Близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, жили-были на Планете южноморрские мамудасы (назывались они так потому, что жили именно на юге Моррской равнины). Во времена, когда Планетой правил его Премудративное Держачество Верховный Шмонарх Аболбодор Всенатужный, вождём южноморрских мамудасов был храбрый Мбебе (храбрым его называли потому, что он был храбр, а Мбебе - потому, что он и был Мбебе).

И вот, однажды, посовещавшись с трёхглазым Шкудоном (трёхглазым его называли потому, что он был трёхглазый, а Шкудоном - потому, что его так звали), собрал Мбебе южноморрских мамудасов и крикнул им:

- Соратники! Настала пора нам идти войной на гмуриков! У них дома из жестекла, винтики из латуни, трава синяя и женщины красивые!

- Постыдные речи льются из уст твоих, словно рыбий жир! - вознегодовала супруга Мбебе, прекрасная Намбубу (прекрасной её называли потому, что она была прекрасна, а почему Намбубу - ты, наверное, уже и сам догадался). - Что мы, мамудасы, можем сделать с нашими кольями, когтями и зубами против их винтиков из латуни и шурупчиков из ванадия! И что за глупости тебе вечно в голову приходят! Совсем ты у меня непутёвый, одно слово - Мбебе!

- Молчи, ошибка Лабудды! - грозно крикнул ей Мбебе. - Мы, мужчины, больше понимаем в военном деле, чем вы, женщины! Я объявляю, что скоро мы отправимся на войну с гмуриками!

- Ура-а-а! - завопили южноморрские мамудасы, потрясая своими кольями, когтями и зубами.

Но всё было не так просто. Чтобы начать войну, нужно было получить разрешение его Премудративного Держачества, и храбрый Мбебе отправился в Мамбры, где находился дворец Верховного Шмонарха.

Близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, добрался Мбебе до города Мамбры и направился прямиком во дворец Аболбодора Всенатужного.

Подходя к кабинету Аболбодора, Мбебе услышал доносящийся из-за плотно закрытых дверей громкий голос:

- А я против того, чтобы продавать глюкву в магазинах! В магазинах глюкву продавать чтобы, того против я а! Она, между прочим, вредна для здоровья! Здоровья для вредна, прочим между, она!

“Тингерпингер! - с досадой подумал Мбебе. - Этот от Шмонарха долго не отлипнет”.

Он открыл дверь. В кабинете собралось человек десять, и все кричали одновременно. Мбебе хотел что-то сказать, но промолчал, потому что его всё равно не услышали бы.

Аболбодор сидел за огромным письменным столом, уставясь в потолок. Рядом с ним сидела его невеста, герцогиня Бында Ганнская. На столе стоял Тингерпингер.

- Из-за глюквы все жители Планеты станут дураками! Дураками станут Планеты жители все глюквы из-за!

- Тогда нечего и думать: продажу глюквы надо запретить! - взволнованно воскликнула Бында Ганнская.

- Для того чтобы быть дураками, некоторым вовсе не нужна глюква! - закричал недавно вышедший из починки после взрыва в “Глистяной жбанке короля Гавдоса” полговник Гасссс Мендавий.

- Сушёная глюква очень эстетична! - заметил художник Срубенс, разглядывая свои заляпанные краской пальцы. - Я очень люблю её рисовать.

- А я люблю сажать в тюрьму тех, кто её объелся! - добавил первый министр Длист Гагайский. - К тому же, продажа глюквы принесёт нам огромный доход.

- Тогда нечего и думать: продажу глюквы надо разрешить! - взволнованно воскликнула Бында Ганнская.

- Вы все противные! - заявила Аскарида Бымбная, жена Тингерпингера, некогда повебренная своим отцом, герцогом Хвандраном, и с тех пор чувствительная ко всем псевдомомам и брыльницам. - Люди не должны страдать от вашей глюквы!

- Я тоже так думаю, - проговорил маркиз Нуксияндир, разглядывая свой любимый галбендор (если не знаешь, что это такое, спроси у кого-нибудь из взрослых).

