Сложив ладони рупором у рта, он воззвал к извечному молчанию серых гор, суровых, как само небо, нахмурившееся перед грозой. Эхо, дремлющее в скалах, очнулось и, с неизменной озорной улыбкой, подхватило его крик и рванулось вперёд, облетев с этой гирляндой звуков все стены и закоулки вокруг, все ущелья и пещеры, везде ударяя фейерверком слов и посмеиваясь, когда они рассыпались алмазным дождём, врезаясь в пелену тумана и растворяясь там незаметными искрами, а потом, через несколько мгновений, возрождаясь на севере вместо юга. Эхо звонко смеялось, а потом внезапно скрылось, улеглось в своей щели, оттуда хитро поглядывая и ожидая, когда же путник снова решит обратиться к немой природе...
Но он не спешил. Выслушав многократное повторение своего голоса, человек кивнул, и огоньки забегали в его пустых глазах. Не осталось равнодушным только эхо, а камень, дерево и воздух лишь с мертвенным благодушием взглянули на новичка и, перемигнувшись между собой, пришли к согласному решению пропустить его в свой тихий мирок.
-Ну что, как местечко? - обратился к своему спутнику он. - Похоже, здесь действительно никого не осталось?
Чёрная собака, изящная и грациозная в своей бродячей шкуре, повела носом, топорща усы и двигая острыми ушами, и согласно гавкнула; с лаем её эхо играло ещё дольше, удивляясь новому звуку и пробуя его на все лады, собака же во время этого представления испуганно озиралась по сторонам, пытаясь понять, в каких же норах здесь прячется столько горных псов.
-Спокойно, девочка, - и рука хозяина, тяжёлая, но ласковая, потрепала её по шее, где не было и намёка на ошейник или цепь. - Всего лишь местный шутник, к нему просто надо привыкнуть... А времени у нас будет предостаточно, верно?
На этот раз собака предпочла промолчать, чтобы не дать эху нового повода для бесконечных шуток, и юлой завертелась на месте. Она чуяла грозу и знала, что минута-две - и холодная капля ударит её по носу, а потом ещё одна, после чего с облаков прольётся целое море воды... Они стояли на ровном уступе, а позади чернела беззубая пасть пещеры. Внутри неё пахло сушеной травой и каким-то новым животным, но по её собачьему мнению всё лучше, чем дрожать под ударами водяных плетей. Собака просительно заскулила, заглядывая хозяину в глаза и зазывая его в укрытие, но тот никак не мог оторваться от зрелища грандиозной тишины, от просторов, развернувших перед ним свой пейзаж, от задумчивого сна гор-громадин...
-Ну хорошо, - сдался он наконец, когда собака начала нетерпеливо тянуть его за штанину. - Идём. - Он пропустил её вперёд, и собака - а звали её Мухой, так была она прозвана за свою вертлявость и стремительность, а также за цвет шёлковой шерсти, - пробежала два метра, остановилась, подняв лапу, повела носом и чихнула, оглушённая таким количеством новых запахов.
"Когда-то здесь жил медведь. Большой медведь. Чёрный медведь. Он был величествен и зол. Он бродил по своему жилищу подобно узнику в клетке, хотя ничто не мешало ему выйти на волю. Но, несмотря на свою грозность, он боялся этого огромного мира. Когда-то он вышел на очередную кратковременную охоту, но не вернулся, потому что охота уже была объявлена на него", - вот о чём поведали эти запахи Мухе, и она беспомощно оглянулась на хозяина, ища поддержки, уж слишком ярок был образ зверя-гиганта, короля своих владений, который, размахивая лапами, плетётся по краю обрыва, оставляя за собой кровавый след и ощущая жгучую боль от пули в груди. Наконец, силы покидают его; издав последний рёв, он падает и последним пытается подобраться к бездне, сбросить своё старое и никчёмное тело на острые скалы, только бы не оставлять себя ножу безжалостного охотника, но... Испустив прощальный хриплый вздох, он испускает дух, уже не слыша приближающихся шагов и победных криков... Собака встряхнулась, отгоняя эту картину, возникшую вдруг с такой ясностью, и покосилась на хозяина. Как сказать ему? Как сообщить, что кто-то с каменным сердцем убил медведя? Как дать понять, что горы не пустынны?
Она ещё раз втянула в себя местные запахи. Нет, они были слишком застарелыми... Наверняка здесь никого не осталось.
Обежав пещеру несколько раз, обнюхав все углы, собака со спокойным сердцем улеглась у входа, щурясь на приветливое утреннее солнце и понимая пыль с каждым выдохом, переворачиваясь то на один бок, то на другой, а иногда катаясь по земле, пытаясь пропитать шкуру духом этого места, чтобы почувствовать себя дома. С другой стороны, противоположной, на неё с интересом взирал сумрачный стервятник, застыв, словно каменная горгулья, и привыкая к тому, что в горах снова стало неспокойно. По его мнению, всё живое здесь когда-то становится добычей птиц.
...Человек весь оставшийся день занимался устройством пещеры. Много времени потребовалось, чтобы выгрести весь медвежий помёт, а потом ещё натаскать воды из родника и вымыть пол, устраняя нежелательные запахи, после чего он вытащил и сбросил со скалы в туманную бездну кости и недоеденное мясо, превратившееся в протухшую падаль, а также сено и шкуры, сохранившие на себе тёмные клочья шерсти могущественного зверя... Он не мог позволить себе ещё шесть дней такого же изнурительного поиска жилья, а потому принял пещеру такой, какая она есть, зная, что скоро она станет прекрасным домом для них двоих...
Уже вечером ленивое пламя костра гуляло меж сложенными кругом камнями, облизывая сухие деревяшки и требуя добавки. Человек, сидя на бревне рядом, столь же неторопливо подкидывал туда переломанные ветви, Муха, примостившаяся рядом, жмурилась от терпимого жара, переминалась с лапы на лапу и прислушивалась к урчащему животу, который говорил на одном языке с желудком хозяина.
