Outcoming #: LAV.JTSC.2
Про Жнецов и Сеятелей,
блеск и нищету вообще
и Садовника И в частности.
Когда было Слово? По большому счету, никто уже и не помнит хорошенько, не
говоря уже о том, что это было за слово такое... Видно много было слов с той
поры - и как всегда, когда слово за слово, возникло разногласие и
еспокойство, отдельные отголоски которого слышны и теперь: не знаю, как
там у людей, что говорит наука, как способ познания мира - как способ ответа
на вопросы она себя давно дискредитировала... Видно само свойство разума
таково, что он способен задавать вопросы неудобные и неправильные, с
научной точки зрения - бессмысленные, но столь же пронзительные и вопиющие в
пустыне неоднозначностей и умолчаний, что явленный дар на поверку обернулся
проклятием: обреченные познавать себя не придумали лучшего, чем измыслить
богов в беспредельной бесконечности... пустоты.
Слепы и незрячи без света, шедши во мраке, наткнулись на стену лбом - и так
искросыпительно, что в проблеске первом узрели на стене лик...
Убоялись! Верно, страшен был образ, если в том паническом просветлении
света было уже довольно, дабы постигнуть подобие "нищим духом"...
Может, и не первое было просветление - с успокоительным и желанным погружением
в усыпительный мрак... Но манил неприступный предел, тая в себе тень
парадокса изначального: в беспредельной бесконечности со всей, смутной и
нестабильной еще очевидностью, выяснилось - Край Света где-то рядом?(!!)
"Натыкались намедни..." - потирая шишку мозолистой дланью, еще не думал...
еще только подозревал себя в такой способности некто, с некой долей
уверенности смеющий надеяться на свою дальнейшую неспособность остаться
никем. И ступал... Ступал осторожно, ощупью... Искал! И обретал в новой
искросыпительной, режущей глаз вспышке... Долог и труден поиск, мучительна
непривычность и нестерпима травмирующая новость бытия: первотравматизм этот
и был началом - нам не дано предугадать, как слово наше отзовется... Поэтому
табу, и родовой запрет упоминаний всуе - Альфа и Омега, изреченный ужас
истинного рождения. Эоны спустя, потомки, сочли вы это слово бранным -
отчего иначе стал Край Света краем? От того ль, что не дошел до вас
восторг открытий и в наследство вам достался только ужас? Вы узнали
плен иносказаний, вы живые Слова продолженья: что есть бог? - ответ был
найден и утерян на краю, где когда-то родился свет...
Самый ужас был в том, что мы таки увидели отражение, уже по самой своей
природе готовые однажды постичь: отражение может быть только в зеркале.
И даже если допустить, дерзновенно и гордо, что отражены здесь мы сами...
Возникает, закономерно и неизбежно, тот самый неудобный и... подлый какой-то
вопрос: кому в итоге принадлежит патент на изобретение. Ведь именно блеск,
ослепительная роскошь, внутренняя стройность и лепота природы, с
диалектической беспощадностью показали и отразили собственную нашу немочь и
нищету, рождая легенды об Архитекторе и Садовнике, и той счастливой
случайности, благодаря которой скука родилась раньше лени, побудив разум
к творению чего-то еще, посреди тьмы пустоты... Мы дали ему тысячи имен, и уже
не надеемся, в тщете и нелепости своей, узнать истинное - потому, быть может, что
само слово это было каждый раз ново, в цикле отрицаний, теряясь и обретаясь
вновь, перед беспощадным зеркалом, благодаря которому единственно мы
смогли познать и признать нашу нелепость и тщету, если называть вещи их
именами - зеркало не лжет. Лгут имена.
Так кто же этот таинственный Садовник? Всех двуногих прямоходящих, в меру
допущения о возможности характеризовать их как Sapiens Sapiens, нет-нет, да
и тревожит этот, или подобный, нелепый вопрос, на который и не думает отвечать
наука, пока не будут расставлены галки над "й" в части соглашений о терминах и
определениях. Смешно? Хуже сказать - нелепо. Но еще более нелепо, да
простят меня лица заинтересованные - пожалуйста... чес-с-слово не хотел
никого обидеть - даже религия, призванная разрешить сомнения, опираясь на веру
и догматы, неспособна дат ответа на вечные вопросы, без риска погрязть в
догматизме и преследовании инакомыслия. Нелепо? "Не вопрос", - говорят
индивидуумы, признающие юмор как философскую концепцию. Может быть, ответ
где-то еще... Где-то ближе к середине... "Где-то рядом", но не в видео...
И даже не в кинотеатре.. В кино, в театре, и, в широком смысле, в
первоисточнике этих признанных видов искусства, так и не ставших новыми
властителями дум, в тщетной и нелепой попытке затмить Слово. Кстати, кой
враг тут сказал, что "слово было"? Если уж последовательно расставлять
точки над вечным "И", и называть его... э... его именами - неужели нелепо
сказать: "слово есть", без попыток объяснить, что такое собственно "есть слово",
буде на этот счет существуют особые (separatum) мнения. Неоднозначность
мнений - именно ей мы обязаны тем, что о мире, и без помощи науки,
достоверно известно лишь, что мира в нем нет... И это не парадокс, а
суровая данность - отражение несовершенства языка, как средства отражения
действительности. Не потому, что лжет зеркало. Лгут имена.
Одной нелепостью больше:
литература, в широком смысле, - правда о том, чего не было (даже самая,
что ни на есть, "реалистическая" проза). Вечная, заранее обреченная на провал
попытка объяснить, кто мы, откуда пришли, а главное - зачем? - неправильные
наши вопросы: уже потому, что ответы на них не найдены (по факту). И по
зрелом размышлении, в смысле прогнозирования, не могут быть найдены, ввиду
крайней всеобщности этих вопросов, их оторванности от места и времени: нас
интересует, не кто мы конкретно - кто мы люди вот этой страны. Нас интересует,
кто мы - человечество - разумные, в известной степени, жители планеты Земля.
