И вот наступил момент, когда душа стала рваться к чему-то новому. Жизнь-то проходит, а красота не вечна - все-таки она считала себя красивой. В душу свою она верила: это такое неприкосновенное, совершенно отдельное от жизни, мыслей и поступков: что только не делай, никак ее не испачкаешь. И вообще, доступ к ней открыт только у нее самой - и время от времени у бога. Словом, ничто больше не занимало ее, все и так было яснее ясного, что ждать нечего. Зашла на сайт знакомств, вспомнила, что есть сайты для иностранцев, перешла на них, зарегилась. Перепостила туда свое объявление, подредактировала и добавила пару селфи в соблазнительных позах, но в одежде. И стала ждать с легким замиранием, все-таки вера в чудо жива в нас до могильной доски. И сразу сотни просмотров, десятки комментов на плохо понятном английском. Ответила с помощью онлайн переводчика трем человекообразным претендентам с серьезными намерениями. Двое тут же попросили прислать фотографии в купальнике, а один стал звать в гости. Был он из незнакомой страны Ирландии (когда-то слышала, но путала с Исландией и Гренландией), и звали его вполне приемлимо - Дэвид, почти по-нашему: можно Давидиком называть, у нее был один Давидик из Еревана. Посмотрела по карте, где это находится, на острове, рядом Грейт Британ, - блин, почти Англия! Почитала про "ирландского дракона", про местные нравы и магазины, про то, что это и было когда-то частью Соединенного Королевства, что можно ездить туда без визы, - дальше изучать историю не стала, на культуру и достопримечательности вообще забила. Узнала, что основной язык английский, записалась на он-лайн курсы для путешественников, платные. Ответила Давидику - так она уже про себя его называла, - что готова рассмотреть предложение в зависимости от условий. Тот сразу откликнулся: мол, работает менеджером в айтишной компании, всю жизнь искал такую девушку, как она, - он, кстати, не писал слюнявых комментариев, что говорило о серьезности самого претендента и его намерений, и, разумеется, вся поездка за его счет. 'All inclusive?' - пошутила она. - 'Of course', был ответ. Что еще поняла из перевода витиеватых писаний Любовь: что он на пятнадцать лет старше ее, - ну может, хоть со старичком у нее все сложится (впрочем, на фотографиях он не выглядел старым, скорее, поджарым, седоватым самцом), живет в своем доме в графстве Голуэй (Ого! Там одни графства! Как будто и Давидик сразу становился отчасти графом.), тут же фотки двухэтажного особняка и крутых интерьеров, в которых она уже представляла себя возлежащей на оттоманке. У него две машины: "ягуар" и "ленд ровер" - окей, "ягуар" она заберет себе, а он пускай на джипе как мужик рассекает. Или нет, пусть купит ей маленький, красный кабриолет... И так далее и тому подобное: мечты, переплетающиеся со свидетельствами полной, под завязку упаковки ее будущего. Да и лицом не урод, хотя и не красавец. В общем, беру заверните, пожалуйста!..

Через полтора месяца, которые заняли сборы: получение гостевой визы, покупка модных джинсов и жакетки, набора стрингов и чулок, - казалось, в новой жизни все должно быть новое, - принтованного изнутри зонтика "Фултон" (так как дождливый климат) и парфюма с мейк-апом, особой яркой помады и анального крема. Презервативы у нее остались еще после того Давидика. (Ох, какой же у него был да и есть! Как у ишака). Она взяла отпуск за свой счет, распечатала электронный билет, высланный новым воздыхателем, причем не на стремный "Аэрофлот", а на солидную "Люфтганзу", - насторожило, что в экономклассе, хотя богатые все скупые, - и приземлилась в Шенноне темной, сырой ночью. Тут и крутячий зонтик оказался кстати.

"Да, блин, ёшь - переёшь! - подумала Люба, увидев седоватого паренька, в ветровке, с ее именем латиницей на картонке. - Попала девушка в шалман!" (Хотя аэропорт вполне современный, но народец замшелый.) "Дурдом!.. Ну, посмотрим, что дальше будет. Может, здешние миллионеры не от мира сего, как все парни из Силиконовой долины?" А когда подошла, он оказался на полголовы ниже ее.

- Дэвид? - улыбнулась одними яркими губами.

- Люба... - смутился ирландский полурослик. Он и в самом деле был похож на хоббита: ушастый, растрепанный, помятый. М-да-а На фотке он был солиднее: не с такими наивными глазами. Люба передумала прикасаться щечка к щечке, хотя и планировала такое приветствие.

- Найс ту миит ю (Рада познакомиться), - произнесла приготовленную фразу и протянула руку.

И тут Дэвид разразился непереводимой радостной тирадой, в конце которой резко не то затряс, не то покачал головой.

