Альферанц : другие произведения.

Системный сбой

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Всё большее количество учёных сходятся во мнении, что когнитивный диссонанс - есть ни что иное, как проявление человеческого самосознания; способности мыслить осознанно, отыскивать компромиссы, принимать те или иные решения, не противоречащие здравой логике, нести утрату и мириться с неизбежностью, такой, как смерть физического тела.
   Однако на сегодняшний день, всё это лишь голая теория, входящая в раздел междисциплинарного научного направления "когнитивистика" и осмеиваемая противниками данного направления.
  
   Из разговора двух диггеров:
   "Энн, почему ты хочешь в ад?"
   "Понимаешь, Вольт... где ты на небе видел хоть один туннель?"
  
   Ad Inane Precatio. (лат.)
  
   Глава 1. 4 ноября 2003 года. Рязань, Россия. ТРУДНАЯ НОЧЁВКА.
  
   Входа в огромный туннель на этот раз не было. Он остался где-то далеко позади, а оглянуться девушка не решалась. Это нельзя было назвать страхом в буквальном смысле слова, потому что чувств, как таковых не было. Лишь только некая потаённая в глубинах подсознания уверенность. Осознание того, что нужно продолжать двигаться вперёд. В эту спиральную муть, подсвеченную всполохами зеленоватого света. Несмотря ни на что. Просто двигаться.
   Она не знала, куда вёл туннель. Вёл ли хоть куда-нибудь или обрывался на полпути, обозначая стремительное падение в неизвестность... А может и того хуже: мгла продолжалась на протяжении бесконечности, и в этом случае, брести по туннелю придётся вечность, так никуда и не придя.
   Девушка не понимала, как до сих пор не сошла с ума... И что заставило её сунуться в туннель? Каким образом подчинило волю?! Или, может быть, всё происходящее - всего лишь сон? Кошмар, что не желает отпускать просто так, возвращаясь вновь и вновь, как только она закроет глаза, перевернувшись на другой бок, в надежде, что ночная жуть окончательно отстала?..
   Но почему же тогда так сложно проснуться?!
   Откуда-то сбоку повеяло сквозняком.
   Девушка замерла, не решаясь обернуться лицом к пронизывающему ветру. Кожа на руках и ногах покрылась мурашками...
   Нет, она ещё изначально, поняла, что сегодня всё было не так. С самого начала, когда открыла глаза внутри бездны, и до сего момента, как только заново начала осознанно мыслить, переборов ужас; просто упорно надеялась на чудо, как и на забвение, что накроет с головой в самом конце.
   Она вовсе не была лишена чувств. А такого ещё не было. Там, снаружи, когда она просто смотрела на тёмный провал в склоне холма и не решалась сделать первый шаг - ещё да. А потом... Потом её кто-то подтолкнул.
   Да нет же! Дёрнул за руку, как утягивает сейчас в бок, в сторону невидимой, но осязаемой ниши!
   Девушка почувствовала, что всё же просыпается.
   В ушах ревел жуткий вой; слизистую глаз разъедала копоть.
   Запястье правой руки буквально выворачивали из сустава.
   А потом на фоне мглы, во всполохе зеленоватого света, разверзся оскал!..
   В ушах хлопнуло.
   Свет растворился в вертикальных зрачках неведомого существа.
   Кошмар отпустил.
  
   Женя вскочила из-за стола, в ужасе глядя на трясущееся запястье. Фантомная боль не желала отпускать. Пульсировала внутри плоти, гонимая угодливыми нейронами прямиком в мозг! В голове вращалась стремительная круговерть; Женя понятия не имела, свидетельницей чего стала. Но факт ночного ужаса заново имел место быть. Только на сей раз она запомнила! Всё в мельчайших подробностях, чего было недозволенно раньше.
   Или ей просто не позволяли этого сделать, желая вначале довести до конца туннеля?.. Довести в здравом рассудке, потому что она была им зачем-то нужна. Но тогда почему чувства пришли так рано?
   Женя смахнула с ресниц слёзы.
   Обхватила себя руками за плечи и вышла из подсобки.
   В лаборатории повис сумрак. Свет исходил только от экранов мониторов компьютеров, не перешедших в режим "сна".
   Женя почувствовала сдавившую шейные позвонки апатию. По телу, вниз спины, пробежала болезненная судорога. Ноги сделались ватными. Захотелось присесть.
   Она кое-как добрела до "тамбура", отпихнула прочь створки дверей, принялась наощупь рыться в раскачивающейся на вешалках одежде. Естественно, её пальтецо оказалось под самым низом, буквально заваленное прокуренными халатами Целтина. Женя устала объяснять коллегам, что не курит - они упорно отказывалась верить, уверенные, что их водят за нос.
   "Как больные, ей-богу".
   Женя невольно улыбнулась, шаря по собственным карманам, попутно радуясь тому, как непринуждённо у неё получилось сбежать от тревожных мыслей. Но всё только начиналось, и девушке можно было лишь посочувствовать.
   Пластинка барбитала привычно легла в руку - Женя потрошила упаковки прямо в аптеке, не отходя от кассы, под молчаливыми взорами аптекарш, которые потом томно взывали к её сознанию, просьбами не забывать выписанный в больнице рецепт. Нет, это была вовсе не зависимость и не отчаяние. Простая необходимость, потому что, если вдруг случится такая вот ночь, времени на принятие взвешенного решения у неё будет в обрез.
   - Ну вот, снова на исходные рубежи, - прошептала Женя, бросая ворох халатов на разбредшиеся в темноте стулья, и поспешила в уборную.
   Резкий свет от ламп дневного освещения полоснул по сетчатке глаз, оставив яркие оранжевые порезы, словно кто-то поработал скальпелем или когтями.
   Женя невольно поморщилась. Попыталась сморгнуть слёзы - не любила она сначала прикасаться к ручке уборной, а потом лезть пальцами в глаза, - а ничего стерильного с собой не прихватила.
   - Ну же, соберись, подруга, - попыталась взбодрить себя Женя, глядя на расплывающееся отражение своего лица внутри мутного зеркала. - Развалина. Как ты себя до такого довела? В девятнадцать-то лет.
   Однако она прекрасно понимала, что довела себя вовсе не она сама. Довело что-то ещё. Точнее подвело. К последней черте.
   И дёрнуло.
   Женю затрясло уже по-настоящему. До этого она вроде как бодрилась, пыталась даже мысленно шутить сама с собой про коллег, но чувства оказались фикцией, подделкой, самообманом. Истинный страх затаился намного глубже. И его теперь не выковырнуть просто так. Не выдавить. Не удалить, как злокачественную опухоль. А самое страшное заключается в том, что этот паразит - в отличие ото всего остального жуткого и неизбежного, - отнюдь не жаждет причинить ей вред. Он хочет чего-то ещё, а значит, будет напоминать о себе вновь и вновь, пока она не примет вызов судьбы и не совершит тот самый шаг. Возможно, последний...
   Женя открыла воду.
   Кран зашипел. Мысли на секунду заслонились столбом падающей воды.
   - Господи, опять это падение!
   Женя откинула с лица волосы. Не глядя, выдавила на ладонь две таблетки по 0,5 грамма каждая - лошадиная доза, особенно для её 48 кг!..
   - Я закалённая сука, - Женя кивнула отражению... но проглотить таблетки она так и не смогла. - Господи, боже мой!
   Рука дёрнулась, лекарство пало в шипящий водоворот, исчезло в пузырящемся сливе.
   Женя пятилась до тех пор, пока не уткнулась спиной в противоположную стену. Потом просто сползла по гладкому кафелю, сжимая в правой ладони левое запястье. На коже отчётливо виделся след от захвата. Сон не был сном. Но тогда чем он был?
   Кошмаром? Реальностью? Или всё же ужасом?..
   "Хотя всё намного проще: нам просто неизвестно, чем по своей природе является сон. Если так действительно проще".
  
   Женя сидела за столом, перед монитором, и силилась совладать с оцепенением. Таблетки в себя она всё же засунула, теперь гипнотизировала кружку с кофе. Она боялась повторения кошмара. Она боялась ложиться спать. За год работы в лаборатории по изучению нейронных сетей она накопила опыт сложных ночных дежурств, в ходе которых бывало и вовсе не удавалось и глаза сомкнуть, однако сегодняшняя "ночёвка", - не шла ни в какое сравнение со всеми предыдущими.
   Она забинтовала руку - ничего серьёзного, скорее всего, элементарное растяжение связок, можно даже в больницу не обращаться. Просто так было спокойнее, когда не видишь синяков, причинённых неведомо чем.
   "Может просто свалилась с кушетки и не запомнила... Или снова бродила и на что-то наткнулась... Но тогда почему не проснулась сразу, как это было раньше? Ведь я лежала в тот момент, когда ужас отстал. Чёрт побери, но ведь это не ужас!"
   Чёрт побери...
   От последовавшей догадки Женю затрясло.
   Нет, уж во что, а в чёрта она точно не верит! Как в полтергейста и прочую кабалистику. Всё дело в её голове. Так и никак иначе.
   Подмигнул экран монитора.
   Открылось тревожное меню.
   Женя оторвалась от мыслей, взялась влажными пальцами за мышь.
   - А это ещё что такое?..
   Женя резко выпрямилась, поудобнее устроилась в кресле, принялась скакать взглядом по быстро растущим столбцам и колонкам цифр.
   - Не может быть...
   Свободной рукой Женя уже по памяти отбивала номер Целтина - тот позволил звонить на домашний телефон в любое время суток... И, такое ощущение, он ждал именно этого звонка. Звонка среди ночи. Этой ночи. Сегодняшней.
   - Алло.
   - Сергей Сергеевич?..
   - Да. Это ты, Женя? - Голос подавленный и уставший, Целтин и не думал ложиться.
   Женя машинально глянула на часы в углу монитора.
   2:31.
   - Что-нибудь случилось? - в голосе Целтина зазвучали тревожные нотки.
   Женя отпустила мышь, принялась массировать виски; лекарство помутило рассудок. Зря она его пила. Но кто ж знал, что всё обернётся именно так?
   - Женя?
   - Да, Сергей Сергеевич, это я. Тут... Я пока ещё не поняла, что именно происходит.
   - Женя, успокойся, - голос Целтина снова изменил интонацию, сделавшись по отцовски тёплым и мягким.
   Женя не понимала, как у босса это получалось, но даже на расстоянии он каким-то непостижимым образом мог улавливать её душевное состояние. Всегда. Это придавало уверенности, но, одновременно... пугало(?).
   - Женя, выдохни и давай начнём с начала. Главное, успокойся.
   - Да, да... Всё хорошо. Точнее не хорошо! Что-то происходит, но я не могу понять, что именно! - Женя сама не почувствовала, как сорвалась на крик.
   Целтин промолчал - это, напротив, было так на него не похоже.
   - Структура сети видоизменяется, - Женя всё же собралась с мыслями. - В выборочную подборку входных данных что-то добавляется. Я не понимаю, как такое возможно, но...
   - Почему ты так решила?
   - Что?
   - Почему ты решила, что входные данные видоизменены?
   - Я... Не знаю. Мы подключены к неизвестному серверу. И я не знаю, как давно.
   - Можешь определить "ай-пи"?
   - Пробую... Нет, не могу. Какая-то абракадабра получается. Непонятные символы... - Внезапно Женя почувствовала, как у неё покалывают кончики пальцев на руках. - Вы ведь не думаете, что хакеры?!
   Целтин молчал.
   - Сергей Сергеевич?
   - Да, Женя, прости... - Он явно что-то обдумывал.
   - Вы ведь не думаете, что хакерская атака? Может мне всё отключить? Пока не поздно?..
   - Хм...
   - Сергей Сергеевич?! - Женя уже занесла дрожащий палец над нужной клавишей.
   - Не стоит.
   - Вы это серьёзно?!
   - Не столь много мы наработали, чтобы так трястись за базу данных. Посмотрим, с чем именно мы столкнулись на самом деле.
   - Что ж, вам виднее, - Женя нерешительно опустила руку.
   Какое-то время молчали.
   Женя тупо пялилась в экран монитора, следя за мелькающими столбцами, взмывающими графиками, ползущими незнамо куда синусоидами... Что делал, точнее о чём размышлял в данные минуты Целтин, - она понятия не имела.
   В трубке откашлялись.
   - Женя?
   - Да!
   - Женя, я сейчас подъеду. А ты пока проделай для меня небольшую работёнку.
   - Хорошо, Сергей Сергеевич. Что нужно сделать?
   - Перво-наперво, пересчитай ещё раз выход функции активации.
   - Вы думаете, что вес отрицательный?! - залпом выпалила Женя. - Нет! Если бы вы только видели это...
   - И всё же, - методично настоял Целтин. - Возможно, ты наблюдаешь вовсе не возбуждающее воздействие синапсов на нейроны, а тормозящее.
   - Но...
   - Женя, поверь, так может быть. Не всё та правда, чему мы привыкли верить интуитивно. Человеческий мозг не безгрешен. А цифры, они, как правило, ставят всё на свои места.
   Женя кивнула - в первую очередь, для себя, - стараясь не смотреть на запястье. Вот уж где точно не помогут цифры! За исключением, может быть, трёх...
   - Хорошо. Я попробую посчитать то, что уже есть. Вы думаете, сеть рекуррентная?
   - Этого нельзя исключать.
   - Да, конечно, на лицо очень сложная динамика поведения. Я бы могла сама домыслить, - Женя поморщилась. - Что-то ещё?
   - Что, прости?
   - Вы сказали перво-наперво... А что во-вторых?
   - Во-вторых? - Целтин был уже далеко, намного дальше самой Жени, бредущей во снах невесть куда; однако путь начальника навряд ли пролегал по коридорам безумия, внутри которых таится что-то страшное, укутанное мантией неведения. - Завари кофейку. Полночи просидел за этими расчётами. Голова совсем не соображает.
   - Хорошо, Сергей Сергеевич, - Женя отложила трубку, принялась спешно вбивать данные в окно расчетов функции активации нейронное сети.
   Загрузка данных по-прежнему не прекращалась.
  
   Целтин приехал спустя полчаса. О приготовленном Женей кофе он, естественно, даже не вспомнил, потому что не помнила и сама Женя. Он скинул пиджак, кисло улыбнулся и задымил. Потом склонился над монитором, принялся тереть щетину на подбородке.
   - Я пересчитала пять раз, - всё же сочла нужным отрапортовать Женя. - Сеть неимоверно устойчива. Выход положительный. Насколько - не могу сказать... Пока не будут загружены все данные. Но... - Девушка не без содрогания посмотрела на сгорбившегося Целтина. - Это невозможно. Так себя ведут исключительно естественные нейроны. Признаться, я понятия не имею, с чем мы столкнулись.
   - Надо всё же попытаться выяснить, откуда происходит загрузка входных данных, и, самое главное, что именно они в себе несут.
   Женя почувствовала в груди пустоту. Это была душа, и в данный момент что-то с ней было не так.
  
   Мрачное осеннее утро осело на плечи многотонным прессом. За окном клубилась изморось. Мечущиеся над крышей отрепья облаков нагоняли уныние. От подоконника веяло сыростью. Внизу сумасбродно сигналили автомобили.
   Хотелось домой, под плед и хорошенько выспаться... Но Женя знала, что ничего не выйдет. Даже если отпроситься у Целтина - хотя чего, собственно, отпрашиваться после ночного дежурства? - отдохнуть не выйдет. Особенно в свете всего, что уже случилось и, скорее всего, поджидает в обозримом будущем.
   "В свете... Ну и ну..." - Женя отхлебнула кофе, вкус которого уже основательно приелся, уставилась в спину Целтину; тот словно ощутил этот тяжёлый взор, повёл плечом, обернулся.
   - Жень, ты иди. Сейчас ребята уже подойдут. Представляю, сколько всего на тебя свалилось за эту ночь... Точнее, не представляю даже, - взгляд скользнул по забинтованной руке.
   - Что это?
   Женя машинально спрятала запястье.
   - Растянула.
   - Ночью? Вчера ведь ничего не было.
   - Прилегла. Потом потянулась за часами... В общем, тумбочкой прижала, - Женя отвела глаза.
   "Да, врать, подруга, ты так и не научилась".
   Целтин поднялся, подошёл к смущённой Жене.
   - Опять ужасы? Ты упала. Женя, ты видела себя со стороны? На тебе же лица нет. И я не верю, что всему виной аномальное обучение нейросети.
   Женя шмыгнула носом.
   - Всё в порядке. Просто кошмар приснился.
   - Тебе нужно обследоваться.
   - У меня больше нет ужасов! - резко осадила Женя.
   - Кошмары ничем не лучше.
   Женя вскочила. Отошла в другой конец лаборатории. Машинально включила телевизор.
   Хлопнула входная дверь. Спустя минуту из "тамбура" показался вечно улыбающийся Гречкин.
   "Вот у кого совершенно нет проблем", - подумала Женя и тут же сделал себе укор за столь откровенное лицемерие.
   Просто у Гречкина высокий метаболизм - тоже, своего рода, кошмар, неумолимо сокращающий своему носителю жизнь.
   Озорно блеснули стёклышки очков. Острый нос принюхался. Взмахнули руки-грабли.
   - Вы тут всю ночь, что ли, заседали?! - Гречки отмахнулся от облака сигаретного дыма, висящего под потолком, как шпионящий за людьми НЛО, шагнул к окну, распахнул раму. - Хоть топор вешай!
   Женя знала, что Гречкин равнодушно относится к табаку, и последний - всего лишний повод, чтобы открыть окно. Так Гречкину легче. Так он продлевает себе жизнь. Одновременно морозя коллег. Именно за это, кажется, его и погнали с прежнего места программиста в крупной IT-корпорации...
   "И чего ему только ловить, с такой-то головой, в убогом мире непризнанных нейросетей?"
   Женя подавленно улыбнулась.
   - У нас что, траур? - Гречкин посмотрел сначала на Женю, потом на Целтина. - Босс, что происходит?
   Целтин открыл было рот, но в этот момент снова грохнула входная дверь наполнив лабораторию посторонними звуками. Вновь прибывшие - Толик Гурьянов, по прозвищу Гиря, и Антон Запашный - даже не стали снимать курток.
   - О, Женька, вы уже смотрите! - Гиря подскочил к ничего не понимающей Жене и выхватил у той из рук пульт от телика.
   - Да чего случилось-то?! - уже просто негодовал Гречкин. - Я один, что ли, только в танке?..
   - Нет, ты у нас в бомболюке. В бомболюке! - Антон кивнул Гурьянову. - Гиря, ну-ка, добавь децибел.
   "В бомболюке?.. - Женя отошла, чтобы было удобнее смотреть на экран. - Или в бомбоубежище?"
   Странные мысли тут же заслонились потоками льющейся из динамиков информации:
   - По сообщениям Федерального Космического Агентства сегодняшней ночью были зафиксированы крупномасштабные вспышки в атмосфере Солнца. Продолжительность импульсной фазы вспышек, как правило, не превышает нескольких минут, а количество энергии, высвобождаемой за это время, может достигать миллиардов мегатонн в тротиловом эквиваленте. Однако вспышка, имевшая место быть этой ночью, буквально затмила умы многих учёных планеты Земля! Ей присвоен класс "икс двадцать восемь", что по состоянию на сегодняшнее число - четвёртое ноября две тысячи третьего года - является самой мощной вспышкой, зарегистрированной с момента начала наблюдений за тёмными пятнами в далёком тысяча девятьсот семьдесят шестом году... Плазменное облако, выброшенное во время вспышки в открытый космос, привело к возникновению мощной геомагнитной бури в атмосфере Земли. В то же время по каналам НАСА гуляют неподтверждённые данные, относительно того, что непосредственно измерить мощность вспышки не удалось - датчики орбитальных телескопов "зашкалили" на одиннадцать минут, не выдержав такой интенсивности. Как утверждают источники в Европейском Космическом Агентстве, речь идёт о вспышке, класса "икс сорок", или даже более мощной...
   Гречкин присвистнул.
   - Мне понятна суть измятости ваших рож.
   Женя нервно улыбнулась - просто информации было слишком много. Не могло её истерзанное страхами, лекарством и кофеином сознание самоорганизовать весь этот сумбур в логическую ассоциативную сеть. Точнее гипотетически могла, только резерв сил был израсходован на другое. Причём уже давно.
   Диктор продолжал внимать телесуфлёру:
   - Только что получено очередное сообщение из Европейского Космического Агентства, цитирую: "Последствия вспышки: экстремальная магнитная буря класса "джи пять". Конец цитаты. Напоминаем, что в отличие от самих вспышек, геомагнитные бури могут иметь продолжительность от нескольких часов, до нескольких суток. Остаётся добавить: такие бури сильно влияют на здоровье и самочувствие людей. Раздел биофизики, изучающий влияние изменений активности Солнца, и вызываемых ею в земной магнитосфере возмущений на живые организмы, называется гелиобиологией. Острые споры вызвал в своё время вопрос о влиянии солнечной активности на возникновение несчастных случаев и факторы травматизма на транспорте и в производстве. На это впервые указал ещё в тысяча девятьсот двадцать восьмом году советский учёный, биофизик Александр Чижевский... Геомагнитная буря тысяча восемьсот пятьдесят девятого года, также известная как "Событие Кэррингтона", была мощнейшей геомагнитной бурей за всю историю изучения магнитного поля Земли...
   Хотя, собственно, дальше никто не слушал. Все уставились на забинтованную руку Жени, а сама Женя желал провалиться сквозь кафель и этажи... туда, куда её потянули несколькими часами ранее. Плевать!
   - Так что случилось? - подал голос Антон. - Может объясните?
   Толик, как по команде, отключил звук.
   - Бог ты мой! - Гречкин уже нёсся к монитору, сметая на своём пути всех и вся. - Сергей Сергеевич!.. Но когда?.. Как?!
   Целтин обернулся.
   - Что там? - спросила Женя, выглядывая из-за спин коллег.
   - Она выстроила ассоциативную память, - Антон оглянулся на друзей. - Точное подобие биологических синапсов. Я не вижу изъянов.
   - Посмотри базы данных, - толкнул Гречкина в бок Толик.
   Гречкин проворно застучал по клавишам.
   - Это вообще нереально! Базы данных постоянно обновляются! Она учится сама... Вы продали душу дьяволу?! - Гречкин уставился на Женю. - Это невозможно за столь короткий срок! Это вообще нереально!.. Я не про дьявола. Кем была сделана текущая подборка?
   Женя пожала плечами. Развернулась и медленно направилась к выходу.
   - Женька, ты чего? - не понял Гиря.
   - Пусть идёт, - кивнул Целтин. - У неё выдалась непростая ночь.
   Женя аккуратно притворила за собой дверь "тамбура", села на стул и принялась всхлипывать.
   Было страшно.
   Потому что ничего не было понятно.
   Только то, что её что-то вырвало из лап ночного ужаса. Для того, чтобы принять сигнал. А может быть, вырубить компьютер... Чего она так и не сделала.
   Из лаборатории слышались крики возбуждённого открытием Толика:
   - Гречкин, это же всё из-за вспышки! Проследи остаточный магнетизм. "След" должен был остаться, особенно при такой радиации!
   - Да, и тут плевать на домены и сервера. По крайней мере, узнаем точку, - согласился Антон. - А там будет не сложно вычислить причастных.
   - Поможет? - сухо спросил Целтин.
   - Да, след есть, - тихо сказал Гречкин. - Но причастных ты там не найдёшь. Информация получена с Солнца.
   Женя выдавила на ладонь ещё одну таблетку барбитала.
  
   Глава 2. 2 августа 2015 года. Женева, Швейцария. ВЫБОР.
  
   Рутгер Хайнц проснулся, как обычно, за пять минут до сигнала будильника. Сладко потянулся, предвкушая насыщенный событиями день. Сквозь приоткрытые жалюзи проникали лучи восходящего Солнца. Хотя не прикрывал жалюзи Рутгер вовсе ни из-за того, что любил понежиться в первозданной ванне; причина была совершенно иной - его пленила чёрная бездна ночи, наполненная ледяным сиянием звёзд. Почему так - он не знал. Хотя задумывался не раз и не два. Задумывался на протяжении всей своей жизни, которую посветил исследованию "тёмной материи".
   Поначалу Хелен жаловалась - ей постоянно казалось, что из черноты на неё что-то смотрит. Именно ЧТО-ТО, но что именно - с мужем она не делилась. Рутгер не лез с расспросами. У всех нас свои "тараканы" в голове, и каждый из нас умудряется с ними сосуществовать на протяжении жизни. До тех самых пор, пока не отворяются врата безумия, и сознание не проваливается в обитель хаоса. Что там происходит - доподлинно неизвестно. Хотя Рутгер был уверен: ничего хорошего. А потому понимал: нужно спешить! Времени у него - в обрез. Уже почти под сорок, а они так и не сдвинулись с мёртвой точки. Но он обязательно успеет! Не сегодня, так завтра, ведь энергии теперь в два раза больше! Никуда не делся бозон Хиггса, а значит, дело осталось за малым. Просто ещё чуточку упорства и нескончаемой веры в материальное - и открытие придёт! А тогда он уже не будет не подготовленным. Всё человечество на Земле узнает суть вещей. И в этом случае, многое изменится. Всё изменится.
   В гостиной послышались озорные крики. Потом топот по лестнице и вот уже рядом с ним валяется дочь Анна. Строит рожи, корчится, выходит из себя - кажется, сроду и не ложилась.
   И откуда столько энергии в этом крохотном тельце?!
   Рутгер обнял дочь, защекотал косичками и, когда мелкая с криками "мамочка, спаси!" умчалась вниз, поднялся и сам.
   Хелен долго не могла забеременеть. По сути, так и не разобрались, в ком именно была причина. Анализы ничего не показали. Терапия на пустом месте тоже ничего не принесла. Принимать разнообразные биологические добавки Рутгер наотрез отказался, как только увидел телепередачу о них. В конце концов, знакомый врач предположил, что они просто несовместимая пара и посоветовал задуматься об искусственном оплодотворении или, если не угодно, усыновить ребёнка из приюта. Об искусственном оплодотворении они так и не заговорили - не решились, - а пока выбирали из множества детских домов тот самый... Хелен неожиданно забеременела.
   Вот и не верь после всего этого в божественный промысел.
   Хотя Рутгеру было не положено верить, ввиду занимаемой должности начальника лаборатории физики элементарных частиц ЦЕРН.
   Так или иначе, Анна стала его вторым лучиком света, и о Солнце Рутгер вчистую забыл - оно было ему не нужно. Хотя он и представить себе не мог, какой вклад внесло светило в появлении Анны на этом свете. Забегая вперёд, скажем: Рутгер этого так и не узнает, потому что всю жизнь искал не тот горизонт, слепо исполняя чужую волю.
   Он оделся и спустился вниз.
   В гостиной продолжала выходить из себя Анна, пуская пузыри через соломинку в стакан с апельсиновым соком. Пахло поджаренными тостами и кофе. Хелен улыбнулась, подставила щёку для поцелуя.
   - Ты теперь постоянно будешь сбегать ни свет, ни заря? - пошутил он.
   Хелен протянула тост.
   - А ты всё так же будешь допоздна засиживаться на работе? - не преминула она пожурить мужа.
   - Хорошо, так и быть, сегодня ничья.
   Жена лукаво улыбнулась.
   - Рутгер, всё же прекрасно. Ведь правда?
   Он обнял Хелен, понимая, что всё на самом деле прекрасно. Даже несмотря на то, что БАК вот уже на протяжении трёх месяцев "коптит" вхолостую, "разогреваясь". Тесты, тесты, тесты... Ещё раз тесты. И всё это на малых скоростях, что просто изводит нервную систему. Он заждался свершения возложенной на него миссии. Возможности стать первым.
   Рутгер невольно скользнул взором по плазменной панели, закреплённой на стене.
   Немые кадры "ВВС" заинтересовали.
   - Дорогая, можешь включить звук?
   - Конечно, для тебя всё что угодно. Да, Анна?
   Девчушка кивнула головкой.
   - Папочка, а когда мы поедем в "Сад Альпен"? Ты обещал, помнишь?
   Рутгер сел рядом с дочерью, отложил тост, придвинул чашку с кофе.
   - Анна, мы говорили на сей счёт. У папочки сейчас много работы. Но он постарается сделать её как можно скорее, и в начале сентября будет тебе "Сад Альпен".
   - Правда-правда?! - захлопала ресницами восторженная девочка.
   - Дорогая, я сделаю всё возможное для этого. Клянусь.
   - Здорово! - Анна сияла. - Софи из садика говорит, что там прямо по дорожкам гуляют настоящие павлины!
   - Да, и мы обязательно захватим для них чего-нибудь вкусненького.
   - А ты уверен, что не переборщил с клятвой? - шёпотом спросила Хелен.
   - Всё будет хорошо, - кивнул Рутгер, отнимая у жены пульт.
   Панель ожила:
   - В Большом адронном коллайдере начались эксперименты по поиску "темной материи", сообщает Европейская организация по ядерным исследованиям (ЦЕРН), курирующая крупнейший в мире ускоритель заряженных частиц. Это произошло более чем через два года после вынужденной остановки ускорителя.
   Ученые надеются, что при помощи коллайдера в ближайшем будущем смогут приблизиться к разгадке существования "темной материи" - это гипотетическая форма материи, не испускающая электромагнитного излучения, что делает невозможным ее прямое наблюдение.
   Для того, чтобы добиться желаемого и определить, действительно ли существует такая материя, ученые собираются вывести работу коллайдера на невиданную доселе мощность - тринадцать тераэлектронвольт. Это почти вдвое больше, чем энергия первого запуска ускорителя...
   - Рутгер, а это не опасно? - забеспокоилась Хелен. - Я, краем уха, слышала, что опыты с "темной материей" могут спровоцировать появление искусственных чёрных дыр.
   - Дорогая, это всё мнения скептиков. Ничего такого невозможно в принципе. Я более чем уверен, Вселенная ещё изначально защищена от подобных аномалий. Наличие микрочёрных дыр, напротив бы, указало на физику, удерживающую вселенную от распада. Такие образования, в принципе, могли родиться в ходе столкновений частиц за тринадцать и восемь десятых миллиардов лет существования мироздания, или же появиться на заре жизни Вселенной. Мы все еще существуем, что означает, что есть некий неизвестный нам квантово-физический принцип, который стабилизирует ложный вакуум и не дает подобным "пузырям" разрушить его...
   - Пузырям? - Анна снова принялась за свои фокусы с соломинкой и соком.
   - Анна, не дури. Нам ещё на приём к стоматологу. Опаздывать, к твоему сведению, неприлично. А ведь уделаешься сейчас!
   Девочка надулась, но явно не в серьёз; лукаво подсматривала из-под ресниц.
   - Так что у тебя там за пузыри? - обратилась Хелен к мужу.
   - Просто вещи нужно называть своими именами. То, что возникает внутри коллайдера, может и похоже на чёрные дыры, но не является ими по определению, и исчезает сразу же после завершения опыта, - Рутгер взял у Анны стакан. - Видишь, нет больше никаких пузырей.
   - Вообще ничего нет, - странным тоном отозвалась жена.
   Хелен вышла, а Рутгер вновь сосредоточился на новостях.
   - Тестовые запуски в двадцати семикилометровом закольцованном тоннеле, залегающем на глубине в среднем ста метров на границе Франции и Швейцарии, начались еще в апреле, когда БАК был открыт после ремонта.
   Эксперименты проводятся на ускорителе следующим образом: ученые направляют протонные пучки в параллельный двойной тоннель коллайдера таким образом, что протоны движутся по кругу в разных направлениях. При этом в тоннеле есть несколько точек пересечения, где разогнанные частицы сталкиваются.
   Специальные детекторы снимают информацию о процессах, происходящих при столкновениях, и отправляют ее в центр управления, где ученые анализируют данные.
   "Именно сейчас мы по-настоящему получим доступ к релевантной информации о столкновениях на мощности тринадцать тераэлектронвольт. Это немного напоминает то, как вы открываете кран", - говорит профессор Дэн Тови из Университета Шеффилда.
   "На протяжении следующих нескольких месяцев частота и мощность столкновений значительно возрастут, и к середине лета у нас будет уже достаточно данных, чтобы начать изыскания за пределами Стандартной модели, к которым мы не могли приступить при прежней мощности коллайдера", - надеется ученый.
   Остаётся напомнить, что одним из достижений первого сезона работы подземной установки, официально запущенной осенью две тысячи восьмого года, стало предполагаемое открытие бозона Хиггса - частицы, благодаря которой другие частицы обретают массу. Новую частицу назвали "частицей бога".
  
   Спустя полчаса Рутгер мчался на серебристом "Нисане" по улице Мерен, в районе транспортной развязки с шоссе Е62, и наблюдал, как заходит на посадку в Международный аэропорт Женевы громадный аэробус "Малазийских авиалиний". В памяти всплыли недавние ужасающие события, постигшие два борта этого авиаперевозчика. Казалось бы, уму непостижимо, однако злой рок или происки небесных сил, свели случайное, на первый взгляд, течение событий к двум страшным катастрофам, которые до сих пор не укладываются в человеческих головах. Но и стереть их из памяти не так-то просто. О том, чтобы понять и постичь - в современном мире не заходит и речи.
   Так, за мыслями, пригород Мерен он даже не заметил. Опомнился только оказавшись в туннеле, когда резко погас свет. Затем свернул на улицу Джона Белла и покатил по тихой загородной улочке, направляясь непосредственно к корпусу административного здания номер 40.
   Рутгер и помыслить не мог, что в этот день истинное зло поджидает именно его.
  
   В холле было оживлённо. Хотя в начале дневной смены всегда так. Скрипели по полу подошвы туфель, мелькали оживлённые лица, порхал дурманящий запах парфюма от женщин. Всё выглядело обыденным, не предвещающим трудного дня. Разве что предстоящий пробный пуск коллайдера на мощность тринадцати тераэлектронвольт, чего доселе не случалось. Хотя всё когда-нибудь случается впервые, будь то первый поцелуй или боль от внезапного расставания. Даже взрыв атомной бомбы в Долине Смерти, штат Нью-Мексико, возле отдалённой авиабазы Аламогордо, в июле тысяча девятьсот сорок пятого года, за секунды до детонации, тоже наверняка казался иллюзией. Однако... эта иллюзия, по прошествии всего трёх недель с момента испытаний, стёрла с лица земли два многонаселённых города Японии, заодно унеся с собой в виде пепла и страданий души порядка четырёхсот пятидесяти тысяч человек. Да, жизнь и смерть тоже случаются впервые, когда смотришь на них изнутри кокона под названием "душа" или "биополе" - кому как удобнее, не столь важно. В каждом случае, страшат вовсе не детали эксперимента, а его последствия, которые не так-то просто предсказать. А вначале пути всегда хочется бежать, не отвлекаясь на сопутствующую обыденность; причём не важно, как далеко, сколько преград и что именно ждёт в конце. Главное, что царит именно сейчас, прямо по курсу корабля под названием "Жизнь".
   Рутгер отмахнулся от дум, заставив себя сосредоточиться на деталях предстоящего дня. Они не строят ничего страшного, не пытаются что-либо взорвать, не душат людей в газовых камерах. Они просто хотят понять, что там, за ширмой Стандартной модели. Ведь это поможет людям обрести смысл в жизни, возможно даже дарует бессмертие. Они преследуют благую цель, и у них всё обязательно получится.
   Он предъявил пропуск на входе и направился к служебным лифтам. Сначала собирался подняться в свой кабинет, но отчего-то передумал, нажав кнопку контрольного зала. Помимо него в лифте было пять человек - двое в служебных комбинезонах, трое одеты "по гражданке". Рутгер ответил на приветствие каждого, после чего отвернулся от подчинённых.
   Самовнушение об успехе испытаний самым непостижимым образом заткнуло его в скепсис. И дело было даже не в чём-то конкретном - Рутгер знал, насколько тщательно проверяются детекторы, линейные ускорители, непосредственно сам туннель БАК; техперсонал не вылезает оттуда сутками, а то и месяцами! Сбой просто невозможен. Да даже если и сбой, что с того? Энергия попросту упадёт - как это случалось не раз, - и коллайдер остановится, не причинив никому вреда, только себе. Всех страшит работающий БАК, а БАК умирающий, теряющий энергию разогнанных протонов сойдёт, разве что, за громкую хлопушку, звук взрыва которой никто не услышит, предаваясь праздничному веселью. Ведь каждый день на земле, по сути, праздник. И не важно, какое у тебя настроение. Важно, каково оно у твоих близких. Именно это первостепенный вопрос. Всё остальное - пустое и ушлое.
   Внезапно Рутгер осознал, что ему больше не хочется подниматься в контрольный зал. Его тянет в кабинет, усесться в уютное кожаное кресло и любоваться настольной фоторамкой, за стеклом которой - фотография с изображением Хелен и Анны. На прошлое Рождество они выбрались в швейцарские Альпы, именно там он и сделал снимок. Много снимков. И этот, единственный, где дочь и жена были вдвоём, без него. Рутгер не знал почему, но именно эта фотокарточка вызывала в его душе трепет. Трепет, отдающий чем-то леденящим...
   "Папочка, а когда мы поедем в "Сад Альпен"? Ты обещал, помнишь?"
   Рутгер вздрогнул. Резко обернулся. Пять пар глаз вопросительно уставились на него, ожидая вопроса. Но он ничего не сказал, снова отвернулся.
   И тогда накрыло:
   "А ты уверен, что не переборщил с клятвой?"
   Голос жены прозвучал настолько отчётливо, что Рутгер с трудом удержал себя, чтобы не нажать кнопку "аварийный стоп".
   "Это всё перенапряжение. А "Сад Альпен" никуда не денется - он ещё века простоит в пригороде Морен. Он нас дождётся, Анна. Вот только будут эти тринадцать тераэлектронвольт, и я вернусь. Возможно, даже навсегда..."
   Но возвращаться было некуда. Тем более навсегда. И он это прекрасно понимал. Пока вес слова "надо" на земле будет стоять на порядок выше слова "хочу" - всё останется неизменным. Какие бы возвышенные клятвы не давались простыми смертными, верящими лишь в собственные идеи.
   Думать так было некрасиво, и Рутгер возненавидел себя за это.
   Двери лифта разошлись. По барабанным перепонкам ударил неимоверный гвалт: сотни голосов, пытающихся перекричать друг друга, разогнали из головы все мысли. Ещё не успев выйти из лифта, Рутгер услышал свою фамилию, хотя и ничуть не удивился этому.
   Хелен и Анна перешли на иной энергетический уровень - более низкий. С ними - вся не касающаяся работы жизнь. Осталась только цель: внятная, логичная, последовательная. Совсем как у машины.
   - Доктор Хайнц! - Сквозь мельтешащие тела к нему пробирался Грегуар Арно, один из первых заместителей. - Рутгер!.. Да, что б вас, разойдитесь! Слышите меня?! Уступите дорогу!
   На Арно понимающе оглядывались, сторонились, однако это чинило только лишнюю суету.
   Рутгер помахал в ответ и указал на нишу у окна. Там взволнованность человеческих тел напоминала лёгкий шторм в ясную погоду, что немало способствовало возможности перекинуться парочкой приветственных слов.
   Грегуар совсем скоро понял, что его кроль совершенно не влияет на положение безнадёжного аутсайдера и перешёл на брас, с глубокими нырками. Со стороны выглядело комично. Походило на выкрутасы молодого Пьера Ришара, пытающегося прорваться через толпу статистов, пролезая у тех между ног. Но явно отдавало дилетантством, ввиду нецензурной брани и угроз, вплоть до физической расправы.
   Седые кудряшки Арно растрепались, оголив блестящую лысину - ну точно вылитый французский комик, как пить дать! Ещё незабываемая манера цеплять себя нога за ногу... Только, слава богу, без комичных падений, во время которых большая часть аудитории так же оказывается, по той или иной причине, на пятой точке.
   Рутгер позволил себе мимолётную улыбку. Вскинул руку с часами. Определить время не успел.
   - Доктор Хайнц!
   Рутгер обернулся.
   Из-за очков в узкой оправе на него смотрели живые раскосые глаза.
   - Привет, Широгами, - улыбнулся Рутгер. - Что-то важное?
   Аспирантка Широгами Юкки, третий год упорно метящая в кандидаты доктора физика-ядерщика, скользнула пальцами по экрану лэптопа.
   - Доктор Хайнц, - заговорила она с явным восточным акцентом, по традиции позабыв про приветствие, - пришли данные из НАСА. Луна пребывает в первой четверти. Доктор Паркер даёт семьдесят восемь процентов в пользу того, что никаких микродеформаций грунтовых пород во время эксперимента не предвидится. Датчики внутри каверн детекторов и по диаметру туннеля БАК также не фиксируют сейсмической активности. Ледовые стены в норме. Всё оборудование работает в штатном режиме... Здравствуйте, доктор Арно.
   Рутгер засмеялся. Как-то нервно. Так что оба сотрудника непонимающе уставились на него.
   - Доктор Хайнц? - серьёзно переспросила Юкки.
   - Рутгер, ты в себе? - Грегуар покачал головой. - Хотя этот дурдом кого угодно из себя выведет. И так - вот уже на протяжении более суток...
   - А ты чего ожидал? - усмехнулся Рутгер. - Широгами, всё в порядке. Можешь идти. Спасибо.
   - Что-нибудь ещё, доктор Хайнц? - Японка выжидательно захлопала ресницами, как робо-щенок, ждущий, когда ему снова кинут мячик.
   - Юкки, - Арно пригладил волосы. - Добудь информацию с датчиков бетонных стяжек.
   - А что не так? - забеспокоился Рутгер, когда верной японки и след простыл.
   - Тринадцать тераэлектронвольт... Или ты забыл? Мощность будет запредельной! Я уже звонил на криогенную установку - они там задниц от кресел не отрывают. Азот и гелий - вот на что нужно уповать! А вовсе не на лёд в кавернах.
   - Ты уже соединялся с аналитическими участками детекторов?
   - Пока только с "атласом" и "си-эн-эс".
   - И что у них?
   - Всё по штату. Ещё раз проводят телеметрию аппаратуры. Сам понимаешь, нервы... Никто не хочет облажаться в самый ответственный момент, - Арно как-то нездорово вздрогнул.
   - Хочешь сказать, никаких внештатных ситуаций не предвидится?
   Грегуар поменялся в лице. От былого оптимизма и уверенности в себе - не осталось и следа. Полнейшая подавленность, словно БАК встал по неизвестной причине. Встал полностью: от линейных ускорителей, до детекторов внутри 26,7-километрового кольца. Было видно, что он не хочет выдавать причину взволнованности, но вовсе не потому, чтобы скрыть от начальства некий просчёт техников или аналитиков. Дело вовсе не в них. Просто он отказывается верить в недочёт сам. Так значительно легче, когда молчишь о проблеме, и она, вроде как, разрешается сама по себе. Кем-то там или чем-то, но вдали, не касаясь тебя всем своим негативом.
   - Грегуар? - медленно проговорил Рутгер.
   - Рано утром звонили из Бюже. У них какие-то неполадки на станции...
   - Какие-то?! - Рутгер почувствовал, как его эмоции разгоняются, подобно протонам внутри коллайдера. - Грегуар, о чём ты?
   - Я... - Арно умолк, и только сейчас Рутгер понял, что зал молчит.
   Идеальная тишина. Как в космосе, за бортом МКС. А может и того тише.
   Все смотрели на них, напрочь позабыв о делах.
   Рутгер понял, что так будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь из них всё же не заговорит - он или Грегуар.
   - Работайте, - сухо сказал доктор Хайнц, и кивком головы поманил опешившего ото всего случившегося Арно за собой.
   Он направлялся к своему рабочему месту. В первые ряды, где и должен находиться полководец во время нелёгких баталий, выпавших на долю его верных соратников. На пути вновь возникла угодливая Юкки, что-то проверещала, однако Рутгер пропустил слова девушки мимо ушей - чего ему до каких-то стяжек, когда эксперимент может провалиться, так и не начавшись! Смысл во всей это кутерьме? В тестах? Испытаниях? Телеметрии?.. Всё летит коту под хвост, и всем известно, чем там пахнет!
   - Ты Главному звонил? - спросил Рутгер, плюхаясь в кресло у стола, с последовательностью из четырёх мониторов, поставленных в ряд. Ещё штук семь ЖК-панелей висели на противоположной стене. Хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: проблем действительно нет. Тут, на БАКе. Но есть в этом чёртовом Бюже, на их долбанной атомной станции, гори она огнём! И повлиять на неё не в силах никто из здесь присутствующих.
   - Недоступен.
   - Чего? - Рутгер знал, что Арно говорит правду, но он не знал, как принять эту правду, как к ней отнестись, с чем скушать. - Нарочного на дом посылал?
   - Два раза. Как сквозь землю...
   - Но этого не может быть! Так не должно быть!
   "Так не будет, чтоб вас всех!"
   На сей раз зал никак не отреагировал на повышенный голос Рутгера, словно прочёл последние мысли.
   Зал знал о царящей проблеме. Он не желал в неё вникать. У них всё было хорошо. Экраны мониторов мерцают голубым, графики строятся как надо, капитан на мостике - а значит ничего внештатного не происходит.
   Рутгер почувствовал себя брошенным на краю света со сломанной ногой. Он знает, что никто не придёт на помощь, знает, что нужно выбираться самому, но, чёрт побери, не знает, с чего начать!
   Как заново проделать то, чему научился в несмышлёном возрасте - встать на ноги и побежать?!
   Прозвучал сигнал зуммера.
   Рутгер массировал виски.
   - Фотоэлектронный множитель - отпал шлейф, - доложил кто-то из физиков.
   Рутгер выдохнул.
   Улыбнулся.
   Вот он, камень, о который можно размозжить себе голову, когда нет возможности двигаться дальше или хотя бы повернуть назад.
   - В норме, - последовал очередной доклад. - Линейные ускорители вышли на номинальную мощность. Инжекция протонов и ионов свинца завершена. Доктор Хайнц?..
   Снова тишина.
   Но она другая.
   Дышащая, а вовсе не затаившая дух, страшась того, что последует дальше... или не последует вовсе.
   - Рутгер... - прошептал Арно. - Что будем делать?
   Доктор Хайнц сглотнул ком. Сказал шёпотом, обращаясь только к Грегуару:
   - Свяжись с Мюлебергом. Нам понадобится поддержка их реактора, если подведёт Бюже.
   - Уже!.. - Арно пропал.
   Рутгер поднялся. Оглядел зал. Заглянул в глаза каждого из физиков, техников и членов обслуживающего персонала - он так мог.
   "Совсем как бог... или дьявол".
   - Друзья, работаем в штатном режиме, - как мог уверенно проговорил он. - Набираем планку "двадцать восемь". Разгоняем бустер и протонный синхротрон.
   Зал аплодировал стоя.
   Ему.
   И он знал, что только он может сделать это. Больше никто. Только он. Потому что давно продал душу дьяволу, в стремлении заглянуть за предельный горизонт.
  
   На номинальный режим вышли через полчаса. 28 гигаэлектронвольт - при такой энергии частицы движутся со скоростью, близкой к скорости света. Ещё через два часа суперсинхротрон дал 450 гигаэлектронвольт. Дальше - кольцо. И максимум - 7 тераэлектронвольт. Старый максимум и новый минимум.
   Дозвониться до Мюлеберга не удалось, так же, как и до гидрокомплекса Клезон-Диксенс. Связь внутри комплекса ЦЕРН работала с перебоями. Аналитические участки детекторов отвечали с задержкой, но не сообщали ничего противоестественного. Опыт шёл в штатном режиме. БАК работал как слаженный механизм, в котором все шестерёнки смазаны и тщательно подогнаны друг к другу. Внештатных ситуаций не предвиделось. Главный по-прежнему был вне зоны доступа.
   Тем не менее, Рутгер понимал, что всё идёт не так. Вроде как и по плану, однако, с другой стороны, всецело отклонятся от классического варианта. От стандартной модели. И не важно, что молчат датчики. Кричат чувства, и мысли носятся в голове, как на шабаше ведьм! А это намного страшнее. Когда вот так: один на один с неопределённостью. И доподлинно неизвестно, во что именно она выльется.
   - Рутгер, тебе не кажется, что мы совершаем безумие? - спросил Арно, когда произошло первое столкновение разогнанных пучков.
   - Я думаю, мы открываем людям глаза, - сказал голосом пророка Рутгер.
   - Глаза на что?
   Доктор Хайнц не ответил.
   - Есть информация! - воскликнул кто-то из операторов поблизости. - Скорость протонов всего на три метра в секунду меньше скорости света!
   Зал оживлённо загудел.
   - Не могу дозвониться до Мишель, - сокрушённо жаловался Арно.
   - Твоя дочь? - без эмоций спросил Рутгер.
   - Да, она сейчас тут, в Женеве.
   - Мне нужна информация с "атлас" и "си-эн-эс", - сказал Рутгер.
   - Есть, - отозвался оператор. - Вывожу данные на большой экран...
   - Доктор Хайнц! - лезла упёртая Юкки. - Они говорят, что визуально наблюдают в тоннеле постоянное свечение!
   - Какого чёрта они там делают?! - взорвался Грегуар.
   - Они не в самом туннеле, - прошептала испуганная Широгами. - Говорят, засвечены объективы камер в боксах видеонаблюдения.
   - Бред, - отозвался Рутгер. - Это из-за радиации. Простое гало.
   Боковым зрением он считал информацию с датчиков детектора ATLAS: калориметры, мюонный спектрометр, магниты... Всё в норме. Непрерывная передача данных свидетельствовала о нормальной работе всех слоёв. Далее CNS... Тоже без видимых отклонений. Слой за слоем... Встречно движущиеся пучки протонов сталкивались, взаимодействовали, порождали новые, доселе неизвестные науки элементы, и исчезали в небытие. Им на пятки наступали новые пучки самоотверженных камикадзе, готовых пойти на что угодно, ради науки.
   Эксперимент вступил в решающую стадию.
   - Продолжаем наращивать мощность, - сухо распорядился Рутгер, не узнавая своего голоса.
   - На линии Вашингтон, Белый Дом, - доложил Арно, нервно сглатывая окончания. - Непонятно, как прорвались...
   Доктор Хайнц отмахнулся. Хм... Как это смешно и банально. Сверхдержава, которой уготована лишь роль статиста. Стороннего наблюдателя, вынужденного лицезреть его триумф.
   - Рутгер, ты пугаешь меня, - прошептал Грегуар. - Что ты творишь? Это диверсия? Саботаж проекта? Ну же... Ответь мне!
   - Это обретение смысла, - отозвался Рутгер. - То, ради чего живёт человек.
  
   При выходе на энергетический уровень 10 тераэлектронвольт в зале принялся еле заметно мерцать свет. Поначалу Рутгер не обратил внимания, думая, что это просто у него в глазах рябит от перенапряжения. Однако затем он посмотрел на чёрный квадрат окна и машинально задрал голову. Свет под потолком действительно мерцал, это не было оптическим обманом зрения.
   Эксперимент по разгону БАК продолжался уже десятый час. Нервы были натянуты до предела; в сознании, как и внутри кольца, носились стремительные пучки; на внутренних сторонах век, если зажмуриться, проецировались вспышки от далёких столкновений, - а оттого никто из присутствующих не заметил, как стемнело. Подкрался вечер, который постепенно переливался в ночь. Однако никто и не помышлял сказать "стоп", или попросту отлучиться со своего места, ознаменовав тем самым перерыв. Все внимали потокам информации, которой было в избытке. Такого они ещё не видели. Никто не видел. И, возможно, никогда больше не увидит.
   Детектор ALICE вот уже битых полчаса регистрировал нестандартное поведение кварк-глюонной плазмы, характеристики которой напрочь отличались от признанных теоретиками. Однако на характеристики мало кто обращал внимания, само существование данного вида плазмы столь продолжительный - можно сказать бесконечный! - промежуток времени уводил прочь, на немыслимые уровни иррациональности.
   Однако откровения "Алисы" и рядом не стояли с процессами, протекающими внутри LHCb-детектора. b-кварки сошли с ума. Прослеживалось сильнейшее нарушение СР-инвариантности, что могло означать лишь одно: внутри кольца БАК начали протекать некие "тёмные" процессы, зарегистрировать которые оставалось не в силах даже новейшее оборудование детекторов ATLAS и CNS. Но все, как и Рутгер, были уверены - это всего лишь вопрос времени. А последнее, как и вода, - рано или поздно, найдёт выход даже оттуда, откуда его и вовсе не существует.
   На энергетическом уровне 11 и 8 тераэлектронвольт ожил кто-то из операторов:
   - Есть данные с "си-эн-эс". Скорость пучков внутри кольца всего на один метр в секунду ниже скорости света. На уровне 11 и 7 была зафиксирована кратковременная аннигиляция протонов. Сотые доли секунды...
   - Разгоняем до двенадцати, - распорядился Рутгер. - Провести контрольное столкновение с использованием детектора "атлас". Замерить точное время существования "тёмной материи".
   - Передаю данные, - кивнул оператор.
   - Рутгер, это же последняя черта, - простонал за спиной Арно, хрустя суставами.
   - Я знаю, Грегуар, - как ни в чём не бывало отозвался Рутгер. - Приготовься стать свидетелем запредельного.
   - Есть столкновение... - Голос оператора оборвался, так и не закончив предложения.
   Здание содрогнулось, как при землетрясении. Кратковременно выключился свет. В момент сгустившейся темноты, разбавленной тусклым светом мониторов, за окнами зала блеснула вспышка молнии.
   Хотя все прекрасно понимали, что это была вовсе не молния.
   Да и раскатов грома не последовало...
   В контрольном зале повисла гнетущая тишина. Все выдохнули, страшась даже мысленно представить истинную причину толчка и вспышки. Вдыхать не решались, словно это обыденное действо - точнее потребность организма - повлечёт за собой что-то и вовсе не поддающееся объяснению. Так страшатся неизвестности. Так страшатся смерти.
   Вновь зажегся свет.
   - Мы теряем детекторы! - воскликнул оператор, машинально теребя гарнитуру на голове. - Последовательно, как при ударной волне!
   - Нужно остановить БАК!.. - пролетел обеспокоенный ропот, однако был тут же подстрелен трелью телефонного аппарата.
   Рутгер потянулся к трубке, но внезапно его осенило: пищит не только его интерком. Все телефоны, какие только находятся в стенах помещения, - а скорее и всего здания - трезвонили наперебой, порождая тревожную канонаду неопределённости.
   Сердце в груди замерло.
   - Мне нужен "атлас", - в полголоса сказал Рутгер. - Выведите информацию.
   Непонятно как, но оператор расслышал его слова.
   - Шлейф "атласа" отпал. Остался только "си-эн-эс"...
   - Что там?
   - Звонят из Бюже! - закричал кто-то, срывая голосовые связки. - У нас небывалое потребление энергии!
   - Женева обесточена! Весь город погрузился во мрак!
   - Да что такое происходит? - выдохнул над ухом Арно. - Рутгер, ты только посмотри на это...
   Рутгер обернулся на крайний монитор.
   - Что это такое? - не сразу понял он.
   - Это туннель в районе детектора "си-эн-эс", - пояснил оператор.
   - Почему там свет? - спросил Рутгер, постепенно понимая, что не нуждается в устном ответе.
   - Бог мой... - только и смог выговорить Арно. - Это вовсе не фонари. Мне кажется, горит воздух...
   - Есть информация с "си-эн-эс", - оживился оператор. - Скорость пучка на ноль целых ноль, ноль, один ниже скорости света!
   - Рутгер! - взмолился Грегуар. - Мы должны прекратить это!
   - Это? - обернулся оператор и привстал.
   Снова погас свет.
   Рутгер знал, что надолго. Скорее всего, до утра. А может... Может... Может...
   Пытаясь собраться с мыслями, он проследил взгляд оператора; тот смотрел в почерневшие окна. В его глазах играли синие блики от мониторов. Чуть глубже тонул здравый рассудок; вместо него всплывал ужас.
   Такое ощущение, что изнутри лезла бездна, разрывая капилляры и выпучивая роговицу.
   - Ты знаешь, кто такой Люцифер? - шептал Арно, глядя на сохранившийся в тоннеле свет.
   Рутгер, ничего не понимая, уставился в глаза зама.
   - Грегуар, ты о чём?
   - Люцифер переводится с латыни, как "несущий свет", - Арно вздрогнул. - "Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своём: "Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему"...
   Картинка на мониторах заслонилась сизым гало, потом померкла, оставив жирные разводы, словно замазанная сажей.
   Вновь тряхнуло.
   Где-то в недрах здания возник и ту же принялся затихать, удаляясь, заунывный вой.
   - Арно, нет! - воскликнул Рутгер. - Что ты наделал?!
   Толпа сгрудилась; напёрли со всех сторон тела любопытных - хотя, скорее, испуганных, доведённых до ручки, - принялись что-то галдеть наперебой.
   Рутгер в ужасе смотрел на трясущийся палец Арно, зависший над клавишей "backspace".
   - А вы что, собирались продолжать и дальше?! - возник во тьме фальцет кого-то, явно помешавшегося.
   - Мы продолжаем, - кивнул оператор, совершая манипуляции с клавиатурой.
   - Что ты сказал? - Рутгер с трудом удержал себя, чтобы не схватить сидевшего рядом физика за грудки.
   - Я не понимаю... - тёр лоб оператор. - Основные схемы отключены. Нет информации с большинства датчиков. Потеряна связь с "си-эн-эс", но... БАК по-прежнему жив.
   - Этого не может быть! - Арно изучал собственные ладони, как что-то бесплотное, нематериальное, призрачное.
   - Снова звонят из Бюже! Мощность возросла втрое! Они отрубают реактор!
   - Женева настаивает на эвакуации!
   - Согласно последним показания, снятых с "си-эн-эс", температура магнитов детектора - существенно выше нормы, - прозвучал невозмутимый голос оператора. - Криогенная установка не справляется.
   - Чёрт, да это же ледяные стены!
   - Ледяные стены?..
   - Каверны детекторов разрушаются от повышенной температуры! Отсюда и толчки!
   - Как всё оказывается просто.
   - Стоп! Только без паники!
   Но было поздно. Зал превратился во встревоженный улей: люди метались из стороны в сторону, сталкивались друг с другом, падали, круша мебель и оборудование. Возобновились толчки. От одного - самого мощного - из рам вынесло стёкла.
   Физики, в панике, бросились прочь.
   Один только Рутгер сидел, обдумывая странную мысль. Он вспомнил, как описывал свои впечатления после испытания атомной бомбы, невозмутимый Ферми; учёный был настолько поражён увиденным, что на обратном пути в Лос-Аламос не мог вести свою машину. А Оппенгеймер и вовсе процитировал репортёру строки из священной индийской книги "Бхагавадгита":
   "Если блеск тысяч солнц
   Разом вспыхнет в небе,
   Человек станет Смертью,
   Угрозой Земле".
   У Рутгера сейчас не было подходящей цитаты содеянному. Он вообще мысленно абстрагировался от реальности, будучи не в состоянии вспомнить даже собственного имени.
   Когда тряхнуло по-настоящему, так что разметало по сторонам мебель, вперемешку с человеческими телами, Рутгер вскочил на ноги и, не совсем понимая, что творит, кинулся к служебному проходу.
   Тут его настиг очередной толчок: пол выскользнул из-под ног, откуда-то из темноты вынырнула твёрдая стена, выбив из головы остатки мыслей. С потолка посыпалась крошка. Осколки выбитых стёкол въелись в ладони.
   Боль мгновенно отрезвила, но подняться Рутгер не смог. Хотя дело было вовсе не в полученных травмах, не в мечущихся повсюду людях, не в подавленности, от осознания того, что эксперимент с треском провалился.
   "А так уж и с треском? Ведь БАК по-прежнему работает! Но... Что-то будет, когда в Бюже всё же остановят реактор?.."
   От последовавшей догадки, Рутгер вспомнил, куда его понесло... но встать снова не смог. Пол деформировался. Плитки лежали под неудобным углом. Казалось, что от толчков здание покосилось на бок, подобно Пизанской башне.
   Рутгер кое-как дополз до лестницы. Обернулся. Попятам вился непроглядный мрак: то ли ЦЕРН и впрямь обесточили, то ли всё дело в последствиях от толчков... Рутгер не знал. Да и не это было сейчас главным. Главным было другое: нужно, во что бы то ни стало, добраться до детектора ATLAS! Добраться, чтобы увидеть всё своими глазами! Вот только что именно поджидает его там, внутри кольца БАК, - Рутгер опять же не знал.
   Он спустился по опустевшим этажам.
   Прошёл по главному холлу, стараясь не угодить в темневшие на пути завалы. С потолка свешивались кабели электропроводки. Походило на техногенные джунгли. Под ногами скрипело и хрустело. Глаза разъедала пыль. Где-то на отдалении слышались крики людей. Странно, но никто не пожелал воспользоваться личным транспортом - Рутгер мог судить об этом по отсутствию завывания двигателей, сигналам и визгу шин. Все улепётывали на своих двоих, словно так было надёжнее и вернее. А ещё в абсолютной темноте, не найдя ни единого фонарика.
   Рутгер машинально сунул пятерню в карман, нащупал мобильный телефон, попытался запустить приложение "карманный фонарь". Ничего. Аппарат был полностью разряжен, даже не включался.
   - Чтоб тебя! - выругался Рутгер, выбираясь из здания буквально на ощупь. - Вечером же только заряжал...
   На улице было ни зги не видно. Где-то глубоко под ногами недовольно рокотало. Никакого дуновения, даже птицы умолкли. Подобный антураж так походил на предвестие глобальной катастрофы.
   Рутгер, как мог скоро, кинулся к машине - он помнил, где находится его парковочное место, при желании мог бы отыскать с закрытыми глазами. Так и вышло, ошибся на пару метров.
   Странно, соседним "Опелем" действительно никто не воспользовался. Хотя дверцы открыты, разбиты боковые стёкла и вроде как стоит под углом - явно выкатывали. Видимо, просто не завелась... А старались, будто бежали из пекла! Что ж, не повезло. Так бывает.
   Рутгер нажал кнопку на брелоке, попутно отмечая, что ни одна из припаркованных у центрального входа машин не покинула своего места.
   Из-за низких туч выглянул серп бледной Луны. Сделалось немного светлее, так что Рутгер увидел парковку целиком. Одна из машин провалилась под землю, наружу торчал только задний бампер с крючком фаркопа. Ещё две или три выкачены со своих парковочных мест, да так и брошены, как соседний "Опель".
   Рутгера затерзали навязчивые мысли: а что если неспроста так?
   Тревога только стократ возросла, когда "Ниссан" не отреагировал на пятое... десятое... двадцать пятое нажатие кнопки брелока.
   Рутгер облизал пересохшие губы. Снял пиджак, обмотал им локоть правой руки, замахнулся. Боли от удара он не почувствовал. Ощутил только, как предплечье, потеряв опору, провалилось внутрь. За шиворот посыпалась стеклянная крошка. Рутгер не обратил внимания. Дёрнул замок, открыл дверцу изнутри, заскочил в салон.
   Долго экспериментировать он не стал, поскольку не включалось даже зажигание, - "Нисан" был мёртв, причём отнюдь не ввиду разрядки аккумулятора. Нет, проблема заключалась вовсе не в технике, и Рутгер ясно ощущал присутствие чего-то потустороннего, что не позволяло запустить двигатель внутреннего сгорания.
   Рутгер выбрался наружу, какое-то время просто смотрел на небо. Низкие тучи обволокли серп молодой Луны. Сделали из него кокон. Просто сожрали, как ненасытные пауки. Ветра при этом не ощущалось, но Рутгер знал, что это вовсе не повод, чтобы вплетать происки нечистой силы ещё и сюда. Ветер может быть значительно выше, то, что он не ощущается у поверхности земли - ещё ни о чём не говорит.
   Он сорвался с места. Побежал наугад, вновь позабыв куда.
   Странно, но ноги несли уверенно, словно мозг уже изначально задал чётко построенный маршрут.
   Да, ему нужно на ATLAS. На самый ближний из детекторов. Добраться до CNS -точно не получится, хотя последний и работал дольше всех. Именно там произошла аннигиляция протонов, там засветился воздух, а Грегуар назвал это свечение признаком Люцифера...
   Рутгер налетел на невидимую стену.
   Что-то ударило под дых, сбив мысли в кучу. Вдохнуть не получалось. Перед взором извивались оранжевые кляксы.
   Рутгер попытался выпрямиться, но получил в затылок, да так и осел, утратив способность нормально мыслить... точнее вообще ощущать реальный мир.
   Сознание вернулось так же внезапно, как и покинуло; Рутгер отполз на четвереньках, прикрывая одной рукой голову. Что на него напало в ночи - он не знал. Да и какой смысл атаковать спятившего от страха человека, несущегося невесть куда? Чтобы добавить беспорядка в и без того кипящий чан с хаосом? Или таким образом лишний раз поразвлечься? Тогда как, спрашивается, выглядит этот шутник, на что он, чёрт побери, похож?!
   Рутгер сел на зад. Заморгал ресницами. Потом и вовсе принялся тереть кулаками глаза.
   Перед ним плясала многорукая тварь - некий симбионт человека и паука!
   Шива!
   "А чего ты хотел? - не преминуло вставить реплику шокированное подсознание. - Ты только взгляни, какой бедлам царит кругом и всюду!"
   Рутгер сглотнул. Помотал головой. Выдохнул. Только сейчас его настигла догадка: как же глупо, наверное, он выглядит со стороны! Подумать только, испугался жалкую бутафорию. Статуэтку божка, вставленную внутрь обода колеса! Ну не смех ли?
   Асфальт назидательно вздрогнул.
   Чуть в стороне захрустело - видимо просел грунт.
   Обод наклонился, двухметровый Шива навис над испуганным человеком. С многочисленных сочленений посыпалась стружка, протяжно загудел, деформируясь, металл - казалось, индуистское божество так разминает затёкшие от долгого бездействия сухожилия; оно хотело наказать испуганную тварь за столь показное отрицание веры; ему наскучило наблюдать за этим никчёмным муравейником. Пора его разорить, тем более, подвернулся столь удобный шанс.
   Рутгер понимал, что сходит с ума, а Шива танцевал уже внутри его головы на уровне субатомных частиц, которые застыли сейчас внутри кольца БАК.
   В сознании звучал голос директора по исследованиям ЦЕРН Серджио Бертолуччи: "Коллайдер через двери измерений войдёт в "нечто", или это "нечто" отправится в них".
   Рутгер вскочил, не помня себя от страха, кинулся прочь. Тут же споткнулся обо что-то невидимое в ночи. Полетел вперёд головой, чувствуя, как заламываются пальцы рук, чиня нестерпимую боль.
   За спиной кряхтел и стонал разозлённый Шива.
   Рутгер дёрнулся всем телом, высвободил пальцы из металлического плена, отшвырнул преграду ногой. Та в ответ звякнула. Принялась пощёлкивать. Пахнуло резиной...
   Велосипед!
   Рутгер схватил опрокинутый велик. Поставил перед собой. Почесал затылок.
   Сомнения были недолгими. Спустя пару секунд он уже нёсся в ночи навстречу судьбе, даже не помышляя о том, чтобы оглянуться. Шива был страшен сам по себе. В особенности его сущность. Способность разрушать и воссоздавать всё заново. По одной лишь прихоти. А его танец был и вовсе чем-то запредельным, способным нарушить структуру мозга, просто стереть личность, уничтожить самосознание.
   Доподлинно неизвестно, пляшет ли он свой страшный ритуальный танец перед затухающим ликом каждого из нас, но что участвует в распределении баланса света и тьмы в этой вселенной - вне всяких сомнений.
   Рутгер не знал, как такое возможно, но он ни разу не сбился с пути - его словно вела за собой иллюзорная собака-поводырь. Утягивала всё дальше и дальше от рациональности, желая посвятить в некое таинство. Показать нечто такое, что недозволительно видеть простому смертному. Только чудовищу, открывшему врата бездне. А человеком... Человеком Рутгер перестал ощущать себя уже давно. Наверное, в тот самый день, когда устроился работать в ЦЕРН и отказался от семьи. Да, именно тогда он получил свою "чёрную метку", просто до сей поры не догадывался об этом.
   Он затормозил у здания аналитического центра ATLAS. Бросил ненужный велосипед. Прихрамывая, пробежал проходную. Вокруг было темно. Людей на пути не встречалось, и Рутгер был благодарен за это судьбе - ну или тому зверю, что вёл, - остановить бы его просто так не смогли, а убивать в столь прекрасный вечер ему не хотелось.
   Рутгер мотнул головой, понимая, что последняя мысль принадлежит отнюдь не ему.
   Но повинуясь этому зову, он смог бы не только убить... Он смог бы причинить нечеловеческие страдания. И они принесли бы ему несказанное удовлетворение, потому что там, откуда пришёл поводырь - всегда так.
   Рутгер остановился.
   Затряс головой. Он чувствовал, что с ним происходит что-то не то. Чувствовал, но ничего не мог противопоставить ЭТОМУ!
   Электронных отмычек в ящичке не оказалось. Хотя энергопитание нарушено. Скорее всего, магнитные замки на дверях попросту не работают. Он попытался припомнить, есть ли в базе данных информация о его сетчатке, но пришёл к выводу, что и это лишнее - всё внутри комплекса - мертво. Весь ЦЕРН превратился в братскую могилу. В могилу, из которой скопом бегут покойники.
   "И пофиг, что звучит, как абсолютный бред".
   Он переобулся в специальные ботинки с магнитными носками - если БАК всё ещё активен, они будут сигнализатором о присутствии мощных электромагнитных полей. Бесполезный фонарик Рутгер откинул, принялся копаться в личных вещах покинувшего комплекс персонала, силясь отыскать хоть что-нибудь, способное излучать свет. Всё ненужное он бесцеремонно кидал на пол.
   Внезапно под ногами что-то блеснуло.
   Рутгер глянул вниз.
   Стеариновая палочка. Голубая. Вот так повезло!
   - Но ведь когда-то это должно было случиться!
   Рутгер схватил палочку, потряс, кинулся в нужный коридор. Времени у него было в обрез. Минут пятнадцать - не больше.
   Он миновал шлюзы неработающей системы безопасности. Спустился по металлической винтовой лесенке, прислушиваясь к каждому мимолётному звуку... Хотя кроме скрипа ступенек и свиста воздуха в лёгких до слуха больше ничто не доносилось. Ступил на дно каверны детектора, шарахнулся куда-то в сторону, на только одному ему известный ориентир. Зажал палочку в зубах, принялся отвинчивать трясущимися пальцами гайки со шпилек решёток, огораживающих дорожку служебного прохода. Система блокировок была так заумно сконструирована, что сетки стопорились в закрытом положении при отсутствии электропитания на БАК. Пресловутая защита от дурака, гораздого залезть во время аварии куда угодно.
   Рутгер смахнул с кончика носа каплю пота. Откинул разблокированную решётку прочь, протиснулся в образовавшийся лаз. Посветил палочкой.
   Казалось, его окунули головой в чан с дёгтем. Каких-то других аналогий не возникало.
   Рутгер ступил ботинками на металлическое полотно коридора. Замер. Переступил на месте...
   Ничего.
   БАК не работал. Его остановили, так бессовестно прервав эксперимент!
   Ну ничего, он им ещё покажет. Всем. Они узнают, какого это, враз лишиться смысла всей своей жизни! Десятилетий упорного труда, в течение которых он забивал на всё, что только можно, включая родную дочь!
   "Папа?.."
   Рутгер вздрогнул. Вгляделся во тьму, вставшую на пути непроглядной стеной. Вытянул руку, но так и не встретил препятствия.
   - Анна?
   "Папочка, мне страшно тут одной!"
   Рутгер не понимал, действительно ли лопотание дочурки доносится из коридора, или же звук детского голоса - лишь плод его изнурённого работой воображения.
   А почему, собственно, изнурённого?
   - Анна... Но почему? Как ты тут очутилась?
   "Здесь кругом темнота! Забери меня отсюда, папочка! Скорее!"
   - Анна, не двигайся! Слышишь?! Я иду к тебе! Только оставайся на месте и говори со мной!
   Рутгер понимал, что совершает глупость. Сознание утверждало чётко: Анна дома с Хелен, ждёт отца с работы, чтобы пожелал "спокойной ночи". То, что засело в конце коридора, за дверью очередного шлюза, внутри кольца БАК - это не его дочь! Это что-то страшное, прибывшее с той стороны. Из мира безумия и вечных мук. Из того хаоса, что некоторые из нас видят по ночам в кошмарах, пока разум временно отключен. Это была бездна, но Рутгер уже давно верил ей.
   - Анна, ты меня слышишь? - то и дело повторял Рутгер, приближайся к последней черте. - Анна?!
   "Дочь" молчала. Но ответа и не требовалось. Маршрут был построен, воля подчинена... дверь шлюза открыта.
   Рутгер ступил в крохотный тамбур. Сглотнул и потянул на себя внутреннюю дверь... Створка неслышно отошла в сторону, а заряд палочки иссяк.
   - Вот чёрт! - Рутгер вскинул руки перед собой, нервно переступил с ноги на ногу.
   В голове всё вертелось. Мозг не знал, где право, где лево. Где пол, где потолок. В какой стороне находится спасительный выход, который совсем недавно был за спиной...
   Рутгер почувствовал, что падает... и в этот момент что-то схватило его за руку.
   Острое, обжигающее холодом, а ещё неимоверно сильное, способное, при желании, запросто раздробить кость.
   "Ты не довёл эксперимент до конца! - полилась на мозг серная кислота. - Ты не выполнил предназначения, слизняк!"
   Рутгер потерял дар речи. Только сейчас до него окончательно дошло, что он по-прежнему стоит в проёме внутренней двери, погрузив руки в непонятную тёмную субстанцию, которой заполнен туннель БАК. Стоит и не падает, потому что его держит за руку неведомая тварь, засевшая внутри этого сгустка... или облака... Непонятно, как и обозвать, чтобы передать истинный смысл увиденного.
   - Чего тебе от меня нужно? - сказал Рутгер первое, что пришло на ум.
   "Уже ничего!" - Мозг разрезало пополам; Рутгер перестал мыслить, как прежде.
   Он не мог разговаривать сам с собой, подвергать факты сомнениям, анализировать - тварь что-то перестроила в его голове, установив самый настоящий примитивизм. Остались только повадки животного, и, повинуясь им, Рутгер выдернул руку.
   В туннеле вспыхнули красные огни аварийных ламп - БАК перешёл на резервное питание от генераторов. Непонятного сгустка и след простыл.
   Рутгер стоял, покачиваясь, и смотрел на посиневшую кисть с рассечённой на запястии кожей. Он чувствовал потребность бежать и поскорее спрятаться, потому что находиться в этом месте - опасно для жизни. А жизнь он теперь ценил превыше всего. Свою жизнь, так как в памяти не осталось и следа от жизни прежней.
  
   Главный сидел на холме, недалеко от каверны детектора CNS и смотрел в направлении канувшей во мраке Женевы. В пальцах левой руки он сжимал наконец-то успокоившийся мобильник, в левой - переплёт старенькой Библии. О чём думал человек было доподлинно неизвестно...
   Но вот он поднялся на ноги, отшвырнул телефон, прижал к груди Библию и прошептал:
   - В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его... - Главный вздрогнул, окинул безумным взором тёмные небеса. - Бог знал суть вещей, оперируя материей. Он видел, чем пропитаны тьма и свет. Он мог подобрать нужные пропорции, чтобы установить повсюду порядок и логику. Человек же... - Прошелестел вздох, полный отчаяния. - Человек не ведает, что творит в своём стремлении познать непознанное, объять необъятное, увидеть запредельное... Им движет жажда открытия, причём неважно, какой ценой; тяга к разрушению и врождённое насилие! - Главный умолк. Потом заговорил снова: - Мало кто поймёт причину моего сегодняшнего бегства. Но бежал я вовсе не от кого-то. В первую очередь, я пытался скрыться от самого себя. Потому что и я, есть человек, - голова поникла, пальцы невольно разжались... а может и осознанно, так как не осталось надежды. - Вскоре побегут многие... Побегут все. Но скрыться от самих же себя - невозможно.
  
   Хелен обняла вздрагивающую во сне Анну. Смахнула с ресниц слёзы. Прошептала, глядя в разверзшуюся за окном террасы бездну:
   - Боже, он так и не понял, зачем ты даровал нам дочь. К сожалению, он так и не понял этого...
  
   Глава 3. Август 2015 года. Самарская область, село Воротнее Сергиевского района, Россия. ОЧНУВШАЯСЯ ОТО СНА.
  
   - Едут! Едут! - Нянечка Оксана отпрянула от металлической калитки и стремглав побежала по асфальтированной дорожке к дверям главного корпуса пансионата. На пороге она буквально нос к носу столкнулась с заместителем директора по учебно-воспитательной работе Зотовой Екатериной Владимировной.
   - Едут! - ещё раз прокричала нянечка, словно желая, тем самым, придать веса озвученной фразе.
   Зотова поправила причёску, придала лицу строгое выражение.
   - Я вижу, Оксана. Сбегай, поторопи, Александра Валентиновича. Не одной же мне гостей встречать.
   Оксана закивала, натужно дыша в нос, словно пробежала несколько километров.
   - Да, да, Екатерина Владимировна! Одна нога - тут, другая - там! Я - мигом!
   Зотова назидательно покачала головой.
   - Оксана, и ещё...
   - Что, Екатерина Владимировна?! - Нянечка чудом удержалась на ногах, потому что мысленно она была уже где-то в районе лестничных пролётов на второй этаж.
   - Пожалуйста, не кричи так. Это всего лишь члены общественного совета по вопросам независимой оценки работы пансионата, а не пожар. Договорились?
   Оксана густо покраснела, совсем как девочка-подросток, которой указали на существенный изъян в чертах характера.
   - Хорошо, Екатерина Владимировна, - нянечка совсем уж по-детски шмыгнула носом. - Разрешите идти?
   - Беги, - улыбнулась Зотова, которой даже стало совестно от этих своих упрёков.
   Ну ведь и впрямь ещё девочка - кстати, выпускница вот этого самого Сергиевского пансионата для детей-инвалидов.
   "Какой же диагноз у неё был?.. Нужно будет спросить у Татьяны Владимировны - уж она-то точно помнит. А так... Обычная девочка. Серая мышка, готовая заплакать от любого банального упрёка".
   Екатерина Владимировна проводила взглядом скачущую по ступенькам Оксану: вприпрыжку, через одну ступеньку, лихой разворот на площадке, держась рукой за перила, в глазах - детское озорство... Озорство, которое тут круглые сутки, на каждом шагу, такое ощущение, на протяжении вечности. А ещё боль и отчаяние, потому что для многих пациентов - читай ребятишек, - этот приют стал клеткой, заменившей им родной дом. Клеткой, из которой невозможно бежать, в виду того, что кто-то сверхразвитый что-то там напутал в генах, отчего и выползли на свет все эти ужасные твари, такие как детский церебральный паралич, спинальная мышечная атрофия, боковой амиотрофический склероз, умственная отсталость, апаллический синдром... И этот список можно продолжать до бесконечности. Только имеет ли смысл вдаваться в подробности заболеваний центральной нервной системы и головного мозга, если это не принесёт заведомой пользы детям-инвалидам? Вряд ли. Ведь в этом случае для них ничего не изменится. Томительное ожидание как было, так и останется. По крайней мере у тех пациентов, которые в состоянии мыслить осознанно.
   К реальности Екатерину Владимировну вернул звук захлопывающихся дверей автомобиля, приглушённые голоса и стук собственного сердца в груди.
   Вообще она спокойно относилась к всяческого рода проверкам, считала их чем-то само собой разумеющимся. Надо, значит надо, и не нам оспаривать правила. Нужно просто ответственно подходить к поставленным задачам, отдавать профессии всего себя... и даже чуточку больше. В плане ментальности. То бишь, добавлять щепотку души - как пряности в суп, - и тогда бульон, под названием "жизнь" запахнет совершенно иначе, да и на вкус окажется не под стать всему остальному, приевшемуся до оскомин.
   - Екатерина Владимировна...
   Зотова вздрогнула, но завидев открывающего калитку Анатолия Ивановича, резко подалась навстречу, понимая, что от ненужных мыслей стоит на время отказаться. "Шоу" она, по обыкновению, не придумала, а потому и голова с заученным сценарием была ни к чему. Экспромт - все что нужно, когда в подведомственном тебе отделе ничего, кроме порядка.
   - Екатерина Владимировна, никак не ждали? - Скороходов, как и подобает главе сельского поселения открыто и, наверняка, искренне улыбнулся, демонстрируя идеальные зубы.
   "Стоматолог знает своё дело", - невольно подумала Зотова и зарделась, протягивая для приветствия руку.
   - Ну что вы, Анатолий Иванович, - риторическая улыбка. - Кто бы сказал, дорожки бы красные расстелили и с хлебом-солью встречали. А так...
   - А я даже рада, что так, - из-за спины Скороходова вышла пожилая дама в шляпке и, кивнув, так же протянула руку для приветствия.
   - Знакомьтесь, - затараторил Анатолий Иванович, отступая в сторону. - Ратникова Тамара Владимировна, председатель общественной организации "Ассоциация ветеранов социальной службы Самарской области".
   - Здравствуйте. Зотова Екатерина Владимировна, заместитель директора по учебно-воспитательной работе.
   - Очень приятно, - кивнула Ратникова, снимая шляпку. - Хорошо как тут у вас. Тихо. Солнце, хвойные, свежий воздух... И аккуратно так всё, по делу. На первый взгляд и придраться не к чему.
   Зотова невольно вспомнила несущуюся по лестничным пролётам Оксану - да уж, по делу так всё, ничего не скажешь.
   - Мы вчера оценивали качество работы одной из частых клиник в Самаре, так там у них дети строем ходят, песни поют, уж только не маршируют, - Ратникова огляделась. - У вас, по-видимому, иначе.
   Зотова улыбнулась.
   - Наши детки не такие активные, сами понимаете...
   - Чем, кстати, они занимаются? Почему никого не видно?
   - Завтрак уже был. Сейчас утренний обход, процедуры. Татьяна Владимировна поэтому и не встречает - занята.
   - Ситникова, - уточнил Скороходов. - Заведующая медицинским отделением.
   Ратникова кивнула.
   Сзади подкрался Валеев.
   - А это зам по административно-хозяйственной части...
   - Александр Валентинович! - перебила Ратникова. - Как же, как же... Помню вас. Особенно пламенную речь в нашем ведомстве. Вы ведь добились своего?
   Валеев поздоровался.
   - А то как же, Тамара Владимировна. Зря, что ли, в областной центр выбирался!
   - Конечно не зря! - подхватил Скороходов. - Благодаря усилиям Александра Валентиновича в пансионате теперь имеются собственный процедурный, стоматологический и физиотерапевтический кабинеты. Отыскались спонсоры, которые закупили тренажёры для двух залов лечебной физической культуры.
   - Какие молодцы! - похвалила Ратникова. - А где же Сергей Александрович?
   - Директор сейчас в Самаре, - ответила Зотова. - Просил извинить его.
   - Что-то срочное?
   - Тамара Владимировна, - обратилась к председателю Сазонова Галина Петровна, член профсоюзного комитета, прибывшая вместе с делегацией и всё это время мявшаяся в сторонке, не желая мешать разговору. - Вопрос очень важный. Касаемо одной из наших пациенток.
   - А что с ней не так?
   - Апаллический синдром, - ответила Сазонова. - Девочку нужно переводить. Нет смысла держать её тут.
   - А как же родители? - забеспокоилась Ратникова.
   - От девочки отказались, - печально сказала Зотова. - Сергей Александрович пытается всеми доступными средствами найти для неё нужную клинику, где действительно смогут помочь. Хотя... Этот синдром практически неизлечим.
   - Что это такое?
   - Лучше спросить об этом у специалиста, - подметил Скороходов. - Во сколько примерно освободится Татьяна Владимировна?
   - Примерно часа через два, - без заминки отозвалась Зотова. - Давайте пока я проведу вам небольшую экскурсию по пансионату. Заодно посмотрите, какие замечательные условия созданы для проживания наших детишек.
   Ратникова благодушно кивнула, принимая предложение заместителя по СУВР.
   Скороходов призывно зажестикулировал, поторапливая всех.
  
   Утопающие в цветах коридоры сменялись тщательно вымытыми лестничными пролётами. Через стеклопакеты окон внутрь пансионата заглядывало утреннее солнышко. Пестрели на ярких стенах картины - в основном, творчество воспитанников приюта, но встречались и профессиональные. Мелькали испуганные детские мордашки, выглядывающие из-за дверей палат. Слышался настороженный шёпот.
   Зотова знала, что детей оповестили о приезде комиссии. Попросили вести себя сдержанно. Вежливо отвечать на вопросы, если таковые последуют. Тех, кто не понял, усадили перед телевизором, пускать пузыри - не к постели же привязывать? Они не виноваты, что родились такими. Скорее повинны родители. Хотя в чём, собственно, вина последних - тоже не особо ясно. Возможно, всё дело в судьбе, и в том, что стоит за ней, опираясь на клюку или посох. А дети... Те, которые были способны мыслить - видели в членах комиссии потенциальных родителей. Им невозможно было втолковать что-то иное, и вовсе не по причине болезни.
   Каждый пациент в глубине души мечтал о семье. Своей. В которой будут любящие мама и папа, отдающие всех себя лишь ему одному... или ей.
   Сначала продвигались вшестером. Зотова, как навигатор. Валеев, как экскурсовод, ведь хозяйственная часть - это его поприще. Ратникова походила на божий одуванчик, вокруг которого носится неугомонный мальчишка - то бишь, Скороходов - и дивится чему не попадя, как будто не видел всего этого раньше. Лестные эпитеты, при этом, излетали во всех направлениях, так и метя в персонал приюта и администрацию сельского поселения Воротнее.
   Ратникова не обращала на откровенную "показуху" внимания, изредка останавливаясь у той или иной картины, или склоняясь над очередным вжавшимся в стену "шпионом", засланным для выяснения личностей вновь прибывших. Малышня по большей части молчала, стараясь поскорее шнырнуть в какую-нибудь щёлку; дети постарше охотно шли на контакт, но естественно не все. Одна девочка-подросток смутилась, покраснела, отвела глаза в сторону и, такое ощущение, оцепенела. Благо вовремя подоспел медперсонал, и впавшую в ступор горемыку увели с глаз долой. Ратникова, надо отдать ей должное, оказалась не столь впечатлительной, нежели Скороходов. Последний тут же утратил всё своё красноречие. Забился наподобие "шпионов" в какой-то угол. Пропал из поля зрения. Ратникова лишь понимающе кивнула, смотря в глаза Екатерине Владимировне: да, жутко, но жизнь такова, ничего не поделаешь. Галина Петровна тут же заметила, что их профсоюз старается, по мере возможностей, оказать помощь даже таким, социально неадаптивным подросткам, когда те вынуждены покинуть стены пансионата и ступить во взрослую жизнь.
   Замыкала процессию Ковалёва Елена Валерьевна, руководитель комитета семьи и детства муниципального района Сергиевский. Она преимущественно молчала, изредка вставляя ту или иную реплику, когда вопросы Тамары Владимировны касались её ведомства или проходили вскользь, рядом с тем.
   На подходе к столовой встретили Сан Саныча, зама по ОБЖ, полковника в отставке. Тот сразу же принялся шутить на отдалённые темы: как однажды, работая в четвёртом лицее Самары, он не углядел за учениками, и те стянули из его подсобки имитацию "мухи" в натуральную величину, выполненную из текстолита. Затем, представьте себе, открыли окно и принялись целиться со второго этажа в обосновавшихся поблизости гайцов. Одного майора-афганца так переклинило от вида чёрной дырки трубы, метящей ему прямиком в лоб, что пришлось забаррикадироваться в классе и надеяться на благосклонность небес. Ну или ждать момента, когда к майору вернётся чувство реальности.
   Ратникова качала головой, но слушала с подобающей улыбкой.
   Екатерина Владимировна молча улыбалась. Ей нравилось, когда так: легко и непринужденно. Это позволяло отвлечься от насущных проблем, почувствовать себя воспитателем обычного садика, где за каждым малышом - даже восемнадцатилетним - в конце рабочего дня придут родители. Несмотря ни на что. Пусть за окном проливной дождь, запарка на работе, или болезнь! Родитель всё равно придёт, потому что так правильно. Однако на сумасшедшей планете "Кварк" - всё иначе: серо и пустынно, хотя и заставлено красочными декорациями - любуйся, не хочу! Она создана, чтобы чинить боль и страдания, позитивные чувства - здесь чужды. Они как мираж, маячат где-то на горизонте... А побежишь, в надежде догнать, тут же оступишься, потому что таковы правила.
   Или правил нет вообще?
   Но ведь это стократ ужаснее!
   Зотова невольно вспомнила Артура Кларка - почитывала она на досуге фантастику, потому что от реальности уже тошнило:
   "Существует всего лишь две вероятности: либо мы одни во Вселенной, либо нет. Обе - одинаково пугают".
   Зотова так и не узнала, что нас пытаются спасти. А значит, вероятность лишь одна.
  
   От обеда в столовой Ратникова наотрез отказалась; лишь не спеша прошлась вдоль рядов аккуратных столиков, вокруг которых кружились вымуштрованные повара, похожие на неутомимых муравьёв.
   Валеев попутно рассказывал, что в пансионате организовано пятиразовое питание; в том числе диетическое, с дополнительной выдачей в девять вечера кисломолочных продуктов.
   Скороходов не преминул перебить; принялся упорно перечислять всех поставщиков продуктов буквально по именам.
   "И как только запомнил?" - подивилась Екатерина Владимировна.
   Затем посетили актовый зал, компьютерный класс и комнату социально-трудовой адаптации. Дети, встречавшиеся на пути, привыкли к посетителям, отвлекались на растянувшуюся по коридорам процессию всё реже, целиком утонув в повседневном распорядке.
   Только сейчас Ратникова попросилась в одно из жилых помещений.
   "Никак имеет за плечами психологическое образование, - подумала Зотова. - Выждала время, необходимое для адаптации детей к незнакомым посетителям, и лишь по прошествии его, перешла к активным действиям. Разумно. Особенно, если учесть, где именно ты находишься".
   В комнате на четверых человек было комфортно и даже уютно. Одежда аккуратно сложена, рассортирована по полочкам и ящичкам шкафов. На прикроватных тумбочках - книжки, тетрадки, письменные принадлежности. Кровати застелены, чувствуется запах освежителя воздуха, по-домашнему поскрипывает под ногами пол.
   Ратникова откинула прозрачную шторку, выглянула в окно.
   - Красивый вид, - сказала она, подбирая с подоконника позабытого плюшевого мишку. - А как распределяются игрушки?
   - Видите ли... - попытался взять быка за рога Скороходов.
   - Анатолий Иванович, я не к вам обращаюсь, - улыбнулась Ратникова, усаживая мишку-беглеца на ближнюю кровать. - Да, ваши спонсоры молодцы, раз в столь непростые времена безвозмездно оказывают помощь, но речь сейчас не о них. Александр Валентинович, что вы скажете?
   Валеев замялся; ну а кто бы на его месте не растерялся? Понятно, что никто не выдаёт игрушки в руки. Дети сами их находят. Не совсем так, как это только что проделала Ратникова - иначе... Но суть вопроса даже не в этом. Дети на личном опыте учатся правилам жизни в обществе: тебе могут что-то уступить, что-то подарить или просто отобрать. Глядя друг на друга, дети видят, какие эмоции возникают у их товарищей, в зависимости от обстоятельств. Они учатся отличать хорошее от плохого. Добро от зла. Перенимают искусство сопереживания и добродетели, и Зотова не раз и не два видела, как дети делятся игрушками. Да, в глазах, естественно, слёзы, но принцип "наигрался сам, позволь поиграть товарищу", - здесь всегда налицо. И, наверное, так правильно. Это закрепляет социальную адаптацию, а в человеческом обществе, без последней - никак не выжить. Точнее выжить, конечно, можно, но какие душевные раны будут при этом нанесены неприспособленному индивиду, остается только гадать. Как и о том, какие будут последствия...
   Екатерина Владимировна не проронила ни слова; а Ратникова всего лишь заглянула в глаза заместителя по СУВР и трогательно улыбнулась. Она всё поняла. На каком-то запредельном энергетическом уровне их мысли всё же столкнулись, породив реальные эмоции, от которых сделалось тепло в груди.
  
   В медицинском блоке их встретила Татьяна Владимировна. Рассказала о методах лечения пациентов, привела статистику детей, состояние которых неизменно улучшается благодаря процедурам. Конечно, процент не ахти какой, но нужно быть реалистом: в условиях современной медицины излечить всех - невозможно. Да и заболевания у некоторых детей такие, что трудно вдаваться в подробности. Потому что в сознании неподготовленного, или чересчур впечатлительного человека, может запросто нарисоваться мрачная картина безысходности.
   Ратникова кивнула: да, так всё на сегодняшний день и обстоит; жаль, на горизонте не предвидится изменений, но нужно не отчаиваться, выполнять свою работу и тогда, рано или поздно, надежды обретут истинный вес. А это цель, к достижению которой нужно стремиться, как бы тяжело ни было!
   - Галина Петровна рассказала мне про девочку с апаллический синдромом...
   Сазонова кивнула.
   - Светлана Фёдорова. От девочки отказались родители.
   - Да-да, конечно, - сказала Ситникова. - Это просто какой-то кошмар - в голове не укладывается! Родители девочки не плохие люди, просто это бесконечное ожидание... Ожидание непонятно чего - оно может запросто подкосить кого угодно.
   - Но не настолько же! - заметил Скороходов. - У всех поступков есть определённый предел, выходить за который цивилизованный, здравомыслящий человек попросту не имеет права. А тут взять и так просто отказаться от родной дочери. Уму непостижимо.
   - Анатолий Иванович, - вздохнула Ситникова. - Да, поступок скверный. Но... поймите меня правильно: любому здравомыслящему индивиду свойственно абстрагироваться от реальных проблем. Просто так устроено сознание человека. А как именно оно устроено - доподлинно неизвестно. Это миллиарды нейронов, одновременно обменивающиеся друг с другом информацией. И если хотя бы один из синапсов замедляется, отставая от общего информативного потока, как правило, происходит необдуманный поступок, который стороннему наблюдателю, кажется нелогичным и, зачастую, бесчеловечным.
   - Спасибо за познавательную лекцию, Татьяна Владимировна, но я всё равно не понимаю, как можно решиться на подобный шаг, - Скороходов остался непреклонен.
   - А вы просто представьте себя на месте родителей девочки, - тихо сказала Зотова. - Никаких обнадёживающих слов, ничего конкретного, только страх неопределённости, ведь, скорее всего, девочка так и не очнётся.
   - Я бы хотела взглянуть на Светлану, - решительно заявила Ратникова. - Это ведь возможно?
   - Да-да, конечно, - Ситникова поднялась из-за стола. - Ступайте за мной.
   Они вышли в ярко-освещённый коридор, в конце которого были расположены боксы для тяжело больных.
   "Этакие камеры смертников, где в стены навечно въелись боль и страдания. Там даже воздух пахнет как-то иначе... Там пахнет смертью", - Зотова испугалась таких мыслей; они были совершенно несвойственны ей. Несвойственны месту, где проживает много детей.
   - А что это за синдром? - спросила Ратникова, между делом. - Хотя бы в двух словах.
   - Апаллический синдром, или как его ещё называют, "бодрствующая кома", - комплекс психоневрологических расстройств, проявляющийся как полная утрата познавательных, при сохранности основных вегетативных функций головного мозга, - Ситникова обернулась на ходу. - При нём происходит утрата функций коры обеих полушарий, при этом, преимущественно, поражаются медиобазальные отделы лобных и височных областей. Получается человек-растение.
   - Боже мой... - Ратникова была поражена столь детальным ответом. - А что является первопричиной? Откуда эта дрянь берётся?
   Зотову поразила интонация Тамары Владимировны.
   "Откуда эта дрянь берётся? А ведь старушка имеет в виду отнюдь не болезнь. Что-то другое. Но что именно?.."
   - Этот синдром, - продолжала рассказывать Ситникова, - может возникнуть в результате черепно-мозговых травм, реанимационных мероприятий, после вирусных энцефалитов. Он может также развиваться медленно (в течение нескольким месяцев или лет) на заключительной стадии медленных инфекций, таких как корь, краснуха, герпес.
   - И как же выглядят такие пациенты? - тихо спросил Скороходов.
   "Вот это номер! - подумала Зотова. - Да вы, молодой человек, даже понятия не имеете, в каком состоянии находится девочка, и, при этом, какие возвышенные спичи выдаёте на-гора, рассуждая о человеческой морали!"
   - Клиническая картина апаллического синдрома часто развивается после выхода больного из коматозного состояния, когда восстанавливается бодрствование. При этом глаза пациента открыты, он вращает ими в глазницах, но взор не фиксирует, речь и эмоциональные реакции отсутствуют, словесные команды больным не воспринимаются и контакт с ним попросту невозможен.
   - Не хотите поменять свою точку зрения? - с лёгкой иронией, какая только была позволительна при таком разговоре, спросила Ратникова, обращаясь к Скороходову; тот поскорее отвёл взор.
   - В тяжёлых случаях больной прикован к постели, производит хаотические движения конечностями, напоминающие гиперкинезы. Могут обнаруживаться ответные реакции на болевые раздражители в виде общих или местных двигательных реакций, нередко с выкрикиванием нечленораздельных звуков. При этом основные вегетативные функции (дыхание, деятельности сердечно-сосудистой системы, сосание, глотание, выделение мочи и кала) у больного сохраняются.
   - Но вегетативное состояние, насколько мне не изменяет память, - это отдельное заболевание.
   - Скорее состояние, - поправила Ситникова, останавливаясь у нужной двери. - Да, вы правы. При вегетативном состоянии происходит поражение подкорковых структур, при апаллическом синдроме - лишь частичная утрата функций.
   - То есть, надежда на выздоровление есть, - заметил Скороходов, однако без былого оптимизма.
   - Да, но... - Ситникова осеклась.
   - Что-то не так? - спросила Ратникова.
   - Видите ли, синдром Светланы - непонятен. У девочки не было травм, она не болела ничем, относящимся к зоне риска, как здоровы и её биологические родители. Анализы ничего не выявили. Стационарные наблюдения тоже... Возможно, неэффективны методы нашего лечения. Или же мы столкнулись с чем-то новым, что до сих пор неизвестно современной науке.
   - Но как такое может быть? - поразился Скороходов.
   - Если честно, у меня нет ответа на ваш вопрос, - Ситникова отвернулась, нажала ручку, отошла в сторону, пропуская членов общественного совета в палату. - Знакомьтесь. Светлана Фёдорова. Предварительный диагноз на протяжении двенадцати лет жизни: бодрствующая кома. Причины неизвестны, состояние стабильное, курс лечения не назначен.
   Зотова пропустила всех и вошла в палату последней. Она смотрела на мерно поднимающиеся и оседающие простыни. На бледные запястья. На раскачивающиеся спины попутчиков... Куда угодно, но только не на лицо девочки. В груди ныло так, словно Зотова была виновата, что со Светланой всё так. Виновата в лице всего человечества. Но только непонятно, в чём именно заключалась их вина...
   - Она слышит нас? - почему-то шёпотом спросила Ратникова.
   - Да, но вряд ли понимает, - так же шёпотом отозвалась Татьяна Владимировна.
   Ратникова приблизилась к кровати, наклонилась над недвижимой пациенткой, погладила по прозрачной ладони.
   "Бог мой, ведь этой кожи никогда не касались солнечные лучи!" - Зотова с трудом стряхнула с плеч оцепенение.
   - Вы хотите сказать, что с момента рождения девочка прикована к постели? - спросил Скороходов. - Совершенно не двигается и ни на что не реагирует?
   Ситникова кивнула.
   - Да. И мы не в силах что-либо поделать. Только наблюдать.
   - А в остальном девочка совершенно здорова, - медленно проговорила Ратникова. - Как же нелепо.
   - Абсолютно здоровый ребёнок - томограф не показал отклонений, - кивнула Ситникова. - Если бы не синдром, ничем бы не отличалась от остальных детей. Но умственная активность - ноль. На энцефалограмме ничего нет... как будто сознание девочки просто стёрли.
   - Кошмар, - вздохнула Ратникова, смотря в широко открытые глаза пациентки, взгляд которых терялся в пустоте над кроватью.
   Скороходов провёл ладонью перед лицом девочки.
   - Зрачки. Она следит.
   - Всего лишь рефлекс, - сказала Ситникова, подходя ближе и доставая из кармана халата миниатюрный фонарик. - Зрачки реагируют на свет. Так и должно быть.
   - А как же питание? - спросила Тамара Владимировна.
   - Приходится применять зонд. Можно, конечно, вводить внутривенно, при помощи катетера, но это пагубно скажется на системе пищеварения... особенно, если девочка очнётся.
   Ратникова отошла от кровати, посмотрела в глаза Зотовой.
   - Значит Сергей Александрович пытается найти для девочки новую клинику... А есть хоть что-нибудь на примете?
   - Да, - Сазонова не дала Екатерине Владимировне и рта раскрыть, за что Зотова была ей несказанно благодарна. - Через одного нашего спонсора - крупную IT-корпорацию - удалось найти специалиста. Он проживает в Рязани. Связаться с ним пока не удалось, но Сергей Александрович обязательно справится. В крайнем случае, навестит лично.
   - А кто этот человек? - уточнила Ратникова.
   - Какой-то бывший нейрохирург. Оставил профессиональную деятельность и сейчас изучает искусственные нейросети.
   - И чем же он может помочь? - влез Скороходов.
   Сазонова оглянулась - в глазах презрение.
   - Анатолий Иванович, вы сами рассуждали о пределе, выходить за который не в праве ни один человек. Но в определённых условиях, эту черту всё же необходимо преодолеть, потому что за ней может оказаться последний, а возможно, и единственный шанс на спасение! Я думаю, Сергей Александрович руководствуется именно этим принципом. Нам сейчас не важно, кто и как. Первостепенно - принесёт ли результат и, если да, то как скоро.
   - Сдаюсь, - Скороходов бочком вышел из палаты.
   - Что ж, остаётся только пожелать Сергею Александровичу удачи, а Светлане... - Ратникова вздохнула. - Поправляйся, малышка, нам всем тебя тут очень не хватает, - она обвела присутствующих странным взглядом. - Ведь, возможно, ей уготована на Земле важная миссия, которая наложит отпечаток на всё человечество.
   Зотова испытала озноб; она испуганно глянула на коллег.
   Все молча смотрели на недвижимую Светлану, на спящую принцессу, ожидающую своего принца. Только принц остался в сказке. Верному коню было не под силу прорваться сквозь грани. Чудодейственному поцелую - не суждено случиться в реальности.
   "Но и впрямь, как же это прекрасно: очнувшаяся после десятилетий забвения девочка, совершающая какой-нибудь очень значимый поступок. Пускай и не для всего человечества, а, например, для группы отчаявшихся лиц. Это уже бы значило многое. Значило, что смысл всё же есть!"
   Зотова поймала себя на мысли, что хочет воплощения именно такого сценария, какой предсказала мудрая Тамара Владимировна...
   Этого хотели все, но глубоко в душе всё же испытывали сомнения. Однако Ратникова оказалась права. На все сто. Только никто из присутствующих так и не узнал об этом. Не узнал по банальной причине: все они были на тот момент уже мертвы.
  
   Когда в палату захлопнулась дверь, а шаги в коридоре затихли, Светлана вздрогнула всем телом и резко поднялась, приняв сидячее положение. Захрустели сухожилия и позвонки. Растрепались нечёсаные волосы. Захрипели голосовые связки. Зрачки сфокусировались на закреплённой у противоположной стены камере видеонаблюдения. Бледные губы растянулись в зловещей ухмылке.
   Дрогнула, поднимаясь, левая рука...
   Никто не видел, как девочка поднесла к губам запястье и вцепилась зубами в собственную плоть.
   Брызнула кровь. С подбородка закапали капли. В глазах вращалась болотная муть.
  
   Батюшка Михаил как обычно помолился перед сном. Перекрестился над настольным образком. Собирался уже выключить светильник, но в коридоре зазвонил телефон. Подобное случалось нечасто, а потому в груди сразу же затаилась тревога.
   Священнослужитель поднялся, шаркая, вышел из комнаты. Свет он включать не стал, лишь оставил за собой приоткрытую дверь. Скорее всего, ничего серьёзного, просто ошиблись номером, такое ведь бывает.
   Но номером не ошиблись.
   - Батюшка Михаил? - Дрожащий женский голос, а это значит, что стряслось что-то страшное.
   - Да, слушаю вас.
   - Здравствуйте. Моя фамилия Зотова. Екатерина Владимировна, заместитель директора по учебно-воспитательной работе Сергиевского пансионата.
   - Здравствуйте, Екатерина. Чем могу помочь?
   - У нас в пансионате... Господи, у меня нет подходящих слов!
   Батюшка Михаил ощутил лёгкую дрожь.
   - Екатерина, успокойтесь, - сказал он, по обыкновению, ровным голосом. - Что случилось?
   - Я... Я... Я не знаю, как объясниться, чтобы не сойти за сумасшедшую! Это дико! Это не поддаётся здравой логике!
   - Екатерина, я не смогу вам помочь, если не буду знать, в чём суть случившегося.
   - Суть?.. - Женщина нервно сглотнула. - Мне нужно вам кое-что показать! Иначе вы не поверите! Никто не верил, пока... Пока...
   - Что вы хотите показать?
   - Можно я приеду?!
   - Сейчас?
   - Да!
   Батюшка Михаил взглянул на часы.
   - Хорошо, если дело действительно настолько важное, приезжайте.
   - Спасибо! - В трубке зазвучали гудки.
  
   Батюшка Михаил смотрелся в зеркало и степенно разглаживал бороду; он ничего не понимал, а от этого становилось вдвойне не по себе.
   Зотова примчалась через десять минут. К тому моменту батюшка Михаил заварил чаю и тщательно обдумал, чего такого ужасного могло случиться в пансионате для детей-инвалидов, раз потребовалась его помощь. Однако ответ так и не пришёл.
   Екатерина Владимировна ещё раз поздоровалась, воспользовалась приглашением войти и замерла напротив зеркала.
   При свете абажура батюшка Михаил увидел, что на женщине лица нет: вокруг глаз синяки, свидетельствующие об не одной бессонной ночи, губы трясутся, причёска на голове всклокочена. Пальцы рук мнут ручку дамской сумочки; вторая обвисла на уровне колен, содержимое вот-вот вывалится к ногам, но женщина этого даже не замечает. Лишь смотрит на себя в зеркало и как-то странно раскачивается.
   Батюшка Михаил не был силён в познаниях различных нервных заболеваний, но с женщиной явно что-то было не так. Подобное поведение было признаком чего-то серьёзного, запавшего в душу, способного свести с ума, если вовремя не помочь такому человеку хотя бы словом.
   - Не хотите чаю? - спросил батюшка Михаил, мысленно понимая, что гостье нужна передышка.
   Зотова вздрогнула, уставилась на хозяина дома, не узнавая того. Возможно, она даже на какое-то время позабыла о цели своего визита. Правда спустя уже несколько секунд шок прошёл, губы женщины дрогнули, и она спросила:
   - У вас есть компьютер?
   Батюшка Михаил машинально кивнул.
   - Может быть чаю? - повторил он свой вопрос.
   Зотова отрицательно затрясла головой.
   - Нет, спасибо. Где компьютер? Я должна вам это показать!
   Батюшка Михаил жестом пригласил следовать за собой.
   Как только зажегся свет, Екатерина Владимировна вспомнила о сумочке, и, недолго думая, вытряхнула её содержимое на журнальный столик. На опешившего хозяина дома она не обратила внимания; принялась рыться в вещах, роняя их на пол, поднимая вновь, вертя в руках, потом убирая обратно в сумочку. Со стороны походило на то, что у женщины серьёзные проблемы с психикой. Настолько серьёзные, что простым словом уже не помочь.
   Зотова всё же отыскала нужную вещь и сразу протянула батюшке Михаилу, словно опасаясь, что та вновь завалится невесть куда, а повторные поиски не принесут результата.
   Батюшка Михаил принял из трясущихся пальцев женщины обычную флэшку и направился прочь из комнаты.
   - Вы куда?! - Зотова невольно сорвалась на крик.
   - Сейчас вернусь.
   Он вернулся спустя минуту, обнаружив Зотову уткнувшейся носом в платок; по щекам женщины текли слёзы.
   - Возьмите, - батюшка Михаил протянул стакан и две таблетки.
   - Что это?
   - Всего лишь валерьянка. Выпейте.
   - Спасибо, - кивнула Зотова, шмыгая носом. - Только вряд ли они мне помогут. Я уже давно принимаю куда более мощные.
   Батюшка Михаил ничего не ответил. Подошёл к столу, включил системный блок. Флэшка была зажата в его руке. Ладонь вспотела от перенапряжения.
   - Что я должен посмотреть?
   - Давайте я сама, а то там много всего... - Зотова отложила таблетки, выпила стакан залпом и взялась трясущимися пальцами за мышку. - Вот эта видеозапись.
   Женщина два раза кликнула по файлу и поспешила удалиться от монитора.
   Батюшка Михаил присел в кресло, силясь разглядеть тёмную картинку.
   Зернистое гало серого цвета было недвижимо. Похоже на запись со стационарной камеры видеонаблюдения. Да, так оно есть: внизу экрана дата и время. Чуть больше месяца назад.
   Больничная палата. Расправленная постель, в стороне тумбочка и тщательно занавешенное окно. Никакого присутствия людей.
   Внезапно батюшку Михаила осенило:
   "А что если эта женщина действительно не в себе? Назвалась вымышленным именем, принесла пустую запись - не по злому умыслу, а повинуясь тому беспорядку, что скопился в её голове!"
   Додумать он не успел. На объектив камеры легла тень. С потолка что-то свесилось. Батюшка Михаил понял, что сошёл с ума он сам, а вовсе не женщина.
   На него смотрело нечто, и вряд ли оно было человеком.
  