Все на секунду замолчали и поглядели на Верховного Шмонарха.

- Об этом стоило бы написать трактат, - философски изрёк Аболбодор, обвёл взглядом присутствующих и снова уставился в потолок.

Тут все снова разом завопили, но Аболбодор отвлёкся от созерцания потолка, постучал ладонью по столу и в наступившей тишине сказал:

- Властью, данною мне мною, повелеваю: там, где торговля глюквой была разрешена, её запретить, а там, где была запрещена, разрешить.

Все восторженно зааплодировали этому поистине премудративно мудрому решению и разошлись. Остался только император Наполевонь, объевшийся глюквы и уснувший в кресле.

Тут Аболбодор увидел стоящего у дверей Мбебе.

- Опять! - заныл Шмонарх, воздевая руки к люстре. - Опять мне не дают сочинять мой трактат! Я назвал его “О любовной горячке прибрежных скалапундров”, и в нём исследуются очень важные вещи!

- Нисколько не сомневаюсь в этом, ваше Премудративное Держачество, - вежливо сказал Мбебе. - Но я пришёл говорить о вещах не менее, если не более важных.

- Да? - удивился Аболбодор. - Да что же может важнее, чем любовная горячка прибрежных скалапундров?

- Я говорю о войне, ваше Держачество.

- О войне? Но у нас нет никакой войны. Все лабуддисты давно полабуддубивали друг друга...

- Да, и именно поэтому нам стоит начать новую войну.

- Да? - тут Аболбодор, долго рывшийся в своей памяти, наконец понял, что не знает стоящего перед ним человека. - А вы, собственно, кто?

- Я - Мбебе, вождь южноморрских мамудасов.

- Ах, помню, помню! Я однажды видел ваш Праздник Сопряжения. Незабываемое зрелище. Я даже, помнится, написал на эту тему трактат... Но мы говорим о войне.

- Да, ваше Держачество. Мы, южноморрские мамудасы, хотим начать войну с гмуриками.

- С гмуриками?! - завопил Аболбодор, ударив кулаком по столу и пробив его насквозь. - С моими любимыми гмуриками, которые когда-то взяли в плен Гапонция Сына Мына Дыра Пара и выкрасили его в оранжевый цвет? Об этом я, кажется, тоже написал трактат... Ладно, начинайте вашу войну. Но с одним условием: гмуриками будет командовать Гасссс Мендавий.

- Согласен. Но чтобы никаких пыздрь!

- Согласен. Но никаких сопряжений во время военных действий.

- Согласен. Но мне будет помогать трёхглазый Шкудон.

- Согласен. Значит, всё решено. Нужно будет написать трактат об этой войне.

Обрадованный Мбебе ушёл, а Аболбодор отправился в спальню к своей невесте.

Когда он проходил по открытой галерее, в его одежду вцепился какой-то древний старик и дрожащим голосом запричитал:

- Единственной милости прошу у тебя, лампада негасимая истинной веры, освещающая пути праведные для верных последователей великого Лабудды! Защити нас, невинных овечек, правоверных лабуддистов, ибо не стало житья от проклятых еретиков, которые, точно волки дикие, хотят пожрать нас, да низвергнутся на них слопли летающего Мамбоны, да раздавят их столбы Карабонда Тривеликого, да не узрят они, аки сонмы подземные, света дивного благословенного царства Лабудды, да разринутся они, полчища нечестивые, в бездну Лабудамы, да вобьёт в них Лабудишну осиновый кол, да развеет Лабудришна их мерзкопротивные останки... А?.. Что?.. Да изойдут они бородавками, да объедятся они глюквы и блюквы, да возопиют их срамные деяния перед Бабом Капундским, да подавятся они житием Какдама Первосозданного, да рассеют их потомки пророков Среднего Царства...

- Совсем свихнулся бедняга Автосрон! - пробормотал Аболбодор, сдул с себя старика и пошёл дальше, мечтая о свидании с Бындой.

Придя в её покои, он застал её в обществе некоего розово-голубого создания весьма изменчивой наружности.