"Ё-моё, как же я с тобой разговаривать-то буду?" - подумала Любовь. И Дэвид тоже посмотрел на нее выжидательно, видимо, догадавшись, что она ни бельмеса не поняла. А когда пошли получать багаж, она заметила, что жених приволакивает ногу, да и рука у него висит, как у паралитика. Ну конечно, кто же еще позарится на русскую девушку? "Нельзя было, что ли, написать: у меня такие и такие проблемы? я бы хрен прилетела!" А может, что и писал, да только она не поняла, - вот что значит плохое знание языка

"Ягуар" тоже оказался не первого разбора: допотопный, конца восьмидесятых. А внутри так просто мусорный бак: на полу, на панели - обертки, объедки, смятые стаканчики, банановая кожура на заднем сиденье, и вонь такая же, как из помойки. Сначала перепутала, пошла садиться с правой стороны. И хотя Дэвид распахнул перед ней дверцу, она все еще не решалась сесть, в груди что-то оборвалось: "Ну что, нельзя было прибраться перед тем, как встречать леди! С его рукой это, наверно, не просто Ну отдал бы в мойку".

Все же она села, поджав колени, стараясь скрыть навернувшиеся слезы: а куда деваться? ехать в гостиницу? "Ладно, переночую у него, а там будет видно. В таком большом доме, я надеюсь, найдется отдельная комната для девушки? Может, "ленд ровер" у него поновее?.." Вел "ягуар" он, впрочем, мастерски, помогая тыльной стороной увечной руки, - по встречке, как с непривычки казалось Любе. Всю дорогу они молчали, только Дэвид издал несколько отрывистых ободряющих звуков, и время от времени поглядывал на нее. "Ну ладно, на худой конец, этот любить меня будет".

Дом действительно был большой. На освещенное крыльцо, не считая детей, высыпало человек восемь хоббитов. Среди них двое, совсем седых и таких же, как Дэвид, ушастых, вероятно, его родители. У папаши красная, оплывшая рожица заядлого выпивохи. Двое мужиков помоложе, похоже, братья Дэвида: один с гусиным лицом и круглым животом по имени Тимми, второй - масляный блин, увеличенная копия папаши, звали его Пориком. Несколько теток разной толщины, две в фартуках. "Может, хотя бы половина из этой оравы прислуга?.." - думала Люба. У ерла (графа) Дэвида должен же быть стафф (штат) прислуги или нет? Но куда там! Их не построили в шеренгу для представления новой хозяйке замка, как в фильмах про Старую Англию. А все они с детьми и мужиками повалили с крыльца ей навстречу. Обступили, полезли обниматься - один гад попытался ухватить ее за сиськи - она не поняла, брат или папаша: хорошо, их у нее нет, а то бы точно синяк остался. Она не верила своим глазам, своим ощущениям: и это Европа? А где их хваленая сдержанность, обходительность, терпимость, в конце концов!.. Люба успевала только лепетать: "Найс ту миит ю", и отбиваться от назойливых новых родственников. Она чувствовала себя Белоснежкой попавшей в пещеру гномов, только не из сказки, а из порномультика, который они смотрели с другим Давидиком, который был сначала Димоном, но переехал в Израиль и прямо на стойке в аэропорту стал Давидом. Наконец подоспел Дэвид с ее чемоданом, он растолкал их и прикрикнул на двух серовато-рыжих хоббитят, которые пытались заглянуть ей под кожаную юбку. Он навел порядок в этом бушующем водвороте гостеприимства. Подвел ее к старыми хоббитам и представил их. "Надеюсь, не надо вставать на колени для благословения?" Но какое там! "Поппа Вилли", как назвал его Дэвид, снова полез с объятиями и был остановлен "момми Мегги". Он, видимо, был уже хорошо на парах. Когда стали подниматься в дом, Люба обернулась назад и увидела, как папаша ("шоппа Вилли" прозвала она его про себя), скроив уморительную рожицу, пропихивает кривой указательный палец сквозь сложенные кольцом указательный и большой на другой руке и подмигивает Дэвиду. "Боже, какие уроды!" - В этот момент ей бросился в глаза у каменного забора на спущенных колесах древний, с фарами на радиаторе, "ленд ровер" капустного цвета, подкрашенный синей краской.

