Языков Олег Викторович : другие произведения.

Крылья Тура

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.19*63  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сегодня - 23 декабря 2011г. завершена вторая книга цикла - "Крылья Тура". Восстановил полную версию книги, авторская редакция октября 2015г. Вернул ссылку на видеоролик с виртуальным воздушным боем. Рассматривайте его как иллюстрацию к книге - скоротечность, стрельба, маневры и т.д. Видео ролик

Крылья Тура.

  

Часть 1-я. Сталинград.

Глава 1.

   Вот уже пять дней я лежу в госпитале. Ну, как лежу. И хожу уже понемножку. Точнее - ползаю по стеночке, но с трудом. Нога, зараза этакая, никак не хочет заживать. Здорово врачи ее распахали. Было, значит, для чего. Почти полтора десятка осколков от снаряда авиапушки "мессера" извлекли. Это еще Виктор получил, когда вел бой с этим асом... как его... фон Леевитц, что ли? Снаряд ударил по кабине слева, ниже пояса, по касательной. Осколки пошли мелкой дробью, но, к счастью, лишь прошили мякоть бедра снизу - от кармана летного комбинезона (еще тепло было, даже жарко - сентябрь все же, вот я и был в одном комбинезоне) почти до колена. Парочку более-менее крупных осколков хирург потом мне презентовал. На одном даже краска осталась. Теперь лежат в пустом спичечном коробке у меня на тумбочке. На память...
   Память... И так не забуду. Как глаза закрою, так этот бой и встает передо мной, во всех деталях и ракурсах. Сколько там - четыре раза немец меня убивал, что ли? Пока сам в плен не попал, к слову. Я-то помню последние две попытки. Первых не помню - как появлюсь в сознании Виктора - так и пуля в голову. Да и последние два - тоже самое. Жуть, как вспомню кровавую струю изо рта, да еще с выбитыми пулей зубами - бр-р-р! Аж ноги слабеют, честное слово. И тошнота подкатывает к горлу. Тьфу! Вспоминать не хочу. А вы говорите - память! Да я этого никогда не забуду, и этим асам люфтваффе еще долго вспоминать буду. Пока до Берлина не дойдем, и еще маленько. Если я только дойду...
   Хотя - если решил, то дойду. Обязательно дойду. В Сталинград же я попал. Спросите, почему Сталинград? Да очень просто - просто сейчас, где-то на той стороне Волги, воюет мой дед, лейтенант, командир минометного взвода, если я правильно помню его рассказы. И мой отец, сегодняшний четырнадцатилетний мальчишка, очень скоро убежит из дома, чтобы защищать Сталинград от врага. И ведь доберется до города, прохиндей мелкий, и даже прибьется к какой-то части. Слава богу, наверное - Перуну, его быстренько особый отдел выудит и домой отправит. Но один сувенир - малюсенький дамский "Маузер", калибра 6,35, если я не ошибаюсь, отец домой притащит. Я этим "Маузером" еще маленьким играл, помню. Кобура еще такая крохотная, аккуратная, в ней шомпол и кармашек с запасной обоймой. Куда только делся потом этот пистолетик? Не знаю. Выбросил отец его, скорее всего. Так что связан я с этим городом и этим годом, связан, что и говорить... Делами деда и отца, и даже настоящим материальным якорем - этим самым пистолетиком. И не мог я куда-то еще уходить, не мог. Здесь мое место, раз уж и дед, и отец здесь воевали и были.
   Да-а, так вот, этот бой... Мой первый и единственный пока бой. Позорище это, а не бой. Почему я решил, что раз не первый год играю в самый знаменитый российский авиасимулятор, созданный на основе реальных кампаний второй мировой войны, то смогу участвовать в настоящих воздушных боях? Глупость это и раздутое самомнение, и ничего больше. Настоящая война отличается от любой, самой реалистичной компьютерной игры, как... как... Даже не знаю, как и сказать. Вот ведь участие в компьютерных автогонках вас Шумахером не сделает? Не так ли? И на трек вы в стремительном болиде не выйдите? Да и кто вас туда пустит... А меня вот пустили. Да я, честно говоря, никого и не спрашивал. Сам решил, и сам все сделал. Вот и сам получил по самое "не могу и не хочу". Хорошо, что жив остался. И то - все это благодаря регистраторам. Точнее благодаря тому, что у меня было несколько попыток выйти из боя живым. А то лежал бы я на земле после самого первого раза кучкой хорошо прожаренного шашлыка, нафаршированного свинцом, и все тут...
   Правда, не все так печально. Я ведь имею в своем распоряжении память, навыки и умения Виктора Туровцева. Летчика, уже успевшего немного повоевать. Сколько у него там боевых вылетов занесено в летную книжку? Он был в истребительном полку на Калининском фронте, там с немцами в воздухе почти не встречался. А если и встречались, то рядом были более старшие по возрасту и более опытные летчики, которые и руководили боем и брали основную тяжесть схватки на себя. Да и не было там такого накала воздушных боев, как в Сталинграде. Боевое дежурство было, поднимали на перехват высотных разведчиков, да без какого-либо толку. Не догнать их было... Над линией фронта мотались на экономичном ходу, чтобы дольше висеть, но тоже безрезультатно. Не было воздушных боев. Пару-тройку вылетов на штурмовку переднего края и дорог сделал. Стрелял, штурмовал. Как и все, в общем-то. Штурмовики несколько раз сопровождали. Вот, собственно, и все. За два месяца боевыми вылетами были лишь пятнадцать-семнадцать. Вообще-то, для молодого летчика это уже хорошая школа, но Виктор боев с "мессерами" не вел, их тактики не знал, противодействовать немецким пилотам не умел. А потом их полк срочно бросили на защиту Сталинграда. Так что, я как бы и поопытнее его буду, честное слово. И знаю немножко побольше его, о тактике, там, о правилах воздушного боя... Читал я много про войну в воздухе, все мемуары наших известных летчиков-истребителей перечитал и многое запомнил. Твердо так уложил в память. Да и кое-какие приемы воздушного боя на серверах игры отработал, навыки стрельбы, еще кое-что. Поверьте - средний советский летчик-истребитель такого теоретического багажа сейчас, в сентябре-октябре 1942 года, еще не имеет. Они здесь и сейчас боевой опыт накапливают и постигают. Через кровь и боевые потери постигают. Зато сталинградская школа войны в воздухе - это основа наших будущих побед в воздушных схватках, уж поверьте мне, я знаю, что говорю. Здесь наши летчики впервые сумели немцам по зубам дать, и не слабо дать.
   Да, что-то я разболтался, однако, а меня уже зовут на перевязку и уколы. Ну, похромали, пилот.