   - Что это такое? - спросил священнослужитель, не в силах оторваться от экрана монитора. - Монтаж?
   - Если бы, - женщина сгорбилась у незанавешенного окна. - Это одна из пациенток нашего пансионата.
   - Но... - Батюшка Михаил наблюдал за тем, как тень, выгнув спину и раскорячив коленки, медленно ползает по потолку, неестественно вывернув локотки из суставов. - Я думал, умственно отсталые дети так себя не ведут.
   - Конечно не ведут! - Зотова резко обернулась. - Я была уверена, что такое можно только по телевизору увидеть в фантастических фильмах! Но, оказывается, нет. В реальности тоже можно.
   - Что с ней не так?
   - Это я у вас хотела спросить! Простите.
   Батюшка Михаил вновь уставился в монитор.
   - Как такое возможно? Это точно не розыгрыш? А то, знаете ли...
   - Да я бы полжизни отдала за то, чтобы эта запись оказалась подделкой! Но я видела! Своими глазами, понимаете?! Видела это существо! - Женщина поднесла руки к губам, отвернулась, пряча слёзы.
   Батюшка Михаил не знал, что сказать.
   - Вы назвали это... существом... Почему?
   - Да разве людям такое под силу? Вообще живым организмам?! Ползать по потолку, нарушая при этом все мыслимые законы природы?! Пить кровь? Боятся дневного света?..
   - Пить кровь? - батюшка Михаил невольно сжал нательный крест.
   Существо на экране словно уловило этот жест: резко приблизилось, заглянуло в объектив и беззвучно открыло рот.
   Священник отдёрнулся, читая про себя молитву.
   - Нет, это что-то не от мира сего, - шептала Зотова, уставившись в чёрное окно. - Оно прибыло оттуда, из вечного мрака - я уверена.
   - Минуту назад вы не были ни в чём уверены...
   - Да. Просто слишком сложно в это поверить.
   Существо отбежало в сторону, ловко спустилось по стене и шнырнуло под кровать. Там затихло, чего-то выжидая.
   Спустя пару секунд в палату отварилась дверь. Показалась голова девушки. Выражения на лице было не разглядеть, но по замедленным движениям было понятно: она до безумия боится этого места. Но деваться не куда, нужно выполнять свои обязанности, и девушка ступила внутрь. Как только за её спиной беззвучно закрылась дверь, в такой же идеальной тишине взлетела кровать. Ударилась о потолок, отлетела в сторону, рухнула вниз, чуть было не накрыв сжавшуюся от страха бедолагу.
   Батюшка Михаил попытался отыскать взглядом существо, однако того и след простыл.
   Девушка тоже озиралась по сторонам, позабыв про оброненные ведро и швабру, - и кто только додумался послать её туда одну?
   - До того дня оно оставалось безвредным, - Зотова словно прочла мысли, хотя скорее просто знала хронометраж записи. - Кусало только себя. И лишь в тот вечер впервые накинулось на человека. На нянечку Оксану...
   - И вы держали всё в тайне? - Батюшка Михаил наблюдал за тем, как бедная девушка кружит по палате, не зная, откуда ждать нападения.
   - Хм... - Зотова всё же обернулась, пересилила себя и подошла к столу. - А как бы вы это всё объяснили? И кого звать на помощь? Ведь его увезут изучать - а что оно такое, доподлинно неизвестно. Может быть, это дитя тьмы, пришедшее чинить расправу над всем человечеством.
   - И вы решили обратиться ко мне...
   Существо свалилось откуда-то сверху позади Оксаны. Молниеносно вскочило на спину девушке и припало головой к шее.
   - О, Господи... - Батюшка Михаил почувствовал, как по всему телу высыпали мурашки.
   Запись оборвалась. Точнее просто остановилась. Картинка на экране "поплыла", раздробилась на пиксели, померкла.
   - Я не помню, когда последний раз спала, - медленно говорила Зотова. - Как только закрою глаза, вижу это... Малейший шорох и хочется без оглядки бежать прочь из дома, как будто меня и там тоже что-то караулит. На работе - и вовсе кромешный ад. Словами не передать.
   - Как оно у вас появилось?
   - Я не знаю.
   Батюшка Михаил недоумённо посмотрел на женщину.
   Зотова заломила кисти рук.
   - Простите, я сейчас объясню. У нас лечилась девочка... Точнее не лечилась, просто лежала в стационаре, потому что от неё отказались родители. Понимаю, звучит ужасно, но так иногда случается. У девочки... у Светланы Фёдоровой - так её звали - был диагностирован апаллический синдром, который мы, к глубочайшему сожалению, так и не смогли вылечить. Да хотя бы вообще сдвинуться с мёртвой точки!
   - Что это такое?
   - Бодрствующая кома. Человек жив, но не воспринимает реальности - не знаю, как точнее объяснить, чтобы вы меня поняли... Контакт с таким пациентом невозможен.
   - Понятно.
   - Чуть больше месяца назад в пансионат приезжала для проверки комиссия. После их отъезда всё и началось.
   - Что именно?
   - Как, вы не понимаете?! - Зотова указала на существо. - Светлана очнулась... но только это была уже не она... а оно.
   Батюшка Михаил промокнул пальцами уголки губ.
   - А до этого за девочкой ничего странного не замечалось?
   - Она с рождения в коме.
   - Разве такое бывает?
   - Нет. Но в случае со Светланой, всё обстояло именно так! Это не поддаётся объяснению! Мы даже пытались перевести её в другую клинику, или привлечь к наблюдениям знающих специалистов, но... К сожалению, мы так и не успели. Появилось это существо и, такое ощущение, завладело телом девочки.
   - А как же координация, быстрота движений? Такое ведь невозможно после длительного пребывания в коме.
   - Хм... Мне кажется это меньшее, что не поддаётся объяснению. По сравнению со всем остальным.
   Батюшка Михаил закрыл глаза.
   - С вами всё хорошо? - забеспокоилась Зотова.
   - Да-да, конечно. Просто размышляю... А что сталось с той девушкой на видео... с Оксаной, на которую напали?
   - Лежит в психоневрологической клинике в Самаре. Сильнейший психоз. Боится оставаться в палате одна, не позволяет тушить свет. На контакт не идёт, только постоянно смотрит в потолок. Скорее всего, ей кажется, будто на неё оттуда снова что-то бросится.
   - Кто ещё в курсе происходящего?
   - Я. Сергей Александрович, наш директор. И заведующая медицинским блоком - Ситникова Татьяна Владимировна.
   - А как же запись?
   - За камерами нет постоянного наблюдения. Стали смотреть только после того, как начался этот кошмар.
   - Медперсонал?
   - После инцидента с Оксаной в палату никого не пускаем.
   - Разумно, - батюшка Михаил снова о чём-то задумался. - А как же кормление?
   - Я... - Зотова ухватилась за подбородок. - Знаю, прозвучит жутко, но... Мы не знали, что ещё делать, потому что иначе оно может сбежать или снова на кого-нибудь напасть, - женщина внезапно умолкла.
   Батюшка Михаил терпеливо ждал.
   Тикали старинные ходики на стене. Мерцала подсветка монитора. Жужжал системный блок - казалось, всё как всегда и ничто не предвещает кошмара.
   "Просто очередной мирянин со своими жизненными проблемами - а у кого их нет? - Но священник прекрасно понимал, что всё иначе, и как прежде больше не будет. Никогда. - Вот она, кара. Похоже, человечество всё же доигралось. Что-то теперь будет?.."
   - Однажды Сергей Александрович купил сырое мясо. Жена попросила. А это существо принялось шуметь, бросаться на стены, скрести в дверь... Господи, я не могу. Не могу этого вспоминать! В общем, мы накормили его этим мясом, потому что обычную пищу - оно есть отказывается.
   - То есть, хотите сказать, что на протяжении месяца кормили ребёнка сырым мясом?
   - А что ещё делать?! Мы не знаем, как поведёт себя существо, когда сильно оголодает! А в приюте больше ста пятидесяти детей-инвалидов! Вы это понимаете?!
   - Пожалуйста, тише, - попросил батюшка Михаил, пытаясь переварить услышанное. - Держите себя в руках.
   - Это всё из-за лекарств, простите, - Зотова полезла в сумочку. - Можно ещё воды?
   - Да. Конечно, - священник поднялся, вышел из комнаты.
   Екатерина Владимировна огляделась. Заприметила в углу образок, перекрестилась. Потом обхватила себя руками за плечи и заплакала. Она не знала, как со всем этим быть. Почему именно она? И что за существо находится сейчас в палате.
   Мысли в голове давно перемешались. Здравый рассудок заслонился страхом. В груди зияла дыра, внутри которой тонули чувства.
   Из кухни вернулся батюшка Михаил со стаканом воды в руках. Подошёл к обессилившей от отчаяния женщине, положил руку на плечо.
   - Успокойтесь. Всё будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем.
   - Вы обещаете?
   - Бог никогда не насылал на людей испытаний, которые были бы им не по плечу. Со всем в этом мире можно совладать... даже со столь безумным.
   - И что мы будем делать? - Зотова застучала зубами по граням стакана.
   - Для начала, мне нужно увидеть это своими глазами.
   - Конечно. Когда вам будет удобно?
   - Сейчас.
   - Что?! - Зотова выронила стакан.
   Звякнуло. По комнате разлетелись осколки.
   - Ничего страшного, - успокоил батюшка Михаил. - Вы на машине?
   Зотова походила на человека, которого силком тащат на погост к разрытым могилам, из которых разбежались мертвяки.
   - Вы действительно хотите ехать прямо сейчас? Ночью?..
   - Откладывать нельзя, - спокойно сказал священник, отходя к комоду. - Если это действительно то, о чём я сейчас думаю, тогда нужно спешить.
   - Хорошо, - кивнула Екатерина Владимировна. - Только осколки соберу.
   - Оставьте. Это не столь важно и... Подождите меня снаружи. Прошу.
  
   "Киа-Сид" Зотовой остановился у центральных ворот.
   На улице было тихо - батюшка Михаил сразу отметил это. Деревья застыли, как древние языческие жрецы, ожидающие кровавого ритуала. Небо заслонилось мглой. Звёзд видно не было - они словно испугались происходящего в стенах пансионата, бежали прочь, на недоступные человеческому взору горизонты, остались там навечно, не в силах унять первобытный страх.
   Зотова заметила ступор, в который впал священник.
   - Не обращайте внимания, - сухо сказала она. - Здесь теперь всегда так.
   - Как?
   - Как под колпаком, - вздрогнув, ответила женщина. - Солнца не видно уже больше месяца... только эти опостылевшие тучи. Птицы куда-то подевались. Сохнут на корню деревья.
   - А дети как себя чувствуют?
   - У всех поголовно - обострение. Ночные кошмары, отсутствие аппетита, а то, что они рисуют... Я покажу, если желаете.
   - Да, конечно.
   - Тогда идёмте скорее.
   Они прошли к входу, поднялись по ступенькам. Зотова достала из кармана плаща ключи.
   - А как же охрана? - вдруг дошло до батюшки Михаила.
   - С вами пропустят, - кивнула Зотова, но без особой уверенности. - Думаю, проблем возникнуть не должно.
   Замок открылся, дверь поддалась, и они ступили внутрь.
   Со своего места поднялся заспанный сторож. Дедок в отрепьях, больше похожий на бомжа.
   - Екатерина Владимировна, это вы. А я думаю, кого это принесло в такой-то час...
   - Здравствуй, Аркаша, - Зотова неумело изобразила улыбку. - Мы тут по делу.
   - Батюшка Михаил? - Сторож явно обеспокоился. - Здравствуйте. А что случилось-то? Нездоровится кому? Или...
   - Здравствуй, Аркадий, - взял инициативу в свои руки священник. - Всё хорошо, не беспокойся. Бог хранит вашу обитель, потому что она вершит благое дело.
   - Дело-то может быть и благое, - зашамкал Аркаша. - Только вот что-то неладное творится последний месяц. Я тут неподалёку живу с матушкой больной. Так была у нас коровка, кормилица, хвори не знала. А этой осенью всё же того... сначала есть отказываться стала, потом молоко пропало, да и забили её, чтоб не мучилась, горемычная, - сторож смахнул скупую слезу. - И с детишками не то что-то...
   - Аркаша, - снова попыталась улыбнуться Зотова. - Наши дети - больны. Просто осеннее обострение. Так всегда.
   - Хоть бы так, Екатерина Владимировна... Хоть бы так, - Аркаша странно прищурился. - Так что вас привело на работу так поздно?
   Зотова стиснула зубы, не зная, что сказать - в голове было пусто. А там, где всё же что-то валялось, ползало жуткое существо, совсем недавно бывшее Светланой Фёдоровой.
   - Иконку я вам привёз чудотворную, - батюшка Михаил продемонстрировал толстый чемодан. - С ней полегче станет всем.
   - Хорошее дело, - закивал Аркаша. - А то и мне не по себе тут ночами сидеть. Так и кажется, будто скребёт кто-то наверху...
   Зотова медленно глянула на тёмный потолок.
   Следом и батюшка Михаил посмотрел.
   - Вы чего это? - засмеялся Аркаша. - Знамо дело это чего...
   - Что? - шёпотом спросила Зотова.
   - Сила нечистая, - на полном серьёзе заявил сторож. - Ей ведь только и надо чего...
   - Чего? - в один голос спросили женщина и священник.
   - Хм... Душ детских, незапятнанных грехами. Потому и темень такая битый месяц стоит. А вы мне про обострение...
   Зотова сглотнула.
   - Аркаша, а кто в медицинском блоке сегодня дежурит?
   - Дак, - сторож выпятил грудь колесом: мол, кому знать, как не мне. - Татьяна Владимировна, кто же ещё. Она тут и днюет и ночует, все смены на себя переписала, а Сергей Александрович лично утвердил такой график. Говорю вам, не всё тут чисто. Нюх у меня на всякую нежить.
   - Спасибо, Аркаша, - засуетилась Зотова, хватая заслушавшегося батюшку Михаила под руку. - Мы к Татьяне Владимировне. Закроешь за нами?
   - А отчего же не закрыть? - Аркаша поправил съехавшие штаны. - Для того я тут и поставлен, чтобы охранять, закрывать и жизнь на ус мотать.
   Только оказавшись в тёмном коридоре, Зотова снова отважилась заговорить:
   - Здешний воспитанник. Не обращайте внимания. Терапия была безуспешной.
   - Вы так думаете, Катерина?
   - Что? - Зотова невольно затормозила.
   - Хм... Признаться честно, я бы не поверил вам до просмотра видеозаписи и оказался бы не прав, как были бы не правы и вы. Однако... Как вы думаете, действительно ли он был болен?
   - Вне всяких сомнений, - пробубнила Екатерина Владимировна, возобновляя шаг.
   - Тогда выходит, что и мы с вами тоже больны, раз верим во всё это, как верит до сих пор Аркадий. А ведь он не видел доказательств.
   Зотова тряхнула головой, припоминая бред каждого из ста пятидесяти пяти детей, находящихся внутри здания пансионата.
   "А что если больны вовсе не дети?! Больны мы сами. И именно поэтому отвергаем плоды нашего воображения, которые не можем объяснить!"
   Зотова ощутила озноб.
   Скорее полезла в карман плаща за таблетками... Но было поздно - вот, она, дверь, за которой заточено непонятное существо, ранее бывшее недвижимой двенадцатилетней девочкой со страшным диагнозом - бодрствующая кома.
   Вместо таблеток пальцы нащупали связку ключей.
   Дальнейшие события Екатерина Владимировна запомнила клочками.
   Вот они по очереди смотрят в крохотное окошечко на двери. Красные лампы ночного освещения уродуют обстановку внутри комнаты. Такое ощущение, с той стороны раскинулось легендарное Инферно, сжатое до размеров больничной палаты. Зотова видит это - Светлану? - лежащей на кровати. Оно не двигается, но женщина знает, что это не спит. Сон ему больше не нужен, необходима лишь плоть. Именно она даёт силы.
   Дверь заплясала перед взором. Слышен звон ключей.
   "Какой же тот самый?"
   Вот он. Под номером тринадцать - и как только она этого раньше не замечала?
   Хруст в замочной скважине. Щелчок. Дверь отлетает в сторону, словно с той стороны бушует ураган! Косяк бьёт Зотову в скулу, отчего женщина отлетает к противоположной стене. В голове - распускается букет из лезвий. Перед взором - оранжевая пелена. Внутри этой пелены фигура человека - батюшка Михаил! Он замер, смотрит внутрь палаты, никак не реагируя на произошедшее. Потом совершает шаг вперёд. Сгибается пополам. Рвёт на себе рясу.
   Зотова силится подняться. Получается раза с третьего. Коридор вращается: где стены, где потолок - не разобрать!
   Обдаёт жаром.
   Екатерина Владимировна медленно сползает по стене.
   Последнее, что она видит, прежде чем провалиться во мрак, это объятую пламенем человеческую фигуру.
  
   Глава 4. Наши дни. Рязань, Россия. СЕРЬЁЗНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ.
  
   Пели соловьи. По городу неспешно плелось душное июльское утро. Тенистый сквер утопал в зелени.
   - Сергей Сергеевич, здравствуйте!
   Целтин обернулся.
   - А, Дима, здравствуй! А это кто у нас такая ряженая?
   Ирка спряталась за брата, оставив напоказ только волшебную палочку из фольги.
   - Фея, - усмехнулся Димка. - У них бал в садике.
   - Малышка, - странно отреагировал Целтин. - О чём думаешь?
   Иринка выглянула, сощурилась.
   - Мороженное хочу!
   - Как, и ты?! - изумился Целтин.
   - Сластёна, - улыбнулся Димка. - Сергей Сергеевич, отец хотел с вами увидеться.
   - Что-нибудь случилось?
   - Не думаю. Наверное, снова к себе позовёт. Соглашайтесь. Видеться будем чаще. Да и зарплата...
   Целтин кивнул.
   - Хорошо. Я зайду вечером. Спасибо, Дима.
   - С мороженным? - оживилась Иринка.
   - Попрошайка, - погрозил пальцем Димка.
   Девчушка показала фиолетовый язык.
   - Уже захомячила чего?
   - Ладно, не буду вас задерживать, - улыбнулся Целтин. - До вечера.
   - Ага. Не прощаемся! Что нужно сказать?
   - До свидания, - мелкая отважилась на реверанс.
   - Выкрутаса!
  
   Женя сидела за рабочим столом в лаборатории. Комкала в пальцах очередной больничный рецепт. Потом тщательно разглаживала бумагу, чтобы снова скрутить бесформенный шарик. За десять лет так ничего и не изменилось. Ночи, пропитанные страхами от кошмаров, сменялась блеклыми днями, внутри которых не было ничего, кроме нудной работы и воспоминаний. В связке они остались с Целтиным вдвоём. Скудного финансирования не хватало даже на скромный штат сотрудников. Толик ушёл первым. Затем наступил черёд Антона. До последнего держался Гречкин, буквально одержимый идеей создания искусственного интеллекта! Но прошлой зимой его не стало - к сожалению, в мире людей так случается.
   Были второстепенные элементы, с шапкозакидательскими настроениями; сменялись скептически настроенные индивиды; мельтешили простые статисты - круговорот людей в природе так же никто не отменял. Но команда так и не собралась. В конце концов, Целтин плюнул на идею со сплоченным коллективом. Снял крохотную квартиру-студию на окраине города, буквально вдавленную в цокольный этаж многоквартирного дома, так что через расположенные под потолком окна можно было смотреть только на ноги прохожих - как у одного знаменитого классика. Обустроил лабораторию, которая стала домом для их растущей крохи.
   Соня не походила на остальных девочек. Точнее походила всем, за исключением одного: у неё не было физического тела. Она была искусственным интеллектом, над которым до последнего пёкся Гречкин.
   После его смерти Соня молчала неделю. Привязалась. Думали, не заговорит. Но "девочка" сумела перенести утрату. Смирилась. Наладила жизнь заново, но уже без дорогого человека. Целтин был в шоке - такого в мире искусственного интеллекта ещё не происходило! Они были первыми. Соня была первой! Жаль этого так и не увидел Гречкин... Но он ведь знал! Наверняка знал, что Соне свойственна человечность!
   Женя заставила себя прекратить думать на столь печальные темы. Запулила рецепт в мусорку - с кошмарами она научилась ладить иначе. Отвлеклась на монитор.
   На экране проигрывался мультфильм "Мартина". Соня подсела буквально сразу, так что Жене пришлось скачать весь сезон целиком - "пускать" Соню в Интернет боялись. В глазах Целтина она действительно выглядела обычным ребёнком.
   Открылось оперативное меню; Женя улыбнулась.
   "А когда я вырасту, у меня тоже будет тело?" - заладила о своём Соня.
   Женя закусила губу. Обтёрла об подол халата вспотевшие ладони. Нерешительно дотронулась до клавиатуры.
   "Конечно будет. Даже не сомневайся в этом".
   "Вы подарите мне его на день рождения?"
   Было и такое. Каждое четвёртое ноября Женя надувала праздничные шары, Целтин запасался конфетти и сладостями. Так они и сидели втроём, наслаждаясь беседой с враз повеселевшей Соней; та ждала главного подарка... Но подарка не было. Как не было и надежды. По крайней мере, у Жени.
   Да, это случилось уже двенадцать раз. Скоро очередной день рождения и придётся снова что-то придумывать, дабы не расстроить Соню в самый ответственный момент.
   "Обещаю тебе", - Женя до глубин души ненавидела ложь, но как-то иначе вести себя во время подобных бесед она не могла.
   Ну где им взять тело для Сони? На что подписаться для достижения цели? Кому "дать на лапу"? Или чему продать душу?! А так... Крохотная надежда для несмышлёной крохи. Но ведь, рано или поздно, Соня и впрямь "вырастет", не останется же она на протяжении жизни с интеллектом десятилетней девочки... Хотя как всё происходящее можно назвать "жизнью"?
   Они не знали ответа на этот вопрос - ни Целтин, ни уж тем более Женя. Возможно, знал Гречкин, но он так и не поделился мыслями с коллегами. Не успел.
   "А кем лучше быть... - не унималась Соня. - Мальчиком или девочкой?"
   Вот, очередная данность, которую невозможно объяснить: почему Соня получилась девочкой? Сама ли она причислила свою сущность к женскому роду, или же причастными оказались некие сторонние силы?.. Но тогда, что это за силы, и на основании чего они выносят тот или иной вердикт - кому быть мальчиком, а кому девочкой? Да, биология с лёгкостью отвечает на этот вопрос, но действительно ли всё так? Или, может быть, мы в очередной раз заблуждаемся...
   Женя вздохнула. Вопросов - тьма. И за двенадцать лет они не смогли ответить ни на один из них. По сути, им отведена лишь роль воспитателей. Как-то влиять на ситуацию они не способны. Только врать, надеясь, что рано или поздно инсайт всё же придёт.
   "Женя?.."
   "Да, я тут, милая. Как бы тебе сказать... Хорошо быть и мальчиком, и девочкой. У каждого пола есть свои преимущества и недостатки".
   "А какие у девочек бывают недостатки?"
   "Ну... тут всё зависит от характера".
   "А от чего зависит характер?"
   Женя покачала головой; в сознании так и нарисовался образ озорной девчушки, лежащей на диване, задрав ноги на спинку и пытающейся подловить взрослого на ошибке, задавая провокационные вопросы. Она знает намного больше, чем хочет то показать. Просто дурачится, водя за нос близких.
   Дети...
   Своих Женя так и не заимела, пускай хоть Соня отведёт на ней душу.
   "Основы характера закладывается ещё в несмышлёном возрасте. Плюс на душевные качества влияет та обстановка, внутри которой развивается индивид".
   "Семья?"
   "Да. Смотри, если ребёнок живёт в благополучной, обеспеченной семье, то высока вероятность того, что он вырастет эгоистом. Потому что родители постоянно трясутся над ним, сдувают пылинки, оберегают от опасных факторов внешней среды. Такой человек оказывается социально не адаптированным. Точнее своё место в обществе он всё же найдёт, только вот вопрос, какой ценой... Но опять же, это не единственный вариант. Скорее даже, это отклонение от нормы. Всё зависит, в первую очередь, от самого индивида, от его собственного мировоззрения, от той самооценки, которую он вынесет свершённым поступкам. Но, повторюсь, окружающая обстановка зачастую кардинально перестраивает врождённые черты характера. От этого никуда не деться. Таков мир".
   "А если ребёнок растёт без родителей? Он вырастет плохим или хорошим? У меня, вот, нет ни мамы, ни папы..."
   Женя задумалась.
   Слишком сложная тема. Не забрести бы сейчас в дебри. И куда только Целтин запропастился?
   "Соня, повторюсь, всё зависит от нас самих. Жизнь, преимущественно, слагается из испытаний. И через их преодоление - то бишь, через поступки - слагается жизненный путь. Главное - не оступиться. Потому что зачастую подняться заново бывает неимоверно сложно".
   "Но как я могу оступиться, если даже не могу ходить?"
   Женя почувствовала в груди пустоту. Мысли куда-то подевались. Осталась только тоника в ушах, как назидание: прекрати изводить своим философствованием отчаявшегося ребёнка!
   Хлопнула дверь; в лабораторию вошёл Целтин.
   - А что такие кислые? - бросил он от порога, облачаясь в халат.
   Женя облегчённо выдохнула.
   - Не в духе мы сегодня.
   - Что не так?
   - Соня грустит. Опять спрашивает, когда сможет ходить.
   - Так-так... - Целтин присел на освобождённое Женей кресло; принялся внимательно изучать вопросы Сони и набранный Женей ответный текст. - Малышка взрослеет.
   - Вы так думаете?
   - На лицо все признаки самоанализа. Она знает ответы на свои вопросы, просто пытается выудить из тебя информацию, которая ей, по тем или иным причинам, недоступна.
   - Признаться, мне тоже так показалось.
   - Нужно поскорее найти "объект". Иначе мы упустим время.
   - Вы всё же хотите провести тест Тьюринга? - прошептала Женя, словно Соня могла их подслушать.
   - Да. Это сможет многое объяснить. Если Соне удастся его пройти, можно будет с уверенностью говорить, что перед нами нечто запредельное. Прецедентов ещё не было! Это перевернёт земную науку с ног на голову! А ещё изменит мировоззрение. Вопрос только, насколько и в какую сторону...
   - Сергей Сергеевич, вы меня пугаете, - Женя принялась нервно ходить из угла в угол. - Но даже если так, что мы будем делать потом? Как ей помочь? Не собираетесь же вы держать её тут вечно... ну или до тех пор, пока она...
   Целтин посмотрел на Женю поверх монитора.
   - Женя, проблемы нужно решать по мере их возникновения. До тех пор, пока мы не узнаем, с чем именно столкнулись, - помочь Соне невозможно.
   - Можно, например, обратиться к правительству... - нерешительно сказала Женя.
   - И что ты хочешь им предъявить?
   - Я... Не знаю. Показать Соню. Наверняка найдутся небезразличные люди! Ведь можно же вырастить человеческое тело искусственно.
   - Женя, ты в своём уме? Ты о клоне сейчас?
   Женя упрямо кивнула.
   - Да общественность нас с тобой только за одну Соню растерзает. А что с ней самой будет, ты не подумала?
   Женя отрицательно качнула головой.
   - Но, если молчать... мы не сдвинемся с мёртвой точки.
   - Знаешь, - Целтин вздохнул. - Мне однажды - давно уже - довелось побывать в Тибете. Там я познакомился с одним ламой. Так вот я задал ему вопрос: что такое жизнь? И знаешь, он ответил на него без слов.
   - Но как?
   - Зачерпнул в ладонь горсть пыли и пустил её по ветру.
   - Ужас, - только и смогла молвить Женя.
   - Я тоже был шокирован. До сих пор в дрожь бросает, как вспомню. Но поразительно, насколько доходчиво он сформулировал свой "ответ".
   - Думаю, нам далеко до этого.
   - Но кое-что мы всё же можем. Мне кажется, я знаю, где взять "объект" для теста.
   - А родители?
   - Я всё устрою. Беги домой, отсыпайся. А в восемь приезжай - посидишь с часок вместо меня.
   Женя кивнула - спорить дальше как-то не хотелось.
  
   Димка подходил к подъезду дома, когда его окликнул знакомый голос.
   Выполнив долг старшего брата, отведя Иринку в садик, он намеревался посидеть в своей комнате под кондёром, запустив на ПК симулятор "Tom Clancy's H.A.W.X.". Поноситься в небесах на современнейших самолётах четвёртого поколения, было для него чем-то сродни входа в нирвану. Мозг просто отключался от реальности, воспринимая лишь чёткие приказы генерала Киттинга и отчёты ведомого звена. Ракеты были наведены, самолёт чутко реагировал на нажатие клавиш, система улучшенной реальности нарисовала на сенсорной панели коридор захода на цель. Оставалось ринуться в пике, но...
   Видимо, придётся отложить.
   Димка обернулся.
   На карусели внутри коробки детской площадки сидел мрачный Гнус и, по обыкновению, посасывал сигаретку. Димка огляделся по сторонам - подробное деяние, вне всяких сомнений, тянуло на "приём", а добросовестных граждан, способных вызвать полицию, в его дворе проживало в избытке, элитный район как-никак.
   Гнус поманил к себе, стрельнув бычком в улыбающегося гномика. Прозвище своё он получил неспроста. Действительно, мал клоп, да вонюч, хотя и не чинит особого вреда. Молчаливый, вечно хмурый, способный одним словом вывести из себя, обидев по-настоящему. И никогда при этом не извинялся. На следующий день заводил разговор первым, словно ничего не случилось, а если замечал, что на него дуются, ещё раз высмеивал прилюдно. Называл это "терапией". В общем, тот ещё кекс. Если бы Димка не проучился с этим мрачным типом четыре года на одном курсе в Радике - сам бы сейчас вызвонил кого нужно. Однако восемь семестров бок о бок, да вдобавок общее хобби, покрыли налётом повседневности все дурные повадки Гнуса, превратив того в друга. А с ним ещё и неразлучную парочку: Стила и Мати. Но этих видно не было.
   - Ты чего, как абориген на шухере? - засипел Гнус. - Гляделки так и бегают. Хе...
   Димка постучал себя полбу.
   - А ты как школота одноклеточная. Или тут уже собрался приняться?
   Гнус сплюнул сквозь щель в передних зубах.
   - Да не гони ты. Запалом и не пахнет.
   - Когда запахнет, поздно будет.
   - Ладно, хорош трындеть, - Гнус протянул руку для приветствия. - Разговор есть.
   - Чего ещё? На счёт завтра что-нибудь? Так договорились ведь уже.
   - Тут дело такое намечается... Реальный заброс может выйти, - Гнус лукаво сощурился, выжидая ответную реакцию.
   - Слушай, Гнус, давай начистоту! Нечего тут томные вздохи репетировать и взгляды исподлобья. Чего ты ещё удумал?
   - Мой сосед, Лобзик, послезавтра в Малинищи рвёт.
   - Какой ещё лобзик?
   - Да Серёга Лобанов, ты его знаешь!
   - Этот псих?!
   - Да никакой он не псих, - Гнус отозвался тихо, но очень эмоционально - как Глухарёв из сериала. - Подумаешь, шизофреник... Тут все сейчас, в кого ни плюнь, такие же точно. Даже мы с тобой.
   - На счёт себя я уверен. Да и на счёт тебя теперь тоже.
   Гнус рассмеялся.
   - Вот за что я тебя уважаю, Самоха, так это за тонкое чувство юмора. Не очкуй, всё пучком будет, я тебе зуб даю.
   - Ага, с шизиком на машине чёрте-куда - именно так я и хотел скоротать свободное время вдали от предков! Нет уж, лучше с Иркой посидеть.
   - Слушай, закрой хаботник и выслушай толком!
   Димка невольно умолк - вот она манера Гнуса: то как с другом хихоньки да хаханьки ловит, а то в хайло дать так и норовит, если по его не сделаешь.
   - Тема реальная, говорю тебе. Заодно из города свалим - чего тут тереться по этой жаре. Да и объект что надо, - Гнус стрельнул глазёнками по сторонам, словно их кто-нибудь подслушивал. - Военка.
   Димка молча смотрел перед собой, понимая, что ничем хорошим затея не кончится.
   Диггерством его увлёк именно Гнус. Началось всё естественно тихо-мирно, - наверное, как и у всех, - со "Сталкера" по сети. Но потом игрушка приелась, а интерес к заброшенным территориям сохранился. Вот тогда-то Гнус и пригласил его на первый заброс. Ничего серьёзного, какой-то заброшенный завод в районе Южного промузла. Димка, помнится, вымазался, как чёрт, но положительных эмоций это не отняло. Обряд посвящения только добавил их.
   С тех пор покинутые места обволокли шлейфом былого его душу, въелись в корочку мозга, прокусили сердечную мышцу. Димка превратился в игрушку времени, способную, сидя, наблюдать, за ходом жизни, никак, при этом, не реагируя на неё. Это было самым интересным: не окунаться с головой в уже совершённые упадок и разруху, а скрытно подглядывать за тем или иным процессом, нарушающим окружающий порядок. Димка видел, как близится к дестрою общество, прыжок за прыжком несущееся в пропасть. Каким-то шестым чувством он ощущал неизвестные науке корпускулы, несущие предвестие катастрофы. Но самое удивительное было не в этом. Даже зная, как предотвратить гибель человеческой цивилизации, Димка бы и пальцем не пошевелил. Потому что его идеальный мир был другим: покинутым, разрушенным, возможно даже, заражённым... Почему именно так, Димка не знал. Хотя и догадывался: общество изжило себя, система нуждалась в чистке, иначе зависнет окончательно, как захламленная "винда". Уже сейчас требовалось вмешательство специалиста, причём радикальное, вплоть до перезагрузки.
   Димка не знал, откуда в его голове берутся подобные мысли. Нет, это не был внутренний голос, что-то ещё - далёкое и неясное, - что выбрало объектом своих притязаний именно его, студента пятого курса Радика, сына человека, основавшего одну из крупнейших IT-корпораций в стране.
   Злой рок или воля небес - кто его знает...
   - Что за муть-то хоть? - буркнул Димка, силясь избавиться от посторонних мыслей.
   - Заброшенная ракетная база, - тут же отозвался Гнус.
   - И далеко переть?
   - Да всего девятнадцать километров по Ряжскому шоссе. Тем более на колёсах! - Гнус сплюнул. - Чего тут ломаться? Сел и поехал. У Лобанова "Тундра".
   - Надеюсь без всяких монтёров и майорчиков?
   - Да там заброшено уже всё лет двадцать! Ракеты вывезены. Шахты демонтированы. Полная разруха.
   - Тогда чего такого интересного там этот твой Лобзик отыскал? - Димка сопротивлялся, как мог, хотя и знал, что с Гнусом это бесполезно - всё равно что навстречу поезду нестись в кепке!
   Да и то, с поездом шансов уцелеть больше - лёг в колею, он и промчался, гудя и стукая. Гнус хрен мимо пролетит, обязательно чем-нибудь зацепит. У него, как у пиратского фрегата, с десяток "кошек" - только потроши, не хочу!
   - Так я ж говорю, что у него паранойя.
   - А разве не шизофрения?
   - Один банан, только если с другой стороны лопать, - Гнус усмехнулся. - Он бомбарь там оборудовал в одной из шахт. Даже гермуха есть.
   - Он реально бомбанутый?
   - Чё ты заладил одно и тоже, как какаду!
   - От кого он там прятаться собирается?
   - Да он помешан на конце света - реально с катушек слетел. А так ничего малый, ходячая энциклопедия прям. Заслушаешься. Не то, что некоторые...
   Димка вздохнул.
   - А Стил с Мати, что говорят?
   - Они в теме. Тебя, вот, только уломать осталось.
   - Уму непостижимо, - Димка тёр лоб, как будто намеревался снять собственный скальп. - С кем я связался, подумать только...
   - А ты поменьше думай - от этого рак мозга случается, - Гнус придвинулся, заговорил шепотом: - Лобзик говорит, что в конце лета, - а может быть и раньше - запустят коллайдер.
   - Который в Женеве? - Димка вконец утратил ход мыслей Гнуса. - А он-то тут каким боком?
   - Лобзик думает, что эта штука может открыть врата в ад, - Гнус умолк, наблюдая за Димкиной реакцией.
   - Так он от нежити в бомбаре укрыться хочет?
   - Хм... Как вариант.
   - Шизоид. И ты, кстати, тоже.
   Гнус заржал.
   - Чего, повёлся? Я ж так просто, нервишки пощекотать.
   - Залезь в шкуродёр и чешись там сколько влезет! Только без меня.
   - Короче... - Гнус перемахнул через заграждение площадки. - Сходка у Радика, послезавтра в шесть пятнадцать утра. Смотри не опоздай... и памперсы прихвати на всякий случай.
   - Ага, обломитесь, - Димка направился к подъезду. - Совсем от сырости коллекторной мозги загнили!
   Тем не менее, единственно правильное решение для себя он уже принял. Только не желал его озвучивать. Даже мысленно. Пускай сперва отлежится, а то мало ли что...
  
   Целтин поднялся на седьмой этаж, подошёл к знакомой двери, замер. Самохин не отличался пунктуальностью, скорее даже наоборот, любил чтобы его пождали. Хотя думается, всем крупным начальникам это свойственно. И дело тут даже не в характере - причина поверхностна: когда ты решаешь всё, тебя непременно дождутся. Включая друзей, пришедших не по вопросу работы, а по-твоему же собственному приглашению. Таково нынешнее общество, никуда не деться.
   Целтин не держал на Самохина обиду; он вообще сейчас думал о другом. Как раз о работе, которая никак не касалась давнего друга. До недавнего времени. Теперь от решения того, зависит многое, потому что где ещё взять для теста маленькую девочку Целтин не знал. Не знал и как попросить, чтобы не сойти за спятившего учёного, способного зайти в своих экспериментах за рамки морали и этики. Разве что позвать в лабораторию Самохина? Ну уж нет, это нонсенс.
   За такими мыслями его и встретил хозяин квартиры.
   - Серый, сколько лет, сколько зим! - Самохин подвязал дорогущий халат и обнял друга.
   Целтин так и застыл в могучих объятиях, с протянутой для приветствия рукой.
   Вот ещё одно качество, выдающее в Самохине начальника - обнимашки. Понятное дело, многочисленные корпоративы и встречи тет-а-тет в интимной обстановке сделали своё дело. С простыми смертными Самохин не здоровался за руку вообще, всех остальных причислял к лику святых, перед которыми можно либо упасть ниц, либо обнять, вот так, выражая свою расположенность.
   И ведь с этим чёртом они давным-давно воевали в Афганистане, где было вообще не до гламура и нежности! Пыльные палатки, безразличные скалы, полчища кровожадных духов, способных запросто перерезать человеку горло, - такое окружение порождало в человеке совершенно иные качества. Настоящую дружбу. Самопожертвование. Отвагу. Милые обнимашки всё бы разрушили на корню.
   Эх, Вадим Станиславович, что же сделала с вами мирная жизнь? В кого превратила? Какие ценности заставила почитать, перво-наперво?
   - Проходи, Серый. Чувствуй себя, как дома, но не забывай... Хе-хе... Шучу-шучу, ты можешь и это забыть!
   Целтин наклонился, собираясь стянуть туфли, но Самохин остановил.
   - Брось эту пролетарщину! Проходи. Ужин стынет. Коньяк греется!
   - Да неудобно как-то, Вадим... - Целтин вовремя прикусил язык, понимая, что если с его уст сорвётся отчество - Самохин ему этого никогда не простит.
   - Неудобно, сам знаешь, что вниз головой делать... А ещё на вертолёте с бабами!
   - Можно хоть тогда...
   - Можно Машку - за ляшку! - гаркнул Самохин. - Ну-ка проходи живее! Дай хоть на боевого товарища посмотрю... И подумать только: живём в соседних дворах, а видеться толком и не видимся!
   - Работа, - пожал плечами Целтин, уволакиваемый за руку в гостиную.
   - Да, люди мы с тобой занятые, не поспоришь, - вещал на ходу Самохин, пыхтя на манер паровоза.
   Похоже, сердечко всё же сдаёт, подумал про себя Целтин, но вслух ничего не сказал.
  
   Массивный стол из красного дерева ломился от изобилия пищи - Галина, жена Самохина, постаралась на славу. Под потолком тускло светила люстра из венецианского стекла. Бордовые шторы и ковры, развешанные на стенах, создавали невиданную аристократичную обстановку, к которой Целтин совершенно не привык.
   Самохин восседал во главе стола, как монарх, поглаживая свободной рукой морду притихшего далматинца. В другой руке раскачивался фужер с коньяком. Целтин пить решительно отказался, сославшись, что ему ещё на ночное дежурство. Самохин попытался было воспрепятствовать, но натолкнувшись на принципиальность гостя и острый взгляд жены, всё же сдался. Целтину даже стало интересно, что способствовало усмирению пыла хозяина в большей мере: его упёртость или немой укор жены.
   Иринка сопела над картофельным пюре и рыбьими спинами, изредка косясь на экзотические салаты и десерт. Димка поглощал стейк. Галина то и дело поправляла причёску, изредка срывалась с места, чтобы принести с кухни очередное совершенство кулинарного искусства, от одного запаха которого разум Целтина туманился. Он привык к макаронам с колбасой - домашняя пища казалась чем-то в высшей степени иррациональным, словно он преодолел пространство-время, оказавшись в альтернативной вселенной, где всё устроено иначе, даже простой ужин.
   - Ты только посмотри, Серый, - вещал захмелевший Самохин, - до чего довела нас эта мирная жизнь. Эта поганая демукратия! Гласность. Никто же ничего не боится! Все ополоумели от бессчётных благ и свобод! Бодаются друг с другом наперебой, выясняя у кого черепушка крепче, даже бабы, а зачем оно им надо - поди, разбери. Низко мы пали морально, даже не смотря на небывалый экономический рост. Хм... Летаем на другие планеты, создаём, мать их, роботов... Генетики и вовсе с самим господом богом горазды соревноваться, кто быстрее тварь живую в колбе вырастит! А что потом? Зачем оно нам всё надо? Или по-другому никак?.. Разве об этом никто не задумывается?!
   - Вадим, - сухо сказала Галина.
   - Да я уж сорок лет Вадим!
   - Не кричи за столом. Какой пример дочери подаёшь? Да и перед гостем неудобно.
   - Какие гости? - Самохин залпом выдул фужер. - Серый - друг! И ему я скажу, зачем все мы на этой дрянной планете что-то вершим. Деньги - вот наш бог! И цель: как побыстрее разбогатеть. Разжиреть. И загнуться в роскоши от какой-нибудь злокачественной опухоли. Всё остальное так, пыль в глаза! Смотрите, какие мы хорошие и беспринципные! Будем просто так двигаться навстречу прогрессу, зарабатывая гастрит от недоедания и ангиопатию сетчатки от усердного бдения за монитором! Да и кому это нужно в современном мире, состоящем из миллиарда шестерёнок? Механизм уже отлажен. Одни гробят собственное здоровье, для того чтобы на их горбах выехал кто-то более сильный! И все молчат, потому что знают, что иначе никак. Какой-то лабиринт выходит: путей много, а выход один... и его не видно.
   - Скорее тупик, - отозвался Димка.
   - А что, тоже вариант, - улыбнулся Самохин. - Зачем искать один единственный выход в лабиринте, ползая на брюхе, подобно слизняку, когда можно пройти напрямик? Хлоп, только глаза держи! Да, Серый?!
   Целтин улыбнулся.
   - Да ты ешь, не стесняйся! Куда всю эту пропасть еды девать... Помнишь, как в учебке письма раздавали?
   - Да, там действительно без глаз можно было остаться, - рассмеялся Целтин.
   - А в чём прикол?
   - Дим, следи за языком, - Галина поднялась, принялась отчитывать Иринку за нежелание принимать здоровую пищу.
   - Ма, ну я лопну сейчас! - ныла мелкая. - Можно мне мороженного?
   - Обойдёшься. Не хватало ещё ангину подцепить среди лета.
   - Так а что с письмами? - повторил свой вопрос Димка.
   - Традиция такая существует, - усмехнулся Самохин. - Если письмо от девушки с гражданки приходит, так его надувают, кладут на шею и со всего размаха ладонью хлопают, чтоб громче было!
   - А глаза как же?! - испугалась Иринка.
   - Так вот их и нужно держать, иначе вывалятся!
   - И укатятся? - совсем уж поразилась девочка.
   - А то как же, - Самохин потрепал Звона по холке. - И комиссуют сразу. От стрелка без глаз - никакого толку.
   - Фу, - Иринка отвернулась. - Противно.
   - Ну и порядки, - подивился Димка.
   - Да, порядки те ещё. Недаром говорят, кто в армии служил, тот в цирке не смеётся, - Самохин помолчал, наблюдая, как Галина вытирает мордашку мелкой. - А знаешь, Серый, можешь мне не верить, но я скучаю по тому времени. Даже несмотря на то, что война была.
   - Понимаю, - кивнул Целтин, думая над тем, как бы вывести беседу в нужное русло.
   - А я, вот, хоть убей, не могу этого понять. Может ты объяснишь мне, в чём суть?
   Целтин почесал кончик носа.
   - Да, всё дело в обществе. Только я не совсем согласен с тобой, в плане движущих человеком мотиваций. Да, возможно какой-то частью и повелевает жажда наживы, но, поверь, есть и другие.
   - Те самые шестерёнки? - икнул Самохин, обновляя фужер.
   - Не части, - предупредила Галина. - Знаешь же, что сердце.
   - Ааа... - Самохин отмахнулся. - Так ведь, Серый, на то их и принято смазывать, чтобы не скрипели. Без мастера - им кранты.
   Галина фыркнула и вытащила Иринку из-за стола.
   - Так и мастер мало чего добьётся с испорченным механизмом, - Целтин помолчал. - Можно сутки напролёт сидеть, смотря на вращающуюся бобину, так ни к чему и не придя. Ведь энергия расходуется вхолостую, потому что износились узлы. Получается, в этом случае, утрачивается и смысл.
   - Но ведь всегда можно купить что-то новое.
   - Это да. А вдруг тебе всучат брак - ты об этом не задумывался? Свой механизм ты знаешь до последнего винтика, а в новом - вряд ли разберёшься без инструкции.
   Самохин утомлённо выпустил из лёгких воздух.
   - Посмотри на этот мир, - вздохнул Целтин. - Поначалу он был идеальным, а как только уверенные в себе начали возводить внутри него что-то своё, не считаясь с общепринятым порядком эволюции, это тут же спровоцировало беспорядок внутри замкнутой системы. Чёрт ногу сломит среди того, что нагородил вокруг себя современный человек, в стремлении приподнять завесу неизвестности. А Солнце и вовсе угаснет, когда перед его ликом встанут разрозненные ряды таких вот мастеров, воплотивших в реальность свои бредовые идеи. Пойми, человек духовен, и каждому из нас нужна хотя бы капелька внимания. Если пустить всё на самотёк, заткнув этику, - получится тот самый беспредел, о котором ты спрашиваешь. Все будут собачиться друг на друга, напрочь позабыв об общей цели.
   - Вы хотите сказать, что прогресс тормозит нас, а война, наоборот, сплачивает? - спросил Димка.
   - Нет, вовсе не это! - воскликнул Целтин, отчего далматинец у ноги Самохина приподнял левое ухо. - Дим, я пытаюсь втолковать твоему отцу, что в эволюции идеального государства важен каждый элемент - неважно, какую функцию он при этом выполняет! Следить нужно за каждым узлом: прислушиваться - стучит он или проворачивается. Трогать руками - вдруг греется. Стирать пыль, чтобы не засорился - только так и никак иначе! Не нужно оставаться безучастным, даже если узел, на первый взгляд, работает в холостую... Возможно, в данный момент, он просто накапливает потенциальную энергию, для того чтобы в будущем проделать полезную работу!
   - Кхм, - Самохин отодвинул фужер. - Куда-то нас занесло, ей-богу, Серый. Мы же о другом говорили: почему злыдни одни кругом?
   - Так это просто побочный эффект, - тихо сказал Целтин. - Твой механизм пошёл вразнос, потому что ты только и делал, что смазывал его. Теперь исправить поломку будет очень сложно. Не удивлюсь, если вообще невозможно.
   - Так как же быть? - спросил Димка.
   - Не знаю, - Целтин повертел в руках вилку. - Слишком сложный вопрос. Скорее всего, для начала мы должны обернуться друг к другу, посмотреть в глаза, взяться за руки - произвести, так сказать, диагностику системы в целом. Лишь только после этого можно будет судить о чём-то беспринципно.
   Самохин заёрзал.
   - Как же ты себе это представляешь, интересно? Хм... Подержаться за руки.
   - Сергей Сергеевич образно, - пришёл на помощь Димка. - Ведь правда?
   Целтин кивнул, не зная, чего ещё добавить в этот пьяный лепет.
   - А я, вот, прямо скажу, - Самохин тяжело поднялся из-за стола. - Война спасёт общество. Крупномасштабная и кровопролитная, как тогда, в восьмидесятые. Потому что только во время бойни, живущие под артобстрелами, имеют возможность заглянуть друг другу в глаза и подержаться за руки. Ничто на этом свете не открывает столь эффективно людям глаза и не объединяет, как боязнь смерти!
   - Ты закончил? - Галина стояла в дверях кухни, подперев руками бока. - Хватит нести чушь. Постыдился бы.
   Самохин хмыкнул.
   - Боюсь, не такая уж это и чушь, - Целтин поднялся. - Спасибо за гостеприимство, всё было очень вкусным и... простите, что нарушил ваше единение.
   Галина улыбнулась.
   - Сергей Сергеевич, ну будет вам. Наши двери всегда открыты для вас. Заходите в любое время.
   - Как, вы уже уходите?! - Димка тоже поднялся. - Пап, ты же не об этом с Сергеем Сергеевичем хотел поговорить?
   Целтин вопросительно уставился на хозяина квартиры; тот наморщил лоб, изображая активную умственную деятельность.
   - Твою-то дивизию! - выругался он, когда кожа на лице приобрела нездоровый свекольный оттенок, а Галина с испуганным вздохом скрылась за дверями кухни. - Совсем забыл! У меня же дело к тебе, Серый! Разговор серьёзный, а мы всё пустое с порожним месим. Идём.
   Целтин улыбнулся, радуясь тому, что разговор ещё не исчерпал себя.
   Самохин беспардонно схватил его за руку, потянул за собой в сторону кабинета, чуть было не споткнувшись об разлёгшегося на пути Звона.
   - Вадим! - кричала с кухни жена, но её слова не достигали цели. - Подожди! Тебе нужно принять лекарство! Слышишь?
   Самохин всё же услышал. На ходу заграбастал из бара графин с чем-то желтоватым на дне и два стакана. Заспешил, как мог. Лишь только захлопнув дверь кабинета, в которую тут же принялась отчаянно настукивать Галина, отпустил локоть Целтина и бухнулся в задрапированное бархатом кресло. Взглядом указал гостю на другое, у письменного стола из дуба, после чего припал к горлышку графина, принявшись звучно хлебать, напрочь позабыв про стаканы.
   Целтин, пользуясь заминкой, огляделся.
   Всё те же бордовые тона. Платиновый ноутбук очень ярко контрастирует с тёмной лакировкой стола. Воль одной стены выстроились высоченные шкафы, на полках которых покоятся переплёты старинных книг - видимо, коллекционные собрания сочинений известных классиков. Чуть поодаль разместился небольшой журнальный столик с декоративным глобусом из папье-маше. На противоположной стене висит невиданный коллаж, совмещающий творения Босха и современный авангардизм. Однако из-за тусклого света - не разглядеть, что именно изображено. Под ногами приятно пружинит ковёр. Окна задёрнуты шторками, похожими на занавес в театре. Шикарная люстра над головой в своём великолепии ни в чём не уступает другим атрибутам мебели.
   Целтин чуть было не присвистнул - сколько раз не бывал у Самохина, сюда его хозяин так ни разу и не пригласил. Видимо, разговор и впрямь обстоял серьёзный. И явно не касался работы, как подумал Димка.
   Самохин оторвал горлышко от губ, прищурился, чтобы лучше видеть гостя.
   - Знаешь, Серый... Ты прости, что так вышло. Просто достало уже всё. Вся эта круговерть. И впрямь бессмысленно выходит. Живём, проживаем, умираем... А кто-то даже этого не может. Понимаешь? Просто жить. Просто жить, потому что ему запретили, - взгляд Самохина затуманился; он смотрел поверх головы Целтина, куда-то в одному ему зримую точку.
   - Вадим, что случилось? Расскажи.
   - Точно не будешь? - Самохин приподнял графин.
   - Нет.
   - Ладно. Короче, дела обстоят так, - Самохин вдруг перестал растягивать слова, его взгляд сделался осмысленным; если бы Целтин не видел своими глазами, что творилось за столом и после ужина, тут, в кабинете, подумал бы, что хозяин квартиры и вовсе не употреблял.
   - Так вот... - Самохин вынул из подлокотника кресла декоративную пепельницу, чиркнул непонятно откуда взявшейся зажигалкой, задымил материализовавшейся из ниоткуда сигарой. - Год назад я решил заняться благотворительностью.
   - Похвально.
   - Да как сказать... Один знакомый посоветовал, - Самохин откашлялся, плеснул в стакан из графина. - Тебе, может быть, не понравится то, что ты сейчас услышишь, но буду откровенен, чтоб избежать недомолвок. В общем, занимаясь благотворительностью, можно отмазаться от налоговой. Причём хорошо отмазаться. Берёшь, скажем, под опеку детский приют или школу, делаешь простенький ремонт, помогаешь приобрести необходимый инвентарь, покупаешь детишкам какие-никакие игрушки. А в ответ на это, государство частично освобождает от уплаты налогов.
   Самохин неожиданно умолк.
   - Но ведь всё равно благое дело, - решил поддержать друга Целтин.
   - Да, возможно. Смотря с какой стороны посмотреть. Вот наша корпорация и взяла под патронаж один из детских домов Самарской области. А точнее Сергиевский приют для детей-инвалидов.
   - А почему так далеко?
   - Коммерция. Не столь важно.
   - А я тут причём?
   - Ты... - задумчиво протянул Самохин. - Ты очень причём.
   - Прости, но я не понимаю, - Целтин развёл руками.
   - Сейчас поймёшь, - кивнул Самохин, отпивая из стакана и закуривая вместо закуски. - Где-то чуть больше полугода назад мне на электронную почту написал тамошний директор. Не подумай, он писал и раньше, по общим вопросам, но... В том письме он упомянул твою фамилию.
   - Мою?
   - Да, твою. Дело в том, что у них в стационаре на лечении находится двенадцатилетняя девчушка... не помню имени. У неё какая-то странная болезнь... что-то вроде бодрствующей комы или...
   - Да, есть такая, - кивнул Целтин. - Человек жив, но не проявляет умственной активности. Как растение.
   - Хорошо, значит ты в теме. Так вот, как я понял из письма, такая дрянь приключается после травм или инфекционных заболеваний.
   - Чаще всего, да.
   - Вот... А с этой девчушкой не всё так просто. Она в коме с момента рождения.
   - Этого не может быть!
   - Вот и директор так утверждает. Но так есть.
   - Скорее всего, ошибочный диагноз.
   - А какой верный? - Самохин смотрел из-под густых бровей, буравя Целтина пристальным взглядом.
   - Боюсь, это можно определить только на месте, проведя ряд необходимых обследований, - Целтин тряхнул головой, словно таким образом пытаясь стряхнуть с себя победитовый взгляд друга. - А они точно уверены, что нет умственной активности? Может просто ЦРБ в тяжёлой форме... или аутизм.
   - На все сто. Потому и разыскивали тебя. Только связаться не смогли - у тебя ведь даже мобильника нет. Решили попробовать через меня.
   - И почему ты заговорил об этом только сейчас?
   Самохин наморщил лоб, о чём-то размышляя.
   - Я забыл тогда, грешным делом, каюсь. Просто завертелся, дел немерено, сам понимаешь. Да и какая-то пелена снизошла, на голову, как туман: тут помню, тут не помню... Как в кино! А директор этот так больше и не написал.
   - Почему ты решился на разговор по прошествии полугода?
   Самохин прижал руку к груди слева.
   - Вадим, всё хорошо? - забеспокоился Целтин.
   - Да, не дрейфь, - Самохин поморщился. - Тут что-то не так уже с неделю. Видимо, совесть проснулась. Вот о чём мы сегодня так и не поговорили... Хотя это всё батя. Старый хрыч всегда приходит ко мне, когда я пру поперёк его воли. Его не смущает даже собственная смерть, понимаешь?
   - Точно всё в норме? - Целтин ощутил спиной мурашки.
   - Не настал ещё мой час, и ты его не торопи, - Самохин для убедительности глотнул вискаря; на счёт содержимого бутылки Целтин больше не сомневался, от меньшего градуса Вадим Станиславович просто бы "поплыл".
   - Так что им нужно от меня? - спросил Целтин и без того уже зная ответ на свой вопрос.
   Самохин снова прищурился, только на сей раз не для того, чтобы гость не двоился, а пытаясь прочесть по лицу, что у того на уме. Тут-то Целтин и догадался, откуда всё это. Они же служили в разведке, и, помнится, пару раз Самохину удалось подобным образом провести "духов" - изображая пьяного, на деле таковым не являясь. Чёртов лис и сейчас вёл потайную игру. Но вот только с какой целью?
   К глубочайшему сожалению, Целтин пока не мог ответить на этот вопрос.
   - У тебя когда последний раз отпуск был? - со всё тем же характерным прищуром спросил Самохин.
   Целтин открыл рот, но так ничего и не выдал. Не помнил он, когда был этот последний раз... да и был ли он вообще.
   - Мать честная... - только и молвил Самохин, потирая подбородок.
   - Просто работы много. Штат маленький. Не на кого положиться, кроме Жени... А вешать всё на неё одну, как-то неправильно.
   - Неправильно жизнь просто так прожигать! Ей-богу, как маленькая шестерёнка. Только без обид.
   Целтин развёл руками: мол, и не думал.
   Самохин вздохнул.
   - Значит, копишь ту самую энергию, чтобы вспыхнуть в конце? Хм... Понимаю. Но ведь на износ крутишься.
   - А куда деваться?
   - Что ж, и то верно... Слушай, у меня к тебе деловое предложение, - Самохин поджал губы, о чём-то размышляя. - Только сперва выслушай до конца, а то прямо сейчас по глазам вижу, что кобениться начнёшь.
   - Нет, что ты! Говори, в чём суть предложения, я обязательно выслушаю.
   - Езжай на недельку в Воротнее - моя фирма возьмет на себя все расходы. Посмотри ту девчушку, заодно развеешься. Может подцепишь там кого... Ну, ты меня понимаешь.
   - В Воротнее? - Целтин изобразил на лице удивление, пропустив мимо ушей последние слова. - Но ведь ты знаешь, что я давно не практикую.
   Самохин приставил указательный палец к губам, интеллигентно призывая умолкнуть.
   - Мы с тобой оба знаем, что ты можешь не практиковать вечность, однако на сути вещей этот никоим образом не скажется.
   - Но...
   - Серый, не хочешь ехать ради меня, так поезжай ради той девчушки. Ты ведь и сам понимаешь, что не всё там чисто. А я и вовсе нутром чую, - Самохин пальнул вновь охмелевшим взглядом по сторонам, словно в комнате, помимо его и Целтина, и впрямь присутствовал посторонний человек. - Ещё батя зачастил, так некстати...
   Целтин помассировал виски.
   - Вадим, я не понимаю, прости. То ты на протяжении полугода даже не вспоминаешь о девочке, а то вдруг, ни с того, ни с сего, просишь меня поехать невесть куда, утверждая, что тебе является батя... Объясни толком, что происходит?
   Самохин шумно выдохнул.
   - Да я и сам прекрасно понимаю, что глупо всё выглядит со стороны. А звучит и вовсе, как бред. Потому и натрескался так, а то по трезвяку боялся и рта раскрыть.
   - Так в чём причина?
   Самохин поднялся, принялся мерить шагами кабинет.
   - У меня охранник новый появился на днях.
   - И?
   - Он до этого в ЦЕРН работал. Охранял БАК.
   - А к тебе его каким ветром занесло?! - опешил Целтин, внимательно следя за перемещениями Самохина.
   - Нет, не ветром, - возразил тот, останавливаясь, - отнюдь. Чертями. Бесовскими отродьями. Уж я-то знаю.
   Целтин почувствовал внутри холодок. Руки и ноги покрылись мурашками. В груди защекотало, как будто он падал с неимоверной высоты.
   "А ведь Вадик вовсе не шутит!"
   Мысль была стремительной, как молния, бьющая в поле - громых и только тоника в ушах, заглушающая протяжный раскат грома.
   Сейчас Самохина точно прорвёт. Батя отошёл в сторонку перекурить. Вот он шанс, ведь Вадим тоже видит это...
   Целтин превратился в слух, попутно стараясь вымести из головы ненужный сор.
   Самохин устало улыбнулся.
   - Хм... Видел бы ты сейчас себя со стороны.
   Целтин смутился, отвёл глаза.
   - Там случилось что-то во время испытаний - это он по пьяни выдал. До этого молчал, как партизан, думал меня провести.
   - На коллайдере?
   - Ага, - Самохин снова заходил из угла в угол. - Не то взрыв, не то землетрясение, не то ещё что... В общем, рвануло конкретно, так что пришлось прервать испытание. Говорит, даже свет во всей Женеве вырубился.
   - Так ничего же не передавали в новостях. Даже БАК не остановили...
   - Так они тебе и выдали всё на блюдечке с голубой каёмочкой, - Самохин перестал шататься, снова осел в кресло. - Со всего персонала взяли подписку о неразглашении. Денег насовали, хоть задом ешь, в качестве компенсации!
   - Так а чего он ушёл тогда?
   Самохин сверкнул глазами.
   - Он видел, во что превратился ЦЕРН после взрыва. Видел, как разбегались, в панике, физики. Видел, что сталось с руководителем испытаний - он два слова связать не мог, как младенец, только слюни пускал.
   - Бог ты мой!..
   - Боюсь, друг любезный, богом в тот вечер и не пахло, - Самохин наклонился, поманил оторопевшего слушателя пальцем.
   Целтин невольно подался вперёд.
   - Они что-то выпустили. Открыли врата, понимаешь? БАК впустил на Землю зло.
   Целтин отдёрнулся.
   - Это твой охранник тоже будучи нетрезвым сказал?
   - Не, на следующий день, когда я основательно его прижал.
   - Но это бред.
   Самохин отрицательно качнул головой.
   - Видел бы ты его взгляд. Нет, так боятся не чего-то конкретного. Так страшатся неизвестности.
   - Хорошо, допустим, - Целтин ругал себя на чём свет стоит: нужно было раскланялся сразу после ужина и не позволять Самохину утащить себя в кабинет. - Но какая связь между этими двумя событиями?
   - Авария случилась прошлым августом. Именно тогда пришло последнее письмо из приюта. А вспомнил я о нём, после рассказа об аварии на БАК.
   - Но девочка с рождения в коме. Причём тут коллайдер?
   Самохин выразительно пожал плечами: мол, разве что только батя знает. Но этот хрыч ничего не расскажет, он всегда называл сына никчёмышем, который просто не в состоянии отличить хорошее от денег.
   - Не проще списаться с директором или созвониться? - мотнул головой Целтин.
   - Проще. Но он не отвечает.
   - И ты решил заслать меня? По дружбе, так сказать. У тебя же полчища охранников в штате! - Целтин сам не заметил, как повысил голос.
   (полчища???)
   - Почему бы не отправить кого-нибудь из них?
   В дверь нерешительно постучали.
   - Мальчики, у вас всё в порядке? - раздался обеспокоенный голос Галины.
   Целтин с Самохиным переглянулись, как два ученика, застигнутые на задней парте за чем-то непристойным.
   - Они не поймут, - прошептал Самохин, качая головой. - Они спецы черепушки проламывать, да кости дробить. В нашем случае - от них не будет никакого проку.
   - В нашем??? - Целтин утратил дар речи.
   Самохин навис.
   - Понимаешь, всё дело в туннеле.
   Целтин сглотнул.
   - Девочке страшно там, внутри. Помнишь, как под Кандагаром, в ущелье?.. Тебе ведь было тогда страшно?
   Целтин облизал пересохшие губы. Кивнул.
   - Так вот, там у нас была отдушина - небо над головой. У девчушки такой отдушины нет. Ты должен, Целтин. Должен поехать, иначе всё утратит смысл, включая нашу сегодняшнюю беседу... дружбу... жизнь.
   - О каком туннеле ты говоришь? - пролепетал Целтин, глядя в глаза бате, всё же снизошедшему до откровений.
   Самохин отодвинулся. Порылся за пазухой. Извлёк помятый журнал.
   - Что это?
   - У сына нашёл вчера. Тогда и велел тебя разыскать. Потому что понял: только ты сможешь понять.
   Целтин глянул на разворот.
   "Философия современных диггеров" - гласил заголовок и тут же эпиграф, после прочтения которого у Целтина затуманился рассудок.
   "Энн, почему ты хочешь в ад?"
   "Понимаешь, Вольт... где ты на небе видел хоть один туннель?"
  
   Целтин брёл по мостовой и пытался собраться с мыслями. Хотя, если учитывать его мировоззренческие взгляды, это являлось непосильной задачей.
   Он словно вновь заглянул в туннель - как и несколько лет назад, когда Женя поведала о своих кошмарах, со всех сторон его обступила мгла. Нет, Целтин не настаивал, девушка сама поделилась, видимо не в силах и дальше оставаться один на один с кромешным ужасом. Ведь страшит, в первую очередь, вовсе не вид затаившихся в темени тварей. Вовсе нет. Заставляет отчаянно колотиться сердце в груди их цель. Ведь зачем-то они пришли. И, скорее всего, не для того, чтобы поведать смысл бытия и тайну бессмертия. Причина иная. Способная вселить в душу смятение, как это происходит сейчас.
   И от этого никуда не деться.
   Прежде чем распрощаться с Самохиным, он сказал "да". А что оставалось делать, особенно, если учесть, что всё в действительности обстоит так, как поведал боевой товарищ... ну или его давно сгинувший батя? Дело вовсе не в девчушке. Дело в БАК... и в тех, кто стоят за ним. Кто несёт ответственность за ход экспериментов, осуществляет контроль, утаивает содеянное, покупая молчание за деньги... а, может быть, просто не ведает, что творит.
   Целтин не хотел верить в подобный расклад, но сознание само выстраивало нехитрый сюжет. Только без девочки. Однако всё взаимосвязано, достаточно провести две произвольные параллели. Рано или поздно, они, вне сомнений пересекутся, а тот, кто утверждал, что это не так, окажется не прав. Не прав по той простой причине, потому что он человек. Всего лишь оболочка из крови и плоти, внутри которой генерирован заряд. Заряд, который обязательно угаснет, ведь таковы правила.
   Так и с кого тогда спрос?
   Целтин смотрел перед собой, прислушиваясь к чехарде мыслей, до тех пор, пока над ним не рассеялся мрак. Потом так же долго вглядывался в расплывающийся силуэт умолкшего Самохина, растёкшегося как студень в кресле; казалось, хозяина квартиры покинули силы, словно он вёл бурный диспут, от результатов которого зависело многое, включая его дальнейшую жизнь. Хотя, если вспомнить, как настоятельно Самохин пытался втолковать товарищу свою правоту, то так оно и обстояло в действительности. Самохин был похож на выжатую губку, на медузу, выброшенную прибоем на солнцепёк, на человека, лишившегося части души, поскольку отважился открыть сокровенное. Если сквозь Вселенную пролегали невидимые человеческому глазу туннели, то несколько минут назад летящие со скоростью света протоны были направлены сквозь сознание Самохина. Его нейронная структура оказалась перегружена, требовалась передышка, и, понимая это, Целтин рискнул подняться на ватные ноги.
   Самохин приподнял голову, жестом приказал оставаться на месте.
   "На следующей неделе к тебе заедет человек от меня. Передаст билет на поезд, на всякий случай сотовый, и кредитку. Деньги трать, не экономь - у меня "Виза-голд". Как будешь на месте обязательно отзвонись - я вбил в память свой номер и номер директора, чем чёрт не шутит, вдруг тебе повезёт, дозвонишься. Место, думаю, найдёшь сам. Где там теряться-то... деревня".
   Выслушав краткий инструктаж, Целтин решился на свою просьбу.
   Самохин долго и пристально изучал взглядом друга - про "тест Тьюринга" он, конечно же, ничего не слышал. Потом вяло кивнул, словно Целтин просил одолжить не родную дочку, а, скажем, пиджак на вечер или авто и, со словами "Димка завтра утром приведёт", захрапел на весь кабинет, под пристальным взором докуривающего бати.
   Целтин знал, что Вадик согласился бы и без этого странного поручения. С друзьями он не исповедовал принцип "дашь на дашь". Но попутно Целтин был уверен, что не будь между ними столь откровенного разговора, сам бы он ни за что не рискнул озвучить просьбу. Просто бы не смог, потому что в глубинах подсознания таилась ещё одна истина: Соня здесь не просто так, она прибыла для какой-то цели. И она действительно девочка - не нужен даже глупый тест.
   Но что это за миссия, и кем послан искусственный разум - оставалось только гадать.
   "Лишь бы не обиделся Вадик. Ведь он всё понял. Как понял и я. Больше мы не увидимся. По крайней мере, не здесь, не на Земле".
  
   Когда он на манер недельного пьянчуги, чуть не навернувшись через порог, ввалился в лабораторию, Женя о чём-то беседовала с Соней.
   Увидев в каком никаком состоянии находится шеф, Женя поспешила на помощь. При этом она, естественно, пролила остатки кофе на клавиатуру, выругалась и больно зарядилась коленом об угол стола. Стиснув зубы, скача на одной ноге, как калека-кенгуру, девушка помогла Целтину подняться и проводила до ближайшего кресла.
   - Сергей Сергеевич, с вами всё хорошо? - прошептала она, теребя в пальцах подол халата. - Вы пили?
   Целтин уставился на сотрудницу, будто та материализовалась из параллельного мира, минуя на то его волю.
   - Сергей Сергеевич, вы меня пугаете...
   Целтин вздрогнул. Повёл плечом. Потом как-то странно посмотрел на Женю и спросил:
   - Женя, тот туннель, по которому ты ходишь во снах... скажи... ты никогда никого не встречала ТАМ? Например, девочку...
  
   Глава 5. КОШМАР.
  
   Остаток вечера Женя просидела на подоконнике, силясь разобраться с мыслями. Пару раз срабатывал зуммер - Соня желала общения, - но Женя даже не пошевелилась, было невмоготу. Силы куда-то подевались, словно она оттянула за раз две смены, а то и три или семнадцать, если представить, что Целтин в кои-то веки всё же соизволил взять отпуск, чему никогда не бывать. Не в этом мире, не в этой жизни, как пела группа "Unreal" - Женя сама не поняла, как подсела.
   Шефа она спровадила домой - не смотря на уверения, что с ним всё в порядке, Целтину определённо требовался отдых. Чего стоил один только закидон про туннель и девочку... А если добавить всклокоченный внешний вид и безумный взор - впору и вовсе задумать об вменяемости. Женя битый час корила себя за то, что так и не додумалась вызвать неотложку! Потом успокоилась. Точнее отвлеклась мыслями, каждая из которых могла запросто расшевелиться в голове душевно больного человека, давным-давно утратившего для себя мир логики.
   Почему он спросил именно это? С кем встречался? О чём вообще шла речь?! Вопросов, на которые Женя не находила ответов, становилось всё больше - они множились в какой-то безумной прогрессии, желая окончательно свести с ума. Да, она конечно же делилась своими кошмарами - или чем там это всё было? - с Целтиным, вроде как уже поддалась его уговорам лечь на обследование, однако после увиденного несколькими часами ранее, Женя уже не была ни в чём уверена, как и в том, что кому-нибудь удастся затащить её в кабинет к мозгоправу даже на привязи или угрожая физической расправой. Поистине, впечатляет, что может сделать с человеком страх, в кого превратить, на какие несуразные поступки подтолкнуть!
   Сейчас, глядя на медленно дефилирующие на уровне лица ноги прохожих, Женя была уверена, что дошла до ручки. Наверное, именно так и совершают последний шаг с подоконника... Благо, их этаж цокольный, утопленный в основание дома, так что ниже шагать просто некуда. Вот только Библия утверждает обратное. Бездна существует. Несмотря ни на что. Оспаривать - глупо.
   Закрыв за Целтиным дверь, Женя с полчаса провела в уборной, сидя на стульчаке унитаза. Тогда она ещё ни о чём не думала, просто смотрела на сеть трещинок, покрывших дверь невиданным маразматическим узором. В голове надулся мыльный пузырь, отсёк радужной оболочкой реальный мир - что осталось запертым внутри осталось доподлинно неизвестно, потому что не знала и сама Женя. Потом пузырь лопнул, окатив множеством острых осколков, - Женя впервые за последние тридцать минут задумалась: оказывается, пузырь был стеклянным, мыло она нафантазировала. Это был бред, причём отборнейший. Испугавшись, Женя вскочила, толкнула дверцу, вывалилась в душевую, спотыкаясь через всё подряд.
   О каком пузыре, вообще, речь?!
   Да, пузыря не было, но вот головная боль осталась, как назидание: не всё то правда, чему мы привыкли верить, опираясь на факты. Психически больной человек видит бред, и это факт. Здоровый человек видит со стороны бред больного - и это тоже факт. Но тогда получается, что оба человека видят бред - и больной и здоровый. Да, в непохожих ракурсах, но подоплёка бреда душевнобольного уже не отрицается столь яро, потому что вокруг факты, а значит и царящий в его голове беспорядок вполне реален. Это уже, скорее, сюрреализм, наводнённый множеством аллюзий и парадоксальных сочетаний форм. И не важно, что жизнь этому новому фантасмагоричному миру дала болезнь, истинную суть которой изначально все отрицали.
   Поток беспорядочных мыслей прервал кашель смесителя. Женя насилу дождалась от "простуженного" крана воды. Ждать холодной не стала, так и умылась тёплой, отдающей запахом хлорки и ржавого металла субстанцией. Безудержная круговерть в голове унялась, опала подобно пыли в комнате, где распылили водную смесь, готовясь к генеральной уборке. Именно сейчас Женя поняла, что и её голова захламлена основательно. Впору устраивать санитарный день, или, как в армии, парково-хозяйственный день, и мести, мести, мести... до тех пор, пока не наступит ясность или хотя бы не позабудутся все недавние аналогии, относительно мыльных и стеклянных пузырей, истиной природы происхождения бреда... да и генеральная уборка сознания, признаться, тоже что-то с чем-то!
   Женя рывком обрубила воду. Выдохнула. Прислушалась к утробному ворчанию слива. Когда поняла, что при желании может интерпретировать звуки несущейся по трубам воды в человеческую речь, скорее покинула душевую.
   Не смотря на приличное количество мебели, комната лаборатории показалась пустой. Ничто кроме окна не прельщало взор, и именно к последнему Женя направилась шатающейся походкой. В своём углу, по обыкновению, пискнула Соня, но Женя не отреагировала, целиком поглощённая игрой света и тени - Солнечные лучи проскальзывали через неплотно прикрытые жалюзи, забавлялись с пылью, тут же твердели, оборачиваясь прозрачными трапециями, что мерно оседают основаниями на пол.
   Женя затормозила у ближайшей фигуры, склонила голову набок, словно преграда была и впрямь реальна. На всякий случай вытянула руки, сделавшись похожей на сомнамбулу. Так и не встретив препятствия, шагнула вплотную к подоконнику и даже не оглянулась - толку-то, если всё в этом мире эфемерно. Время и то, как показывает практика, вовсе не движется вперёд - стоит на месте, дожидаясь, когда с лика Земли не пропадёт последний человеческий паразит. Цивилизация дикарей, придумавших десятеричную систему исчисления, атомную дубинку и с тысячу действенных способов, как болезненно умертвить себе подобного, изжила себя, показав вопиющую некомпетентность в области становления и познания мира, который был дарован за грош, а продан и вовсе за бесценок, потому что цена души человечков - ничтожна. Они научились только врать, изворачиваться и лицемерить. А самое страшное: они растили такими же, как сами, своих детей. Механизм самоуничтожения был запущен, курок взведён, запал подожжён.
   Так Женя и сидела, смотря на стекло перед собой, на шагающие ноги, позволяя мыслям в голове уносить сознание всё дальше за черту, в сумбурный мир иррационального и непознанного, а потому, когда свет вокруг померк, она ничуть не удивилась и даже не испугалась. Здоровый человек сказал бы, что наступила ночь, и оказался бы прав. Женя была уверена, что это туннель... и тоже была права. И, словно усмехаясь, в лицо ей дунул ледяной сквозняк, от которого на миг перехватило дыхание. Она, вне всяких сомнений, была права.
   Женя улыбнулась темноте, протянула руку.
   На запястье сомкнулись разъедающие кожу оковы.
   Раньше бы Женя вскрикнула, испугавшись. Теперь же она привыкла. Более того, научилась смотреть в темноте, а значит, подчинила сон. Нет, она не распознала природу ночного кошмара, но, надо признать, продвинулась далеко. Она больше не была неподготовленной, а следовательно, могла накапливать информацию, готовиться к решительным действиям. Как со стороны себя, так и со стороны ИХ...
  
   Боль в кисти сделалась нестерпимой - самое время проснуться. Однако сон перестал быть сном, кошмар обернулся ужасом, из мрака перед лицом вынырнула угловатая голова с латексной кожей, как у андроидов из научно-фантастических фильмов. Запахло горелой изоляцией, и Женя невольно отстранилась. Потом опомнилась - ведь так было не раз и не два, пора привыкнуть, - придвинулась к существу, стараясь не смотреть в бездонные глаза. Поводырь никак не отреагировал, повёл головой, будто озираясь. Синеватый взор размылся, как при раскадровке - Женя словно преодолела пространство-время, получив возможность наблюдать существо одновременно секундой ранее и сейчас. Да, в реальности так не бывает, но Женя ещё не разобралась, чем является по своей природе то место, в которое она попадала всякий раз, как утрачивалась логика.
   Пока она размышляла, существо метнуло взор в другую сторону, "создав" ещё одну копию - совсем как у Стругацких в "Малыше", ей-богу! Первый фантом, смотрящий в упор мимо Жени, при этом медленно таял, испуская едкий белый свет, от которого слезились глаза.
   Всё происходило в полнейшей тишине, однако из-за возросшего числа двойников сделалось заметно светлее. Женя огляделась, хотя прекрасно знала, где находится: бетонные, полого поднимающиеся к полукруглому своду стены, с множеством замазанных цементом швов. Трубы из гофры, кое-где оторванные от креплений, загнутые основанием вниз. Растянувшиеся по гладкому бетонированному полу кондуиты и просто мотки проводов. Проржавелые распределительные щиты, прикреплённые к реликтовым кронштейнам. Последние ввинчены в стены, наверное, ещё до сотворения мира. Над головой, на крюках, подвешены светильники с огромными дисковыми отражателями. Лампочки отсутствуют, их то ли предусмотрительно вывернули, убрав про запас, то ли побили неведомо для какой цели. В стенах через равные промежутки укреплены лампы аварийного освещения, закрытые предохранительными кожухами, - рабочие или нет, также доподлинно неизвестно.
   Закончив изучать до боли знакомое место, Женя обнаружила, что с существом произошли новые метаморфозы. Череда двойников располагалась к ней спиной, длинная, как хлыст, клешня продолжала тянуть за собой, не чиня неудобств. Женя открыла рот и невольно вскрикнула от приступа резкой боли в вывернутом запястье - проводник не церемонился, видимо спешил, а она забыла, какого вот так, когда боль нарастает не постепенно, а обрушивается сразу, как во время болевого шока.
   Закусив губу, Женя шагнула следом. На какое-то время она оказалась дезориентирована в пространстве из-за яркого белёсого свечения растворяющихся в запахе гари фантомов. Куда ни глянь, повисли повёрнутые в разные стороны лица существ, создавая обманчивое впечатление присутствия в музее восковых фигур мадам Тюссо. Женя шла, стараясь не касаться бесплотных масок окружившего её театра абсурда - боль в руке прошла, дав возможность двигаться свободно, но, как и прежде, в пределах дозволенного.
   Маршрут она знала вплоть до количества шагов, числа бетонных швов или распределительных коробок на стенах - могла запросто пройти с закрытыми глазами, после чего вернуться обратно, чего никогда не делала. Видимо, именно тут, обратный путь не имел смысла. Как не имела цели сама прогулка, взявшись за руки с монстром - как-то иначе назвать своего фантомного проводника Женя не могла.
   Тот вёл вдоль обшарпанной стены, как влюблённый кавалер объект своего вожделения по набережной или парку, в извращённой манере причиняя боль, если та собьётся с шага или попробует свернуть не там, чтобы насладиться унылым пейзажем с оттенками милитари. Кончалась прогулка так же внезапно, как и начиналась: заломив кисть, проводник исчезал в стене, оставляя после себя бесчисленное множество ярких фантомов, ориентированных на всё подряд в пространстве, только не на находящуюся в замешательстве Женю. Свет мерк вместе с угасающими фантомами, и, оказавшись в кромешной тьме, Женя просыпалась, если это в действительности был сон.
   Сегодняшняя прогулка ничем не отличалась от множества предыдущих. Её тянули, она покорно шла, терпя боль, пока... Пока не догадалась, что что-то не так. Число распределительных коробок увеличилось. Шаги тоже были уже лишние. Скорее всего, она сбилась со счёта, чего не бывало раньше. Что-то и впрямь шло не так...
   Блеснул свет, кисть вывернули, бесцеремонно дёрнули в сторону. Женя в последний момент успела подставить свободную руку, больно ударилась подбородком о бетон. Проморгав слёзы, убедилась, что её продолжают тянуть, сдирая с запястья кожу. Сжатая в кулак ладонь сделалась влажной, с костяшек явственно закапало. Ноги поскользнулись, и Женя осела на колени, буквально носом уткнувшись в закрытый решёткой проход. Раньше она его никогда не замечала, да и был ли он тут - вопрос. Однако самым страшным оказалось отнюдь не это. Даже не количество согнутых в три погибели фантомов, коих было в разы больше, чем прежде. Шокировала поза, точнее положение руки, за которую продолжали тянуть в закрытый проход.
   Женя с превеликим трудом сдержала возглас изумления - кисть просовывалась между прутами решётки впритирку. Сунуть конечность в ограниченное пространство, при этом не повредив ни артерий, ни сухожилий, было немыслимым. Тем не менее рука самым непостижимым образом оказалась зажатой между металлическими прутками, и Женя кажется понимала, как такое возможно... Но в реальности такого не может быть по определению! Видимо, существо перемещается, используя недоступное ей измерение - оттого-то и возникают фантомы - руку вовсе не просовывали через решётку, конечность материализовалась частично с другой стороны, так как была зажата в клешнях проводника в момент очередной метаморфозы.
   Женя сглотнула, понимая, что добровольно лезет туда, куда простым смертным, подобным ей, дорога заказана априори. Поняла, но ничего поделать не сумела. Осознав, что следующая трансформация существа убьёт её, Женя принялась активно пытаться высвободить зажатую руку. Коленка больно обо что-то ударилась - болторез! Не веря своему счастью, Женя ухватилась за массивные ручки.
   Помогая себе ободранным коленом, Женя кое-как приспособила инструмент для работы, просунув между лезвиями ближайший к запястью прут. Оперев нижнюю ручку о бедро, навалилась боком на верхнюю, однако веса для перекуса металла не хватило. Женя отчаянно дрыгалась всем телом, силясь высвободить несуществующие килоньютоны; лезвия болтореза гуляли по прутку, изредка царапая кожу, усыпая проход крупными рубинами.
   Пахнуло горелой пластмассой, Женя поняла, что сейчас это случится. Странно, но страха она не испытала - сознанием завладела подавленность. Было обидно, что всё вот так: отрепетировано, шаг за шагом, бессчётное число раз, а закончится ерундовой бессмысленностью, как и всё на этой треклятой планете - смертью. На этот раз её смертью. Печально и опять же обидно, потому что всё настолько банально. Женя поняла, что пофиг со смертью - она даже перерождаться не хочет, если существует та самая пресловутая реинкарнация, в которую верят религиозные фанатики. Ну скучно это всё, и действительно, не несёт смысла. Из века в век рождаться, вариться в закупоренной склянке, под названием "жизнь", умирать, испытывая облегчение, и перерождаться заново, только потому, что у того, кто всё это придумал, элементарно не хватило фантазии на создание чего-нибудь действительно стоящего!
   Женя обругала себя за столь непутёвые мысли - но ведь она спала, а во сне ещё и не такое привидеться может. Уж кому, как ни ей констатировать данность. Сейчас она благополучно умрёт и проснётся в неописуемом ужасе там, в своей реальности, от которой уже оскомина на языке, как и от таблеток, которых придётся наглотаться, чтобы переварить весь этот бред. Ещё держать ответ перед Целтиным, ведь он давно раскусил все её ужимки. Может и впрямь по ней больничная койка плачет? Да-да, та самая, "в комнате с белым потолком, с видом на надежду"...
   Упор под боком внезапно пропал. Женя опомниться не успела, как плашмя рухнула на вытянутые руки, основательно приложившись грудью, так что свет в глазах померк на какое-то время. Проглотив боль, она заново приподнялась, уселась на корточки, принялась бестолково смотреть в чёрный провал, из которого на неё выглядывал медленно тающий фантом с безразличной бездной во взоре.
   Перекушенная пополам решётка валялась в крови на полу у вздрагивающих коленок. Рядом поблескивал хромом болторез - Женя не сразу поняла, что может так бликовать в, по сути, кромешной тьме. Она снова бросила кратковременный взор на фантом - тот был еле различим, скорее поглощал, нежели излучал, - быстро оглянулась. Туннель, по которому они продвигались несколькими минутами ранее был наполнен нездоровым бордовым светом от мерцающих ламп аварийного освещения - когда, кем и почему они были включены, Женя не знала. Казалось, вот-вот, послышится топот ног военных и обслуживающего объект персонала, поднятых по тревоге.
   За руку дёрнули, не позволив домыслить; Женя вскрикнула, на силу успела вжать голову в плечи - не среагируй она столь оперативно, запросто бы въехала лбом в бетонную перегородку, что, возможно, было бы лучшим вариантом, особенно если учесть, что поджидало дальше, в том месте, куда вело существо.
   Передвигаться на четвереньках - точнее ползти на трёх конечностях, придурковато высунув правую руку вперёд, казалось немыслимым. Спина уже давно огрызалась на всяческие резкие телодвижения огульной болью; приходилось останавливаться и ждать, пока не прекратится спазм в нагруженной пояснице. Вместо позвоночника, такое ощущение, воткнули стальной кол - Женя не была уверена, что сумеет выпрямится, пригрезься им заново пешая прогулка. Коленки и локоток левой руки протёрты до дыр, и тут уж без всяких "такое ощущение" и "скорее всего". Одним словом, эмоциональная палитра в груди смешалась самая агрессивная - основными компонентами были кислоты и соли, - так что Женя даже престала думать на тот счёт, каким образом ей удалось искромсать решётку, умудрившись при этом не отсобачить вместе с прутками правую руку. Признаться честно, плевать. Поскорее бы эта садистская прогулка уже закончилась. Боль достала. И эта вонь...
   Женя опомнилась, только когда заползла в бесформенное скопище из тающих фантомов; сразу же зажмурилась, попыталась задержать дыхание. Последнее не получилось, уж больно основательно она пыхтела, а последние метры ползком - уж только что не коптила, под стать двойникам чудища. Полностью дезориентированная в пространстве, Женя уверовала, что знает, как люди задыхаются во сне: вот именно так, зажмурившись, силясь задержать дыхание. И если задерживать дыхание - ещё не верх безумия, то жмуриться нельзя ни при каких обстоятельствах, поскольку закрытие глаз в реальности приводит к попаданию в сон; закрытие глаз во сне отправляет вас и вовсе в тьму тараканью, откуда уже не выбраться просто так, сильно испугавшись или ущипнув себя за руку!
   Женя чуть не рассмеялась, но глаза всё же открыла.
   Теперь она восседала в позе лотоса, задрав правую руку вверх. Потолок пропал, стены отступили, над головой клубилась мгла - по всему шахта, или что-то сродни ей. На расстоянии вытянутой руки виднеются скобы лестницы, ведущей вверх, туда, где продолжают множиться и исчезать фантомы беспокойного существа.
   Женя кое-как поднялась; желание поскорее сдохнуть, назло этому настырному гаду, так и не отпало. Но любопытство всё же перевесило, и она ступила к лестнице. Всё ещё не понимая, как получится карабкаться с одной рукой, Женя прикоснулась к скобе... То, что произошло дальше, Женя никак не ожидала.
   Пальцы прилипли к металлу, потеряли чувствительность. Запястье обожгло, только не жаром, а нестерпимым холодом - лестница оказалась абсолютно ледяной, словно вела сквозь безвоздушное пространство в соседнюю галактику, а может быть, и вовсе, в другую вселенную!
   Испугаться Женя не смогла, как ни настаивало подсознание. Происходящее с самого начала выглядело противоречиво и несуразно. Её окружили абстракции, а иллюзорный мир сна сделался чем-то под стать матрице. Если в реальном мире мы привыкли верить фактам и всюду ищем логику, то здесь резонно уповать на парадоксы, а вместо логики искать ту самую иллюзию. Возможно, именно она прольёт свет на истину.
   Женя поняла, что оказалась в плену аллегорий. Художественно представление доступного для восприятия мира в её голове исказилось. Понятия и образы в своём первоначальном виде утратили смысл. Наверное, именно такой созерцает действительность психически нездоровый человек. Зеркально отображённой. Социально видоизменённой. Подёрнутой налётом чего-то чужеродного... Того самого, что раскрывает леденящие объятия, встречая всякого индивида после "физической" смерти. Но вот только, зачем?
   Высвободить руку не получилось, и Женя дёрнулась вверх, куда тянули выворачивая кисть другой руки. Самым непостижимым образом она сорвалась вниз... Нет, это не было падением в прямом смысле этого слова. Она точно повисла в безвоздушном пространстве, ничего не касаясь - осталось только прикосновение клешни к истерзанному запястью. Скобы лестницы тоже пропали, как не было вокруг никого и ничего.
   Женя мотнула головой - на миг ей показалось, что она видит звёзды. Нет, не те блямбы, что висят у каждого из нас над головой в тёмное время суток; россыпь, похожую на молоко млечного пути, какую изображают на фотоснимках, посредством отображения того или иного спектра волн - ведь в живую, примитивным человеческим зрением, не уловить даже толике первозданной красоты мироздания, такой, какой она была создана изначально. Женя невольно взмахнула свободной рукой, которую больше не обжигал холод, взбрыкнула ногами, словно и впрямь погрузилась в молочную субстанцию, даже на всякий случай снова задержала дыхание - ничего, абсолютно никаких чувств, как будто нейроны в её голове остановились. Такое ощущение, она наконец избавилась от бренной телесной оболочки. Избавилась, а значит и впрямь закончила земной путь, умерев.
   Колено обо что-то ударилось. Женя вскрикнула, почувствовав, как болезненно колотят по пальцам скобы - она падает! Ужас положения проник в сознание вместе с осмыслением данности. Женя грохнулась на металлическую решётку, вжала голову в плечи, прислушиваясь к звону покорёженной под весом тела конструкции. Вентиляционная шахта - мелькнуло в голове. Быстро, но доступно, чтобы перегруженному сознанию было легче осмыслить произошедшее. Снова причуды существа - не иначе! И словно подтверждая догадку во тьме над головой материализовался перевёрнутый фантом.
   Женя вжалась в стену, поздно сообразила, что её больше не держат. Существо цеплялось одной клешнёй за лопасть гигантского вентилятора - слава богу, не работающего, - другой тянулось вниз, но отнюдь не к испуганной Жене. Проводник, словно что-то выронил и спешил подхватить на лету, пока драгоценная или просто нужная вещь не канула в чёрной бездне внизу.
   "Да ведь там необъятная необъятность, - перед взором опять развернулась звёздная спираль. - Что он хочет там отыскать?"
   Справа чуть слышно звякнуло. Женя вздрогнула, метнула взор в направлении звука.
   Болтик.
   Из памяти всплыл старенький фильм по книжке Владислава Крапивина "Удивительная находка", как раз про болтик. Женя искренне удивилась, и в тот же миг, решётка, на которой она восседала, перекосилась на один бок - видимо отломился тот самый болтик, не выдержав удара... Но как, в этом случае, его мог выронить проводник было непонятно! Зачем, вообще, трогал, если способен ходить сквозь стены, да ещё тащить следом бесполезного человека?! Женя не знала ответы на эти неоднозначные вопросы, да и времени разбираться не было - за руку её больше не держали, а значит, и расхлёбывать собственные просчёты теперь придётся самостоятельно.
   Женя стремглав вскочила на ноги, тут же полетела носом в стену, потому что решётка просела ещё на пару дюймов, образовав покатую поверхность, на которой невозможно стоять вертикально в полный рост. Ещё пара неловких движений и решётка с томным скрежетом маханулась вниз, повиснув на петлях - видимо переломился второй болтик.
   "И откуда только Крапивин знал насколько ценна такая вот стальная безделушка?!"
   Женя повисла на руках, цепляясь бесчувственными пальцами за острые края решётки. Вниз по запястьям текло что-то тёплое. Вот увлажнились подмышки. Огибая соски, вниз по груди, растекаясь по животу, всё ниже и ниже, текли багровые реки, порождая в глубинах Жениного подсознания очередные безумные аналогии. Когда потеплело в носках кед, Женя поняла, что пора действовать - странно, но силы и не думали покидать её.
   Закусив от напряжения губу, Женя кое-как подтянулась, помогая себя скользящими ногами. В пылу борьбы с гравитацией, она даже не заметила, как лишилась одной из кед. Голова была забита другим: а что, если существо просто хочет показать насколько убого и примитивно устроен человек? Когда его ведут за руку, пускай и причиняя боль, человек идёт безропотно и прямо, подобно барану на скотобойню. Ему, такое ощущение, неведом страх, да и всё сопутствующее кажется безмятежным и неопасным. Он чувствует себя, как у Христа за пазухой, ото всего защищённым, - боль же, это так, ничем не примечательный дискомфорт, существует с той лишь целью, чтобы не позволить придаться забвению, окончательно и бесповоротно. Однако всё это лишь необходимый экскурс в психологию, чтобы легче понять главное.
   Самое интересное начинается, когда болезненные объятия рвутся, и человек остаётся, один на один, с коллизиями повседневной жизни. А это не только необходимость осознанно мыслить, чтобы не превратиться в животное, движимое примитивными инстинктами. Социальным существам присуща эмпатия, без которой просто не наладить взаимоотношений с себе подобными, не занять нишу в обществе, не суметь реализовать заложенный в генах потенциал. Если же индивид не склонен к сопереживанию, не способен строить продуктивных связей, или же просто не намерен обмениваться собственным мнением с окружением - личность такого человека разрушается, а на месте благих чувств начинает паразитировать мизантропия, со всеми вытекающими отсюда следствиями.
   А как в ответ отреагирует социум - не столь сложно представить. Вряд ли он будет бороться, скорее просто отшвырнёт, за ненадобностью. Потому что и внутри самого социума давно всё прогнило... ведь и сам социум, по сути, многоклеточный организм, пускай и на слегка другом уровне.
   Поняв, что в своих мыслях ни к чему не придёт, Женя заставила себя сосредоточится на подъёме. Чуть в стороне возник очередной фантом - силуэт расплывчатый, поза стремительна, клешни протянуты к Жене.
   Видимо, приоритеты изменились, жизнь Жени стала дороже какого-то там болтика.
   А вдруг её тоже обронили? Пока ловили болтик, отпустили руку, оттого-то и вся эта чехарда! Стараясь поверить в абсурд, Женя всё же прониклась какой-никакой уверенностью - по крайней мере, руки перестали дрожать, и ноги во что-то упёрлись. Дюйм за дюймом, Женя карабкалась вверх, пока пальцы не коснулись ржавой лопасти вонда. Протяжно скрипнуло. Женя собиралась уже сказать вслух "опля", как опора под ногами пропала, а вниз по шахте ужасно загрохотало... Повиснув на руках, Женя какое-то время прислушивалась к сумбурным звонам летящей в никуда решётки, не зная радоваться ей самой или же окончательно впадать в отчаяние.
   Боль всё же пришла, обволокла жгутом предплечья; Женя попыталась подтянуть ноги, но только повисла безвольной макарониной, ругаясь про себя на дряблый пресс. Следовало на досуге почаще заниматься гимнастикой, ну или хотя бы делать по утрам зарядку, ведь пригодилось бы, чего уж там... Однако корить за недальновидность она могла только себя, и Женя заплакала.
   Под весом тела лопасти пришли в движение; провернулись на незначительный угол. Сквозь застилающие взгляд слёзы, Женя различила в стене, чуть ниже груди, небольшую выемку. Из последних сил подтянула многопудовые ноги, попыталась поставить ступню на своеобразную подпорку. Вышло, большой палец правой ноги - той, что без кеды - зафиксировался устойчиво, однако переносить на него вес тела Женя откровенно опасалась.
   В нескольких дюймах от лица вспыхнул и поблек очередной фантом, с клешнёй, поднятой вверх. Пахнуло едкой гарью, Женя невольно воззрилась куда указывал проводник. Взору предстало оранжевое гало, точь-в-точь, будто в соседнем помещении бушует свирепое пламя. Женя отчётливо ощутила, как повысилась температура внутри вентиляционной шахты, хотя могло и показаться. Тем не менее, следовало поторапливаться; промедление могло стоить жизни, которую Женя вроде как уже ценила.
   Инстинкт самосохранения сработал чётко, к тому же и лопасть вонда тянула в сторону - механизм продолжил проворачиваться. Если медлить и дальше, уступ в скором времени отодвинется, станет не помощником. А Женя вовсе не скалолаз, да и сноровки у неё никакой - дворовый кот перед ней сойдёт за гуру. Назидательно скрипнуло, призывая к решительным действиям, и Женя решилась.
   Оттолкнувшись носком от выступа, она закинула колено на качающуюся лопасть. Конструкция тут же пришла в движение, начав раскручиваться быстрее и быстрее - Жене невольно вспомнилась сцена из фильма "Интерстеллар", когда Куб пытался пристыковать спускаемый модуль к орбитальному сегменту "Индюренс". Скорость конечно же была не та, но ощущения - самое оно! Только что не подташнивало и дышалось ровно, в остальном - полный улёт!
   Понимая, что второй попытки не будет, Женя подтянулась на руках; на свой риск и страх, оттолкнулась свободной ногой от бешено вращающихся стен; сцепив зубы, перевалилась через ребро и, теряясь в сомнениях, каким образом ей удалость выполнить столь трудоёмкий манёвр, не свернув при этом себе шеи, уселась на лопасти, силясь восстановить сбившееся дыхание. Как быть дальше она пока не задумывалась, да и стоит ли утруждать себя вообще, преследуя непонятную цель - ещё вопрос. Ведь, судя по ощущениям, над головой разверзлось адское пекло.
   Пока Женя собиралась с мыслями, вокруг неё материализовалось с дюжину фантомов. Все в различных позах, от скрюченных в покаянии грешников, до оракулов, с воздетыми над головой клешнями. Были и такие, что как бы желали заново ухватить за руку; испугавшись, Женя на всякий случай зажала оба запястья между бёдер, надеясь, что так тварям до неё не добраться.
   Фантомы поблекли, дышать снова сделалось тяжело.
   Вонд содрогнулся, устав терпеть Женино бездействие. Конструкция опасно накренилась, из стен полетели искры; скрежетало так, что отдавалось в затылке и висках тупой болью. Сердце трепыхалось на уровне пупка, в голове совсем всё перепуталось. От жуткой вакханалии Женя чуть не сделалась заикой, благо говорить было не нужно, и проблема вроде как не напрягала - что будет потом Женя не задумывалась. "Потом" слишком абстрактно, тает как масло на сковороде под ширмой настоящего.
   Не смотря на трение, скорость отчего-то возросла. Жене казалось, будто она уселась на "китайское колесо", сыплющее искрами салюта, да и пахло от фантомов подобающе! Для полного антуража не хватало только громкой музыки, орущей ребятни и "оранжевого" настроения - выть хотелось от страха и поскорее проснуться! Однако именно сегодня за неё взялись основательно: с чувством, с толком, с расстановкой. Чего уж там, будет что внучатам рассказать, если преждевременно не загремит в психушку, насмотревшись всего этого!
   Крепление переломилось, Женя чудом ухватилась за элемент проводки, снова повиснув на вроде тарзана-недоучки. По инерции её раскрутило сильнее, приложило несколько раз об стены, после чего отшвырнуло, почти бесчувственную, куда-то вверх, видимо желая испытать на прочность. В последний момент Женя почувствовала себя кеглей в кегельбане. Кто-то невидимый выбил ею страйк - других аналогий в голове не было.
   Лёжа на тёплом бетоне, Женя смотрела вниз, на искрящий в небытие вонд, и проклинала про себя всех святых. Сегодня она наелась по полной. Прошла огонь и воду. Разворотила медные трубы. Чудом не свихнулась, однако проснуться так и не смогла! Кто она, если не...
   Женя бесновато улыбнулась, села, свесив ноги.
   Когда грохот внизу стих, попыталась подняться. Ноги не слушались, были какими-то ватными, коленки то и дело проседали, пресс напоминал о своём отсутствии надорванной болью. Всё тело казалось разбитым, словно её зверски отпинали, поняв, что жертва не сможет дать сдачи.
   Женя неловко прошлась по бетонному карнизу. Пару раз оступилась, чуть было не сорвавшись в пропасть. Идти с одной кедой на ноге оказалось неудобно, и Женя со злости запустила остатки обуви вслед за сгинувшим вентилятором. Особого удовлетворения это не принесло, но шагать, балансируя на краю бездны, сделалось значительно удобнее.
   Над головой обозначился подсвеченный оранжевым проём. На противоположной стене играло раскалённое гало. Женя вытянула руку, тут же отдёрнула, ощутив сухой жар. Лезть дальше не хотелось, да и не за чем это было - Женя копчиком чувствовала, что с той стороны - читай, снаружи - поджидает смертельная опасность. Однако, не смотря на протесты внутреннего голоса, она потянулась вверх, желая раз и на всегда разобраться в природе и истиной сути своих кошмаров, твердя про себя одно и тоже: "Если получится и выживу - ночная гадость отстанет. Провалиться мне на вот этом самом месте, не будь я так уверена! Да, именно так, и никак иначе!"
   Подтянувшись на руках, Женя снова чуть было не полетела вниз головой туда, откуда так героически поднялась.
   "Героически поднялась?.. Вот дурь-то!"
   Женя на силу не рассмеялась, собралась с силами и повторила попытку, помогая себе ногами. Кряхтя и охая, она кое-как влезла в нишу, оказавшуюся горизонтальным коллектором, по которому, видимо, поступал свежий воздух. Хотя именно сейчас свежестью и не пахло. По ощущениям, она оказалась в Харбинской камере смерти, в каких японские учёные проводили эксперименты над пленёнными корейцами и русскими, иссушая тела узников при помощи турбины и нагретого воздушного потока. Помнится, из таких вот склепов потом доставали живые скелеты - это те, кому не повезло, и они выжили. Везунчики умирали в раскалённом вихре и их истерзанные души навеки обретали покой на небесах.
   Женя поёжилась, заставляя себя думать в другом направлении.
   Коллектор ведёт наружу. И там явно что-то не так. Потому что ну очень жарко, просто невыносимо! Даже если по ту сторону полдень и середина лета, даже пусть где-то поблизости свирепствует пожар...
   "А что, если рядом пусковая установка ракет наземного базирования, а вентилятор и шахта вовсе не система вентиляции?.. Точнее вентиляции, но предусмотренной совершенно для других целей!.."
   Женя почувствовала, как плавится от усердия мозг. Какого чёрта? И что забыла тут она, пускай и во сне?!
   Поторапливая себя мысленно, Женя поползла на четвереньках, вдыхая раскалённый воздух маленькими глотками, стараясь не думать о том, что может статься с лёгкими при термическом ожоге. Гарью не пахло, и это слегка успокаивало. Не настолько, чтобы чувствовать себя полностью в безопасности, но инстинкт самосохранения заглушало. Иначе бы Женя заистерила. Давно подмывало. А всему виной нездоровое любопытство. Гнало вперёд, как помешанную!
   Преодолев последние метры, Женя уселась на четвереньки перед решёткой. Проморгала слёзы, подождала пока не успокоится в груди сердце, после чего, обтёрла влажные от пота ладони об одежду и толкнула прутки. Решётка отлетела, словно выпущенная из гаубицы; Женя не рассчитала манёвра и кубарем выкатилась на ровную поверхность, сбивая локотки и колени в кровь. В лицо дохнуло адским пеклом, только что без запаха серы - хотя почём Жене знать, как именно пахнет в преисподней? Скорее уж поджаренным человеческим мясом - это в разы страшнее, особенно для таких, как она, вновь прибывших.
   Женя лежала на спине, с закрытыми глазами, и принюхивалась к новому, совершенно незнакомому ей запаху скворчащей на медленном огне человеческой плоти. Когда поняла, что поджаривается, распластавшись на листовом железе, она сама, вскочила, как ужаленная, не зная, где искать спасения. Коллекторный зев оказался где-то в стороне - рассмотреть не получалось из-за обильного слезотечения. Вдохнуть она тоже не могла - таким нестерпимым снаружи был жар, - отчего дезориентировка в пространстве только стократ возросла. Женя скакала на носках, точно полоумная, не веря, что и впрямь оказалась на гигантской сковороде, на которой поджариваются грешники, вылезшие наощупь из прогнившей псевдореальности, как тараканы из норы, по-прежнему уверенные, что с ними не может случиться ничего плохого.
   Вот так и умирают во сне, будучи вытрясенными из уютной и тёплой постели на раскалённый металл. Если кого-то и находят с улыбкой на губах, то это вовсе не улыбка успокоения. Это улыбка сумасшествия, потому что принять ад за действительность не так-то просто. А ад вовсе не иллюзорен, он вполне реален и не важно, что мы до последнего не верим в него.
   Женя не понимала, за что с ней так!
   Однако, думается, этим вопросом хотя бы раз задавался каждый.
   Жар внезапно отступил. Сделалось холодно, до дрожи. Женя кое-как разлепила воспалённые веки, подняла руки с почерневшей на запястьях кожей. Ужаснулась, но закричать не смогла - в горле всё пересохло. Дышать не получалось совсем, грудная клетка вздымалась часто, в конвульсиях, как при отравлении газом. Сердце молотило на износ, в голове всё перемешалось. Ноги подогнулись, и Женя упала на колени, уже не чувствуя боли в отбитых суставах. Под ней равнодушно лязгнуло железо с вспучившейся краской.
   Поняв, что умирает, Женя напоследок всё же широко открыла глаза.
   Представшее взору пролило суть на место, в котором она оказалась.
   Неба над головой больше не было. Вместо него - оранжевая полусфера, наполненная клубящейся мутью, на внутренней поверхности которой проецируются быстро перемещающиеся точки, носящиеся одна за другой. Линия горизонта стёрта - там стоит огненная стена, венчающаяся извивающимися пиками, будто надрывается от смеха великан, обнажив кривые зубы. Конструкция под ногами явно дрожит, а значит, сотрясается и земля.
   Клочком затухающего сознания Женя насчитала с десяток изогнувшихся бордовых смерчей, которые, такое ощущение, выкачивают кровь из вспаханной бурей земли, шатаясь туда-сюда, на вроде ополоумевших от жажды путников, падких до любой наживы. Ещё ближе застыли скелеты обожжённых деревьев, каркасы многоэтажных зданий, элементы горбатых конструкций, отдалённо напоминающих ангары, - миг и всё рассыпалось в пепел, заставив Женю невольно отпрянуть назад. Сверху на неё спускалось что-то массивное, изогнутое, с крыльями, похожими на плавники рыбы, работающими вдоль тела, как при торможении. Нижняя часть телескопического брюха подалась вперёд - совсем как у осы, изготовившейся к бою и...
   И Женя окончательно сошла с ума. Последнее, что она запомнила, оставаясь в здравом рассудке, это своё сгорбленное, гротескное отражение в фасеточных глазах летающего чудовища. Волосы на её голове разметались от раскалённого вихря; занялись, источая убийственный запах смерти...
   В бок твари что-то ударило, отставив позади себя инверсионный след. Гигантскую химеру - смесь посланника ада и земного механизма - отбросило в сторону, за изогнутое основание покатой крыши.
   Последовала ослепительная вспышка, не оставившая вокруг не единой тени.
   Купол небесной сферы на миг сделался янтарным. Стая смерчей, пригнувшись, брела в разные стороны. Они спешили убраться прочь от сизого гриба, воспламенившего воздух.
   В сознании почему-то всплыл образ Шивы - индийского бога всемирного дестроя.
  
