* * *
Июль. У крыши солнечный удар.
В тени деревьев - царство сладкой лени.
Из-за забора свесились сирени.
Провинция. Любительский театр.
Наш режиссёр в экстазе от ролей.
Он элегантен, сух и гениален.
Перины бьют и пух семейных спален
Парит, как пух от старых тополей.
Актёры дремлют - некуда уйти.
Что им Гекуба, что они Гекубе?
Джульетта незаметно красит губы
И видно, что ей больше тридцати.
Ромео - толст, небрит. Он одурел
От лени, от жары и от похмелья.
Гудят слова, и лёгкий дух безделья
Смешался с ароматом потных тел.
Воспоминанья канут в никуда.
Их на ночь, видно, ворошить не стоит.
Но почему же сердце сладко стонет?
Провинция... Блаженные года.
* * *
Рассвет раскрасил серым лица,
Слегка опухшие от сна.
Вагон. Плацкарта. Проводница
С утра серьёзна и пьяна.
Куда мы едем - нам не важно.
Соседка мелет страшный вздор.
Холодный чай и сахар влажный,
Цыплёнка трупик, помидор.
Летит состав " Москва - Край света"
И с каждым днём милее мне
Вонь от носков и туалета,
Берёзы чахлые в окне.
В конце вагона про землянку
Поёт угрюмый ветеран.
Давай с тобой сорвём стоп - кран
И выскочим на полустанке.
Мы убегаем от судьбы,
А убежали ли? Кто знает?
Вагон привстанет на дыбы,
Заржёт и в облаке растает.
Река в туманном молоке,
Русалки Водяного тешат,
И о любви бормочет Леший
На древнерусском языке.
* * *
Прошелестят за плечами,
Врезываясь в облака,
Сладкие наши печали,
Горькая наша тоска.
Руки в распятье раскину,
Чтобы покрепче обнять
Сладкую эту чужбину,
Горькую эту печать.
Осень проклюнется болью.
Ветром - листок на восток
В сладкое наше застолье,
В горькой свободы глоток.
Я никому не мешаю.
Да никого и нет.
Чёрное с белым смешаю,
Чтоб получился рассвет.
Выпью воды из-под крана.
Старые письма - в стол,
Соль на открытую рану
Да под язык валидол.
* * *
А мы приходили в больницы колоться о шприцы,
А нас пробивали навылет колючие взгляды.
Когда мы меняли столицы, как маски на лицах,
Тогда по брусчаткам столичным гремели парады.
Вот я надеваю Нью-Йорка кричащую маску,
Вот крашу Парижские парки в осеннюю краску,
Вот я принимаю заблудшую сказку в ладони,
Как прежде, готовый к труду - не всегда к обороне.
А мы на скамейках сидели с бутылкой "Столичной"
И губы нам жгли поцелуи Таганок и Пресен.
Когда нас в подъездах мамаши ловили с поличным,
Гитарные струны рвались от невыпетых песен.
Вот я ухожу, не прощаясь, по глупой привычке,
Вот я пришиваю к погонам сержантские лычки,
Вот я поднимаюсь и пью "посошок на дорожку",
Вот я, торопясь, вызываю себе неотложку.
Вот я, и не я, и не мы, и не вы. Ну а кто же?
Кто книгу листает, страницы задумчиво гладит,
По роже похожий на нас, но с истёртою кожей?
А ветер рукой теребит поседевшие пряди...
* * *
А где-то там, на дальних берегах,
Но если самолётом, то недолго,
Забыв о чести, совести и долге
Мой Ангел до утра сидит впотьмах.
Ему не спится что-то при луне.
Он ворошит утраченные встречи,
Что были так давно и так далече
В забытой Богом и людьми стране.
Ему забыться сном не суждено -
Он помнит недописанную повесть.
Его за эту повесть мучит совесть,
А мне... ну, право слово, всё- равно.
Он морщась вырвет из крыла перо,
И, поражаясь собственной отваге,
Напишет алой кровью на бумаге:
"Любовь". И этим нанесёт урон
Забытым на постели второпях
Напрасно ждущим Вере и Надежде.
Они давно продрогли без одежды...
Но это там. На дальних берегах.
А здесь вблизи - ни Ангелов, ни Вер,
Но есть луна, бессонница, бумага,
Придумана дуэль, сверкает шпага...
И день встаёт. Бессмысленен и сер.
* * *
Я лётчик. Я в небо заброшен, как камушек в воду.
Круги по воде разошлись, и растаял на облаке след.
Я - разум мотора. Меня обучили полёту,
Сказали: "Лети. В приземлении сложностей нет".
И вот я - бумажный журавлик. Залётная птица.
Небесный Агасфер. Дышу тяжело на бегу.
Я сел бы за стол, но не знаю, как нужно садиться.
Напиться и в брызги разбиться - вот всё, что могу.
Не мне предназначены первые брачные ночи:
В быту я нелеп, как на палубе альбатрос.
Я просто - соринка попавшая Господу в очи.
И неприручаем, хоть в сущности робок и прост.
Я лётчик. Но баки пустеют, и падает скорость.
Диспетчер кричит: "На посадку!" И, видимо, мне
Придётся познать беспощадную приземлённость,
Щекою дождя прикоснувшись к колючей стерне.
* * *
Скитальцы - по скитам, а я по поездам,
По самолётам да по пароходам,
Я - телефонный гам по чёрным проводам,
Я - след от журавлиного полёта.
Бредут бродяги вброд, а я наоборот.
Есть мост - на мост! А нет - так в скрип уключин!
Ведь я же не Христос, чтобы по лону вод.
Тем более, что плавать не обучен.
Скитальцы по скитам весь год блюдут посты,
Бродяги у Байкала ищут бочку,
А я сижу, смотрю на чистые листы:
Они, словно невеста, непорочны.
И слово написать - как в полночь снять фату,
На карте отыскать чужих дорог мороки.
Качает на ветру Полярную звезду,
И сердце замирает от тревоги.
* * *
А за дверью никого и не было:
Трель звонка просыпалась случайно,
Словно сигаретный столбик пепла
Мимо пепельницы - в чашку чая.
А за дверью никого не будет:
Ни соседа, ни мента, ни вора.
Только тени бродят - с эхом блудят
В сумрачном пенале коридора.
Никого. Так отчего я вздрогнул?
Город пуст. Я окна открываю.
Открывай, не открывай - нескромны
Стоны одичавшего трамвая.
И деревья тупо в сквере кружат
На своих стволах, как на протезах.
Хорошо, когда никто не нужен...
Надо телефонный шнур обрезать.
* * *
Черта моей оседлости - седло.
Седею, старюсь, но зовёт из дома
Какая- то шальная хромосома
Резонам всем и доводам на зло.
Я рад бы жить, не поднимая взгляд,
Я рад бы... Только кровь упрямо помнит
Не запах пыли в лабиринте комнат,
А вопль сарматов в волнах ковыля .
И вот в мороке слякотного марта
Встаю в немую очередь у касс
И покупаю суету плацкарты,
Дисплей окна, батон и ржавый квас.
Мила мне рысь вагонов вдоль откосов:
Ах, как они копытами стучат!
И падают белёсые берёзы
Косым дождём назад, назад, назад.
Я мифы позабыл. Ну, что там в мифах,
Когда летит из- под копыт земля,
Горят костры, ржут кони, пляшут скифы,
И тонет солнце в море ковыля?
* * *
Вот и август, и росы, и облик зависшего облака,
Вот и тени густеют, и пахнет трава увяданием.
Две осы не спеша поедают упавшее яблоко,
Словно Ева с Адамом вгрызаются в сладость познания.
Как они элегантны- вот эти Пегасы из Африки!
Шестиного- крылатые зеброчки с чёрным по золоту.
Вдохновенья бы нам, как воздушному красному шарику,
В облаках бы витали, и честь, разумеется, смолоду.
Были б мы... Если б были... Как жалко, что были - несбыточны.
По усам не текло да и в сани чужие нет повода...
Вот и шарик воздушный случайно порвал свою ниточку,
Зацепившись рукой за строку телеграфного провода.
Вот и повод, и случай, и прочие разные разности
Для того, чтоб под осень в окно постучала бессонница,
Чтобы всё - через край! А когда ты почувствуешь разницу,
Занеможется даже тогда, когда выпил и хочется.
Вот и строится дом на песке и стоит без фундамента.
Он бы вечно стоял, если надо, но гложут сомнения.
Две осы, два Пегаса - назойливы и темпераментны,
Как поэт, что читает на публике стихотворение.
* * *
Билеты в кассе, очередь ОВИРа...
Цыганка преуспела в ворожбе.
И жизнь была прочерчена пунктиром
Из пункта "А" в загадочный пункт "Б".
Пылали сосны на закате свечкой,
Отечество сгорало в горький дым.
Но почему- то кислый дух местечка
Был, словно царь Кощей, неистребим.
И возникало саднящее что- то,
И мир был к восприятью не готов,
И подменяли красочные фото
Сердцебиенье стран и городов.
Капкан дивана. Яд самообмана.
Гвоздь - в стену. В рамке на руке гвоздя -
Кольцо троллейбуса на пальце безымянном
И невезений сладкая стезя.
* * *
Хорошо бы в облака, да не хватает воздуху:
Как руками не маши, но не сделать шаг.
Хорошо бы прошагать по` морю, как по` суху.
Чтоб буруны за кормой и на мачте флаг.
Хорошо бы пушкой быть - бить прямой наводкой.
Нет. Не стоит. Пушки, гром - это непокой.
Хорошо бы рыбой стать. Только не селёдкой,
А какой- нибудь такой, чтобы ой- ёй- ёй.
Хорошо звездою быть, видной отовсюду.
Или тигром... или львом... мало ли зверей?!
Дед Морозом в Новый год тоже быть нехудо.
Или щёлкать соловьём в мае на заре.
Или рыцарским мечом хорониться в ножнах,
Быть дверным замком, чтоб в дом не прокрался тать.
Только человеком стать так чертовски сложно...
Как представишь - неохота даже начинать.
АКТРИСА
Из дома, словно из кулисы,
Обычно около восьми
Выходит бывшая актриса
И громко хлопает дверьми.
Идёт, забытая игрушечка!
И в ней который год подряд -
Аплодисментов треск хлопушечный
И комплиментов сладкий яд.
А магазины скалят морды,
И в лужах стылая вода...
Пальто немного давит в бёдрах,
Но это, право, ерунда.
Ну вот и всё. Пельменей пачка,
Полбулки хлеба и салат,
Коньяк, котлета для собачки,
И розы тонкий аромат.
Чтоб ночью бесконечно длинной
Будил подружек телефон :
Мол, флирт, цветы, вино, мужчина,
И он без памяти влюблён.
И Г Р А Ю Т Б Л Ю З
Когда раскаяния блюз
Заплещет в горле саксофона,
Он изогнётся восхищённо
И зал испробует на вкус.
И нас связующая нить
Струною станет контрабасной.
Она раскалена и страстна,
Её вибрация опасна -
Не стоит близко подходить.
И вот под лампы, на паркет
Летят разменною монетой
Рулады хриплого корнета,
И барабанов : "Нет, нет, нет".
А чёрной вокалистки грудь
Рвёт в клочья яркие одежды
И наши слабые надежды,
Что обойдётся как- нибудь.
Бесстыдной музыки волна
Смывает вздор и отстранённость.
Так зарождается влюблённость
И начинается Весна.
Всё.
Тишина - пушистый зверь
Легла у ног. Погладь, потрогай...
Повизгивает у порога
Звук, зацепившийся за дверь.
СЛУШАЯ ОКУДЖАВУ
Давай за радость бытия
нальём с тобой по стопочке.
Потом поднимем по второй
за нетерпенье юных.
Ах, неужели это я
сижу на крайнем облачке
И тихо песенку пою,
перебирая струны?
Пока гитарная струна
не изменила свойства,
Пока, с рукой обручена,
звучать обречена,
Мне сверху суть вещей видна,
их подлость и геройство,
Мне независимость дана,
мне молодость дана.