***

   После визита комиссара полка мне пришлось выдержать шквал вопросов от моих товарищей по палате. Палата, кстати говоря, была командирская. Пехотные лейтенанты - командиры взводов в основном, саперы с переправы и пара танкистов. Летчиков, кроме меня, тут не было. Да ведь и правда, летчики или возвращаются на аэродром сами, пусть на битых-перебитых машинах, или в землю - бабах! И готовая могилка... прямо в кабине самолета. Прыгать с парашютом летуны не то чтобы не любили, а избегали, что ли... Были инструкции, и они четко говорили, когда надо покидать самолет с парашютом - либо когда горишь, либо когда самолет полностью неуправляем. А ведь даже пламя пожара можно попытаться сбить в воздухе резким маневром. Сорвать огонь мощным воздушным потоком. Это сложно, но можно. И еще, почему не любили прыгать, - немцы расстреливали наших парашютистов в воздухе. Погибшие были и у нас в полку, и все летчики 8-й армии это знали. Но такие шалости немцев наши очень быстро прекратили и заставили их отказаться от стрельбы по летчикам на парашютах. Как - не знаю. Наверное, расстреляли пару-другую немецких пилотов. Дескать - раз вам можно, то и нам сойдет, для тренировки меткости глаза, скажем. Это фрицев быстро отрезвило. Не любили немцы жизнь на кон ставить, берегли себя. Короче говоря, можно сказать, что летуны в армейские госпитали попадали не так уж и часто. Большинство из них были с тяжелыми ожогами, и лежали, соответственно, в ожоговых отделениях. А легкораненые вообще сразу устраивали скандалы и требовали направить их на долечивание в свою часть, там, мол, и врач и санитарки, и койки в санчасти тоже есть. Так что на меня смотрели, как на диковинку, и требовали рассказов. Ведь с земли воздушный бой очень трудно понять. Самолетов в августе-сентябре над Сталинградом было очень много, как мух над выгребной ямой, - попробуй, пойми, кто там свой, кто чужой. Вертится клубок самолетов на полутора-двух километрах, трещат очереди, вот кто-то задымил и упал. Висят парашюты, а кто там под ним болтается? Не известно... Летчик еще мог бы разобраться по силуэтам самолетов, по трассерам, тактике действий и цвету парашютов, да и то это не просто, а уж пехота...
   Я и воспользовался этим немножко. В своих целях, конечно. Уж очень ребята страдали от ран. Стонали, кричали даже ночью, когда себя не контролировали, не заснешь. Вообще-то, мы все считались как бы легкоранеными, в основном - пулевые и осколочные ранения в мягкие ткани конечностей, ни кости, ни крупные сосуды не задеты. Пребывание в госпитале до тридцати дней, и - пожалуйте, товарищи командиры, снова на фронт. Но боль-то от ран, пусть и легких, никуда не денешь. Поэтому, плетя всякие байки, я заглядывал моим соседям в глаза, и понемножку снимал болевые ощущения. Полностью ведь нельзя - это сразу будет отмечено медиками на перевязках, например, или при процедурах. Но и то, что я делал, помогало. Ребята стали легче переносить лечение, и, главное, лучше восстанавливались. Да и ночью в палате стало спокойнее, хоть выспаться можно было. Кстати, это все через день-другой отметили, мол, ты, Виктор, счастливчик, и нам толику удачи и облегчения принес.
   А я ночами, закрыв глаза, пробовал свои возможности - как они там? Существуют ли еще? Слушаются ли меня в новом теле? Все оказалось в порядке - и есть, и слушаются как миленькие. Вот сейчас я мягко так, ненавязчиво, попросил Костю-сапера перевернуться на другой бок, а то его храпом можно немцев целыми взводами глушить, как ударной волной от взрыва сотки. Только телепортацию тут трудно пока проверить. Кроме кабины самолета и этой самой палаты, я в этом мире еще ничего и не видел. Так что скакать покуда некуда. Сидим, ждем.
   А утром я отловил Пахомыча.
   - Слушай, Пахомыч, а где мои документы и оружие?
   - Так вас, товарищ младший лейтенант, безоружного привезли. Наверное, комендантские пистолет забрали. А документы в канцелярии, выдадут при выписке. Планшетка была, так ее вашему комиссару передали. Комбинезон ваш на тряпки пошел, рваный и в крови весь был, одного сапога не было - то ли в воздухе слетел, то ли в Волге остался. Вот и все.
   - Ладно, Пахомыч, понял, что голый я и босый, как новорожденный. Штаны-то хоть дадите? Ну и хорошо. А сейчас, сделай-ка ты мне вот что... Винтовочную пулю найдешь? Хорошо. Вода у вас волжская? Ну да, понятное дело, и земля, стало быть, сталинградская. Значит, так...
   Вчера это было. А сегодня и понадобилось. Ведь как знал, как чуял. Ближе к вечеру Пахомыч, напряженно улыбаясь, как-то бочком просеменил к моей койке, нагнулся и прошептал: "Товарищ младший лейтенант, за вами пришли..."
