Сахно Юлия : другие произведения.

Записки ведьмочки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Записки ведьмочки

Записка первая. Дом, милый дом.

   Вот как знала, что с этим участком что-то было не так, но после распределения из института попала именно сюда.
   Вот если бы меня спросили, что мне не нравится, я бы сказала, что абсолютно все!
   Вот дом, например. Ну как можно жить в этом доме молодой слабой девушке? Ну, на счет слабой, я, конечно, преувеличила, а с другой стороны -- на вид я как раз она. В смысле, слабая, по крайней мере я так думаю и считаю.
   А меня -- в почерневший от времени дом, да еще и с домовым воинственным. За что? Миха, конечно, присмирел сразу же после грозного моего взгляда и демонстрации способностей, но я-то могла испугаться. Даже в обморок могла упасть, честно говоря.
   А вот условия жизни -- они просто в ужас приводят. Я -- сельская ведьма, и не такое видела, выросла в глухой деревне у бабули под крылышком, но я ведь в городе прожила семь лет, отвыкла уже. А меня, практически отличницу, умницу и красавицу, взять и упечь в ту глухомань! Не скрою, в заявке на поступление я написала, что хочу в деревне работать, так конкурс был сумасшедший, иначе не взяли бы.
   А у нас с этим строго, раз прошла по конкурсу как деревенская, значит, в деревню тебе после выпуска и дорога.
   В селах ведьм не хватает, все в город стремятся выехать, а люди страдают. Народонаселение тает, как выразился мой любимый декан, когда отчитывал мою светлую голову за попытку бегства от ответственности.
   Но это лирика, давайте же познакомимся. А то болтаю, болтаю, а кто я и что я -- не сказала.
   Меня зовут Марыся, потомственная ведьма 23 лет отроду. И ничего не старая, в Академии ведьм и знахарей узы брака запрещены, а учат нас целых восемь лет, так что тут без вариантов.
   Хотя подруга моя, из бабушкиной деревни, уже третьего ребенка донашивает. Сочувствую ей, конечно, но в письмах выражаю полный восторг и принятие собственной, бездетной, и, что еще хуже, безмужней, судьбы.
   Так вот, я с отличием окончила Академию, получила распределение и вот, стою у своего покосившегося дома и чешу затылок, пытаясь понять, с чего мне, собственно, начинать.
   Ночевать с крысами и пауками, при всей моей терпимости, я не готова. И те, и другие, отлично идут на зелье, но жить с ними под одной крышей -- нет уж, увольте.
   Но мечты от увольнении столь же бесперспективны, как и мечты о городе. Восемь лет я должна отработать на благо нашего родного государства, которое оплачивало мне учебу, а после -- хоть куда могу уехать, переехать, исчезнуть...
   Как правило, ведьмы деревенские ими же и оставались. К концу срока прочно обживались на месте отработки, замуж выскакивали, детей рожали. Куда уж тут уезжать.
   Я для себя решила твердо -- со мной тот номер не пройдет. Я уеду отсюда при первой возможности. Вариантов возможностей было несколько -- уехать после окончания срока, совершить подвиг во имя государя и просить о высокой милости или найти клад и выплатить положенные триста монет золотом, чтобы оплатить годы учебы.
   Каждый из вариантов казался мне одинаково сложным, даже невозможным. Жить здесь восемь лет -- это тот же самый подвиг во имя государя, на мой взгляд. Другим способом рисковать собой я также не собиралась. Нет, ну скажите на милость, где я, а где подвиги? Даже от самого главного подвига встать в пять утра на физические упражнения под руководством ректора, и то откосила. А тут -- по доброй воле совершай.
   Но и найти клад казалось нереальным. Клады просто так под кустами не валяются, то я знала точно. А идти куда-то, копать, в грязи валяться -- это не по мне. Ногти испорчу, платье модное запачкаю, прическа растрепается.
   Пока выход один -- жить здесь.
   Итак, что мы имеем? Дом -- одна штука, домовой -- одна штука, двор в сорняках и мелкой поросли молодых вишенек и слив -- одна штука. А перспективе -- знакомство со старостой этой забытой Древними деревней и выполнение своих прямых ведьминских обязанностей.
   Значит, решаем проблемы по мере их наступления. На первый план выходит дом, в котором сейчас Миха гонял крыс и пауков.
  -- Как успехи, Михей? - крикнула я в сторону дома.
   Оттуда послышалось ворчание, думаю, нелицеприятное по отношению ко мне, но ведьмы предпочитают не замечать оскорблений, если они не высказаны прямо в лицо. А то так никаких сил не хватит ото всех отбиваться и всем отвечать.
   - Ну и ладненько, - примирительно крикнула я в сторону дома и присела на травке, подстелив небольшой коврик под попу. Все равно я его потом на крыльце положу, когда отремонтирую все.
   А пока -- займусь садом. Ну, и двором, конечно. Так, что тут у нас?.
   А у нас тут непаханное поле в прямом смысле слова. А мне еще и ведьминский огородик садить где-то надо. Придется пустит в ход те знания, которые заботливо вбивали в меня все годы в Академии.
   Для начала надо найти источник воды, я же не хочу бегать к реке или деревенскому колодцу каждый раз, когда мне понадобится полить огород или помыть голову? Значит, ищу воду.
   Я закрыла глаза и растворилась в пространстве. Слой за слоем я просматривала землю в поисках источника. Ну же, давай, покажись, я же тебя чувствую.
   Ага, вот ты, проказник. Давай выходить наружу. Почему нет? Ну, не стоит стесняться, ты замечательно выглядишь, такой прозрачный, такой вкусный. Ооо, да ты целебный. Малыш, я ждала тебя всю свою жизнь, давай, милый, выходи, дай всем полюбоваться на твою красоту!
   Я уговаривала родник как маленького непоседливого ребенка. Просто потому, что вода -- она очень изменчива, пуглива, свободна. Мне же нужен был именно тот источник, в нем и правда была целебная мощь. Не Живая вода, конечно, но определенными целебными свойствами обладала.
   А еще мне несказанно повезло, в роднике пока еще спал маленький водный элементаль. Если его приручить, то моя система орошения и защиты от посторонних станет ничуть не хуже, чем в Академии.
   Это примиряет меня с глухомань вокруг.
   Пока я размышляла, работа кипела словно сама собой, вот уже расчистился кусочек прямо у забора, вот камни, словно нехотя, поползли к образовавшейся выемке, образуя небольшой прудик, вот уже и мой новый друг робко показал первые капельки чистейшей воды на поверхности. Словно оглянувшись вокруг, он приподнялся над поверхностью и весело рухнул в каменную ванночку.
   Замечательно! Осталось поселить вокруг полезные травы, и Источник у меня уже есть.
   Вода -- то моя стихия, как и земля. А вот воздух и огонь мне даются хуже. Хотя, если с ними договориться правильно, то небольшие подвижки с их стороны могут быть. Например, очаг я могу зажечь спокойно, да и небольшой ветерок подниму, при желании.
   Пока я занималась поиском воды, Миха, судя по всему, закончил с домом и теперь стоял на крылечке, как порядочный домовой в ожидании своей ведьмы.
  -- Закончил, Михей? - дружелюбно спросила я, стараясь загладить недавний конфликт.
  -- Да, пани ведьма, дом готов к обработке и ремонту, - Миха уважительно смотрел на мой родник, видимо, решая, что я не так уж плоха.
  -- Вот и замечательно, дружочек, сейчас пойдем, посмотрим, что мы можем со всем этим сделать., - я попыталась сделать все, чтобы в моем голосе не промелькнули эмоции, относящиеся к моему пониманию "всего этого".
   Я была уверена, что с домом ничего хорошего сделать не получится, но мне здесь жить, так что фронт работ стоит оценить внимательно.
   Так, что мы имеем? Входная дверь была дубовой и после Михиной уборки отливала чуть красным оттенком дерева. Хорошо, на вид крепкая, и крыльцо не казалось уже таким покосившимся, как раньше.
   В сенях уже не было паутинных ловушек, стены выглядели светлее, хотя и требовали дополнительной обработки от гнили и короедов.
   Пол крепкий, почти не скрипит, выглядит прочно, можно будет постелить половичок и повесить на стены пару оберегов -- сени готовы.
   Войдя в следующую комнату, я увидела Ее величество печь. Она была огромной, делила комнату на две части, а дальше, напротив входных дверей, виднелся вход в еще одну комнату.
   Пройдя туда, практически не осматриваясь, я распахнула дверь и увидела самую милую горницу из всех виденных. Небольшая, беленая, с большим окном, она выглядела как мечта. Вот тут я и буду жить, только стены подновить, мебель поставить и занавески, обязательно занавески!
  -- Миха, а где мебель вся? Тут же что-то стояло, я видела, - повернулась я к домовому, с подозрением на него глядя.
  -- Так вы же, пани, сказали, что весь хлам убрать, я и сделал. Плохая совсем мебель была, почитай, лет пятьдесят никто не пользовался, сгнило все.
  -- А половицы, окна и стены, значит, не гнили? - переспросила я.
  -- Так заговоренное же. Прежняя хозяйка сильна была, все заговорила. Но ее мебель следующие хозяева велели выбросить, свою поставили, а как уехали отсюда, так она и начала гнить.
  -- А прежнюю мебель куда выбросили? Совсем или найти можно?
  -- Так снесли все в старый сарай, заперли, да и забыли. Смотреть надо, осталось ли что или заклинания в связке со стенами дома работали, - Михей задумчиво почесал свои седые космы, глядя на меня в ожидании решения.
  -- Так, Миха, пошли в сарай, посмотрим, что там есть и тогда будем решать. На полу спать не хочу, вдруг хоть кровать нормальная осталась?
   Поход в сарай был кратким и крайне утешительным -- мебель была в отличном состоянии.
   Оставив Миху таскать тяжести, немного облегченные моими усилиями, я отправилась обратно в дом.
   Надо же было закончить осмотр своих новых владений, понять, где сделать лабораторию, где -- вести прием посетителей, ведь к ведьмам в любом месте нашей страны всегда стоит очередь из страждущих. Кому веснушки свести, кому -- мужа образумить. А некоторым -- и погадать так, чтобы гадание хорошим было. За плохие гадания ведьм могут бить, так нам на занятиях говорила преподаватель ведовства, Астия. Сильная ведьма, опытная. Сама в глубинке прожила лет десять, потом смогла, выбралась, вот, преподает.
   Всегда говорила, чтобы мы увиливали от плохих предзнаменований, говорили или полуправду, или туману напускали, чтобы не было недовольных клиентов.
   Видать с собственного опыта знает, как оно бывает.
   Так, в доме, помимо спальни и большой комнаты с печкой, был еще кабинет, ну, это я решила, что здесь будет кабинет, уж больно комната подходящая. А за ней -- небольшая комнатушка, аккурат для лаборатории.
   А принимать всех буду в том самом сарайчике, нечего людям ко мне в дом шастать, не люблю посторонних в своих границах.
   Пока я раздумывала, Миха отчитался, что сохранившаяся мебель расставлена. Да я и сама почувствовала, дом как будто стал цельным, даже вздохнул с облегчением.
   Ох, непростая была у него первая хозяйка, да сгинула давно. А после нее -- люди обычные жили, порядков не знали, традиций не соблюдали, а когда дом норов стал проявлять, так и вовсе сгинули.
   Я положила руку на стену и мысленно потянулась к сердцу дома, к тому, что вложила ведьма, его строившая, в каждую частичку строения.
   Все хорошо, теперь тебя не обидят, я же с тобой.
   Погладила стену, ласково, как кошку. И услышала, как дом потянулся за лаской, ветерком прошелся по комнатам, распахнул игриво окошко и затих, как нашкодивший щенок.
   Вот и славно, я знала, что мы подружимся.
   Хоть и хочется мне в город, но на месте нужно заводить друзей.
  