Давай - ка снова по одной,
чтобы явилась в гости
Весна глотком живой воды,
предвестницей дорог.
Вот, я стою, совсем седой
под ивой на погосте.
Я сам себе принёс венок
и положил у ног.
Я сам себя сплетал в слова,
отбрасывал увявшие :
Хотелось, чтобы обожгло
холодное чело.
А время шло едва, едва
и листьями опавшими
Меня укрыло, замело -
и в рамку под стекло.
Ах, если б с облака упасть
всё заревом да на реку,
Чтоб посмотреть, куда уйдёт
последний пароход.
Ты песню, словно варежку,
зимой наденешь на руку,
А время знать, да поминать
когда - нибудь придёт.
В А Л Ь С , ПЕРЕХОДЯЩИЙ В МАРШ
Ах, как хотелось обнимать,
По зеркалу паркета шаркать,
Чтоб люстры взвизгивали жарко,
Чтоб - жалко руки отнимать.
Кружил, себя не узнавал,
Прибой танцующего вальса.
Бил в зеркала и стены зальца,
Но даже платьев не измял.
А между тем пришла пора
Потанцевать в кирзе по плацу
И вальса дрогнувшие пальцы
Повестку приняли с утра.
Срывался на фальцет басок
В желаньи выглядеть постарше.
И звали саднящие марши
Печатать шаг, тянуть носок.
Строй от муштровки изнемог,
Жизнь показала новый ракурс
И африканский страус - Штраус
Засунул голову в песок.
Но всё - таки терзает душу
Неповторимый старый ритм -
Иду "раз - два", но "раз - два - три"
Стремится вырваться наружу.
Зовёт оркестр полковой,
Держать равнение направо.
Фуражка - весело и браво,
Как нимб, над бритой головой.
* * *
В фуражке, в старой телогрейке,
У развалившихся ворот
Пастух играет на жалейке,
Жалеет нас, да не спасёт.
Он не пасёт сегодня стадо,
А ублажает слух старух.
И вместо сада - вертограда
Растёт репейник да лопух.
И нет ни выхода, ни входа :
Измождена, разорена
Становится страной Исхода
Моя Великая страна.
Чужие страны - всё не впору.
И остаётся молча жить,
Храня язык свой, словно Тору.
А будет для кого хранить?
Но это, впрочем, и не важно.
Не всё потеряно, пока
Хрипит восторженно и страшно
Слепая дудка пастуха.
Прощание славянки
По мостовой катился звук
Надкусанной баранкой.
Рвалось из музыкантских рук
"Прощание славянки".
Басисты обнимали медь
И щёки надували.
И невозможность умереть
В пространство выдували.
Пророчит барабан грозу,
А флейта птицей стонет!
И ты монетку, как слезу,
Обронишь на перроне.
Пускай чернеет на ветру
В волненьях и тревоге.
Её найду и подберу,
Когда вернусь безногим.
МЕТАМОРФОЗА
Когда звук превращается в цвет,
Украшая беременность сада,
Наступает пора листопада
И задерживается рассвет.
Когда цвет превращается в звук,
Стонут ветры и хлопают ставни,
И тела обнажившихся яблонь,
Словно тени забытых подруг.
Значит, скоро - полозьевый скрип,
И органно- тяжёлые тучи,
И деревья, нелепо колючи,
Как скелеты неведомых рыб.
Чтоб однажды без веских причин
Звуки приняли странные позы,
И под тяжестью метаморфозы
Исказилось лицо от морщин.
АХ , ЭТИ ЧЁРНЫЕ ГЛАЗА ...
( Танго )
Ведь я воротился. Чего же ты хочешь?
И - черноволосый по комнате ливень.
И ты напоказ белозубо хохочешь,
Насквозь прожигая глазами своими.
Подвешено в комнате старое танго,
А комната - тонкий эскиз акварелью.
Ты сахар мне в чашку кладёшь, как приманку,
Приваду - в капкан одинокому зверю.
Пора шорох платьев швырять в чемоданы.
В бумажный корабль - и на краешек света!
Там ждут, задыхаются странные страны
В надежде, что куплены нами билеты,
Что коротко щёлкнула мышеловка,
Что танго плывёт и мне некуда деться,
Что на людях ссориться, право, не ловко,
И что на ветру штормовом не согреться.
Но я убеждаю, что убраны трапы.
Ты что в самом деле? Куда мы уедем?
Я перегрызаю пленённую лапу -
На трёх ковыляю в спасительный ветер.
Там бьётся фрегат синей птицей на ветке.
Ну, значит, судьба!.. Подбегают трамваи.
И вновь в этой пёстро - раскрашеной клетке
Я танго из шкафчика вынимаю.
ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРОЗЫ
Месяц даже утопиться не в силах
Что осталось? Только в заводи мокнуть.
А гроза у горизонта грозила
Из - за облака оранжевым грохнуть
Грянет гром : мужик в испуге - креститься
Да спросонок напузырится квасом.
Он выходит на крыльцо помочиться,
В ночь уставившись невидящим глазом.
Он с похмелья. Ну и что тут такого?
Он зевает так, что рот разрывает.
Воробьём порхает странное слово.
Может, бранное. Ну, кто теперь знает?
А Илье - пророку тоже не спится.
Он забился со своим экипажем.
На ходу скрипит его колесница -
Не поедешь, ежели не подмажешь.
Ведь, в скрипучей для него не достойно.
Колесница - не ботинки со скрипом.
Гром не грянул и мужик спал спокойно,
И клопов пугал то храпом, то хрипом.
Не собачье это, видимо, дело...
Мужики нам, что пропили - простили.
Бог не выдал и свинья нас не съела :
Значит, на ночь хорошо покормили.
* * *
Весь день хмельные снег с дождём,
Шатаясь, шлёпали по лужам,
Но дождь внезапно занедужил
И просочился в чернозём.
И ты смотрела из окна,
Ложась на подоконник грудью,
Как ветер мёл чужие судьбы,
Чтоб стала суть зимы видна.
И в чаше красного вина
Лежала истина и зрела.
Амура холостые стрелы
Слегка покалывали тело,
И ты была не влюблена.
Под вечер, делано смеясь,
Ты скажешь : " Ладно. Будешь мужем".
И снег прикроет белым лужи,
Чтоб не шокировала грязь.
ФОНТАН В ВАЛЕНСИИ
Гадает по руке цыганка.
Гитара - на разрыв струны.
Фонтана звонкое фанданго
И мы немного влюблены.
Мы солнцем яростным пропахли,
От жарких губ изнемогли.
И каблучки стучат, как капли,
По плоти высохшей земли.
И мы с тобою позабыли
Какой сегодня день и час,
И в радуге фонтанной пыли
Промокли волосы у нас.
И загорелые колени
Укрылись старым домино,
И не отбрасывают тени
Фонтан, цыганка и вино.
НОЧЬ
Проходят слоны, сны ногами топча,
Творят обезьяны проказы,
Чугунные птицы поют по ночам
Роскошным Шаляпинским басом.
На их головах завиты парики,
Раскрашены в белое лица.
Потеют в постелях своих старики
И снова мечтают родиться,
Младенцы кричат, не желая взрослеть,
И парус по морде бьёт ветру,
Тяжёлой морокой качается смерть,
Бесстрастно баюкая жертву.
И женщины гонят любовников прочь,
Их сладким посулам не внемля.
И пахнет грядущими грозами ночь,
И падает небо на землю.
ДЕВУШКА С ВЕСЛОМ
Заросший парк. Гниющий водоём.
Жасмины дышат душно и ненужно.
Вот здесь стояла "Девушка с веслом",
К целующимся парам равнодушна.
Качелей визг, весёлый детский гам.
Вот там у лип желтели бочки с квасом.
Из репродукторов по вечерам
Искусство звонко проникало в массы.
Цветут жасмины, времена поправ,
День из вчера перетекает в завтра.
И толстый грач кричит: " Физкульт- ура!",
Большого червяка поймав на завтрак.
* * *
Бокал сжимал в своих боках
Немного Аш два О.
Он просто жидкость сберегал,
Налитую в него.
Но твёрдо знал, что он Байкал,
А вовсе не бокал.
И помнил, что медведь лакал,
Как сливки, облака,
Как хариус взбивал хвостом
Лиловую волну,
Как выли волки, а потом
Взлетали на луну.
Русалка жирная плыла,
С румяным карасём...
А то, что он кусок стекла,
Мутация - и всё!
Коррида
Арена. Трибуны. Всё будет в ажуре:
Ведь смерть, как любовь, горяча и интимна.
Я бык, а не центнер говядины в шкуре!
Я мачо, бретёр, настоящий мужчина.
Рога, словно шпаги, стальны и упрямы,
У губ моих - пена разгневанной плоти.
Я сэр Ланцелот, защищающий даму,
Я раненый Пушкин, стреляющий с локтя.
Я бык. Гладиатор. Трещат кастаньеты,
И бомбардировщики над городами
Глядят как убийца, отбросив мулету,
Несёт моё ухо скучающей даме.
В Е Т Е Р
Харе, Кришна, Харе, Рамо! Господи, прости!
Ветер взламывает рамы, как домушник двери.
Отпусти меня на волю. Птицей отпусти.
Не смотри, что не летаю - это от неверья.
Отпусти меня и пусть выдует всю дурь.
Через левое плечо три плевка на счастье.
Ветер вывернет ворону лапами вовнутрь -
Самолёт в полёте тоже убирает шасси.
На стекле дождя поливы - расписной узор.
Мы в аквариуме. Нет! В чайнике заварка.
Жили- были и любили суету и вздор.
Всё насмарку и в письме ни одной помарки.
Марку яркую лизни острым язычком.
Не наклеивай. Не порть чистоту конверта.
А за дверью встали липы в лужи босиком,
И поверья сложены в тонно - километры.
Ветер вертит ось земли, как веретено.
Отгрызает лапу волк, что зажал в капкане.
Иссякает губ твоих сладкое вино,
Улетает в облака мой бумажный планер.
* * *
Лесок, песок, ольха, рябина,
Заборы тонут в лопухах.
И Среднерусская равнина
Покоится на трёх китах.
Давным - давно дороги в коме,
Боится летаргии Гоголь,
Молчит кукушка: ни гугу!
И я - потеряной иголкой
В блаженной лени и истоме
Лежу задумчиво в стогу.
Зудит комар. Травинки колки.
Пахуч ночных небес рассол.
И тают падших звёзд осколки
В загадочной реке Оскол.
* * *
Перетеки в это дерево.
Видишь - крона его густа.
Перетеки в это дерево,
В его сомкнутые уста.
Перетеки в это дерево,
Чтобы впитывать запахи трав.
Перетеки в это дерево,
Все земные законы поправ.
Перетеки в это дерево.
В его корни, в его кору,
Чтобы птичья возня и щебет
Разбудили тебя поутру.
Чтобы веток кудрявые кисти
Разукрашивали облака,
Чтобы гладила кожу листьев
Ветра ласковая рука.
Чтоб цветенья оргазм напомнил
О любви, что когда- то была,
Перетеки в это дерево -
Пусть зароют меня у ствола.
* * *
Этот поезд от нас ушёл.
Как норовистый конь ускакал.
-Хорошо,- шептал,- Хорошо! -
Издевался над нами вокзал.
Скажем поезду: " В добрый путь!"
Пирожок лимонадом запьём.
Мы сегодня пьяны чуть- чуть.
До того хорошо вдвоём.
От нежданной свободы пьяны,
И берём всё, что хочется брать.
Воротились воскресные сны,
Когда поезд не стал нас ждать.
А ведь жили когда- то врозь.
Сколько времени? Век или год?
Ты часы эти на пол брось -
Может, кто-нибудь и подберёт.
О любви зажурчит вода,
Дожидаясь весенней поры,
И покатятся поезда,
Словно санки с крутой горы.
Пусть на кухнях в который раз
С хрипотцой прозвенит струна.