   Приехали! Пришли за мной, надо же! Кто пришел-то? Пошли, поглядим. Пахомыч подал мне жуткого коричневого цвета бесформенный халат, костыль, и помог проскакать между тесно стоящих коек. В коридоре госпиталя он придержал меня за руку и глазами показал на третий этаж. В каком-то кабинете без таблички на двери меня ждал пожилой майор. То, что это майор, я и сам знал - две шпалы, а вот его петлицы мне были не знакомы. Темно-зеленые петлицы с красным кантом, эмблема - щит с двумя мечами. Военная прокуратура, что ли? Ладно, поглядим, что дальше будет.
   - Вы свободны, боец. Подождите лейтенанта за дверью, - отпустил Пахомыча майор. - А вы, товарищ младший лейтенант, садитесь вот сюда, на кушетку. Тут вам будет удобнее.
   - Так, товарищ Туровцев, устроились нормально? Как нога? Как себя чувствуете? Ну и хорошо, что хорошо. Вот, возьмите. Приложите эту штуку к ране... ничего-ничего, можно и поверх бинтов. Та-а-к, не пугайтесь! Она сейчас рассосется. Держите еще две - приложите завтра и послезавтра. А больше и не надо. Вот и все, МАСТЕР, времени у меня нет, мне надо побыстрее вернуть это тело хозяину. Он тут проводил опрос одного красноармейца, подозреваемого в самостреле. Так что ближе к делу. Оно, на мой взгляд, закончено. Претензии есть? Пожелания? Тогда давайте завершать сделку. Мне пора обратно, там меня с нетерпением ждут, как вы помните.
   Опаньки! Вот так военюрист! Регистратор по мою душу пожаловал. Ну, что ж. Я его уже ждал. Дело есть дело. Они свою часть сделки выполнили и перевыполнили. Теперь моя очередь.
   - Пригласите санитара, товарищ военюрист второго ранга... Пахомыч, принеси быстренько ту коробку, которую ты вчера помогал готовить. У меня в тумбочке, ну, ты помнишь...
   Пока Пахомыч бегал за вещественным паролем, я переговорил с регистратором.
   - Что с сознанием летчика, Регистратор?
   - Как вы и просили, сознание Туровцева сохранено. Он находится в состоянии... у вас нет такого термина. Чтобы вам было понятно, представьте, что он спит и видит сон. Он все понимает, все осмысливает и запоминает, но активно вмешиваться и влиять на реальность не может. Вместе с тем, если ваша матрица сознания будет каким-то образом удалена, Туровцев естественно и легко вернет себе свое тело и будет помнить все происшедшее с вами как свое прошлое. Таково было ваше решение. Я не ошибаюсь? Правда, я не понимаю, зачем все это...
   - Да нет, все верно... Да, входите! Спасибо, Пахомыч, подожди там, я скоро... Вот, Регистратор, получите. Это пароль. Здесь сталинградская земля, вода из Волги и винтовочный патрон. Порох я удалил. Все эти вещи вы должны передать моему телохранителю Дубелю. Для него это будет свидетельством того, что мой переход состоялся и я жив. Он вернет вам капсулу и пленника. Мы в расчете. Претензии есть? Пожелания? Тогда сделка завершена. Благодарю вас, Регистратор. Вы сделали для меня невозможное, и я это ценю. А что касается Виктора... Не могу я иначе, ведь я выжил, а это значит, что и он жив. И пусть будет живым, кто знает, что еще в жизни будет. Ну, прощайте и не держите зла. Передавайте Дубелю приветы всем, кто меня помнит, хорошо? Прощайте, легкого вам пути.
   Регистратор коротко и как-то странно взглянул на меня и резко направился к двери кабинета. Потом остановился, также резко вернулся, и, сняв с руки часы, что-то в них подкрутил и протянул мне.
   - Возьмите, мастер, я тоже не могу иначе. Знаете, ваше желание выжить и победить в том бою... нет, не так! Победить и выжить - так будет правильнее. Боюсь, что мы утратили такое чувство и такую решимость... Мы уже другие... более слабые, что ли. Я, наверное, говорю путано и непонятно? Не обращайте внимания. Возьмите мой подарок, это нарушение, но я иду на него со спокойной совестью. Это хроно... предохранитель, что ли? В общем, это устройство может один раз, запомните - ОДИН РАЗ, вернуть вас на несколько минут назад в прошлое. Чтобы спасти свою жизнь... или потерять ее; с вами не поймешь, что вы выберете. Для активации прибора резко утопите эту кнопку и сдвиньте ее до упора против часовой стрелки. Теперь все. Прощайте, мастер, прощайте навсегда!
   Раздался звук шагов, стук двери, голос Пахомыча. Я стоял, глядя на подарок, и думал, что стал слабее. Лучше бы я его не брал, честное слово. Такой спасательный круг решимости в последнем бою не прибавит. Но, что сделано, то сделано. И не взять я не мог. Видно было, что дарил он мне эту штуковину от души. Зачем же в эту душу плевать. А подарок... глядишь, и пригодится подарок.

