Аннотация: А после проспится, очухается и начнёт расписывать, озвучивать, как и кого, и какова она, песнь народная, хороводная.
Солнце бьёт, почки на деревах набухают.
Пройдёт день-два и листьё нежное, шелковистое заполонит глаза.
Ещё дня три убойного солнца и всё, считай, приплыли - загудит голова, защемит в груди и захочется всякой живой твари, особливо двуногой, заиграть песню, разорвать душу на клочки в один миг и собрать заново.
Оно и понятно.
Солнце бьёт, и человеку душевному в башку горячей струёй направляет сигнал. Ну, никак не "стоп".
Журчат ручью, кричат грачи.
О чём? Правильно!
О нехватки в организме витаминов, об избытке гормонов и прочей лабуды.
Раньше, в былые времена, зверьё само знало
чего у него, где плюсы с минусом не сходятся.
Как только глазастые заприметят - щепка на щепку полезла, всё - значит, пора.
Пришла пора зайтись младенческим криком - песню сочинять, хороводы вкруг костра водить диким, первобытно-разобщенным способом: день дома - два на диване.
А человечек то, хоть и двуногий зверёк, а славный - православный, только чуток, только чуть-чуть с придурью.
Ну, куда ему без придури, без фантазии?!
Как втемяшится тот бесовский гормон во все клетки,
так не на минутку, а на цельных минут пять.
Человечек сейчас же всю одежду с себя на пол
да как есть, в чём мать родила,
прямиком на воздух выбегает, на воды вешние, быстрые, серебристые.
Не зря же люди, пожившие немало, про меж себя гуторят, что песня без беса, что та ёлка без леса. Ежели, конечно, песня та получится во славу в припадке ясности душевного стриптиза.
Ежели звуки её пламенные, крадучись и зудя, проникнут в потаённые уголки холодных жилищ,
и тонкими языками согреют изнутри потолки выше крыши.
А коли стукнет нелёгкая минута, не выйдет у сочинителя песнь донесть до сердец заскорузлых, то, налившись зеленью, соловушка разродится альтернативным желанием - посильнее наквасить и без того кислючую физиономию сотрапезника торжества и не только сотрапезника.
Тут держись! Тут ховайся, кто может!
Тут всякого, кто супротив него...
Бесясь и хохоча во всю мочь, он может, для начала, если, конечно, не зацелует до смерти, намекнуть на очевидное:
"Я же не для себя стараюсь, а ты песни моей не понимаешь?
Восторгайся, а то урою!"
Или без намёков, намылить ту унылую или больно умную рожу, приговаривая:
"не порть картины, не нарушай гармонии....".
Как солнце бьёт во все кулаки по земле, так и озеленевший,
тонко-возвышенный сочинитель, не иначе человечище могучее жаждет лупцевать козьи морды, пока само из сил не выбьется, да где-нибудь у стола, под столом, тут же,
и не притихнет.
А после проспится, очухается и начнёт расписывать, озвучивать, как и кого, и какова она, песнь народная, хороводная.
Редко, когда такое уважение перепадает козлам от человека.
Ни слова неправды. Только слушай. Такой, видно, у него дар.