-Время ужина, - объявил тот и, потянувшись за мешком, извлёк оттуда два куска вяленого мяса. Тот, что поменьше, он кинул собаке, что побольше - насадил на палку и чуть подогрел над голодным пламенем. Муха наблюдала за тем, как хозяин скармливает прожорливому костру свою порцию и гадала, к чему портить таким образом хорошую еду?.. Когда он прекратил это бесполезное занятие, она удовлетворённо вздохнула, и их зубы одновременно вонзились в ароматное мясо.
-Эх, на завтра ничего не осталось, - посетовал человек и, покопавшись в мешке, извлёк оттуда небольшой арбалет. Муха вздрогнула и, отбежав в угол, поблёскивала оттуда рыжими глазами, опасаясь, как бы штука эта чего доброго не взбунтовалась и не начала плеваться ядом во все стороны. Муха не видела, что все стрелы были сложены отдельно, и потому позволяла себе волноваться. А человек осмотрел оружие, довольно причмокнул и пообещал: - Уж с утра-то я наловлю нам дичи, девочка...
Собака дрогнула и почувствовала, как шерсть на загривке у неё встаёт дыбом - это снова нагрянули воспоминания о медведе, умирающем от смертельной раны на краю пропасти... Впрочем, запретить хозяину добывать пищу она не могла, к тому же прекрасно осознавала, что без охоты им не выжить, да и сама она не вечно питалась подачкой - иногда всё же приходилось во время их долгих странствий устраивать весёлые погони по пустырям за длинноухим обедом, безуспешно удирающим от неё.
-Уж эта штука поможет нам выжить... - пообещал кому-то хозяин, а Муха, если бы умела говорить, добавила бы, что кое-кому арбалет поможет и умереть...
В углу пещеры человек разложил спальный мешок и, от усталости не раздеваясь, забрался туда, накрывшись с головой. Через минуту он почувствовал, как мокрый и любопытный нос собаки рыщет вокруг, отыскивая его лицо.
-Ну-ну, девочка, - рассмеялся он, схватив её морду и притянув к себе. Шершавый язык тут же прошёлся от его лба к подбородку, и успокоенная Муха с неизменным вздохом утроилась рядом, ткнувшись тёплым боком к хозяйской спине; она никогда в жизни не спала у него в ногах.
А посреди ночи она вдруг проснулась от ощущения, что рядом кто-то есть. Ни звука не раздалось, но она проворно вскочила и заозиралась вокруг. Свет луны, подмигивающей напротив пещеры, осветил огромную бесформенную фигуру у входа.
Медведь!
Он не распространял вокруг себя никаких запахов, он разевал пасть, но его рёв был слышен только в подсознании собаки, - это был зверь нереальный, призрак, но он так уверенно двигался к мирно сопящему хозяину, что Муха всерьез забеспокоилась и, отбросив страх, смело бросилась вперёд, так же неслышно и призрачно лая на медведя, осыпая его проклятиями и угрозами, чувствуя себя сильнее и выше бесплотного призрака, пришедшего заявить свои права на пещеру.
И медведь дрогнул перед её отчаянным хриплым лаем, увидел в ней нового стража и проворно попятился, закрываясь одной лапой. Так, разбрызгивая слюну и скрежеща когтями по каменному полу, Муха гнала его до самого обрыва, а там он растворился, словно действительно привиделся. Муха, вывалив язык и тяжело дыша, ещё долго рассматривала светлячков на небе, а потом, вспомнив про совершенно беззащитного хозяина, вернулась в свой новый дом и спокойно уснула.
Так Муха победила призрака.
* * *
-Пш-ш-ш-ш-ш-ш...
Человек поднял голову на этот странный звук. Сон нехотя прорвался сквозь разлепленные веки и, обретя свободу, окончательно покинул его. Он огляделся.
-Пш-ш-ш-ш-ш-ш...
Словно бесконечный шорох листьев, однотонно шелестел снаружи дождь, не отыгравший своё вчерашним днём, толстыми нитями спускаясь с туч. Муха, проснувшаяся раньше, сидела на пороге и задумчиво вглядывалась в непроницаемую водяную стену, изредка подёргивая правым ухом. Вокруг неё вились мошки, пахло сыростью, и стояла абсолютная тишина, если не считать бесконечного шипения дождя.
-Пш-ш-ш-ш-ш-ш...
Он встал и, потягиваясь, подошёл к любимице.
-Привет, девочка, - потрепал он её по загривку. - Давно ли проснулась?
Она благодарно ткнулась мордой в его ладонь. Хозяин даже не подозревал, насколько чуток был её сон после визита медведя...
Человек долго бродил по пещере, выпил последнюю воду из фляжки, решив, что наполнит её из родника позже, убрал спальный мешок и уселся рядом с Мухой, обняв колени. Изредка он бросал на неё косой взгляд, пытаясь уловить в её взгляде то, что не удалось поймать ему, но так и не понял, что же видит собака там, далеко внизу...
Когда солнце растолкало облака и заняло своё почетное место на небосводе, он взял арбалет и отправился на охоту. Сквозь сладкую дрёму, навалившуюся после дождя, Муха слышала, как он зовёт её, но лишь свернулась в клубок в ответ на это, она была слишком обессилена для того, чтобы гонять дичь, да и охотничьей собакой она никогда не была...
Под вечер хозяин вернулся, волоча за собой связку звериных тушек - два зайца и лиса. Он освежевал их у кострища, разложил шкуры на солнце, а мясо развесил под потолком на верёвке, уцепив её за острые выступы. На ужин он дал Мухе мяса сырого, а когда ей было предложено прожаренное, она поморщилась и отвернулась.
Ночь прошла спокойно, только несколько раз чудилось ей, что где-то в темноте бродит Хозяин Пещеры, поднимая свою квадратную морду к звёздам и порыкивая на них недовольно.
