Varley John : другие произведения.

Стальной пляж (Steel Beach) гл. 17

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Семнадцатая глава фантастического романа. Хилди в новом амплуа... Старые друзья не теряются, старые увлечения не ржавеют... Маленькая ночная неприятность и неожиданная встреча...

  ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
  
  Две собаки, любимицы пожарной команды далматины Франсин и Керри, встречали восход под вывеской, которая гласила:
  #
  ГРАНИЦА ГОРОДА НЬЮ-ОСТИН
  Если вы здесь живёте, вы уже дома.
  #
  Они пристально глядели на восток, на восходящее солнце, с той абсолютной сосредоточенностью, на которую, кажется, способны только собаки. Вдруг они навострили уши, нетерпеливо облизываясь, и вскоре даже человеческому уху стал различим весёлый трезвон велосипедного звонка.
  Из-за невысокого холма показалась новая училка. Далматины радостно затявкали, завидев её, и пустились следом, а она покатила по пыльной дороге к городу.
  Она ехала, крепко держась за руль руками в перчатках, выпрямив спину, и походила бы на Алмиру Галч (1), не будь она такой хорошенькой.
  Одета она была в белую накрахмаленную гибсоновскую (2) английскую блузку с длинным рукавом, кружевное кашне, прихваченное у горла скромным зажимом, и чёрную юбку тонкого сукна по моде, соответствующей времени. Подол предохраняло от попадания в цепной блок велосипеда устройство, придуманное самой училкой. На ногах у неё были чулки и патентованные кожаные сапожки на пуговицах с двухдюймовыми каблуками, а на голове -- жёлтая соломенная дамская шляпка с низкой тульей, украшенная бантом из розовой ленты и небольшим страусиным пером, трепыхавшимся на ветру. Волосы были подобраны вверх и стянуты в пучок, щёки слегка нарумянены.
  Училка проехала вниз по Конгресс-стрит, огибая самые крупные выбоины. Она миновала кузню, извозчичий двор и новое здание пожарной части. Рядом с ним во дворе сверкал полированными латунными деталями новенький пожарный насос и валялись в пыли пустые шланги. Они там валялись всё время, за исключением дней, когда нью-остинские волонтёры выезжали с экипировкой на учения. Училка пересекла перекрёсток с Олд Спэниш Трейл. Салун "Аламо" был ещё закрыт, зато открыты двери "Тревис-отеля". Швейцар выметал пыль на улицу. Он на мгновение отвлёкся, помахал учительнице, и она помахала в ответ. Одна из собак подбежала к нему приласкаться, затем поспешно пустилась вдогонку.
  Старый извозчичий двор сносили, а на его месте строили новый бордель. Голые сосновые стропила ещё не утратили свежую желтизну, в утреннем воздухе разносился запах смолы и стружки.
  Велосипедистка проехала мимо ряда мелких лавочек, с деревянными пешеходными дорожками, перилами коновязи и поилками у фасадов, доехала почти до самой баптистской церкви и остановилась в аккурат перед парадной дверью небольшого школьного здания, сверкающего свежей красной краской. Здесь она спешилась, прислонила велосипед к стене школы и достала из корзины на багажнике стопку книг. Дверь была не заперта, учительница вошла в здание, но вскоре снова вышла и привязала к флагштоку на фасаде два полотнища: знамя Техасской Республики и звёздно-полосатый флаг. Она подняла их на самый верх и некоторое время стояла, запрокинув голову, заслонив глаза от солнца, слушая мелодичный перестук цепей по железному флагштоку и хлопанье полотнищ на ветру.
  Затем она вернулась в школу и принялась звонить в колокол. Под крышей колокольни раздражённо завозилась дюжина летучих мышей, отдыхавших от долгой ночной охоты. Перезвон школьного колокола разнёсся над сонным городком, и вскоре появились дети. Они спешили по Конгресс-стрит, готовые к началу нового учебного дня.
  #
  Вы уже догадались, что новая училка -- это я?
  Хотите верьте, хотите нет, но так и есть.
  #
  Кого я пытаюсь разыграть? Ни в коем случае я не могла бы вообразить, будто способна многому научить детей Западного Техаса. Формировать юные умы -- вовсе не моё дело. Этому надо учиться годами.
  Но погодите-ка! Здесь, как часто бывает в исторических парках, всё не совсем так, как кажется.
  Я занималась с детьми четыре часа в день, с восьми до полудня. После обеда они все переходили в другое помещение, совсем неподалёку от центра для посетителей, и там им давали настоящее образование, соответствующее требованиям Лунной Республики. Получая его лет пятнадцать, сорок процентов школьников действительно научатся читать. Представьте себе!
  Так что я была всего лишь декорацией для туристов. Именно этим доводом мэр Диллон и городской совет в конце концов убедили меня согласиться на такую работу. Этим, а ещё заверениями, что родителям по большому счёту нет дела до того, что мы проходим каждое утро, притом что техасцы в массе своей гораздо больше, нежели горожане за пределами парка, озабочены тем, чтобы дети научились 'читать, писать и считать'. Причудливость последнего замечания меня и привлекла.