Глава 2.

   Как только я зашел в свою палату, на меня требовательно уставилось несколько пар встревоженных глаз ребят.
   - Виктор, что случилось? Кто приезжал? Особисты?
   - Да успокойтесь вы, ребята! Тут один военюрист в госпитале по своим делам был. Ну, узнал каким-то образом про меня. Мы с ним земляками оказались. Вот и покалякали немного, с орденом он меня поздравил и разошлись. А вы что тут себе вообразили? Что я шпион или самострел, что ли?
   - Ты брось шутковать, Витька! - отозвался лейтенант-танкист Серега, грубоватый, решительный и честный парень. - Как этот паразит Пахомыч тебя выхватил, прямо как на допрос. Ну, я ему щас задам, выхлопную трубу ему в задницу.
   - Охолонь, Сергей! Пахомыч сам перепугался, он мне уже поплакался. Не разобрался, говорит, в ситуации. Да и потом - нам ли, фронтовикам, прокурорских бояться. Там, где мы летаем и ползаем, их нет. Ладно, давайте спать, что-то меня сморило.
   Медицинское устройство регистратора, похожее на крупную металлическую таблетку с несколькими острыми ножками-иглами, было, на мой взгляд, чем-то вроде шприц-тюбика. Уже после первой инъекции ночь я проспал спокойно. Правда, весь день проходил какой-то сонный и вялый. После третьей процедуры дела мои заметно пошли на поправку. Врач, ведущий нашу палату, удивлялся и радовался, приговаривая что-то о моем богатырском здоровье и хорошей наследственности. А что - если считать шприц-тюбик регистратора наследством, то оно действительно неплохое.
   В общем, через две недели со дня ранения меня уже наладили из госпиталя. Иди, говорят, летун отсюда, и койку освобождай. Да я с радостью - надоел ваш пустой суп хуже горькой редьки. На фронте хоть летунов кормят по пятой норме. Медики думали сунуть мне дней двадцать отпуска для поправки здоровья, да я отказался. Куда мне ехать? Родные места Виктора, а он из-под Смоленска, еще под немцами. Ехать в Астрахань - только душу рвать. Да еще бои стали ожесточеннее. Немцы рвали жилы, так им хотелось взять Сталинград. Потери и у нас и у них были страшные. Война гремела и ворочалась где-то километрах в тридцати от госпиталя, и к нам долетали ее ошметки в виде искалеченных и раненных бойцов и командиров. Текучка в госпитале была страшная. Тут не до отпуска - только в полк, и как можно скорее. Хотелось снова подняться в небо и увидеть врага через сетку прицела. Нахально сказал, да? Сам-то я в воздух еще не поднимался. Но, как говорят, какие наши годы?
   Мне выдали целую кучу бумаг - справку о ранении, справку о выписке, какую-то бумаженцию полковому врачу, продаттестат, что-то еще. Пахомыч, чувствуя себя почему-то сильно виноватым передо мной, таинственно улыбаясь, уволок меня в каптерку, где здоровенная бабища с четырьмя треугольниками старшины накидала мне в вещмешок форму, белье, портянки, защитные петлицы и кубики. Сапоги, командирский ремень и пилотку с голубым кантом притащил Пахомыч. Где только взял, спрашивается? Я свалил все это хозяйство на койку и пошел прощаться с сестричками и врачами. Хоть меня не было в палате всего-то минут сорок, вернувшись, я нашел свою гимнастерку с подшитым подворотничком, петлицами с одиноким кубиком, привинченным орденом и даже - с красной нашивкой за легкое ранение, во как! Молодцы, ребята, удружили. Переодевшись в форму, я сходил к заму по хозчасти и забрал у него свой трофейный "Вальтер" и командирское удостоверение. В общем, в палату к ребятам я вернулся почти что орлом. Всех обошел, обнял, пожелал скорейшего выздоровления. И, заодно, заложил им еще немного заговора от боли. Подхватив свой сидор, я удивился его возросшему весу. Оказывается, оборотистый Пахомыч каким-то образом успел запихнуть туда пару банок консервов, буханку ржаного хлеба и пачку махорки. Всю эту роскошь, не слушая возражений, я оставил ребятам - им тут нужнее, а я как-нибудь прокормлюсь. Еще раз попрощался и вышел.

