|
|
||
Вскоре после всего описанного разобрало философа Адарбалдара придумать ещё что-нибудь. И очень скоро ему в голову пришла великолепная мысль.
Дело в том, что на Планете существовало девяносто девять религиозных течений и культов, в соответствии с которыми разные племена постоянно воевали друг с другом. Одни из них ели других, третьи - своих, четвёртые ели всех подряд, а пятые не ели вообще ничего. И решил Адарбалдар придумать новую религию - для ровного счёта и чтобы примирить всех враждующих. Он долго думал, какой должна быть его религия, чтобы её приняли все жители Планеты, продумал всё до мелочей и сел писать священную книгу: какая же религия обойдётся без священной книги?
Сочинив Шырпырлу, он собрал весь подвластный ему народ на большом поле и объявил своим подданным, что они погрязли в грехе и невежестве, что они поклоняются всем богам, кроме тех, которым нужно, и что если они мечтают о вечной жизни, им нужно спасать свои души. А спасти эти души могут лишь те боги, которые открылись ему и слова которых он проповедует. Себя он обозвал Анаксимандрагором и заявил, что он - единственный пророк, провозглашающий настоящую истину.
И он поведал растерянным согражданам о новом вероучении. Вероучение называлось лабуддизмом, потому что верховного бога звали Лабуддой. Кроме Лабудды, человека, достигшего просветления и божественного совершенства, были ещё, как учил лабуддизм, боги Лабудишну, Лабудришна и Лабудама.
Долго разглагольствовал новоявленный пророк Анаксимандрагор о самых тонких тонкостях лабуддизма и в конце объявил, что для того, чтобы стать истинным лабуддистом, нужно обрить правую сторону головы, выдернуть четыре зуба, выколоть левый глаз, отрезать три пальца на правой руке и на левой ноге, пожертвовать все свои деньги главе Церкви и записаться в почитатели Лабудды и его помощников.
Как ни странно, очень многие тут же захотели записаться в лабуддисты. В самый короткий срок повсюду было выстроено множество лабуддистских монастырей, монахи которых изучали боевое искусство лабуду-шу и назывались лабудушителями. Многие монахи в качестве лабудионеров отправились в дальние страны проповедовать новую религию, творя лабудеса и обращая в истинную веру многих неверных. Вскоре уже в каждом городе на Планете образовалась лабуддистская община, и Анаксимандрагор, пожаловавший себе титул Пребожественного тетрарха, следил за их жизнью и лабуддионерской деятельностью. Многие лабуддисты уходили в пустыни и горы, неустанно молясь о спасении мира, и потому назывались лабудельниками. А лабудильники по утрам звонили в колокола, созывая народ на пение лабудалмов. Во многих областях цари преследовали лабуддистов, не желая принимать их веру, и те, кто добровольно или не добровольно претерпевал гонения и мученическую смерть, тут же возносились на небеса, причём с такой скоростью, что невозможно было уследить за ними взглядом.
Могущество лабуддизма неуклонно увеличивалось, и вскоре он охватил всю Планету, став господствующей, а затем и единственной религией. Именно тогда Пребожественный тетрарх Анаксимандрагор предложил дать Планете какое-нибудь название, но её жители, весьма гордившиеся номером своей Планеты, который ни один из них не мог запомнить полностью, решительно воспротивились.
Итак, на Планете под пение лабудалмов и лабудолитв прочно воцарился лабуддизм. Тут же, как водится, появилось множество ограничений. Жителям Планеты не разрешалось испытывать друг к другу никаких чувств, кроме лабудви, и именно из лабудви лабуддисты строчили друг на друга лабудоносы в Святейшую Лабудзицию, которая сжигала обвинённых на лабудострах. Были запрещены все виды искусства, кроме лабудрамы (догадываешься, что это такое? Я - нет. По-моему, это то, что взрослые называют “мыльными операми”, а твои друзья - сам знаешь, как), да и то лабудрама была разрешена только из-за схожести этого слова с именем одного из богов. Композиторам разрешалось сочинять исключительно лабудоратории, лабудоралы, лабудомессы и лабудоперы. Церковные лабудораторы призывали на площадях к смирению и ограничению потребностей и желаний. Высшими добродетелями считались лабудерпение и лабудрота, а так же лабудрение и лабудрание. Обедать разрешалось только в час лабудурения, зато творить лабудолитву разрешалось в любое время, в любом месте и любым способом.