  По правде говоря, преодолев первые месяцы (когда я частенько думала, что мелкие ублюдки вот-вот с ума меня сведут), я втянулась. Годами я жаловалась всем, кого могла заставить постоять спокойно достаточно долго, чтобы меня выслушать, что мир вот-вот развалится ко всем чертям, и всё из-за недостатка грамотности. Логичная позиция для журналиста печатного издания. И вот мне выпал шанс своими руками хотя бы немного поправить положение.
  Методом проб и ошибок я постигла, что научить детей читать не трудно. Проб? Скорее злоключений. Прежде чем я выработала свою систему, сколько раз мне подкладывали лягушек в ящики стола, сколько шариков из жёваной бумаги угодило в мой затылок! Что же до ошибок, их я наделала кучу, и первой и самой главной было полагать, будто бы встреча с великими литературными произведениями сама по себе привьёт ученикам такую же любовь к слову, какую всегда ощущала я. Всё оказалось намного сложнее, и я уверена, что потеряла много времени, заново изобретая велосипед. Но в конце концов сработало сочетание старых методов с новыми, дисциплины со здоровым юмором, наказания с поощрением. Я не одобряю мысль, что не стоит изучать такой предмет, который не удаётся обратить в весёлую игру, но не верю и в то, что детям можно что-либо насильно вбить в головы. Но вот что поразительно: я могла бы их бить. На стене классной комнаты висит ореховый пруток, и мне дозволено им пользоваться. Я обнаружила, что возглавляю одну из немногих школ, где многие сотни лет разрешены телесные наказания. Родители против них не возражают, ибо техасцы не подвержены новомодным и легкомысленным веяниям, а Лунный Совет по образованию вынужден скрепя сердце допустить их, поскольку такие наказания -- часть исследовательского проекта, утверждённого ГК и Советом по древностям.
  Уверена, конечные результаты исследования окажутся недостоверными, ибо я не пользовалась прутом -- разве что однажды, в самом начале, чтобы показать: слишком испытывать моё терпение не стоит.
  Как и во многих других случаях в Техасе, здесь требовалось знатно потрудиться ради результата, который большинство жителей Луны в принципе не сочли бы достойным стольких усилий. Спросите любого современного преподавателя, и он скажет вам, что в наше время чтение не относится к сколько-нибудь полезным навыкам. Если вы можете научиться говорить и слушать, уже хорошо; остальное решат за вас машины. А что касается счёта... что ещё за счёт? Вы имеете в виду, что и правда можете представить себе, как числа складываются у вас в уме? Забавный светский талант, но не более того.
  #
  -- Ну что, Марк, -- произнесла я, -- давай посмотрим, как ты с этим справишься.
  Белобрысый шестиклассник взял колоду, придерживая её указательным пальцем сверху и нажимая большим пальцем посередине, остальные три пальца согнул и подпёр ими колоду снизу. Затем неловко выложил круг, раздав по одной игральной карте каждому из пяти отличников, собравшихся у моего стола, и мне. Он раздавал, буквально нависая над столом. Что поделать, прежде чем научишься бегать, приходится поползать...
  А что? В чём ты лучший спец, тому и учишь, не так ли?
  -- Неплохо, Марк. А теперь, дети, скажите, как мы это назовём.
  -- Хватка механика, мисс Джонсон, -- в один голос откликнулись они.
  -- Очень хорошо. Теперь попробуй ты, Кристина.
  Каждый из пяти учеников попытал счастья. У многих из них руки были ещё слишком малы, чтобы правильно держать карты, но все старались изо всех сил. Мне показалось, что у одной ученицы, симпатичной темноволосой Элизы, хорошие задатки. Я собрала карты и лениво перетасовала колоду.
  -- А теперь, когда вы этому научились... забудьте.
  В ответ раздался хор удивлённых возгласов, и я подняла руку:
  -- Подумайте над этим. Если вы увидите у кого-то такую хватку, что это скажет вам? Элиза?
  -- Что этот человек, возможно, жулит, мисс Джонсон.
  -- Об этом, милая моя, нельзя говорить, если точно не уверена. Вот поэтому никто не должен поймать тебя на этом. Со временем вы попрактикуетесь и отыщете собственные приёмы, которые не будут выглядеть хваткой, но сработают так же хорошо. Завтра я покажу вам некоторые из них. Урок окончен.
  Дети принялись просить меня позволить им остаться ещё ненадолго. В конце концов я уступила, при условии 'всего разочек', велела одному из учеников перетасовать карты, выбрала туза пик и положила сверху колоды. Затем раздала каждому по пять карт.
  -- Итак, Уильям, у тебя фулл-хаус, тузы и восьмёрки.
  Он перевернул карты -- и, ей-богу, учительница оказалась права. Я по очереди назвала карты в каждой пятёрке, что раздала ученикам, и перевернула верхнюю карту в колоде, которую держала в руке. Это по-прежнему был туз пик.
  -- Поверить не могу, мисс Джонсон! -- воскликнула Элиза. -- Я смотрела очень внимательно, стояла близко-близко, но не видела, как вы сдали вторую карту.
  -- Милочка, если захочу, я могу сдавать вторую день напролёт прямо у тебя перед носом, и ты не увидишь. Но сейчас ты права, я не сдавала.
  -- Тогда как вы сделали это?
  -- Краплёные карты, дети, -- вот лучший способ провернуть фокус, когда люди плотно стоят вокруг и смотрят во все глаза. Если, конечно, вы умеете с ними обращаться. Таким образом, вам необходимо сделать лишь одно нужное движение, а дальше можете спокойно раздавать.