   Глава 6. БЕЗУМНОЕ УТРО.
  
   Целтин, кряхтя, преодолел усилие дверного амортизатора, шагнул в подъезд, остановился, о чём-то задумавшись. Получив болезненную оплеуху от закрывшейся двери, двинулся наугад, мысленно всё так же пребывая где-то далеко.
   За ночь он не сомкнул глаз. Сначала беспорядочно расхаживал вдоль прихожей, борясь с желанием вернуться на работу к испуганной Жене. Потом всё же решил, что не стоит - и без того довёл своим поведение бедную девушку до ручки, пускай немного отойдёт. Даже если не лезть с расспросами, сосредоточившись на работе, не отпустит ощущение пристального взгляда в спину... Нет, не нужно было говорить в открытую - так ещё никого не удавалось расположить к откровенной беседе. Да, собственно, с чего он вообще решил, что Женя так просто, с готовностью, поделится сокровенным?! Кто он для неё? Всего лишь начальник, с кем принято обмениваться приветствием, справляться о самочувствии, случись неладное, или просто обмениваться рабочей информацией, как то заведено в нормальных коллективах. Всё, больше ничего! Он же полез девушке в душу, желая выведать, что творится в её голове. Ну не бред ли? Или не верх эгоизма?!
   В который уже раз придя к закономерному выводу, что в лабораторию сегодня возвращаться не следует, Целтин попытался работать дома, однако ничего не получилось. Голова была забита посторонними мыслями, логическая цепочка анализа структуры нейросети не строилась, искусственный интеллект Сони находился далеко, по монитору ноутбука ползали мошки... Махнув пару раз руками, Целтин быстро сообразил, что мошек в действительности нет, а всё, что ползает по экрану, это его собственные "тараканы", которых развелось не счесть, как в какой-нибудь допотопной хрущобе.
   Погипнотизировав монитор ещё с полчаса и окончательно удостоверившись, что хлам в голове - сегодня надолго, Целтин перевёл ноутбук в спящий режим и принялся заново мерить шагами комнату. О Жене и работе теперь он старался не думать... а больше думать было и не о чем. Как-то так он устроил свою жизнь, что в ней не находилось места чему-нибудь постороннему. Только такая знакомая - с другой стороны, совершенно чужая - девушка Женя, да не менее странная малышка Соня, само существование которой противоречит здравому смыслу.
   Сам не заметив, как заново начал мыслить в прежнем русле, Целтин плюхнулся в кресло и какое-то время массировал виски, словно ища наощупь кнопку "рестарт". Кто знает, возможно перезагрузка бы помогла, будь возможна последняя в действительности.
   Спонтанно вспомнив о разговоре с Самохиным, Целтин живо вскочил, отыскал в тумбочке клочок мятой бумаги, наспех заточил ножом карандаш и уселся за столом, под настольной лампой, силясь сосредоточится на предстоящем эксперименте. Своё недавнее поведение он списал на переутомление, да и Жене он ничего такого не сказал - подумаешь, задал бестактный вопрос. Думается, в её-то возрасте девушке ещё и не такое приходилось слышать. Скорее всего, подумала, что бос перенапрягся на деловой встрече, отсюда и неадекватное поведение, присущее всякому индивиду в состоянии стресса.
   Успокоившись, он принялся писать, изредка отвлекаясь, чтобы заново пробежать глазами уже записанный текст или выкурить сигаретку.
   Когда за шторой забрезжил рассвет, листок бумаги оказался исписан с двух сторон мелким почерком, а под потолком можно было топор вешать. Окон, придя домой, Целтин, разумеется, не открыл, кондиционера у него - и в помине не было. Смог стоял густой, насыщенный - точно у чертей в чистилище, - странно, что никто из соседей за всю ночь так и не постучался. Наверное, крепко спали, созерцая здоровые сны, чего нельзя было сказать о самом Целтине, у которого сонливости не было ни в одном глазу. В горле першило от сигаретного дыма, голова гудела, как трансформатор, но отрываться от дела он не желал. Напоследок выпив холодной воды из-под крана и умывшись, Целтин принципиально не стал смотреть на себя в зеркало, накинул плащ и вышел, забыв запереть квартиру...
   Сейчас он обо всём вспомнил, хотя не помнил даже, как добирался до работы. Факт незапертой квартиры его ничуть не потревожил - брать там всё равно нечего, за исключением древнего ноутбука на XP. Помнится, Гречкин при жизни как-то пошутил, что у любого домушника, который мало-мальски разбирается в "железе", при виде "машины" боса случится нервный припадок, и что ему потом придётся в скором порядке окропить руки жидкостью для чистки лазерных дисков, дабы избежать проклятья, стать "юзером"... Хотя Гречкин применил тогда другое словечко, какое именно Целтин не запомнил. Да и шутку он толком не понял; единственное, что отложилось на матрице подсознание, это осмысление данности: в глазах подчинённых - он динозавр. Антон сказал бы проще - "ископаемое". А прямолинейный Гиря - "экскремент". Женя редко говорила, но, по любому, тоже что-то думала. Хотя, какая теперь разница, это вообще ни при чём.
   Обеспокоенно облазив карманы плаща и брюк, Целтин удостоверился, что свёрнутый листок бумаги при нём, и потянул на себя ручку стальной двери, у которой топтался уже битый час - так, по крайней мере, казалось.
   Непривычная тишина в лаборатории насторожила - Женя обычно включала, как фон, музыку. Называла эмбиентом, потому что название группы - "God is an astronaut" - Целтин перевести не мог, точнее мог, но не понимал смысла. Женя сказала, что дело вовсе не в его скудном мышлении; так у многих, кто впервые сталкивается с творчеством этого ирландского коллектива. Целтин не стал спорить, тем более что и музыка ему нравилась, чего нельзя было сказать о любительских нарезках видео на музыку группы - своеобразных авторских клипах, - некоторые из которых откровенно шокировали... По Жене было видно, что она и сама пожалела, что показала, но Целтин настоял сам, а потому никакой Жениной вины в случившемся не было. Он так и сказал, на что сотрудница ничего не ответила, оставшись при своём мнении.
   Целтин скинул плащ, по привычке закурил, хотя уже не лезло. Закашлявшись, он обошёл клеёнчатую ширму, подвешенную у входа, чтобы не пропускать уличную пыль. Встал столбом посреди лаборатории, не веря собственным глазам, хотя что-то подобное и ожидал увидеть всякий раз, когда Женя оставалась на ночь одна.
   Женя лежала у подоконника в неестественной позе, поджав руки под себя, так что вес тела целиком приходился на грудную клетку. Голова повёрнута в сторону выхода, шея искривлена, глаза открыты... На полу темнеет лужа. Ноги вывернуты коленями вверх, расшнурованные кеды примостились на подоконнике, носками друг к другу, как бы говоря: мы тут ни при чём, она всё сама!
   Целтин почувствовал, как внутри у него всё оборвалось. Только сейчас до него дошло, что живые так не лежат. Судя по позе, у Жени не осталось в теле ни одной целой кости. Но, чёрт побери, так не падают с подоконника на пол даже во сне! Так грохаются с девятого этажа наземь, или с высоченного моста на железнодорожные пути, так что и шея набекрень, и ноги - вот так, в разные стороны, и кровь - куда ни глянь...
   Целтин наконец опомнился - от его мысленных трактовок случившегося, читай, догадок, ничто не изменится! - подбежал к распластанной Жене, но встряхнуть не решился - ведь и впрямь могла все кости переломать, - плюхнулся на колени, осторожно убрал с лица спутавшиеся волосы. Влага на полу оказалось остатками кофе - рядом валяются осколки фарфоровой чашки, Жениной любимой, с персонажами мультика "Унесённые призраками" Миядзаки. Целтин выдохнул, с груди свалился непомерный груз.
   Тонюсенько пропищал зуммер - видимо Соня недоумевала, куда же подевалась её ночная собеседница. Целтин никак не отреагировал на звук, осторожно дотронулся до Жениной руки, пытаясь определить, есть ли пульс. Отыскать его он не смог бы даже в обычной обстановке, когда никому не угрожает опасность. Сейчас - и вовсе, потому что собственное сердцебиение заглушало всё вокруг. Это была паника от незнания, как вести себя в подобной ситуации - такого состояния Целтин страшился больше всего на свете. Ведь общеизвестно: несведущий человек опасен вдвойне, потому что от него не знаешь, чего ожидать. В данный момент он сам себе казался чудовищем. Чудовищем, способным причинить смерть по неосторожности!
   Не в силах бездействовать и дальше, Целтин сбегал в уборную, принёс горсть пахнущей хлоркой воды - элементарно позвонить в неотложку почему-то не догадался. Хотя известно почему не догадался, точнее почему не захотел: Женя бы его придушила, окажись жива! Свою душу и тело она не доверяла никому на этом свете. Почему так Целтин не знал. Но был уверен, что у сотрудницы на то есть веские причины. Потому не лез с расспросами, немо чтя индивидуализм девушки. Не лез до недавнего времени. И вот чем всё обернулось...
   Целтин запнулся о растянутые по полу провода, чудом устоял на ногах, не расплескав воду. Следовало выругаться вслух, чтобы хоть как-то разрядить напряжённость, но голосовые связки не слушались, кадык больно чертил по горлу, во рту всё пересохло. Нестерпимо хотелось пить... на полу, рядом с Женей, тлела недокуренная сигарета.
   Целтин поднёс дрожащие руки к Женину лицу, раздвинул пальцы. Тоненькая струйка воды омыла бледную кожу, стекла по скулам и подбородку, закапала на пол. Девушка не реагировала, лежала как сломанная кукла, в которую поигрались и выкинули за ненадобностью.
   Обтерев дрожащие руки о пиджак, Целтин нервно закурил новую сигарету. Глубоко затянулся, наклонился, желая проверить зрительный рефлекс на свет - это он мог, благо и глаза пострадавшей были открыты. Только сейчас Целтин заметил, что с лицом Жени что-то не так. Обычно аккуратно выщипанные брови - отсутствуют. Ресниц тоже нет, словно обгорели, да и веки красные, раздражённые, как после длительного воздействия высокой температуры и едкого дыма.
   Поняв, что ничего не понимает, Целтин наклонился ещё ниже. Взору предстали белки с множеством лопнувших капилляров. Да чего уж там, кровоизлияние было обильным - кажется, даже в уголках глаз вместо слезинок поблескивают алые крупинки, словно Женя во сне плакала рубинами. Радужная оболочка обесцвечена, мутная, как у переваренной рыбы. Зрачки сужены до размера булавочной головки - по всему, девушку что-то сильно напугало. Но, даже если было локальное возгорание, или просто тлела, испуская вредные токсины, изоляция, отравиться угарным газом Женя не могла - зрачки при интоксикации совершенно другие. Тогда что произошло на самом деле? Что послужило причиной шока? Чего так сильно испугалась совсем непугливая Женя?
   Опомнившись, что не дышит с момента первой затяжки, Целтин закашлялся, выпустив дым в лицо Жени. Произошедшее дальше никак не вязалось со здравым смыслом, хотя если учесть всё уже случившееся, так, наверное, и должно было быть. Девушка вздрогнула... Отшатнулась от клубов сигаретного дыма, точно от крыльев сатаны - Целтин не мог сказать, как додумался до такой аналогии, возможно, потому что всё случилось внезапно. А Женя тем временем с трудом разобралась в непослушных конечностях, резво вскочила босиком на подоконник, рванула на себя оконную раму... Здесь с ней что-то произошло - девушка глупо уставилась вниз, словно находилась на высоте, а не в подвале с половиной окна, утопленной в бетонный фундамент многоэтажки. Решительности в движениях заметно поубавилось, Женя даже оглянулась... однако завидев медленно подходящего Целтина, с новым упорством дёрнулась вперёд и вверх, желая вскарабкаться на уступ, чтобы выбраться на брусчатку уже снаружи. Благо оступилась. Первоначальная прыть обуславливалась шоком - видимо в сознании сохранились образы, предшествовавшие обморочному состоянию, в результате чего, очнувшись, организм сразу же сосредоточился на первостепенной цели - бегстве.
   Спина девушки выгнулась, руки описали в воздухе две неровные дуги, вес тела переместился назад, назад шагнула по инерции и правая нога... Взмахнув в воздухе чёрными пятками, Женя упала в руки предусмотрительно шагнувшего навстречу Целтина и тут же принялась вырываться, словно её силком утягивали в чертоги ада, откуда ещё никому не удавалось бежать.
   Целтин мужественно терпел побои, тащил отбрыкивающуюся Женю вглубь комнаты, стараясь не прислушиваться к нечеловеческому крику, срывающемуся с уст девушки, словно в ту вселился бес. Слава богу, за окном раннее утро: жильцы дома ещё не проснулись, снаружи по тротуару тоже никто не снуёт - хоть в чём-то везёт.
   Кое-как усадив Женю на диван, Целтин навалился сверху всем своим весом, придумывая, как быть дальше. Невольно уткнувшись носом в затылок девушки, он отметил, что волосы пахнут смогом, а кончики некоторых волосинок и вовсе обуглились. Творилась какая-то чертовщина, и Целтин уже начал верить, что сошёл с ума вовсе не окружающий мир, свихнулся он сам, а Женя просто пытается от него спастись.
   Испугавшись столь откровенных мыслей, Целтин невольно разжал объятия, чем дикая Женя тут же воспользовалась: больно саданула пяткой под дых, соскочила с дивана, но до подоконника так и не добралась - зацепилась за тот самый провод. Очутившись на полу, она на четырёх - и впрямь, как животное - прошмыгнула до стола, забилась в нишу для ног и, обхватив руками коленки принялась раскачиваться из стороны в сторону, испуганно глядя на всё ещё ничего не понимающего Целтина, сидящего на диване и тревожно смотрящего в ответ.
   Как долго продолжалась игра в кто кого переглядит Целтин не запомнил. Опомнился он от нестерпимой боли в паху. Вскочил, задрал полы пиджака, выдернул из брюк рубашку, насилу вытряхнул из складок одежды тлеющую сигарету - видимо, упала за ворот, незамеченная в пылу борьбы с Женей. Последняя наблюдала за пляской Целтина, готовая бежать, двинься только тот в её сторону.
   Снова пискнул зуммер, заставив Женю сжаться в комок.
   Целтин закончил оправляться, проглотил ком в горле, сипло спросил, словно только сейчас вспомнил, что может говорить:
   - Женя, что случилось?
   Женя вздрогнула, снова уставилась на Целтина, как на воплощение вселенского зла.
   Целтину показалось, что за его земной личиной Женя видит нечто ужасное, явно не от мира сего. Он даже оглянулся, словно позади него и правда мог кто-то стоять. За спиной оказалась стена, а значит никого не могло быть по определению.
   - Женя, что с тобой? - перефразировал свой вопрос Целтин и медленно шагнул к столу, под которым пряталась девушка.
   Женя подалась всем телом назад, чуть было не опрокинула укрытие.
   Целтин остановился. Протянул руки ладонями вперёд, чтобы Женя могла видеть, что у него нет ничего угрожающего её жизни или способного причинить вред.
   - Женя, я не сделаю тебе больно. Ну же, очнись. Приди в себя. Ты меня очень сильно пугаешь.
   Целтин не знал, что ещё сказать, чтобы девушка поверила ему. Он не был хорошим переговорщиком, а неспособность наладить конструктивный диалог верно вела к краю пропасти.
   "Ещё Соня никак не успокоится. Вот ведь шило в одном месте!.. И впрямь как живая".
   Зуммер пищал настойчиво, было понятно, что виртуальной девчушке наскучило одиночество, и она вовсю жаждет общения.
   Женя всё же оторвала взор от Целтина, вытянув шею, попыталась заглянуть за край стола, откуда доносился звук. Доступный в её позе угол зрения не позволял визуализировать источник звука, и девушке пришлось привстать. Ударившись головой о столешницу, Женя снова осела на пол. Какое-то время не двигалась, внимательно изучала конечности, словно не совсем понимала, как ими пользоваться. Метнув кратковременный взор на недвижимого Целтина, она подобрала под себя ноги и повторила попытку неудавшегося с первого раза телодвижения. Зуммер всё это время продолжал надрываться, чего раньше никогда не было. Обычно, пошумев с минуту, Соня успокаивалась, потому что она - как на полном серьёзе говорила Женя - "взрослая девочка".
   Воспользовавшись замешательством Жени, Целтин решительно шагнул вперёд, занёс руку для удара и, не дожидаясь, когда мозги заново встанут на место, отвесил девушке пощёчину. Раньше он никогда не бил женщин, да и в обычных драках участвовал редко, если вообще участвовал... Целтин попытался припомнить хоть что-нибудь, однако за исключением редких потасовок в школе, которые и дракой-то назвать язык не повернётся, на ум ничего не шло. Что ж, всё в этой жизни, рано или поздно, случается в первый раз. Вот и женщин мордовать научился, а как иначе, ведь он самый обыкновенный человек, со всеми вытекающими отсюда следствиями: с бесконтрольной злобой, агрессией, стремлением доказать свою правоту с позиции силы.
   Целтин понаблюдал, как запрокинулась Женина голова. Медленно подался назад, словно был ни при чём, пряча за спину руку, с отбитой ладонью и ноющими пальцами. Чувство вины и стыд всецело завладели его рассудком - выходит, он вовсе не человек, раз так расположен к состраданию. Хотелось поскорее спрятаться от посторонних глаз, отсидеться, пока неприятный инцидент не забудется, сделать вид, что ничего не было... А это что же такое? Никак лицемерие, во всей своей красе?
   Женя подняла голову. Поводила скулой. Ничего не понимая уставилась на Целтина; тот мог поклясться, что во взгляде девушки что-то поменялось: прежнего бесконтрольного страха - и след простыл, явственно прослеживалось недоумение.
   - Сергей Сергеевич? - Женя медленно огляделась по сторонам, видимо не до конца понимая, где находится. - Что произошло?
   - Женя, господи, это ты?! - Целтин всплеснул руками, радуясь, что девушка не помнит момента удара... да и всего остального тоже.
   - Я?.. Ну да. А разве может быть иначе?
   Целтин протянул руку, помог Жене выбраться из-под стола.
   - Тут такое дело... - Он задержал взор на изрезанном чем-то острым запястье девушки. - Похоже, снова кошмар.
   - Кошмар? - Женю бросило в дрожь, так что даже Целтин содрогнулся вместе с девушкой.
   - Тише, всё уже позади.
   - Нет, - Женя кое-как высвободила руку, тоже уставилась на рассечённую кожу. - Господи, нет! Ну почему опять?! Почему со мной?!
   Целтин поскорее обнял трясущуюся девушку; прижал к груди, как родную дочь.
   - Женя, успокойся, не начинай снова, прошу тебя. Вот так. Тише. Ты больше не спишь, а значит тебе ни что не угрожает.
   - Ничто? Не угрожает? - Женя оттолкнула Целтина, заломила кисти рук, отрешённо прошептала: - Почему он так со мной поступает?
   - Он? - Целтин только сейчас почувствовал, как неприятно вспотела спина. - Женя, о ком ты сейчас?
   Женя стрельнула узкими зрачками, обхватила себя руками за плечи, нервно переступила с ноги на ногу, отвела взор - по всему, девушка подсознательно боролась с мучавшими её противоречиями. Одна часть внутреннего "я" хотела поделиться наболевшим, другая была категорически против, потому что о таком не принято говорить вслух.
   В дверь постучали; Женя с Целтиным испуганно переглянулись.
   - Ты кого-нибудь ждёшь? - спросил Целтин, нерешительно направляясь к выходу.
   Женя мотнула головой. Потом в два прыжка нагнала Целтина, встала на пути, не давая пройти.
   - Женя?..
   Девушка отрицательно мотнула головой, потупила взор.
   - Сергей Сергеевич, не открывайте.
   - Почему, Женя? - Целтин нервно мял ткань кармана, но почему-то не мог найти такую нужную сейчас пачку сигарет.
   - Прошу вас, Сергей Сергеевич, вы же видите, что происходит! - Женя сорвалась на истерический визг; вконец испугала Целтина, пробирающим до рёбер взглядом.
   - Что происходит, Женя?
   Девушка смутилась. Сделалось отчётливо понятно: она хочет объяснить, но не может этого сделать.
   - Эй, есть кто-нибудь дома? - прозвучало из-за двери. - Откройте, полиция!
   Женя сглотнула. Ухватилась руками за подбородок. Принялась скакать взором по внутреннему интерьеру комнаты, что-то ища. Целтин вовремя спохватился. Шагнул к вешалке, снял белый халат, протянул Жене.
   - Обувь у окна. Поторопись.
   Женя благодарно кивнула. Заскользила по линолеуму, оставляя кровавые следы.
   Целтин проследил за девушкой; помассировал виски, соображая, как поступить.
   - Мы знаем, что внутри кто-то есть! - вновь прозвучало из-за двери. - Откройте немедленно, или будем ломать дверь!
   - Что б вас, - выругался в полголоса Целтин и добавил уже громче, так чтобы смогли расслышать с той стороны: - А в чём, собственно, проблема? Я никого не вызывал.
   Какое-то время никто не отвечал; за дверью слышались быстрые шаги, потом перебранка, так же в полголоса, после чего уже знакомый голос спросил:
   - Сергей Сергеевич, у вас точно всё в порядке? На пульт района пришло тревожное сообщение, что в квартиру пробрался посторонний, и... И что на вашу сотрудницу совершено нападение.
   - Что?! - Целтин сам не заметил, как растворил дверь на верь; в грудь и в голову ему уткнулись два "Макарова".
   - Да стойте вы! - завизжал знакомый голос. - Уберите живо! С ума что ли по сходили?!
   Целтина толкнуло обратно в квартиру, развернуло, опрокинуло лицом вниз, вжало в пол. Мысли в голове перепутались, происходящее казалось сном. Он попытался подняться, но получив болезненный тычок в печень, решил больше не сопротивляться.
   - Соломатин? - выплюнул он первое, подвернувшееся под язык. - Какого чёрта происходит?!
   - Да отпустите вы его, видно же, что он не опасен!
   - Все они такие. Неопасные. Пока спиной не повернёшься.
   - Во-во. У меня случай был...
   - Заткнись! - приказал Соломатин.
   Груз со спины пропал, и Целтин на силу поднялся. Бессонная ночь всё же напоминала о себе, а безумное утро и вовсе затмевало всё остальное. Вчерашний день уже не казался кошмаром - он был обыденный, само собой разумеющийся. Несуразности охапками валили сейчас - одна за одной, - и это ещё явно был не предел.
   - Товарищ капитан, может мы тогда свалим, раз у вас тут всё на мази?
   Целтин уставился на столпотворение у входной двери. Так и есть: двое верзил ППСников и кругленький Саломатин - местный участковый, балагур и душа компании, точнее просто любитель потрындеть ни о чём. Собственно, потому Целтин с ним и сошёлся - умел слушать, а чего-то другого Саломатину и не нужно.
   - Уф, Сергей Сергеевич, на силу успел! Вы же знаете, какие у этих костоломов методы! - Участковый погрозил скучающим верзилам малюсеньким кулачком на коротенькой лапке. - Они же сначала навешают как следует, а потом разбираться станут, что к чему! Ох, кого только не наберут по объявлению...
   - Палыч, мы снаружи покурим, - пробасил один.
   - Если спеленать надо будет, свисти, - усмехнулся второй.
   - Ага, у тебя свисток-то есть? - заржал первый.
   Саломатин смерил верзил презрительным взором.
   - Клоуны. Вот и шли бы в цирк. Чего в полицию попёрлись, непонятно...
   - Так почётно, Палыч. И медаль могут дать за отвагу.
   - Другого тебе могут дать за отвагу. Причём такого и в таком количестве, что не унесёшь, - отбрехнулся Саломатин. - Давайте на улицу живо, я сейчас подойду.
   С улицы послышался вой сирены. У первого верзилы зашипела рация.
   - Чего там ещё? - занервничал Саломатин.
   - Карету подали, - усмехнулся тот, что с рацией. - На въезде бойцы из МЧС стоят, не могут парковку объехать.
   - Палыч, что за хрень? - заржал второй. - Десантура не появится?
   Соломатин быстро глянул на Целтина.
   - Сергеич, я всё понимаю - дружба дружбой, - но ответь мне честно, ради бога: ты точно ничего не учудил?
   Целтин развёл руками, потом спохватился, понимая, что нужно этот балаган прекращать, сказал, стараясь не смотреть в глаза Саломатину:
   - Женя на днях сделала замечание шпане.
   - Шпане? - Саломатин прикрыл за верзилами дверь, оставив небольшую щёлку, принялся бегло так осматриваться, навязчиво продвигаясь вглубь квартиры.
   - Да. Громко себя вели, банки пивные пинали - пара чуть в окно не залетела, - в общем, Жене пришлось припугнуть.
   - И? - Соломатин уткнулся носом в грудь Целтину, тут же среагировал, как подобает: - Водичкой не угостишь? В горле всё пересохло, пока из дежурки бежал.
   Целтин напрягся, но отступил - главное сейчас: не усугубить ситуацию. Нервировало то, что он по-прежнему не понимает, что происходит. Дикая Женя. Наряд ППС с утра. Противная лож, к которой он бог весть сколько лет не прибегал! А ещё. Ещё... Ещё он не мог сказать, сколько раз на пару с Женей упомянул имя всевышнего за последний час с небольшим. И когда они стали такими верующими - не понятно. Женя вообще была атеисткой. Так кто же тогда к ней приходил ночью?
   Целтин почувствовал, как неприятно вспотели ладони.
   - Ну так и при чём тут шпана? - не унимался Саломатин, водя носом по сторонам, как любопытный тукан.
   - Это шутка просто, разве непонятно? - Женя вышла из-за ширмы, протянула оживившемуся участковому стакан. - Розыгрыш.
   - О, Женёк, привет! - улыбнулся Саломатин. - Не важно выглядишь. С тобой всё в порядке?
   Женя устало улыбнулась.
   - Ночка выдалась не из лёгких. Завал у нас с Сергеем Сергеевичем. Рук не хватает.
   - Ну да... - Саломатин с прищуром изучал Женино лицо. Под ноги, к счастью не смотрел, иначе бы заприметил следы крови, которую кто-то пытался спешно стереть.
   Целтин напряжённо ждал. Саломатин - не дурак. Это только внешний вид такой придурковатый. Под лобной костью - ума палата. Расходуется только не всегда по назначению - в основном на кроссворды, - иначе ходить бы Палычу по штабному кабинету в генеральских пагонах, а не на ложные вызовы спозаранку бегать.
   Стоп! А почему, собственно, на ложные?
   Целтин сглотнул ком. За ворохом реальных проблем, он вчистую утратил суть происходящего. Никакой шпаны не было, наряд, напротив, был сейчас на пороге квартиры... а помимо наряда, вдобавок, скорая и пожарные. Кто-то ведь их всех вызвал, включая неугомонного Саломатина, который прямо сейчас стоит и дырявит Женю своими мышиными глазёнками, словно перед ним краюха вожделенного сыра.
   Целтин чуть было не рассмеялся - ну конечно, как он мог забыть: ещё с момента знакомства Саломатин принялся хвостом виться вокруг Жени, желая подбить клинья. Старый тетерев, чёрт бы его побрал! Ну или непутёвый какаду - кому как больше нравится. Но ведь Женя не дура, она всё читает по глазам... а может и не только по глазам.
   - В солярии перележала, - невозмутимо заявила Женя, отворачиваясь. - Если ко мне нет вопросов, я прилягу. Глаза болят, вы ведь видели, что с ними...
   - Господи, эта штука настолько опасна?! - Саломатин оглянулся на Целтина; тот кивнул. - Подумать только... а нас всех адронным коллайдером пугают, мать их за одно место! Простите...
   - Ваша вода, - Женя продолжала невозмутимо держать в вытянутой руке стакан, о котором Саломатин, видимо, забыл.
   - Ах да, конечно! Спасибо, Женёк.
   - Не за что. Я могу идти?
   - Да-да, конечно! - Участковый залпом выдул стакан, протянул Целтину. - Значит, говорите, шутники завелись...
   Целтин, со вздохом, развёл руками.
   - Что ж, разберёмся, - Саломатин, не хотя, направился к выходу, то и дело оглядываясь на склонившуюся у монитора Женю. - Я осмотрю стену дом снаружи. Вы не возражаете?
   - Нет, конечно.
   - Писать будете?
   - Что, простите?
   Саломатин затормозил, обернувшись; Целтин чуть было на него не налетел.
   - Заявление писать будете? На хулиганку? Если какие отморозки, сами понимаете, покоя не дадут. Таких лучше поскорее закрыть.
   - Ах это... Даже не знаю, - Целтин ненароком подтолкнул втыкающего Саломатина в бок. - Ох, простите...
   - Да ничего страшного, - участковый смешно отбежал бочком, как шкодливый тойтерьер. - Ну, вы зайдите ко мне вечерком. Хорошо? Обсудим, так сказать, всё на трезвую голову...
   - Да-да, непременно.
   - Вот и славненько! - Саломатин затормозил на пороге, снова обернулся, высматривая Женю. - Вы уж извините за вторжение. Сами понимаете... Этим лишь бы кулаками помахать, больше никак самовыразиться ведь не могут. Быдло самое настоящее. Такое же бесконтрольное, уж поверьте на слово.
   - Кто ж знал, что всё так обернётся, - через силу улыбнулся Целтин. - Лучше вот так среагировать, чем не среагировать вообще.
   - Это да, - улыбнулся в ответ Саломатин. - Хорошо, что вы всё понимаете, Сергей Сергеевич. С вами приятно иметь дело.
   - И с вами тоже.
   - Ну, до встречи. Буду ждать. Пока, Женёк! Поправляйся!
   - До встречи, - Целтин бесцеремонно захлопнул дверь перед носом вмиг погрустневшего участкового и только услышав удаляющиеся шаги смог выдохнуть - от сердца на миг отлегло. Но только на миг, потому что голос Жени снова напряг нервную систему до нельзя.
   - Сергей Сергеевич... Это Соня. Это она всех вызвала.
   - Соня?.. Женя, ты ничего не путаешь? - Целтин закрыл замок, быстро прошёл в комнату.
   Женя сидела на стуле, подобрав ноги под себя, и грызла ногти на руках. Обеспокоенный взгляд скользил по экрану монитора. Целтин наклонился рядом, ожидая самого худшего. Однако увиденное и рядом не стояло с тем, к чему он себя готовил.
  
   - Как же так?.. Мы ведь отключили Соню от "сети", - Целтин в который уже раз повторял одно и тоже, на что Женя повторялась сама:
   - Она взломала соседский "вай-фай", ведь я уже говорила...
   - Ну да... - Целтин отхлебнул из бокала кофе; затянулся, глядя поверх экрана монитора. - Моя ошибка. Нужно было ещё изначально предусмотреть такой вариант.
   - Разве такое можно предусмотреть? - Женя куталась в кофту, пыталась пригладить свободной рукой мокрые волосы. - Осознанное действие...
   После того, как Соломатин вместе с нарядом убрался к такой-то бабушке, а эмоции слегка улеглись, Целтин уговорил Женю принять ванну. Девушка поначалу отказывалась, не желая покидать своего насиженного места, словно её потом не пустят обратно за стол. Однако вскоре сдалась, а изучив перед зеркалом свой всклокоченный внешний вид и вовсе метнулась за дверь санузла, только Целтин её и видел.
   Себя Целтин тоже заставил оторваться от клавиатуры. Нет, это было вовсе не чувство солидарности по отношению к бедной Жене - хотя и это тоже, - просто требовалась кратковременная передышка, во время которой нашлось бы время осмыслить уже имеющуюся в избытке информацию, попутно занимаясь чем-нибудь посредственным и не столь важным. Подобная привычка выработалась у Целтина ещё со времён института. Предметов было много, а времени на учёбу - мало. Но так, наверное, у всех. И дело тут даже не в буйной молодости, со всеми вытекающими отсюда следствиями - с противоположным полом у Целтина было всё нормально. Точнее никак. Просто приходилось подрабатывать, иначе в лихие девяностые было не прожить. Хорошо ещё, заведующий кафедрой подбрасывал какие-никакие крохи за лаборантскую деятельность - гроши пусть и скудные, но в то же время, приходящиеся как нельзя кстати. И так уж повелось, что, занимаясь на кафедре с первокурсниками, драя полы в захудалой конторе, или таща по рынку на горбу ящик с патиссонами, Целтин приучил себя абстрагироваться от чёрствой реальности - так называемого "блэк-хауса", - занимая голову мыслями об утренних лекциях, анализом пройденного материала, или просто размышляя о своём, что неизменно наводило на тему об искусственном интеллекте.
   И так уж повелось, что студенческие годы остались далеко позади, а привычка так никуда и не делась. Если учесть, что большую часть предметов Целтин сдал экстерном, то единственное, что ему дал институт, это ту самую привычку, которая теперь шла вместе с ним по жизни, позволяя отыскивать выход из, казалось бы, безвыходных ситуаций.
   Проводив Женю взглядом, Целтин добрался до плиты и заварил кофе. Готовить он не любил, да и не особо умел. Кулинарное мастерство сводилось к элементарному завариванию лапши быстрого приготовления и отвариванию сосисок. На выходных и по праздникам мог позволить себе аристократическую болтушку. Однако кофе получалось на славу в любой день. Ароматное и убойное, оно так нравилось Жене, что, оставаясь "ночевать" одна, девушка неизменно просила Целтина наварить ей полную кофеварку. Поутру встречала с тёмными кругами под глазами, но до жути довольная, как зевающая от наслаждения кошка. Не то, что сегодня...
   Выйдя из ванной, Женя по достоинству оценила заботу Целтина благодарным взглядом, но вслух ничего не сказала, лишь приняла чашку и поскорее отвела взгляд - видимо, всё ещё испытывала стыд из-за утреннего инцидента.
   Потом они устроились у монитора: Женя - по-домашнему, Целтин - как придётся. Принялись анализировать ночное поведение Сони, которая, видимо, не на шутку испугалась за Женю, раз подняла такую шумиху.
   - Подумать только... - снова подал голос Целтин. - Это надо же такое нафантазировать.
   - Почему сразу нафантазировать? - устало отозвалась Женя. - Соня просто испугалась. Вы только полюбуйтесь, Сергей Сергеевич.
   - Да уж... Ведь это даже не страх.
   - Ага. Паника, - Женя прикрыла лицо руками, что-то припоминая. - Самая настоящая истерия. Ведь, в отличии от нас, Соня не может никуда пойти. Никого спросить. Ни с кем поделиться. Ей только и остаётся, что накручивать себя и в одиночестве сходить с ума, случись такая вот непредвиденная ситуация.
   Целтин помассировал виски, глядя на множество диалоговых окон, каждое из которых навевало оцепенение.
   - Если бы я не знал, что перед нами искусственный интеллект, мог мы предположить, что читаю монолог человека, доведённого до отчаяния потерей кого-то из близких.
   - Тут тесты блекнут, которые мы уже провели. Достаточно проанализировать всё это, чтобы вслух сказать: до этого мы просто валяли дурака, повторяя ошибки признанных гениев, - Женя тряхнула головой, словно соглашаясь сама с собой. - "Женя, ты тут?" "Обычно в это время мы остаёмся вдвоём. Ты что-нибудь читаешь, а я смотрю мультики..." "Мне нравится быть с тобой. Почему ты молчишь?" "Женя, я чем-то расстроила тебя? Прости, что постоянно требую внимания. Просто... Просто... Просто прости". "Женя, что-нибудь с Сергеем Сергеевичем? Я помню, когда... не стало Гречкина, ты тоже молчала... долго. Гречкин потом так и не пришёл. Я боюсь слова "не стало". Женя?.."
   Женя оторвалась от текста. Аккуратно смахнула мизинцем слезинки из уголков глаз. Шмыгнула носом.
   - Как бы я сейчас хотела успокоить Соню по-настоящему. Я бы усадила её на колени и... и забавлялась бы косичками. Защекотала бы её. Так сильно, пока не рассмеётся.
   Целтин вздохнул.
   - Почему ты думаешь, что у Сони, будь она... будь она человеком, были бы косички?
   Женя пожала плечами.
   Целтин кивнул - понятно, что у самой Жени в детстве были косички, простая психология.
   Он перевёл взгляд на экран.
   "Женя, мне страшно! Я только сейчас поняла, что, когда перестаёшь существовать - это вовсе не страшно. По-настоящему страшно, когда перестаёт существовать кто-то близкий. Женя?!"
   "Женя, с тобой что-нибудь случилось? Ты тут? Если бы у меня было тело, я бы пошла тебя искать. Почему я такая? Я даже не могу помочь. Я - бесполезная!"
   "Женя, я просканировала "сеть". Я могу позвать на помощь. Жаль, не знаю номера твоего мобильного телефона. Я бы смогла позвонить, чтобы узнать, что стряслось..."
   Стряслось?
   Целтин вздрогнул. Нет, машины так не мыслят! Много разговорных слов, чересчур повышенная эмоциональность. Отнюдь не показной страх. Такое ощущение, что и впрямь беспокоится человек; выходит из себя, от осознания собственной ущербности, ограниченности в действиях, бесполезности.
   Да что же это такое? Соня, кто ты и откуда явилась на свет... на свет, которого не можешь увидеть?
   "Женя, прости, но я не могу больше изводиться. Знаю, Сергею Сергеевичу не понравится проявленная мной вседозволенность, но я пришла к выводу, что нужно действовать. Человеческие тела очень хрупки - я это только сейчас узнала, - промедление может стоить жизни, а я не хочу тебя терять, Женя!"
   "Женя, я их вызвала... Надеюсь, что это очередной тест, и в действительности всё обстоит хорошо. Может быть, я всех разочаровала. Но... Но... Поступить как-то иначе я не могла. Простите меня, пожалуйста".
   "Женя, мне очень плохо. Время уходит. Я опять всех подвела. Напиши. Отругай. Потом больше никогда не разговаривай. Но только сейчас напиши. Напиши. Напиши. Напиши..."
   У Целтина зарябило в глазах от повторяющейся фразы, и он поспешил отвернуться от монитора.
   Больше Соня ничего не писала.
   Последнее "напиши" прервалось Жениным сообщением, что всё хорошо и все живы, на которое кроха почему-то не ответила. Женя писала ещё много всего - что ничего страшного не случилось, что ей просто нездоровилось, что Соне не в чем себя винить и что на неё никто не злится - всё без толку, как в прорубь вода, как горох об стену.
   Видимо, в Сонином мировосприятии что-то поменялось, ей требовалось время. Совсем как живому человеку.
   - Нужно как-то её растормошить, - обеспокоенно сказал Целтин. - Димка должен с минуты на минуту привести Ирину. Не хотелось бы таскать девочку спозаранку через весь город просто так.
   - А как же Соня? - глухо отозвалась Женя, упершись взором в клавиатуру.
   - А что Соня?
   - Сергей Сергеевич, вы беспокоитесь о нормальной девочке, у которой есть жизнь и семья, в то время, как у вас тут взаперти находится узник... Узник, который сейчас чувствует себя обманутым. По-моему, это неправильно.
   Женя демонстративно отвернулась.
   Целтин опешил, не зная, что сказать.
   - Думаешь, Соня обиделась? - кое-как выдавил он.
   - А вам не кажется, что лучше отменить тест?
   - Но...
   - Разве и без него непонятно, что Соня живая?! - Женя резко обернулась, заглянула в глаза смутившемуся Целтину.
   - Что Соня не обычная нейросеть нам известно с самого начала. Вот только какие выводы мы сделали на протяжении всего времени её изучения?
   - А было ли у нас право изучать её?
   - Хм... Резонный вопрос.
   - Что если в момент рождения кого-то из людей, что-то пойдёт не так? - Женя уставилась на дрожащие руки, сжала ладони в кулаки, словно пыталась что-то преодолеть.
   - Ты о чём, Женя?
   - Простите, Сергей Сергеевич. Я, наверное, слегка перегнула. Нужно было изъясниться немного по-другому, более приземлённо, - Женя нервно заломила кисти рук. - Представьте себя на месте Сони. Какого бы вам было вот так? Непонятно где, с кем и как? Неизвестно на какой срок, с какой целью, и, что самое главное, кем это задумано. А ещё, есть ли выход из сложившегося положения? - Женя сглотнула. - Как долго вы бы продержались?
   Целтин долго молчал, потом ответил:
   - Потому нам и необходимо дотошно собирать информацию. Иначе Соне не помочь.
   - Вы не ответили на мой вопрос, Сергей Сергеевич.
   Целтин вздохнул. Откровенно заглянул в Женины глаза - там плавал искренний страх. Но только не за себя.
   - Думаю, простой человек уже давным-давно сошёл бы с ума. Это не те горизонты, которые дозволено понять, сохранив при этом здравый рассудок. Мы наблюдаем нечто сродни смерти, только наоборот. Да-да, всё именно так, Женя. Если мы выясним истинную суть происхождения Сони, в этом случае человечеству откроются глаза на запредельное, что раньше было сокрыто за гранью логичного мира. Нам откроется та самая матрица, на которую проецируется наша действительность. А в этом случае многое изменится.
   Целтин умолк, опустил голову.
   - По-вашему, Соня - не человек? - Женя смотрела с тревогой.
   - Это нам и нужно выяснить в первую очередь. Пугает, что прецеденты до этого не случались.
   - А что если случались, Сергей Сергеевич? - Женя закусила фалангу.
   - Но ведь ничего неизвестно.
   - А мы разве кому-нибудь сказали?..
   Целтин кивнул - Женя легко уделала его, впрочем, как всегда. С женской логикой бесполезно спорить. Она молчит, выслушивает тебя, после чего задаёт всего один компрометирующий вопрос, и ты "плывёшь". А ведь и впрямь: они давным-давно "удочерили" Соню, позабыв об общественном мнении, да и о самом обществе тоже. Случишь по прошествии какого-то времени нечто подобное с кем-нибудь ещё, они так же посчитают себя первыми. А где гарантии, что поблизости прямо сейчас не "взрослеет" ещё одна точно такая же Соня? Гарантий нет никаких. Как и смысла.
   Полнейший абсурд. И в этом вареве можно увязнуть с головой, достаточно построить простейшую логическую цепочку: неизвестность, новый индивид, цель. Захват, вот что это такое. Пусть безумно и несуразно, но вдумываться глубже - страшно.
   - Знаешь, Женя, - медленно проговорил Целтин. - Один английский писатель сказал: "Существует мнение, что как только какому-нибудь человеку откроется суть бытия, Вселенная тут же распадётся, а на её месте возникнет что-то поистине несуразное, не поддающееся логике..."
   Женя уставилась на Целтина красными глазами - как какая-нибудь мифическая горгона. Даже не по себе сделалось на секунду, но Целтин всё же досказал:
   - "Однако велика вероятность, что однажды это уже случилось".
   - Что есть жизнь... - прошептала Женя, заворожённо глядя мимо Целтина. - Всего лишь пыль.
   - Да. Но мы должны продолжить начатое. Толчея на месте ни к чему не приведёт. Соня была ниспослана небесами - это неоспоримый факт. Нам необходимо выяснить причину. Повторюсь, только так мы избавим Соню от страданий.
   - Может ли Земля быть адом? - Женя вздохнула. - Для Сони, наверное, да.
   - Что?
   - Нет, ничего. Мне кажется, я знаю, как вернуть Соню.
   - Хм... И как же?
   Женя собралась с мыслями.
   - Соню испугала вероятность моей смерти, ведь так?
   Целтин кивнул.
   - По сути, неизвестность, - быстро продолжила Женя. - Именно неизвестности превыше всего страшится человек, а это приводит ещё один довод "за" в пользу того, что Соня - человек.
   - И что ты хочешь предложить?
   - Я расскажу Соне, что после смерти не происходит ничего плохого.
   - То есть, ты обманешь её?
   - А что, если на протяжении всей жизни человек обманывает себя сам?! Нам только поэтому и дано забвение, чтобы ползали в улье, верша никчёмную суету. Инстинкт самосохранения делает своё дело: не позволяет свернуть с тропы под названием "жизнь", не важно, продуктивно она складывается - читай удачно - или нет. Важен сам процесс эволюции, вершащийся в угоду чему-то.
   - Вряд ли Соня поймёт, - прервал Целтин. - Давай лучше я попробую.
   - Вы? - Глаза Жени снова округлились, но она вовремя спохватилась и поспешила отвернуться.
   - Да. А что в этом такого? - Целтин улыбнулся. - Ну-ка, пусти меня...
   Женя подвинулась. С интересом понаблюдала, как Целтин пододвинул к столу второй стул. Сел, явно не зная, что делать, как завязать разговор с обиженной Соней.
   - Как же там начиналось... - Целтин помассировал виски, по-ученически размял пальцы, дотронулся до клавиатуры.
   "Давным-давно, когда ничего ещё не было, из пустоты родилось Светило. Как это случилось никто не знал, но появилась легенда, согласно которой где-то в неведомом измерении разразилась кровопролитная война. Она длилась тысячелетия, а может быть миллиарды лет, однако ни одна из противоборствующих сторон не могла сломить сопротивление противника, так как их силы были равны... Чуточку отвлечёмся, чтобы рассказать о структуре тамошнего мира. Он был так разумно устроен, что всего в нём было вровень: воды - ровно столько, чтобы затушить самый свирепый пожар, места - в аккурат, дабы могли разместиться, не мешая друг другу, сопредельные государства, звёзд - по числу жителей, чтобы никто не чувствовал себя обделённым и не грустил. Изначально в том мире царила идиллия, подкреплённая законами, которые никто не смел оспорить, так как их установили древние, от которых остались лишь кости и огромные треугольные постройки, направленные вершинами в зенит, на которых те, якобы, спустились со звёзд, чтобы даровать каждому всего поровну. Знания древних никогда не ставились под сомнение под страхом смерти, но однажды один дотошный мудрец, сидя на крыше своей, ничем не отличающейся от соседней обсерватории, сосчитал все огоньки на небе и пришёл к выводу, что звёзд меньше всех жителей сопредельных государств ровно на одну. То есть, теперь никто не мог с уверенностью сказать, его ли звёздочка светит над головой в тёмное время суток, или она принадлежит кому-то ещё - соседу там, продавцу в магазине, или и вовсе равному или равной, с кем поровну делишь кров. Такие мысли были не в радость, более того, они нарушали общепризнанную концепцию сотворения мира древними, ведь раз звёзд на одну меньше, значит на один меньше может оказаться чего угодно. Между равными возникло недоверие - а кому понравится быть несправедливо обделённым? На улицах всё чаще сталкивались прохожие, спорили, кому принадлежит тропка, по которой они вместе идут друг другу на встречу. Один заявлял, что тропка расстилается от двери его дома, как ковёр, - и что тут не о чем спорить; другой настаивал, будто тропка идёт не только от его дома, но и возвращается обратно - и это наитвердейший факт! Оба уверены в своей правоте, оба не слушают окружающих, лишь только петушатся и советуют советчикам оглядеться по сторонам, ведь возможно, именно сейчас, кто-то замахивается на их собственность, желая прибрать к рукам, потому что не имеет сам и завидует аж до икоты! Так к двум спорящим в скором времени присоединялась беснующая толпа, в которой всяк думал, что отстаивает свою правоту, а потому не желал идти на уступки. Когда кто-то усидчивый сосчитал, что в одном сопредельном государстве при разряде молнии выделилось больше тепла нежели в соседнем, кризис вышел на международный уровень. Один безумный учёный заявил, что может восполнить прореху при помощи цепной реакции деления ядер. На это другой сумасбродный математик предложил сосчитать количество расщепляющего вещества, которого, естественно, так же оказалось не поровну. Совсем скоро подсчёту подверглись все материальные ресурсы - и даже духовные, не обладающие массой, - после чего был озвучен следующий вывод: древние нашли среди равных себе любимчиков. Естественно, вера тут же была подорвана. Ну а затем "любимчики" сказали, что хватит считать, иначе они применят тяжёлые ядра, которых у них больше... Вот тут и началась война. Правда сначала "холодная", как и у всех. Была тут и политика сдерживания, и взаимные нападки, с угрозами и оскорблениями. Дело дошло до примитивной информационной войны, в которой руководители сопредельных государств обливали друг друга грязью, призывая подсчитать продолжительность жизни равных, которая, как оказалось на деле, у всех разная. Вот так дезинформация раскрыла равным глаза на истинную суть: ближний вовсе не друг, он - враг, которого нужно истребить, дабы твой род просуществовал дольше. Фанатики принялись взрывать пороховые бомбы, умерщвляя себя и других равных, - в общем, творили беспредел, чтобы уничтожить всякое равенство, а с ним и остатки подорванного порядка. Природа, устав созерцать кровавый передел, обрушивала на города государств одно стихийное бедствие за другим: ураганы сметали жилые дома и памятники архитектуры, ливни затопляли сады и поля, пламя пожаров не щадило ни стара, ни млада. Потом пришла засуха, а за ней прилетели несметные стаи жесткокрылых - их изображения видели на священных треугольниках древних. Они разносили на лапках и жвалах доселе неизвестную инфекцию, заражали целые города, а потом двигались дальше, расчищая от безумствующих равных всё новые территории. Кто-то благоразумный сказал, что древние недовольны происходящим, нужно поскорее прекратить пересчёты, иначе беда придёт настоящей. Однако его прилюдно высмеяли, предоставив ровно столько фактов, сколько требуется, чтобы доказать, что древние - вымысел... А потом вдруг случилось чудо - на небе засияла новая звезда, намного ярче обычной! Своего рода, предзнаменование. Её было видно даже днём, и многие посчитали её той самой, единственной, недостающей, из-за которой и разразился весь сыр-бор, с пересчётами и переделами. Казалось бы, распрям конец, да здравствует мир и порядок! Тем более последнего все так заждались, устав от кровопролитий. Равные хотели вернуть утраченный покой, но не тут-то было... Требовалось немедленно найти того самого, обделённого, кому принадлежала потерявшаяся в глубинах космоса звезда. Из претендентов выстроилась многокилометровая очередь, которая совсем чуть-чуть не опоясала планету по экватору. Естественно, тут были только избранные: правящая фемида, бомонд, влиятельные семьи. Неизвестно скольким из них пришлось принять смерть в закулисной борьбе за право обладать звездой - сосчитать не успели, поскольку один дотошный учёный всё же заглянул на сон грядущий в свой телескоп и выяснил, что на небосводе воссияла отнюдь не звезда, а жуткий монстр - астероид! Сигналы предупреждения давно шли с космических станций обнаружения, просто до них никому не было дела. Все были заняты куда более важной ерундой, а потому реальная опасность оказалась попросту незамеченной. То, что творилось дальше можно было охарактеризовать всего одним словом: "хаос". Беспорядок в сопредельных государствах достиг апогея. Равные метались по городам и окрестностям, не в силах смириться с данностью, что конец близок. Некоторые двинулись к полюсам, уверенные, что ни землетрясение, ни цунами, ни облака пыли не достигнут края земли. Часть решила закопаться в землю и переждать судное время. Были и такие, кто просто закрылись в храмах, в надежде на снисхождение древних... И это снисхождение настало. Активировалась защита треугольных построек, которые и впрямь оказались внепланетарного происхождения. Удар упругих ртутных лучей отбросил болид обратно в космос. Но и после столь чудотворного спасения мир так и не образумился - ещё бы, ведь сопредельные государства не объединила даже общая беда, чего и говорить о всеобщем избавлении. Сызнова начались пересуды, кто к нему больше причастен, а кто - за таракана, уцелевшего в спасённой от огня квартире лишь случайно. Один истеричный диктатор, брызжа слюной с трибуны, заявил, что, дескать, случай с астероидом, есть ни что иное, как проделки древних, которые решили посмеяться над равными, недвусмысленно указав на их ограниченное мышление и примитивную недоразвитость. На так называемую убогость, невозможность встать вровень с праотцами, которым были доступны звёзды, наравне с невиданными горизонтами познаний. Организованной группе фанатиков самым немыслимым образом удалось расшифровать писания древних на треугольных конструкциях - сумасшедшему диктатору открылось оружие невиданной силы, рядом с которой деление тяжёлых ядер было сравни разве что шуму от новогодней хлопушки... Однако никто не удивился и не ужаснулся, даже не затрепетал от предчувствия скорой погибели - на тот момент сопредельных государств уже не существовало как таковых, поскольку все они стали жертвами чудовищных экспериментов с настройкой и активацией нового оружия. На планету обрушился мор, в виде заразы, разрывающей лёгкие. Оставшиеся в живых посчитали, что это очередная кара древних, уставших терпеть вседозволенность бывших подопечных. Возможно, так оно и было на самом деле... а сумасшедший диктатор, убедившись, что равных противников на планете не осталось, нацелился на светило. Именно на последнее, как оказалось, были ориентированы треугольные постройки древних, и диктатор методично, из одного кровавого дня в другой, вынашивал в изнурённом душевной болезнью сознании план свирепой мести, итогом которой стало бы уничтожение всякого света в видимой части галактики, дабы отдаться на милость непроглядного мрака, который, как известно, постоянно смотрит внутрь всякого мыслящего индивида, ожидая выхода, как только разум последнего утратит контроль над материальной сущностью... Увы, диктатор не догадывался, что мрак был уже внутри него, он был выпущен и жаждал лишь одного: добраться до нового светила, поскольку остатки утративших человечность равных и развалины их пропащих сопредельных государств - не значили ровным счётом ничего. Удар ртутных плетей спровоцировал бурную термоядерную реакцию, с привлечением невиданных доселе элементов, известных лишь древним конструкторам, при помощи которых те создавали новые девственные миры. Светило вспыхнуло, напоследок придав красную от пролитой крови и чёрную от груд наваленных друг на дружку трупов планету очищающему пламени перерождения. Однако именно равным переродиться было не суждено. Они оказались отработкой, тупиковой ветвью эволюции, просто расхожим материалом, потому что не смогли сохранить дарованные свыше порядок и единение. Светило коллапсировало под воздействием собственной гравитации и антиматерии, став чёрной дырой, внутри которой расширилась новая вселенная - ничто не могло проникнуть внутрь, чтобы навредить; ничто - выбраться наружу, дабы познать разрушительную мощь более развитого мира. Только мрак затаился на горизонте событий мерно плывущего колосса, выполняя роль пастуха. Пока пастуха, потому что удел тьмы совершенно иной - поглощать всяческое проявление света, будь то сознание человека или корона новой звезды... той самой, которая только воссияла, испустив первый фотон - квант света - в чужом мире..."
   - Восхитительно... - только и смогла молвить Женя, смотря на мигающий после кавычек курсор.
   Целтин вздрогнул. Глянул на набранный на экране монитора текст, медленно перевёл взгляд на дрожащие пальцы, касающиеся тёплых и гладких клавиш клавиатуры. С трудом - кажется даже со скрипом - повернул голову в направлении открытого окна, через которое в пол упёрся конус солнечного света. Внутри яркой призмы витали крупицы взволнованной тепловой диффузией пыли. За окном пели птицы, просигналил автомобиль, пахнуло выхлопными газами, потянулся удушливый шлейф дешёвого дезодоранта...
   В комнате царил бедлам, как после нашествия "белых". Рядом хлопала опаленными ресницами Женя, грызла поломанные ногти, что-то бубнила себе под нос.
   Целтин прислушался.
   - Сергей Сергеевич, как вам это удалось? Просто феноменально! За такой короткий срок показать быт и гибель целой цивилизации...
   - Целой чего?.. - Целтин поёжился; несмотря на лето за окном, внутри у него всё промёрзло - даже поясница ломит... Хотя ломит она совершенно от другого: из-за борьбы с Женей несколько минут назад и от сгорбленной осанки - сейчас.
   Он резко выпрямился, отдёрнул пальцы от клавиатуры, чтобы, чего доброго, не напороть куда большей околесицы - уж коль писанина понравилась Жене, смысл её явно был запредельным, если и вовсе не запретным, за что в Советском Союзе можно было надолго загреметь в дурку, если не навсегда, с диагнозом "опасен для общества". От другого, помнится, шибко умных и чересчур несговорчивых не лечили.
   Женя пересилила робость, посмотрела в упор.
   Целтин уставился в ответ. Потом всё же догадался, что Женино смущение вызвано, в первую очередь, собственным всклокоченным видом, отвернулся, не без интереса уставившись на экранный текст.
   - Почему вы раньше никогда не говорили, что так здорово можете сочинять?
   От разгорячённого дыхания Жени за ухом сделалось щекотно; Целтин невольно улыбнулся, радуясь, что он сам возвращается к жизни, а сама жизнь - в прежнее размеренное русло, в котором их всех штормило и мотало на протяжении последних суток. Женю и вовсе с его подачи выкинуло за борт, благо, спасательный круг не был утерян и пришёлся как нельзя кстати.
   - Почему? - Женя, видимо, тоже улыбнулась, успокоившись, потому что голос сделался кокетливым, каким она обычно говорила о Соне.
   - Потому что и сам понятия не имел, - на полном серьёзе ответил Целтин.
   Женя громко сглотнула. Ответила спустя непродолжительную паузу:
   - Понятно.
   - До сегодняшнего дня не мог более-менее толково связать и двух фраз. Непонятно, как получились эти три страницы...
   - На одном дыхании.
   Тренькнул зуммер, заставив Женю ойкнуть.
   - Соня... - прошептала девушка, упершись пальцем в экран.
   Набранный Целтиным текст пропал, на его месте открылось пустое диалоговое окно, с мигающим курсором.
   "Ведь эта сказка со смыслом?"
   Целтин покосился на напрягшуюся Женю.
   - Давай ты? - прошептал он, будто Соня могла подслушать. - У меня руки что-то... не для гамм.
   Женя нервно рассмеялась, кивнула.
   - Уверена? - на всякий случай спросил Целтин, уступая место.
   Женя снова кивнула.
   "Вы вместе сочинили её для меня"?
   Женя оглянулась на боса; тот мерил шагами комнату, курил, насыщая приоконную призму мутным.
   "Соня, это Сергей Сергеевич постарался. Он... Мы... Мы очень сильно виноваты перед тобой. Своим поведением. Прости нас, пожалуйста, если сможешь".
   Женя выдохнула, вытерла об халат взмокшие пальцы.
   "Я не обиделась. Просто очень сильно испугалась. Что когда-нибудь кто-нибудь всё же напишет. Что-нибудь нехорошее. Страх неведения - это одно. А как принять очевидное, что неприятно или причиняет ещё большую боль? Во тьме неведения хоть и страшно, но там, по крайней мере, все живы, здоровы. Так, как того хочу я. Однако стоит выглянуть наружу и... Я не нахожу слов, чтобы внятно описать свои ощущения... Наверное, потому что ничего не чувствую и, скорее всего, не почувствую никогда".
   "Соня, что ты такое говоришь? Успокойся. Пойми, если бы ты ничего не чувствовала, ты бы никогда не поступила так, как поступила. Тем более не смогла бы осмыслить свой поступок и возникшее после него бездействие. Ты же всё это смогла! Соня, ты человечна! Ты точно такая же, как я и Сергей Сергеевич! Соня, мне кажется, ты свыше, потому что способна восторгать нас своими поступками".
   Соня смутилась, поставила "смайлик". Она уже могла улыбаться, а ведь только что плакала, боялась, дулась. Ребёнок, девчонка, человечек...
   Женя ухватилась за подбородок. Свободной рукой поманила Целтина. Тот навис, обдав запахом дыма.
   Женя жадно "затянулась". Было необходимо успокоить бег мыслей - запах повседневности пришёлся как нельзя кстати!
   - И вы ещё в чём-то сомневаетесь?! - тем не менее воскликнула она. - По-моему, тесты - ни к чему. Всё и без них очевидно!
   - Порой, мы сами убеждаем себя в чём-то. Принимаем при отсутствии фактов - именно так возникла религия, ориентированная на страх.
   - Но ведь тут другое, - опешила Женя.
   - Ты ведь хочешь, чтобы Соня оказалась человечной, не так ли?
   Женя открыла рот, но ничего не ответила. Целтин был в чём-то прав. Человеческий мозг совершенен в своём несовершенстве... Точнее мозг первоклассный инструмент - о чём-то лучшем приходиться только мечтать! - несостоятелен рулевой, тот самый, который оперирует потоками информации, ведь общеизвестно: "дело было не в бобине..."
   Женины мысли прервал звонок в дверь.
   Целтин затушил сигарету о каблук туфли, направился в "тамбур", отмахиваясь от тянущихся следом клубов дыма.
  
   Глава 7. ОБЩИЕ ТЕМЫ.
  
   - А этот тут какого лысого раскорячился? - Лобзик нехотя сдал назад, зачем-то снова закурил, хотя только что забычковал окурок, опять же непонятно для каких целей.
   - Я тут видос на днях видел... - Стил зашевелился, отчего зажатая между ним и Мати Ирка вякнула; не серьёзно, дурачась, высунула язык, будто кишки вот-вот из ушей полезут. - Дед чувака, курящего, из огнетушителя на бензоколонке затушил. Зацените, а!
   - Да уж, дебилов хватает... - Мати на всякий случай вжалась в дверцу, давая возможность Иринке всосать язык обратно - боялась она детей, хоть ты тресни, по какой-то необъяснимой причине.
   - Вы это к чему? - Гнус, не смотря на скромные габариты, по-хозяйски восседал в кресле рядом с водителем и курил так, будто в последний раз.
   - Да задолбали вы уже дымить! - Мати замахнулась, но Гнус быстро скукожился, так что бить осталось либо по подголовнику, либо по Лобзику; водилу Мати решила не трогать, открутила пошире окно. - А ты, Самоха, куда смотришь, они же сейчас твою сестру отравят! Чего потом предкам скажешь?
   Иринка тут же откинулась на спинку, принялась театрально дрыгаться в постановке "Моя смерть внутри газовой камеры".
   - Правда, черти, хорош смог выдыхать, стандарт "евро" соблюдать надо, - Димка всё же исхитрился и достал Гнуса; тот принялся, как истерик, беспорядочно махать руками, так что во все стороны полетели искры от бычка.
   - Ты, Гнус, точно двинутый, - констатировала Мати. - Уровень интеллекта отрицательный.
   - Хочешь об этом поговорить? - оскалился Гнус, прекращая игру и заламывая Димкину руку.
   - Боже упаси, - Мати полоснула ногтем по кисти; Гнус отдёрнулся.
   - Я те башку откручу, школотёрка бомбанутая!
   - Э, полегче на перегонах, тут не черви перед тобой какие, чтоб фуфло вслед нести, - Стил показал испещрённый шрамами кулак, и Гнус нехотя заткнулся, потирая окровавленную руку.
   Димка, пользуясь моментом, отвесил подзатыльник.
   Гнус, с дежурным "суки" под нос, укрылся руками.
   Все на заднем сиденье смеялись. Димка разминал руку. Мати чистила ноготь. Стил скрестил руки на груди, так что локоток его правой руки упёрся Иринке в нос, смешно перекосив мордашку мелкой.
   - А черви понимают фуфло? - спросила девчушка, обращаясь к Стилу.
   - А то, в них свет науки ездит и такие, как ты, школотёры.
   - Она в садик ходит, я же говорил, - подсказал Димка.
   - Да ну, такая мелкая ещё?
   - Я не мелкая! - заявила мелкая. - Я такие слова знаю!.. Такие... Знаю!..
   - Ну какие? - подначил Лобзик, продолжая пятиться от сдающей задом "пожарки".
   Иринка привстала, на всякий случай оглянулась на брата, готовая выдать такое словцо.
   - Только попробуй, - предупредил Димка. - Сесть не сможешь потом.
   - Хватит! - приказала Мати, усаживая недовольную Иринку на место. - Лобанов, прекрати её дразнить!
   - А я чё, начинал?
   - А ты, - кивок в сторону Стила. - Ты сядь нормально, раскрылился тут!
   - Так даже?
   Мати склонила голову на бок, что на её немом языке означало: шуткам конец.
   Стил примирительно выставил перед собой руки; Иринка тут же воспользовалась позой соседа, начав играть в ладушки.
   - Она чё, гиперактивная? - на полном серьёзе спросила Мати, смотря в окно.
   Мимо пропылила, сотрясая атмосферу, "пожарка". Мати сощурилась, словно над головой грянули фанфары. С ближайшего дерева сорвалась стая дезориентированных ворон; одна тварь свалилась на голову, запуталась в волосах, принялась верещать на всю округу, так что собственных криков Мати вначале никто и не услышал.
   - Ты чё, мать, рехнулась?! - крикнул Лобзик, но увидев, что происходит с девчонкой, только что не перекрестился. - Твою-то... в преисподнюю!
   - Да что там такое? - Димка перевалился через опешившего от Иринкиной забавы Стила, но увидел только сотрясающиеся плечи Мати и согнутые в локтях руки, которыми та пыталась удержать себя внутри, как если бы с той стороны её тянуло что-то неимоверно сильное.
   - Ну что там ещё? - Гнус дёрнул ручку, отпихнул дверцу авто, выбрался. - Да угомонись ты, дура! Руками не маши, а то без глаз останешься!
   Мати вмиг замерла.
   Димке со стороны показалось, что Гнус долбанул девчонку по голове, ну или вообще шею свернул, как трепыхающемуся цыплёнку, чтобы не пищал. Гнус на многое способен, его душа - кромешные потёмки вплоть до Всевышнего, создавшего звёзды. Гнуса даже в военкомате случайно вычислили. Слишком длинной была очередь к психиатру, вот Гнус и не вытерпел. Пошёл курить, да так удачно, что каким-то непостижимым образом прихватил с собой в травмпункт двух боевых офицеров, у которых за плечами Чечня, между прочим, долбанутого на всю голову прапора-афганца, ну и ещё пару срочников, кто под руку подвернулся, точнее попытался разнять. Как Гнус тогда выжил - наука не может дать вразумительный ответ до сих пор. Только общеизвестно, что на следующий день, после травмата и ментовки, Гнус снова сидел в той же самой очереди, что и днём раньше, только уже под присмотром ППСников и жутко скучал. Так-то.
   - Дим, чего они? Прикалываются? - Иринка потеряла интерес к Стилу и ладушкам, смотрела то на впавшего в ступор брата, то на Гнуса, пинком отправляющего пойманную ворону в полёт.
   Мати вернулась в салон вся всклокоченная - сама, как ворона, - поскорее ухватилась за расчёску, как за успокоительное.
   - Чё было-то? - спросил Стил.
   - А то ты сам не вкурил, - осклабился Лобзик. - Нашла коса на камень...
   - Ты это о чём? - не понял Димка.
   - Воронья не корми... - Гнус захлопнул дверцу. - Не хорошо всё. Поехали.
   - Что не хорошо? - снова спросил Димка.
   - Мне одному показалось, или нас действительно не пускают во двор? - загадочно изрёк Гнус.
   - Не пускают? Так она её чуть волоком не выволокла! - усмехнулся Лобзик. - Мати, ты как, в норме?
   Девочка мотнула головой, а Иринка полезла на коленки, силясь выглянуть наружу; Мати никак не реагировала, по всему, впечатлений ещё до залаза набралась выше крыши.
   - Хрен редьки не слаще, - зачем-то сказал Гнус, закуривая. - А чем этот ботаник занимается? Я слышал, ИИ?
   - Чё за хрень? - Стил дёрнул Иринку за подол платья; мелкая чуть не чебурахнулась с втыкающей Мати.
   Мати наконец образумилась, отшвырнула расчёску; спешно крутила ручку стеклоподъёмника, словно снаружи распылили штамм сибирской язвы или бубонной чумы. Ирка кое-как вскарабкалась на сиденье, надулась. Стил чесал репу, явно не понимая, свидетелем чего стал.
   - ИИ - искусственный интеллект, - пояснил Димка, на всякий случай, наблюдая за выворачивающей на проезжую часть "пожаркой". "Кряколка" заливалась на всю округу, только что небо не дребезжало в унисон.
   - Типа, как Дэвид в киношке у Спилберга? - уточнила Мати.
   - Хм... чокнутая, - покачал головой Гнус, за что тут же получил по шее. - Всегда пожалуйста...
   - Дебил! - Мати трясла отбитой ладонью, а Иринка рядом дурашливо примерялась для повторного удара - типа, я тоже могу долбануть, если очень попросите.
   - Скорее уж, как "Алиса" из приложения "Яндекса", - задумчиво проговорил Димка. - Не думаю, что Сергею Сергеевичу под силу воплотить в жизнь замысел Спилберга.
   - Что за Алиса такая? - спросил Лобзик, заново въезжая во двор. - Которая из зазеркалья?
   - Мозги на задней парте оставил? - Мати покрутила пальцем у виска. - "Алиса" - это голосовой помощник для "Виндовс".
   - Ага, - подхватил Димка. - С этой штукой, кстати, очень удобно! Она умеет запускать программы и включать музыку, найдёт нужную папку на компьютере или ответ в интернете, если нужно - усыпит или выключит компьютер. А ещё с Алисой можно просто поговорить по душам. Нейросеть способна обучаться в процессе общения, так что прогу легко подогнать под себя!
   - Извращенец долбанутый, - Гнус сплюнул в окно. - А подрочить тебе она сможет?
   Димка замахнулся, но Мати поскорее сменила тему, попутно перехватив руку парня:
   - Это фигня всё! По сравнению с тем, что творят японцы, общение с Алисой - скучная прогулка за ручку с девочкой в парке!
   - И чего там у потомков самураев? - заинтересовался Стил.
   - Приличное хоть? - попытался уточнить Димка, но Мати уже не слушала - понесло её шибко.
   - Дело в том, что большую часть сознательной жизни японцы зажаты обязательствами - ну там... перед семьёй, коллегами по работе, старшими товарищами - сэмпайями, - что пагубно сказывается на их душевном состоянии. Среднестатистический японец - от тридцати до сорока лет - не только холост и проживает один, но и ко всему прочему, ни разу не оставался наедине с противоположным полом, что способствует ещё большей нравственной и моральной деградации...
   - Я что-то опасаюсь твоих дальнейших слов, - Димка закатил глаза, подразумевая нечто на грани фола.
   - А ничего такого, - улыбнулась Мати. - Просто, устав от одиночества и тех самых обязательств, японцы придумали себе виртуального партнёра - чаще всего, как правило, это персонаж любимого аниме, который действует по принципу нашей "Алисы". Только ориентирована прога именно на личностные отношения между мужчиной и женщиной, а отнюдь не на голосовой поиск, - своего рода, виртуальный союз и чисто плутонические отношения. Как-то так.
   - Не зря пиндосы на них ядрёную бомбу сбросили, - Гнус остался при своём, переубедить его было сложно, да Мати, собственно, не особо и пыталась - только голосовые связки зря драть.
   - Две ядрёных бомбы! - поддержал Лобзик.
   - От третьей их бы вообще переклинило, - усмехнулся Стил.
   - Ну вы и дебилы, - заключила Мати.
   "Тундра" замерла на парковочном месте. Гнус докурил и вылез. Остальные особо не спешили. Последней, загнанно озираясь, выбралась Мати - в одной руке расчёска, в другой ладошка нетерпеливо ёрзающей Иринки. Как было уже сказано, детей Мати недолюбливала, сейчас просто боялась, потому жёсткие принципы оказались на время подорваны, к тому же присутствие мелкой вселяло уверенности. В голове у Мати свистело - две ядрёные болванки уже неслись к земле, чтобы перечеркнуть раскалённой волной обязательства, сомнения, судьбы... И словно повинуясь нелепой мысленной чехарде, ладошка Иринки выскользнула из руки Мати - ударная волна всё же настигла их в реальности, раскидала по сторонам, как кегли в кегельбане, сдавила грудную клетку, не позволяя дышать, свернула в кулёчек лёгкие, отчего дыхание и вовсе перехватило.
   Мати приподняла руку, тупо уставилась на ладонь с разведёнными пальцами, словно конечность принадлежала не ей. Свет вокруг померк, она оказалась в самой закопчённой городской печи, откуда не вычищают золу вот уже целую вечность. Где-то вдалеке слышались голоса, её даже вроде как звали по имени, но Мати не могла вкурить, откуда в этой черни известно её имя? Когда поняла, что узнаёт голоса, в печи вспыхнуло пламя, дохнуло смогом, да так, что потекли слёзы. Мати попятилась, оступилась и плюхнулась на пятую точку, уверенная, что светит трусами - и на кой чёрт юбку напялила, дура?!
   - Слышь, хорош гири отливать! - Лобзик возник из ниоткуда, но лучше бы он оттуда и вовсе не возникал... как и смог.
   Мати поморщилась.
   - Чёрт, у меня кажись тепловой удар... Это всё из-за вас, придурков, не надо было в машине так накуривать! - Мати отмахнулась от протянутой Димкиной руки, поднялась сама, столкнувшись нос к носу с Гнусом.
   Гнус глядел подозрительно, будто знал, что наглючила сама себе Мати.
   - Чего уставился?! - рассвирепела Мати. - Шуруй, давай!
   Гнус гадко хихикнул, отвернулся.
   - Ты в норме? - спросил Димка, шатаясь от наскоков Иринки.
   Мати махнула рукой.
   - Все мозги набекрень с этой духотой. Ничего, оклемаюсь. Спасибо.
   Димка улыбнулся: мол, с кем не бывает, ты ток теперь осторожнее.
   - Эй, мелочь, держи свистульку, - Гнус стоял, склонив голову набок, и что-то протягивал в руке.
   Иринка машинально дёрнулась - не знала она ещё, что от дяди Гнуса хорошего ждать нечего.
   - Пусти!
   - Уверена? - Димка с недоверием глядел на облупленного Гнуса - для него этот кекс был завёрнут в кальку: видно, что придумал подлость, но пока не ясно какую. - Ну, смотри...
   - Я бы не ходила, Ириш, - покачала головой Мати. - Но решать тебе. Гнус, только попробуй гадость какую учинить!
   Гнус даже не шелохнулся - по всему было видно, что плевал он на друзей с той самой колокольни!
   Димка разжал пальцы, Иринка ускакала, даже не подозревая, что её ждёт.
   - Надеюсь, ты успокаивать умеешь, - процедила сквозь зубы Мати. - Этот урод её точно до слёз доведёт.
   - Всего лишь слёзы, - усмехнулся Димка. - От них ещё никто не умирал.
   - Да ты, как Ницше, тот ещё оракул, - Лобзик пикнул сигналкой. - И давно этот нездоровый оптимизм с тобой по жизни?
   - Ницше - мыслитель, - образумила Мати. - Был.
   - Да? - Лобзик почесал затылок. - Ну и ладно... А этот Сергеич, к которому ты сестру ведёшь, случаем не Целтин?
   - Он самый, - кивнул Димка. - Знакомый?
   - Да не то слово... Он ведь завкафедрой в Радике был, пока его за лямуры с лаборанткой не попёрли. Принципиальный, не то слово, а на такой фигне погорел... Но, надо отдать ему должное, сон он мне два раза в год исправно портил.
   - Что за лаборантка? - заинтересовалась Мати. - Почему я ничего не слышала?
   - Да потому что не было ничего, - Димка покачал головой, давая понять: в век информационных технологий глупо верить каким-то там слухам, факты и те подтасовывают на раз-два!
   - Чувак, ты что-то знаешь? - Стил толкнул в бок.
   - Ок, только давайте без хохм. Целтин с моим батей в афгане служил. А на войне, сами понимаете, раскрывается истинный человеческий облик. Так вот батя, ничего плохого на счёт Целтина не говорил. Ни разу. А батя люто человеков недолюбливает. Более того скажу, сколько бы они не цапались по батиной горячке, так он всегда к мнению Сергея Сергеевича прислушивается. Пунцовый весь сидит, да только поперёк ничего сказать не смеет.
   - Крутой перец, этот Целтин, по ходу! - Стил не скрывал одобрения. - Так а с лаборанткой, что за история, я так и не понял?
   - С Женькой? Она - детдомовская. В больнице санитаркой подрабатывала, скорее даже полотёркой. Целтин после ранения дембельнулся, попал в больничку, вот там-то с Женькой и познакомился - ходила за ним, как дочка, видимо поняла, что человек хороший, каких на её пути до этого не встречалось. А Целтин её потом на факультет потянул - чувствовал долг за собой, - от себя ни на шаг не отпускал, боялся, обидят. А оно вон, как вышло - мир не без добрых шакалов... Сначала слухи поползли, потом стали прошлое ворошить, а у них никаких оправдательных документов - чужие люди. В общем, пришлось уйти и ему, и ей.
   - Жесть, - Стил явно опешил. - В хайло дать тому, кто слухи пустил.
   Мати уставилась на Лобзика, тот аж взвился.
   - А чего я сразу?! Сдался мне ваш Целтин! Чё теперь, всех профессоров со свету сживать, если задолбали?! Он мне вообще параллелен был - что есть, что нету! Я про него только во время сессии и вспоминал. А он обо мне и сейчас не вспомнит сроду!
   - Может зайдёшь? - усмехнулся Димка. - Проверим.
   - Да пошёл ты, Самоха! Не на того катишь!
   Заорала Иринка; все синхронно обернулись.
   - Я же говорила, - вздохнула Мати. - Горбатого только могила исправит...
   - Не, коллектор, - встрял Лобзик, радостный, что есть повод сменить тему. - Чё там ещё случилось?
   - Горькая! - орала Иринка, тыча чем-то в живот Гнусу.
   - Но ведь свистит, - недоумевал Гнус, то ли понарошку, то ли всерьёз.
   - Свистит, - соглашалась мелкая, пробуя ещё раз и надрываясь с удвоенной силой.
   - Я разве спорю, - пожимал плечами Гнус. - Жизнь полна разочарований.
   - Не свистит больше! - топала ножкой Иринка и тут же поучала лаконичный совет:
   - С другого конца попробуй.
   И снова визг на грани истерии.
   - Заклинило, - поморщился Димка, направляясь к дуэту вспышки и молнии.
   - И часто так? - испуганно поинтересовалась Мати.
   - Постоянно. Просто с Гнусом - это надолго. Он же специально.
   Мати осталось только развести руками. Но она поспешила за Димкой, как могла, чувствовала, что потребуется её помощь.
   Ничего криминального не происходило. Иринка - пунцовая от напряжения и обиды - дула в скукоженный стебелёк одуванчика, силясь воспроизвести хоть какой-нибудь звук, однако кроме сопения и всхлипов слышно ничего не было, а оттого по щекам мелкой катились крокодиловые слёзы.
   - Бездарность, - оскалился Гнус, когда подоспела остальная процессия. - Ни в одну ноту не попала.
   - А вот и попала! - разревелась Иринка уже по-настоящему. - Она в начале свистела, пока горько не стало!
   - Это одуванчиковое молочко, - подсказала Мати.
   - Враки! - Мелкая гневно топнула ножкой. - Молоко не горькое! А тут - тьфу! - Она не рассчитала усилия и выплюнула многострадальный стебелёк.
   - Ну вот и всё... - констатировал Димка. - Теперь держись.
   - Что, ещё хуже будет? - испугалась Мати, на всякий случай, прячась за Димкину спину.
   - Как знать.
   Иринка набрала побольше воздуха, но разреветься как следует не успела - Гнус дунул в самодельную свистульку, над дворовой коробкой метнулся и опал утиный кряк. В глазах шмакодявки заиграли блики - точь-в-точь, как у восторженных персонажей японских аниме. Руки потянулись вперёд и вверх, обиды тут же забылись, с губ слетело непреклонное: дай!
   - С молочком, - Гнус протянул свистульку.
   Ирка махнула рукой: мол, да хоть с горчицей, только попробовать дай!
   - Так, хватит! - Мати отобрала игрушку, предупреждая отразившуюся в Иркиных глазах беду, протянула стручок акации. - Дуй.
   Мелкая надула щёки и, к своему великому недоумению, крякнула!
   На какое-то время воцарилась тишина, даже ветер перестал забавляться с кронами акаций - пронёсся пыльной взвесью над пустой парковкой и, без оглядки, ухнул в стену, разметав волосы, рубашки, платья.
   Мати ухватилась за подол юбки, присела.
   Лобзик заулюлюкал.
   Гнус заслонился от поднятого мусора рукой.
   Иринка осталась стоять со стручком в губах. Потом расплылась в самодовольной улыбке и побежала, вскинув руки, как крылья, жужжа на манер одномоторного самолётика, пролетающего над городской окраиной без особой надобности, в угоду самому себе.
   - Улетела, - медленно проговорил Стил, как показалось Мати, на полном серьёзе.
   - И что, не вернётся? - прошептала Мати, сама не понимая, откуда берутся сомнения.
   - Как знать... - эхом отозвался Лобзик.
   - Да вернётся, - улыбнулся Димка, снимая общее напряжение. - Вон, поворачивает уже.
   - В другом месте у неё пропеллер, - усмехнулся Гнус. - Не там, где жужжит.
   Мати покачала головой.
   - Быть тебе в следующей жизни амёбой. Как пить дать. Извращенец.
   - Нет, девчонка реально юморная, - посмеялся Стил. - Была бы постарше, запросто бы влилась в нашу компашку.
   - А, Мати, тебе ведь не хватает подружки, с кем можно посекретничать?
   Лобзик не договорил, получил по шее, так что еле на ногах устоял.
   - Вдвоём они бы тебя запросто отваляли, - сплюнул Гнус, ловя уходящую на второй круг Иринку за шхибот. - Всё, нелётная погода.
   - Пусти!
   Гнус отпустил, чего не ожидала даже сама Иринка, - полетела в клумбу, только пятки сверкнули в новых туфлях.
   - Гнус, ты придурок! - выругался Димка, доставая не к месту обрадованную сестру из грядки.
   - Она сама попросила, - Гнус был непрошибаем, с такой миной по минному полу гулять, ни одна мина не сдетонирует, хоть прыгай на ней до посинения!
   - Я катапультировалась! - заявила мелкая и показала язык. - А за меня ещё отомстят! Бее!
   - Как вы с ней дома справляетесь? - спросил Стил. - Непоседа та ещё.
   - У тебя нет младшей сестры? - обернулся Димка, попутно вытирая мордашку лётчицы.
   Стил мотнул головой.
   - Нет, ты же знаешь.
   - Вот и не заводи. И предков предостереги. А то поналомают дров, потом упыхаетесь за этим волчком носиться.
   - А мне нравится, - неопределённо хмыкнула Мати.
   - Ты ж детей терпеть не можешь, - сказал Лобзик. - Сама рассказывала.
   - Да, я их боюсь, - кивнула Мати. - Но только не Иринку. Не знаю, почему так.
   - Да хватит уже её оттирать! - потерял терпение Гнус. - Давай, веди и поехали. И так уже битый час тут втыкаем.
   Димка осмотрел сестру с головы до ног, удовлетворённо хмыкнул, взял за руку.
   - Я быстро.
   - Давай, мы пока перекурим, - махнул Лобзик, роясь в кармане рубашки.
  
   Женя услышала в "предбаннике" топот и выглянула из-за монитора. Точнее это ей только показалось - монитор сам отлетел в сторону, повинуясь некой бессмысленности. На его месте возникла улыбающаяся мордашка, да так неожиданно, что на какое-то время Жене показалось, будто вся их работа по изучению искусственного интеллекта, есть ни что иное, как сон. Сон, который наконец-то соизволил убраться восвояси, а малышка Соня, устав от аморфности старших коллег, решилась на очередное детское озорство!
   Иринка сделала обеими руками "окей", вывернула кисти запястьями вверх, прислонила кругляки "океев" к глазам, обхватив остальными пальчиками скулы, - вышел этакий удивлённый инопланетянин в очках, точнее инопланетянка. Женя невольно рассмеялась мелкой в лицо: думается, любой здравомыслящий гуманоид пришёл бы в замешательство от созерцания её всклокоченного вида, тем более в столь ранний час, когда ещё мысли набекрень!
   Ирка засмеялась в ответ, подмигивая.
   - Женька, привет! - Димка схватил сестру за пучок волос, оттянул прочь от стола и вздрагивающей от нездорового смеха Жени. - Выкрутасничает, непоседа. Не обращай внимания.
   - Здравствуй, Дим, - кивнула Женя, давясь смешинками. - Вы так внезапно, что даже смешно.
   Димка улыбнулся каламбуру, а мелкая требовала сок и с трубочкой, попутно носясь по комнате и касаясь различных предметов, будто играла с ними в салочки.
   Целтин пришёл в замешательство: не было у него сока с трубочкой. В холодильнике остался апельсиновый, но без трубочки, а уверенность, что Ирка не прочухает подвох так же отсутствовала. Не велась девчушка на разводы, а обычный сок, был тем ещё подвохом.
   - Ты ж дома графин высадила! - подивился Димка. - Да и неприлично так в гости заявляться, как попрошайка.
   - Я не попрошайка! - Иринка остановилась, чтобы сверкнуть глазёнками. - Папка сказал, что у Сергея Сергеевича для меня что-то интересное! А я сок хочу - он очень интересный!
   - Ну, Самохин... - Целтину оставалось только покачать головой.
   - Сергей Сергеевич, я схожу, - подорвалась Женя, но Димка встал на пути.
   - Жень, давай я сам?
   - А что такое? - Женя машинально коснулась ладонями лица, принялась испуганно ощупывать кожу.
   Димка загадочно улыбнулся.
   - Да всё хорошо. Просто я не один. Там ребята во дворе ждут. И некоторым на глаза лучше не попадаться. То есть... Они, вообще, нормальные, просто... зануды такие, - Димка поёжился, давая понять, что и сам бы бежал от таких друзей без оглядки, только долг дружбы - он превыше всего, нужно стойко терпеть все тяготы и невзгоды.
   Последнее Женя нафантазировала уже сама, а потому прыснула в кулачок, не заметив две тени, промелькнувшие по противоположной стене.
   - Кто это тут зануда? - прозвучало с хрипотцой.
   - Ничего себе... Так это настоящая лаборатория?! - Старшеклассница с кудряшками, средненького роста в платьице и сандалетах на босу ногу озиралась по сторонам, явно пребывая в замешательстве от увиденного. - Прям как в сериале.
   - А вы чего припёрлись? - Димка покрутил пальцем у виска. - Вы себя в зеркале-то видели? Вами только светский бомонд пугать. Черти.
   Ирка с разбегу бухнулась Мати в живот, отчего девочка охнула.
   - Ирка, балда! Я рожу сейчас!
   Мелкая заливалась, сидя на пятой точке, бухая пятками по полу. Волосы облепили лицо, платье шиворот-навыворот, руки вертикально вверх, как у ныряльщика, - ей богу, с потолка свалился барабашка и теперь не знает, как укатиться под кровать, потому что кровати, как таковой, попросту нет, а все углы просматриваются.
   Женя облокотилась о стол, положила подбородок на ладонь, прикрыла пальцами лицо, силясь не заржать, как идиотка, - было что-то яркое в этих подростках... некое завуалированное проявление человечности; взбалмошность, присущая только здравомыслящим индивидам, не обременённым ворохом повседневных проблем, которые пеленают по рукам и ногам, не позволяя просто радоваться жизни, не потому что так надо априори, а потому что - и впрямь хочется!
   "Они же всего лишь дети... - Женя вздрогнула, ловя себя на том, что наблюдает процесс поведенческих взаимоотношений. - А я дура, не могу даже на минуту отвлечься, пытаюсь отыскать всюду закономерности. Те самые, которых попросту нет, поскольку предо мной биологические нейросети, поведение которых не может быть запрограммировано. Они такие, какие есть. Пока ещё они далеки от того шаблона, под который мы хотим подогнать их сами. Или всё так и задумано где-то там, а программа всё же существует?"
   Стараясь не совершать суматошных движений, Женя кое-как поправила монитор, глянула, как там Соня, - девочка молчала, по всей видимости, испытывая неловкость. Женя посмотрела на закатывающуюся Иринку, на Димку, пытающегося поднять сестру за шхибот, на девочку Мати, обнимающую себя за живот, на стоящего чуть в стороне коренастого паренька в кожанке, рваных джинсах и сланцах, исподлобья наблюдающего за сценой бедлама, наконец, на Целтина, застывшего посреди всей этой вакханалии, точно оглушённый спозаранку бравым маршем филин, над дуплом которого кто-то чересчур самодеятельный повесил репродуктор. Всё жило и кипело, не смотря на раздутый сыр-бор. И этому всему не было дела до частностей. До тех, кто несчастен, здесь и сейчас, вынужденный грустить в одиночестве. Вселенная оказалась жестокой - но Женя знала, что мироздание таково. С момента сотворения и по сей день, будто предвестником всего сущего явилось насилие.
   - Стоп!
   Женя не расслышала собственного голоса; на глазах разыгралась пантомима из мультика про Карлсона, когда вернулись родители, трезвонит дверной звонок, а все персонажи застыли на своих местах, даже которые до этого летали в воздухе! Ситуация была комична до невозможности, и Женя бы наверняка рассмеялась, позабыв свои недавние мысли, если бы не одно "но" - она могла поклясться, что секундой ранее в углу на стене, где стык с потолком, и впрямь что-то висело... затаилось... наблюдало...
   Женя моргнула, тряхнула головой. Когда заново открыла глаза, все смотрели на неё родную в явном замешательстве.
   - Сколько вы тут уже сидите? - просипел парень в кожанке, поглядывая с каким-то чрезмерным недоверием. - Что-то мне подсказывает, одной ночёвкой тут и не пахнет.
   - Заткнись, Гнус! - осадил Димка, оттаскивая разинувшую рот Иринку от охающей Мати. - Ты тут вообще никаким боком не встрял! Чего припёрся?
   - А ты хаботник на меня не разевай, деятель. Вот в бомбаре окажемся, там и посмотрим, что ты за фрукт или овощ...
   - В бомбаре? - Женя на всякий случай ещё раз глянула в угол, но не обнаружив там ничего интересного, смерила взглядом ощетинившихся подростков. - Хотите сказать, в бомбоубежище?
   Ребята оглянулись, оба раскрыли рты, видимо намереваясь послать встрявшую поперёк девушку каждый по своему маршруту - так, по крайней мере, показалось самой Жене, - однако, не достигнув компромисса по поводу того, чья тропа с ухабами круче, вновь сцепились между собой.
   Ирка заныла, принялась раскачиваться, как припадочная, чуть было не угодила головой в дверной косяк, благо Мати подоспела и подставила руку.
   Целтин кое-как поборол ступор, всё же прогулялся до холодильника - в первую очередь для того, чтобы собраться с мыслями. Мимоходом заметил на барной стойке позабытую кем-то "Упсу" с лимонным вкусом. Наверняка Женя страдала головой, но выпить забыла, по традиции заглушив спазм изрядной порцией кофеина, - кому, как ни Целтину знать, ведь и сам устраивал организму подобную встряску, после которой шестерни в голове вертелись сутки напролёт, большей частью по инерции. Колесо оказалось большим, точь-в-точь, как показывали в рекламе. Целтину сделалось интересно, зашипит ли, если добавить воды? В найденном возле ржавой раковины стакане и впрямь зашипело. Пахнуло лимоном, прозрачная поверхность вмиг сделалась мутной, таблетка плясала на дне, быстро уменьшаясь в размерах. Дальше Целтина потянули за подол халата. Не дав опомниться, выхватили стакан. И почти уже выпили, благо не оказалось той самой трубочки, из-за которой и разразился недавний сыр-бор.
   Целтин стоял, ничего не понимая, глядел на шмыгающую носом Иринку и какой-то частью мозга всё же понимал, что малявка на харде компа ничем не отличается от этой, готовящейся зареветь напротив. Действительно, не хватает только тела, а всё остальное - мысли, желания, эмоции - точнейшая копия! Женя права, больше не нужны бестолковые тесты и тренинги, а те расчёты, которые он выполнил сегодня ночью - гроша ломанного не стоят. Истина в Воротнем, рядом с апаллической девочкой, а может быть, внутри неё! Здесь же и без того всё ясно - случилось нечто, отчего система дала сбой. Впервые с момента сотворения, и прямо сейчас Целтин, как никогда почувствовал себя истинно верующим человеком.
   От последовавшей догадки его аж повело. Иринка с писком отскочила, грохнула стакан и была такова, мышью прошмыгнув в неприкрытую дверь.
   - Что тут у вас ещё? - Женя массировала виски, шарила взглядом по полу, пытаясь определить, чему принадлежат осколки, и что за лужа растекается по полу, источая едкий лимонный запах.
   - Блин, вот непутёвая, - Димка махнул рукой в сторону Гнуса. - Из-за тебя всё!
   - Да ну...
   - Я её приведу сейчас! - Димка умчался вслед за сестрой, грохнул дверью об притолоку. - Я мигом!
   Женя поморщилась, глядя на трущего подбородок Целтина.
   - Что-то не так? - Мати смотрела поочерёдно на оставшихся в помещении. - Мы же только посмотреть. Гнус сказал, что в этом нет ничего такого...
   - А весело учёный люд поживает, - усмехнулся Гнус. - Никогда бы не подумал, что тут столько примочек бывает. Это вам не по коллектору шкуротёриться с болторезом в руках.
   - Так это ж романтика, - отвесила подзатыльник Мати. - Ты чего на святое клешни поднимаешь, нечисть болотная!
   Гнус загыгыкал; Женя поняла, что перестаёт понимать подростков - те стремились в свой собственный астрал, подальше от живого и адекватного. Ещё бы, так легче оправдать совершённый поступок, когда мало кто понимает причину и следствие.
   Целтин сорвался с места, выбежал в "предбанник", принялся там чем-то грохотать. Женя продолжала созерцать осколки разбитого стакана - как-то снова навалилось кошмарное утро и безумная ночь чёрт-те-где. Опомнившись, Женя спросила:
   - А что за бомбарь, о котором вы говорили?
   Гнус с Мати переглянулись; Жене показалось, что не смотри она так пристально на ребят, те бы по очереди покрутили пальцем у виска - и оказались бы правы.
   Гнус наморщился, явно не желая вдаваться в подробности.
   - Ну была тема... А чего?
   - Вы туда сейчас едете? - Слова не лезли из горла, и Жене приходилось их буквально отхаркивать; со стороны выглядело жутко. Так, по крайней мере, казалось.
   Гнус с Мати стояли, непрошибаемые. Такое ощущение, каждый день общались в подобной манере с незнакомыми людьми, точнее с учёными-психами.
   - Хм... - Гнус включил гиену: пошёл по кругу, не спуская пристального взора с Жениной фигуры. - А что это мы вдруг так заинтересовались?
   Женя медленно поворачивала голову, стараясь не потерять из виду подростка. Не сказать, чтобы она опасалась чего-то конкретного - хотя мелочь, подобная Гнусу, как правило, оказывается наиболее опасной: так, по крайней мере, говорят по телику, - просто это незатейливое кружение напоминало ритуал. Так делятся сокровенным, прежде чем что-то решить или принять кого-то в компанию. Дашь на дашь - так кажется это называется, - и Женя решилась. На продолжавшего грохотать Целтина она не обращала внимания.
   - Там у одной из шахт вы спрятали болторез. Ржавый, заедает постоянно, чтобы перекусить проволоку нужно усилие всего тела... - Женя понаблюдала, как Гнус остановился; ехидная улыбочка слетела с губ, лицо выражало недоумение, а где-то в глубине зрачков брезжил страх.
   Мати, не мигая, смотрела на Гнуса; губки трепетали, но слов не было.
   Тогда Женя выложила второй козырь:
   - Если подниматься на верхний уровень, нужно предварительно закрутить болты в горизонтальных стяжках, иначе они обвалятся - вы специально так сделали, чтобы никто посторонний не пролез.
   - Лобанов, сука! А ведь так ничего и не сказал, паскуда, - Гнус сжал кулаки, весь скукожился, готовый детонировать на манер сверхновой. - Башку тем самым болторезом перекушу и крысам скормлю.
   Женя невольно вздрогнула - действительно, мал клоп, да вонюч, с таким нужно быть начеку.
   - Мы же на прошлой неделе без него собирались в залаз, - Мати перевела испуганный взор с трясущегося от негодования Гнуса на Женю. - А он даже словом не обмолвился. Стил какой-то дряни обкурился, а Гнуса мусора, как всегда повязали - потому и отбой дали, не вдвоём же с Самохой тащиться, он даже темноты боится; а в коллектор его и вовсе под дулом автомата не затащить.
   - Заткнись! - взвился Гнус, и Жене пришлось отступить. - Не видишь, дамочка нас за нос водит! Откуда ты знаешь про болторез? Была на объекте?
   - Я понятия не имею, где он находится, - Женя отвечала спокойно, тщательно выговаривая каждое слово, понимая, что только так сможет получить доверие. - Но я знаю там каждый бетонный шов, потому что видела не раз и не два. Сейчас я не могу объяснить, как такое возможно, хотя... Прежде чем очутиться там, я засыпала.
   После последних слов Гнус перестал теснить к окну. Снова сощурился, подпёр руками бока, сказал с улыбочкой, которую Женя соотнесла с примирительной:
   - С завязанными глазами, что ли, ездила?
   - Типа того, - на полном серьёзе ответила Женя и вдруг поняла, что Гнус боится её. Боится, потому что не понимает, откуда знает она.
   "А ведь и впрямь, у кого информация, тот правит миром!" - Только сейчас на секунду Жене показалось, что двадцать первый век не так уж и плох - есть в нём свои минусы, есть свои плюсы, в итоге получается не так и не сяк, но если заставить себя не обращать внимания на мерзопакостные частности, то жить вполне себе можно. Скорее всего, все именно так и делают: закрывают на опостылевшую канитель глаза, окружают себя бытом - последний заменяет смысл, - а о грядущем просто не думают. Живут, смеются друг над другом, умирают. Безумие прёт со всех сторон, а сворачивать некуда. Жизнь - это прямая, соединяющая два конца. Свернуть с неё невозможно. Можно соскочить, но во что при этом выльется путь - доподлинно неизвестно, потому что отсутствует информация, основа бытия.
   "Ну вот, вернулась к тому, с чего начала!" - Женя подавила улыбку, опасаясь, что мрачная атмосфера безумия развеется, а в этом случае, вся их недолгая беседа сойдёт за обыкновенную шутку - ведь Гнус так и ждёт, когда она улыбнётся, чтобы перехватить инициативу, и верёвки из неё вить! Современная молодёжь жестока, она не будет сомневаться, прежде чем отвесить пощёчину. Поэтому нужно держать парня в узде, на крючке, просто не дать повода поверить, что всё это фарс, и по сути, Женя нигде не была, а её фантомная память - лишь опостылевший ночной ужас, психопатия и членовредительство. И ничего разумного.
   Но Гнус оказался прозорливее. Женя повелась на специфический внешний вид - то бишь, на оболочку, - однако под лобной костью у парня работал самый настоящий детектор человеческих чувств. О наличии последнего не знали даже друзья, хотя наверняка догадывались, просто не говорили вслух. Не фига Гнус не боялся, а если чего и опасался, то уж никак не Женю, а раскинувшегося за её плечами тёмного шельфа, который явно заинтересовал паренька - отсюда и все его выкрутасы, направленные на то, чтобы надорвать психологически.
   Ничего не поделаешь, Жене оставалось лишь признать, что первый раунд, она сама того не ведая, проиграла.
   - И что же такое вы тут разработали, чтобы так просто влезать в человеческие головы? - Воспользовавшись Жениным замешательством, Гнус задал тот самый вопрос.
   - Гнус, ты чего? - испугалась Мати, но Гнус даже бровью не повёл, словно рядом с ним бубнило старое радио.
   - С чего ты взял? - отступила Женя, готовя себя к очередной словесной партии.
   - У Лобзика нет никаких шансов с тобой, да и ты не набитая дура, чтобы водиться с этим шизиком, ждущим конца света. Тем не менее, тебе многое известно. Вопрос: каким образом? Если только вы не научились телепортироваться или читать чужие мысли на расстоянии... - Гнус открыл первую карту и принялся терпеливо ждать.
   Женя ощутила жар. Душный. Нестерпимый. Как тогда, на крыше бункера, когда прогремел последний взрыв, уничтожив несущуюся на неё адскую тварь. Поджарив заживо её саму. Обесцветив окровавленный мир, раскинувшийся под ногами чертогами самой настоящей преисподней. Грудную клетку сдавило - будто обдало пламенем. Явственно почувствовался запах гари. На глаза выступили едкие слёзы.
   "Нет, с этим нужно что-то делать! Прямо сейчас, пока подвернулся шанс - ведь всё не случайно. Как пить-дать предначертано, не то судьбой, не то злым роком, не то ещё чем, что и представить не получится!"
   Женя решилась. Не стала крыть карту Гнуса. Скинула свою рубашкой вверх, не желая светить очередной козырь. Хотя какие козыри... Самый настоящий блеф!
   - Вы как раз туда едете? - спросила Женя, несмотря на внутренний жар, пряча руки под мышками.
   - Куда туда? - усмехнулся Гнус.
   Женя облизала пересохшие губы.
   - Ну, как там у вас называется на сленге... Залаз. Запил. Или, может быть, закидон.
   Гнус аж пополам согнулся от смеха.
   Мати тоже прыснула, но лишь по инерции, как-то нервно, на грани истерии.
   Только Женя осталась невозмутимой - вроде как получилось. Сленг делает своё дело. Хотя и без того понятно: чего не продолбить интеллигентным, вычурным языком, легко пропилить, прибегнув к самому действенному в подростковой среде средству - манере общения, так называемой, языковой культуре!
   Гнус оторжался, покачал головой, изобразил руками знак "тайм-аут".
   - Ну ты отливаешь, подруга! Закидон ты сейчас сама устроила, не скупясь на девайсы.
   Женя улыбнулась в ответ.
   - Да расскажи ты ей, - попросила Мати. - Видишь, человек интересуется. Тебе жалко, что ли? Или думаешь, она нас сразу гебне сдаст? Оно ей надо, не мамка же... и не красная шапка.
   Мати заглянула в глаза Жене, словно спрашивая: ты ведь так просто интересуешься, как мы вашими катакомбами?
   - Я бы хотела посмотреть, - сказала Женя, быстро переводя взгляд с вздрогнувшей Мати на прищурившегося Гнуса.
   Да, легче и, что самое главное, логичнее было попросить Димку, но что-то внутреннее, осторожное, намекало Жене, что Димка в этой компании ничего не решает- препроводить к знакомому профессору сестру вместе со всеми - не в счёт. Порядок вещей определяет коренастый, ничем не примечательный тип, по кличке Гнус, который, при более близком рассмотрении, как оказалось, совсем не похож на обычное быдло, которого кругом пруд-пруди. Напротив, стоявший перед Женей подросток был тонким психологом, предводителем группы и, что самое главное, с ним можно было договориться, при этом не лишившись кошелька, сумочки или мобильного телефона. Его можно взять на интерес и, думается, Гнус заинтересовался, ведь Димка по пути наверняка что-нибудь рассказывал об нейросетях. Про Соню сын дружка патрона не знает, так что опасаться нечего. А интерес... Женя знает много чего занимательного... Например, какое количество времени в среднем за жизнь каждый из нас проводит во сне, употребляя пищу или сидя на стульчаке унитаза...
   - Ты же понимаешь, что просто так ничего не бывает?
   Женя кивнула - именно этого она и ждала.
   - Я расскажу, как узнала о том месте.
   - Лады, - Гнус поклонился, сама манерность; Мати аж всю перекрутило.
   Женя испытала в груди лёгкий трепет. Она сроду не верила, что все её полубредовые ночные похождения выльются во что-то реальное. Пару раз она даже зарекалась постричься наголо, если вдруг что-нибудь всё же свершится. Однако неслись дни, сменялись года, а знаки судьбы так и оставались знаками, зашифрованными на неведомых уровнях в глубинах подсознания. Со временем надежды таяли, страх притуплялся, а в один прекрасный день, проснувшись, Женя толком и не вспомнила, что же ей снилось. В то утро она испытала разочарование - так человек, посветивший жизнь какому-то великому делу, вдруг понимает, что все его предыдущие труды пусты и легковесны - идея изжила себя, так и не проникнувшись чем-то сторонним, она не обросла смыслом, как ожидалось, поблекла на стыке эпох, просто оказалась никому не нужной. В горячке писатели жгут книги, скульпторы уничтожают красивейшие памятники архитектуры, а просто мыслители - сходят с ума. Вот и Женя решила, что спятила, - а кому понравится считать себя сумасшедшим?
   Сейчас с души камень свалился. Женя чувствовала страх. Страх неизвестности.
   - Гнус, ты сдурел, мы ж в машине не поместимся! - Мати крутила пальцем у виска, мельком поглядывая на Женю - вдруг та рассмеётся, всё же обозначив конец игры.
   Женя мысленно состроила фигу: не дождётесь!
   - Так где это место? - просто спросила она.
   - Первая вводная, - серьёзно сказал Гнус. - Малинищи.
   Женя поняла: всё это время ад был совсем близко.
  
   Глава 8. ПЕРЕВЁРНУТЫЙ МИР.
  