Записка вторая. Первые гости

  
   Утро удалось на славу, ведь началось где-то в районе обеда. Так сладко я не спала даже в детстве, видимо сказались переживания последних дней.
   Дом меня принял окончательно, Михей тщательно оберегал мой сон, знал, паршивец, что выспавшаяся ведьма -- довольная ведьма, а мое хорошее настроение -- залог его благополучия.
   Неделя прошла с тех пор, как я расстроенно стояла посреди запущенного двора. Теперь во дворе цвели клумбы, царствовали лекарственные травы и бил живительный родник.
   В самом доме было тепло и уютно, пахло первыми лекарственными букетами и сеном, которым мы с Михой набили маленькие подушечки, разложенные для уюта и аромата на полках и скамье, которую я, на городской лад, назвала диваном, постелив на ней матрасики, набитые теми же сухими травами.
   Лаванда, ромашка и зверобой пахли умиротворяюще и создавали особенную атмосферу родного дома. А еще мелисса, добавленная по щепотке в каждую подушку, и мята, царствующая на полке в огромных букетах.
   Композиция запахов дарила умиротворение и расслабляла, а это именно то, чего добивалась я на каждом своем месте жительства.
   С кухни пахло вкусной выпечкой, видимо Миха решил побаловать меня булочками. И чай заварил с земляникой. Я обожаю этого домового. Просто находка для ленивой меня.
   - Миха, что у нас сегодня по плану? - спросила я домового, направляясь в уборную, которую самолично организовала, отделив спальню специальной перегородкой, по типу городских, к которым привыкла и отказываться не собиралась.
   Дом заинтересованно взирал на мои нововведения, по-моему, они с Михой даже посчитали меня сумасшедшей, но смирились и приняли.
   - По плану у тебя посещение деревни и знакомство со старостой, вроде как собиралась вчера, - пробухтел Миха с кухни, отвечая на мой вопрос. Уже пару дней, как я перестала быть для Михи "пани ведьмой". Принял таки, паршивец, хотя мы договорились на людях соблюдать традиции.
   Хм, как же не хочется топать в деревню, но запасы заканчивались, да и с местными пора контакты завязывать. Мой дом стоял не так, чтобы очень далеко, от деревушки, но все же в лесу и на отшибе.
   Вряд ли местные знают, что я уже здесь, охранки мои не срабатывали пока. Но пойти познакомиться после обустройства -- это как дань вежливости, что ли.
   Хотя я не очень люблю общество людей, они меня раздражают в своей массе.
   Хотя друзья, конечно, у меня есть, у нас вообще все было замечательно в Академии, все сроднились, жили практически одной большой семьей, кочуя из комнаты в комнату.
   Но после выпуска дороги нас разделили, а новых друзей я заводить не любила. Пока притрешься к человеку, пока он поймет тебя, а ты его -- пройдет не один день, а на это нужно время. Зачем его тратить на посторонних?
   Так, на чем я остановилась? Пора вставать и приводить себя в порядок.
   Чем я и занялась, но не будем вдаваться в подробности, к чему вам лишние сведения обо мне красивой.
   К столу я вышла во всеоружии, то есть красивой, как всегда. Я долго обдумывала, что надеть на первую встречу с селянами, и выбор мой пал на компромисс между городской модой на штаны и сельской привычкой надевать платья, сарафаны и юбки.
   На мне были широченные штаны темно-серого цвета, которые, когда я стою, можно принять за юбку. Сверху на мне была блуза яркого изумрудного оттенка с длинными рукавами, собранными у запястья широким манжетом. С моими каштановыми волосами и серыми глазами смотрелось потрясающе.
   Длинный жилет серого же цвета доходил почти до колен и придавал силуэту утонченности, как говорила портниха в ателье возле общежития.
   На ноги удобные туфли ведьминской работы известного мастера, хотя на самом деле это было очень искусная подделка, но кто здесь разбирается в том.
   Оригинал этих туфель славился красной оригинальной подошвой и защитой от любых повреждений. Мой же вариант был с красной подошвой. Все. Хотя на ноге сидели удобно и носились уже второй сезон без приключений. Так что я была довольна.
   Волосы я заплела в косу, закрутила вокруг головы на манер короны и осталась довольна собственным отражением.
   Миха правда застыл соляным столбом, когда меня увидел, но куда ему, болезному, этой глухомани настоящую красоту видеть.
  -- Михася, я после завтрака в деревню пойду, местных пугать, то есть, знакомиться, - проговорила я, запивая вкуснейшую булочку ягодным настоем.
  -- Как скажете, уважаемая ведьма, но позвольте уточнить, вы в этом пойдете? - невежливо уставился на меня Миха, с перепугу или от восторга перейдя на официальный тон.
  -- А в чем дело?
  -- Здесь так не ходют...- домовой выглядел озадаченно.
  -- Миха, здесь, как ты выразился, "не ходют" и в удобной домашней одежде, и не спят в пижамах, так что мне теперь, все привычки забывать? Пусть привыкают, сарафаны я носить не буду даже под угрозой смерти! - отрезала я даже со злостью, уж больно мою бабушку он напомнил, которая морали читала моему полету фантазий по поводу одежды.
   Вдруг на улице послышался шум, сработали мои сигналки, значит, к нас пожаловали самые нетерпеливые.
  

Глазами Петера. Рассказ возле колодца соседям и друзьям

   Я услышал краем уха, что в старой ведьминской усадьбе поселилась новая обитательница. Информация сама по себе так и не важна, но тут корова телиться собиралась, а мне еще наша повитуха говорила, что теленок в утробе лежит не правильно, нужна помощь ведьминская.
   Я уже попрощался со своей Буркой мысленно, решил, что не разродится, настроился прирезать болезную, но вот кто-то сообщил о ведьме. Решил наведаться, вдруг правда, так попрошу о помощи.
   Иду значит по лесу, никого не трогаю. Тропинка-то к дому ведьмы заросла, еле различишь. Давно никто там не жил, вот и не ходили туда, мало ли, какие сувениры от прежней хозяйки остались.
   Между деревьями уже показалась полянка, на которой дом стоял, забором обнесенный. Хм, смотрю, хозяйка тут поселилась. И дом покосившийся стоял ровнехонько, и возле забора цветы какие-то росли, и из-за изгороди деревья выглядывали.
   Видать крепкая хозяюшка поселилась. То хорошо, может и я ей понравлюсь, поведу под венец, как мамка говорит. Нечего уж бобылем жить, причитает вечно.
   Мне-то так и самому хорошо, но мамку слушать надо, все так говорят.
   Стучу я значит в калитку, и тут мне что-то по лбу прилетает, видать, зловредная девка что-то наколдовала.
   Я аж на копчик присел, от неожиданности.
   И тут калитка открылась и передо мной предстало видение. Полное. В смысле, деваха ростом высоким и телом широким. Ну, такая, много ее. И с короной. И зеленая. И в сером. Как туча грозовая из болота вышла. Наверное.
   И глаза ведьминские зеленым как блеснули из-под насупленных бровей. Тут я и не выдержал, как соседка наша, Глафира, в обморок-то и откинулся.
  