- Вы знаете, что меня зовут Пумпций, - говорило создание, растекаясь по полу то справа, то слева от Бынды. - Вы знаете, что я люблю вас. И все давно уже знают, что вы - дама моей лизосомы!

- Ох, вы меня смущаете! - игриво произнесла Бында, покрывшись зелёными пятнышками - то ли от застенчивости, то ли от скуки.

- О, Бында, вы заставляете дрожать мои митохондрии! - воскликнул Пумпций. - Давайте встретимся сегодня в полночь!

Аболбодор, наблюдавший эту сцену из-за колонны, весь пожелтел от злости и ревности и заскрипел глазами.

- Не хочу в полночь! - капризно сказала Бында.

- Тогда давайте встретимся сейчас, о радость моих центриолей! Встретимся, повебримся, переголбимся... - Пумпций растёкся вокруг Бынды.

- Уходи отсюда, мокряк! Сейчас сюда придёт Аболбодор, уж он-то тебя повебрит!

- Не уйду, пока не переголбимся, - заупрямился Пумпций.

- Сейчас крынду разбердую, - пригрозила Бында.

От несчастного Пумпция пошёл пар - так сильны были в нём чувства к Бынде.

- Согласен! - завопил он. - Только давай переголбимся и намумбримся.

- Вот нахал! - пожала плечами Бында.

Пумпций булькнул, навыпускал ложноножек и ложноручек, а когда дело дошло до ложноголовок, он вдруг смутился и покраснел.

В этот момент из-за колонны вышел Аболбодор.

- Ах! - воскликнула Бында.

- Ох! - воскликнул Пумпций. Он снова булькнул и стёк в крынку из-под молока.

- Ах ты, лужа несчастная! - завопил Аболбодор, вытряхивая его из крынки. - Ты уже давно за Бындой увиваешься, я всё знаю! Такую сырость во дворце развёл, что стало хуже, чем в болоте! У Бынды от тебя насморк, а ты ей предлагаешь намумбриться!

- Я не виноват! - кричал Пумпций. - У меня только фагоцитоз начался, а тут Бында мне предложила рибосомы почистить...

- Ничего не хочу знать! - затопал ногами Аболбодор. - Сейчас же отправишься к Гассссу Мендавию и пойдёшь на войну против Мбебе, жижа ты мутная, сыроплав текучий!

Аболбодор разломал ему аппарат Гольджи и вышвырнул Пумпция в окно.

- Не выношу эту слякоть, - пробормотал Аболбодор и посмотрел на Бынду. - Если ты будешь с ним встречаться, в тебе заведётся плесень.

- Я не хотела с ним встречаться! - взволнованно воскликнула Бында. - Но у него начался фагоцитоз...

- Знаю, знаю! - отмахнулся Аболбодор. - Сейчас меня интересует совсем другое. Скоро у нас на Планете снова начнётся война. Южноморрские мамудасы будут воевать с гмуриками.

- Что ж тут хорошего? - взволнованно воскликнула Бында. Она всегда взволнованно восклицала.

- Я смогу написать об этом трактат, - Аболбодор расположился в кресле.

- Ты просто несносный блям! - заявила Бында.

- А ты - крикливая блямша, - ответил Аболбодор.

А Мбебе тем временем, долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, вернулся домой.

Его встретила сияющая от счастья прекрасная Намбубу.

- Специально для тебя я купила новую мягкую мбебель! - объявила она.

Мбебе воздел руки к небу.

- О, наказание Лабудришны! Зачем ты это сделала? Что мы теперь будем делать с нашей старой мбебелью?

- Мы можем отдать её кому-нибудь из родственников, - невозмутимо ответила прекрасная Намбубу. - Например, двоюродному отцу твоего деда.

В это время появился трёхглазый Шкудон.

- Эй, Мбебе, - сказал он. - К тебе пришёл какой-то халдубалдей. Он хочет тебя видеть.

- Пусть проходит, - сказал Мбебе.