Народ, похоже, всё больше сходил с ума, а в это время Анаксимандрагор сидел на золотом троне в своём пребожественно-тетрархальском дворце и посмеивался над своей выдумкой, благодаря которой стал властителем Планеты.
На досуге он сочинил парочку трактатов: “О заражении умов” и “Об истинности лжи и лживости истины”, а также написал множество трудов, разрабатывающих доктрину лабуддизма. Потом появились ещё два трактата: “О том, как сделать умных дураками” и “О том, как сделать дураков умными”. Понасмехавшись хорошенько над своими верными последователями, он решил укрепить веру в лабуддистах и попросил своего старого друга маркиза Нуксияндира состряпать какую-нибудь религиозную поэму, что тот и выполнил, состряпав их даже целых три: “Лабудиада”, “Лабудиссея” и “Лабудеида”, от которых народ пришёл в телячий восторг.
Телячий восторг, однако, длился очень недолго: учение Анаксимандрагора постигла печальная участь. В лабуддизме возникло еретическое течение, названное лабудой. Лабуддисты учили, что Лабудда родился раньше Лабудишну, Лабудришны и Лабудамы, а лабудане-еретики утверждали, что все родились одновременно.
Возмущённый таким положением дел, старец Хрюм, архилабуддископ Прогрыкский, пришёл к Анаксимандрагору и сказал ему:
- Лабуддизм в опасности! О, великий Адарбалдар Обосранский, взываем к тебе как к отцу нашему!
Тут Анаксимандрагор так хватил, разгневавшись, по столу кулаком, что рука его рассыпалась на мельчайшие кусочки, и закричал:
- Меня зовут Анаксимандрагор, и я давно уже не Обосарнский, а тем более не такой, как ты меня назвал! Говори скорее, в чём дело, да проваливай! - и отдал свою руку в починку.
Рассказал старец Хрюм всё, как есть, без утайки, о ядовитейшем измышлении еретическом, по имени лабуда, и тогда Анаксимандрагор завыл от горя, разорвал на себе одежды, посыпал голову камнями и застонал:
- О, великий Лабудда! Как же позволил ты своим детям впасть в такой грех! Мы должны, отец Хрюм, немедленно вернуть всех заблудших в лоно матери-церкви! Я знаю, как это сделать.
Выпроводив архилабуддископа Прогрыкского, Анаксимандрагор долго посмеивался, а потом издал указ, коим постановлял всем верным лабуддистам соблюдать в год четыре поста по две недели, в которые нельзя было есть помидоры, и два поста по две недели, в которые вообще ничего нельзя было есть. Возвращать же всех заблудших в лоно матери-церкви он вовсе не собирался, желая посмотреть, что случится дальше.
А дальше случилось вот что. Со временем стало возникать всё больше новых ересей, а затем и сам лабуддизм распался на две ветви - лабуддичество и праволабуддие, от которого тут же откололась собственная ересь под названием леволабуддие. Лабуддичество же вскоре в свою очередь распалось на два учения, во главе одного из которых стоял папа Лабский, а во главе другого - мама Буддская, суть же конфликта заключалась в том, что оба течения спорили, в каком слоге Святейшего Имени содержится божественный смысл. Тут же возникло множество ересей, утверждавших, что божественный смысл содержится в какой-либо одной из букв Святейшего Имени, но все они очень быстро и безобидно исчезли, хотя перед этим некая секта, члены которой называли себя радикальными центристами, осмелилась утверждать, что смысла в Святейшем Имени вообще нет, но эту секту быстро разогнали. Несколько позже идеи этой секты подхватили лабуддо-гностики, которые утверждали, что смысл познаётся из опыта и знания, а Святейшее Имя познаётся каждым по-своему и, следовательно, для каждого имеет собственный смысл, а значит, вообще не имеет его. С ними спорили лабуддо-агностики, утверждавшие, что Святейшее Имя непознаваемо и, следовательно, никто не может знать, есть ли в нём смысл или нет.