  Я показала им настоящую колоду у себя в подоле, затем встала и начала подталкивать всех к двери.
  -- Подготовка, дети, подготовка важнее всего! А теперь послушайте меня те, кто читает 'Повесть о двух городах'. Кто осилит следующие четыре главы к завтрашнему уроку, начнут вместе со мной изучать инджог (3). Думаю, он вам понравится. Ну же, валите! Обед уже на столе и родители заждались.
  Я проследила, как они высыпали на солнцепёк, потом прошлась по классу, поправила парты, вытерла доску и убрала свои бумаги в стол. Когда всё было прибрано, я достала с полки свою соломенную шляпку, вышла на крыльцо и закрыла дверь. На ступеньках сидела Бренда, привалившись спиной к стене, и с улыбкой глядела на меня снизу вверх.
  -- Рада тебя видеть, Бренда! -- поприветствовала я. -- Что ты здесь делаешь?
  -- То же, что и всегда. Примечаю и записываю, -- она поднялась и отряхнула брюки от пыли. -- Думаю, могла бы написать о том, как учитель развращает молодёжь. Что скажешь?
  -- Уолтер никогда на это не купится, если речь не о разврате в смысле секса. А редактор местной газеты вряд ли заинтересуется.
  Бренда окинула меня взглядом и покачала головой:
  -- Мне сказали, я найду тебя здесь. Сказали, что ты школьный учитель. Я ответила, что они врут и не краснеют. Хилди... что, чёрт возьми, случилось?
  Я покружилась перед ней. Она улыбалась, и я обнаружила, что тоже улыбаюсь. Со времён моего домостроительства прошло уже немало, и было очень приятно снова увидеться. Я засмеялась, обняла Бренду и крепко прижала к себе, зарывшись лицом в искусственную замшу её костюма, обшитого бахромой в духе Энни Оукли (4). К костюму прилагалось бутафорское огнестрельное оружие.
  -- Выглядишь... просто здорово, -- шепнула я и потрогала бахрому и лацканы, чтобы Бренда подумала, будто речь об одежде. Но в глазах у неё я приметила кое-что, из чего сделала вывод: теперь её не так легко обмануть, как раньше.
  -- Ты счастлива, Хилди? -- спросила она.
  -- Да. Хочешь верь, хочешь нет, счастлива.
  Мы некоторое время постояли в неловком молчании, не снимая рук друг у друга с плеч, и внезапно я дрогнула. Вытерла уголок глаза шершавым пальцем перчатки и преувеличенно бодро предложила:
  -- А ты ещё не обедала? Хочешь, присоединяйся ко мне!
  #
  Шагая вниз по Конгресс-стрит, мы вели несвязную беседу о пустяках, как обычно бывает после разлуки: обсуждали общих знакомых, незначительные события, мелкие удачи и неприятности. Я приветственно махала большинству встречных и хозяевам всех магазинов, мимо которых мы шли, останавливалась поболтать с некоторыми из них, знакомила с Брендой. Мы миновали лавки мясника, сапожника, пекарню, прачечную и вскоре добрались до китайского ресторана 'Небесный покой Фу'. Я толкнула дверь, раздался мелодичный звон колокольчика, и нам навстречу поспешно вышел Фу, одетый в свободные чёрные штаны и синюю пижамную куртку -- традиционный костюм китайцев того времени. Он любезно кланялся, отчего его косичка подпрыгивала. Я поклонилась в ответ и представила Бренду. Она, покосившись на меня, тоже поклонилась. Фу с почтением проводил нас к моему обычному столику и придержал стулья, пока мы садились. Вскоре мы уже разливали зелёный чай в миниатюрные чашечки.
  Если человечество когда-либо доберётся до альфы Центавра и высадится там на обитаемой планете, первым, что люди увидят, открыв корабельные шлюзы, будет китайский ресторан. Мне было известно о шести таких в Западном Техасе -- месте, где не особенно принято обедать вне дома. В Нью-Остине можно отведать приличный стейк в 'Аламо', сносное барбекю в коптильне, в четверти мили за городской чертой, а ещё в пансионе миссис Райли подают хорошее чили -- с моим, как вы понимаете, не сравнить, но тоже вкусно. Только эти три места, плюс заведение Фу, приходят на ум, если нужно перекусить в Нью-Остине. А если хотите скатерть на столе и добротную пищу, вам прямая дорога к Фу. Я столовалась у него почти ежедневно.
  -- Попробуй 'Му Гу Гай Пан' (5), -- посоветовала я Бренде, помня, как мало она знакома с любой кухней, за исключением традиционной лунной. -- Это вроде...
  -- Я знаю, пробовала, -- перебила она. -- Со времени нашей последней встречи я кое-чему научилась. Китайскую еду заказывала... э-э... раз шесть или семь.
  -- Впечатляет!
  -- А меню у них нет?
  -- Фу не любит меню. Он здесь вроде психолога и вычисляет, кому какая еда подойдёт. Он наверняка распознал в тебе желторотика и не предложит ничего слишком вызывающего. Я знаю, как с ним обращаться.
  -- Не обязательно так опекать меня, Хилди.