В комнату вошёл оранжевый старичок ростом Мбебе по пояс и с трясущимися ушами.

- Привет тебе, храбрый Мбебе! - проскрипел старичок голосом, который трясся так же, как и уши. - Я - великий халдубалдейский мудрец. Меня зовут Инь Вынь. Ты что-нибудь обо мне слышал?

- Ничего, - мотнул головой Мбебе.

- Дикий народ! - вздохнул халдубалдей, падая на новую мягкую мбебель. - Они ничего не слышали об Инь Выне. “Кто ничего не слышал об Инь Выне - неуч”. Так говорил наш великий философ Дуй Вплюй, который умер, не родившись, и оставил после себя великое философское наследие. Но я не об этом. Говорят, вы собираетесь начать войну?

- Да, - ответил Мбебе. - Мы хотим воевать с гмуриками.

- Дикий народ! - вздохнул Инь Вынь, падая с новой мягкой мбебели. - Они хотят воевать с гмуриками. “Кто хочет воевать с гмуриками - остолоп”. Так говорил наш великий философ Дуй Вплюй. Но я не об этом. Я хочу отправиться на войну вместе с вами.

- Ничего не понимаю, - сказал Мбебе. - Ты же сам сказал, что тот, кто хочет воевать с гмуриками, - остолоп.

- Я знаю, что я остолоп, - невозмутимо ответил халдубалдей. - Но наш император Гудрон Мудрон Оззз отправил меня в ссылку за мои праворадикальные взгляды на его политику и разрешил мне вернуться только тогда, когда я поучаствую в войне с гмуриками.

- Я не против, - ответил Мбебе. - Мы начинаем нашу войну завтра, ровно в восемнадцать часов утра. Не опаздывай.

- Премного благодарен! - поклонившись сказал Инь Вынь и пустил Мбебе пыль в глаза. Он был большой любитель пускать пыль в глаза.

После этого он вышел из дома Мбебе и сел в лужу. Он был большой любитель садиться в лужи. Он вылез из лужи, поднял руку и попал пальцем в небо. Он был большой любитель попадать пальцем в небо. По дороге в гостиницу он зашёл в лес и наломал дров. Он был большой любитель ломать дрова.

Придя в гостиницу, он отправился в свой номер и почесал языком о шкаф. Он был большой любитель почесать языком. Затем он улегся на своё прокрустово ложе. Он был большой любитель полежать на прокрустовом ложе. А потом, так как халдубалдеи не выносят праздности, занялся сизифовым трудом. Он был большой любитель заниматься сизифовым трудом. При этом он испытывал танталовы муки. Он был большой любитель испытывать танталовы муки.

На другой день он отправился к Мбебе и где-то на полпути упал и ударил лицом в грязь. Он не был любителем ударять лицом в грязь, но в данном случае его согласия никто не спрашивал. Несмотря на это, ровно в восемнадцать часов утра он явился к Мбебе.

- Что ты здесь делаешь? - удивился тот. - Я же тебе сказал, что мы начинаем войну завтра.

- Опять завтра? - осведомился халдубалдей.

- Конечно. Ведь не можем же мы начать её вчера!

- Дикий народ! - вздохнул Инь Вынь, падая на клумбу. - Они не могут начать войну вчера. “Кто не может начать войну вчера - лентяй”. Так говорил наш великий философ Дуй Вплюй. Но я не об этом. Мне опять прийти завтра?

- Разумеется. Сегодня к нам приезжает гость, Дуреций по прозвищу Большой Рот.

- О боги! - воскликнул Инь Вынь. - К вам приезжает Дуреций по прозвищу Большой Рот?

- Ну да. А что тут такого? Мы пригласили его в гости.

- Дикий народ! - вздохнул Инь Вынь, падая с клумбы. - Они пригласили в гости Дуреция по прозвищу Большой Рот. “Кто приглашает в гости Дуреция по прозвищу Большой Рот - псих”. Так говорил наш великий философ Дуй Вплюй. Но я не об этом. Раз вы пригласили его в гости, мне здесь делать нечего.