Анаксимандрагор же ни во что не вмешивался, а только посмеивался по себя, в результате чего на Планете появилось множество самых разнообразных течений и сект. Праволабуддисты, леволабуддисты, лабуддисты-раскольники, лабудолики-паписты, лабудолики-мамисты, лабуданты, лабудане, радикальные центро-лабуддисты, лабуддо-гностики и лабуддо-агностики, лабуддисты-иконоборцы и лабуддисты-иконокласты, лабудришнаиты, лабудишнуиты, лабудамиты, лабуддалистиане, лабуддинцы, лабуддалисты одиннадцатой ночи, лабудописты, лабудопане, лабудране и лабудриты, лабудристы и лабуддинеане бесконечно спорили и враждовали между собой, отстаивая каждый своё мнение. Из-за этого многие набожные рыцари вызывали друг друга на турниры, и происходили у них лабудристалища: кто больше налабудрищет, тот и победил.
Однажды абсолютный победитель всех лабудристалищ глухой стопятнадцатилетний старик Автосрон Докембрийский явился к Анаксимандрагору и заговорил дрожащим слабым голосом:
- О, великий Пребожественный тетрарх! Видеть нет моих больше сил богопротивную мерзость сию, поглотившую нашу блаженную юдоль. Взываю к твоей милости, ибо слава тебе, преблагому! Ты на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия, яко ангелам своим и верным последователям заповесть ранити тя во всех путях твоих. Слава!
- Чего? - не понял Анаксимандрагор.
- А? - переспросил глухой Автосрон.
- Я говорю, чего?
- Что? - приложил Автосрон ладонь к уху.
- Я спрашиваю, что ты сказал? - завопил Анаксимандрагор.
- О, великий Пребожественный тетрарх! Видеть нет моих больше сил...
- Да это я понял, - перебил его, махнув рукой, Анаксимандрагор. - Но что ты этим хотел сказать?
- А? - подался вперёд Автосрон.
- Чего ты этим хотел сказать? - крикнул Анаксимандрагор.
- Чего? - не расслышал старик.
- Тьфу! - разозлился Анаксимандрагор, подозвал старика пальцем к себе, склонился к самому его уху и завопил: - Сказать-то ты что хотел?
- А как же! - заволновался старик. - Сказать! Всё надо сказать! Всё, как есть! Правоверных левославных лабуддистов окружили нечестивцы, яко волки окаянные стадо невинных овечек...
- Да я не про то! - закричал Анаксимандрагор. - Что тебе нужно?
- Да, да, нужно! - запричитал Автосрон. - Нужда великая заставила меня, червя непотребного, прийти к тебе, светочу церкви, горящему яко лампада божественная в ночи, освещающая пути праведные, страху для нечестивцев окаянных, и просить о милости покарать ненавистных богопреступников, мерзостных богохульников, изрыгающих из своих собачьих сердец слова мерзкопротивные всякому истинному смиренному лабуддисту, и отверзнуть для них врата узилищ, чтобы при жизни яко и после смерти купно со своими лже-учителями богомерзкими в геенне огненной на вертелах жарились! Да разойдутся камни пророка Иорданафала и снизойдёт мор и меч Лабудришны на селения богоотвратные смердящих еретиков, забывших веру своих братьев! Да поглотит их огонь праведный гнева Лабудды, да затопят их священные воды Лабудамы, да снизошлёт на них немочь немочную Лабудишну! И да проклянут их тени царей земли Антроподранской, и до самых небес поднимется столп прегрешений их, и ужаснутся народы земные и потомки святителя Мурзындры, и побегут со всех пяти концов Планеты прятать лица в пещерах, но не примут их скалы, переполненные преступлениями их, и изыдут сыны нечестивые Клюкворода-чудовища, и да замкнутся за ними персты божественные Лабудды великого и непобедимого, и онемеют и ослепнут и оглохнут они у изображения священной птицы лабудрозда...
Автосрон остановился, чтобы перевести дыхание.
- О боги! - воскликнул Анаксимандрагор. - Какое красноречие! Чего только я ни услышал! Уходи-ка ты отсюда, старик, а то останется от тебя одна большая лабудырка!