  Я потянулась через стол и тронула собеседницу за руку:
  -- Я вижу, что ты повзрослела, Бренда. Ты и выглядишь, и ведёшь себя иначе. Но здесь лучше положись на меня, дружок. Китайцы едят такие вещи, о которых ты и знать бы не захотела.
  Подошёл Фу, неся миски с рисом и свой знаменитый остро-кислый суп, и я вступила с ним в лёгкую перепалку: постаралась отговорить его предлагать Бренде 'Чоу Мейн' (6) и убедить, что мне снова хочется хунаньской говядины, хотя я уже заказывала её не далее чем три недели назад. Он ретировался в кухню, задержавшись, чтобы принять похвалу от двух других посетителей малого зала. На спине его куртки был вышит великолепный дракон.
  -- И часто тебе так приходится?
  -- Каждый день. Мне это нравится, Бренда. Помнишь, что ты говорила мне о друзьях? Мои друзья здесь. Я влилась в сообщество.
  Она кивнула и решила оставить эту тему. Попробовала суп, ей понравилось, и мы обсудили его, а потом перешли ко второй части Танца Воссоединения -- воспоминаниям о старых добрых временах. Не то чтобы эти времена были такими уж древними -- со времени нашего знакомства ещё не прошло и года -- но мне та жизнь казалась прошлой. Мы посмеялись над Верховным Перцером в его персональном мини-храме, а узнав, как отлетела пуговица с винтажного техасского жилета Уолтера, Бренда расхохоталась во всё горло. И поделилась со мной скандальными новостями о некоторых моих бывших коллегах.
  Принесли наш заказ, но тщетно Бренда искала вилку. Она увидела у меня палочки, храбро взяла свои и благополучно уронила большой кусок мяса себе на колени.
  -- Фу! -- окликнула я. -- Нам тут нужна вилка.
  Он стремительно пришаркал и погрозил нам пальцем:
  -- Не-не-не-не! Очень извиняй, Хилди, но это китая ресторан. Не иметь вилка.
  -- Я тозе осень извиняйса, -- передразнила я и положила салфетку на стол. -- Но без вильки не кусяем, -- и начала вставать.
  Он грозно взглянул на нас, жестом усадил меня обратно и умчался.
  -- Не надо было из-за меня... -- шепнула Бренда, перегнувшись через стол. Я шикнула на неё, и мы дождались возвращения Фу. Он подошёл, тщательно натирая салфеткой серебряную вилку, и аккуратно положил её рядом с тарелкой Бренды.
  -- И ещё, Фу, -- произнесла я, -- сбавь-ка слегка обороты. Бренда туристка, но она и моя подруга.
  Он ещё мгновение сохранял сердитое выражение лица, потом улыбнулся и расслабился:
  -- Ладно, Хилди. А с говядиной поосторожнее! Я предупредил пожарную команду, они наготове. Приятно познакомиться, Бренда.
  Она проводила Фу глазами до кухни, потом схватила вилку, набила рот и, жуя, подивилась:
  -- Чего я не могу понять, так это почему люди хотят так жить.
  -- Как это, так?
  -- Сама знаешь. Вести себя глупо. Он мог бы держать ресторан снаружи, и ради этого ему не пришлось бы картавить.
  -- Ему и здесь картавить не обязательно, Бренда. Руководство парка требует только соответствующей одежды и никого не заставляет вживаться в роль. Фу делает это сам, ради забавы. Кстати сказать, он лишь наполовину китаец. Говорил мне, что без пластической операции выглядел бы не более восточным человеком, чем я. Но он любит готовить и у него хорошо получается. И ему нравится здесь.
  -- Полагаю, мне просто не дано этого постичь.
  -- Представь себе, что это круглосуточный бал-маскарад.
  -- И всё равно я не... Я имею в виду, что могло бы заставить человека здесь поселиться? Такое впечатление, что большинство здешних просто не справились бы с жизнью снар... -- она осеклась и покраснела. -- Извини, Хилди.
  -- Не стоит. Ты не так уж далека от истины. Куча людей живут здесь потому, что снаружи устроиться не смогли. Если хочешь, назови их неудачниками. Большинство из них побиты жизнью и сломлены. Но мне они нравятся. Здесь общество меньше давит на человека. А другие прекрасно могут устроиться снаружи, но им там не нравится. Они приходят и уходят, здешняя жизнь -- не приговор. Знаю некоторых, кто проводит здесь год-два, чтобы отдохнуть и восстановить силы. Иногда -- перед сменой работы.
  -- Ты поэтому здесь?
  -- Кое-что здесь под запретом, Бренда: нельзя спрашивать людей, почему они приехали. Кто захочет, сам расскажет.
  -- Опять я ляпнула что-то не то.
  -- Пока говоришь со мной, не страшно. Я просто подумала, лучше сама предупрежу тебя, чтобы ты ненароком кого-нибудь не спросила. А вот что тебе ответить... Не знаю. Поначалу мне казалось, что поэтому. А теперь... не знаю.
  Она некоторое время смотрела на меня, потом заглянула мне в тарелку и сделала просительный жест вилкой:
  -- Выглядит аппетитно. Ничего, если возьму кусочек?
  Я разрешила -- и сама принесла ей из кухни стакан воды. Хунаньская говядина Фу -- единственный в Техасе достойный соперник моего огненного чили.