Записка третья. Коровьи роды

   Когда упал этот поселянин, я, конечно, опешила. С чего бы здоровому мужику падать как кисейной барышне. Потом решила, что это заколдованный аристократ пришел за помощью, сбегая от преследователей. Ну, люблю я женские романы, что я могу сказать.
   Потом вспомнила, что я все-таки ведьма и глянула на него зрением особым. Здоров как бык.
   В чем же может быть дело.
   -От красоты твоей неземной в обморок упал, болезный, - подкрался сзади Миха с кувшином воды ключевой.
   Все может быть, решила я да и плюхнула всю воду мужику в лицо.
   Ожила, как миленький. Сила ведьминская -- она такая. Мокрый, как карась, он испуганно заозирался по сторонам, потом узрел меня и попытался отправиться обратно в небытие.
   Кто ж ему дал? Я ему так и сказала:
   - Даже не думай! Рассказывай, кто такой, чего пришел и зачем ведьму искал?
   Он еще поупирался конечно, мычал, как немой, но я-то видела, что у него с речью все в порядке, так что шанса на обман я ему не дала. Так, слово за слово, вытянула из него, что он Петер, из моей деревни мужик, что у него корова телиться будет, а теленок лежит сложно, что помощь нужна.
   Ну, роды у коров я принимала довольно давно. Как давно, никогда, если честно, но теорию знала крепко, так что помочь, теоретически, могла. О чем и сказала Петеру, милостиво разрешив проводить меня к бедной мученице.
   Он как-то странно посмотрел на мой наряд, пока мы ждали Миху с сумкой с инструментами, но ничего не сказал.
   Двинулись мы через лес в глубоком молчании. Я вообще общаться не стремилась, а Петер как будто в ступоре каком-то пребывал.
   Ну, я на это внимания обычно не обращаю, обычно все встречные в такое состояние от меня впадают, а узнают меня получше и понимают, что помимо прекрасной внешности, у меня еще и характер золотой.
   Но я отвлеклась. Встреча моя с коровой произошла примерно через двадцать минут похода через лес. Петер жил на противоположном краю деревни и пока мы через нее шествовали, нам попалось практически все население деревни.
   Пялились на нас знатно. Бабы сотворяли знак Девы всемогущей, заступницы от злых сил, мужики просто открывали рот в восхищении, детвора как прусаки прыскали в разные стороны.
   Ажиотаж, однако. Я так думаю, что мой компромиссный наряд оказался недостаточно компромиссным. Видимо, нужно было достать свой сарафан из дальнего закоулка сундука, да что уж теперь.
   Я мысленно мотнула головой. Уже столько лет, как выбралась из своего захолустья, а переживания о том, что люди скажут, живо, как будто и не уезжала никуда.
   Не все ли мне равно, что обо мне скажут? Начнут сильно болтать -- наколдую гадость какую-то. Или просто откажусь помогать. Или стану высокомерной выскочкой, как одна знакомая Ирэна из Академии.
   Я вам не рассказывала эту историю? Эта высокомерная коза лет на шесть нас старше была, худая и длинная, как палка. И такая, знаете, что от ее взгляда даже молоко скисало.
   Замуж она вышла еще до поступления, муж приходил к ней на выходные. Круглый такой и низенький, зато карета по последней моде и костюм всегда новый, богато обшитый.
   Почему-то эта Ирэна решила, что я -- не чета ее светлости и взгляды на меня бросала каждый раз, как будто моль в ночнушке увидела.
   Я сначала переживала, а потом плюнула. И смотрела сквозь нее, как на пустое, кем-то загаженное, место.
   Не знаю, как ей это ощущалось, а мне полегчало крепко.
   И вот стоим мы с Петером возле его дома, слышим надрывное мычание Бурки, и решаемся войти.
   Ну, я так точно решалась. Оглядывала все важно, слышала краем уха шепотки за спиной, а сама пыталась набраться смелости перед решающим рывком.
   Роды -- это вам не насморк вылечить. Я же до сегодняшнего дня была только сторонним наблюдателем этого процесса.
   Так, что мы имеем? Петер конечно хозяин так себе, дом кривой и косой, окна как у подслеповатого сапожника глаза -- прищуренные и мутные. Крыша местами прохудилась, как и забор.
   Сарай, в котором Бурка мычала, тоже выглядит старым и покосившимся, а запах оттуда -- как с городской помойки.
   Хозяин, твои ж сады Мать!
  -- Петер, выводи Бурку на улицу, в таком, прости Мать, хлеву, она рожать не будет, погубим и ее и теленка, - рыкнула я горе-хозяину.
  -- Дак, а как на улице-то? - заблеял Петер, но я уже вошла внутрь, мысленно попрощавшись и с блузой изумрудной, и с штанами модными.
   Корова смотрела на меня, как на последнюю надежду в ее жизни. Да так оно и было.
  -- Сейчас, милая, пойдем на улицу, там, на свежем воздухе нам обеим полегче станет, я посмотрю, что у тебя там получается и будет потихоньку что-то делать, - ласково заговорила я с Буркой, понимая, что корова испугана не меньше моего, а у нее еще предстоит много работы.
   Петер торопливо схватил корову за веревку, отвязал от стойла и повел, уговаривая, во двор.
   На воздухе, который бедняжка вдохнула полной грудью, и я сейчас о себе, корова выглядела еще хуже.
   Худая, только живот как амбар, глаза тусклые, шерсть свалялась. Ее естественный ярко-рыжий цвет потускнел и стал похож на вылинялую половую тряпку.
   Еще и катышки навоза, налипшие на боках, ногах и хвосте, добавили трагизма картине.
  -- Петер, я тебя прокляну после родов, - зловеще пообещала я мужику, приступая к осмотру.
   Он осел, я мысленно усмехнулась -- хоть мешать не будет.
   И тут, как в театре, те же и МАТЬ! Эта немолодая и хрупкая женщина орала так, что я сама чуть не родила вместо Бурки.
   Дескать, ведьма проклятая, я то есть, чуть не угробила, а может и угробила, ее дитятку.
   Я сначала недоумевала, где ж ребенок, я вообще к детям не подходила. Ребенком оказался Петер, вот оно как.
   Я оглянулась на зрителей, увидела крепкого, хитровато улыбающегося мужика, и махнула ему рукой.
  -- Милейший, подойдите сюда, пожалуйста.
   Он так же хитро посмотрела на меня, но подошел, смелый.
  -- Я -- Марыся, ваша ведьма по распределению. А вы?
  -- А я староста тутошний, Прокопович, значит, - голос у мужика-старосты, был звонкий и с металлом, видно, давно старостой работает.
  -- Отлично, вот и познакомились. Прокопович, мне сейчас нужно сосредоточиться на корове, а вы уймите эту мать, а то если я уйму, то мало не покажется, - чуть повысила я голос. Чтобы причитающая и подслушивающая старушка услышала и прочувствовала.
   Староста хмыкнул в длинный седой ус и повернулся к женщине.
  -- Ну что ты орешь, Вирка? Давая, пойдем, а то Бурка помрет, без молока останешься. Чем дитятко свое поить-то будешь? - заворковал Прокопович, бочком отодвигая старушку от сына, уже давно пришедшего в себя и просто нежащегося в лучах материнской любви. Как не оглох хоть?
   Я отвернулась от мизансцены и снова посмотрела на Бурку. Ей было не хорошо. Дышала она хрипло и часто, и смотрела на меня так, что впору было лечь возле Петера, отдохнуть и подумать.
   Так, судя по всему, плод так и не повернулся. Значит, придется помогать. И знаниями, и руками, как я вижу.
   Ну, приступим.
   Через час где-то мы с Буркой выглядели примерно одинаково -- в навозе и еле дыша. И глаза у нас обеих были мутные, и пить нам хотелось одинаково. Да и лежали мы бок о бок, а между нами -- крошечный по коровьим меркам, теленок с белой отметиной на лбу. Теленок был замечательным мальчиком, обещавшим вырасти в сильного быка. Я специально кое-что подправила в его родословной, чтобы не убили через год на праздник весны. Он мне как родной стал, первенец.
   Я услышала, как Бурка послала мне спасибо из всех своих последних сил, и принялась вылизывать малыша.
   Я предприняла попытку встать, которая почти увенчалась успехом. Да, сил я потратила немало, а мне еще в лес идти.
   Оглядев себя, я скорбно вздохнула -- плакал мой наряд компромиссный горькими слезами. Он был безнадежно, просто удручающе, испорчен.
   И запах, о этот милый запах навоза, крови и парного молока. Впору пойти утопиться, ибо вовек его не смыть ни с волос, ни с кожи.
  -- Марыся, выпей-ка отвару, жена принесла, - заботливо произнес Прокопович, подкрадываясь сзади.
   Верите, я бы его расцеловала в обе щеки, и жену его тоже, если бы у меня еще силы на лобызания оставались.
   Отвар из трав, которые дают уставшим путникам, выздоравливающим больным и умаявшимся ведьмам -- пустырник, мята и крепкая доля первака.
   Жаркий, обжигающий ком прошелся стенками желудка и разлился теплом во всем теле.
   Хороший первак, правильный, на полную луну выгнанный, вмиг может поднять мертвого в неразбавленном виде. Сдобренный успокаивающими травами и разбавленный водой, он придавал достаточное количество сил, чтобы стоять на ногах с достоинством.
  -- Спасибо, староста, это как раз то, что нужно! - важно кивнула я головой и медленно двинулась на выход со двора, бросив через плечо хозяевам -- Плату сами занесете, завтра пополудни буду ждать. Размер знаете, где я живу -- тоже. Рекомендую не опаздывать.
   Гордо и величаво плыла я по селу, неся себя, измазанную результатами стремительных коровьих родов, а все вокруг почтительно расступались. Хотя, возможно, это была реакция на запах.

Записка четвертая. Вызов на дом

   Уже полгода я жила в этом месте. Многое изменилось, многое осталось неизменным. Как и вообще в жизни каждого.
   После тех родов у коровы Бурки я, сама того не знала, завоевала деревню одним своим видом. Так мне, посмеиваясь, заявил позже Прокопович. Сказал, что когда городская фифа в невообразимой одежде почти полностью залезла корове в... хм... ну, то самое место, все поняли, что ведьма сильна и работы не боится.
   А еще был случай, когда кузнец местный ко мне заглянул, чтобы я ему настой для удачной ковки дала, а я как раз дрова рубила. Вы бы видели, как он на меня пялился. А я что? Дрова-то нужны, порубить некому, вот и стала я с колуном к огромной куче, что мне давеча мужики презентовали.
   И как давай махать. Мне даже нравилось. Только клац! И полетели ровненькие дровишки в сторону. А когда особо толстый пенек был, я его переворачивала вместе с колуном и обухом по колоде била. Вот в такой момент меня кузнец Стефан и застал.
   Говорил потом по деревне, что я еще и напевала что-то. Ну, заговор для облегчения веса пела, я же все-таки девочка.
   А, и еще, за эти полгода у меня кто-то расшил все мои наряды, велики стали, причем все.
   Носила я их местной швее, чтобы ушила немного. Да и ношу я сейчас только удобное, красивого не напасешься, то раны перевязать после медведя лесного, то роженицу принять, то ногу вправить -- работа грязная, с кровью, мазями и настоями.
   Пришлось мне отказаться от много в своей жизни, но. Как оказалось, все это вполне приемлемые жертвы.
   Я не ощутила особой грусти от того, что сейчас ношу полотняную рубаху, теплую жилетку и широкие полотняные же штаны. Удобно, не марко, движения не сковывают. Туфли мои с красной подошвой оставили ту самую подошву на лесной дороге, когда я в яму с грязью после дождя угодила. Заказала у местного умельца добротные кожаные мокасины, крепкие и удобные, в них можно целый день ходить и ноги не стереть. Как-то попробовала.
   В общем, спросом пользовались мои услуги и умения, я не вылезала из лаборатории, варила снадобья и готовилась к зиме. Иногда звали меня на дом или сарай от пожаров заговорить, или от воровства товар перед ярмаркой.
   Тоже смешно пару раз получилось, когда мелкий воришка на ярмарке задумал стащить у жены старосты Явдотьи парочку пряников, на которые она была мастерица. Я бы и сама стащила, честно говоря, если бы меня не угощали ими регулярно. Вкусные, передать не могу.
   Так вот этот мелкий пакостник стащил пряник и только собрался его съесть, как является перед ним сама Мать, грозит ему укоризненно пальцем и говорит грозно "Будешь чужое есть -- отпадет все ниже пояса!". Он с перепугу пряник выронил и бежать вздумал, а за ним Мать перемещается и приговаривает -- Пойди, покайся!
   Так они до ближайшего храма и бежали. А там уж его братья-послушники приняли, да к старшему и повели. Увидел он сие безобразие, озадачился и назначил сорванцу покаяние в виде годичного пребывания в храме на черновых работах, а старосте и его жене виру отдали, в размере целого петуха, обитавшего в храмовых птичниках.
   Настоятель еще долго смеялся, расспрашивая, кто же это такой умелый, что так заколдовал удачно товар. Староста рассказал, что дескать ведьма новая, только после учебы. Похихикали вместе, теперь я еще и для храма заказы выполняю, городок от нас недалеко, а своей ведьмы у них нет. Так что я расширила зону своего влияния.
   Вообще, слава обо мне разошлась, и не самая плохая. Девки приходили гадать, я им на картинки расклады бросала, пока сходилось все. Женщины приходили, за сыновей да за дочек просили, обереги им делала.
   Работа за полгода кипела и пучилась. Интересно. Да и люди тут не так уж плохи, как я себе представляла. В меру суеверные, в меру -- пугливые, в меру -- любопытные, но теплые все какие-то, не злые.
   Пока я размышляла, помешивая в ступке несколько трав для сердечных капель, ко мне во двор явилась целая делегация.
   Прокопович пришел, но не один, а с незнакомым мне мужиком и двумя бабами. Обычные, одеты не броско, вежливые.
  -- Марыся, познакомься со старостой с Дальних Раздолов, это Серафим Прошто. Беда у них случилась, сходить помочь надо, больше некому.
   Серафим оценивающе на меня посмотрел и оглянулся на Прокоповича с сомнением во взгляде, как будто вопрошая "Эта, что ли?". Эта, Серафим, других не держим, мысленно ответила я старосте чужому и вопросительно на него посмотрела, дескать -- что случилось у вас, мил человек?
  -- Беда у меня, ведьма, да в двух словах не перескажешь, - решившись на что-то под перекрестными взглядами Прокоповича и моим.
  -- Миха, организуй нам попить чего-нибудь и поесть гостям с дороги, - произнесла я в пространство, не спуская взгляда с гостя.
   Как будто сами собой образовались в пространстве удобные плетеные кресла и невысокий столик, а на нем -- самовар с травяным взваром и плюшки с булочками.
   Гости выпятили глаза, только Прокопович усмехнулся в пышный ус, явственно пробормотав "Показушница". Он привык уже к моим фокусам, гости были впечатлены, а мы с Михой -- весьма довольны своим изобретением -- материализацией предметов. Такое возможно из-за тесного сотрудничества ведьмы и домового, совокупность сил, разных по природе, но направленных на одно простое действие, способны на зрелищные чудеса и значительно упрощение жизни.
   Просто в определенных местах двора и дома мы разложили заколдованные камешки, направленные на определенное действие, как например, поставить стол и стулья.
   Ну, а угощения уже Миха материализовал из своих запасов. Удобно жуть, как я раньше без этого жила?
  -- Так что там у вас случилось? - заинтересованно спросила я, когда гости чинно расселись и с опаской попробовали "волшебного" чаю с булками.
   К моему удивлению, говорить начала одна из женщин, сухонькая и благообразная, в белом платочке. И голос был ей под стать -- тихий и умиротворенный. Только чуялось мне, что если надо, то она этим спокойным голосом может чужую армию уложить, такая сила в ней чувствовалась.
  -- Уважаемая Марыся, не знаю как вас по батюшке-то, случилась у нас беда. Не так давно в деревню переехала семья, попросились жить в избе на окраине, пустовала та уже не первый год. Справная семья, муж, жена да двое детишек, одна девка на выданье, почти 16 ей, а второй -- шустренок десятилетний. Серафим и разрешил, лишние руки не помешают, да и куда их гнать дальше, ближняя деревня, не считая вашей, в днях пути, а в город они не хотели. К земле ближе просились.
   Рассказ тек мягко и неспешно, как вживую у меня перед глазами становились и пришлая семья, и их избушка, ожившая в первый месяц, и сама деревушка.
   Никак у женщины дар сказателя? Очень редкое ремесло, практического смысла не имевшее, если не странствовать по городам и селам, повествованием на хлеб зарабатывая. Но очень удобное, когда нужно красочно рассказать о чем-то.
   Вот она и рассказывает, что в этой семье начали происходить странные вещи, то крик ночами страшный с их двора раздается, то у соседей несчастья сыпятся один за другим, то дом со двором ветшать начал снова, как будто и не живет там никто, а моргнешь второй раз при взгляде на двор, и снова все в порядке.
   Странные дела, подозревают односельчане волшбу плохую, а разобрать, что к чему, не могут.
   Я предполагала уже, что это может быть, такие признаки характерны для смоктуна -- нечисти, живущей за счет жизненных сил окружающих. Как правило, они живут в людных местах, обычно выбирают города, где их шалости сложно увидеть и опознать. Но иногда селятся и в глухих местах, если слава о них уже расширилась и город -- не то место, где можно скрыться.
   - А скажите-ка мне, - перебила я сказательницу, - не умирали ли люди в последнее время у вас в деревне?
  -- Так как моровое поветрие пошло, первыми две старухи померли, что жили рядом с поселенцами. А потом младенец неподалеку, а потом -- подросток чуть дальше. И мужики гибнуть начали, двое уже из лесу не вернулись.
   Ну, все ясно, так и есть, смоктун у соседей поселился. И, судя по всему, не один, а с семьей.
  -- Так, мне нужно собраться, и пойдем, благословясь, к вам в гости. Да и к поселенцам вашим нагрянем, не хорошие дела у вас там, если тянуть, вся деревня сляжет, потом к нам может перейти.
   Я смотрела на испуганные лица своих гостей и понимала, что мне предстоит серьезное испытание. Не так просто от смоктуна избавиться, тем более если он силы берет постоянно из окружающего мира, а я -- всего лишь сельская ведьма.
   Но справлюсь, этому меня в Академии и учили.
  