* * *
Так тянулись недели. Утром Муха просыпалась и занимала своё место у входа, нанявшись сторожить сон хозяина, если тот ещё не был на ногах. Когда он просыпался, Муха делила с ним завтрак, а потом провожала до поворота, до крутой насыпи, где он поднимался в долину и орудовал там арбалетом, а Муха глядела ему вслед и, привычно вздохнув, возвращалась сторожить пещеру. Лишь несколько раз она отправлялась на охоту с ним, но особого удовольствия не получала. Загнав пару-другую некрупных зверей и принеся с реки подстреленных уток, она тут же тянула его обратно, волнуясь, как бы кто не залез к ним за время отсутствия.
Однажды они зашли совсем далеко, в лес, оставив горы позади. И вот, не спеша прогуливаясь рядом с хозяином по опушке, она вдруг подскочила как ужаленная и завертелась на месте.
-Что с тобой, девочка? - удивился он. Муха послала ему бешеный взгляд, развернулась на юг, потом на восток... Её чуткий нюх уловил тот самый запах, тяжёлый и невыносимый... Медведь, медведь! - пульсировала какая-то венка в голове. И точно, через мгновение вдалеке послышался недовольный рёв, треснула ветка-другая... Человек дрогнул, но, впрочем, справился с собой и, пошарив рукой по поясу, выхватил откуда-то Пистолет.
Его Муха видела и раньше, но смутно догадывалась, для чего он нужен. Этот самый Пистолет представлял собой железную трубку на ручке, от него пахло какой-то дрянной смесью дурманов, она часто тряслась, заглядывая в глубину его дула... Но хозяин умел с ним управляться. Видимо и сейчас он был полностью уверен в себе, когда, вглядываясь в ломающийся кустарник, держал Пистолет перед собой. Мухе хотелось бы верить, что и она в безопасности, но...
С собой справиться она так и не смогла и, коротко взвизгнув, припустила прочь по высокой траве, заставив человека удивлённо на неё обернуться.
-Куда ты? Стой!.. - Он зачем-то побежал за ней, но нагнать не смог. От лесного монстра они скрылись, но, когда хозяин появился в пещере, Муха уже стояла там, у самой дальней стены, сливаясь с тенью, и боязливо поглядывала на него. Человек только вздохнул, не сказав ей ни слова, но на охоту с собой больше никогда не звал.
* * *
Одним днём, проводив его, как всегда, до насыпи, Муха прошлась немного вперёд, нашла знакомый ей родник и полакала воды оттуда. Потом немного поспала у маленького ручья, сбегавшего вниз, в ущелье, послушала пение одинокой птицы и вернулась в обиталище...
Но запах! Уже на подходе холод пробрал её, когда новый запах, чужой запах пробрался ей в ноздри. Нет, это был не медведь, уж его-то она сразу бы отличила... Запах был как будто бы даже человеческий, но что с того? Разве может она позволить кому угодно шляться вокруг её дома?!..
Муха тут же подняла бешеный лай и помчалась вперёд, но, ворвавшись в пещеру, не обнаружила там никого. Отряхнувшись на пороге, она фыркнула и без промедления уткнулась носом в пыльный пол, изучая всё вокруг... Цепочка следов, похожих на следы хозяина, тянулась от входа до кострища, но там закруглялась и возвращалась обратно - в этом месте Муха гордо прищурилась, видимо, её лай всё-таки напугал незваного гостя!
Решив проследить весь его маршрут, она, водя носом по песку, поняла, что чужак пришёл тем же путём, каким и она с хозяином оказалась здесь - узкая тропинка вилась по скале, тропинка до того опасная, что всяк преодолевающий её имел все шансы оказаться внизу... Поэтому Муха не пошла дальше и вернулась в пещеру, где её уже ждал хозяин.
-Где была, девочка? - отвлечённо спросил он. Муха втянула воздух - запах незнакомца почти выветрился и хозяин, видимо, ничего не заметил. Она немного поскулила, сетуя на то, что не может рассказать о своём приключении, но быстро успокоилась, увидев, что у хозяина в руках несколько подстреленных уток и радостно отметив, что, если он займётся ими сейчас, на ужин у неё будут наивкуснейшие потроха.
* * *
Следующим утром Мухе нездоровилось, - болезненно урчало в желудке, живот периодически схватывало и тогда она либо на негнущихся лапах выбегала на улицу, чтобы скрыться за кустом, либо отхаркивалась в углу пещеры, оставляя на тусклых камнях жёлтую пену. Хозяин подозревал, что виной всему были те ягоды, что она повадилась объедать прямо с незнакомых кустов, и потому пошёл и срубил кусты те "к чёртовой матери", как он выразился. Правда, Мухе легче не стало, и на этот раз она проводила его взглядом, от своей лежанки до выхода.
Полдня она провалялась в забытьи, изредка поскуливая и почёсывая лапой бока, когда вдруг...
Шаги! Она подняла голову и прислушалась, чтобы убедиться, что ей это не приснилось.
Нет-нет, самые настоящие шаги... Она забилась поглубже в тень, чтобы проследить последующие события...
На пороге показался человек. Он отличался от хозяина - гораздо выше ростом и нескладнее, его волосы напоминали шкуру дикого зверя - свалявшиеся и грязные, а его рёбра можно было увидеть и не снимая с него кожу - они так и просвечивали. Из одежды на странном госте были лишь грубые штаны из истрепавшейся ткани, и не было даже обуви, а кожа его была черна, но не от загара, а от толстого слоя грязи и пота, перемешавшегося с пылью. От него разило нестерпимой вонью, и Муха еле удержалась, чтобы не чихнуть. Её любопытство уговаривало её подняться, но бунтующий больной организм умолял остаться на месте.
А что интересно, его ноги пахли точно так же, как вчерашние следы...
Но, когда незваный бродяга, оглядевшись, проворно вскочил в пещеру и принялся снимать вяленое мясо с потолка, Муха всё сразу поняла.
Вор, вор, вор! Прогнать, прогнать!
С хриплым лаем, вырвавшимся из её груди подобно арбалетной стреле, она скатилась с места и преградила бродяге дорогу.
-Шабачка, шабачка... - растерянно зашепелявил тот, оглядываясь по сторонам. - Вот ведь дьявол... Шабачка, тиш-ш-ше, тиш-ш...