  #
  -- Так вот, Уолтер дня два-три вопил и ругался по твоему поводу, -- поведала Бренда. -- Мы все старались держаться от него подальше, но он врывался в отдел новостей, будто ураган, и орал то на одно, то на другое, и мы знали, что на самом деле он злится из-за тебя.
  -- В отдел новостей? Звучит серьёзно.
  -- Потом стало ещё хуже.
  Мы покончили с горячим, заказали два пива, и Бренда продолжила угощать меня рассказами о своих подвигах в журналистских войнах. Без сомнения, она вела увлекательную жизнь. Мне, со своей стороны, особо нечем было с ней поделиться, разве что забавными короткими заметками о смешных ошибках и оговорках моих учеников да историей о том, как мэр Диллон однажды ранним утром вывалился из 'Аламо', споткнулся на крыльце и угодил в водопойное корыто своей лошади. От такого угощения глаза Бренды временами слегка стекленели, но она храбро продолжала улыбаться. В конце концов я заткнулась и позволила ей тараторить дальше.
  -- Он стал вызывать нас поодиночке, -- сообщила она, осушила свой стакан, увидела Фу с кувшином наготове и отрицательно покачала головой. -- Он всегда говорил, что речь пойдёт о чём-то другом, но разговор всегда неизменно сводился к тебе: какой подлый приём ты с ним провернула и как он ждёт от нас любых предложений о том, как тебя вернуть. Мы стали под любыми предлогами отказываться от этих аудиенций.
  Тогда он дошёл до того, что пообещал откусить голову любому, кто упомянет твоё имя в его присутствии. И мы разом заткнулись, ни слова о тебе. Так до сих пор и остаётся.
  -- А я подумывала, не заглянуть ли к нему, -- произнесла я. -- По старой памяти.
  Бренда нахмурилась:
  -- Не думаю, что это удачная мысль, пока рановато. Пережди ещё несколько месяцев. Если только не планируешь вернуться на работу.
  Она вопросительно подняла брови, но я потрясла головой, и она не сказала более ничего о том, что, как я полагала, было целью её визита.
  Фу принёс небольшой поднос с печеньями счастья и счёт. Бренда разломила своё печенье, пока я выкладывала деньги на поднос.
  -- 'Новая любовь озарит вашу жизнь', -- прочла она, взглянула на меня и улыбнулась: -- Боюсь, для этого я слишком занята. А ты своё не посмотришь?
  -- Бренда, эти предсказания Фу пишет сам. И твоё означает, что он мечтает оросить своим соком твои нижние усы.
  -- Что?
  -- Он находит тебя сексуально привлекательной и хотел бы с тобой переспать.
  Бренда недоверчиво воззрилась на меня, затем взяла моё печенье и разломила. Посмотрела на предсказание и встала. Фу примчался быстрее ветра, помог нам отодвинуть стулья, подал наши шляпы и кланялся до тех пор, пока мы не вышли на улицу.
  Снаружи Бренда взглянула на ноготь большого пальца и заторопилась:
  -- Мне уже пора восвояси, Хилди, но...
  Вдруг она хлопнула себя по лбу:
  -- Почти забыла главное, зачем пришла! Какие у тебя планы на Двухсотлетие?
  -- На... а ведь правда, оно уже через...
  -- Четыре дня. Об этом только и кричат во всех новостях последние недели две.
  -- Мы здесь не очень-то следим за новостями. Посмотрим... Я слышала, баптистская церковь собирается организовать нечто вроде барбекю, а ещё будет уличная ярмарка. Фейерверки после заката. Народ соберётся со многих миль вокруг. Должно быть весело. Хочешь, приходи.
  -- Если честно, Хилди, мне веселее будет смотреть, как застывает цемент. Не говоря уже о том, что снова придётся влезать в эти клятые шмотки, -- она почесала между ног. -- Бьюсь об заклад, мои ещё удобные по сравнению с тем, в чём ходишь ты.
  -- Ты не знаешь и половины неудобств. Но привыкнуть можно ко всему. Я уже внимания не обращаю.
  -- Живи и давай жить другим... В общем, Лиз, я и, может быть, Крикет думаем устроить пикник и расположиться в виду главного шоу в парке Армстронга. Там-то будет настоящий фейерверк!
  -- Не думаю, что смогу вынести такую толпу, Бренда.
  -- Да всё нормально! У Лиз есть знакомые пиротехники, и она может провести нас в зону безопасности, это примерно у кратера Деламбр. Оттуда будет замечательный вид! Будет весело; ну так как?
  Я заколебалась. Предложение выглядело и вправду заманчиво, но в последние дни мне всё меньше хотелось покидать безопасную гавань исторического парка.
  -- Конечно, некоторые снаряды такие здоровые, как рванут! -- подначила Бренда. -- Может быть опасно.
  Я легонько стукнула её по плечу.
  -- Так и быть, принесу вам жареного цыплёнка, -- пообещала я и снова обняла её.
  Она повернулась, чтобы уйти, и я окликнула:
  -- Бренда! Ты ведь хотела заставить меня спросить, не так ли?
  -- Спросить о чём?
  -- Что было написано в том дурацком печенье.
  -- О, это так забавно, -- улыбнулась она, -- в твоём было точно такое же предсказание, как в моём.
