянки. Еще пару минут - и перед Аленкой открылась дверь грязной бордовой машины.
  -- Тебе куда, солнышко?
  
  
   ***
   Она хохотала и была нарочито болтливой, впрочем, это давалось ей настолько легко, что выглядело вполне естественно. Более того, ее возбуждало и приятно щекотало нервы то, что она идет по стопам подруги, шаг за шагом повторяя путь, который прошла та.
   За ужином они обсуждали новости, моду, гастрономические пристрастия и даже погоду. Все шло по плану! Гаражный кооператив, та самая дверь, и тот же неестественно прямой журнал в руке Егора. Она сохраняла спокойствие - Викта тогда осталась жива. Только Егор мог помочь понять, куда же она подевалась. Все же, немного потоптавшись перед узкой дверью подъезда (пытаясь пропустить Егора вперед) Алена медленно поднялась лестничным маршем, чувствуя, как в ушах звучит триумфальный туш. Он хочет ее, она смогла! Войдя в квартиру, подошла к тому самому зеркалу, и, чувствуя себя полной Викой, покрасовалась, тут же ощутив на себе его руки, а в зеркале - его отражение.
   Он помог ей снять шубу, которую тут же швырнул на пол. Не отпуская ее руки, толкнул Аленку в комнату, затем рванул к себе, прижал и поцеловал в губы, сильно вцепившись ей в волосы и подчиняя ее своей силе. Задыхаясь от новых ощущений, Ленка попыталась освободиться, но бесполезно. Где-то в глубине ее грудной клетки, и в центре головы раздался какой-то щелчок, зрачки расширились и, чувствуя прилив сил и уверенности в себе, она впилась ему в губы, в шею, и, повинуясь его руке, опустилась на колени.
   Он не позволил ей сделать этого. В следующее мгновение она уже лежала под ним на полу, буквально раздавленная силой его страсти, пытаясь на ощупь рассмотреть его красивое атлетическое тело. Да, это оправдывало образ жизни, немного ненормальный с точки зрения девушки, которую всегда настораживали мужчины, слишком много придающие значения своей внешности, весу, питанию и так далее. И потом, он был такой большой! Слишком большой! А может и не слишком. Она была потрясена. Егор неожиданно посадил ее на диван:
  -- На! Открой шампанское сама.
  -- Я не умею.
  -- Давай, давай, не ленись, я тебе помогу.
   У нее все получилось. Алена сама выбрала бокалы и налила шипучее вино. Он кормил ее маслинами, и они плевались косточками, пытаясь попасть в фотографию Курниковой на обложке журнала. Егор что-то рассказывал, но Аленка ровным счетом ничего не слышала, слова и смех увязали в ее тягучем и липком желании. Она хотела его, и это клонированное чувство было единственным, о чем она могла думать. Егор несколько раз нежно поцеловал ее в шею, и видимо прочувствовав ее состояние, решительно скользнул рукой под юбку.
  -- Что ты делаешь, мне сегодня нельзя, - опомнилась и застонала Лена.
  -- Не бывает нельзя.
   Спустя несколько минут ласки он вдруг остановился, встал и, пристально глядя ей в глаза, тихо сказал:
  -- Не делай этого. Ты будешь жалеть.
  
   Но она уже была не в состоянии слышать его. Егор надел ее шубу на голое тело, и так и остался в ней.
   Он говорил, что она очень красивая, худенькая, и у нее совсем нет живота. Он целовал ее всю, кусал, оставляя на теле кровоподтеки и синяки, пронизывал ее с такой жадностью, которой она никогда раньше не знала.
  -- Можно, я буду делать с тобой, все, что хочу. Ты мне ничего не разрешаешь.
   Аленка не могла отвечать. Только кричала до хрипоты, не соображая ничего и не желая ничего соображать. Ее тело словно превратилось в один сверхчувствительный нерв. Не было ни мыслей, ни слов. Он опять был сверху и так глубоко, что она, почти теряя сознание, перестала кричать и тихонько заплакала. Его голос стал тихим и низким, медленно, с протяжкой он входил в нее и так же повторял:
  -- Девочка моя, маленькая моя, кошечка моя, солнышко мое, де-евочка...
  
   ***
   "Итак, Викта исчезла бесследно," - очнувшись дома наутро и сочиняя что-то приличное для мужа, раздумывала Лена. Ее переполняли воспоминания и впечатления, подобно больным аутизмом она самоугубленно передвигалась по квартире, натыкаясь на мебель и роняя вещи. В голове был сумбур, наверное, она много выпила. Впечатления были очень яркими, но путаными. Ленка знала только, что лучше мужчины у нее никогда не было. Вовик был недоволен и молчалив, иногда как-то слишком внимательно поглядывал на Лену, и не факт, что поверил ее басне про вечер с подружкой.
  -- Что за подруга? Я ее знаю? Надеюсь, это не Вика?
  -- Нет-нет, что ты. Я же говорила, что мы давно не виделись и не общались. Это моя сотрудница, Оксана, мы поболтали, знаешь, у нее проблемы в семье, ей нужно было с кем-то поделиться и...
  -- И она выбрала тебя. Что-то я не слышал, что б вы близко общались.
  -- Ну почему, просто это происходит, обычно, на работе, а тут...
  -- Ладно, проехали.
  

***

   Набутый проснулся как всегда рано, быстро оделся и вышел на заснеженную и еще не тронутую улицу. Привычная пробежка, километров 8-10 каждое утро, холодный душ. Без этого он просто уже не мог. Валяясь в нейрохирургии с тяжелым пулевым ранением головы, он запомнил слова своего врача: "Егор, я прошу тебя, год вообще ничего не делай, не бегай, не давай никаких нагрузок". С тех пор прошел уже ни один год, запреты остались позади и в его привычку вошло заботится о своем здоровье постоянно. Он практически не курил, редко злоупотреблял спиртным, но имел пристрастие к легким видам наркотиков, которые покупал для себя и для друзей, но не на продажу. Амфетамины "спасали" от депрессии, а более серьезные вещи не только расширяли сознание, но и помогали лучше себя чувствовать. По крайней мере так ему показалось, когда валяясь на диване с жуткой головной болью он впервые попробовал кокс. Правда, он никогда не "мазался". Это, в его представлении, была та грань, преступив которую, человек скатывался в пропасть, или вернее скалывался.
   Егор строго следил за своим питанием - боялся отрастить живот. Его тело было одним из немногих веских аргументов в его пользу, а при образе жизни этого человека, умение уговорить и обаять понравившуюся девушку было определяющим.
   Приняв ледяной душ, насладившись острым ощущением и звуком свого голоса, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу, он приготовил себе кофе и сделал пару бутербродов с сыром - ежедневный ритуал, заменяющий привычку. Он жил один, и хотя недостатка в девушках всех видов у него не наблюдалось, в последнее время это стало его интересовать значительно меньше.
   Раньше он постоянно хотел их: разных, но обязательно стройных, даже худеньких. Хотел настолько, что если видел и чувствовал в своем теле горячий отклик, не мог справиться с этим и шел следом, пытаясь завести знакомство. "Коллеги" знали об этой его слабости, и считали его в общем-то нормальным, но выступающим по беспределу, когда касалось девочек. Он мог зацепить кого-то просто на улице, в ресторане или в клубе, или просто снять проститутку. Он трахал их часами, долго, страстно, иногда даже нежно, необыкновенно чувственно, демонстрируя отличную форму, выносливость, и высокий сексуальный IQ. Если бы не грубое некрасивое лицо, это был бы идеальный жиголо, наделенный самой природой совершенным телом и великолепных размеров и формы мужским достоинством. В общем, женское счастье - толщиной в запястье... Хотя и его губы были что надо. Чувственные, полные, четко очерченные, плюс мужественный подбородок. Что еще бабам надо.
   Впрочем, его "успехи" в этой сфере были скорее пунктиком сексоголика, чем донжуанским поиском новых ощущений и наслаждений. За ними стояла тщательно замаскированная боязнь не оправдать надежд, проявить недостаточно мужской силы.
   Быть может, именно потому со многими девушками Егор был всего один раз, потом его тошнило. Его организм, терзаемый фобией, создал защитную реакцию, которая помогала преодолевать страх. Приступ тошноты страховал от нового - более страшного для него - приступа неуверенности в себе и своей потенции.
   Была еще одна особенность в подобном образе жизни: общаясь в специфическом кругу мажорных или просто легких и веселых девочек, имея множество денежных и влиятельных друзей, он часто осознанно или ситуативно выступал в роли посередника. Подружки начинали встречаться с его друзями, прагматично оценив содержимое кошельков, а, напившись, трезвонили ему на мобильный. Секс с ним забыть было трудно, но Егора такие звонки чаще только раздражали. Трахнуть ему всегда было кого, а больше с ними не о чем было разговаривать. Правда, поначалу, в момент, когда в нем все переворачивалось, это было не важно.
   Иногда он шел за девушкой просто по привычке, или знакомился для того, чтобы пополнить свою базу данных: не для себя - так для друзей, в нужный момент будет кого "дернуть". В его телефонной книжке они рсполагались поименно с небольшой характеристикой для удобства идентификации. Были в нем Света балерина и Оксана модель, Оля банк и Надя высокая, Таня грудь и Наташа блондинка. Для любителей "интелектуального общения" и экзотики - Ника инъяз и Виола искусствовед.
   Когда этого оказывалось мало, а чаще всего, когда он сам пробовал этих девочек перед тем, как предлагал друзьям, в ход шла маленькая записная книжка, в которой за именем следовало краткое описание внешности и характеристика "особенностей" каждой девушки.
   Несмотря на циничность в отношении женщин, ему очень хотелось иметь нормальную семью, детей, но его жизнь была совсем другой, в этой жизни он по большому счету никому не доверял и думал только о себе. "Хватит, все это мы уже проходили!"
   Он был иногда необъяснимо жестоким и грубым, часто беспричинно злым и болезненно погруженным в себя человеком. Порой в нем просыпался тот маленький мальчик, которого ранним серым и холодным утром безжалостно гнал на пробежку отец и который, дрожа от холода, заползал под батарею в подъезде, чтобы отогреться и подремать еще хотя бы немного. Наверное, именно тогда он научился быть черствым... А может, когда чувствовал, что не оправдывает надежд, что мать тяготится им и не любит его, особенно в сравнении в красавчиком-братиком, любимцем.
   Ему не хватало тепла и ласки, но в нем рождался особый, чувственный мир, полный ярких фантазий, красок и не имеющий ничего общего с будничностью, обыденностью. Он был некрасив, и потому болезненно тяготел к красоте. К красивым вещам, одежде, позже - женщинам. Он бросался на красоту, потому что она была прочно связана в его сознании с теплом и лаской, которых ему всегда так не хватало.
   Он был противоречивым, и чаще всего не знал сам, что ему нужно от людей. Одиночка по натуре и образу жизни, Егор более всего тяготился нехваткой общения, не секса, а нормального человеческого общения. В мужском мире, частью котрого он был, не принято было говорить о тех вещах, которые его интересовали. Это сразу же клеймилось как педерастические наклонности. А в женщинах ему не хватало глубины, эрудиции и ума. Только однажды за последние годы он ПОЧУВСТВОВАЛ человека, женщину, которая была достойна его внутреннего мира, красива, умна и... Об этом лучше было не думать...
  
   Я до сих пор не могу понять, что я делаю. Я никогда даже не представлял, что все зайдет так далеко! Зачем я познакомился с тобой? Я столько раз задавал сам себе этот вопрос, но даже сейчас я не могу на него ответить.
   Если бы ты знала, как мне тяжело было сначала общаться с тобой! Многие вещи я не понимал, а еще больше не хотел понимать. Хотя все начиналось прекрасно, в один момент я осознал, что, наверное, не стоит продолжать такие отношения. Что это было? Предчувствие? Интуиция? А может, тогда я начал подозревать, к чему это приведет. И я просто перестал тебе звонить.
   Теперь утро начиналось без твого: "Привет!" или "Как дела?". Прошел день, два, три, и что-то стало не так, а может просто так совпало. Иногда хотелось набрать твой номер и просто услышать твой голос, но или не хватало силы воли, или природный мужской эгоизм не позволял это сделать. А когда я все-таки позвонил и услышал - я начал в нем тонуть, нет, наверное, утонул сразу! Мне тяжело все это писать, я никогда не делал этого, но сначала все тяжело. А это только начало...
  
   ***
   Аленка краем глаза заметила, что Егор выливает в шампанское содержимое какой-то ампулы. Впрочем он делал это совершенно в открытую, и не настаивал, чтоб она пила. Хорошей приличной девочке внутри нее стало страшно, если бы ее родители узнали, что она принимает наркотики, а если бы вообще кто-то узнал о том, что она с чужим незнакомым человеком, о котором совсем ничего не знает, да еще и пьет какую-то гадость. Успокаивало лишь то, что Егор и сам пил, кроме того себе в бокал он подлил гораздо больше, чем ей. И уже забыв об осторожности и с детства внушенных постулатах, Аленка отхлебнула шампанского, потом еще и еще. В глазах очень скоро все качнулось.
   Сначала ей стало очень смешно, просто от того, что Егор так странно смотрел на нее, и от всего, просто от ...Ленку распирало от смеха. Егор глядя на нее не выдержал и тоже расхохотался. Вдруг ее словно переключили на другую волну. Она почувствовала себя по-настоящему несчастной и расплакалась. Егор гладил ее по волосам, но неожиданно заметил синяк на ее руке.
   -Что это?
   Лена была в тот момент Виктой. Она независимо тряхнула челкой и резко сказала:
  -- А ты что, думаешь, что ты единственный мужчина в моей жизни.
   Егора словно подменили. Позже Лена с трудом вспомнила, что он назвал ее, кажется, дрянью и прогонял. Но она не могла уйти. Ее миссия, которая (она уже это чувствовала) была обречена на провал, все же не была закончена. И хотя осознание того, что с Лерой ей не тягаться и что она зря затеяла игру, правила которой ей не были известны, уже приходило, все же Лена попыталась, как могла, исправить ситуацию. Закончилось все грандиозным сексом. Но Лена вдруг опять расплакалась.
  -- Если бы ты только знал, какие они скоты, если бы ты знал, как мне тяжело.
  -- Не плачь, я не могу этого видеть.
  -- И ты тоже. Как ты мог. Ты не понимаешь. Как ты можешь такое мне говорить.
  -- Это ты ничего не понимаешь. Мне не повезло в жизни. Моя жена ... я все для нее делал... я купил ей машину... Она заказала меня! Я чудом остался жив. Когда я валялся в больнице, ни одна сволочь не помогла. Мои родители, и еще пару человек, знакомых мамы, а все друзья, которым она звонила, говорили, что ничем не могут помочь. И даже брат... Я не хочу говорить на эту тему.
   Он вдруг резко прервался. А она была слишком одурманена, чтоб осознать всю важность того, что узнала, или чтоб задавать вопросы.
  