- Так ведь для того и пришёл я, последний оплот веры истинной, чтобы просить тебя, светоча церкви, горящего яко лампада...
- Вот дьявол! - в конец разозлился Анаксимандрагор и выгнал Автосрона Докембрийского вон, а сам и пальцем не пошевелил, чтобы остановить еретические безобразия, раздиравшие Планету: было ему интересно узнать, чем всё это кончится.
А кончилось всё на удивление быстро и просто: все секты и конфессии просто перебили друг друга, начав ужасную войну, по поводу которой Анаксимандрагор разразился серией обличительных речей, которые, впрочем, больше сотрясали воздух, чем пробуждали патриотизм в душах жителей Планеты. Правда, война закончилась очень быстро и без Анаксимандрагора. Его Пребожественное тетрархальное святейшество поздравило население Планеты с наступлением мира и полным искоренением всех ересей, после чего устроило пышную пирушку в своём дворце.
В народе же решено было по этому радостному случаю устроить большую ярмарку. И город наполнился праздничным шумом и суетой. По улицам под бой барабанов и вой халдубалдейских рожков бродили шествия ряженых, на площадях торговцы громко кричали, рекламируя свой товар, факиры глотали шпаги, пушечные ядра и динамит, распиливали девиц лёгкого поведения (потом таких распиленных девиц много находили по всему городу) и вытаскивали из ушей у прохожих монеты и ржавые якорные цепи (их потом тоже много валялось по всему городу, так как засовывать их обратно никто не хотел).
Однажды Анаксимандрагор решил присоединиться к празднеству и по своему обыкновению отправился обедать в кабачок “Глистяная жбанка короля Гавдоса”, служивший прибежищем всей передовой интеллигенции города. Король Гавдос истории Планеты был, кажется, неизвестен, но то, что в Мамбрах существовал кабачок, в названии которого упоминалась королевская глистяная жбанка, было несомненно.
- Просто удивительно, - изумлялся пошедший с ним за компанию поэт Шекспирд. - Сколько народу ходит без глаз, зубов и пальцев, с бритыми головами, и ещё чему-то радуется!
В кабаке царила та же праздничная атмосфера, что и на улицах. Напившиеся портовые грузчики горланили такую неприличную песню, что приводить её здесь нет никакой возможности. Скажем лишь, что в ней упоминались родственники всех присутствующих и заодно отсутствующих, Лабудда, распиленные девицы лёгкого поведения, сами портовые грузчики и третья луна прошлого месяца. Какой-то иллюзионист, сидя на битом стекле, глотал спирт и изрыгал изо рта огонь, на котором предусмотрительный трактирщик жарил цыплёнка. Бродячий торговец с посиневшим от постоянного пьянства лицом вопил:
- Вот учёный попугандель! Говорит на трёх языках, причём сам не знает, что!
Анаксимандрагор сел за свой любимый столик, заказал себе тарелку жареной шкурицы и только начал поглощать её, как к столу подошёл старый халдубалдейский учёный Суй Сяо по прозвищу Суй Справа. Он был весьма навеселе.
- Ого! - обрадовался Анаксимандрагор, увидев его. - Старый знакомый! Какими судьбами вы здесь?
- Я теперь путешествую по всем углам, - ответствовал учёный, присаживаясь к столу. - На родине мне сейчас делать нечего.
- Что так? - удивился Анаксимандрагор, оглядев углы кабачка.
- Да видите ли, мы теперь самый интеллектуальный народ на Планете!
- Кто бы мог подумать! - искренне изумился Пребожественный тетрарх.
- Да, да! - воскликнул Суй Справа. - У нас теперь, что ни свинопас - то учёный! Что ни говночист - то философ! Все побросали свои палки-копалки и орала-мотала и занялись сочинительством. Половина халдубалдеев пишет, а вторая половина с восторгом проглатывает то, что пишется.
- Вот это новость! Отчего же это?