Записка пятая. Встреча со смоктуном

   Выдвинулись мы ближе к вечеру, я настояла, чтобы в ночь прийти, мне нужно было оценить ситуацию на месте, а надолго из дома я предпочитала не отлучаться, контракт мой приносил весьма болезненные ощущения, если я уходила из дома вне своей территории на дольше, чем на три дня.
   Я же не знаю, сколько времени мне понадобиться, чтобы решить вопрос своих гостей. Прокопович с нами не пошел, у него своих дел полно, но на дорожку вздохнул нерадостно:
  -- Совсем там плохо все, Марыся?
  -- Да уж не хорошо, Прокопович. Смоктун там, а это та еще нечисть. Ты вот что, если не вернусь через три дня, дай знать в Магический Совет, пусть ведьмин круг пришлют. Если я не справлюсь, то и на вас может нечисть прийти, а это опасно для всех, и для молодых, и для старых. Его извести надо, та еще зараза.
  -- Хорошо, девонька, я все сделаю, но и ты себя береги, ты нам как свет в оконце, хорошая ведьма на вес золота, - по отечески поцеловал меня в лоб наш староста, смешно щекоча меня усами.
   Хороший мужик, и правда меня как дочку принял, за что я ему благодарна безмерно. Мой-то отец сгинул где-то давно, на бабку меня оставил, как мама умерла.
   Шли мы через лес уже, считай, затемно. В лесу смеркалось быстро. Притихшие мои проводники только глазами испуганно зыркали, а я прекрасно видела тропку, загодя попросив духа лесного помочь в прохождении через его территорию.
   Заговор несложный, но очень действенный. Всегда его применяю, если путь предстоит в темноте или по незнакомой местности.
   Вышли мы к деревне, когда луна уже разлила вокруг свое молоко. Свет, призрачный и нереально белый, давал отличную видимость, в низине село выглядело скоплением темных пятен, мало где огоньки светились в окнах.
   Я оглянулась на провожатых, нашла взглядом старосту местного и сказала:
  -- Серафим, покажи мне дом ваших гостей да и иди домой, а вам, -- обернулась я к женщинам, - уже сейчас пора домой, успокойте родных и сами спать ложитесь. Никого на улицу не выпускать, ходить на ведро, если припечет. Нечего под Луной вам сегодня делать.
   Они все согласно закивали, проникнувшись серьезностью ситуации и поспешили по домам. Серафим провел их тоскливым взглядом, но долг оказался превыше страха.
  -- Серафим, пройдись тихонько по дворам и предупреди всех, чтобы ночью из домов ни ногой, волшба сегодня здесь будет, нечего вам под раздачу попадать. Понял? - староста согласно и опасливо закивал головой. Ой, Серафим, мне и самой страшно, но работа у нас такая.
   Напустив на себя бравый вид, отбросив на спину косу, так не вовремя выбившуюся из сложной короны, сооруженной еще утром, я двинулась за местным старостой, посеменившим к другому краю села.
   Еще не доходя до дома, где поселилась предполагаемая нечисть, я поняла, что дело хуже, чем я предполагала. Она была не одна, вся семья была из смоктунов. Такого не бывало еще, насколько я знаю, об этом нужно будет написать в Академию обязательно. Феномен-то какой.
   Да, я знаю, что забалтываю сама себя, но это у меня нормальное состояние, когда мне страшно.
   Так, Серафим помчался по соседям с предупреждениями, а мне надо обезопасить себя от этой напасти, уничтожить ее до рассвета, воспользовавшись тем, что меня пока меня почуяли. Молодая полноценная ведьма для смоктуна -- это все равно, как если бы меня накачали сахаром по самое горло, взрыв, адреналин, и жажда деятельности. Высосет всю округу, если меня сможет достать.
   Круг я очертила вокруг себя, но это для безопасности. Еще же надо нечисть не выпускать из ее двора, так что, спеша со всех ног, я бросилась вкруговую, обводя дворище специальной солью, стараясь, чтобы она ложилась ровным и непрерывным кругом. Матушка, как же мне страшно. Аж зубы постукивают и суставы крутит. Но круг, обведенный и заговоренный, уже наливался силой, я это чувствовала.
   Стала на свое место, окончательно распустила волосы, провела по ним руками, растопырив пальцы, как гребень. В руках уже была призванная сила, и волосы засветились синеватым. Ведьмы -- это вам не просто заговор почитать.
   Я сняла обувь и босыми ногами впилась в землю, прося о помощи. Невдалеке протекал ручей, и к нему я воззвала. И вот уже от него ко мне потянулась чуть видимая прозрачная дуга, состоящая из тысяч и тысяч капелек, невесомых, но готовых поддержать силой в случае необходимости.
   Я зажгла небольшой огонек, уголек для которого был взят от очага Матери. Так, теперь призвать воздух в помощь и можно начинать в полную силу.
   Ветерок, чуть ощутимый в ночной прохладе, взметнул мне волосы в шаловливом порыве. Да, пришел помочь, спасибо тебе, знаешь же, что если я не справлюсь, то беда будет и для него, на месте жительства смоктунов даже воздух становится безжизненным, в буквальном смысле из него высасывают жизнь.
   Последний штрих, и я избавляюсь от своего одеяния, ведь моя кожа -- это тоже проводник энергий. Для слабой волшбы достаточно только рук, но для того, что требуется от меня сейчас, нужна вся площадь меня, если можно так сказать.
   Мягко и неспешно я начала свой распев:
   "А ты сестра моя, земля, помоги,
   А ты сестра моя вода, да приди,
   А ты друг мой, огонь, посмотри,
   А ты друг мой, ветерок, не останься в стороне.
   Стихии земли, огня, воды и ветра,
   Придите и помогите, нечисть сию узрите.
   Пришла нечисть в наши края,
   выжигает дочиста, выпивает досуха,
   отравляет землю, огонь, воду и воздух."
   Мой напев был самодельным, но суть отображал правильно, я должна была заручиться поддержкой стихий, чтобы говорить и творить от их имени, чтобы они знали, что не самоуправство творю, а борюсь с тем, что станет угрозой не только людям, но и силам природы. С каждым словом речитатива мой голос креп, а вокруг разворачивалось действие.
   Вот дуга из воды замерла, словно прислушиваясь, вот огонек на угле увеличился в размерах, вот порыв ветра начал набирать силу, а земля уже по колено поглотила мои ноги, обнимая и напитывая силой для каждого слова.
   В избе что-то почуяли и во двор выскочили четыре смоктуна, в этом я теперь не сомневалась. Страшные, полупрозрачные фигуры, в ночное время лишавшиеся своей человеческой оболочки, метались по открытому пространству, пытаясь вырваться из западни.
   Волосы мои уже горели синим пламенем и клубились у меня над головой, глаза стали светло-желтыми, я это знала по опыту. Кожа излучала зеленовато-белый свет, как и всегда при использовании силы стихий. Я сама становилась проводником и средоточием всех сил природы, главное, в такие моменты, не сжечь себя, ведь, потеряв контроль, можно умереть.
   Нас этому учили на втором, специализированном курсе и я поднаторела в практике под чутким руководством незабвенной памяти ведьмака Пахома. И нет, нас, молодых ведьмочек, не смущало, что мы нагими стояли пред глазами взрослого и довольно симпатичного мужика. Мы его боялись так, что воспринимать его как мужчину даже у оголодавших ведьм не получалось. А для него мы были расходным материалом, т. е. не людьми и, тем более, не женщинами.
   Зато учил он нас на совесть, спасибо, пригодилась наука.
   Но у нас начинается самое интересное -- нечисть поняла, откуда исходит опасность. Взгляд старшего, самого опытного и древнего смоктуна остановился на мне. Я знала, что различить в столпе света меня как отдельную фигуру он не сможет, но то, что работает ведьма, он понял.
   Он двинулся на меня, его семья, или кто они ему, пошли следом, как ведомые и я ощутила мимолетный холодок -- а вдруг не справлюсь?
   Но моя задача сейчас была не бояться и не сомневаться, а стать проводником и фокусом для стихий, что я и сделала, больно резанув себя по запястью заговоренным ритуальным ножом.
   И как только выступили первые капли крови, стихии приняли жертву, увидели цель и рванули на нечисть с неистовой силой.
   Я продолжала напевы, перейдя на старинный речитатив призыва и удержания, направляя и поддерживая с его помощью. Меня разрывало на части от плещущейся вокруг силы, но всю ее я пропускала через себя, чтобы с каплями крови она впитывалась стихиями.
   Смоктуны вступили в бой с четырьмя столбами разного цвета -- огонь, вода, земля и воздух рвали на части призрачные фигуры и поглощали их кусочек за кусочком.
   Бесплотные фигуры корчились в столбе пламени, тонули в синей воде, их душила земля и кружил в смертельном хороводе воздух. Уже когда последняя, четвертая, фигура нечисти исчезла в гудящем пламени, я осознала, что у меня получилось.
   Я смогла, юухууу, наверное. Теперь главное все грамотно закончить. Приложив плашмя нож к ране, я прекратила утечку крови. Речитатив сменился на колыбельную, напевную и древнюю, как сама Мать. Именно она, по легенде, придумала ее для усмирения разбушевавшихся стихий -- своих непослушных детей. И вот, как и всегда, колыбельная подействовала. Вновь у моих ног теплится маленький ласковый огонек, вот земля уже не удерживает мои ноги, а приятно холодит подошвы, вода вернулась в ручей, а ветер, взлохматив на прощание мои волосы, улетел спать на дерево.
   Я, ощущая себя вареным хлебом, опустилась внутри круга. Спать хотелось неимоверно, в воздухе ощущался близкий рассвет, но мне нужно было одеться и привести себя в порядок.
   Добропорядочных ведьм в таком виде не бывает, враки это. Еле подняв себя на ноги, подхватив свою одежду, я побрела к ручью, чтобы умыться и немного взбодрить себя. Одеваться я не стала, сначала в воду.
   Затылком я ощутила чей-то взгляд, обернулась в поисках нарушителя моего спокойствия, но никого не увидела. Странно. Может нервы разыгрались? Ну, то и не мудрено после такой-то ночки.
  

