"Вот и послал господь", - только и подумал доктор Ваняев. Она вошла в кабинет, присела за стол к нему, на стульчик для пациентов... Он тотчас ее узнал, и пока говорил, не в глаза смотрел, на руки ее - без колец и перстней, с пальцами тонкими и острыми.
И вот ведь где довелось им встретиться - на его работе, будь она проклята.
Он влюблен был в нее когда-то - целых четыре дня. Четыре дня, пока не проигрался в прах, и швейцар не выкинул его из казино вон.
Крупье, девушка без имени, в первый день на ее блузке была приколота карточка с именем Анна, а три другие дня - Надежда. Он приходил четыре вечера подряд - смотреть на нее, на эти ангельские, с детскими крошечными ноготками руки, она сдавала карты - как будто играла гаммы, однообразно, заученно и божественно.
- Ставки сделаны, ставок больше нет.
Когда истекли те четыре окаянных его вечера, тонкой струйкой, песок в песочных часах - он пил, и злился, и ее винил в своем горе. Ведь как ее такую разыщешь, то ли Анну, то ли Надежду? Выходит, сглазил он девку, раз она сейчас - перед ним, в его кабинете, на стуле для пациентов.
Серафима Петровна Белка. Там, на обложке карты - и домашний адрес, и контактный телефон. Послал господь...Доктор произносил заученные, дежурные фразы, непременные на первичном приеме. Он чуть-чуть цепенел и прятал глаза, особенно, когда ее острые пальцы отводили от лица вороную непокорную спираль. Но годами выдрессированное бесчувствие помогло ему довести прием до конца, провести, как ялик сквозь шторм, и причалить к берегу с фразой:
- Сдадите анализы - и будет видно, что нам с вами делать дальше. А сейчас - до свидания.
Ставки сделаны, ставок больше нет.
Сегодня не тот день, чтобы с ней говорить. Все перевернулось у нее сегодня... Он позвонит ей через месяц, когда перевернутое уляжется, или встанет на новые места. Телефон никуда не денется с обложки ее медицинской карты. Он позвонит ей через месяц. Наверное...
- Повторный анализ положительный.
Белка убрала волосы от лица, и с удивлением отметила про себя, какими четкими вдруг стали видеться ей предметы - словно мгновенно настроилась резкость. И заметны сделались пылинки в одиноком солнечном луче, и волосы у доктора в ухе, и забавный почерк на корешке медицинской карты, новой, совсем еще тоненькой - такой детский почерк, с самоуверенно задранным вверх хвостом буквы "д".
- Я выпишу вам направление, сдадите статус, ПЦР и вирусную нагрузку. Станет ясно, как нам с вами дальше быть, - доктор бубнил, как пономарь, и похож был на заросшее бородой яйцо. Впрочем, это был инфекционист на первичном приеме, привратник в аду, и бубнил он про "повторный анализ положительный" наверное, тысячу раз за день. Где ему взять сочувствия - чтобы всем хватило?
"Сколько в день у него смертных приговоров? - подумала Белка про доктора, - Сто? Двести?"
- Ужасно, наверное, вот так сидеть, и каждому говорить - "всенепременно вы умрете", - сказала она с состраданием, и доктор глянул на нее недоуменно, как человек, только что вынырнувший из-под воды. Белка улыбнулась ему.
"Подходите, записывайтесь, берите крест, становитесь в очередь - и дружной колонной выдвигаемся на Голгофу" - так, кажется, это было у Монти Пайтона.