И халдубалдей отправился в свою гостиницу.

В тот же день к Мбебе приехал Дуреций по прозвищу Большой Рот. И все южноморрские мамудасы смогли убедиться, что рот у него действительно большой. Точнее говоря, рот - это было почти единственное, из чего состоял Дуреций. И когда он его разевал, его глотка казалась такой огромной, что в ней запросто могла бы уместиться целая вселенная.

За один вечер за ужином Дуреций, к ужасу прекрасной Намбубу, съел годовой запас продовольствия всех южноморрских мамудасов и на утро снова проснулся голодным.

Когда Мбебе, раздумывая, чем бы накормить Дуреция на этот раз, вышел в сад, там его уже ждал Инь Вынь.

- Опять ты? - воскликнул Мбебе. - Я тебе говорю, чтобы ты приходил завтра, а ты всё время приходишь сегодня.

В этот момент в саду появился Дуреций.

- А! Инь Вынь! - увидев халдубалдея, завопил он так, что на небе задрожали звёзды. - Давно не виделись!

Он стиснул халдубалдея в объятиях и захохотал, разинув свою пасть во всю ширину. Мбебе заглянул в неё и в задумчивости стал изучать внутренности Дуреция.

- Если ты меня задушишь, мы больше никогда не увидимся, - прохрипел Инь Вынь, выползая из объятий Дуреция.

- Чем занимаешься в последнее время? - спросил его Дуреций.

- Хожу на войну с гмуриками. И, кажется, буду этим заниматься до бесконечности. А ты чем занимаешься? Пожираешь Планету?

Дуреций снова захохотал, разинув свой бездонный рот.

- Какой ужас! - выпорхнула из дома прекрасная Намбубу. - У нас ничего не осталось на завтрак.

- Как ты думаешь, - обратился Мбебе к Инь Выню, - что мне предложить Дурецию на завтрак? Он съел все наши запасы. У нас больше ничего не осталось.

- Дикий народ! - вздохнул Инь Вынь, падая в пруд. - Они не знают, что предложить Дурецию на завтрак. “Кто не знает, что предложить Дурецию на завтрак, - балбес”. Так говорил наш великий философ Дуй Вплюй. Но я не об этом. Я хотел...

Но договорить Инь Вынь не успел. На горизонте послышались вопли наступающей армии гмуриков.

- Жалкие изменники! - завопил Мбебе. - Мы же договорились начать войну завтра!

- Какие негодники! - расстроился Дуреций. - Никогда не буду с ними дружить.

Вокруг Мбебе собирались мамудасы. Скоро образовалась такая толпа, что Инь Выню было негде упасть, тем более что он оказался вплотную притиснут к Дурецию.

- В бой! - кричал Мбебе. - Покажем этим обезьянам, на что мы способны! Мы обязательно их победим!

Дуреций снова захохотал, распахнув свой рот.

- Дикий народ!.. - вздохнул Инь Вынь, покачнувшись.

- Не падай в меня! - сказал Дуреций, сразу переставая хохотать и захлопывая свою пасть.

Войско гмуриков приближалось. Уже был виден скачущий впереди король Мурзий V. Рядом с ним скакал Гасссс Мендавий.

- Вперёд! - продолжал Мбебе кричать мамудасам. - Отберём у этих мартышек всю их друснику вместе с соком и накормим Дуреция!

Мамудасы восторженно завопили и помчались навстречу гмурикам.

- Куда вы? - закричала им вслед прекрасная Намбубу. - Вернитесь! А кто будет собирать сряклу и двимбровать мымзы?

Но её никто не слышал.

Два войска столкнулись посреди огромной равнины, раскинувшейся в самой середине Планеты. Раздался громоподобный лязг и скрежет, и над равниной поднялась туча пыли.

Через несколько дней в кабинет Аболбодора вошёл Гасссс Мендавий. В руках он держал большой глистяной кувшин. Аболбодор в это время разговаривал с Бындой Ганнской и маркизом Нуксияндиром. Когда на пороге появился Гасссс Мендавий, все повернулись к нему.