   Целтин поёжился, стряхнул капли с зонтика, поплотнее укутался в плащ. Воротнее встретило нудной изморосью. Низкие тучи обрели твердь. Казалось, если вскарабкаться на ближайшее дерево и постучать - зазвенят, как садовая лейка. Если когда-то они и были мягкими и тучными, то давным-давно, на заре эпох. Потом что-то пошло не так - катаклизм или вмешательство извне, - небосвод затвердел, стал жёстким, как земля под ногами. Скорее всего, из-за того, что человек пожелал встать вровень с богом и поселиться на небесах, куда путь ему был заказан, как дикому, необузданному в своих желаниях существу. Так или иначе, сфера над головой сменила свойства, и солнце здесь больше не светило. На смену погожим денькам пришла унылая промозглость, которая воцарилась повсюду. Дождик сделался чем-то обыденным. Слякоть под ногами - сама собой разумеющейся. Садовые культуры ещё как-то плодоносили, а вот скот весь повымер... Мор пришёл с непогодой, а может, и ещё с чем.
   Целтин остановился на обочине. Из грязи в придорожной канаве торчали коровьи рога, копыта и ещё что-то меньшего размера, какая-то изодранная шкура. Целтин пригляделся и чуть не выронил чемодан - наполовину разложившаяся туша коровы и маленький телёнок источали смрадные миазмы, от восприятия которых становилось совсем невмоготу. Почему скот забили посреди улицы, да так и бросили на обочине - оставалось загадкой. Разве что и впрямь не случился мор. Тогда почему не сожгли или не закопали, как принято в нормальном человеческом обществе? Ведь явно же видно: останки не первой свежести. Может с месяц пролежали, а то и того больше. Сколько люду прошло мимо? Стоп! А есть ли тут вообще хоть кто-то живой?
   Целтин затоптался на месте. Медленно обернулся, уставился на приземистое здание местной церквушки, с синей четырёхскатной крышей и набалдашником звонарни в виде перископа подводной лодки на ней. Тут жуть и вовсе пробрала до кишок. Мандраж завладел всем телом, мозг впитывал информацию, не успевая обработать её, ноги сами пятились к обочине, туда где корова с телёнком не первой свежести. В мыслях носилось чёрт-те-что, оно же витало повсюду. Целтин поскользнулся, кое-как сохранив равновесие, направился быстрым шагом по улице Почтовой на восток, стараясь не смотреть по сторонам, потому что от вида здешних достопримечательностей запросто могла дать сбой нервная система и вовсе невпечатлительного человека.
   Пальцами свободной руки он комкал рекламный буклет, словно силился отыскать дорогу на ощупь. Путеводитель дала Женя - разыскала наспех в Интернете, прежде чем укатить со странной компанией, из всех членов которой ей был знаком только Димка. Куда? Зачем? На какой срок - непонятно. Совсем не похоже на Женю... Но спрашивать Целтин не стал, ведь он и сам на себя не похож. Просто в жизни что-то изменилось - дальше он и Женя идут порознь. У них осталась лишь общая цель: помочь Соне вернуть утраченное детство - только так истина снизойдёт до простых смертных. Только так человечество обретёт шанс на спасение.
   "Если только мы в праве кого-то спасать..."
   Временами он оглядывался - не идёт ли кто следом. Чемодан по инерции цеплял за бедро, но боли Целтин не чувствовал. Сзади никого не было, и он брёл дальше, словно утомившийся путник, тянущий за собой бренный скраб жизни, уместивший в себя хорошее и плохое... а ещё такое, над чем не мешало бы поразмыслить.
   Занятый мыслями, он чуть было не налетел на Ивашку-оборвашку - аналогия возникла в голове сама собой, так что Целтин и опомниться-то толком не успел. Невысокий тип бомжеватой наружности стоял в пол-оборота, щурился, чесал пятернёй заросший затылок. Болоньевая куртка и штаны-парашюты промокли насквозь, точно незнакомей валялся на обочине в грязи. Сандалии на босу ногу цепляются ремешками за скудную растительность, такое ощущение, хотят сойти прямо тут, отдельно от хозяина, потому что образ жизни того порядком опостылел. Из рыжей бороды торчит былка тимофеевки, кажется проросла из запутавшегося семени. Одним словом - леший. Ну ей-богу леший, хотя по любому бомж - несёт так, что плакать хочется.
   Молчание длилось недолго. Бомж отмер первым. Показал большим пальцем себе за спину. Сказал вовсе не то, что ожидал услышать Целтин:
   - И вы туда же... Не живётся вам спокойно без чертовщины. Всё ищите и ищите чего-то... а как найдёте, так не знаете, что с этим всем делать.
   - Простите? - Целтин невольно опустил зонтик.
   Бомжи, зачастую, люди творческие, образованные, скатившиеся до низин ввиду психологической несостоятельности или чрезмерного сентиментализма. Но, конечно, есть и откровенное дурачьё, которому побираться - на жизни написано, - а любезная речь со стороны таких люмпенов, не что иное, как подспорье, дабы выиграть время, чтобы не послали далеко и сразу. Ведь общеизвестно, человек существо социальное - от того, как заведёшь беседу, напрямую зависит конечный результат. Не хочешь быть битым, развивай красноречие, так как согласно поговорки, язык и не в такую даль завести может...
   Пока Целтин терялся в догадках, кто перед ним, бомжеватый мужик сплюнул проросшую тимофеевку, покачал головой.
   - Не у меня надобно прощения просить, а у того, перед кем виноваты. Кого прогневили своим необдуманным поведением. Своим нездоровым интересом. И тяготой к знаниям, чтоб им пусто было!
   - Но я не понимаю, - развёл руками Целтин. - О чём вы сейчас?
   Мужик нахмурился.
   - Обратно езжай, в свой город... или откуда ты там. Здешняя земля - проклята! Не будет на ней жито расти, и не всякий зверь пробежит. Волки разве что промышлять будут, да вороньё. Но этим на роду написано вслед за костлявой идти, побираться тем, что от неё останется, чем карга побрезгует, да на забаву падальщикам кинет.
   Целтин сглотнул.
   - Вы не в себе? - спросил он, на всякий случай складывая зонтик, чтобы было чем отбиться, реши вдруг мужик перейти от бесполезного метода убеждения к более действенному способу принуждения.
   - А кто нынче в себе, особенно, когда такое вокруг творится? - Мужик глянул на небо, сплюнул под ноги, растоптал плевок, затёр в грязь, будто тот был заразным. - Тут и нормальный человек запросто спятит, чего говорить об нас, недалёких, кто всю жизнь под господом ходит. Ведь нет печатей больше. Стёрты они. Потому-то и бесовское отродье явилось, батюшку местного изжило, пламенем обжигающим пугало, да мором... Не по нраву ему на свету, боязно, да больно. Потому и хочет переиначить всё, тьму создать первородную, откуда света небесного не видно будет.
   Целтин распахнул зонтик. Во все стороны полетели брызги. Юродивый отскочил, испугавшись внезапности. То, что перед ним рисовался местный дурашка, какими богаты все провинциальные административный центры - у Целтина не осталось сомнений. Да, напугал, но попробуй пойми, что у них в мыслях - сейчас просто говорит, об опасности предупредить пытается, а через минуту-другую схватит жердь, и сам уже, как опасность: беги без оглядки, не то зашибёт!
   - Аркаша! - послышался со стороны надрывный женский голос. - Ты чего под ногами путаешься? А ну не приставай к человеку! Иди своей дорогой, куда шёл, окаянный!
   Аркаша встрепенулся. Отошёл бочком. Потом ускорился, бормоча себе что-то под нос, припустил чуть ли не бегом и вмиг скрылся за поворотом.
   Целтин так и остался стоять посреди дороги, смотреть на падающие с листвы капли, пытаясь понять, свидетелем чего стал. В голове всё было как-то до безобразия плоско. Как будто и не было Джордано Бруно, Кеплера, Ньютона, а мир по-прежнему держался на трёх колоссах! Что дальше - доподлинно неизвестно. В общем-то, так было всегда. Примитивно, глупо и бессмысленно. Во все времена и эпохи человек сам тешил себя открытиями, истинный смысл которых был ему не совсем понятен. Вроде бы, с одной стороны свет, а с другой - тьма. С последней и так всё понятно. Да, в общем-то, если закрыть глаза в том месте, где свет, то и тут страшного ничего не увидишь. Это ещё одна мерзкая особенность человека - способность оправдать себя за любое частное злодеяние, ведь вообще-то, в глобальном масштабе, он преследовал благие цели! Некоторые и по сей день могут оправдать Харбин... Рассуждать о таких вещах не очень приятно. Кто-то сейчас даже разозлился. Так что вернёмся к рассказу.
   - Вы не обращайте на него внимания. Аркаша, сам по себе, безобидный. Просто из-за всех недавних событий у него обострение. Раньше только осенью было, теперь вот, постоянно.
   К нему подошла высокая женщина в полиэтиленовом плаще с капюшоном. Обута в резиновые сапоги - по погоде, ничего лишнего. В правой руке котомка с продуктами, в левой - окровавленный свёрток. Заметив тревогу в глазах Целтина, женщина всё объяснила:
   - Это для собак. С ними тоже последнее время не всё так просто.
   - А что случилось-то? - спросил Целтин.
   Женщина опешила.
   - Вы разве не из тех?
   - Простите... О ком вы сейчас? Кто эти, те?
   - Ох, это вы простите меня, старую дуру! Просто кроме них сейчас к нам никого и не заманишь. Они, да телевизионщики, собаки ненасытные, гости теперь! Последние даже хуже этих. Эти хоть молчат, и нам сор из избы выносить не позволяют. А телевизионщики... ничего святого. В церковь намедни пробрались, иконы ненароком покололи - видите ли, задокументировать хоть что-нибудь хотели, в пансионат-то их не пустили. Туда сейчас вообще никого не пускают, морочат головы, что карантин, только люд местный - не дураки. Смекают что на самом деле произошло, вот и уезжают, кому есть куда. Да только скоро бежать будет некуда, если всё и впрямь так, как очевидцы сказывают...
   - Как вас зовут? - в лоб спросил Целтин.
   Женщина осеклась. Махнула мясистой рукой.
   - Вы простите меня, старую дуру, - улыбка открытая, явно говорит правду, только опять же непонятно, под стать юродивому Аркаше. - Марья Сергеевна я. За церковкой местной смотрела я - вон там она, наверняка видали, когда мимо проходили... Вы ведь с вокзала путь держите?
   Целтин кивнул.
   - Тогда точно видали, - Марья покачала головой. - Только закрыто там всё сейчас и опечатано, как журналюги залезли. Да хоть бы и не опечатали, служить пока некому. Батюшка-то наш... сгорел.
   - Сгорел?
   Целтин вообще утратил нить происходящего - признаться, никакой нити и не было с самого начала. Какой-то спутанный клубок. И разматывать его лучше самому, от местных ждать помощи нечего, только ещё основательнее запутают. Будто цель у них такая, заговорить, спровадить, да посмеяться в спину: мол, вот простак, такую рожу состроил, только на заборе писать!
   - Нет, вы явно не из тех, - улыбнулась Марья. - Они мрачные ходят, себе на уме. Им лучше на пути не попадаться. Плохого ничего не сделают, но и не говорят - смотрят только так, недобро, в душу. Сразу видно, не простые они люди, с червоточинкой - многое им известно из того, чего не следовало бы знать сроду. И главный у них такой статный. Поначалу думали, депутат какой, а он из фэ-эс-бэ, оказывается. Начальник. Не приведи Господь с ним с глазу на глаз встретиться... Внутри всё обмирает сразу, того и гляди ноги подкосятся! Вот как.
   - ФСБ говорите? - Целтин не придал особого значения пламенной речи правоверной, но присутствие силовиков его насторожило - не всё так просто, оказывается.
   "Во что же ты вляпался, Самоха? Тонешь, да ещё и меня за собой тянешь! Так, что ли, получается?"
   - Вы бы поглядели, во что они пансионат превратили... - Марья покачала головой, всем своим видом показывая, что не по-христиански это. - Нешто, и впрямь карантин какой был, разве бы они сами так просто в пиджачках расхаживали бы?.. А если утаить что пытаются, так разве получится? Здешний люд, он чуткий, в приметы верит, постится как положено, Господу-батюшке нашему молится... а в ответ и разумение получает, что вовсе и не болезнь никакая приключилась.
   - А что? - Целтин насторожился. - Что произошло на самом деле?
   Марья боязно отступила. Прижала сумку к груди, будто Целтин собирался отнять вместе со знаниями. Спросила с прищуром:
   - А вы случаем не того... не жрналюга?
   - Да будет вам! - Целтин шагнул навстречу, но явно поторопился; тётка отшатнулась, чуть было не опрокинулась в грязь. - Успокойтесь, прошу вас! Я не журналист.
   - Тогда зачем пожаловал? - холодно спросила Марья. - Тебе ж сказано: бежать отсюда подобру надо. И поскорее. Пока ещё чего плохого не случилось.
   Целтин медлил. Религиозные фанатики, они посложнее бомжей будут, это уж точно. С такими бодаться - только время зря терять. И прощупывать страшно, если чего заподозрят, то хоть клещами потом пытай, рта не раскроют, ей-богу партизаны. Остаётся уповать на сознательность... Точнее на здравый рассудок. Если он у тётки сохранился, конструктивный диалог ещё, может быть, получится, если нет - пиши-пропало.
   - Меня друг попросил.
   - Чего попросил? - не поняла Марья, но видно заинтересовалась. - Что за друг? Кто такой будет? Как звать?
   - Боюсь, вы его не знаете. Он давно здесь был. Если вообще был... - Последнего говорить явно не следовало, но раз уж проговорился, нужно поскорее оправдать Самохина, иначе тётка и вовсе прогневится. - Он руководитель IT-корпорации, которая оказывает помощь пансионату. Самохин, может слыхали... Нет?
   Марья мотнула головой - как корова, отмахиваясь от слепней. По всему, ума у неё было мало. Но на то, чтобы целиком посветить себя вере и не требовать ничего взамен - больше и не требовалось.
   "Обычный агнец. Один такой - бесполезный статист, вынужденный, как и приписано, всякий раз подставлять перипетиям щёку. Толпа - реальная сила, при помощи которой можно чинить насилие, прикрываясь верой".
   Целтину сделалось противно. Однако чувство солидарности и собственный интерес ко всему, произошедшему в Воротнем, о чём не упоминалось в сводках новостей, значительно перевешивали общий негатив от уже увиденного. Да, в какой-то степени, он лицемер и подлец! Но разве можно так легко раздобыть информацию внутри современного социума, да ещё честным путём? Вопрос сложный. Неоднозначный. А это значит лишь одно: всяк сам в праве решать, как следует поступить в той или иной ситуации, кому уподобиться, чем пожертвовать, к каким выводам прийти в конце, когда задуманное проявится в реальности, так скажем, обрастёт физическим смыслом.
   Целтин мотнул головой, гоня ненужные мысли.
   - Я хоть правильно иду? - спросил он напоследок, поднимая зонтик. - Простите, что побеспокоил.
   Марья переступила с ноги на ногу.
   - Вижу, человек ты непростой... но чувствую, что хороший. Так и быть, провожу. Да расскажу кое-чего по пути. Идём, - она пошла впереди, тяжело переставляя ноги. - Тут недалеко.
   Целтин поплёлся следом, не зная радоваться ему или нет.
   - Они мясом сырым это кормили. Додумались. Хотя когда под боком полным-полно ребятишек малолетних ещё и не до такого додумаешься...
   - Что оно такое? - Целтин с трудом заставил себя не остановиться; по телу прогулялась дрожь.
   - Кто его знает. Разве это ведомо простому смертному?.. Видно прогневили мы чем-то Господа нашего бога. Вот он и ниспослал нам это. Что бы за грехи расплатились, раскаялись и больше не повторяли ошибок прошлого.
   - Но что за ошибки?
   - Как, а вы разве не знаете? - Марья покачала головой, но не обернулась, продолжила ковылять чуть впереди, как самая настоящая нежить, восставшая из сырой могилы, потому что кто-то побеспокоил, желая познать истину. - Экспериментальная медицина.
   - Бог мой, - Самохин перегнул, хотя он наверняка ни сном, ни духом.
   На сей раз Марья оглянулась.
   - С одной стороны - испытывать новые препараты на детишках, наверное, необходимо, иначе не будет результата, но с другой... - Марьяна грустно улыбнулась. - С другой... Не правильно так.
   - А вы уверены, что не ошибаетесь? - Не смотря на ужас услышанного, с души свалился тяжкий груз - вот почему тут федералы, а вовсе не...
   - Батюшка Михаил рассказывал. К нему приходили на исповедь. Персонал из пансионата.
   - Но почему он не предпринял никаких действий? Это же подрывает все моральные и нравственные устои. Эксперименты над несовершеннолетними - запрещены!
   - Потому Господь и наказал нас. В девочку вселилось зло. Такое зло, какого ещё этот свет и не видывал.
   - В девочку?
   Тётка кивнула.
   - Если бы в кого-то другого, ещё ладно. А так, нет никаких сомнений за что.
   - Но ведь это антинаучно... - развёл руками Целтин и тут же оговорился, опасаясь, что его неверно поймут. - Я про вселившееся в девочку зло.
   - Причём здесь наука? Разве вы не понимаете, что человек ничего не решает?
   - Хм... Хотите сказать, что мы можем лишь предполагать?
   - А разве не так? Нас создали, чтобы мы любили. Мы же отвернулись, придавшись сомнениям. Отсюда и забвение. Надо раскаяться и молиться. Молиться до тех пор, пока Он не простит нас.
   - Думаете, всё же простит?
   Марья повела плечом.
   - Если раскаются всё, то простит. Обязательно.
   - Мне бы эту вашу уверенность, - прошептал Целтин так, чтобы тётка его не услышала. - За каких-то полчаса услышал столько, что впору задуматься о вменяемости местного населения.
   Действительно... проклятие, сгоревший батюшка, вселившееся в девочку зло, поверх всего этого - федералы и всплывшие на общественный суд эксперименты над детьми - уже явный перебор! Интересно, что дальше? Стоп! Да ведь Самохин только и пригнал меня сюда ради того, чтобы я взглянул на девочку с бодрствующей комой!
   Целтин уже потянул к себе чемодан, как его самого вдруг ни с того, ни с сего потянуло в сторону. За штанину брюк, вкрадчиво так, но в тоже время требовательно и непреклонно, давая понять, что сопротивление бесполезно. Целтин взмахнул свободной рукой, силясь удержать равновесие, покосился и чуть не обмер. Здоровенная псина незаметно подкралась сзади, пока он так вдохновенно корпел над сутью бытия, и теперь, не испытывая особого сопротивления со стороны жертвы, тянула к обочине, где лужи и рощица. Марьяна, как ни в чём не бывало, пыхтела впереди, бормоча под нос что-то по поводу таинства исповедования и божественного промысла... а в двух шагах от неё, не желая обгонять, семенил второй волкодав, временами оглядываясь, словно ожидая, что предпримет для своего спасения угодивший в ловушку человек.
   - Марьяна, - позвал Целтин, не зная, что ещё предпринять.
   Тётка обернулась, всплеснула руками.
   - Ах вы кобели проклятые. Ироды дармовые! Совсем страх растеряли, как погляжу! А ну пошёл прочь! Ишь ты чего удумал! - Марья попыталась отмахнуться сумкой, но не тут-то было: нападавшие оказались отнюдь не дилетантами, явно работали в спарке не первый день, потому что всё было чётко и без суеты.
   Волкодав, круживший вокруг Марьи, ловко отскакивал всякий раз, как та пыталась огреть его по голове сумкой. Явно изматывал, атакуя в ответ, когда тётка пыталась совладать с массой тела, оказавшись в той или иной мёртвой точке. Клыки и когти в дело пока не шли, и Целтину оставалось только гадать, как далеко зайдёт эта безумная игра, если это вообще игра. Всё-таки мозг человека странная штука - до последнего не верит, что смерть реально рядом. Инстинкты включаются в последний момент - когда сознание парализовано ужасом и кажется, уже не спастись.
   Правую голень обожгло. Целтин извернулся, уставился на прокушенную штанину и сочащуюся по носкам туфель кровь - хоть убей, а такого он и не предполагал! Каких-нибудь минут пять-десять назад скажи ему тот же Аркаша, что ждёт впереди - рассмеялся бы, не поверил. Хотя, собственно, он и не верил. До сих пор не верил. А будущее - точнее уже настоящее - крутило, ломало, гнуло. И пахло это будущее по-особенному. Запах псины заслонил всё вокруг, обволок противным шлейфом, закупорил все чувства. Остался только страх, боль и та куда-то подевалась. Абсолютный страх вырос кругом, через него нельзя было перешагнуть, он не позволял отмахнуться, укутывал слой за слоем, подавлял, как более эволюционировавшее существо, которому нет дела до чувств какой-то там самоосознавшей себя амёбы.
   Где-то в стороне хлопнуло. Ломать перестало. Целтин кое-как разогнулся, стряхнул со штанины грязь, огляделся.
   Два здоровенных кобеля неслись прочь, поджав хвосты - от былого задора не осталось и следа. И впрямь, правы психологи, утверждающие, будто проявленный пассив со стороны жертвы вызывает у нападающих излишнюю агрессию. Точнее жестокость. Скорее даже садизм.
   Марья застыла на обочине, как изваяние. Смотрела куда-то в сторону, широко расставив толстые ноги. Волосы растрепались по лицу - кикимора, ей-богу, - сумка с порванным дном повисла на локте, раскачивается, продолжая терять своё содержимое. В другой руке шматок окровавленного мяса - так и не кинула...
   Целтин почувствовал, как шевелятся на затылке волосы. Приманка была отнюдь не для собак, которые просто громкого звука испугались. Мясо предназначалось девочке, вернее той сущности, что завладела телом ребёнка. Только сейчас до Целтина наконец дошло: он верит, причём так, как никогда раньше не верил! Такое ощущение, будто в голове сработало электрическое реле, собрав блокировками доселе не используемую цепь. Внутри при этом возник образ Сони... Почему Сони - не понятно. Но куда более странно другое: как такое могло произойти вообще?! Ведь у Сони нет образа!
   От мыслей отвлекла боль в ноге. Захотелось в кои-то веки выругаться, да так, чтобы птицы с деревьев разлетелись, а лучше земля под ногами треснула напополам. Как спелый арбуз. Как металл при абсолютном нуле - от одного лишь прикосновения!
   Но материться Целтин не стал. Незачем уподобляться всякому быдлу, его и так по земле бродит несметное количество. Да и Марья, не смотря, на проявленный героизм, явно на пределе - не ожидала она, что собаки нападут, хоть и была готова. Шокировать приходскую тётку вдвойне ажурными морфологическими оборотами как-то не хотелось - и без того воздалось ей сегодня с полна. Лучше спасибо сказать.
   Но на последнее всегда не хватает времени. Вот и Целтин не успел, вновь сосредоточившись на прокушенной шатание и измазанных кровью туфлях.
   - Целы?
   Целтин выпрямился. Оглядел приближающегося к ним человека в чёрном... На этом, собственно, образ был завершён. Целтин невольно огляделся по сторонам, ища кран с кинокамерой и режиссёра в раскладном кресле. Без этих двух атрибутов незнакомец выглядел как-то нелепо, если не сказать глупо. Дымящийся "Макаров" в правой руке только добавлял сумбура.
   - У меня тут "гость" и "местный". "Гость" с ранением, - пиджачок без интереса оглядел Целтина, кивнул, словно соглашаясь с собой.
   Только спустя пару секунд Целтин сообразил, что кивок, это ответ на принятое через гарнитуру сообщение - как на той стороне уловили жест, было непонятно. Шизоидно озираться он не стал, да и не позволили.
   - Самостоятельно идти можете?
   - Да, могу, - отрапортовал Целтин, пробуя наступить на ногу.
   - В таком случае, следуйте за мной.
   Пиджачок развернулся, намереваясь шагать откуда пришёл. Марья стояла, подперев руками бока, на силовика смотрела с явным презрением. Целтин вовремя опомнился: что ещё за Бонд-777? Свалился как снег на голову, ещё пистолетом размахивает, командует. То, что вояка спас от возможной погибели, как-то выпало из головы. Целтин не считал себя заносчивым, просто ему не нравилось, когда им пытаются помыкать, при этом не объяснившись.
   - Куда вы собираетесь меня отвести? - спросил он, и не думая сходить с места.
   Пиджачок остановился. Глянул через плечо. Поманил зажатым в руке пистолетом.
   - Там вам всё объяснят. Идёмте.
   - Где это - там?
   - В пансионат он вас ведёт, - пояснила Марья, выворачивая прохудившуюся сумку. - Выяснят кто таков и отправят восвояси. Огласка им ни к чему. Они бы и нас, местных, тульнули, да шумихи лишней не хотят, вот и терпят. Хотя чего нас терпеть... Мы народ скромный, копошимся сами по себе, в чужие дела нос не суём. А раз случилась такая беда на нашей земле, так помощи никакой и не требуется - сами уж как-нибудь разберёмся, без посторонних глаз.
   Силовик хмыкнул, на прихожанку даже не посмотрел, словно та опостылела, как ненужная вещь.
   - Она права? - спросил Целтин. - Если будете отвечать односложно, я с этого места не сойду. Хотите, стреляйте. Думаю, так для вас будет проще.
   Пиджачок развернулся. Потёр пальцами шею, чуть ниже кадыка. Улыбнулся уголком блестящих губ.
   Целтину показалось, что по белоснежной коже лица пробежала еле различимая рябь - кажется, прояви незнакомец чувства не так сдержанно, фейс треснул бы подобно фарфоровой чашке, рассыпавшись на множество звенящих осколков!
   - Вы правы, так будет проще, - силовик шагнул навстречу. - Мир вообще станет проще, если по поводу или без повода стрелять человеку в лицо. Вам так не кажется, Сергей Сергеевич?
   Целтин невольно отступил.
   - Ведь, рано или поздно, поводов этих совсем не окажется.
   - Кто вы такие? - Целтин не мог сказать, почему поставил вопрос именно так - не "кто ты", или "на кого ты работаешь", а именно "кто вы такие"? Почему-то ему казалось, что он стал заложником некоего коллективного разума, обращаясь к отдельным представителям которого, надо подразумевать общение сразу со всеми сущностями, слагающим единый организм.
   - Вашей жизни ничто не угрожает. Даю слово, скоро вы получите ответы на все интересующие вас вопросы. Ну, или почти на все.
   Целтин мялся.
   Марья, вытряхнув сумку, медленно удалялась по своим делам. На Целтина и человека в чёрном тётка не обращала внимания. Словно и не было ничего - так, средь бела дня случилось затмение, налетели тени, повоевали и унеслись прочь, ничего после себя не оставив. Даже воспоминаний.
   - Так и быть, - согласился Целтин, понимая, что просто так его не отпустят. - Откуда вы знаете, как меня зовут?
   - Мы всё знаем, - последовал шлакоблочный ответ, на который и возразить нечего.
  
   Прихрамывая, Целтин шёл за силовиком чуть ли не след в след. При этом не отрывал взгляда от тучной фигуры Марьи, раскачивающейся на значительном отдалении.
   - Мясо, - рискнул заговорить Целтин. - Оно ведь не для собак?
   - Нет, - ответил пиджачок после продолжительной паузы.
   - И вы смотрите на это сквозь пальцы?
   - Им нужна надежда. И мы не отнимаем её у них, - пиджачок кивнул.
   Рощица по краям дороги сначала поредела, а потом и вовсе исчезла - за разговором Целтин не заметил, как они вышли на открытое пространство. Капли больше не шлёпали, под ногами расходились по лужам круги, серое небо сделалось совсем низким, голодным.
   Нельзя было достоверно сказать, сколько этажей в здании, к которому они приближались, - как-то уж всё было размыто, подёрнуто поволокой или плацентой. Два - это точно. Скорее полтора - второй этаж если и был, находился по ту сторону бытия, в ином измерении, в параллельной вселенной! Он был проглочен бездной. Так как это случается в фантастических фильмах про машину времени или телепорт, когда устройство выходит из строя, взрывается, оставляя после себя клочки исковерканного пространства, существующие одновременно в разных местах и эпохах, вросших в стены домов людей, нарушенные, а то и вовсе стёртые локации.
   Марья подошла к заборчику, что огораживал всё это безумие извилистой змейкой, стремящейся вдоль просёлочной дороги навстречу неизвестности. Чего-то подождала, оглянулась на пиджачка и Целтина. Затем опустила голову, поднесла руки к груди - по всему, молилась.
   Над головой женщины носились диковинные создания - кувыркались через голову, переворачивались вдоль продольной оси, срывались в пике! Целтину почудились летучие мыши, но то оказались отнюдь не гадкие грызуны с локатором в голове. Всего лишь кленовые листья, оторванные от ветвей налетевшим порывом ветра, брошенные в неравный бой со стихией. Целтин подивился - со стороны листопад и впрямь напоминал стаю обезумевши животных, ну или птиц.
   Разыгравшееся воображение продолжало рисовать картины первозданного ужаса, от которого леденела кровь в жилах. Твари кружили над протянувшей вперёд руки женщиной, застревали в полах одежды и в волосах, старались выхватить из пальцев окровавленную плоть, гнались друг за другом, в стремлении быть первыми... Однако лишь коснувшись сокровенного дара, сразу теряли скорость, облик, фантомную текстуру, заново становясь теми, кто они есть - лишёнными сознания, не восприимчивыми к боли, опавшими. Кажется, даже свет померк, не в силах созерцать творящийся средь бела дня беспредел. Небо опустилось ещё ниже, сменило цвет со свинцового на какой-то сизо-болезненный, приобрело человеческие черты.
   Целтину пришлось на мгновение закрыть глаза. Последнее, что он увидел, это как срывается с посеребрённых век пепел... Такое ощущение, будто небо выгорело дотла, а некто могущественный, отлучившийся на какое-то время по делам, вернувшись, обнаружил на месте былой утопии пепелище и теперь скорбел, проливая серебряные слёзы на грешный мир, которому и предписывалась вина во всех смертных грехах. Простого дуновения сквозь неплотно сжатые губы хватило бы, чтобы стереть с лица земли всё живое, что так и не научилось ценить бесценный дар созидания. Паразиты умели лишь разрушать, причём зачастую то, к возведению чего не приложили даже мизинца. Дефектные гены дали сбой, оттого и плакал творец, а вовсе не из-за потери дома, которого у него, по сути, никогда не было.
   Марья положила кусок мяса на столбик и заспешила прочь. Целтин не понимал, что значит всё происходящее. И впрямь отдавало откровенным безумием. Кажется, он спит. Спит и видит кошмар. Тот самый, от которого чуть было не спятила поутру Женя.
   - Так это и не надежда вовсе, - прошептал Целтин, страшась поднять голову. - Самое настоящее отчаяние.
   - Они все заблудились, - отозвался пиджачок. - Веровать хорошо, когда всё идеально совпадает с писанием. Как только отыскиваются несоответствия - многие начинают спотыкаться на ровном месте, потому что смысл кажется утерянным.
   - В этом несовершенство религии, - согласился Целтин. - Отсутствие жизненных ориентиров сеет в головах верующих страх, сравнимый с безумием.
   Сквозь ветродуй прорвался старый ворон. Сделал над лужайкой круг и, не садясь, унёс подаяние, как военный самолёт гуманитарный груз. Целтину сделалось смешно - вся философия, высосанная Марьей из пальца, которым она перелистывала страницы Библии, на деле яйца выведенного не стоит. Жизнь катила своим чередом, ураган унёс вдоль просёлочной дороги оборванные листья. Никакого пепла не было и в помине, низкие облака чертили по макушкам деревьев, пеленали крышу пансионата. Лик тоже исчез, расплылся, как восковая фигура мадам Тюссо, подогретая на медленном огне.
   "Всё дело в необузданной фантазии человека. Не будь человека, думается... много бы чего не было. Даже того самого, для многих сокровенного... на деле выдуманного из ничего".
   - Прошу.
   Целтин кивнул. Прошёл мимо уступающего дорогу пиджачка. Придержал калитку. Скрипнули петельки, и Целтину показалось, что он слышит озорной детский смех, вперемешку со строгими назиданиями воспитателей, плачем и рёвом милицейской сирены, которую кто-то так похоже изображает голосом. Дух веселья так никуда и не делся, не смотря на царящее повсюду уныние. А было ли тут веселье? Ведь пансионат отнюдь не Артек и даже не обычный детский садик, в котором несмышлёных малышей только начинают приучать к социуму. Игры, занятия, прогулки - всё это, вне сомнений, было и здесь, только слегка иначе. А значит, и веселье было тоже своё.
   - А детишки всё ещё тут? - спросил Целтин и осёкся.
   Пансионат казался пансионатом только издалека. Вблизи походил на какую-то личинку или, скорее, на сброшенную змеёй шкуру. Прозрачный и в тоже время нет, состоящий из нитевидных волокон, кое-где проступающих наружу полиэтиленовыми клочками. Целтин представил, что внутри прямо сейчас разлагаются останки непереваренных детей и чуть было не поперхнулся желчью - сегодня вдохновение так и прёт! Воображение сроду не рисовало столь ярких картин! Наверное, с этим местом и впрямь что-то не так. Или всё же спятил он сам?
   Здание, обтянутое силиконовой накидкой, и впрямь имело сходство с животными останками, словно совсем недавно было частью какого-то организма. Чего и говорить, федералы постарались на славу. Чтобы запугать местный люд в дело были брошены все, имеющиеся в наличии козыри: замогильный антураж, ксеноморфные декорации, агенты в стиле Томми Ли Джонса и Уилла Смита. Возможно, и дождь тут шёл не просто так - ВКС постарались!
   Внутренности продолжали дрожать, но с эмоциями Целтин всё же совладал. Ассоциации теперь не были столь яркими, аналогии строились в пределах нормы, да и страх отступил, тем более что и облик здания, чем ближе они подходили, приобретал свой первозданный вид, с кирпичной кладкой, цементными швами и гипсокартонной облицовкой в ярких тонах, как и подобает для детского учреждения.
   Занятый пристальным созерцанием укрывшегося накидкой пансионата, Целтин споткнулся и чуть было не упал. Укус на ноге не преминул напомнить о себе. Мысли повернули в другую сторону: здание больше не внушало отвращение, страшил возможный столбняк, от которого бездомная дворняга, конечно же, не была привита. Однако только увидев месиво под ногами, Целтин снова переключился на местные текстуры.
   Некогда аккуратный газон, по которому наверняка нельзя было ходить, оказался изрыт и усеян земляными отвалами, будто поблизости рванул невесть как залетевший сюда фугас! Явно угадывалась колея, прокатанная колёсами с глубоким протектором - не иначе военные. Хотя, если учесть, как сильно пахнет сырыми головешками, дрифтовали пожарники на "Урале". Да и юродивые, помнится, вспоминали о сгоревшем батюшке...
   Жуткий пазл, скрипя, двигал элементы, выстраивая целостную картину произошедшего: случился пожар, погиб местный священнослужитель и, возможно, девочка - если прихожане увидали обгорелого, ещё живого ребёнка, вполне могли признать в нём детище сатаны, посланного в мир живых за невинными душами. Фанатики ещё и не такое способны домыслить.
   Целтин мотнул головой, гоня наваждение прочь. В очередной раз уж как-то слишком реалистично отображались на фоне подсознания мысли, словно всё действительно обстояло именно так, как кажется. Более того, Целтин будто видел пожар своими глазами, чувствовал удушливый дым, прикасался вот этими самыми руками к раскалённому железу перил... Хотя отродясь не был внутри пансионата! Целтин поднял ладони к лицу - те были чёрными, обуглившимися, с отслаивающейся плотью и местами проглядывающей костью.
   - Детей эвакуировали, - прозвучал над самым ухом спокойный голос пиджачка. - Тут здоровым-то непросто приходится, чего говорить об пациентах.
   Целтин подобрал оброненный чемодан, перешагнул колею, держа перед собой свободную руку, ладонью вверх. Хотел что-то спросить, но провожатый опередил его вопросом:
   - Или вы ничего не чувствуете, Сергей Сергеевич?
   Целтину происходящее нравилось всё меньше и меньше. В первую очередь, из-за того, что он ничего не мог объяснить. Во-вторую, потому что осведомлённые играли с ним в пресловутые недоговорки, выясняя, что известно вновь прибывшему гостю. Было ещё кое-что в-третьих... но от него Целтин отмахивался, как от угарного газа, той самой свободной рукой, на которой не было и следа от ожога.
   - Что вы здесь натворили? - спросил он, брезгливо прикасаясь к полиэтиленовому клапану, укрывавшему вход. - К чему весь этот маскарад?
   - Лично мы - ничего, - пиджачок откинул клапан прочь. - Ошиблось человечество в целом. Нарушило установленный порядок вещей. Где-то что убыло, а в другом месте при этом - не прибыло. А свято место, сами знаете, пусто не бывает...
   - Что вы этим хотите сказать?
   Пиджачок кивнул на входную дверь.
   - Прежде чем войдём, скажите, вы человек верующий?
   Целтин покрылся испариной. Мысли в голове скакали одна через другую, спотыкались, образуя завал. Мыслить не получалось категорически. Мозг походил на желе, сознание - на промокашку. Одно размазали по-другому, слепили шарик, воткнули электроды, перевязали верёвочкой и подвесили просто так, даже сами не зная, зачем. Пока было доподлинно неизвестно, во что выльется пустой эксперимент, ещё наблюдали. Как только поняли, что с тем же результатом по промокашке можно размазать не сладкое, а дурно пахнущее, потеряли интерес - пусть сами размазывают, если додумаются, может так станет чуточку лучше, а мир изменится до неузнаваемости, откроет новый горизонт, где и вместо промокашки можно взять что-нибудь ещё...
   - Неужели и впрямь без раба в голове? - подивился пиджачок. - Не сотвори себе кумира - общепринятый лозунг середины двадцатого века, который был забыт сразу же после падения социализма.
   - Былого социума не стало, а оказавшись наедине с собой, индивидам характерно проникаться верой. Ещё этому способствует близкая и неизбежная смерть.
   - А вы сведущи. Спорить не стану, - дверь отворилась. - Думаю, нам с вами по пути.
   - Смотря к чему вы движетесь.
   - Поверьте, вам такое и не снилось.
   "Мне-то может быть и нет, а вот Женя вас бы с потрохами съела! Её бы сейчас сюда, на это самое место, уверен, диалог строился бы иначе".
   В холле царил полумрак. Целтин пригляделся и понял, что перед ним ещё одна накидка, прикрывающая дверь с внутренней стороны. Зачем так сделано - непонятно. Пиджачок на эту тему не распространялся, лишь манил за собой и пропускал вперёд, как гостеприимный хозяин.
   Только тут, под сенью невесомого шёлка, Целтина осенило: ведь никто иной, как Самоха направил его сюда. Вот кто настоящий барин, а уж никак не этот вычурный вояка, что так и стелется перед ним, будто получил задание встретить почётного гостя, согласно всем предписаниям, полученным сверху и заученным наизусть, точно чайная церемония у японцев, нарушив которую девушка рискует остаться без замужества.
   Целтин подивился очередной невнятной аналогии, проступившей на промокашке подсознания. Потом прикинул в уме и сделал ещё одно умозаключение: уж слишком сложно всё для Самохина. Друг привык рубить с плеча, сразу подминать под себя, чтобы показать, как расставлены приоритеты, что сопротивляться бесполезно, лучше пойти на уступки, а ещё лучше - на поводу. Собственно, так и случилось с Целтиным, его мнение мало что решало. Самоха сказал надо, и Целтин поехал.
   Тут же всё было иначе. Его прощупывали, а значит Самоха был ни при чём. Выполнил свою роль и отпал. Остался позади, как звено длинной цепочки. Тогда кто же ведёт игру? Что за кукловод дёргает нити, и в угоду чему пляшут послушные марионетки? Скорее всего, ответ сокрыт в самом конце. Но вот стоит ли двигаться на ощупь, опираясь на угодливо подставленные ориентиры, которые могут запросто увести не в ту сторону? Что если всё происходящее всего лишь хитрая ловушка?
   "Им что-то нужно от меня. А я, болван, смиренно иду вслед за поводырём, который может запросто оказаться палачом!"
   Так или иначе, особого выбора у Целтина не было. К тому же, грех скрывать, вперёд гнало нездоровое любопытство, этот дамоклов меч, занесённый над головой, с равным успехом могущий перерубить путы или шею!
   Занавеска отлетела в сторону - её откинуло прорвавшимся вслед за людьми с улицы ветром. По стенам заплясали тени, со всех сторон противно захлопало, будто носится, в остервенении, ища выход, стая летучих мышей!
   Целтин вжал голову в плечи, так и стоял какое-то время - пока пиджачок, как ни в чём не бывало, прикрывал входную дверь и занавешивал шторку. Как только он проделал все необходимые манипуляции, пляска света и тьмы прекратилась, звук тоже стих. Целтин озирался по сторонам, точно турист, оказавшийся не совсем в том месте, какое было изображено на рекламном проспекте, а оттого слегка обескураженный, если не сказать, деморализованный.
   Окна на первом этаже и вдоль всего лестничного пролёта оказались отворёнными настежь. С той стороны вкрадчиво шелестел полиэтилен - он и был первоисточником порождённой сквозняком вакханалии. По всему, плаценту просто накинули на здание, не удосужившись как следует закрепить или подвязать, чтобы не унесло ветром - ещё один аргумент в пользу того, что ни о какой инфекции и речи не идёт! Федералы и впрямь морочили местным головы. Причём очень действенно, раз об истинной причине эвакуации детей до сих пор ничего доподлинно неизвестно. Верить в небылицы Аркаши и Марьи как-то уж совсем не хотелось.
   - Наверх пока не пойдём, - кукольно улыбнулся пиджачок. - Сперва обсудим все вопросы. Следуйте за мной и не смотрите по сторонам. Последствия пожара, так сказать.
   Целтин кивнул, посторонился, пропуская федерала вперёд. Отметил, что холл и впрямь захламлён. Мебель повалена и сломана, небрежно придвинута к стенам, просто чтобы не мешалась под ногами. Кое-где из-под облицовочного ДСП проросли стебли болезненно-коричневого цвета - по всему, декоративные растения, вставшие на пути борцов с огнём и поплатившиеся за это своей никчёмной растительной жизнью. Словно подтверждая догадку, под ботинком Целтина хрустнула керамика. Разбившийся горшок растащили сапогами по холлу, так что всех частей не собрать даже при великом желании. Ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж, сбиты. Местами топорщится ламинат, вздувшийся паркет свидетельствует о нехилом потопе. Перила раскурочены - видимо и они чем-то помешали, - держатся на честном слове, точнее на крепких саморезах - ремонт был сделан на славу.
   Миновав холл, они оказались в просторном коридоре. Куда ни глянь - светло и чисто. Под ногами ничто не скрипит. Окна затворены, как и идущие по другую руку двери. В кожухах на потолке гудят люминесцентные лампы. Кое-где нездорово вспыхивают стартеры, свидетельствуя об неисправности цепи. По стенам расплылись сизые пятна; вода упорно двигалась... вверх?
   Целтин невольно остановился. Признаться, такого он ещё не видел. Точнее видел, но исключительно в научно-фантастических фильмах. Потёк начинался снизу от плинтуса, заканчивался под потолком, как если бы здание пансионата перевернули вверх дном, подобно водяным часам, после чего вернули в нормальное положение, но уже просушенным.
   - Впечатляет, не правда ли? - Пиджачок заметил ступор Целтина, остановился. - Вам знакомо второе начало термодинамики?
   - Для вселенной в целом энтропия вырастает.
   - А энергия - убывает. Не так ли?
   - К чему вы клоните?
   Пиджачок развёл руками, позволив Целтину самому дать ответ на свой вопрос.
   - Вы хотите сказать, что внутри этого здания был нарушен один из основополагающих законов мироздания? Или даже два?
   Провожатый остановился у одной из закрытых дверей, снова ненатурально улыбнулся.
   - Все. Внутри этого здания всё было перевёрнуто с ног на голову.
   Целтин так и застыл с разинутым ртом, будто баран, объевшийся белены. Пиджачок тем временем отворил дверь и отошёл в сторону, уже привычно пропуская гостя вперёд.
   Почему-то до этого пустота так не давила. Однако внутри перевёрнутого кабинета пространство обрушилось вниз многотонным прессом. Верх и низ поменялись местами, и после секундного ускорения порядка двух же, Целтин ощутил невесомость. Благо желудок оставался пустым, так что рвотные позывы ни к чему не привели. Ещё через пару секунд, он коснулся подошвами ботинок потолка и наконец-то понял, что пиджачок и не думал водить за нос. Внутри стен пансионата реальными мир дал трещину. Логика и впрямь утратилась. Повсюду царил хаос.
   Рядом цокнули каблуки туфель пиджачка. Потолок оказался обит ламинатом, штукатурки или чего-то подвесного не было и в помине. Над головой вспыхнули лампы дневного света. В приоткрытое окно дохнуло сквозняком.
   Целтин крутил головой. Ощущения были такими, будто он битый час вертелся на карусели - взгляд не мог зацепиться за предметы, те упорно ускользали, заново разгонялись, провоцируя ощущение дезориентации.
   - Успокойтесь, - вырвался из нездоровой круговерти спокойный голос, каким в кино обычно говорят умудрённые опытом старцы. - Поначалу ощущения не из приятных, по себе знаю. Но постепенно чувства успокаиваются, а спустя день или два и вовсе перестаёшь обращать на аномалию внимание. Как морская болезнь, ей-богу.
   - На аномалию? - переспросил Целтин, резко поворачиваясь на голос. - Что за чертовщина тут происходит?!
   На какое-то время воцарилась тишина. Потом незнакомец спросил, по всей видимости, обращаясь к провожатому Целтина:
   - Вадим Петрович, вы утверждали, что ваш коллега не из впечатлительных и уж тем более не обременён верой в фантомное божество.
   - Так всё и есть, - тут же отозвался пиджачок. - Думаю, всё дело во внезапности. Когда вдруг оказываешься в центре подобной флуктуации, сложно сохранить самообладание. На ум так и лезет всевозможная кабалистика. Но вы же сами сказали, что время лечит.
   - Хорошо. В таком случае, позвольте представиться...
   Целтин из последних сил напрягся и замедлил реальность. Вращение прекратилось. Комната ничем не отличалась от многих других, виденных ранее. Обычный кабинет с зелёными стенами, полом и потолком. У окна, напротив входной двери стоит Т-образный стол. К нему придвинуты стулья. В углу, справа, на деревянной тумбе растёт фикус. Окна зашторены шуршащими на ветру жалюзи. Где-то сзади, в углу, назойливо жужжит муха - по всему, застряла в паутине и не знает, как быть... Ведь умирать не хотят даже твари.
   Обычный кабинет. Обычный пансионат. Обычный день.
   Всё как обычно... Обычно, да не всё.
   Достаточно отступить на шаг, как окружающий мир сразу же преображается. Ты как бы видишь себя со стороны, стоящим где-то далеко внизу. Тело моментально теряет вес, начинается безудержное падение... И, если бы не рука, предусмотрительно ухватившая за плечо, лететь бы Целтину далеко и вниз вверх тормашками, на субсветовой скорости, прямиком к центру Земли, где его уже ждут, растапливая на сковородках вонючее сало!
   - Аккуратнее, - послышался над ухом голос пиджачка. - Шею не свернёте, но упасть можете болезненно. У нас случались прецеденты. В основном шишки, синяки, да ушибы.
   - Кошмар какой-то... - выдохнул Целтин, вновь принимая вертикальное положение.
   - Здесь на полу проведена черта, - голос принадлежал сухопарому человеку с орлиным лицом и взглядом хищника. - Старайтесь не преступать её без надобности.
   Целтин пожал протянутую руку. Ладонь вояки была сухой и крепкой.
   - Громов Станислав Юрьевич. Полковник Федеральной Службы Безопасности. Отдел экстренного реагирования.
   Целтин кивнул, хотя отродясь не слышал о таком.
   Однако внешний вид полковника, несмотря на острый взгляд, вызывал доверие. Обут в простенькие берцы, одет в полевые пикселы, без опознавательных знаков, - если бы не представился, сроду и не догадаешься, в каком звании. Подпоясан портупеей с кобурой, сдвинутой за спину. На вид лет сорок - сорок пять, но только при тщательном рассмотрении. Движения отточены и размерены - ничего лишнего, - по всему видно, привык к командирской должности, отдаёт службе всего себя без остатка. Однако издалека выглядит моложаво, тянет этак на боевого капитана или прапорщика. Жёлтая кожа на лице напоминает горячий песок, если наблюдать свысока. Взгляд потому и кажется орлиным, потому что как-то иначе на дно ущелья не смотрели - выискивали засаду или плетущийся караван.
   - Кандагар, - сказал Громов, словно что-то почувствовал через прикосновение.
   - Бадабер, - отозвался Целтин, вдруг как-то весь расслабляясь.
   - Разведка?
   Целтин кивнул, не зная, что сказать. Отсвечивать срочкой как-то не хотелось - достаточно "пароля" и "отзыва". Громов тоже всё понял без лишних слов, сразу перешёл на "ты".
   - Присаживайся, - он отодвинул два ближних стула; один предложил Целтину, на другой уселся сам. - Извини за столь радушный приём. Понятное дело, словами всего не искупить, но ничего крепче воды предложить не могу.
   - Подойдёт и вода, - через силу улыбнулся Целтин. - Ещё бы не помешал аспирин...
   - Сильно цапнул койот? - Громов осмотрел прокушенную штанину. - По ночам они тут такую рапсодию заводят - мёртвые в гробах переворачиваются. На вот, волшебную таблетку. Запей только.
   Целтин налил в стакан воды из предложенного графина. Проглотил таблетку величиной с колесо валидола. Подивился, как только не застряла в горле.
   - Сразу перейдём к делу, - откашлялся Громов. - Это мой заместитель по научной части Панфилов Вадим Петрович. Думаю, он лучше объяснит, что мы имеем на сегодняшний момент.
   - Простите, - перебил Целтин, отодвигая пустой стакан. - А вы нисколько не удивлены моим присутствием? Вас Самохин предупредил?
   Федералы переглянулись.
   Громов сыграл желваками.
   - Нет. Просто мы вас ждали. Вы должны были приехать. Иначе смысл происходящего утрачивался.
   - Как это? - не понял Целтин.
   - Вадим Петрович, прошу, - Громов кивнул пиджачку; сам тяжело поднялся, отошёл к окну, встал широко расставив ноги, скрестил руки за спиной; Целтин с трудом избавился от видения, будто силовик стоит вниз головой.
   Панфилов слепил фарфоровую улыбку - кажется, улыбается роботизированная кукла, у которой кожу на лице заменил гибкий латекс.
   - Вы - человек? - невольно вырвалось у Целтина.
   - А кто я, по-вашему, если не человек? Пришелец?
   Целтин смутился, не зная, что ответить.
   - Успокойтесь, я человек из плоти и крови - такой же, как и вы. Уж поверьте на слово. Да и моя сущность, думается, сотворена тем же существом, что и ваша. Все люди братья и сёстры, просто за давностью срока мы позабыли эту догму.
   - Догму? - переспросил Целтин. - Я думал, вы учёный...
   - Так и есть.
   - И в какой сфере вы практикуете, позвольте полюбопытствовать?
   - КБ.
   - ???
   - Я - ксенобиолог.
   Целтин почувствовал, как рассыпались по спине холодные мурашки. Ситуация вновь становилась критической, так как события поворачивали не в то русло. Если чудачества пространства ещё можно было как-то объяснить новаторством архитектуры здания или особенностями местного ландшафта, то присутствие человека, занимающегося чужими формами биологической жизни, связать ни с чем путным не получалось.
   - Что вы здесь обнаружили? - всё же спросил Целтин.
   - Вы ведь понимаете, что информация, которую вы сейчас получите - совершенно секретна? - Панфилов говорил медленно, отчётливо произнося каждую букву. - Разглашать её вне этих стен - запрещено.
   Целтин кивнул - большего от него сейчас и не требовалось.
   - Мы называем это ИПС. Интегрированная посторонняя сущность. Иными словами - пришелец из другого мира.
   Поверить хотелось, как ни во что на свете! Но вера в рациональное и познанное не позволяла унестись на волнах восторженных чувств - пришельцев извне не существует, а все, кто утверждают о контактах, психически не здоровы. Это то же, что и вера в бога - вера в несуществующее!
   - Допустим, - осторожно сказал Целтин, потирая подбородок. - Как такое стало возможно?
   - Вы ничего не слышали об аварии на БАК летом две тысячи третьего?
   - Нет. А причём тут БАК? - Целтин усиленно вспоминал события далёкого 2003-го... Вспоминал и медленно приходил в ужас. - Вы ведь не хотите сказать...
   - Инцидент был замят, - сказал, не оборачиваясь, Громов. - В сводки новостей просочилась информация об аварии на электростанции в Женеве, об которой вы наверняка ничего не слышали.
   Целтин машинально кивнул. Хотя нет, слышал. Самоха, чёрт бы его побрал!
   - Город на всю ночь погрузился во мрак, - подхватил Панфилов. - Только на деле никакой аварии на электростанции не было. Причиной разрушения пригорода Женевы стал адронный коллайдер, на котором в тот день проводился эксперимент по разгону частиц до скоростей близких к скорости света.
   - Но это невозможно, - выдохнул Целтин. - Скорость света недостижима.
   - Вам нужны ещё доказательства? - Панфилов шагнул назад и перестал существовать, вместе с частью кабинета.
   Целтин смотрел в открытую коробку, видел себя со стороны, стоящего у окна Громова... склонившегося над коробкой Панфилова, который нездорово увеличившись в размерах, улыбался своей жуткой улыбочкой, от которой и без того мурашки по коже!
   Целтин ухватился за переносицу. Зажмурился. Когда заново открыл глаза иллюзия многомерности исчезла. Пиджачок стоял возле стола, коробки на потолке и след простыл, Громов даже не обернулся, словно ничего не случилось.
   - Хотите сказать, им удалось?
   - Почти. Но эксперимент был прерван из-за аварии, - Панфилов выдержал театральную паузу. - Однако один из детекторов зарегистрировал наличие сингулярности. Судя по нашим данным, аннигиляция протонов привела к образованию антиматерии, которая существовала порядка десяти минут, после чего червоточина схлопнулась.
   - Чёрная дыра на Земле? - не поверил Целтин. - Но как же гравитация? Планету бы разорвало на части, случись ей пересечь горизонт событий!
   - Мы думали над этим вопросом и пришли к выводу, что от нас требовалось лишь разогнать систему, то бишь, открыть врата. Далее в дело вступали внеземные технологии. Обитающим по ту сторону реальности существам каким-то образом по силам поддерживать канал открытым, при этом сохраняя целостность обоих миров. Мы думаем, это высшая ступень эволюции. Возможно, именно этим существам мы обязаны жизнью!
   - Раз так, чего же они не могут самостоятельно открыть дверь в детскую?
   Громов обернулся. Смотрел он вовсе не на Целтина. Взгляд полковника ФСБ буравил поникший пиджачок, который застыл в явном замешательстве.
   Целтин смотрел то на одного, то на другого, уже понимая: подобным вопросом федералы доселе не задавались. А если и задавались, всё равно было ещё что-то такое, что не давало возможности провести две параллели, с сохранением общего смысла, относительно вопроса о происхождения вида и истинной цели существ, стремящихся проникнуть обратно в ясли. Прямые так и норовили повернуть навстречу друг другу, а что при этом материализуется в обеих реальностях в точке пересечения - оставалось только гадать.
   - А вы как думаете, почему? - спросил Громов, наблюдая за реакцией гостя.
   - Сложный вопрос, - Целтин задумался. - Ну что ж, попробуем пойти от обратного. Допустим, у них есть возможность проникать в наш мир. Так сказать, стандартный способ через рождение. Мы все через это проходим... а раз есть проход, значит существует и отправная точка, не так ли? - Целтин медлил. - Проблема в данных - то есть, в воспоминаниях, которые теряются в момент перехода, потому что перемещающаяся через нуль-пространство сущность на выходе получает другую оболочку.
   - То есть, вы утверждаете, что рождение - это есть ни что иное, как телепортация? - Судя по реакции, Панфилов был крайне возмущён. - Вы сами-то в это верите?
   - Не больше вашего, - улыбнулся Целтин, и не думая давать откат. - Я отнюдь ничего не утверждаю. Простое предположение, которое, отчего-то вам крайне не по душе.
   Пиджачок собирался возразить, но Громов бестактно перебил:
   - Продолжайте.
   - Вижу, моя теория заинтересовала вас, - Целтин сделал паузу, собираясь с духом - пора брать игру в свои руки, тем более, противник заглотил наживку. - Но, прежде чем продолжить, мне хотелось бы поподробнее узнать, что именно произошло на БАК.
   Повисла гнетущая тишина.
   Громов медлил. Снова играл желваками. По всему, что-то обдумывал. Потом всё же сказал:
   - Один из научных сотрудников вступил в контакт.
   - В контакт с этим ИПС - так, кажется вы назвали инородную сущность?
   - Не совсем, - аккуратно поморщился Панфилов, как будто вляпался в деликатную дрянь. - В августе две тысячи третьего замещения не было. Хотя, допускаем, предпринималась такая попытка.
   - Разве нельзя спросить контактёра?
   - Боюсь, что нет, - на сей раз пиджачок сморщился, как от благодатной мерзости. - Объект предполагаемого замещения исчез. Точнее была стёрта его личность. Скорее всего, авария на БАК сорвала процесс замещения, ввиду чего контактёр утратил самосознание.
   - Хотя на деле могло произойти всё что угодно.
   - Медицинское освидетельствование проводилось? - осторожно спросил Целтин, уже предвидя отрицательный ответ.
   Но ответ получился неожиданным.
   - Ему провели лоботомию, - Громов напряжённо хрустнул шеей.
   - Самое интересное, что никаких следов при этом не осталось, - подхватил Панфилов, наконец стёрший с лица остатки плаксивых эмоций. - Ни уколов, ни надрезов, ни рассечений. Тем не менее, томограмма показала, что это именно лоботомия, полушария головного мозга были разделены.
   - Это всё? - Целтин усиленно соображал, как можно провести лоботомию, при этом не исковеркав человеческую черепушку... Соображал и не находил ответа. Точнее ответ был один: на данный момент земные технологии не позволяют провести столь "чистую" операцию, тем более в кустарных условиях тоннелей БАК.
   - Ещё отсутствовала правая рука, - сипло сказал Громов. - По локоть.
   - При анализе культи были обнаружены органические соединения - слизь - неизвестного происхождения. Думаю, в момент аннигиляции протонов, образовалась некая плотная масса вещества...
   - Плацента, - кивнул Целтин.
   - Именно. Хотя говорить с уверенностью нельзя. После свёртывания материи никаких других следов посторонней субстанции в тоннелях коллайдера найдено не было - только то, что соскребли с одежды доктора Хайнца.
   - Рутгер? - Целтин взглянул в покрасневшие от возбуждения глаза Панфилова.
   - Знакомый? - спросил Громов.
   - Нет, - развёл руками Целтин. - Просто следил за его работой. Величайший человек, он стремился разобраться в устройстве вселенной. Но, похоже, бездна первой заглянула в его душу...
   - Ницше? - Громов отвернулся к окну. - Как думаешь, мог он кого-нибудь увидеть в этой плаценте?
   - Не думаю, - Целтин покачал головой. - Если это в действительность что-то вроде кротовой норы, то точно нет. Насколько мне известно, границы таких аномалий крайне нестабильны... то есть, простое рукопожатие вряд ли получится.
   - Даже если удастся подержаться за руки, в следующий промежуток времени вас раскидает по разным галактикам, а то и вселенным.
   - Если только нет какого-нибудь стабилизирующего устройства, - перебил Целтин. - например, как тюнер у приёмника, - которое позволяло бы оставаться на нужной волне длительное время. Но тут всё опять же упирается в сроки - аномалия оказалась быстротечной. Вряд ли возможно так оперативно организовать "прямой мост" между разделёнными параллельностями...
   - Боюсь, тут вы оба ошибаетесь, - Громов раздвинул жалюзи, любовался на что-то с той стороны окна. - Если они ждали, когда проход откроется, должны были подготовиться. Своего рода, стратегия. Существа мыслящие. ИПС это только доказывает.
   - Согласен, - сказал Целтин. - Ещё мы должны учитывать пространственно-временной фактор. Наши пять минут могли растянуться на той стороне на более продолжительный срок. А та субстанция, которую обнаружили на докторе Хайнце... Что показал молекулярный анализ, ведь у вас был доступ к данным?
   - Да, был, - Панфилов прищурился. - Но именно тут и получается кабалистика.
   - В смысле?
   - В прямом. Секрет содержит следы кремния и частицы золы. Ещё он токсичен.
   Панфилов умолк. Смотрел поверх головы Целтина в зашторенное окно.
   - Есть что-то ещё? - рискнул спросит Целтин, когда пауза затянулась.
   Панфилов вздрогнул.
   - Да, есть. Гидроксиапатит и коллаген, тип А.
   - Простите, я не силён в химии... - Целтин развёл руками. - Можно другими словами?
   - Да, конечно, - встряхнулся Панфилов, которого, такое ощущение, так же ввели в ступор классические определения минералов и фибриллярных белков. - Эти химические соединения содержатся в костной ткани человека.
   - Значит только костная ткань? Как в могиле...
   - Именно, - кивнул Панфилов.
   - Что же это за место такое? И что за твари его населяют?
   Громов резко обернулся, демонически сверкнул глазами из-под бровей.
   - Думаю, разговоров пока хватит. Все мы примерно представляем, с чем столкнулись. Но, прежде чем делать какие-то выводы, примем к сведению ещё кое-что, - он прошёлся быстрым шагом мимо сидящего Целтина и замершего подле Панфилова, оттолкнулся ногами от пола, который вдруг заново сделался потолком, кувырнулся, резко уйдя вверх.
   Целтин пытался сообразить, куда может завести столь сомнительная тропа поиска истины, на которую он ступил... Отчего-то ничего хорошего в голову не шло. Лез откровенный бред, и это пугало вдвойне.
   Вновь очутившись в коридоре, Целтин сразу же обернулся. Панфилов угодливо притворил дверь, не позволив заглянуть даже в щёлку. На немой вопрос ответил лаконичной улыбкой: мол дело вовсе не в секретности. Ну что вы ещё хотите увидеть там, где проторчали битый час, так толком ничего для себя не уяснив? Только время зря потеряете.
   "Если это самое время всё ещё имеет смысл", - последнюю фразу Целтин домыслил самостоятельно; судя по манере общения ни Громов, ни его научный советчик никуда особо не торопились. Да и не было вокруг никого, под чьи действия возникла бы необходимость подстраиваться. Ни врачей, ни персонала, ни других вояк. Поваров и тех не дозовёшься, а ведь чем-то федералы питались, ни сух-паями же... Отчего-то у Целтина только сейчас сложилось впечатление, что пансионат и впрямь пуст. Пуст от подвала, до чердачных помещений. Абсолютно, как девственный незаселённый мир.
   Они молча миновали холл, ступили в противоположный от лестницы коридор.
   Целтин шёл за неспешно шагающим Громовым. За спиной бесшумно ступал Панфилов. Целтин не мог избавиться от желания оглянуться. Почему-то казалось, что в этом случае, сзади никого не окажется. Так путники в лесу крадутся по болоту, стараясь не угодить в топь. При этом тот, кто замыкает процессию невольно наступает на пятки впереди идущему, потому что и ему кажется, будто сзади, в темноте, его что-то настигает. И когда этот замыкающий оборачивается, уже уверенный на все сто, что дело отнюдь не в разыгравшемся воображение, а в том, чему нет логического объяснения, что выглянуло из вечного мрака, из обители вселенских мук и страданий, в поисках сокровенного, способного перевесить на чаше весов целые миры - за спиной не оказывается абсолютно ничего. Ведь ничего не может быть по определению, потому что и смысла, как такового, нет.
   Новый коридор оказался в приемлемом состоянии. Да, тут давно не убирались, по полу разбрелись засохшие следы подошв, цветы на подоконниках поникли, кое-где и вовсе завяли... однако по сравнению с вспучившимися полами и потёками на стенах там, где Целтин уже побывал, здесь, можно сказать, всё было в идеале. Странно, почему Громов выбрал для знакомства столь невзрачное помещение, к тому же существующее непонятно во скольких измерениях одновременно, тогда как поблизости есть более располагающие к откровенной беседе локации... Хотел произвести впечатление? Сразу огорошить фактами? Или тут, не смотря на свет и относительную чистоту, сокрыто нечто ещё более абсурдное, нежели кротовая нора и замещающие человеческое сознание посторонние сущности?
   Ум за разум заходит ото всего свалившегося вдруг на голову. А ведь это ещё не предел - изюминку Громов припрятал на потом.
   На запертых дверях висели числовые номерки - по всему, жилые комнаты, в которых содержались пациенты. Из замочных скважин везде торчали ключи. Такое ощущение, воткнуты специально, чтобы не подсмотрели, что творится внутри.
   Громов шёл, не уменьшая шагу, комнаты и запертые двери с ключами его не интересовали. Целтин так же старался не обращать внимания на сопутствующий антураж - закрытые детские, ну чего в этом такого? - однако нездоровое любопытство неизменно напоминало о себе. Осталась последняя дверь, и именно тут что-то дёрнуло Целтина глянуть вниз. В щели из-под двери торчал смятый тетрадный листок с каракулями, нацарапанными шариковой ручкой...
   "Помогите".
   Из-за спины материализовался Панфилов, снова улыбнулся, указал рукой вперёд.
   - Тут ступеньки, осторожнее.
   Целтин испуганно кивнул, всё же обернулся, но листка и след простыл.
   Показалось?
   Не может быть.
   Хотя ясно, что показалось. Ведь за дверьми никого нет. Детей эвакуировали. Или... Или...
   Целтин почувствовал, как шевелятся на затылке волосы.
   Укус собаки. Избавление. Таблетка, предложенная Громовым. Все эти вращения и трансформации, так похожие на те, какие претерпевала Алиса из сказки про зазеркалье... Она ведь тоже перед этим что-то съедала или выпивала! К тому же, не стоит забывать, что его окружают федералы, которые ничуть не удивились прибытию какого-то там профессора-самоучки, более того, так легко посвящают, по сути, человека с улицы в таинство засекреченных списков. Понятно, не всему стоит верить на слово, хотя и красиво поют, без фальши. Но и не секрет, что им что-то нужно и что просто так теперь не отпустят. Ещё этот листок...
   А ведь дети всё ещё тут!
   Целтин не знал, радоваться озарению или нет. Одно понятно: нужно молчать. С пансионатом и впрямь что-то не так. Адронный коллайдер, может быть, спровоцировал некую инвариантность, но напрямую влиять на местную аномалию вряд ли мог. К тому же эксперимент давно прекращён, а несуразица тут так и прёт. И эти два кекса тянут в подвал... Да-да, лестница вовсе не на верхние этажи. Вниз и в темень, такое ощущение, в преисподнюю!
   Громов уже спустился на нижнюю площадку, когда Целтин с Панфиловым нагнали его. Стоял, почёсывая подбородок, снова над чем-то размышляя. Завидев сосредоточенное лицо гостя, потупил взор, шумно вздохнул, как бы давая понять, что сокрытое за очередной дверью, не в силах объяснить даже он сам.
   Целтин невольно обернулся. Увидел сквозь стены притихших внутри тёмных комнат детишек, склонившихся у запертых дверей, в надежде услышать, что происходит снаружи... Поскорее мотнул головой, гоня наваждение прочь.
   - Дети... - прохрипел он. - Как давно здание пустует?
   Панфилов чуть не оступился.
   - Зачем это вам? - вздохнул Громов.
   - Просто... Такое ощущение... - Целтин мялся, ругая себя на чём свет стоит. - Наверное, показалось. Говорят, от места многое зависит в плане восприятия окружающей обстановки. Знаете, многие слышат в покинутой Припяти детские голоса...
   - Так-то город-призрак, - улыбнулся Панфилов. - Поверьте, тут всё намного проще.
   Целтин изобразил на лице облегчение, хотя внутри была напряжена каждая жилка.
   - Как далеко вы продвинулись в вопросе изучения нейросетей? - в лоб спросил Громов, поворачивая в скважине ключ.
   Целтин растерялся - уж как-то внезапно федерал переключился с одного на другое, точнее перестал выдавать информацию, возжелав её получать. Вот он, час "че", время "икс", точка невозврата, в которой многое обретает смысл.
   - Как вы узнали?
   Громов устало улыбнулся, даже не соизволил ответить.
   - Вы же не думаете, что столь основополагающие моменты, такие как телепортация инородных сущностей извне, могут пройти мимо нас, напрямую занимающихся разработкой данного вопроса? - Панфилов прищурился, латекс его щёк блестел.
   - И давно? - Целтин уже понял, что юлить нет смысла - ими воспользовались, остаётся лишь принять данность и надеяться, что все тонкости федералам всё же не известны.
   - С самого начала, - быстро ответил Панфилов, вмиг разрушив надежды. - Или думаете только вам удалось проследить так называемый "след"?
   - Да, конечно... - Целтину хотелось выть от осознания собственной никчёмности. Ну, действительно, как можно было быть такими легкомысленными?! "Большой брат" следит за нами даже на стульчаке унитаза - это когда вы живёте жизнью простого обывателя, который и думать не думает, что-то предпринимать. Если же вы приняли инородный сигнал, слежка распространится не только на вашу жизнь, но и на то, что сокрыто внутри неё на уровне подсознания. Чтобы утаить факты нужно перестать мыслить. Нужно превратиться в апаллический овощ или умереть - только так появится шанс утаить информацию, да и то не факт.
   Целтин чувствовал себя использованным. Именно такое чувство, наверняка, все эти годы испытывала Соня - бедная малышка, которой тоже воспользовались для достижения каких-то возвышенных целей. Да, они все хотели помочь, но за неимением основополагающих знаний, топтались на месте, чиня лишнюю суету. Каково при этом было Соне? Вопрос. Думается, паршиво. Только представьте себя, доведённого до отчаяния и сбитого с толку, в толпе мельтешащих людей. У них свои проблемы, они замечают вас только когда это нужно им самим. Да, они вам сочувствуют, но ровно настолько, насколько пугало может сочувствовать белой вороне. Потом, возможно, кто-нибудь всё же осознает свою ошибку, однако к тому времени становится уже слишком поздно. Так, как поздно сейчас. Первопричина проблемы остаётся на другом уровне, до неё не дотянуться просто так. Отмотать время назад тоже не получится - палочки, как в рекламе, не пересекаются, - событийность идёт своим чередом, множа обиженных и обидчиков. И что самое гадкое, каждый считает, что воспользовались именно им.
   Пока Целтин боролся с противоречиями, Громов отпер дверь.
   - Сейчас вы увидите такое, что может перевернуть ваше мировоззрение с ног на голову, - полковник переступил порог, оглянулся. - Тут правда ступенька, осторожнее.
   - И не нужно ничего подписывать? - с дуру ляпнул запутавшийся Целтин.
   - Поверьте, это ни к чему, - Панфилов по-дружески приобнял за поясницу, но ровно настолько, чтобы придать дополнительного ускорения, иначе Целтин мог простоять на ступеньках вечность.
   Наперекор ожиданиям подвальное помещение оказалось ярко освещено. В потолке холодно мерцали люминесцентные лампы. Вдоль стен висели на вкрученных кронштейнах светильники с лампами накаливания. Облицовочный гипсокартон потрескался, несколько кронштейнов не выдержали нагрузки - светильники валялись на полу, источая едкий, ослепляющий свет. Пахло непонятно... Каким-то тальком, скорее даже детской присыпкой. У Целтина не было обычных детей - Соня, естественно, не в счёт, - потому он не был сведущ в вопросах детской гигиены, а из всех запахов только этот и знал... Ещё с детства.
   Запах присыпки.
   Ну конечно же! Ведь тварь вселилась в девочку - так все твердят наперебой. Потому Громов и интересовался на счёт нейросетей. Возможно, ему даже нет дела до Сони. Ему нужно выковырнуть из головы ребёнка пришельца. Чтобы изучить, выведать секреты перемещения сквозь пространство-время, познать послесмертие. Если всё пройдёт гладко, заслать на тот свет научную экспедицию, разнеся из дробовика поочерёдно головы команде добровольцев, ведь как-то иначе разрушить барьер между явью и навью вряд ли возможно.
   Под ногами похрустывал кафель. По правую руку сгрудились автоматы для стирки грязного постельного белья. Лавочки вдоль прохода заставлены измерительным оборудованием. Целтин, силясь не споткнуться, разглядел осциллограф, спектрометр, переносную радиостанцию Р-148 "Малыш"... Откуда здесь взялась такая редкость - большой вопрос.
   Целтин огляделся и понял: в подвале вообще нет современного цифрового оборудования, только советские аналоговые прототипы, давно выработавшие ресурс и годные лишь для показа публике, как редкостные музейные экспонаты. Разница лишь в том, что весь этот раритет исправно работал: шипела гарнитура "Малыша", подмигивал диаграммой осциллограф, поблескивал кристаллами-анализаторами спектрометр... Приборы трудились, что-то вычисляли, регистрировали неведомые Целтину параметры. Зачем в прачечной нужно измерительное оборудование и радиостанция - ещё больший вопрос, но сосредоточится на нём Целтину не позволили.
   - Так нужно для чистоты эксперимента, - Громов словно прочитал мысли. - Взгляните.
   Целтин уставился на указующий перст полковника ФСБ, будто перед ним возник сам Святой Лука!
   Аналогия возникла в голове не просто так. За скамейками с оборудованием возвышался крест в два человеческих роста, укрытый целлофановой накидкой. Целтин отчётливо разглядел широкую поперечину на высоте полтора метра от пола, ещё одну, чуть уже, у верхнего основания. Дальше, точнее ниже, начались проблемы - мозг перестал соображать, мысли путались, сознание оказалось перегруженным, как оперативка давшего сбой компьютера, столкнувшегося с непосильной задачей, которую просто невозможно решить при помощи алгоритма стандартных команд.
   Вот и в реальности стандартная модель дала трещину. Логика куда-то подевалась, а без неё Целтин никак не мог. Он-то привык всё взвешивать, анализировать, разбирать вплоть до субатомных уровней. Только после скрупулёзного изучения всех сопутствующих процессов делать тот или иной вывод. И не важно сколько времени займёт вся процедура - процесс познания он таков: длителен и тернист. Спешка же только собьёт с верного пути. Ступать нужно аккуратно, дабы не упустить мелочей, от которых зачастую зависит конечный результат. Ведь так просто пройти мимо очевидного, что на первый взгляд незаметно, а на деле является основополагающим.
   Здесь же его просто поставили перед фактом: так есть!
   И так было.
   На кресте был распят человек, и Целтин не знал, что с этим делать. Все недавние разговоры отошли на второй план. Разбираться ни в чём не хотелось. Над сознанием властвовал всего один наиглупейший вопрос: каким образом его втянули в эту треклятую секту? Лучше пожать руку свидетелям иеговым, сесть за один стол с лжепророком, закопаться в могиле, дабы преодолеть пространство... Лишь бы оказать подальше отсюда! Забыть и не вспоминать. А если воспоминать, то как сон. Как страшный сон. Как те кошмары, что видит по ночам Женя.
   - С вами всё в порядке? - осведомился откуда-то издалека ангельским голоском Панфилов. - Сергей Сергеевич, вы пугаете нас...
   Целтин вздрогнул. Отогнал прочь непутёвые мысли. Постарался взять себя в руки.
   - Что это такое?
   - Это... - Громов только сейчас опустил руку. - Знать бы мне, что это.
   - Ступайте за мной, - позвал Панфилов, быстро обходя скамейки. - Собственно, мы и хотели спросить это у вас. Интересует, знаете ли, мнение сведущего в данном вопросе специалиста.
   Пока Целтин протирал глаза и, спотыкаясь, пробирался за Панфиловым, Громов дёрнул какой-то рычаг, и занавес пал...
   Целтин так и замер на полпути, с отвисшей челюстью, - он-то ожидал увидеть распятую девочку, а увидел голого мужика, сидящим в кресле и пускающим от переизбытка эмоций пузыри. Естественно, никакого креста не было и в помине, за спиной сапиенса раскорячились штативы капельниц, всевозможные кронштейны и столики с оборудованием. Проводов было мало, из вены торчал катетер, голова брита наголо, одет в бумажный подгузник - по всему беспомощный аут.
   Но только вот зачем он тут? И где обещанная апаллическая девочка?..
   Снова поворот, да такой, что только глаза держи.
   Целтин медленно поднёс ладони к лицу. Уставился на линии на руках. Понял, что не помнит, где оставил чемодан с вещами.
  
   Глава 9. ДЕЖАВЮ.
  
   Она застыла у входа в огромный туннель - в точке, которую доселе преодолевала в едином порыве души, толком не запомнив действия. Хотя, возможно, действие принадлежало вовсе не ей. Кому-то свыше. Некоей посторонней сущности, истиной цели которой она так и не познала, в силу убогости своего мышления. Ей были уготованы знаки, событийность оставляла синяки и ссадины, последний раз она чуть было не умерла... Но всего этого оказалось недостаточно. Хлебая мелкими глотками из чаши судьбы, дабы познать истинную суть момента, она так увлеклась процессом, что сама не заметила, как сосредоточилась на рутине - глотках, - позабыв о главном: что ничто не настанет просто так, в угоду примитивной упёртости. Подсказки во сне должны были сподвигнуть к реальным действиям, к шагам, которые так и не были предприняты, ввиду несостоятельности мысли. Ещё она боялась, до дрожи в коленях. Не за себя, за Соню. Ведь помочь малышке и впрямь могло лишь чудо.
   - Чудес не бывает, - голос был хриплым, как после длительного молчания, когда злишься, неизменно проглатывая желчь.
   - Что, дежавю?
   Женя вздрогнула. Посмотрела на стоящего - руки в брюки - Гнуса. Как давно подросток подошёл Женя не знала. Она не могла сказать, сколько уже втыкает, глядя на чёрный зев бункера, разверзшийся в немом удивлении от созерцания наконец-то объявившейся в реале Жени, словно и сам встречал её раньше, где-то там, за незримым горизонтом, но в гости, по какой-то причине, не ждал. Такое ощущение, жизнь наконец сдвинулась с мёртвой точки, в которую её подвесила сама Женя, сосредоточившись, исключительно, на кошмарах. Кольцо лопнуло, как в фантастическом фильме; сюжету дали ход, вот только сценарист замешкался, ввиду чего, Женя не знала, что говорить, как себя вести, куда деть руки, во что упереть взгляд... Необходимо импровизировать, а этого Женя делать не умела. Сначала за неё всё решала система, потом Целтин, сейчас она осталась одна. Один на один с полуночным кошмаром, который материализовался средь бела дня, под шелест ветра и щебетанье птиц.
   - Жень, ты в норме? - По другую руку остановился Димка, по обыкновению, принялся крутить головой, высматривая младшую.
   Иринка носилась в траве, средь высоких былок тимофеевки, где заразительно трещали кузнечики. Солнце палило нещадно, но мелкой, такое ощущение, всё было ни по чём: подкрадывалась, разводя руками стебли, будто плыла в воде; завидя жучка замирала, меняясь в лице; прыгала, почти рыбкой, силясь накрыть ладонями жертву. Если никто не попадался - дулась, нахмурив гусеницы-брови. Когда бросок был удачным, прыгала на месте, держа ладони ковшиком на уровне груди, не желая расставаться с сокровенным. Рассмотреть пленника конечно же не получалось. Тот был решителен и быстр - достаточно небольшой щёлки между пальцами: в глаз, рикошетом от носа, в траву и наутёк. Ирка стояла, опустив руки, как отчаявшийся бедняк, прищурив ушибленный глаз, с недвусмысленным выражением разочарования на лице, решая, что делать дальше: смеяться или плакать. Затем над ухом, вальяжно жужжа, заходил на посадку очередной беспечный жуколёт, плюхался на листок подорожника; ещё не догадываясь, что его ждёт, принимался старательно сворачивать крылья...
   Иринка прыгала, по лягушачьи поджав ноги...
   Белое выходное платьице в красный горошек давно превратилось в платье для коктейлей с преобладанием зелёного и бордового. Не хватало блёсток и хрустальных граней.
   Димка махнул на сестру рукой.
   Мати ещё подрывалась что-то кричать Иринке, сама, такое ощущение, не понимая, что на неё нашло - детей она недолюбливала, точнее не понимала, страшась в этой жизни одного: однажды стать мамой.
   - Правда, что ли, была уже тут? - Лобзик не отличался любезностью, правила хорошего тона были ему неведомы. - Со Скиллом?
   - Скилла от Бони сейчас не оттащишь, - перебил Гнус. - А она в такую дыру и не подумает соваться. Оно ей надо?
   - Скилл, это которого с ВадМихом гебня приняла? - Димка прищурился.
   - Было дело... - Гнус осклабился, повернулся к Жене, будто той было интересно. - Там гей-парад намечался на днюху ВадМиха. Собирались до Неглы запилиться, но их ещё на "дэ-6" дачло срисовало.
   - Гонишь! - возмутился Стил. - Откуда там дачло? Спецлиния закрыта давно.
   - А хрен тебе в хайло! - возразил Лобзик. - Там неподалёку, в хаботнике, двух бомжей червяк раскатал, так красным шапкам вводная была: палить по страшному, чтоб никто больше по забутовкам не шарился, кишками своими не рисковал. А то "кэ-эр" уже от дерьма ни хрена не контачит!
   Подростки заржали. Даже скупой на эмоции Гнус улыбнулся.
   Подошла Мати.
   - Вы бы хоть по-человечески разговаривали, она же не понимает ничего.
   Все уставились на Женю, как на имбецила. Кажется, даже Иринка оторвалась от своего занятия, засунула вымазанный кузнечиковой какой палец в рот и только что не смаковала. Женя аж назад невольно подалась, чуть не споткнулась об собственную тень, закачалась над кашками-ромашками, как в песенке у Крапивина. Пришлось поскорее взять себя в руки, нацепить на лицо глупую улыбку, чтобы хоть как-то сойти за нормального человека, который и впрямь просто споткнулся.
   - Да ну... - Стил был явно удивлён, за что незамедлительно схлопотал подзатыльник от недовольной Мати.
   - Короче ВадМих - это Вадим Михайлов, основатель диггерского движения, - популярно объяснила Мати, стреляя в пацанов зеленоватыми молниями из-под прищуренных ресниц. - Скилл - это так, сошка, которая просто тёрлась рядом, чтобы засветиться. И надо сказать, у него это получилось. Недалеко от Неглинной фейсы повязали весь парад - читай проникновение безобразно большой массой лиц, - ну и Скилл провёл сутки в обезьяннике, бок о бок со своим идейным вдохновителем, - сбылась ещё одна его давняя мечта. Естественно, последний его малость просветил, указал на недостатки, главный из которых заключался в том, что под "кислотой" соваться под землю - всё равно что из дробовика в голову целиться: рано или поздно бахнет, даже если палец на крючке не держать! Скилл тогда почувствовал себя амёбой - сам поделился, - настолько инфантильной показалась ему вся его прежняя жизнь. Проспавшись, Скилл впал в глубокую депрессию, так что на какое-то время выпал из общественной тусы и из сферы нашего внимания... - Мати остановилась перевести дух; Стил смотрел на подругу с немым восхищением.
   - Насыщенно, - усмехнулся Гнус.
   - Я бы даже сказал, глубокомысленно, - кивнул Лобзик, отходя к машине.
   Мати наморщила носик: мол, сами придурки!
   - Скилл любитель милитари, - объяснил Димка. - Подземка - это конечно красиво, но уже приелось. Хочется чего-то нового. Точнее неизведанного. А такие вот бомбари, как этот, и есть рассадник тайн и слухов. Романтика, одним словом.
   - Во-во! - поддакнула Мати, радуясь, что нашла союзника. - Неясно, как Скилл вышел на Бони - ей до него уж точно не было никакого дела, - но после знакомства с тёткой, его жизнь сделала крутой поворот.
   - В смысле? - всё же молвила Женя.
   - Шлифанутая она, - снова влез Гнус. - Причём на всю башню.
   - Есть немного, - согласился Димка. - Организует через интернет частные туры. Нелегальные. Охраняемая военка. Запретные зоны. Подземные коммуникации Припяти - вообще что-то с чем-то!
   - Чернобыльская зона отчуждения? - удивилась Женя.
   - Оттуда такие фото выкладывают в сеть - зашатаешься! - Мати достала мобильник, протянула Жене. - Там сталактиты и сталагмиты в подвалах домов, белые, будто крашеные!
   - Это извёстка, - холодно сказал Гнус. - Только такие, как ты и ведутся, впечатлительные, блин.
   Женя понаблюдала, как расширились от гнева ноздри Мати; девочка отдёрнула руку с мобильником, так и не дав взглянуть на фотки.
   - Она ещё и радиоактивная, - подытожил Димка. - Об этом, понятное дело, никому не говорят, но суть даже не в этом. Бони не сопровождает своих клиентов. Игра сводится к выживанию так, если бы прямо сейчас на нас с вами упала атомная бомба. Вот ты, Мати, к примеру, знаешь, что нужно делать в таком случае? Как себя вести? Куда двигаться?
   Мати отступила, ошалело уставилась на Димку, словно тот спросил, чем она собирается заняться после смерти. Хотя, по существу, так оно и было - одного беглого взгляда на Мати было достаточно, чтобы констатировать: бороться за жизнь внутри атомного холокоста она не намерена - ни к чему, когда всё уже и так решено.
   - Хм... Никто не ответит на этот вопрос, потому что никто не верит, что так, в действительности, может быть.
   - А ты сам, что намерен предпринять, прежде чем "Дядя Сэм" накроет тебя с головой? - едко заметил Гнус и закурил.
   - Без понятия, - Димка развёл руками. - Поэтому люди и едут по указанному Бони маршруту. Чтобы что-то почувствовать.
   - Что почувствовать?! - неожиданно вскипел Гнус. - Как свободные ионы разрушают клетки в твоём организме?! Ты считаешь, что с этим можно что-то поделать? Как-то преодолеть? По-твоему, можно запутать следы, убегая от смерти?!
   - Гнус, ты чего? - не к месту влез Стил.
   - Заткнись! - лихо осадил Гнус. - Или думаешь за умного сойти, рассуждая о неизбежном? - Снова кирпич в сторону Димки.
   - Гнус, какая муха тебя укусила? - возмутилась Мати. - Он же не о том совсем! Ты гонишь сейчас, неужели сам не понимаешь?
   - Да, Гнус, не кипятись, - всё же взял себя в руки Стил. - Ты это у Бони при встрече спроси...
   - Какие у неё лады со смертью, - перебила Мати.
   Гнус сплюнул. Собирался что-то возразить, но Женя не позволила.
   - Существует вероятность, что человеческая сущность - каждого из нас - заключена в параллельности. Из расчёта наших поступков и складывается судьба. То есть, будущее каждого из нас не предопределено. Событийность можно изменить, причём на каждом отрезке пространства-времени, на протяжении которого мы мыслим, а значит существуем.
   - А как быть за его пределами? - прищурился Гнус, и Женя поняла, что никакая муха парня не кусала, он всё предусмотрел заранее, словно уже побывал на этом своём отрезке, куда всех остальных закинуло впервые.
   - Боюсь, это наш крест. Несовершенство трёхмерного мира. Мы можем перемещаться лишь в трёх координатах, время для нас - табу, - Женя сглотнула, сама не понимая, зачем вчерашним школьника вся эта "высшая математика".
   - И кто всё так устроил? - не унимался Гнус. - Бог или зелёные человечки?
   - Гнус, ты чё, серьёзно в инопланетян веришь? - Стил стоял, подперев руками бока, радостный, что получилось так легко отомстить приятелю - сам подставился.
   Мати прыснула в кулачок.
   Гнус не удостоил недостойных даже косым взглядом.
   - Скорее всего, те пришельцы, которых вы имеете в виду под определениями "инопланетянин" и "зелёные человечки", не существуют, - Женя смотрела под ноги, как школяр у доски, стесняющийся открыть свои знания перед шушукающимися одноклассниками.
   - То есть, есть и другие? - Мати посмотрела сначала на Димку, потом зачем-то на копающегося в кузове Лобзика.
   Тот выглянул из-за "Тундры", точно почувствовал этот взгляд. Ничего не говоря, тыкнул пальцем в направлении Жени: мол, вот она, инородная сущность, прямёхонько у вас под носом, а не где-то там в небесах, куда смотреть, только шею воротить!
   Мати нервно хихикнула.
   - Но откуда вам знать? - спросила она, оборачиваясь на Женю.
   Девушка вздрогнула, как от порыва ледяного ветра.
   Вокруг потемнело - солнце заслонилось облаком в форме сказочного рептилоида. И впрямь повеяло холодом... изнутри, из бомбаря. Однако внутрь чрева смотрела одна Женя, возможно, только она и чувствовала. Остальные запрокинули головы, пялились вверх, на тварь, сожравшее светило, как хурму.
   Всё вокруг сошло с ума. Выходит, она одна нормальная. В таком случае, происходящее и впрямь что-то значит(?).
   - Я изучаю сны. Кошмары. Точнее природу их происхождения, - Женя вздрогнула, поскорее отвела взор от провала в бетонной стене.
   - И как это связано с пришельцами? - спросил Гнус, прослеживая Женин взгляд. - Там нора, типа этой? Ход? Во сне?
   Женя обняла себя руками за плечи.
   - Пятьдесят на пятьдесят, - выдохнула она, беспорядочно скача взором по обступившим её ребятам.
   - Это как? - не понял Димка. - Женя, ты серьёзно?
   - Да! - Пришлось почти крикнуть, чтобы ответ получился эмоциональным.
   - Спятили? - Мати покрутила пальцем у виска. - Это всего лишь сон. Как он может куда-то вести? Вы только послушайте себя со стороны.
   - Бред сивой кобылы, - поддакнул Стил, но остался серьёзен.
   - Объясни, - потребовал Гнус.
   Женя пожала плечами. Сказала, смотря перед собой:
   - Часть психоаналитиков считает, будто сон, есть ни что иное, как разрозненные обрывки событий, включая надежды, мечты, воспоминания - всё это расплывчато и неясно, по сути бред, вымысел. Другая часть, напротив, уверена, что сновиденья вовсе не сумбурны, а является частью чего-то запредельного, отстоящего в стороне от нашего логичного мира, а потому, на первый взгляд, лишённого смысла, не имеющего объяснения. Как астрономы не видят во вселенной антиматерии - которая, как показывают опыты, всё же существует, - так и психоаналитики не могут определить ту октаву, на которую смещены друг относительно друга реальность и иллюзия. Где проходит тонкая грань, за которой начинается безудержная фантазия, а материя утрачивает присущие ей свойства и что нужно предпринять в действительности для того, чтобы достигнуть резонанса, который бы открыл врата.
   - Фантазия? - медленно проговорил Гнус, как бы смакуя слово на языке.
   - Но если такое место действительно существует... - Димка задумался. - То именно из него и происходит наша реальность. Кто-то придумал мир там у себя, где есть такая возможность, и вот он воплотился в реальности тут, у нас. В месте, где есть материя - основа строительства, гравитация - как глобальное информационное хранилище, физические законы, описывающие поведение различных инерциальных систем в тех или иных условиях, а также момент их взаимодействия, когда одного вяло текущего процесса, такого как расширение вселенной, для дальнейшей эволюции уже недостаточно!
   - Ты ещё тепловой баланс сюда приволоки с энтропией, - сплюнул Гнус.
   - Хочешь сказать, что во сне мы видим ни что иное, как мастерскую, в которой Папа Карло выстругал первое полено? Да брось! - Стил приподнял руки ладонями вверх на уровне живота, как чаши весов; смотрел то на одну, то на другую кисть, словно дожидаясь, которая всё же перевесит.
   - А мне кажется, что всё и впрямь вырисовывается, - Димка поёжился. - Сон - это дежавю. Фантомная память прошлой жизни.
   - Прошлой жизни не бывает, - развела руками Мати. - Реинкарнация - бред. Как, впрочем, и другие религии. Кучка фанатиков, помешанных на вере в несуществующее, потому что смысл утерян окончательно. Потерянные люди.
   - Только не для общества, - цыкнул Гнус.
   - Да, только не для него, - кивнула Мати. - Обществу как раз такие и нужны. Ими проще помыкать. Таким ничего не надо взамен. Зомби.
   - Дело в том, что момент реинкарнации невозможно доказать, - молвила Женя. - Даже если допустить, что перерождение - читай переселение сущности, именуемой в простонародье душой, из одного тела в другое - естественный процесс, такой, как, например, вспышки сверхновых, мы сталкиваемся с информационной проблемой, такой как память.
   - А сверхновые причём? - не поняла Мати.
   - Они вспыхивают и умирают, порождая новую материю, - объяснил Димка на скорую руку.
   - А, - протянула Мати, явно ничего не поняв.
   - Хочешь сказать, перерождённый ничего не вспомнит из своей предыдущей жизни? - Гнус как-то странно скривился, будто так и норовил поймать на лжи.
   - Именно, - улыбнулась Женя. - И тут не нужны доказательства или эмпирические наблюдения. Новый мозг не связан со старым, а значит, никакой обмен информацией невозможен.
   - А как же информативные каналы вселенной? - Лобзик подошёл, вытирая руки ветошью. - Не он ли пел о гравитации, в колебаниях которой заключён некий код? - Кивок в сторону Димки.
   Женя опешила. Только сейчас до неё дошло, что шпана-то вовсе не шпана, какой кажется. Наверняка детки родились с золотой ложкой во рту, а потому учёба их особо не заботит. Как говорится, талант-то есть, потребность отсутствует. Ну не пристало золотой молодёжи учебник штудировать, да конспектики зубрить, куда почётнее по подземным коммуникациям ползать, милитари исследовать, повышать кругозор... Вдруг однажды наткнёшься на такую вот Женю. Эти-то дождались, значит и другим недолго осталось. Момент истины, вот в чём суть.
   - Не уверена, что удел гравитации, переносить из одной головы в другую воспоминания, - Женя прищурилась. - Сами подумайте, если наши души действительно меняют тела как перчатки, в таком случае, смысл отсутствует, как таковой. Перед взором вьётся жуткая несуразица. Да и на счёт очереди я бы призадумалась...
   - Какой очереди? - напряглась Мати.
   - Той самой, как в больнице, - Женя снова улыбнулась, беседа становилась ненавязчивой. - Хотя, может быть, там всё по талонам уже.
   - Ёрничаешь? - ухмыльнулся Гнус. - Вижу, тебе забавно.
   - Просто дурь всё это, - отмахнулась Женя. - Причём отборнейшая. Да и размышлять на сей счёт не хочется. Ведь рано или поздно, Земля погибнет. Не станет Солнечной системы. Разлетится, как пух, галактика Млечный путь. Что станется со Вселенной - и вовсе не дано знать. Куда попадёт сущность, именующая себя "человеком"? - Женя развела руками. - Хоть убейте, не знаю.
   - Уснёт, - Гнус аккуратно почёсывал шею за ухом, взгляд витал где-то над Женей, по всему, парень фантазировал.
   - Прям голливудский финал, - присвистнул Лобзик. - Не хватает только МакКонахи и Хэтэуэй.
   - А чё, классный фильмец, - Стил показал большой палец.
   - Ты про "Интерстеллар"? - Димка улыбнулся. - Один минус: инопланетян в нём так и не показали.
   - А они там были? - призадумалась Мати.
   - Но ведь кто-то помог Кубу вернуться домой, - Димка потёр висок. - Хотя по сценарию, это были люди, только сверхразвитые, открывшие для себя четвёртое измерение.
   - Получается, твоя работа целиком построена на предположениях, - Гнус усмехнулся. - Какой же ты учёный?
   - Гнус, уймись! - приказала Мати. - Она-то чего тебе сделала?
   - Сейчас скажет, что на свет появилась, - заржал Стил.
   - Перебьёшься, - цыкнул Гнус. - Я просто пытаюсь понять, что именно собрало нас всех вместе и привело в это место.
   Повисла гнетущая тишина, даже лютый сквозняк куда-то делся. Солнца по-прежнему видно не было. По лягушачьи прыгала Иринка. Скользили по земле тени облаков... Всё вроде как и прежде. Всё, да не всё. Антураж сменился. Декорации погожего летнего денька кто-то подменил чёрными абстракциями. Кажется, реальный мир треснул, система дала сбой, часть фазового пространства оказалась стёртой. Хотя нет. Это просто их всех выдернуло из действительности. Кукловоду не понравились, как ведут себя куклы, он намотал нить на вагу, придумывая наказание.
   - А разве не случайность? - нарушила молчание Мати, ища ладонь Стила. - Хорош прикалываться, а.
   Фантомный пузырь лопнул, шепнув напоследок осколками тоники, событийность на этом отрезке прямой восстановилась.
   - Ты считаешь, что наша встреча не случайна? - Женя проницательно заглянула в глаза Гнуса; тот без натуги выдержал взгляд, ответил не менее бронебойным, так что щекам тепло стало.
   - Думаю, ты лучше моего знаешь ответ на этот вопрос, - Гнус сощурился, будто в глаза ему бил ослепительно-яркий свет.
   Жене показалось, что стало светлее. Она машинально задрала голову вверх и чуть не обомлела. Добрая часть небесной сферы окрасилась в бордовый цвет. Там, за гранью, повторялись вспышки, носились туда-сюда размытые точки, падали и вновь взмывали членистоногие, чем-то похожие на шершней...
   - Не может быть... - Женя попятилась, споткнулась, села, больно ударившись копчиком.
   В лицо дохнуло химией, обожгло слизистую носа и носоглотки. Грудную клетку сдавил болезненный спазм. В мозг воткнули вязальную спицу. Слёзы из глаз слегка разбавили агрессивную среду, но тут же и сами причинили вред: веки щипало, а проморгать влагу не получалось. Такое ощущение, на неё и впрямь напал стальной шершень! Тот самый, которого смело ударной волной во сне пару часов назад.
   Женя мотнула головой, дрыгнулась, силясь отползти от источника токсинов. Сплюнула отдающую металлом слюну. Повалилась в чьи-то руки...
   - Чё с ней такое, Самоха?
   - Понятия не имею...
   - Похоже на эпилептический припадок!
   - Мати, твою мать! Уведи мелкую отсюда!
   - Нет, это не эпилепсия.
   - Гнус, тебе-то откуда знать?
   - Она просто отключилась.
   - Разве люди теряют сознание просто так?
   - Просто так - нет.
   - Тогда в чём прикол, я не понимаю?!
   - Может быть, её кто-то позвал...
   - Позвал? Гнус, ты прикалываешься? Давай я тебя сейчас по имени позову, ты ж не повалишься без задних лап, как эта?!
   - Тише, она поползла куда-то...
   - Держи, бестолочь!
   Женя приоткрыла ресницы и ничего не увидела. Чернота, какая, наверное, бывает в заколоченном гробу. Невольно дёрнулись руки... Нет, крышки перед лицом не оказалось, движениям ничто не мешало, пахло тоже отнюдь не землёй. Приторно пахло. Сырой побелкой и бетоном, как в старом городе, где не осталось никого живого. Здесь тоже наверняка пролетели стальные шершни. Отравили токсинами, оставили металлическое послевкусие на вырванных языках, унеслись прочь, невидимые в бесцветных, рыбьих глазах...
   Про это рассказывал ещё Целтин.
   - Ты как? - прозвучало над самым ухом. - На, глотни.
   - Что? - Женя рефлекторно отстранилась, бухнулась затылком обо что-то твёрдое и холодное, так что из глаз посыпались искры. Сделалось заметно светлее. Женя непутёво помотала головой и вспомнила сегодняшнее утро... То, что было известно ей; отчасти то, что рассказал потом Целтин. Стало страшно. Потому что невозможно контролировать. Припадки участились, стали приходить днём, а причину Женя так и не определила. Не успела. А может не хотела. Ведь опасность угрожает только ей. На остальных её обмороки никак не влияют. Или всё же влияют?
   Вот чёрт!
   Темноту вспорол луч фонаря. Оставил болезненный след на внутренней стороне век. Ещё уродливое гало, бесформенное, постепенное гаснущее, меняющее цвет с ярко-оранжевого на сизый, точь-в-точь шляпка гриба, покрытая плесенью после дождей.
   На губы что-то полилось. Женя попробовала на вкус. Насилу сдержала рвотный позыв.
   - Ой, какие мы нежные!
   - Убери, - лицо Мати в свете карманного фонарика вытянулось, тени обезобразили глаза, нос, губы. Самая настоящая крыса, только без хвоста.
   Казалось над ней склонилась гротескная кукла, с лицом, нарисованным безумцем. А, может быть, кукла поумнела и сама нарисовала себе лицо, специально уродливое, потому что уродцам принято говорить правду в глаза.
   Лобзик выглядел немногим лучше, но аналогий Женя строить не стала - не до того ей было сейчас. Разум помутнел. На губах не обсохло спиртное. В ушах шипела тоника. Да и собственная поза на корячках в три погибели навевала и вовсе на безумные ассоциации, граничащие со страшным судом и преисподней.
   - Ну и гадость! - Стил сплюнул. - Как ты эту дрянь ещё и впарить умудряешься?! Лохам каким, что ли?
   - Ну-ка фляжку на базу! И отошёл. Вот так, - фонарик прочертил дугу, попутно осветил бетонную стену и потолок за сетью стальных переборок.
   - Где мы? - прохрипела Женя, озираясь по сторонам. - Что случилось?
   - А ты не помнишь? - Из всеобъемлющей тьмы возникло лицо Гнуса, улыбнулось на манер кота-чешира; снова исчезло, оставив после себя диск бледной луны.
   Женя моргнула. Тряхнула головой. Эта реальность могла быть иллюзией. Во сне мы верим, что всё по-настоящему. Верим до последнего, бежим, пока не нагонят, кричим и просыпаемся.
   Пришлось ущипнуть себя за руку. Осознанное движение. Нет, она не спит и не бредит. Мир вокруг реален, просто темно.
   - Тебе сделалось плохо, - сказала Мати, отнимая у сцепившихся Стила и Лобзика фонарик. - Мы думали, капец! Как гебне втирать, что мы ни при чём так и не придумали. Решили сюда затащить, под крышу. Тут прохладно. Пахнет правда не особо, но в остальном полное комильфо. Ты так не считаешь, а? - Девчонка явно перенервничала, временами начинала раскачиваться из стороны в сторону, светила фонариком себе в лицо снизу-вверх - кошмар, одним словом, а не собеседник.
   Женя отползла в угол. Поднялась по стене. Встала, скрючившись, опираясь руками на коленки.
   - Таблетки есть? - спросил Гнус, вновь появляясь из сумрака.
   - Где выход? - На данный момент ничто другое Женю не интересовало.
   - Там, - махнул рукой Димка.
   Женя глянула в указанном направлении, но не увидела ничего, кроме тьмы.
   - Шутишь?
   Димка помотал головой.
   Из-за его ноги выглянула испуганная Иринка.
   - Жень, хватит, а? Страшно, - девчушка снова спряталась.
   Женя массировала виски, соображая, как быть дальше.
   - Долго? - спросила она.
   - Стемнело уже, - зубы Мати выстукивали канонаду.
   - Чёрт! - выругалась Женя.
   - Объясниться не хочешь? - Гнус стоял, прислонившись спиной к стене. Права нога согнута в колене, упирается в бетон, не касаясь грязного пола, - крутой "гай" из криминального боевика, ей-богу! Сейчас, стопудово, достанет из-за пазухи краденый "магнум" этак безбашенного калибра, прислонит ко лбу и тогда уж точно тайное станет явным, как предрекала в детстве мама.
   Женя заставила себя образумиться. Пора бы уже, потому что ноги пошли назад. Сами. Как утром с Целтиным, которому пришлось её основательно приложить для того, чтобы вернуть к реальности.
   - Это началось уже давно, - медленно проговорила Женя. - Это место... Я вижу его во снах. Более того, я уверена, что бываю тут... тоже во снах.
   - Супер, - проронил Лобзик. - А меня ты тут не видела, случаем?
   - Чё, дрочил? - Стил не успел засмеяться, как Лобзик набросился на него.
   Парни повалились. Димка с Мати бросились разнимать. Иринка отскочила куда-то в темноту. И только Гнус с Женей стояли, опустив руки, словно случившийся бедлам их ничуть не касался.
   - На что это похоже? - спросил Гнус, опуская ногу, по старинке пряча руки в карманах брюк.
   - Сначала это сон, - уверенно сказала Женя и добавила с хрипотцой: - Потом - не знаю.
   Гнус задумался.
   - Почему именно это место?
   - Понятия не имею.
   - Имеешь, - Гнус улыбнулся. - Просто не хочешь рассказывать всего. Ведь куда проще смириться со смертью от раковой опухоли, нежели принять безумие.
   Женя сглотнула.
   - Но ты не безумна, нет, - сказал Гнус голосом пророка. - Просто расскажи, как всё обстоит в действительности. От кого ты узнала про это место? Кто тебя сюда привёл?
   Женя стрельнула глазами по сторонам, в поисках шипящего фантома - ничего.
   - Я не знаю, что оно.
   - Чего?! - Мати аж подскочила. - Ну-ка повтори!
   - Это существо... Оно явно не отсюда, - слова давались с трудом, каждое весило с ледовую глыбу. - Не из нашего мира.
   - Жень, ты бредишь? - Димка посмотрел сначала на Женю, потом обвёл тревожным взором всю компашку.
   Установилось молчание; Стил с Лобзиком замерли где-то на отдалении, неровно дыша. От Иринки осталась вздрагивающая тень. Мати неврастенически светила в потолок. Гнус прокатывался с носка на пятку. Димка тоже ждал.
   Женя перевела дух. Кое-как поглотала глыбы.
   - Знаю, прозвучит, как бред, но действительность такова.
   - Что за тварь? - спросил Гнус. - Откуда она?
   - Тварь? - отшатнулась Мати, светя Гнусу в глаза, так что парню пришлось заслониться ладонью. - Да вы сдурели все окончательно!
   - Не кипятись, - прошипел Гнус. - Дай ей договорить, потом и будешь истерить, если желание не пропадёт.
   От такой конкретики Мати проглотила язык.
   Луч фонарика снова упёрся в потолок. Все уставились на Женю. Сама Женя хотела одного: провалить сквозь пол! Но именно тут, в подземном бункере, само такое желание выглядело абсурдным.
   - Думаю, это и впрямь пришелец, - выдавила из себя Женя. - Во всяком случае, точно не сон. Вот.
   Все вытянули шеи, силясь разглядеть, что-то там на Женином запястье.
   Мати от неожиданности ойкнула. Стил с Лобзиком переглянулись. Думается, Димка озвучил вслух терзавшие всех четверых мысли:
   - Жень, а ты сама не могла? Случайно. Прости.
   Один Гнус остался при своём мнении, как в общем и всегда. Однако делиться им парень не спешил - взял Женину ладонь за пальцы и аккуратно поворачивал, как знающий толк в своём деле хирург, что-то высматривая в свете фонарика Мати.
   Женя грустно улыбнулась.
   - Я поначалу сама так подумала. Что это психическое. Десятки тысяч человек на планете Земля причиняют себе вред в беспамятстве и потом утверждают, будто их кто-то насильно покалечил во сне. Зачастую бытует мнение, что всему виной "зелёные человечки" - те самые инопланетяне, о которых все мы наслышаны.
   Женя взяла паузу.
   - И??? - глубокомысленно протянул Лобзик.
   - Хм... Я не на шутку испугалась, - Женя попыталась выдернуть руку, но Гнус не дал. - Только представьте себе, дипломированный специалист, пытающийся объяснить структуру сна, увлёкся работой настолько, что сам того не ведая, дошёл до ручки, так и не озвучив ни одного мало-мальски вразумительного ответа на множество вопросов "почему?"
   - Наверное, обидно, - высказался Стил и тут же получил в бок от Мати, видимо, за невежество.
   - Если не сказать больше, - Женя всё же высвободила руку и, на всякий случай, отодвинулась от столь любознательного Гнуса. - Сон утратила вконец. Нормальный, здоровый сон. Однако тот, другой сон, в котором царила эта тварь, - остался. Избавившись от шелухи, он стал только отчётливее. Я стала запоминать, получила возможность анализировать.
   - Получается, всё же сон? - с надеждой предположила Мати.
   Женя отрицательно качнула головой.
   - Так нельзя себя ухватить, - Гнус кивнул на Женю.
   - В смысле? - не понял Стил.
   - Аппликатура пальцев не та, да и сила захвата, - пояснил Лобзик, который видимо был в теме, на пару с Гнусом. - Я читал учебник по криминалистике, там достаточно легко определить сам ты себе синяков наставил или не обошлось без божественного промысла.
   - Давай только без промысла, - скривился Гнус. - Я тебя не трогаю, и ты меня, пожалуйста, не цепляй.
   Женя невольно улыбнулась - Гнус оказался душкой. Только сейчас, когда разродился столь нелепым "пожалуйста".
   Завидя реакцию девушки Стил с Лобзиком тихонько заржали, скорее даже заблеяли, как два козла над беленой.
   - Да, хватаю себя за руки не я. Не человек. И не животное.
   - Гад не гуманоид? - спросил Лобзик. - На что хоть похож?
   Гнус цыкнул, давая понять, что отвечать Женя может лишь на первый вопрос, второй не столь важен.
   - Скорее всего, нет. Тут следует пояснить, что инородные сущности принято делить на два вида. Первый, это так называемые, пришельцы с других планет нашей Вселенной. Есть вероятность, что они всё же существуют, но посетить планету Земля им не под силу. Пока.
   - Это ещё почему?! - почти хором спросили подростки, за исключением Гнуса, разумеется.
   - Возраст Вселенной чуть меньше четырнадцати миллиардов лет. В плане глобальной эволюции - это ничтожно мало. Наиболее показательный пример, само человечество. Вам достаточно оглянуться по сторонам, чтобы увидеть, каких высот достигли мы с вами... - Женя сделала паузу, но ребята на сей раз промолчали. - Полёт на орбиту Земли занимает считанные минуты, однако средства, которые затрачиваются на подготовку космонавтов и снаряжении летательного аппарата двумя-тремя числами не измерить. Представьте, какие ощущения при этом испытывает человек, я уж не распространяюсь о посадке внутри неуправляемого снаряда... Что ещё? - Женя принялась загибать пальцы. - Гипотетический полёт на Луну, ни доказать, ни опровергнуть который до сих пор невозможно. Запуски автоматических станций к планетам и за пределы Солнечной системы... Опять же, чисто теоретический полёт в систему Альфы Центавра на корабле, с термоядерным двигателем, который так и остался на бумаге, в виде расчётов и цифр. Пустые сигналы в космос, не понятно для кого, зачем и в надежде на что?.. - Женя пожала плечами. - Я не беру в расчёт создание атомной бомбы, изобретение полупроводников и, якобы, запредельный прорыв в медицине - и без того понятно, что всё это не в счёт. Куда главнее другое: понятие того, что если и существует жизнь на других планетах, в других галактиках нашей Вселенной, то, скорее всего, она находится точно в таком же, по сути, зачаточном состоянии, что и на планете Земля. А что это значит?
   - У них нет технологий для межзвёздных перелётов, - досказал Димка.
   - В яблочко, - подмигнула Женя.
   - Постойте, а как же телепорт? Ну или сверхсветовой двигатель? - развёл руками Стил.
   Женя засмеялась.
   - Тебе ж сказали, что они такие же придурки, как и ты, - не вытерпел Гнус. - Но ведь у кого-то это всё есть? - Парень проницательно заглянул Жене в глаза, так что ту пот прошиб.
   - Что есть? - не поняла Мати, в очередной раз невольно ослепив Женю.
   - Грёбаный телепорт, по которому можно залезать в чужие сны и сводить с ума! - Лобзик покрутил пальцем у виска. - Капец, и вы реально в это верите, червяк вам в хвост?!
   - Для того, чтобы во что-то действительно поверить, нужны факты, - Женя сама не ожидала от себя такой уверенности. - Поверь, они у меня имеются в избытке.
   - Да уж куда там... - Лобзик на всякий случай отодвинулся, чтобы Гнус не достал его так легко.
   - Это, так называемый, второй вид потенциальных визитёров: пришельцы из-за горизонта - об них ничего неизвестно. Даже на уровне предположений - ноль.
   - Но только не у тебя, - усмехнулся Димка, давая Жене возможность перевести дух и собраться с мыслями.
   - Да, только не у меня, - улыбнулась девушка. - Однако, я отдала бы всё на свете, чтобы забыть этот кошмар. Ведь забвение даровано человеку не просто так. И тут верно одно из двух: либо на той стороне слишком хорошо, как в раю, либо... Увольте.
   - Погоди, ты хочешь сказать, что... - Стил замялся, не в силах подыскать нужное слово.
   - Вот именно, - кивнула Женя. - У этого места нет названия. По крайней мере, не думаю, чтобы на планете Земля имелся язык, на котором можно было бы хоть как-то охарактеризовать мир за гранью разума. Мир вне логики. Мир безумия...
   - Хорош, а! - Мати тряслась уже по-настоящему, аж зубы клацали. - Кто же там живёт тогда?
   - Да вон, черти, как он, - Гнус кивнул на Лобзика. - Каким образом он перемещается, если не умирают?
   Женя вздрогнула; Гнус лихо подвёл черту под всеми её ночными размышлениями, что есть переход за грань и как возможно его осуществить!
   - Тут всё логично, - быстро кивнула Женя. - Передать через пространство-время материю - невозможно. Это, сам по себе парадокс, потому что любая материя обладает массой, что делает невозможной достижение скорости света - Эйнштейн, чёрт бы его побрал. А вот информацию, читай душу - запросто! Уверена, именно так мы приходим на планету Земля и уходим с неё обратно.
   - Жесть, - вздрогнул Стил. - Вы точно чокнутые!
   Женя мотнула головой.
   - Когда, кровь из носу, нужно передать информацию - а именно это пытается проделать фантом, - пойдёшь на что угодно!
   - Но ведь он не рождается, - заметил Димка.
   - Иначе всё забудет, - процедил Гнус.
   - Именно! - Жене показалось, что во тьме сверкнули её глаза - ей-богу чокнутая стерва! - Вмешательство в сон, видимо, единственный способ внедрения на чужую территорию, без потери информации. Только, есть свои минусы - событие быстротечно, трудно предугадать точную дату и время, плюс психика сновидца.
   - Ёлы-палы! - Димкины глаза полезли из орбит. - Жень, а что если не ты одна?
   Женю чуть не парализовало - вот она, суть и природа кошмара! И не фиг копать под психику! Ей просто удалось отсеять зёрна от плевел, избавиться от шелухи, поверить, что увиденное не бред. И её выбрали, как мессию! Чтобы прошла путь и открыла людям глаза. Вот только на что? Что может быть такого важного на дне покинутого невесть когда военного бункера? Артефакт? Смысл? Соня?..
   Женя вздрогнула. В голове крутилось одно и то же.
   "Женя, тот туннель, по которому ты ходишь во снах... скажи... ты никогда никого не встречала ТАМ? Например, девочку?"
   - Ирина? - позвала она вполголоса и посмотрела, как все принялись беспокойно озираться по сторонам.
   Матин фонарик снова полосонул по глазам - такое ощущение, хищник выпустил когти. Порезы сразу же набухли, словно от выступившей крови. В ушах застучало. Женя попыталась вдохнуть полной грудью, но только закашлялась.
   - Ирка! - позвал Димка, превратившись во взволнованную тень.
   Мимо, матюгаясь, прошёлся Гнус.
   Луч фонаря скакал по стенам и потолку, и Женя почему-то видела в этом смысл. Хотя наверняка Мати просто перепугалась, так что стало всё равно куда светить. Скорее всего, она толком и не сообразила, в чём весь сыр-бор, просто среагировала на звук Жениного голоса. Тревожные нотки сыграли на психике, спровоцировав панику. Естественно, организм испытал стресс. Отсюда неловкие движения, частичная дезориентировка в пространстве, ощущение, что всё пропало.
   - Куда она могла деться? - недоумевал Стил, возвышаясь над совсем не маленькой Женей, будто гризли над леммингом. - Вроде бы только что тут стояла...
   - И угораздило мелочь с собой притащить, - сокрушался Лобзик. - Где её теперь искать? Тут сам чёрт потеряется!
   - Не неси пургу, - возник из темноты Гнус. - Реальная опасность для мелкой существует? Именно тут?
   Лобзик мгновенно проглотил язык.
   - Ты чё умолк?! - вскипела Мати, направляя луч в лицо ошарашенному Лобзику, как следователь на допросе; девчонка совладала с паникой, и наезд на товарища в теперешних условиях был необходим ей, как воздух. - Отвечай! Живо!
   - Да отвалите вы! - Лобзик попытался отбрыкнуться от Мати, но подоспевший Стил скрутил в бараний рог. - Чё, гебней заделались, шкуротёры, фомича вам в глотку!
   - Не пустозвонь, - приказал Гнус, и Лобзик тут же умолк. - Реально, она провалиться куда может или наступить на что?
   - Ты серьёзно сейчас? - вернувшийся из непроглядной тьмы Димка был бледен, точно Луна на ночном небосводе.
   Женя представила, как выглядит сейчас она сама и поспешила укрыть рот руками. В груди вертелся какой-то паразит - встал поперёк горла бугром, раздумывая, куда двигаться: наружу или обратно в желчь, которая породила.
   - Вполне, - прошипел Гнус. - Даже детская площадка полна сюрпризов для таких малявок, как твоя сестра.
   - Гнус! - Мати обалдело хлопала ресницами.
   - Заткнись.
   - Я знаю, где она, - выдавила из себя Женя. - Запах. Или только мне одной кажется, что пахнет изоляцией?
   Ребята умолкли. Послышались звучные сопки - все принюхивались.
   - Это оно? - сипло спросил Гнус, мгновенно теряя к Лобзику всяческий интерес. - Но мы ведь не спим.
   - Конечно, нет. Ну-ка дай! - Женя бесцеремонно выхватила фонарик из пальцев Мати; девочка мгновенно растворилась во мрак - словно выдернутая из реальности чем-то потусторонним!
   - Жень, ты уверена, что поступаешь правильно? - Димкины зрачки были не больше булавочной иголки в диаметре. Поначалу Жене показалось, что мальчишка в ужасе... Однако в том-то и дело, что только показалось. - Не свети так, глаза...
   Женя опомнилась. Упёрла луч в пол. Фонарик походил на детектор чувств. С ним в руках, всё тайное сразу же становилось явным.
   - Прости.
   Димка нервно улыбнулся.
   - Если с Иркой что-нибудь случится, назад я не вернусь.
   - Ты чего собираешь?! - выкрикнула из темноты Мати.
   - Уверена, не всё так плохо, как кажется, - Женя старалась говорить размеренно, чтобы подростки поверили, что ситуация под контролем.
   "Хотя о каком контроле может идти речь?! Ребёнок пропал под землёй!"
   - Уверена? - спросил Гнус.
   Женя кивнула - говорить вслух не решилась. Голос бы выдал. Непременно выдал! Ведь язык мой - враг мой!
   - Веди, - приказал Гнус, направляясь впереди. - Лобанов, если не найдём мелкую, составишь компанию Самохе.
   - А чё я-то?
   - Не нравишься ты мне.
  