Записка шестая. Встреча на берегу

  
   Вода проточная дарила наслаждение и силы, так израсходованные в процессе волшбы. Я наслаждалась каждой каплей, впитывала кожей то блаженство, которое дарила моя любимая стихия. Как же хорошо быть чистой, избавиться от скверны внутри и снаружи.
   Вот думала я, направляясь в эти места, что придется встретиться с таким? Да ни за что! Я же готовилась бородавки сводить, даже жалко мне было, что знания, полученные на занятиях, пропадут или забудутся, а нет, вот пригодились. Бойтесь своих желаний, ага. Им свойственно сбываться, да так, что сам не рад будешь.
   Хотела применять весь арсенал полученный -- получите, распишитесь, Марыся, в собственном, так сказать, бессилии.
   Хотя нет, я как раз сильна оказалась. Я -- молодец, я справилась, и осознание этого бодрило не хуже ледяной воды из ручья возле забытой Древними деревушки.
   Из глубины души и сердца полилась песня хвалы Матери. Она расходилась кругами на водой, а на востоке победно всходило Солнце и такая ода казалась правильной, уместной и волшебной, я почувствовала ласковую длань на своей голове, и от благословения Матери стало еще теплее и радостней.
   Только вот, когда последние звуки затихали над водой, с берега, где лежала моя одежда, послышался голос.
   Мужской голос. А я голая по пояс в воде. А голос звучит от моей одежды. Пррррокляну!
   Я развернулась на звук да так и застыла с непередаваемым выражением лица. На берегу стоял мужчина. Что логично, учитывая именно мужской тембр, но я не так выразилась. Там стоял Мужчина! Выше меня на полголовы, если примерно прикинуть, ишире меня в плечах, что не так часто бывает.
   А еще, он на меня смотрел. И не тем похотливым взглядом, каким обычно мужики на голых девок пялятся, а с чистым восторгом. Таким, детско-неверящим. И, что самое удивительное, он этот взгляд не прятал совершенно, не стеснялся его, не пытался изобразить брутальность. Смотрел и говорил:
  -- Это же невозможно, чтобы такое сочетание красоты, таланта и силы в одной слабой девушке было!
   Это он обо мне? Ой, Мать, да я сейчас ему ребенка рожу на радостях. Так же не бывает! И мне даже не хочется прикрываться, я стою вся и как бы говорю "Ну, любуйся, добрый молодец, вот такая красота на твоем пути встретилась!". Что творится, Мать, Ты во что меня втравила?
   Я попыталась сбросить наваждение и напустить на себя прилично строгий вид:
  -- Так, потом любоваться станешь, выйти мне нужно и одеться, а после поговорим!
  -- То есть, ты мне потом позволишь полюбоваться? - насмешливо прозвучал его голос, словно и не было того восторга в глазах.
   Я опешила второй раз за утро, даже дыхание сперло от собственной оговорки, за которую он так умело ухватился. И разозлилась, ох и разозлилась я на этого... этого... как его назвать? Но сначала надо хоть грудь прикрыть, что ли.
  -- Так, отошел от одежды, отвернулся и замолчал, - громыхнула я на него весь свой гнев.
  -- Да пожалуйста, панночка ведьма, - хмыкнул этот негодник, отворачиваясь, и уже тихонько, как бы про себя, но я-то услышала, - такую красоту прятать -- преступление.
   И вроде мне стыдно должно быть, и неприятно, и вообще, виданное ли дело, мужик на девку голую пялится, а полыхнуло меня удовольствие женское от того, что нравлюсь, что заметил красоту мою и оценил мужским взглядом.
   Но ему я об этом никогда не скажу, вот еще!
   Я поспешно обтерла мокрое тело исподней юбкой, спешно натянула на себя рубаху, сарафан, кое-как заплела мокрые волосы в тугую косу, натянула мокасины свои. Оглядела себя по мере возможности -- вроде нормально все.
  -- Поворачивайся, негодник, знакомиться будем, - рыкнула я в могучую спину.
   И снова меня опалили его глаза. Карие с прозеленью, под широкими густыми бровями. И взгляд такой, до глубины души смотрит, и как будто нет на мне ни сарафана, ни рубахи. А стою я перед ним голая, как в момент рождения. Картина эта в глазах отображается, как запечатлелась.
  -- Меня Ставром зовут, а ты, панночка ведьма?
  -- А меня -- Марысей. По приглашению я здесь, а ты?
  -- А я по воинской службе.
   И тут я сообразила, что лысый он, как колено. Значит воин на службе, только их бреют во время призыва. Как я сразу не сообразила. Но его лысая голова так вписывалась в общий образ, что не вызвала никаких вопросов.
  -- Ты прости, Марыся, что подсматривал невольно, просто песню услышал, заворожила ты меня голосом, пришел глянуть, что за чудо такое и остолбенел. Не хотел я тебя смущать, честное слово, - а глаза смотрят с хитринкой, а я тону, тону в них, как в омуте.
  -- Да ничего, мне просто после волшбы надо было искупаться, а тут красота такая, да и энергия требовала выхода, вот и вырвалась песня Матери, - я, не смотря на то, что была смущенна от нахлынувших чувств, ни хамить ему, ни отшучиваться не хотела. Сказала как есть, без изысков, хоть может и не правильно это с точки зрения женского кокетства.
   Он помолчал тоже, задумчиво меня разглядывая. Вроде как наваждение схлынуло, и он сам не понимал, что же во мне его зацепило.
   А я воспользовалась моментом и разглядывала его, отмечая и нос кривой, в драке, видимо, сломанный, и руки сильные в татуировках, и широкую грудь, обтянутую рубахой, и ноги крепкие. Военная привычка стоять, чуть расставив ноги, шла ему неимоверно.
   Ощущение от него было такое, что я знаю его сто тысяч жизней, и в каждой нас с ним связывала особая история.
   Внешность его была обыкновенной для воина -- ритуальные татуировки, роспись на руках, лысая голова, могучая фигура и лицо -- все по отдельности было обыкновенным. Но стоило ему просто на меня взглянуть, и меня начинало тянуть ему, как при сильном волшебстве. Я понимала, что если он протянет сейчас руки ко мне, то мне будет стоить неимоверных усилий устоять, сдержаться, не упасть, как крепость вражеская, ему на грудь.
   От таких чувств хотелось оказаться где-то далеко от него, в одиночестве подумать и разобраться. И в то же время, мысль о том, что он куда-то денется сейчас, причиняла почти физическую боль.
  -- Марыся, с чем столкнулась ты в эту ночь? Я прибыл по запросу местного пана Крижацкого, он говорил, что на его землях нечисть какая-то завелась, три поселения дальних моровое поветрие убило, следы сюда привели. А ночью волшба была сильная, я так понимаю, твоя. С чем боролась и что мне в отчете писать?
  -- Напиши, Ставр, что смоктуны были, четыре штуки, семейка, что раньше за ними не водилось. Я и сама в Магический совет собиралась писать, если выживу. Вот теперь придется. Их я уничтожила, но странно, что они вообще здесь объявились, да еще в таком количестве, обычно они одиночки.
  -- Сильнаааа, - протянул Ставр задумчиво, оглядывая меня, словно впервые увидел. - Сталкивался я со смоктунами, когда с ведьмой в паре работал во время войны. Их тогда партиями насылали на нас ригойцы, так ведьма не справилась с двумя, полегла она тогда.
   На лицо как будто туча набежала, я сочувственно прикоснулась к его руке. Потом подумала, это ж сколько лет ему? Война с ригойцами была 12 лет назад, как раз на нее и ушел мой отец после смерти мамы. Да и сам пропал.
   12 лет назад мне было 11, соплюшка еще. А ему же сколько?
  -- Мне было 22 года, молод был, незрел, не сумел спасти, да ты и сама знаешь, сколько ведьм полегло на той войне, - словно прочитав мои мысли, произнес Ставр.
  -- Да, нам рассказывали в Академии. И отец у меня на той войне сгинул, не знаю, как и где, - тихо произнесла я, одернув руку с его, словно только заметив свой собственный жест сочувствия.
   Да что со мной творится? Почему я откровенничаю с ним, как с близким человеком?
  -- Так, мне в деревню надо, сообщить старосте, что задание выполнено, и домой выдвигаться. - я сбросила наваждение, попытавшись думать здраво.
  -- Пойдем, провожу, до села, поедим и двинемся в путь-дорогу, мне тоже пора.
   Я промолчала, да и что сказать. Слишком большие между нами молнии летали, чтобы разойтись просто так.
  