Муха, не дав ему закончить, бросилась вперёд, клацнув зубами. Бродяга, попавший в невыгодное положение, испугался и стал пятиться назад, но Муха уже чёрной молнией переметнулась к выходу и скалилась оттуда.
Эта схватка напоминала ту ночь, когда она изгоняла Хозяина Пещеры из её нового дома, но тогда от привидения не веяло ничем - ни запахами, ни эмоциями...И её было легко, а теперь от бродяги просто-таки лучами расходился животный страх, а превыше него - злоба.
-Уйди ты ш дороги моей, пш-ш-шина, тварь! - сердито заорал бродяга, наклонился, подхватил какой-то камень и метнул... Муха попыталась увернуться, но некстати напомнила о себе болезнь, она притормозила, и камень тяжело ударил ей в бок. Она тявкнула и опрокинулась, а бродяга, воспользовавшись этим, сорвал самый большой кусок мяса с необычайно низкого потолка - такого низкого, что даже хозяину приходилось ходить пригнувшись, - и был таков. Муха грустно посмотрела ему вслед, зная, что не сможет гнаться за грабителем по горной тропе.
Нутром она чуяла, что с минуты на минуту вернётся хозяин...
И точно.
-Эй, девочка! - он появился на дороге усталый и весёлый. - Скучала? А я снова нам уток настрелял...
Его речь оборвалась. Он внимательно посмотрел на обрывок верёвки, одиноко покачивающийся под потолком, затем перевёл взгляд на собаку. Муха, уткнувшись мордой в лапы, лежала перед ним на брюхе и глядела очень-очень виновато, пытаясь безмолвно попросить прощения за то, что не смогла уберечь пещеру, впустила грабителя, дала ему уйти и унести еду...
Но человек истолковал этот взгляд совсем по-другому.
-Муха, это что же?! - грозно вопросил он. - Притворялась больной, а сама, когда я ушёл, в прыжках тренировалась?!.. Изловчилась-таки! Достала-таки!.. У своего же хозяина мясо воровать - и не стыдно?!..
Она подняла на него удивлённый взгляд, полный укоризны, но как было растолковать хозяину, что не она вовсе позарилась на их запасы?..
В тот вечер он больно избил её ремнём, хотя Муха по глазам видела - не хотел. Он не переставал ей напоминать, В ЧЁМ она провинилась, хотя это было бесполезно, ну да он не знал... Муха не держала на него зла, только отошла на место и заснула там, зная, что сейчас последует.
И была права - хозяин, как и всегда, когда он пребывал в расстройстве, потянулся за мешком, вытащил бурдюк с дрянной жидкостью и выпил всё, что было, без остатка. Пробормотав что-то насчёт чертовски хорошего винца, он так же тяжело повалился на своё ложе и захрапел.
* * *
Наутро его мучило похмелье. Видя, что хозяин заболел, Муха, уже чувствовавшая себя лучше к тому времени, будто бы переняла обязанности, и теперь увивалась вокруг него. Человек маялся, рычал по-звериному и просил принести воды, чего Муха, конечно, сделать была не в состоянии. Ближе к полудню - об охоте уже не было и речи, - он встал, выполз из пещеры и на краю обрыва его вырвало, после чего ему вроде бы стало лучше. Он привалился к стене у входа и, растирая лицо ладонями, позвал:
-Муха! Подойди, девочка.
Она покорно поплелась навстречу его загрубевшим рукам, встречая знакомые ласки. Гладя её по голове, хозяин долго и неслышно говорил что-то самому себе, а потом, погромче, начал рассказывать Мухе разные истории. Она выслушала всё про вчерашнюю охоту, потом про позавчерашнюю, потом он спросил, помнит ли она город, и Муха зажмурилась - ещё бы ей не помнить город! Хозяин спросил, не скучает ли она, но Муха не ответила - она сама не была уверена. Он много вспоминал свою прежнюю жизнь, сравнивал с нынешней и неизменно приходил к выводу, что мало чего изменилось.
-Как я был одиноким, так и остался, девочка, - бормотал хозяин изменившимся голосом. - Ну что, что я здесь нашёл, скажи на милость? И от чего вообще бежал? От одиночества? М-да, всё так... А спасся ли, а? Да нет, вот уж не удалось... Тебе вот хорошо - знай, бегай по горам да мяско воруй иногда... А я ещё тружусь на самого себя непонятно зачем... Зачем? К чему всё?! Одиночество, девочка, одиночество... Это ужасная штука...
"А как же я?" - подумала Муха, но быстро поняла, что здесь она судить не может, это людские чувства, они тонкие, как струны дождя, и их нельзя вот так легко понять...
* * *
В тот вечер в хозяине будто что-то щёлкнуло, и с тех пор привычный ритм их отшельнической жизни принял другое обличье. Теперь, когда утро лениво переваливалось через горные хребты к ним в пещеру, а солнце потягивалось в небе, рассыпая лучи по земле, человек не торопился покинуть жилище. Он неторопливо завтракал, а потом до полудня сидел на скале, вперив взгляд в одну точку. О чём он думал, Муха даже не догадывалась, но часто она занимала место рядом с ним, и тогда, обняв собаку, хозяин монотонно рассказывал ей о странном одиночестве, что в последнее время начало окружать его со всех сторон, подкрадываясь неслышно, притворяясь дуновением ветра, и расставляя повсюду свои ловушки, куда он неизменно попадался...
-Да и всё одиночество, девочка, это сплошная ловушка. Бежишь от него, бежишь, а когда кажется, что уж здесь-то оно точно тебя не достанет, оно приветливо машет рукой из-за угла: мол, вот и я, давно тебя тут дожидаюсь... Глупо, конечно, было спасаться от него здесь, но теперь-то... Теперь... Всё кончено... И теперь всё равно... Иногда думаю: ну и зачем? Зачем я продолжаю жить? Во имя чего и кого? Умру - так никто не вспомнит... Ну и зачем напрягаться... Хотя... Тебе не понять, девочка...