Этот поезд от ушёл от нас,
Как к другому уходит жена.
В лужах серенький день отражён -
Он своим отраженьем горд.
Этот поезд от нас ушёл...
Не рвануть ли в аэропорт?
* * *
Я приду с долгожданной порошей,
Отниму, обниму, да и брошу.
Задержусь на секунду в прихожей,
Чтоб поднять у пальто воротник.
Хлопнет дверь. А на улице вечер
Резким ветром ухватит за плечи,
И забуду я встречи и речи -
Твой учитель и твой ученик.
Во дворе снеговик - нос морковкой.
Попросить закурить? Нет. Неловко.
Позабыл, где же тут остановка?..
Возле булочной! За углом.
Хорошо бы сейчас выпить водки.
Шмотки? К чёрту! Куплю ещё шмотки.
День какой-то сложился короткий.
Впрочем, лучше не думать о том.
Лучше буду я думать о завтра.
Завтра съем холостяцкий свой завтрак,
Словно шкаф несгораемый, заперт
Буду не отвечать на звонки.
Всё, что было - дурацкая шутка.
Чтобы ночью не так было жутко,
Я на плешке сниму проститутку
И кольцо твоё с правой руки.
* * *
А ты считаешь - я тому виной
Всего того, что было не со мной,
Всего, что не было и вряд ли будет.
Я - строчки нерождённого стиха,
Я - сладость первородного греха,
Я - росстани, пути и перепутья.
Я - сказочный Иванушка - дурак,
Я - медный, царской выпечки пятак,
Я - Леший, ухающий в тёмном лесе,
Я - вещих снов таинственный кошмар,
Я - потерявший жабры динозавр,
Таящийся в расщелинах Лох- Несси.
Я - всё, что можно, и чего нельзя.
Ведь мы живём, по свету колеся,
Словно подросток на мотоциклете.
В июле росами потеет сад.
Я виноват лишь в том, в чём виноват :
Безумие, беременность, бессмертье...
* * *
Зависает Амур стрекозой над водою и млеет от вида.
И девицы спешат к зеркалам, словно кони идут к водопою.
Лето. Травы налиты любовью и так духовиты,
Что не дышишь, а плаваешь в этом целебном настое.
Ах, Амур! Ах, подлец! Он нарочно творит что попало.
И, похоже, ему всё- равно что - ни кожи ни рожи.
Что упало - пропало и вряд ли возникнет сначала:
Ведь, нельзя в одну реку. Но если захочется - можно.
Жаль, что прошлое слазит змеиной тиснёною кожей,
Только странно, что вопли оставленных спален азартны.
В доме ставни прикрыты, как веки, и ножницы ножек
У наложниц, у жён, у невест до смешного стандартны.
Только память - старуха, скребёт и скребёт по сусекам.
На щеках вызревают прыщи. Вот и вишня до срока поспела.
Наставления мамы заброшены камушком в реку,
Чтоб летать по ночам и не знать от кого залетела.
ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
Я не лишний, а просто третий.
Чтобы на сердце стало светло,
Обопрись на меня. Так на ветер
Опирается птичье крыло.
Обопрись. И не следует злиться,
Что безгласны стоят дерева:
Птичьих лап узловатые спицы
Вяжут влажной листвы кружева.
Пыль просёлка ещё сладко дремлет.
Как без посоха тронуться в путь?
Опирается небо на землю,
Чтобы в бездну не соскользнуть.
В круп коня упираются шпоры,
Ноги путника - в собственный след.
Не найдя своей точки опоры
В Сиракузах погиб Архимед.
Посмотри за окно спозаранок -
Осень в золото сад убрала.
Обопрись на меня. Так лиана
Страстно льётся по телу ствола.
В суете городских декораций,
В странной зыбкости вязкого дня
Обопрись. А потом, может статься,
Ты немного полюбишь меня.
* * *
Стояло лето редкостной красы,
Стоял закат конём золотогривым,
И даже электронные часы
Стояли специально для счастливых.
И всё же, непонятно почему
Качались звёзды тихо и ритмично,
И наша жизнь упрямо шла к тому,
Что было неизбежно и привычно.
Привычно ветер тучам хмурил бровь,
И небосвод был свеж, упруг и сводчат.
И птичьи трели, словно горлом кровь,
Втекали в таинство цветочных почек.
Ветвились липы, в облака стремясь,
При виде пчёл тычинки возбуждались.
И мы с тобой тогда вступили в связь,
Чтоб превратиться в зреющую завязь.
В О Л О Г О Д С К И Й К О Н В О Й
"Вологодский конвой шутить не любит"
Поговорка
Вологодский конвой не приучен шутить -
Вологодский конвой - строг.
Не трудись по - напрасну свой лоб крестить,
Если ты получил срок.
Потерпи. Этот срок незаметно пройдёт,
Прошлогодний сойдёт снег.
Вологодский конвой в дом ко мне войдёт,
Когда я завершу бег.
Скажут: " За спину крылья. Лицом к стене",
Чтобы я улететь не смог.
Что ж так жалобно вьюга поёт обо мне
На этапе в другой острог?
* * *
Упала птица на крыло
И сонный город вниз поплыл.
В ней состраданье проросло
Ко всем, кто не имеет крыл.
Ко всем, кто не умеет петь,
Взбивать под ветром облака.
Как можно это не уметь?
Наука ведь невелика.
А в это время у реки,-
А где - уже не угадать,-
Охотник лихо взвёл курки.
Как можно не уметь стрелять?
* * *
"Земную жизнь пройдя до половины..."
Данте
Я жизнь прошёл до половины,
Но в ней не понял ни хрена,
Хоть няня добрая - Арина
Мне пела песни с бодуна.
Соседка пела. Тётя Рива.
И объясняла заодно :
"Вино на пиво - это диво,
А пиво на вино - говно".
Её нетленные советы
Я вспоминаю каждый раз,
Как исполняю Риголетто,
Уткнувшись мордой в унитаз.
* * *
Не стоит босыми по лужам!
Не нужно любви на часок!
Всё пёсики умные служат
И каждый имеет кусок.
И каждый серьёзен и занят
И брешет о вечной душе.
Но я не умею на задних
И поздно учиться уже.
Подводит ослабшая память
И некому мне намекнуть,
Где следует злобно залаять,
А где, улыбаясь, лизнуть.
Но чувствую, что очень скоро
Придёт пониманье всего,
С тележкою живодёра
И радостным смехом его.
* * *
Мужичок с ноготок,
Борода с локоток!
Подскажи, где заветного слова росток?
Я его посадил бы под ясной луной,
Поливал бы его тёплый дождик грибной
И оно бы прилюдно цвело по весне,
Как стихи, что являются в радостном сне.
Но молчит мужичок. Мужичок с бодуна.
А, быть может, не знает мужик ни хрена?
ПРИТЧА О ЛАЗАРЕ
Получив недужную свободу
Вот уже который год подряд
На полу подземных переходов
Лазари российские сидят.
Будущего Праведные судьи,
Стрелочники прошлого пути
Не поймут, куда стремятся люди
Переходом этим перейти.
Милостыню ласково приемлют -
Ото всех, кто хочет, ото всех.
Они знают, как легко под землю,
Как потом мучительно наверх.
Не было печали - накачали,
Бросили по русским городам.
В небесах парит Иосиф Сталин -
Лагерная кличка Мандельштам.
* * *
Когда - нибудь...
А, всё- таки, когда?
Тогда, когда меня уже не будет
И комнаты наполнит суета
И любопытные чужие люди?
Когда не будет, будней, дней и бу...
Что?
Будущего? Букв? Протуберанцев?
Тогда цветы на клумбе оборву
И стану сорванцом и оборванцем.
Когда - нибудь... Скорее никогда
Несбыточное сбудется. И всё же
Синеют облака - вчерашняя вода,
И этим на меня они чуть- чуть похожи.
Поднялся ветер.Снова тянет в путь.
И это чувство равносильно чуду.
Когда- нибудь случится что- нибудь...
Как жаль, что я тогда уже не буду.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ
Оленья стать - всего лишь волчья сыть.
Когда юла луны над домом крутит,
Младенцы начинают громко выть,
И жадно грызть кормилицыны груди.
Когда ночные лужи кроет лёд,
На морде - желтоглазье, словно свечи,
И шерсть на холке дыбом привстаёт,
Учуяв запах самки человечьей,
Тогда бледнеют звёзды, гнётся штык,
Качается младенческая зыбка,
Губа сквозь рык приоткрывает клык,
Растянута в подобие улыбки.
Не стоит упрекать и вспоминать,
Как пылко пели над степями сабли,
Что дети в мать, что непонятна масть,
И что из жаркой пасти кровью каплет.
Дописывает "Жизнь животных" Брэм,
В гаремах сказки говорят по- русски,
Смеётся Ромул, громко плачет Рэм,
Волчица не спеша расстёгивает блузку.
ВОСПОМИНАНИЕ
Тополь вчера был рыжим,
Но до утра облетел.
Тяжко казарма дышит
Потом усталых тел.
По голенищу лощёному
Сон растекается вширь
И получается чёрным,
Крепким, словно чифирь.
Но оттого, что грубы
Крики: - Подъём!- поутру,
Вряд ли сомкнутся губы
Разгорячённых труб.
И барабан не смолкнет,
И мудштуки горячи.
К ним, как шары на ёлке,
Прикреплены трубачи.
Мрачен полковник и важен.
Капли текут по лицу.
Давится "Встречным маршем"
Полк на холодном плацу.
Дождь. На флагштоке понуро
Виснет линялый флаг.
Армия. Осень. Дрессура.
Мерный, чеканный шаг.
колечки
Я послал тебе вдогонку
Два кольца работы тонкой,
Чтоб сплелись, чтоб завязались
В узелочек два конца.
Ты сказала: - Это мало,
Чтобы начинать сначала,-
И взяла да побросала,
Эти кольца у крыльца.
Я послал тебе по почте
Аромат весенних почек
И исписанный листочек
На сорочьем языке.
Только ты читать не хочешь.
Обозначит утро кочет -
По дорожке между строчек
Убегаешь налегке.
В свежий ветер, в чисто поле
Да в неведомую долю.
Видно, зря зубрили роли
До последнего словца.
Двери настежь пораскрыты,
Конь храпит и бьёт копытом,
На крылечке позабыты
Два серебряных кольца.
* * *
Полюбилась смолоду
Талая вода,
Только нету толку
В той воде пока.
И лежит расколота
На полу звезда.
Лес - отрада волку
Птице - облака.
Полюбились смолоду
Талые снега,
На земле в проталинках
Нежные ростки.
Отпущу - ка бороду,
Отращу рога,
Стану в старых валенках
Лосем у реки.
Что ж так стонут провода
Не возьму я в толк?
Трясогузка бьёт хвостом -
Разбивает лёд.
На рогах моих звезда,
Воет серый волк.
Ледоход мой ледолом,
Синий пароход.
* * *
Доктор! Не стоит мне мерить давление.
Давление - это извне.
А изнутри - распирание.
Тем и живу, что меня распирают желания,
Как немого невысказанность.
А иначе
Валялся бы на обочине
Шкуркой воздушного шарика.
* * *
Я сказал слово "волк " -
И вот
Полилась тоска из жёлто- зелёных глаз,
И приоткрылась пасть.
Бывший пёс,
Пастырь,
Спаситель!
Где твоё стадо?
Волк - цена воли.
Волк - волхв,
А не вол.
Волк - не лох:
Чуть что - в лоб.
Волк - хват, а не сват.
Придёт... серенький...
И - хвать!
Брань на брата
Вместо защиты и обороны.
А оборотню на кого
Оборотиться?
Прошлое - пошло.
Банально
Служить баранам.
И вот, волны воя -
Его воля.
Волк - века клон.
Велик его клык,
Как штык.
Волк, как не корми,
Смотрит.
Морда!
Я скажу слово...
Нет! Лучше я помолчу.
* * *
Когда черное по белому -
Это графика.
