Калипсол вызывал во мне ассоциации с морской стихией не только свои названием, но и эффектом. Глубокий трип был сродни погружению на дно океана, где в иле памяти погребены артефакты прошлого, целые затопленные города воспоминаний. Причем воспоминания эти относились скорей к ночной составляющей нашей жизни, чем дневной. У сновидений есть своя личная история. И подчас, события происходящие там, представляются при взгляде на них, многократно важней событиям дневной жизни. Но мало кто способен смотреть на эти события отстраненно, с точки зрения перспективы. Эти события полностью захватывают нас своим сюжетом, а при пробуждении растворяются как призраки, не представляющие ценности для выживания в условиях коммунального хозяйства.
Но кетамина гидрохлорид - калипсол - дает возможность взглянуть на свои сны дистанционно, диссоциировано от сюжета и местности.
Раньше правда я придерживался теории, что калипсол вызывает эффект искусственного осознанного сновидения, но впоследствии я пришел к выводу, что это не совсем так - скорее калипсол вводил в состояние сродни гипнозу - некоему пространству сознания из которого ему открывается доступ к архивам памяти. А также возможно к сенсорным данным обычно не доступным бодрствующему сознанию. Впрочем, это лишь догадки. Для меня действие калипсола так и осталось загадкой сродни смерти - каждый раз возвращаясь из трипа мне казалось, что мне не хватило какого-то одного элемента знания, чтобы понять. Тем летом 1986 года я столь переусердствовал в попытках поймать ускользающий хвост понимания, что в конце концов трипы стали погружать меня в зону слепой анестезии - и просыпался я утром онемевшим мозгом с трудом связывающим концы с концами. Концентрироваться на чем-то становилось трудней, начинала болеть голова. Казалось калипсол расплавил мои извилины в некий прозрачный мерцающий суп. Приступы слабоумия как постэффекты стали изрядно меня тревожить.
Но мой интерес к дальнейшим исследованием не снизился. Просто я стал искать новые пути. Так в июле 1986 года я решил, что в городе создается слишком много помех во время путешествия. И я решил поехать куда-то на природу.
Как раз тогда мои друзья позвали меня на "Маяк" - хипповое место на побережье Черного моря, недалеко от Новороссийска. Я подумал, что будет интересно попробовать калипсол, находясь ночью в море под звездным небом.
В море правда оказалось не так уж комфортно. Это были не ванны Джона Лилли с постоянной температурой и полной светозвукоизоляцией. В конечном счете, я вернулся в палатку для главной фазы анестезирующего путешествия. Я считал, что в калипсоловом путешествии лучше всего придерживаться максимального покоя и сенсорной депривации.
Однако этот трип натолкнул меня на мысль попробовать поставить калипсол на борту корабля - в темноте и тишине каюты. Идеально было бы конечно сделать это на борту личной шхуны, посреди океана, но таковой в наличии у бедного безработного студента советского союза не было.
Запасы калипсола подходили к концу - да и лето тоже подходило к концу - пора было возвращаться домой на Украину. Я подумал, что на этот раз можно попробовать добраться морем. И купил билет на круизный лайнер Адмирал Нахимов. Мне продал его мужчина в белой рубашке и черных очках, ловивших тех, кто возвращался от кассы с пустыми руками.
Я уже было смирился с тем, что придется опять добираться поездом, но этого мужчину я воспринял как знак и купил билет на последние деньги, даже не задумываясь особо. Уже позже я осознал, что на круизном лайнере будет много праздного отдыхающего народу и вообще тарарам.
Мои опасения подтвердились, когда я ступил на борт судна. По всем палубам мигрировали возбужденные граждане, громко обмениваясь впечатлениями. Корабль действительно возбуждал своими размерами - казалось, что мы отплываем, чуть ли не в открытый океан. Но мы всего лишь двигались в сторону Сочи. Когда я решил запереться в каюте, с палубы легко еще можно было разглядеть огни Новороссийска.
Я решил поставиться по схеме - сначала полтора куба внутримышечно через полчаса куб внутривенно. Каюта моя находилась внизу для низшего класса - прямо над машинным отделением - но мне она безумно понравилась тем, что можно было открыть иллюминатор и тогда в ноздри бил морской воздух-ветер и совсем близко бушевала черная вода. Где-то наверху отголосками звучали звуки концерта - советская индустрия развлечений нагоняла на меня всегда приступы неимоверной тоски - хорошо же, однако, что шум моря заглушал все это, создавая чудесную звуковую подкладку для путешествия. Именно то, что мне было нужно.