   Они стали видеться часто. После каждого вечера, проведеного с Егором, Лене все труднее было возвращаться в нормальную жизнь. Они много пили, иногда курили или Егор что-то наливал в бокалы из ампулы, и занимались сексом. Она уходила от него измотанная, но счастливая, и с каждым разом все позже и позже. Все труднее было скрывать и прикрывать эти похождения от мужа, который уже не так безгранично, как раньше, доверял ей, все чаще на родных выплескивалось ее раздражение. На работе она тоже не блистала: стала рассеянной, апатичной, думать могла только о нем и о том, как они... Вместо "проекция" в документе она читала "эрекция", делала упражнения Кегеля прямо на рабочем месте и даже несколько раз мастурбировала в туалете офиса. Он просил ее остаться на ночь, предлагал ей переехать к нему, выйти за него замуж. Его мечтой было приготовить ей утром завтрак. Егор носил ее на руках, мыл, не позволял даже самой одеваться, говорил что любит, сильно скучает и не может без нее. Она жила этими встречами, заполняя тягостные перерывы вином и обычной будничной суетой. Ее жизнь вне его дома казалась теперь такой серой, примитивной и неинтересной.
   Аленка была готова переехать к нему, останавливало только то, что она совсем не знала партнера. И чем больше они общались, тем меньше ясности было в отношение того, кто такой Егор и чем он занимается. Она задавала вопросы, но он или делал вид, что не слышит или очень профессионально переводил разговор на другую тему, а иногда и просто отмалчивался. Это доволило Алену до истерики, но Егор был непробиваем. Никакие уловки, просьбы, угрозы и уговоры просто не действовали. "Придет время и ты сама все узнаешь, - говорил он, - Я не могу так быстро, дай мне время, - или, - Переезжай ко мне, и все узнаешь". Девушка то давала себе слово больше ни о чем не спрашивать, то с удвоенной силой и глубокой обидой пыталась выудить хоть что-то, хоть по крупицам. Про Вику спрашивать она не решалась, боясь выдать себя и еще не желая сравнений не в свою пользу. И потом, она же видела, что Викты у него нет.
   Аленка ревновала. Ревновала до одури к пропавшей и быть может навсегда Викте. Мысль о том, что они занимались сексом доводила ее до исступления, ей хотелось кричать, быть посуду, плакать. "А вдруг, он любит ее, а со мной так, чтоб забыться."
   Между тем, очень скоро стало ясно, что девушек у Егора было немало. По крайней мере, на квадратный метр площади города их встречалось довольно много. То в ночном клубе к нему подходили какие-то проститутки, то в кафе две молоденькие и симпатичные дурочки, которые явно знали его ближе, чем сама Аленка, хихикали и ненатурально смеялись на весь зал, а потом обрывали его телефон. Всевозможных прежних и бывших становилось до духоты много.
   Егор злился, но все равно ничего не объяснял. "Ты лучше", - вот все, чем он ее успокаивал.
   ***
   Егор часто привозил ее домой к самому подъезду, а однажды, когда Вовик был в командировке, она даже пригласила его в гости. Алене так хотелось, чтобы он оценил ее комфортабельный быт, понял, что такие, как она, на дорогах не валяються и полюбил ее еще сильнее.
  -- Я запомнил, ты что-то говорила про серебряный сервиз. Мне очень нравится красивая посуда.
  -- Да, вот он, - Аленка поспешно достала из комода старинный серебряный сервиз, привезенный подругой из Индии, ручной работы с инкрустацией. Правда, красивый. Я очень люблю его, но для того, чтоб его начищать, не мешало бы иметь домработницу.
  -- У тебя красивый дом!
  
   Леночка суетилась и выглядела очень мило в своем желании быть гостеприимной хозяюшкой и в то же время соблазнительной кошечкой. Она накривала на стол, а Егор прохаживался по комнатам, внимательно рассматривая обстановку и иногда перекликаясь с девушкой.
   При всем минимализме интерьера в каждой детали просматривалось желание хозяйки быть оригинальной и не такой как все. Эта легкая натужность, которая чувствовалась в картинно расставленных вазочках и чашечках, а также легкие стилевые несоответствия сглаживались бесспорным чувством цвета и вкусом хозяйки. Небольшая трехкомнатная хрущевка была довольно удачно перепланирована. К удивлению Егора, в квартире не было спальни, только гостиная, столовая и кабинет. Чувствовалось пристрастие хозяев к дорогой посуде и технике. В общем, довольно мило.
  -- Пойдем к столу, - в дверном проеме появилась Ленка. Егор внимательно рассматривал ее тоненькую фигурку во всем черном на фоне белой стены, но то ли обстановка действовала, то ли Ленка казалась слишком нервной - никакой реакции на привычно волнующие формы Егор не прочувствовал.
  -- Очень вкусно. Он медленно пережевывал какой-то экзотический салат, приготовленный Леной, не желая ее обидеть, но понимая, что гораздо больше его порадовала бы нормальная домашняя горячая пища, которой он почти не ел, а не этот ресторанный изыск.
   Разговор не клеился. Лена загладывала в его глаза и видимо тоже чего-то не находя в них, испуганно и слишком навязчиво пыталась его накормить. Посреди трапезы Егор неожиданно положил вилку и сказал:
  -- Слушай, поехали лучше ко мне, или куда-нибудь, посидим.
  -- Тебе не нравится?
  -- Нет, все очень вкусно, но ты как на иголках. Мне не нужно было приходить сюда. Я просто хотел к тебе. Но наверное, этого делать не стоило.
  -- Уже поздно, и мой может приехать скоро...
  -- Ложись отдыхать, я поеду. А где ты спишь?
   Застигнутая врасплох Лена сильно покраснела:
  -- Мы... Я... Ну... на диване.
   Егор уже направлялся к выходу.
  -- Ты что обиделся? - Ленка бросилась за ним.
  -- Нет. Все хорошо. Я вдруг подумал, зачем я тебе. У тебя нормальная жизнь, муж не наркоман, не пьяница. У тебя все еще может быть хорошо. Ты хочешь иметь детей?
  -- Ну, наверное.
  -- А я бы очень хотел иметь ребенка. Может, когда-нибудь он у меня и будет...
   Стук в дверь прервал его буквально на полуслове. Ленка побледнела и начала почти терять сознание от страха.
  -- Спрячься куда-нибудь.
  -- Открывай, глупая, если это муж, то куда я спрячусь, не бойся, я все возьму на себя, скажу, что хожу по квартирам и предлагаю косметику "Эйвор", что ты не хотела меня впускать, но я напросился...
   В дверь постучали более настойчиво. Дрожащими руками Леночка провернула ключ в замке. На пороге стояла соседка снизу.
  -- Леночка! - быстрый взгляд в сторону Егора.- Здравствуйте!
  -- Леночка, прости пожалуйста, Владимир Константинович звонил, говорит у тебя не отвечает телефон, он переживает, как ты. Сказал, что скоро будет дома. У тебя что, не работает телефон? Ты знаешь, на прошлой неделе у меня три дня не работал. Я звоню, говорю, девушка, что с моим телефоном, а она - украли кабель, я говорю, так что мне теперь делать. Мне должен звонить внук из-за границы...
  -- Галина Николаевна, простите, я немного занята, Вова не говорил, когда приедет?
  -- Сказал, что выехал. Так что может мне ему позвонить, сказать что-то.
  -- Нет-нет, спасибо.
   Соседка еще раз выразительно и заинтересованно глянула на Егора, который к этому времени отошел вглубь комнаты, и попрощалась. Лену колотило.
  -- Солнышко, не переживай, скажешь, что приходил брат твоей подруги или сантехник или кто-нибудь еще.
  -- Я не могу так больше! Я не хочу больше врать. - Она думала, что Егор снова скажет: "Переезжай ко мне, или выходи за меня замуж, или разводись со своим мужем". Но он лишь чмокнул ее в щеку:
  -- Спокойной ночи, солнышко. Пусть у тебя все будет хорошо.
   Когда за ним закрылась дверь, Ленка зарыдала. Ей почему-то показалось, что это были слова прощания, и что она потеряла Егора навсегда.
   Он же быстро спустился по ступенькам, сел в машину, врубив на всю катушку музыку, проехал два квартала, остановился и, нащупав в бардачке кем-то оставленные сигареты, закурил. Легче не стало. Почувствовав, как к горлу подкатывает мерзкая тошнота и резкая боль сдавливает виски, он выбросил сигарету в окно. Ее огонек рассек темноту и приземлился в нескольких метрах от переднего колеса. Он снова вспомнил... Стало трудно дышать, еле успев открыть дверь, Егор выплеснул всю мерзость этого вечера на траву.
  
   ***
  
   Владимир, а для своей Леночки просто Вовик, спешил домой. Захватив ее любимый "Киевский" тортик с лесными орехами и еще целый ворох каких-то вкусностей, он поспешно поставил машину в гараж, взлетел по леснице и, стараясь особо не шуметь, открыл дверь. Никто не вышел на встречу. Он вошел в гостиную: Ленка мирно дрыхла на диване, и даже не шелохнулась, когда он чмокнул ее в щеку. Он подошел к телефонному аппарату. Автоматически поднял трубку. Сигнал подтвердил его сомнения: "Или не была дома или отключала". Оставив продукты в столовой, он подошел к жене, присел на краешек дивана и долго смотрел на нее, напряженно размышляя.
   Лена очень изменилась. Друзья говорили ему с самого начала, что ее прошлое не безгрешно, но он не желал никого слушать. Володя любил Лену и верил ей. По крайней мере, до недавнего времени. До того, как она стала вдруг надолго исчезать и приходить заполночь в очень странном состоянии: иногда просто пьяной, а иногда - бледной, без запаха, но со странным блеском покрасневших глаз. И еще... Что-то в последнее время стало не так в их взаимоотношениях. Ленка, раньше активная, веселая и нежная, стала избегать секса, ссылаться на плохое самочувствие и усталость. И вообще, не проявляла никаких признаков желания.
   Аленка открыла глаза. Володе показалось, что она очень старается выглядеть сонной, но, скорее, смотрит растроенно и встревоженно.
   - Привет, зайка. Как ты без меня? Что у нас с телефоном?
  -- Не знаю, я спала.
  -- Тебе Галина Николаевна не передавала, что я звонил?
  -- Да, то есть, я слышала, кто-то звонил, ну, я побоялась, нет, ну то есть я слышала, что это она, и она сказала. В общем, я не очень разобрала спросонья. Как ты съездил, все в порядке? Ты не очень устал? Есть хочешь?
  -- Я хочу тебя!
  -- Давай, я тебя накормлю, сейчас разогрею.. - Она пыталась нащупать ногами тапочки и слишком суетилась. Володя обнял ее и прижал к себе.
  -- Давай отложим ужин на потом...
   Лена нервно заерзала, пытаясь выскользнуть из его рук:
  -- Ну, Вовочка, я спала уже, ты, наверное, устал. Ну, пусти, я хочу писать.
   Вовка вскипел:
  -- Объясни в конце-концов, что происходит? У тебя кто-то есть? У тебя совсем нет никакого желания. Где ты постоянно пропадаешь? Что за новые знакомые и бесконечные подружки. В чем дело? Ты можешь мне ответить?
   Он схватил ее за плечи и тряс, тряс. Ленка дрожащими губами решительно произнесла:
  -- Если не хочешь со мной жить - не живи.
  -- У тебя кто-то есть?
  -- Нет.
  -- Тогда, что происходит?
  -- У меня проблемы. Мне нужно к врачу. Понимаешь, последний раз, когда мы были с тобой, мне было так больно, я с ужасом думаю, что это может повториться...
  -- Завтра поведу тебя к врачу.
  -- Вова, прекрати, я же не маленькая, не хватало, чтобы ты меня еще и по консультациям водил.
  -- Ладно. Жрать хочу! Разогрей что-нибудь.
   Гроза миновала. Аленка чувствовала себя победителем. Это было совсем по-виктыному. Почему не сказать правду? Она же не хочет жить с Вовой. Проблем было несколько: во-первых, квартира. У Егора явно были не лучшие времена, и хотя кое-какие деньги водились, но, по-видимому, заедали долги. Квартира его с натяжкой годилась для любовных свиданий, но совсем не для жизни. Ленка не была прагматиком до мозга кости, но иллюзий в отношении Вовика не питала. Если дойдет до развода - она останется ни с чем, или, по крайней мере, без того комфорта, к которому привыкла. В собачью конуру не хотелось. Потом, она, сколько не пыталась, не могла представить семейной жизни с Егором, а неизвестность ее пугала и отталкивала. В нем и в его жизни было слишком много странного, загадочного, непонятного, а потому устрашающего. Она чувствовала, что это человек из другого мира, более темного, жестокого, грязного. Это манило, но слишком много было но! Да и его поведение сегодня вечером заставило Ленку в очередной раз затрястись от непобедимого комплекса - ненужности, страха быть брошенной, стать жертвой неискренности и манипуляций. Лучше уж так, как есть!
  