Когда чёрное смешано с белым -
Это вечер.
И расплывчаты
Фонари.
Как ни черти
Чёрным по чёрному -
Ни черт лица,
Ни очертаний,
А шрамики на запястье
Давно побелели.
Чёрно- белые фото
Теряют смысл
Поиска смысла.
А цветные -
Это не то и неправда.
В чашке чёрного кофе
Стоит ложка :
Она ведь легко возбудима.
Чёт и нечет...
Чётки текучи.
А может, поженимся, что ли?
"Ад" справа налево - "Да".
Судьба - это вовсе не Доля.
Судьба - приговор суда.
Течёт речечка
Да по песочеку...
Подели меня на тринадцать!
Подели меня с этим вечером.
Ему - дюжина,
А тебе, что останется.
Обещала вернуться к ужину.
Вот и будет повод
Покаяться.
Вот и будет.
Нежданно, негаданно.
Несказанно.
И всё- же и всё- таки...
Подели меня на тринадцать!
* * *
Там у сцены,
Где блюзом блевал саксофон,
И трубач
Облизывал губы
Перед тем как
Поцеловать мундштук.
Там, где чашки на блюдцах
Подвякивали в такт,
Ты молчала
О любви, о вечности и о нас.
А я был дурак дураком :
Тянулся к тягучим звукам
И говорил, говорил, говорил...
А надо было просто...
Но это оказалось
Намного сложней,
Чем укутывать слова
В сигаретный дым.
Ведь между преданностью
И предательством
Разница - несколько букв.
* * *
" Есть время собирать камни... "
Еклезиаст
вот и время настало
собирать за пазуху камни
и на снегу талом
чернеет собачий помёт
что- то ты мне сказала
а я козырял вокзалом
и поездом очень скорым
который вот вот уйдёт
что- то ты мне сказала
и камни настало время
за пазухой слабым комочком
глупое сердце дрожит
но время и дождь и капли
а где же найти мне камни
чтоб поднять и бросить
в расчёты и платежи
На камне роса - перламутром,
Звонит непрерывно родня,
И вместо зарядки утром
Занудная Камасутра,
И камень, как сгусток времени,
Остывшая память огня.
Вот время, вот сборы и камни.
Кирпич - это камень тоже?
Домов псориазная кожа
Вне правил, проектов и схем.
И не зима и не лето,
Лишь птицы синеют по веткам.
А камни разбросаны где- то:
Забылось куда и зачем.
И всё же оно неизбежно.
И хочется хлопнуть дверью,
Как сом в полусонных плавнях,
Хвостом о диван- кровать.
И кофе большими глотками,
И утро стучит каблуками,
И я собираю камни,
Чтоб снова их разбросать.
* * *
И всё- таки кина уже не будет,
Как ни кричи: " Сапожник!" .
Дали свет.
Тот или Этот?
О, фраза Гёте перед смертью: " Больше света!"
Упёрся зальчик лбом в пустой экран
Свистят мальчишки. Хлопают сиденья
Фанерных стульев. Люди вне себя.
Они и раньше выходили "Из"
В период разноцветных революций.
Но тут же - "всё на кру`ги", и - в себя.
А что там с кинщиком?
Быть может, в самом деле
Он заболел и на полу лежит
Имаго тутового шелкопряда,
Замотанный в рулоны киноплёнки,
В актёрскую изысканную ложь,
И просит пить. Но некому подать.
Ведь, всем всё по фигу. Искусство,
Конечно же, принадлежит народу.
Как ни ори, кина уже не будет!
Ни зальчика, ни света, ни кина.
ХИМИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ
Химическая реакция - это
процесс превращения
одних веществ
в другие.
Например :
CuO + 2HCl = CuCl2 + H2O
А где- то клочок сознания мечтает побыть материей,
Чтобы ещё раз попробовать жизнь на вкус и на цвет.
И он выбирает чрево. Так выбирают двери,
Чтобы войти в неизвестность хотя бы на несколько лет.
И тут- то любовь зарождается,
Как солнечные протуберанцы.
Обрушивается лавиной
На двух, ни в чём неповинных,
Химическая реакция
Меж женщиной и мужчиной.
И ревность на горизонте - абрисом хищного клипера .
И что- то неведомо- сладкое ворочается внутри.
Не следует обольщаться. Дочка нас просто выбрала,
Чтобы когда- то и где- то - один плюс один стало три.
Ещё мы с тобой не встретились. Не наступил момент и
Прядёт ещё хмурая Парка судьбы разноцветную нить.
Но результат реакции сам подберёт реагенты.
Удачно или не очень - это не нам судить.
Химическая реакция
всегда
сопровождается
физическими явлениями.
ЗАКОН ОМА
( Amo - любовь по латыни)
Закон Ома - закон amo
Amo, amatis...
( Встречал я не раз
Мари на тропинке узкой)
О, великий закон Amo!
Ницше - ничто,
когда порождаемый напряжением ток
обратно пропорционален
сопротивлению.
"Возьми с собой плеть" -
это для импотентов
как сплетни
о сплетении тел -
утешение климакса
когда amo
заменено "Амаретто".
Вычленение влечения -
Лучшее лечение.
Страшный закон Ома,
когда ток
прямо пропорционален
порождающему напряжению.
А скрипка Амати
поёт:
" Потому оставит человек
отца своего
и мать свою
и прилепится к жене своей.
И будут одна плоть. "
Amatis, amamus...
( как радуют глаз
упругие груди под блузкой.)
* * *
Мне вчера упало в руку слово.
Жаль, что было горькое оно.
Я ему хотел сменить основу
На смешное сладкое вино
Префиксы и суффиксы отринув,-
Понапрасну ни к чему склонять,-
Я хотел проникнуть в сердцевину,
Чтобы корень горечи понять,
Чтоб была опять во всём повинна
Страшная бескрайность бытия,
Сладкого молчанья сердцевина,
Горькая летейская струя.
Суть его открылась и забылась,
Горечь сладким сном заволокло.
А оно, взлетая - грудью билось
В небо, словно птица о стекло
* * *
Где -то плещет прохладная Лета.
Лето. В житах русалки шалят
И росой выпадают рассветы
На умаявшихся лешачат.
Вызревает до времени вишня,
В батик радуг укутался гром,
И вороны кричат : "Харе, Кришна!"
И сверкают индусским глазком.
Не сужу. Да и сам неподсуден
По тропинке иду босиком.
Ишь, как утро ступни мои студит
И туманным поит молоком!
Близок берег. Там кружево веток.
Горько пахнет седая лоза.
И размеренно капает в Лету
Всё, что я раньше срока сказал.
ПРОПИСИ
Меня учили почерку с нажимом.
Ах, прописи! Какая красота!
И я увидел, что неотторжимы
Чернила от невинности листа.
Так труб печных не оторвать от дыма
Хомут от лошади, от волка прыть
Так мы с тобой давно неразделимы -
Ведь нам по сути нечего делить.
Дождём и солнцем пахнут хризантемы,
Зачатые вне истин прописных,
И демонстрирует нетрезвый Демон
Ошибки, что тайком прокрались в стих.
* * *
Когда ты войдёшь в моё положение,
Я из него уже выйду.
Улицы лягут свеже-заснежены...
Я потеряю из виду
Дом угловой и ключи на цепочке:
Я ведь вдобавок рассеян.
Ах, до чего же морозны ночи
Посередине Рассеи!
Ах, до чего же хочется взвыть и
Вспомнить, что завтра будет!
Не обижайся. Мне нужно выйти :
Я не могу при людях.
* * *
Беспутный путник, путаник и враль
Я красотой твоей врачую раны.
Ты поднялась сегодня слишком рано
И, стоя у окошка, смотришь вдаль.
А там декабрь, мороз и гололёд,
Нагие почерневшие деревья,
Нагих дымов стоянье над деревней,
Нагих заборов серый хоровод.
Стоят в сугробе брошенные сани
Конец недели. Затопили бани.
Ты влажное стекло протрёшь рукой -
И глянет Бог на этот мир нагой
Твоими беззащитными глазами.
O, tempora, O, mores ...
О, времена, о, нравы, и снова времена!..
Позволь мне, Боже правый, привстать на стремена.
Ведь мне всего привстать бы, взглянуть из- под руки
Какие нынче свадьбы играют земляки.
Обнять речные поймы, увидеть стрел полёт.
Но нет стремян и конь мой излишне громко ржёт.
Он скачет в поле резво, подковы оброня.
А если глянуть трезво, то вовсе нет коня.
Есть потаскуха - скука, налит стакан вина.
"Разлука ты, разлука - чужая сторона".
* * *
Что б ни говорили, но на деле,-
Стоит бросить пристальнее взгляд,-
Экстраверт - сверло в патроне дрели.
Рад бы не крутиться, но зажат.
Интраверт - совсем другое дело.
Спрятал, как убийца в ножны ножик,
Эту дрель в своё живое тело.
И страдает, и сказать не может.
* * *
"Идёт, грядёт зелёный шум ",
Крепчает шорох шинный.
Алкаш соседский, полон дум,
Стоит у магазина.
Уже соображать устал,
В надеждах изнемог.
Но улица лежит пуста,
Как рваный кошелёк.
Налит слезой подбитый глаз,
Виски его седы.
Вот до чего доводят нас
Напрасные мечты.
* * *
Учитель наш безмерно строг.
Твердит настойчиво и сухо:
" Азъ- Буки - это Азъ есмъ Богъ,
А не школяр, глядящий букой. "
Я цепенею у стола:
Опять, опять не знаю правил.
Я сам себя в тупик поставил,
Сказав, что жизнь моя мала,
Что зыбок строй напрасных строк,
Что мысль моя в пыли и ржави.
"Я царь, я раб, я червь, я Бог." -
Писал блистательный Державин,
Сомненьям подводя итог.
* * *
А это всё рефракция
а это всё рефлексия
деревьев ржавых грация
и ветра эпилепсия
а это всё и в частности
в попытках обобщения
предчувствие безгласности
и цветоощущения
а это всё и прочее -
сентябрь и так далее
чужих следов отточия
сырых дорог фекалии
и радио баюкает
и запахи овчинные
и капает и капает и хлюпает
и сны на редкость длинные.
* * *
Как странно жизнь устроена. Как скверно
Сюжетов неприглядное шитьё.
Юдифь не может жить без Олоферна,
А он не существует без неё.
Так цепь непросто разорвать на звенья.
Так океан не вычерпать до дна.
Стальной колун ржавеет без поленьев,
А им противно жить без колуна.
утренняя зарисовка
Облака в сусальной позолоте,
Врёт скворец, что он служитель муз,
И упорно ходит в белом дхоти
Возле дома пожилой индус.
Он не видит, что росисты дали,
Что газонная трава мокра,
Шлёпая ладонями сандалей
По асфальту нашего двора.
А земля, как прежде, закруглённа,
Вишну с Шивой - в сущности одно,
И поёт скворец на ветке клёна,
Что любить и сладко и смешно.
Счастье
Везенья терпкий запашок
Хранит удача- озорница!
Как помню, трёшку я нашёл.
Хватило, чтоб опохмелиться.
А мог бы, господи прости,
В потоке грязных междометий
Купюру эту обойти
И счастья просто не заметить.
* * *
Тысячу строк ни о чём,
Звуков цветной хорал
Я б никогда не прочёл,
Если бы не написал.
Букв суховатый ритм,
Иронии хлороформ,
Таинство точных рифм,
Мистика твёрдых форм.
Звёздная плоть - в окне.
Ночь и стакан недопит...
Пусть словоблудие мне
Кто-нибудь да простит.
* * *
Чист небосвод, сочнее светотени,
Стройнее угловатых яблонь стать,
И на ветвях такое белопенье,
Что хочется скворцом защебетать.
Как хорошо болтать о всяком вздоре,
Смеяться, петь, смотреть девицам вслед.
И кажется, что нет ни бед, ни хворей,
И верится, что смерти больше нет.