Записка седьмая. Ставр и странности

  
   Деревня высыпала вся, как только лучи солнца коснулись края леса. Мы со Ставром подоспели на бурное обсуждение вопроса, сгинула ли ведьма и что теперь делать. На месте дома, где жила нечисть, была выжженная земля, которая, теоретически, не будет зарастать еще очень долго.
   Наше появление вызвало ажиотаж, староста местный подбежал к нам, угодливо заглядывая в глаза попеременно то мне, то воину.
  -- Все в порядке, нечисть уничтожена, теперь смерти будут естественными, а не из-за нее, - выдавила я из себя глубокую мысль.
   Староста заткнулся на полуслове, о смерти сейчас ему слышать не хотелось. Спаси положение Ставр:
  -- Так, нам с пани ведьмой завтрак плотный организуйте, я ее провожу до дому, так что о провожатых не беспокойтесь, а есть хочется страшно. Пока мы завтракаем, напиши, Серафим, отчет для пана, что и как было, а то он беспокоился о вашем селении.
   Серафим закивал, быстро что-то шикнул в сторону баб, те засуетились, а сам староста направился к себе, писать и сочинять, я так понимаю.
   Завтрак удался на славу, тут тебе и яйца на сале жареные, и узвар укрепляющий, и овощи нарезанные, и карточка тушеная, и кролик в сметане. Деревня была зажиточная и щедрая.
   Плату мне также вынесли чин чином, да еще и корзину нагрузили с продуктами, как благодарность от жителей села. Корзину я подняла и крякнула, ставя обратно. Хотела возмутиться и отказаться, но Ставр молча меня отодвинул в сторону, взял ее как пушинку и гордо прошествовал мимо меня к лесу.
   Прощание с деревенскими вышло скомканным, им не терпелось обсудить произошедшее, а мне -- остаться с воином наедине.
   Вообще, мое общение с мужчинами не ограничивалось только хождением за ручку. Еще на первом курсе нам сказала одна из преподавателей, что сила ведьминская в полной мере раскрывается после сближения с мужчиной, так что многие прямо тогда и раскрыли свои силы. Я дотянула до третьего курса. Близость у меня случилась по глупости, если честно, и единственная реакция была -- ради чего я столько ждала?
   Парень, которого я решила осчастливить, такого счастья не понял. Был напуган, после всего быстро ретировался, а у меня осталось недоумение -- что это было и зачем люди ради этого страдают?
   Ну, главное было исполнено, сила поперла из меня, как на дрожжах. Я успокоилась. Нет, конечно, иногда, при взгляде на симпатичного парня или просто под влиянием погоды или романтического настроения, появлялось во мне эдакое томление, хотелось прижаться к кому-то сильному, почувствовать на себе крепкие мужские руки, но это было вполне в рамках и я легко могла это все пресечь.
   А сейчас даже не томление я чувствовала. Сердце обрывалось и замирало только от одной мысли, что он возьмет меня за руку. Или обнимет. Или накроет руками всю полностью, как маленькую девочку.
   Разве так бывает? Разве бывает ТАК?
   При этом, вся бушующая во мне страсть никак на поверхность не выливалась. Мы просто шли и общались обо всем на свете.
   Он рассказывал о своих походах, при этом выбирая смешные истории походной жизни. Я вспоминала случаи из Академии, не могла не рассказать о своих первых родах и торжественному шествию по деревне туда и обратно в день знакомства, фееричного, я бы сказала.
   Смех у него был добрым, заразительным. Я смеялась вместе с ним, наслаждаясь каждым моментом.
   Лесной дух, почувствовавший момент, проложил нам легкую, но более длинную дорогу. Я ухищрения заметила и мысленно сделала себе зарубку, чтобы не забыть выставить духу угощение за такое сочувствие.
   Но, сколько бы дорога не тянулась, вышли мы к моему дому, о чем я и сообщила Ставру.
  -- На угощение пригласишь, Марыся? - повернулся ко мне Ставр, прервав рассказ на полуслове.
  -- А заходи, гостем будешь, - распахнула я калитку, произнеся ритуальные слова гостеприимства. Теперь и дом, и домовой сделают все, чтобы воин чувствовал себя хорошо, был сыт и отдохнул как полагается.
   Ставр замер на мгновение на пороге моих владений, временных или постоянных -- то покажет время.
   Он внимательно осматривал участок, дом, садик и лекарский огородик, которые видны со входа.
   Было заметно, что ему нравится мое владение. Я провела его в дом, где Миха уже с нетерпением ждал.
  -- Миха, отправь голубя в деревню Прокоповичу, пусть знает, что я дома и скажи, что все объяснения и рассказы -- завтра, - отдала я распоряжение домовому после представления гостя.
  -- Хорошо, пани ведьма, - послушно проговорил Миха и исчез, как будто почувствовав, что он лишний.
   Ставру понравился мой домик, он с наслаждением вдыхал запах трав, трогал милые моему сердцу безделушки, оценил надежность и монолитность мебели и те вещи, которые я создавала сама для придания уюта -- коврики, вышитые подушки, покрывало на скамью, скатерть белоснежную на столе.
   Он ничего не говорил, но чувствовалось, что ему нравится. Странное ощущение, чувствовать другого так сильно.
   Вообще, эмпатия у меня была развита довольно сильно, но чтобы вот так с головой, не разделяя, где мое, а где его -- так впервые.
  -- Хорошо у тебя, Марыся, уютно так, и пахнет травами, - повернулся ко мне Ставр с доброй улыбкой на лице.
   Я зарделась, как девица на выданье. Приятно так было от похвалы, как будто взрослый по голове погладил.
  -- Давай обед накрою, отдохнешь с дороги, - засуетилась я.
  -- Да по времени скорее ближе к ужину, - хохотнул Ставр, и направился мне помогать.
  -- Сиди, у нас с Михой свои секреты полезные есть, - махнула я рукой на гостя и активировала на столе камешек с едой.
   Тут же появились изысканные яства, приготовленные загодя и запечатанные с помощью нашего с домовым сотрудничества.
   Ставр крякнул от удивления, я загордилась. Повернулась к корзинке с крестьянскими дарами, начала распаковывать -- чего там только не было. И птица, и свинина, и овощи, и молочные продукты.
  -- Миха, позаботься о гостинцах, пожалуйста, - проговорила я в пространство и корзинка с содержимым поплыла из комнаты в подпол.
  -- Воспитанный домовой у тебя, чем застращала? - проводил взглядом корзину Ставр.
  -- Не поверишь, просто подружились, - улыбнулась я своим воспоминаниям о легких боевых действиях с домовым по началу.
   Ставр не поверил, видимо уже раскусил мой характер, но допытываться не стал, принявшись за еду. Я последовала его примеру, после прогулки по лесу хотелось есть зверски.
   После ужина-обеда мы вышли во двор. Там, на поляне под старой липой, уже стояли два кресла с накинутыми пледами, столик с чайным набором.
   Я мысленно послала Михе спасибо, зная, что услышит и оценит всю степень моей благодарности.
  -- Мне бы сполоснуться после дороги, - проговорил Ставр, оглядывая великолепие гостеприимства от моего домового.
  -- Миха, проводи гостя в уборную, - все так же в воздух сказала я и материализовавшийся домовой повел Ставра в мою уборную, демонстрировать прелести цивилизации, так сказать.
   Я почувствовала какую-то неловкость, оставшись наедине со своими мыслями. Это ж и мне надо сбегать искупаться, я-то понимаю, что дальше будет, а я в дороге целый день, и ночь не спавшая, да еще и работала. И пусть ручей наполнил меня силой, но, казалось, это было в другой жизни, много-много жизней назад.
   А сейчас придет мой мужчина, сядет рядом и мы будем неспешно беседовать. Или молчать. А потом пойдем в спальню. И тут мои фантазии прерывались, потому как представить, что все будет так же уныло, как и в первый мой опыт, я не могла, а нафантазировать что-то другое -- не хватало опыта.
   Ставр вышел в чистой рубахе, на голове блестели капли воды, штаны свободно болтались, не заправленные в сапоги. Миха где-то раздобыл домашние тапочки нужного размера, за что получил еще один посыл благодарности.
  -- Пойду и я, пожалуй, искупнусь, а то ручей был давно, хочется в теплой воде поплескаться, - подхватилась я и покраснела, вспомнив про ручей и себя во всей красе.
  -- Я здесь буду, - покраснел и Ставр, хотя в его проявлении это выглядело странно.
   Быстренько сбежав со двора, я бросилась в душ, стараясь смыть прохладной летней водой весь тот огонь, что меня сжигал.
   Кажется, так быстро я никогда не купалась. Казалось, нельзя и на секунду расстаться, чтобы не спугнуть мгновение, ту близость и связь, что у нас появилась.
  -- А вот и я, заждался? - глубокомысленно спросила я, появившись во дворе в домашнем костюме еще студенческих времен -- коротких, чуть за колено, штанишках и свободной рубахе до колена.
   Таким жадным взглядом меня опалил Ставр, что я испугалась, что все случится прямо здесь и сейчас. Но он взял себя в руки и улыбнулся:
  -- Заждался, Марыся, садись, тут так хорошо у тебя, что двигаться не хочется.
   Я облегченно села, так как ноги уже слабо держали. Закат, открывающийся с нашего места, заливал всю округу красным, но это было умиротворяющее тепло, расслабляющее после долгой дороги и тех событий, что произошли. Беседа не вязалась, мы уютно молчали, пока Ставр не решил прервать тишину:
  -- Знаешь, Марыся, я такого никогда не чувствовал, как к тебе -- страсть, нежность, желание и безмерное счастье рядом с тобой. Ты мне очень нравишься, ведьма, так сильно, что у меня внутри все сжимается. Я любил многих женщин, они любили меня, но такое чувство -- впервые. И я бы уволился со службы, и жил бы с тобой в этом доме, в этом лесу и был бы безмерно счастлив. Но есть одна проблема -- я женат.
   Я слушала, кивала и радовалась ровно до последних слов. Замерла. Не дышу. В голове сразу водоворот мыслей. Что? Как? А я?
   Ставр замолчал, ожидая моей реакции, при этом не глядя на меня, все так же взирая на кромку леса, выкрашенную в алый. Теперь этот красный стал зловещим и тревожным.
   Я молчала тоже, думая, пытаясь осознать. Поверить. Почувствовать. Внутри словно леденело все. Именно так становятся теми ведьмами, которыми пугают детей и взрослых. Я такой быть не хотела. Я смотрела на мужчину, в которого влюбилась, на мужчину, который был во всех моих прошлых жизнях, и сожалела, что не дождался, не понял, что я еще появлюсь в его жизни.
   Я -- ведьма, нам законы не писаны, у нас свои законы и правила. Мать дала нам такое право. Кто я такая, чтобы не использовать свое право на маленький кусочек счастья?
   Я поднялась, все так же молча. Ставр напряженно вглядывался уже в мое лицо.
  -- Пойдем, воин, у меня есть право на эту ночь, и я им воспользуюсь сполна. Не забирая у жены, но даря себе счастье, - протянула я ему руку, и поняла, что меня могут осуждать все люди вселенной, но я -- имею право.
   Воин молча поднялся, как завороженный. Но не было моей магии в данном действе, просто было желание двух сердец, обретших друг друга в темном лесу в самой далекой глубинке нашей страны.
   Так же молча мы дошли до моей спальни, не разговаривая более впились друг в друга, как изголодавшие путники в кувшин с водой.
   Мы были друг для друга в эти моменты всем -- водой, землей, огнем и воздухом, всеми стихиями, сплетавшимися в диком извечно танце страсти.
   Его губы и мои, сплетение рук, заглушенные стоны и крик радости -- все это было в ту ночь, и сама Луна была тому свидетелем.
   Ты довольна, Мать? Вдали послышался тихий смешок. Тоже, наверное, ведьмой была наша праматерь.
  

