Аннотация: К чему приводят милые незнакомки и случайные связи
Ее последний поцелуй
Я заметил ее сразу. Она куталась в душный прокуренный сумрак паршивого маленького бара на окраине города, но не сливалась с ним. Изящным манто сигаретный дым обволакивал ее плечи, подчеркивая их худобу и одновременно силу, приковывал внимание к небольшой, но высокой груди, мягко скользил ниже... Тусклый свет галогеновых ламп, засиженных мухами, облепленных жиром и еще бог знает какой гадостью, совершенно ее не портил. Наоборот, смуглая кожа в рассеянных его лучах, кажется, сияла нездешним, потусторонним светом.
В некотором роде, я был художником. Конечно, это почти не имеет отношения к тому делу, что привело меня сюда, но все же... я так нестерпимо хотел запечатлеть эту женщину, что зудели кончики пальцев.
- Мистер Трой? - Она тоже меня заметила. Жестом, начисто лишенным кокетства, а оттого еще более привлекательным, поправила выбившуюся прядь волос. Брюнетка или шатенка? Полумрак зала уравнивал все цвета, превращая их в оттенки черного и серого.
- Просто Рик, пожалуйста, - я присел за ее столик. - Терпеть не могу, когда красивые женщины обращаются ко мне так официально.
- Как будет угодно, Рик, - она непринужденно облокотилась на столешницу, рассматривая меня безо всякого смущения. - Тогда я - просто Джеки.
- Прекрасно, - я дернул за шнурок, включая маленькое настенное бра. Отсвет его упал на лицо Джеки. - Знаешь, у тебя такие глаза...
- Какие? - Заинтересовалась она, машинально пытаясь прикрыть их рукой. Засмеялась и снова неловко коснулась волос.
- Красивые. Такого... коньячного цвета. Пожалуй, нам стоит выпить, не находишь?
- Нахожу, иначе, боюсь, твои комплименты станут еще более двусмысленными.
Молча, глядя друг на друга, мы ждали заказанную выпивку. Тишина мягким коконом сгустилась вокруг нашего столика, отсекая от внешнего мира, создавая напряженную атмосферу предвкушения чего-то неповторимого.
Сейчас Джеки казалась застывшей на холсте картиной - графичной, выполненной углем. Любое неосторожное движение могло испортить это мгновение прекрасной игры света и тени, оттенков и полутонов. В женщине, сидящей передо мной, идеально сочетались далекие от идеала черты. На любом другом лице эти скулы казались бы слишком резкими, глаза - слишком шальными, нос - чересчур вздернутым, губы - трагично изогнутыми, подбородок - острым. Но именно они делали ее едва ли не красавицей, делали невозможными любые попытки прекратить рассматривать эту удивительную женщину.
- Тебя не раздражает тишина? - Внезапно спросила она, меняя положение. Теперь половина ее лица оказалась в тени. Ощущение нереальности происходящего усилилось.
- О некоторых вещах лучше молчать. Порой оно, молчание, оказывается куда громче и честнее любых слов.
Нам, наконец, приносят выпивку. Два одинаковых стакана с полупрозрачным янтарным напитком, блики которого причудливо играют на неровной столешнице. Джеки протянула руку, - с короткими розовыми ногтями, с изящным тонким запястьем, с трогательно торчащей косточкой, с забавным золотистым пушком, - и взяла один стакан.
- Тогда о чем бы вы хотели помолчать? - Спросила она меня, салютуя и делая глоток виски. На нижней губе осталась маленькая капля напитка, и женщина быстро слизнула ее.
- А вы? - Я тоже сделал глоток, но вкуса почти не почувствовал. Точнее, он настолько хорошо вписывался в происходящее, что только добавил новые нотки: легкую горечь того, чего не было и никогда не будет, терпкий запах сгоревших листьев, возбуждающая энергия алкоголя.
- Например, можно помолчать о смерти, - Джеки испытующе посмотрела на меня, улыбаясь вызывающе и провокационно. - Достойная тема? - Ее предложение неожиданно меня позабавило.
- А что ты знаешь о смерти? - Сумрак и дым в неверном, нервном свете сплетались, плясали свой странный танец теней, делая всех окружающих призраками. Женщина, сидящая напротив меня, загадочно улыбающаяся, казалась сейчас болезненно-реальной.
- Посмотри, - Джеки кивнула на барную стойку, за которой сидела ярко накрашенная молодая блондинка. Она скучающе потягивала коктейль и явно была непрочь поразвлечься. - Красивая женщина, не так ли?
У меня было свое мнение на эту тему, но я не хотел прерывать свою собеседницу. Особенно сейчас, когда она задумчиво накручивала на палец прядь волос и чуть склонила голову набок, глядя на меня блестящими влажными глазами. Каждое движение ее было настолько четким, выверенным и завершенным, что казалось воплощенной поэзией.