С другой стороны - нас не может не интересовать, кто мы, как люди-индивиды,
и кто мы, как индивидуумы - носители неповторимого внутреннего мира -
индивидуальности - внутри человеческих сообществ, образующих человечество,
в его единстве и борьбе наших противоположностей. В этом блеск и нищета
литературы: во всеобщности и отрицании. В самой возможности отрицать
опыт предшественников, изложенный на бумаге, будь это беллетризованные
повествования или летопись, с ее претензией на "беспристрастность".
Литература дала, пусть и иллюзорную, возможность диспута с предшественниками:
мы можем соглашаться или отрицать, предлагая свое видение, под впечатлением
момента... И передавать его дальше, с риском подвергнуться ревизиям и
отрицаниям. Поэтому на вечный вопрос нам приходится отвечать снова и
опять по-своему, в духе и букве, близкой и понятной современникам, кроме
случаев патологической "дальнозоркости", обогнавшей свой век на многие
сотни лет, или как в старом (не смешном, по всей правде говоря) анекдоте -
обогнавшей его навсегда. Другое дело, что саму отвагу стать Сеятелем,
хотя бы и разумного-вечного (вопрос, доброго ли?) может найти в себе не
всякий. Гораздо больше обнаруживается пожинателей, будь это пассивные
восприемники опыта, в лице "читателей вообще" и почитателей какого-либо
автора. Вторую по численности категорию потребителей литературы образуют
литературные активисты. Этим достойным господам покоя не дает инакомыслие
(в широком смысле: как другое восприятие действительности в силу
действия, извините, индивидуальных особенностей) и они, пожалуй, слишком
часто становятся пожинателями буквально: добровольно принимая на себя
тяжкий труд чистильщиков и санитаров - "жнецов" от литературы, и в
этом "от" нет ни красоты, ни благородства. Слишком часто критик - это
несостоявшийся писатель - большинство обывателей, собственно говоря,
склонны воспринимать критику именно как прикрытие творческой импотенции,
что, скорее всего, не вина, а беда критики, как общественного института в
искусстве: многих садовников в литературе не может быть, сколько же жнецов
от литературы еще будут пополнять ряды воинствующей посредственности...
Быть средним человеком не стыдно. Трудно признать за собой этот
вопиющий недостаток, ведь никто не сомневается в своей способности судить
других... Быть критиком тяжкий крест - уже потому, что нельзя быть "критиком
вообще", в отрыве от места, времени и трудно оставаться на лезвии здравого
смысла, без впадения в нигилизм и категоричность суждений. Подлинная
нищета и нелепость - необходимость доказывать, что критик - это арбитр,
приводящий полюса мнений к сближению, несмотря на их взаимное отталкивание,
а не встроенный озвучиватель общих мест. Подлинный Жнец - не враг,
но союзник Сеятеля-автора в его борьбе за внимание аудитории. В этом и
состоит Дао-путь.
В этом нет внешней красоты окончательных истин - формальное единодушие не менее
вредно, чем открытая конфронтация. Но в этом путь к гармонии, т.е. приближение
к пониманию задач литературы в достижении ее целей, как бы кому ни хотелось
немедленных предельных откровений.
Итак, правда о том, чего не было, откуда мы пришли и одной нелепостью
больше.
Трудно быть Богом? Науке в настоящий момент это неизвестно... ответ мог бы
дать только непосредственный носитель божественной самости, и то при
условии, что подозревал бы себя в этом... Ведь и героев Стругацких и
испанских конкистадоров в глазах добросовестно заблуждающихся аборигенов
богами сделало олицетворение - "эффект ореола". Сам носитель этого ореола,
увы, в лучшем случае - испытывает сомнения в легитимности божественного
статуса, в худшем - подло манипулирует общественным сознанием, т.е.
"притворяется". Это происходит от ошибочности начальных посылок: поиски
кошки в темной комнате, когда она давно уже в ящике Шредингера, и, стало быть,
недоступна прямому наблюдению. Зато мы можем наблюдать, если не сам
ящик, то косвенные свидетельства его присутствия - очертить область, в
которой искомый объект теоретически может быть обнаружен: божественное
"электронное" облако, попадая в которое наблюдатель проникается обостренным
ощущением сопричастности тайнам бытия. Стало быть, мы не там ищем - гений
рождается не в физическом, данном нам в ощущении мире - он проносится
по орбите общественного сознания со сверхсветовой скоростью, оставляя
яркий след-послесвечение: ударные волны общественного признания,
разбегающиеся во времени и пространстве много дольше, нежели существует
физический объект, наделявшийся при жизни качествами гения. Стало быть,
садовник присутствует не в застывших плодах озарений - богатстве и славе...
Это всего лишь отметки на условной шкале "либеральных ценностей", хотя бы и
общепринятой. Красоту и благородство мы переживаем в акте воспроизведения
того, что, быть может, рождалось, сопровождаясь болью и кровью, в нищете и
нелепости - каждый раз вводя свое существо в резонанс с существом
автора, восклицающего "Нашел!" Этот момент сопричастности и есть то самое
ощущение отождествления - мучительно неотвратимого и вновь неожиданного,
ради которого одного только возможно стерпеть нищету и нелепость отдельной
человеческой жизни, которая суть одиночество - одиночество мыслей, которые
неизбежно подвергаются калечащему влиянию языка.
Джон Второй Кибрид, Dec 12/ Y2K+2