- Дело в том, - начал Суй Сяо, поудобнее устраиваясь на стуле и наливая себе полный бокал вина, - что у нас от нашего перманентно драного состояния развился комплекс неполноценности. Из-за него-то всё и началось. Какой-то умник придумал, что если у нас в истории не было ничего великого, значит, нужно придумать то, чего не было, - он залпом опрокинул бокал и с плохо скрытым сарказмом продолжал: - А император, вечной ему жизни, решил, что так и надо, и постановил: кто более великое и более замечательное придумает, тот и большую награду получит. Вот и бросились все в сочинительство, чтобы награду заработать. Стали копаться в истории. Разные теории придумывать - одна другой величественнее. И с доказательствами, да с такими, что читаешь и понимаешь: всё так и есть, какую бы галиматью ни написали. Ну, и раскопали, что, оказывается, все народы на Планете произошли от халдубалдеев, и вообще что Какдам Первосозданный был халдубалдеем.
- Какая чушь! - вырвалось у Анаксимандрагора.
- Для нас с вами чушь, а для диких халдубалдеев чем глупее, тем лучше. Чем нелепее выдумка, тем охотнее в неё верят.
- Похоже на наши лабудристалища, - вздохнул Анаксимандрагор.
- Видал я вас всех в белых кроссовках! - с уверенностью заявил из дальнего угла попугандель и почесал средней лапой заднее ухо.
Заметив вошедшую в кабачок часть распиленной девицы лёгкого поведения, иллюзионист сделал большой глоток спирта и так рыгнул огнём, что несчастный цыплёнок непоправимо сгорел, а сам иллюзионист стал чёрным, как сажа безлунной ночью.
- Одного не понимаю, - продолжал Суй Сяо. - Из нас, историков, никому не приходит в голову мысль ехать в деревню и учить крестьян, как разгребать навоз. Они же почему-то считают возможным лезть в нашу науку. Один наш властитель сказал мне: “Я раньше никак не мог понять историю. А теперь понял: это не потому, что я тупой, а потому, что история неправильная”.
- Что же, - философски заметил Анаксимандрагор. - Я придумал “Шырпырлу”, другие придумали другие вещи. - И доверительно продолжал, понизив голос: - Скажу вам по секрету: настоящая история от этого не изменится.
Он выпил бокал вина и вдохновенно заключил:
- А у нас тут всё просто: все точно знают, что от кого произошло, и не суют нос не в своё дело.
- Ах, как это похвально! - с завистью вздохнул Суй Справа.
На стол влез поэт Шекспирд.
- Я хочу прочитать начало моей новой незаконченной поэмы! - провозгласил он. - Она называется “Про бдов”.
- Про кого? - не понял Аболбодор.
- Про бдов, - повторил Шекспирд. - Ну, знаешь, есть люди, а есть бды. Вот эта поэма про бдов.
- А-а, - понимающе протянул Аболбодор.
- Бды - это как бы некая мутация, которая случилась с людьми после кварко-нейтрино-фотонной войны, - пояснил поэт.
Все присутствующие в ужасе замолчали, пытаясь представить себе такую мутацию.
Шекспирд прокашлялся и с вдохновением завопил:
- “Как приятно под ливнем из гамма-частиц пробежаться по полю!
Двухголовые птички щебечут, из гнёзд отправляясь в полёт.
Взошёл солнца кусок над лугами - о, сладостный запах бензола!
С цветка капелька ртути росинкой тут падает прямо мне в рот.
Голубеют, светясь в темноте радиацией, горы в округе,
Освещая ночами сей край, чтоб светло было так же, как днём.
Поднимается чудный над прудом туман, и бегут бды в испуге
Прочь от этого пруда и складов урана, что спрятаны в нём.
И весело булькает пруд, колыхаясь своей чёрной жижей,
И встаёт от урана туман, что пугает так всех здешних бдов.
И растёт там прозрачный камыш, и один бд, особенно рыжий,
Пожелавши нарвать сей камыш, растворился в воде без следов.
И как на картинке стоит неподвижно и очень красиво
Лес горелый и чёрный, а прямо в серёдке стоит древний дуб
Без листочка. И бда, что хранит этот лес, раздувшись спесиво,
Изо рта вынимает и в банку с водичкой кидает свой зуб.
Где-то капнуло бомбой, и местные все ребятишки к воронке
Побежали играть и копаться в осколках, зажгя хлороформ.