![[]](/img/j/judin_b_p/teatr/teatr.jpg)
* * *
Июль. У крыши солнечный удар.
В тени деревьев - царство сладкой лени.
Из-за забора свесились сирени.
Провинция. Любительский театр.
Наш режиссёр в экстазе от ролей.
Он элегантен, сух и гениален.
Перины бьют и пух семейных спален
Парит, как пух от старых тополей.
Актёры дремлют - некуда уйти.
Что им Гекуба, что они Гекубе?
Джульетта незаметно красит губы
И видно, что ей больше тридцати.
Ромео - толст, небрит. Он одурел
От лени, от жары и от похмелья.
Гудят слова, и лёгкий дух безделья
Смешался с ароматом потных тел.
Воспоминанья канут в никуда.
Их на ночь, видно, ворошить не стоит.
Но почему же сердце сладко стонет?
Провинция... Блаженные года.
* * *
Рассвет раскрасил серым лица,
Слегка опухшие от сна.
Вагон. Плацкарта. Проводница
С утра серьёзна и пьяна.
Куда мы едем - нам не важно.
Соседка мелет страшный вздор.
Холодный чай и сахар влажный,
Цыплёнка трупик, помидор.
Летит состав " Москва - Край света"
И с каждым днём милее мне
Вонь от носков и туалета,
Берёзы чахлые в окне.
В конце вагона про землянку
Поёт угрюмый ветеран.
Давай с тобой сорвём стоп - кран
И выскочим на полустанке.
Мы убегаем от судьбы,
А убежали ли? Кто знает?
Вагон привстанет на дыбы,
Заржёт и в облаке растает.
Река в туманном молоке,
Русалки Водяного тешат,
И о любви бормочет Леший
На древнерусском языке.
* * *
Прошелестят за плечами,
Врезываясь в облака,
Сладкие наши печали,
Горькая наша тоска.
Руки в распятье раскину,
Чтобы покрепче обнять
Сладкую эту чужбину,
Горькую эту печать.
Осень проклюнется болью.
Ветром - листок на восток
В сладкое наше застолье,
В горькой свободы глоток.
Я никому не мешаю.
Да никого и нет.
Чёрное с белым смешаю,
Чтоб получился рассвет.
Выпью воды из-под крана.
Старые письма - в стол,
Соль на открытую рану
Да под язык валидол.
* * *
А мы приходили в больницы колоться о шприцы,
А нас пробивали навылет колючие взгляды.
Когда мы меняли столицы, как маски на лицах,
Тогда по брусчаткам столичным гремели парады.
Вот я надеваю Нью-Йорка кричащую маску,
Вот крашу Парижские парки в осеннюю краску,
Вот я принимаю заблудшую сказку в ладони,
Как прежде, готовый к труду - не всегда к обороне.
А мы на скамейках сидели с бутылкой "Столичной"
И губы нам жгли поцелуи Таганок и Пресен.
Когда нас в подъездах мамаши ловили с поличным,
Гитарные струны рвались от невыпетых песен.
Вот я ухожу, не прощаясь, по глупой привычке,
Вот я пришиваю к погонам сержантские лычки,
Вот я поднимаюсь и пью "посошок на дорожку",
Вот я, торопясь, вызываю себе неотложку.
Вот я, и не я, и не мы, и не вы. Ну а кто же?
Кто книгу листает, страницы задумчиво гладит,
По роже похожий на нас, но с истёртою кожей?
А ветер рукой теребит поседевшие пряди...
* * *
А где-то там, на дальних берегах,
Но если самолётом, то недолго,
Забыв о чести, совести и долге
Мой Ангел до утра сидит впотьмах.
Ему не спится что-то при луне.
Он ворошит утраченные встречи,
Что были так давно и так далече
В забытой Богом и людьми стране.
Ему забыться сном не суждено -
Он помнит недописанную повесть.
Его за эту повесть мучит совесть,
А мне... ну, право слово, всё- равно.
Он морщась вырвет из крыла перо,
И, поражаясь собственной отваге,
Напишет алой кровью на бумаге:
"Любовь". И этим нанесёт урон
Забытым на постели второпях
Напрасно ждущим Вере и Надежде.
Они давно продрогли без одежды...
Но это там. На дальних берегах.
А здесь вблизи - ни Ангелов, ни Вер,
Но есть луна, бессонница, бумага,
Придумана дуэль, сверкает шпага...
И день встаёт. Бессмысленен и сер.
* * *
Я лётчик. Я в небо заброшен, как камушек в воду.
Круги по воде разошлись, и растаял на облаке след.
Я - разум мотора. Меня обучили полёту,
Сказали: "Лети. В приземлении сложностей нет".
И вот я - бумажный журавлик. Залётная птица.
Небесный Агасфер. Дышу тяжело на бегу.
Я сел бы за стол, но не знаю, как нужно садиться.
Напиться и в брызги разбиться - вот всё, что могу.
Не мне предназначены первые брачные ночи:
В быту я нелеп, как на палубе альбатрос.
Я просто - соринка попавшая Господу в очи.
И неприручаем, хоть в сущности робок и прост.
Я лётчик. Но баки пустеют, и падает скорость.
Диспетчер кричит: "На посадку!" И, видимо, мне
Придётся познать беспощадную приземлённость,
Щекою дождя прикоснувшись к колючей стерне.
* * *
Скитальцы - по скитам, а я по поездам,
По самолётам да по пароходам,
Я - телефонный гам по чёрным проводам,
Я - след от журавлиного полёта.
Бредут бродяги вброд, а я наоборот.
Есть мост - на мост! А нет - так в скрип уключин!
Ведь я же не Христос, чтобы по лону вод.
Тем более, что плавать не обучен.
Скитальцы по скитам весь год блюдут посты,
Бродяги у Байкала ищут бочку,
А я сижу, смотрю на чистые листы:
Они, словно невеста, непорочны.
И слово написать - как в полночь снять фату,
На карте отыскать чужих дорог мороки.
Качает на ветру Полярную звезду,
И сердце замирает от тревоги.
* * *
А за дверью никого и не было:
Трель звонка просыпалась случайно,
Словно сигаретный столбик пепла
Мимо пепельницы - в чашку чая.
А за дверью никого не будет:
Ни соседа, ни мента, ни вора.
Только тени бродят - с эхом блудят
В сумрачном пенале коридора.
Никого. Так отчего я вздрогнул?
Город пуст. Я окна открываю.
Открывай, не открывай - нескромны
Стоны одичавшего трамвая.
И деревья тупо в сквере кружат
На своих стволах, как на протезах.
Хорошо, когда никто не нужен...
Надо телефонный шнур обрезать.
* * *
Черта моей оседлости - седло.
Седею, старюсь, но зовёт из дома
Какая- то шальная хромосома
Резонам всем и доводам на зло.
Я рад бы жить, не поднимая взгляд,
Я рад бы... Только кровь упрямо помнит
Не запах пыли в лабиринте комнат,
А вопль сарматов в волнах ковыля .
И вот в мороке слякотного марта
Встаю в немую очередь у касс
И покупаю суету плацкарты,
Дисплей окна, батон и ржавый квас.
Мила мне рысь вагонов вдоль откосов:
Ах, как они копытами стучат!
И падают белёсые берёзы
Косым дождём назад, назад, назад.
Я мифы позабыл. Ну, что там в мифах,
Когда летит из- под копыт земля,
Горят костры, ржут кони, пляшут скифы,
И тонет солнце в море ковыля?
* * *
Вот и август, и росы, и облик зависшего облака,
Вот и тени густеют, и пахнет трава увяданием.
Две осы не спеша поедают упавшее яблоко,
Словно Ева с Адамом вгрызаются в сладость познания.
Как они элегантны- вот эти Пегасы из Африки!
Шестиного- крылатые зеброчки с чёрным по золоту.
Вдохновенья бы нам, как воздушному красному шарику,
В облаках бы витали, и честь, разумеется, смолоду.
Были б мы... Если б были... Как жалко, что были - несбыточны.
По усам не текло да и в сани чужие нет повода...
Вот и шарик воздушный случайно порвал свою ниточку,
Зацепившись рукой за строку телеграфного провода.
Вот и повод, и случай, и прочие разные разности
Для того, чтоб под осень в окно постучала бессонница,
Чтобы всё - через край! А когда ты почувствуешь разницу,
Занеможется даже тогда, когда выпил и хочется.
Вот и строится дом на песке и стоит без фундамента.
Он бы вечно стоял, если надо, но гложут сомнения.
Две осы, два Пегаса - назойливы и темпераментны,
Как поэт, что читает на публике стихотворение.
* * *
Билеты в кассе, очередь ОВИРа...
Цыганка преуспела в ворожбе.
И жизнь была прочерчена пунктиром
Из пункта "А" в загадочный пункт "Б".
Пылали сосны на закате свечкой,
Отечество сгорало в горький дым.
Но почему- то кислый дух местечка
Был, словно царь Кощей, неистребим.
И возникало саднящее что- то,
И мир был к восприятью не готов,
И подменяли красочные фото
Сердцебиенье стран и городов.
Капкан дивана. Яд самообмана.
Гвоздь - в стену. В рамке на руке гвоздя -
Кольцо троллейбуса на пальце безымянном
И невезений сладкая стезя.
* * *
Хорошо бы в облака, да не хватает воздуху:
Как руками не маши, но не сделать шаг.
Хорошо бы прошагать по` морю, как по` суху.
Чтоб буруны за кормой и на мачте флаг.
Хорошо бы пушкой быть - бить прямой наводкой.
Нет. Не стоит. Пушки, гром - это непокой.
Хорошо бы рыбой стать. Только не селёдкой,
А какой- нибудь такой, чтобы ой- ёй- ёй.
Хорошо звездою быть, видной отовсюду.
Или тигром... или львом... мало ли зверей?!
Дед Морозом в Новый год тоже быть нехудо.
Или щёлкать соловьём в мае на заре.
Или рыцарским мечом хорониться в ножнах,
Быть дверным замком, чтоб в дом не прокрался тать.
Только человеком стать так чертовски сложно...
Как представишь - неохота даже начинать.
АКТРИСА
Из дома, словно из кулисы,
Обычно около восьми
Выходит бывшая актриса
И громко хлопает дверьми.
Идёт, забытая игрушечка!
И в ней который год подряд -
Аплодисментов треск хлопушечный
И комплиментов сладкий яд.
А магазины скалят морды,
И в лужах стылая вода...
Пальто немного давит в бёдрах,
Но это, право, ерунда.
Ну вот и всё. Пельменей пачка,
Полбулки хлеба и салат,
Коньяк, котлета для собачки,
И розы тонкий аромат.
Чтоб ночью бесконечно длинной
Будил подружек телефон :
Мол, флирт, цветы, вино, мужчина,
И он без памяти влюблён.
И Г Р А Ю Т Б Л Ю З
Когда раскаяния блюз
Заплещет в горле саксофона,
Он изогнётся восхищённо
И зал испробует на вкус.
И нас связующая нить
Струною станет контрабасной.
Она раскалена и страстна,
Её вибрация опасна -
Не стоит близко подходить.
И вот под лампы, на паркет
Летят разменною монетой
Рулады хриплого корнета,
И барабанов : "Нет, нет, нет".
А чёрной вокалистки грудь
Рвёт в клочья яркие одежды
И наши слабые надежды,
Что обойдётся как- нибудь.
Бесстыдной музыки волна
Смывает вздор и отстранённость.
Так зарождается влюблённость
И начинается Весна.
Всё.
Тишина - пушистый зверь
Легла у ног. Погладь, потрогай...
Повизгивает у порога
Звук, зацепившийся за дверь.
СЛУШАЯ ОКУДЖАВУ
Давай за радость бытия
нальём с тобой по стопочке.
Потом поднимем по второй
за нетерпенье юных.
Ах, неужели это я
сижу на крайнем облачке
И тихо песенку пою,
перебирая струны?