   Насколько это было лучше неизвестно, но с утра Аля ни о чем, кроме встречи с Егором думать не хотела и не могла. Она решила его удивить страстностью и неукротимым животным, в ее понимании, совсем не женским желанием секса.
  -- Я умираю, я не могу больше терпеть. Я хочу. Я хочу тебя, слышишь, давай встретимся в обед. Ты сможешь? Пожалуйста! Я так соскучилась. Мне сегодня всю ночь снилось, как мы...
  -- Солнышко, я все понял, во сколько за тобой заехать?
  -- В час.
   Господи, как же долго тянется время. До обеда прошло по ощущению суток двое. Ничего не лезет в голову. Только секунды, минуты, капризная стрелка, так вяло отмеряющая расстояние до него, к нему, под него, на нем...
   За пять минут до назначенного времени, Аленочка, у которой уже все зудело от нетерпения, рванула к выходу и чуть не вприпрыжку направилась к бордовой машине, стоявшей чуть поодаль. Они не отъехали еще и квартала, как мобильный подал сигнал - пришло сообщение. Алена напряглась: сообщение было от мужа. Набор цифр, ничего для нее не означавших 315 07.
   Отправив ответ : ne ponjala, она решила больше не колотиться, и не придавать значения мелочам.
   Как только Егор закрыл за собой дверь, Алька бросилась ему на шею. Он же повел себя как-то странно, мягко, но настойчиво убрал ее руки со своей шеи и предложил пообедать. Аленка опешила. И тут же психанула. Вот еще, кобель. Он что издевается?
   Гоша задумчиво нарезал сыр.
  -- Что случилось? - Аленка еле сдерживала прилив разражения.
  -- Знаешь, наверное, только тебе я и могу рассказать об этом. Я получил письмо от Инны.
  -- Кто такая Инна?
  -- Моя жена.
  -- Ты же говорил, она сбежала за границу.
  -- Да, письмо из Италии.
  -- И что?
  -- Знаешь, ей тоже там не сладко.
   Из дальнейшего разговора Аленка узнала, что Инна - танцовщица и уехала она, бросив Егора, в Италию, Неаполь, через своего любовника, который помог ей "решить вопрос" с мужем. Любовник, бывший мент, уволенный за дискредитацию органов, но сохранивший в УВД хорошие связи, оказался банальным сутенером, наладившим транснациональный криминальный канал по торговле украинскими девчонками в средиземноморские страны. Организованное им турагентство контролировалось хорошо известной в определенных кругах "итальянской" группировкой, действовавшей на территории столичной области Лацио и области Кампании, которая кроме нелегальной доставки на Апеннины соотечественников, занималась также похищением людей, рэкетом в отношении водителей большегрузных автомобилей, совершающих рейсы из Восточной Европы в Италию, незаконной торговлей оружием и отмыванием грязных денег.
   События развивались по неоригинальной, но как ни странно действенной и по сей день, несмотря на всю пропаганду "Ла Страды" и подобных ей грандопроедателей, схеме. Инну обманывали с самого начала, обещая хорошие условия работы и проживания. Позарившись на легкие деньги, безгранично уверенная в преданности любовника, а также понимая необходимость укрыться как можно скорее от правосудия, претензий займодавцев и возможной мести выжившего Егора она долго не раздумывала. Однако приехав в Италию - тут же оказалась без паспорта, кредиток и телефона избитой до полусмерти в вонючем подвале, потом - проданной в бордель. Ее любовник не только отобрал у нее все, что она поимела на Егоре, но и путем угроз, насилия и откровенного шантажа "сдать" ее как организатора "заказухи" украинским правоохранителям принудил ее к работе в сфере оказания сексуальных услуг. Надо ли говорить, что из заработанного Инне не доставалось ни копейки.
   Находясь в полной зависимости от своего нового "господина", она вынуждена была сносить постоянные оскорбления, издевательства, физическое и психологическое насилие, изоляцию. Итальянского или хотя бы английского она не знала. Ее держали впроголодь под замком, зато были поначалу щедры на алкоголь и наркотики. Потом же и это стало совершенным механизмом контроля над ней.
   По мере того, как Инна теряла привлекательность, ее принуждали все к более опасным и извращенным формам секса. И все же ее стервозность и отчаянность сыграла свою роль. Один мягкотелый итальяшка - ее постоянный клиент - глядя на то, как его игрушка линяет и ломается бувально на глазах, сжалился на девушкой и предложил помощь. И хотя ей удалось сбежать - путь домой был заказан. И она решилась написать Егору...
   Закончив "обед", молчаливый и задумчивый (сегодня был не на высоте) Егор и Алена, еще не пришедшая до конца в себя, слегка растрепанная, потрепанная, и небрежно накрашеная, вышли во двор и сели в машину. Как всегда долго усаживающаяся Аленушка, наконец, умостилась и потянула на себя дверь. Что-то помешало. Она подняла взгляд. У машины стоял Вовик...
   Случайность! - первая мысль, попытки оправдаться и - словесный коллапс. Номер машины: 315 07 (Никогда не обращала внимания! Дура!) Знает. Видел. Следил.
   Чтобы описать все последующее, жаль страниц, листов бумаги, печатных слов и дрожащим почерком излитых чернил. Банально и нервно. Обрывочно и окончательно. Местами глупо, зло-иронично и слезливо. Но, в общем-то, бесполезно. Морду Егору, правда, не набил. И ей тоже. В машине по дороге домой (какая уж тут работа) ехали молча, Вова названивал какому-то Сан Санычу и не смотрел в ее сторону. Лена, обозлившаяся и потрясенная, с тупой методичностью переносила взгляд с грязной точки на лобовом стекле, на то, что мелькало перед ним. Тренировка зрения.
   Серый дождливый день холодного ненужного лета. Его было не за что любить таким. Без мух и зноя, без солнечной горячей одышки и ветреной прелюдии, без оставшихся от бурно проведенной ночи медузок прозрачной слизи на слипшихся прядях трав, вместо которых мутная жижа радиоактивных испражнений стекалась в грязные отстойники луж на побитом оспинами наждаке-асфальте. Урбанистическая романтика...
   ........................................................................................................
   ........................................................................................................
   Второй день без него. Обычные заботы. Странные мысли, грусти нет, радости тоже. Хочется верить собственным доводам и не получается. Недостатки: некрасив, сволочь, бык, недоразвитый, псих, больной на голову, козел, все вранье, бред, чушь, притворство, недосказанность. Принимать подарки за счет обворованных пенсионеров. Слушать бред из бульварной газеты, пересказы давно слышанных и уже совсем не новостей, педоморфные занудства. Ни за что! Ни за что не избавиться от вкуса губ, кожи, рук, сильных толчков и скрипучего дивана, пропитанного женскими телами. У стены, перед зеркалом, на полу, в грязи и на небесах.
   Ладно, что Вовчик! Узнали родители. Мама говорит, папа очень напрягся. Ну да, для него это повод, чтоб отказаться от меня навсегда, как отказался от первой. Не дочери, жены. Уехал, не сказав не слова, сразу после брачной ночи и через военный суд потребовал развода. Скрыла от него то, что была уже беременна...
   Разве мог он такой умный и сильный, быть таким наивным? Чувства. Опыт. Чувства расслабляют. Опыт рождает недоверие.
   Мазохизм чувств: больше он не позвонит, не будет приятного, молодого чуть хрипловатого на низкой ноте голоса, не будет сказочных принцесс, королев, маленьких девочек, забияк, кошечек и самых-самых. Синонимия приятного...
   Он, наверное, тоже мучается ( а как же насчет неискренности, наигранности, недомолвок, виртуальных измен и бесчувственности- сверхчувствительности).
   Это разумно: ходить на работу не оглядываясь, засиживаться допоздна и брести по лужам в дождь... одной. Искать общества полуподруг-полудрузей. Перестать напиваться до беспамятства и отдаваться до бессознательности.
   Наступит день - я увижу его. Случайно. В тот момент, когда меньше всего буду этого ждать. Он будет не один. Она с ревностью (как я когда-то) посмотрит на меня. Он захочет сделать вид, что не знает меня, занервничает, заерзает, попытается исчезнуть (как будто не исчез уже давно), а я улыбнусь и захочу подойти. Я поздороваюсь, а он всю ночь будет слышать мой голос, мои духи, мои руки, мое тело, мою музыку. И ничего не будет. Никогда. Да... идите все к черту! К дьяволу! Yf [th blb dct!
  
   Let me in the soldier cried
Cold haily rainy night
Oh let me in the soldier cried
I'll not go back again, oh
  
   from English volk song, 17th century
  
  
   ***
   Егор был занят будничными делами, "пощипывал" пенсионеров и селян, его фигура в неприметной одежде и черные очки, сквозь которые не было видно даже очертания глаз, маячили на муравьином перекрестке рыночного входа. День был не самым удачным, клиентов не было, нужные вопросы не решались. Позвонили из офиса. Дедуля, которому уже подобрали прекрасный вариант обмена на сельскую местность (полусгнившую "шевченковскую" хатку в задерганной деревушке в двадцати километрах от трассы) его неперспективной квартирки (крупногабаритной в самом центре города с колонкой и двумя балконами) вдруг начал коряжиться и перестраховываться. Покупатель нервничал, время шло, и дядя Женя уже не раз намекал Егору, что, дескать, решительней действовать надо.
   Заломив у пенсионерки приличную часть купюр, Егор решил сделать перерыв на заслуженный обед. Уставившись в гречневую кашу, словно желая рассмотреть там свое будущее, Гоша отхлебнул сукровицу томатного сока и поежился.
   Точка отсчета. В тот день он так же пребывал в дурном настроении, отвратительном. Мутило от досмерти приевшихся ватных отбивных, неаппетитных шашлыков, бесформенных шницелей, жирных солянок и прочей однотипной дряни, которой кормили во всех этих кафе, но деваться было некуда. После такого гнусного обеда решительно ничего не хотелось делать, но поскольку деньги еще никто не отменял, их нужно было зарабатывать. Рынок тоже был послеобеденным. Те, кому что-то нужно было купить, свои бесценные приобретения уже сделали с утра, и по рядам ходили либо зеваки с пустыми карманами, либо труженики сел, убивая время до отправления рейсового автобуса.
   Среди серой среднестатистической массы наметанный глаз вдруг увидел такое!..
   Она не шла, она плыла, приковывая к себе внимание мужчин. Длинные стройные ноги, умопомрачительная попка, красивое, но очень строгое лицо. Может познакомиться? Но под строгим взглядом желание знакомиться отпало сразу. Она вошла в рынок и растворилась среди прилавков и развешенного барахла.
   Его ударило током: "Черт возьми, второй раз я ее уже может и не встречу!" Поддавшись минутной слабости, он рванулся к прилавкам. Быстро пробежал пару рядов. Девушки нигде не было. Не везет - так не везет! И тут он почти лоб в лоб столкнулся с ней. Отступать было нельзя, да и некуда, хотя место для знакомства было очень неблагоприятное: раскладка пестрила огромными женскими панталонами сомнительных расцветок и "шапочками близнецов" из бесцветной хэбэшки размера пятого, не меньше. Скучающие окрестные торгаши прекрасно его знали и, стряхнув с жирных губ остатки беляшей, внимательно и с неподдельным плотоядным интересом следили за намечающимся цирковым представлением. Не хотелось именно здесь начинать разговор с этой девушкой. Но...
   Высадив девчонку у больничных ворот, он поймал себя на мысли, что не стоило с ней знакомиться. Строгая, серьезная, заумная, занятая, вредная... А может человеку просто плохо, ведь без причины в больницу не ходят. Сохраняя номер ее мобильного в телефонной книжке, он задумался. Девушек с таким именем тут был добрый десяток! Но ничего, эту мы ни с кем не перепутаем, он улыбнулся... "Вредина".
   ***
   Ленке приснились лебеди. Парк с холмами и лощинами, зеленая до малахитовой неправдоподоности трава, то ли озеро, то ли река в обрамлении стройного, как причесанного, лесочка, родные, знакомые места, в которых она никогда не была. Из-за маленького островка цвета виноградных листьев неслышно и замедленно скользили невыносимо белые нежные шеи, томные глаза смотрели в душу и уходили под воду. Лебеди плыли и плыли у самых ее ног, но уже под водой, рассекая клювами толщу прозрачной влаги. Серенький малыш остался в ее руках, птенец с блестящими знакомыми опаловыми глазами, тоскливыми, прощающимися. Она отдала его какой-то женщине в белом на излучине реки, под ивами. Там ему будет лучше...
   Очнувшись Лена долго сидала в постели, продолжая переживать яркий и странный сон. В квартире тихо и пусто. Слегка кружится и ноет голова. Нужно выпить кофе из любимой серебряной чашечки.
   Набросив домашнюю рубашку Вовика на голое тело (привычка, которая так нравилась ему раньше) она поползла на кухню, зевая и потягиваясь. Серебряного кофейника на месте не оказалось. Как и всех остальных предметов сервиза. Она перерыла всю кухню, столовую, продолжила поиск в комнатах и даже ванной. Бесполезно. Занервничав, она взяла в руки шкатулку с украшениями. Пусто! Дрожащими руками набрала номер и еле слышно попросила:
  -- Вова, приедь, прошу тебя, ради Бога, я... я хочу поговорить...
  
   Подонок и вор! Как все просто и невесело. Эта темная половина жизни, виденная в фильмах и даже наполненная благодаря тому же кинематографу бандитской героикой, наяву оказалась примитивной и грязной. Вот куда он пропадал, вот что делал в тот момент, когда мобильный его был отключен, вот откуда столько разноплановой информации о таких непохожих людях. Аленка ненавидела себя, ей, кажется, расхотелось жить. Она не представляла, как посмотрит в глаза Вовику, и что сможет ему рассказать. Слез не было. Воспаленный и сухой глаз соринкой резнула случайная решимость. Хватит врать. Бесполезно. Ничего не вернуть, все пустое. Вика пропала! Этот подонок... Нужно все рассказать. Все равно, что будет. Больше ничего и никого не нужно. Ее, использованную, уже выбросили на помойку, так что ж теперь обедом притворяться. В дверь позвонили.
  
   Вовик все о нем знает. Он пробил через СБУ и машину и владельца. Машина, правда, оформлена не на нем, а на девушке, которая исчезла несколько лет назад. Якобы выехала за границу. Его зовут Косицкий Егор Александрович, 1967 г. рождения, место роджения пгт.Клинская. Его дело - увесистый томик с длинным послужным списком от мошенничества разного калибра до незаконных валютных операций. Правда, судимость пока одна. В его жизни - несколько темных пятен и незакрытое расследование перестрелки в подъезде дома. В его голове - инородное тело в коре мозга. Его слабое место - девушки. Его знают все проститутки города. Его контакты отслеживаются, телефоны прослушиваются. На нем 160 тысяч долгов зелеными. Все остальное Вовик не озвучил, из свойственной думающим людям гуманности что-ли, из подсознательной жалости, буть может. Плюс предосторожность, наверное: меньше знаешь - лучше спишь. "Эта грязь тебе не нужна. Я не хочу, чтоб ты хоть краем уха коснулась этого. Могут быть проблемы".
  
   В то утро Егор немного заспался. Осторожно раздвинув ламели жалюзи, он увидел, что день премерзкий, сыро и мокро как в болоте. Ветер казался не типичным для этой местности - пыльно-степным, а исполненным плохо сдерживаемой мощи как "пустынные смерчи Колорадо", ухмыльнулся своему поэтическому экзерсису Егор.
   Вчера он немного перепил коньяку, его организм довольно сносно переносил состояние похмелья, но в голове стучали молоточки. Пить не хотелось, есть - тем более. Еще из окна он приметил странную машину с двумя зевающими в штатском на передних сиденьях. Это точно не были соседи. Он достал из верхнего ящика мебельной стенки блокнот, полистав, нашел перечень автомобилей с номерами - тех, что были в распоряжении седьмого отдела. Женщины на переднем сиденье не было - значит, съемка не ведется. Какого черта им тут надо. Мерзкое настроение усугубилось. Может, никуда не ходить. Отоспаться. Плюнуть. Все равно почти все заработанное придется отдать. Нет ни стимула, ни желания. Что нужно этим крысам из "наружки" с самого утра. Для того, чтоб утрясти финансовые вопросы менты не стали бы торчать в машине под окнами. Разве что он не так давно засветился с одними людьми, которые могли вызывать повышенный интерес конторы, и теперь его пробивают на предмет контактов.
   Через некоторое время, за которое его достали многочисленные телефонные звонки на домашний и на мобильный, Гоша таки решил выдвинуться по рабочим вопросам, а заодно и по возможности разнюхать, что за типы его пасут и почему...
   По приезду на рабочее место ситуация заставила его в момент выбросить из головы все шпионские бредни. Шныряли менты. Новость об убийстве Сереги разнеслась мгновенно.
   Его нашли с перерезанным горлом, в земле ближайшего "собачьего" парка. После сильного ливня низину размыло и азиат местного спортсмена, выведенный хозяином на прогулку, учуял труп. И ладно бы с простреленной головой, но полуразложившееся тело Суеты было просто изрезано, испещрено ножевыми ранениями, рваными ранами... А лицо, как ни странно, не тронуто и вполне узнаваемо. Зрелище не для слабонервных - сделал вывод Гоша, посматривая на фото, которое явно с целью прессинга лежало на столе у следователя по особым.
  
   Набутый отвечал коротко и неохотно. - Кого подозревать, не знаю. Сам провел предполагаемый вечер убийства и ночь дома.
   Впрочем, свидетелей этому не было, и следователь прокуратуры уже не раз акцентировал на этом внимание. А откуда им было взяться. Егор жил один, не говоря уже, что после того, как их застукал Ленкин муж, ему временно отбило охоту лезть под юбку малознакомым и (Боже упаси) замужним дамам. Не смотря на щекотливость ситуации ему пока удавалось методично отвечать на вопросы следователя, привычно съезжая и спрыгивая с неудобных тем.
   Его не насторожило даже заявление следака о том, что якобы на Егора неоднократно указали как на человека, который Серегу, несмотря на родстсво, мягко говоря, не любил.
   - Берет на понт, - решил Набутый. - Ничего не знаю, я не сторож своему брату, - подытожил он недолгий разговор, оставив автограф под распиской, что согласно статье 63-й Конституции он имеет полное право не давать показаний в отношении себя и членов своей семьи и крайне сожалея, что не сделал этого с первых секунд допроса.
   Набутый решил не думать ни о чем, но воспоминания как вареная тыква в Инкином блендере с удвоенной скоростью и навязчивостью роились в нем. Сбросив, не ответив, очередной звонок мамы на мобильный, он забрался в свою нору, поплотнее задернул шторы, включил телевизор и решил не зажигать свет. Обсуждать с убитыми горем родителями, какой памятник нужно поставить на могилке несчастного Серого не было ни сил, ни желания...
  