  #
  Я свернула на Олд Спэниш Трейл, миновала офис шерифа и тюрьму и подошла к небольшому зданию с окном-витриной. На нём золочёными буквами было написано: 'Техасец', Нью-Остин. Я открыла без стука парадную дверь лучшей (и единственной) в Западном Техасе газеты, выходящей дважды в неделю, вошла в распашные ворота, отделявшие отдел новостей от зоны для посетителей, где продавали подписные абонементы и принимали частные объявления, отодвинула вращающееся кресло от большого деревянного стола с ящиком для перчаток и с комфортом уселась.
  И я могла себе это позволить. Как редактор, издатель и главный репортёр 'Техасца', с честью служившего информированию Западного Техаса уже почти полгода. Так что Уолтер в конечном счёте оказался прав; я и правда не смогла полностью уйти из новостного бизнеса.
  Мы исправно выпускали по номеру каждую среду и пятницу, иногда даже набиралось четыре страницы. Благодаря усердному труду, умелым репортажам, хлёстким передовицам и тому, что мы единственная газета в парке, нам удалось поднять совокупный тираж почти до тысячи экземпляров. Растём на глазах!
  'Техасец' существовал потому, что я устала придумывать, чем бы заполнить долгие вечера. Безумие могло ещё подстерегать меня, так что лучше было чем-нибудь себя занять. Кто знает, а вдруг поможет?
  Побудительным мотивом к созданию газеты послужила боязнь самоубийства, а роль повивальной бабки сыграла ссуда банка из 'Одинокой голубки'. Расплатиться я рассчитывала почти сразу после трёхсотлетия Вторжения. Получая по одному пенни за экземпляр, быстро не рассчитаешься. Если бы не учительское жалование, мне было бы трудно сводить концы с концами, не трогая свои сбережения во внешнем мире -- а последнего я твёрдо решила не делать.
  Ссуды хватило на аренду офиса, стол с тугими ящиками -- творение плотника-подёнщика из Уиз-банга (техасцы, покупайте техасское!), расходные материалы из -- откуда же ещё? -- Пенсильвании, и осталось на зарплату двум моим сотрудникам, что позволило продержаться первое время, пока не появился доход. Ссудой была оплачена и сама печатная машина, благодаря удачной сделке, которую провернул Фредди-хорёк, наш местный крючкотвор. Он пронюхал о малоизвестном подзаконном акте Совета по древностям и так объегорил Совет, что они признали 'Техасец' 'достоянием культуры', ради которого делались исключения из правил заумной бухгалтерии, конвертировавшей техасские игрушечные деньги в настоящую лунную валюту. Печатный станок могли изготовить и умелые голландцы в историческом парке 'Кейстоун', но обошлось бы это примерно во столько, сколько составил бы валовой продукт парка 'Западный Техас' за ближайшие пять лет.
  Так что вместо этого на помощь пришла технология. В тот же день, когда вышло постановление о газете, я стала гордой обладательницей точной чугунно-латунной копии колумбийского ручного печатного станка модели 1885 года. Это была одна из самых эксцентричных среди когда-либо построенных машин, увенчанная величавым американским орлом, подлинная вплоть до номеров патентов, выбитых на её раме. На её воссоздание ушло меньше времени, чем на доставку до двери редакции и тяжёлый физический труд по установке на место. Не правда ли, современная наука творит чудеса?
  -- Доброго дня, Хилди, -- поздоровался Хак, мой печатник. Простофиля-юнец лет девятнадцати, рукастый, но не слишком смышлёный, он провёл здесь большую часть жизни и не горел желанием уехать. Он с завидным усердием освоил ремесло, настолько бесполезное, что уж точно ни для какой другой жизни не пригодится. По вторникам и четвергам он ишачил до поздней ночи, набирая и отпечатывая утренние выпуски, затем вскакивал в седло и мчался в 'Одинокую голубку' и Уиз-банг, чтобы доставить тираж до рассвета. Читать он не умел, но с набором справлялся в три раза быстрее моих черепашьих темпов, и вечно был вымазан краской по самые локти. А когда появлялась моя вторая сотрудница, мисс Черити, волновался до дрожи в пальцах. Она же могла прочесть всё, что угодно, кроме выражения безнадёжной любви на лице Хака. Ах, эти маленькие радости служебного романа!..
  -- Я набрал расписание мероприятий к Двухсотлетию, Хилди, -- сообщил Хак. -- Хотите поместить его на первую полосу?
  -- В левую колонку, Хак.
  -- Туда я его и поставил, всё правильно.
  -- Давай-ка посмотрим.
  Он принёс мне контрольный оттиск, ещё пахнущий типографской краской -- одним из сладчайших ароматов в мире. Я взглянула на титульный лист, выходные сведения и линию колонцифры:
  
  
(Здесь представьте себе шапку газеты девятнадцатого века.)
  
  Как и обычно, это зрелище наполнило моё сердце гордостью. Прогноз погоды я никогда не меняла; он выглядел правдоподобным даже тогда, когда не сбывался. Дата выхода номера тоже всегда была одинаковой, потому что реальную дату указывать нельзя, а 6 марта меня устраивало. Да и дела, похоже, никому до этого не было.