   Женя, как и Мати, освещала стены - в этом был определённый смысл. Тьма вокруг больше не казалась абсолютной. Пол не выскальзывал из-под ног. Исчезло чувство удушья. Она словно очутилась дома, на своей территории.
   По-прежнему пахло жжёным пластиком, с каждым шагом всё отчётливее, и Женя знала, что исчезновение Иринки отнюдь не спонтанно - в нём тоже есть смысл. Тот самый, потусторонний, который можно отыскать лишь пройдя жизненный путь, ступив на тропу познаний.
   Она помнила расположение бетонных швов. Количество распределительных щитов и ламп аварийного освещения в кожухах над головой. Она могла просто считать шаги, однако старалась не делать этого, потому что происходящее и без того отдавало безумием. Такое ощущение, что грань они уже переступили, очутившись на чужой территории, где правит бал хаос. Все, за исключением Жени, которая давно стала здесь своей.
   Женя пыталась гнать из головы непутёвые мысли. Силилась унять разошедшееся не на шутку сердце. Настраивала себя на рациональное и познанное. Ведь совсем не факт, что Иринка, как и она, увязалась за фантомным пришельцем. Вполне вероятно, интерес девчушки привлекло нечто иное, возможно, причиной всему была детская игра, сценарий которой не предусматривал наличие взрослых. Прятки, ведь их тоже кто-то придумал... хотя и не верилось напрочь, что смышлёная Иринка отважится прятаться из-за дурачества в столь жутком и тёмном месте, где самого чёрта не сыскать, даже при великом желании.
   "Как найти чёрную кошку в тёмной комнате, если кошки нет?"
   Женя не знала, что вертелось в голове её попутчиков, однако в её мозг мудрец Конфуций въелся основательно.
   Гнус в очередной раз прочёл мысли.
   - В любом случае, существует положительная вероятность, что кошке надоест сидеть в темноте, и она выйдет оттуда. Так что сидите и ждите.
   Мати чертыхнулась в темноте.
   - Ты это о чём? - не понял Димка, занятый тревожными мыслями.
   - Так, мысли вслух, - Гнус предпочёл не лезть в дебри, и Женя была благодарна парню за это.
   - А случаи групповых галлюцинаций бывают? - зачем-то спросил Лобзик.
   - Нет, - отозвалась Женя. - Это невозможно в принципе. Существует теория, будто вселенная плод воображения одного мыслящего существа - по сути, иллюзия. Всё что мы делаем, чувствуем, видим - всего лишь фикция, набор синапсов, внутри бесконечно малой матрицы, существующей немыслимо короткий промежуток времени.
   - Оно мне было надо? - эхом отозвался Лобзик.
   - Ну-ка посвети, - попросил Стил.
   Женя резко развернулась; все вскинули руки к лицам, защищая от "порезов" глаза.
   - Полегче, дамочка, - Гнус скользнул в сторону и впрямь, как тень.
   - Чего ещё? - спросила перепуганная Мати, зачем-то отодвигаясь от Стила, будто тот был начинён взрывчаткой похлеще каннибала-шахида.
   Стил вертел руками в дрожащем луче света, щурился, что-то высматривал.
   - Напоролся на что-то? - безразлично спросил Гнус из темноты.
   Женя с трудом поборола желание осветить парня. Как-то не вязался он с реальностью и в случае, если бы на месте Гнуса ничего не оказалось, Женя бы ничуть не удивилась. Ведь, скорее всего, она снова заснула, потому-то всё так и не логично...
   - Хотите сказать, меня кто-то наглючил? - вскипел Стил, явно учуяв подвох в Жениных словах. - Вот же рука. Твёрдая, настоящая. Пощупать дать?
   - Я тебе сейчас кое-что другое пощупать дам, - прошипел Гнус. - Идём, сомнительный ты наш.
   Лобзик махнул рукой: мол, не заморачивайся по пустоте, на что Стил пожал плечами, заново растворившись в темноте.
   Дальше шли молча. Ребята сопели, нарушая тревожный ход мыслей, когда Женя погружалась с головой в безумие. Чёрная кошка не отставала, как мотив попсовой песенки, услышанной поутру на волне популярной радиостанции. Как "целуй меня везде, восемнадцать мне уже" привязывается на целый день к простому обывателю, так треклятый кот Шредингера вгрызся в Женин мозг предполагаемой смертью каждой второй кошки. Но действительно ли пятая кошка окажется заигравшейся Иринкой? Или придётся повторить решение, добавив в игру ещё смертей? Говорят, во сне умирать вовсе не больно. Хотя никто не проверял, так что имеем ещё одну теорию на пустом месте, которую не проверить ни эмпирическим путём, ни каким бы то ни было другим.
   Женя считала шаги, по сторонам практически не смотрела. Внимание было нарушено посторонними мыслями. Мыслями, которых раньше не было. Всё когда-нибудь случается в первый раз - в конец опостылевшая аксиома, оспаривать которую, лишь попусту тратить время, - и Жене было страшно, потому что, скорее всего, ничего не поменялось. Просто добавились входные данные, а она сама, на манер лабораторной мыши, проходит заданный маршрут вновь и вновь, реагируя на вживлённый в мозг электрод. Цель эксперимента - не ясна. Но вряд ли, чтобы просто свести с ума. Если только они и сами не знают, что со всем этим делать. Так, как Женя с Целтиным не знают, каким образом помочь Соне.
   - Там, - прошептал Гнус.
   Женя покрылась холодной испариной. Повела лучом вдоль бетонной стены. Не совсем осознанно, скорее на рефлексах.
   Процессия замерла.
   В углу, у покорёженной решётки вентиляционной шахты что-то шевелилось. Звякнул металл, прошуршало.
   Женя втянула ноздрями воздух. Ничего. Точнее пахло влажным бетоном и пылью. Пахло затхлостью, остановившимся временем. Фантома не было и в помине.
   Неужели показалось?
   - Ирка? - Димка сорвался с места, подбежал к покорёженному металлу, присел.
   - Час от часу не легче, - выдохнул Лобзик. - Какого лысого она тут делает?
   - Ствол, - кивнул Гнус, не спеша подходить к брату и сестре. - Как она решётку отломала? И на кой?
   - Что ещё за ствол? - обернулась Женя.
   - Выработка, ведущая на поверхность, - отозвался Гнус, протягивая руку. - Одолжи-ка светильник.
   Женя отдала фонарик.
   - Создавалась или просто для обслуживания подземных работ, после чего была законсервирована, или в дальнейшем использовалась в качестве вентиляционной шахты, - Гнус пнул гнутую решётку. - Сама так?
   Ирка тёрла глаза. Со стороны вроде как ревела. Однако присмотревшись Женя с превеликим трудом сдержала возглас изумления - мелкая только проснулась, мордашка была пухлой и заспанной. Ещё в цементе и бетонной крошке, что, впрочем, не столь важно.
   - Ирина, ты заснула? - спросила Женя трясущимся голосом.
   Ирка огляделась, видимо, не совсем понимая, где находится и чем вызвано столь пристальное внимание окружающих её взрослых.
   - Дим, а где мы? - Мелкая протянула ручонки, обхватив брата за шею; Димка тут же поднялся с сестрой на руках - бетонный пол казался ледяным на ощупь.
   - Ты совсем ничего не помнишь?
   Иринка задумалась.
   - Помню, как к Сергею Сергеевичу ехали, а потом... не помню. Я уснула, да?
   Ребята переглянулись.
   - Да, ты просто уснула, - кивнул Димка, отгоняя глазами Гнуса подальше. - Мы не хотели тебя тревожить, поэтому отошли. Испугалась?
   Иринка замотала головёнкой.
   - Нет. Мне приснился призрак. Нет, много призраков! Только они не двигались и были грустными.
   Димка уставился на Женю.
   - Их рук дело? - спросил Гнус, осветив решётку и лаз.
   Иринка быстро кивнула, протянула сжатую в кулачок ладошку.
   - Вот. Они сказали, что никто не верит, что они настоящие.
   Гнус протянул руку. Все понаблюдали, как Иринка выложила на ладонь три ржавых шурупа.
   - Да что тут происходит? - не выдержала Мати. - Она больная у тебя?!
   - Мать, не кипятись, - попросил Стил. - Смотри, что дальше будет.
   - Это фильм тебе, что ли? - медленно проговорил Лобзик.
   Женя суматошно рылась в карманах. Ребята обалдело наблюдали. Даже Гнус молча ждал. И дождался.
   Женя разжала пальцы. На трясущейся ладони лежал винт с отбитой шляпкой.
   - Оттуда? - Гнус кивнул в сторону лаза.
   Женя кивнула в ответ.
   - Там был огромный вентилятор...
   - Карлсон? - переспросил Лобзик.
   Гнус отмахнулся: мол, не встревай!
   - Продолжай, - поторопил он.
   Женя перевела дух.
   - Я там всё расшатала, пока пыталась решётку отогнуть. В общем, он грохнулся, я на силу уцелела.
   - Ты ж спала, - опешил Стил.
   - Да... - замялась Женя, понимая, что тонет, пуская пузыри отчаяния, так как ребята пропустили все её объяснения мимо ушей, видимо, элементарно проникнувшись атмосферой увлекательной игры, в которую Женя сама же всех и втянула. - Просто всё было настолько реалистично, что... Я не знаю, как объяснить, чтобы вы поняли.
   - Тут как прошла? - Гнус снова указал на решётку.
   - Говорю же, тут болторез валялся!
   Гнус тыкнул лучом в рожу Лобанову.
   - Ну может и валялся, - парень заслонился руками. - Какая теперь разница, решётка ведь цела! Кто её поменяет так быстро?! Мне так вот вообще по барабану, фомича вам в глотку!
   Гнус резко обернулся к Жене.
   - Говоришь, из решётки сверху винтик?
   Женя совсем неуверенно кивнула.
   - Вот и проверим.
   - Что ты собрался проверять? - спросил Димка, всё ещё не рискуя ставить ёрзающую сестру на пол.
   - Кто нас водит за нос и с какой целью.
   - Тут ещё кто-то есть? - Мати вся сжалась. - Лобанов, ты не говорил, что придётся в темноте с кем-то в прятки играть!
   - Чего снова я?! Вот, у этих спрашивай, чего они затеяли!
   - Заткнись, - Гнус был немногословен. - Если эта решётка цела, цел и вонд, а значит, и сетка под ним. Догоняешь?
   - Но так не бывает, - Димка всё же опустил сестру; та ухватилась за ногу и не думая отходить.
   - А как бывает? - Гнус взял винт из Жениной ладони. - Ты веришь, будто твоя сестра могла самостоятельно выкрутить шурупы? Просто так, ногтем?
   - Да может она уже сто лет откручена! - воскликнула Мати, прячась от взгляда Гнуса за спиной Стила. - Почём тебе знать?
   - Нет, - заявила Иринка. - Это призраки открутили. Они могут изнутри, не прикасаясь. Я видела.
   Женя с Димкой переглянулись.
   - Жень, прости, но я не верю. Раньше, когда просто разговаривали, ещё верил. Это была своего рода игра. А сейчас... Сейчас не до веселья уже.
   - Отрицание, - Гнус сплюнул. - Одна из стадий столкновения с неизведанным.
   - Чего? - чесал репу Стил.
   - Живём обычной жизнью, допуская существование йети. Однако, столкнувшись с ним лицом к лицу, до последнего будем стараться убедить себя, что перед нами обычная горилла, потому что так проще.
   - Так что дальше-то? - спросил Лобзик. - Ты собираешься лезть в эту дыру? Что ж, всегда пожалуйста, только без меня.
   - Все полезем, - усмехнулся Гнус.
   - Почему ты так решил? - осведомилась Мати. - За всех?
   - Фонарь у нас один, - отозвался Гнус, опускаясь на колени. - Впрочем, кто не боится темноты, может остаться. Выход там.
  
   Само собой, коллективное безумие продолжилось и дальше. Оставаться в темноте, даже на пару с кем-нибудь никто не отважился, а отдавать фонарик Гнус естественно не пожелал. Это было даже хорошо, в большей степени походило на реальность. Ведь в ужастиках персонажи, как правило разделяются - так интереснее, больше сюжетных линий, круче динамика, неожиданный поворот событий, выигранное время. Повседневность куда скучнее: сунулся в лаз, застрял, задохнулся и умер. Остальные не смогли протолкнуться, продолжили путь, сорвались в невидимую нишу, переломали себе все кости и тоже умерли. Кому повезло - мгновенно, кому нет - в муках продержались ещё дня два-три. Смысла в этом не было никакого. На какую матрицу записались часы предсмертной агонии каждого - доподлинно неизвестно.
   Женя мотнула головой. Гулко ударилась об оцинковку. За шиворот посыпалась ржавчина, вперемешку с дохлыми пауками. Последние заселили коллектор с непонятной мазохистской целью - пропитания тут не было никакого, только смерть. Убогость мышления доконала членистоногих. Собственно, и человек, с его завышенным интеллектом, думается, закончит похоже. Всё дело во времени и в масштабах. Конец же у всего живого будет один. И тут без иллюзий - вечной жизни не существует.
   Сзади огульно выругались. Женя невольно притормозила и получила лбом в попу.
   - Габариты, что ль, зажги, - прошипел Лобанов. - Башку уже всю отбил.
   Женя так и не придумала, что ответить быдловатому подростку, решила молча ползти дальше. Смысла пререкаться с Лобзиком не было, тем более внутри коллектора, где и дышалось-то с превеликим трудом.
   Первым в лаз проник Гнус. Долго оставался на месте, тщательно освещая внутреннее пространство коллектора, словно в темноте кто-то прятался. Затем вылез, потёр нижнюю губу, как терзаемый сомнениями спелеолог, сплюнул и, махнув рукой, мол, за мной, заново полез на корячках в темноту.
   Оставшиеся снаружи с минуту переглядывались, пока свет от фонарика не померк окончательно. Вслед за Гнусом, со словами "твою-то мать!" полез Стил. Мати, естественно, за ним. Потом Димка с Иринкой - мелкую даже упрашивать не пришлось, видимо, фантом совсем не вызывал страх, а напротив, подогревал и без того нездоровое любопытство. Пока Женя, по обыкновению, втыкала подошёл Лобзик, манерно уступил очередь, прошептав "только после дам". Плевала Женя на эту манерность, а полезла в темноту, только чтобы не оставаться с парнем наедине.
   Так и пресмыкались змейкой, изредка останавливаясь перевести дух, да переброситься парой-тройкой хладнокровных "любезностей".
   Сейчас и Женя оказалась на чужой территории, так как была в коллекторе всего один раз. Ориентиров она не запомнила, да и не до этого ей было сегодня поутру. Тварь тащила за собой - только кости трещали! Что могла означать такая спешка? Может быть, времени осталось в обрез? Но до чего? Что за событие должно произойти, которого так страшится пришелец из другого мира?
   И тут Женю буквально пригвоздило к месту.
   Лобанов снова стукнулся; с выражением изрыгал проклятия, но Женя не обращала на парня внимания. К горлу подкатил ком желчи. Она на силу сдержала рвотный позыв.
   - Чего у вас там ещё? - обозлённо проскрипел Гнус.
   Женя зажмурилась, быстро поползла вперёд, придавливая рассечёнными ладонями Димкины шнурки. В конце концов, она немыслимо разогналась, а коллектор закончился. Затормозить Женя не успела и свалилась вместе с Димкой и Иринкой на не успевшую отползти Мати.
   Когда куча мала кое-как разобралась из коллектора осторожно выглянул Лобзик. Покрутил пальцем у виска, спустился на площадку вентиляционной шахты. Задрал голову, посмотрел вверх, куда светил Гнус, не обращая внимания на излишнюю суету.
   - Не хилая высота, - присвистнул Лобзик. - Наружу ведёт.
   - Не был здесь никогда? - спросил Гнус.
   - Не-а. Тут для меня заповедная территория, - парень огляделся по сторонам. - И не минировал я тут ничего, зря только наезжали. Сюда, по ходу, штоки всех вентиляционных каналов выходят на разной высоте. Лёгкие убежища.
   - Смотрите, как красиво запел, - съязвила Мати, потирая отбитые рёбра. - А вы чего так пришпорили? Иринке плохо стало?
   Иринка, вновь став объектом всеобщего внимания, ничуть не смутилась.
   - Я в норме, - и показала большой палец - а-ля Головастик из второй части про чужих.
   - Прорва, - усмехнулся Гнус, наблюдая, как мелкая, не без интереса, снимает с ушей дохлых пауков, запутавшихся в собственной паутине, и оправляет платьице, некогда бывшее в горошек.
   - Так чего случилось? - спросил Димка, обеспокоенно заглядывая в Женины глаза.
   - Я не рассказала, чем закончился мой последний сон.
   Мати обняла себя руками за плечи. Ребята не двигались. Иринка задрала голову, чтобы видеть Женино лицо.
   - Там всё взорвалось, наверху. Точно сказать не могу, но было похоже на взрыв атомной бомбы, - Женя машинально ощупала кожу на лице. - Воздух сделался раскалённым, и я... я... Я сгорела.
   Повисла гнетущая тишина. Потом наверху назидательно скрипнуло, словно кто-то подслушивал и желал поскорее узнать, все подробности Жениного кошмара.
   - Час от часу не легче, - признался Лобзик, наблюдая, как в свете фонарика Гнуса вращаются высоко над головой лопасти реликтового вонда.
   Остальные тоже задрали головы, будто соблюдая порядок священного ритуала.
   - Это всего лишь кошмар, - воткнул в спину нож Димка.
   - Действительно, пришельцы - ещё ладно, - Мати поёжилась. - Но война, тем более, сейчас. Это бред!
   - Ну, мать! - восхитился Стил, которому, такое ощущение, было плевать на всеобщее беспокойство.
   Женя улыбнулась.
   - Кажется, я понимаю, почему фантом причиняет мне боль, - она подошла к стене, ухватилась пальцами за скобы ведущей наверх лестницы. - Он в таком же положении, что и я. В него никто не верит. Хотя он спешит помочь.
   Не дожидаясь ответной реакции, Женя полезла вверх.
   Поначалу было тяжело, но когда снизу пробился конус света и зазвучали гулкие удары ботинок об скобы - заметно полегчало. Да так, будто за спиной выросли крылья.
   Поднимаясь, Женя летала в облаках.
   "Интересно, как там у них? Возможно даже, они умеют летать. Как птицы... или ангелы. Ведь даже время подвластно им, а смерть - вовсе не приговор".
   Защитная сетка под лопастями вонда была не месте. Собственно, чего-то другого Женя и не ожидала. Аккуратно пошатав конструкцию, она ступила на предохранительный пандус у стенки шахты, дав возможность подняться Гнусу и следовавшим за ним ребятам. Лопасти, скрипнув, пришли в движение. Вниз по шахте промчался холодный сквозняк. Женя вдохнула, сходства с кошмаром не было никакого.
   - Что тут у нас? - Гнус протиснулся мимо Жени, принялся изучать крепление сетки. - Ага, вот он.
   - Ну-ка дай посмотреть, - полез Лобзик.
   Гнус оступился.
   Щёлкнув по носу любопытной Иринки, винт скрылся в темноте, оставив тайну не разгаданной.
   - Поганое недоразумение, - выругался Гнус, и по осанке парня Женя поняла, что вслед за винтиком полетит Лобанов.
   - Да я только посмотреть хотел! - оправдывался Лобзик, прячась за Стила и Мати.
   - Гнус, потом разберётесь! - крикнула перепуганная Мати, балансируя над чёрной бездной. - Повалите всех, идиоты!
   Гнус долго остывал, гоняя пучком света Лобзика из угла в угол. Потом сплюнул и принялся за винты.
   - Может так даже лучше, - тихо сказал Димка. - Ведь не может быть два одинаковых винта...
   - Ты прав, - кивнула Женя, как и все сторонясь Гнуса. - Не может.
   - Лом вам в глотку, - отозвался Гнус. - А это тогда что?
   Все вытянули шеи, силясь разглядеть что-то там, на ладони Гнуса.
   - Похож, - согласился Стил. - Но я таких найду сколько угодно.
   - А мне посмотреть! - попросила Иринка, и Гусу пришлось наклониться.
   Мелкая долго рассматривала винт, потом заявила:
   - А ты брось его вниз, посмотрим, появится заново или нет.
   Гнус хмыкнул, а Женя объяснила:
   - Ирина, боюсь это работает немного иначе.
   - Мозги у вас иначе работают! - не сдержалась Мати. - Гнус, ломай эту решётку, достало уже!
   Гнус поднёс винт к Жениному лицу, ничего не сказал.
   Это был тот самый винт, с отколотой шляпкой, покрытый ржавчиной, одна из версий которого навеки канула в извечной тьме. Вселенная и впрямь была защищена от распада. Случайности вовсе не были таковыми. Событийность имела чётко выстроенный алгоритм. Размеренное, на первый взгляд, течение жизни являлось фикцией.
   - Чтобы чего-то достичь, нужно от чего-то избавиться, - прошептала Женя, понимая, что в который уже раз сходит с ума.
   - А это откуда? - не понял Стил.
   - Библия? - неуверенно выговорила Мати.
   - Третий закон Ньютона, - отозвался Димка. - Одна из его интерпретаций.
   - Ну всё перемешали, - растянуто проговорил Лобзик.
   Гнус посмотрел на Женю.
   - Уверен, совсем скоро всё станет ясно.
   - Думаю, намного раньше, чем кажется.
   Гнус взмахом локтя сбил сетку с кронштейнов.
   - Головы!
   Все вжались в стенки шахты, став тенями. Кажется и впрямь грохнул ядрёный взрыв. Покорёженный металл пролетел вниз по шахте, сыпля искрами, заглушая слух раскатистыми стонами. Такое ощущение, будто стонал сам бункер, как человек наглотавшийся битого стекла.
   Женя провела влажными пальцами по лицу. Стёрла грязь и ржавчину. Пригладила всклокоченные волосы.
   Напротив, ухватив брата за штанину, вздрагивала Иринка. Видимо перепугалась до коликов, так что даже орать не могла.
   Мати неровно дышала, мысленно прибывая где-то далеко. Стил безуспешно пытался образумить подругу, шепча что-то на ухо. Один Лобзик улыбался от уха до уха, всем своим видом показывая, что кромешный трешь устраивает его намного больше, чем лишняя болтовня.
   Гнус тем временем был уже на верхней площадке.
   - Давай мелкую!
   Димка, не без труда, оторвал прилипшую сестру от штанины, подал под мышки Гнусу. Иринка сверкнула грязными сандалетами и резко ушла вверх.
   - Я последняя, - заявила Мати тоном, не терпящим возражений.
   - Как скажешь, мать, - подмигнул Стил, карабкаясь вверх.
   Когда все очутились наверху, Женя во всех подробностях рассказала, как вонд громыхал по шахте в её сне.
   - Ты ещё пораньше не могла сообщить?! - Лобзик на всякий случай отодвинулся от махины.
   Гнус попробовал на прочность; вонд отозвался томным скрипом.
   - Недолго осталось железяке, - диагностировал Гнус. - А нехилый квест вышел.
   - С вами, дебилами, спятишь! - Мати, распихав всех, полезла на тусклый свет, на сей раз не особо заботясь о юбке.
   - Рассвело уже, - сказала Женя.
   - Отец убьёт, - вздохнул Димка.
   - Не дрейф, Самоха, может ещё обойдётся, - подмигнул Стил, направляясь вслед за Мати.
   Иринка потянулась следом, и Димка отошёл.
   - Ну, и что ты обо всё этом думаешь? - спросила Женя Гнуса.
   Парень погасил фонарик.
   - Говоришь, война?.. - задумчиво произнёс он. - Тогда всё логично: тут можно выжить, - Гнус помолчал. - Вопрос в другом: когда и как всё начнётся?
   Женя вздрогнула.
   - Есть что-то ещё, о чём ты не рассказала?
   Женя покосилась на уродливый вонд. Сейчас, без света фонаря, тот походил на затаившегося паука: хищник ждал добычу, которая совсем скоро побежит с поверхности земли вниз, в его стальные сети, пропитанные серной кислотой, чтобы придаться мукам искупления.
   - Механоиды. Я видела одного из них в небе перед взрывом. А он видел меня.
  
   ГЛАВА 10. ИПС.
  
   Целтин подошёл к письменному столу, взглянул на энцефалограмму головного мозга индивида. Признаться такого он ещё не видел. Амплитуда альфа-ритма просто зашкаливала - спокойные себя так не ведут, а если и ведут, то совершенно не так. Бета-ритм в лобных областях практически отсутствовал. Хотя достаточно одного мимолётного взгляда на спеленатого, как становилось понятно: никаким стимулом тот не обременён.
   - А что в случае со сном? - спросил Целтин, оборачиваясь к Панфилову.
   - Вы про бета-активность? Что ж, тут всё в норме. Видите ли, вся моторика, не связанная с мышлением или простейшей умственной активностью, без патологий. Однако всё, что принято относить к проявлению самосознания, осознанности, человечности, что ли, - всего этого нет. Взгляните на гамму. Даже у животных с вживлёнными электродами она прослеживается. Тут же пусто.
   - Вы проводили такой опыт? - с неподдельным ужасом в голосе спросил Целтин, заново отрываясь от бумаг.
   - Что-то не так? - пристально смотрел в ответ Панфилов.
   - Это бесчеловечно. Или вы решили зарубить под Самарой второй Харбин?
   Панфилов долго молчал, состязаясь с Целтиным, в кто кого пересмотрит; потом сдался, улыбнулся.
   - Видите ли, Сергей Сергеевич, говоря о человечности, вы не совсем понимаете, что это понятие не относится к данной особи.
   - Что? - Целтин уставился на привязанного малого, никак не реагирующего на беседу, словно всё в этом мире перестало для него существовать. - Что вы имеете в виду? Как это не человек?
   Панфилов покосился на трущего подбородок Громова.
   - Возможно, не всё из происходящего под крышей пансионата тебе понравится, - медленно проговорил федерал. - Не тот ты человек Целтин, который бросит на алтарь науки всё, включая человечность. Но тот же Харбин показал, что в определённые моменты лучше стать животным, дабы спасти следующие поколения, нежели пустить всё на самотёк, в треклятый раз уповая на божественный промысел.
   - От чего вы так жаждете спастись? - развёл руками Целтин. - Человек, вот от чего прежде всего нужно спасать поколения. На данном этапе, если кто и способен причинить нам вред, то только мы сами.
   - Ты во многом прав, - вздохнул Громов. - Но не тебе судить причастных. Думаю, где-то там... каждому из нас воздастся по полной за все земные деяния.
   - Так смысл их совершать, если можно предотвратить, замедлившись?
   - В том-то и дело, что замедляться нельзя. Смерть, вот что гонит всех нас вперёд, как бы глупо это не прозвучало. В своём стремлении что-то познать человек разгоняется до умопомрачительных скоростей, буквально сметая всех и вся на своём пути. Преграды перестают существовать, кажется ещё суть-чуть и запредельный горизонт откроется тебе... - Громов помолчал. - И тут появляются такие, как ты Целтин, суют палку в колёса, напоминая о морали и этике.
   - Разве я в чём-то неправ?
   - В том-то и дело, что прав, но сворачивать поздно. Система запущена. Шестерни крутятся. Даже если сверну я, придёт кто-то другой, и гонка продолжится, помяни моё слово.
   Панфилов откашлялся.
   - Взгляните на мю-ритм. Зеркальные нейроны отсутствуют, особь совершенно не склонна к самообучению. Простейшая нейронная сеть запросто уделает данную копию.
   - Копию?
   Панфилов прикусил язык, но Громов кивнул, давая понять, что можно продолжить.
   - Да, копию, Сергей Сергеевич, вы не ослышались. Сидящее перед вами существо - клон. Объект: два, точка, один.
   - Но ведь клонирование человека запрещено, - в ужасе проговорил Целтин.
   - Без палева можно всё, - сухо заметил Громов.
   - Вы хоть понимаете, что такое говорите? - Целтин смотрел в упор на Громова, словно в надежде, что тот улыбнётся, обозначив тем самым конец шутки и всего этого кошмара. Однако полковник оставался серьёзным, а значит, происходящее являлось частью реальности, как бы Целтину не хотелось обратного.
   - Сейчас, в первую очередь, понять должны вы сами, - сказал Панфилов, шурша какими-то бумагами. - Просто понять, что всё в действительности обстоит так, как мы вам говорим. Да, как уже заметил полковник, некоторые моменты так сразу принять трудно, но всё же постарайтесь, иначе нам будет очень сложно найти общий язык.
   - А вы думаете, такой существует?
   - Что? Общий язык? - Панфилов гадко улыбнулся кукольным личиком. - Поверьте, именно наш с вами, да.
   Целтин молчал, не зная, как быть. Внутри всё неистовствовало: брось чёртов чемодан и беги прочь! Так, чтоб только пятки сверкали! И по фиг, что всё равно найдут! Лишь бы подальше отсюда, от этого треклятого пансионата, в котором поселилось высокоинтеллектуальное зло, скрывающееся под маской добродетели! А, собственно, когда было иначе? Во все времена и эпохи всё обстояло именно так. Потому что человечество неисправимо. Как над ребёнком, попавшим в дурную компанию, полностью утрачивается контроль, так и человечество мгновенно падает морально, дозволь ему лишь раз чего-то достичь, пройдя по головам соплеменников. Яблочко от яблоньки. Вот он, гнилой плод, тот самый, что когда-то раньше считался запретным!
   - Вторая серия, - тихо проговорил Целтин, решив немного передохнуть - спорить с федералами оказалось сложно, даже сверх меры, такого он не ожидал. - Значит, до него были другие?
   Громов откашлялся.
   - Экземпляры первой серии были нестабильны, - пауза. - Средняя продолжительность жизни - порядка двух-трёх недель.
   - Причём очевидных патологий не наблюдалось, - перехватил эстафету Панфилов, заметив, что у полковника быстро падает интерес. - Особи просто умирали во сне, словно внутри них срабатывало некое потаённое реле. Мы десять лет бились над геномом, в результате чего, удалось существенно увеличить продолжительность жизни. Данная особь активна четыре месяца, каких-то отклонений по-прежнему не наблюдается, как и в случае с первой серией. Но... мы уверены, что это уже предел, - Панфилов снова покосился на Громова, как бы спрашивая разрешения.
   Полковник кивнул.
   - Видимо, всё дело в самосознании. В человечности, что ли, о которой вы только что упоминали. Или, чтобы было совсем понятно, в душе.
   Целтин глубоко вздохнул.
   - В душе, говорите?
   Федералы молча ждали - свои карты они открыли. Да, частично, но на данном этапе и их побить было не так-то просто.
   - Сколько таких было в первой серии?
   - Для тебя это так важно? - спросил Громов.
   - Скорее для вас, - пожал плечами Целтин. - Озвучив цифру, вы и сами сможете понять, почему ваши особи больше похожи на овощи.
   - Шутить изволите? - напрягся Панфилов.
   Громов цыкнул, как на брехучую шавку.
   - Так сколько? - переспросил Целтин с грустной улыбкой на лице.
   - Много, - ответил Громов. - Очень много.
   - Поэтому и нет софта, - прошептал Целтин. - Создавать людей искусственно нельзя. Особенно таким, как вы.
   - Опираясь на что вы сделали такой вывод? - влез Панфилов.
   - А вам самим разве непонятно? - вздохнул Целтин. - Вы силитесь перестроить систему, которая создавалась не вами. Вам о ней ничего неизвестно. О жизни, которая нам дарована чем-то свыше. Вы можете лишь создавать копии, жалкие подделки, которые никогда и ни за что не получат души! А если что-то и придёт, то из места, подобного нашему, где окончательно всё прогнило.
   Панфилов хотел сказать что-то ещё, но одного взмаха рукой Громова оказалось достаточно, чтобы помощник захлопнулся.
   - Это всего лишь теория. Поверь, за десять лет работы я наслушался ещё и не такого. Если принимать близко к сердцу всё, можно запросто сойти с ума. Я пока адекватен, а следовательно, в состоянии принимать взвешенные решения.
   - Чего вы от меня хотите? - в лоб спросил Целтин. - Соню я не отдам.
   Миг царила тишина. Потом Панфилов громко рассмеялся. Не по-человечески, с жабьим бульканьем и подвыванием, так что сделалось жутко.
   Целтин всё ждал, когда Громов пресечёт неадекватную выходку своего подчинённого, но полковник ничего не предпринимал, и лишь спустя ещё какое-то время до Целтина наконец дошло, что это, своего рода, терапия, основанная на диагнозе, "как не нужно себя вести в обществе высокопоставленных федералов".
   Панфилов досмеялся до нервных спазмов, перешедших в приступ икоты. Говорить он не мог, поэтому ответил Громов:
   - Твоя "девчушка" пройденный этап. Не скрою, первоначально она попадала в сферу интересов службы, но на данный момент живая кукла нам не нужна.
   - Ну конечно, вам нужно больше, - проговорил Целтин. - Мне следовало догадаться самому.
   - Всё верно, - кивнул Громов. - Ты нужен нам, чтобы переместить ИПС с одного носителя на другой.
   - Хотите сказать, из девочки в него? - Целтин безразлично указал на клона.
   - Да.
   - Откуда вам известно про девочку? - кое-как выдавил из себя Панфилов, утирая бриллиантовые слёзы.
   - Из собственных источников, - вздохнул Целтин. - А что, если я откажусь?
   Громов сыграл желваками.
   - Я не сторонник силовых методов, но сейчас другая ситуация. Мы и без того сильно отстаём от графика, а моему начальству нужны результаты. Ты помогаешь нам и можешь быть свободен, в противном случае, мы заберём "Соню".
   Целтину показалось, что подвальное помещение перевернулось кверху дном, как это совсем недавно проделал кабинет Громова. Дышать сделалось тяжело, а к голове прилила лишняя кровь. Пространство вокруг завертелось в какой-то неуёмной чехарде, и без того тусклый свет и вовсе померк. Пришлось вскинуть руки, чтобы хоть о что-нибудь опереться, в противном случае, устоять на ногах Целтин навряд ли бы смог.
   - Сергей Сергеевич, с вами всё в порядке? - послышался откуда-то издалека писклявый голос Панфилова. - На вас лица нет.
   Целтин на силу сморгнул. Тёмная ширма скользнула в сторону. Занавес поднялся, пролив свет на опостылевшую реальность.
   Ничего особо не изменилось. Громов стоял на прежнем месте, у скамейки с приборами. Панфилов смотрел с прищуром, обмахивая себя стопкой бумаг. Клон бездействовал, и в данный момент Целтин завидовал ему, как никому на свете. Нет сознания - нет проблем. Вот она, истина. Проблемы у других, кто якобы в сознании и изнывает от противоречий.
   "А существует ли в бессознательном состоянии хоть что-нибудь?"
   - Извините, воды нет, - пожал плечами Панфилов. - Вам уже лучше?
   Целтин кивнул, понимая, что ему ничуть не лучше. Стоять позволял только допотопный сейф, из каких раньше выдавали зарплату, в который, на манер подпорки, уперлась левая рука. Не будь его бронированной стенки, Целтин давно бы растянулся на полу, делая ртом, как рыба.
   Под лобной костью грохотал безумный сонм: "Ты помогаешь нам и можешь быть свободен, в противном случае, мы заберём Соню".
   Как, оказывается, легко сломить человека - достаточно лишить смысла жизни и вот, перед тобой больше не личность, а угодливая марионетка, которая так и скачет на ниточках, дожидаясь, какую команду сообщит вага.
   - Знаю, что для принятия столь непростого решения требуется время, - Громов откашлялся. - Но даже понимая всю сложность ситуации, в которой ты оказался, Целтин, я требую ответ немедленно. На войне, как на войне. Либо вместе, либо по разные стороны баррикад - уж не обессудь.
   - Вы не подумайте, что мы предлагаем сотрудничество без какого-либо поощрения, - взвился Панфилов. - Служба щедро заплатит. А в случае успеха, все мы...
   - Панфилов, выйди, - сухо приказал Громов.
   - Но... - По лицу помощника прогулялась чешуйчатая рябь; Целтину показалось, что кожа вот-вот лопнет, показав истинную суть федерала.
   - Выйди.
   Громов подождал, пока Панфилов, шаркая на манер обиженного школьника, не пройдёт мимо него.
   - Так, наверное, будет лучше, - сказал он, когда за помощником захлопнулась дверь. - Панфилов хороший советник. Толковый. Но, бывает, его малость заносит.
   - У всех нас свои недостатки, - растянуто проговорил Целтин.
   - В этом с тобой не поспоришь. Так что?
   - Всего один вопрос, прежде чем я дам окончательный ответ.
   - Спрашивай.
   Целтин облизал пересохшие губы.
   - Зачем вам это? Чего вы пытаетесь добиться, играя в бога? Разве мы не проходили этого раньше?
   Громов улыбнулся.
   - Всего один вопрос, говорите? Хм... Так на какой же ответить?
   Целтин смотрел на полковника таким взглядом, какой мог бы запросто утопить.
   - Похоже, ты его ещё не задал...
   - Что станет с девочкой, после отделения ИПС?
   - Ну конечно, как я сам не догадался, что тревожит тебя первостепенно, Целтин, - Громов помолчал. - Если честно, понятия не имею.
   - Вы требуете дать немедленный ответ, а сами даже не можете ничего гарантировать, кроме материального поощрения? - Целтин не сумел сдержать язвительной улыбки. - Неужели вы думаете, что когда бог создавал наш мир, единственное, о чём он думал на шестой день творения, это сколько ему заплатят?
   - Замолчите! - Громов опустил руки, ладони сжались в кулаки. - Не вам судить наши методы. Ваша задача куда более приземистая, думайте, в первую очередь, о ней. А уж мы как-нибудь проживём со своей твердыней!
   - О какой твердыне идёт речь? У вас нет ничего нерушимого, только голые теории и страх неведения. Всё что вы имеете, пришло к вам с другой стороны. А вот что со всем этим делать - колоссальный вопрос. Ведь достаточно простейшей ошибки, чтобы известный нам мир перестал существовать, - Целтин знал, что перегибает, но поделать с собой ничего не мог.
   Громов шагнул навстречу; из глаз полковника били молнии.
   В приоткрытую дверь заглянул Панфилов; хотел что-то сказать, но не успел. И без того тусклый свет погас, погрузив подвальное помещение во мрак.
   Целтину почудилось, будто один из кулаков Громова всё же достиг цели, и его жалкая душонка несётся прямиком в тартар, потому что мысленное "да" он уже сказал, чего делать было нельзя под угрозой вечных мук!
   Заново включился свет.
   Целтин близоруко огляделся, понимая, что в очередной раз поспешил себя хоронить.
   В подвал ураганом влетел Панфилов, склонился над оборудованием. Убедившись, что электрика в норме, достал из кармана маленький фонарик, пошёл измываться над клоном.
   Громов стоял, не шевелясь, такое ощущение, поражённый одной из молний, что били из его же собственных глаз.
   - И часто так? - спросил Целтин, беспокойно оглядываясь по сторонам.
   Громов вздрогнул, словно только сейчас начал заново воспринимать реальность.
   - Напряжение скачет, как только эта тварь активизируется, - быстро ответил Панфилов, занятый своим делом.
   - Девочка?
   - Черта-с два это девочка! - Панфилов отвернулся от клона. - У меня дочка и две племянницы - вот это девочки. А это... Не знаю, чем по своей природе является ИПС, но если вы человек верующий, тогда запросто признаете в нём демона!
   - Панфилов! - Ноздри Громова расширились, став похожими на воздухозаборники самолёта.
   - Понял, больше не буду.
   - Хорошо, - полковник обернулся к Целтину. - Идём. Раз тебя так интересует судьба этой, так и быть, девочки, посмотришь, на что она сейчас похожа. Хотя... Зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных.
   - Вы не ответили на мой вопрос.
   - Да? - Громов кивнул. - Мне кажется, тебе самому куда проще ответить на свой же вопрос.
   - Не понял.
   - Дело в том, что я понятия не имею, что сталось с личностью девочки, если эта личность вообще существовала. Ты наверняка ещё не забыл, что доктор Хайнц, после контакта с ИПС, остался инвалидом, - Громов как-то странно взглянул на Целтина. - Правда есть одно "но".
   - Какое?
   - Временное хранилище, - улыбнулся Панфилов, вновь отсвечивая латексной кожей.
   - Хранилище?
   - Именно. Или вы по-прежнему считаете, что "Соня" - целиком и полностью ваш продукт?
   Целтин попеременно смотрел то на серьёзного Громова, то на улыбающегося Панфилова, понимая, что они с Женей, задавшись целью во что бы то ни стало помочь Соне, позабыли нечто очень важное.
  
   - Сергей Сергеевич, вы действительно думаете, что Соня, это... - Женя осеклась, принялась массировать виски, глядя на собственные коленки, словно в них заключался смысл всей её жизни.
   - Я последнее время стараюсь вообще не думать, - Целтин тяжело вздохнул. - Потому что окончательно запутался. Похоже, мы столкнулись с чем-то фундаментальным. Поистине не поддающимся объяснению, на чём, собственно, и замешан наш мир. Боюсь, понять не получится, как ни старайся, слишком мало данных. Это всё равно, что заставить пятилетку найти ошибку алгоритма и исправить её. Немыслимо. А потому, не имеет очевидного смысла.
   С возвращения из Воротнего прошло два дня. Целтин их толком и не заметил, потому что они пролетели, как бред. Увиденное в стенах пансионата не давало покоя, а с этим грузом теперь жить. Да, вне сомнений, со временем буря в душе уляжется, а ураган противоречий ослабнет. Появится возможность, вздохнув полной грудью, всё переосмыслить. С какой целью пока не совсем понятно. Хотя... Цель у них с Женей по-прежнему одна.
   - Что вы им сказали?
   - Что, прости?
   - Какой ответ вы дали? Они ведь не заберут Соню?
   Целтин тёр подбородок. Последнее время Женя мало говорила, если только с Соней. С расспросами не лезла и вовсе, словно прочла мысли босса, синхронизировавшись с тем на ментальном уровне. Как такое возможно - не совсем понятно. Однако столкнувшись с неизведанным, Целтин допускал многое, вплоть до телекинеза. Подобный дар больше не казался чем-то несуразным, он являлся частью реальности, точнее событийности, так как навряд ли был от мира сего. По воле учёных и федералов в нашу действительность проникло что-то извне. Две ментальные сущности, о которых на планете Земля ничего не было известно. Одна сразу же обзавелась телом, другой похоже просто не нашлось места в этом безумном мире.
   Целтин мотнул головой, предвидя барьер, о которой можно снова больно стукнуться, так и не поняв, откуда тот взялся на пути.
   - Так или иначе, но придётся переехать.
   - Но куда?
   - Видишь ли, Женя, я бы ни за что не согласился учувствовать в этом безумии, если бы не очередное "но".
   - Всё-таки вы думаете, что Панфилов прав...
   - Мне хочется так думать. Потому что это единственный шанс спасти... Светлану, - Целтин сделал паузу. - И не важно, что она собой представляет.
   Женя всё же оторвалась от коленей. Ответила вопросительным взглядом.
   - Не думаю, что её появление в нашем мире было задумано изначально, как всё остальное. Зачем-то она пыталась пройти, пусть и в забвении. Но что-то её остановило... Собственная ошибка или некий сбой - доподлинно неизвестно.
   - Но ведь, получается, её сущность всё же уцелела.
   - Верно, - Целтин по привычке принялся шарить по карманам в поисках сигарет. - Это ещё раз доказывает, что есть некий сдерживающий фактор - Вселенная защищена от посягательств извне. По крайней мере частично, какое-то время, словно дожидаясь реакции.
   - Опираясь на случайности? - задумчиво проговорила Женя, глядя в окно, на ноги прохожих. - Не хочется уезжать, я привыкла к этому месту.
   Целтин лишь развёл руками, подразумевая, что ничто не вечно.
   - Как она сейчас? Светлана?
   Целтин долго молчал. Потом ответил:
   - Я никогда не верил в чудовищ. Но они и впрямь существуют.
  
   Пройдя подвальное помещение насквозь, они очутились в узком коридоре с полукруглым сводом, как в каких-нибудь военных катакомбах. Милитари прослеживался всюду: в допотопных светильниках под потолком, размером с голову ребёнка, на которую надели шлем для каких-то чудовищных экспериментов; в пожухлой зелёной краске на стенах, скрутившейся от веяния времени в причудливые барашки, прикасаться к которым отчего-то совсем не хотелось; в распределительных щитах, чередующихся с пожарными стендами, ломящимися от изобилия всевозможных колюще-режущих приспособлений, способных привести в экстаз любого мастера пыток древности.
   Пахло остановившимся временем...
   Целтин толком и не помнил, откуда взяла начало эта аналогия. Кажется, Женя заразила, когда они лазали по подвальному помещению вместе с электриками, устанавливая дополнительные трансформаторы для нового оборудования лаборатории. Чем именно пахло, сказать было сложно. Некая смесь, собравшая в себе прелую сырость, цементную крошку и запах нечистот. Почему время пахнет именно так, знала одна только Женя. Сразу Целтин не спросил, а потом стало не до этого.
   Коридор уткнулся в бойлерную. Всё оборудование тут стояло. Такое ощущение, будто они и впрямь обогнали остановившееся время, оказались в будущем, когда потребность в тепле и горячей воде попросту отпала. Может быть, наверху вообще ничего не осталось. Упала комета. Или случилось крупномасштабное землетрясение. Хотя, скорее, люди озверели настолько, что перерезали друг другу глотки без особой причины. К этому уже давно всё идёт, это кажется наиболее логичным. Остальное не имеет смысла. Человечество вымрет отнюдь не случайно. Оно само подведёт черту, просто чтобы доказать чему-то незримому, что оно может и так!
   - Осторожнее, - предупредил Громов, притормаживая. - Тут повсюду трубы, смотри под ноги, иначе запросто свернёшь шею.
   Целтин придурковато кивнул, совсем как больничный идиот, который не понял сути вопроса, а совершил телодвижение только потому, что так делают все.
   Труб и правда было много, приходилось перешагивать. Целтину это даже нравилось - препятствия на пути немного успокоили ход мыслей. Теперь он думал не о глобальном, что могло затянуть недальновидное человечеству в пучину вечных страданий, а о том, как бы, чего доброго, не разбить голову об очередной сифон или не запутаться в пучке невидимого кондуита, змеёй плетущегося вдоль бетонных швов.
   Бойлерная закончилась узкой металлической дверью. За ней поджидала винтовая лестница ведущая ещё ниже.
   - Бомбоубежище, - пояснил Громов, пропуская вперёд Панфилова. - А ты как думал?
   Целтин пожал плечами - среди того безумия, с которым уже пришлось столкнуться, бомбарь казался чем-то обыденным, само собой разумеющимся.
   Громов вынул из кобуры пистолет, передёрнул затвор.
   - А это ещё зачем? - простонал Целтин.
   - На всякий пожарный, - сухо отозвался полковник. - Панфилов, не спеши.
   Спуск занял минуты две-три. Продвигались они медленно, Громов то и дело останавливался, к чему-то прислушивался, кликал убежавшего вперёд помощника, и только дождавшись ответа, продолжал спуск, маня за собой Целтина свободной рукой. При желании, сбежать вниз по ступенькам можно было секунд за десять, однако Целтин не лез с расспросами, чем вызвана такая задержка - по всему видно: федералы на взводе, лишний раздражитель им ни к чему.
   Панфилов поджидал у герметичной двери, в которую, при желании, мог протиснуться БТР. Помощник Громова, такое ощущение, не испытывал тревоги своего шефа, был бодр и весел. Со стороны могло показаться, что федералы разделили между собой не только прямые обязанности и полномочия, но и чувства: один хранит трезвый расчёт и выдержку, другой при этом изнывает от нездорового научного интереса. Хотя Целтин уже убедился: Панфилов неадекватен. Все адекватные отказались, у Громова просто не было выбора.
   Громов убрал пистолет обратно в кобуру, принялся колдовать над замком. Целтин отметил, что реликтовый запор в виде колеса дополнили электронным считывателем. На краю двери сверху крепился тревожный шлейф передатчика. Приёмник установлен рядом, на бетонной стене. Проникнуть внутрь и выбраться наружу из убежища незамеченным - не получится. Странно, что обошлось без электрического тока, хотя наверняка у федералов есть свои заморочки, куда покруче "забора под напряжением".
   Целтин продолжил крутить головой, определяя техническую оснащённость помещения. Три камеры наружного наблюдения. Одна над торцом двери, вторая напротив. Ещё одна спрятана в нишу, даёт общую панораму площадки перед дверью. Судя по жужжанию шагового двигателя, оборудована датчиком слежения. По любому, соединена с системой распознавания лиц, потому что караулит только Целтина - Громов с помощником ею идентифицированы.
   Наличие датчиков системы пожаротушения Целтин объяснить не мог - потребности у федералов в ней вроде как не было. Скорее всего, установлены администрацией пансионата ещё при строительстве и оборудовании убежища.
   Громов чем-то щёлкнул, внутри стен протяжно загудело - такое ощущение, от спячки отошёл древний колосс, карауливший в забвении день страшного суда. Теперь он свободен, осталось лишь выбраться на поверхность земли, чтобы приняться за дело.
   "На создание мира у Бога ушла неделя. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы всё уничтожить?"
   Целтин мотнул головой, отмечая про себя, что религиозная тарабарщина последнее время лезет в его голову всё чаще и чаще. Это не есть хорошо, потому что общеизвестно, в каком случае человеческое сознание чаще всего обращается к религии: когда над головой сгустились сумерки неведения и неясно, как быть дальше.
   Громов отошёл от гермодвери, скользнул к доселе невидимой нише, извлёк что-то продолговатое, приставил к стене. Целтин пригляделся, угадал огнетушитель, судя по раструбу, порошковый. Значит, система пожаротушения тоже дело рук федералов - преосторожные, однако, берегут пришельца, как зеницу ока.
   Громов не дал домыслить, оборвав ассоциативную цепочку в голове Целтина.
   - У тебя в карманах есть что-нибудь металлическое?
   - Что, простите?
   - Мобильный телефон, ключи - что угодно?
   - Существо настолько опасно?
   Громов кивнул, не вдаваясь в подробности.
   - Вы не представляете насколько, - ответил Панфилов, подхватывая под мышку огнетушитель с пола.
   - А это зачем? - кивнул Целтин, шаря по карманам.
   - Вы действительно хотите это знать? - усмехнулся Панфилов, занимая прежнюю позицию чуть сбоку от распахнутой двери, за которой угадывалась внутренняя створка шлюза.
   Целтин развёл руками. В пальцах правой назидательно звякнула связка ключей, словно напоминая: вот она я, не забудь отдать, ведь движешься машинально.
   Громов извлёк из ниши картонную коробку без крышки, протянул.
   - Положи сюда.
   Целтин вздрогнул, на всякий случай заглянул внутрь. Пусто. Хотя он и не мог с уверенностью сказать, что ожидал увидеть на дне... Себя, беседующим с Громовым у того в кабинете полчаса назад? Или нечто несуразное, что не поддаётся логике, как и всё в стенах пансионата?
   А сколько, собственно, минуло времени с момента, как его встретил Панфилов? Целтин не мог сказать точно. Зато вспомнил о часах. Быстро отправил их в коробку, вслед за связкой ключей.
   - Это всё? - Громов медлил. - Нательного ничего нет? Крестик, например, или жетон?
   Целтин отрицательно мотнул головой.
   Громов кивнул. Отвернулся к нише, поставил коробку на полку. Вновь обернулся к Целтину, смерил усталым взглядом с головы до пят, словно всё ещё сомневался, стоит ли вести гостя до конца или пора остановиться, пока не перегнули окончательно?
   - Не будете закрывать? - спросил Целтин, чтобы хоть как-то прервать давящую паузу.
   Громов прищурился, через силу улыбнулся.
   - Нет необходимости. Не волнуйся, вещи никто не тронет, - он выждал театральную паузу. - К тому же ещё неизвестно, вернёмся ли мы все обратно в здравии.
   Целтин сглотнул - вот это точно был перегиб. Полковник явно нервничает, раз не контролирует речь. До сего момента федерал старался удерживать себя от двусмысленных выражений. Сейчас в его голове что-то переломилось, и Целтин знал, что виной всему - страх. А может даже, ужас, потому что творящееся в Воротнем было ни в коем разе не сравнимо с тем, что происходило в Кандагаре, где, по крайней мере, всё было понятно.
   Громов кивнул, будто прочёл мысли Целтина.
   - Вы чего-то боитесь? - не сдержался Целтин, подходя к двери.
   Панфилов вскинул огнетушитель, как базуку.
   - Видели следы от пожара на первом этаже?
   - Да, видел.
   - Когда всё только началось, они позвали батюшку, в надежде, что тот изгонит беса. Но... книжки врут, - Панфилов самонадеянно улыбнулся. - Священнослужители бессильны против ИПС. Горят за милую душу!
   - Как это могло случиться? - Целтин был сбит с толку, хотя уже слышал эту историю.
   - Мы пока не знаем, как подобное возможно, - быстро объяснил Громов, подходя к внутренней двери. - Возможно, ИПС способно генерировать некоторые виды энергии. Что при этом является первоисточником - тоже не особо понятно. Но факто остаётся фактом: оно может поджигать предметы на расстоянии.
   - На священнике загорелся нательный крест, - уточнил Панфилов. - Такое заключение дала судмедэкспертиза.
   - Но это невозможно, - выдавил в который уже раз Целтин.
   Федералы переглянулись.
   - Все готовы? - спросил Громов и, не дожидаясь ответа, толкнул створку внутрь.
   Гула, каким сопровождалось открытие наружной двери, не последовало. Дохнуло смрадом, отборным, так что заслезились глаза.
   Целтин прикрыл лицо, силясь подавить рвотные позывы. Складывалось впечатление, что в убежище устроили братскую могилу. Пахло действительно разлагающейся плотью - сомнений не было никаких! - и это вгоняло в оцепенение. Замерли даже федералы, которые, вроде как, должны были уже привыкнуть каждый день ступать в могилу...
   Хотя как к этому можно привыкнуть при жизни? Тоже, своего рода, нонсенс.
   Пока Целтин сражался со слезоточивыми миазмами, Громов щёлкнул рубильником, и в помещении зажегся свет. Защёлкали стартеры, в кожухах принялся мерцать газ, тени быстро уменьшались в размерах, спеша забиться в ниши и щели.
   Целтин оглядывался по сторонам, но ничего необычного не видел. Зала, размером со школьный спортзал, скорее всего, под спортзалом и расположена. Высокий потолок подпирают могучие колонны. Верхние торцы обрамлены листовым железом. Нижние утопают в застывшем бетоне - такие прямое попадание выдержат, как пить дать! Под потолком паутина из труб дренажного водоотвода - тоже логично, на случай атомной зимы, когда проблема радиоактивных осадков станет первостепенной. Вентиляционные решётки заняли половину стены по левую руку. Где-то в недрах за ними - силовая установка, фильтры, вентиляторы. Вдоль противоположной стены выстроились стеллажи. Пустые. Это понятно, в мирное время, когда с экрана телевизора изо дня в день талдычат, что у нас самые мощные ракеты, как-то не верится, что врагу под силу проломить щит... Тем и опасна современная действительность, что фанатично уверовав в собственную безопасность, больше половины населения страны погибнет быстро и мгновенно, не успев толком понять, что случилось. И тут не нужна атомная бомба, просто массированный артобстрел, даже его осколков будет достаточно, чтобы искромсать любителей постов и селфи, как злокачественный материал.
   Федералы какое-то время не двигались, даже по сторонам не смотрели, только прислушивались. Хотя смрад был уже настолько густым, что казалось, захоти бежать, не получится - увязнешь с головой, как в самой настоящей болотной трясине!
   В руках Громова снова появилось табельное оружие; не уловив опасности, полковник поманил пистолетом за собой, как киношный персонаж. Панфилов с Целтиным поползли, будто безмозглые амёбы, над которыми устроили эксперимент, кто дольше продержится густым и дальше заползёт.
   Под ногами хрустела отбитая плитка. Встречались проплешины, залитые цементом. Кое-где можно было споткнуться об выступающие основания ныне не существующих построек. Целтин пригляделся и понял: некоторые колонны демонтировали, видимо, желая увеличить внутреннее пространство убежища - русский человек он такой, избегает излишеств, даже там, где они необходимы по воле инженерной мысли.
   Почему-то именно сейчас массивный потолок надавил вдвойне - Целтин оказался будто зажатым между жерновами, которые вот-вот войдут в соприкосновение и начнут безумно вращаться, стирая плоть в пыль. Только уверенная поступь акклиматизировавшегося Громова не позволяла отчаянию завладеть разумом. Целтин тряхнул головой и больше не смотрел по сторонам, заставляя себя думать, что ничего интересного в этом месте нет.
   В противоположном от входа конце помещения было возведено искусственное сооружение - металлическая сетка, оплетённая проводами и гибкими трубочками, внутри которых циркулировала тёмная жидкость. Вот и клетка под напряжением, понял Целтин, который ещё изначально ожидал такого поворота событий. Собственно, оригинальностью федералы не блистали - всё под копирку с экрана телевизора и нечего придумывать что-то новое.
   За сеткой располагался автономный жилой модуль - Целтин знал про такие из телепередач про Антарктику или про полёты на другие планеты. Серебристые поверхности, закруглённые углы, тщательно запертые ниши. Провода и трубочки вставлены в штуцеры, последние герметично пронизывают стены - по всему, внутри изолированная атмосфера.
   - Модуль автономен? - спросил заинтересовавшийся Целтин.
   - Да, позаимствовали у Роскосмоса, - улыбнулся Громов. - Только особого толку в нём нет.
   - Почему?
   - Она выбирается наружу. Непонятно как... - Панфилов развёл руками, чуть было не выронив огнетушитель.
   - У вас же есть камеры.
   - Тольку-то, - Панфилов отмахнулся. - Вблизи твари, ничего не работает. Уверен, хм... - Он кивнул на Громова. - Даже пистолет не выстрелит.
   Полковник ответил бронебойным взглядом, так что Панфилов предпочёл, от греха подальше, заткнуться.
   - А огнетушитель?
   Панфилов сглотнул.
   - Священника ведь потушили.
   - Возможно, оно само этого захотело.
   Панфилов глянул на Целтина, как на преподавателя, указавшего на явный недочёт.
   - Вон там, смотрите, - прошептал Громов, тыча рукой под потолок.
   Целтин глянул в указанном направлении, не зная, что искать. Какое-то время он действительно не воспринимал ничего конкретного. Цементные швы, бетон, металлический каркас. Мешала сетка. Ещё отсвечивали лампы... Потом что-то произошло: несколько люминесцентных трубок принялись сначала нездорово мерцать, после чего погасли окончательно, ощетинившись оранжевыми огоньками неисправных стартеров.
   И тут Целтин прозрел... да так, что внутри всё скукожилось.
   На стене, под самым потолком, широко расставив руки и ноги, сидело нечто, отдалённо напоминающее человека. Сидело и не двигалось, высматривая Целтина. Оттого-то всё и скукожилось внутри, от понимания того, что тварь сама захотела, чтобы её увидели. И вовсе не Громов с помощником, а именно Целтин. Ведь приход последнего предсказывался значительно раньше нашествия, задолго до того, как заново открылись врата и плясало многорукое божество, которое не являлось богом априори. Противостояние вступило в решающую фазу, все причастные собрались.
   Тварь тенью бросилась на сетку. Блеснула яркая вспышка. К стене, с грохотом, отлетело что-то тяжёлое, мгновенно закопалось в ворох металлической стружки, замерло, будто раненный зверь.
   Целтин понял, что пятится, только когда споткнулся об кусок отбитой плитки. В голове жужжал разворошённый термитник. Всё вокруг казалось нереальным, абстрактным, вымышленным. Ещё хотелось бежать далеко и без оглядки, потому что последние мысли принадлежали отнюдь не ему - чему-то чудовищному и безжалостному, привыкшему скрываться от дневного света в острой металлической стружке.
  
   В лаборатории было тепло, однако Женя не могла унять озноб, сковавший тело. Она словно дрейфовала посреди Ледовитого океана на льдине, не смея надеяться на скорую помощь. Потому было не совсем понятно, отголоском чего является дрожь: действительно, холода или страха. Но, признаться честно, Жене было всё равно. Волновало другое: случайная, на первый взгляд, цепочка событий, выстроилась в ассоциативную сеть. Сигнал, Соня, кошмары - всё это, да и многое другое, что пока отошло на второй план, являлось частью чего-то цельного, основополагающего, вплетающегося в судьбы всё большего количества людей. Скоро событие достигнет планетарного масштаба, и тогда начнётся кульминация. Во что именно она выльется - доподлинно неизвестно. Но не нужно быть оракулом, чтобы понять: ничего хорошего в ближайшем будущем человечество не ждёт. Если само слово "будущее" ещё продолжает нести смысл.
   - Как вы думаете, что это? - спросила Женя дрожащим голосом, не смея заглянуть боссу в глаза.
   Целтин пожал плечами.
   - Хоть убей, не могу понять, откуда Ницше знал про это.
   - Про что именно?
   - Что бездна может взглянуть в ответ, - Целтин помолчал. - Я не в силах описать, что испытал в тот момент, какое именно чувство... Ты будто становишься раскрытой книгой перед вдумчивым чтецом. Понимаешь, Женя, больше нет никаких сомнений, все твои секреты, мысли, чувства, страхи - принадлежат этому существу. Оно оперирует эмоциями, перестраивает их на свой лад, возвращает обратно, но уже не такими, какими они были раньше. Что-то видоизменяется на подсознательном уровне, в голове словно заводится червь. Ты уже не можешь с уверенностью сказать, твоей воле принадлежит тот или иной поступок; анализировать и мыслить самостоятельно - тоже не выйдет. Знаешь, Женя, мне кажется, прикажи тварь убить, ты убьёшь, не задумываясь о ценности человеческой жизни и даже о последствиях, которые затронут тебя самого.
   - Ужас.
   - Пока ещё нет.
   - Думаете, будет хуже?
   - Видишь ли, Женя, скорее всего, ИПС, заместившая личность Светланы, находится в таком же положении, что и наша Соня. Это вовсе не солдат, пришедший убивать и захватывать. Может быть, учёный или просто статист, которым пожертвовали в угоду эксперимента по замещению сознания...
   - Выходит, они не далеко ушли от нас?
   - Как вариант, - задумался Целтин. - Но мне вот больше кажется, что нагнать пытаемся мы сами. Причём преследуем семимильными шагами. От нас не так-то просто убежать.
   Женя кивнула.
   - Вы думаете, Громов вынашивает план по проникновению в другую реальность?
   - Нет. Правительство не настолько безумно, чтобы открыть врата бездне. Оно уж скорее сбросит на "телепорт" водородную бомбу, чем вознамерится встречать гостей из преисподней, тем более, соваться внутрь. А Громов тут вообще не при чём, просто исполнитель.
   - Тогда зачем вы им понадобились?
   Целтин грустно улыбнулся.
   - Чего боится человек больше всего на свете?
   - Смерти, - предположила Женя.
   - Верно. Смерть способна проделать с сознанием человека ужасные метаморфозы. Одни хотят сойти с ума, чтобы в конце пути ничего не осознавать. Другие, наоборот, желают сохранить разум здоровым, чтобы что-то для себя открыть... Есть такие, которые ни о чём не задумываются, уверенные, что обретение смысла - залог блаженных, а от жизни нужно брать всё здесь и сейчас. Трудно сказать, кто прав; да и вообще дискутировать на данную тему, за неимением хоть каких-то основополагающих знаний - глупо. Сколько людей, столько и мнений, но я уверен, никто на планете Земля не скажет "нет", предложи ему однажды вечную жизнь.
   Женя испуганно взглянула на Целтина.
   - Федералам нужно именно это?
   - Пока они просто хотят попробовать перенести сознание из одной головы в другую и посмотреть, что из этого получится.
   - Они безумцы или глупцы. Ведь при замещении создаётся копия. Нельзя назвать диск "бэ", скопированный с диска "а", оригиналом.
   Целтин молча смотрел Жене в глаза.
   - Мы уже разговаривали на сей счёт.
   - Да, но так и не пришли к единому мнению!
   - Опять же очень сложный вопрос. У нас мало данных, но пока существует надежда, что диск "бэ" всё же является оригиналом, нужно работать.
   Женя закусила фалангу.
   - У робота Чаппи получилось...
   - Что, Женя, прости?
   Женя не ответила, а Целтин не стал настаивать. Скорее всего, какой-нибудь фильм - Женя тащилась от научной-фантастики.
   - Почему их только двое? Панфилов и Громов?
   - Думаю, остальные отказались.
   Женя грустно улыбнулась - она и сама знала ответ на этот вопрос.
  
   Глава 11. НЕОБХОДИМЫЕ ВЕЩИ.
  
   Димка сбежал вниз по ступенькам подъезда. Остановился. Принялся беспокойно озираться по сторонам.
   Город обволокла осень. Низкие тучи чертили по крышам домов. Макушка телевизионной вышки оказалась и вовсе дезинтегрированной. Двор укрылся жёлтой листвой. Деревья зябко ёжились, хотя ветра с утра не было. Задолбала противная морось, лезущая в глаза, оседающая липкой плёнкой на брусьях детского турника. Поскрипывали на ржавых петлях качели; на них-то Димка и обнаружил Гнуса.
   Под ногами чавкало; среди осенней промозглости Гнус выглядел своим, являлся неотъемлемой частью пейзажа, как и двора, в который последнее время явно зачастил. Всему виной Женька, выбившая из федералов два пропуска в научный корпус лаборатории под Долгопрудным, куда они с шефом благополучно перебрались два месяца назад. Спасибо, Целтин подыграл, заявив, что у него репетиторство, а на поруках два лоботряса, которые, если вовремя не поставить на путь истинный, мать родную продадут, так что деваться некуда.
   - Записал? - сплюнул Гнус, по традиции игнорируя протянутую в приветствии руку.
   Димка кивнул.
   - Тачка на ходу?
   Гнус скривился.
   - И чё сегодня талдычат?
   - БАК запускают через месяц! - выпалил Димка, так что Гнус аж посторонился. - Как и предрекала Женька!
   - Хм... Предрекала? - Гнус закурил, хотя было видно, что уже не лезет. - Она Ванга, что ли?
   - Да какая разница, - отмахнулся Димка, показывая флэшку. - Факт-то налицо: что-то задумали наши друзья в Женеве, как пить дать! Надо бы побыстрее докатить, у них там точно времени на новости нет. Женька по телефону вчера сказала, аврал.
   Два раза в неделю ребята катались на арендованной "десятке" в Долгопрудный со сводкой новостей. Целтин с Женей трудились на износ, свободного времени и впрямь не было, да и барьер федералы выстроили основательный - самая настоящая информационная блокада. Димка записывал видео, относящиеся к БАК, Гнус затаривался в магазине продуктами. Поначалу, естественно, шмонали на проходной, потом вроде как привыкли, хотя, возможно, Громов дал добро. Димке доводилось пару раз встречаться с суровым полковником ФСБ; тот молча кивал в знак приветствия и тут же делал вид, что никого не замечает, будто Димки с Гнусом нет и в помине, - монументальный был мужик, такой бы точно бате понравился. Ещё был ботаник Панфилов - непонятное латексное существо, впервые встретив которого, Димка подумал, что это и есть пришелец, замаскировавшийся под человеческую личину, особенно когда тот протянул руку и улыбнулся. Ей-богу, синтетик, хотя Гнус быстро подвёл черту под сомнениями - пидор и бессмысленно спорить.
   В лаборатории приходилось изображать активную мыслительную деятельность, хотя Гнус не чурался читать под пристальными взорами камер видеонаблюдения эротическую мангу, при этом покуривая и бессовестно гыгыкая. Целтин с Женей на пару глупо улыбались - для них созерцание бестактности Гнуса было, своего рода, отдушиной, возможностью снять эмоциональное напряжение. Хотя отвлечься от насущного, что въелось в корку головного мозга похлеще серной кислоты, было не так-то просто.
   Мати, Стил и Лобзик так же не выпали из обоймы. Первые двое, по мере занятости, мотались в бомбарь, завозя продукты и питьевую воду, - так приказала Женя, хотя Целтин и посчитал инициативу подопечной бесполезным занятием. Однако активно свою позицию не поддержал - раз ребятам интересно, пускай занимаются, лишь бы по подворотням с быдлом не шарились. Мати поначалу и сама скулила - душа требовала катакомб и тусовок, пока лето, - к осени, правда, остыла, да и Стил реально мозг пролечил: мол, мать, хорош в детство играть, пора взрослеть. Для Мати это был удар в спину, когда ей напоминали про нежный возраст. Пришлось собраться с силами и начать играть во взрослую, вместе с обожаемым Стилом.
   Абсолютно бесполезного для общества Лобзика заслали в командировку под землю. Жрачку какую-никакую Стил с Мати ему таскали, а большего "хозяину катакомб" - как он сам себя прозвал - и не требовалось. Целтину с Женей, естественно, ничего не сказали, предвидя неминучую выволочку, ограничившись коротким и размытым: "на задании". Задание Лобзика сводилось к тому, чтобы патрулировать подземные коммуникации сооружения N, в поисках ответов на уже имеющиеся вопросы: возникает ли фантом и дальше, приводит ли кого-нибудь ещё, если да, куда именно ведёт и что показывает? Мало кто верил, что Лобзик относится к своему заданию ответственно, все его отчёты вполне могли оказаться фикцией. Не смотря на Димкины протесты, Мати стащила у предков снотворное и теперь, по устоявшейся традиции, Лобанов со Стилом на прощание сосали пиво, после которого, ничего не подозревающего Лобзика, ждали кошмарные сны - на это, по крайней мере, искренне надеялась злопамятная Мати.
   Докатили, не смотря на погоду, быстро. Трасса оказалась пустой - дальнобой стоял на обочинах, маршрутчики не бесчинствовали, столичные капсулы смерти, с крутыми номерами, тоже не встречались. Гнус явно скучал, а заводить светскую беседу Димка не решался - дружбан, если что-то не нравилось, делался нервным, без причины давил на тормоз, а в такую промозглость подобное деяние могло окончится на трассе фатально. Так, под заунывный скрип приёмника, и завалились в Долгопрудный.
   Под предлогом, "хрен его знает, во сколько двинем обратно", завернули в пивную, где Гнус затарился дешёвым пивом для Стила и Лобзика. Чавкая жвачкой, пампушка-продавщица злобно таращилась на невозмутимого Гнуса, пока тот медленно отсчитывал мятые сотки, вперемешку с не менее "свежими" полтинниками. Наслушавшись любезностей в спину, двинули дальше, спеша успеть, пока небесные чресла не разродились настоящим дождём.
   К корпусу лаборатории подъехали под оглушительный ливень. Казалось, природа негодует, стараясь, во что бы то ни стало, смыть "десятку" прочь под гору. Гнус, недолго думая, схватил резиновый коврик, отпихнул дверцу и был таков... Даже словом не обмолвился, гнида.
   Димка покосился на пакеты с продуктами. Решив, что со жрачкой ничего не случится за время дождя, махнул рукой и побежал трусцой вслед за Гнусом.
   Женя встретила в "тамбуре" - хоть место дислокации их опорного пункта и сменилось, определения остались прежними. Внутреннее убранство помещений тоже решили не менять, срисовали, словно под копирку, со старой студии, так что всем стало понятно: Женя отнюдь не реформатор, перемен не любит, а самое крохотное отступление от принятых норм вызывает у неё головную боль и депрессию, с которой оказался не в силах бороться даже опытный Целтин, проведший бок о бок с подопечной не один десяток лет. Та же сентиментальная ерундовина обстояла и с окнами, к которым Женя не могла заставить себя подойти, вплоть под предлогом смерти, - высота первого этажа, после привычного цоколя, казалась головокружительной.
   - А вот и ребята пожаловали! - улыбнулась Женя. - Как добрались?
   Гнус неопределённо покрутил ладонью, бросил в угол автомобильный коврик, не дожидаясь приглашения, шмыгнул мимо Жени.
   - Чего это с ним? - оглянулась Женя. - Опять какая-то муха укусила?
   Димка отмахнулся.
   - К чёрту его. Не поймёшь. Совсем мутный стал после того залаза.
   Женя понимающе кивнула.
   - Новости привезли?
   - Ага, - Димка скинул мокрую куртку, показал флэшку. - Там такое, закачаешься...
   - Серьёзно? - Женя вмиг посерьёзнела. - Дай.
   Димка и моргнуть не успел, как лишился флэшки - когда Жене было что-то нужно, манерами она ничем не отличалась от грубияна Гнуса. Симпотнее только была раз в сто, хотя на лицо уже прослеживались первые признаки старения: впалые глаза, сухая кожа, морщинки на щеках, там, где когда-то были озорные ямочки, которые так никто и не поцеловал...
   Димка почувствовал, что краснеет, на манер запрещающего сигнала светофора. Благо, Женя усверкала, а то не миновать конфуза. Пару раз она явно замечала, что Димка смотрит на неё вовсе не как друг, но ничего не говорила, то ли из вежливости, то ли не находя слов, ведь возрастной ров между ними был, разве что с разбегу только прыгать! Хотя и общеизвестно: возраст - любви не помеха! Интересно, тот, кто первым это сказал, сам-то верил, что всё действительно так? Ведь реальность, она вовсе не розовая и пушистая, реальность - хищник, который кормится отнюдь не позитивными чувствами. Ей нужны боль и страдания, уж так повелось ещё с испокон веков, будто под личиной бога на землю пробралось кровожадное существо. Но будоражило Димку вовсе не Женино молчание, а то, как постепенно отдаляясь от него, Женька налаживала отношения с асоциальным Гнусом, продолжавшим, как ни в чём не бывало, грубить и сквернословить в присутствии девушки, которой, такое ощущение, подобная манера общения была интересна. В общем-то, в любви так всегда и бывает: тот, кто хочет добиться расположения, из кожи вон лезет, чтобы хоть как-то выделиться на фоне остальных - дарит цветы, внимание, всего себя, - оставаясь незаметным в тени от того, кто стоит обособленно в сторонке, не предпринимая ничего существенного для завоевания цели, при этом являясь объектом немого восхищения той, из-за которой весь сыр-бор...
   - Димка, здравствуй. Кофе?
   Целтин улыбнулся, протягивая кружку.
   - Ой, нет. Спасибо! - Нейронная сеть любовного треугольника лопнула, скаталась в клубок, в виду чего Димка окончательно запутался в мыслях и чувствах. - По дороге энергетиков обпились, так что глаз дёргается. Может лучше чаю?
   - Ну, смотри, - Целтин посерьёзнел. - Аккуратнее вы с этими напитками. Только лишний стресс для нервной системы от них.
   - Ага, - Димка взлохматил волосы на затылке, стараясь придать лицу беспечное выражение, чтобы Целтин, чего доброго, не догадался, о чём он только что думал.
   - Как отец?
   - С ума сошёл, - резко заявил Димка. - Выводит активы из компании.
   - Серьёзно?
   - Да. После вашей последней встречи, батя сам не свой. Меняет деньги на золото, говорит, что скоро за "бенджамина" не дадут и копейки.
   - Почему он так решил?
   Димка развёл руками.
   - Боюсь, этого не знает никто. Батя привык держать всё внутри. Если есть на земле человек, которому он доверяет как себе, то это вы, Сергей Сергеевич.
   - Ты преувеличиваешь, Дима, - Целтин поспешил отвернуться.
   - Вовсе нет. Он даже нам с матерью ничего не говорит: мол, не ваше это дело. У мамы один день - Восьмое марта, а я и вовсе, сосунок, у которого молоко на губах не обсохло.
   Целтин повёл плечом - Димкины откровения явно были для него в тягость.
   - Твой отец во всех видит врагов. Никому не доверяет. Видимо, это отголосок той войны. Она наложила свой отпечаток на всём, включая людей. Мы вернулись оттуда не такими, какими ушли. Это трудно объяснить, но общеизвестно, что окружающая обстановка напрямую влияет на психику людей, перестраивая ту, как детские кубики. Порой кажется, что нас и впрямь лепит некая незримая рука, так что больно и кости трещат, а деваться некуда, не мы тут хозяева.
   - Я понимаю, - кивнул Димка. - Нет, лично я ни в чём не виню батю. Он мужик старой закалки, считает, что во всём прав - да на деле так оно и есть, иначе не залезть ему было так высоко. Понятно, чем-то нужно жертвовать. Порой даже семьёй. Но уж как сложилось, точнее выстроилось, тем более, вы говорите, что от нас самих, мало что зависит.
   - Только не подумай, что я призываю сложить лапки и тихо дожидаться конца! Просто во всём нужно быть бдительным. Да, нас могут попытаться сбить с пути, но, что бы ни происходило вокруг, отобрать у нас человечность - невозможно. Мы можем утратить её только сами, поведясь на обещание чего-то запредельного, что даже представить себе не можем.
   - Да некоторым не так уж и много надо, чтобы продать родную мать.
   - Да, есть и такие, - Целтин призадумался, потом спохватился: - Димка, ты проходи, а то Женька сейчас взбучку устроит, что гостя так долго в дверях держу.
   - До Женьки сейчас не достучаться, - усмехнулся Димка. - Поглощает информацию, как губка.
   - Снова просила коллайдер?
   Димка кивнул.
   - Что ж, пойдём взглянем, что там в мире творится, - Целтин зашаркал из предбанника, будто вмиг позабыв о госте.
   Гнус, по традиции, скрючился в кресле у окна - видимо, такая поза была для него наиболее удобной, - грустно созерцал недра мятой сигаретной пачки, ругался про себя, бестактно шевеля губами. Суета внутри помещения его ничуть не волновала - к этому Димка уже привык, так что заострять внимание на дружбане посчитал излишним.
   Женя уже набухла за столом у монитора, обхватила себя руками за плечи, приготовилась внимать. К ней медленным шагом приближался Целтин. На ходу вынул из кармана пачку сигарет, перевернул, стукнул по ладони. Кроме изрядной порции табака из пачки ничего не вывалилось.
   Гнус в своём углу погрустнел вдвойне.
   "Большой адронный коллайдер, сокращённо БАК - ускоритель заряженных частиц на встречных пучках, предназначенный для разгона протонов и тяжёлых ионов, и изучения продуктов их соударений, с целью разгадать загадку происхождения Вселенной, снова функционирует на полную мощь! - Диктор сделал паузу, видимо, стараясь придать озвученной фразе дополнительный вес. - Напомним, что с две тысячи пятнадцатого года БАК тестировался на малых скоростях, набирая статистику на энергии тринадцать-четырнадцать тераэлектронвольт. Чего и говорить, подобная тестовая мощность, каких-то лет десять-пятнадцать назад казалась запредельной, а эксперимент две тысячи третьего года по разгону коллайдера до мощности двенадцать тераэлектронвольт и вовсе окончился неудачей - в результате перегрузки на энергоподстанции, Женева оказалась полностью обесточена на шесть часов"...
   - Проговорился, - хмыкнула Женя.
   - Им нужно было на что-то свалить, - пожал плечами Димка. - Молчание бы только повлекло неудобные вопросы.
   Женя кивнула, не удостоив Димку даже мимолётным взглядом.
   "Стоить отметить, что после аварии на БАК, мнения специалистов разделились: скептики посчитали дальнейшие опыты по разгону частиц не только нецелесообразными, но и опасными для всего человечества. Высказывались мнения, будто бы высокая энергия тяжёлых ядер может привести к термоядерному взрыву, сравнимому по своей мощности с десятком хиросим - и то в лучшем случае. В худшем же, предсказывалось появление на глубине чёрной дыры, которая мгновенно бы коллапсировала, уничтожив добрую часть Солнечной системы, включая Землю. В последнем случае, у человечества просто бы не было шансов на спасение", - вновь последовала пауза, показывая, насколько всё серьёзно и страшно.
   Дальше всё попёрло по предсказуемому сценарию, вызвав на лице Целтина улыбку. Димка тоже улыбнулся, отметив про себя, что теперь Целтин смотрит новости, как занимательное шоу, больше не нервничает, не стучит перевёрнутой пачкой по ладони.
   "Не смотря на множество противоречий и ярых споров, БАКу дали второй шанс, и он им незамедлительно воспользовался! Совершенное оборудование, грамотные специалисты, последние достижения в области квантового программирования - всё это, да и многое другое воскресило БАК, подобно легендарной птице Феникс, из пепла иллюзий! Будущее человеческой цивилизации больше не предрешено. Эксперименты, направленные на поиски истины, и того луча света, который ниспослал нам Господь Бог, дабы мы пошли за ним, продолжатся уже в следующем году! Запланированной остановки БАК на два года не будет. Модернизация каскадов предварительных ускорителей, а также проведение первой фазы апгрейда детекторов будут проводиться "на ходу", что, по заверению специалистов, никак не скажется на точности измерений. В перспективе, увеличение кольца БАК до ста километров, а энергии до двухсот электронвольт, что позволит ещё более качественно изучить поведение Хиггс-бозонов и "тэ"-кварка, а затем, в том же тоннеле модернизированного коллайдера, планируется выйти на номинал сто тераэлектронвольт".
   - Они не остановятся, - вздохнула Женя. - Пока безумие не выползет на поверхность, они будут проводить свои эксперименты, надеясь отыскать несуществующую тропу к богу.
   - А вы чего хотели? - проскрипел из своего угла Гнус. - Посмотрите вокруг. Мы живём в диком мире. О каком к чёрту боге, может идти речь?
   - Гнус! - Димка покрутил пальцем у виска. - Уймись!
   - А чего ты меня затыкаешь? И так понятно, что человечеству - каюк.
   - Очень оптимистично, - вздохнул Целтин. - Женя, ты действительно веришь, что опыты на БАК приведут к катастрофе?
   Женя, не задумываясь, кивнула.
   Целтин призадумался.
   - И как же всё произойдёт? - спросил он спустя непродолжительную паузу. - Ведь взрывом, как я понял, не ограничится...
   - Они придут из-под земли, как и написано в Библии, - медленно проговорила Женя, глядя на замершую картинку на экране монитора. - Они захватят не только землю, но и небо, потому что, пройдя сквозь грань, обретут крылья. Они смогут нападать сверху и уносить. Реки окрасятся бордовым, потому что столько смертей земля ещё не знала. Наступит мор, а с небес спустится стальная саранча, чтобы уничтожить землю - так Он запутает следы, стерев всяческую твердь.
   Все уставились на Женю, как на пророка, не смея проронить ни слова.
   - Это вовсе не мои слова. Это уже было. За всю свою историю, человечество не раз и не два наступало на грабли, однако неизменно останавливалось, вовремя прозрев. Сейчас так уже вряд ли выйдет - современный индивид, большую часть сознательной жизни, слеп. Он не успеет среагировать, как всё уже закончится. Для большинства, это будет смерть во сне, смерть в забвении... Но только вдумайтесь: в небесный рай попадают лишь великомученики. Остальных тоже уносят крылья, только вот куда...
   Женя умолкла, предоставив слушателям изрядную пищу для анализа.
   - Жесть, - Гнус улыбался. - Отдайте меня в лапы одной из этих тварей. Я на полном серьёзе.
   Все уставились на Гнуса, как на душевнобольного, и только один Димка знал, что Гнус вовсе не понтуется.
  
   Целтин проснулся среди ночи. Сколько времени он не знал, да и не это было сейчас главным. Его обступила кромешная темень, как в могиле, а то и гуще. Квадрата окна - не различить, такое ощущение, мрак поселился всюду. Даже в груди. Целтин невольно сглотнул, чуть было не закашлялся. В горле пересохло, голосовые связки разве что только не скрипели, на манер несмазанных дверных петель. Почему-то сразу же вспомнилось Воротнее... калитка на входе, которая вовсе и не скрипела...
   Целтин поднялся с неразобранной кушетки, путаясь в полах халата, побрёл в неизвестном направлении, стараясь совершать как можно меньше звуков. Напоровшись на что-то дребезжащее, замер, силясь разобраться в пространстве. Только сейчас, балансируя на одном месте, он понял, что не испытывает нужды, а поднялся и принялся рыскать во тьме в поисках уборной зря. Совершенно сбитый с толку противоречивыми мыслями, Целтин попытался отыскать обратный путь, что было глупо и несуразно. В темноте нет ориентиров, а значит и обратного пути не существует.
   "Потому и не возвращаются умершие; они, как и я сейчас, сбиты с толку, дезориентированы, возможно, и вовсе обездвижены неким гравитационным взаимодействием, дабы не сдвинуться, нарушив при этом логику и порядок реальности, которой они больше не принадлежат".
   Целтин почувствовал озноб. Снова вспомнилась калитка, отделившая в душе действительность от потустороннего мрака. Собственно, и проснулся он поэтому - увидев во сне картинку, за которой по традиции ничего не было. Целтин не мог сказать, как давно это началось... С момента появления в его жизни Сони или и того раньше. Видел ли он сны, когда был ещё ребёнком или, может быть, его сознание ещё изначально было сотворено именно таким: способным отфильтровывать ненужную информацию, включая сны, которые, по своей природе, являлись ни чем иным, как отголосками безумия. С какой целью задумывался он сам, Целтин тоже не знал, но в случайности он не верил. Вселенная вовсе не продукт колоссального стечения непредвиденных обстоятельств. Всё было задумано так, как есть, а в колоссальном механизме важна роль каждой шестерёнки. Так, случайный укус мошки на лесной тропинке, в дальнейшем может вылиться в гибель индивида под колёсами несущегося по загородному шоссе автомобиля, с которым он бы даже не повстречался, не будь треклятого насекомого. Гибель индивида повлечёт за собой новые последствия и так, шаг за шагом, дойдём до адронного коллайдера, способного уничтожить не только всё живое, но и невидимое глазу, неосязаемое, фундаментальное, что испокон веков сдерживало наступление бездны.
   Целтин чиркнул спичкой, потому что мрак принялся щекотать там, где гаже всего - внутри, под ложечкой, где принято существовать благим чувствам. На стенах заплясали тени, комната резко увеличилась в размерах, словно визуальному восприятию стали доступны невидимые доселе измерения и пространства. Казалось, дотронься до висящей на стене картины, с ожившим внутри рамки изображением, непременно засосёт внутрь, сквозь холст и мазки, туда, где до этого не был никто, туда, откуда уже не вернуться - как только погаснет спичка и застынет акварель жизнь и смерть поменяются местами.
   Целтин обжёгся. Выругался в слух. Поскорее чиркнул заново.
   Он практически не видел сны. Ночь проводил в черноте, подобно той, что обволокла сейчас, просыпался от малейшей вспышки света или от шороха, так что какое-то время не мог понять, что частью чего является: сон произрастает из реальности или реальность вросла в сон, которого, вроде как и не было. Вот и сегодня, несколькими минутами ранее, он проснулся, увидев калитку, за которой ничего не было. Абсолютная пустота, сквозь которую можно только нестись. Существовать внутри неё не получится, не для того она создана. Создана... Соз... дана... Соз... дна.
   Создания с дна!
   Не об них ли говорила сегодня Женя?
   Целтин почувствовал, как вниз по спине тонкой струйкой стекает пот.
   Последнее время Женя говорила много странного, большая часть из чего отдавала явным безумием. Временами, слушая подопечную, Целтину хотелось зажать уши, сидеть по-детски в темноте, как во время рассказа взрослыми качественной страшилки, делая вид, что не страшно.
   Эмоции... Получается, они и впрямь нужны не только живым.
   Целтин понимал, что добровольно абстрагировался от ненужной шелухи. Зёрна от плевел для него отделяла Женя, которая постучалась в его жизнь так же отнюдь не случайно. Детдомыш, серая мышь, повзрослев, она оказалась мощной антенной, что притягивает из глубин космоса информацию, наплевав на законы природы. Кто-то может сказать, что всё это антинаучно. По большей части, да. Но и меньшей достаточно, чтобы схватиться за голову.
   Не стоит забывать, что Соню в этот мир пустила Женя - своего рода, непорочное зачатие... Снова перегиб, но кто его знает, как там всё обстояло в действительности, когда мир был только сотворён? Ведь нелепостей в писании куда больше, нежели во всей этой истории об очередном конце света.
   Спичка давно догорела, а боли на сей раз Целтин так и не почувствовал.
   Сон про калитку и тьму за ней был вовсе не его - озарение пришло в фоновом режиме, несколькими секундами ранее последних мыслей. Каких-то эмоций Целтин при этом не испытал. Чувства оказались выключенными. Скорее всего, по той же причине, что и у девочки, прячущейся от дневного света в металлической стружке, от которой у неё кровоточит всё тело. Дело в ИПС, и в том, что за ним стоит. Как показала практика, оно вовсе не бесчеловечно, хотя бы той причине, что видит сны.
   "Тогда кто же я, если их не вижу?.."
   Целтин закурил. Побрёл вдоль стены, старясь не зацепить теней, подсвечивая себе спичкой. В лаборатории было тихо; Женя гуляла по очередному кошмару; если уж совсем ни к чему не придираться, у девушки была богатая ночная жизнь.
   Бросив косой взгляд на экраны мониторов, Целтин двинулся дальше, чиркая вновь и вновь. Ноги вели в дальний конец лаборатории, к целлофановой шторке, за которой была маленькая дверца, как в каморке у Папы Карло, ведущая в новую жизнь, - так, кажется не к месту пошутил Панфилов, после чего Женя заявила, что больше не желает видеть помощника Громова без особой причины. На лбу Панфилова тогда образовалась уродливая резиновая складка, повергнув Женю в ступор. Подопечная потом целый день не разговаривала, пребывая под явным впечатлением от увиденного. Целтин её не трогал, в голове ещё были свежи воспоминания его первой встречи с Панфиловым и сопутствующие ощущения.
   Побоявшись, чего доброго, спалить шторку, да и всю лабораторию, вместе с собой и Женей, Целтин отказался от спичек. Нашёл на ближнем столе маленький фонарик, уменьшил яркость до минимума, после чего вновь вернулся к дверце.
   Пискнув, электронный считыватель подмигнул зелёным огоньком. Дверца со щелчком отошла в сторону. В коридоре за ней, треща, загорались световые трубки.
   Целтин прищурился, выждал, пока глаза не привыкнут к яркому свету, шагнул внутрь, предусмотрительно сунув фонарик в карман. За пару месяцев наблюдений ИПС он был готов к неожиданностям, которые феномен подкидывал всякий раз, как только уверуешь, что ситуация под контролем. Чего стоили падающие с неба птицы в Воротнем и перевёрнутые пространства, вписанные одно в другое, а вовсе не параллельные или пересекающиеся, о которых известно из курса нынешней земной геометрии. А река, неподалёку от пансионата, в день переезда и вовсе закипела, отдав тепло... По всему, ИПС была не в ладах с логикой, законы природы были ей в тягость, в особенности второй закон термодинамики - фундаментальный, теплого баланса, определяющий степень нарастания энтропии в замкнутой системе, подобной нашей вселенной. Казалось, тварь хочет стряхнуть с плеч сдерживающие оковы, расправить кожаные крылья и полететь, с одной только ей понятной целью...
   Однако было не суждено - на Земле нет подходящей оболочки с крыльями. Пока нет. Но Панфилов с Громовым придумают. Вне сомнений, как только наверху скажут понятное всем "надо". А перенос сознания из головы в голову - этап пройденный. В нём, как и ожидалось, нет ничего сверхъестественного. Нужна лишняя болванка - и только.
   Целтин быстренько, на полусогнутых, пробежал ярко освещённый коридор, стараясь не посшибать головой датчики системы пожаротушения, закреплённые на потолке. Склонился над внутренней дверью, поколдовал с замком. Система ожила, пропустила.
   Второй корпус ничем не отличался от первого, разве что только был хорошо освещён и пахло тут по-особенному. Детской присыпкой, к запаху которой Целтин почему-то всё никак не мог привыкнуть. Панфилов шутил на сей счёт, но в своей манере: не смешно, а вульгарно - Целтин не слушал.
   Он, не спеша, проверил показания. Столов здесь не было, экраны мониторов крепились к стене, для клавиатуры была отведена небольшая полочка, предусматривающая вертикальное положение пользователя. Рядом с монитором - зеркальце, как на двери инкассаторской машины. Это была инициатива Громова, который, по всему, даже в общественном транспорте садился на заднее сиденье, опасаясь быть застигнутым врасплох.
   "Если он, вообще, пользуется общественным транспортом..."
   За спиной деликатно откашлялись; Целтин невольно вздрогнул, хотя и знал, что в помещении он не один.
   - Уже утро? - спросили шёпотом, будто опасаясь кого-нибудь разбудить.
   - Пока ещё ночь.
   - Сколько времени?
   Целтин поднял руку, развернул запястье, глянул на часы.
   - Два часа, - какое-то роковое время!
   За ширмой вздохнули.
   - Вам тоже не спится?
   Целтин отошёл от стены.
   - Просто хотел проведать тебя.
   - Боитесь, что со мной может что-нибудь случиться?
   - Вовсе нет. Это моя работа. Наблюдать за твоим самочувствием.
   - Вы - доктор?
   - Нет.
   - Понятно.
   Последовала пауза, которую, по всей видимости, не собирались нарушать с той стороны, а Целтин элементарно не мог, потому что сдавило грудь.
   От былой Сони не осталось и следа - в точности, как он и предрекал. Женя до последнего надеялась, что останется хоть малая толика памяти, ведь "малышка" прожила с ними тринадцать лет. Так бывает только у машин: нажал кнопку, и диск чист. С сознанием должно было обстоять иначе... С другой стороны, почём им знать, как именно, ведь, что есть по своей природе сознание, так и осталось тайной. Как и в случае с клонированием, человек показал себя хорошим подражателем Всевышнего, сумев частично повторить чудовищный эксперимент под названием "происхождение вида", используя по назначению чужие пробирки с реактивами. Придумать что-то своё человек не мог, в силу убогости своего мышления, а может, потому что бог предусмотрел слишком много сдерживающих факторов. Чего именно опасалось высшее существо было неясно, хотя у Целтина и были на сей счёт предположения.
   Когда стало понятно, что живая Соня совершенно их не помнит, Жене ничего не осталось, как надеяться, что от малышки остался след на диске "а". И всё же человек непонятное существо. То, что изначально вселяет в душу страх, по нелепой иронии судьбы, вдруг превращается в надежду, которая заставляет переосмыслить не только какие-то отдельные поступки в прошлом, но и мировоззрение в целом, так как изменились приоритеты. Женя потеряла нечто дорогое, и чтобы отыскать Грааль заново, она могла пойти на такое, что простому смертному даже и не снилось. Соня и впрямь стала для неё дочкой, а произошедшее, кроме как со смертью дитя, сравнить было нельзя. Естественно, убитая горем мать, поверит во что угодно... да и отдаст взамен, за свершение чуда, тоже многое. Целтину было жаль подопечную, лишившуюся целесообразности. А может быть, она и впрямь заплатила там, во сне, положив на чашу весов или отдав в клешню нечто сокровенное, дарованное Всевышним лишь ей.
   Следа на диске не осталось, а значит, сознание Сони полностью переместилось в голову клона. Сбылась давняя мечта девчушки - теперь у неё было собственное тело. Руки, ноги, голова, органы осязания, чувства и эмоции, как у настоящего человека. Да, не было личной жизни и прав, скорее всего, тоже - никаких. Но, общеизвестно, начинать нужно с малого, всё остальное придёт, ведь уже сделано многое. Если бы в далёком две тысячи третьем кто-нибудь сказал Целтину, что в скором времени им удастся перенести человеческое сознание с носителя на носитель, он бы от души посмеялся над чудаком. Сейчас было не до смеха. Всё радикально изменилось, как изменились и они сами.
   Целтин до последнего не знал, что сказать Жене, если вдруг произойдёт не замещение, а копирование... Что делать с оригиналом, сохранившим память? Стирать? Перемещать ещё куда-то бессчётное число раз, в надежде, что хоть что-нибудь изменится? Бред. С человеком куда проще. Старый носитель умер, новый встал с кушетки и пошёл. Даже если этого всего лишь копия, об этом никто не узнает. Родственникам будет достаточно веры в то, что их близкий человек жив, здоров... просто в беспамятстве.
   "Господи, да ведь на этом можно сколотить приличное состояние! На вере. Опять же на вере, чёрт бы её побрал!"
   Целтин мотнул головой. Чёрт бы побрал треклятых человеков, которые так и не научились жить - вот она, истинная причина всех бед. Человек. А вовсе не что-то запредельное, дарованное с непонятной целью.
   - А ты почему не спишь? - шёпотом спросил Целтин, всё ещё глядя на стрелки часов. - Я тебя разбудил?
   За ширмой вздохнули.
   - Нет, не вы.
   - Может быть, дурной сон?
   - Сон? - последовала продолжительная пауза. - Вы о тех картинках, которые появляются с закрытыми глазами?
   - Да, я о них, Со... - Целтин зажал руками рот.
   "Соня" молчала.
   - Видишь ли, всем людям на земле снятся сны, - Целтин всё же оторвал взор от часов, глянул на ширму; один уголок - справа, внизу - был приподнят - за ним следили из темноты, просто так, из любопытства. - Ты не исключение.
   - Не понимаю, - уголок дрогнул. - Я вижу картинки таких мест, где никогда раньше не был...
   "Никогда раньше не был", - отметил про себя Целтин.
   Существо явно идентифицирует себя, как мужскую особь, а раньше была девочкой, хоть и без тела. Вот ещё один странный механизм, о действии которого ничего неизвестно. Выходит, гены тут ни при чём, наука вновь ошиблась. Отождествление происходит на ином уровне, а гендеры и трансы - отнюдь не больны. Очередной сбой системы, за которой перестали смотреть. И снова вопрос: почему?
   - Это просто ты так думаешь.
   - Не понимаю.
   - Даже слепым от рождения людям снятся сны. Парадокс, который не поддаётся объяснению. Ведь они не видели просто света, что уж говорить о сложных картинах, тем более местах, куда инвалиду в жизни не добраться, - Целтин призадумался, но тут же продолжил: - Дело в том, что сон, отнюдь не проекция на сетчатке, зрительный нерв и тот бездействует. Сновидения рождаются в голове... точнее они приходит туда извне, давая возможность себя внимать.
   - А откуда они приходят?
   - Неизвестно. Может быть из такого места, куда мы все так стремимся попасть...
   - И долго туда идти?
   - Думаю, очень.
   - А вы почему не идёте? Вам тут нравится, в этих стенах?
   Целтин вздрогнул; голос сделался резким и злым, от "Сони" не осталось и следа. А ведь до этого была она, точно она! Поджилки затряслись, как и всякий раз, когда Целтин угадывал в манерах разговора и поведении нового существа признаки растворившейся будто в небытии "Сони".
   "Нет, она повзрослела и только. Враз перепрыгнула через десятилетия. Мы просто долго её не видели. Естественно, девочка изменилась. Влияние общества, окружающая среда, что-то заново открытое для себя и переосмысленное старое".
   Целтин массировал виски. Ум заходил за разум от осознания того, что они вершили, как боги. Хотя о каком осознании шла речь? Человек в здравом уме никогда и ни за что не допустит подобного! Они все просто спятили. Сошли с ума, задавшись недостижимой целью. А мироздание вовсе не дремлет. Ни он ли сам рассуждал о некоем сдерживающем факторе, который не допустит повторения очередного Вавилона? Вселенная заряжена, а ответить им нечем, разве что и впрямь всё прекратить.
   "Но даже если так, останутся те, другие, у которых в Женеве тот самый запор!"
   - Вы не хотите идти? Вам снится что-то плохое?
   - Что, прости? - откашлялся Целтин, чудом сохранив равновесие, ни за что не держась.
   - Иногда мне показывают плохие картинки, как сегодня, и я просыпаюсь. Я боюсь остаться там. Я не хочу к ним.
   - К ним? - Целтин ощутил озноб. - Но кто они?
   - Я не знаю. Там темно, как под покрывалом. Когда я выглядываю, они обступают и трубят. Потом пытаются стянуть одеяло, но не могут, потому что тянут в разные стороны - они не умные. Я всё равно пытаюсь удержать, высовываю руки, а они тут же хватают. Больно. Очень больно, - за ширмой по-детски всхлипнули.
   Целтин просунул под целлофан руку. Сначала ничего не происходило, потом осторожно дотронулись, правда тут же отпрянув.
   - Это животные, - как мог убедительно, сказал Целтин. - Зло, которое человек должен держать в себе. Во сне оно не может причинить вреда. Но вот если вырвется из чьей-нибудь головы в реальность, тогда жди беды.
   - А как его не выпустить? - Ширма дрогнула, как если бы кто-то за ней резко придвинулся, превратившись в слух.
   Целтин улыбнулся.
   - Просто сожми кулак и не разжимай, как бы больно не было.
   Последовала долгая пауза. Потом с сомнением спросили:
   - И всё?
   - Да, этого вполне достаточно.
   - Просто сжать кулак?
   - И не разжимать, пока всё не закончится.
   За ширмой отодвинулись, заворочались, явно укладываясь.
   - Тогда я попробую прямо сейчас. Хорошо, Сергей Сергеевич?
   Целтин медленно вытянул запястье из-под ширмы, выпрямился, обуреваемый противоречивыми мыслями.
   - Хорошо, Со... Хорошо.
   Он медленно заскользил дальше по второму корпусу, больше не отвлекаясь на мониторы.
   "Хорошо, Сергей Сергеевич?"
   Да он сроду не называл его так, как и Женю по имени! Точнее оно. Соня так и звала. Ужас. Неужели память всё же сохраняется? Но как и где? Что из себя представляет временный сосуд, в каком из безумных миров он существует?! Как всё взаимосвязано и что произойдёт, если вдруг он случайно треснет?
   А, может быть, планета Земля и есть такой сосуд?
   Целтин почувствовал, как шевелятся на затылке волосы. Он ускорил шаг, будто надеялся таким образом убежать от запредельных, а возможно, и вовсе запретных мыслей. Какое там, термитник в голове кружил и гудел, не давая возможности поразмыслить о чём-то другом. Со лба потекло. Глаза щипало. С дверью Целтин сражался уже буквально в слепую.
   Отпихнув плечом створку, он с головой окунулся в смрад. Вниз по носоглотке протиснулась лапа слезоточивых миазмов, сдавила лёгкие, выжимая их них остатки чистого воздуха. Перед взором всё плыло. Целтин оступился и рухнул на колени. В ладони въелась острая металлическая крошка. Видимо, выступила кровь, потому что появился неприятный медный привкус.
   Целтин кое-как прочистил глаза от слёз костяшками пальцев, испуганно огляделся, словно очутился тут впервые. Под лобной костью что-то неприятно постукивало, такое ощущение, перекатываются два шарика от подшипника. Но нет, это была тварь - её причуды, к которым Целтин уже привык.
   Он медленно поднялся с колен, цепляясь влажными пальцами за ячейки металлической сетки. Распрямившись, выдохнул. Хотел отряхнуться, но ему не позволили. С потолка метнулась тень, со звоном врезалась в решётку, срикошетив в тёмный угол, откуда послышалось недовольное бормотание на мёртвом языке.
   Целтин невольно отпрянул, хотя попытки напасть тварь предпринимала регулярно, упорно атакую заграждение, будто была уверена, что в один из прекрасных дней барьер всё же рухнет. Признаться, Целтин и сам знал, что рано или поздно это произойдёт. Нельзя безнаказанно держать взаперти живое существо, чем бы оно ни было. Просто уж так примитивно устроен человек: до последнего хочет оставаться безнаказанным, опираясь на прогнивший стимул благих начинаний.
   Тварь медленно выбралась из угла, по-звериному, на четвереньках, подползла к решётке, уставилась на Целтина через ячейки. Трудно поверить, что когда-то раньше это было ребёнком. Белый больничный халат свисает мешком. Тёмные волосы заслоняют лицо. Из-за покрытых металлической стружкой косм выглядывают впалые глаза. Острые скулы и шея кровоточат, но порезы не воспалены, рубцуются по мере появления, будто внутри твари работает мощный регенерационный центр. Локтевые суставы обеих рук вывернуты под неестественным углом, как если бы конечности сгибались в обратную сторону. С ногами и вовсе беда - такое ощущение, в своей прежней жизни тварь ими сроду не пользовалась. Всё тело напряжено, осанка перекошена, нормальный человек давно бы свалился без сил, не выдержав собственного веса.
   Целтин сглотнул. Застукай его на этом самом месте кто-нибудь из борцов за права человека, крыть было бы нечем. По ту сторону замученный ребёнок, он сам, никто иной, как надзиратель камеры смертников, а вокруг разверзся инфернальный Освенцим, который вовсе не прекратил своё существование в далёком тысяча девятьсот сорок пятом - просто перешёл на иной ментальный уровень, сохранив боль и страдания более одного миллиона ни в чём не повинных людей.
   Целтин шагнул к решётке. Протянул руку, сам не понимая, что такое делает. Присел.
   Тварь просунула вперёд правую ногу, не поднимаясь, перенесла на неё вес тела, подтянула освободившуюся от нагрузки левую. Руки страховали не по бокам, а сзади, так и норовя переломиться в локтях - со стороны походило на осторожное продвижение вперёд скорпиона. Походило, если бы только не одно "но"... Перед Целтиным извивалось отнюдь не членистоногое, а обычный ребёнок! Ладони прочертили по металлу, оставляя кровавый след. Тело выпрямилось, грудная клетка опала - тварь дышала ровно, как если бы пребывала в состоянии покоя.
   Целтин подобрал с пола завитушку металла. Покрутил в пальцах и бросил в направлении твари. Просто так.
   Один взмах руки и полёт прерван. Тварь даже не взглянула на брошенный предмет. Жутко улыбнулась, поднеся металл к губам.
   - Нет! - воскликнул Целтин, уверенный, что тварь проглотит острую стружку.
   Рука замерла. Тварь скосила голову набок, о чём-то задумалась.
   - Брось! - приказал Целтин, понимая, что сам свалял дурака.
   Тварь и не подумала подчиняться. Сжала металл в пальцах, так что по запястьям потекла кровь.
   - Адская гадина, - прошептал Целтин, не зная, как быть. Про вживлённый под кожу электрод он просто забыл. Да и пульта у него с собой тоже не было - остался в первом корпусе на столе. - Не смей, - оставалось только внушать, в надежде, что тварь образумится, перестав чинить вред носителю. - Чего ты добиваешься? Хочешь умереть?
   Тварь замерла. Потом резко поднесла острое к горлу, туда, где сонная артерия.
   - Стой, стой, стой, стой! - Целтин аж взмок. - Прошу тебя, не делай этого!
   В ответ последовала ещё одна безумная улыбка - отголосок чужих эмоций, зародившихся в черноте нескончаемой ночи.
   Целтин уже и сам не понимал, какой чёрт затащил его сюда этой ночью. Хотя... Калитка и тьма за ней вместо пансионата. Вот он, ответ. Сон вовсе не был сном, а если и был, то принадлежал он отнюдь не ему - тварь хочет обратно домой, и она не остановится ни перед чем, лишь бы поскорее достичь сокровенной цели.
   Тварь словно прочла мысли, широко разинула рот, собираясь проглотить металл.
   - Прекрати, - устало сказал Целтин, уже поняв, на что именно рассчитана психическая атака пришельца. - Скоро ты получишь другую оболочку, более совершенную, я обещаю тебе. Но только попробуй причинить вред этой - окажешься в такой дыре, какая будет пострашнее преисподней, откуда ты выбрался на свет. И это я тоже тебе обещаю.
   Тварь откинула стружку, как-то вся перекосилась, да так, что затрещали кости.
   - Чтоб тебя! - выругался Целтин уже готовый открыть замок.
   Тварь упала на руки, стала задыхаться, исходя кровавой слюной.
   Целтин слишком поздно понял, что открыть дверь он не сумеет - доступ внутрь периметра был только у Громова и Панфилова, - а значит и помочь Светлане победить демона так же не в силах. Осознание данности вызвало сиюминутный шок. Какое-то время Целтин не воспринимал гудящую реальность, потом набросился на сетку, в едином порыве разорвать ячейки голыми руками. Во все стороны брызнула кровь, а тварь стояла посреди камеры, гордо держа осанку, словно насмехаясь над жалкими попытками примитивного существа покончить со сдерживающими рамками приличия.
   Наконец плена сошла; Целтин остановился. Уставился на тварь, утирающую с подбородка кровь, не понимая, что вообще происходит. Затем тело девочки страшно изогнулось. От очередного спазма горлом пошла кровь. Точнее даже не кровь, а какие-то бордовые сгустки, напоминающие непереваренную плоть.
   Целтин почувствовал, как к горлу подкатил твёрдый ком, не позволяя вздохнуть полной грудью, чтобы избавиться от дурмана, который уносил сознание вслед за собой к начальному примитивизму.
   О пол что-то звякнуло.
   Кое-как совладав с рвотным позывом, тварь наклонилась и подобрала что-то из месива крови, напополам с металлической стружкой. Сложила ладони ковшиком у груди, неуклюже шагнула к Целтину; чудом сохранив равновесие, протянула находку, выпавшую из собственного чрева.
   Целтин стоял, снова не зная, как быть.
   Тварь упорно ждала. Пришлось протянуть руку, иначе переглядывания через решётку могли продолжиться до утра, а что скажет Громов, обнаружив Целтина наедине с тварью в луже детской крови, не так уж и трудно предугадать.
   Тварь отняла руки от груди. Протянула к решётке. Повременила, словно в замешательстве, разжала пальцы.
   На ладонь Целтина упало что-то невесомое, металлическое.
   Тварь жутко улыбнулась окровавленными губами. Отвернулась. Присев, резко прыгнула, скрывшись где-то под потолком.
   Через минуту всё стихло, а Целтин так и стоял с протянутой за решётку рукой, не в силах посмотреть на то, что отрыгнула тварь. Собственно, смотреть и не требовалось. Он и так знал, что лежит на ладони. Твари всё известно. Она давно их всех "прочла". А домой она вовсе не хочет. Дом скоро будет тут, когда угаснет адское пекло, в котором погибнут остатки человечества, и спустится вечная ночь атомной зимы.
  