   Был обычный мерзкий вечер впрочем неслабо удачного дня. Набутый обналичил крупную сумму и шел домой со скромным облезлым пакетиком, в котором колыхалось при каждом шаге тысяч двести зеленых наличманом. Инна плелась следом. Она его жутко нервировала сегодня своей болтовней о новой квартире, ремонте и шубе с отделкой из шиншилки, как у Настьки и даже лучше. - Бля, ну зачем я пропизделся про бабки, - кривясь, как от оскомы, думал Егор.
   У входа в подъезд Инка остановилась и очень "своевременно" начала ковыряться в сумке и что-то бормотать. Егор пошел вперед про себя матерясь. К тому же на лестничной клетке было темно как в жопе у негра, успел с желчью подумать Гоха до того, как из темноты раздался первый выстрел.
   Потом он всем рассказывал, что отстреливался, но на самом деле первым инстинктивным порывом было бежать вниз по летнице, откуда пришел. Ни времени, чтоб достать свой ПМР, ни, откровенно говоря, даже мысли об этом не было. Не выпуская пакет из рук Гоха пригнув голову дернул было вниз по ступенькам, но столкнулся со стоящей "под ногами" Инкой, которая тут же взвыла и шарахнулась в сторону. Впрочем, этой парусекундной заминки хватило, чтоб раскаленная пуля, а может и не одна, вошла в его череп со стороны затылка...
  
   Вторые сутки Егор прозябал в ИВС. Дела были плохи. Ныла спина, наверное, ему отбили почки. Набутого приняли тут же по выходу из дома. В кармане обнаружили белый порошок, после экспертизы - тяжелый наркотик - героин, которого, Егор был уверен на 100%, там быть не могло. Оформили протокол о задержании по обвинению в незаконном приобретении, сбережении, перевозке и сбыте наркотических средств (статья 307, УК Украины), к которой быстро еще в ходе досудебного следствия (и это было уже куда более серьезно) приобщилось обвинение по "мокрой" 115-й.
   Уже начало оперативной работы было отмечно серьезным избиением. Забрав у Гоши личные вещи и деньги менты заставляли его признаться в организации сети наркоторговли и убийстве Сереги из соображений конкуренции: типа рынок не поделили. А использованием такого якобы "случайного" орудия убийства, как нож, и нанесением неоднократных ударов он, якобы, маскировал преступление под хулиганский мотив или действия душевнобольного человека.
   В общем, Набутого вывезли за город, к реке. Привязали вверх ногами к ветке дерева, скотчем обмотали морду. Приставляли ко лбу пистолет, говорили, что убъют, а потом сожгут, если не подпишет признание.
   На следующий день пытки продолжались: били руками и палками по пяткам, голове, в грудь, истязали електрошоком, противогазом с закрытым клапаном, вставляли палку в анал и в рот и били по ней, подвешивали за ноги к воротам вниз головой. Он смалодушничал и подписал признание в преступлениях, которых не совершал.
   Он просто почувствовал, что не выживет. Теперь адвокат пытался доказать, что его подопечный подписал признание под давлением, что его пытали. Но газеты уже пестрили заметками о раскрытой сети наркоторговцев.
   Это было уже все равно. По большому счету, он выживал просто автоматически, не имея сил самому прекратить это. Корячась от боли он думал и думал и думал... Надеясь, минута за минутой востановить ход событий до мельчайших деталей, надеясь понять, что он упустил в расчетах и почему все пошло не так. Егору казалось, он просто ощущал спинным мозгом, что Викта как-то с этим связана.
  
   Она все же появилась в тот день, но так поздно, что я давно перестал ждать. Как она вообще нашла квартиру и добралась до нее в таком виде! Она была отвратительна. Со сломанным носом, разбитым лицом, следами удушья на шее, бледно-желтое лицо было покрыто мелкой пурпурной сыпью полопавшихся капилляров. На нервных, тонких руках уже расползались как пауки черно-синие пятна чьих-то рук. Но самое страшное - она была абсолютно спокойна, но как бы немного не в себе. Сама ничего не объясняла - я ничего не спрашивал. Не мог. Я приготовил ей ванную, раздел и отнес на руках. Я мыл ее волосы, осторожно протер кремом распухшее лицо, понимая, что уже не поможет, но чтобы стало хотя бы легче, положил лед на ее глазки и щеку.
   Я отнес ее в постель и она спала долго, несколько дней, изредка просыпаясь, когда я уговаривал ее поесть или когда ей нужно было в туалет. Она ничего не говорила. Я разговаривал с ней, как с ребенком, просил, умолял, уговаривал. Все остальное время молчал. Мы были как заговорщики в подполье. Я выходил только, чтоб купить поесть, боялся оставлять ее одну, спрятал все колющие, режущие, забил гвоздями балконную дверь. Мне не нравилось ее молчание. На четвертый день она попросила заняться с ней сексом...
  
   Следователя прозвали Никита. Вообще-то, ее настоящее имя было Мария и ничего общего с суперагентом-героиней популярного сериала ни внешне, ни по существу она не имела. Это была женщина огромного роста и размера обуви, широкая в плечах, грубая и мужеподобная, не выпускающая сигарету из рук и отвратительно, через слово, матерящаяся. К Фройду не ходи, комплекс кастрации заел ее особенно сильно, и движимая подсознательным мотивом преобладать и мстить, она выбрала мужской мир, а своим призванием провозгласила нещадную борьбу со всякой мерзостью, то бишь всем тем миром, что начинался за окнами ее кабинета.
   Ни один ублюдок из дознания не мог сравниться с этой мерзавкой жестокостью и бесчеловечностью, от которых она бесспорно, получала садистское удовольствие. Она жила в тесном мутном завонявшемся аквариуме свого убогого мирка, и образ Никиты был скорее ее внутренним влечением-ощущением, чем реальной анологией.
   Егору крупно "повезло". Помимо тупой наводки Вовика и задействованных им связей, которые привели к поимке "крупного наркоторговца", серьезно подосрала дело очень "своевременная" случайность, по которой обнаружили тело Серого. К делу также приобщили написанное под диктовку мужа заявление Лены по поводу исчезновения подруги и домашних ценностей. Более того, в ход Егоровой судьбы коварным рубильником была включена целая цепь обстоятельств, на первый взгляд несоотносимых с его жизнью ни масштабами, ни сущностью.
   После почти двухлетнего безвластья ввиду находящегося в СИЗО обвиняемого в коррупционных деяниях прежнего мэра, котрого подставил по крупному, выполняя политический заказ, один из известных бизнесменов-кидал, город раздирала борьба за власть между двумя заклятыми друзьями-нардепами, прочно связанными с областным центром бизнесовыми и политическими интересами.
   Обе фигуры были значительны и имели серьезные рычаги влияния как на уровне Верховной Рады, так и в Президентском окружении. После битвы титанов на виборах мэра, проигравшая сторона активно взялась за создание в городском совете стабильного большинства. Поздно спохватившиеся "победители" принялись цементировать железными бумажными аргументами оставшееся меньшинство, втайне надеясь отколоть от оппонентов пару мятущихся в свою пользу. Поначалу им это даже удавалось. Но идеологи большевиков времени зря не теряли, и с учетом прошлых ошибок серьезно занялись вопросом монолитности группы. Депутатам-бюджетникам подыскивали новые рабочие места в бизнес-структурах, бизнесменам помогали лоббировать их интересы через столичних покровителей, раздавались должности и устраивались судьбы детей должностных лиц. Так горсовет завис в интересном положении, когда меньшинство уже не имело шансов стать большинством, а большевики никакими усилиями не способны были собрать две трети совета, необходимые для объявления недоверия мэру.
   Город и область были поделены на два лагеря - своеобразный политический инь и янь. В первом собрались сторонники известной бизнес-леди-нардепа, в том числе подконтрольный мэр и "симпатик"-губернатор, прикормленная дамой структура СБУ в области и те дельцы, которые либо были связаны коммерческими узами с губернатором, либо "не ладили" с нардепом-оппонетом дамы. Действовала эта компания в четком соответствии с указаниями светлейшей, которую женское начало в выборе методов борьбы толкало на лицемерие, истеричность, непредсказуемость, популизм и умелое использование стадных механизмов массовой психологии в собственных целях. В дело щедро шли черный пиар, фальсификации, угрозы, насилие. Взрывоопасный коктейль щедро сдабривался гривне-долларовой приправой.
   Группа "янь", как и положено, была куда прагматичней, выдержанней, трезвей и имиджево солидней, а потому, несмотря на преданность милицейских чинов, на первых порах серьезно проигрывала как в деле формирования общественного мнения, так и в закулисных ходах. Причем проигрывала, не в последнюю очередь, в силу разношерстности и неоднородности "однодумцiв", отсутствия реальной команды, а точнее сказать поддержки масс, неумению "завести толпу", склонности к неприятию критики, иллюзиям, нежеланию видеть реальную картину происходящего и какой-то загадочной политической стеснительности.
   Когда же основные баталии перешли на центрально-кабинетный уровень, четко сориентировавшаяся дама проворно залезла под крылышко мощного политико-бизнесового клана, застраховав свои достижения на местном уровне, но одновременно создав очередную патовую ситуацию.
   Область буквально лихорадило. Глава государства, известный искусством создания противовесов, не хотел своим вмешательством усиливать позиции ни одной из сторон конфликта. И тогда янь пустили в ход приемы, отработанные многолетней практикой сотрудников КГБ: Киев буквально завалили доносами на губернатора. Используя милицейские каналы и тайных предусмотрительных информаторов в тылу "врага", идеологи раскрутили цепь финансовых махинаций губернатора, четкие документально подтвержденные выкладки которых стали предметом многочисленных обращений оскорбленных (на деле - щедро вознаграждаемых) представителей общественности на имя Президента, Верховной Рады, Генерального прокурора, руководителя СБУ и прочих, а также предметом последующих неоднократных депутатских запросов с парламентской трибуны. Причем, для их озвучивания были избраны одиозные депутатские фигуры, которые ради поддержания имиджа становились инструментом в руках манипуляторов, преследующих собственные цели. Скандал нарастал как снежный ком, медленно, но уверенно тучи сгущались, но окончательного решения о замене первого лица области добиться долго не удавалось.
   Справделивости ради стоит заметить, что губернатор был ворюга еще тот. Вопрос лишь в том, что обличали его тоже не робин--гуды и далеко не из соображений верховенства права. Как мудро выразилась Эльфрида Эллинек (нобелевские премии не дают зря) "с деньгами так: их сначала надо вырвать из алчных рук и передать в другие алчные руки".
   Так или иначе, одним из весомых аргументов в деле снятия с должности главы областной администрации (помимо удачно использованной нардепом от янь парламентской ситуации в деле доказательства личной преданности Президенту) стало крайнее обострение социально-политической обстановки в городе, полугодичное отсутствие бюджета областного центра, непрекращающиеся пикетирования и митинги протеста, разбитые под белыми домами палатки с объявлением голодовки и бесконечные политические провокации.
   Одной из них стало раздутие до общегосударственного уровня проблемы избития "обдолбанными" подростками пьяного депутата горсовета от меньшевиков, которое тут же определили как политический заказ. Разгорелся очередной громкий скандал. Глава державы стукнул кулаком. Высшие милицейские чины получили последнее китайское предупреждение и бросили все силы на борьбу с организованной преступностью и бандитским "беспределом" в городе.
   За неделю в ходе оперативно-профилактических отработок сотрудниками органов внутренних дел было спешно раскрыто 218 преступлений. В ходе оперативно-розыскных мероприятий помимо резкого раскрытия многочисленных случаев хулиганства, грабежа и разбоя, а также нескольких - кражи личного имущества, в кратчайшие сроки были ликвидированы 2 организованные преступные группы, которыми якобы было совершено более 100 наркопреступлений, в том числе 63 преступления, связанные со сбытом наркотиков. Всего по области относительно лиц, причастных к незаконному обороту наркотиков, было возбуждено 46 уголовных дел, из которых 22 - за сбыт, 2 - за вовлечение в наркоманию других и 1 - за содержание пунктов по нелегальному изготовлению и употреблению наркотических средств. Из незаконного оборота у лиц указанной категории было в срочном порядке изъято 23,013 кг наркотических средств.
   Как незамедлительно сообщил на прес-конференции начальник ОБНОН УМВД Украины в области, за 8 месяцев текущего года сотрудники отдела зафиксировали 1213 фактов незаконного оборота наркотиков. По его словам, по данным фактам было возбуждено 1005 уголовных дел, что на 181 (22%) больше, чем за аналогичный период прошлого года. 469 дел, или 46,7%, было возбуждено по материалам подразделения ОБНОН.
   Причем, учитывая серьезность ситуации в ход пошла вся залежавшаяся и даже неподтвержденная информация агентов и прочие тайные методы. Таким образом, в ходе одной из удачных операций, "руководителем" злостных наркоторгоцев, действующих в области, а заодно и хорошим избавлением от висяка, в лице погибшего Серого, стал Егор. А Вовчик не только заслужил огромный плюс перед системой, но и оградил свою семью от незваного гостя.
   Правда, заявление Лены о предыстории пропажи подруги немного спутало карты. Подвязать его к четко расписанной схеме оказалось непросто. Но и тут подсуетились. Нашлось много "желающих" пролить свет на истинные черты аморального облика Виктории, в котором неблагонадежность, развод с мужем, прием наркотиков, интимная связь с наркоторговцем и уход с работы выстоились в четкую цепочку морального разложения, наркотической зависимости и возможно, помешательства или убийства. Оставалось найти тело и закрыть дело. Остальные нюансы - были делом техники, ведь главное - подозреваемый находился под стражей. И никого не надо искать!
  
   Тем временем Егор, отупевший от пыток и признаний черт-те в чем, мало соображающий, что говорит его адвокат, и, по большому счету, уже давно потерявший интерес к происходящему, жил только одной надеждой, что Викта жива. Она врезалась в его жизнь загадкой и болью, давлеющим на подкорку эффектом "незавершенного действия". Как и в тот день, когда она ушла, он бесился от гнетущего осознания собственного бессилия и непростительной умственной близорукости.
   Когда к делу приобщили заявление Лены он "прозрел". Но активизировавшемуся расследованию был парадоксално рад. И хотя мысль о том, что он - главный подозреваемый и в деле исчезновения Виктории, его шокировала, все же рассчитывал, что ее найдут, и все станет на свои места. Как там, статус кво вроде. Вика подтвердит его алиби по делу Серого. Он отсидит за "наркотики" и скоро выйдет, или может еще откупится. И снова встретится с ней. И тогда жизнь наладится. Начнется светлая полоса, ведь он достаточно наелся дерьма. Не может быть все время плохо... Дааа. Зебра, блин. Полоса белая, полоса черная, а в конце жопа...
   В этом запутанном преферансном раскладе судьба Виты стала залогом и гарантией его собственной жизни. С мыслью о ней он засыпал и просыпался, вспоминая подробно каждое ее слово и взгляд, мучаясь от догадок и предположений.
  