Мухе, наверное, и вправду не дано было целиком осознать всю важность его слов. Её заботы были маленькими - охранять пещеру и хозяина, следить, чтобы не возвращался медведь, провожать человека, встречать его, по ночам прислушиваться к шёпоту редкой листвы на невидимых деревьях...
Выговорившись, он уходил, волоча за собой арбалет, а возвращался теперь поздно-поздно, принося с каждым разом всё меньше дичи.
Однажды, пока его не было, заскучав, Муха решила прогуляться. Оставлять пещеру она уже почти не боялась - вряд ли тот наглец вернётся ещё раз... Пробежав до песчаной насыпи, она, учуяв запах следов хозяина, проворно вскарабкалась по ней наверх, и перед глазами её открылся забытый ранее вид - простирающаяся на долгие мили зелёная долина. Тут и там пестрели пушистыми кронами деревья, настоящие, а не такие, как те - невидимые... Журчал где-то ещё ручей, в траве туда-сюда бегали мелкие зверьки. Вильнув лохматым хвостом, Муха погналась за одной проворной мышкой, но так и упустила её.
Запах следов хозяина тянулся далеко вперёд, но она решила не догонять его, а просто прогуляться по долине, тем более, что сотни новых ароматов тянули её бежать то вправо, то влево...
Через несколько минут чуткий нос вывел её к лисьей норе, и Муха радостно залаяла, но, впрочем, быстро вспомнила, что арбалета и хозяина здесь нет, а потому решила действовать дальше сама.
Просунув морду внутрь, она усердно заработала лапами, расширяя вход и прокладывая себе путь. Впереди кто-то метался и попискивал, конечно, это были две жирные лисы, которых неплохо было бы отловить к ужину.
Так, раскапывая нору, Муха вдруг почуяла, что возня прекратилась. Смекнув, что это значит, она проворно забросала землёй получившееся отверстие и метнулась через холм к тому месту, где, по её соображениям, у лис был запасной выход, и успела вовремя - как раз чтобы перехватить рыжую плутовку, выбиравшуюся будто из-под земли. Схватив её за горло, Муха свернула лисе шею, а потом без труда расправилась со второй. Победно оглядев лежавшие перед ней тушки, Муха по одной отволокла их в пещеру, положила у костра и улеглась ждать вечера.
Хозяин вернулся так поздно, что свет луны уже припекал ему затылок. Он не принёс ничего, и уже собирался тяжёлым голосом сообщить об этом собаке, но слова встали у него поперёк горла, когда он увидел двух лис перед собой...
К своему неимоверному удивлению, Муха не услышала ни слова похвалы от человека, он лишь привычным жестом потрепал её по голове и освежевал добычу...
Ночь Муха провела на свежем воздухе, а разбудил её гром.
* * *
Когда что-то бабахнуло совсем недалеко, разорвав в клочья её лёгкий предрассветный сон, собака вскочила и заметалась, ещё толком не осознав, что произошло. Вначале ей показалось, что собирается гроза, но она не чувствовала ни одного признака ливня. Воздух не был спёртым, небо блистало своей чистотой, солнце палило вовсю, а в груди у Мухи что-то защемило...
Беспокойно заскулив, она подошла к пещере странной походкой, всё норовя прижаться к земле, и заглянула внутрь. Там было пусто, веяло холодом. Выпотрошенный вещевой мешок хозяина валялся посредине.
Издав клокочущий звук, Муха затряслась всем телом, чувствуя недоброе, и помчалась прочь. Подбежав к краю обрыва, она увидела неподалёку своего хозяина... Он стоял там, пошатываясь, и сжимал в руке Его Величество Пистолет. Муха чуть слышно тявкнула, но звук достиг его уха. Человек обернулся и приветливо махнул ей Оружием.
-А он стреляет, девочка! - сообщил хозяин странным тоном. Муха потешно завертела головой. - Да-да, стреляет, оказывается... Там было всего две пули, про запас... Осталась одна пулька... Ну что? Решил проверить, да...
Муха сделала несколько шагов вперёд, и он вытянул руку.
-Стой, малышка, стой. Будь там. Нечего тебе на это... Впрочем... Нет, иди. Иди, давай. Домой, девочка!
Муха зашевелила ушами и глянула непонимающе. Что-то не давало ей покоя. Она уселась на землю и яростно начала чесаться, и вдруг...
-Ну что ж... - почти неслышно прошептал хозяин, и - снова гром! Не удержав равновесие, Муха пошатнулась и, вскинув голову, стремительно рванулась вперёд, но было поздно. Она не видела, как, поднеся дуло к виску, он нажал на курок, как полыхнула возле его головы смерть, но она успела на тот момент, когда тяжёлым мешком хозяин повалился на край обрыва и, странно улыбнувшись, сделал последнее усилие... И полетел вниз, с огромной высоты... А Пистолет остался лежать возле нескольких капель крови.
Муха остолбенела. Толком не осознав, что произошло, она дала такого стрекача, что через пять минут уже не смогла узнать место, где она оказалась, сбежав от такого пугающего грома. Словно в полусне проведя весь день в долине, поздно ночью она крадущейся походкой вернулась в пещеру, заглянула туда воровато и самой своей неслышной походкой прошла к кострищу. В пещере царил холод, хозяином и не пахло. Тяжело вздохнув, она улеглась возле его спального мешка и попыталась заснуть, но ночью неведомая сила сорвала её с места и вывела наружу. Там, усевшись возле теперь уже бесхозного Пистолета, она подняла голову к луне и завыла.
Так Муха столкнулась с одиночеством, которое оставил после себя её хозяин.
* * *
И снова, будто ничего не изменилось, бежали дни. Муха не покинула пещеры, она ночевала там, а с утра срывалась с места и изучала горы, каждую щель и каждый закоулок, разговаривая с эхом, стоя на краю утёса, и с каждым днём пробираясь всё дальше и дальше, чего ранее она никогда не делала, а вечером возвращалась домой и вглядывалась в пустоту обиталища, желая различить там знакомые черты хозяина, услышать его голос и запахи, но каждый раз её ждало жестокое разочарование, и, вздохнув, она ложилась спать возле его мешка, посреди ночи вскакивая на каждый шорох и озираясь - пришёл? Пришёл?!..