Записка восьмая. Деревенская жизнь

  
   Как-то нахлынули на меня сегодня воспоминания. Уже два месяца, как ушел от меня Ставр, исполнять службу и любить жену. Утро после бурной ночи выдалось холодным и нарочитым. Мне было неловко, стыдливость какая-то, Ставр был задумчивым и отстраненным.
  -- Только не говори, что я первая, с кем ты изменил жене, - не выдержала я его отстраненности и пошла в наступление.
  -- Не первая, - согласился мужчина, - но впервые -- так. Душу я здесь оставляю. Марыся, с тобой -- моя душа.
  -- Очень романтично, воин, нечего сказать! - фыркнула я в подушку. - Иди с Матерью, пусть она тебя охраняет. Я на тебя зла не держу, увидимся мы вряд ли, но спасибо, что показал, как может быть и к чему стоит следовать.
  -- Марыся, если бы я встретил тебя раньше... Но ты обязательно будешь счастлива, слышишь? Я тебе обещаю, что ты будешь самой счастливой!
   На том и порешили. Он ушел, я осталась.
   Тот день я пролежала в постели. Приходил Прокопович, жаждавший подробностей о смоктунах и лицезреть меня живой. Я не могла встать. Я страдала. Самозабвенно, изнуряюще и с наслаждением. Меня то бросало в жар от воспоминаний о ночи, то я рыдала, осознавая, что счастье было так близко. То я радовалась, что даже в пылу страсти успела проговорить заговор от нежелательной беременности.
   Был у меня соблазн родить от него ребенка, милую девчушку, но я загнала эту мысль поглубже. Нет, обрекать ребенка быть без отца я не хочу. Да и Ставр заслуживает быть отцом, а лишать его этой радости я не вправе.
   И не спросила, есть ли дети там... Да и какое это имеет значение? Все, ушел и ушел.
   Так я решила уже на следующее утро, вскочила бодрячком, напугала Миху своей бурной деятельностью и с тех пор старалась не позволять себе мысли о воине, подарившем мне счастье.
   Но иногда накатывала тоска, моя ли, его -- кто знает, ведь моя эмпатия по отношению к нему не ушла и я правда часто чувствовала его, а иногда даже видела картинки происходящего с ним. Такие проявления были внезапными и не поддавались логике, так что со временем я смирилась.
   К обеду, когда я задумчиво постукивала пестиком в красивой малахитовой ступке, хандра начала отступать, но окончательно ее прогнал Прокопович, пришедший с официальным визитом.
  -- Марыся, у меня к тебе дело есть, так сказать, деликатное, - похрюкивая в усы, пытаясь сдержать смех, сказал староста.
  -- А чего это ты такой веселый, Прокопович? - подозрительно поинтересовалась я, вытирая руки фартуком.
  -- Ой, Марыся, я так давно не хохотал, хоть и дело-то серьезное.
   И рассказал. Спустя короткое время рассказа, гогот на дворе стоял знатный и мой, и старосты слились в один. Даже подслушивающий Миха неприлично ржал с крыльца, где устроился на солнышке.
   История, рассказанная Прокоповичем, на самом деле, была серьезной и могла нести довольно жесткие последствия для участников, но то, как это было в жизни на данный момент, не могло не вызвать истерического смеха.
   Значит, жили-были в нашей деревушке две сестры, Ганька и Стешка.
   Старшая, Ганька, вышла замуж за хорошего парня, работягу, построившего дом для молодой семьи на участке, выделенном старостой. Родила Ганька ребенка, в помощь ей забрали из дома младшую, Стешку, так и жили они втроем. И вот Миру, как звали мужа Ганьки, придумалось поехать в город на работу. Он был знатным плотником, руки золотые, пан предложил хорошие условия. Но забирать с собой молодую жену с ребенком было пока некуда, так что поцеловал он на прощание сына и жену, да и отправился, благословясь.
   Девчата стали жить вдвоем да с ребенком. Тут уже и Стешка в пору вошла, нашла себе парня по нраву, а так как в доме родителей ее еще семеро по лавкам, а своего дома у милого сердцу не было, он у нас в селе пришлый, с деревенскими с ярмарки пришел, чтобы на сезонных работах подсобить, то стали они жить в хорошем доме Мира и Ганьки.
   Мир регулярно присылал с оказией деньги и подарки жене и сыну, но сам приехать не мог, работы было много, отправили его на дальний панский двор новые хоромы строить.
   И тут заметили бабы наши, что у Ганьки живот растет, она, как Стешка, ждала ребенка. Но Мира дома уже год не было. Кто же отец? А отцом оказался муж Стешки, который бегал от одной сестры к другой.
   Скандал между сестрами вышел знатный, с тяганием за косы и криками на все село.
   Но жить продолжили все вместе, только разделили дом Мира на две половины сестры.
   В конце осени родили по ребенку, кто-то из нашего села сообщил Миру, что жена-то его уже второго родила.
   Мир бросил все, примчался, оттаскал за косы жену, ее сестрицу, приймака Вало. Схватил Ганьку и бросился в храм за разводом. И тут ему настоятель и говорит, что мол, так и так, измена на лицо, но разводить не можем, так как ребенку еще года нет, а кто отец -- неизвестно. За дитем малым пригляд нужен, отец и мать потребны, так что, милый мастер Мир, быть тебе его отцом, так как ты в храме союзом с этой женщиной сочетался. И еще, дорогой мастер, тебе на содержание этого ребенка надобно платить каждый месяц жене своей, ибо дите есть хочет, как и старший твой.
   Плюнул Мир, напоследок наподдал еще жене да и умчался деньги зарабатывать, чтобы двоих детей содержать.
   Решил для себя, что приедет через год и разведется с непутевой женой, чтобы не покрывать себя позором.
   В определенный день, спустя время, возвращается Мир в деревню за разводом. А его жена -- беременная. Мир аж почернел весь, за руку ее и в храм к настоятелю, вод, дескать, результат измены и ее подтверждение, разведите срочно.
   А настоятель, хороший, в общем-то, мужик, разводит руками -- пока беременна -- нельзя, и потом нельзя, пока ребенку года не будет, дитятке отец нужен.
   Ганьке -- как с гуся вода, а Мир чуть припадок не заработал. Это ж и на неродившегося еще ребенка уже деньги надо зарабатывать.
   Он Ганьке кулаком пригрозил, отмутузил Вало, и умчался к пану, у которого завоевал авторитет уже, ходил в любимчиках и заимел свою бригаду плотников и столяров.
   Постановил, что вернется к сроку, когда развод будет возможен. С тем и уехал.
   В общем, сейчас, когда Прокопович хохотал у меня во дворе, история повторялась пять раз. Теперь, по всем официальным бумагам, Мир отец шестерых детей, одного своего, и пяти -- от Вало.
   И теперь Мир готов заплатить мне определенную сумму золотом, как скопить удалось, неизвестно, при таком-то количестве детей, чтобы я определила, что Ганька носит ребенка не от него, чтобы их наконец-то развели. Да и на остальных детей сделала анализ, и если старший его -- он его с собой заберет, а остальных пусть отец содержит.
   У отца, пришлого Вало, от двух сестер родилось 9 детей. Пять -- у Ганьки, четыре -- у Стешки.
   Я, пока вытирала мокрые от смеха глаза, уже собирала сумку с травами для проведения исследования. Жалко мне было Мира этого, я его не застала еще, конечно, но Прокопович хвалил мастера за золотые руки, мягкий, покладистый характер.
   Вало же, как пришел нищим, таким и остался, только детей наклепал. Вся их странная семейка жила на деньги Мира, даже огород ленились посадить. Во дворе, да и в доме, грязь развели и бардак. Дети бегали голодные, плохо одетые, их соседи подкармливали.
   Эх, чего на свете только не бывает.
   Собрала я свою рабочую сумку и выдвинулись мы с Прокоповичем в деревню. Нужно сказать, что определение родства -- довольно зрелищное мероприятие, так что забава ждала всех присутствующих.
   Прибыв на место, я строго оглядела присутствующих. Горе-мать и предполагаемый отец, он же муж сестры смотрели на меня волком, ведь от меня зависело их благополучие и безбедная жизнь за счет рогоносца.
   Муж, который платил алименты на все семейство, выглядел мрачно и решительно. Если мое ведовство покажется ему не убедительным, он готов был решить дело более кардинально, и я это видела.
   Детвора же бегала вокруг, только самый младший жался к огромному животу мамки, в котором зародилась новая жизнь, мешающая окончательному разводу.
   Также присутствовала вся деревня, ведь любопытство выгнало из домов всех, даже старуху Матрену, не выходившую из своего домика даже на праздники и похороны уже лет пять.
   Священнослужитель, приехавший по такому значительному поводу из города, приветливо махнул головой, мы были знакомы по своим хозяйственно-ведьминским делам.
   Оглядев всю толпу, я начала распоряжаться -- зрителей -- в одну сторону и тихо чтобы было, участников -- в другую сторону.
   Все притихли, когда на принесенный заранее стол я начала расставлять чаши медные, порошки и зелья для работы.
   Особый ажиотаж вызвала огромная игла с рубиновым наконечником. Длинная, тонкая и острая, с небольшим драгоценным шариком на навершии, она являлась необходимым инструментом для магии крови, которую мы и будем сейчас наблюдать.
  -- Мать определять нет нужды? - деловито повернулась я к священнику.
  -- Нет, пани ведьма, мать нам известна. Дорогие прихожане, мы собрались здесь, чтобы определить отцовство для этих отпрысков и еще не рожденного ребенка. В случае, если отцом будет признан не законный муж Ганьки, Мир, а муж ее сестры, Вало, то Ганька будет наказана согласно законам нашей страны за обман, мошенничество и супружескую измену, Мир получит от нее компенсацию, а дети, если настоящий отец или другие родственники не возьмут их под опеку, будут переданы храму на воспитание! - обратился пан священник к пастве.
   Та соглашаясь, одобрительно загудела. Зная трепетное отношение храма к детям, все понимали, что для последних это будет лучшим выходом. И вырастят, и выучат, и профессию дадут.
   Сами же виновники всей аферы смотрели волками, Ганька даже попыталась заголосить, потом кинулась к моему столу, чтобы вцепиться в мои волосы. Методы переубеждения ведьмы не сработал. Я на нее просто зыркнула, она и застыла столбом, только глаза зло сверкали.
  -- Всем молчать, не переговариваться, не мешать в работе, - громко крикнула я, так что голос в гробовой тишине разнесся по всей площади.
   Вот и чудненько, одну заколдовала, остальные сами замерли. Вообще, после изгнания смоктуна и ночи с ... с Ним, сила моя выросла в разы, сама это чувствовала, и окружающие, видимо, тоже.
   Я насыпала в первую чашу порошок из первоцвета, шерсти черного кролика, перемолотого камня истины и чертополоха, капнула туда же каплю настойки из особых грибов, взяла иглу и двинулась к Миру.
   Он стоял, не шелохнувшись, справедливо рассудив, что капля его крови -- малая цена по сравнению с тем, сколько крови из него выпили его предполагаемые родственники и жена.
   Взяв его натруженную руку в свою, я легонько сжала его пальцы, выражая поддержку и успокаивая. Он выдохнул и расслабился почти ощутимо. Вот и хорошо. Уколов его палец, я выдавила каплю крови в чашу.
   Первый этап пройден. Теперь остальные чаши, количеством шесть штук, по одной на каждого ребенка, также стоит наполнить специальными ингредиентами.
   Здесь порошок брался другой, в состав которого входили уже шерсть белого кролика, лаванда, смесь мяты и папоротника, а в качестве жидкой составляющей -- масло конопли и медвежьего ореха.
   С детьми работать -- одно удовольствие, конечно, они боятся, кричат, вырываются. А мне клиент нужен расслабленным и спокойным, чтобы адреналин в крови не спутал результаты анализов.
   Пришлось в последнюю чашу насыпать немного реагентов, безобидных, но способных на зрелищное действо -- из чаши начали вылетать бабочки. Разноцветные, огромные, они кружились над столом и летели дальше, а завороженные дети и взрослые наблюдали за этим чудом, раскрыв рты.
   Маленький укол в палец остался незамеченным даже самым младшим из родившихся, что мне и было нужно.
   Свидетели в лице старосты и священника остались беспристрастными и на волшебство не обращали внимания, следя за моими действиями, что мне и было нужно для законности анализа.
   Остальные -- меньше видят, крепче спят.
   И вот он наступил, момент истины -- я по капле добавляла смесь с кровью Мира в чаши с детьми.
   Здесь стоит объяснить непросвещенным, что в случае, так сказать, положительного анализа на отцовство, над чашей начинал клубиться белый дым, а если кровь отца отсутствует, то дым, соответственно, черный.
   Вот первая чаша с кровью самого старшего, предположительно -- сына Мира. Дым стал черного цвета. Вот же...падшая женщина!
   Мир сдавлено выдохнул. Так, не отвлекаюсь на эмоции, священник все зафиксирует и без меня, есть у них такая возможность.
   С остальными же пятью результат более, чем предсказуем. Дым у всех стал черным.
   Местные поселяне дружно выдохнули, когда я начала собирать свой скарб. Все, волшебство закончилось, всем спасибо, так сказать, все свободны.
  -- Где расписаться, пан отче? - обратилась я к священнику.
  -- А вот здесь, пани ведьма, вот тут и еще здесь, - священник выглядит довольным, как кот, объевшийся сметаны.
   Все, мое дело здесь закончилось, можно и домой идти, пусть теперь сами разбираются с такой ситуацией.
   Мир стоял, сжимая кулаки и в этом миролюбивом и хорошем, по большому счету, человеке, чувствовалась настоящая слепая ярость. А вот это уже не хорошо.
   Испортила Ганька мужика, ох и испортила!
   Я молча подошла к Миру, посмотрела в его глаза, сейчас ставшие белыми от ярости.
   Нельзя мужика в таком состоянии оставлять, плохо это и для него, и для окружающих.
  -- Мир, посмотри на меня, - тихо произнесла я, все так же пристально глядя на него.
   Белые невидящие глаза заглянули мне прямо в душу. Вот, а теперь, милый мой, начнется настоящее волшебство.
   Волосы мои сами собой расплелись и взвились. Кто-то в толпе ахнул. Тихо, все только начинается.
   Над Миром появилась тучка, небольшая, но ему хватит. Вода, призванная мной, окатила его с ног до головы, чуть не утопив. Ничего, очищение магической силой -- это всегда неприятно. А теперь -- ветер. Ну, задыхаешься немного, переживешь, зато жить будешь, как человек, а не зверь раненый.
   Огонь, конечно -- дело неприятное, но задымившаяся рубаха -- дело поправимое. Так, закрепляем матушкой землей, чтобы силы в тебе прибыло, пережить такой позор на твою головушку. Вот так, вытаскивай одну ногу, вторую. Так там по колено всего, давай, милый, ты теперь можешь и это.
   Мир смотрел на меня как... ну, как на ведьму, видимо.
   Я быстро оглянулась по сторонам -- рвать меня от ужаса никто не будет, а то мало ли, поддалась душевным порывам на виду у людей магичить начала, силу свою показала.
   Ой, я даже умилилась. С таким восхищением и гордостью смотрели на меня мои деревенские. Мол, вот она -- ведьма сильная, а наша. Сами рОстили, воспитывали, так сказать.
   Вот хорошая мне деревня попалась, все здравые. Ну, кроме Ганьки.
   Мир пришел в себя, пока я взаимно умилялась деревенским. Бросился в ноги, руки целовать начала, благодарить что-то. Не люблю такого, да и устала.
   Поймала на себе понимающий взгляд священника, коротко ему кивнула, бросила взгляд на Прокоповича, отрицательно махнула головой на предложение проводить, да и пошла домой.
   Гордо и торжественно, ага, вечно я из деревни уползаю на пределе сил.
   А дома -- дома хорошо, Миха вкусненьким угостит и спать, спать, спать.
  