   Она просто исчезла. Она просто никогда больше не позвонила. Стакан сока был ценой этой необратимой пропажи. Я ненавиджу ананасы, магазины и девушек, которые просят принести им сок. Не помогло ничего. Никакие меры предосторожности не могли помешать ей уйти. Самое ужасное: я точно знаю, что ушла она по собственной воле...
  
   Она действительно больше не звонила. Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю. Его мужское "я" не готово было к такому испытанию. Он тосковал, терзался, мучался, нервничал, курил до тошноты, до отвращения ждал и до озлобленности не верил в то, что она сможет не позвонить. Это как раз и было самым омерзительным - осознавать, что она может не набрать его номер, или набрать, но не его номер.
   В его голове мелькали пошловатые картинки в стиле Плейбоя с ее, но не его участием. Он знал, но не хотел осознать, что она не с ним, что в нем не нуждается, более того, что она может дышать без него, так часто, как только ей одной будет угодно.
   Пришел вечер, а он издевался над собой, не подходя к телефону, и не зная, кому отказывает в свидании с издерганным новой разлукой эго. Хотя он был уверен, что ОНА позвонила бы на мобильный! А не ЕЕ он слышать не хотел. И не мог.
   Прошла неделя. Он просто иссяк. Впал в растрескавшееся забытье. Он забыл. Он постарался забыть... и не смог. Не перешагнул. И не помог. И все рано или поздно сводилось к этому. Он не сумел ее остановить... Но даже тогда, он ни на минуту не допускал мысли, что с ней опять что-то произошло.
  
  
   Леночка... Он даже не знает, зачем подошел к ней. Она выглядела так нелепо и несчастно. В ней скользнуло что-то от Вики , неуловимое и неопределимое на первый взгляд. Но он увидел это и подумал, а вдруг она что-то знает о ней! Глупо. Никогда даже не спросил. Что было схожим - так и не понял. Но с каждой секундой общения Виктория смывалась с ее пористих щек, горькой тушью текла в водопровод, терялась в бессмысленной веренице банальщины. И становилось абсолютно ясно: Вики тут не было и в помине, как не было тайны, загадки, чувств. Этот манекен окончательно перестал отождествляться с дорогой к ней.
   Но осознание полного провала пришло, лишь когда менты во время обыска неожиданно для него нашли в левом кармане приличный пакетик белого порошка. Егор знал, что он был чистый. Менты тоже знали. Именно потому Гоша был уверен - это заказ.
   Дергаться было бессмысленно. Он даже не успел отключить и заблокировать телефон. Номер адвоката, который он помнил, как свое имя, стал едва ли не единственным правом, помимо возможно временного права на жизнь. И любая теория, включая презумцию невиновности, звучала слабым акккордом, фальшивой нотой в этой тщательно спланированной операции. Презумция виновности - прекрасное название для следующей главы.
   B. G. Glaser и A.L.Strauss (1965, 1968), проведшие фундаментальные исследования, посвященные проблеме персональной смерти, относят к ней и так называемую "частичную смерть". Имеется ввиду состояние человека, который лишился части своих органов, членов или функциональных возможностей, например: люди с параличами или парезами, с ампутированными внутренними органами или конечностями. Некоторые психотерапевты относят к частичной смерти потерю самоуважения, значимой работы, невозможность довести до конца дело, которому была посвящена жизнь. Иногда эти потери столь невосполнимы, что человек совершает суицид. Но и это еще не все. Современный общественный уклад породил отчуждение. Появились толпы одиноких людей. И одиночество (вынужденное и добровольное) также есть неполная жизнь, своего рода вид живой смерти.
   (ДНЗ)
   Викта очнулась от сонно-похмельного дурмана, попросила сока и теперь лежала не шевелясь, изучая голос свого тела. Тошнило, ломило кости, как будто ее переехал асфальтоукладочный каток, и по-прежнему не хотелось думать, но сквозь слипшиеся комья полумыслей настойчиво ввинчивалось желание уйти. Ей вдруг показалось, что это ее заточение, кара, попытка спрятать ее от самой себя, заменить сексом все то, что непреодолимо влекло ее к концу. Она вывернула пару гвоздей из балконной двери пальцами, ничего при этом не ощутив, и выпрыгнула с балкона первого этажа - темница оказалась далеко не башней и страшного циклопа-великана поблизости не наблюдалось. Да и терять было особо нечего: одной болью больше, одной меньше...
   В тот вечер, когда ее избил и чуть не задушил Артур, в ней все перевернулось с ног на голову. Ее мир - еще недавно такой беспечный и легкий, вальсирующее круженье бабочки-однодневки, сначала изменил ей со смертью отца, который, на первый взгляд, занимал в ее взрослой жизни так мало места. Будто несущий прут из ограды из нее разворотив душу вывернули стержень. И в качестве презентации выдающейся беззащитности и эксклюзивной беспомощности новой Викты столкнули с обычной грубой физической силой, которая сомкнулась на ее шее и ломала целостность упругой кожи. Чувствуя, как с треском полопывают капилляры, Викта отрешилась от своего я, а нового нащупать не смогла. Оказавшись наконец предоставленной пустоте она брела, опустив голову, пошатываясь и отпугивая прохожих кривой полубезумной полуулыбкой, пытаясть придумать, но совершенно не понимая, куда ведет новая полутропа ее новой полужизни. Объявление на столбе привлекло внимание. Отчасти от неожиданности, отчасти с целью проверить себя на способность сконцентрироваться на чтении, Викта проглотила безупречно-ровные и порошково-жирные лазерно-принтерные эраеловские строки:
   Обучающий семинар-тренинг
   "Гипнос и танатос: сновидение как путь развития осознанности"
   Практика сновидения - эффективный путь развития осознанности, ведущий через понимание и преодоление скрытых проблем и страхов, в том числе, страха своей или чужой смерти. Задача семинара - познакомить слушателей с возможностями сновидения как виртуальной реальности, позволяющей пережить и интегрировать опыт смерти.
   Прохождение семинара дает возможность познакомиться с древними традициями, помогающими человеку правильно понять и принять сновидения, связанные со смертью. Участники семинара получат возможность заново осознать глубину и ценность своего личного опыта, а также подготовиться к возможности получения такого опыта в будущем (своего или при оказании помощи другому человеку). Кроме того, на семинаре будут даны основы сновидческой практики, ведущие к здоровому сну и осмысленным сновидениям.
   Программа семинара-тренинга:
  -- Тибетская йога сновидения: практика засыпания как практика умирания.
  -- Агрессия во сне и культура поведения наяву.
  -- Хорошие сны о смерти - опыт трансформации.
  -- Полезные кошмары - работа в сумеречной зоне.
  -- Состояния сознания и погружение в разные реальности во сне и наяву.
  -- Обычное общение с умершими во сне.
   Цели и задачи семинара-тренинга: обозначить психологические аспекты процессов умирания и смерти, неоднозначность этого явления, знакомство с теоретическими и практическими основами танатотерапии, а также с местом и ролью танатотерапии.
   Программа семинара-тренинга:
  -- Характеристики естественного (правильного) умирания.
  -- Биологическое и социальное тело. Четыре базовые проблемы социального тела: сверхконтроль (голова), контакты (руки), сексуальные отношения (паховая область), опоры (ноги) .
  -- Биологическое дыхание: характеристики, отличительные параметры от других видов дыхания.
  -- Виды смерти: любое окончание, расслабление, сон как смерть, оргазм как "маленькая смерть".
  -- Страх смерти и проблема страха смерти.
  -- Стадии санации/терминации.
   Cеминар ориентирован на на тех, кому близка и для кого важна эта тема, кто ищет свое предназначение и место в едином процессе Жизнь-Смерть.
   Ведущий: Арматов Михаил.
   Стоимость 50 у. е. Ул. Земского, 2б.
   "Целью всякой жизни является смерть". В уставшей голове Викты сработал барабанный механизм, испещренный картинками, завертелся, издавая противную шарманно-скрипучую какофонию: офис, желтозубая ухмылка Алексея Ивановича, масляно-кровавые пятна в тазу с водой, постельные сцены, кокаиновые дорожки и бутылка мартини, ребеночек в новеньких брючках и с новой игрой-коробкой перед счастливой мордашкой, истерика мужа, пьяная распухшая морда Артура, провал...
   Наверное, она потеряла сознание. Во всяком случае, очнувшись, Викта обнаружила свое разноцветное от заживающих синяков и ссадин тело на холодной мокрице травы, в непосредственной близости от муравейника, беспокойные обитатели которого облюбовали ее правую руку в качестве terra incognita. На ум приходили сплошные латинские сентенции, а на tabula rasa ее пылающего от боли сознания четко начертались слова: Ул. Земского, 2б.
   С трудом вычленив из числа шарахающихся прохожих одного, пожелавшего объяснить ей дорогу, Викта поплелась в указанном направлении, пока не очутилась перед небольшим кирпичным домом с табличкою "Двор образцового порядка" на неаккуратно покрытых синей масляной краской воротах. Калитка была что называется open, заблудшая душа Виты скользнула во двор, а оттуда в прихожую, которую так и хотелось обозвать предбанником. Стойкий острый запах печного отопления вперемешку с пряными курениями сочился из-под закрытой деревянной двери со старинной еще дореволюционной щеколдой. Толкнув ее, Викта неожиданно для себя оказалась во вполне современного вида комнате с евроремонтом, кожаной мебелью и полукруглой стойкой рисепшена, за которой с маской одновременно приветливости и бесчувственности на лице сидела голубоглазая породистая девица.
  -- Добрый день, чем можем быть вам полезны, - холодно улыбнулась она, лишь на секунду оторвав леднистый взгляд от монитора компьютера.
  -- Я хочу попасть не семинар по танатологии, - смущенно пробормотала Викта, остро ощутив всю нелепость ситуации, свой несвежий вид и полное отсутствие 50-ти у.е.
  -- Чего вы ждете от занятий? - невозмутимо задала вопрос девица.
  -- Смерти, - был ответ.
  -- Пойдемте со мной.
   Вместо ожидаемого подвала или голгофы Викту проводили в такую же небольшую и хорошо обставленную комнату, угостили кофе, выдали ручку и целую кипу бумаг. В анкетах участника семинара предлагалось ответить на такое количество вопросов, начиная от родственников за границей и заканчивая датой последнего полового акта, что Викуле стало смешно и грустно от мысли, что на это уйдет минимум неделя. Все же она принялась за дело, и уже очень скоро, отхлебнув милостиво предложенного сладко-душистого с необычным ароматом кофе, задумавшись над очередным этапом своей далеко не творческой биографии, не заметила, как уснула. Рука ее безвольно скользнула по молочной коже дивана, равномерный пористый фон которого делал пальцы Витки стеклянно-восковыми и одновременно узловатыми от вспухших вен.
  
   Егор лежал на тюфяке в сумеречном состоянии, мысли, догоняя друг друга и сталкиваясь, суетливо создавали броуновское движение воспоминаний: далеких и недавних, тяжелых и легких одновременно как утренний воздух или аромат дорогих духов.
   Вот так же когда-то он пришел в себя в нейрохирургии, и первое, что увидел - удивленно-встревоженное лицо медсестры, которая сказала:
  -- К вам там полгорода посетителей, это Ваши друзья?
   Это были кредиторы, которые узнав о том, что он приходит в себя не преминули поинтересоваться, не отшибло ли у Гохи память. На цыпочках ступая на порог палаты, они подходили к Егору, заглядывали под полуприкрытые веки, вкрадчиво шептали:
  -- Ты меня помнишь??? Гоха, ты помнишь, кто я и как меня зовут.
  -- Да-а-а, - слабо тянул Егор.
  -- Ты помнишь, сколько мне должен, ты помнишь, сколько ты у меня брал??? - неизменный второй по ходу, но не по значению вопрос.
   Егор признал всех и вся, хотя после выхода из больницы обнаружил, что его благоверная, собрав и продав что только можно, да еще и назанимав по старой памяти улетучилась, не стал следовать совету друга выехать в Штаты или отсидеться в России.
   С тех пор его жизнь стала другой. Не было прежних денег, жены, друзей, валютный коридор изменил все: скачок курса долара от 2 до 5,5 украинских денег подрубил благосостояние не только простых граждан и преуспевающих бизнесменов, а и мошенников. Деньги "зарабатывались" по-другому: копеешные и со скрипом. Долги не давали Егору продохнуть, партнер подал на него в суд. От прошлого сытого благополучия осталась только изжога на Инкину раздолбаную восьмерку, которую она бросила, и убогонькую однокомнатную квартирку в девятине, стоящую с того времени пыльной и неухоженной.
   Едва ли не единственным приобретением Егора была его семья, родители. Нет, они не стали его меньше бесить, но видя, как они отдают последнее и сутками просиживают у его постели, он стал относиться к ним иначе, общаться, помогать деньгами, приезжать в праздники. Стал носиться со здоровьем, лечился от посттравматического отсутствия эрекции. Позже заливал горе не вином, а девицами, и так жил довольно долго, привыкнув к своему состоянию. Кидал и гастроливал понемногу. Пока не перевернулась его жизнь...
  
  
   Вита поняла всю меру того, что произошло, в одночасье, подкуривая нервной дрожащей рукой любимую тонкую сигарету, купленную специально для нее, и сидя спиной ко всему миру, который так ей надоел. Она наслаждалась тем, что некому спросить у нее почему так дрожат руки, некому давать отчет, чем она занималась. Не нужно волочиться вслед за теми, кто хотел сделать ее частью своей, ненужной Витке жизни. Почему ее так назвали? Она не чувствовала в себе больше жизненных сил, витальность испарялась из ее существа так же едва заметно и быстро, как дым из докуренной сигареты, а ночь безнадеги оседала смолами в уставших бронхах и легких, отравляя дыхание. Когда-то стала называть себя Викторией, потом победоносное состояние сменилось кратким Викта - оригинально и не страшно на первый взгляд, но именно на этом этапе жизни она и ощутила себя впервые жертвой.
   Странное имя будто запрограммировало Витку на провал. Во всяком случае, все в ее жизни начало рушиться с того самого момента, как она срослась с Виктой...
   Первое время она провела вместе с другими слушателями семинара на специальной квартире, где все жили, ели и спали вместе - погружение требовало круглосуточной работы над внутренним я, включая сновиденческую практику. Адепты слушали многочисленные лекции по психологии, религиозной философии, культурологии, пытались запомнить и тщательно записывали все свои сновидения, которые во время занятий подвергались детальному препарированию и анализу. В то же время нормально высыпаться не пролучалось. С помощью специальных методик ученики осваивали включение сознания в процессе сна, фиксировали детали, пытались программировать ход событий или, наоборот, отключив контроль, пропускать через себя поток "сонной" информации, который потом нужно было шаг за шагом восстановить в памяти. И при всем при этом время, отведенное для сна, было сокращено до трех-четырех часов в сутки.
   Викту приняли радушно, упредительно, но в душу особо никто не лез. Общаться между собой за пределами занятий в миссии вообще было не принято. Миссией, - как в американском блокбастере и детской компьютерной бродилке, - назывался процесс тренингов, а успешно прошедшие его удостаивались чести перейти на уровень выше - в мастер-класс к самому Танатологу. Викта стала последним тринадцатым учеником.
   Было интересно и не скушно. Программа отличалась насыщенностью и совершенно не оставляла времени и возможности побыть наедине с собой и своими мыслями. Из квартиры выходить запрещалось - за этим строго следили, окна были закрыты ролетами, отсутствовала любая информационная связь с внешним миром. День и ночь переплелись в тугой косе отсутствия временных различий, и уже было непонятно, где сон, где явь, где собственные мысли, а где тексты многочисленных посланий Танатолога.
  