***

   Как добираться до аэродрома, а до деревни Красные Дубки, где две недели назад стоял наш полк, было около пятидесяти километров, я не знал. Ну и что же, что не знал. Тут и спросить не грех. Здесь, в селе, где находился армейский госпиталь, было полно частей, наверное, и комендатура найдется. У них и спрошу. Однако спрашивать не пришлось. Только я закинул тощий сидор на спину и загнал кобуру с трофеем поглубже за правый бок, как во двор госпиталя медленно зарулила довольно потасканная полуторка. Что-то ворохнулось в душе, и я неосознанно сделал к ней несколько шагов. Командир, вылезший из кабины грузовичка, довольно потянулся, выгнулся, расслабляя закостеневшую спину, и обернулся ко мне лицом.
   - Туровцев? Здорово! А я к тебе! - Это был воентехник 1-го ранга Толя Квашнин, инженер нашей эскадрильи.
   - Толя?! Здравствуй, дорогой! Ты что тут делаешь?
   - Да вот, ездил в мастерские, сдавал два двигателя. Да заодно и железок всяких понабрал. А комиссар попросил заехать к тебе, узнать, когда ты собираешься назад, в часть. А тут ты - в форме, с новеньким орденом, да еще с такой миленькой цыплячьей кобурой. Красавец-мужчина! Ну, что? Подлечили? Садись, промчу с ветерком. Только прыгай в кузов, других местов в этой таратайке не предусмотрено.
   - Да ладно, кузов, так кузов. Доедем как-нибудь. Ну, а что дома? В эскадрилье? Все живы-здоровы?
   Толя помрачнел.
   - Потери у нас, Витя. После тебя еще двух ребят сбили. Погибли они. Командир звена Сашка Лучкин и его ведомый Мордвинцев. Новенький он, ты его не знал. Второй вылет у парня был. Вот он и прозевал атаку фрицев. Сначала его срезали, а потом и Сашку. Ребята говорили - пара секунд, две очереди, и все. Вот так-то, Витя... Ну да ладно, грузись, что ли. Поедем уже. Напротив переправы поглядывай в небо, фрицы там свирепствуют. Налетают от солнца, дрын-н-нь пулеметами, и вверх. А на земле - одна, а то и две машины горят. Смотри, в общем. Если что - стучи по кабине, а сам - в кювет. Понятно?
   - Ладно, учи ученого. Поехали. Домой хочу. К обеду-то доедем? Кормят хорошо? А то я на тыловой норме все сало подрастерял.
   - Доедем, не боись. Шлифуй ложку в дороге. Да, еще колхозники арбузов нам подбросили, целую кучу. Сладкие - страсть! Ты арбузы-то ел?
   - Ел, приходилось. Давай, прыгай в кабину, поехали уже.
   И мы отправились в путь.
   На выездном КПП у нас проверили документы, накладные на запчасти, сержант-погранец с автоматом приподнялся над бортом кузова, взглядом посчитал количество ящиков, неодобрительно покосился на мою желтую кобуру, но ничего не сказал, и машина запылила по выгоревшей под солнцем степи. Было еще очень тепло, даже жарковато. Я расстегнул воротничок гимнастерки и, откинувшись на свернутый матрас водителя, уставился в бледно-голубое осеннее небо. Не то, чтобы я высматривал немецкие истребители, нет. Просто давно я не был на таком открытом всем ветрам пространстве, в бескрайней степи, под бескрайним небом. А воздух-то какой! Степной, полынный. Соскучился, знаете ли... Так, сберегая нас от атаки с воздуха, я и задремал часа на два. До самого нашего аэродрома.
   - ... Вставай, соня! Уматывай из кузова, страж неба. Эх, Витька, Витька! Ничего тебе поручить нельзя.
   Пристыженный и пыльный, я спрыгнул на землю у штабной землянки и пошел к рукомойнику умыться и почиститься. Приведя себя в относительный порядок, я бодро спустился по ступенькам, откинул выгоревший на солнце брезент и, проморгавшись со света, нашел взглядом нашего комиссара. Командира полка в землянке не было. Вспоминая свою службу в Советской Армии, я сделал полшага вперед, с явственным стуком каблука приставил правую ногу, одновременно бросая руку к пилотке свободным и красивым жестом.
   - Товарищ батальонный комиссар! Младший лейтенант...
   - Уже лейтенант. Вольно, Туровцев. Ты сколько на фронте? Месяца три? Ну, так вот. Про Постановление ГКО N 929 от прошлого года о сокращении сроков производства в следующее звание слышал, небось? Так что, поздравляю тебя, лейтенант. И еще хочу сказать, Виктор, счастливчик ты. Смотри, как бы завистники не нашлись. Тебе за боевые вылеты и штурмовку на Калининском фронте медаль пришла. Подавали мы с командиром наградные листы на ребят уже давно, но, видишь ли, с переводом на Сталинградский фронт подзадержались они. Однако не забыли наш полк калининцы, вдогонку награды прислали. Молодцы, что и говорить. Эти награды сейчас ох как нужны. Поддержат они людей, дух поднимут. Только ты пока молчок. Награждать в торжественной обстановке будем. Тебе первому сказал, расслабился я, что ли, на твой орден глядя. Ладно, иди в эскадрилью. Тяжело там. Ребят потеряли, слышал? Пусть на тебя, такого красивого, посмотрят, может, поднимется настроение-то, а? Как думаешь? Вот и я о том же. Иди уж, строевик. Стой! Да, скажи-ка на милость, какой это белогвардеец тебя так козырять учил? Нет, чтобы по уставу - легко, свободно, красиво! А то зажался, скрючился, локоть опущен. Эх, ты, лейб-гвардеец! Иди уж с глаз долой. У старшины Семенчука из второй эскадрильи поучись козырять. Он в империалистическую в гвардейском полку служил, всю воинскую науку превзошел. Иди-иди, лейтена-а-нт!
   Сгорая от стыда, я четко козырнул, повернулся кругом и, печатая шаг по рассохшимся доскам пола и поднимая клубы пыли, вышел с гордо напряженной спиной и расправленными плечами. Сзади, сам не знаю от чего, вдруг трубно расчихался комиссар. Бывайте здоровы, как говорится, товарищ комиссар. Наше вам с кисточкой!

Глава 3.