Она порядком отощала, ведь в первые дни охота не касалась её никаким боком - собака привыкла, что каждый вечер её ждёт готовая добыча, и только потом поняла, что теперь придётся добывать еду самостоятельно. С восходом солнца она уходила в долину, а возвращалась с набитым животом, ибо пойманную дичь она поедала прямо там, словно дикий лев в пустыне.
Постепенно, к приходу холодов, шерсть её стала длинней и жёстче, сама Муха выросла, нарастила мускулы и теперь больше напоминала лесного зверя, чем когда-то домашнюю собаку. Пещеру она не смела оставлять, хотя очень часто, глядя на звёзды, она покорно внимала их призыву бросить всё и бежать на поиски исчезнувшего человека... Но каждый раз что-то удерживало её...
Скоро пожелтела трава в долине, а деревья покрылись оранжевым узором. Муха без особого интереса взирала на такие изменения - они не были ей в новинку. Собака совсем одичала, теперь она нечасто выбиралась из душной пещеры, всё время рычала без повода, бросалась на маленьких птиц и зверей, лаяла так разъярённо, что лай её теперь больше походил на грозный хриплый рык, из пасти летела слюна, а в рыжих глазах горел огонь злобы и отчаяния.
Так Муха спасалась от одиночества.
* * *
Пришёл холод, и лёгкий первый снег пушистым покрывалом опустился на долину. Муха лежала на пороге пещеры и хмуро поглядывала на белые капельки, что не торопясь спускались с неба, маяча перед её носом, или же опускаясь на него и тая. Иногда она, словно кошка, ловила их лапами, прибивала к земле, намереваясь продолжить на ещё шевелящуюся добычу охоту, но каждая снежинка, конечно, сливалась со своими сёстрами, и тогда Муха, покружившись на одном месте, снова ложилась в расчищенное ею местечко так, чтобы наполовину быть в пещере, тем самым давая понять всем этим назойливым белым блошкам, что хозяйка здесь только она.
Она никогда раньше не видела снега, те места, где ей приходилось бывать с... как же его... с хозяином, никогда не знали холода, но, так или иначе, он был ей не в диковинку. Она спокойно отнеслась к тому, что земля вдруг стала белой - не металась, не выла, только, с наступлением мороза, от которого трещит каждая косточка, совсем озлобилась.
Три месяца стуж и метелей она провела ничем не отличаясь от лесных обитателей. Выходила в степь и охотилась на зайцев с лисами, иногда наблюдала издалека за несущимися табунами диких лошадей, пару раз как угорелая мчалась от запаха медведя, когда чуяла поблизости его берлогу - единственное, чего она ещё боялась... Однажды пришлось ей подраться с волком, и Муха отделалась малой кровью. Волк был старым и больным, но всё-таки поспорил с ней из-за добычи. Муха твёрдо знала, что этот кусок мяса только что удирал от неё по заснеженным кочкам, а волк, роняя желтоватую слюну на снег, утверждал, что охота была за ним. От такой наглости Муха потеряла голову и, клацнув челюстями, бросилась вперёд, на обидчика. Волк, твёрдо зная, что перед ним всего лишь бескровная псина, был поражён, ощутив на своей шкуре хватку сестры по духу. Он взвыл, призывая к перемирию и надеясь договориться о том, что произошло недоразумение, но Муха на деле оказалась более дикой, чем он сам, и через несколько минут волк, обливаясь кровью, рухнул под ель. Муха стояла над ним, щерясь и показывая зубы, с усов её что-то капало. Она долго глядела на поверженного, и лишь убедившись, что он не дышит, удалилась, не забыв прихватить добычу, из-за которой, собственно, и начался спор.
Спустя много времени дичи в округе стало меньше, дни превратились в тягучую резину, когда было особенно голодно - она ела снег, а потом бежала отогреваться в пещеру, где, зарываясь в глубь её, закутываясь в тряпки жившего когда-то здесь человека и подрагивая всеми конечностями, не отрывала затравленного взгляда от входа, словно ожидая, что сейчас войдёт кто-нибудь - и она была готова броситься на незваного гостя с утроенными силами.
Она забыла запахи хозяина, забыла его голос... Остался лишь неясный образ в самой глубине собачьей памяти, который иногда приходил к ней по ночам, и тогда во сне Муха подёргивала ухом, словно ощущала, как знакомая тёплая ладонь проходится по её голове. Она уже плохо помнила, что это за человек, какую роль он сыграл в её жизни... Когда-то он просто ушёл, спрыгнув со скалы, и не вернулся, хотя она преданно ждала его многие дни, а теперь гадала - зачем ждала? Она так и не поняла, что он умер, хотя и Пистолет, и Гром, и Скала вкупе давали какую-то необъяснимую трагедию...
В особенно лютые дни она слонялась по пещере, переворачивая носом грязные его вещи и пытаясь уловить давно выветрившиеся запахи, но каждый раз её ждала неудача, и Муха, проклиная весь род человеческий, отправлялась на охоту, отправлялась в одиночку, и ей было по-настоящему трудно, ибо простые трудности подстерегали её на каждой шагу - пройти по краю пропасти и не соскользнуть вниз, вскарабкаться по насыпи, удерживаясь на ледяной корке, потом продираться сквозь выросшие за ночь сугробы...
С сумасшедшим блеском и решительностью в рыжих глазах, она пробивалась сквозь рутину повседневности, проходя каждое испытание, именуемое днём, не оглядываясь и не задумываясь над тем, что жизнь её - есть бессмысленное и бесцельное существование, когда озверевшей собаке некого даже полюбить...
Так Муха переживала зиму.
* * *
Одним утром она увидела, как весёлый ручеёк бежит мимо пещеры, искрясь и переливаясь на солнце, и поняла, что белому холоду пришёл конец. Тогда она встала, потянулась, зевнула и встретила весну стоя на скале и яростно почёсывая за ухом.