  Хак добросовестно заверстал расписание мероприятий предстоящего празднества у левого поля, оставив место для рубрики, подзаголовка и однострочных заголовков, в соответствии с архаичным стилем, который я установила. Мы вдвоём внимательно изучили оттиск, не читая, а ища слишком жирно или бледно отпечатанные буквы или кляксы от избытка чернил -- изъян, от которого мы медленно избавлялись. Только после этого я оценила общий вид страницы, и мы согласились, что новый жирный шрифт выглядит хорошо. Наконец, с третьего подхода, я прочитала сам текст. Боже упаси допустить ошибку или описку -- Хак наберёт всё так, как написано.
  -- Как насчёт темы номера, Хак? 'Специальный выпуск к Двухсотлетию', нечто в этом роде. Что думаешь? Чересчур современно?
  -- Чёрт возьми, нет, Хилди. Черити сказала, что ей бы хотелось завести рото-что-то-там, но потом решила: вы подумаете, что это слишком современно.
  -- Ротогравюру, и мне плевать с большой горы на современность, но эта штука для больших городов, а для нас сейчас она чертовски дорогая. Черити дай волю, так она заставит меня заказать четырёхкрасочную ленту.
  -- Ну правда, она что-то с чем-то?
  -- Хак, а ты не думал научиться читать? -- обычно я его о таком не спрашиваю, но я за него переживала, он такой славный тюфяк. Только Черити ни за что не сойдётся с неграмотным.
  -- А если научусь, я ведь уже не смогу просить мисс Черити почитать мне, правда? -- резонно возразил он. -- Плюс к тому я примечаю там и здесь, слежу, как читает она. Я уже знаю массу слов.
  Ну что ж, может, в его безумии и есть свой подход, к тому же любовь побеждает всё.
  Я оставила его за наборной кассой с верстаткой в руках, а сама взяла лист бумаги и перо из центрального ящика своего стола. Уселась, окунула перо в чернильницу и начала писать крупными печатными буквами:
  #
  ЗАГОЛОВОК: Наш город посетила журналистка, удостоенная награды
  СТАТЬЯ: Улицы Нью-Остина недавно почтила своим присутствием мисс Бренда Старр, лауреат Пулитцеровской премии этого года за репортаж о неприятном происшествии, случившемся недавно в Веротерпимой церкви Кинг-сити. Мисс Старр работает в 'В...и новостей', ежедневной газете этого города. Многим юным холостякам она вскружила головы, пока прогуливалась по Конгресс-стрит и наслаждалась великолепным обедом в ресторане 'Небесный покой Фу' в обществе нашего корреспондента. Как нам стало известно, на пути молодой обворожительной журналистки может встретиться любовь -- так что, здешние завидные женихи, будьте начеку, когда она приедет снова! Х. Дж.
  (ЧЕРИТИ: материал в 'ЯДОЗУБ')
  #
  'Ядозуб' -- название маленькой злобной рептилии, которая таится под камнями и предположительно слышит всё. Так называется и моя собственная колонка сплетен -- вне всяких сомнений, самая желанная и долгожданная часть газеты. Не из-за таких кратких заметок, как моя сегодняшняя, а из-за действительно злых и язвительных сплетен, распространяемых здесь. Верно, что в маленьких городках все знают, кто чем занимается, но верно и то, что не все узнают это одновременно. И между событием и его разглашением, даже при условии распространения новостей примерно со скоростью звука, всегда есть период удачной возможности, за которую ухватится первоклассный репортёр.
  И здесь я говорю не о себе. 'Ядозуб' -- моё творение, но ядом наполняет зубы этой твари Черити. Долг учителя чересчур связывает меня, мне некогда прочёсывать окрестности и вынюхивать душок. А Черити словно бы никогда не спит. Она живёт и дышит новостями. Можно положиться на неё: два скандальных репортажа каждую неделю обеспечены, и это выдающееся достижение, учитывая, что она не пьёт и никогда не посещала 'Аламо' -- неиссякаемый фонтан сплетен, подлинные Дельфы грязных историй.
  Та, о ком идёт речь, примчалась в редакцию вскачь почти на закате, прямиком из Уиз-банга -- местечка, которое надеялось стать новоиспечённой столицей парка, победив на референдуме, запланированном через три месяца, -- с хорошей статьёй о подкупе избирателей и взяточничестве среди наших выборных представителей. Настолько сочная история заставила бы меня разорвать в клочья первую полосу, если бы я сама не владела газетой и не знала, во что это мне обойдётся. Экономическая сторона вопроса такова, что на продажи тиражей 'Техасца' не влияет наличие или отсутствие какой-либо статьи, потому что газету всё равно читает весь Техас, так что мне пришлось сказать Черити, что материал пойдёт на вторую полосу. Я несколько подсластила пилюлю, пообещав заголовок шириной в обе колонки и указание полного имени автора.