   После штабной землянки я пулей метнулся в строевую часть, сдал все необходимые бумаги, на бегу рассказал о пребывании в госпитале. Поймав попутную техничку, везущую на самолетную стоянку баллоны со сжатым воздухом, попросил водилу подбросить меня к санчасти, расположившейся между несколькими высохшими акациями, пообщался с врачом и передал ему полученный в госпитале пакет. Военврач внимательно прочитал бумаги, похмыкал и велел располагаться у него в санчасти. Дескать, понаблюдать за мной надо пару-другую деньков. Ногу посмотреть и, главное, ушибы мои его беспокоят. Голова не болит? В глазах не двоится?
   Заверив доктора, что у меня глаз как у орла, а про головную боль я уже неделю как забыл, я был милостиво им отпущен в эскадрилью. Однако, вечером - в санчасть! Ясно? Слушаюсь!
   К землянке эскадрильи я подходил со сложным чувством. Вроде бы - для Виктора все знакомое и родное, а для меня - все внове, все непривычное и пугающее. В землянке, естественно, было пусто и прохладно. На двухэтажных деревянных нарах валялись соломенные матрасы и солдатские одеяла. На дощатом столе мигала коптилка, стояла пара полевых телефонов. Пахло полынью. Ее пучки были развешаны по стенам. От насекомых, что ли? Возле землянки крутился один дневальный, перекатывая десяток арбузов в тень. Летчики были на стоянке. Эскадрилья готовилась к вылету.
   До самолетных стоянок было километра полтора. Их я частью прошел быстрым шагом, частью пробежал трусцой. Казалось, меня что-то гнало вперед. На полдороге меня подхватила машина, везущая летчикам обед. Вот здорово! Сейчас и перекусим, чем бог послал.
   Впереди показались стоящие по капонирам "Яки", кабины были прикрыты брезентом, чтобы солнце их не нагревало. Летчики сидели невдалеке, кружком, и слушали комэска, который что-то показывал плавными жестами обеих рук. Это характерная привычка летчиков - махать руками при разговоре. Ведь большинство разговоров, так или иначе, сводится к демонстрации разных этапов воздушного боя. А тут уж лучше, чем руками, не скажешь. Машина тормознула, официантки оживлено загремели посудой, а я, согнав сзади хвост гимнастерки, направился к летчикам.
   Увидев меня, летчики приветственно зашумели, а командир замолчал и обернулся.
   - Товарищ капитан... - я бросил руку к пилотке.
   - А-а, Туровцев! Здорово! Ну, как, здоров? Подлечили?
   - Здоров, товарищ капитан!
   - А почему не по форме? Где твои кубари? - голос капитана был строгим, но глаза хитренько щурились.
   - Да мне только что комиссар сказал, еще не успел, товарищ капитан...
   - Ты это мне брось! Твое воинское звание есть не только твоя заслуга, но и заслуга всей эскадрильи, ее лицо, можно сказать. Изволь соответствовать, ясно?
   - Слушаюсь! Исправлюсь, товарищ капитан!
   - Погоди минутку, Виктор. Сейчас ребят отпущу на обед, и мы с тобой побалакаем трохи.
   Комэск вновь повернулся к летчикам, а я отошел в сторону небольшого штабеля пустых ящиков из-под снарядов для авиапушек и присел. На сердце было как-то тревожно и... хорошо, что ли? "Парня встретила дружная фронтовая семья, всюду были товарищи, всюду были друзья..." - так как-то пели мы душевную военную песню. Да, фронтовая семья. Вот она, смеясь и подначивая друг друга, идет к расстеленному брезенту, на который девушки из столовки уже успели поставить тарелки с борщом и хлеб, огромную миску с котлетами. Смеются, шутят, а сами то и дело быстро поглядывают то на телефониста у аппарата, то в сторону штаба, вдруг оттуда хлопнет ракета - "Взлет!" Взлетят семеро, а вот сколько вернется...
   Подошел комэск, присел, вытянул правую ногу и зашарил в глубоком кармане галифе, нащупывая мятую пачку папирос и спички.
   - Будешь?
   - Не курю, товарищ капитан...
   - Ну, а я подымлю пока. Что-то аппетита нет. Да не стреляй ты глазами на борщ, и тебе хватит. Плохо едят ребята, все больше на компот и арбузы налегают... Нервы. И не заставишь ведь. Ну, ладно. Рассказывай.
   Я коротко рассказал о пребывании в госпитале, посещении комиссара, неожиданном награждении орденом.
   - Абсолютно правильно сказал Хрюкин - выпороть тебя надо, а не орден давать. Что же ты, сопля зеленая, группу бросил и за живцом погнался? - голос комеска стал жестким и требовательным. - Сколько раз говорить: главная наша цель - бомбардировщики! Их и бить надо! Погнавшись за фашистом, ты ослабил наш удар, сам чуть не погиб, чудо в перьях.
   Комеск замолчал, нервно пыхая папиросой. Видно было, что он прилагает усилия, чтобы успокоиться и сдержать обидные, но справедливые слова.
   - Ладно, забыли. Своими метаниями по небу ты две пары "мессов" держал. Одна тебя била, а вторая их страховала. Все нам легче получилось "Юнкерсов" потрошить. Так что, замнем для ясности.
   Опять клуб дыма.
   - А вот как ты умудрился немца сбить, я даже и не понял. Не должно было этого быть, на хвосте он у тебя сидел, стрелял метров с двухсот. Как не попал - удивляюсь. Точнее - как ты выкрутился, ушел от его очередей? Везучий ты, Витька! Счастливчик!
   Да, счастливчик. Знал бы ты, комэск, как оно на самом-то деле было, как немец меня убивал. Я тоже погрустнел.
   - Но вцепился ты ему в хвост хорошо. И стрелял вовремя. А вот атаку ведомого прохлопал. Застал он тебя без скорости, зависшего, как со спущенными штанами, честное слово. Тьфу, противно даже вспоминать! А еще истребитель называешься...
   Я погрустнел еще больше. Но крыть было нечем. Все, что говорил комэск, я и сам знал отлично.
   - В общем, что с тобой делать - не знаю. Списать, что ли, из полка? Посидишь в пока в ЗАПе, подучишься немножко...
   Я заледенел.
   - Това-а-арищ капитан, да я...
   - Что "я"? Еще других закидонов от тебя ждать? Эх, Витька. Пацан ты, как есть пацан. А еще лейтенант. Ладно! - Капитан хлопнул себя по колену. - Возьму грех на душу. Сашку мы потеряли, слышал уже? Вот так-то. И новенького... Срубили их немцы, за секунду срубили. А я и крикнуть ему не успел. Вот его и заменишь. Думали мы с командиром и комиссаром, советовались. Пойдешь командиром звена. Азарт у тебя есть, и злость тоже. Агрессивный ты, Виктор. Для истребителя это главное. А опыт придет. Или сожгут тебя, как Сашку... Если ушами хлопать будешь и заднюю полусферу не просматривать. Жди, приказ на днях подпишут.
   - Есть! А когда меня в боевой расчет?
   - А вот с этим пока погодим. Подождем, что доктор скажет. Да и отдохнуть тебе надо после госпиталя, отъесться малость. Гляди - кожа да кости. Да и несколько пробных вылетов сделать, пилотаж мне сдашь, понятно? Ну, тогда ступай. Наворачивай борщ!
   К миске с борщом я летел, как на крыльях. Вернулся! К полетам допустят! Да еще и командир звена. Это круто!