Пока гитарная струна
не изменила свойства,
Пока, с рукой обручена,
звучать обречена,
Мне сверху суть вещей видна,
их подлость и геройство,
Мне независимость дана,
мне молодость дана.
Давай - ка снова по одной,
чтобы явилась в гости
Весна глотком живой воды,
предвестницей дорог.
Вот, я стою, совсем седой
под ивой на погосте.
Я сам себе принёс венок
и положил у ног.
Я сам себя сплетал в слова,
отбрасывал увявшие :
Хотелось, чтобы обожгло
холодное чело.
А время шло едва, едва
и листьями опавшими
Меня укрыло, замело -
и в рамку под стекло.
Ах, если б с облака упасть
всё заревом да на реку,
Чтоб посмотреть, куда уйдёт
последний пароход.
Ты песню, словно варежку,
зимой наденешь на руку,
А время знать, да поминать
когда - нибудь придёт.
В А Л Ь С , ПЕРЕХОДЯЩИЙ В МАРШ
Ах, как хотелось обнимать,
По зеркалу паркета шаркать,
Чтоб люстры взвизгивали жарко,
Чтоб - жалко руки отнимать.
Кружил, себя не узнавал,
Прибой танцующего вальса.
Бил в зеркала и стены зальца,
Но даже платьев не измял.
А между тем пришла пора
Потанцевать в кирзе по плацу
И вальса дрогнувшие пальцы
Повестку приняли с утра.
Срывался на фальцет басок
В желаньи выглядеть постарше.
И звали саднящие марши
Печатать шаг, тянуть носок.
Строй от муштровки изнемог,
Жизнь показала новый ракурс
И африканский страус - Штраус
Засунул голову в песок.
Но всё - таки терзает душу
Неповторимый старый ритм -
Иду "раз - два", но "раз - два - три"
Стремится вырваться наружу.
Зовёт оркестр полковой,
Держать равнение направо.
Фуражка - весело и браво,
Как нимб, над бритой головой.
* * *
В фуражке, в старой телогрейке,
У развалившихся ворот
Пастух играет на жалейке,
Жалеет нас, да не спасёт.
Он не пасёт сегодня стадо,
А ублажает слух старух.
И вместо сада - вертограда
Растёт репейник да лопух.
И нет ни выхода, ни входа :
Измождена, разорена
Становится страной Исхода
Моя Великая страна.
Чужие страны - всё не впору.
И остаётся молча жить,
Храня язык свой, словно Тору.
А будет для кого хранить?
Но это, впрочем, и не важно.
Не всё потеряно, пока
Хрипит восторженно и страшно
Слепая дудка пастуха.
Прощание славянки
По мостовой катился звук
Надкусанной баранкой.
Рвалось из музыкантских рук
"Прощание славянки".
Басисты обнимали медь
И щёки надували.
И невозможность умереть
В пространство выдували.
Пророчит барабан грозу,
А флейта птицей стонет!
И ты монетку, как слезу,
Обронишь на перроне.
Пускай чернеет на ветру
В волненьях и тревоге.
Её найду и подберу,
Когда вернусь безногим.
МЕТАМОРФОЗА
Когда звук превращается в цвет,
Украшая беременность сада,
Наступает пора листопада
И задерживается рассвет.
Когда цвет превращается в звук,
Стонут ветры и хлопают ставни,
И тела обнажившихся яблонь,
Словно тени забытых подруг.
Значит, скоро - полозьевый скрип,
И органно- тяжёлые тучи,
И деревья, нелепо колючи,
Как скелеты неведомых рыб.
Чтоб однажды без веских причин
Звуки приняли странные позы,
И под тяжестью метаморфозы
Исказилось лицо от морщин.
АХ , ЭТИ ЧЁРНЫЕ ГЛАЗА ...
( Танго )
Ведь я воротился. Чего же ты хочешь?
И - черноволосый по комнате ливень.
И ты напоказ белозубо хохочешь,
Насквозь прожигая глазами своими.
Подвешено в комнате старое танго,
А комната - тонкий эскиз акварелью.
Ты сахар мне в чашку кладёшь, как приманку,
Приваду - в капкан одинокому зверю.
Пора шорох платьев швырять в чемоданы.
В бумажный корабль - и на краешек света!
Там ждут, задыхаются странные страны
В надежде, что куплены нами билеты,
Что коротко щёлкнула мышеловка,
Что танго плывёт и мне некуда деться,
Что на людях ссориться, право, не ловко,
И что на ветру штормовом не согреться.
Но я убеждаю, что убраны трапы.
Ты что в самом деле? Куда мы уедем?
Я перегрызаю пленённую лапу -
На трёх ковыляю в спасительный ветер.
Там бьётся фрегат синей птицей на ветке.
Ну, значит, судьба!.. Подбегают трамваи.
И вновь в этой пёстро - раскрашеной клетке
Я танго из шкафчика вынимаю.
ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРОЗЫ
Месяц даже утопиться не в силах
Что осталось? Только в заводи мокнуть.
А гроза у горизонта грозила
Из - за облака оранжевым грохнуть
Грянет гром : мужик в испуге - креститься
Да спросонок напузырится квасом.
Он выходит на крыльцо помочиться,
В ночь уставившись невидящим глазом.
Он с похмелья. Ну и что тут такого?
Он зевает так, что рот разрывает.
Воробьём порхает странное слово.
Может, бранное. Ну, кто теперь знает?
А Илье - пророку тоже не спится.
Он забился со своим экипажем.
На ходу скрипит его колесница -
Не поедешь, ежели не подмажешь.
Ведь, в скрипучей для него не достойно.
Колесница - не ботинки со скрипом.
Гром не грянул и мужик спал спокойно,
И клопов пугал то храпом, то хрипом.
Не собачье это, видимо, дело...
Мужики нам, что пропили - простили.
Бог не выдал и свинья нас не съела :
Значит, на ночь хорошо покормили.
* * *
Весь день хмельные снег с дождём,
Шатаясь, шлёпали по лужам,
Но дождь внезапно занедужил
И просочился в чернозём.
И ты смотрела из окна,
Ложась на подоконник грудью,
Как ветер мёл чужие судьбы,
Чтоб стала суть зимы видна.
И в чаше красного вина
Лежала истина и зрела.
Амура холостые стрелы
Слегка покалывали тело,
И ты была не влюблена.
Под вечер, делано смеясь,
Ты скажешь : " Ладно. Будешь мужем".
И снег прикроет белым лужи,
Чтоб не шокировала грязь.
ФОНТАН В ВАЛЕНСИИ
Гадает по руке цыганка.
Гитара - на разрыв струны.
Фонтана звонкое фанданго
И мы немного влюблены.
Мы солнцем яростным пропахли,
От жарких губ изнемогли.
И каблучки стучат, как капли,
По плоти высохшей земли.
И мы с тобою позабыли
Какой сегодня день и час,
И в радуге фонтанной пыли
Промокли волосы у нас.
И загорелые колени
Укрылись старым домино,
И не отбрасывают тени
Фонтан, цыганка и вино.
НОЧЬ
Проходят слоны, сны ногами топча,
Творят обезьяны проказы,
Чугунные птицы поют по ночам
Роскошным Шаляпинским басом.
На их головах завиты парики,
Раскрашены в белое лица.
Потеют в постелях своих старики
И снова мечтают родиться,
Младенцы кричат, не желая взрослеть,
И парус по морде бьёт ветру,
Тяжёлой морокой качается смерть,
Бесстрастно баюкая жертву.
И женщины гонят любовников прочь,
Их сладким посулам не внемля.
И пахнет грядущими грозами ночь,
И падает небо на землю.
ДЕВУШКА С ВЕСЛОМ
Заросший парк. Гниющий водоём.
Жасмины дышат душно и ненужно.
Вот здесь стояла "Девушка с веслом",
К целующимся парам равнодушна.
Качелей визг, весёлый детский гам.
Вот там у лип желтели бочки с квасом.
Из репродукторов по вечерам
Искусство звонко проникало в массы.
Цветут жасмины, времена поправ,
День из вчера перетекает в завтра.
И толстый грач кричит: " Физкульт- ура!",
Большого червяка поймав на завтрак.
* * *
Бокал сжимал в своих боках
Немного Аш два О.
Он просто жидкость сберегал,
Налитую в него.
Но твёрдо знал, что он Байкал,
А вовсе не бокал.
И помнил, что медведь лакал,
Как сливки, облака,
Как хариус взбивал хвостом
Лиловую волну,
Как выли волки, а потом
Взлетали на луну.
Русалка жирная плыла,
С румяным карасём...
А то, что он кусок стекла,
Мутация - и всё!
Коррида
Арена. Трибуны. Всё будет в ажуре:
Ведь смерть, как любовь, горяча и интимна.
Я бык, а не центнер говядины в шкуре!
Я мачо, бретёр, настоящий мужчина.
Рога, словно шпаги, стальны и упрямы,
У губ моих - пена разгневанной плоти.
Я сэр Ланцелот, защищающий даму,
Я раненый Пушкин, стреляющий с локтя.
Я бык. Гладиатор. Трещат кастаньеты,
И бомбардировщики над городами
Глядят как убийца, отбросив мулету,
Несёт моё ухо скучающей даме.
В Е Т Е Р
Харе, Кришна, Харе, Рамо! Господи, прости!
Ветер взламывает рамы, как домушник двери.
Отпусти меня на волю. Птицей отпусти.
Не смотри, что не летаю - это от неверья.
Отпусти меня и пусть выдует всю дурь.
Через левое плечо три плевка на счастье.
Ветер вывернет ворону лапами вовнутрь -
Самолёт в полёте тоже убирает шасси.
На стекле дождя поливы - расписной узор.
Мы в аквариуме. Нет! В чайнике заварка.
Жили- были и любили суету и вздор.
Всё насмарку и в письме ни одной помарки.
Марку яркую лизни острым язычком.
Не наклеивай. Не порть чистоту конверта.
А за дверью встали липы в лужи босиком,
И поверья сложены в тонно - километры.
Ветер вертит ось земли, как веретено.
Отгрызает лапу волк, что зажал в капкане.
Иссякает губ твоих сладкое вино,
Улетает в облака мой бумажный планер.
* * *
Лесок, песок, ольха, рябина,
Заборы тонут в лопухах.
И Среднерусская равнина
Покоится на трёх китах.
Давным - давно дороги в коме,
Боится летаргии Гоголь,
Молчит кукушка: ни гугу!
И я - потеряной иголкой
В блаженной лени и истоме
Лежу задумчиво в стогу.
Зудит комар. Травинки колки.
Пахуч ночных небес рассол.
И тают падших звёзд осколки
В загадочной реке Оскол.
* * *
Перетеки в это дерево.
Видишь - крона его густа.
Перетеки в это дерево,
В его сомкнутые уста.
Перетеки в это дерево,
Чтобы впитывать запахи трав.
Перетеки в это дерево,
Все земные законы поправ.
Перетеки в это дерево.
В его корни, в его кору,
Чтобы птичья возня и щебет
Разбудили тебя поутру.
Чтобы веток кудрявые кисти
Разукрашивали облака,
Чтобы гладила кожу листьев
Ветра ласковая рука.
Чтоб цветенья оргазм напомнил
О любви, что когда- то была,
Перетеки в это дерево -
Пусть зароют меня у ствола.
* * *
Этот поезд от нас ушёл.
Как норовистый конь ускакал.
-Хорошо,- шептал,- Хорошо! -
Издевался над нами вокзал.
Скажем поезду: " В добрый путь!"
Пирожок лимонадом запьём.
Мы сегодня пьяны чуть- чуть.
До того хорошо вдвоём.
От нежданной свободы пьяны,
И берём всё, что хочется брать.
Воротились воскресные сны,
Когда поезд не стал нас ждать.
А ведь жили когда- то врозь.
Сколько времени? Век или год?
Ты часы эти на пол брось -
Может, кто-нибудь и подберёт.
О любви зажурчит вода,
Дожидаясь весенней поры,
И покатятся поезда,
Словно санки с крутой горы.