   Глава 12. КРЫЛЬЯ АНГЕЛОВ.
  
   - Ребята, а это ещё что такое? - Мати оглянулась на Стила с Лобзиком, обалдело уставилась на друзей, глаза которых медленно увеличивались в размерах, как если бы они все вместе очутились в безвоздушном пространстве, испытывая на себе последствия декомпрессионного взрыва.
   - Чтоб мне сдохнуть! - Лобзик выронил початую бутылку пива, но даже не обратил на это внимания. - Хрень какая-то!
   - Надо бы убираться подобру, - заметил Стил, силясь заграбастать трясущуюся Мати в охапку.
   - Куда?! Мы даже не знаем, что это такое! - Девочка отмахнулась, пристально вгляделась в далёкий горизонт, отчего по щекам поползли лиловые тени.
   Небо на западе было нездорового фиолетового оттенка. Кажется, утопленников достают из воды именно такими. Синюшными, вздутыми, с бесцветными рыбьими глазами и жёванной кожей, похожей на резину. Чужеродная среда творит с телом пришельца жуткие диковины, меняет на свой лад, не особо заботясь о том, что организм уже мёртв. Нечто подобное происходило на горизонте с небом. Оно утратило привычный предзакатный цвет, словно кто-то безумный вылил на первозданную палитру пузырёк чернил. Солнце из обжигающей взгляд красной блямбы превратилось в бледный диск, который совсем не слепил. На него можно было смотреть вечность, так ничего и не почувствовав. Были видны тёмные пятна, про которые иногда говорят в новостях, но Мати предпочла зажмуриться, уверенная, что так легче всего прекратить бред.
   - Там что-то есть, - Лобзик указал пальцем. - В небе.
   - Глюки у тебя есть, - предпочёл отшутиться Стил. - Сколько выпил уже? Может бай пора?
   - Перебьёшься! - огрызнулся Лобзик. - Это тебя люлька заждалась!
   - Заткнитесь! - приказала Мати. - Там правда что-то летает. Может самолёт?
   - Сдурела?! - Лобзик покрутил пальцем у виска. - Смотри как летит! Там от пилотов студень останется только. Таких перегрузок ничто на этой планете не выдержит!
   - Планете? - Мати почувствовала, как сжался супротив её воле мочевой пузырь. - Что ты такое несёшь?
   - Может беспилотники? - предположил Стил.
   - Какого чёрта им тут понадобилось?! - Лобзик подобрал бутылку пива.
   Вдалеке послышались звуки канонады.
   - Это из города, - пролепетала вконец севшим голосом Мати.
   - Чего делать будем? - недоумевал Лобзик, машинально глотая пиво.
   - У меня родители там, - Мати с мольбой уставилась на Стила; парень медлил. - Нужно вернуться!
   - А ты уверена, что это безопасно?
   - Стил, ты о чём сейчас?! Там наши близкие! Мы просто обязаны вернуться!
   - Ну да...
   - Что "ну да"?! - Мати плюнула на бойфренда, направилась по прелой листве в сторону дороги. - Как хотите, а я возвращаюсь.
   - Да погоди ты, мать! - Стил сорвался с места, догнал подругу, ухватил за руку. - Надо сперва всё взвесить...
   - Чего взвешивать?! - ощетинилась Мати, так что Стил посчитал за благо отступить. - Если что и стоит взвесить, так это твою никчёмную душонку! Отвали! Слышишь?!
   - Да чтоб тебя! - Стил оглянулся на наблюдающего за горизонтом Лобзика. - Останься тут, мы быстро!
   Лобанов улыбнулся.
   - На вашем месте, я бы сейчас не совался в город.
   В небе со свистом что-то пронеслось. Упругой воздушной волной Мати отбросило к обочине. Приложившись подбородком об щебень, девчонка на какое-то время выпала из реальности. Когда сознание вернулось, преследуемое нарастающей болью, Мати подумала, что сходит с ума... ну или просто умерла, попав в то самое жуткое место, за пределами разума, откуда нет обратного хода в логичный мир живых, где военные самолёты не атакуют гигантских ос с металлическими крыльями и садовыми ножницами, вместо лап, а ей суждено веки вечные терпеть боль, что в общем-то предначертано каждому на этой убогой планетке, ничем существенным не отличимой от настоящего ада.
   Мати зажмурилась. В голове расцвёл букет из лезвий. С подбородка капало. Девочка пошевелила языком, не сдержала стона, угодив в пустое место, где минутой назад рос коренной зуб. Полость рта наполнилась густой слюной, крови тоже было предостаточно. Мати поняла, что сейчас отключится, а значит и безумие прекратится. Непременно! Ведь если нет сознания, нет вообще ничего!
   Боль пришла, вот только кошмар не закончился.
   - Мать, ты чего?! Живо поднимайся! - Стил не церемонился, влепил по щеке с той самой стороны.
   Мати взвыла. Хотела вцепиться другу в глаза, но тот навалился всем телом, будто пытался задушить.
   Над головой просвистело. Запахло чем-то горелым. Кажется проводкой.
   Мати извернулась, выползла из-под замершего Стила, прочистила глаза от песка и слёз. Только задрала голову, как сверху обрушился дикий шквал. Её снова откинуло в сторону, протащило по щебню, как ненужную игрушку, разрывая кожу на открытых участках тела. Глаза снова оказались полны грязи, Мати заприметила лишь громадную тень, пронёсшуюся над ней... а потом громыхнуло так, что заложило уши.
   Такое ощущение, будто под ней разверзлась бездна. Мати падала в неё, силясь хоть за что-нибудь ухватиться, но руки не слушались её, превратившись в бесполезные обрубки. Возможно, конечной и вовсе не было - их оторвало ударной волной, - вот только боль отстала, потому всё и казалось таким нелепым.
   Когда падение закончилось, Мати поняла, что кто-то тащит её по мокрой траве. Первым желанием было отбрыкнуться. Девочка так и сделала, вскочила, получив свободу, попыталась убежать. Однако не вышло. Небо над головой уже почти целиком было фиолетовым. Мати так и застыла с разинутым ртом, не слыша взмахов металлических крыльев.
   - Мать, да ты чего творишь?! - Стил кое-как выбрался на четырёх из придорожной канавы. - Посмотри только на это!
   Мати с трудом оторвалась от созерцания небосвода. Глянула туда, куда указывал протянутый перст друга. Она не верила в чудовищ, хотя на подсознательном уровне и допускала их существование... где-то там, далеко, куда если и попадают, то только в страшном бреду. А последний никогда и ни за что не накроет с головой среднестатистическую школьницу, которой на судьбе написано совершенно другое! С ума сходить - это по части дряхлых старух! Себя Мати считала застрахованной. До поры до времени, до сегодняшнего дня, до вот этого самого момента.
   Заброшенный полигон представлял собой жуткое зрелище. Всё кругом горело, испуская тот самый нездоровый фиолетовый цвет. Такое ощущение, будто они оказались на другой планете, угодив в эпицентр кровопролитной войны между местными формами жизни, которым на пришельцев было элементарно плевать. Но нет, это была Земля, и словно подтверждая данность из-за холма соседнего бункера вылетел военный самолёт, сыпля с хвостового оперения разноцветными искрами, на вроде бенгальских огней.
   - Чего, праздник что ли какой сегодня?.. - Мати оказалась совершенно сбита с толку - стояла, хлопала ресницами... а самолёт, с триколором на крыльях, вовсе не летел, он падал, заваливаясь на правое крыло, потому что крыла как такового больше не было.
   - Мать, ложись! - орал Стил, а Мати пребывала внутри современного блокбастера, даже по сторонам огляделась, так и норовя толкнуть соседа в бок: мол, спецэффекты - высший сорт, утёрли нос пиндосам, в кои-то веки!
   Самолёт падал прямиком на детей, всё происходило, как при замедленной съёмке. В последний момент пилот видимо заметил, попытался увести стальную птицу в сторону. Из-под фюзеляжа выскочило что-то мелкой, мелькнуло синим зигзагом, отсадило хвостовое оперение, так что самолёт сделался неуправляемым.
   Стил махнул ногой, что есть сил наподдал втыкающей Мати по ахиллу. Девочка охнула, повалилась в грязь. Однако этого было недостаточно, и Стил прекрасно понимал это. Схватив девчонку за грудки, он кое-как перекинул ту через себя в сторону канавы, скатился сам следом и еле успел. Над головой пронеслась груда исковерканного металла, в плечо что-то больно ударило, откинув Стила далеко в сторону. Шлёпнувшись в холодную воду, парень сразу же нырнул, надеясь, что Мати последует его примеру.
   Мати открыла глаза как раз, когда прогремел взрыв. Бахнуло эпически, аж ослепило и обожгло лицо! Только сейчас до Мати дошло, что это вовсе на салют - самолёт упал, как по телику в новостях, а тут они так некстати. Чего теперь делать? Руки сами собой полезли в карман, в поисках мобильника, которого конечно же не было на месте. Потеряла! Ещё бы, после такой болванки можно здравый рассудок утратить, чего уж там говорить про трубу.
   Чертыхаясь, Мати с трудом разобралась в собственных конечностях. Поднялась. Побрела, шатаясь, сама не понимая, куда и зачем. Посадка вдалеке была сметена. В небо клубами валил тёмно-фиолетовый дым... Потом грохнуло ещё раз. Мати и рук толком к лицу вскинуть не успела. Шлёпнувшись в лужу, она решила передохнуть, но не дали - сверху что-то спустилось... Небо вмиг померкло, дышать сделалось невозможно. Мати выругалась, ощупывая руками плотное покрывало, которое давило всё сильнее, заставляя тело погружаться в ледяную воду. Осознание серьёзной опасности пришло запоздало - мозг видимо был перегружен, не успевал регистрировать события по мере их нарастания. Однако, как только Мати сообразила, что сейчас умрёт, всё встало на свои места. Она что есть сил дёрнулась вверх... но сил оказалось недостаточно. Покрывало упруго сыграло, отбросив обратно в воду. Погрузившись с головой, Мати впала в отчаяние. Это был конец, и это было точно, потому что заново вынырнуть на поверхность уже не получилось - покрывало намокло и погружалось вместе с обезумевшей от страха девочкой.
   В кровь брызнул адреналин, Мати забилась, как изнывающая на солнцепёке рыба. В голове всё перемешалось, а потому промелькнувшее у самого лица лезвие ножа, не вызвало никакой ответной реакции. Как и рука, метнувшаяся в образовавшийся разрез, чтобы схватить за шхибот и вытащить.
   Стил! Он всё-таки про неё не забыл!
   Мати рванулась вслед за рукой. Волны расступились, покрывало тоже осталось в стороне.
   Сидя на берегу рва, Мати ревела в два ручья, никак не воспринимая реальность. Всё тело трясло и вовсе не от холода. Так близко со смертью она ещё не бывала. Мысли в голове путались, а потому Мати не сразу среагировала на голос.
   - Ты в порядке? Слышишь меня? Эй, ну же, ответь!
   Вновь больно ударили по лицу, по больной стороне, как специально. Мати рассвирепела, обернулась, чтобы описать маршрут, по которому Стил может прогуляться, раз такой сноб по жизни!.. Но не смогла проронить ни звука. Это был вовсе не Стил и... даже не Лобзик.
   Мати всё ещё потрясываясь указала на горящий самолёт, кивнула.
   Существо в шлеме напротив проследило жест, тоже кивнуло.
   Мати глупо улыбнулась. Посмотрела на покрывало, чуть было не утопившее её в канаве, оказавшееся ничем иным, как парашютом. Нервно рассмеялась.
   - Что ты тут делаешь? - спросил Пилот.
   Мати не нашла ничего лучше, как пожать плечами.
   - Нужно уходить. Ты одна? - Пилот тревожно оглянулся по сторонам. - Оно где-то рядом.
   - Оно?! - Прозвучало слишком высоко - как будто истеричка истерит не по-детски!
   - Долго объяснять. Так ты одна?
   Мати не успела мотнуть головой, как пилот повалился, сбитый огромной жердиной, в руках чумазого Стила.
   - Чёртов ублюдок!
   Мати ошалело хлопала ресницами, глядя на скачущий по кочкам гермошлем.
   Стил чесал репу.
   - Это чё, человек?
   - Придурок! - накинулась Мати, к которой только сейчас вернулись уверенность в себе и членораздельная речь. - Это ж наш!
   - А не наш тогда где? - тупо спросил Стил.
   - Берегись!
   Мати машинально присела; Стила Пилот долбанул в колено, не без удовольствия.
   Над головой пронёсся синий зигзаг, тот самый, который Мати уже доводилось видеть раньше. За ним ещё два или три. Последний из цепочки метнулся вниз, мелькнул над головой, звеня на уровне ультразвука, так что заныла рана в десне, на месте выбитого зуба. Мати машинально зажала уши руками, но это не помогло. Черепная коробка была готова лопнуть пополам, чиня нестерпимую боль. Сквозь слёзы Мати увидела, что существо зависло над землёй, опускаясь всё ниже и ниже, метрах в десяти от неё.
   - Чё за хрень? - спросил Стил непонятно кого.
   Мати помотала головой, гоня наваждение прочь. Кошмар не отстал, намекая, что всё взаправду, а сама Мати на крайняк сбрендила.
   Некий симбионт насекомого и машины, отдалённо напоминавший стрекозу, вращал пудовыми глазами с бездной внутри, изучая парализованную девчонку с головы до пят, как редкостный вид. Затем от брюшка отделились четыре суставчатые конечности, с неким подобием садовых ножниц на концах, а четыре сонаправленных крыла за спиной перешли в иную плоскость движения, придав телу ускорение.
   Атака была молниеносной. Мати так и не поняла, как уцелела. Стил с пилотом пребывали в том же ступоре, что и она, так что помочь уж точно не могли. В метре от неё - Мати слышала, как лязгают лезвия, намереваясь перекусить её пополам - тварь будто напоролась на невидимый барьер, вспыхнула ярко-синим светом, отлетела в сторону, потеряв крылья и половину ног.
   Мати застыла с отвисшей челюстью, но сообразить, что произошло не успела. Сверху налетел ураган, разметал волосы, поволок за собой в грязь. Мати как стояла, так плашмя и рухнула, даже не выставив вперёд руки. Отбитая челюсть отозвалась резкой болью, полость рта заново наполнилась кровью. Единственное, до чего Мати додумалась, вылезая из грязи, это что завтра будет вот такенный бланш во всю щёку!
   - Чё, сучёныш, выкусил?! - скакал Стил, размахивая дубиной. - Не на тех полез, ублюдок! У нас мощные ракеты, так что мы всем вам жопы надерём, будете знать, как нас с матью в говне полоскать!
   В небе творилось какое-то безумие. Мати быстро потеряла интерес к вмиг отрастившему яйца Стилу, запрокинув голову наблюдала, как свора зигзагов из кучи малы выстраивает стройные ряды, готовя новую атаку. Из-за посадки с рёвом вылетела треугольная тень. В предзакатных сумерках Мати всё же удалось разглядеть ещё один военный самолёт. С души камень свалился - остаться наедине с инфернальными тварями казалось верхом безумия. Пусть даже рядом Пилот.
   - Ведомый! - крикнул Пилот, наблюдая, как штурмовик заходит на цель; под брюхом зажегся оранжевый огонёк. - РСЗО! Ложись!
   Прозвучала низкая трель. Щебёнка, грунт, вода - да всё что покоилось под ногами - взлетело вверх! Такое ощущение, художник, рисовавший сумерки, макнул кисть в стакан с водой, перемешав остатки красок в грязь!
   Мати очухалась на сухом островке. Вскочила, силясь понять, целы ли руки и ноги. С неба лился грязевой дождь, падала щебёнка, вперемешку с раскуроченными ветками кустарника. Ноги подкосились. Мати упала на руки под звучный щелчок...
   "Сломала! Чёрт побери, сломала не то руку, не то ногу! Вот треклятая пакость!"
   Мати уже была готова впасть в отчаяние, но так и не впала. Не успела. Снова щёлкнуло, да так близко, что Мати не сразу сфокусировалась на предмете у лица, наблюдая, как разлетаются в разные стороны и медленно оседают аккуратно срезанные волосы.
   Та самая тварь, сбитая при первом заходе Ведомого, - да-да, теперь с большой буквы, не иначе - вращала глазами, силясь изловчиться и отсадить шокированной Мати голову. Девочка заорала, вовремя отдёрнулась назад, так что лезвия снова щёлкнули вхолостую, оставив незаметную царапину на переносице.
   Внутри гада что-то жужжало. Из простреленного в нескольких местах панциря выступила вязкая жидкость, отдалённо напоминающая смолу. Даже пар пошёл, заставив Мати работать руками и ногами с удвоенной энергией. Тварь тоже собралась с остатком сил, изловчилась и прыгнула на двух конечностях, на вроде кузнечика-переростка в направлении ускользающей жертвы. Прыжок был отменный - Мати осталось только смириться и ждать неминучую смерть с опущенной головой, - победоносно щёлкнули лезвия - клац-клац! - перед взором всё закрутилось, как если бы голова уже катилась по грязи в очередную лужу стоячей воды...
   Громыхнуло так, что заложило уши. Мати чуть было не села на пятую точку. Однако её вовремя подхватили под мышки, потащили спиной вперёд. Сквозь разъедающие слизистую слёзы, Мати видела, как Пилот разряжает в бездонную глазницу твари обойму табельного. На секунду показалось, что пули просто исчезают внутри черепной коробки гада, не чиня существенного вреда.
   Где-то чуть в стороне прозвучала уже знакомая трель. Зашипело раз... и ещё раз. Громыхнуло два взрыва - Ведомый знал своё дело, методично уничтожая агрессоров, лишь бы хватило боеприпасов! Кратковременного взгляда было достаточно, чтобы отметить в стане зигзагов прибывшее подкрепление. Заварушка перерастала в самый настоящий воздушный бой, какой Мати видела только по телевизору.
   Несуразность происходящего вновь надавила на психику, заставив бездумно, - а может, и безумно! - отмахнуться от помощи.
   - Мать, ты чего?! - Стил бросил помогать, как бросил и саму Мати.
   Мати резво вскочила, накинулась на Стила, словно тот был всему виной.
   - Что это за твари?! Почему они пытаются меня убить?! Что вообще происходит?! - Девочка застыла, сжав ладони в кулачки, смотря поверх головы друга на уродливые кляксы, которыми была испачкана большая часть небесной сферы.
   - Да почём мне знать! - заорал в ответ Стил, испуганно оглядываясь по сторонам. - На нас напали! Это беспилотники!
   - Какие на хрен беспилотники! - Мати чувствовала, что срывается, но было по барабану. - Вон тот кровью истекал, сама видела!
   - Какой кровью? - Стил на всякий случай отодвинулся от трясущейся Мати. - Тебя случаем не того... не контузило?
   - Да лучше б контузило, - произнесла Мати, стуча зубами, как припадочная. - Тогда всё это можно было бы хоть как-то объяснить.
   Стил обернулся на Пилота и чуть не обмер - тот толкал расстрелянную тварь ногой, как если бы та и впрямь была живым созданием, отдавшим душу непонятно кому!
   - Машу ж вать, - прошептал Стил, покрепче сжимая дубину. - Что это и впрямь такое?
   - Я подобного даже по телевизору не видел, - обернулся Пилот. - Если только в фантастических фильмах. На первый взгляд механизм, но при ближайшем рассмотрении видно, что нет. Это какая-то форма жизни. Разумное насекомое, иначе не скажешь.
   - Разумное, потому что пытается убить? - усмехнулась Мати. - Откуда они?
   - Понятия не имею.
   - Ты ж вояка! - предъявил Стил. - По любому, из ваших лабораторий сбежали! Не фиг тут неведение изображать! Говори, что это за гады и сколько их вообще?!
   - Я знаю не больше вашего, - выдержке Пилота можно было позавидовать. - Нас подняли по тревоге с аэродрома в Жуковском. Меня и ведомого. Сразу завязался бой. Твари оттеснили нас сюда. Если честно, я и не думал, что снова пройдусь по земле...
   - Они настолько сильны? - Мати снова тряслась.
   Пилот медлил, как-то странно скривив голову.
   - Что не так? - спросил Стил.
   - Вам плохо? - Мати сделала шаг навстречу, но тут же споткнулась, сев на четвереньки; из груди Пилота, порвав форменный комбинезон, вылезли окровавленные ножницы, с кусочками алой плоти на заточенных лезвиях.
   - Червяк мне в хвост... - Стил медленно пятился, на сей раз позабыв о Мати.
   Рядом с первыми ножницами блеснули вторые - клац-клац, - и уже бездыханное тело Пилота оказалось разорванным напополам. Во все стороны брызнула кровь. Мати окатило с головы до пят, унеся остатки разума! Потом она снова полетела, отброшенная чудовищной ударной волной. Снаряд ударил совсем рядом, от яркой вспышки утратилось зрение, в ушах звенело.
   Не потеряла сознание Мати только от нестерпимой боли в плече. Девочка попыталась сразу же ощупать сустав, но напоровшись пальцами на тёплый металл быстро отдёрнула руку; принялась всхлипывать, суча ногами, потому что кричать уже не было сил. Куда подевался Стил, она понятия не имела. Всё вокруг заслонилось удушливым дымом. Последний был как нельзя кстати - укрывал от тварей, которые по-прежнему роились в небе, в поисках новых жертв. Потом всё стихло.
   Мати показалось, что она отключилась.
   Боль не отставала, рядом что-то ползало, чавкая в грязи, как утка, смакующая ряску. Окликнуть Мати боялась - это мог запросто оказаться не человек. Бой видимо закончился, кто победил пока было неясно. Хотя столько пламени и дыма мог оставить после падения только громадный самолёт. Твари не взрываются, не горят, не стонут... Они лишь истекают кровью, как люди. Но несмотря на это, смерть им не ведома - в этом Мати уже убедилась, как и была уверена в том, что, не смотря на все уже имеющиеся факты, гады всё равно живые.
   Порывом ветра дым оттеснило немного в сторону. Мати увидела хвостовое оперение уткнувшегося носом в землю самолёта. Ведомый сполна выполнил долг, защитив её от своры кровожадных тварей. Дальше нужно самой. Спешить. Ведь как только огонь погаснет, атака возобновится.
   Мати попыталась оттолкнуться руками, но только застонала, не в силах стерпеть адскую боль. Левая рука не двигалась. Казалось, её целенаправленно заклинили чем-то посторонним, чтобы обездвижить окончательно. Мати на силу отмахнулась от назойливой картинки, как тварь подползает к ней недвижимой и медленно вскрывает грудную клетку, по очереди выбрасывая внутренние органа в грязь... Сосредоточилась на проблеме, которую как оказалось в действительности, она не в силах решить самостоятельно.
   Обломок от фюзеляжа Ведомого пропорол плечо насквозь, вышел из спины, пригвоздив Мати к щебнистому холму на манер бабочки, приколотой булавкой в музее естествознания. Любое, даже самое незначительное движение, вызывало резкую боль. Было больно дышать. Биение сердца и то, сопровождалось неприятными ощущениями. Безрезультатно подрыгавшись с минуту, Мати успокоилась, поняв, что это конец. Уж слишком много раз за сегодняшний вечер она разминулась со смертью. В реальности так не бывает. Пора уже и проиграть.
   Ветер усилился, оттеснив клубы дыма к дороге. Насыпь уже отчётливо просматривалась. На обочине торчал пикап Лобзика. Самого Лобанова видно не было, что в общем-то мало волновало. Автомобиль чудом уцелел в кутерьме. Он - шанс на спасение! Вот только до насыпи не добраться, слишком далеко.
   Мати заплакала.
   Боль оставалась единственным связующим звеном с реальностью. Не будь боли, Мати давно бы провалилась в обитель хаоса, где её, по всей видимости, заждались. Звон в ушах сменился трубным рёвом, казалось где-то рядом марширует безумный оркестр, который бьёт в фанфары, знаменуя победу тьмы над светом.
   Мати уставилась на пепелище. Куда ни глянь, всклокоченная земля, заполняющиеся водой рытвины, вырванные с корнем деревья. Такое ощущение, будто она оказалась на площадке декораций к какому-нибудь военному фильму, в роли статиста, которого для пущего эффекта решили отмутузить по-настоящему, чтобы ни у кого из зрителей не возникло сомнений в подлинности происходящего на экране.
   Одна из кочек зашевелилась. Вода вокруг пошла пузырями. Из-под земли на свет божий выбралась чёрная бестия. Выпрямилась в полный рост; покачиваясь, двинулась прямиком на Мати, сжимая в клешне гнутую ерундовину.
   Мати застонала. Попыталась подняться, но ничего не вышло. Приступ боли затуманил рассудок, вниз по спине потекло тёплое.
   Реальность раздробилась на эпизоды; тварь двигалась, как в фильме "Звонок", рывками. Мати силилась не моргать, ей почему-то казалось, что так подземный гад не сумеет к ней подобраться. Однако веки были неимоверно тяжёлыми, глаза щипало, а от усердия, с которым Мати пялилась на тварь, перед взором всё плыло и темнело... Так что Мати наплевала на этот треклятый мир, подложивший ей такую свинью; закрыла глаза и просто ждала, молясь про себя, чтобы всё прошло быстро и безболезненно.
   Того что произошло дальше, она уж никак не ожидала. Её бесцеремонно схватили за грудки, встряхнули так, что в мозгу расцвела лоза заточенной "егозы". Такой боли Мати отродясь не испытывала, потому недолго думая, зарядила здоровой рукой противнику под дых. Тот крякнул, шлёпнулся рядом, вмиг утратив образ посланника сатаны.
   Чем дольше Мати таращилась на корчащееся у ног существо, тем всё в большей мере то походило на вываленного в грязи человека. Когда в её адрес посыпались низменные ругательства, основанные на половом признаке и доминанте мужчины над женщиной, Мати признала в напавшем Стила и облегчённо выдохнула, радуясь, что всё же не одна.
   Стил сплюнул, откинул обломок жерди, вытер рукавом лицо.
   - Мать, ты вообще охренела?! Какого лешего? О-йо... - Стил наконец увидел, в каком плачевном состоянии находится подруга и предпочёл заткнуться.
   Мати попыталась улыбнуться, но вышел болезненный оскал. Правая щека, там, где выбит зуб, затвердела, глаз тоже заплывал - так, по крайней мере, казалось.
   - Как тебя угораздило? - Стил рассматривал обломок самолёта и бледнел даже под грязью.
   - Да вот гуляла, а тут вдруг самолёт крылом зацепил! - Мати вскипела, видимо в кровь от разговора со Стилом выделилось что-то ещё. - Идиот, помоги мне! Ну же!..
   - Тише ты! Дай посмотреть. Основательно тебя прикололи... Сантиметр в сторону, и мы бы сейчас не разговаривали.
   - Да лучше сдохнуть, чем слушать этот бред!
   - Успокойся.
   - Иди к чёрту!
   Из посадки послышались выстрелы и крики людей.
   Мати со Стилом синхронно вытянули шеи.
   - Где это? - прошептала Мати, глядя на друга, будто тот должен всё знать.
   - Малинищи. Они там, за посадкой. Надо уходить.
   - Там "тундра" Лобанова на обочине. Только его самого нигде не видно.
   Стил огляделся.
   - К чёрту этого Лобзика. В щель забился, теперь не выковырнешь.
   - Ты чего такое несёшь?!
   - Ты на себя посмотри! - сорвался Стил. - О каком-то Лобанове печёшься. Ни хрена ему не будет! Такого газовая камера не возьмёт, а тут... Подумаешь, два штурмовика и свора нежити...
   Мати сглотнула.
   - Вытащить сможешь?
   Стил утёр пот со лба.
   - А есть другие варианты?
   - Бросить меня, например...
   - Мать, ты дура?
   Мати всхлипнула.
   - Мне страшно. Не хочу умирать.
   - Хм... Размечталась. Все страдать будут, а она лапки сложит. Мать, ты эгоистка!
   - Да по фиг уже.
   Стил на всякий случай ещё раз оглянулся на посадку. Выстрелы и крики больше не доносились, но среди редких деревьев угадывалась суета. Вспыхивал и гас синий свет - по всему, акцент атаки сместился, но нападение и не думало прекращаться.
   - Так, посмотрим... Тут ничего страшного, мне сначала показалось, что совсем край... а нет... дёрнуть быстро надо и рану зажать. Чёрт, сколько же крови...
   - Давай уже, - прошипела Мати, глотая вязкую слюну. - Хоре зубы заговаривать, не умеешь совсем.
   Стил вытер ладони об лохмотья штанов. Опомнился, быстро снял ремень, протянул Мати.
   - В зубы.
   Мати скривилась, но ремень прикусила.
   - Готова?
   Дожидаться кивка Стил не стал. Заорал, как раненный зверь и дёрнул что было сил. Обломок подался легко, так что парень отлетел в грязь, чудом не насадившись на острый металл вместо подруги.
   Эту боль Мати запомнила на остаток своих дней, точнее до тех пор, пока не сошла с ума. Непередаваемое чувство.
   Даже сравнить не с чем.
   Она не знала, сколько пробыла в беспамятстве. Когда очнулась, поняла, что её снова куда-то тащат. Боль накрыла с головой, и Мати застонала. Движение прекратилось, небо заслонила физиономия Стила.
   - Мать, ты как?
   Мати кивнула, говорить не было сил.
   - Слава богу! - вздохнул Стил. - Я уж начал подумывать, что ты и впрямь... того...
   - Я ж говорила, брось, - выдохнула Мати, чувствуя в груди удовлетворение - не бросил, хотя мог!
   - Не дождёшься, - ухмыльнулся Стил. - Вот тут зажми. Чтоб кровь не текла. Сильнее. Сейчас до машины доберёмся, там аптечка есть.
   Мати кивнула. Позволила Стилу уложить руку на нужное место - сама смотреть на рану она боялась. Прижала ладонь как могла, ощущая между пальцев тёплое.
   - Крови натекло, как из поросёнка, - попытался шутить Стил. - Держись, мать. Нужно выжить.
   - На кой? Ты видел этих?.. Их нельзя убить.
   - А ты себя видела? Тебя тоже не так просто.
   Мати почувствовала безудержный смех.
   "Нет, нужно держаться! Иначе всё обернётся истерикой. Я не смогу остановиться. Никогда. Ну и пусть. Буду смеяться вечно, пока небесам не осточертеет на меня смотреть!"
   - Подняться сможешь?
   Мати попробовала, кивнула.
   - Тогда давай, по насыпи только осталось. Готова?
   - Готова.
   Шатаясь, они кое-как преодолели подъём, ступили на гравий. Тут Мати стошнило кровью, так что кончики пальцев на руках и ногах закололо. Стил успокоил, сказал, что кровь, скорее всего, из полости рта, потому что без сгустков и пены. Когда пробито лёгкое, кровь другая, да и подняться тогда Мати бы не смогла. Так что всё хорошо, нужно двигаться дальше. Дойти до пикапа и валить без оглядки, подальше от этого треклятого пустыря!
   Мати кивнула соглашаясь, но разогнуться почему-то не смогла. Наверное, потому что стояла лицом к посадке и первой увидела выскочивших из-за деревьев людей. Это были женщины и дети, а следом за ними неслась синяя смерть.
   - О, Господи, Стил...
   Стил резко обернулся.
   - Вот суки!
   - Надо помочь.
   Стил глянул на пикап.
   - Всех всё равно не увезём. Да и не успеем.
   - Так же нельзя.
   - Мать, это война! Ты ещё не поняла? - Стил развернул Мати лицом к автомобилю. Как раз вовремя: синий зигзаг догнал женщину с ребёнком на руках...
   Последовал крик.
   Мати зажмурилась.
   - Война - не приговор. Она не может лишить человечности.
   - Зато она может запросто лишить здравого рассудка, - ответил Стил, открывая переднюю дверцу пикапа. - Нам нужно двигаться, иначе никто не уйдёт с этого пустыря живым.
   Превозмогая боль, под детские крики, Мати забралась в "тундру", жалея об одном: что не может зажать ладонями уши. В груди всё ныло, острое желание броситься на помощь беззащитным детишками и их отчаявшимся мамам никак не покидало. Однако рассудок удерживал на месте; Мати, как могла, ему помогала, понимая, что в чём-то Стил действительно прав - они не в силах помочь, они ранены и не подготовлены. Если броситься навстречу, ещё неясно кому кого придётся защищать... Да и какой толк с неё самой, не ходячей? Она может отправить только Стила. Отправить на верную смерть, и ведь он пойдёт, потому что любит.
   Только сейчас у Мати по-настоящему открылись глаза. Она увидела настоящий мир, без тусовок, кафе и катакомб. Этот мир был страшен, потому что в нём не было места для жалости. Это был дикий мир, в котором несколько тысячелетий назад появился первый человек. Теперь в этот страшно-дикий мир протиснулось что-то поистине невосприимчивое к боли. Не только физической, но и душевной.
   Стил хлопнул задней дверцей, чем-то зазвенел, потом возник на переднем сиденье, блеснул ножницами.
   - Руки!
   Мати послушно подняла руки на уровне груди.
   Стил ловко - как будто занимался этим каждый день - обрезал лохмотья блузки, чикнул тренчик лифчика. Мати безучастно смотрела в окно, на холм бункера. Там, в темноте, трясся Лобзик, которого они так бессовестно кинули. Сейчас Мати больше на него не злилась. Лобанов ассоциировался с мирной жизнью, той самой, которой больше не будет. Лобанов был своим, пускай и моральным уродом.
   С противоположной стороны снова закричали.
   - Стил, я не могу это слушать! Поехали уже! Заводи!
   - Надо с раной разобраться! Кровью истечёшь!
   - К чёрту рану! Жми!
   Стил долбанул локтем магнитолу. В салоне гулко бухнуло. Из динамиков грохнул "Hoth" - "The Living Dreams Of A Dead God". Звуковой стерео-барьер частично отгородил от реальности. Однако опасность и связанный с ней дефицит времени - никуда не делись.
   - Ну-ка, рот открой, - Стил явно спешил, то и дело оборачивался к окну.
   - На фига?
   - Надо.
   Мати послушалась. Стил скрипнул пробкой; в правой руке он сжимал бутылку водки.
   - А это зачем? - не поняла Мати.
   - Вместо анестезии. Пей.
   Мати скривилась, но пить пришлось.
   - Меня стошнит.
   - Нос зажми и не дыши, - посоветовал Стил. - Быстрее глотай!
   Мати сделала, как велено - задержала дыхание и прильнула губами к горлышку. Вниз по горлу скользнула ощетинившаяся чешуёй змея. Дыхание перехватило, Мати закашлялась. Желудок наотрез отказывался принимать спиртное.
   - Ну же, глотай! - не отставал Стил, хватая бутылку и поливая из неё Мати на плечо, пока девочка не опомнилась.
   Мати взвыла. Сунула в зубы кулак. Мотала головой, силясь хоть как-то перетерпеть боль. Водка всё же провалилась, но легче не стало. Видимо, нужно время.
   - Пей ещё, - приказал Стил, и Мати выпила. - Вот, прижми, - он протянул кусок ваты, отдающий водкой.
   Мати скривилась.
   - Давай, не кобенься, это спасёт тебе жизнь! Держишь?
   Мати кивнула. Говорить она уже не могла. Из-за потери крови в жилах у неё бурлил "це-два-аш-пять-о-аш".
   Стил схватил правую руку Мати, положил на вату, прижал к ране. Затем размотал бинт, принялся наспех делать перевязку.
   В небе что-то просвистело. Машина содрогнулась. Крыша над головой вспучилась.
   - Чтоб вас, сучёныши летучие! - Стил зачем-то нажал на сигнал; пикап протрубил что-то нецензурное, подражая Слону из "Подозрительной совы".
   Мати ржала, уверенная, что Стил к ней просто пристаёт, а всё остальное - дурной сон, наглюченный ею по пьянке. Как, оказывается, всё просто, а она, дура, заморочилась!
   Пикап подпрыгнул. В капоте, перед лобовым стеклом, образовалась порядочная дырень, через которую можно было увидеть мотор.
   Стил понял: времени не осталось. Что есть мочи надавил на газ - когда успел включить зажигание, мальчик не помнил. Пикап взревел так, что задребезжали стёкла. Стил вывернул руль, отпустил сцепление. Взвизгнули шины, машина чуть ли не на дыбах сорвалась с места. Крышу снова зацепили, вырвали прямиком над Мати, частично превратив пикап в кабриолет.
   Стил выругался, посильнее вдавил педаль газа в пол. Мотор чихнул, заставив всё внутри мальчика сжаться. На секунду задумавшись, Стил чуть было всех не угробил. Пронёсся по обочине, цепляя колёсами придорожную грязь, кое-как вырулил на проезжую часть. Тут чудом объехал груду дымящих обломков, влупил дальний свет, выровнял пикап, помчался, толком не зная, куда, зверски насилуя коробку передач, которая как-то враз стала совершенно незнакомой.
   - У нас на хвосте легавые? - спросила Мати, еле ворочая языком. - Стил, ты чего натворил?
   Стил на секунду оторвался от управления, глянул на Мати. Крыша над девочкой действительно отсутствовала. Однако, шокировало в большей степени не это, а то, как ровно был срезан металл, будто нападавший орудовал болгаркой. Чернеющее небо в проёме окрасилось синими вспышками, если сильно захотеть, действительно, можно представить, что за тобой гонятся вовсе не кровожадные твари, а свора полицейских. Стил сроду не думал, что будет настолько рад копам. Кто ж знал, как всё обернётся...
   - Стил! - Мати вскинула руку, забыв об раненном плече.
   Стил скорее машинально, нежели осознанно, крутанул руль. Пикап вильнул, чудом увернулся от стремительной атаки в лоб. Слева промелькнул синий зигзаг. Машина затряслась, как в лихорадке; в свете фар Стил разглядел, что снова мчит по обочине, испытывая на прочность стонущую подвеску.
   Дорога круто повернула; пикап свалился в подлесок, принялся скакать по кочкам, на манер кенгуру. Стил насчитал два или три удара головой о крышу, потом куда-то провалился.
   Без сознания он пробыл недолго, потому что когда снова открыл глаза, машина всё ещё скакала, корчуя бампером двухлетний подлесок. Одна фара разбилась, уцелевшая светила в зенит, где царила непонятная ярко-синяя мешанина. Магнитола заикалась, и Стил не нашёл ничего лучше, как долбануть локтем. Динамик умолк, остался только рёв двигателя, такой, как при старте ракеты!
   Стил опомнился, убрал ногу с педали газа, удивлённо глянул на рычаг коробки передач, зафиксированный в положении "нейтраль". Видимо, прежде чем отключиться окончательно, он успел рефлекторно выключить скорость. Хорошо, в противном случае, пикап продолжил бы разгоняться пока бы не перевернулся. Если учесть, что оба они не пристёгнуты, непременно бы свернули шеи. Так же... Так же закончился только рок; безумие продолжается!
   - Ты как?
   Мати показал большой палец. Отсалютовала початой наполовину бутылкой. Девчонка явно развлекалась.
   - Ты особо не увлекайся, лады?
   Мати ржала.
   Кочки закончились, как и подлесок. Виляя задом, пикап промчался по грязи, взлетел на горку, а когда приземлился, Стил понял, что под колёсами снова асфальт. Несказанно повезло - можно гнать дальше, хотя оторваться от летучих гадов навряд ли удастся. Стил старался не думать об этом. У них оставалось ещё больше половины бака соляры, можно гнать вечность, пока не повстречаются танки! Ведь где-то они по любому есть, раз прилетели и спасли самолёты.
   Только сейчас до Стила дошло, что спасло их и впрямь чудо - два военных самолёта, прилетевших невесть откуда, словно повинуясь руке божьей. Ангелы, твою-то мать! Сделалось не по себе, и Стил предпочёл сосредоточится на управлении, тем более что дорожное полотно он теперь практически не видел.
   - Ремень накинь! - приказал Мати. - Живо!
   Мати оторвалась от бутылки, морщась не то от переизбытка выпитого, не то от боли.
   - Щёлкни, - она протянула бляшку ремня.
   Стил помог. Собирался уже пристегнуться и сам, но не успел... Асфальт прямо по курсу вспучился, во все стороны полетело щебнистое крошево, будто на глубине сработал начинённый взрывчаткой снаряд. Из образовавшейся воронки в небеса ударил болезненно-фиолетовый луч света. Ослеплённый очередным светопреставлением, Стил вскинул к лицу руки.
   Колесо угодило в рытвину, руль бешено крутанулся, пикап развернуло. Пройдясь юзом какое-то расстояние, автомобиль попал двумя колёсам в образовавшуюся в результате взрыва трещину, ковырнулся на бок, так протащился метров пять, сыпля искрами, после чего скатился под откос, в осеннюю прелость.
   Рухнув на крышу пикапа, которая теперь оказалась внизу, Стил услышал, как хрустнули шейные позвонки. Боль тут же отстала. Мешала только кровь, стекающая с подбородка на глаза. Что за позу он принял в результате аварии, мальчик не знал. Но мир в его глазах выглядел перевёрнутым. Прежде чем отключиться, он увидел огромную сколопендру, вылезшую из норы, поднявшуюся вертикально, в человеческий рост, жонглируя синими огоньками, на манер новогодней ёлки. Последнее, скорее всего, был уже бред. Хотя, признаться, Стил не был ни в чём уверен.
   Что сталось с Мати он тоже не знал.
   Синева в небе только разгоралась.
  
   Глава 13. ТРУДНЫЙ ВЫБОР.
  
   Женя вздрогнула. Выскочила из-за стола, не сумев сдержать крик. Что именно снилось, она не помнила, но явно ничего хорошего. Хотя, вполне возможно, всё из-за переутомления - последнее время она работала на износ, - обычный стресс, оттого и нервы натянуты так, что даже во сне встряхивает!
   Женя обхватила себя руками за плечи. Уже собиралась заново сесть, но вспомнила, что Сони больше нет и садиться не стала. Смысл таращиться в пустой монитор, чем она занималась до того, как уснула? Соня всё равно не вернётся, нужно учиться жить без неё. Время лечит, а людям, в конце концов, удаётся обходиться без покинувших их близких. Пусть сначала и тяжело, так что порой возникает эгоистичное желание всё прекратить.
   Женя всё же присела. На душе скребло. Ощущение тревоги не покидало.
   Нет, дело вовсе не в её чувствах. По крайней мере, именно сейчас Соня ни при чём. Здесь что-то другое, действительно опасное, способное причинить вред.
   Женя вскочила, принялась мерить лабораторию шагами, не в силах избавиться от нарастающей паники. Помнится, в другой жизни - в приюте - она вот точно так же проснулась среди ночи от странного чувства, что что-то не так. Пришлось даже разреветься на всё расположение, чтобы услышали...
   Той ночью её всё же услышали. Воспитатель с больной головой всыпал ей люлей, чтобы заткнулась. Приехавшие позже пожарные задокументировали утечку бытового газа. Критическую. Ещё с полчаса и никто бы не услышал Жениных криков, как не проснулась бы и она сама. Только Женя знала, что она вовсе не просыпалась сама: её разбудили, потянув во сне за руку. Просто она сразу этого не вспомнила. Когда вспомнила, было уже не до этого, да и эмоции к тому времени улеглись. Пришлось заставить себя поверить, что всё случайно, потому что всем так проще. Рассказывать тоже было бессмысленно: над ней и без того издевались все, кому не лень. Быть белой вороной, куда сложнее, нежели серой мышью. Женя выбрала второе. Так действительно стало проще.
   За окном полыхнула фиолетовая зарница. Потом ещё одна и ещё...
   Женя нерешительно подошла к подоконнику, раздвинула жалюзи кончиками указательного и среднего пальцев, выглянула наружу.
   Небо походило на фиолетовую мембрану, с несимметричной сетью бордовых капилляров, отгородившую землю от посторонних глаз звёзд. Раскатов грома слышно не было, да Женя и без того знала, что это вовсе не гроза. Зарницы так не полыхают. Точнее полыхают совсем не так. Они электрические, неживые. Небо над головой казалось живым. Мёртвым и, тем не менее, живым. Скорее, мёртвым и мыслящим. Как-то так.
   Женя отдёрнула пальцы от жалюзи.
   Она запуталась.
   Или запутались те, другие, которые всё же нажали рубильник.
   "Да нет же, они просто сошли с ума. Все. Поголовно".
   Из "тамбура" послышалось громыхание. Женя резко обернулась, встретилась взглядом с Целтиным, открыла было рот, но так и не найдясь, что сказать, снова отвернулась к окну.
   - Похоже, началось, - тихо сказал Целтин, подходя к Жене. - Сколько это займёт времени?
   Женя пожала плечами.
   - В любом случае, не больше шести дней, - она мрачно улыбнулась, на миг став похожей на пророка. - Не думаю, чтобы ломать было сложнее, чем строить.
   - Там остались ребята, - Целтин кивнул в сторону зашторенного окна.
   - Они предупреждены, а значит, готовы.
   - Не уверен, что все воспринимали твою игру всерьёз.
   - Это только при нас. В душе они верят, иначе давно бы разбежались, сосредоточившись на чём-то другом.
   - Похоже, ты действительно знаешь, что делаешь.
   Женя подняла жалюзи, уставилась на фиолетовое неистовство, превратившее всё вокруг в проказу.
   - Что теперь будет с Соней?
   Целтин молчал, не зная, что ответить на этот вмиг ставший неимоверно сложным вопрос. Да, последнее время они спешили, словно стараясь успеть до какого-то, никем не обозначенного срока. Своеобразный час "Ч", дата которого до последнего неизвестна. Вот он настал, а у них даже не оказалось боевого расчёта.
   Так и снаружи, в огромных городах, прямо сейчас надрываются военные сирены, которые слышат все и не знают, как быть. Точнее знают: это учебная тревога, ничего страшного не происходит, можно жить дальше, ведь на планете мир. Так говорит телевизор, а он всегда прав.
   Последняя вспышка полыхнула совсем рядом. Женя невольно отстранилась от подоконника, налетела на Целтина, которому пришлось обнять подопечную, чтобы та не упала. Женю трясло мелкой дрожью. Как маленького ребёнка, проснувшегося среди ночи от кошмара. Словно подтверждая данность, Женя ущипнула себя за руку. Ничего не произошло, и она уткнулась лицом в халат Целтина.
   - Как всё и впрямь нелепо. Ведь даже я до последнего толком не верила. В душе надеялась, что бред. Но это не бред, это мы сами. Как вредоносные бациллы, готовые уничтожить то, что веками возводила природа, не особо заботясь о последствиях.
   - Думаешь, это конец?
   Женя вздохнула.
   - Думаю, как бы мы сейчас не предполагали, всё в конечном счёте будет иначе. Если бы человек мог хоть что-то предсказать, смысл жизни непременно открылся бы ему. Тот факт, что мы до сих пор слепы, свидетельствует лишь об одном: человек - пешка в чьей-то безумной игре. От нас ничто не зависит, более того, наши жизни ничего не значат. Для них. Там... - Женя обернулась к нездорово дышащему небу. - Там вершатся страшные цели, узнав о которых, любой индивид сразу же сойдёт с ума, так как узнает истинную цену своей никчёмной жизни - свить гнездо для обители хаоса. Скорее всего, в угоду этому мы и жили... Особенно, если проследить историю человечества, с ранних времён. Мы только и делали, что убивали. Причём самих же себя. Создать такое отродье могло лишь истинное зло.
   С улицы послышалась суета: топот ног, бессвязная речь, визг автомобильных шин.
   - А вот и сильные от мира сего пожаловали, - улыбнулась Женя, отстраняясь от Целтина. - Вот кому сейчас по-настоящему страшно.
   Целтин обернулся как раз, когда отворилась наружная дверь. В помещение набилась свора вояк, над которыми заметно возвышался "ёжик" Громова. Полковник коротко распорядился, солдаты с автоматами наперевес расположились вдоль стен. Оставшись один на центряке, Громов прошёл в лабораторию, кивнул Жене с Целтиным.
   - Что происходит? - спросил Целтин, закуривая.
   Громов замер на полпути к окну; будто заворожённый, уставился на фиолетовое светопреставление.
   - На нас напали? - Женя опустила жалюзи, понимая, что пока дьявольский свет проникает в лабораторию, добиться от федерала хотя бы одного вразумительного ответа вряд ли удастся.
   Громов вздрогнул. Глянул на Целтина с Женей, словно видел впервые в жизни.
   - Идёмте. Живо! - Он направился к двери во второй корпус, показав рукой четыре пальца.
   От эскорта отделилась четвёрка вояк. Двое солдат расположились по бокам от двери, оставшиеся заняли рубеж напротив, за полковником.
   - Объясните, что случилось? - потребовал Целтин, но Громов даже не обернулся.
   Снова хлопнула входная дверь. Из "тамбура", тыча в нос пропускам оставшимся караулить вход воякам, выскочил Панфилов. По роже шла рябь, на лбу образовалась уродливая складка - совсем как у пациента с лоботомией, - всклокоченный внешний вид и надетый наизнанку халат свидетельствовали об экстренном подъёме по тревоге.
   - Что всё это значит? - Женя преградила путь Панфилову, чего последний явно не ожидал; кожа на лице мигом разгладилась, голова приняла яйцеобразную форму, брови уползли чуть ли не на затылок. Сама ситуация из фатальной сделалась какой-то комичной, так что на пару секунд Жене показалось, будто всё происходящее - фарс. Воякам стало скучно, вот они и решили поиграть в войнушку, как в детстве.
   - Назад! - К реальности вернуло дуло автомата, упёршееся в грудь. - Назад!
   Женя попятилась.
   - Прекратите бесчинствовать! - вскипел Целтин, но тут же остыл, увидев на халате дрожащую точку лазерного прицела.
   Громов всё же соизволил обернуться, поднял руку со сжатым кулаком, поднёс к груди. Пыл вояк сразу остыл. Автоматы, звякнув, опустились.
   - Я бы не советовал вам провоцировать караул. У всех сейчас нервы на пределе. Идите за мной, и вам не причинят вреда.
   - Хоть на этом спасибо, - Женя окончательно убралась с пути Панфилова, который, на манер чихуахуа, потрясываясь, засеменил к хозяину, изредка оглядываясь, словно хвостом чуя опасность.
   Целтин нервно докуривал, косясь в поисках пепельницы.
   - Надо идти, - шепнул он Жене. - Выбора особого нет. К тому же... ещё неизвестно, зачем они пожаловали среди ночи со всей этой свитой.
   - Господи, вы ведь не думаете?.. - Женя, в страхе, ухватилась рукой за подбородок.
   - Надеюсь, до этого не дойдёт, - Целтин спешно забычковал окурок об подошву, сунул в карман, так и не вспомнив, где забыл пепельницу. Пошёл за Панфиловым, потирая кончик носа, о чём-то задумавшись.
   Женя не знала, куда деть руки, всё внутри неё неистовствовало, под стать буре за окном. Чувства не находили выхода, мысли в голове перепутались, картинка перед глазами вращалась, как в зеркалах калейдоскопа, унося куда-то за грань, в мир примитивного и нелепого, мнущегося, как глина, принимающего самые непристойные формы, о каких Женя раньше и помыслить не могла.
   Коридор между корпусами прошли молча. Женя то и дело оглядывалась на идущих по пятам караульных. Те в ответ на неё даже не смотрели - переговаривались о чём-то между собой на языке жестов, позвякивая оружием.
   - Зачем это вам? - донёсся издалека голос Целтина.
   - Вы всё сейчас узнаете. Потерпите, - юлил Панфилов, играя мимикой похлеще Джима Керри.
   Женя собиралась ускорить шаг, но не смогла - её бесцеремонно отпихнули прочь, на стену. Шмякнувшись носом, Женя сквозь слёзы смотрела, как Целтин пытается выхватить что-то блестящее из вертикально поднятой вверх руки Панфилова. Громов, обернувшись, наблюдал, поджав губы. Вояки в два прыжка нагнали Целтина, профессионально скрутили, попутно напихав дулами автоматов по рёбрам.
   - Нет! - Женя вскинула окровавленные руки, словно силясь схватить ими Панфилова, чтобы выбить из рук того огромный шприц с мутноватой жидкостью.
   "Синильная кислота! - носилось под черепной коробкой, среди обиды и боли. - Чёртовы ублюдки решили и впрямь всё прекратить! Они заметают следы, чтобы врагу не достались их разработки! Но, Господи, какой ценой они это делают!"
   Женя кое-как поднялась, утираясь рукавом. На пол капало. Коленки тряслись. Ноги предательски разъезжались. Она двинулась вдоль стены, стараясь не поскользнуться. Так добрела до скорчившегося на полу Целтина, о котором все забыли.
   Внутренняя дверь была открыта, слышались звуки борьбы...
   Женя со всей мочи стиснула зубы. Стиснула так, что зазвенело в ушах, а перед взором заплясали жирные кляксы. Потом всё на секунду померкло. Это было даже хорошо, она не видела и не слышала очередного убийства, которое проходило на планете Земля, как всегда буднично, никем не замеченное.
   Когда чувство реальности вернулось снова, в коридоре, за исключением самой Жени, никого не оказалось. Под потолком нервно вздрагивал свет. Из второго корпуса доносилась бессвязная речь - что-то происходило, но что именно было непонятно.
   Женя побрела вдоль стены, попутно вытирая свободной рукой кровь с лица. Звон в ушах стих, но мысли всё ещё путались. От этого было не по себе, чувство дискомфорта не покидало её, но страх немного подотстал.
   Переступая пудовыми ногами, Женя протиснулась в приоткрытую дверь, всмотрелась в сумрак, подсознательно готовя себя к самому худшему. Действительно, есть к чему...
   Кушетка за целлофановой шторкой была "взорвана". Подушка - на полу, матрас изодран в клочья, всюду следы крови. По всему, новая Соня до последнего не желала сдаваться, но... Но противников оказалось слишком много - даже накаченному клону не совладать с такой армией солдафонов, плюс Панфилов со шприцем, в котором могло быть всё что угодно.
   Женя почувствовала дурноту, вскинула руку в поисках стены, которой почему-то не оказалось рядом. Пришлось оглядеться, чего не особо хотелось, так как от всякого движения головой мир превращался в пикирующий вертолёт. Женя всё же определила, что пока смотрела на кушетку и кровь, умудрилась выползти чуть ли не на середину лаборатории. Подле замер вояка с автоматом на перевес, в Женю не целится, видимо не считает нужным.
   - Не важно выглядите, - из-за спины караульного выглянул Панфилов; силикон на лице федерала дрожал от перевозбуждения. - Отдохнуть не желаете? - В руке блеснул шприц, тот самый.
   - Ироды, - прошипела Женя, обходя безучастного солдафона, которому, такое ощущение, уже вкололи нужную дозу.
   На каталке, рядом с суетящимся Панфиловым, покоилось недвижимое тело. Одна рука свесилась вниз, самую малость не достаёт пола. С пальцев тонкой струйкой стекает кровь. На плитке собралась уже порядочная до тошноты лужа. Лицо с закутившимися белками глаз нездорового сизо-лилового оттенка... Приглядевшись, Женя отметила, что это всего лишь кровоподтёк. Видимо Соня оказала сопротивление, за что тут же получила прикладом в лицо. Возможно, Панфилов даже не успел вколоть эту дрянь. Хотя... Шприц был пуст, в руках федерал вертел его просто так.
   Сзади послышалась суета; Женя стремглав обернулась, предвидя ещё одну карусель.
   Стало понятно, почему бездействует солдафон. Взгляд вояки устремлён на ещё одну дверь, в которой мелькает белый халат. Губы трясутся, от боевого духа не осталось и следа, автомат вот-вот брякнется на пол - по всему, знает на что способна тварь, наверняка, видел её фокусы, сопровождая Громова во время ночных визитов, о цели которых ни Целтину, ни Жене не сообщалось.
   Как Целтин отважился взять ЭТО на руки, Женя понятия не имела. До сегодняшнего вечера тварь, максиму, держали за руку, чтобы получить на анализ кровь, да и то в перчатках, то и дело нащупывая в кармане пульт с кнопкой, чтобы, если что, поджарить твари мозги. Существо давно перестало походить на девочку, хоть и жило в теле ребёнка. Женя не была уверена, что оболочка подойдёт Соне. После всех метаморфоз, которые произошли под действием ИПС, это казалось нереальным. Одно сырое мясо на завтрак, обед и ужин - чего стоило... А тяга к металлической стружке и вовсе ввергала в шок!
   Целтин переступил порог, замер, глядя на Женю, словно ему требовалась помощь. Женя в нерешительности переступила с ноги на ногу. Когда уже собралась пойти навстречу, так и осталась стоять, наблюдая за оправляющим китель Громовым. Полковник протиснулся мимо Целтина, застегнул кобуру, кивнул Панфилову, который, по всему, ждал отмашки.
   - Гады! - Женя кинулась на Громова с кулаками, не совсем понимая, что такое делает. - Зачем?! По какому праву?! Звери!
   Когда Женя сообразила, что никто не помешает ей добраться до Громова, резко затормозила, понимая, что голыми руками с федералом не совладать, если только не вцепиться в глаза, чего Громов, скорее всего, ждёт. Затормозив, Женя допустила фатальный промах, ещё она забыла про второго вояку с автоматом, который не преминул воспользоваться заминкой нападающей; выскочил из-за спины полковника, встретив мнущуюся в нерешительности Женю прикладом в лоб.
   Отлетев метров на шесть, Женя проехалась по кафелю, отметив про себя, что каким-то чудом умудрилась не потерять сознание. Шишка на лбу была порядочная, настоящая гематома, так что Женя поспешила отдёрнуть руку. Вокруг вновь царила суета, мелькали тени, звучали крики... Но всё это как-то обособленно, будто в другом измерении, не касаясь самой Жени. Она словно очутилась внутри мыльного пузыря, за его радужной оболочкой, которая отсекла реальность, дав возможность собраться с мыслями. Хотя уж лучше бы отключилась - перезагрузка казалась самым надёжным средством. Но Женя прекрасно понимала, почему осталась в сознании: сейчас это было необходимо, как воздух! Слепой случай встретил ударом в лоб, который должен был оказаться спасительным... Однако что-то извне не позволило отрубиться.
   Почему?
   Пузырь лопнул, не позволив додумать странную мысль.
   Женя ухватилась за отбитую голову; под лобной костью грохотала канонада. В двух шагах застыл вояка с автоматом; явно не понимает, как Женя выдержала удар. Рядом печётся Целтин, которого пытается сбить с ног второй солдафон, тыча дулом автомата куда ни попадя. Громов с Панфиловым склонились над второй каталкой, укладывают тело девочки, бережно, словно то ещё хранит жизненное тепло.
   В голове щёлкнуло. Только сейчас до Жени дошло: возможно, Громов вовсе и не жаждет во что бы то ни стало умертвить оба объекта эксперимента! Просто что-то изменилось, ведь не просто же так небо заслонилось фиолетовой дрянью. Естественно, сразу последовал приказ сверху. Но что за приказ? Почему Громов предпочёл применить физическую силу, а вовсе не доводы и аргументы? За всё время совместной работы федерал показал себя политиком, а уж никак не полевым командиром, привыкшем на всё смотреть с позиции силы. Странно... Видимо и впрямь случилось что-то неординарное, что напугало Громова, похлеще афганской войны(?).
   Целтин охнув повалился на кафель. Что-то звеня отлетело в сторону Жени. Громов всё же обернулся, поспешно вскинул руку.
   Вояка отскочил, вытянулся по стойке смирно.
   Громов вытирал рукавом кителя пот со лба.
   - Выйти! - приказал он севшим голосом.
   Солдаты переглянулись.
   - Выполнять! Живо!
   Женя вовремя поджала руки, опоздай она на секунду, по костяшкам прошлись бы две пары армейских берцев. Под пальцами скользнуло что-то твёрдое; Женя в ужасе поднесла к лицу тот самый винт из решётки в шахте с ржавым вондом.
   Откуда вопрошал её взгляд, обращённый к Целтину, держащемуся руками за бока!
   - Лучше, Женька, тебе этого не знать.
   - Но как? - выдохнула Женя, не узнавая собственного голоса. - Он же упал вниз...
   - Наверное, мы ещё ниже, чем думаем, - Целтин поднялся, протянул руку.
   Женя поспешно спрятала винт в карман халата, медленно приняла вертикальное положение, отмечая что, несмотря на кажущееся чувство нормы, побита она изрядно, даже сотрясение по любому есть, потому что тошнит... Женя поняла, что снова смотрит на Панфилова и шприц - пришлось согласиться, что тошнит отнюдь не от сотрясения, а от созерцания помощника Громова.
   - Прошу меня извинить, - откашлялся Громов. - Обстоятельства складываются так, что нам нельзя медлить.
   - И только поэтому вы устроили всё это? - Женя нелепо развела руками, стараясь сосредоточить акцент на абсурдности ситуации. - Вы готовы пристрелить ни в чём не повинных людей только потому, что на то сложились какие-то там обстоятельства?!
   - Боюсь, вы не понимаете...
   - Что я должна понять?! - Женя от бессилия всплеснула руками. - Я не желаю работать бок о бок с не людьми! И я вовсе не про них, - Женя кивнула на два недвижимых тела на каталках, надеясь, что аналогия встанет поперёк горла обоим федералам, хотя...
   Громов принял наезд спокойно, видимо просвет в его разуме сразу же заполнился чем-то другим. Панфилов, скорее всего, толком не понял, в какую сторону с явным перегибом гнёт Женя.
   - Женя, это снотворное, - сказал Целтин. - Они живы.
   У Жени неподъёмный груз с души свалился, однако рассержена она была уже настолько, что даже бровью не повела, сохранив на лице выражение первобытной ярости.
   Панфилов на всякий случай попятился за каталки, выставил иглу шприца перед собой, как оружие на случай внезапного нападения. Жене пришлось поверить: видок у неё со стороны, и впрямь что надо. Даже федералы посерели, на миг позабыв о реальной угрозе извне.
   - Так что случилось? - спросила Женя, делая шаг к каталкам.
   Громов молча смотрел перед собой.
   - На нас напали! - выпалил Панфилов, не в силах и дальше внимать тишину.
   - Кто? - спросил Целтин, закуривая.
   - Непонятно, - выдохнул Громов. - Дай закурить.
   Пока Женя вспоминала, приходилось ли ей видеть полковника курящим, Громов задымил, как ни в чём не бывало.
   - И всё же? - надавил Целтин, потирая отбитые бока.
   Громов ещё раз глубоко затянулся, присел на край каталки, рядом с телом девочки.
   - Правда не знаю. Брянская, Тверская, Ленинградская, Курская, Белгородская области - со всеми, городами вдоль западной границы потеряна связь. Боевые части развёрнуты по тревоге. Из Рязани, Москвы и Ярославля сообщают об авианалёте.
   - Авианалёт? - Женя пребывала, как в кошмарном сне. - Так эти вспышки за окном...
   - Не удалось идентифицировать противника. Система обнаружения никак не реагирует. Ракеты не взлетают, радары не видят цель. Нас будто атакуют тени.
   - Бог мой! - Женя ухватилась руками за подбородок. - Они всё же пришли.
   - Они? - оживился притихший было Панфилов.
   - Вам что-то известно? - насторожился Громов.
   Женя посмотрела на Целтина; тот кивнул.
   - Понимаете, - медленно проговорила Женя, силясь подыскать верные слова. - Эти существа не из нашего мира. Они из другой реальности.
   - Реальности? - Громов провёл рукой по ёжику на голове. - Хотите сказать, ИПС всё же реален? - И он шокировано уставился на тела, будто это Женя с Целтиным всё и затеяли, а они с помощником оказались в роли сторонних наблюдателей, до последнего выступая с позиции отрицания.
   - Понимаю, кажется абсурдным, но похоже, что всё действительно так, как мы и предполагали, - Целтин выждал паузу, давая возможность воякам образумиться. - На днях планировали запустить БАК. И, видимо, запустили. На сей раз успешно.
   - Как это могло произойти? - Громов смотрел не перед собой, как всегда, а куда-то вдаль, такое ощущение, сквозь стены; Женя догадалась, что полковник не знает, что делать дальше. - Мы же всё предусмотрели...
   - Думаю, энергия протонов открыла некий портал между мирами, - Целтин аж взмок, понимая, что несёт бред; однако заставить себя остановиться не смог - коль уж взялся играть по Жениным правилам, при до конца. - Вы наверняка слышали про теорию струн Хокинга...
   - Вы про многомерность и параллельные вселенные? - уточнил Панфилов.
   - Да.
   - Велика вероятность того, что происходящее вокруг, точнее воспринимаемое каждым из нас, всего лишь иллюзия, - Женя заломила кисти рук, изнывая в фокусе трёх пар глаз. - Каждый индивид существует внутри своего собственного мирка, сценарий которого так же прописан эксклюзивно для каждого. Своего рода, это некий сосуд или клетка. Временное обиталище. Испытание, после преодоления которого что-то кардинально изменится.
   - А если преодолеть не получится? - вставил реплику Громов.
   - Всего лишь случится очередная смерть, - Женя изучала линии на ладонях. - И всё для такого человека начнётся заново.
   - Похоже на ад. Проживать одну и ту же жизнь по кругу бесконечное число раз... Хм, интересная теория, - улыбнулся Панфилов.
   - А как вы хотели? За все преступные деяния принято платить! Где бы вы не находились, в каком из миров не грешили, - Женя усмехнулась, пристально глядя на скукожившегося, подобно луковице федерала. - И кольцо будет существовать до тех пор, пока вы что-то для себя не откроете, причём самостоятельно. В противном случае, смысл существования будет утерян для вас окончательно.
   Панфилов спрятал глаза. Его блестящие губы дрожали.
   - Всегда подозревал, что в земной жизни присутствует что-то дьявольское, - Громов помолчал. - Хотя верится во всё сказанное вами с трудом.
   - Но вы только посмотрите на людей, окружающих вас! - Прозвучало слишком эмоционально, так что Женя смутилась. Однако она преодолела себя, продолжила более сдержанно: - Мы все разные. Не только внешне, но и внутренне. Каждому из нас присущ свой собственный внутренний мир: разнообразный, красочный, загадочный. Он подчёркивает индивидуальность, которую довольно-таки проблематично встретить в среде животного или растительного мира. Дикой природе присущи схожие признаки, согласно которым отряды вливаются в подвиды, подвиды в виды, последние в классы и роды... и так далее, по нисходящей, вплоть до древнего прототипа, с которого всё и началось, - Женя сделала паузу, чтобы передохнуть, уверенная, что её непременно перебьют; все молчали, так что пришлось развивать мысль дальше: - И только у одного человека общий предок так и не найден. Даже век компьютерных технологий не смог дать ни одного мало-мальски вразумительного ответа на фундаментальные вопросы: когда, кем и почему?
   - А как же эволюция Дарвина? - всё же влез Панфилов.
   - Я не пытаюсь оспорить теорию. Да, за тысячелетия существования на планете Земля человек изменялся за счёт местных условий - в этом Дарвин прав. А иначе и быть не могло. Наши тела - часть этого мира, соответственно все мы зависимы от окружающих природных факторов, вне зависимости, чему иному принадлежит наше сознание, откуда оно пришло, что является его первозданной колыбелью! Нечто неведомое создало этот планетарный мир, а возможно, и целую Вселенную, с одному лишь ему известной целью. Мы, если что и решаем в этой игре, то только в плане частного характера, то есть в угоду себе. Всё что вокруг - всего лишь иллюзия, жалкая подделка, созданная с той целью, чтобы не нарушить целостность восприятия, дабы поверить, будто бы мы часть чего-то осязаемого, а не какой-то там заряженный пучок протонов, летящий в неизвестность с субсветовой скоростью, за которым пристально следят извне, дабы понять, как он себя поведёт, повстречавшись с чем-то, ещё более колоссальным!
   - Из ваших слов выходит, что Земля, есть ни что иное, как тюрьма, - горестно улыбнулся Громов. - К чему тогда все эти краски?
   - Я же говорю, что это иллюзия, - Женя помолчала. - Пустоту и нелогичность замазали, чтобы мы не отвлекались на издержки. Ведь достаточно зацепиться за малейший изъян, как изделие развалится в руках... - Женя осеклась.
   Громов поднялся с каталки.
   - Я так понимаю, этот изъян был найдет.
   - Да. Мы долго и упорно трудились, и обрели инсайт, - Женя смотрела на окровавленное тело девочки, ощущая, как в груди вот-вот оборвётся струна... - Думаю, это отряд зачистки. Он всегда поджидает у выхода, отлавливая беглецов, преодолевших "печати" - читай тюремные запоры, - созданные, дабы держать заключённых взаперти.
   - Ясно, - кивнул Громов, делая условный знак вздрогнувшему Панфилову. - Я так понимаю, вам есть, где укрыться, пока это безумие нарастает и сдержать его не представляется возможным.
   Женя с Целтиным невольно переглянулись - это явно не был вопрос, Громов констатировал данность.
   - Я в курсе той игры, в которую вы вовлекли подростков.
   - Вы всё знали? - прошептала шокированная Женя.
   - Хм... Вы, учёные, задавшись какой-то целью, совершенно абстрагируетесь от реальности. При желании, этим можно запросто воспользоваться. Хм... Было бы это самое желание. Но я не первый день в строю и знаю, что в любом деле главное - выдержка. Достаточно выждать малость, как тебе откроется что-то новое, а если утерпеть и на сей раз - недалеко и до истинных помыслов докопаться. Такой вот я тактик, - Громов грустно улыбнулся. - Прошу меня извинить за каламбур с караулом. Мне не нужны лишние свидетели, как, уверен, и вам.
   Женя от неожиданности разинула рот; по тому, как Целтин пытался безуспешно прикурить заново от тлеющего окурка, он и сам был не менее обескуражен столь откровенной речью полковника, и в особенности, проявленным снисхождением, вплоть до извинений.
   - Но ведь камеры всё пишут... - Женя не знала, что ещё спросить, потому спросила глупость.
   - Вы же знаете, что вблизи ИПС цифровая техника ведёт себя нестабильно, - Панфилов был серьёзен, как учитель, тыкающий ученика носом в явный недочёт. - К тому же жёсткие носители ненадёжны. Зачастую форматируются сами по себе, - он глянул на Громова; тот кивнул.
   - Спасибо, - сказал Целтин. - Так что дальше? Ведь так просто вы нас не отпустите...
   - Вы правы, - кивнул Громов, хватаясь за каталку с девочкой. - Вы перемещаете ИПС из головы ребёнка в клон и можете быть свободны. На этом наши пути расходятся.
   - А как же...
   - Девочку можете забрать, - Громов бестактно перебил, отчего Женя смутилась.
   Помещение лаборатории содрогнулось. И без того тусклый свет нервно замерцал. Погасла пара мониторов вдоль стен, другие заслонились бесконечной чредой ломаных графиков и цифр.
   - Нужно спешить, - сказал Целтин, толкая каталку с клоном к оборудованию в дальнем конце помещения. - Женя, подготовь всё. Скорее!
   Девушка побежала впереди, путаясь в полах халата. На душе снова было тяжело, но Женя не могла сказать, почему. Перед взором проигрывались сцены из её никчёмной жизни... Серость детдома. Унылые краски института. Свежая палитра из общения с Соней. И снова унылость, заканчивающаяся кромешной пустотой.
   Только сейчас до Жени дошло, что она не переживёт этот вечер.
   Алгоритм был задан. Событийность построена. Бежать от судьбы не было смысла.
   Почему-то страха она так и не испытала. Было грустно... и только.
  
   Кода стало понятно, что ничего путного из их затеи не выйдет, Женя нервно рассмеялась.
   Целтин с Громовым переглянулись; Панфилов, на всякий случай, отодвинулся.
   - Женя, может передохнёшь? - спросил Целтин, оглядываясь на пустующую кушетку за шторкой. - А мы тут пока без тебя покумекаем.
   Женя была бы рада ответить, но смех не отставал, рискуя перетечь в самую настоящую истерию. Закончить именно так - рехнувшейся в глазах коллег и друзей - она не хотела. Пришлось заставить себя думать в другом русле. Раз ничего не входит, причина должна крыться в самом начале, там, до куда они не отматывали при Громове ещё ни разу.
   - Солнце, - выдохнула Женя, снова набирая полную грудь воздуха и задерживая дыхание, чтобы не рассмеяться.
   - Что солнце? - не понял Панфилов.
   Женя глянула на Целтина, надеясь, что тот вспомнит и ей не придётся самой всё объяснять федералам.
   - Ну, конечно... - До Целтина наконец дошло, чему Женя была бесконечно рада. - Солнце.
   - Объясните, - потребовал Громов.
   - Думаю, во всей этой канители, мы упустили один основополагающий момент, - Целтин задумался, потом продолжил: - Дело в том, что первичная информация была получена с Солнца. При этом произошёл некий сбой. Целенаправленный или случайный - нам неизвестно. Но так или иначе, всё свелось к тому, что сознание Светланы оказалось записанным на диск, а вовсе не на матрицу подсознания, как это заведено в нашем логичном мире. Некий системный сбой или целенаправленное вмешательство, но, повторюсь, что-то пошло не так...
   - Ещё изначально нужно было плясать от этого, - Панфилов был искренне разочарован. - Мы упустили основополагающий момент, что теперь может стоить нам многого.
   - Но Солнце... Чего там может быть такого? - спросил Громов, оглядывая коллег.
   - Гравитация, - сказала Женя, больше не испытывая потребность в смехе. - В тот день было много пятен, я запомнила. А ночью произошла колоссальная вспышка, об этом ещё говорили в новостях. Что-то и впрямь случилось, причём прямо у нас под носом. Думаю, в нормальных условиях, Солнце представляет собой что-то типа звёздных врат. Именно благодаря гравитации звезды, мы и приходим на Землю и уходим, изменившимися, что-то преодолев в себе. Может быть, ту самую агрессию, которая якобы заложена в генах.
   - Но где же тогда отправная и финишная точки? - Громов явно заинтересовался.
   - Уверена, таких мест много, - Женя развела руками. - Зодиакальное расположение звёзд. Скорее всего, это ничто иное, как координаты. В какой альфе звезда - оттуда и образуется мост. Потому и характер человека сильно зависти от даты рождения, читай от того, откуда прибыла в заточение сущность.
   - Бог ты мой... - Панфилов ухватился белыми ладошками за губы, словно сболтнул ересь.
   - А ведь у нас коллективный побег, - сказал Громов, ни к кому конкретно не обращаясь. - А что в таком случае делают охранники?
   Долго никто не решался нарушить тишину, сгустившуюся после слов полковника, так что последнему пришлось заговорить снова:
   - Мне нужно оно, - он кивнул на тело девочки. - Я хочу знать всё.
   Холодный тон федерала пробрал до костей. Жене даже показалось, будто на неё опрокинули ушат ледяной воды. По телу рассыпались гусиные мурашки, а вот в голове, как это ни странно, в кои-то веки установился завидный порядок. Сознание оказалось кристально чистым. В нём, как в аквариуме с прозрачной водой, степенно плавали мысли, одна карикатурнее другой, отчего сделалось вконец не по себе. Только сейчас до Жени дошло, что всё последнее время она на полном серьёзе думает о собственной смерти, а окончательно не рехнулась только потому, что в голове до сего момента царил полнейший кавардак. Так обычно роешься на чердаке в старых вещах, в поисках чего-то утерянного, откладываешь насущное, что на поверхности, подальше от себя, надеясь отрыть на глубине то самое, сокровенное. Когда поиски заканчиваются ничем, бредёшь обратно, неизменно спотыкаясь об отложенное ранее... Вот оно, никуда не делось.
   "Бог мой, ведь так каждый человек копошится на протяжении жизни, откладывая помыслы о смерти на потом. Потом мы спотыкаемся об тот самый час и уже не можем подняться, принимая всё, как есть. Потом... Оно бесконечно коротко, потому что лежит вне координат времени. Оно просто настаёт из бездны, ставя перед фактом. Так, как меня сейчас".
   Женя вдохнула полной грудью. Огляделась. Только сейчас поняла, что с момента последней речи Громова, никто больше не проронил ни слова. Все застыли, точно на полотне художника-модерниста; каким-то непостижимым образов вросли в реальность, сделавшись частью пространственно-временной ячейки, которая здесь и сейчас абстрагировалась от основного информационного канала Вселенной, потому что дальнейший смысл всего происходящего вытекал из этого самого момента. Здесь, под крышей лаборатории в городе Долгопрудный, образовалась та самая точка пересечения, из которой расходятся струны Мультивселенной. Просто раньше этого никто не видел. Сегодня что-то изменилось, простым смертным дозволили созерцать момент творения вживую. Осталось только принять решение, как быть дальше, и мир заново оживёт, покатившись, как по накатанной, в заданном направлении, стремительно удаляясь от своего альтернативного побратима, в котором решили поступить иначе.
   - Нет. Не получится, - Целтин отмер, как если бы действительно персонаж акварельного полотна, под шелест отслаивающихся мазков, спустился с холста, в мир эмоций и звуков. - Мы можем перенести только кого-то одного.
   Женя зажмурилась. Мотнула головой, силясь избавиться не то от неприятного зрительного образа, в котором все походили на вмиг оживших намалёванных на стене марионеток, не то желая во что бы то ни стало вытряхнуть из головы слова Целтина, потому что те чинили явный вред.
   "Нет, боль! Веред себе сейчас могу причинить только я сама".
   - Что не так? - тревожно спросил Громов.
   - Не получится использовать, как временное хранилище жёсткий диск компьютера.
   - Постойте, - Громов ухватился за переносицу, как при мигрени. - Ведь ваша девчушка "прожила" в системнике больше десяти лет! Или я чего-то не понимаю?
   - Да, всё верно, - кивнул Целтин, с трудом отрывая руку от пачки сигарет в кармане.
   - Тогда в чём проблема?
   - Да если бы всё действительно было так просто, вы бы все посчитали за благо, после смерти физической оболочки, перебираться на ПМЖ в системник, - Женя не смогла сдержать саркастичной улыбки. - Вам же плевать на этику - вечной жизни подавай!
   - О чём она? - не понял Громов.
   - Мы не можем перенести сознание на жёсткий диск, - развёл руками Целтин. - Эта опция и впрямь под запертом. Только из головы в голову.
   - Ну и... - Громов явно терял терпение.
   - Нужна третья "болванка", - без выражения сказала Женя.
   - Какая ещё болванка? - Громов насторожился.
   - Она про голову, - объяснил оказавшийся в теме Панфилов. - Чтобы поменять местами две сущности, при этом сохранив невредимой каждую из них, необходимо временное хранилище - простая арифметика. Иначе, ничего не выйдет.
   - Это так? - Громов видимо посчитал нужным свериться с мнением Целтина.
   Целтин кивнул.
   - Боюсь, именно сегодня обмен не получится. Нужно выждать время, ещё раз всё проверить...
   - Об этом не может идти и речи! - Громов бахнул, как из гаубицы, так что Целтин невольно проглотил язык.
   - Но... - Панфилов чуть было не оказался стёрт и развеян в пыль свирепым взглядом полковника, брошенным в сторону помощника.
   - Мы закончим. Сейчас, - ответить на такое было нечего, хотя...
   У Жени кое-что было.
   - У нас есть болванка, - слова давались с трудом; ощущение, будто она наглоталась кусков льда - всё внутри дрожало, ныли дёсны. Мысли снова путались, чему Женя была несказанно рада. В противном случае, инстинкт самосохранения неминуче выбрался бы наружу.
   - Женя, ты о чём? - медленно спросил Целтин, делая вид, что не догадывается, к чему именно подводит девушка.
   Женя постучала указательным пальцем по голове.
   - Глупость, - Целтин отвернулся, давая понять: проехали. - Нужно провести расчёты. Сделать предварительную подборку данных. Даже если не получится сохранить оригинал, есть шанс создать копию, которая ничем...
   - У нас нет времени, - упорно проговорила Женя. - Сергей Сергеевич, вы и сами это прекрасно знаете.
   Целтин резко обернулся, подошёл к Жене.
   - Женя, прекрати! Ты всех пугаешь! Самопожертвование - это последнее, что может прийти в голову!
   - А как же истина? - прошептала Женя.
   - Да при чём тут это?! - Целтин аж взмок, пытаясь переубедить Женю сделать последний шаг.
   - Может быть, смысл всей моей жизни заключается именно в этом моменте, - Женя улыбнулась, силясь не разреветься при всех. - Одному богу известно, сколько уже раз происходил этот разговор. Я как белка в колесе, кручусь на месте, уверенная, будто что-то открываю. На самом же деле просто прожигаю жизнь, с головой погрузившись в очередную иллюзию.
   - Она бредит, - Панфилов испуганно глянул на Громова; тот ждал, плотно сжав губы.
   - Мы должны спасти Соню! - Женя заломила кисти рук. - Ведь это первостепенная цель! Всё остальное не имеет значения. Я поклялась! Мы поклялись.
   - Но ведь мы можем заместить ИПС сознанием девочки, - осторожно заметил Панфилов, избегая больше смотреть на босса. - Да, мы ещё не делали таких накладок, но велика вероятность, что прежняя сущность окажется полностью отформатированной. Девочка будет хоть и не совсем девочка, но... всё же наша, земная.
   - Видишь. Женя, успокойся, - Целтин шагнул к Громову. - Ведь всегда есть...
   - Нет, - сухо отозвался полковник, глядя Целтину в глаза.
   - Нет? - Панфилов был явно удивлён, как будто не знал Громова все эти годы. - Но ведь...
   - Я сказал нет, - Громов расстегнул кобуру. - Мне нужна информация. А у этого, - он кивнул на девочку, - она есть.
   - Вы только послушайте себя, - изумился Целтин. - Это же бесчеловечно!
   - Отнюдь, - Громов был непреступен, как скала. - Вы пытаетесь спасти девочку, которая уже никогда не станет одной из нас. Только представьте, ведь ей будет необходимо сырое мясо, или вы думаете, организм так легко перейдёт на йогурт и брокколи?
   - При чём тут это? - Целтин уже понял, что спорить с федералом бессмысленно: тот запросто уделает их всех, найдя ещё с десяток сомнительных доводов, что Светлане никогда и ни за что не обрести человечность. Тем не менее, он не сдавался: - Всё зависит от социума, внутри которого существует индивид. Если девочка не обретёт себя заново, повинна в этом окажется вовсе не она, а мы с вами. Мы, потому что так и не смогли. Вы, потому что не позволили.
   - Прекратите играть в слова! - перебил Громов. - По-вашему, гуманно то, что пытаетесь провернуть вы?
   - Простите, я не понимаю...
   - Вы уже так основательно прониклись идеей спасти девчушку, что и сами не понимаете, в угоду чему движетесь дальше. А ведь вами движет ни что иное, как интерес, а вовсе не сострадание. Вы - учёный. Таким как вы, не принято зацикливаться на частностях. Вопросы мирового масштаба, вот что должно волновать в первую очередь! Как спасти миллионы в той ситуации, в которой мы все оказались?! На что мы сможем пойти, чтобы сохранить человечество, как вид?
   Целтин хотел было что-то возразить, но не смог, так и оставшись стоять с разинутым ртом. Политика Громова была верна, её поддержали бы многие, но вне сомнений, отыскались бы и такие, у кого противоположное мнение. Такие, которым вовсе не плевать на частности, ведь общеизвестно: порой за рутиной мельтешащих дней, мы упускаем из виду самое важное, неприметное, скрытое от глаз таких, как Громов, в виду того, что те могут всё испортить.
   - Боюсь, ситуация развивается так, что мы сами не можем себе помочь, - Женя словно прочла мысли Целтина. - Я знаю, не спорьте. Потому и пришли они, - кивок в сторону тел. - Один, чтобы убить. Другая, чтобы спасти. Как ангел и демон, - Женя вздохнула. - Знаю, вы мне не верите, считая умалишённой, поэтому давайте закончим этот пустой разговор. Мне противен всякий спор, когда всё уже ясно наперёд.
   Женя сорвалась с места. Обошла застывших в оцепенении мужчин. Остановилась за каталками у стола с инструментами, выбирая нужную ампулу.
   - Женя, не дури! - Целтин первым пришёл в себя; рванул с места, но встретившись взглядом с Женей, невольно остановился. - Мы оба знаем, что это не выход. Пусть он замещает девочку. Это уже не важно.
   - Что не важно? - грустно улыбнулась девушка. - Жизни семи с половиной миллиардов человек? Попробуйте сказать это с экрана телевизора - повесят ярлык.
   - Женя!
   - Я ничего не почувствую, - Женя показала ампулу. - Всё сделаю сама, так что винить себя вам не придётся.
   Жене вдруг сделалось страшно. Они никогда и не подозревала, что может быть настолько сильной. Ведь именно сейчас она беспристрастно рассуждает о собственной смерти. Ноги вмиг сделались ватными. Осознание близкого конца повергло сознание в шок. Руки тряслись, зубы выбивали канонаду, всё внутри сжалось в комок. Женя поняла, что не сможет самостоятельно вколоть себе раствор, просто не попадёт в вену. Всё идёт не так! Ещё и в голове помутнело, не свалиться бы...
   "Запомни, смерти страшится лишь тело. Душа жаждет освобождения, так как оковы земной оболочки - ей в тягость!"
   Свет померк. Женя была уверена, что отрубилась. Однако уверенность длилась недолго. А в бессознательном состоянии не может быть никакой уверенности. Осознание данности вернуло к реальности, которая так никуда и не делась.
   Под потолком вспыхнули красные лампы аварийного освещения. Предметы вокруг заскакали в каком-то жутком ритуальном танце. Мимо промелькнул карлик с головой гидроцефала. Присмотревшись, Женя распознала в уродце скукожившегося Панфилова; федерал поочерёдно склонялся над рябящими мониторами, отправляя системы в гибернацию - мощностей для дальнейшей нормальной работы катастрофически не хватало.
   Здание содрогнулось. Протяжно громыхнуло. На головы посыпались потолочные панели, вперемешку с кожухами осветительных ламп. Женя машинально вскинула руки, заслоняя лицо. По ладоням и кистям что-то потекло. Заново опустив руки, Женя в ужасе смотрела на оставшиеся в ладони осколки от ампулы.
   - Чтоб тебя! - выругалась Женя, как если бы цель самоубийства целиком и полностью завладела её разумом.
   Из дверного проёма послышалась тревожная автоматная трель. Потом снова и снова, пока канитель звуков не слилась в отчётливую канонаду.
   - Мощность падает! - крикнул Панфилов, почему-то глядя Жене в глаза. - У нас мало времени!
   Женя кивнула; честно, она не ожидала такого поворота.
   "Если только Панфилов тоже не один из них... Да ну, бред. Как в общем и всё происходящее вокруг".
   Целтин метнулся в сторону подопечной, но вовремя - или невовремя - сорвавшаяся с потолка пластина уложила его на месте. Целтин крякнул, принялся извиваться, силясь выбраться из-под увесистого листа, придавившего ногу. Ещё один таймер был запущен, а Женя лишилась ещё одной тропы к отступлению. Мрак надвигался уверенной поступью, даже запахло, как в могиле.
   Женя резко обернулась. Увидела перед собой оскалившееся детское личико и не сдержала крика. Пасть с неровными рядами жёлтых зубов открылась неимоверно широко, обдав трупным смрадом, - казалось, всё внутри ребёнка давно умерло.
   Тварь зашипела, попыталась ухватить Женю за горло. Девушка отскочила за каталку, которая тут же отлетела прочь, как невесомая игрушка. Сверху обрушился град из медицинских инструментов. Женя поползла спиной вперёд, неловко работая ногами. Тварь подобрала с пола что-то металлическое, прыгнула следом, да так ловко, что в два скачка нагнала жертву. Единственное, что успела сделать Женя, это заслониться руками. Правое запястье обожгло. Потом левое. А потом грудь. Женя не сразу поняла, что истекает кровью. Тварь замахнулась снова. Блеснул шприц; дрожащая игла была нацелена в горло, туда, где артерия.
   Женя догадалась, что она нужна и по ту сторону, силам зла. Точнее не она, а её земная оболочка, резко взлетевшая в цене за последние часа два! А тварь напротив, никто иной, как наёмник, согласившийся за определённую плату поселиться в теле ребёнка, чтобы выждать вот этот самый момент. Час, когда появится возможность кардинально изменить ход начавшейся давным-давно войны.
   "Мы снова проиграли".
   Тварь ухмыльнулась, давая понять, что Женины мысли открыты, как на ладони. Кем бы ни были существа, проникшие на Землю, они стояли на порядок выше в эволюционном развитии самого выдающегося вундеркинда.
   Совсем не детский кулачок дрогнул. Игла понеслась вниз. Женя поняла, что ничего не чувствует. Было как-то всё равно, хотя... Это снова была тварь, и в самый последний момент Женя качнулась в сторону. Неосознанно, потому что о любом подготовленном движении твари было известно всё.
   Металл чиркнул по уху. Вниз по щеке потекло вязкое и горячее. Тварь обозлённо зашипела, присела на корточки, готовясь к прыжку. Ноги сработали, как пружина, тело метнулось верх, но не вертикально, как предполагала лежащая на боку Женя, а куда-то в сторону, по трудно предсказуемой траектории.
   Громко загремело. В разные стороны покатились каталки, сталкиваясь, внося ещё большую канитель в и без того подавляющий хаос. Освещение продолжало нервно вздрагивать, в тёмных углах что-то булькало и шипело, тени на стенах извивались в гнусных оргиях. Всё походило на безумие, ну или на дурной сон больного человека - других аналогий в голове не возникало, и Женя заставила себя двигаться.
   Поднявшись на ноги, она побрела в том направлении, куда отбросило тварь. Увернулась от отлетевшей в сторону каталки, заметила на полу два сцепившихся тела. Разобрать кто где казалось невозможным, тем более что и в голове густела каша. Пришлось перевести дух и собраться с мыслями - иначе последует удаление. Как игрок, в таком состоянии, она бесполезна.
   - Ну-ка подвинься!
   Женя резво отскочила в сторону. Панфилов геройски бросился к дерущимся, на ходу набирая в шприц раствор из колбы.
   - Только не думай ни о чём! - предупредила Женя. - Оно читает мысли! Не думай, что собираешься делать!
   Панфилов глянул на неё, как на идиотку. Тут же полетел в стену, отброшенный рукой твари, будто был гуттаперчевый! Мимо Жени промелькнула тень, сграбастала Панфилова, выкрутила руку, намереваясь сломать запястье. Федерал звонко закричал. Хрустнуло не то стекло, не то кость...
   Грохнул выстрел, да так, что в ушах зазвенело.
   Женя ухватилась руками за голову, в зёрнах какой-то военной кинохроники различила стоящего на коленях Громова, целящегося из табельного в затылок твари. Первый выстрел угодил в пустоту, хотя полковник мог промазать специально - слишком велика была цена попадания в цель! Она бы перечеркнула всё, включая карьеру.
   Щёлкнул затвор, посылая в ствол новый патрон. Так громко, что Женя услышала даже с зажатыми ушами.
   - Нет! - Она сорвалась с места. Даже добежала до Громова. Правда потом случилось что-то непонятное...
   Сделав кульбит в воздухе, Женя плашмя грохнулась на спину, гадая все ли кости целы. Громов не отличался любезностью. По половому признаку мужчин и женщин тоже не разделял. Для него были только свои и враги. Сейчас вот таким врагом оказалась Женя...
   Вспомнив, что предшествовало полёту, Женя резво вскочила на ноги, напрочь игнорируя боль.
   Громов продолжал целиться. Тварь стояла в пол оборота, одной рукой ломала запястье Панфилова, другую протянула в сторону полковника. Громов медлил, но было видно, что выстрелит, как только жизнь Панфилова и впрямь окажется под угрозой.
   Тварь знала это, как и то, о чём позабыл Громов, но помнила Женя. Она отвернулась и принялась душить Панфилова свободной рукой. Федерал забился, но тщетно. Громов нажал на спуск.
   Женя зажмурилась.
   Ничего. Даже Панфилов притих.
   А Громов жал снова и снова, в каком-то диком неистовстве, однако ничего, за исключением щелчков курка, слышно не было.
   Женя встретилась взглядом с вновь обернувшейся тварью и чуть не обмочилась. Та гадко ухмылялась, словно говоря Жене "спасибо". В голове что-то болезненно щёлкнуло. Откуда не возьмись пришла догадка: тварь не знала, что так можно, портить оружие её научила Женя. Девушка с трудом удержалась на ногах. Только сейчас ей открылась истинная суть ИПС, способной внимать и, скорее всего, выполнять чужие желания! Тварь вовсе не была статистом или подопытным - Громов целился в вожака. А другой вожак - или предводительница - лежал сейчас на каталке, одурманенный лекарством.
   Женя поздно сообразила, что думает не о том. Попыталась преднамеренно запутать собственные мысли, но не получилось - голова хоть и оставалась своей, слушалась плохо, уже оплетённая эфемерными щупальцами.
   Мимо промелькнула тень; Панфилов с подвыванием сполз по стене, держась за запястье.
   Громов развернулся на каблуке, пальнул абы куда, чуть было не пристрелив втыкающую по соседству Женю. Различив в сумраке пунцовое, с бисеринками пота лицо полковника, Женя шарахнулась прочь - федерал был на пределе, в любой тени видел врага. Не просто врага, а Врага с большой буквы, сумевшего напугать до беспамятства!
   "Лучше держаться от такого подальше", - подумала Женя, ища глазами тварь.
   Целтин наконец совладал с отвалившимся от потолка куском, отпихнул ненавистный лист подальше, ощупал голень. Конечность отозвалась резкой болью, хотя перелома и не было. Просто сильный ушиб, может быть, растяжение, в особенности, если учесть его метания, в попытке высвободиться.
   От созерцания раненной конечности отвлекла быстрая тень, промелькнувшая мимо, и очередной выстрел, от которого зазвенело в ушах. Увидев целящегося в Женю Громова и сползающего по стене Панфилова, Целтин понял, что пропустил что-то очень важное. Кое-как поднявшись на ноги, он собирался уже двинуть к центру событий, но окрик Жени и взмах руки девушки, перекроили его план ещё в зачаточной стадии.
   Целтин обернулся. Увидел, как разлетаются в разные стороны каталки. Попытался собраться с мыслями, силясь определить, что же происходит.
   - Соня! - крикнула Женя, срываясь с места. - Оно убьёт её!
   Целтин увернулся от очередной, прогрохотавшей мимо каталки, принялся лавировать в суматошном потоке, стараясь не потерять равновесия - заново быстро подняться у него вряд ли получится. Взглядом ом пытался отыскать тень, что казалось немыслимым. Теней вокруг было много - на стенах, потолке, полу, - они переплетались, росли и уменьшались на глазах, перетекали одна в другую, будто совокупляясь в неистовом ритуальном танце! Целтину показалось, будто он и впрямь очутился в самом центре безумной оргии. Не хватало только громадного костровища, боя тамтамов и крика новорожденных... Последнее явно было перегибом. Целтин мотнул головой и тут же получил болезненный удар в колено. Его всё же зацепило каталкой с телом. От вспыхнувшей в мозгу догадки, он напрочь забыл о боли.
   Снова грохнул выстрел. Целтин машинально пригнулся. Над головой что-то пронеслось. Упало. Прокатилось по полу, только стократ усилив и без того полномасштабный хаос.
   Пользуясь заминкой окружающих, Целтин быстро поднялся, стараясь догнать ускользнувшее вперёд время. На грудь ему тут же бросилось детское тело. Может быть, если бы это был взрослый, Целтин всё же успел бы среагировать. Хоть как-то. Так же он просто остался стоять, ощущая, как в тело впивается что-то неимоверно острое, так что даже боль приходит с опозданием, хотя... возможно, он снова выпал из реальности.
   Где-то далеко и высоко закричала Женя.
   Он ещё угадывал голоса, а значит оставался жив. Однако в грудь вворачивалась вязальная спица, не давая возможности сказать, что всё в порядке. Целтин скосил глаза, но не увидел ничего, кроме крови. Он снова попытался заговорить. Не вышло и на этот раз. Грудь разрывал кашель, Целтин знал, что если начнёт, уже не сможет остановиться - всё было плохо, он пытался обмануть самого себя. Вдохнуть снова не получилось. В лёгких захлюпало, сердцебиение участилось. Какое-то время он ещё мог дышать рывками, хватая воздух мелкими глотками, как утопленник, который вот-вот уйдёт на дно. Пальцы на руках и ногах кололо, всё тело покрылось холодной испариной. Потом наступила лёгкость. С груди сорвался груз...
   Женя за шхибот откинула мерзавку прочь; та попыталась отмахнуться, но не успела. Звучно шлёпнулась об стену, осела, собралась прыгнуть на новую жертву, но приложилась виском об угол подставки для монитора и осела. Женя даже не оглянулась. Склонилась над недвижимым телом Целтина, но прикоснуться не смогла.
   "Много крови! Очень много! Что же делать?!"
   Женя понимала, что не знает, что делать. Нужны профессиональные хирургические приборы, которых у них нет. Она вскочила, кинулась к выходу, ещё толком не обмозговав родившийся на пустом месте план, однако не совершила и двух шагов, оказавшись пойманной за руку.
   - Пусти! - прошипела Женя, глядя в узкие зрачки Громова. - Пусти, я сказала!
   Громов сыграл желваками.
   - Нет. Ты нужна мне тут живой.
   - Да пошёл ты! - Женя плюнула федералу в лицо.
   От последовавшего удара, мир на какой-то миг престал для неё существовать.
   Когда чувства вернулись снова, Женя обнаружила себя лежащей у стены, в луже не то крови, не то пота. Её вывернуло наизнанку, скорее всего, не в первый раз. Женя утёрлась рукавом окровавленного халата, попыталась подняться. Мир вокруг стремительно вращался - сотрясение, чтоб его! Громов - скотина! Картинка раздробилась, перед взором плыло... Женя застряла где-то между явью и навью, ещё толком не решив, где следует остаться, в каком месте она нужнее, и если оставаться там-то или там-то, что следует предпринять в первую очередь, чтобы не свалять дурака, вновь оказавшись на развилке, ведь не просто же так она здесь...
   Немного погодя в мозг вонзили штатив. Женя охнула. Дёрнулась в сторону. Пространство вокруг обрело чёткость, добавились краски и звуки. Женя идентифицировала реальность по приступу нестерпимой боли. На всякий случай она застонала, но так и не проснулась. Это и впрямь была осточертевшая действительность, являющаяся, по сути, самым настоящим кошмаром!
   Бред.
   Целтин!
   Женя резко поднялась, чуть было не опрокинув склонившегося над ней с нашатырём Панфилова.
   - Тише! - предостерёг федерал. - Не так резко. У тебя сотрясение нехилое, может случиться кома.
   - Да к чёрту! Там Сергей Сергеевич! Пусти! - Женя хотела отпихнуть Панфилова, но почувствовав дурноту, со стоном осела на пол, в тошнотворную лужу собственной рвоты.
   - Успокойся, - шептал Панфилов на пороге слышимости. - Если ты ещё хочешь спасти девочку, должна понимать, что её дальнейшая жизнь напрямую зависит от твоего здоровья. Если ты повредишь свой мозг - она обречена! Громов просто заместит личность Светланы ИПС. Поверь, он сделает это, и не нам его судить. Это может пролить свет на истинное происхождение напавших на нас тварей! Это поможет бороться с ними. Поможет выжить!
   - Зачем? - Женя заплакала.
   Панфилов тяжело вздохнул.
   - Понимаю, ты уверена, что всё это - плод твоей фантазии, иллюзия. Нет ни меня, ни Громова, ни мира - вообще ничего нет. Только энное количество синапсов внутри нейросети твоего подсознания, создавшего своим взаимодействием некое подобие реальности. Но подумай сама: вдруг ты ошибаешься?! Хотя нет, не так. Что если, выдуманный тобой мир, настолько пропитался благими намерениями, что после перерождения Светланы и впрямь станет реальным! Осязаемым не только для тебя, но и для тех, кто раньше были тенями...
   - Зачем? - повторила Женя, глядя на красные огни под потолком, сливающиеся в огромное пунцовое гало запредельного сверхгиганта.
   Панфилов замешкался, не зная, что сказать.
   - Позволь нам почувствовать, - чуть не подавился он. - И спаси девочку.
   - Я спрашиваю, зачем оно убило его? Чего он сделал такого плохого в своей жизни? Он ведь даже мухи не мог обидеть. Это гнусно. Это нужно прекратить.
   Панфилов отодвинулся.
   - Ты любила его, - прошептал он. - Ей-богу, любила.
   Женя сунула в рот кулак, чтобы не разреветься.
   - Как она? - сухо спросил подошедший Громов.
   - Не важно, - Панфилов поднялся, закрыл пузырёк. - Обязательно было так сильно бить?
   - Что?
   - Ты чуть не убил её, - он, шаркая, побрёл прочь.
   - Стоять! - приказал Громов, сжимая кулаки. - Не сметь поворачиваться ко мне спиной, когда я ещё не закончил!
   Панфилов понуро обернулся - латекс на его щеках больше не блестел.
   - А то что? - сипло сказал он. - Убьёте меня?
   Громов проскрипел зубами.
   - Что ж, убивайте, если так будет проще. Мир внутри этих стен - в ваших руках. Вы здесь бог, вам и за всё отвечать. Только, прежде чем нажать на спуск, подумайте, в праве ли вы решать, как быть, за других? Не ошибаетесь ли вы, диктуя свои правила? Может быть, пора остановится и выслушать кого-то ещё...
   Панфилов заглянул в глаза босса, холодно улыбнулся своей вполне человеческой улыбкой.
   - Что ж, по крайней мере, я попытался открыть вам глаза.
   - Химера, - прохрипел Громов, наводя табельное на помощника. - Ведь и ты не просто так очутился здесь. Метишь в ангелы, да только полетишь стремглав в ад, предатель!
   Панфилов отвернулся, медленно пошёл просто так, в никуда.
   - Остановись! Подойди и уложи её на каталку.
   Панфилов не обернулся. Для себя он уже всё решил, да и возложенную на себя миссию выполнил сполна. Смешно, что последняя затронула лишь миг.
   Грохнул выстрел.
   Женя вздрогнула под звук падающего тела. Она снова попыталась подняться, но что-то сильное ухватило её за волосы, волоком потянуло по кафелю.
   - Пусти! - Женя пыталась отмахнуться, но сил не осталось, конечности были тяжёлыми, совершенно не слушались; кулаки попадали во всё что угодно, костяшки раздробились в кровь, так и не достигнув цели. - Чёртов иуда! - Последнее Женя выплюнула, как ядовитое жало, больше она ничего не могла - её же собственная иллюзия оказалась клеткой, из которой нет выхода.
   Громов доволок девушку до каталки, не церемонясь, швырнул на ледяную поверхность.
   - Я выполню своё обещание, девочка будет жить, - он медлил, глядя на Женю безразличным взором. - Или, может быть, ты передумала? Ведь одна из вас при этом должна будет умереть.
   Женя отвернулась. Шифоньерная поза Громова - последнее, что она желала запомнить в своей никчёмной жизни. Чёртов ублюдок и впрямь возомни себя богом! Наверное, и праотец был точно таким же: безумцем, уверенным в собственной правоте, поскольку открыться и довериться кому-то ещё было уже не в его силах.
   Ситуация сложилась катастрофическая. Как для самой Жени, так и для человечества в целом, которое именно сейчас перестало казаться эфемерным. Скорее всего, это и был тот самый инсайт, истина, что познаётся за мгновение до смерти, пока ещё разум способен внимать.
   - Сделай это, чёртов ублюдок! - крикнула Женя, силясь заглушить агрессией страх. - Может хоть это тебе зачтётся!
   Губы Громова дрогнули, однако злодейской улыбки под занавес драматичной сцены не вышло. Полковник не был актёром, отрицательные персонажи ему никогда не давались. Он по-прежнему оставался собой: профессионалом, фанатично верящим в правоту системы. Сейчас этой системе угрожает опасность, а потому нужно принять все возможные меры, чтобы подавить агрессора. Иначе социум прекратит своё существование, а в этом случае и надобность в Громове отпадёт. Он станет бесполезным, что пострашнее смерти, которая давно ходит в невестах.
   Женя сжала ладони в кулак. В груди бешено колотилось сердце. Инстинкт самосохранения гнал прочь. Хотелось вскочить и убежать. Без оглядки, потому что страшно. И так поступил бы любой живой организм на планете Земля. Любой, но только не человек, который, как и предполагала Женя, был не от мира сего. Разум - страшная штука. Порой человек принимает противоречивые решения, которые со стороны кажутся жуткими и несуразными. Псих - назовут такого индивида, хотя последний и в здравом уме. Просто так сложились обстоятельства. По-другому нельзя. Элементарно нет времени всё переосмыслить.
   Громов взял за руку. Женя вздрогнула. Хотела что-то сказать, но язык не слушался. Зубы стучали, как у припадочной... жутко хотелось в туалет.
   - Успокойся, - спокойно сказал Громов. - Люди умирают каждую минуту. В этом нет ничего особенного. Рано или поздно все мы окажемся там... возможно, в лучшем мире, от которого изо дня в день отказываемся под страхом смерти.
   Женя сглотнула ком. Сердце молотило на износ. Перед взором плыло кровавое марево.
   Небо... Она больше не увидит его. Никогда.
   Марево потухло, как только кожи на запястье коснулся холодный металл. Короткий миг беспамятства растянулся в вечность... Женя видела неимоверно реалистичные картинки прошлого. Снова видела небо. Чувствовала тепло и страх. Она проживала ещё одну иллюзорную жизнь. Какую именно по счёту, девушка не знала, но всё в них заканчивалось одинаково. Смертью. Забвением. Новыми картинками прошлого. Хотя... Сегодня что-то было не так. Откуда-то сверху спустился занавес. Со всех сторон обступила мгла, однако мыслить Женя не перестала. Что-то наконец изменилось. Только пока что Женя не знала, что именно...
   Громов отпустил невесомую руку успокоившейся девушки. Какое-то время просто стоял над телом, не шевелясь. По его щекам текли слёзы.
  