- А теперь, представь, - голос Джеки стал приглушеннее, мягче, загадочнее, он словно бархат касался моей кожи, и я прикрыл глаза, наслаждаясь обертонами. - Представь ее, разметавшуюся на кровати в гостиничном номере. Тяжелые портьеры задернуты, лампы выключены, но зато горят несколько свечей. Их пламя, трепещущее, живое, освещает ее разгоряченное тело. Белая кожа кажется матовой в их неровном свете. Несколько минут назад женщина еще извивалась в сильных руках ее нового любовника. Теперь он в душе, а она лежит, не желая отпускать это чувство сладкой истомы... - Джеки говорила медленно, с придыханием, получая наслаждение от нарисованной ею же самой чувственной картины. - Одеяло сбилось вниз, в ноги, и ничто не мешает сквознячку из плохо прикрытого окна ласкать ее шею, слизывать бисеринки пота с груди, раздражать острые розовые соски, легко касаться плоского живота. Ее глаза закрыты, ей нравится наблюдать пляску теней сквозь веки. Женщина слышит чьи-то тихие шаги, думает, что это вернулся ее любовник и, выгнувшись дугой, она начинает ласкать себя, полностью повторяя путь шаловливого ветерка. Кровать рядом с ней прогибается... Горячий, страстный поцелуй... Холод пистолетного дула у левой груди она почувствует слишком поздно. Ее любовник выйдет из ванной через пару минут и застанет ее - бесстыдно разметавшуюся, все еще горячую, еще более прекрасную, чем прежде, но уже безнадежно мертвую.
Джеки закончила, и я наконец-то открыл глаза, чтобы взглянуть на нее. Грудь моей собеседницы возбужденно вздымалась, губы были приоткрыты и она то и дело облизывала их розовым язычком.
- Знаешь, в некотором роде я тоже убийца, - наблюдаю за ее реакцией.
- В том же роде, что и художник? - Она улыбнулась криво, левым уголком губ. Так обычно улыбаются мужчины, уверенные в своей неотразимости и привлекательности, женщины млеют от подобных усмешек, но сами их никогда не используют. Джеки эта гримаса удивительным образом шла.
- Именно, - я щелкнул пальцами. - Индейцы некоторых племен верят, что фотографы могут забирать часть души того, кого снимают.
- Похититель душ? - Ее глаза - томные, с поволокой, - странно сверкнули. - Звучит чертовски сексуально.
- Выпьем за нас? - Спросил я. - За последних романтиков - поэтов смерти?
Тонкий стеклянный звук, с которым соприкоснулись наши стаканы, первыми нотами похоронной мелодии скользнул вниз и поплыл в дымный сумрак зала.
***
В моей квартире мы не включаем свет. Так нужно, потому что достаточно холодного, равнодушного и одновременно волшебного сияния луны. Потому что я хочу ощущать, чувствовать, а не видеть. Я чувствую Джеки. Жар ее кожи, тихий звук ее дыхания, запах ее волос - цитрусовый с горчащими нотками дыма, - мягкое податливое тепло ее губ. Мы исследуем друг друга вслепую, наощупь, будто бы заново вылепливая черты друг друга.
Она плавится под моими пальцами, я чувствую, как приходят в движение ее мышцы, как напрягается позвоночник, чувствую ток крови в ее венах.
Я задыхаюсь от ее жара. Она обводит руками мое лицо, заново обрисовывая его овал, линии скул, сжимает мои плечи, словно мечтая забраться под кожу, кончиками пальцев ощущает ритм биения моего сердца.
Сейчас нет Рика и Джеки, сейчас есть лишь двое - мужчина и женщина, познающие друг друга, знакомящиеся с телами друг друга.
Когда мы добираемся до постели - я включаю ночник. Время ощущений прошло, теперь я хочу видеть. Я срываю с Джеки ее последнюю одежду - сумрак.
Люди обычно слишком эгоистичны. В момент высшего наслаждения они могут думать лишь о себе, о том, как хорошо им. Я люблю наблюдать за тем, как получает удовольствие партнерша. Вся поэзия и красота женского тела раскрывается только тогда, когда падают все преграды, когда ничто больше не сдерживает, когда нечего бояться и стыдиться. Джеки сверху, ее глаза полуприкрыты, дыхание становится хрилым, время от времени она запрокидывает голову, и я могу видеть красивую длинную шею.
Эта женщина кажется мне богиней, бесконечно желанной и недостижимой, властной и вместе с тем покорной, жестокой и удивительно нежной - в ней гармонично все. Капелька пота скользит по ее виску, щеке, переткает с шеи на беззащитно выпирающую ключицу, ненадолго задерживается там, смешивается с другими капельками и бежит ниже, огибая упругую маленькую, но бесконечно чувствительную грудь, обрисовывает тонкую талию и налитое округлое бедро.
С губ Джеки уже срываются стоны, я сам едва могу себя сдерживать. И вот она вскрикивает последний раз - громко, протяжно, - судорога одновременно сводит наши тела, буквально вплавливая нас друг в друга, превращая мгновение в вечность свободного полета... Женщина падает на мою грудь и я снова могу почувствовать шелковистую мягкость ее влажных волос, их неповторимый запах.
Она поднимает голову и смотрит на меня глазами, еще мутными от недавно испытанного наслаждения, ее дыхание еще затруднено, искусанные губы - красные и распухшие. Джеки что-то шепчет, ее шепот касается меня легким перышком, а затем она целует меня - нежным, головокружительно долгим и страстным поцелуем.
Холод пистолетного дула у виска я почувствую слишком поздно...