Интерьеры тоже оказались не ахти: довольно потертые, и все сплошь подделка под роскошь, причем такая же "дешманская, как у наших колхозанов". Сквозь позолоченную мишуру ее провели в гостиную, там был уже накрыт большой стол под красно-клетчатой скатертью. Сначала усадили за него детей, это стоило немалых усилий: они все время пытались соскользнуть под стол, чтобы продолжить обследование любиных бразилиан, а потом расселись сами - папаша Вилли, естественно, во главе. Сестры в фартуках принесли и разливали по глубоким тарелкам какой-то коричневый суп с плавающими в нем целыми морковинами. Люба не угадала: копия дадди (папаши) оказался мужем одной из них, это гусак был братом Дэвида. У него тоже была жена, ничем не отличимая от сестер. Она села слева от Любы, (справа сидел Дэвид), потом отодвинулась, и рядом ухнулся с кряканьем Тимми. Сервировка была вполне приличная: весьма изящный фарфор и серебро. Как только ирландцы оказались за столом, сразу все стихло, даже двое саврасых подсекателей. Все взялись за руки и глава семьи хриплым фальцетом начал молитву. Люба с замиранием сосредоточилась на калечной руке, в которую отдала лишь кончики пальцев, и поняла только то, что благодарили какого-то "лорда" за "фуд". Ей пришлось вложить вторую ручку в шершавую, слоновью пятку Тимми - вдруг почувствовала, что он средним пальцем пощекотал ее ладонь. Люба попыталась вырваться, но не тут-то было: пятка стала цепкой, как у гориллы. Она взглянула на Дэвида, но тот закрыл глаза и шевелил губами. Тимми тоже набожно молился. В заключение все произнесли хором последнюю фразу и неправильно перекрестились слева направо. И тут же молча, с сознанием дела, принялись за коричневый суп, обсасывая морковины и чьи-то кости. Ей показалось, что она попала в семью людоедов. "Из чего этот суп?" - щепетильно поинтересовалась у Дэвида. - "Это не суп, это - стью". "Что значит "стью"?" - "Рагу, айриш стью". Несмотря на то, что она была голодна, рагу не лезло ей в горло. Дэвид потчевал ее: "Хэв а литтл. Тимми слюта (Он провел ребром ладони по кадыку.) зе бест шиип (Попробуй, Тимми прирезал лучшую овечку.)." Она поняла: "Вау, у них еще и бараны есть!" - жест тоже не прибавил оптимизма. "А компания, в которой ты работаешь, большая?" - осторожно поинтересовалась Любовь. - "Нот туу биг ун (Не слишком.)". - "Как много пиплов в ней работает?" - "Ту мен (Два человека), - Дэвид показал на пальцах победу, - ми энд Тимми". - "Ёб твою мать!" - не сдержалась выругалась вслух. Все айриши сразу замерли и уставились на нее. "Вош ю сэй? (Что говоришь?)" - спросил Дэвид. - "Насинг (Ничего). Ит`с окей!.. Чтоб вам сдохнуть!"

Мужчины запивали баранину темным пивом, а женщины, кто пивом, а кто вполне приличным кьянти. Ей тоже предложили и вино, и пиво, но она ото всего отказалась. За столом росло оживление. Про нее словно забыли- и она была этому рада, - все о чем-то весело болтали на странном английском, из которого она не могла понять ни слова, громко рыгали и ржали после каждой отрыжки: "Гуд борп!". Понимала кое-что из того, что говорил Дэвид, так как он старался произносить слова медленно и отчетливо для нее. "Они что, все живут в этом доме?" - "Нет, только сестры и брат с женой и детьми, а Порик приехала на встречу с ней." Час от часу не легче! И вся эта кодла будет подглядывать за ней и лапать ее! Да-а, на оттоманке тут вряд ли полежишь в пеньюаре. И вдруг почувствовала, как жирная, горячая ляжка прижалась к ее бедру со стороны Тимми. Раскрасневшийся гусак наклонился к своей дебелой женке, облокотился на стол, сдвинул толстый зад с тяжелым велюровым стулом к ее стулу и затем выпрямился. "Ах ты, сучок хитрожопый!" Она отодвинулась и - приблизилась к Дэвиду. Тот принял это за проявление благосклонности и подхватил калечной кистью ее руку, она с содроганием отпрянула и - придвинулась к Тимми, тут же вскочила. Все семейство уставилось на нее. Люба нагнулась к Дэвиду, попросила проводить в отведенную ей комнату: мол, сильно устала в дороге. И тут Тимми с разгона ткнул ей толстым, как колбаса, пальцем под юбку - от боли и ужаса Люба чуть не подпрыгнула, опрокинула стул и выскочила из-за стола. Все заржали и загалдели, а она побежала впереди Дэвида, который волочил ногу позади и что-то радостно кричал родственникам. Те замахали ему напутственно - это Люба видела краем глаза, когда в панике оглянулась: не гонится ли за ней вся орава. Она горела от возмущения, пребывала в ступоре, не знала, что думать. Весь небогатый английский вылетел из головы. Дэвид повел ее наверх, распахнул дверь в большую спальню и попытался войти следом, но Люба, собрав невесть откуда взявшиеся силы, вытолкнула пьяного инвалида на лестницу - тот лишь испуганно хрюкнул - и заперлась на ключ. Благо он торчал в скважине, видимо, приготовленный к брачной ночи. Дэвид подергал, постучался и стал спускаться по лестнице. Внизу его встретили гоготом, причем и мужчины и женщины. Люба подумала, что у хозяев, вероятно, есть запасной ключ от ее двери, и вставила в ручки ножку стула. Достала из чемодана ножницы и пилку для ногтей. Осмотрелась, придвинула к двери тумбочку от огромной кровати, кингсайз, и села на нее, зажав в кулачки колющее оружие. Так она сидела довольно долго, прислушиваясь к тому, что творилось в столовой. Там еще долго что-то кричали и смеялись, потом затянули монотонную песню, но не допели: голоса начали пропадать, остался один фальцет папаши - кто-то старался перекричать его. Два мужских голоса повздорили - тут вмешались женские и развели их по разным комнатам. Наконец, все стихло. Кто-то подошел к ее двери, постоял у нее, послушал, подергал за ручку и захромал дальше.

Спать Люба легла в одежде. Она сжалась в комок и сдавленно рыдала под синтепоновым одеялом...