***

   Плотно подзаправившись борщом с котлетками, я, довольно поглаживая себя по набитому брюшку, побрел по стоянке, разыскивая своего механика. Младшего воентехника Антошу Сердюкова я нашел у истребителя со снятыми капотами, вокруг которого толпилось, переговариваясь и дымя махрой, несколько человек из техсостава.
   - Антон, здорово! Здравствуйте, товарищи воздушные бойцы!
   Технари вразнобой поздоровались, а Антон, радостно улыбаясь и вытирая замасленные руки ветошью, подбежал ко мне.
   - Ух, ты! Новенький! А как горит-то, прямо рубин! Поздравляю, командир, с наградой. - Антоша с радостным удивлением рассматривал мой орден.
   - Пойдем, зампотех, посидим. Расскажешь мне, что тут у вас.
   - Пойдем, командир, пойдем! Ну, ты-то как? Подлечили?
   - Да здоров я, здоров. Давай, рассказывай.
   - А что тут рассказывать. Все как и было. Ждал я тебя тогда, смотрю - летят наши обратно, а одного самолета и нет. Сердце так и захолонуло.
   - Брешешь!
   - Точно говорю! Я сразу как почувствовал - сбили Виктора. Спрашиваю - как? Может быть, живой? А мне и говорят: да живой он, живой. Под парашютом ногой босой дрыгал, значит живой. Придет твой Виктор, никуда не денется. А тебя все нет и нет. Потом только сказали, что ты в госпитале.
   Антоша, успокаиваясь, достал кисет и начал ладить самокрутку.
   - Как с самолетами, Антоша?
   - Плохо, Витя, плохо. У нас в эскадрилье три потеряли, во второй - четыре. Много поклеванных пулями, но эти мы штопаем. Двигатели запасные дают, запчасти есть, а самолетов нет.
   - На чем же я летать буду?
   - Тут, когда комполка с комиссаром не летают, они свои самолеты комэскам разрешают брать. А те, соответственно, свои самолеты еще кому-нибудь дают. Так и летают на подменках. Закрепления самолета за летчиком, считай, уже и нет. Все ждут, когда новые машины дадут, а их все нет и нет. Правда, ходят слухи, что со дня на день пригонят на войсковые испытания какие-то новые, облегченные "Яки". Вроде и фонарь у них каплевидный, без гаргрота, и бронестекла, и пулемет крупнокалиберный. Отличная, говорят, машина. Видели их уже на фронте. Вот и мы ждем, может и на нашей улице праздник будет. А пока мы, безлошадными нас теперь называют, мыкаемся по стоянке, другим ребятам помогаем. В любом случае, какое-никакое дело у самолета мне всегда найдется, верно, ведь?
   - Верно, Антоша, верно. Ну, будем ждать свою птичку. Я, наверное, неделю еще на земле посижу. Медицина ко мне придирается. А потом - будем искать варианты.
   Тут Антону стали кричать из толпы, что-то держать или крутить надо было.
   - Ну, я пойду, Виктор? Помогу?
   - Иди уж, "золотые руки", крути гайки. И я пойду, что-то голова тяжелая стала. Действительно, что-то не то. В госпитале голова не болела, а тут.. Может, переел на радостях-то? Или прав военврач, что-то у меня с головой. Да нет. Не может быть. Регистраторы серьезное ранение не просмотрели бы. Пройдет, волноваться не надо.
   Вместе с официантками я добрался до санчасти, поблагодарил девчат, попрощался и пошел в тень палатки. Симпатичная медсестричка уже знала о новом постояльце и показала мне на застеленную чистым бельем койку.
   - Отдыхайте, товарищ младший лейтенант!
   Черт, надо попросить у кого-нибудь пару кубиков на петлицы, а то перед капитаном неудобно будет. И я провалился в сон. Рева двигателей взлетающих и садящихся самолетов я уже не слышал.