Пусть на кухнях в который раз
С хрипотцой прозвенит струна.
Этот поезд от ушёл от нас,
Как к другому уходит жена.
В лужах серенький день отражён -
Он своим отраженьем горд.
Этот поезд от нас ушёл...
Не рвануть ли в аэропорт?
* * *
Я приду с долгожданной порошей,
Отниму, обниму, да и брошу.
Задержусь на секунду в прихожей,
Чтоб поднять у пальто воротник.
Хлопнет дверь. А на улице вечер
Резким ветром ухватит за плечи,
И забуду я встречи и речи -
Твой учитель и твой ученик.
Во дворе снеговик - нос морковкой.
Попросить закурить? Нет. Неловко.
Позабыл, где же тут остановка?..
Возле булочной! За углом.
Хорошо бы сейчас выпить водки.
Шмотки? К чёрту! Куплю ещё шмотки.
День какой-то сложился короткий.
Впрочем, лучше не думать о том.
Лучше буду я думать о завтра.
Завтра съем холостяцкий свой завтрак,
Словно шкаф несгораемый, заперт
Буду не отвечать на звонки.
Всё, что было - дурацкая шутка.
Чтобы ночью не так было жутко,
Я на плешке сниму проститутку
И кольцо твоё с правой руки.
* * *
А ты считаешь - я тому виной
Всего того, что было не со мной,
Всего, что не было и вряд ли будет.
Я - строчки нерождённого стиха,
Я - сладость первородного греха,
Я - росстани, пути и перепутья.
Я - сказочный Иванушка - дурак,
Я - медный, царской выпечки пятак,
Я - Леший, ухающий в тёмном лесе,
Я - вещих снов таинственный кошмар,
Я - потерявший жабры динозавр,
Таящийся в расщелинах Лох- Несси.
Я - всё, что можно, и чего нельзя.
Ведь мы живём, по свету колеся,
Словно подросток на мотоциклете.
В июле росами потеет сад.
Я виноват лишь в том, в чём виноват :
Безумие, беременность, бессмертье...
* * *
Зависает Амур стрекозой над водою и млеет от вида.
И девицы спешат к зеркалам, словно кони идут к водопою.
Лето. Травы налиты любовью и так духовиты,
Что не дышишь, а плаваешь в этом целебном настое.
Ах, Амур! Ах, подлец! Он нарочно творит что попало.
И, похоже, ему всё- равно что - ни кожи ни рожи.
Что упало - пропало и вряд ли возникнет сначала:
Ведь, нельзя в одну реку. Но если захочется - можно.
Жаль, что прошлое слазит змеиной тиснёною кожей,
Только странно, что вопли оставленных спален азартны.
В доме ставни прикрыты, как веки, и ножницы ножек
У наложниц, у жён, у невест до смешного стандартны.
Только память - старуха, скребёт и скребёт по сусекам.
На щеках вызревают прыщи. Вот и вишня до срока поспела.
Наставления мамы заброшены камушком в реку,
Чтоб летать по ночам и не знать от кого залетела.
ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
Я не лишний, а просто третий.
Чтобы на сердце стало светло,
Обопрись на меня. Так на ветер
Опирается птичье крыло.
Обопрись. И не следует злиться,
Что безгласны стоят дерева:
Птичьих лап узловатые спицы
Вяжут влажной листвы кружева.
Пыль просёлка ещё сладко дремлет.
Как без посоха тронуться в путь?
Опирается небо на землю,
Чтобы в бездну не соскользнуть.
В круп коня упираются шпоры,
Ноги путника - в собственный след.
Не найдя своей точки опоры
В Сиракузах погиб Архимед.
Посмотри за окно спозаранок -
Осень в золото сад убрала.
Обопрись на меня. Так лиана
Страстно льётся по телу ствола.
В суете городских декораций,
В странной зыбкости вязкого дня
Обопрись. А потом, может статься,
Ты немного полюбишь меня.
* * *
Стояло лето редкостной красы,
Стоял закат конём золотогривым,
И даже электронные часы
Стояли специально для счастливых.
И всё же, непонятно почему
Качались звёзды тихо и ритмично,
И наша жизнь упрямо шла к тому,
Что было неизбежно и привычно.
Привычно ветер тучам хмурил бровь,
И небосвод был свеж, упруг и сводчат.
И птичьи трели, словно горлом кровь,
Втекали в таинство цветочных почек.
Ветвились липы, в облака стремясь,
При виде пчёл тычинки возбуждались.
И мы с тобой тогда вступили в связь,
Чтоб превратиться в зреющую завязь.
В О Л О Г О Д С К И Й К О Н В О Й
"Вологодский конвой шутить не любит"
Поговорка
Вологодский конвой не приучен шутить -
Вологодский конвой - строг.
Не трудись по - напрасну свой лоб крестить,
Если ты получил срок.
Потерпи. Этот срок незаметно пройдёт,
Прошлогодний сойдёт снег.
Вологодский конвой в дом ко мне войдёт,
Когда я завершу бег.
Скажут: " За спину крылья. Лицом к стене",
Чтобы я улететь не смог.
Что ж так жалобно вьюга поёт обо мне
На этапе в другой острог?
* * *
Упала птица на крыло
И сонный город вниз поплыл.
В ней состраданье проросло
Ко всем, кто не имеет крыл.
Ко всем, кто не умеет петь,
Взбивать под ветром облака.
Как можно это не уметь?
Наука ведь невелика.
А в это время у реки,-
А где - уже не угадать,-
Охотник лихо взвёл курки.
Как можно не уметь стрелять?
* * *
"Земную жизнь пройдя до половины..."
Данте
Я жизнь прошёл до половины,
Но в ней не понял ни хрена,
Хоть няня добрая - Арина
Мне пела песни с бодуна.
Соседка пела. Тётя Рива.
И объясняла заодно :
"Вино на пиво - это диво,
А пиво на вино - говно".
Её нетленные советы
Я вспоминаю каждый раз,
Как исполняю Риголетто,
Уткнувшись мордой в унитаз.
* * *
Не стоит босыми по лужам!
Не нужно любви на часок!
Всё пёсики умные служат
И каждый имеет кусок.
И каждый серьёзен и занят
И брешет о вечной душе.
Но я не умею на задних
И поздно учиться уже.
Подводит ослабшая память
И некому мне намекнуть,
Где следует злобно залаять,
А где, улыбаясь, лизнуть.
Но чувствую, что очень скоро
Придёт пониманье всего,
С тележкою живодёра
И радостным смехом его.
* * *
Мужичок с ноготок,
Борода с локоток!
Подскажи, где заветного слова росток?
Я его посадил бы под ясной луной,
Поливал бы его тёплый дождик грибной
И оно бы прилюдно цвело по весне,
Как стихи, что являются в радостном сне.
Но молчит мужичок. Мужичок с бодуна.
А, быть может, не знает мужик ни хрена?
ПРИТЧА О ЛАЗАРЕ
Получив недужную свободу
Вот уже который год подряд
На полу подземных переходов
Лазари российские сидят.
Будущего Праведные судьи,
Стрелочники прошлого пути
Не поймут, куда стремятся люди
Переходом этим перейти.
Милостыню ласково приемлют -
Ото всех, кто хочет, ото всех.
Они знают, как легко под землю,
Как потом мучительно наверх.
Не было печали - накачали,
Бросили по русским городам.
В небесах парит Иосиф Сталин -
Лагерная кличка Мандельштам.
* * *
Когда - нибудь...
А, всё- таки, когда?
Тогда, когда меня уже не будет
И комнаты наполнит суета
И любопытные чужие люди?
Когда не будет, будней, дней и бу...
Что?
Будущего? Букв? Протуберанцев?
Тогда цветы на клумбе оборву
И стану сорванцом и оборванцем.
Когда - нибудь... Скорее никогда
Несбыточное сбудется. И всё же
Синеют облака - вчерашняя вода,
И этим на меня они чуть- чуть похожи.
Поднялся ветер.Снова тянет в путь.
И это чувство равносильно чуду.
Когда- нибудь случится что- нибудь...
Как жаль, что я тогда уже не буду.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ
Оленья стать - всего лишь волчья сыть.
Когда юла луны над домом крутит,
Младенцы начинают громко выть,
И жадно грызть кормилицыны груди.
Когда ночные лужи кроет лёд,
На морде - желтоглазье, словно свечи,
И шерсть на холке дыбом привстаёт,
Учуяв запах самки человечьей,
Тогда бледнеют звёзды, гнётся штык,
Качается младенческая зыбка,
Губа сквозь рык приоткрывает клык,
Растянута в подобие улыбки.
Не стоит упрекать и вспоминать,
Как пылко пели над степями сабли,
Что дети в мать, что непонятна масть,
И что из жаркой пасти кровью каплет.
Дописывает "Жизнь животных" Брэм,
В гаремах сказки говорят по- русски,
Смеётся Ромул, громко плачет Рэм,
Волчица не спеша расстёгивает блузку.
ВОСПОМИНАНИЕ
Тополь вчера был рыжим,
Но до утра облетел.
Тяжко казарма дышит
Потом усталых тел.
По голенищу лощёному
Сон растекается вширь
И получается чёрным,
Крепким, словно чифирь.
Но оттого, что грубы
Крики: - Подъём!- поутру,
Вряд ли сомкнутся губы
Разгорячённых труб.
И барабан не смолкнет,
И мудштуки горячи.
К ним, как шары на ёлке,
Прикреплены трубачи.
Мрачен полковник и важен.
Капли текут по лицу.
Давится "Встречным маршем"
Полк на холодном плацу.
Дождь. На флагштоке понуро
Виснет линялый флаг.
Армия. Осень. Дрессура.
Мерный, чеканный шаг.
колечки
Я послал тебе вдогонку
Два кольца работы тонкой,
Чтоб сплелись, чтоб завязались
В узелочек два конца.
Ты сказала: - Это мало,
Чтобы начинать сначала,-
И взяла да побросала,
Эти кольца у крыльца.
Я послал тебе по почте
Аромат весенних почек
И исписанный листочек
На сорочьем языке.
Только ты читать не хочешь.
Обозначит утро кочет -
По дорожке между строчек
Убегаешь налегке.
В свежий ветер, в чисто поле
Да в неведомую долю.
Видно, зря зубрили роли
До последнего словца.
Двери настежь пораскрыты,
Конь храпит и бьёт копытом,
На крылечке позабыты
Два серебряных кольца.
* * *
Полюбилась смолоду
Талая вода,
Только нету толку
В той воде пока.
И лежит расколота
На полу звезда.
Лес - отрада волку
Птице - облака.
Полюбились смолоду
Талые снега,
На земле в проталинках
Нежные ростки.
Отпущу - ка бороду,
Отращу рога,
Стану в старых валенках
Лосем у реки.
Что ж так стонут провода
Не возьму я в толк?
Трясогузка бьёт хвостом -
Разбивает лёд.
На рогах моих звезда,
Воет серый волк.
Ледоход мой ледолом,
Синий пароход.
* * *
Доктор! Не стоит мне мерить давление.
Давление - это извне.
А изнутри - распирание.
Тем и живу, что меня распирают желания,
Как немого невысказанность.
А иначе
Валялся бы на обочине
Шкуркой воздушного шарика.
* * *
Я сказал слово "волк " -
И вот
Полилась тоска из жёлто- зелёных глаз,
И приоткрылась пасть.
Бывший пёс,
Пастырь,
Спаситель!
Где твоё стадо?
Волк - цена воли.
Волк - волхв,
А не вол.
Волк - не лох:
Чуть что - в лоб.
Волк - хват, а не сват.
Придёт... серенький...
И - хвать!
Брань на брата
Вместо защиты и обороны.
А оборотню на кого
Оборотиться?
Прошлое - пошло.
Банально
Служить баранам.
И вот, волны воя -
Его воля.
Волк - века клон.
Велик его клык,
Как штык.
Волк, как не корми,
Смотрит.
Морда!
Я скажу слово...
Нет! Лучше я помолчу.