Просыпалось всё. Таял снег, из-под него приветливо выглядывали подснежники. В долине царило оживление, а степь была полна мышей и других мелких грызунов, что сновали туда-сюда, обеспокоенные внезапным затоплением норок. Муха, развалившись на спине посреди этого оазиса, впервые вполне приветливо поглядывала на них и думала, отчего так волшебно тысячи снежинок становятся водой. Она попробовала её, но не узнала хрустящего и терпкого вкуса снега.
Вернувшись в пещеру, она долго разглядывала вечно тёмные углы и, если бы она была человеком, то больше всего напоминала бы хозяйку, решающую затеять весеннюю уборку. Но всё, на что она была способна, это вынести старую куртку, оставшуюся непонятно от кого, наружу и устроить себе пляж, подставляя некогда лоснящуюся, а теперь жёсткую и плешивую шерсть лучам солнца.
Так был встречен ею первый день весны, а дальше всё понеслось по прежнему графику. Весь прилив хорошего настроения куда-то улетучился - она вдруг поняла, что осталась всё той же дикой собакой с гор, родившейся и выросшей здесь, впитавшей в себя законы выживания и вынужденной бороться за каждую свою минуту...
И однажды она снова услышала Гром.
* * *
Это было после обеда. Она валялась в траве, усердно расчёсывая укусы насекомых под шерстью, когда вдруг далёкий грохот рубанул по её ушам. Муха вскочила и, пробежав вперёд, уставилась в безмолвствующую даль. Запахов - никаких, поблизости только остальные звери, но Гром... Она ведь слышала его! Теша себя мыслью, что гремело вдалеке, а проказник-эхо разнёс звук по всей горной цепи, Муха удалилась в пещеру, поминутно оглядываясь...
А на следующий день Гром послышался снова, теперь уже утром. Муха проснулась разом! Гром теперь был гораздо ближе! Она в испуге заметалась по пещере. Ассоциации с этим звуком у неё были неясные, но очень неприятные... Кажется, именно с него началось её одиночество, после него полились эти вялые дни... Что же принесёт повторение его?!..
И Муха первый раз решила покинуть пещеру... Но не навсегда.
Инстинкт гнал её вперёд, сознание уговаривало сбежать, скрыться, да и она сама была только рада исчезнуть ненадолго, чтобы только Гром миновал её, и потому одним днём она проснулась, полная решимости и злобы на неведомое существо, что срывало её с места, пожевала остатки вчерашнего ужина, пометила на будущее все углы в пещере и выбежала навстречу холоду.
Это был не лучший день для побега - дули ледяные ветра, остатки снега превратились под подушечками лап в осколки льда, земля покрылась инеем, в воздухе стояло напоминание о зиме... Встряхнувшись, Муха бодро затрусила к насыпи, но уже там вдруг шарахнулась в сторону - запах, запах, запах! Новый, совершенно чужой, не похожий ни на какой из окружавших её доселе! Что-то напоминает, но... разве это повод ему доверять?.. Внутри у Мухи всё сжалось. Когда-то она могла с уверенностью определить, что справа несло хлебом, тканью, сапогами и металлом, но теперь это было что-то неизведанное... Она тихонько заворчала, сетуя, что не может решить, как действовать, и в итоге усилием воли толкнула себя навстречу запахам, чужим, но тем, что притворялись родными, хотя она точно знала, что в её пещере они никогда не появлялись...
Муха металась от куста к кусту, пересекая рощицу и постоянно вскидывая морду к небу, а то и вовсе припадая к земле. Запахи становились всё отчётливее, и всё сильнее они били по её сознанию. Она уже чувствовала, что всё идёт чересчур непривычно, знала, что нечто слишком новое ждёт её впереди, но уже не могла остановиться, не могла даже прилечь отдохнуть, потому что... потому что...
* * *
И наконец она увидела человека.
То, что это - человек, она поняла не сразу. Сначала приняла его за медведя, но уже через секунду отвергла глупую мысль. "Человек!" - пронеслось в голове знакомое слово, и всё прояснилось.
Скрываясь в кустах, Муха окаменела. Её память была атакована мощнейшим потоком воспоминаний, на неё обрушился целый ливень забытых картин, она очутилась в центре шторма из звуков, запахов и образов, её раздавило в этом водовороте... Не в силах пошевелиться, она, рухнувшая на живот, из-под веток, словно во сне, наблюдала, как человек присматривается к длинной железной палке у него в руках. Закончив это занятие, он сел под дерево и, развязав мешок, вытащил краюху хлеба, и слюна залила пасть Мухи - она вмиг вспомнила, как сладок и прекрасен простой хлеб, хотя она всегда выбирала мясо. Человек разломил её на две части и громко свистнул несколько раз. Поражённая, изумлённая Муха даже не дрогнула, когда из-за деревьев вдруг выбежал маленький пес с кудрявой кремово-белой шерстью и смешными длинными ушами.
-Джерри, возьми, поешь, - и человек бросил ему краюху. Пока спаниель терзал хлеб, Муха дрожала, поражённая действием, которое на неё оказал один только звук его голоса...
Поев, человек встал и потянулся, и она смогла разглядеть его получше. Он ничем не напоминал тот образ, что теперь маячил у неё перед глазами, наоборот, был низеньким, плотным, с длинной бородой-лопатой. И эта железная палка у него в руке... Муха как раз обдумывала, что бы это значило, и почему сознание всё пытается связать её с Громом, когда вдруг услышала рычание.
Она открыла глаза и нос к носу столкнулась со спаниелем! Тот стоял перед ней, припав на передние лапы, и порыкивал. Муха мгновенно вскочила, приняла такую же позу и, встряхнувшись, почувствовав, как шерсть у неё встаёт дыбом, зарычала в десять раз грознее. Опешивший пёс попятился, но продолжал издавать непонятные звуки и смотреть на неё - он узнал, признал в ней свою кровь, но не мог поверить, что этот чёрный зверь и есть его сородич. Он пытался отыскать в её глазах что-то, что указало бы на её происхождение, силясь угадать там собаку, но видел взгляд волка...
