Жила на краю деревни бедная вдова и был у неё единственный сын Нгуэн— не кривой, не хромой, но такой ленивый — весь свет обойди, другого такого не встретишь. Мать с утра до ночи не разогнётся, не присядет - и дом на её руках и огород на её плечах, а сын на циновке лежит, мечтает. О чём, спросите вы, мечтает? - Да об одном — как бы всю жизнь так и пролежать на циновке не вставая. Что бы мать его ни попросила, какое бы дело не поручила, всё в конце-концов приходилось делать самой.
Вот однажды терпение у матери лопнуло — взяла она бамбуковую палку, стала ею Лентяя по бокам охаживать, а как вскочил тот с циновки, сунула ему в руки верёвку и велела идти в лес за хворостом, и не потом, и не чуток попозже, а сей же миг. Да ещё вдогонку крикнула: - И попробуй, сынок, вернись домой с пустыми руками, угощу тебя на обед не белой лепёшкой, не сладким рисом, угощу вволю вот этой самой палкой!
Хочешь-не хочешь, а пришлось Лентяю отправиться в лес. Ноги у него одна о другую заплетались, веки сами собой слипались. Уж как он добрёл до опушки, сам не понял - где тут хворост собирать. Увидел раскидистое дерево и прилёг отдохнуть — больно умаялся. А на дереве плоды поспели — красные, сочные, так сами в рот и просятся, и самый большой, самый спелый, самый сочный повис как раз над головой Нгуэна — вот-вот упадёт. Раскрыл наш лентяй рот пошире, да замечтался — хорошо бы этот плод ему прямо в рот упал, вот бы славно он полакомился!
Час так лежит Лентяй, два, вот уже и солнце зашло за край земли, вот взошло снова, а плод всё не падает. Челюсти у парня онемели, живот с голодухи подвело, вот снова солнце зашло за поля за деревню, вот взошло снова — не падает плод.
Тут налетела на дерево стая обезьян, стали обезьяны по веткам скакать, плоды срывать, листьями закусывать. А одна, самая шустрая, хвать тот-самый спелый, заветный красный и в рот.
Не выдержал Лентяй такого издевательства, вскочил, руками замахал: - Ах ты, такая-сякая, отдай этот плод сейчас же! - я его две ночи караулил, я его два дня поджидал — а ну отдай!
А обезьяна только рожу скорчила - назло уселась на ветку пониже, громко чавкает, сок по мохнатым лапам бежит.
Лентяй внизу прыгает, ругается, а поделать ничего не может.
Тут вдруг затряслось дерево, словно от смеха, перепугались обезьяны, прыснули во все стороны. Глянь, из-под земли, из-под самых корней, словно гриб лесной, вырос дедок, сам невысок, борода ниже пояса. Смеётся дедок, остановиться не может.
Наконец, отсмеялся и говорит: - Я Лесной Дед, живу чуть не тысячу лет, чего только за свою жизнь не повидал, а так смеяться ни разу не доводилось. В благодарность проси чего хочешь, любое твоё желание исполню.
Долго Лентяй не раздумывал, почесал в макушке и загадал: - Хочу, чтобы вовек ни руки мои, ни ноги никакой работой себя не утруждали.
- Да, - задумался Лесной Дед, - нелёгкую ты мне задачку задал. Ну да что уж — раз обещал, надо выполнять. Ложись сюда, головой к стволу.
Нырнул дедок в дупло и вернулся с чистой шёлковой тряпицей, развернул тряпицу на траве. Хлопнул в ладоши, у Нгуэна руки-ноги вмиг отвалились, будто и не было их никогда. Не успел Лентяй испугаться, как вместо прежних рук и ног стали у него новые расти.
А дед тем временем собрал старые лентяевы руки да ноги, завернул в шёлковую тряпицу: - Вот, пусть они в дупле в прохладе отдохнут, пока волшебные за них поработают.
-А я как же?
- А ты? А ты вставай да домой отправляйся.
Дедок сладко зевнул, засунул тряпицу под мышку . - Да, чуть не забыл, коли тебе снова понадоблюсь, приходи сюда же через три года и три дня. Я семь лет не спал, за лесом ходил, пришла пора отдохнуть. - Сказал и исчез в дупле.
Хотел Лентяй ещё под деревом полежать, да тут новые ноги как вскочат, новые руки хвать за топор и ну хворост рубить — целую гору нарубили, накрепко верёвкой увязали, да на спину взвалили. Тут Лентяй и крякнул — потому как пока руки-ноги трудились, он устали не знал, а спина-то своя, не волшебная. Хотел он вязанку сбросить, да не тут-то было — руки верёвку крепко держат, ноги к дому спешат-торопятся.