Записка девятая. Сильные мира сего

   История с определением родства и моим последующим колдовством получила широкую огласку и ко мне потянулась вереница страждущих, еще больше, чем была. С соседних сел поступали заказы, даже в панский дом приглашали, ну, там дело плевое оказалось.
   Племянник пана приехал погостить да и решил поправить свое положение финансовое, украв дорогущую вазу заморскую.
   Для того, чтобы узнать, кому принадлежит ваза, пригласили сыщика из города, он и указал на племянника. Дело в том, что наглый молодец решил сыграть на опережение и подал заявку в полицейский участок, что так мол и так, родственники дорогие украли у меня дорогую вещь, и я ее нашел у них в имении. Сыщик приехал, провел свои манипуляции и подтвердил -- вот, все указывает, что данное изделие заморских мастеров действительно собственность молодого проныры. Ну, в протоколе было записано "пана М.", проныра -- это уже мое определение.
   Хозяева, мягко говоря, были обескуражены. Как так, ваза передавалась из поколения в поколение в семье, а тут -- такой результат. И кухарка их, видя шок хозяев, предложила позвать меня, мол, ведьма сильная в деревне дальней завелась, молодая, но уже себя проявила.
   Тут пан про смоктунов вспомнил, кто-то из соседей про историю Мира рассказал, и решили сильные мира сего пригласить меня в имение.
   Миха, мой верный домовой, провожал меня со слезами на глазах. Пан-то у нас нормальный, а вот его пани -- ох, еще та штучка. Переживал домовой, что если попаду под плохое настроение властительницы земель этих, то не будет у нас больше властительницы.
   Знал уже мой крутой нрав. Ну, это я так для себя решила, видя его терзания.
   Оделась я в нарочито деревенском стиле, решив, что лучше пусть недооценят, чем сразу всю красоту и мощь им продемонстрировать.
   Миха не оценил, только укоризненно помотал головой, а Прокопович, вызвашийся отвезти меня лично, только крякнул удивленно.
   А что, длинный в пол сарафан, беленая рубаха под ним, лапоточки, местными умелицами плетенные, но апогеем всего стал платок. Я, невзирая на деревенские правила, голову не покрывала никак. Волосы собирала, когда не ведьмовала, а так -- оставляла себе возможность создать новый стиль смеси городского и деревенского. Главное, чтобы удобно было.
   В котомку же сложила свои городские добротные вещи, в которых ходила на прием в ратушу в честь нашего выпуска. В таких одеждах можно было и за панский, и за царский стол.
   В общем, прибытие мое было запоминающимся. Из брички я вылезала боком, так как сарафан не предполагал поднятий ног, если я не хотела показать всем столичные панталоны, которые поддела под сарафан. Справедливо рассудив, что под подол мне лезть никто не будет, я оставила удобное белье, тем самым выбиваясь из образа.
   Так вот, бочком, а потом и задом вперед полезла я, кряхтя и немилосердно охая, вполне, кстати, оправдано, так как растрясло меня знатно.
   И вот выходит сам пан со своей пани, а им навстречу -- мой зад в веселенький розовый цветочек. Они впечатлились, чуть обратно меня не отправили.
   Но заверения моего старосты в том, что пани ведьма действительно сильна и сможет решить их вопрос заставила их погодить с высылкой нерадивой меня.
   Я же, в процессе разбирательств, незаметно оглядывалась и то, что я видела, веселило меня неимоверно.
   Пани хозяйка, стареющая дама, отчаянно отказывающаяся это принимать, наставляла мужу рога. Вон они, виднеются на тонком уровне, не один год росли. Ой, нужно на обычное зрение переходить, а то начну неприлично ржать, разглядывая симпатичного, в принципе, мужчину, с ветвистыми, любой олень позавидует, рогами.
   Так, а вот и родственник, в воровстве обвиняемый, ради такого случая, как разбирательство, пожаловал в имение.
   Вот он на тонком уровне без рогов, что понятно, он пока не женат, но не так прост, что-то экранирует. И на меня взирает насмешливо, дескать, прибыло чудо, а сама -- деревня деревней.
   Поздоровавшись, чин чином, я испросила разрешения взглянуть на предмет споров.
   Меня с готовность проводили в гостиную, где пока, до выяснения всех обстоятельств, оставили вазу. Красота. Очень тонкая работа, вензеля и фарфор тончайший, кажется, чихни на нее -- треснет, но на самом деле прочнее металла. Таким мастерством славились мастера древности из далекой страны, сейчас так не умеют, тем и дорога ваза.
   Окинула взглядом присутствующих -- все готовы внимать. Хорошо им, а вот мне с чего начать, с основного разоблачения или с побочных?
   Ладно, пойдем привычным путем, хотя картинка у меня в голове уже начала складываться.
  -- Кому из двух сторон семьи принадлежала ваза? - спросила я у пана Ржамского, как у самого адекватного, несмотря на рога.
  -- Моему, пани ведьма, моего прапрадеда вещь, - ответил он, подняв руку на начавшего возмущаться племянника.
  -- Какая степень родства у вас с этим молодым человеком? - продолжила я расспросы.
  -- Он сын моей троюродной сестры по матери.
  -- Какое отношение он к покойному родственнику вашему, первому владельцу веди, имеет?
  -- Никакого, другая линия, - так же спокойно отвечал Ржамский. Он мне нравится. Ему показалось, что понял, куда я клоню. Оживился вон, глаза заблестели.
   Это все хорошо, но как его ваза признала хозяином? Такое невозможно проделать волшебством. Тогда как? Тогда что?
  -- Пан Ржамский, а можно мне на завещание ваше взглянуть? - пошла в атаку я. Пани ахнула, у племянника глаза забегали. Хорошо, что испугались, они же не знают, что я пока иду на ощупь, следуя собственной интуиции и чутью.
  -- Оно у меня в кабинете, прошу проследовать за мной, - гостеприимно пригласил хозяин имения.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"