И атомы празеодима летали заметно в сторонке,
Смущая детишек своей белизной и округлостью форм.
Но зелёный тут бд прибежал, замахал пистолетом упрямо;
Многодельно скончавшись, он зенки свои разбросал к ним ко всем:
“Ну-ка, брысь все отсюда, а то к котопсам упадёте вы в яму!
Котопсы вас сожрут на обед, чтоб Ванадий побрал вас совсем!”
И детишки, наморщивши клювы и лбы от такого решенья,
Разбежались по норам, где бурую слякоть они развели.
Дело в том, что зелёный тот бд был монах, и его в искушенье
Все округлые белые атомы те быстренько очень ввели.
Закричал жестеклянный ишак, чтоб дорогу ему уступили,
И протёк по тропинке до самых небыстроскрепящих ворот.
Там его разобрали, но бды тут все разом вдруг заговопили,
И зелёный монах в удивленьи разинул тут свой левый рот.
И сказал ему Шпын: “А пойдём-ка в бдырдель, там бдывчонок немало!”
Замахал на него животами монах: “Ты заглохни, подлец!
Искушать меня брось!” Но злохитростный сей многовредный Шпындряло
Продолжал: “Их там много найдёшь ты любых - и в одежде, и бец”.
Прибежала тут злая собабка, её крысобака накрылась...”
- Всё!
На несколько секунд воцарилась гробовая тишина, а потом весь кабачок взорвался восторженными воплями и безумными аплодисментами. Шекспирд польщённо раскланивался на своём столе в разные стороны.
- Понимаю, почему герцог Смур не жаловал передовую интеллигенцию своего города... - пробормотал Пребожественный тетрарх.
- Мало того! - гнул своё Суй Справа. - Теперь тех, кто осмеливается думать по-старому, то есть правильно, стали преследовать. Вот и меня тоже... Видите того чёрного иллюзиониста? Вы думаете, кто это? Это шпион, посланный следить за мной!
- Да что вы! - изумился Пребожественный тетрарх. - Неужели всё так серьёзно! Так что же, он тоже считает, что Какдам Первосозданный был халдубалдеем? Ну, тут я вам помогу. Я, кажется, знаю, с кем его надо познакомить.
Он подозвал слугу и что-то ему шепнул. Слуга кивнул и исчез. Через несколько секунд у стола Анаксимандрагора появился Автосрон Докембрийский.
Анаксимандрагор вырвал из стены печную трубу, приставил её к уху старика и заорал в неё:
- Уважаемый! Видишь вон того непотребно чёрного колдуна, испортившего такого великолепного цыплёнка? Этот колдун единственный на Планете не верит в Лабудду! И к тому же он шпионит вот за этим достойнейшим человеком, знаменитым историком!
Лицо Автосрона перекосилось от гнева, а глаза налились кровью. С неожиданной для столь старого человека прытью он подскочил к почерневшему иллюзионисту и ужасным голосом заблеял:
- Да как же мог ты, нечестивый богоотступник, изверзнуть из своего свиного рта, что Какдам Первосозданный был халдубалдеем! Да как поворачивается твой погрязший в беззакониях язык, да отсохнет он навечно, что Лабудды нет!
В это время слуга тайком подсунул иллюзионисту вместо бутыли со спиртом точно такую же бутыль с водой.
- Да как можешь ты колебать своим невежеством сию блаженную юдоль! И как смеешь ты шпионить за великим сыном отцов его, изрыгая огонь адский из гнилого и мерзкопротивного чрева своего, любому истинному правоверному отвратного!
- Замолчи, трескучий пень! - не выдержал иллюзионист. - Да знаешь ли ты, с кем говоришь? Я великий адепт седьмого круга явления внешней церкви правого столпа! Мне подвластны стихии природы! Да я тебя сейчас испепелю!
С этими словами он сделал особенно большой глоток из бутыли, но когда выдохнул, изо рта его вместо огня вырвалось густое облако шипящего водяного пара. У иллюзиониста от изумления и ужаса выкатились глаза, он схватился ладонью за рот и замычал.