Пришёл Лентяй домой, а матери ещё нет. Сбросил он хворост в угол, захотел на свою циновку лечь, подремать вволю, да не тут-то было — руки уже вёдра схватили, ноги к колодцу побежали. Натаскал он воды, только на циновку взглянул, а ноги к очагу тащат, руки огонь разжигают, муку достают, тесто замешивают, лепёшки пекут. А пока лепёшки пекутся, руки успели овощи почистить, в котелок покрошить, похлёбку на огонь поставить. Хотел Лентяй похлёбки поесть, да не тут-то было — схватили руки метлу и ну двор убирать. А там ноги в огород понесли — сорняки выпалывать. Так и не дали Лентяю присесть до позднего вечера.
А вечером мать с поля пришла, ничего понять не может — дом чисто убран, двор выметен. Сын на пороге её встречает, за стол ведёт, а на столе похлёбка густая ароматная, лепёшки белые пышные.
Как горько ни приходилось прежде бедной женщине, держалась, слезинки не пролила, а тут от счастья слёзы ручьём полились.
Так теперь и пошло. - По три раза за день Нгуэн пропалывал огород. Раз семь подметал пол. Спина у него гудела, поясницу ломило, зато руки и ноги не знали устали.
Уж дома и делать больше нечего стало, и решил Нгуэн податься в чужие края — мир поглядеть, денег заработать. Мать погрустила-погрустила да и согласилась. Поднялся парень в горы, спустился с гор — вот уже вокруг и чужие земли — чужие деревни, незнакомые люди. И куда ни пойди — всюду хороший мастер нужен. Чего только Нгуэн ни делал - и корзины плёл, и плоты сплавлял, и дома строил, и лодки долбил - и за что бы он не взялся, всё его руки делать умели. Да так ловко, что никто угнаться за ним не мог.
Время идёт, то спешит, то ползёт, - плетёт наш Лентяй корзины и думает - ничего-ничего, немного терпеть мне осталось - всего три года.
Время идёт, то спешит, то ползёт, - сплавляет Лентяй по реке брёвна, а сам шепчет - ничего-ничего, два года всего терпеть осталось.
Время идёт, то спешит, то ползёт, - конопатит Лентяй лодки, бормочет себе под нос - ничего-ничего, всего один годик осталось терпеть.
Время идёт, то спешит, то ползёт, - наконец-то Лентяй домой возвращается, в гору поднимается, с горы спускается, напевает чтобы легче идти - ничего-ничего, всего три денёчка осталось!
Вот наконец и прошло три года и три дня впридачу, вернулся Нгуэн в родные края, но не к матери родной поспешил, а в лес к заветному дереву: - Эй, лесной дед, забирай свои руки-ноги волшебные, верни мне мои простые!
Лесной Дед тут как тут - развернул шёлковую тряпицу, вынул оттуда простые руки-ноги, забрал волшебные. Приложил старые руки к плечам - а они не пристают, отваливаются. Приложил ноги куда следует - и ноги приставать не хотят.
- Да, - вздохнул Дед, - совсем они обленились за три-то года. Слыханное ли это дело — столько времени никакой работы не знать! Ну, да ты не унывай, зачем они тебе? Ты же мечтал всю жизнь на циновке лежать, ничего не делать? Вот твоя мечта и сбылась.
Заплакал Лентяй — как же я жить то теперь буду, как матушке на глаза покажусь! Да и не доберусь я до дома — здесь пропаду!
- Ладно, - говорит Дед, пожалею я тебя, непутёвого. Пошептал он слова заветные, руки-ноги Лентяя на место и приросли.
Сможешь заставить их трудиться - хорошо, а нет, так не удержишь, отвалятся и больше не прирастут — тут и я помочь не в силах буду. - Сказал так и исчез, будто не было.
Еле-еле заставил Нгуэн свои ноги встать. Прикрикивал на них, подгибаться не давал. Шаг за шагом крепла его походка — и вот уж, гляди, топают ноги не хуже волшебных. С руками потрудней пришлось — всё поначалу из них валилось — варёными плетьми висели, пальцы не гнулись. Но и с руками Нгуэн справился — была бы голова на месте. Всё, чему голова обучилась, и рукам научиться пришлось.
Мать обрадовалась — сын вернулся. Да не с пустым кошельком — можно теперь волов прикупить, о нищете забыть.
Ну что ещё про Нгуэна сказать? - Кто помнит теперь, что Лентяем его прозывали? Может кто другой и лентяй, а он для всех Мастер Нгуэн — самый уважаемый в деревне человек.
А Лесного Деда он с той поры ни разу не встретил. Да и зачем?