В 23-00 я поставил в ягодицы первые 150 мг калипсола в растворе.
Я лег на койку. Каюта была погружено во тьму. Где-то внизу ворчали внутренности корабля. Корабль слегка покачивался и скрипел на волнах. Я прикрыл веки, настраиваясь на точку оператора корабля. В калипсол-трипах у меня спонтанно рождались ассоциации своего тела как корабля, а точке Я - как к капитану-оператору.
23-12
Раздался толчок и скрежет металла. В голове родилась аналогия - инородное тело-шприц вонзается в корму корабля. Раствор воды-кетамина начинает поступать в отсеки. Тело корабля начинает медленное погружение в море диссоциирующего забвения. На мгновение я открыл глаза - скрежет прекратился, корабль продолжал свой ход. Я вновь закрыл глаза, отметив, что погружение началось. Однако уже через минуту открыл глаза вновь из-за ощущения некоего напряжения. Так бывает часто в начале путешествия - словно нужно преодолеть некий барьер повседневного внимания, чтобы войти в глубоководную фазу - прохождение барьера знаменуется вихрем беспорядочных мыслей, некоей спутанности и конфузии. Словно проецируясь на внешний мир мое состояние, отражалось в том, что я услышал множество беспорядочных криков и топот в коридоре. Непроизвольно я открыл глаза и приподнялся на локте, прислушиваясь к тому, что кричат. Я взглянул в открытый иллюминатор и увидел черную искрящеюся воду почти у самой кромки. Кажется каюта действительно накренилась - и это не только искажение моего восприятия пространства. Я запер иллюминатор изнутри и наощупь вышел в коридор. Несколько секунд я смотрел на беспорядочные передвижения людей по коридору. Некоторые тащили чемоданы. Кричали о документах, о спасательных жилетах - а потом свет погас. Через пару секунд включилось аварийное освещение. Паника усилилась. Импульс толпы вошел в мою нервную систему подобно вирусу - я начал лихорадочно собирать вещи при тусклом оранжевом свете аварийной лампы. Но и она неожиданно погасла. Однако я успел заметить, что вода уже достигла уровня моего иллюминатора. Я попробовал выйти в коридор. Там творилось что-то ужасное. Густая масса тел, сталкиваясь с друг другом, пыталась вслепую выбраться из черной ловушки тесного коридора. Я прикинул, сколько отсюда нужно пройти до верхней палубы в таких условиях - и у меня закружилась голова. Может быть это просто сон, трип ?
"Или судьба" - неожиданно я услышал голос оператора. Того самого оператора который в моих путешествиях служил мне навигационным центром Я: наблюдающим, оценивающим, принимающим решения, которые бросались выполнять функциональные субличности моей психики. Конечно, глупо искать критерий объективности в таком субъективном деле как внутренние голоса. Но присев на кровать, я с замиранием дыхания, получал такие мысли: "может быть это и есть путь и способ, наконец таки сложить калипсоловый паззл. Стандартная реакция - пытаться спасти свое биологическое тело, отталкивая в черную воду заграждающие биологические тела. А что если лечь и расслабится? Не каждому ведь достается привилегия смерти под анестезией. Да и что страшного и такого огромного в смерти ? Она происходит ежесекундно, каждое мгновение кто-то умирает, умирают клетки тела, умирают целые галактики. Все это совершенно естественно. А что дальше? Куда отлетает сознание - или оно навсегда коллапсирует в умирающем мозге? Прекрасный шанс узнать. Интересно сколько мне времени осталось?"
Шприц для внутривенной инъекции, куда-то закатился в темноте - я не стал его искать - я лег на койку и отправился в свое последнее путешествие без возврата. Я не сопротивлялся, когда в каюту хлынула вода, когда она ворвалась в легкие - все это органично складывалось в картину трипа. Подобно зрителю в темном зале, наблюдал я за тем, как яркими вспышками гасли электрические огоньки нейронов, один за другим. И не было страха или сожаления - только легкое, почти безразличное любопытство...