Муравей по спине моей смело бежит, и она ему словно площадь. 
           Европейская. Или любая другая. Не важно.
           По хребту и вверх. Он карабкается как по мосту,
           Или может выхода ищет просто, все еще не понимая,
           Что все зря. И разбрасывать камни, и любить тоже,
           Как и собирать их, в общем, смысла тоже давно уже нет.
           Ведь осталось так мало, и мир для него все уже, все тоньше.
           В тишине, где словам только тесно и давно расхотелось хотеть.
           
           Фонари всё. Или фанерами мимо главное пролетает.
           Но как деревья столетние, вырастают дети. И они сильны.
           За ноги крепко, не давая упасть и лететь, оплетают.
           А я без корней по-прежнему, цвету-болтаюсь... и без листвы. 
           Муравей заблудился мой. Куда идти задумался. Отдохнуть бы. 
           Среди позвонков оглянулся, палатку сообразил.
           Потом долго в небо смотрел, а вдруг там вверху еще передумают,
           Его маленького, отпустят домой и не станут казнить.