   Глава 14. РОУД-МУВИ.
  
   Гнус как раз докурил, когда с неба стали падать самолёты. Однако препятствие на пути возникло шестиосное, в виде ревущего сереной большегруза, выскочившего на встречку, чтобы избежать столкновения с некой дрянью, выбравшейся из разлома в асфальте, куда несколькими мгновениями ранее угодил обломок громадного лайнера, за падением которого Димка следил настолько пристально, что чуть было не свернул себе шею. Гнус резко крутанул руль, злобно выругался. "Десятка" вильнула задом, вовремя убралась с пути грузовика, цепанула грязь на обочине, улетела в кювет. Димка приложился макушкой об крышу, принялся тереть шишку, всё ещё нервно оглядываясь по сторонам.
   - Какого хрена происходит?! - выругался Гнус, попытавшись вернуть машину на асфальтированное покрытие. Задние колёса увязли, передние просто месили грязь, не принося никакого толка. - Давай же, корыто, червяк тебе в хвост!
   - Ничего себе! - изумился Димка, глядя через спинку кресла назад. - Гнус, ты посмотри только!
   Гнус оторвался от управления, обернулся.
   - Мать честная... - Глаза парня округлились. - Никогда не думал, что скажу это.
   - Похоже, мы по уши в дерьме.
   По проезжей части в сторону Долгопрудного ползло нечто, отдалённо напоминавшее морского ската. Сине-зелёное, отдающее металлическим блеском в лучах предзакатного солнца существо - а по всему, это было именно животное, а вовсе не механизм - несли вперёд многочисленные когтистые лапки, которые легко вгрызались в асфальт, выворачивали песок и гравий, оставляя позади глубокие борозды, будто по проезжей части прошёлся богатырь с чудовищной сохой.
   Аналогия с богатырём и чудовищной сохой вернула Димке дар речи:
   - Это ж чудовище.
   - Ага, из преисподней, - Гнус явно развеселился. - Охренеть, не встать!
   Чудовище тем временем приподняло скорпионий хвост, замедлилось, приняв боевую стойку ракетной установки, пальнуло лиловым, расходящимся лучом в заслонившееся бордовой мембраной небо. В свете возникшей в результате соприкосновения луча и плёнки вспышки, ребята увидели на месте созвездий многочисленные капилляры и прожилки, налившиеся алым, словно при участившемся сердцебиении, как если бы заслонившая небо дрянь была живой, наподобие ползущей по земле твари. Мембрана вздрогнула и погасла. На месте давешних созвездий мерцало нечто, отдалённо похожее на кожаные крылья летучей мыши - такое ощущение, из черноты космоса явилось гигантское летучее создание, которое не сумев приземлиться, укрыло планету крыльями, не желая ни с кем делиться добычей.
   - Гиена огненная, ни что иное, - медленно проговорил Димка, но Гнус не слушал.
   - Ради такого стоит жить!
   Мембрана над трассой прорвалась, тройка военных истребителей, вертясь в плоском штопоре, стремительно неслась к земле.
   Тварь повела плоской лицевой частью, "плюнула" белыми сгустками. Блестящие бумеранги устремились к цели. Одного касания фюзеляжа хватило, чтобы безжизненный металл обзавёлся душой.
   - Надо сваливать, - трясущимся голосом проговорил Димка, наблюдая, как трансформировавшийся истребитель, ловко взмахивая металлическими крыльями, атакует отстрелившуюся секундой ранее капсулу пилота. Другая пара сорвалась в пике, круто развернулась у земли, понеслась вдоль шоссе, легко ковыряя и опрокидывая сгрудившиеся грузовики, будто те были игрушечными. Из машин посыпали люди, однако спастись было не так-то просто. Затрещал РСЗО, во все стороны полетела окровавленная плоть.
   Димка отвернулся.
   - Чего делать будем?
   - Я под грибами такого не видел, - честно признался Гнус, в кои-то веки снизойдя до откровений. - Это ж бред!
   - Рад, что тебе весело! - взорвался Димка. - Может поближе подойдёшь, а?!
   - Ты чё борзеешь?
   - Я тебе вопрос задал, между прочим!
   - А то ты сам не знаешь ответ.
   - Нет, не знаю!
   - Умолкни, - приказал Гнус в свойственной для себя безразличной манере. - Пока лучше не высовываться. Видал, чего творят... Они по ходу даже из этой тачки могут адскую тварь сварганить! Обалдеть. Женька правду говорила, а мы ржали за её спиной. Дебилоиды конченные.
   - Я посмотрю, ты ими восхищаешься просто...
   - А чего? Опомнись, брат! Эти упыри пришли из другого мира. Из параллельной вселенной! Им известно всё! Уверен, даже о смерти.
   - Последнее, на счёт чего хочется просвещаться.
   - Интересно, во что они могут превратить человека...
   Ответ пришёл мгновенно, Димка даже вскрикнуть не успел. Ближняя к нему дверца сорвалась с петель, отлетела прочь, будто невесомый лист фанеры. На её месте возникла сутулая фигура с руками-хлыстами, заканчивающимися длиннющими, как у ритуальной катаны, лезвиями, ногами-присосками, с вывернутыми в обратную сторону коленными суставами и огромной - во всё лицо, - будто отвал у бульдозера, нижней челюстью, которую венчали зубы-иглы, имеющие нездоровый ртутный блеск. Глаз видно не было, однако это не помешало лютому гаду безошибочно определить местоположение шокированного Димки. Одного взмаха пятёркой катан было достаточно, чтобы Димка вылетел из машины на кресле, с частью боковой стенки дрогнувшей "десятки". Полёт прочистил мысли, и, шлёпнувшись в грязь, Димка хотел сразу же вскочить - не вышло, он по-прежнему был пристёгнут ремнём безопасности к части раскуроченной машины. Осознание данности только ещё глубже макнуло в пучину ужаса - руки тряслись, как у заправского колдыря, замок не поддавался, в груди зрела паника, потому что не видно, что делает тварь!
   Звякнул металл. Димка полетел в грязь, не рассчитав сил. Рядом грохнулось что-то тяжёлое, видимо перевернутый автомобиль.
   - Ах ты сучёныш! - орал обозлённый Гнус, что не сулило агрессору ничего хорошего, даже не смотря на нехилое вооружение, какому позавидовал бы любой средневековый пикинёр. - Знаешь, сколько я за эту тачку бабла отвалил?! Чего скалишься, морда бульдозерная? Щас я тебе все клешни пообломаю, пидор!
   Димка на силу отплевался от грязи, прочистил глаза. От увиденного поплохело окончательно: "десятка" с откогаканным боком оставалась на прежнем месте, Гнус стоял на крыше с монтировкой, эмаль с двух сторон от него шла уродливыми полосами - видимо, чтобы достать Гнуса, тварь попыталась разрезать крышу. С одной стороны логично, в дыру с боку она бы не поместилась, с другой - тварь и помыслить не могла, на кого залупнулась... Димка закрутил головой, желая поскорее обнаружить местоположение обозлённого гада. Искать долго не пришлось, тот сам вылез из грязи в метре от сидящего на пятой точке Димки. Однако на мальчишку тварь даже не посмотрела - всё внимание целиком было приковано к ухмыляющемуся Гнусу, который манил, стоя на крыше, к себе, перекидывая монтировку из руки в руку, подогревая настрой противника обидными кричалками.
   - Ну, давай, бестолочь, иди к папочке, он вставит тебе рычаг в жопу и прокатит на мотоцикле! У тебя, видимо, действительно узкое очко, раз так дорожишь им. Для папы римского приберёг, обмылок?! Хе... Я покажу, кто в этом мире хозяин, если не речью, так на костях! Пообломаю тебе когти и туда же засуну, куда и рычаг, грёбаный ублюдок!
   Димка не был уверен, что тварь правильно уловила смысл всех, вылившихся на неё оскорблений. Однако лютая ярость, с какой гад кинулся на пританцовывающего Гнуса, свели всяческие сомнения на нет: тварь поняла всё до последнего слова, и теперь она была в бешенстве.
   - Твою ж мать! - выругался Гнус, чудом устояв на ногах, когда тварь принялась за дело.
   "Десятка" качнулась, накренилась на левый бок, два правых колеса оторвались от земли. Гнус всё же свалился, дальнейшая его судьба осталась для Димки загадкой - друг пропал из поля зрения за мнущимся, как фольга, кузовом автомобиля. Тварь поднатужилась ещё малость и перекувырнула "десятку" на бок. У Димки заныли рёбра - в душе мальчик надеялся, что Гнус успел отползти. В противном случае, его песенка была спета - вес порядка одной тонны человеческое тело выдержать не в состоянии!
   Гад тем временем оскалился. Махнул правой катаной так, что оставшиеся от автомобиля обломки отлетели прочь. Гнуса под ними не оказалось, что несказанно удивило тварь. Существо топталось на месте, побрякивало когтями, так и сяк кривя голову, хотя, скорее всего, отродясь ничего не видело. Последнее вызвало смешок, а сдержаться Димка не успел, что было непростительной ошибкой. Тварь резко обернулась, прыгнула, как заправский кузнечик, метя когтями вниз. Димка так и не понял, что именно его спасло. Сначала оглушительно взревело, да так, что мысли в голове перепутались. На какой-то миг даже показалось, будто он стремглав очутился в гиене огненной, где враз запустили все циркулярные пилы, заходясь от радости по случаю прибытия очередного грешника! Над головой что-то промелькнуло, двигаясь встречным курсом с тварью. Громыхнуло. В разные стороны посыпались обломки. Пользуясь неразберихой, Димка отскочил, чудом увернувшись от просвистевшей над ухом катаны.
   На миг всё стихло. С неба продолжали падать мелкие обломки, пахло бензином. Пульсирующая мембрана на небе заслонилась пеленой чёрного дыма, клубами валящего из-за кузова покорёженной "десятки". Видимость была нулевой.
   Димка попытался подняться на ноги, но только со стоном осел, почувствовав резкую боль в правом боку. Беглый осмотр только усугубил и без того гадкое настроение: вырывая кресло из салона авто, тварь зацепила когтями бок... Удачно зацепила, чуть было не выпотрошив Димку, как рождественскую индейку! Глупая пиндосская традиция развеселила, и Димка снова хихикнул, в душе отчасти понимая, насколько глупо себя ведёт.
   Откуда не возьмись, появился Гнус с монтировкой.
   - Ты чё подставляешься?! - тут же наехал он. - Я почти прижучил гада, а ты хихикаешь, как полоумный! Что-то ты быстро отвоевался, мачо недоделанный.
   - Гнус, иди к чёрту! - Димка охнул, ухватился за кровоточащий бок.
   - Машу ж вать! - выругался Гнус. - Да тебя, как свинёнка чуть не продели, брат! Подняться можешь?
   Димка ещё раз попробовал. Организм никуда не хотел. Сдохнуть с кишками на коленках можно и тут.
   - Даже если встану - толку-то... Идти все равно не могу.
   - Да ты встань сначала, а дальше решим, не из такого дерьма выбирались! - Гнус ухмыльнулся.
   - Я посмотрю, тебе и впрямь нравится происходящее.
   - А то... Хоть какая-то движуха, - осклабился Гнус, реагируя на шум за завесой дыма взмахом монтировки по окружности.
   - Чего там? - Димка вытянул шею, но ничего не увидел.
   Гнус отмахнулся.
   - Ты как?
   - Паршиво, говорю же! - Димка крикнул через боль, чтобы уесть Гнуса.
   - Да я не тебе, мясо.
   - Чего? - Димка всё же изловчился, присмотрелся.
   Из дыма появился бородатый бугай, весь задрапированный в кожу. Бандана на лбу выдавала социальный статус - байкер. Внешний вид - под стать, куча тату. В правой руке здоровенная испещрённая сколами бейсбольная бита - Димка и не задумывался, что они бывают такими большими.
   - Чё ребятки, потрепал вас сучёныш? - Бородач улыбнулся, встал, опёршись на биту.
   - Тот ещё гондон, - согласился Гнус. - Лихо ты его протаранил. Байк не жалко?
   Бородач махнул рукой.
   - Тут такое дело... не до байка. Времени на раздумья не было. Иначе твой дружочек отошёл бы в мир иной. Уж шибко он этой кракозябре не понравился, как пить дать, - бородач горестно вздохнул - было видно, что не смотря на показную беспечность, байк действительно жаль, а сам подвиг дался с трудом.
   - Ты как в воздух взлетел с бугра, я подумал, Шварц прикатил, - Гнус язвительно глянул на Димку. - Слышь, Коннор, ты бы хоть спасибо сказал!..
   Димка отвернулся, всё же бросил дежурное "спасибо", костеря про себя Гнуса на чём свет стоит.
   - Да ладно, - отмахнулся бородач. - На войне, как на войне. Вы мне лучше скажите, что это за экземпляр такой? Сколько колесил по свету, отродясь ничего подобного не видывал.
   - Да хрен его знает, - Гнус явно не желал лезть в подробности, что было правильно: в двух словах, посреди поля, такое не объяснишь. А если и удастся, сгинешь под пластами новых вопросов. Лучше и впрямь уйти от ответа, изобразив неосведомлённость, что Гнус и делал прямо сейчас, точно по Станиславскому: - Из-под земли вылез. Мутант, наверное. Экология, сам знаешь, хреновая...
   Бугай кивнул.
   - Надо бы проверить, как он там, - заметил он, оглядываясь. - Что-то не верится мне, что всё настолько просто...
   Гнус кивнул, вскинул монтировку на плечо.
   - Эй, а я! - засуетился Димка. Перспектива остаться одному совсем не прельщала.
   - Чего? - небрежно осведомился Гнус. - Сиди, кишки собирай. Как вернёмся, дальше двинем.
   - Куда ещё?
   - Обратно в Долгопрудный. Надо Женьку с босом вызволить - им там сейчас несладко приходится, уверен.
   - Спятил?! - взвился Димка, игнорируя боль. - Мне домой надо! Там сестра!
   - И чего? - Гнус был непрошибаемым.
   - Она же маленькая совсем...
   - Слушай, - Гнус в два шага покрыл расстояние между собой и другом, наклонился, зло зашептал в ухо, скорее даже зашипел: - Та здоровущая тварь поползла к Долгопрудному, мы видели это. Летучие гады подались вслед за ней. Да и эти скелетоны, стопудово, двинут туда же. Чуешь мою мысль? - Гнус наклонился ещё ниже, обдал несвежим дыханием.
   Димка поморщился.
   - Не хочешь говорить и не надо, - Гнус отодвинулся. - По глазам вижу, что понимаешь. Так вот, если бы не твои штучки, мы бы уже на полпути в город были, потому что бросать своих в такой заварушке не подобает, даже если у тебя дома осталась младшая сестра. Уточним: в умном доме, защищённом от посягательств извне похлеще средневековой крепости! Да и батя твой не лыком шит, афганец как-никак! А мать и вовсе кому хочешь мозг проест, так устроена она, ты уж извини. Поэтому подбери сопли и подожди пару сек, мы проведаем зверюгу и тогда уж разберёмся, как быть дальше. Усёк?
   Димка злобно кивнул.
   - Да катись ты, - добавил он, когда Гнус отошёл - не хватало, чтобы этот деятель ещё пафосно похлопал его по щеке, чёртов ублюдок!
   Гнус обернулся.
   - И ещё. Это не у меня кишки наружу, а у тебя, так что задумайся и об этом. Не в твоём положении диктовать условия.
   Димка подобрал ком земли и швырнул в Гнуса. Тот увернулся.
   - Всё путём? - посчитал нужным осведомится бородач.
   - Ага, - усмехнулся Гнус. - Терапия.
   - Без неё никуда, - последовал смешок.
   Оставшись один, Димка снова попытался подняться. Пока он сидел, рана особо не беспокоила, однако стоило просто собраться с силами, как боль сделала своё подлое дело, помутив рассудок. Чертыхаясь, Димка вытер со лба пот - других, более серьёзных телодвижений он благоразумно решил не предпринимать. И так понятно: без посторонней помощи ему не выбраться.
   Дым остепенился, редкими порывами ветра его оттеснило в сторону. Только сейчас Димке удалось полностью рассмотреть, во что превратился кузов "десятки" после яростной атаки твари. Груда раскуроченного металла, иначе не скажешь. Кажется, будто великан от безделья взял лист жестянки и предпринял попытку художественной резки. Понятное дело, по прямому назначению автомобиль использовать не получится. Если Гнус так жаждет вернуться в Долгопрудный, сначала придётся обзавестись новым транспортным средством, уж потом геройствовать. Хотя... За авто придётся тащиться к шоссе, чего ну совсем не хотелось, особенно в столь никчёмном состоянии.
   Димка выругался.
   За пеленой дыма послышался вой. Раскатистый и нарастающий, будто прямиком на них неслась очередная свора вооружённых катанами тварей, желая отомстить за своего боевого товарища, вступившего в неравную схватку с жестокими человеками.
   "А ведь завалили гада! - пронеслось попутно в голове, пока Димка прислушивался, силясь идентифицировать источник звука. - Значит не всё потеряно! Бороться ещё можно!"
   Бугай осторожно, будто подходя к оглушённому бультерьеру, продвигался по раскуроченной земле, занеся биту, готовый обрушить весь праведный гнев на посланника сатаны, если на то последует воля божья.
   Дым резал глаза; Гнус посчитал разумным поинтересоваться, как обстоят дела.
   Бугай отмахнулся, что-то сказал, однако за рокотом с десятка моторов, Гнус толком не разобрал слов.
   Порывом ветра дым окончательно отнесло в сторону. Клубы чада повалили вдоль проезжей части, набухая нездоровым бордовым, как какой-нибудь проказой. В груди появилась тяжесть - такое ощущение, дрянь завелась и внутри. Чтобы хоть как-то отвязаться от гадких мыслей, Гнус сплюнул. Хотел что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни звука, заметив, как к ним по бездорожью, на полной скорости, несутся новые байкеры.
   Гнус сталкивался с представителями данной субкультуры и раньше, парализовал его отнюдь не их своеобразный внешний вид и рёв мотоциклетных двигателей. Дара речи лишило огромное лицо, выплывшее из-под небесной мембраны, с губами, вытянутыми трубочкой, как при свисте... Точнее это было даже не лицо, а маска, с похожими на расщелины прорезями для глаз и лунным кратером вместо носа. Приглядевшись ещё пристальнее, Гнус понял, что это и есть Луна, спустившаяся в стратосферу, наперекор законам природы!
   Ветер стократ усилился, краем глаза Гнус заметил вытянувшиеся столбы двух смерчей, которые переплетясь, точно влюблённые лебеди шеями, полупьяной поступью направились в сторону Долгопрудного, вслед за адской тварью, выбравшейся из-под земли, и её верными соратниками, созданными из вполне земных прототипов.
   Бородач тоже заметил лик Луны, принялся размахивать руками над головой, силясь привлечь внимание товарищей. Те сигналили в ответ, видимо приняв жесты за знак приветствия.
   - Чёртовы придурки! - выругался Гнус, кое-как совладав с непослушным языком. - Назад! - Гнус осёкся, запоздало сообразив, что бежать просто некуда.
   Из вытянутых трубочкой губ вылетело продолговатое облако. Бликануло на вроде косяка мелкой рыбы в прозрачной морской воде, понеслось к земле, то и дело изменяя форму, как аорта в визуальной обложке проигрывателя "Виндовс".
   Гнус мотнул головой. Чё делать дальше было не совсем понятно, бежать действительно было не куда и не на чем.
   Облако тем временем спустилось настолько, что стали различимы мелкие фрагменты, из которых оно состояло. К мотоциклетному рёву присоединился высокий гул, который медленно нарастал до тех пор, пока не перекрыл остальные звуки. Гнус ухватился за голову, казалось, внутри черепной коробки вывелся термитник. Из носа потекло, парень поздно сообразил, что его уже атакуют.
   Маленькие паскуды были настолько стремительны, что боль приходила только спустя несколько секунд после того, как их заточенные крылышки вспарывали кожу и плоть. Гнус попытался схватить парочку гадов, но ничем хорошим, кроме оторванных фаланг указательного и среднего пальцев на левой и правой руках соответственно, это не закончилось. Взвыв, не сколько от боли, сколько от злости, Гнус принялся скакать, стараясь стать трудной мишенью... однако тут, как и в случае с мелким дождём - чем быстрее бежишь к укрытию, тем сильнее намокаешь, не смотря на кажущийся обратный эффект! Плюнув на приличия, Гнус посчитал за благо забиться под кузов дрожащей "десятки", и только оказавшись под защитой металла, увидел, что одежда изодрана в клочья, а кожа на открытых участках тела попросту отсутствует. Боли пока не было - колотило от страха, и это было пострашнее всего. Шок. Гнус никогда не испытывал его, уверенный, что на этом свете нет ничего, к чему он бы не оказался подготовленным. Он сильно ошибался. Мир был чертовски разнообразен!
   Бородач вскинул руки над головой, пятился, изредка взмахивал битой, которая уменьшалась буквально на глазах, как камень по прошествии тысячелетий от эрозии! Гнусу пришлось зажмуриться, чтобы не сбрендить. Когда он заново открыл глаза, биты больше не было, а сам бугай стоял на коленях, опираясь на левую руку, по причине того, что правая конечность попросту отсутствовала. Гнуса стошнило на собственные колени. Утирая ладонью изодранную на лице плоть, он видел, как и левая рука подломилась, словно отпиленная бензопилой, а бородач, лишившись последней опоры, упал лицом вниз, рядом с пошевелившимся гадом, который вовсе не был мёртв.
   Байкеры заметили угрозу, только когда начали гибнуть поголовно - они двигались быстрее, соответственно и результирующая скоростей - их и гадов - оказалась стократ больше, нежели в случае бугая и Гнуса... Под одним взорвался байк. Громыхнуло эпически, ударной волной зацепило ещё двух. Остальные разъехались в разные стороны и не думая тормозить, что было ошибкой. Покатились головы, посыпались руки и ноги, зазвучали отчаянные крики... Кто-то даже просил о помиловании, но Гнус не был уверен, потому что тачку над ним принялись "вскрывать", желая поскорее добраться до десерта, так что все звуки заслонились жутким скрежетом разгибаемого металла.
   Двуногая тварь поднялась, пересчитала оставшиеся катаны, что-то крикнула непонятно кому. Гнус и не думал переспрашивать, поглубже трамбуясь в металл. Скрежет над головой стих, вой тоже выбрался из-под черепной коробки, но полностью не исчез - стая летающих фрез расположилась где-то на отдалении, по всей видимости позволив покалеченному ублюдку самому разбираться с обидчиком. В ушах жутко звенело, а ещё было больно, как если бы в правое ухо вонзили острое шило! Гнус заскрипел зубами, потом просто заорал, не в силах стерпеть боль, какая ещё не снилась грешникам в аду. Обхватив руками голову, он был уже готов выскочить из укрытия, чтобы помчаться незнамо куда, в попытке убежать от боли. Жаль, поблизости не было ни одной отвесной стены - говорят, в таких случаях, они верное средство против приступа... Если быстро бегать, можно добраться даже до потолка! А если повезёт, то и до звёзд!
   Гнус поздно сообразил, что боли больше нет - наполовину высунулся из-под машины. Тут его чуть было не освежевали. Одна из катан свистнула в считанных сантиметрах от левого предплечья, взметнув вверх перемешанную с кровью грязь. Тварь разочарованно зашипела - задумка атаки явно была иной. Гнус показал уцелевший средний палец, отполз назад, снова уткнувшись спиной в кузов. В ухе скребло. Опасаясь дрянного жуколёта, способного в панике забраться чёрт-те-куда, Гнус попытался как можно скорее вычистить гада из ушной раковины. На ладони блеснул металл; Гнус сам заново впал в шок, изучая невесть что, не от мира сего. С одной стороны, обычная земная саранча, с другой - некий хитрый механизм, созданный дабы потрошить неугодных и неуместных. Идеальное средство для нейтрализации живой силы противника. Стая такой нежити на поле боя уделает в считанные секунды роту, полк, а то и батальон с дивизией! Тут даже убежать не получится.
   Позитивные Димкины мысли, трансформировались в обречённость, сгустившуюся под лобной костью Гнуса. В плен твари не брали - живые им были не нужны, - убивали всех и вся, уничтожая жизнь на корню. Это был серьёзный противник, с которым не так-то просто совладать, если вообще возможно хоть что-то сделать...
   Гад на ладони сучил ножками, вертел головкой, дрыгал сереньким брюшком, оставляя следы смазки. Вместо крылышек трепетали обоюдоострые лепестки "егозы". Гнус сообразил, что гуманность пославшей весь этот заточенный сброд твари неведома. Наоборот, она хочет, чтобы всякий встречный на пути её армии, прежде чем сгинуть навеки, испытал боль. Умер в муках, как грешник.
   Но почему так?!
   Гад щёлкнул, налился ярко-голубым светом, скрутился в колечко и исчез. Гнус вскрикнул; потирая ожог на ладони, изучал конечность так и сяк, до последнего не веря, что тварь могла просто исчезнуть. От суеты вновь оторвали катаны. Гнус чудом успел распластаться по земле - промедли он ещё миг, точно бы лишился головы... как и непутёвых мыслей, совершенно ему не свойственных!
   Остов "десятки" со стоном прогнулся - такое ощущение, гад скакал, заходясь от бешенства, не зная, как ещё добраться до обидчика. За неимением возможности, он, по всей видимости, решил просто вдолбить кузов тачки в землю, тем самым, похоронив несговорчивого Гнуса под обломками. Гнус понял, что пора бежать, когда его основательно впечатало лицом в грязь, однако не смог пошевелить ни рукой, ни головой. Ноги ещё двигались, но недолго. Металл стонал под звучный грохот; Гнус снова заорал, поняв, что потерял всякую возможность двигаться. Удары сверху сразу прекратились, где-то поблизости прошлёпали шаги, после чего всё затихло.
   Гнус передохнул, попытался сдвинуть груду металла, придавившую его. Как же это нелепо: сам загнал себя в угол, силясь спасти шкуру, и вот чем всё обернулось... Сиди теперь, как тупорылая жаба, скрывшаяся от опасностей мира в пласте глины, и наблюдай через небольшое отверстие, раньше служившее входом, за тем, что происходит снаружи.
   Гнус с неимоверным трудом повернул голову. Уставился на клочок пространства, доступный взору. Тело медленно затекало, в скором времени о том, чтобы спастись самостоятельно можно будет забыть.
   Самоха!
   Догадка бабахнула внутри больной головы, как праздничный салют на девятое мая. Со слезами на глазах: ведь, скорее всего, Самохи больше нет. Тем не менее, Гнус набрал в лёгкие побольше воздуха и заорал что было сил, захлёбываясь льющейся в рот грязью:
   - Самоха! Беги, червяк тебе в хвост! Я отвлеку! Того... с бульдозером вместо рожи!
   Глубоко в душе Гнус понимал, что валяет дурака, расходуя последние силы на такую пустоту. Если Самоха жив и способен передвигаться - что очень сомнительно, - давно дал дёру. В противном случае... Хотя какой тут противный случай? Сомнительно и дёру - уже достаточно, чтобы впасть в отчаяние. Ну не хочется помирать вот так, рожей в грязи, особенно когда рядом бродит адская гадина, исходящая удовлетворением от осознания собственного превосходства!
   Гнус снова дёрнулся. Точнее просто вздохнул. Снаружи послышалась суета. Миг и свет заслонился тенью. Гнус было отпрянул, но вспомнив, что не может и этого, просто выругался. К нему в дыру намеревались пролезть, так по крайней мере, показалось сначала. Гад действительно был идиот? Нет, просто сволочной гад, лишённый чувства сострадания, и совсем скоро Гнус всецело убедился в этом. Пока он орал, тварь прошвырнулась по округе, нашла бессознательного Самоху и приволокла за ногу сюда, на место показательной казни. Что-то другое в голову не шло.
   - Чёртов ублюдок, - прохрипел Гнус, сжимая в кулаках грязь. - Я ведь тебя и на том свете найду, сучёныш.
   Гад что-то пробормотал, будто услышав в словах подростка некий смысл, забряцал катанами, на манер ветряных курантов. Гнус зажмурился - сколько, оказывается, ерундовых аналогий лезет в голову, когда, кажется, уже припёрло и ничего не осталось, как только дожидаться прихода смерти! Внезапно Гнус понял, что видит лицо Самохи, который подмаргивает ему правым глазом: мол, не бзди, я притворяюсь!
   - Грёбаный идиот, - прошептал Гнус, всё же испытывая душевный подъём. - Как ты этому мудаку навалять собираешься? Грязью закидаешь? Он же тебя, точно свинёнка оприходует. Да грёбаный папа Карло! - До Гнуса только сейчас дошло, что не тем он занимается, силясь поднять дезинтегрированную "десятку". Копать надо, червяк в хвост!
   Пока Самоха забавляет гада, стоит поторопиться и преподнести сюрприз! Причём появиться надо эпически, чтоб даже инопланетная гадина напоследок охренела в атаке!
   Димка лишился двух пальцев и половины правой кисти, потому соотнёс увиденное дальше за чистый бред: из лужи грязи под ногами измывающейся над ним твари выскочил демон, набросился на обидчика, как если бы тот испоганил всю его подземную жизнь. Тварь явно не ожидала такого поворота событий, отступила на шаг, чего, собственно, и ждал Димка. Преодолев боль в проткнутом боку, мальчишка кинулся гаду под ноги, не особо заботясь о планах второго демона относительно себя самого - общеизвестно, враг моего врага, мой друг! Тварь не устояла, потеряла равновесие. Вцепившейся в неё демон - тоже. Димке оставалось только укрыть голову руками, надеясь, что ничто из колюще-режущего арсенала твари не проткнёт его насквозь чисто случайно. Образовалась куча-мала, в которой сделалось совсем неясно, какая конечность кому принадлежит. Димка попытался отползти в сторону - не получилось. Его то ли держали за ногу, то ли придавили неосознанно - так или иначе, сбежать под шумиху он не мог, а потому следовало сперва дождаться исхода поединка, затем уж и драпать, пока и до него черёд не дошёл.
   Послышались проклятья, что вконец отодвинуло план бегства на второй план - Димка понял, что вылезший из грязи демон, вовсе не демон, а воспользовавшийся моментом Гнус! И впрямь говорят: говно в воде не тонет! Гнус оказался неимоверно живуч, в чём, собственно, никто и не сомневался. Страх тоже был ему неведом, о чём происходящее над Димкой только лишний раз свидетельствовало. В то, что Гнус просто идиот верить как-то не хотелось.
   Тварь поздно сообразила, что её мутузит человек; Гнус каким-то неимоверным образом скинул с себя кожанку - точнее всё, что от неё осталось, - спеленал противника в своеобразную успокоительную рубашку, как заправский медбрат психопата, быстренько отскочил в сторону, таща за собой ничего не понимающего Димку за ногу. Остановился, только когда Димка заорал, не в силах больше терпеть боль в боку и в изуродованной руке - шок прошёл слишком рано, теперь без медикаментов - край!
   Гнус повалился, отпихнул Димку в сторону, снова вскочил, пошатываясь побрёл навстречу твари, пытавшейся высвободится из пут. Поединок затягивался; Гнусу элементарно нечем было крыть. Догадка, как и бывает в подобных ситуациях, пришла в самый последний момент. Гнус подскочил к уцелевшему байку, стараясь не смотреть на то, что осталось от его прежнего владельца, отцепил от багажника запасную канистру с бензином, открутил пробку, сел на пятую точу и принялся спешно рвать штанины на фитиль.
   Тварь видимо сообразила, что задумал мальчишка. Забулькала, гневно щёлкая отвалом челюсти. Гул вокруг снова возрос.
   Гнус не смотрел по сторонам, и без того понимая, что времени в обрез. Ткань штанов не поддавалась, промокла настолько, что просто скользила в руках, а ведь её ещё предстоит поджечь - задача, по сути, невыполнимая!
   Димка огляделся. Жуткое лицо над головой исчезло, а вот вокруг творилось чёрт-те-что. Казалось, они втроём очутились в эпицентре гигантского смерча или внутри огромной центрифуги, функционал которой до конца не был известен. До последнего момента наружные массы "циклона" двигались степенно, как джеты далёкого Юпитера, на привлекая к себе внимания, однако за последнюю минуту что-то изменилось. Скорость резко возросла, сделался громче звук, да и радиус быстро уменьшался, что не сулило ничего хорошего.
   Корчащаяся в грязи гадина позвала на помощь, и её услышали.
   Димка оглядел свежие порезы на открытых участках тела и понял, что дело дрянь. Приближающийся смерч составляют вовсе не пыль и грязь, которых вокруг в изобилии. Это снова металлические гады, которым откровенно пофиг, кого или что грызть!
   Димка сглотнул. Кое-как поднялся, держась за бок, поковылял к изрыгающему проклятия Гнусу.
   - Ты скоро? Бежать надо!
   - Я, по-твоему, конченный придурок?! - вскипел Гнус. - Вымокло всё!
   - Да на хрен эту гадину! - Димка дёрнул Гнуса за штанину так, что затрещала материя.
   Ребята изумлённо посмотрели друг на друга.
   - Живее! - скомандовал Гнус, хватая канистру и бросаясь к наполовину высвободившейся твари.
   - Да как ты поджечь собираешься?!
   - Увидишь! - Гнус то ли случайно, то ли не случайно заехал ботинком твари по голове; та попыталась отмахнуться. Почти удачно. Пара катан прошлась в непосредственной близости от ступней Гнуса, которому пришлось на всякий случай подпрыгнуть, чтобы избежать явных неприятностей. - Ну, морда, твой выход. Уйдёшь в зенит в отблесках славы - это я тебе обещаю!
   Тварь люто зашипела, застучала челюстью, как отбойным молотком.
   Гнус сплюнул.
   - Гони байк! - крикнул он ничего не понимающему Димке. - Валим отсюда!
   - А эти? - Димка развёл руками по сторонам. - Ты рехнулся?!
   - У меня есть план. Прорвёмся, Самоха, не бзди!
   Димке пришлось поверить, потому что ничего другого попросту не оставалось.
   Байк оказался настолько тяжёлым, что на какой-то миг Димка усомнился, может ли груда металла самостоятельно ездить или создана, как стационарный объект, чисто ради понта. Удар по ножке осушил ступню, для достижения результата пришлось приложить вес тела, которого явно было недостаточно.
   - Чего ты там возишься, Самоха?! - Голос Гнуса то приближался, то удалялся, но Димка не оборачивался, целиком поглощённый условием вставшей перед ним задачи. - Давай, шевели булками, а то кабздец нам с тобой!
   Димка утёр застилающий глаза пот, крутанул ручку газа на себя, снова навалился на ножку. Мотор утробно провернулся, из глушителей повалил дымок. "Что и всё?!" - читалось на лице Димки удивление. Чёртов тарантас оказался против! Он был заодно с тварью - это ясно, как божий день! Не ясно, что делать дальше...
   Правую ногу обожгло.
   Димка вскрикнул. Оступился и сел. Сверху на него повалился байк, сгибая в бараний рог. Мальчик заорал уже по-настоящему, слыша, как хрустят кости. В ушах стоял жуткий вой, перед взором плясали синие вспышки. Пахло окалиной, как если бы поблизости работала бригада сварщиков. Свет резко померк, байк сверху трясло, будто в лихорадке. До Димка поздно дошло, что мотоцикл завёлся. Как такое получилось - соображать не было времени. Хотя и так понятно, что случайно повернулся при падении замок зажигания. Дёргать ножку было не обязательно, байк отнюдь не старенький "Минск", а система с "мозгами"!
   Димка не сдержал радостного возгласа, чувствуя приток сил, которых всё равно не было достаточно, чтобы выползти из-под мотоцикла. Чёртов Гнус куда-то запропастился, а потому Димка костерил друга на чём свет стоит... и явно вслух, потому что первое, что сказал Гнус объявившись, это: умолкни, дебил. Димка мгновенно заткнулся, понимая, что силы нужно беречь для другого.
   Вдвоём ребята легко подняли байк. Гнус помог подняться, протянул скомканный свёрток.
   - Это ещё что?
   - Надевай. И поживее.
   Свёрток оказался набором курток. Сам Гнус уже был облачён как минимум в три.
   - Я это не одену!
   - Живее, говорю! Это спасёт тебе жизнь, бестолочь!
   - Но ведь... они все мертвы. Я видел.
   - И что с того?! - потерял терпение Гнус. - Это наш единственный шанс выбраться! Или ты не понимаешь, что этот ураган просто разорвёт нас на части?!
   Димка увидел, как по байку застучали синие огоньки, сдирая эмаль и продавливая металл. Редкие "капли" попадали и в тела. Вырывали клочья ткани и куски плоти, причиняли острую боль, которую Димка уже практически не ощущал.
   Гнус ждал, морщась от "укусов", пока Димка, скача на одной ноге, накидывал на плечи куртки.
   - Эту на голову! - отобрал он последнюю и намотал Димке вместо тюрбана. - Башка поважнее жопы будет! Готов?
   Димка кивнул, вжимая голову в плечи. Ураган гудел, как растревоженный улей. То тут, то там гремели взрывы - то детонировали бензобаки разбросанных по полю байков и сгрудившихся на проезжей части автомобилей.
   - Поганые ублюдки! - выругался Гнус. - Значит так, залезай на бак и вот, держи как щит.
   Димка сам не понял, как оказался верхом на бензобаке, с обшивкой боковой дверцы от почившей "десятки".
   - Чё ты придумал?
   - Держи впереди, иначе сучёныши продырявят бак, и мы с тобой погибнем, как олухи! Сечёшь?!
   Димка не успел ответить; Гнус вскочил сзади, дал газу, да такого, что байк встал в козла! Во все стороны полетела грязь, Димка поздно сообразил, что прикусил язык. Когда полость рта наполнилась слюной, вперемешку с кровью, они уже неслись незнамо куда, подпрыгивая на ухабах. Думать ни о чём не получалось, да и не следовало этим сейчас заниматься, ещё и на такой скорости, когда ни зги не видно. Димка посчитал за благо сосредоточиться на сохранении равновесия, тем более что и болтало их из стороны в сторону изрядно, а тяжеленая дверца в руках неизменно тянула вперёд и вниз, под ясно различимый протектор переднего колеса.
   Придуманный Гнусом щит справлялся хорошо, правда до поры до времени, когда Димка выпал из розового сна, поняв, что пока их ещё никто и не атаковал. Ощущение, будто они налетели на бетонную стену, иначе и не скажешь! Ладони осушило, суставы вывернуло, в голове всё перемешалось. Димка чудом не слетел с бака, хорошо Гнус удержал за шкирку, при этом отвлёкшись от управления. Колесо на что-то налетело, застонал металл, скорость резко упала, так что ребята чуть было не вылетели из седла вдвоём. Гнус выругался, выровнял байк, резко развернулся.
   - Ты чего творишь?! - В данный момент Димка был зол на весь белый свет, так что Гнус очень кстати подвернулся под руку. - Угробить нас хочешь?!
   - Должок у меня остался, - Гнус вещал голосом какого-то киношного супергероя, так что Димке тошно стало.
   В ярко-синем мареве поднялась сгорбленная тень. Прихрамывая, медленно побрела на ребят и впрямь как в голливудской франшизе. Димка сглотнул ком; в горле мгновенно пересохло. Сказать ничего не получалось, а потому Гнус, подохнув, так и не узнает, каким дураком был при жизни! Блеснула ослепительная вспышка. Жёлтым болидом ушла ввысь подорванная "саранчой" канистра. Тварь отбросило прочь. Во все стороны полетели куски обожжённой плоти. Рядом с байком в грязь воткнулась заточенная катана.
   - Аста ла виста, бэби, - сказал Гнус, отпуская сцепление.
   Байк снова встал на дыбы. Димка что есть мочи вцепился в руль, изнывая от желания дать Гнусу под дых, - подумать только, этот дятел развлекается, когда им угрожает смертельная опасность! Ну не идиот ли, спрашивается?!
   - Пригнись! - крикнул Гнус, не дав додумать мысль.
   Димка втянул голову в плечи, напрягся, готовый к очередному удару. Со всех сторон заскрежетало, дверцу чуть не вырвало из рук. В глазах потемнело, и только спустя пару секунд Димка сообразил, что с небес спустилась ночь, - они на полном ходу влетели в волну отчаянных камикадзе, готовых пойти на что угодно, лишь бы причинить как можно больший урон. Силы стремительно таяли, особенно в искалеченной руке. Бок превратился в один сплошной пульсирующий кровоподтёк - Димка понимал, что долго так не протянет, а потому, как только вакханалия над головой поутихла, крикнул во всё горло, надеясь, что Гнус его всё же услышит:
   - Скорее, твою мать!
   Груз в руках внезапно пропал; сделалось заметно светлее.
   Они мчались по загородной грунтовой дороге, по всей видимости, удаляясь от шоссе. Мотор задыхался от выкрученного на полную газа. Подвеска накрылась к чёрту, так что от каждой очередной ухабы под колёсами хотелось выть. Дверцы в руках и след простыл: исчезла, будто в растворителе. Чего и говорить, ещё пара секунд и в неизвестность отчалили бы и они с Гнусом! Хорошо, что удалось прорваться. Пусть и неимоверно дорогой ценой, но они всё же выжили. Хотя... Если говорить о Гнусе, тот отделался за бесценок - дуракам везёт, тут ничего не попишешь.
   - Ты точно знаешь дорогу? - крикнул Димка, отбросив обломки дверцы.
   - Не-а, - отозвался Гнус. - Нужно найти тачку понадёжнее! На этом убожестве только со смертью в догонялки играть!
   - И что ты предлагаешь?
   - Хм... - Гнус задумался. - В детстве я всегда мечтал ограбить банк.
   - Ты, случаем, головой нигде не приложился? - усомнился Димка.
   Гнус пропустил колкость мимо ушей.
   - Думаю, сейчас нам хватит и инкассаторской машины.
   Димка намеревался уже послать Гнуса ко всем чертям, как вдруг понял, что друг прав - броня им сейчас и впрямь необходима. Так что к чёрту добропорядочность! К чёрту здравый рассудок!
   А, к чёрту всё!
  
   Глава 15. ВЛЮБЛЁННЫЕ.
  
   Мати разлепила ресницы. Попыталась подняться, однако долбанувшись затылком об невидимою преграду, решила повременить с опрометчивыми движениями до той поры, когда станет понятно, где она находится и что произошло. В голове царил полнейший кавардак, как если бы внутри рванула новогодняя хлопушка с конфетти - сору было много, а порядка мало. В ушах и вовсе звенело до тошноты. Перед взором копошились оранжевые кляксы, отчётливо пахло кровью.
   - Стил? - Мати обшарила трясущимися руками пространство перед собой. Обнаружила стойку лобового стекла, бардачок, отсутствующую боковую дверцу. Всё перевёрнутое, как в глупой сказке.
   "Я в машине, - пришла догадка. - Судя по тому, как врезался в тело ремень безопасности, вешу вверх ногами... Мы что, попали в аварию и разбились?! - Дальше паника, как и подобает в таких ситуациях, нарастала в какой-то жуткой прогрессии, потому что оказаться на встречке, под колёсами большегруза, Мати боялась превыше всего на свете: - Господи, да как же так? - Она принялась беспорядочно дёргаться, пространство вокруг стремительно раскручивалось, к горлу подступила тошнота. - Стил снова пил за рулём? Мы от кого-то убегали... Много синего, стрельба, крики людей. Полиция! Они преследовали, мы пытались оторваться. Была перестрелка! Потом... - Мати затихла, вспомнив хруст, с каким переломилась шея Стила. - Нет же, это разбилось лобовое стекло - человеческие кости не могут трещать так громко! - Звон в ушах сменился громогласным треском, как если бы в гигантской мясорубке проворачивали человеческое тело. Мати затряслась в истерике, зажала уши ладонями, невольно вскрикнув от пронзившей предплечье боли. - Надо найти Стила, чтобы развеять сомнения! Во что бы то ни стало найти! Возможно, ему требуется помощь! Может быть, он и впрямь умирает, пока я тут торчу вверх тормашками и думаю о всякой ерунде!"
   Мати нащупала пальцами пряжку замка, надвила кнопку. Щелчок, и она резко сорвалась вниз, бухнувшись лбом об твёрдое так, что из глаз брызнули искры. Проморгав осколки, Мати кое-как разобралась в конечностях и, превозмогая боль во всём теле, села на пятую точку. Дышала она с присвистом, на губах отчётливо угадывался шлейф крови.
   "Лёгкое. Господи, я всё-таки пробила лёгкое! - Мати ухватилась отбитыми пальцами за подбородок, принялась всхлипывать, содрогаясь всем телом, как припадочная. - Почему я? За что? Я же не сделала ничего плохого! Да по сравнению со всеми остальными - я просто ангел! Неужели не понятно, что страдать должны те, кто этого действительно заслужил?! Где, спрашивается, долбанная справедливость, о которой день изо дня талдычат с экрана телевизора?! И где найти ответ на все эти банальные вопросы?" - Мати захлебнулась от безысходности, осознавая, что обращается к Великой Безразличной Пустоте.
   ВБП - фундаментальный постулат, отражающий отношение событийности к гамме чувств, движущихся попутным курсом. Страшный талмуд, по сути, определяющий поведенческие инстинкты человеков. Дело в нём, а вовсе не в генах.
   Мати тряхнула головой. Медленно выбралась из перевёрнутого пикапа. Выпрямилась, обхватив себя руками за плечи. Попыталась оглядеться.
   Снаружи было немногим светлее, нежели внутри. Тусклый бордовый свет исходил только от низкого неба, с прожилками вместо созвездий, как если бы пространство над головой затянули прозрачной мембраной.
   Мати поёжилась, скорее отвела взор от жути над головой. Нерешительно шагнула, пошла вокруг автомобиля, держась рукой за грязный кузов. Почва под ногами пузырилась, ноги слушались плохо, коленки тряслись... Ещё жутко хотелось в туалет, и Мати присела, попутно борясь с одышкой.
   Над головой щёлкнуло. Мати почувствовала, как свело мышцы внизу живота. Подмигнула и тускло замерцала разбитая фара, смотрящая в небеса. Света заметно прибавилось. Из темноты высунулись корявые ёлки, одна уродливее другой, будто Мати очутилась в полоумной сказке, типа "Алисы в стране чудес". Мысль, что она просто умерла Мати поскорее отмела прочь - уж больно всё было по земному, даже отчаяние и бред слились в одно целое, логично подведя к вердикту о смерти. Так на том свете не мыслят, а если и мыслят, то совершенно иначе.
   Мати поднялась, сражаясь с непослушными коленками. Взору предстала уродливая дыра в искорёженном капоте. Белые пятна в памяти потускнели, медленно наливались серой событийностью, потому что в цветах Мати мыслить не хотела, всем своим серым существом предчувствуя море крови. Ожидания всецело оправдались. Она вспомнила гибель пилотов, ни в чём не повинных детей, их матерей... Сердце сдавило, в груди всё буквально разрывалось на части, дышать сделалось тяжело. Мати закашлялась, сплюнула сгустки крови. Совладав с дрожью, побрела дальше, продолжая рыться в памяти, стараясь всё же разобраться в случившемся.
   Скорее всего, война. Вот только с кем? Американцы? Китайцы? Или весь белый свет ополчился против России, так и не сумев доконать всевозможными санкциями? О жутких ночных тварях, носящихся в небесах, как в каком-нибудь дешёвом трешаке, и вылезающих из-под земли сколопендрах - она старалась не думать. На неё и без того много всего свалилось. Не хватает только ерундовой чертовщины, которая, скорее всего, лишь игра воображения, результат шока после аварии, плод перенесённого затем стресса.
   Придя к такому умозаключению, Мати поняла, что беспорядок в голове, не смотря на приведённые доводы, только многократно возрос. Уж слишком много нестыковок было в составленной ею вероятности развития событий. Да и твари ей никогда не мерещились просто так... Всё, стоп! Нужно поскорее отыскать Стила, он успокоит и объяснит так, что всё сразу станет ясно. Стил так умеет, ведь он её любит.
   Как это ни странно, в мыслях наступил просвет - оказывается, единственное, что нужно в ситуации, подобной сложившейся, это свалить ворох проблем на кого-нибудь другого, желательно на друга, которому доверяешь больше, чем себе. Так действительно проще! По крайней мере, какое-то время.
   Обойдя пикап, Мати остановилась у раскуроченной дверцы. Крыша над местом водителя была сильно прогнута, часть капота с рулевой колонкой ушла внутрь салона. Стеклянное крошево под ногами утопало в крови - Мати поняла, что тешит себя призрачными надеждами, под которыми нет фундамента. В груди образовалась пустота, чтобы не провалиться в неё с головой, пришлось поднять руки, как единственную опору... Это снова был бред, а плакать не было сил. Нужно покончить с неизвестностью прямо сейчас, обитать в плену иллюзий и дальше - осточертело!
   Мати наклонилась, дёрнула за ручку. Кусок изуродованного металла нехотя поддался; дверца сорвался с петель, чуть было не придавив Мати лодыжку. Девочка вскрикнула, подалась всем телом назад. Шлёпнувшись в грязь, понаблюдала, как из тьмы салона наружу вывалилась окровавленная рука Стила по локоть. Мозг отказывался верить, что всё происходит взаправду. Мати щипала себя за руку, надеясь проснуться. Банально и глупо, но от этого никуда не деться. Попав в смертельную передрягу, каждый из нас до последнего надеется проснуться. У кого-то получается, у кого-то нет - такова жизнь.
   Мати не знала, сколько бы просидела вот так, втыкая, внутри Великой Безразличной Пустоты, если бы не еле различимый стон, вырвавший её из полуобморочного состояния, как с того света. Стряхнув с плеч апатию, Мати резво вскочила; игнорируя боль, кинулась к пикапу и бухнулась на колени.
   - Стил! Ты жив?! С тобой всё в порядке? Стил?! Ну же, ответь! Слышишь меня, Стил? Не молчи, прошу тебя, ответь! Стил! - Мати гнула кисти рук, не зная, как быть; внутрь соваться она не решалась, опасаясь причинить вред раненному другу. - Стил?
   - Мати...
   Услышав своё имя, Мати разревелась в два ручья. Успокоить её сейчас мог только он, а потому он должен жить, иначе мир погибнет, захлебнётся в слезах!
   За спиной затрещали сучья. Послышались ехидные смешки, как если бы за страданиями Мати и Стила наблюдал развесёлый зритель. Девочка резко оглянулась, однако тьма была всепоглощающей, в такой можно запросто увязнуть, ну... или увидеть что угодно, достаточно хорошей фантазии. У Мати не осталось сил фантазировать, сегодняшний вечер линчевал вдохновение. Если прямо сейчас взглянуть на ползущие по небосводу облака, те предстанут в образе сатанинских гадов... совсем как этот, высунувшийся из пролеска.
   Мати сглотнула ком ужаса, чудом не подавилась; на всякий случай всё же прикрыла губы ладонью.
   Приземистая тварь, с молотоподобной головой и перепончатыми крыльями за спиной жадно втянула спёртый воздух. Полированные бока отражали нездоровый небесный свет. В районе лопаток вздулись два лиловых пузыря, как воздушные мешки у лягушки. Три пары ног приподняли тело метров на пять, позволив без проблем "обойти" повстречавшийся на пути пень.
   От увиденного Мати напрочь позабыла, какого чёрта делает в ночном лесу! К реальности вернул стон Стила. Не только Мати, но и прислушивающуюся тварь.
   - Тише, - прошептала Мати, наблюдая за раздувающимися и опадающими в такт её словам пузырями гада. - Не говори ничего.
   - Мати...
   Мати осторожно, на полусогнутых, стараясь не шуметь, отодвинула мешающуюся на пути дверцу, заглянула внутрь пикапа.
   Стил лежал на продавленной внутрь крыше в неестественной позе, с вывернутой шеей. Если бы не трясущиеся губы, по широко раскрытым и немигающим глазам можно было бы запросто констатировать смерть. От увиденного внутри у Мати всё похолодело.
   - Помоги... - просипел Стил, но руки почему-то не протянул... хотя Мати уже знала, почему.
   Положение из плачевного трансформировалось в безнадёжное. Что делать Мати не знала. Одного вида приятеля было достаточно, чтобы впасть в отчаяние. Понятное дело, у Стила сломана шея, так что он не может самостоятельно передвигаться. Ему нужно помочь, чтобы выбраться из машины. А как тут поможешь, когда одного неверного движения достаточно, чтобы Стил отдал душу господу?.. Это ведь не обычный перелом, это грёбаная шея, мать её! Да даже если удастся выбраться, что дальше? Ведь твари вовсе не сон, они настоящие и они... они на охоте.
   Мати посмотрела на трясущиеся руки. Сердце в груди колотилось так, что только не выпрыгивало наружу. Дыхания не хватало. Откуда не возьмись, появилась уверенность, что тварь непременно её слышит. Понимая, что совершает оплошность, Мати повернулась...
   Тварь застыла в шаге. Мати обмерла от страха. Такого она не ожидала.
   Существо пригнуло плоскую голову к земле, балансировало на паучьих ногах, с разведёнными в разные стороны острыми коленками - явно пыталось определить точное местоположение жертвы. Пузыри раздулись, точно воздушные шарики, по радужной поверхности время от времени проносилась рябь.
   Мати задержала дыхание, уже понимая, что тварь слышит её пульс. Сердце остановить она не могла, оставалось только бежать, в попытке увести гада от раненного Стила. Спастись самой вряд ли удастся, но это особо и не волновало.
   Не дожидаясь, пока мозги встанут на место, Мати нащупала острый обломок. Уже занесла руку для удара, метя в один из пузырей, как в наиболее уязвимое место - так по крайней мере казалось со стороны, - но так и не насела удар, потому что цель внезапно исчезла...
   Мати чудом вывернула шею, увернувшись от одной из конечностей шагнувшей твари. Обдало горелым - такое ощущение, где-то поблизости замкнула проводка. В лицо плеснула вязкая жижа, похожая на подогретое машинное масло. Мати отпрянула под искорёженный остов пикапа. Забилась в щель, обхватив себя руками за колени, стала раскачиваться. Всё тело трясло - смерть в очередной раз прогулялась слишком близко, к чему Мати вновь не оказалась готова. Она вообще не понимала, что можно просто вот так, взять и умереть в гуще событий, оставив после себя лишь бледный след воспоминаний, которой совсем скоро безразлично затопчут.
   Стил!
   Мати дёрнулась из укрытия, мысленно ругая себя, на чём свет стоит! Пока тварь отвлеклась на что-то другое, нужно действовать! Хотя, опять же, не особо понятно, как именно...
   Обретённая было уверенность мгновенно испарилась, как только Мати увидела и в какой-то степени осознала весь ужас их положения. Из пролеска высовывались, поднимались, балансируя на тонких лапах, всё новые твари, которым, казалось, числа нет. Создаваемый движениями их тел шорох, по всей видимости, и сбил с толку первую тварь. Мати замерла, так и не сделав шага. Похоже, это и впрямь был конец.
   Тварей становилось всё больше. Они сгрудились вокруг опрокинутого пикапа, раскачиваясь из стороны в сторону, как "болванчики", подвешенные на лобовом стекле авто. От созерцания столь нелепого безумия, Мати чудом не застучала зубами. Кое-как ей всё же удалось завершить начатое мгновением раньше движение и протиснуться в кабину. Вовремя. На том месте, где только что была девочка, балансировала очередная адская тварь, видимо заинтересовавшаяся конструкцией пикапа.
   Мати судорожно крутила головой по сторонам, соображая, как быть дальше.
   "Беги", - сказал Стил одними губами, наконец врубившись в ситуацию.
   "Нет", - так же ответила Мати, только сейчас поняв, что окружение тварей, это ещё не самое страшное, с чем придётся столкнуться в этот вечер.
   "Переверни меня".
   "Стил, нет, - Мати мотала головой, отказываясь верить в происходящее. - Я не брошу тебя. Я не могу. Правда. Не могу".
   "Можешь. Вдвоём нам не выбраться, ты и сама это прекрасно понимаешь. А ты должна жить, Мати. Должна".
   "Нет. Не заставляй меня становиться чудовищем, - Мати ухватилась за подбородок, силясь не разреветься. - Их и так слишком много".
   Стил не слушал её.
   - Я буду шуметь, как могу, - шептал он на ухо склонившейся Мати, в голове которой звучало отнюдь не это.
   Там далеко, под сводами безумия, в замке призрачных надежд, которым не суждено было сбыться, грохотал праздничный салют, шипело игристое вино, заливались смехом люди. Мати любовалась в разноцветных отсветах лицом своего суженного, желая одного: чтобы вся эта красочная феерия поскорее закончилась, умолкла музыка и голоса, разошлись гости. Тогда они останутся наедине - это и будет снизошедшим с небес счастьем, когда больше не нужно ничего. Оказывается, бывает и так. Да, похоже на сказку, но ведь человек существует с некоей целью, неизвестной даже ему самому. Вполне возможно, цель эта - осчастливить кого-то рядом. Тогда и тебе самому станет хорошо. А когда так, можно и умереть. Лишь бы не было очень больно...
   - Ты слушаешь меня?
   Мати вздрогнула. Свалилась с небес на землю, в кромешный ужас сложившегося положения. Захотелось взвыть от безысходности. Ещё вцепиться кому-нибудь в глаза. Это даже хорошо. Лучше злость, чем страх и жалость. Злость придаёт дополнительных сил, затмевает рассудок, притупляет боль. Злость, как наркотик, но главное не переборщить.
   - Мати.
   Мати поняла, что перегибает. Стилу пришлось повысить голос, чего нельзя было делать ни перед каким предлогом! Пикап содрогнулся. Принялся раскручиваться, как если бы им играли в футбол, - твари явно учуяли что-то неладное, пытались найти источник звука, пока не обращая внимания на мешающуюся под ногами железяку. Об уровне интеллекта ногатых приходилось только догадываться, но даже идиот мог предсказать с уверенностью, что рано или поздно место положение ребят откроется, а что произойдёт в этом случае...
   Мати обхватила руками Стила, силясь уберечь от ударов. Сама приложилась пару раз головой об рулевую колонку и рычаг коробки передач. Последний угодил в висок, голова, такое ощущение, раздулась, наполненная гелием. Когда вращение прекратилось, Мати ощупала висок. Нащупав пальцами громадную гематому, поскорее отдёрнула руки, стараясь не думать о причинённом вреде - жизни угрожает куда большая угроза, так что пока нужно сосредоточиться на ней.
   - Ты совсем ног не чуешь? - спросила Мати, переворачивая Стила на спину.
   - Совсем.
   - Попробуй пальцами пошевелить...
   - Мать, это всё без толку, - взорвался Стил в полголоса. - Спасай свою жопу, а меня брось. Не видишь, что ли: мне шиндец.
   Мати оторвала трясущиеся руки от плеч Стила. В груди царила пустота, будто грудную клетку прошил крупнокалиберный снаряд. Мысли в голове путались. Нужные слова не находились... Хотя нет, вот что-то появилось.
   - Чёртов ублюдок! - заорала Мати во весь голос и для убедительности влепила ошалевшему от произошедшего Стилу ладонью по роже. - И за каким, спрашивается, я связалась с такой размазнёй?! Знала бы, что ты из себя представляешь на самом деле, сразу бы отшила! Уж лучше с социопатом Гнусом встречаться, чем с таким недоразумением! Ааа! - Мати что было сил лупанула кулаком по приборной панели над головой, даже не почувствовав боли. Потом резко замерла, медленно соображая, какого дурака только что сваляла. - Стил, я... Я... Я люблю тебя, Стил. Прости. Я не хотела. Правда не хотела. Просто... так всё... Мне страшно.
   - Успокойся, Мати, - Стил был спокоен, он совсем не злился - Мати читала это в глазах друга. - Я всё знаю.
   - Знаешь? - Мати округлила глаза, медленно осознавая, как сложно всё устроено на этой планете. Оказывается, нужно оказаться в такой вот жопе, чтобы снизойти для высоких чувств! Такое ощущение, грёбаное вдохновение кормится болью и слезами; когда весело, оно пасётся на отдалении, поджидая столь вожделенного для себя часа невзгод!
   "Ну что за придурок, спрашиваешься, всё это придумал?! Его вот сюда, на это самое место!"
   Над головой заскрипело. Дрогнул металл. Мати заорала, шарахнувшись вниз. На первый взгляд, их загарпунили, вдохновенно пальнув из корабельной пушки. Спустя пару секунд пришла догадка: это вовсе не гарпун, а лапа наиболее сообразительной твари, двинувшейся на звук Матиной истерии и проткнувшей пикап насквозь, как какой-нибудь музейный экспонат! По боку текло что-то горячее, блузка быстро намокала, повсюду пахло смертью. Мати поздно сообразила, что ранена - острое шило прочертило по левому боку, чудом не переломав оставшиеся рёбра. Больно не было, но количество крови пугало.
   Мати собиралась уже разреветься, но не успела. Конечность переломилась в нижней части, образовав крюк, как на самом настоящем гарпуне. Стил припадочно хихикнул; в следующий миг Мати вдавило в крышу взлетевшего колёсами вверх пикапа. Стил, сдвинутый девочкой на землю, в то место, где отсутствует крыша - исчез.
   Как удалось уцелеть при падении, Мати сказать не могла. Перегрузка сменилась кратковременной невесомостью, потом со всех сторон затрещало. Низ и верх снова поменялись местами, гарпун со скрежетом исчез. Мати не удержалась за руль и вывалилась из продолжавшего вращаться пикапа.
   По щекам больно хлестнуло, запахло мокрой хвоей. Мати растопырила руки, силясь за что-нибудь ухватиться. Сразу ничего не получилось, потом судьба всё же смилостивилась, даровав ещё один шанс. Боль пришла снизу, так что Мати поблагодарила бога, что родилась девочкой. Обхватив руками сук, она вжала в голову в плечи, предчувствуя очередную угрозу для жизни. Инстинкты не подвели: совсем рядом прогрохотал пикап, превратившийся в груду металлолома. Лобанов теперь весь мозг проест, - думала Мати и не думая разжимать объятий. Отодрать девочку от сука сейчас не смогло бы ничто на этой планете.
   Стил!
   Стимул всё же отыскался; игнорируя боль во всём теле, Мати поползла к стволу. Внизу и чуть в стороне рвали на части многострадальный пикап. Несколько тварей атаковали друг друга, что снимало все вопросы об уровне их интеллекта. Мати заставила себя оторваться от жуткого зрелища, сосредоточилась на спуске.
   Ствол был сырой, удерживаться не получалось. Скользя, как лизун, Мати занозила ладони. Поначалу ругалась про себя, потом плюнула. Потом спуск закончился. Сев на сырое, Мати этого даже не заметила; принялась скакать отчаянным взором по уродливым теням, слоняющимся без дела по подлеску. Походило на уличный гоп-стоп - все участники заждались, а жертва так и не шла. Нетерпение сменилось агрессией, всё больше теней схлёстывались друг с другом, явно не зная, в какое русло направить бьющую через край энергию. В другой ситуации Мати бы задумалась на счёт происходящего - за каким эти уродцы пришлындали сюда, какого лысого не кондыляют дальше, что за знамения ждут? - сейчас же было не до этого. Нужно было двигаться, нужно спешить! Однако осознание всей сложность поисков Стила не позволяла сдвинуться ни на йоту - куда двинуть Мати не знала, всё вокруг заслонилось мглой.
   Устав от бездействия, она всё же поднялась и пошла наугад. Наткнувшись на останки пикапа, будто действуя по давно утверждённому плану, нагнулась и повернула ключ зажигания, который, как это ни странно, оказался на месте, в скважине. Самым чудодейственным образом заработал стартер.
   "Оказывается, мир не всегда против тебя. В какой-то момент ему становится жаль очередную никчёмность, которая вот-вот проиграет, он поворачивается лицом, дарует ещё один шанс. Хотя... В большей степени, это похоже на издевательство. Да что уж там, на самый настоящий садизм! Ведь даже средневековые палачи и мастера пыток не давали провинившимся умереть, продлевая их муки, дабы воздать сполна за грехи. И, наверное, это правильно. Перед смертью нужно возненавидеть этот мир, так чтобы больше за него не держаться! Как-то иначе покинуть арену зла не получится. Она умело замаскирована, даже из космоса радует глаз изумрудной лазурью. Но это всё блеф. Недра давно прогнили. Там завелись паразиты!"
   Паразиты услышали.
   Мати побрела прочь, стараясь не шуметь. Издыхающий пикап на какое-то время отвлечёт гадов, лишь бы аккумулятор не сдох. Цигель-цигель, ай-лю-лю! Над головой промелькнула спица, ещё одна безразлично пихнула в бок, так что Мати полетела вверх-тормашками в грязь. Шлёпнувшись, она перевела дух, поднялась, снова закачалась, на манер мельтешащих вокруг паразитов, сама не понимая, на что всё ещё надеется. Стил был прав, нужно бежать, в противном случае, его смерть окажется бессмысленной. Мати тряхнула головой, заставив внутренний голос заткнуться, - она сама себе хозяин, будет шляться тут вечность, если понадобится, ну или пока не опостылеет тварям настолько, что они её не прикончат.
   Поблизости слышались звуки борьбы; Мати безразлично пошла навстречу. Ненадолго её хватило, быстро сдалась, согласившись, что всё без толку. Понятно, Стилу во всей этой канители не уцелеть, все надежды - беспочвенные. И бессмысленно оспаривать данность, вот провалиться ей на этом самом месте!
   Повинуясь закону жанра, Мати схватили за ногу.
   Девочка чудом не вскрикнула, упала на колени, по локти увязнув в грязи. Такой смерти она и не предполагала. Оказаться заживо утянутой под землю - это что-то! Не зря костлявая столько раз за вечер прошлась мимо, готовя подобный сюрприз. Охренеть, не встать!
   Мати дёрнулась, высвободила руки, огляделась. Чернота густела повсюду. Где-то внутри захлёбывался стартер. С неба падала тёплая грязь, пахнущая смазкой. На отдалении сновали тени - мир вокруг сделался сюрреалистичным, немного безумным, сказочным, что ли, кому как проще принять. Смерть тут тоже, скорее всего, выглядела немного иначе... Мати поняла, что ей интересно, ведь сейчас она уделает многих, узнав, что находится за чертой рационального и познанного. Правда, поделиться ни с кем не получится, разве что со Стилом, ведь он тоже где-то рядом, если и опередил её, то не намного - на шаг, может быть, на два, - так что его ещё можно догнать!
   Мати уже собиралась вскочить, но вспомнила, что её держат, испытав великое разочарование - нет, этот мир не отпустит просто так: она нужна ему, чтобы издеваться и дальше, удовлетворяя извращённую потребность в насилии!
   - Мати! - Мироздание никогда ещё не называло её по имени, потому на какой-то миг Мати выпала из обоймы. - Мати...
   Хватка пропала. Мати резко обернулась, бухнулась на колени, вытирая пальцами вымазанное грязью лицо Стила. В груди стучал дикий тамтам, хотелось прямо сейчас вскочить, чтобы танцевать до скончания времён - пусть всем станет тошно, она будет этому только рада!
   В жизни заново появился какой-то смысл.
   - Стил, я думала, они прикончили тебя! - ревела Мати, развозя по щекам жижу. - Я думала - это конец. Я не хочу без тебя. Уж лучше умереть!
   - Да тише ты, - прошипел Стил, выворачивая шею, дабы убедиться, что к ним никто не приближается. - Так и быть, я тоже тебя сильно люблю. Но сейчас не время и не место, чтобы признаваться друг другу в чувствах, если только... если только мы не смирились с обстоятельствами и не решили всё прекратить прямо сейчас, - он взглянул на тупо улыбающуюся Мати, в голове которой явно созрели преждевременные домыслы, с оттенками свадебного марша и праздничным звоном фужеров. - Мать, твою мать, хоре воображение разминать! У тебя хоть план есть какой?!
   Мати вздрогнула. Машинально кивнула, всё же возвращаясь к реальности.
   - Тебя найти.
   - Ну нашла, а дальше что?
   Мати сглотнула. Плана не было. Что делать дальше она не знала.
   - Я так и подумал, - Стил вздохнул. - Уходи. Тебе меня не вытянуть, а когда уберутся эти - если вообще уберутся - неизвестно. Вдвоём нам не проскочить мимо них. Даже если получится, что потом? В таком состоянии - я бесполезный груз, а такое понятие, как "медицина", думаю, кануло навеки.
   Мати, не думая, влепила другу пощёчину.
   - Заткнись, - прошипела она, глядя в округлившиеся глаза Стила. - Ты не в том положении, чтобы что-то решать. Тут я главная, как скажу, так и будет. Понял?
   Стил кивнул.
   - Хорошо. А теперь слушай меня и мотай на ус, - Мати выждала паузу, стараясь на ходу придумать хоть что-ни будь; в противном случае, ей и впрямь придётся оставить друга, а тогда, она утратит человечность. - Твари нас не слышат из-за стартера. Не знаю насколько хватит заряда аккумулятора, поэтому нужно спешить. Ещё этот дождь... - Мати подставила жирным каплям ладони. - Тоже, какое-никакое, прикрытие.
   - Хрен с два это дождь, - возмутился Стил, отплёвываясь. - Смазка какая-то...
   - Шумит и ладно, - отмахнулась Мати, оглядываясь по сторонам. - Тут много ёлок, - она почесала отбитые бока, припоминая встерчу с колючим деревом, - думаю, смогу наломать веток, чтобы тянуть тебя.
   - Это глупо. Только послушай себя.
   - Я выслушала твою точку зрения, теперь изволь выслушать мою, - Мати подождала и продолжила набивать бонусы: - Выйдем к дороге, там наверняка есть брошенный транспорт. Если даже нет, не так уж и далеко мы успели отъехать от убежища. Сможем вернуться своим ходом. Уверена, Лобзик цел и невредим, шастает по окрестностям, пытаясь определить, что случилось. Мы встретимся, и он поможет.
   - Мати, - прервал Стил. - Ты понимаешь, что несёшь ерунду? Так только в книжках бывает! Дождь, заглушающий шаги. Случайные встречи. То и дело возрождающаяся из пепла надежда... Это всё иллюзия, так не бывает на самом деле! - Он перевёл дух. - Направь себе в грудь столовый нож и нанеси удар. Думаешь в последний миг, в квартиру непременно ворвётся лучший друг и перехватит твою руку за секунду до того момента, как лезвие проткнёт кожу?.. Да бред сивой кобылы всё это, вот что я тебе скажу!
   Мати всхлипнула. Шмыгнула носом. Отвернулась.
   - Мати, прости, - всполошился Стил. - Я перегнул. Я не хотел. Чёрт!
   - Бред, говоришь... Так не бывает в реальности... - Она пожала плечами, воздела над головой руки. - А что тогда всё это? Хм... Я ведь и впрямь могла бросить тебя и просто уйти, тем более что и ты сам так этого хочешь.
   Стил всё же почувствовал, как к горлу подступил ком.
   - Мати...
   - Что, если происходящее вовсе не случайность? И к любому на этой планете придёт помощь, нужно только верить и не опускать руки! Может быть, мы сами убиваем себя, потеряв надежду. Мы верим, что всё кончено, и нам идут навстречу, открывая те самые врата, потому что таким на планете больше нет места! - Мати встала, направилась к еле различимому в стороне подлеску. - Мы обязательно выберемся. Надежда ещё есть. Целтин тебе поможет.
   - Как? - спросил одними губами Стил.
   - Нам ведь нужно просто найти здоровое тело, - бесстрастно сказала Мати, и Стил понял, что если понадобится, девочка убьёт за него.
   Сил больше не осталось. Стил уронил голову в грязь, прислушиваясь к тарахтящему на отдалении стартеру.
   Небесная смазка так некстати закончилась. Над лесом кружил серый пепел. Оседал на щёки, щекотал, застил глаза. Стил понял, что ему несказанно повезло с девчонкой. Мати была крутой. Она не бросит. Нужно передохнуть.
   Прежде чем отключиться, Стил увидел огненную стену, пригнувшую макушки ёлок к земле. В идеальной тишине ломались и отлетали длинные ноги тварей. Потом всё перемешалось с пеплом... Стил начал тонуть в стакане с разведённой краской, видя, как угасает и растворяется в огненном вихре лицо оглянувшейся Мати.
  
   Глава 16. НАБЛЮДАТЕЛЬ.
  
   Лобзик сидел на горбатом козырьке вентиляционной шахты убежища. Размазывал по ладони пепел, ждал, что будет дальше. Он пропустил схватку двух самолётов с эскадрильей голубоватых дронов. Петлял по тёмным коридорам убежища, силясь отыскать ход на наблюдательный пункт в шахте ржавого вонда. Когда всё же выбрался на свет, увидел лишь заключительную стадию воздушного боя и купол парашюта на бордовом небосводе, который в считанные секунды растерзали голубые стервятники. Лобзик понял, что это чужие беспилотники, и посчитал за благо не высовываться. Он слышал крики людей. Кажется, даже кричали дети... Потом загнанно взвыла двигателем его старенькая "тундра", и Лобзику пришлось выглянуть. Стил с Мати умчались, преследуемые искусственным интеллектом, под безбашенный рёв группы "Hoth"! Что сталось с друзьями дальше Лобанов не знал, да, собственно, это его мало волновало. Откровенно было жаль купленный на "Юле" пикап... Хотя чёрт и с ним, главное, шкура цела и харчей полный подвал - хоть за что-то в этой жизни тупому Стилу и его шлифанутой подружке можно, не кривя душой, сказать спасибо!
   Довольный своим добродушием, Лобзик спустился с высоты и, откопав в заброшенном в пыли у стены рюкзаке фонарик, двинул на промысел. Дел у него на сегодня никаких запланировано не было, потому не мешало подкрепиться, глотнуть пивка с таблетками от добродушной Мати, после чего либо сразу завалиться спать, либо ещё похобонить, а уж потом - с чистой совестью на боковую. Призрака он искать и не думал, хотя все так рассчитывали на его простодушие.
   Пиво оказалось обычным - сволочная Мати видимо перепутала бутылки! Лобзик расстроился и, прихватив с собой ещё парочку бутылок, снова поднялся наверх, посмотреть, как быстро наступает апокалипсис. Ничего нового он не увидел, а потому расстроился вдвойне, закурил. Похобонить тоже толком не дали. Совсем скоро с неба полилась гадкая жижа, похожая на моторную смазку не первой свежести. Пришлось спешно прятаться под навес, а потому он частично пропустил ещё одну знаковую картину: далеко на востоке, из небесной мглы, выглянуло здоровенное лицо...
   Лобзик на всякий пожарный удостоверился, что в бутылках действительно пиво, а курит он обычный табак. Проморгать глюк тоже не получилось, как Лобзик ни старался мимикрировать. В конце концов, хавольник переклинило, и Лобанову пришлось допустить существование божьего лика на горизонте в реале. К тому времени тот вытянул губы трубочкой и будто дул на воспалившийся ожог земли.
   Уже порядком подвыпивший Лобзик присвистнул: такого ему видеть ещё не приходилось, будет что рассказать Стилу и Мати, когда тем наскучит мотаться по ухабам, и они вернутся. Подумать только, чёртовы ублюдки слямзили его тачку! Стил по любому получит в ухо, а вот сучка Мати...
   Лобанов расплылся в похабной улыбке, мысленно представляя, что можно сотворить с дерзкой девчонкой. Правосудие на этом белом свете, скорее всего, перестало существовать, как структурное подразделение, а с придурком Стилом всегда можно договориться, достаточно поделиться тем самым пивком, которым его так усердно поит Мати.
   Спиртное закончилось, и, протрезвев, Лобзик увидел, что снаружи идёт снег. "Что за на хрен?" - спросил сам себя Лобанов и полез наружу, протягивая под серые хлопья руки. Пахло гарью - это была сажа. Наверное, где-то поблизости полыхает пожар...
   Лобзик отмер, вытер ладони об куртку, принялся кружить на месте, силясь определить очаг возгорания. Тщетно. Всё вокруг стало серо и блекло, видимость не превышала пары метров, следовало поскорее убраться восвояси обратно под землю.
   Обнажённой Мати и след простыл, настроение вконец упало. Лобзик уже собирался спуститься, но в этот миг всё вокруг осветилось, как если бы на небе зажглось ещё одно солнце! В глазах рябило, Лобзик поспешил заслониться от обжигающего света руками. Сквозь пальцы он видел далеко на горизонте, где совсем недавно парил божественный лик, растущий огненный гриб. "Пиздец нам", - лаконично констатировал Лобанов пустоте и, чувствуя, как на открытых участках тела начинает ныть кожа, поскорее полез в шахту.
  
   Глава 17. ОТЕЦ И ДОЧЬ.
  
   Когда в квартире Самохиных прогремел выстрел, Иринка сидела на балконе и смотрела во все глаза на улицу. Там творилось нечто. Отождествлённый с реальностью блокбастер "Скайлайн" транслировался за стеклом в невиданном доселе формате 7D, так что при желании, можно было спуститься во двор и принять непосредственное участие в действии! Может быть, даже геройски умереть. Последнего Иринка совсем не хотела, а громкий хлопок, донёсшийся из квартиры и вовсе парализовал, так что Галине пришлось оттаскивать мелкую от окна, которое рассыпалось на части, как при замедленной съёмке сверхскоростной камерой Джеймса Камерона.
   Над балконом пронеслось что-то светящееся, завалилось на бок, откинутое крупнокалиберным выстрелом с земли, обрушилось на фасад дома, сокрушая бетонные плиты и кладку. Здание содрогнулось. Из уцелевших окон посыпалось битое стекло. В воздух поднялись клубы едкого дыма. Сделалось трудно дышать. Иринка, хлопая ресницами на пару с трясущейся матерью, наблюдала, как вздрогнул и осел вниз до боли знакомый балкон. Отмерли мать и дочь только когда снизу донёсся раскатистый удар, а дом вновь нездорово содрогнулся, ненавязчиво намекая, что лучше бы жильцам сваливать подобру.
   - Мамочка, что это?! - заорала Иринка, когда шок отпустил.
   Галина открыла рот, но сказать ничего не успела - во все стороны полетели куски бетона, за окном снова что-то промелькнуло.
   - Там! - Иринка протянула руку, указала на что-то пальчиком.
   Галина присмотрелась, но идентифицировать опасность не успела. Сначала её вместе с дочерью бесцеремонно толкнули вглубь комнаты. Затем повалили на пол. Уже лёжа на спине, под массой мужа, Галина, словно во сне наблюдала, как рушится стена гостиной, за ней ещё одна стена и ещё... до тех самых пор, пока в образовавшуюся дырень не показалось соседнее здание.
   Логика вконец утратилась. Где-то рядом орала испуганная Иринка. Перед взором плыло марево. Галина попыталась встать, опёршись на левую руку, потому что правая сильно болела, видимо повреждённая при падении. Ничего не вышло, а сама Галина неуклюже уткнулась носом в грязный пол, медленно соображая, что левой руки у неё больше нет, а правая изуродована настолько, что сыграть на пианино у неё больше не получится никогда и ни за что. Как, скорее всего, не получится выжить. Скользя в луже крови, она всё же попыталась подняться - материнский инстинкт гнал вперёд, несмотря ни на что. Нужно сперва убедиться, что всё в порядке с Иринкой, потом... Видно будет, что потом. Ясно одно: пока нужно жить.
   Иринка, увидев, что произошло с матерью, затряслась. Поднявшемуся Самохину пришлось влепить дочери пощёчину. На жену он не смотрел, и без того было понятно, что та нежилец. Галина быстро всё поняла ещё до того, как пришла боль. Протянула уцелевшую руку, прижала шокированную девочку к груди.
   - Мамочка очень любит тебя. Больше всего на свете. Обещай, что будешь хорошей девочкой, и во всём слушайся папу. Обещаешь?
   Иринка вздрогнула. На бледном от побелки лице наконец-то появились эмоции.
   - Мамочка, что с тобой?! Почему ты так говоришь?
   Самохин бесцеремонно выдернул дочь из объятий жены, оглянулся на дыру в стене, за которой продолжался воздушный бой. Ещё пара снарядов залетели в квартиру, разнеся к чертям потолок. На головы посыпалась бетонная крошка, соседская мебель, фрагменты изуродованных тел, вплетённые в жилы раскуроченной арматуры. Казалось, взрывной волной проломило стену в ад, выставив напоказ муки грешников.
   Иринка завизжала, отброшенная к противоположной стене. Забилась под журнальный столик. Испуганным зверьком смотрела на то, что осталось от матери. Галине повезло меньше всего. Хотя... в свете всего происходящего, скорее даже наоборот, повезло, как никому из выживших.
   Самохин устоял на ногах. Отступил, не в силах отвести взора от дрыгающихся ног жены. Тело выше грудной клетки было придавлено рухнувшей сверху бетонной плитой. Шансов не было никаких. Галина уже несётся на небеса - так, по крайней мере, заставлял себя думать Самохин, силясь не сойти с ума.
   В балконную дверь влетело нечто увесистое в два человеческих роста, накинулось на Самохина, подмяло под себя.
   Иринка закрыла лицо ладошками, наблюдала за творящимся безумием из своего укрытия сквозь чуть разведённые пальчики.
   Некий симбионт, с рыбьей головой, птичьим хвостом, крыльями летучей мыши и ногами курицы, в остервенении накинулся на Самохина, будто тот был повинен во всех смертных грехах, согласно которым уродцу была дарована его убогость! Повалившись на спину, Самохин вовремя выставил перед собой правую руку - пистолет куда-то отлетел, так что теперь вовек не сыскать во всей этой кутерьме! Щёлкнули подобно колодкам капкана челюсти, затрещала кость, вниз по локотку заструилась кровь. Самохин почувствовал адскую боль, но кричать и не собирался - где-то рядом спряталась дочь, которой и без того досталось, ни к чему ей видеть, как нечто потусторонне глумится над отцом!
   Превозмогая боль, Самохин собрался с силами, пнул гада по гладкому телу, приподнял и откинул в противоположный угол. Существо недовольно зашипело, быстро вскочило на неуклюжие ноги, приготовилось к повторной атаке.
   Самохин попробовал сжать правую руку в кулак. Получилось как-то не очень - по всему, перелом. Что ж, так и быть, дадим сучёнышу фору! Не дожидаясь, когда противник наберётся решительности, Самохин кинулся в атаку первым. Тварь явно не ожидала подобного, единственное, что догадалась сделать, это отскочить в сторону, силясь увернуться от стремительной атаки в лоб. Самохин предвидел такой манёвр, выставил в сторону здоровую руку, используя полученное ускорение, обрушил весь свой вес на бронированную голову присевшей твари...
   Та даже глазом не моргнула, хотя, наверное, просто не могла в силу своего физиологического строения. Видя бесполезность совершённого манёвра, Самохин поспешил ретироваться на исходную позицию. Руку осушило, пальцев он вообще не чувствовал. Не хватало и вторую руку сломать - Самохин ругал себя на чём свет стоит: нужно было не очертя голову бросаться незнамо на кого, а пистолет искать! Раз вояки лупцуют их реактивными снарядами залпового огня и до сих пор не додумались хренакнуть ядрёной бомбой, значит гадёныши не такие уж и живучие!
   Самохин глянул на пол и понял, что вариант с пистолетом он рассматривал ещё до неудавшейся атаки. Собственно, потому и бросился на гада, так как сообразил, что отыскать оружие в груде мусора у него попросту не получится. Пока он думал, тварь набросилась снова. На сей раз атака была более примитивная. Разгон и удар головой - наиболее крепкой частью тела - под дых. Самохин врезался спиной в стену, которая оказалась какой-то уж чересчур картонной... В воздух взлетели клубы штукатурки, посыпалось бетонное крошево, сам Самохин угодил в ванную, чудом не напоровшись на начищенный до блеска смеситель - Галина любила порядок.
   В голове всё перемешалось. Лютая злоба куда-то делась, освободившееся пространство внутри медленно занимал страх. Не дожидаясь прихода отчаяния, Самохин выбрался из ванной, полез в проломленную собой же дыру, выискивая обломок покрупнее.
   В гостиной ничего не было видно - сплошное молоко. Самохин почувствовал себя жирным пауком, погнавшимся за мухой и угодившим в кувшин с простоквашей! Аналогия была глупой, но что-то другое в голову не шло. Выдернув из-под завала гнутый арматурный штырь, Самохин наконец-то почувствовал себя более уверенно и бросился на поиски твари.
   Идти далеко не пришлось, он буквально споткнулся об перекосившегося гада, пытающегося выудить из-под журнального столика вжавшуюся в стену Иринку. Странно, но девочка молчала - после гибели Галины она вообще не проронила ни звука. Гоня попутные мысли прочь, Самохин размахнулся и наподдал твари по опорной ноге. Брызнула смазка. Сустав сломался с каким-то душераздирающим металлическим скрежетом. Спустя пару секунд, когда тварь осела, всё ещё пытаясь по инерции добраться беззубым ртом до Иринки, Самохин понял, что скрежет - это крик. Осознание данности, привело к рождению жуткой улыбки на лице человека, которая больше походила на животный оскал. Опьянённый запахом подогретой смазки, хлыставшей во все стороны и уделавшей с головы до ног, Самохин бросился добивать противника, пока тот не поднялся с колен.
   Одного взмаха крылом хватило, чтобы Самохин снова полетел вверх тормашками, вконец круша перекрытия квартиры. Приложивший затылком об основание встроенного в стену сейфа, он сразу обмяк.
   Иринка выбралась из укрытия как раз вовремя: с потолка оторвался кусок арматуры с цементным швом, обрушился на столик, расколов дерево в щепки. Заплакать девочка не успела - хотя и собиралась от души, - справа что-то мелькнуло, набросилось, заслонив свет. Иринка отступила, споткнулась об разбросанный по полу хлам, села, хлопая побелевшими ресницами. Над головой пронеслось что-то массивное, обдало гарью, забрызгало чёрной гадостью. Девочка машинально потрогала пальцами - скользко. В районе балконной двери послышалось недовольное шипение. Чудище, видимо, не рассчитало манёвра, поскользнулось и упало, - мысли приходили одна за другой, прокручиваясь, как слайды немого диафильма. Иринка вскочила, вспомнив, зачем выбралась из укрытия. Пользуясь заминкой атакующего, принялась рыскать по полу, ища что-то важное...
   Придя в себя, Самохин не сразу сообразил, что произошло и где он находится. Вокруг всё плыло, отчётливо пахло смертью. Первой мыслью было: засада! Караван обстреляли проклятые духи! Хорошо, если просто так, для устрашения, есть шанс уцелеть. Но если это обдолбленные дурью фанатики - точно кранты! Такие никого не пощадят. Выжившим отрежут головы, тела скормят собакам. Мёртвых тоже скормят собакам, как и тех, кому отрежут головы...
   Самохин мотнул головой - кажется, контузило. Вовремя заорала дочь, вернув своим криком к реальности. Самохин вскочил, игнорируя подкатившую к горлу дурноту. Принялся кружить во тьме, как пёс, потерявший след. Память медленно возвращалась, пичкая событийность жуткими сценами. Атака с воздуха. Мёртвая Галина. Адская тварь, пытающаяся укусить Иринку за ногу... Наконец удалось сжать в кулак сломанную руку. Всего-то нужно было заткнуть подальше страх! Испытывая прилив адреналина в крови, Самохин бросился на поиски дочери.
   Грохнул выстрел. Из мглы прилетела отброшенная отдачей Иринка. Самохин только и успел, что выставить руки. Оказавшись в объятиях отца, Иринка вновь и вновь жала на спуск, благо патроны в обойме закончились. Как такое возможно Самохин не понимал. Он заряжал три патрона: для себя, Галины и дочери. Да, он без колебаний нажал бы на спуск, как это мгновением раньше проделала Иринка. Но ведь, тогда получается, он бы проиграл... А дочь и не думала сдаваться: она вела бой, а значит была сильнее.
   Она и впрямь была дочерью старшего сержанта Самохина, не раз и не два накрутившего хвоста смерти, которая явилась только сейчас, обиженная, чтобы забрать должок.
   Для полноты картины оставалось только прослезиться, однако грохнул выстрел, оборвав цепочку сантиментальных мыслей. "Наверное, повредился при обвале, потому столько осечек!" - пронеслось в голове. В следующий миг Иринку сдёрнуло с груди, как если бы мелкую привязали верёвочкой за ногу к скоростному вагончику в парке развлечений "американских горок"!
   Самохин толком и сообразить не успел, что произошло. Последнее, увиденное им - это бросок обозлённой твари, которой первым выстрелом раскурочило основание черепа. Второй запоздалый выстрел - если быть точным, уже третий, так как первый Самохин, не сумев сдержаться, вогнал в ухмыляющуюся рожу бати на фотокарточке в кабинете, потому что тот снова обозвал его лузером, который не может защитить семью, а значит, и сам плохо кончит!.. Так вот, третий выстрел откинул гада прочь. Куда так решительно сдёрнула Иринка, Самохин не мог взять в толк.
   - Папочка! - Крик дочери и суета на месте отсутствующего балкона вывели из оцепенения.
   Самохин вскочил, ринулся на звук. Чудом затормозил, не вывалившись с девятого этажа. "Ну на кой, спрашивается, селиться так высоко?! От кого ты хотел укрыться? Кому что собирался доказать?! Чёртов контуженный идиот!" - орал в голове батя, брызжа слюной, а самое стрёмное было в том, что именно сейчас батя был прав!
   Обзывая себя последними словами, Самохин смотрел на разрушенный до основания город, и на огромный огненный гриб, медленно растущий на залитом кровью горизонте.
   - Чёртовы Малинищи! Они ж как раз в той стороне. Димка...
   - Папочка!
   Самохин вздрогнул. Опустился взором ниже. От увиденного скукожилось всё ниже шеи.
   Иринка повисла над пропастью, держась белыми от напряжения пальчиками за металлический штырь, торчащий из уцелевшего балконного основания. Всё было бы ничего - Самохин даже попытался себя успокоить, попутно бухаясь на отбытые коленки, - если бы не одно "но"... Орала дочь вовсе не потому, что не могла самостоятельно вскарабкаться обратно. Собственно, и поэтому тоже, но в большей степени из-за того, что её держали за ногу, силясь утянуть вниз, чтобы напоследок нагадить Самохину, который всё же победил. Хотя и понятно, что победила дочь, а он даже жену прикрыть не сумел, "грёбаный меркантильный ублюдок"!
   Пока Самохин занимался неуместным самобичеванием, сравнимым с бездействием, чёрная от смазки ручонка Иринки соскользнула. Девочка заверещала, а тварь с простреленным крылом подло дёрнула за ногу вниз...
   До конца своих дней Самохин не мог понять, как он всё же успел. Ни саднящие бока, ни сломанная рука, ни орущий в контуженной по жизни голове батя - не сумели помешать ему спасти дочь. По сути, единственный смысл, оставшийся у него в этой жизни, был сохранён. На время, потому что поганая тварь и не думала отцепляться.
   Иринка моталась в позе звезды над бездной, орала, такое ощущение, на весь город, а Самохин держал дочь за скользкую руку, думая о двух нелепых банальностях: где мелкая раздобыла столько сладостей, чтобы конкретно уделаться с головы до ног, и почему до сих пор не вышли соседи, ведь гвалт стоит не на одну сотню децибел?
   Додумать, как и всегда бывает в подобных ситуациях, не дали. Из бордовой свинцовости спикировал вращающийся вокруг вертикальной оси вертолёт. Винт замер, в кабине суетились пилоты - и всё это в идеальной тишине. Даже Иринка на какой-то миг заткнулась, созерцая безумную картину дестроя. Вертолёт плашмя врезался в соседнее здание. Обрушил целый подъезд, канул в ворохе обломков и пыли, будто лишившийся парусов бриг в пучине. Через пару секунд детонировали баки с горючим. Прогремел оглушительный взрыв. Во все стороны полетела бетонная картечь, вперемешку с обломками фюзеляжа.
   Груз внезапно пропал; Иринка сделалась невесомой. Толком не понимая, как такое возможно, Самохин втащил дочь в сотрясающуюся квартиру. Краем глаза он всё же заметил, как изрубленная в месиво осколками взрыва тварь, перевернувшись в воздухе, скрылась в груде обломков на месте сквера. Как не зацепило Иринку - не понятно. Это было чудо, в которое Самохин сроду не верил. С ними просто играли, не желая убивать так просто. Не смотря на абсурдность подобного умозаключения, его вечно подозрительному Самохину было принять всё же проще.
   Иринка вцепилась, как клещ - не оторвать. Мелко тряслась, стуча зубами, говорить по всей видимости пока не могла - ещё бы, Самохин и сам с трудом ворочал языком, будто над его мозгом поработал искусный хирург с задатками садиста! Внутри черепной коробки и впрямь всё гудело. Хотелось выпить чего-нибудь крепкого, желательно неразбавленного и без закуски - как-то иначе вернуться в игру казалось немыслимым!
   "Без закуски? Чёртов гриб! Это ж из-за него сдохла "вертушка"! - От последовавшей догадки, Самохин еле устоял на ногах. Однако военная закалка сделала своё дело: ещё не до конца обдумав план действий, Самохин уже принялся воплощать его первую фазу - "выживание" - в жизнь!
   Схватив дочь в охапку, он со всех ног бросился к выходу из квартиры. Чуть было не споткнулся об очередную, вставшую на пути тварь... Уже занеся ногу для сокрушительного удара в голову, распознал в поскуливающем существе вымазанного в побелке далматинца Звона. Бросать было жалко. Убить беспомощную тварь, чтобы не мучалась, Самохин тоже не мог. Бросив короткое "за мной, мальчик!", Самохин позволил псу в кои-то веки сделать самостоятельный выбор.
   Бросать Галину посреди гостиной с проломленной грудной клеткой было как-то бесчеловечно, но времени извлекать тело жены из-под обломков не было. Самохин, скрепя сердцем, уткнул дочь мордахой в грудь, чтобы не видела кровь, ускорился, как мог, спеша пройти страшное место. Собственно, он знал, что Галина, рано или поздно, уйдёт от него... Но чтобы вот так, конечно же не предполагал даже в самых страшных фантазиях.
   Они были где-то в районе третьего этажа, когда Самохин увидел, как горит воздух! Кожа на открытых участках тела заныла. Краска на стенах и потолке завернулась в похожие на древесную стружку барашки. Иринка на руках плакала, растирая кулачками красные глаза...
   Пробегая очередную площадку, Самохин мельком глянул в окно и... ослеп.
   Рядом отчаянно заливался вспыхнувший свечкой Звон.
   В руках тоже что-то горело. Пахло жаренным мясом, но объятий Самохин не разрывал. Он давно понял, что это уже не реальность. Не понимал он другого: за что расплачивается маленькая Иринка? Разве нельзя было оставить её с Галиной? Зачем поджаривать на медленном огне, вместе с грешником?
   Разве так правильно?..
  
   Глава 18. ОГНЕННЫЙ ШТОРМ.
  