   В Древнем Египте и у многих народов прошлого считалось, что сновидения - это мысли богов, которые они хотят донести до людей. И именно из Египта до нас дошла первая книга, в которой были приведены примеры толкования сновидений. Она датируется вторым тысячелетием до нашей эры.
   В Древней Греции и Риме для свершения сновидческих церемоний строились храмовые комплексы, в которых проводились специальные ритуалы для "нисхождения" целительных или пророческих сновидений.
По мнению большинства восточных врачевателей и шаманов Сибири, первым признаком потери связи с самим собой и началом разнообразных проблем и заболеваний является то, что человек не помнит своих снов или не понимает их языка. До сих пор у австралийцев, сохранивших традиции, утро начинается с пересказа увиденного ночью. И оттого, что сновиделось, может изменяться дневной порядок жизни рода.
  
   И все же, несмотря на многочасовые снобдения, отец долго не являлся Викте. А когда явился - тут же заставил ее усомниться в верности избранного пути.
   Тело - черные поля, распаханные в сухожилия, запинающиеся на корневищах-суставах. Ищу его. Он точно здесь. Но пока только незнакомый забор и деревянный сруб. Встречает женщина. Незнакомая, глупая. Надо бы повыведать. Народу тьма. Дайте помогу. Режу мясо, пару кусков для пса в соседнем дворе - разрывается хрипом. Иду одна. Пустой дом, другая комната.
   - Здравствуй, папочка... (Недоволен, молчит)
   Наконец-то я нашла тебя. Я ведь поговорить хотела. Понимаешь. О нас с тобой. Ты это, не сердись на меня, дуру. Ну скажи, что не сердишься, простил...
   (Качает головой). Па, ты чего хмурый такой, аль видеть не рад. Может, не узнал, это я дочь...
   - Ты не моя дочь.
   - Пап, ну не надо, прости. Не сердись, я искала тебя долго и вот, видишь, пришла.
   -Уходи. Не место и не время.
   -Просто скажи, что любишь меня...
   -Я не знаю тебя.
   Викта проснулась от собственного плача. Слезы лились ручьем, над ней склонилось потное и лоснящееся ото сна лицо 12-го адепта Ивана. Среди всех он выделялся продвинутостью и непричесанностью, невероятным количеством пирсинга в теле и оригинальных мыслей в голове.
   -Хочешь курнуть, - как ни в чем не бывало спросил он. А то от этой хрени у нас скоро уже все мозги через жопу полезут. Только не рассказывай, че те снилось. Достали уже этой компенсаторной бредятиной.
   Викта поднялась и вместе с Иваном потопала в туалет, где он уступил ей трон на крышке унитаза, а сам уселся прямо на грязный кафельный пол. Ежась от пробиравшей спросонья нервной дрожи Викта наблюдала, как заученными движениями Иван забил и "взорвал" косяк.
   - Слышь, мать, валить отсюдова надо. А то нас, глядишь, скоро закапывать живьем начнут для практики. Слышь, че мне рассказывали. После практики расслабления, всех этих "надутых шаров", "свинца" и "левитации руки", нас начнут погружать в состояние осознанной смерти. С выездом на кладбище на летние каникулы, гыыы, - Иван поперхнулся дурью и дурацким смешком, протянул Викте гильзу.
   -Не прокашляешься, не попрет. Так слышь, типа закапывая себя, человек оставляет в могиле свою худшую часть, которая мешает ему быть счастливым.
   - Кажется, это уже было: масоны хоронили себя, и в других мистериях это был этап. Христиане вообще на трупах и смерти помешаны, - сдавленным голосом произнесла Викта.
   - Та не, тут конкретный прикол, как лекарство от всех болезней и неудач. Прикинь, бизнесмены лезут в могилу за деньгами. Вроде того, что за ночь, проведенную в могиле, найдут ответ на вопрос, как заработать еще больше. Или ваще, гыыыы, приводят на тренинг сотрудников офиса, чтобы успешной была вся команда.
   - Да... Интересно, как объяснить шефу, что тебя еще рано хоронить, - Викту стало пробивать на ха-ха.
   - Кроме шуток, не нравится мне эта фигня. Буду я сваливать. Давай, "пятку" добью, - Иван завернул тлеющий огарок папиросы кверху и уже почти обжигаясь высасывал из нее последние капли дурманящего дыма. - Полумеры все это.
   Спустя время Викта сотни раз вспоминала эту фразу, с горечью думая о том, как случилось, что до ее затуманенных марихуаной мозгов истинный ее смысл дошел слишком позно... А тогда. Тупо вернулась в комнату и завалилась спать. Ей приснилось, что она - модератор чата. Перед ней: большой экран, по которому бегут тексты, а она сосредоточенно отлавливает спам и флуд.
   Добавлено: 23:06:07 Люди не меняются. Но они могут изменять свои способы быть. С любовью, Татьяна Push Very Happy
   Фанат гештальт-подхода Зарегистрирован: 15.11.2004 Сообщения: 3258
   Я знаю, есть новое серьёзное направление в психотерапии - танатотерапия. Автор метода, Владимир Бacкaков, Институт Tанатотерапии. Это телесная терапия. Близкая к гештальту. Говорят, работает. Некоторые знакомые в восторге. Но с этим закапавынием, имхо, связь лишь виртуальная. Тут что-то другое. Хотя смысл похож - умирание, в том числе телесное, "понарошку". ...С закапыванием - какой-то жесткач, по-мойму. Confused Страшно. Surprised
   Знахарь. Зарегистрирован: 27.09.2004 Сообщения: 1219
   Не, знаю. Он доказывает что это его теория, а остальные спёрли. Сам слышал. Smile
   И вообще он смерть изобрел. Smile
   Как в фильме Майкл главный герой - архангел Михаил в исполнении Траволты ходил и расказывал что он, например, изобрел "очередь в туалет" Smile
   Я думаю это уже было изобретено лет 5000 назад, а он это переосмыслил и развил, если он конечно не есть воплощение Анубиса. Smile
   Добавлено: 00:39 Isa писал(а):
   Это все просто цветочки...
   Вот мой знакомый настоящую 6-иминутную клиническую смерть пережил после аварии. Говорит, сам себя сверху видел лежащим в луже крови и медиков, которые его спасали. Единственная разница в том, что хочешь говорить, кричать, что ты все видишь и слышешь, но не получается. В раю побывал, представляете! Говорит там все в белом и с улыбкой на лице... Одни прогуливаются, другие лежат на газоне и книгу читают... Very Happy
   Добавлено: 00:42 Ну таких экстримальных тренингов пока нет... Хотя уже описаны у Вербера "Танатонавты" Smile
   Perezz!! Добавлено: 01:08
   Ужос. И в тоже время интересно было бы подержать за руку человека вернувшегося "оттуда". Только не врёт ли? Чёйто быстро он рай попал. Confused У нас вроде так не принято. Недельку пока на земле тусуются потом ещё пару между небом и землёй, потом суд и уж потом только определяют окончательную дислокацию. А он как-то уж очень быстро: 6 минут, а уже везде успел! Confused Прямо все традиции нарушил!
   Mad Ну а как он сам то, Isa, джана? Поменялся как-то? Смеётся тоже ходит постоянно?
   Некто: Ага, ходит, повесился в ванной на змеевике)))))))):
  
   - Просыпайся, слышишь, Иван повесился в ванной на змеевике, - сквозь вату плотно скрученных в рулон видений услыхала Викта.
   - На каком змеевике?- абсурдный вопрос и резкое пробуждение. -ЧТО?
   Рыдающая девушка-тень, самая незаметная и тихая из адептов тряслась у ее изголовья. -Ивааан, на ремне от брюк...
   Викта не успела его увидеть, наставники уже входили в квартиру, занятия начались. Дверь в комнату была прикрыта, и о том, что происходило в ванной и прихожей, - можно было только догадываться. Адепты шушукались, но вопросы в открытую не задавали. Тень впала в состояние близкое к трансу, и тоже помалкивала. Викта в тысячный раз прокручивала в голове ночную беседу с Иваном: слова, интонации, мысли. Но ей и в голову не приходило, что на самом деле задумал этот странный парень. Все, что он говорил, звучало так здраво, куда более здраво, чем отдельные лекции в миссии. Но Викта никогда бы не подумала, что приглашение "валить отсюда" наполнено таким смыслом. Роковой змеевик представлялся ей реальным клубком змей, обвившихся вокруг Ивановой шеи смертельным удушьем. После условного обеда и ритуального напитка из трав принесли новое послание от Танатолога.
   "Братья! Настал час оттолнуться обеими ногами от реальности, пропустить через свои энергетические каналы то, ради чего мы здесь собрались. Наступил момент истины. Первый из нас достиг своей цели. Первый сбросил ложный покров стыда и страха, что в сознании несведущего обывателя окутывает явление смерти и перехода. Первый из нас постиг ее величие и свободу от условностей, поднялся над собой, над своей человеческой природой, которая преподносит нам избитую догму "Любите детей и любите Жизнь" вместо истины. Любите себя и любите смерть, - говорю я Вам. Ибо нет большего наслаждения, чем освободжение, нет выше призвания, чем спасение, нет идеальней трансформации, чем осознанное путешествие в Царство снов и цитадель вечного бытия.
   Это урок всем нам. Урок познания и презрения собственной плоти во имя главного. Момент обретения вселенской мудрости. Каждый из живущих людей знает, что умрет. Но никто не верит, что умрет. Пока не очистится от скверны эгоизма и самовлюбленности, пока не перестанет подменять понятие СЕБЯ разрушающейся от времени посудиной. Что есть жизнь? Вялотекущая форма смерти, ее несовершенное дитя, глупейшее и порочное. Не стоящая слез формальность, которая покидает нас без сожаления и родственных чувств. Смерть же всегда в нас и с нами. И наша миссия - установление с ней максимально полного и реального контакта. Человек силен тем, что свою судьбу держит в своих руках. Скажем себе, братья: я, а никто другой хозяин своей жизни и смерти. Отвоюйте себя для себя самого. Скажите себе и миру: Я принимаю тебя Танатос, я растворяюсь в тебе, Танатос, я - суть Танатос.
  
   С того времени, как Викта ушла от Егора, прошло несколько месяцев, и она вдруг слегла. Однообразное скудное питание, отсутствие свежего воздуха и физических нагрузок, хронический недосып сделали свое дело. И еще: она поняла, что окончательно запуталась. Тот путь, что еще недавно был наполнен смыслом и казался спасением, стал новым пленом, изощренным обманом, позорной ловушкой, которая захлопнулась гораздо раньше, чем Викта смогла ее распознать.
   Смерть Ивана заставила Викту встряхнуться. И чем больше она думала над произошедшим, тем больше сомнений жалили изнутри. Самоубийство - это первое, в чем не было никакой уверенности. Но тогда... Тогда просто становилось муторно и жутко. И неприятие ее отцом, пусть во сне, несло в себе тот же трагический смысл. Викта попалась. Отрезвление наступило и терзало ее жестким похмельем. Она потеряла восприимчивость к тем словесным помоям, которыми промывали души адептов наставники. Вместе с естественным чувством самосохранения к ней вернулось критическое отношение к действительности, и теперь оставалось только удивляться, как столько времени Викта могла быть подвержена влиянию этой фантасмагории.
   - Сама во всем виновата, - болело внутри, - для живого человека она впустила слишком много смерти в подвал своего сознания. Своим поиском ее сути она день за днем будто впитывала энергетику умирания, приоткрыла запретную дверь до срока и бездумно расшаркнувшись в книксене покорности перед ее величием лично пригласила войти Смерть в свою жизнь. Как она могла зациклиться на этом, заживо похоронить своих близких, свою любовь, привязанность, все, чем была ценна для самой себя. Ее ребенок. Что за наваждение могло заставить ее столько времени даже не вспоминать о нем?!
   Одновременно с тем, как Виктория набиралась решимости, наставник принес ей радостную весть: ей пора переходить на новый уровень Знания. Путь открыт и теперь все зависит только от самой Викты, она уже не та, кем была, и должна полностью отречься от прошлого и выбрать себе новое имя, начать новую страницу. Но сначала ей предстояло вернуть долги.
   Викте принесли пакет документов: свидетельство о смерти отца, ее
   заявление о вступлении в права наследования, реестр движимого и недвижимого имущества, которое ей досталось и счета. Многочисленные счета с астрономическими суммами: за обучение в академии танатологии, проживание, питание. Ей-богу, если бы она прожила все это время в пятизвездочном отеле на берегу Индийского океана на полном пансионе, это обошлось бы дешевле.
  
   "Танатос" 5*
   Танатос - небольшой пятиэтажный семейный отель, расположен в новой части города в 100 м от пляжа.
В номерах: душ, туалет, TV, холодильник.
  
   Викта все подписала. Но решила быть хитрее, и свое решение не озвучила. Нужно было дождаться, пока будут соблюдены все юридические формальности, и она сможет рассчитаться. Было ясно, как белый день, что без этого мечтать о свободе было бы бессмысленно. Так же спокойно (не до материального нынче было) она в присутствии нотариуса подписала доверенность о передаче права подписи и юридическом ведении своих дел на имя неизвестного ей человека.
   Виктории объяснили, что ввиду ее положения и состояния здоровья врядли она лично сможет заняться оформлением бумаг. Но ей охотно помогут ее братья. В последнем Виктория ничуть не сомневалась.
  