  Подобные подсластители были необходимы, потому что Черити принесла и вторую новость -- о предложении работы для неё в 'Дейли Плэнет', добротной второразрядной газете Аркитауна. Она упивалась нашим восхищением, забыв о моём огорчении из-за возможной потери сотрудника, затем заявила, что не уйдёт из 'Техасца', пока не получит предложение от действительно хорошей газеты, такой, например, как 'Вымя'. Ростом Черити была, по мнению Хака, примерно 350 пайк (7) -- на мой взгляд, это шестнадцатая часть Бренды, но обе ещё растут, -- и старалась компенсировать миниатюрный размер энтузиазмом и энергией. Она была изящна, как украшенная орнаментом заглавная буква, и так занята своими мыслями, что не заметила ни слюны, капающей с языка у Хака при виде неё, ни моего задушенного покашливания при упоминании моего бывшего места работы. Звучит ужасно, но её невозможно не простить. Если бы она узнала, что причинила кому-то боль, сама бы расстроилась сильнее пострадавшего.
  Под её болтовню я обошла редакцию, зажигая керосиновые лампы. Хак продолжал набирать полосу, не сводя глаз с Черити. Опечаток будет море, но придётся с этим смириться.
  Когда я уходила, было уже совсем темно, всходила луна. Черити заснула на своём стуле, а Хак по-прежнему невозмутимо работал рукояткой великолепного древнего колумбийца. Городок затих, лишь пели сверчки да бренчало пианино за углом, в 'Аламо'. Руки у меня были в чернилах, спина болела, и первое дыхание ночной прохлады только резче напомнило, как я вспотела под воротником, под мышками и... ну, вы понимаете. Я повесила фонарь на руль велосипеда, взгромоздилась в седло и под треньканье звонка, сопровождавшееся двухголосым воем разочарования из пожарной части, пустилась в долгий обратный путь.
  Как много счастья может вынести один человек?
  #
  Я верю в Бога, да, верю, верю, ибо я столько раз в жизни убеждалась, что Он здесь, наблюдает и ведёт учёт. Когда ты буквально на пороге состояния дзена, чистого благорасположения -- и красота ночи так сочетается с приятной усталостью от хорошо выполненной работы и прекрасной встречи с друзьями, и даже такая мелочь, как собачий вой, лишь напоминает, с какой радостью псины будут ждать тебя наутро, -- когда ты приближаешься к этому состоянию, Он ниспосылает тебе небольшой камешек, чтобы поколебать тебя на жизненном пути.
  Это оказался в буквальном смысле камень, я налетела на него сразу за городом, сломала две спицы и погнула обод переднего колеса. И едва избежала болезненного приземления в заросли кактусов. Ещё одно доказательство бытия Бога: колючки были бы уже перебором, хватило и камня в качестве напоминания.
  Поначалу я хотела было вернуться в город и разбудить железных дел мастера, зная, что он был бы рад потрудиться над модным изобретением, о котором судачили все горожане. Но он наверняка давно уже видел сладкие сны в компании доброй жены и трёх детишек, и я решила не беспокоить его. Оставила велосипед у обочины. Подобную вещь нельзя украсть в маленьком городке: как объяснишь прохожим, почему на велике Хилди разъезжаешь ты? Оставшуюся дорогу до дома я одолела пешком -- и пришла не подавленной и не в самом плохом настроении, просто слегка выдохлась.
  Я уже ступила на крыльцо, как вдруг свет фонаря выхватил из тьмы мужчину, сидевшего в кресле-качалке не далее десяти футов от меня.
  -- Боже мой! -- воскликнула я. Заразилась такой манерой речи! -- Как вы меня напугали...
  Я слегка волновалась, но не боялась. Изнасилования на Луне хоть и редко, да случались, но в Техасе?.. Он, без сомнения, сумасшедший. Все входы и выходы хорошо контролируются и здесь узаконен суд Линча. Я поднесла фонарь поближе, чтобы лучше разглядеть пришельца.
  Это был щеголеватый субъект, примерно моего роста, с приятным лицом, блестящими глазами и светлыми усами. Одет он был в двубортный твидовый костюм, рубашку с воротником-стойкой с отогнутыми углами и красный шёлковый галстук, обут в чёрно-белые башмаки из парусины и кожи на шнуровке. На полу рядом с креслом лежали тросточка и шляпа-котелок. Не думаю, что когда-либо видела его раньше, но в том, как он сидел, мне почудилось что-то знакомое.
  -- Как поживаешь, Хилди? -- спросил он. -- Снова трудишься допоздна?
  -- Ты или Крикет, или её брат-близнец, -- произнесла я. -- Что ты с собой сделала?
  -- Ну, усы у меня уже были, вот и пришла мысль: почему бы нет, чёрт побери?
  
  =*= =*= =*= =*=
  
  --------
  (1) Мисс Алмира Галч -- персонаж сказки "Волшебник из страны Оз", ведьмообразная соседка главной героини, перед самым ураганом пыталась увезти с фермы её пёсика Тото.
  (2) Серия картин художника Чарльза Д. Гибсона изображает идеальных молоденьких американок конца XIX века.
  (3) Injog, или in-jog (англ.) -- карточный фокус, может служить мошенническим приёмом. Точное русское название переводчику неизвестно.
  (4) Энни Оукли (Annie Oakley) -- американская женщина-снайпер, одна из лучших стрелков конца XIX -- начала XX века, звезда шоу Буффало Билла 'Дикий Запад'.
  (5) Жаркое из курицы с грибами, блюдо кантонской кухни.
  (6) Китайская жареная лапша со свининой и соусом из чёрного перца.
  (7) Пайка (pica) -- единица измерения полосы набора в англо-американской типографской системе мер; содержит 12 английских пунктов и равна 4,21752 мм.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"