Облако пара постепенно рассеялось, а Автосрон воздел дрожащие руки кверху, сломав при этом о потолок палец.
- Вы видели! Вы видели, как всевеликий Лабудда покарал богомерзкого язычника! Да изыдет он из садов райских сего преблагого места! Да обрушится на него чёрная язва на верблюде жёлтом! Да не услышат его ослиные уши пения дщерей недоподобного Мурдондия Нижнеслопского! Да изведут его распиленные девицы лёгкого поведения! Да подавится он своим спиртом!
Подбежавшие слуги схватили впавшего в шоковое состояние иллюзиониста и вытолкали его за дверь, чтобы никто больше не мешал лабуддистскому единомыслию.
Однако же лабуддистское единомыслие длилось недолго. Неведомо откуда на бескрайних духовных просторах Планеты возникли лабудрасты - религиозные извращенцы, именуемые так потому, что извратили они весь лабуддизм до невозможности, в самых глубоких его глубинах и основных основах. Главой лабудрастов оказался драматург Андропукциус Хнос по прозвищу Йок-с-нами, чему Анаксимандрагор, впрочем, не удивился, ибо ещё во времена бесед в салоне маркиза Нуксияндира, когда лабуддизма ещё и в помине не было, он уже замечал за Хносом лабудрастичные замашки.
Анаксимандрагор сделал вид, что, узнав о лабудрастизме, тяжко заболел, сражённый горем, а сам решил понаблюдать, что будет дальше.
Всё было бы ничего, но когда один из наиболее знаменитых ревнителей веры лично отправился лицезреть Лабудду, напившись подосланного врагами отвара череповника, лабудерпению народа пришёл конец. Поднял народ восстание за чистоту веры и выгнал поганых лабудрастов-извращенцев, и пошёл приступом на дворец Анаксимандрагора, ибо и его посчитали срамным нечестивцем за то, что он никаким ересям не препятствовал. А случилось это вот как.
Однажды, когда ревнитель веры вылетел из окна прямым рейсом к Лабудде, отведав череповника, генеральный лабудильник, напившись вещей более прозаических, посреди ночи перелабудил весь город звоном колоколов. Горожане, спросонок не разобрав хорошенько, в чём дело, выскочили из постелей, побежали в центр города и штурмом взяли тетрархальский дворец. Генеральный лабудильник сам перепугался того, что натворил, переколол все колокола и сбросился с колокольни, упав на головы нескольких самых главных бунтовщиков и сломав им шеи. Сам он при этом остался цел и невредим, за что был тут же предан суду и по старинному обычаю черни обдвимброван.
Маркиз Нуксияндир со страху спрятался в кухонной печной трубе.
Толпа ворвалась во дворец, и первым делом все помчались на кухню, чтобы как следует подкрепиться, потому что во время бунтов у людей всегда разыгрывается ужасный аппетит (если не веришь - проверь сам). Бунтовщики нахватали разных кастрюль и сковородок, какие попали под руку, и затопили печь. Из трубы повалили дым и маркиз Нуксияндир.
Наевшись вдоволь, бунтовщики вскоре захватили весь город, и вынужден был бежать Пребожественный тетрарх, заваривший всю эту кашу, из Мамбр под покровом ночи, как бежал когда-то из Обосарн.
Переоделся Анаксимандрагор в традиционную одежду рабочего цеха пындряльщиков, и только благодаря этому ему удалось свободно выйти из дворца и тайком, прячась по задворкам, отправиться к окраинам города. Там он перелез через городскую стену, чуть не сломав себе при этом шею, и больше его никто в Мамбрах не видел.
Когда толпа, обыскав дворец, увидела, что Пребожественный тетрарх бесследно исчез, было уже поздно его преследовать.
А через полгода (по самому верхнему солнцу) на противоположном углу Планеты, во владениях пентаграфа Хряся Недужного, появился некий философ по имени Акробродрон, который прославился в оных местах тем, что сочинил трактат “О проблемах выращивания сряклы в неблагоприятных условиях”, ибо срякла была главным источником дохода на землях Хряся.
Поэтому Хрясь Недужный, прозванный так вследствие своей немощной болезненности, поражённый мудростью и эрудицией философа, назначил его своим наследником.