Потеряв терпение, Муха рявкнула на него, и настолько неестественным показался ему этот рык, что охотничий пёс с визгом отлетел в сторону, не представляя, как себя вести. Будь это собака, он попытался бы подружиться, будь это волк, он немедленно вступил бы в схватку, но... Кто, кто был перед ним?!..
Охотник удивлённо поднял голову на спаниеля.
-Что там, Джерри? - поинтересовался он, глядя, как мечется возле куста верный пёс, но следом послышался звериный рёв, и тогда человек не медля схватился за оружие. Взвыв, Джерри откатился в сторону, оставляя за собой капли крови - по носу его тянулась красная полоса, это Муха не пожелала иметь с ним ничего общего, окончательно с этой минуты утратив свой начальный облик.
-Джерри, назад! Отойди, кому говорят! - гаркнул человек, вскидывая ружьё и целясь туда, где между листьев дрожало что-то. Пёс послушно отбежал, из кустов вдруг вырвалась чёрная молния, и человек, внезапно понявший, кто перед ним, не успел отменить импульс, посланный мозгом его руке, и нажал на спусковой крючок.
* * *
Гром. Муха почувствовала огонь в боку и взвизгнула, уверенная, что визг её тут же был разнесён эхом по горам, и не зная, что стервятники, так давно ожидавшие её смерти, наконец-то ухмыльнулись, переглядываясь между собой.
Она упала на землю, прокатившись вперёд, и снова заверещала, не в силах терпеть ужасающую боль, пронзающую и изводящую. Катаясь по только-только начавшей проклёвываться траве, она будто из тумана слышала человеческий голос:
-Джерри, так это ж собака, Джерри! Ты глянь, такая ж псина! А я стрелял... Ну ты подумай! И откуда здесь?.. И ведь не собака была, зверь! Так-таки думал - волк! Ну ты подумай, Джерри, что ж делать-то теперь!
Интонации она узнала. Жалость. Она слышала их уже, да, но - когда?!.. Всё уплывало в туман, отнимающий у неё реальность. Дрыгнув задними лапами она замерла и поняла, что так боль почти не ощущается, и пролежала бы так долго, когда вдруг увидела, что человек, от которого и появился гром, направляется к ней, протягивая руки.
И откуда только взялись силы! Фыркнув, она поднялась, отскочила в сторону и там её вывернуло белой пеной.
-Собачка, пёсик!
Прочь, прочь от него, бежать от Грома, куда угодно!
Она прищурила один глаз и взлетела. Оторвавшись от земли, продолжать путь было немного легче. Она старалась бежать так быстро, чтобы не замечать огня в боку, а за ней по всей роще, а потом - на протяжении всей долины, тянулся тоненький кровяной ручеёк, иногда прерывающийся, но возобновляющийся через несколько метров. Муха знала, что по нему скоро придут волки, но отчего-то ей было всё равно.
Гром, Гром, что он сделал с ней?..
Достигнув вершины насыпи, она дёрнулась и взвыла, так неожиданно и резко напомнила боль о себе. Не удержавшись - подвернулись лапы, - она скатилась вниз, ударяясь об острые камни, и внизу замерла надолго.
Она валялась под палящим солнцем несколько часов, не чуя себя. Дыхание превратилось в неслышные хрипы, вывалившийся язык постепенно наливался синим, красная лужица под ней становилась всё больше... К середине дня Муха решила, что умрёт.
Она даже приблизительно не знала, что это обозначает, но была уверена в своей догадке, так как обширнейшая боль не давала ей даже подумать о том, чтобы завтра, например, отправиться на охоту...
Она попыталась встать, и после многих попыток, когда она скребла лапами по песку, ей это удалось. Пошатываясь, Муха подтащила своё тело к краю обрыва и надрывно завыла... Как и ждала, её песнь была слышна в каждом закоулке... А потом она мешком рухнула на самый край, глянула в пропасть и часто заморгала. В боку жгло, в голове пульсировало, и ещё одно воспоминание, самое последнее, не давало покоя... Будто там, внизу, в этой бездне, она забыла что-то...
Но что именно - вспомнить не удалось.
Муха вздохнула и снова поднялась. Лапы не гнулись. До пещеры оставалось несколько метров.
"Дотяну..."
Шаг, ещё один... Она ползла с упорством черепахи, не замечая кружащих над ней в нетерпении птиц... Вывалив сухой язык, она настолько припала к земле, что практически волочила его по траве, а в боку - огонь, пожар... Костёр?..
Вот ещё одно слово, знакомое и чужое. Почему-то все воспоминания пришли сейчас, когда разбираться в них недосуг...
Она уже ничего не видела, впереди была тьма, и шла она по запаху, делая шаг в минуту. Пещера была уже совсем близко, и она просто должна была дойти, она жаждала ворваться в её прохладу, рухнуть в углу и на куче тряпья забыться нагромождающимся на неё сном... Должна... должна... Ещё немного... Ещё чуть-чуть... Вот... Вот...
Гром!!!
...
Муха выгнулась всем телом, когда какой-то жучок больно вонзился ей в затылок, и упала как подкошенная в двух шагах от пещеры. Умерла она мгновенно.
За ней тут же возник недавний охотник с ружьём в руке. Недоверчиво осмотрев её издалека, он обернулся и свистнул:
-Джерри! Сюда, малыш. Издохла подружка твоя.
Но спаниель не подбежал, а предпочёл наблюдать издалека.
Человек подошёл ближе, перевернул собаку носком сапога и вздохнул, оправдывая себя:
-Оно правильно было. Что ей мучаться? Вижу - идёт, плетётся из последних сил... Ну, думаю, чего ей мучаться? Джерри! Где ты там! Идём, мальчик.
Развернувшись, он быстрым шагом направился к насыпи. В небе возникло ликованье, и за его спиной спикировали на землю трое стервятников.