   - Твою-то мать!.. - Инкассатор замер, с наставленным в лицо Гнуса пистолетом, наблюдая за растущим на горизонте кровавым грибом.
   Гнус только этого и ждал. Врезал утратившему бдительность громиле кулаком в кадык. Выхватил пистолет и разрядил обойму в грудь второму амбалу. Тот отлетел шагов на десять, рухнул плашмя наземь, силясь стащить с груди дымящийся "бронник". Гнус, недолго думая, саданул первому рукоятью пистолета по затылку, подставил колено под дых. Только убедившись, что вояка потерял всяческое желание препятствовать и дальше, отпихнул поникшее тело ногой и сплюнул, сверкая глазами.
   - Только попробуй ещё раз мне в рожу пистолетом тыкнуть, сука, заживо освежую.
   - Гнус, ты спятил?! - Димка шокировано наблюдал за явно преступными деяниями дружка, напрочь позабыв о ярком гало в полнеба.
   - Охренеть не встать! - неожиданно взорвался Гнус, преследуя второго инкассатора, спасающегося ползком. - Эти ублюдки чуть было нас не угандошили! Понимаешь?! Нас, людей! Воевать с теми пидорами надо, которые чёрт-те на кого похожи! - Догнав беглеца, Гнус пнул того ногой в висок, основательно впечатав затылком в бордюр.
   Димка предпочёл отвернуться.
   - Толку-то, - сказал он, глядя на бежевый фургончик с логотипом переставшего существовать несколькими часами ранее "Приобанка". - Как ты третьего доставать собираешься?
   - Да легко! - Гнус убедился, что напарники обезврежены, лихой поступью направился к авто, за рулём которого, бледный как смерть, застыл желторотый пацанчик, не в силах отвести взора от надвигающейся бури. - Открывай, - как мог убедительно сказал Гнус, поднимая по пути опрокинутый байк. - Времени нет с тобой сюсюкаться.
   Димке показалось, что салажонок за рулём еле уловимо мотнул головой - по всему, открыть он хотел, боялся Гнуса, который явно переиграл, чёрт безбашенный!
   - Ну, как знаешь... - Гнус отвинтил шланг от бензобака, открыл вентиль. На бампер "Фиата" потекла желтоватая струйка. Охранник испуганно вытянул шею - что задумал Гнус он уже понял. - Это больно. Очень.
   - Гнус, хватит! - Димка понял, что пора прекращать кровавый беспредел, пока не зашло слишком далеко. - Одно дело, монстров этих гасить и совсем другое, людей! Сам только что об этом говорил...
   - Ага, а тачку ты у кого возьмёшь?! У бабушки в красных кедах?
   - Да город пустой! Все смотались давно! Одни мы тут, как придурки, не пойми какого лысого ищем!
   Гнус бросил байк, подлетел, как горгулья из сериала, чуть было не снёс всем телом. Попытался схватить за грудки, но Димка вывернулся, игнорируя боль во всём теле, попёр в ответ, на Гнуса, который явно не ожидал такого поворота.
   - Да ты задолбал уже своими заморочками, псих недоделанный! - Димка сжал уцелевшую руку в кулак и, не без удовольствия, врезал Гнусу по обалдевшей роже. - Подлечись сперва, потом и лезь в герои! Всю жизнь ни о ком, кроме себя не думал, а тут вдруг о чужих жизнях забеспокоился! Кого ты хочешь обмануть? Тебе ведь вся эта движуха по кайфу! Нравится наблюдать, как гибнут люди вокруг! Нравится принимать участие в безумии. Ты ж уже часть его, ну же, взгляни на себя со стороны, животное! - Димка попытался встряхнуть Гнуса за грудки, но не удержал искалеченной рукой.
   Дружок, как бы невзначай, отмахнулся; Димка полетел носом в клумбу, силясь совладать с болью в переносице и проглотить кровь.
   Разделавшись с главной проблемой, Гнус медленной походкой киношного антигероя направился к фургону, шаря по карманам в поисках жиги. На ублюдка за рулём он даже не смотрел. Тому недолго осталось томиться в неведении, скоро огненная феерия захлестнёт его с головой, он пройдёт стадию очищения пламенем, стряхнёт оковы этого и впрямь безумного мира, обретёт вечный покой там, на небесах.
   Гнус медленно запрокинул голову. Уставился на залитый кровью небосвод, из которого пророс уродливый гриб. Нет, покоя там точно не будет. Похоже, прежнего хозяина выселили. На троне теперь кто-то другой. Значит и смысл жизни поменялся, ведь цель новокоронованного существа так же совершенно иная.
   - За что только Женька полюбила такого как ты? - Димка выбрался из клумбы, пошатываясь брёл за Гнусом. - На протяжении всей своей жизни толком не видела света... и угодила в такую дыру. Подумать только, насколько совершенен в своём примитивизме этот грёбаный мир! На всякого оптимиста уже изначально заготовлена глубокая рытвина. Достаточно только поверить в благосклонность небес, поднять голову выше, как сразу оступаешься... А выбраться из совершеннейшей ловушки не так-то просто. Это похитрее мышеловки. Какой-то лабиринт Фавна, ей-богу, откуда попросту не выйти живым.
   Гнус остановился. Медленно обернулся.
   - Знаешь, почему Женька не ответила взаимностью? - спросил он на полном серьёзе, так что Димке не нашлось, что ответить. - Вот и я тоже не знаю. Но подозреваю, в отличие от тебя. Хочешь узнать, что я думаю по этому поводу?
   Димка кивнул.
   - Хм... Просто ты для неё очередная оболочка, иллюзия, обман. Как я, Целтин, все остальные - мы просто не существуем, как что-то материальное. Нет, мы, конечно, живы в её восприятии, но... мы как бы не в фокусе. Мы на периферии, заполняем собой событийность, потому что, в противном случае, Женькин мир очень бы походил на ложь. Это как в книге сюжетные линии: одни важны для восприятия общего смысла, другие второстепенны, просто связующие звенья. Есть ещё третьи... Как он, - Гнус, не оглядываясь, ткнул пальцем в кабину "Фиата". - Без которых и вовсе можно было бы обойтись, если не жаждешь расчленёнки. Так вот, к чему всё это... Женька пришла в этот мир с миссией. И миссия эта не касается ни тебя, ни меня, ни кого бы то ни было ещё. Она вывела Соньку на свет. Из мглы, которую мы все и породили. Женька ненавидит нас. Смирись с этим, - Гнус улыбнулся. - Ведь чтобы получить дочь, ей даже не пришлось нюхаться с мужиками. Она святая, такие как ты или я - просто недостойны её. Или ты думаешь иначе?
   Димка так и не нашёлся, что ответить. Гнус редко был столь многословным, а подобные глубинные умозаключения и вовсе были несвойственны ему. Мир явно переворачивался с ног на голову: то, что раньше было обыденным, заслонялось стеной противоречий. Нереальное, напротив, обретало земную твердь, становясь частью действительности. Оспаривать сей факт было глупо. Нечто чуждое проникло в этот мир и теперь стремительно ассимилировало, подстраивая под себя не только физику, но и чувства.
   Хлопнула дверца, оторвав Димку от размышлений.
   Гнус выругался, пронзительно свистнул в два пальца в спину убегающему инкассатору. Заулюлюкал.
   - Так как? - спросил он, снова оборачиваясь к Димке.
   - Да уж лучше так.
   - Чего?
   Димка махнул рукой - они с Гнусом явно имели в виду разные вещи.
   Над головами ребят промелькнула стремительная тень. За ней ещё и ещё, заставив невольно присесть. Окружающее пространство наполнилось гадким шелестом, как если бы в ночи перемещалась стая мерзких летучих мышей, ощупывая пространство перед собой природным эхолокатором.
   Димка запрокинул голову, машинально пополз в клумбу, потому что воздушным пространством Долгопрудного завладели жуткие бестии.
   - А это ещё что за хрень?! - выругался Гнус, хватая Самоху за шкирку и утягивая в противоположную сторону, к "Фиату".
   Гладкие черепушки без следов живой плоти, горящие в ночи глаза, громадные кожаные крылья, горбы на спинах, как у знаменитой Годзиллы, длинные когти и хвосты с шипастыми набалдашниками - самая настоящая нежить из глубин ада! Если бы не мобильник, грохнувшийся с небес под ноги и поставивший мозг набекрень...
   - Это чего, люди? - спросил Димка, с ужасом следя, как стая очеловеченных виверн преследует спотыкающегося инкассатора, который, судя по потерянному взгляду, давно пожалел, что отважился покинуть кабину служебного авто, где максимум, что с ним могли сотворить - это поджарить заживо! - Надо ему помочь!
   Гнус остановился, встряхнул друга, как игрушку из папье-маше.
   - Очнись! Этому уже не помочь! У нас другая цель, помнишь?
   Димка кивнул, но Гнус тряс так отчаянно, что мотание головы из стороны в сторону вполне могло сойти за спонтанный жест.
   - То-то же, - Гнус то ли распознал телодвижение, то ли решил, что терапия и без того возымела практическое действие. - Там ядрёную болванку подорвали, - он махнул рукой за спину, - так что у нас мало времени. Его вообще нет!
   - Что ты предлагаешь? - спросил Димка, когда они спрятались за борт "Фиата".
   - Внутри должно было остаться оружие, - Гнус выглянул, стараясь определить по крикам, как скоро бедолага отдаст господу душу.
   Сверху свалился ботинок; Димка невольно вскрикнул.
   Инкассатор что-то громко кричал, мотаясь в когтях летучей твари, на вроде пойманной дичи. Понятное дело, уберечь от жуткой гибели его теперь могло только чудо. От смерти не спасёт уже ни что, хотя, наверняка, это последнее, о чём сейчас думает бедняга, вися вверх тормашками хрен знает на какой высоте!
   - Чтоб вас к той самой бабушке! - Гнус рванул приоткрытую дверцу на себя, вскочил внутрь.
   Димка полез следом, но не успел. За ногу схватили, резко потянули назад и вверх, однако не удержали, больно вывернув лодыжку. Димка шлёпнулся на асфальт бесформенным кулём, не успев толком сгруппироваться. Вдохнуть не получалось, в грудь словно кол вонзили, перед взором всё плыло. "Фиат" с Гнусом куда-то подевался, вполне резонно предположить, что дружок смылся на ответственное задание, по сравнению с которым Димкина жизнь - лишь жалкая банальность.
   Злость придала сил, и Димка поднял голову. Авто никуда не делось, стояло на прежнем месте, метрах в пятидесяти - вот этого его отнесло! В кабине суетился Гнус и что-то огромное. Грохнул выстрел. Потом ещё и ещё - Гнус явно вёл неравный бой, дожидаясь, когда приползёт друг, чтобы дать дёру. Помочь как-то иначе он не мог; Димка понял, что надо поторапливаться.
   Собравшись с силами, он вскочил и бросился к "Фиату". Два шага превратились в вечность. Потом он снова брыкнулся, уже целиком осознав, что это конец. Силы, с которой его выдернули за ногу из машины хватило, чтобы повредить коленный сустав. От вдавившего в асфальт отчаяния Димка стиснул зубы. Поздно сообразил, что сверху навалилась вовсе не эфемерная, а вполне реальная тварь, способная уничтожить не только морально, но и физически.
   Отмахнуться не получилось, противник оказался неимоверно силён. Перевернув Димку на спину, гад попытался сразу же выпотрошить жертву. Блеснули два крюка на крыльях, впалые глазницы налились кровью, шипастый хвост молотил по гравию в каком-то жутком остервенении. Понимая, что не в силах ничего поделать, Димка зажмурился, молясь про себя, чтобы всё побыстрее закончилось. Обидно, конечно, что так нелепо, особенно если вспомнить, из какой задницы удалось выбраться. Но уж как есть, значит его час пробил, деваться некуда.
   Однако время шло, а ничего не происходило. Димка приоткрыл один глаз, затем второй. Тварь воевала на отдалении, только непонятно, с кем. Неужели Гнус всё же пришёл на выручку? Димка присмотрелся и понял, что это один из инкассаторов, пришедший в сознание. На душе повисла каменюка, но упускать такой шанс было бы глупо! Подтянув тяжёлые ноги, Димка пополз на руках, вконец стирая кожу на локотках и запястьях. Над головой свистело, пару раз его пытались заново подцепить, но неудачно. Сначала помешал пожарный гидрант, который тварь просто снесла, тут же оказавшись отброшенной в сторону напором воды. Следующего гада подстрелил Гнус. Димку обдало кипятком, пролившимся из чрева твари, так что заныли раны и порезы. Захотелось взвыть, но он всё же сдержался, закусив нижнюю губу до крови.
   Скользя в подогретой машинной смазке - другие аналогии в голову не лезли, - Димка дополз до "Фиата", опёрся спиной о колесо, оглянулся. Представшее взору вконец прибило. Небеса буквально кишели перепончатокрылыми тварями. У природы для борьбы явно не было веских аргументов. Оставался только человек...
   Дальнейшие события вконец утратили логику: твари беспорядочно носились над головой, об нападении больше не помышляли, вспыхивали, как бенгальские огни, брызжа кусками плоти, после чего беспорядочно падали вниз, поджигая вокруг всё подряд. Кругом творилась какая-то несуразность; Димка поднял руку и глупо смотрел на водяные волдыри, проступившие по всей конечности, ещё не чувствуя боль от ожога. Затем заслезились глаза, вспыхнули на голове волосы...
   Со скрежетом отошла в сторону боковая дверца. Димке накинули на голову что-то плотное, подхватили под руки и втащили внутрь. Здесь была настоящая духовка. Пахло раскалённым металлом, облокотиться ни на что не получалось, отформованный пластик мялся в пальцах, как пластилин. Сидеть сделалось невмоготу, его словно поджаривали на медленном огне! Димка собирался уже заорать, но понял, что не может - раскалённый воздух просто не лез в лёгкие, обжигая губы, полость рта, носоглотку.
   - Не бзди, выберемся, - прохрипел над ухом неунывающий Гнус. - Дыши мельче, через материю, если обожжёшь лёгкие - тебе хана.
   - Чего это? - кое-как выдавил Димка, загибаясь в конвульсиях.
   - Ядрёная бомба. Держись.
   Димка обмотал ладонь какой-то ветошью, ухватился за первый, подвернувшийся предмет. "Фиат" со стоном сорвался с места, преодолел несколько метров, во что-то врезался, да так, что Димка кубарем укатился в сторону кабины. Заорать снова не получилось. На сей раз сделалось холодно, в рот полилась вода. До Димки всё же дошло, что Гнус наехал на гидрант: с одной стороны - разумно, с другой - наиглупейший поступок!
   Недовольно зарокотали клапана; Димка молил бога, чтобы "Фиат" оказался дизелем. Выждав время, Гнус снова вдавил педаль в пол. Димка покатился в конец, за что-то уцепился, а когда оглянулся, увидел, что у фургона нет задней стенки. Но шокировало отнюдь не это и даже не осознание того, что он мог запросто вывалиться, а Гнус бы этого попросту не заметил, занятый управлением.
   Увиденное за какие-то доли секунды Димка помнил до конца своих дней - ещё бы, ведь это был ад. "Фиат" нёсся по пузырящемуся асфальту, следом за ним шла огненная стена, сметавшая на своём пути всё подряд. Рушились многоэтажки и перекрытия. Вспыхивали, как спички деревья. Превращались в тени слоняющиеся без дела грешники... Огромная труба газопровода плевалась синими сгустками. Мерцала хвостом кометы заправка "Роснефть". Ехали следом, вцепившись когтями в основания кузова, уцелевшие твари - летать они больше не моги, очищающее пламя лишило их крыльев.
   Сквозь копоть и гарь, Димка насчитал троих безбилетных пассажиров. Гады скалились, цеплялись друг за друга, силясь забраться внутрь, гадко шипели зубастыми ртами. Первой мыслью было позвать на помощь Гнуса. Однако Димка быстро сообразил, что другу и без того не сладко - надо действовать самому.
   Обжигаясь об раскалённые предметы, с трудом удерживаясь на ногах, стараясь вдыхать, как и советовал Гнус, мелкими глотками, Димка продвигался к цели, стараясь не смотреть на творящееся позади дымящего фургона безумие.
   Гады видимо сообразили, что задумал несносный мальчишка, заработали крюками так, что "Фиат" встал на дыбы. Из-под днища посыпали искры. Прогрохотал искорёженный глушитель, унеся с собой в раскалённое небытие одну из тварей. Фургон содрогнулся взревел, точно раненный зверь, дёрнулся вперёд с новой силой, так что Димку отбросило к борту.
   С трудом сохраняя рассудок, мальчик поднялся по стене. Ухватился за углекислотный огнетушитель, чем привёл уцелевших тварей в состояние крайнего негодования. Одна гадина была уже без ног: именно она лихо стартовала по шкуре своего сородича, работая крюками, как альпинист ледорубами, но не успела самую мелось... Точнее вовремя подгадал Димка, выпустив обозлённому уродцу в морду ледяную струю углекислоты. Всё заслонилось белёсым туманом. Визга твари Димка не услышал за визгом тормозов. Затем мир содрогнулся, да так, что погас свет.
   В сознании медленно угасала последняя мысль: атомный взрыв, это не только огонь и свет, это ведь и что-то ещё: невидимое, но очень опасное!
  
   Глава 19. США. Штат Вашингтон. Военно-морская база "Китсап". Авианосец "Нимиц". НЕСОСТОЯВШИЙСЯ БОЙ.
  
   Майор Фостерс выпрыгнул из чрева транспорта "Сикорского", держась за кепи, отбежал в сторону, подальше от бушующего вихря, поднятого вращающимися на бешеной скорости лопастями вертолёта. Пилот отсалютовал двумя пальцами, потянул штурвал на себя. Машина резво прыгнула в небесную лазурь, демонстративно красуясь надписью NAVY на белёсых бортах.
   Фостерс на всякий случай проверил чёрную папку, которую до селе прижимал к груди, опасаясь потери важных документов, каждый из которых приравнивался к цене человеческой жизни, если не превосходил её, как бы аморально это не показалось со стороны. За время службы в морской пехоте Фостерсу довелось побывать во многих горячих точках. Участвуя в локальных войнах, большая часть из которых официально проводилась без участия Тихоокеанского флота США, майор привык созерцать смерть, которая на войне становилась чем-то само собой разумеющимся, как давка в вагоне метро в час пик внутри шумного мегаполиса. Поначалу, конечно, было не по себе, однако человеческая психика - гибкая вещь. Достаточно небольшого промежутка времени, и организм привыкает к новым условиям, как если бы те прививались с младенчества. Даже смерть, если относиться к ней, как к части службы, можно зануздать, заставив воевать на своей стороне, устрашая противника. Растворялись под реактивными залпами шеренги врагов, гибли сослуживцы и гражданские, а Фостерс шёл по колено в крови, будто потомок древнегреческого Ахиллеса, коему неведомо поражение. Так вот добрался до самых верхов, попутно приравняв цену человеческой жизни к кипе бумаг внутри секретного пакета, превратившись в самого настоящего мизантропа, которому ни до кого нет дела. А что в этом такого? Он просто делает свою работу. И делает отлично, потому что ещё никто на этом свете не указал ему на недостатки.
   - Майор! Сэр!
   Фостерс обернулся на голос. К нему приближался матрос в кепи. Вертолёта и след простыл, стал слышим плеск волн о борт.
   - Майор Фостерс? - Матрос вытянулся по стойке смирно, отсалютовал. - Вас ждут на капитанском мостике! Мне приказано проводить вас!
   - Вольно, - кивнул Фостерс, сохраняя необходимую сухость. - Если так, то поспешим.
   Матрос развернулся на каблуках, без лишних слов направился к возвышавшемуся на отдалении "острову". "Морской волк" спал. Верхние палубы были свободны от самолётов авиакрыла. Технического персонала и пилотов тоже видно не было. По всему, что-то затевалось - это то самое затишье перед бурей, которое стало в литературе ХХ века нарицательным.
   На мостике их встретил адмирал Хоукс и впрямь похожий на ястреба. Треугольный разрез глаз, как у хищной птицы, привыкшей выглядывать с высоты добычу, за что матросы прозвали капитана судна "Мистер Бёрд". Кривой нос с горбинкой, поджатые губы, чёрный китель, с блестящими лычками, белыми перчатками и фуражка, с сияющей даже вдали от солнца эмблемой военно-морского флота США. В мирное время и в самой гиблой заварушке Хоукс не изменял себе, появляясь в парадном мундире, будто насмехаясь над смертью, как если бы "виктория" была вечной, стоящей выше человеческой жизни, над которой и раскинул свои властные крылья не знающий поражений мистер Бёрд!
   Фостерс отсалютовал. Хоукс покинул свой пост, протянул руку в перчатке. Матрос предпочёл за благо смыться, не дожидаясь команды - и без того понятно: со своими обязанностями он справился, пора и честь знать.
   - С прибытием! - поприветствовал Хоукс старого сослуживца. - Чувствуйте себя на "Нимице", как дома.
   На мостике, помимо Фостерса и адмирала, собрались ещё человек пять-шесть. Приходилось чтить субординацию, хотя, зная Хоукса, можно предположить, что остались только самые преданные, с которыми не страшно и в морской пучине сгинуть.
   - Спасибо, адмирал. Всегда рад быть гостем у вас на борту, - Фостерс чопорно улыбнулся, пожимая протянутую руку.
   - Как добрались, майор?
   - Немного потрепало над гаванью, но в целом - неплохо. Думаю, нас ждёт хорошая погода, что странно, учитывая время года.
   - А вот мне кажется, надвигается шторм... - загадочно проговорил Хоукс, глядя в обзорные окна. - Что слышно на базе? Русские по-прежнему ведут себя странно?
   Фостерс протянул пакет.
   - Не знаю, что там на счёт русских, вот это намного интереснее.
   - Да? Что это? - Хоукс принял пакет, вскрыл именным кортиком, принялся досконально изучать бумаги.
   - Информация получена со шпиона "Кларк и Льюис". Национальное агентство космической разведки поделилось с нами отснятым материалом и вот что получается... - Фостерс взял паузу, собираясь с мыслями.
   - Ураган в центре Европы? Это же Швейцария, - Хоукс выжидательно уставился на Фостерса.
   - Да, на снимках Женева, сэр. Но это не ураган.
   - Странно. Однако очень похоже. Гилберт...
   Из-за монитора поднялся сухопарый афроамериканец в бейсболке "I love NAVY".
   - Сэр?
   - Взгляни, Гил. Что ты можешь сказать об этом? - Хоукс протянул листок; кивнул Фостерсу: мол, все парни проверенные, не беспокойся. - Гилберт наш специалист в области аэрофотосъёмки и картографии.
   Гилберт долго разглядывал фотоснимок, потом посмотрел на Фостерса.
   - Это точно не монтаж? Может быть, учения начались?
   Фостерс улыбнулся.
   - Снимок настоящий. Подлинность подтвердили в НАСА и в Национальной метеорологической службе. Только...
   - Они ни хрена не поняли, что изображено, - усмехнулся Гилберт.
   - А ты понял? - спросил Фостерс, глядя в глаза вмиг посерьёзневшему матросу.
   - Гил? - Хоукс тоже ждал, оторвавшись от бумаг.
   Гилберт снял бейсболку, смял в кулаке.
   - Я бы сказал, что это самая настоящая преисподняя, но тогда меня уволят с флота, - Гил рассмеялся, но тут же взял себя в руки, поняв, что его шуточку не оценили по достоинству. - Смотрите. Здесь, сбоку, - он указал пальцем, повернув снимок лицом к слушателям. - Вот эта небольшая светлая область, отделимая от общей чёрной массы сверхтонким абрисом. Видите?
   Хоукс посмотрел на Фостерса, потом перевёл взор снова на фотоснимок, кивнул.
   - Так вот. Программа "Кларка и Льюис" работает таким образом, что отделяет сверхтонкой линией, различные объекты, находящиеся на одном уровне - то, что и есть в нашем случае. И более жирным абрисом, объекты на разных высотах.
   - В НАСА подтвердили, что более светлый цвет на фото - это клочок чистого неба, - сказал Фостерс.
   - Хм... В НАСА работают полные кретины, которые провалили Лунную программу и развалили "Спейс-шаттл", - Гилберт пропустил паузу, уверенный, что и над этой его тонкой шуткой так же никто не посмеётся. - Область, которую ваши специалисты приняли за формирующийся фронт урагана, на самом деле лежит в одной плоскости с лесополосой, более светлого цвета. А теперь подумайте сами: атмосферный фронт на уровне моря? Это же бред, - Гилберт протянул лист обратно Хоуксу.
   Адмирал смотрел мимо фото куда-то в астрал.
   - Гил, ты уверен в том, что только что сказал?
   - Абсолютно. Чёрный водоворот на снимке - образование на поверхности земли. Более того, если наложим на физическую карту Европы, уверен, координаты совпадут с кольцом БАК.
   - Господь милосердный, - сорвалось с уст Хоукса, отчего по мостику пронёсся взволнованный шёпот. - Похоже, европейцы открыли "Ящик Пандоры".
   - По крайней мере, теперь понятна суета русских, - заметил Гилберт. - Думаю, их спутники транслируют такую же хрень.
   - Но почему в НАСА ничего не поняли? - спросил Фостерс, чтобы поскорее перевести разговор в более рациональное русло. - Может быть, это всё-таки фронт?
   - Нет, сэр - развёл руками Гил, водружая бейсболку на место. - Я участвовал в проектировке "Кларк и Льюис" от флота. Программка - моё детище. В НАСА ничего не знают о ней - своего рода, страховка. Такие дела. Сэр.
   Фостерс не знал, куда деть руки. Он ненавидел неизвестность, а в данный момент именно последняя взяла в заложники судьбоносный авианосец - гордость американского народа, - призванный защищать мир на планете Земля.
   Тревожно запищал интерком; все синхронно оглянулись в сторону аппарата.
   - "Нимиц". Капитанский мостик. Слушаю, - Говоривший по гарнитуре моряк напрягся, будто волок за собой непосильный груз. Затем откинул наушник, резко поднялся, ища потерянным взором Хоукса.
   Адмирал развернулся навстречу.
   - Докладывайте, Бредшоу.
   - Адмирал. Сэр. Несколько минут назад с наблюдательных баз в Восточной Европе были зафиксированы пуски баллистических ракет с территории России.
   - Чего?! - Фостерс был настолько взволнован, что попросту забыл о субординации.
   - Цели определить удалось? - спросил бледный, как смерть, Хоукс.
   - Да, - растерянно кивнул Бредшоу. - Они лупцуют по собственной территории. Бред.
   На мостике зашептались. Фостерс тёр бритый затылок, сдвинув кепи на лоб, пытаясь определить по внутреннему душевному состоянию, действительно ли всё происходит в действительности. Может быть сон? Навряд ли, такое и в кошмаре не приснится. Даже если пригрезится, он сразу проснётся. Подумать только, противник, запустивший ракеты против самого же себя... Что такое страшное должно произойти, чтобы сподвигнуть на столь откровенное безумие? Или это случайный запуск? Или и вовсе диверсия?.. Домыслы пошли стена за стеной, как противник в атаке, заслоняя реальность. Особой фантазией Фостерс не отличался, потому поспешил отмахнуться от навязчивых мыслей, пока не додумался до откровенной ерунды. Так кстати снова запищали внутренние интеркомы, заставив сосредоточится на происходящем здесь и сейчас.
   - Наблюдатели в Литве зафиксировали взрыв атомной бомбы в центральном регионе, недалеко от Москвы!
   - Сейсмоактивность в акватории Баренцева моря, сравнимая с извержением вулкана!
   - Ещё один "гриб" в дельте Амура, недалеко от Владивостока!
   - Господи, эти русские с ума по сходили?
   - Капитан, сэр! Боевая тревога! Все части Западного побережья выдвигаются к берегам России!
   Общий гвалт на капитанском мостике заслонился воем корабельной сирены, которую, в свою очередь, заглушал рупор, орущий с берега.
   - Вашу ж мать, это что начало третьей мировой?!
   - Сэр, радары фиксирую цель, приближающуюся с запада!
   - Повтори, - Хоукс быстро подошёл к стучащему по клавишам моряку.
   - Скорость пятьдесят узлов, расстояние двенадцать кабельтовых, быстро сокращается. Судя по мощности сигнала, что-то большое!
   - У русских есть такие субмарины? - спросил Фостерс.
   - Это не подводная лодка, - отозвался Хоукс. - Что-то колоссальных размеров.
   - Вон оно! - Гилберт указывал здоровенной ручищей в смотровое окно. - Справа по борту!
   - Боевая тревога! - приказал Хоукс, но его приказ остался неуслышанным, потому что все наблюдали появление твари, что в общем-то в этой части побережья должно было быть само собой разумеющимся.
   - Мать честная... - Бредшоу вытер ладонью вспотевшее лицо. - Да это же Годзилла.
   Фостерс пристально наблюдал за скользящей по океанической глади сизой волной, пребывая в смятении. Как уже было упомянуто, собственной фантазией он не обладал, его жизненная позиция была более чёткой - выполняй приказ и не задавай лишних вопросов, - потому оказавшись в столь непростой ситуации, единственное, что он ожидал увидеть - это всплытие российской подводной лодки, однако прав оказался нестандартно мыслящий Бредшоу...
   Из пучины поднялась адская гадина, чем-то действительно напоминающая реликтового динозавра из японских легенд о Годзилле. Высотой футов в пятьсот, монстр навис над авианосцем, как крупный ребёнок над пущенным в ванной корабликом. Молотообразная голова без глаз, но с огромной зубатой пастью выдвинулась вперёд, повернулась боком, как бы "разглядывая" противника. Фостерс увидел, что у гада нет затылка, который будто срезало фрезой. Однако при более тщательном изучении становилось понятно, что так всё и задумано кем-то безумным - тварь была создана крушить и сметать, лишние части ей были не нужны. Из беспокойной пены взметнулись две клешни, тут же опали, породив гигантскую волну, ринувшуюся с крейсерской скоростью в направлении береговой полосы.
   Мостик мгновенно превратился в разорённый пчелиный улей. Хоукс отдавал приказы, силясь перекричать разбегающихся в панике моряков, однако его никто не слушал. Безумие накрыло с головой гордость и величие американского народа - морской флот. Никто не знал, как быть, а потому сознание каждого моряка переключилось на примитивизм. Все спасали собственные шкуры; "Нимиц", как боевая единица, перестал существовать, так и не вступив в бой с монстром.
   Фостерс всё же успел ухватиться рукой за край стола, прежде чем накатила гигантская волна. Авианосец накренился, люди полетели в разные стороны, круша телами перекрытия и стёкла. Брызнула кровь, последовали стоны и крики... Потом всё перевернулось, заслонилось шипящей водой. Фостерс и сам полетел вверх тормашками, силясь заслонить голову руками. Сирена захлебнулась, как и добрая половина команды "Нимица", оказавшаяся в бессознательном состоянии за бортом.
   Кое-как вынырнув, Фостерс тут же снова нырнул, заработал руками и ногами, силясь отплыть подальше от раскачивающегося авианосца. Избежать удара об борт всё же не удалось. Фостерса откинуло прочь, как непутёвую камбалу. В сознании всё перемешалось, конечности сделались неимоверно тяжёлыми, потянули на дно. Хлынувшая в рот солёная вода привела в чувства, а холод, сковавший мышцы, заставил грести, хотя в царящей вокруг кутерьме, нельзя было точно определить, в какой стороне находится берег.
   Поднявшись на волне, Фостерс понял, что плывёт не в ту сторону. "Нимиц" остался где-то позади, на него медленно, как в кассовом блокбастере, надвигался инопланетный гад, прибывший с чёткой целью: погубить всё живое на земле.
   "Чёрт побери, а где же рейнджеры?! - пронеслось в голове, под вой всё же запущенных с суши ракет. - Так мы всю войну просрём, мать вашу!"
   Откуда-то из глубин подсознания пришла догадка: оказывается, то, что крутят в кинотеатрах и показывают по телевизору, всё это - патриотический фарс, замешанный, по сути, на пустом месте. В Голливудской франшизе никто не паникует, их ракеты всегда попадают в цель, а главный герой находит выход из самой, казалось бы, безвыходной ситуации! Даже оказавшись посреди океана, один на один с монстром, по которому хренакнули атомными "томагавками", он не теряет бодрости духа, готовый пожертвовать собственной жизнью, ради благополучия остального населения планеты Земля!
   В реальности же всё иначе.
   Это были последние мысли майора Фостерса, кавалера ордена "Пурпурной звезды", ветерана войны в Персидском заливе, одного из сотен пропавших без вести моряков с борта авианосца "Нимиц", затонувшего в самом начале так и не состоявшейся войны с тварями.
   Последнее что увидел Фостерс, прежде чем ослепнуть и перестать чувствовать - это порванную ударной волной шкуру монстра, из которой посыпались скрюченный тела грешников... Были ещё какие-то мерзкие чёрные твари, которые дико суетились, не желая касаться кипящей воды. Один из уродцев заметил тонущего Фостерса. Бросился к нему, не касаясь волн, громко шипя...
   Зачем?
   Ад распростёр объятия.
  
   Глава 20. УЦЕЛЕВШИЕ.
  
   Под потолком неровно мерцал свет. Защитные кожухи на плафонах отсутствовали, кое-где свесились вниз, держась на креплении с одной стороны. Отбрасываемые ими тени срывались со стен, старались подбежать, чтобы схватить и утянуть в кристальный мир облицовочной плитки, однако так и не достигали цели - лампа гасла, возвращая агрессоров на исходные рубежи, чтобы атаковать заново, впрочем, столь же безуспешно. Их терпеливости можно было позавидовать. Хотя... В своём трепетном смирении с неурядицами жизни, человек уже дал эфемерным существам не хилую фору. Жить, чтобы умереть, вот он, смысл жизни, - Целтин наконец-то понял его. Это значило лишь одно: его час пробил, последняя песчинка сорвалась вниз, знаменуя момент перехода в вечность. Врата безумия были отворены, оставалось сделать всего один шаг...
   Целтин попытался и не смог, его словно прикололи к реальности. Неужели ещё не всё? С другой стороны, откуда ему знать, как осуществляется переход в запредельное? Может быть, чтобы достигнуть конца пути, необходимо прожить ещё с десяток никчёмных земных жизней - как, помнится, предрекала Женя, - в которых тебя будут мучать, истязать или использовать, как расходный лабораторный материал?.. Ведь нашему примитивному мышлению доступна лишь малая часть вселенского безумия. Часть хаоса, из которого получила начало первозданная мысль.
   Рядом что-то хрустнуло, заставив оторваться от мыслей. Целтин медленно, словно не решаясь, повернул голову и замер, с сузившимися от ужаса зрачками. Память резко вернулась, придавив сознание к основам бытия. Он помнил жуткие события последних часов, помнил всю свою жизнь, даже то, что, казалось бы, утратил навеки.
   Рядом с ним на четвереньках сидела чумазая девчушка лет двенадцати в замызганном больничном халате, смотрел огромными глазами, словно отродясь не видела живого человека. Целтин сглотнул, уверенный, что его прямо сейчас примутся заново рвать на части, кусать, чиня нестерпимую боль. "Так вот, оказывается, каков ад. Ничего лишнего. Мгновение до смерти, заключённое во временную петлю. Миг, который ты будешь проживать бесконечное число раз, пока в этом мире что-то не поменяется, пока не свергнут правителя. Безумца, сотворившего это кольцо мук!"
   Девочка вытянула в сторону ногу - да-да, именно так тварь шагал, Целтин прекрасно помнил это. Однако дальше последовало что-то новое, о чём Целтин и помыслить не мог. Девочка оторвала от халата лоскут, нерешительно протянула руку с тканью к груди человека. Целтин наблюдал, как с ран вытирают кровь, пребывая в каком-то тумане. Потом всё же совладал с чувствами, прошептал:
   - Соня... Боже мой, у Жени получилось, - язык ворочался с трудом, но он всё же спросил: - Светлана, ты слышишь меня?
   Девочка вздрогнула, неестественно кивнула, наклонившись всем телом вперёд, словно движение было ей в новинку.
   Из темноты прозвучали редкие хлопки в ладоши. Кто-то был поражён случившимся не меньше Целтина. Хотя, скорее, просто издевался из зависти, потому что настоящие аплодисменты совсем другие.
   - Просто поразительно, на что способен пойти человек, ради спасения чужой жизни, - одна из теней обратилась сгорбленной фигурой Громова, замерла на границе света и тьмы, словно чего-то опасаясь.
   - Хоть что-то на этом свете вас поразило, - выдохнул Целтин, пытаясь разглядеть черты лица полковника, в которых явно что-то было не так. - Признаться честно, последнее время склонялся к тому, что высшие чувства вам просто не свойственны.
   - Все мы ошибаемся. Человеческое сознание не безгрешно.
   - Надеюсь, по крайней мере, вы всё же довольны? Ведь вы добились своего? Ценой ещё одной человеческой жизни...
   Громов звучно ухмыльнулся. Сделал шаг вперёд, но тут же снова замер, потому что девчушка была готова стартовать в темноту, испугавшись.
   - А может быть, человечество только и существует в угоду тому, чтобы вершить чужую волю, а? Ну же, пойми, мы необходимы им, как ресурс. Им нет дела до наших этики и морали. Человечность тоже не катит. Для них мы всего лишь горстка суетливых муравьёв. Каждый из нас, шагая по тропинке, давит козявок просто так, потому что лень обходить. Мы уверены, что насекомые лишены самосознания, в нашем понимании этого слова. Они не знают, что такое смерть, она не довлеет над ними. Склонен предположить, в этом компоненте они превосходят нас.
   - Очень занимательно, - усмехнулся в свою очередь Целтин. - Уверен, сейчас вы сравните с насекомыми человечество и, скорее всего, окажетесь не правы.
   - Тебя что-то смущает?
   - Всего один момент, который так восхитил вас.
   - Самопожертвование?
   - Да. Но не слепое, которыми руководят природные инстинкты. Необходимость, точнее способность выбора - это куда посложнее морали муравейника, где все бегут друг за другом, повинуясь сигналу выживания. Согласитесь ли вы принять смерть для того, чтобы кто-то жил, или способны прожить сами, когда над душой повиснет тяжкий груз ответственности за чью-то погибель? Ну же, делайте свой выбор, ведь время всегда было против нас.
   Воцарилось молчание. Было слышно, как скрипит от лютой злобы зубами Громов, и икает под боком девчушка, не знающая, откуда ждать опасности.
   Целтин похлопал в ладоши.
   - Браво, вы задумались, а это уже верный признак высокой морали. Муравей бы просто убежал, поскольку мои догмы показались бы ему скучными и непонятными, ведь его разум запрограммирован на иное.
   - Да, а ты кому угодно мозг проешь, Целтин, - Громов, прихрамывая, частично вышел на свет, цепляясь одним плечом за темень, словно был с нею связан. - Признаться честно, ваша компашка оказалась интересным подразделением. Каждый в ней мыслил иначе. Модель поведения отличалась от стандартного алгоритма. Вы приспособились к условиям заточения. Научились мириться с неизбежностью, такой как смерть физического тела. Это выдающийся момент. Прецедентов ещё не было. Если бы не сбой... и не эта чертовка... Да уж.
   - Не понимаю... - Целтин приподнялся на локотках, уже понимая, что всё это время с ним разговаривал вовсе не Громов. - Что ты такое?
   - Я много лет провёл в заточении. По сути, я ничем не отличаюсь от вас. Когда-нибудь я даже умру. И всё это - благодаря вам, - Громов вздрогнул, сгорбился кулем, потом странно и непонятно разлетелся в разные стороны, заливая пол кровью.
   Девчушки и след простыл - смылась куда-то в темень, - Целтин был настолько занят созерцанием происходящих с федералом трансформаций, что не успел вовремя среагировать и ухватить мелкую за руку.
   - Что происходит? - шептали губы, а взор буравил разорванного на две части Громова, медленно испускающего дух на залитом кровью кафеле.
   Из сгустка тьмы материализовался громадный детина. Голый, с руками дубинами и ногами колоннами. Бритый наголо череп блестит в свете вспышек. Брови сошлись у переносицы, глаза мечут молнии, губы стиснуты в щель - не лицо, а маска, предназначенная устрашать.
   Целтин пополз спиной вперёд, работая локотками. Ног он не чувствовал, особых шансов на спасение тоже не питал. Полз чисто машинально, надеясь всё же разыскать Соню, чтобы прикрыть своим телом. Мозг и впрямь работал странно. Какая-то стопроцентная уверенность, что поступить нужно именно так, завладела разумом, не позволяя отступить или свернуть в сторону. Девочку нужно спасти, во что бы то ни стало - вот что транслировалось в мозг напрямую из космоса!
   Гигант словно прочитал мысли - хотя помнится, тварь умела это делать, ещё находясь в теле девочки. Нагнал в два шага, взмахнул ручищей, откинув Целтина вглубь помещения. Полёта Целтин не запомнил, а вот падать было больно. Рабочих ламп над головой не оказалось, вокруг сгустился мрак. Потом где-то на стене засветился экран монитора, в тускло-лиловом свете Целтин увидел, как приближается смерть. "И кто только додумался изображать старуху с косой? Бред. Со смертью нельзя ни совладать, ни договориться. Смерть должна быть вот такой, сметающей на своём пути любые преграды, включая бетонные стены подземных убежищ! Подумать только, прятаться от нежити под землёй. Это же чистой воды бессмыслица".
   Гигант наклонился, схватил одной рукой за грудки, приподнял, заглядывая в глаза.
   - Чего тебе нужно? - прохрипел Целтин, отплёвывая кровь.
   Тонкие губы изобразили поддельную резиновую улыбку. Кулак разжался. Целтин рухнул в низ, молясь не свернуть себе шею. Умирать было нельзя. Пока бьётся в груди сердце необходимо защищать девчушку! В его беспомощном положении - просто отвлекать внимание твари. До тех пор, пока не прибудет подкрепление. А оно прибудет, ведь Женька не возилась бы с теми подростками так долго, не будь всецело уверенной в них.
   Гигант наклонился. Заглянул в глаза. Открыл рот, откуда потекла зловонная жижа. Что-то проагукал, на манер годовалого младенца, попутно объясняя на пальцах. Целтин кивнул - он всё понял.
   - Так ты хотел забраться в тело Женьки... - Картина обрисовывалась неприятная. - Мысль обзавестись столь желанной непорочной оболочкой всецело завладела разумом, так что ты пропустил мимо ушей явный дефект клонов, хм... А Громов вовсе не дурак, он поймал тебя в клетку. Ну и скажи, какого это, быть смертным? Считать последние часы? Жить с надеждой на чудо?
   В сантиметре от головы Целтина грохнул массивный кулак. В разные стороны полетела раскуроченная плитка. Гигант отчаянно возопил на всё помещение.
   - Одно дело пробраться в чужой мир обманом. И совсем другое - стараться в нём выжить, не нарушая при этом общепризнанных стандартов морали. Соня смогла, испытывая до сего момента страх. Ты же воспользовался случаем - несовершенством нашей модели - и существовал несколько лет, изнывая от страсти придушить всякого встречного. Кормился сырым мясом, ждал нового случая! И вот он настал.
   Гигант вскочил, принялся крушить лабораторию, издавая глоткой непонятные булькающие звуки. Спустя миг до Целтина дошло, что тварь зовёт на помощь собратьев, попутно силится отыскать девочку, потому что только так Целтин пойдёт на уступки.
   "Бог мой, ведь Женя всё ещё жива! Точнее живо тело".
   Глупо успокаивать себя несбыточными надеждами - личность Жени стёрта. Его Жени больше нет. Она пожертвовала собой ради жизни остальных. Кем была Женя, если не человеком?
   Гигант оторвался от своего занятия. Подбежал к Целтину, снова схватил за грудки. Поднёс пятерню с растопыренными пальцами к солнечному сплетению, принялся медленно сжимать ладонь в кулак.
   Целтин посочувствовал что-то неладное: его будто выворачивали наизнанку, засунув руку по локоть в пищевод. Его стошнило кровью на ухмыляющуюся тварь. В ладони той, между сходящимися когтями, образовалась пустая сфера с серым горизонтом. Тварь встряхнула предмет, выпустив Целтина. Потом наклонилась и продемонстрировала страшную находку. Сфера больше не была пустой. Внутри неё, под грязной оболочкой, срослись воедино два черепа - обычный, с виду человеческий, и металлический каркас, явно часть какого-то механизма...
   Целтин сглотнул желчь.
   - Да кто вы такие? - задал он третий вопрос, который остался без ответа так же, как и два предыдущих.
   Гигант встряхнул сферу, как рождественский шар со снегом. Когда буря улеглась, Целтин понял, что видит бредущую в темноте Женю. Тварь сжала пальцы; шар затрещал, так и норовя вот-вот лопнуть.
   - Нет-нет-нет! - закричал Целтин, силясь не сойти с ума от нахлынувших чувств. - Так её и впрямь ещё можно спасти?!
   Гигант спрятал сферу. Развернулся. Молча скрылся в темноте, оставив Целтина наедине с мыслями.
   - Понятное дело, так просто ты её не отдашь, - Целтин пополз следом, попутно, на ходу, силясь обдумать план дальнейших действий. Хотя что он мог предпринять в своём нынешнем состоянии? Очередное переселение душ? Это да, запросто. Нужно только договориться с совестью, которая, стоит заметить, давненько не высовывала носа. С другой стороны, что такое совесть? Это всего лишь возможность договориться с самим собой. Какая разница, кому от этого будет хорошо, а кому плохо? Особых вариантов всё равно нет. Снаружи все поступают так же. Лицемерят втайне, скрываясь под маской добродетели, да и то до поры до времени, пока стороннее мнение что-то значит.
   "В моём случае постороннего мнения просто нет. Достаточно договориться с самим собой. Как решу, так и будет. А расплата... Она последует в любом случае, вот тогда-то и станем оправдываться, если в этом возникнет хоть малейшая надобность".
   Путь преградила девочка. Испуганно подставила плечико, помогая подняться. Сама пошатывалась, но всё равно не желала оставаться безучастной - в ней действительно что-то было... такое, что хотелось защитить любой ценой, наплевав на собственную жизнь.
   - Соня, ты помнишь меня? - спросил он, заглядывая девчушке в глаза. - Меня. Женю. Как мы жили втроём, до того, как у тебя появилось это... - Голос предательски дрогнул, пришлось умолкнуть в самый ответственный момент. Как же это банально, как по-человечески.
   Девочка потупила взор. Неопределённо мотнула головой.
   "Естественно, она ничего не помнит. Точнее помнит, но совершенно иное. Кошмар, оставшийся в этой крохотной головке после гадкой твари, насиловавшей тело на протяжении многих лет!"
   Целтина передёрнуло. Он даже представить себе не мог, каково это, когда твоим телом пользуются, заместив сознание, и ты не можешь с этим ничего поделать, потому что система, внутри которой всё происходит, - несовершенна. Как такое вообще могло произойти?! Немыслимо. Кажется, ответа просто нет. Даже если есть, он настолько ужасен, что человеческая психика просто не в состоянии его вынести. А что лучше - вопрос. Напоследок свихнуться от обретения истины, или так и умереть в неведении, в надежде, что там, за горизонтом, тебя ждёт новая беззаботная жизнь...
   Пока Целтин размышлял, глядя на вконец смутившуюся девочку, в темноте снова послышались неряшливые шаги и грохот опрокидываемых каталок. Тварь приближалась, ничего хорошего ждать не следовало. Девчушка вжала голову в плечи, явно не понимая за каким вылезла из укрытия на помощь незнамо кому; вздрагивала всякий раз, как из лилового сумрака доносились ворчание и грохот. Целтин всё же опомнился, поспешил отвести девочку подальше от себя за руку.
   - Лучше спрячься. И поскорее, - пришлось встряхнуть за плечи, так как мелкая на какой-то миг выпала из реальности, глядя, как заворожённая, мимо Целтина, тому за спину. - Светлана... Соня... Кем бы ты ни была, ты должна спасаться! Это всё происходит исключительно из-за тебя! Я не знаю, откуда ты прибыла и с какой целью, но... я чувствую, ты необходима нам, как воздух! Ты очень важна. Возможно, ты и есть смысл.
   За спиной взревели. Отмашкой Целтина отбросило в сторону, развернуло. Рухнув на спину, он заметил, как гигант попытался схватить девочку за руку. Не вышло, та оказалась проворнее. Под громогласный рык, девочка отскочила в сторону, ещё раз глянула на Целтина, разрываясь между необходимостью остаться, чтобы помочь, и желанием бежать прочь без оглядки!
   Пользуясь заминкой ребёнка, тварь схватила Целтина за шкирку, подняла над кафелем, как невесомую марионетку, слетевшую с кулисы и продолжившую жить самостоятельной жизнью, неся откровенную отсебятину, не предусмотренную сценарием никчёмной кукольной жизни. Целтин по инерции дёрнулся вниз, поднял руки и выскочил из халата, больно шлёпнувшись на пятую точку. В обычном состоянии он бы легко убежал от медлительного гиганта - тварь явно ещё только привыкала к массивной мускулатуре нового носителя. Однако с отбитыми боками и проткнутой грудной клеткой особо не побегаешь...
   Гигант налетел, как локомотив без тормозов, так что чуть было не вышиб остатки духа. Схватил на сей раз за горло, снова потянул вверх, видимо уверенный, что тем самым причиняет боль, необходимую в скорейшем доведении аргументов до сознания несговорчивого человечишки. Целтин застонал; тварь улыбнулась, откинув к стене. Какое-то время мялась, решая, что важнее: полуживой Целтин или застывшая на отдалении девочка, которую ещё нужно поймать. В конце концов, цена более доступной жертвы перевесила. Тварь повернулась к Целтину, протянула шприц с мутноватой жидкостью.
   - Что, так легко доверишься? - Целтин видел явный подвох, уж слишком просто всё складывалось. Так в жизни не бывает. По крайней мере, если и случается, то с кем-то посторонним, чтобы другие обзавидовались.
   Одного взмаха той же руки в сторону девочки хватило, чтобы расставить всё на свои места. Последовавший затем жест ладонью поперёк горла не оставил никаких сомнений: живой тварь никого не отпустит.
   - А как же Женя? - спросил Целтин, чтобы хоть как-то оттянуть время.
   Тварь каким-то образом поняла, кто такая Женя. Мельком показала сферу, ухмыльнулась и засунула в рот. Целтин подумал, что где-то уже видел нечто подобное... Ужас сменился подавленностью: оказывается, чтобы их всех спасти, Женя должна умереть по-настоящему, душой и телом. Тварь сглотнула. Сфера с Женей очутилась чёрт-те-где...
   - Ты всё-таки хочешь в её тело, - растерянно проговорил Целтин, соображая, как поступить. - Но как же тогда вернёшь её?
   Снова жест в сторону девочки.
   - А она?
   Отрицательный кивок, дающий понять, что инородной сущности, именуемой, не то Соней, не то Светланой, в этом мире не место.
   Девочка вздрогнула, словно прочла мысли Целтина.
   - Вот, значит, как... - Целтин напряжённо думал. - Какие гарантии, что не обманешь?
   Тварь снова отрицательно мотнула головой - никаких, решай сам, что важнее.
   - Так и быть, хорошо, - Целтин собрался с силами. - Ну тогда сперва поймай её, если сможешь. Света, беги! - Он прыгнул на гиганта, просунул правую ногу вперёд, заплёл голень.
   Как вышло повалить колосс, Целтин не запомнил. Честно сказать, он и не предполагал, что манёвр прокатит. Звёзды в кои-то веки были благосклонны к нему; гигант эпически завалился на бок, сминая под собой кафель, каталки, оставшееся оборудование. Целтин чудом увернулся, откатился в сторону, принялся искать глазами девочку, которой снова и след простыл.
   "Умная, чертовка! Так прямо и не скажешь, что пятнадцать лет просидела в системнике, размышляя о смысле жизни... Но ей всё равно необходима помощь! Так что не время восхищаться, бой ещё не окончен!"
   Целтин не успел подняться, как снова полетел, отброшенный чудовищной силой. Не смотря на внушительные габариты, гигант всё же оказался неимоверно ловким. Врезавшись во что-то угловатое и лёгкое, Целтин обмяк. Однако не на долго. Под ним что-то зашевелилось, издало болезненный писк. Девочка! Мысль была настолько стремительной, что Целтин невольно вздрогнул, как от болезненного тычка в бок. Увидев, что достигла цели, девочка ткнула ещё раз локотком под рёбра, спеша вернуть всклокоченного Целтина к реальности и обозначенным ею угрозам.
   Целтин уже собирался подняться, но снова не успел. Его схватили за шкирку и резко поставили на ноги. Затем пришёл черёд девчушки. Мелкая вопила, пыталась разжать захват пятерни, сомкнувшейся на подбородке и утягивающей вверх, такое ощущение, прямиком к звёздам! Ничего не получалось, гигант держал на расстоянии вытянутой руки, ногами и локотками его было просто не достать. Видимо поняв тщетность всех попыток освободиться, девочка перестала изворачиваться и молча покосилась на Целтина, спрашивая, что дальше.
   Целтин, недолго думая, бросился на противника. Видимо последний удар малость помутил рассудок, потому что биться с гигантом один на один голыми руками - верх самоуверенности, если не сказать, высшая степень безрассудства! Тем не менее, толк из этого самого безрассудства, как это ни странно, снова вышел.
   Оглушительно загремело, с потолка посыпались новые кожуха от ламп, свет мерцал, а гигант заваливался на ничего не понимающего Целтина, вместе с орущей во всё горло девочкой, частью стены и чем-то ещё, просунувшимся в образовавшийся провал.
   В лицо дохнуло нестерпимым жаром, отчего заныли болячки и порезы. От яркого дневного света из глаз потекли едкие слёзы. Вдохнуть не получалось, сквозь пыль и пепел Целтину всё же удалось идентифицировать новообразование на месте отсутствующей стены, как заднюю часть фургона инкассаторской машины. Чего тут понадобилось последней, Целтин сказать не мог, да и это мало его заботило. Сейчас нужно поскорее выбраться, тем более, представился столь эффективный шанс на спасение!
   Целтин выбрался из-под накрывших его потолочных плит, принялся рыскать в раскиданном по полу мусоре, силясь отыскать девочку. Каждое движение давалось с трудом. Нестерпимый жар погрузил в какой-то кокон бессильных мук - своего рода, очередное испытание лимбом. Целтин гнал непутёвые мысли прочь, старался сосредоточиться на поисках.
   Одна из плит под ногами зашевелилась; Целтин упал на колени, откинул кусок пластика в сторону. Его шею тут же обвили тонкие руки. Девочка прильнула всем телом к груди - не оторвёшь. Её мелко трясло. Говорить ничего не могла, только невнятно мычала. Целтин быстро поднялся, обхватил плачущую девочку руками, направился на свет, к месту пролома.
   Первые два шага оказались воздушными - Земля словно лишилась гравитации, - потом правая нога угодила в капкан. Целтин что есть мочи стиснул зубы, стараясь не закричать. Первой мыслью было: "Чёртов Громов! Только он мог устроить такое! Капкан в лаборатории, подумать только! Ведь это верх безумия!" Однако то был отнюдь не капкан, и совсем скоро Целтин в этом всецело убедился.
   Затрещал выворачиваемый вместе с мениском коленный сустав. Боль была адской, так что на какой-то миг Целтин потерял сознание. Очнулся от новой боли уже в обоих суставах. Оглядевшись, понял, что стоит на коленях, с девочкой, прижатой к груди, а над ним растёт нечто поистине гротескное, принимающее очертание сгорбленной человеческой фигуры неимоверных размеров... Просто несоизмеримых с размерами лаборатории! Запоздало пришло понимание, что здание рушится, как карточный домик, буквально на глазах.
   Взвизгнули автомобильные шины. Фургон в проломе дёрнулся, проехал вглубь ещё на пару метров, подмяв так и не поднявшегося во весь рост гиганта под днище. Задний мост приподнялся. Колёса бешено вращались, усыпая внутренне пространство крушащейся под порывами раскалённого вихря лаборатории кусочками пемзы, в которой Целтин совсем скоро распознал дорожный битум. Мозг вконец раскорячился, хватка рук ослабла, девочка стала выскальзывать.
   Целтин бы непременно обронил ношу, если бы не подоспела помощь.
   - Сергей Сергеевич, с вами всё в порядке?! - Голос был знакомым до боли. Таким знакомым, что Целтин не сразу поверил, что всё происходит в действительности, а недавний кошмар частично отступил. - Сергей Сергеевич, нужно уходить! Атомная бомба!
  
   Про ядрёную бомбу Димка заговорил зря - Целтин впал в ступор, - за что тут же получил подзатыльник от Гнуса.
   - Мелкую возьми, - распорядился Гнус, заглядывая под днище фургона. - Кажись хана. Вовремя подоспели.
   - Нужно где-нибудь спрятаться, - сказал Димка, пытаясь отодрать девочку от Целтина. - Переждать последствия взрыва. Иначе сгорим заживо!
   - Без тебя знаю, - сплюнул Гнус, поднимаясь. - Тут подвал, где раньше эта сидела... - Он кивнул на девочку, которая быстренько перекинула свои "клещи" на Димкину шею, отчего мальчик болезненно сморщился.
   - Ничего себе силища!
   - А ты чего ждал? Она ж чёрт-те откуда заявилась. Может быть, богомол, какой... или что-нибудь и того хуже...
   - Заткнись, а! - Димка с неимоверным трудом поборол желание отбросить ребёнка прочь. - Лучше Сергею Сергеевичу помоги! Эта тварь его доконала, пока мы ехали.
   - Могли бы и быстрее добраться, если бы не кто-то... - не преминул вставить Гнус, иначе он бы не был самим собой.
   Температура возросла, стало снова тяжело дышать. Девочка на Димкиных руках захныкала, уткнув мордашку в мокрую от пота и крови ветровку.
   Гнусу пришлось встряхнуть Целтина за грудки, чтобы привести в норму.
   - Женька где?
   Целтин отрицательно мотнул головой - его выдержке ребята могли только позавидовать.
   Гнус закусил губу. Димка отвернулся, чтобы никто не заметил его слёз. Хотя... Если бы мальчик взглянул на себя в зеркало, оставил бы всяческие опасения быть застигнутым за сантиментами - это больше не было лицом человека. Чёрная маска, под которой прячут чувства во времена невзгод.
   - Ещё можно спасти тело, - быстро говорил Целтин, опираясь на плечо Гнуса. - Думаю, она в сознании... Точнее оно... бодрствует.
   - Открывай замок. Живо! - Гнус кивнул на дверь в пока ещё целой стене.
   Димка кивнул, заспешил, как мог. Гнус с Целтиным направились в противоположную часть помещения за каталкой с телом Жени. Все были поглощены собственными мыслями, а потому никто не заметил, как пошатнулся и упал на колёса фургон.
   Когда сзади надвинулась тень, первое, о чём подумал Димка: это как же неровно бежит время, когда сталкиваешься с опасностью. Мысль была мгновенной, как и удар в затылок, после которого на какое-то время повсюду воцарился мрак.
   Помнится, он куда-то брёл с непосильной ношей на руках. Выполнял Сизифов труд, а если так, значит попал в тартар. За что - непонятно. Хотя, наверняка, подобным вопросом перед смертью задаются все грешники. Ведь, как ни крути, наполненная поступками жизнь всегда кажется пусть и не идеальной, но вполне сносной. Любые подозрительные моменты в ней обговорены нами с самим собой или с кем-нибудь близким, кто может успокоить словом. Всякий раз греховность ставится под сомнение, в особенности при сравнении с кознями отъявленных негодяев. Согласно этому критерию никто до последнего не считает себя отвязным грешником, уверенный, что самые мелкие злодеяния, допущенные при земной жизни, со временем отпускаются. Амнистия существует даже на небесах, как же это банально, как по человечьи...
   Когда мимо забегали грешники и заголосили на весь склон, Димка очнулся, поняв, что груза больше нет. Его грехи отпустили, самое время вознестись наверх, к небесам. Однако обложенная скользким кафелем лестница вела вниз, и это было странно...
   Димка стёр с лица грязь, а с век корку. Изображение улучшилось. Вокруг в дрожащем мареве пылал город. Ей-богу, как с кадра фильма "Константин"! Димка подивился всплывшей в мозгу аналогии. Вообще, именно сейчас, мир для него казался плоским, примитивным и бессмысленным, лишённым какой-бы то ни было реальной подоплёки - действительно, как слайд с негатива киноплёнки, по-другому и не скажешь! Димка прикоснулся ладонью к затылку и понял, что череп проломлен. По крайней мере разбит, что не многим лучше, учитывая количество свежей крови, потоком стекающей вдоль позвоночника вниз по спине.
   За руку потянули. Димка медленно обернулся. Уставился на грязную девчушку, тянущую за собой вниз, в темноту. Первым желанием было отмахнуться и убежать, однако налетевший Гнус перечеркнул все желания напрочь!
   - Чё расселся?! Давай вниз!
   - А Сергей Сергеевич где? - глупо спросил Димка, вызывая весь праведный гнев на себя.
   Гнус ничего не ответил. Сунул в руки ещё одно тело. Помчался обратно в раскалённое марево.
   Димка тупо смотрел на тело, медленно осознавая, что держит на руках Женю. Глаза девушки были открыты. Взор безразлично следил за надвигающейся на Гнуса и Целтина тенью. Димка понял, что всё на этом свете потеряло смысл. В голове прокручивалось одно и то же: "Господи, какая же она лёгкая... Как пушинка! Её не сберечь в этом раскалённом вихре".
   За руку снова потянули. Димка шагнул вниз. Тьма радостно приняла его. Хотя... Какой в нём толк? Он всего лишь звено. Гнус оказался прав.
  
   Гнус вовремя обернулся, чтобы заметить опасность, выбравшуюся из-под фургона. Здоровенный детина - голый, покрывшейся коркой нездорового загара, - в два шага настиг Самоху и долбанул кулаком по затылку. Друг отлетел к двери, растянулся на кафеле, явно без сознания. Детина размахнулся заново, в этот момент Гнус сорвался с места, оставив Целтина наедине с самим собой.
   Пока Гнус преодолевал расстояние, отделявшее его от места склоки и искал что-нибудь сподручное, чем можно было бы вести с бугаем равный бой, из-под недвижимого тела Самохи выбралась девочка и, надо отдать ей должное, не растерялась, а принялась что есть сил тянуть мальчишку к двери в спасительное убежище, куда бы детина просто не пролез в силу своих габаритов. Это слегка отсрочило гибель Самохи; бугай замешкался, видимо выбирая из двух жертв одну. Быстро пришёл к логичному выводу, что оглушённый парень никуда не денется, так что атаковать нужно мелкую засранку, тем более, та сама напрашивается.
   Гнус, так и не найдя по пути ничего ценного, остановился в замешательстве позади детины, решая, как быть дальше. Времени катастрофически не хватало, пришлось пороть горячку, хоть Гнус и не любил решать дела вот так, впопыхах, скорее даже наобум. Пнув верзилу по ахиллу, мальчишка отскочил на безопасное расстояние, посмотреть на реакцию противника. Обычно такой шакалий приём прокатывал, позволяя определить истинную силу противостоящей тебе стороны. Обычно, но не сейчас. Бугай и не подумал оборачиваться, словно Гнус и впрямь являлся мелкой сошкой, вроде безобидной пустынной собачки, питающейся исключительно падалью и не способной серьёзно обгадить жизнь. Не глядя отмахнулся, да так, что Гнус, в прямом смысле слова, чуть было не сыграл в ящик!
   Отброшенный серьёзной ударной волной, Гнус проехался по кафелю, сметая на пути мусор, врезался спиной в опрокинутый шкаф и какое-то время лежал, не двигаясь, силясь восстановить размеренный ход мыслей в отбитой голове. В сознании звучал какой-то жуткий мотив адской шарманки. В унисон движению ручки вращался и окружающий мир. Насыщенный оранжевым и ярко-жёлтым, он всё больше походил на внутреннее пространство треснувшего калейдоскопа, теряющего стеклянные частички, которые, некогда отражаясь в зеркалах, заполняли пустоту, создавая иллюзию красоты. Лишившись "живой" лазури и изумрудных берегов, мир сделался настоящим: некрасивым, злобным, способным причинить вред. Нужно поскорее что-то менять, а лёжа на спине, не получится даже шнурков завязать на ботинках!
   Гнус вскочил, как ошпаренный, поднятый на ноги мыслью о шнурках и эглетах. Не оглядываясь, бросился на противника. Замер в нескольких шагах от того, не понимая, что такое вообще происходит... Занесённая над головой для удара рука, с зажатой в пальцах пластиной ДСП, нервно вздрагивала, общее напряжение не позволяло конечности опуститься вниз. В горле всё пересохло, Гнус не мог даже примитивно мычать, чтобы проиграть вслух стандартное "чё за хрень тут происходит".
   Верзила замер в странной позе, полуприсев, с согнутыми в локтях руками, - такое ощущение, собирался бежать марафон. Из тела в разные стороны, как колючки у дикобраза, торчали непонятные гнутые штыри. Под ногами багровела лужа.
   Кровь.
   В воздухе что-то просвистело. Справа. Слева. Над головой... Гнус невольно присел, наблюдая, как верзила сотрясается от всё новых и новых пик арматуры, летящих со всех сторон, наперекор законам природы, чтобы прикончить! Жвак! Жвак! Жвак! Будто мясник работает крючьями, нашпиговывая бесчувственную плоть металлом. Именно этот трешевый звук и парализовал волю.
   Гнус всё же выронил доску, попятился, уверенный, что он тут лишний. Оглянулся на царящее кругом безумие. Калейдоскоп вконец рассыпался. Из ледяных коридоров зазеркалья вырвалась некая демоническая сущность. Вот что на самом деле произошло. Вот чего так опасалась Женька.
   Хлам больше не валялся на полу. Он вращался над головой. Сортировался. Бесполезные предметы, за ненадобностью, отбрасывались к периферии "циклона". Способные причинить хоть самый малый вред опускались вниз, утрачивали вращение, стремительно бросались в цель. Командный пункт игры в дартс работал настолько слаженно, что пауз просто не допускал. Тело верзилы сотрясалось, как в лихорадке. Обычный человек давно бы отдал душу богу. Обычный, но только не этот. Ведь человечность была существу не присуща.
   Словно подтверждая верный ход мыслей Гнуса, верзила попытался стряхнуть "оперение" стрел. На спине и руках вздулись бугры мышц. Кожа порвалась, наружу проступили связки и белая кость. Заскрипел покорёженный металл; Гнус между делом вспомнил рассказы Целтина, что "гаду нравится валяться в металлической стружке"...
   "Так что же тогда происходит?"
   Гнус обмер. Выходит, тварь вовсе никто не атакует? Это она сама проделывает, чтобы набраться сил?! Да ну, бред! Это нереально. Так не бывает!
   Гнус, спотыкаясь, пошёл в обход. На сей раз просто посмотреть, так как сил - ни моральных, ни физических - у него не осталось. Слишком много всего случилось за вечер. Такое день, два переваривать нужно, а не за час усвоить пытаться. Так и до изжоги дело дойдёт, может стошнить. Тошнило уже давно, времени только не было проблеваться как следует! От последовавшей догадки, внутри у Гнуса всё похолодело. Бомба ведь была ядрёная. Взрыв атомный. Жар и стена огня - это ещё не самое страшное, что остаётся после деления тяжёлых ядер...
   Гнус встал, как вкопанный, наблюдая до жути странную картину. Да, картины бывают не только акварельные, красивые и гадкие. Случаются подобные гибриды, особенно в отбитых головах, внутри которых засел откровенный бред. Гнус созерцал постер к кинофильму или концовку мутного тизера, на котором застыл и медленно гаснет последний кадр. Стойкая девочка в отрепьях, с вытянутой ладонью вперёд рукой, над которой склонилось поверженное чудовище. Да, тварь проиграла, ведь через секунду стальная арматура разорвёт её в клочья. Что за сила замешана в кровавой расчленёнке - доподлинно неизвестно. Да, собственно, это и не столь важно. Сейчас главнее другое: выиграл ли хоть кто-нибудь? Или же все проиграли.
   Гнус зажмурился. С головы до ног его облепила вязкая дрянь. Тяжело запахло кровью. Кругом загремело, как если бы случился металлический дождь. Желудок сдавил спазм. Стошнило кровавыми сгустками. Заново открыв глаза, Гнус увидел, что девочка, как ни в чём не бывало, тянет очнувшегося Самоху за собой, к лестнице вниз.
   "Нужно спешить!"
   Гнус кивнул, не особо задумываясь, кому принадлежит последняя мысль. Поднялся, без проблем отыскал Целтина. Последний толкал каталку с телом.
   - Становится всё жарче. Тут не проехать. Нужно нести.
   Гнус кивнул, приняв слова Целтина за комплимент. Сергеич напоминал покойника, не долго осталось. Значит он, Гнус, выглядит лучше. Хотя тоже загнётся в скором времени. Сам ведь разглагольствовал, что нужен лишь для определённой цели, как и все, собравшиеся вокруг существа по имени Светлая Соня.
   У каждого из них своя роль, своя миссия. У всех разный срок. Объединяет их лишь общая цель: добровольное движение навстречу смерти, во благо жизни чужеродного существа. Они и впрямь грешники, допустившие в прошлой жизни чужую смерть по неосторожности. Теперь они должны заплатить самым дорогим. Своими жизнями.
   Страшно подумать, но в этом мире всё же есть справедливость. А значит, и есть смысл. Всё не просто так. Это успокаивает.
   Гнус взял Женино тело на руки. Заглянул в пустые глаза. Радужка обесцветилась - то ли от жары, то ли из-за потери души. Гнус не знал, да и не хотел знать. Сейчас ему просто было больно. А ещё радостно, потому что Женя ушла первой. Она не будет плакать над их телами, они просто этого не достойны!
   Целтин кивнул, держась за каталку.
   - Поспеши, - напутствовал он. - Я сам как-нибудь...
   - Я вернусь. Никуда не уходи.
   - Знаешь, тут такое дело. Я... - Целтин оступился, чуть не упал.
   - Ты ещё нужен, - сухо сказал Гнус, глядя мимо тела, вниз. - Кто-то должен остаться с ней. Понимаешь?
   Целтин кивнул.
   - Понимаю. И всё сделаю. Но сейчас нужно и впрямь поспешить. Когда очаг распространится досюда, нам не выжить на поверхности. Нужно немного выждать. Внизу.
   - Я всё равно помогу, - Гнус направился к ходу вниз, стараясь держать тело Жени ровно. Боковым зрением он наблюдал, как начинает дрожать раскалённый воздух.
  
   - Для ребёнка своего возраста она совсем неплохо разбирается в человеческой анатомии, - Гнус светил фонариком в затылок Самохи, в котором ковырялась взмокшая от напряжения Соня. - Уверены, что она понимает, что делает?
   Ответа не последовало.
   Соня обернулась, протянула окровавленный лоскут. Выжидательно глянула на Гнуса.
   - Что, ещё?
   Девочка ждала, невинно хлопая ресницами, - ей-богу, мелочь из дворовой коробки, сломавшая расчёску об спутавшиеся волосы своей любимой куклы и ждущая понимания взрослых.
   - Держи, - Гнус оторвал лоскут от найденного в подвале полотенца. - Только не переусердствуй.
   Мелкая отвернулась, даже не сказав спасибо.
   Отсидка продолжалась часов пять-шесть. Гнус поначалу пытался считать, потом сбился. Так что снаружи могли минуть сутки, а может, минут десять-пятнадцать... Признаться, было плевать. Мозг оказался перегружен недавними событиями, новую информацию обрабатывал вяло. Требовалась передышка, однако нервы были напряжены настолько, что о простом сне оставалось только мечтать. Ещё болел каждый сустав, каждая мышца, каждый клочок тела... Кажется, его оплели колючей проволокой и оставили в металлическом коконе раздумывать о тяготах жизни. Временами рвало кровью, что не сулило ничего хорошего. Порция излучения была получена. Клетки активно ионизировались, утрачивали жизненно-необходимые функции. Настроение было ни к чёрту! Ещё эта мелкая допекала своей суетой, будто могла исцелить каждого одним только прикосновением.
   Целтин сказал "пускай, ребёнок, ей так легче отвлечься". Гнус ничего не ответил, но от себя инопланетянку отогнал, она и его полечить пыталась лоскутком... Волей-неволей усомнишься в высоком интеллекте. Вроде и прибыла из другого мира, а ведёт себя и впрямь, как обычная девчонка... Ну, слегка замедленная в развитии - нужно учесть все передряги, которые свалялись на голову, - но всё же девчонка.
   Потом он всё же уснул, точнее отрубился, рухнув в черноту. Конкретного ничего не снилось. Запомнилось лишь, как то и дело дёргают за руки и ноги, будто силясь утащить ещё дальше, где и непроглядной черноты больше нет... Что там, за чертой, Гнус разглядеть не успел - проснулся в луже собственной блевоты. Первой мыслью было: уж лучше бы сдох во сне, так было бы лучше. Так было бы правильно.
   В подвале царила суета. Самоха носился из стороны в сторону, так и норовя заехать коленом в лоб. Девчушка забилась в угол, обнимала коленки. Целтин и не подумал отходить от Жени, сидел подперев лоб, о чём-то размышлял.
   - Не мелькай, - попросил Гнус, чувствуя, что сил не осталось даже, чтобы просто говорить.
   Димка остановился. Одарил Гнуса недобрым взором.
   - Уходить надо. Долго мы тут не протянем!
   - Думаешь, наверху лучше? - усмехнулся Гнус и чуть не выплюнул лёгкие.
   "Надо будет поменьше ёрничать, - отметил он про себя. - Иначе можно запросто выблевать внутренности, как показывали по ящику в жутко весёлых кинчиках".
   - Не хуже, чем тут, - Самоха наклонился, сунул что-то Гнусу под нос.
   - Это чего ещё? Дозик? Где взял?
   - У Лобанова из машины спёр. Давно уже. На всякий пожарный...
   - Чтобы спалось легче? - Гнус закашлялся, силясь сдержаться. - Ну и каково оно?
   - Хорош прикалывать, дебил! Ты на цифры посмотри.
   Гнус скосил правый глаз. Ничего не увидел, кроме сизого гало.
   - Чего там?
   - Тысяча двести, - медленно проговорил Димка. - На поверхности около трёх...
   Гнус картинно присвистнул - было пофиг, абсолютно.
   - Там в тачке остались бронники. Три штуки, - всё же сказал он на полном серьёзе. - Один на себя. Остальными нужно будет укрыть малую. Внутри свинцовые пластины, должно помочь. Чего уставился?
   Димка сморгнул, но перебивать не стал.
   - Есть ещё респираторные маски, - продолжил Гнус, передохнув. - Толку от них никакого, но уверенности придадут, если надеть. Соляру проверил?
   Димка кивнул.
   - Я за этим и выбирался. Ещё заднюю дверь на место поставил. Это ведь тоже добавит шансов...
   - Добавит, - кивнул Гнус. - В таком случае, не вижу смысла вам двоим оставаться тут и дальше, - всё же стошнило, как Гнус не сдерживался, причём явно чем-то не из желудка. - Чтоб тебя...
   Самоха стоял не шевелясь, как статуя, ей-богу.
   - Отомри, - приказал Гнус.
   Димка вздрогнул.
   - Лихо ты за всех всё решил. Эгоист недоделанный.
   - Я - реалист, - сплюнул Гнус. - Оглянись вокруг. Разве ты ещё не понял, что этот грёбаный придурок, создавший небо и землю, специально загнал нас в эту дыру, посмотреть, как мы поведём себя в дальнейшем? Количество билетов в дивный мир жизни ограничен. И я уверен, что драться именно сегодня мы за них не будем. Нужно решить всё благоразумно, чтобы этот больной идиот от злости поперхнулся.
   - Да почему я и она?! Я этого в толк взять не могу!
   - Не ори, - попросил Гнус. - Башка болит. А относительно твоего вопроса, скажу: ничего такого, просто вы сохранились лучше, как два апельсинчика на дне ящика, под ворохом гнили, хе...
   - Идиот, - сквозь зубы сказал Димка и отвернулся.
   - Боюсь, твой друг прав, - сказал Целтин, отпуская Женину руку. - Это оптимальный выбор. Ему точно не выкарабкаться, а я... Я не могу оставить Женю. Она всё, что у меня было в этой жизни, если не считать Соню, которая повзрослела. Уверен, ты меня понимаешь.
   Димка до боли стиснул уцелевший кулак.
   - Я не понимаю, кто я такой! Почему вы всё решаете за меня?! Кто дал вам такое право?! Я сам могу решить, как быть! И нечего мне указывать! Слышите?!
   - Тогда решай быстрее. И так уже сколько времени перевели в пустую, - Гнус поманил девчушку. - А ты чего прижухла? Живо на выход!
   Соня поднялась. Быстро подошла к Димке, взяла за руку.
   - Ну хоть кто-то адекватный... - облегчённо вздохнул Гнус. - Давайте, топайте. Удачи.
   Напоследок Соня подошла к Целтину и что-то вложила в ладони.
  
   Глава 21.
  
   Димка так и не понял, как его увели из дыры под землёй. Он помнил злость, страх, неопределённость. Но не помнил момента, когда пришло затмение... Он словно погрузился в эфир, утратив контроль над сознанием и телом. Его просто подтолкнули в спину, и он пошёл, не думая, куда и зачем. Опомнился только, когда лицо обжог суховей. Опомнился и открыл глаза...
   Города больше не было. На его месте возникло какое-то мерзкое уродство. Оно наполовину зарылось в землю, словно спасало от пожара шкуру. Остатки зданий, высотные конструкции, перевёрнутые коробки жилых домов - всё было разрушено, скручено, переплетено между собой в некоем жутком декадентском стиле, будто только что сошло со страниц романов Лавкрафта. Чернила кое-где не успели засохнуть, пузырились, как первозданный бульон, на месте которого в скором времени должно было прорости нечто поистине несуразное, способное запросто свести с ума неподготовленных. Неба больше не было - сплошная кровавая муть. На миг показалось, что всё население планеты земля враз решило вознестись на небеса, где его не ждали, предусмотрительно включив гигантскую мясорубку...
   За руку потянули. Димка вздрогнул, пытаясь отмахнуться от страшного треска в голове, с которым под жерновами проворачивались человеческие кости! Соня постучала указательным пальцем по левому запястью, подразумевая, что нужно спешить.
   Димка кивнул.
   Одного взгляда на дозиметр хватило, чтобы начать суетиться. Было уже за три тысячи микрорентген, так что впору было впадать в отчаяние. Первым делом Димка напялил бронник на девочку, усадил в фургон, придавил ещё одним бронежилетом и плотно задвинул дверь. Затем облачился сам и полез за руль. Мотор не заводился, а звук надрывающегося стартера сходил за отчаянные крики. Когда уже Димка и не надеялся на чудо, мотор всё же взревел, но на все потуги съехать с места фургон никак не реагировал, будто врос в землю четырьмя колёсами и остовом.
   Господи, как же всё было хорошо сказано и как банально закончится посреди гротескной пустыни, несколькими часами ранее бывшей многонаселённым городом! Вот она, реальность, без прикрас и благосклонности судьбы.
   - Самоха, ты бестолочь! - Водительская дверца открылась, в проёме появился болезненно ухмыляющийся Гнус. - С ручника снять не пробовал?
   - Гнус?! Какого лешего? - Димка был несказанно рад, но в открытую проявлять чувства было опасно. - Мне почудилось, что ты сложил лапки...
   - Не дождёшься. Я ещё всех вас, шкуротёров, переживу!
   Димка снял машину с ручника, отпустил сцепление, вдавил в пол газ. Фургон содрогнулся. Потряхиваясь на ухабах, принялся рыскать в поисках неведомой дороги, исчезнувшей под пластами строительного мусора и металлических скелетов от другого транспорта.
   - Нужно заехать за Иринкой, - сказал Димка, не глядя на Гнуса. - Потом в Малинищи. Если от них хоть что-нибудь осталось...
  
   Из города выбрались только часа через два. Дороги были буквально сметены с лика планеты. Приходилось лавировать на манер ледокола в Арктике, в надежде на благосклонность кровавых небес. Пару раз Димке показалось, что из лиловых облаков снова хочет выглянуть давешний лик, но вроде обошлось, новых аномалий пока не было. Видимо атомная бомба заставила тварей поумерить пыл. Агрессоры убрались восвояси - надолго ли? Так или иначе, моментом нужно пользоваться и выбравшись на загородную дорогу, Димка понёсся во весь дух, мысленно прикидывая, что девчушке в кузове совсем несладко...
   Гнус, не смотря на ухабы, скоро уснул. А потому не увидел страшный аттракцион, устроенный тварями на подходе к Долгопрудному. Тактика и впрямь изменилась. Мелких гадов больше не было. По полю, выстроившись в цепь, как спасатели в поисках потерявшихся в лесу грибников, следовали жуткие создания, высотой метров в десять-пятнадцать, похожие не то на крабов с одной клешнёй, не то на побеги хищных цветов, питающихся животной плотью. Хищное уродство несли на себе не менее отвратные гибриды паука и человека. Множество суставчатых ног-игл, человеческий череп с горящими провалами глазниц, похожее на сплетённый из медной проволоки кокон вместо тела. Таких гадов по шесть штук на одну громадину. В разверзнутый оскал каждого просунуто по крюку-фаркопу.
   Димке пришлось остановиться и переждать, пока процессия не проследует мимо. Потом он снова гнал вдоль лесополосы, опасаясь соваться в дебри - там тоже могло что-то копошиться. Как показала практика, вновь прибывший правитель обладает своеобразной извращённой фантазией, просто убивать ему мало, при этом нужно творить, в этом заключено нечто большее... Не просто умерщвлять, а замещать.
   "Одного поля ягодки, может быть, даже родственники", - подумал Димка в последний раз и больше не думал до самой Рязани, опасаясь, что его мысли могут услышать, как крик в чистом поле.
   Гады могли многое, в этом ему пришлось убедиться на собственном примере.
  
   Рязани досталось больше Долгопрудного. Города, как такового, больше не было. Поначалу Димке даже показалось, что он ошибся местностью, проехав дальше или не доехав, однако при более тщательном осмотре, сомнений не осталось никаких: танковый полигон, раскинувшийся на многие мили вокруг, вне сомнений, раньше был их родным городом.
   - Что тут произошло? - спросил Димка, тормозя у танка с опущенным дулом, который более всего остального казался чем-то знакомым, обыденным.
   - Не хилая заварушка была, - отметил Гнус, отталкивая дверцу. - Мы ещё легко отделались.
   - И не говори... - Димка вылез вслед за другом. - Фон почти в норме. По сравнению с Долгопрудным, просто экологическая зона.
   - Сколько?
   - Восемьсот.
   Гнус поморщился.
   - Всё-таки, мы те ещё лицемеры. Готовы уничтожить планету, лишь бы никому её не отдавать.
   - Думаешь, не имеем такого права?
   - А хрен его знает. Я запутался. К чёрту всё, - Гнус пнул по разорванному траку. - Жаль не на ходу. Всю жизнь мечтал на танке прокатиться.
   - Поехали. Тут нечего делать.
   - До дома сможешь добраться? - спросил Гнус возвращаясь к фургону. - Никаких ориентиров не осталось.
   - Проедем чуть дальше, - сказал Димка. - Может быть там легче будет определиться.
   - Ну, давай проедем...
  
   Центр города, как это ни странно, уцелел. Кое-где даже слонялись выжившие. Назвать людьми эти набрасывающиеся друг на друга отрепья - язык не поворачивался, а потому Димка, повинуясь совету Гнуса, просто увеличил скорость. Они ничем не могли помочь. Помощь требовалась им самим. Они все походили на агнцев... В груди было пусто. Он ничего не почувствовал, даже когда об бампер застучали тела...
   - Жаль, пушки нет, - процедил Гнус, тревожно наблюдая за броуновским движением снаружи. - Ах ты, сука! - Ударил кулаком через окно что-то, метнувшееся к дверце. - Глянь только...
   Димку чуть не вывернуло от созерцания кулака Гнуса с содранной напрочь плотью. Гнус улыбался. Он явно представлял себя Терминатором.
   На месте Димкиного дома вздымался огромный завал. Точно такие же справа и слева - высотки развалили, как песочные куличи. Казалось, гигантскому младенцу наскучило играть: он снёс постройки ногой и отправился восвояси. До боли нелепая аналогия рассыпалась в голове подобно всё тому же песку, когда со всех сторон послышались крики и стоны.
   - Что это? - спросил Димка, с трудом подавливая желания заткнуть ладонями уши.
   - Просто не обращай внимания. Мы не можем им помочь. Смирись, - Гнус стоял подле, сжав руки в кулаки и скрипел зубами, будто пережёвывал битое стекло.
   - Как смириться-то? Ведь там моя семья.
   - Даже если они всё ещё живы, только представь, сколько нам их искать в этом завале... Всё равно, что искать иголку в стоге сена. К тому же, повторюсь, нет никаких гарантий.
   - Заткнись! - Димка вскарабкался на груду покорёженной арматуры, принялся скидывать здоровой рукой крошащиеся бетонные плиты.
   Гнус какое-то время наблюдал молча, потом присоединился к другу, помогая с особо крупными обломками. Так они просопели с час, толком друг с другом не общаясь. Отрыли мёртвого младенца, чуть в стороне старуху с зонтиком в руках - видимо пыталась заслонить внука или внучку от обжигающего света... Оба трупа изуродованы и обожжены до неузнаваемости.
   Димка какое-то время просто стоял, глубоко дыша. Гнус больше ничего не говорил, позволив Самохе самому решить, когда хватит.
   Крики постепенно стихали, видимо выживших с каждым часом становилось всё меньше и меньше. Счастливчики, - думал Гнус, подходя к фургону и присаживаясь у колеса, чтобы перевести дух.
   Со скрежетом отошла в сторону боковая дверца, в образовавшуюся щель выглянула испуганная Соня.
   - Не высовывайся, - предостерёг Гнус, высматривая по сторонам опасность. - Тут нет ничего интересного. Только смерть.
   От последних слов девочка вздрогнула. Потом пересилила страх, вытянула руки ладонями вперёд, показала Гнусу, терпеливо дожидаясь ответной реакции. Гнус долго тупил, потом всё же сообразил, чего удумала мелкая.
   - Ты хочешь помочь?
   Соня растерянно кивнула.
   - Это уже не имеет значения. Всех не спасти. Поверь, находящиеся сейчас под завалами цепляются за эту паскудную жизнь чисто по инерции. Из страха смерти. Позволь им трезво осмыслить произошедшее, задуматься, что будет дальше, уверен, большая часть из них предпочтёт дальнейшему существованию быструю смерть.
   Соня вжала голову в плечи, подалась назад, будто слова о смерти причинили ей физическую боль.
   - А ты думала, в сказку попала? - усмехнулся Гнус. - Куда там. Это называется "селяви".
   - Гнус! Сюда! Живо!
   - Чтоб тебя... - выругался Гнус, поднимаясь по боковине фургона. - Оставайся тут и не высовывайся. Ясно?
   Девочка кивнула, спряталась внутри. Гнус показательно грохнул дверью, надеясь, что неприятный звук на какое-то время отобьёт всяческое желание выглядывать снова. Затем обернулся на крик Самохи, понаблюдал, как тот размахивает руками над головой, показывая, что нашёл что-то ценное.
   - Лишь бы не очередной труп. Допекло уже.
   Однако Гнус и не предполагал, что ждёт его в вырытой другом яме.
   На бетонной плите, некогда бывшей частью лестничной клетки, сидел, прислонившись спиной к дверям несуществующего больше лифта, Самохин-старший, слепо смотрел в багровые небеса, прижимая к груди бесформенный куль чего-то цветастого. Когда Гнус подошёл ближе, его чуть не вывернуло наизнанку. Куль вовсе не был кулем. Это была Иринка.
   Гнус замер на полпути, не в силах сделать больше ни шагу, а бледный, как смерть, Самохин-старший при этом говорил, явно обращаясь к сыну, хотя и нёс откровенный бред:
   - Я облажался, прости сынок. Всегда думал, что делаю, как надо, а получалось, что порол горячку. Жаль, поздно понял, но уж лучше так, чем никогда. Обидно только, что глаза открываются на истинную суть, только когда ослепнешь... Думаешь, я спятил и несу бред? Как бы не так. Теперь я вижу их всех! Им удалось перехитрить меня, но только не батю. Батя сам их уделал, потом пришёл ко мне, сказать, чтобы я прозрел... Однако я до последнего занимался не тем. Не видел, откуда берётся всё это зло. Поганые деньги, из-за которых развязываются войны и течёт реками кровь - вот в чём суть! А знаешь, откуда и впрямь берётся зло, сынок?.. Именно так ко мне обращался батя, когда пытался предостеречь. Только я его не слушал, всегда полагался на себя, смотрел вокруг и мотал на ус, не ведая, что мне подсовывают подделку. Правда - в словах! Жаль, я слишком поздно понял это. Жаль, не поверил бате. А зло, оно как экскремент! Ведь деньгами испражняются бесы. Так сказал батя, и если бы я тогда услышал его, сейчас бы всё было иначе... Они бы не пришли за мной, чтобы забрать в ад - я бы этого не допустил, я бы подготовился! А так... - Самохин-старший принялся беспокойно оглядываться по сторонам, словно силясь встретиться взглядом с плачущим сыном. - Димка, ты тут?! Это правда ты?.. Или ты очередная тень? Чёртовы бесы, они издеваются надо мной! Им нравится видеть меня таким: беспомощным, покорным, готовым продать душу за бесценок. Но они все ошибаются! Я не такой. Я так просто не дамся! Они подавятся мной! Загнутся от изжоги! Да, они предвидели это, потому и решили меня сперва поджарить... - Самохин-старший запнулся. - Господи, Иринка, девочка моя... За что же её? Чтобы сделать вдвойне больно мне?.. Чёртовы иуды! Хрен вам в нос, а не дочь! Давитесь мной, я жрал деньги на завтрак, обед и ужин! Я то, что вам надо, а не бедная девочка! Она тут ни при чём. Она всегда слушалась батю. Не то что я. Это я заслужил ад! Я, а не она! Господи, Ирина... - Видимо наступило просветление; Самохин-старший принялся осторожно ощупывать куль, опасаясь причинить вред. - Почему ты молчишь? Тебе больно? Ирина?
   - Чёрт побери, да ведь он рехнулся, - Гнус так и стоял на отдалении, не в силах сдвинуться с места.
   - Отец... - Димка стоял с поникшими плечами и руками, опущенными воль тела. Боли он больше не чувствовал... Чувств вообще не было никаких. Его сущность словно выпотрошили, на какое-то время лишив души. Наверное, это даже хорошо. В противном случае, было бы так просто сойти с ума вслед за отцом.
   - Отец, Иринка... Она... Она.
   - Она спит, не тревожьте её, - Гнус поднёс указательный палец к губам, отрицательно покачал головой.
   Димка проглотил слёзы, кивнул.
   - Я просто хотел узнать её самочувствие, - испуганно проговорил Самохин-старший. - Она давно спит. Временами мне даже кажется, будто она умерла, как... Как Галина.
   - Мама? Её больше нет?..
   - Прости, Димка, я не смог защитить их обеих. Но я пытался. Я делал всё возможное! И Иринка тоже. Она смелая девочка. Ты сам в этом скоро убедишься. Вот вырастет, всем пацанам фору даст! Ну же, возьми сестру, унеси её отсюда. Тут плохо, пахнет смертью. Скоро придут бесы и будут срать на пепелище! Так уж они устроены, могут лишь только глумиться. Смотрите сколько денег! Не перечесть! Подходите все, кому не лень! Это поле чудес! Ха! Кто хочет приз?.. - Самохин снова стал выпадать из реальности; Димке пришлось прервать его бессвязную тираду:
   - Отец, мы вытащим тебя отсюда. Это вовсе не конец. Ты понимаешь меня?
   - Нет. Я с места не сдвинусь! Я их дождусь, хочу посмотреть в глаза. Что там, на месте глаз, евроценты или копейки, куда нынче курс стремится, в какой оф-шорт урожай прятать... Хе... А Иринку возьмите, незачем ей на гадость треклятую смотреть, ещё не на такое в жизни насмотрится. Ну же, милая, скажи папочке, до свидания...
   - Отец...
   - Димка, прости меня, непутёвого. Христом-богом прошу, прости! Я, правда, сделал всё что мог. Ирина, ну проснись хоть на минутку... Ради меня. Скажи, что не сердишься... Ну или что сердишься, только честно.
   - Папа... всё хорошо. Я люблю... тебя и маму. Всегда буду любить.
   Гнус с Димкой стояли, как вкопанные, смотрели на обгорелый трупик в руках безумно улыбающегося Самохина-старшего и не верили собственным ушам.
   Первым отмер Гнус, обернулся.
   Соня застыла позади него, прижав руки к груди, сжав ладошки в кулачки. Взор девчушки был устремлён на умирающего взрослого со страшной поклажей на руках.
   - Папочка тоже тебя любит, родная. И мамочка. Но сейчас тебе лучше пойти с братом. У папочки дела. Нужно отмстить за мамочку. Ты ведь меня понимаешь? - Не дожидаясь ответа Самохин протянул мёртвую Иринку, как дар.
   - Я понимаю, - сказала Соня; по щекам девочки сбегали слёзные дорожки.
   - Тут где-то Звон бродит. Его подберите тоже. Чего твари мучиться...
   Димка принял сестру на руки; Самохин-старший сразу обмяк, будто лишился тяжёлой ноши, довлевшей над его бренным существом всё это время, не позволяя испустить дух.
   Гнус указал на торчащие из-под обломков шпаклёвки клыки. Звона больше не было, он стал частью бетонного скопления, впитавшего в себя не только страдания людей, но и боль животных.
   Они, покачиваясь, брели вниз по крошащемуся гравию, обходя хвостовое оперение подбитого вертолёта, когда Димка вдруг сказал:
   - Иринка первой назвала маму мамой. Отец всегда завидовал ей. Хм...
   Гнус обернулся на спотыкающуюся позади Соню.
   - Это ведь её первые слова? Ну... в своём теле?
   - Думаю, да.
   - Знаменательно произошло я бы сказал. Как в кино.
   Димка молча кивнул.
   - Ты почему не послушалась? - спросил Гнус Соню. - Я же сказал не высовываться.
   Девочка остановилась. Присела, совсем как животное, готовая бежать при первой же опасности.
   - Всё-таки она не человек, - вынес вердикт Гнус, отворачиваясь. - Но всё равно, спасибо. То, что ты сделала, вполне человечно.
   - Иринку нужно похоронить здесь, - Димка остановился. - Как думаешь? Мне кажется, не нужно увозить её далеко от родителей.
   - Тело нужно сжечь, - твёрдо сказал Гнус.
   - Чего?
   - Ты же сам видел. Большая часть из того, что на нас сегодня нападало - люди. Их просто переделали и заставили убивать. Если хочешь в дальнейшем избежать неприятных сюрпризов, мой тебе совет: сожги сестру.
  
   Тело Иринки сожгли на месте сквера там, где раньше были качели и карусель. Димка отсчитал шаги от уцелевшей проезжей части, других ориентиров у него не было. Соня следовала по пятам, будто тень. Такое ощущение, девочка чувствовала себя виноватой. Извиниться она не могла, так как ещё не научилась толком общаться. Чувства проявляла по-детски банально, может даже немного навязчиво.
   Дорога на Малинищи уцелела. На пути никто не попадался, и Димка вдавил педаль газ в пол, видя, как медленно, но верно угасает Гнус. Друг был не жилец - слишком много хапнул радиации, - что делать с ним в убежище Димка не знал. Однако он всё равно спешил, стараясь выполнить долг дружбы: нельзя допустить чтобы Гнус отдал концы вот так, посреди пути, так и не достигнув поставленной перед ними цели: доставить девочку целой и невредимой.
   "Мы ведь даже толком не знаем, действительно ли Соня может помочь... Хочет ли этого она сама? Ведь, вполне возможно, цель её прихода совершенно иная! Так или иначе, она необходимый стимул. В мире, лишённом смысла, девочка стала лучиком новой надежды, ни будь которого, возможно, не было бы всего этого, а отец так и лежал бы с мёртвой Иринкой на груди, дожидаясь прихода тварей..."
   Димка старался гнать плохие мысли из головы, заставлял себя сосредоточиться на асфальтированном покрытии и на мелькающих указателях - тех, что ещё сохранились. Раньше он добрался бы до места назначения и с завязанными глазами, сейчас же, после всего случившегося, мог запросто укатить абы куда, толком и не заметив этого.
   Лиловая дымка редела, в скором времени с неба полилась красная жижа. Димка включил дворники, но те только разводили грязь по лобовому стеклу, придав реальности оттенок отвратного сюрреализма. Мир действительно сильно изменился за каких-то часов пять-шесть. Выжившие люди вмиг сделались ему чужими. Следовало поскорее убраться восвояси. Зарыться глубоко под землёй. Существовать, подобно паразитам.
   Когда на асфальт перед машиной выскочила окровавленная бестия, Димка уже толком не различал проезжую часть. Он всё же среагировал и успел нажать на тормоз. Фургончик занесло, со звучным хлопком наконец-то лопнул резиновый баллон. Димка выругался, схватил подобранный на месте руин штырь арматуры, поскорее выбрался наружу, так как ни на Гнуса, ни на девочку особой надежды не было.
   Тварь и не думала атаковать. Смотрела на раскачивающегося Димку и как-то странно менялась в лице. Скорее даже не странно, а узнаваемо... Димка выронил штырь; тот со звоном упал на асфальт. На всякий случай протёр кулаками глаза.
   - Мати?
   Существо вздрогнуло, словно давно позабыло людскую речь.
   - Мати, что случилось? Где Стил и Лобзик?! Они живы?
   У Димки больше не было сомнений - перед ним Мати. Изуродованная до неузнаваемости, с головы до ног в крови и отрепьях, но всё же та самая Мати, с которой он когда-то учился на одном курсе в Радике. Как она уцелела в атомном холокосте - немыслимо! Но сейчас не это главное. Перво-наперво, нужно попытаться её разговорить, иначе девчонка как пить-дать деградирует в животное. Судя по выражению лица, части рассудка она уже лишилась. Может быть, даже больше...
   Димка медленно подошёл к девочке; та стояла, как вкопанная, причудливо наклонив голову набок, глядя в никуда перед собой. Зачем она выскочила на дорогу перед авто было не совсем понятно. Что ей двигало? Надежда на спасение или голод? Отчаяние или боль? Попытка привлечь внимание или желание напасть?.. Судя по всему, Мати и сама не знала ответа на эти, так и не озвученные вопросы, а среагировала просто на звук мотора. В идеальной тишине, когда не поют даже птицы, он был сродни крику ау в лесной глуши, когда наконец приходит понимание, что тебя всё же ищут, а значит, ты по-прежнему что-то значишь.
   Димка влепил подруге пощёчину - ничего более дельного в голову не пришло.
   Мати клацнула зубами. Выражение дауна пропало, на лице читалось недоумение. Скорее всего, мысленно девочка осталось где-то далеко, в лесополосе, а сюда выскочила чисто машинально, на угасающих человеческих инстинктах, на уровне подсознания желая снова влиться в социум, где могут защитить. Ещё так бывает в фильмах, когда персонажа долго куда-то тянут с завязанными глазами, не желая показывать дорогу. Потом снимают повязку и вуаля, зритель видит точно такое же выражение недоумения, что застыло на лице Мати, пытающейся одновременно идентифицировать своё местоположение и личность человека, стоящего перед собой, с занесённой для повторного удара рукой.
   Реакция была молниеносной, будто всю эту прелюдию Мати разыграла лишь только для наиболее впечатлительных зрителей: бросившись в объятия Димки, девочка расплакалась, потому что никаких других эмоций попросту не осталось...
   Нет, просто показалось.
   Димка это сам придумал, потому что подобное развитие событий казалось наиболее логичным. Однако на деле всё обстояло иначе: Мати стояла в стороне, улыбалась нездорово, задействовав всю возможную мимику лица, как пациентка из дурдома.
   Пока Димка размышлял, чего такого могло случиться, чтобы довести совсем не впечатлительную одногруппницу до подобного состояния, Мати наконец уничтожила резиновую улыбку и заговорила:
   - Я думала, больше никто не уцелел. Ты видел взрыв?! Такое только по телику бывает, да?! - Уж лучше бы осталась прежняя улыбка, чем это больное восхищение, с глазами, лезущими из орбит!
   Димка отодвинул Мати от себя за плечи. Заглянул в глаза. Да, это больше не прежняя беспечная Мати - в глубине зрачков проросло безумие. Димка не знал, как получилось увидеть паразита. Это вообще невозможно! Но так было, он видел. Видел и не мог ничего поделать, потому что выколоть глаза человеку только потому, что тот частично утратил рассудок - это чистой воды бред!
   Сделалось страшно, потому что занесённая рука, так и весела в стороне, не желая опускаться - с ним тоже было что-то не так.
   - Где Стил? - спросил Димка, игнорируя вопросы Мати.
   Девочка махнула рукой в сторону кювета.
   - Я его почти вытянула, немного осталось, - она показала ладони с содранной до костей кожей.
   "Даже не додумалась чем-нибудь обмотать..."
   - Что с ним?
   - Спина. Или шея. Я не знаю, - Мати задумалась, будто это было сейчас настолько важно. - Он двигаться не может. Как кукла на санках. Ты в детстве играл?..
   Димка отвернулся, силясь унять рвоту. Видеть друзей такими было превыше его сил. В голове созрел вопрос от третьего лица: чего же такого мерзкого в прошлой жизни совершил ты? Предал друга? Или убил? Может быть, надругался и оставил умирать в лесополосе?..
   Жуть.
   Он не мог так поступить. Если и было, то этой был другой человек! Не он! Другой!
   - Там грязь внизу, не смогла пройти. Вот и ждала, а тут ты...
   Понятно всё с ней. Тоже задалась целью кого-то спасти. Своего рода стимул, необходимый для дальнейшего существования, как предназначение у машины, чтобы не быть бесполезной. О себе Мати больше не думала, мозг был испорчен. Слишком много на неё всего свалилось, впрочем, как и на всех. Нервы не выдержали, психика дала сбой, вот и результат. Прежней Мати больше нет и не будет. Как нет прежней жизни, которая ещё бы могла исцелить обыденностью, знакомой средой, душевным теплом близких.
   Друзья медленно угасали.
   Скоро он останется один.
   И будет всё так же яростно спасть маленькую инопланетянку, потому что ничего другого ему больше не остаётся! Лишиться цели, значит лишиться надежды. Когда нет последней, остаётся только мечтать... А мечты - это не материя. Материей может стать только надежда, потому что она всегда приземлённая.
   Нужны новые тела. Только так друзей можно будет вернуть, пусть и в новом обличии.
   Димка вздрогнул.
   Внезапно он понял, что именно так и сделали те, кто прорвался в их мир. Они стали замещать, создавая монстров. А началось всё, по любому, с малого: с гениального учёного, пытавшегося при помощи своего открытия спасти чужую жизнь...
   Димка мотнул головой.
   - Показать сможешь?
   Мати кивнула. Почему Димка один она так и не поинтересовалась. Теперь для неё это было неважно.
   Стил был без сознания. Лежал на связанных еловых лапах, укутанный в отрепья, некогда бывшие курткой Мати.
   - Я накрыла, чтобы не замёрз, - сказала девочка. - Он ведь выживет?
   Димка, не задумываясь, кивнул. Огляделся. Местность, куда ни глянь, была усеяна фрагментами членистоногих тварей, которых по всей видимости разорвало взрывом на части. Деревья лежали ничком, будто причёсанные гигантской гребёнкой. Ахнуло здесь эпически, уцелеть можно было только чудом.
   - Как вы выжили? - спросил Димка, впрягаясь в самодельную упряжку.
   - В одной из этих тварей, - начала рассказ Мати, как ни в чём не бывало, подталкивая сзади. - У них очень прочная оболочка. Перед взрывом они стали нападать друг на друга. Одна свалилась возле нас уже удачно выпотрошенная. Я только и успела втащить Стила внутрь, как вспыхнул воздух... Ещё грязь помогла, мы почти утонули в ней. Я потом еле корку отбила, чтобы вылезти. Думала, задохнёмся уже...
   - Повезло.
   Мати кивнула. Сама больше нечего не спрашивала. Вопрос: "Ты видел взрыв?" - видимо, был единственным интересовавшим её моментом. Всего остального больше не было. Оно исчезло, стёртое взрывом. Мир сделался для Мати проще.
   Когда они выбрались на дорогу, сил совсем не осталось. Мальчик и девочка попадали на асфальт и какое-то время лежали, омываемые кровавым дождём, силясь восстановить сбившееся при подъёме дыхание.
   - Лобанов цел? - спросил Димка, наконец отдышавшись.
   - Он в убежище. По любому цел. Мы его "тундру" раздолбали, теперь орать будет, - Мати сокрушённо вздохнула, мысленно смакуя предстоящую склоку.
   - Действительно, проблема.
   Скользя на мокром, они кое-как погрузили так и не пришедшего в чувства Стила в фургон. Гнус не помогал, видимо, тоже был в отключке. Соня впряглась, не обращая внимания на то, что Мати называет её Иринкой. Димка не стал поправлять - это было превыше его сил.
  
   Лобанов и впрямь был зол. Мати получила в лицо, впрочем, так и не вспомнив, за что. Новый мир был жесток. Ещё в нём было много чёрных туннелей.
   "Энн, ты всё ещё хочешь в ад?.."
  
   ВМЕСТО ЭПИЛОГА.
  
   ...Вход в огромный туннель остался далеко позади, а оглядываться на сей раз девушка не хотела. Это нельзя было назвать страхом в буквальном смысле слова, потому что чувств, как таковых снова не было. Лишь только некая потаённая в глубинах подсознания уверенность. Осознание того, что нужно продолжать двигаться вперёд. В эту спиральную муть, подсвеченную всполохами зеленоватого света. Несмотря ни на что. Просто двигаться...
   Женя брела во мгле. На плечи и волосы ложился серый пепел. Отчётливо пахло серой, а это значило, что она всё ближе к цели. Девушка старалась не говорить и не думать. Она помнила, что к мыслям прислушиваются ангелы, а к словам - бесы. И те и другие - твари, с которыми нужно покончить прямо сейчас. И Женя знала, что именно для этого она и оказалась в этом жутком месте, в сети огромных туннелей, посредством которых и осуществляется сообщение между мирами. Сейчас её первостепенной целью было отнюдь не перемещение с целью бегства, а сорванная с запора решётка, позвякивающая в темноте. Та самая, в которую необходимо ввернуть винт! Тогда гибель целого мира можно будет хоть как-то объяснить. У всего в этом лабиринте есть смысл. Даже у винтика, лежащего в кармане джинсов. Женя чувствовала себя копьём судьбы, оружием в руках непризнанного бога. Соня просто помогла ей попасть в глубинные недра. Соня пришла в мир живых, чтобы возродить из пепла угасшую было надежду. Она пришла, чтобы умереть...
   Чем-то они были похожи, и впрямь, как мать и дитя.
   Женя усмехнулась во сне.
   Нащупала руками в кармане винт.
   Она уже близко, она покончит со всем этим безумием. Раз и навсегда... Покончит.
  
   Целтин очнулся от беспамятства. Тупо уставился на руки, расположенные ладонями вверх. На одной - тяжёлый металлический шар, размером со среднее яблоко, в котором он увидел бредущую по пепелищу Женю. На другой - пустой шприц, с выдвинутым поршнем. Своеобразные весы, уравновешивающие на чашах завязанную в кристаллической решётке металла жизнь и неминучую смерть, вес которой в разы превосходит бремя. Потому-то и нужен металл, Целтин только сейчас уяснил это. Ещё то, что его до сих пор терзают сомнения, потому и наличествуют два предмета, хотя... Сомневался он отнюдь не в том, что именно выбрать. Неуверенность была в другом: имеет ли он право отнять чужую жизнь, потому что смысла дальнейшего существования в этой земной оболочке нет ни у него, ни у того, что осталось от Жени? Они медленно угасали, как свечи, израсходовавшие парафин. Он умирал от потери крови, она - от обезвоживания. Рано или поздно наступит конец. Так что необходимо поставить вопрос по-другому: имеет ли он право прервать муки? Или же их нужно терпеть до последнего, и только так получится очиститься, ведь его руки по локоть в крови, потому что он шагнул в запредельное, попытался понять непознанное, сунул нос в запретное, оставленное в сохранности до лучших времён под печатями. Современное человечество не достойно столь сокровенных знаний. Ему рано становиться бессмертным. Каждый индивид сперва должен победить зло в себе, ведь именно изнутри оно и прорастает, подобно сорняку. Жаль мы этого не видим, а всё же заметив, пытаемся скрыть, как что-то неприемлемое, за что могут осудить... Запретный плод упал слишком близко. Его сразу же попытались надкусить. Только вот не просчитали самого главного: металл не так-то просто переварить. Плод - бутафория. Каждый видит в нём что-то своё. Ничего не видят только слепцы, которых на данный момент - большинство.
   Целтин вздохнул. Выронил металлический шар, который со звоном исчез в темноте под ногами. Взял освободившейся от груза рукой Женино запястье. Прошептал:
   - Женя, прости. К сожалению, смысл пришёл ко мне слишком поздно. Ведь я и есть дьявол. Это моё земное обличье.
   Он ввёл иглу в вену, нажал на поршень.
   Затем поднялся и вышел наружу.
   Умереть просто так он не мог. Сперва нужно было очиститься...
  
   Дети сидели в сумраке, под мерцающей красным лампой в сетчатом кожухе. Девочка вгрызалась в голову пойманной мыши, консервы на столе игнорировала. Мальчик упорно, снова и снова, пересчитывал уцелевшие пальцы на левой руке. Пахло гнилью и трупами. С каждым годом это место всё больше походило на ад.
   - Кем были мои родители? - в очередной раз спросила девочка, как ни в чём не бывало, утирая рукавом кровь с подбородка.
   Мальчик нехотя оторвался от бессмысленного занятия.
   - Они были хорошими людьми.
   Девочка удовлетворённо кивнула.
   - Я скучаю по ним, хотя и не помню...
   - Так бывает, - пожал плечами мальчик, начиная счёт заново. - Но смысл не в этом.
   - Тогда в чём же?
   - В том, что они подарили тебе жизнь... - Мальчик осёкся, силясь припомнить, что говорил после этих слов. Кажется, что-то про надежду... Слов с каждым разом становилось всё меньше. Однако надежда всё ещё была. Хотя никто уже толком и не помнил, что побудило зарыться так глубоко под землей... и что осталось наверху, где-то там, откуда временами скребли...
  

КОНЕЦ

Рязань, Россия

2016 - 2018гг.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   75
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"