- Ну что? - взволнованно воскликнула Бында.

- Мы проиграли! - выпалил Гасссс Мендавий.

- Что-о?! - завопил Аболбодор. - Мы проиграли? Да я сейчас же прикажу тебя разбередырить!

- Не трогайте меня! - воскликнул Гасссс Мендавий. - Я инвалид! Я ослеп на одно ухо! Вы должны назначить мне пенсию!

- Он прав, - задумчиво произнёс Нуксияндир.

- Ерунда! - Аболбодор повернулся к маркизу, который пялился на свой любимый галбендор. - Он проиграл войну. Его нужно разбередырить.

- Это не я! - крикнул Гасссс Мендавий. - Это всё эта слякоть, Пумпций!

- Где Пумпций? - грозно сдвинув брови, спросил Аболбодор.

- Он болен. У него митоз.

- О боги! - ужаснулся Аболбодор. - Значит, скоро нам придётся лицезреть не одного, а двух Пумпциев!

- Да. Он сейчас как раз в метафазе. Мы проиграли именно из-за него!

Гасссс перевернул свой кувшин вверх дном и вылил оттуда Пумпция, порядком расплывшегося.

- Мы уже начали побеждать, когда этот рассадник для комаров, истинный слизняк, вытек из своей жбанки и растёкся по полю. В нём утонула чуть ли не половина нашего войска.

- Ничего подобного! - возразил Пумпций, преспокойно растекаясь в кресле и почёсывая свои вакуоли. - Этот Дуреций Большой Рот хотел меня выпить. Что же мне ещё оставалось делать? И никто во мне не тонул, всё Гасссс выдумывает! Сам заснул посреди битвы, а на меня сваливает!

- А с этим что будем делать? - спросил Аболбодор Нуксияндира. Тот не ответил: он тупо сверлил глазами галбендор, ничего не слыша.

Аболбодор растолкал его (Нуксияндира, а не галбендор, конечно) и повторил:

- Что будем с ним делать?

- Нальём его в кастрюлю и поставим на огонь, чтобы весь выпарился, - предложил маркиз.

- Ой, нет! - завопил Пумпций, приклеившись центромерами к креслу.

- Что вы! - взволнованно воскликнула Бында. - Ему же будет больно!

- Не будет, - успокоил её Аболбодор. - А что будем делать с Гассссом?

- Отбери у него три буквы “с”, - сказал Нуксияндир.

- Только не это! - завопил Гасссс Мендавий, переворачиваясь вниз головой. - Я этого не переживу!

- И не надо, - мстительно ответил Аболбодор.

- Пожалейте меня! - захныкал Гасссс.

- И меня! - подхватил Пумпций, наматывая свои хромосомы на веретено деления.

- Убирайтесь вон! - крикнул им Аболбодор. - Мои любимые гмурики проиграли! Как я буду писать об этом?

- Мы не виноваты, - ныл Пумпций, лопаясь в местах перетяжек. - Сам король Мурзий нас предал. Как увидел Дуреция, так и помчался домой. А с ним - половина его войска.

- А другую половину съел Дуреций, - добавил Гасссс. - А мы остались живы только потому, что нас отпустил Мбебе.

Аболбодор горестно вздохнул.

- Отправляйтесь отсюда! - сказал он. - И учтите: я бы на вашем месте серьезно задумался о своем лабудущем.

Выпроводив всех и оставшись один, он взял глист бумаги, перо и, задумавшись, поискал глазами галбендор. Галбендора нигде не было.

- Клянусь дурыльницей! - воскликнул Аболбодор. - Этот клептоман стащил и его!

Что ж, долго ли, коротко ли, по всей Планете были устроены народные гуляния имени светлой памяти утонувших в Пумпции, а победители были награждены фонариками и именными песочными часами. А храбрый Мбебе и прекрасная Намбубу, отправив Дуреция домой, поселились в своей новой мягкой мбебели и стали жить-поживать и добра наживать. Тут и сказочке конец, а кто слушал - молодец.