   *************
   Танатолога увидела спустя несколько дней после того, как на старой задерганной копейке ее прямо из квартиры привезли в загородный домик с выходом к реке, несколькими деревянными постройками и густо заросшей сорными травами террасой. Стояли последние майские яркие дни, когда поцелуи лета еще холодны, но весенний сплин уже не имеет над природой прежней власти.
   Она встрелила его в садике: плавные волны пшеничных волос длиной до плеч, женственная высокая фигура в не по погоде толстом белом растянутом свитере и потертых джинсах. Удивительно светлое тонкое лицо, длинные пальцы. Богемную внешность дополнял мягкий вкрадчивый голос, прищуреный обволакивающий взгляд, - полное несоответствие ее мужскому идеалу. Они долго говорили, сидя в беседке, лучи охлаждающегося солнца просеивались сквозь золотистые нитки его волос и раскладывались в радугу прищуренных ресниц. От его пристального взгляда клонило в глубокий младенческий неуправлямый сон.
  -- Общество покоится теперь на соучастии в совместно совершенном
   преступлении, религия - на сознании вины и раскаивания, нравственность - отчасти на потребностях этого общества, отчасти на раскаянии, требуемом сознанием вины, - говорил он.
   - Смерть во все века и у всех народов несла отпечаток таинственности и мистичности. Непредсказуемость, неизбежность, неожиданность и подчас незначительность причин, приводящих к смерти, выводили само понятие смерти за пределы человеческого восприятия, превращали смерть в божественную кару за греховное существование либо в божественный дар, после которого человека ожидает вечная и счастливая жизнь. Веками это явление было столь сложным и непонятным, что, казалось, находится за пределами человеческого познания. И лишь постепенно накапливающиеся робкие и вначале довольно элементарные попытки оживить человека и случайные успехи при этом разрушили эту непознаваемую стену, делающую смерть "вещью в себе".
   Попытки ученых определить принципиальные различия живого и неживого делаются уже достаточно давно. В прошлом веке француз Танглю определял смерть, как общее свойство всех живых. Один из основоположников танатологии Биша говорил, что жизнь - это совокупность явлений, противящихся смерти. Классики диалектического материализма подвергли эти представления критике за их метафизический подход к решению сложной проблемы и Энгельс в "Анти-Дюринге" написал: "Жизнь есть способ существования белковых тел, и этот способ существования заключается по своему существу в постоянном обновлении их химических составных частей путем питания и выделения" и далее "Жить значит умирать".
  -- Жить значит быть живой. Я не могу представить в цветущей молодой женщине процессы распада и гниения. Зачем жить, если только день за днем приближать конец.
  -- Но ведь никто еще не придумал, как его существенно отдалить. Просто человеку по своей эгоистической природе трудно смириться с разрушением такого совершенства, как он сам. Но ведь мы живем только потому, что ежесекундно умираем: отмирают клетки кожи, выпадают волосы и прочее.
  -- Ну да, где-то я об этом читала. Жизнь - это болезнь от рождения...А как же диеты, системы питания, здоровый образ жизни, генетические эксперименты и валеология, пластическая хирургия...
  -- Чушь собачья. Искусственное смещение системы общественных ценностей в сторону жизни и делает смерть в сознании людей - горестной и омерзительной. А тех, кто служит ее культу - изгоями и моральными уродами. На самом же деле смерть не трагична. Может быть патетична, но трагедии в ней нет...
  -- Но если изначально все устроено совсем не так, почему люди этого не знают. Почему религии говорят о другом?
  -- Именно об этом: жизнь, как черновик, бренность, как подготовка к главному - смерти, а там уже вечной жизни, реинкарнации и прочая, в зависимости от вероисповедания
  -- А тибетские монахи?
  -- Буддизм очень отличается в своем отношении к смерти от христианства и мусульманства. Высший смысл существования выносится ими за пределы парадигмы жизнь-смерть-бессмертие. Нет смысла и блага ни в перероджениях души, ни в скушном бессмертии. Достижение нирваны, духовного просветления на фоне одинаково спокойного отношения и к жизни и к смерти. Или соединение твоих энергий с микрокосмом, как в японской философии.
  -- Но люди все равно боятся смерти.
  -- Индустрия. Антирелигия промышленных монстров. Мы рабы стереотипов и нам успешно продают страх смерти вместе с косметическими и хирургичскими новинками, абонементами в спорткомплексы и блюдами дорогих ресторанов, билетами на самолеты и туристическими путевками - надо успеть посмотреть мир до смерти! Или ты хочешь сказать, что в бесконенчной погоне за потреблением этого суррогата есть смысл?
  -- Но тогда страх все же конструктивен, он движет эволюцией, развитием продуктивных сил общества причем во имя жизни, а не наоборот.
  -- И развязываются войны за передел этого "совершенства", создается все более изощренное оружие уже массового поражения, уничтожается флора и фауна, отравляется окружающая среда, - это все, скажешь, во имя жизни? Эволюция - это диссертация о смерти, а судьба каждогоиз нас - школа умирания.
  -- Значит все бессмысленно, значит каждый день нужно чувствовать, что ты подыхаешь, медленно, но уверенно. Мучительно. И что тогда рождение новой жизни - зароджение новой смерти, а убийство - спасительная евтаназия?
  -- Все неоднозначно. Особенно в случае с эвтаназией. Так, в апреле 1989 года футбольный фанат во время столкновения после матча получил тяжелую черепно-мозговую травму и в состоянии мозговой комы находился четыре года. Его жизнедеятельность также поддерживалась искусственно. Просьбы родственников об ускорении смерти несчастного не получили отклика со стороны врачей, так как подобные действия по законам Великобритании являются убийством. Проблема Тони Бленда (именно так звали этого футбольного фаната) рассматривалась палатой пэров, которая приняла решение. Ускорять наступление смерти путем введения каких-либо веществ нельзя - это убийство, но необходимо отключить искусственное питание, что и было сделано. После этого несчастный умирал 20 дней от голода.
  -- Но что же тогда мораль, закон...
  -- Есть один закон - неизбежность... Принцип такой: мешает любовь - переступи через нее, мешают друзья - откажись от них, мешают социальные ценности - наплюй. Это новая совершенная философия мира. Когда-то momento mori означало по сути то же, что "торопись жить", сейчас это призыв: учись умирать...
  
   Викта назвала себя Лерой. И вот эта Лера проснулась ранним утром с осознанием полного душевного отупения и обостренным чувством ответственности. Ей словно нужно было куда-то идти, показалось, кто-то звал ее... или ждал. Шевельнувшись, она почувстовала, что-то тяжелое на ноге - цепь - увидела через секунду.
   Абсолютно обнаження субстанция вышла на веранду. Сегодня не было привычно накрытого стола, фруктов, ароматного кофе, без которого она себя не мыслила, не было вообще никакой еды. Чувство голода влекло ее вглубь дачного участка, но цепь, тянувшаяся от мощного кольца, сросшегося с бетонным полом, не отпускала ее дальше, чем метров на десять от входа. Ей все же удалось отыскать побитые червем и землей молодые яблоки и несколько твердых зеленых абрикос на ветке дерева.
   Обойдя отведенную ей территорию и покричав, Лера убедилась, что она совершенно одна, приблизившись к высоким воротам - что заперта. Глядя на каменный двухметровый забор - что ее никто не увидит, а, возможно и не услышит. Собственно, не будь она так измождена и ослаблена, можно было и побороться, но чего-то главного, хоть и неопределимого, для бунта не хватало. Лерка вернулась в дом, улеглась, и уставившись в потолок стала ждать Танатолога.
  
   Так прошло два дня. Периодически она начинала метаться, орать, беситься, но от этого еще больше иссякали ее силы. Она съела все, что могла найти мало мальски подходящего, а еще через несколько дней, ослабев, все, что хоть приблизительно можно было съесть. Чтоб отвлечься и уснуть - мастурбировала до потери сознания, и когда ее захлестывали волны, она видела перед собой его приковывающий взгляд.
   На пятый день приехал Танатолог. Он был не один. Высокая тонкая блондинка с узким лицом и запястьями, красивая той естесственностью, которая так идет светловолосым дамам, загорелая и упругая, как на картинке. Словно не замечая Лерку, из модной пляжной сумки она принялась выкладывать продукты. Аромат запеченной курицы и специй ударил Леру под дых, она попыталась встать и провалилась в туман.
   Пришла в себя оттого, что блондинка ввела ей в вену какой-то препарат.
   - Поешь немного. Совсем чуть-чуть, а то снова отрубишься, - нежно сказала она.
  -- Зачем на меня одели цепь?
  -- Это очень эротично, ты не находишь? Хочешь принять душ?
   Лера выпила залпом предложенный коктейль и почувствовала себя немного лучше, правда тут же появилась дурнота, ее затрясло, снова потемнело в глазах. Не чувствуя больше сил, Лера попросила уложить ее в постель.
   Когда она проснулась, голая блондинка спала с ней в одной кровати, обняв за талию и закинув на нее изящную ногу с браслетом на щиколотке. Цепи больше не было. Лерка шевельнулась, та открыла глаза.
  -- Ну что, будем завтракать? - хрипловатым отто сна, но бодрым голосом предложила она.
   Лере уже не хотелось есть, но она заставила себя проглотить принесенные чужой дамой вкусности.
  -- Пойдем поплаваем?
   Терраса уходила к реке, небольшой мосток с облепленными ракушняком опасными ступеньками, о которые Лера тут же порезалась, и ощущение безграничного счастья от прикосновения с влажной прохладой, от ее глубины и простора, от неба, целующего волны, от солнца, отражающегося в глади и слепящего глаза... Лерка заплакала от переполнивших ее эмоций. С жестким плеском раздвигающейся водной толщи к ней подплыла Мара.
  -- Я Мара, - сказала она.
  -- Я Лера.
  -- Ты мне говорила.
  -- Когда?
  -- Сегодня ночью, - Мара кокетливо улыбнулась и покраснела, так как краснеют только натуральные блондинки, залилась краской, что, впрочем, ее ничуть не испортило.
  -- Мы разговаривали?
  -- И не только!
  -- А что еще?
  
   Мара нырнула и выплыла далеко впереди, уверенно подплыла к ступеням и почти выпрыгнула из воды, схватившись за ржавеющие поручни и легко подтянувшись на крепких тонких руках. Капли воды заискрились на ее загорелых ягодицах как осколки разбитого тончайшего прозрачного стекла, она тряхнула волосами и обернулась, протянув руку Лере. Та сжала ее пальцы так сильно, как только сумела, и потянула вниз. Улыбка исчезла с Марыного лица, но она не поддалась. Зафиксировавшись, резко дернула Лерку на себя.
  -- Дура, - почти прошипела.
   Через пару минут Мара уже говорила с Танатологом. Он появился так же быстро, как исчез тогда - словно бы ниоткуда. Его взгляд был спокойным.
  -- Меня удивляет, Лера, что ты проявляешь агрессию. Много времени и сил я потратил на то, чтоб открыть тебе истинный смысл отношения к жизни и смерти. Мара очень заботилась о тебе, - кивнул он в сторону блондинки, которая снова вошла на веранду со шприцем в руке. - Мне казалось, ты готова к испытаниям, ведь ты сама пришла к нам в поисках сути смерти, причем смерти в гармонии с собой.
  -- Я передумала, я хочу жить.
  -- Ты меня разочаровываешь. Никто не пытается отнять у тебя это право. Но ты уже посвящена и должна пройти путь к знанию до конца.
  -- Теперь я знаю, что это. Я отдам все, что у меня есть, все деньги...
  -- Отдашь, чтобы жить? А мне казалось, ты одна из наших лучших учениц. Тебя не ждут там, - он кивнул головой в сторону забора. Тебя уже даже не ищут. С тобой попрощались, если хочешь - похоронили. Там - тебя уже нет.
  -- Но меня нет и здесь.
  -- Это лишь этап. Просто недостаточная еще устойчивость ментальных установок.
  -- Какие к черту...
  -- Не ругайся, Лера, современная танатология выше понятия смерти на уровне средневековых чертей и кипящей смолы. "Прирученная смерть" рабовладельческих сообществ, где позиция "все мы смертны" движет миром, давно в прошлом. Мы прошли целых пять этапов ментального осознания смерти. Через la mort de Soi и восприятия ее как личной ноши к рассмотрению ухода ближнего частью общей арифметики смерти и даже "перевернутой смерти" - заговора молчания вокруг имени умершего.
  -- Прекратите, я не хочу слушать больше этот бред...
  -- Я согласен с тобой. Это сущий бред. Все эти теории и исследования глобально не повлияли на отношения в парадигме человек-смерть. Никто не приблизил человечество к пониманию, что именно Танатос - альфа и омега, а вовсе не кто-то другой.
  -- Вы говорите страшные вещи!
  -- Что тебя страшит? Небесная кара? Но ведь и тебя мало утешали христианские постулаты и добродетели, раз ты присоединилась к нам. Помнишь, у Ремарка: "Да и что, в сущности не получено нами от покойников? Наш язык, наши привычки, наши познания, наше отчаяние - все!" Взгляни на мир, освободившись от стереотипов. Все, что мы называем жизнью, есть лишь бесконечное путешествие от могилы к могиле. "Кто научился смерти, тот разучился быть рабом". Это Сенека. Или мысль древних для тебя тоже пустой звук?
  -- Да что Вы? А я другое помню. Его же: "К смерти надо идти без ненависти к жизни" и он не принимал суицид, насколько я знаю...
  -- Да, если это проявление страха перед смертью, а не осознанный выбор. Но ты права в главном, даже если перецитировать всех гениев философской мысли от античности до наших дней, это не сроднит нас со смертью. Так было раньше. Но я знаю путь. Единственно правильный и близкий. И я здесь, чтоб научить человечество умирать.
   Нежно поглаживающая Леркину кисть рука Танатолога трансформировалась в жесткий проволочный спрут и обездвижила Леру. Иглу под кожей - вот последнее, что почувствовала она.
   В этот раз Лера очнулась ночью. Она не знала, сколько времни прошло в том странном состоянии, в которое она погружалась под действием препарата. На ногах явно чувствовалась тяжесть - ее опять посадили на цепь, но уже подлиннее...
   В полусне она увидела себя лет через 10, подумалось. В белом пальто перед зеркалом: красивую и удивительно спокойную. Самое необычное - это было ощущение какой-то отрешенности, эмоциональной окаменелости, холода внутри. Лера в белом вышла на прогулку и пошла по большому кольцу, в центре которого был зеленый газон. О, это был не простой променад. По обе стороны дороги, по которой она брела, стояли и ходили люди из ее прошлого, но тоже лет на 10-15 старше. Она увидела подругу Лариску - цветущую молодую бабу, купающуюся во внимании мужчин - располневшей и поблекшей, одиноко прохоживающейся с дурноватым кокером. Своего бывшего парня - подающего надежды музыканта - спившимся забулдыгой. Неприглядного вечно будто неумытого кореша своего бывшего мужа - альфонсом при богатой не первой свежести и молодости тетке - прикинутого, с безупречной протезированной улыбкой. Увидела свою Ленку - с волосами рыжего цвета, в вульгарном прикиде, неприлично заливающуюся натужным смехом и еще многих, многих...
   Лерке захотелось пить. На веранде вновь отсутствовало питье и съестное.
  -- Суки, - сдавленно выругалась Лерка и выплелась вглубь сада. Пожевала черешен, до которых смогла дотянуться, выудив по капле отстатки слюны из усохших желез. И с неожиданным энтузиазмом принялась искать что-нибудь тяжелое - цепь нужно было снять.
   Увлеченная исследованием местности, шаря нервными руками по темной земле, она не заметила сразу, как в поле ее зрения появились мужские ботинки. Почти одновременно с тем, как ее сознание среагировало, сильный удар ногой в живот, а потом в лицо заставил ее скорчиться и потеряться. Дальше была только боль.
  
   Ленка перечитывала дневник, беспрестанно жуя попавшие под руку сладости. Последнее время ее обуревал неудержимый неутолимый голод. До потери сознания и приличия. Жутко хотелось сладкого. Результаты подобного состояния уже давали знать о себе: 5 кг в плюсе, округлившиеся формы, обострившийся целлюлит.
  -- Наверное от отсутствия секса, - задумчиво разглядывая себя думала она.
   После разразившегося скандала ее жизнь постепенно вновь вошла в привычную пресную колею. Вовчик хотя и не носил ее больше на руках, с дальнейшим присутствием Ленки в своей жизни видимо смирился, а может все-таки любил.
   Леночка поборола в себе желание пойти проведать Егора. Понимала: ни к чему это, да и осложнения не нужны. Совесть ее не мучила, больше волновала собственная судьба и отсутствие материального благополучия. И раньше прижимистый муж стал неприлично скуп, в каждой ее покупке и даже самом стремлении хорошо выглядеть усматривая угрозу собственному мужскому достоинству и теперь очень больному самолюбию. - Не доверяет... А почему, собственно, после всего он должен ей доверять. Плетясь из библиотеки в своих прошлогодних не модных босоножках Ленка с завистью и восхищением рассматривала рабочих девчонок, слетающихся по мере заката к центральным заведениям города. Они были шикарными, дорогими, оголенными, наглыми.
   Ленке в такие моменты вспоминалась Витка. Что с ней - отставалось загадкой, но, углубившись в меру своих умственных возможностей в аспекты психологии, наблюдая за жизнью знакомых и прочтя ее дневники, Лена была уверена - Викту подвела ее заумность. Она всегда слишком много знала, читала, думала. И при этом хотела жить легко и красиво.
   Леночка поймала себя на мысли, что не стоит думать о подруге плохо, вдруг ее нет в живых.
   Так тщательно выстаиваемое приключение с Егором и его трагическа развязка не только не помогли Аленке стать собой, а напротив - усугубили внутренний раскол и добавили комплексов. Глядя на завораживающие витрины бутиков она впивалась ногтями в ладони и с деланно независимым видом шла прочь - дескать, я выше этого.
   Постепенно презрение к Вовчику достигло точки кипения, и в тот день, когда она уже практически решила подать на развод, ей стало дурно в переполненном автобусе, а на приеме у врача Ленка узнала, что беременна. Срок явно указывал на Егора.
   Вернувшись домой Ленка бросилась к Вовчику на шею:
   - Милый, я беременна!
   Вовчик сухо кашлянул, но ничего не сказал.
   -Ты что не слышишь? У нас будет ребенок.
   Отвернувшись и глядя в окно Володя сухим словно натреснутым голосом сказал:
   - Я хочу пройти тест.
   - Какой тест?
   - Генетическую экспертизу. Определяющую отцовство. Это не может быть мой.
  