* * *
Когда черное по белому -
Это графика.
Когда чёрное смешано с белым -
Это вечер.
И расплывчаты
Фонари.
Как ни черти
Чёрным по чёрному -
Ни черт лица,
Ни очертаний,
А шрамики на запястье
Давно побелели.
Чёрно- белые фото
Теряют смысл
Поиска смысла.
А цветные -
Это не то и неправда.
В чашке чёрного кофе
Стоит ложка :
Она ведь легко возбудима.
Чёт и нечет...
Чётки текучи.
А может, поженимся, что ли?
"Ад" справа налево - "Да".
Судьба - это вовсе не Доля.
Судьба - приговор суда.
Течёт речечка
Да по песочеку...
Подели меня на тринадцать!
Подели меня с этим вечером.
Ему - дюжина,
А тебе, что останется.
Обещала вернуться к ужину.
Вот и будет повод
Покаяться.
Вот и будет.
Нежданно, негаданно.
Несказанно.
И всё- же и всё- таки...
Подели меня на тринадцать!
* * *
Там у сцены,
Где блюзом блевал саксофон,
И трубач
Облизывал губы
Перед тем как
Поцеловать мундштук.
Там, где чашки на блюдцах
Подвякивали в такт,
Ты молчала
О любви, о вечности и о нас.
А я был дурак дураком :
Тянулся к тягучим звукам
И говорил, говорил, говорил...
А надо было просто...
Но это оказалось
Намного сложней,
Чем укутывать слова
В сигаретный дым.
Ведь между преданностью
И предательством
Разница - несколько букв.
* * *
" Есть время собирать камни... "
Еклезиаст
вот и время настало
собирать за пазуху камни
и на снегу талом
чернеет собачий помёт
что- то ты мне сказала
а я козырял вокзалом
и поездом очень скорым
который вот вот уйдёт
что- то ты мне сказала
и камни настало время
за пазухой слабым комочком
глупое сердце дрожит
но время и дождь и капли
а где же найти мне камни
чтоб поднять и бросить
в расчёты и платежи
На камне роса - перламутром,
Звонит непрерывно родня,
И вместо зарядки утром
Занудная Камасутра,
И камень, как сгусток времени,
Остывшая память огня.
Вот время, вот сборы и камни.
Кирпич - это камень тоже?
Домов псориазная кожа
Вне правил, проектов и схем.
И не зима и не лето,
Лишь птицы синеют по веткам.
А камни разбросаны где- то:
Забылось куда и зачем.
И всё же оно неизбежно.
И хочется хлопнуть дверью,
Как сом в полусонных плавнях,
Хвостом о диван- кровать.
И кофе большими глотками,
И утро стучит каблуками,
И я собираю камни,
Чтоб снова их разбросать.
* * *
И всё- таки кина уже не будет,
Как ни кричи: " Сапожник!" .
Дали свет.
Тот или Этот?
О, фраза Гёте перед смертью: " Больше света!"
Упёрся зальчик лбом в пустой экран
Свистят мальчишки. Хлопают сиденья
Фанерных стульев. Люди вне себя.
Они и раньше выходили "Из"
В период разноцветных революций.
Но тут же - "всё на кру`ги", и - в себя.
А что там с кинщиком?
Быть может, в самом деле
Он заболел и на полу лежит
Имаго тутового шелкопряда,
Замотанный в рулоны киноплёнки,
В актёрскую изысканную ложь,
И просит пить. Но некому подать.
Ведь, всем всё по фигу. Искусство,
Конечно же, принадлежит народу.
Как ни ори, кина уже не будет!
Ни зальчика, ни света, ни кина.
ХИМИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ
Химическая реакция - это
процесс превращения
одних веществ
в другие.
Например :
CuO + 2HCl = CuCl2 + H2O
А где- то клочок сознания мечтает побыть материей,
Чтобы ещё раз попробовать жизнь на вкус и на цвет.
И он выбирает чрево. Так выбирают двери,
Чтобы войти в неизвестность хотя бы на несколько лет.
И тут- то любовь зарождается,
Как солнечные протуберанцы.
Обрушивается лавиной
На двух, ни в чём неповинных,
Химическая реакция
Меж женщиной и мужчиной.
И ревность на горизонте - абрисом хищного клипера .
И что- то неведомо- сладкое ворочается внутри.
Не следует обольщаться. Дочка нас просто выбрала,
Чтобы когда- то и где- то - один плюс один стало три.
Ещё мы с тобой не встретились. Не наступил момент и
Прядёт ещё хмурая Парка судьбы разноцветную нить.
Но результат реакции сам подберёт реагенты.
Удачно или не очень - это не нам судить.
Химическая реакция
всегда
сопровождается
физическими явлениями.
ЗАКОН ОМА
( Amo - любовь по латыни)
Закон Ома - закон amo
Amo, amatis...
( Встречал я не раз
Мари на тропинке узкой)
О, великий закон Amo!
Ницше - ничто,
когда порождаемый напряжением ток
обратно пропорционален
сопротивлению.
"Возьми с собой плеть" -
это для импотентов
как сплетни
о сплетении тел -
утешение климакса
когда amo
заменено "Амаретто".
Вычленение влечения -
Лучшее лечение.
Страшный закон Ома,
когда ток
прямо пропорционален
порождающему напряжению.
А скрипка Амати
поёт:
" Потому оставит человек
отца своего
и мать свою
и прилепится к жене своей.
И будут одна плоть. "
Amatis, amamus...
( как радуют глаз
упругие груди под блузкой.)
* * *
Мне вчера упало в руку слово.
Жаль, что было горькое оно.
Я ему хотел сменить основу
На смешное сладкое вино
Префиксы и суффиксы отринув,-
Понапрасну ни к чему склонять,-
Я хотел проникнуть в сердцевину,
Чтобы корень горечи понять,
Чтоб была опять во всём повинна
Страшная бескрайность бытия,
Сладкого молчанья сердцевина,
Горькая летейская струя.
Суть его открылась и забылась,
Горечь сладким сном заволокло.
А оно, взлетая - грудью билось
В небо, словно птица о стекло
* * *
Где -то плещет прохладная Лета.
Лето. В житах русалки шалят
И росой выпадают рассветы
На умаявшихся лешачат.
Вызревает до времени вишня,
В батик радуг укутался гром,
И вороны кричат : "Харе, Кришна!"
И сверкают индусским глазком.
Не сужу. Да и сам неподсуден
По тропинке иду босиком.
Ишь, как утро ступни мои студит
И туманным поит молоком!
Близок берег. Там кружево веток.
Горько пахнет седая лоза.
И размеренно капает в Лету
Всё, что я раньше срока сказал.
ПРОПИСИ
Меня учили почерку с нажимом.
Ах, прописи! Какая красота!
И я увидел, что неотторжимы
Чернила от невинности листа.
Так труб печных не оторвать от дыма
Хомут от лошади, от волка прыть
Так мы с тобой давно неразделимы -
Ведь нам по сути нечего делить.
Дождём и солнцем пахнут хризантемы,
Зачатые вне истин прописных,
И демонстрирует нетрезвый Демон
Ошибки, что тайком прокрались в стих.
* * *
Когда ты войдёшь в моё положение,
Я из него уже выйду.
Улицы лягут свеже-заснежены...
Я потеряю из виду
Дом угловой и ключи на цепочке:
Я ведь вдобавок рассеян.
Ах, до чего же морозны ночи
Посередине Рассеи!
Ах, до чего же хочется взвыть и
Вспомнить, что завтра будет!
Не обижайся. Мне нужно выйти :
Я не могу при людях.
* * *
Беспутный путник, путаник и враль
Я красотой твоей врачую раны.
Ты поднялась сегодня слишком рано
И, стоя у окошка, смотришь вдаль.
А там декабрь, мороз и гололёд,
Нагие почерневшие деревья,
Нагих дымов стоянье над деревней,
Нагих заборов серый хоровод.
Стоят в сугробе брошенные сани
Конец недели. Затопили бани.
Ты влажное стекло протрёшь рукой -
И глянет Бог на этот мир нагой
Твоими беззащитными глазами.
O, tempora, O, mores ...
О, времена, о, нравы, и снова времена!..
Позволь мне, Боже правый, привстать на стремена.
Ведь мне всего привстать бы, взглянуть из- под руки
Какие нынче свадьбы играют земляки.
Обнять речные поймы, увидеть стрел полёт.
Но нет стремян и конь мой излишне громко ржёт.
Он скачет в поле резво, подковы оброня.
А если глянуть трезво, то вовсе нет коня.
Есть потаскуха - скука, налит стакан вина.
"Разлука ты, разлука - чужая сторона".
* * *
Что б ни говорили, но на деле,-
Стоит бросить пристальнее взгляд,-
Экстраверт - сверло в патроне дрели.
Рад бы не крутиться, но зажат.
Интраверт - совсем другое дело.
Спрятал, как убийца в ножны ножик,
Эту дрель в своё живое тело.
И страдает, и сказать не может.
* * *
"Идёт, грядёт зелёный шум ",
Крепчает шорох шинный.
Алкаш соседский, полон дум,
Стоит у магазина.
Уже соображать устал,
В надеждах изнемог.
Но улица лежит пуста,
Как рваный кошелёк.
Налит слезой подбитый глаз,
Виски его седы.
Вот до чего доводят нас
Напрасные мечты.
* * *
Учитель наш безмерно строг.
Твердит настойчиво и сухо:
" Азъ- Буки - это Азъ есмъ Богъ,
А не школяр, глядящий букой. "
Я цепенею у стола:
Опять, опять не знаю правил.
Я сам себя в тупик поставил,
Сказав, что жизнь моя мала,
Что зыбок строй напрасных строк,
Что мысль моя в пыли и ржави.
"Я царь, я раб, я червь, я Бог." -
Писал блистательный Державин,
Сомненьям подводя итог.
* * *
А это всё рефракция
а это всё рефлексия
деревьев ржавых грация
и ветра эпилепсия
а это всё и в частности
в попытках обобщения
предчувствие безгласности
и цветоощущения
а это всё и прочее -
сентябрь и так далее
чужих следов отточия
сырых дорог фекалии
и радио баюкает
и запахи овчинные
и капает и капает и хлюпает
и сны на редкость длинные.
* * *
Как странно жизнь устроена. Как скверно
Сюжетов неприглядное шитьё.
Юдифь не может жить без Олоферна,
А он не существует без неё.
Так цепь непросто разорвать на звенья.
Так океан не вычерпать до дна.
Стальной колун ржавеет без поленьев,
А им противно жить без колуна.
утренняя зарисовка
Облака в сусальной позолоте,
Врёт скворец, что он служитель муз,
И упорно ходит в белом дхоти
Возле дома пожилой индус.
Он не видит, что росисты дали,
Что газонная трава мокра,
Шлёпая ладонями сандалей
По асфальту нашего двора.
А земля, как прежде, закруглённа,
Вишну с Шивой - в сущности одно,
И поёт скворец на ветке клёна,
Что любить и сладко и смешно.
Счастье
Везенья терпкий запашок
Хранит удача- озорница!
Как помню, трёшку я нашёл.
Хватило, чтоб опохмелиться.
А мог бы, господи прости,
В потоке грязных междометий
Купюру эту обойти
И счастья просто не заметить.
* * *
Тысячу строк ни о чём,
Звуков цветной хорал
Я б никогда не прочёл,
Если бы не написал.
Букв суховатый ритм,
Иронии хлороформ,
Таинство точных рифм,
Мистика твёрдых форм.
Звёздная плоть - в окне.
Ночь и стакан недопит...
Пусть словоблудие мне
Кто-нибудь да простит.
* * *
Чист небосвод, сочнее светотени,
Стройнее угловатых яблонь стать,
И на ветвях такое белопенье,
Что хочется скворцом защебетать.
Как хорошо болтать о всяком вздоре,
Смеяться, петь, смотреть девицам вслед.
И кажется, что нет ни бед, ни хворей,
И верится, что смерти больше нет.