   Инна приготовила документы для паспортного контроля. Еще пару минут и знакомые очертания павильона аеропорта Борисполь вызвали приятную дрожь во всем теле. Дома. С ксивами вроде бы все без проблем. Гречанка украинского происхождения Инес Илиадис, - ухмыльнулась она про себя.
   Егор тогда не успел сказать Леночке многого. Что покаянное письмо Инны было уже вторым по счету и носило скорее деловой характер. В первом, полученном несколькими месяцами ранее Инка "чистосердечно" раскаивалась и признавалась в том, о чем Егор догадывался и без нее: что провернуть операцию еще задолго до предоставившегося случая ее уговорил Суета, и что Егора предполагалось просто попугать и развести на бабки. Далее следовала пространная эпистолярная сага о любви, предательстве и лжи. О том, что Серый ввел ее в заблуждение, рассказав, что Гоха давно не только трахает баб направо и налево, но и живет на два дома и прихватив первую же серьезную сумму хочет свалить вместе со своей шлендрой, оставив Инну у разбитого корыта. И что готовит для нее подставу, поскольку во всех документах фигурирует именно она. И что срок ей светит, якобы, немалый.
   Что именно Серега свел ее с директором "туристического агентства" экс-ментом Колесником, который был настолько мил, что не только утешил "убитую горем" Инну, но и предложил ей работу за границей. Их отношения продолжались около полугода, пока Инна не узнала о предстоящей Егору крупной сделке. Был разработан план, в соотвествии с которым Инне нужно было сообщить о времени возвращения мужа и не высовываться... И, конечно же, ей, Инне, не досталось ровным счетом ничего из украденных денег, а то, что она продала или заняла для поездки, у нее, несчастной, тоже отобрали...
   В следующем письме, выдержав паузу, Инна уже не сентиментальничала, а перешла сразу к делу. Она предложила бывшему мужу вернуть все, что взяла в обмен на гарантии собственной безопасности и непреследование ее Егором. Правда, денег у нее пока не было, но она рассчитывала довольно быстро их заработать, опробовав в действии схему, подобную той, от которой сама пострадала в прошлом.
   Авантюристка Инка рассчитывала все организовать "по уму", через подставных лиц, которых собиралась использовать втемную и многочисленные фиктивные фирмы, сферой деятельности которых был бы уже не туризм, а трудоустройство за границей. Принимающую сторону и трансфер украинских "танцовщиц" собирался взять на себя Инын спаситель сеньор Пьезо.
   От Егора ей лишь требовалось получить координаты нескольких доверчивых лошков, которые бы ничего не знали о ней и не отличались аналитическим складом ума. Словом, ей нужны были готовые овцы. Рисковать или терять время на поиск она просто не могла. А кто, как ни Егор, с его сферой деятельности и чутьем на таких людей, мог ей помочь.
   Никому не сказал Егор и о том, что первым же телефонным номером, который он успел сообщить Инне до задержания, был номер мобильного Аленки, плюс адрес и описание внешности девушки.
  
   *****
   В кабнете врача было холодно и неуютно. Распятая в гинекологическом кресле Ленка мелко дрожала и проклинала себя за то, что не прихватила вместе с халатом какие-нибудь носочки. Она не спала всю ночь, обуреваемая слезливым паническим страхом и почти уверенная в том, что результаты предстоящего теста разрушат ее жизнь окончательно. Отчаяние и безысходность - все, что она еще способна была ощущать. И паника. Она так и не успела понять, как случилось, что весь мир вдруг ополчился против нее, что ей не было больше места в этом дурацком житейском пасьянсе.
   Аленка ревела и боялась все больше и больше. Она боялась Вовика, родителей, соседей, которые перемоют ей все косточки, завтрашнего дня, и всех последующий дней, боялась думать о том, что будет, и боялась что не будет ничего. А поэтому никому не сказав с самого утра обреченно поплелась к знакомой акушерке. Ей пришлось отдать всю заначку, да еще и собственное золотое колечко придарить по старой дружбе.
   Тошнило, ныло и тянуло внизу живота, кружилась голова, низкое журчание аппарата-убийцы сливалось с хрипобульканьем стеклянных щупалец, высасывающих из нее прошлое и будущее одновременно. Еще пару минут, и он захлебнулся в кровавой оскоме, а Ленка потеряла сознание.
   Никто не предполагал, что во время рядового микроаборта у нее откроется сильное кровотечение и резко упадет давление. Как и того, что осложнения наслоятся на врожденную патологию и поставят крест на ее детородных возможностях.
   А еще никто так и не узнает главного. В тот день прервалась едва начавшаяся жизнь Вовкиного сына...
  
   ***********
   Очнувшись от резкого толчка под ребра Егор не успел толком открыть глаза, как тут же ослеп от нового удара. Ее нашли - узнал он. Она мертва - понял сразу. Дальше - туман.
  
   "Местные ведомости", N 35
   Убийство в центре города
   20 июля в переулке Межевом, что ведет к центральной площади города, был обнаружен изуродованный труп молодой девушки. После проведения оперативных мероприятий установлена личность погибшей - это 26-летняя жительница обласного центра, исчезнувшая около полугода назад. Потерпевшая найдена с многочислеными травмами и увечьями, в состоянии крайнего физического истощения. Как утверждают специалисты, не смотря на это, в случае оказания неотложной помощи девушка могла остаться в живых. Обстоятельства смерти уточняются. Где находилась девушка после исчезновения, мотивы и личность преступника пока неизвестны. По делу ведется следствие.
  
   "Справи", N 74
   Викинувся з четвертого поверху "палацу правопорядку"
  
   Минулого четверга близько 14 години один iз пiдозрюваних в органiзацiї системи збуту наркоотрути викинувся iз четвертого поверху будинку, в якому розташований вiддiл внутрiшнiх справ. Цей тридцятишестирiчний чоловiк при падiнi переламав хребет у двох мiсцях, отримав численнi пошкодження внутрiшнiх органiв та закрыту черепно-мозкову травму. Як повiдомив перед смертю пiдозрюваний своєму захисниковi - викинутися з вiкна його змусив страх не перед покаранням (винним вiн себе не визнає), а перед тортурами, якi вiн зазнав.
   Пiд тортурами стверджує С.Береза було й написано її довiрителем так звану явку з каяттям. Крiм застосування звичного в таких випадках протигаза iз закритим клапаном (про нього ведуть мову багато осiб, якi скаржаться на незаконнi методи дiзнання), пiдозрюваного катували ще й електрострумом шляхом пiдключення до вух проводiв вiд магнето (генератора). Характернi слiди на вухах, залишенi зажимами-"крокодильчиками", вже зафiксовано мед експертом. Саме тортури електрострумом пiдштовхнули ii пiдзахисного, каже С.Береза, накласти на себе руки. С.Береза розцiнює те, що проробляли з її клiєнтом в мiлiцiї, як доведення до самогубства.
   "це вже не перший випадок, коли затриманий викинувся iз вiкна мiлiцейського будинку, - каже адвокат, -Чому громадяни iдуть на такий крок? Ось на це запитання я сподiваюся почути вiдповiдь вiд тих же спiвробiтникiв прокуратури, якi здiйснюють нагляд за дiзнанням i слiдством в мiлiцiї."
   До речi рiк тому наша газета повiдомляла про аналогiчний випадок. Тодi полiт чоловiка з вiкна тiєї ж мiлiцейської установи так i не отримав якої-небудь правової оцiнки. Ще добре, що чоловiковi не iнкримiнували втечу."
  
   Заява центру громадських зв"язкiв УМВС України в областi
  
   Центр громадських зв"язкiв УМВС в областi повiдомляє, що за фактами, викладеними у статтi "Викинувся з четвертого поверху "палацу правопорядку"
   ("Справи", N74), проводяться як службова перевiрка, так i перевiрка працiвниками обласної прокуратури, за результатами якої буде прийнято вiдповiдне рiшення i про що буде повiдомлено громадськiсть.
   Мiлiцiя, як i ранiше, одним iз основних своїх завдань вважає боротьбу з незаконним обiгом наркотичних речовин i надалi виявлятиме та перекриватиме канали надходження в регiон наркотичних речовин, знешкоджуватиме органiзованi злочиннi групи та викриватиме окремих осiб, якi прагнуть нажитися на чужому горi, розповсюджуючи наркотичне зiлля.
  
   Никита на скамье подсудимых, "НС"
  
   Уже нет оснований скрывать от общественности ее имя и фамилию. Дело по обвинению Ольги Жовтенко слушается в суде открыто, каждый может в назначенный час войти в зал заседаний, увидеть подсудимую, послушать, как стороны процесса доказывают свою правоту. Речь идет о бывшем сотруднике управления по борьбе с организованной преступностью УМВД в области по прозвищу "Никита", которая обвиняется в превышении власти и применении физического и психологического давления на подозреваемых.
   В свершении инкриминируемых ей преступлений Никита себя виновной не признает. Мол, не обижала ничем одного, не подвергала пыткам второго, а в третьем случае вообще отсутствовала на рабочем месте ввиду прохождения стационарного лечения. Но цену таким справкам хорошо знают и в милиции и в суде. "Могу ли я, женщина, заниматься подобными вещами", - такова была позиция Ольги Жовтенко в суде.
   Сотрудники милиции, в качестве свидетелей дававшие пояснения и отвечавшие на вопросы участников процесса традиционно не сказали ничего такого, что могло бы повредить подсудимой. Она и характеризуется позитивно, и поощрений у нее - пруд-пруди! И в ЦРЛ она действительно лечилась, а если и отлучалась, то не для того, чтобы проводить дознание, а чтобы, например, помыться дома. "Нормальная девушка, а жалобы на нее - это бандитские штучки, - заявил один из сотрудников спецподразделения.
   Как же будет выглядеть официальный вердикт суда после завершения процесса? Надеемся, он будет объективным. Тем более, что про "подвиги" Никиты готов рассказать еще один человек, Р. Ларнесян, сыновей которого, как он утверждает, в августе пришлого года на протяжении 72 часов удерживали в заключении сотрудники УБОП. После чего один из сыновей проходил лечение в районной рольнице с диагнозом "черепно-мозговая травма, сотрясение головного мезга". Никакого официального обвинения ни одному из Ларнесянов предъявлено не было. Их отец, в свое время пытался оспорить действия сотрудников УБОП, но прокуратура области любезно сообщила ему, что в действиях "правоохранителей" состава преступления нет. Правда, Никита тогда была привлечена к дисциплинарной ответственности.
   ***********
   Не стоит думать, что сотрудник милицейского спецподразделения очутилась на скамье подсудимых так же просто, как просто подбросили наркотик в карман Набутому. Не один месяц прошел, пока возбудили уголовное дело. Через некоторое время оно было прекращено - из-за отсутствия состава преступления. Затем прокуратура возобновила делопроизводство, так как в ответ на просочившуюся в прессу информацию на имя прокурора посыпались многочисленные жалобы пострадавших от Никиты людей.
   И вот она - на скамье подсудимых. Впрочем, ее не отстранили от работы в органах внутренних дел. Хотя в УБОПе она больше не работает...
   Никиту понизили в должности и перевели в районное управление милиции. Где повинуясь призванию и поставленным руководством задачам она развернула активную исправительную деятельность на поприще борьбы с проституцией. Уже очень скоро она значительно улучшила свое финансовое положение, получая долю с этого достаточно прибыльного бизнеса. А когда попала в очередную передрягу (в связи со сменой руководства УВД в области каждый из чинов трясся за свое место и доносы, подставы и наушничество разростались в управлении в геометрической прогрессии) не стала повторять былых ошибок и тут же "слила" крупную птицу - директора сомнительного агентства по трудоустройству "Фортуна" Михайленко Елену - "предотвратив" поставку целой партии местных айседор дункан в европейские бордели.
   Так Никита опять восстановила свои позиции, а Ленка заработала первый срок. Однажды в колонии ей приснилась Виктория, улыбчивая, в обнимку с отцом. А больше за долгие 5 лет ничего не снилось...
   Набутый и Суета прикованы друг к другу навечно соседством могил.
   Инна была у них на Спаса. Приезжала продать квартиру и машину Егора. Официально они не были разведены. Больше в родном городе ее не встречали. От нее осталась лишь охапка алых гвоздик на могиле, которые в ту же ночь были перепроданы кладбищенским сторожем знакомой рыночной торговке. Три штучки из них, по случайности, купил в подарок своей маме страдающий от одиночества Вовик.
   Лика от скуки и ухоженности стала зваться моделью. Снялась для известного мужского журнала. Умерла в Лондоне через 2 года от анорексии. Она была последней в серии подобных громких смертей юных моделек. В мире моды началась компания по борьбе с "нулевым размером" на подиумах.
   Секта Танатолога, попав в поле зрения СБУ, ушла в подполье, но не прекратила своего существования. Количество ее адептов растет прямо пропорционально росту цен и понижению уровня жизни за счет выброшенных на обочину праздника жизни и потерявших смысл существования людей.
   Сменился Президент, парламент и начальство на местах.
   Все остальное - без изменений.
   Здравствуй! Тепер мы вместе. Прости, я не должна была так уходить, но я ушла уже давно. Все по-прежнему, и так же холодно одной без тебя. И без него. Я знаю, он вырастет настоящим мужчиной и никогда и никому на позволит сказать, что я была сукой. Он будет счастлив. Он сумеет жить и чувствовать за двоих. Он никогда не забудет, что не бывает охотников и жертв, есть только жизнь, в которой ты - и хищник и жертва одновременно. И есть смерть, ни один культ которой не имеет отношения к делу, которому якобы служит. Он связан чисто с наслаждением от убийства других людей или собственной смерти. И все. Смерть никого не минует, вслед за убитым идет убийца. Это суть. Она подстерегает тебя там, где ты слаб. Она сбивает тебя с ног и заставляет платить по счетам. Но жертвуя нами, она приносит и себя на закланье вечности. Никто не имеет права забывать об этом. Помни!
  
   Бояться смерти - это не что иное, как приписывать себе мудрость, которой не обладаешь, то есть возомнить, будто знаешь то, чего не знаешь. Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли она для человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают наверное, что она -величайшее из зол.
   Платон
   Первое условие бессмертия - смерть.
   Конец.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"