***

   Проснулся я уже под вечер. Что-то ближе к семи. Уже солнца почти и не видно было, но еще относительно светло. На тумбочке лежало два кубика защитного цвета. За распахнутым брезентовым пологом палатки кто-то вполголоса разговаривал. Э-э, да это Антон с медсестрой любезничает.
   Антон, как почувствовал, просунул голову в палатку.
   - Проснулся? Ну и силен ты спать, командир, настоящий пожарник. Если нормально себя чувствуешь - дуй на старт, там капитан будет. Вылетов больше не ожидают - темнеет, но, если хочешь, капитан с тобой минут на двадцать слетает. Хочешь?
   - Еще как хочу! - моментом схватив гимнастерку со спинки стула, я в секунду поставил кубики, и, на бегу натягивая гимнастерку, кинулся на старт. Всю дистанцию пулей пролетел, и не запыхался.
   Прямо на взлетке стояли два истребителя, от их двигателей ощутимо тянуло теплом. Ко мне быстрым шагом направился комэск.
   - Силен ты спать, лейтенант, - кинул он быстрый взгляд на мои кубики. - Подлетнём малость? Надо вот эту птичку облетать после регулировки двигателя. Я на ней, ты на моем. С рацией разберешься? Держи шлем.
   - А как же? За что деньги платили? - Дело в том, что на командирской машине стояла полноценная рация, с передатчиком. На наших, у рядовых летчиков, стояли лишь приемники. Но работе на рации нас обучали, даже деньги платили за овладение радиосвязью и присвоенный класс.
   Я натянул шлемофон, перегнал пистолет на живот. Мне быстренько помогли надеть парашют, застегнули и подергали все ремни. Руки предательски задрожали. Надеюсь, хоть это не видно.
   - Быстрее, Туровцев, быстрее! Времени нет. По машинам! После взлета походи за мной минут семь, пока я машину погоняю, затем - расходимся, быстренько крутанем пару заходов, и на посадку! Все понял?
   Тело Виктора привычно бросилось к самолету. Ловкий прыжок на крыло, одна нога, вторая, парашют уходит в чашку сидения, поерзать - порядок. Механик склонился ко мне в кабину.
   - Самолет заправлен, боезапас по штату, двигатель прогрет. Запуск!
   Двигатель чихнул, пустил клуб дыма, моментально схватился и заревел. Громко-то как! Руки, без моей команды, привычно пробежались по тумблерам, проверяя их положение, глаза слева направо скользнули по приборам. Самолет мелко дрожал. Казалось, он сам с нетерпением рвется в небо.
   Капитан сделал рукой знак убрать колодки и требовательно посмотрел на выпускающего. Тот сорвал пилотку и взмахнул ею в сторону конца полосы: "Выметайтесь!"
   Комэск, не закрывая фонаря, обернулся ко мне и показал рукой: "Взлет!" Его самолет запылил впереди. Левая рука привычно двинула вперед сектор газа, истребитель начал разгон. Застучали на неровном грунте колеса, затрясло, рев двигателя изменил тональность, капот опустился... я потянул ручку на себя... Взлет! Я в воздухе! Впервые в жизни, на боевом истребителе, я в небе. В небе войны...
   Что-то я увлекся. Где капитан? Я слишком резко подорвал самолет на взлете и оказался выше комэска. Сделал плавную, почти незаметную змейку. Вот он! Ф-фу, увидел, наконец. Выровнял самолет, подошел к комэску метров на двести сзади - слева. Взгляд на приборы, на часы. Взгляд вниз, на аэродром. Характерные приметы. Та-а-к, овражек, поворот дороги, проплешина взлетной полосы, ясно. Курс... хотя, впрочем, мне за капитаном идти. Но, все же, курс? Так, курс возврата будет такой... Еще раз на часы... Полетели.
   Несколько минут я тащился сзади капитана, пока он выделывал всякие кренделя в воздухе, проверяя машину. С непривычки вцепился в его самолет глазами и не выпускал его из поля зрения. Наконец, мне это надоело, и я зашарил взглядом по сторонам. Видимость была хорошая, хотя уже у земли существенно потемнело. Здесь, на высоте полутора километров, было еще светло. Так, а это еще что такое? Впереди справа, ниже нас метров на пятьсот, я увидел четыре темных силуэта. Самолеты как раз были от нас на светлой стороне неба, а мы, естественно, в тени. Похоже на "Пешки", но пока не проверил, их надо считать противником.
   - Командир, на три часа, удаление четыре километра, ниже пятьсот, четыре цели!
   Истребитель капитана качнул крылом: "Понял, принял!" Поскольку комэск меня уже существенно опережал, то при развороте я оказался впереди. Я перешел в пологое снижение, чтобы набрать скорость и оказаться ниже задних стрелков на неизвестных самолетах, по широкой дуге подходя к ним сзади - справа. На всякий случай проверил готовность оружия к стрельбе. Черные, на фоне светлого неба, самолеты приближались. Знаков не видно, но силуэты... чужие силуэты. Это не "Пешки". Это - "Ме-110", довольно опасный, хорошо вооруженный и маневренный самолет! Вот так-так, фашисты! Куда это они идут? Да к нам! На аэродром. Сейчас зайдут, сбросят бомбы, проштурмуют самолеты, которые технари раскрыли для обслуживания и нырнут в тень, на запад. Ну, уж нет, накоси-выкуси!
   Я оглянулся на истребитель комэска. Он уже догонял меня, но помочь, подсказать не мог. Рация-то на бронепоезде. Нет у него передатчика, на его самолете я.
   - Командир, это сто десятые! Атакую ведущего!
   "Як" командира успокаивающе качнул крылом: "Не волнуйся и не трусь! Я с тобой! Нас двое, а их всего-то четверо".
   Почему-то все время повторяя про себя, а потом и вслух: "Нас двое, а их всего-то четверо", "Нас двое, а их всего-то четверо" я загнал ведущего "Ме-110" в прицел.
   Внезапно, напугав меня, в наушниках захрипело и чей-то голос, спокойно и протяжно, проговорил: "Хват! На подходе к аэродрому четыре сто десятых! Атакуй!" Фамилия комэска - Россохватский, отсюда и позывной.
   - На связи Тур, атакую! Хват, выход из атаки вправо!
   Пора, крылья "Ме-110" уже вылезают из кольца прицела, противник нас не видит. Пальцы легли на гашетки. Огонь! Мелкая дрожь самолета, легкий запах сгоревшего пороха в кабине. Трасса сверкнула и уперлась в правый двигатель фрица. Я крутнул самолет вправо, навалилась перегрузка. Вниз и вправо, нас будет не видно на фоне темного неба и земли, а немцы останутся на светлом фоне. Завершая разворот, я зашарил глазами по небу, разыскивая самолеты противника. Вот они! Два самолета, разматывая густой дым из горевших двигателей, уходили со снижением на запад. Бортстрелки заполошно сверкали трассами, стреляя в никуда. На земле что-то сверкнуло. Это они бомбы сбросили, догадался я. Сзади, в вираже, лежал самолет комэска.
   Эти, дымные, никуда не уйдут. А где два других? Как бы ни попасть под их пушки. Истребитель командира качнул крыльями, чуть подвернул вправо, и дал короткую пулеметную очередь вниз зелеными трассерами. Вот они, уже почти развернулись.
   - Атака!
   Теперь самолет командира оказался впереди, он раньше меня увидел цель и успел развернуться для атаки. Я отжал ручку от себя, увеличивая крен и ловя момент для открытия огня. Скольжение, упреждение... огонь! Снова треск пушечной и пулеметных очередей, но трассы прошли мимо. Мимо! Вот гадство, упреждение взял маленькое. А ведь думал, уж что-что, а стрелять-то я умею. Сумма встречных скоростей, стук пушек сто десятки - не прицельно... зря это он... для самоуспокоения стреляет. Вот немец пронесся мимо - разошлись. Вновь боевой разворот. Но там, впереди, вдруг пронеслись зеленые трассы, и фриц закувыркался с отбитым крылом. Передо мной вдруг выскочил истребитель комэска и, покачав с крыла на крыло, плавно пошел на разворот. Я потянулся за ним. Что? Бой уже закончен? Три минуты и две очереди? Да, судя по всему - закончен. Вон еще пара подходит к аэродрому. Рация захрипела и сообщила: "Первой паре - посадка".
   Командир завел меня на посадку, как по наставлению по производству полетов. Убрать тягу, выпустить закрылки, шасси. Колеса стукнули, еще раз, и самолет, подпрыгивая и негодуя, там - враг, а ты на землю! - покатился по полосе. Зарулив, я выключил двигатель, открыл фонарь и стащил шлем. Подбежавший Антоша помог мне отстегнуть привязные ремни и выбраться из кабины. Скинув на крыло парашют, я спрыгнул на землю, натянул поданную мне Антоном пилотку, и направился к комэску.
   - Товарищ капитан! Во время тренировочного вылета обнаружил и атаковал противника. Вражеский самолет с дымом ушел на запад. Сам повреждений и попаданий не имею. Разрешите получить замечания по полету!
   - Замечаний нет. Молодец, Туровцев! Со сбитым тебя, упал твой фриц, и мой тоже. Сейчас комполка с комиссаром сядут, доложимся, не уходи никуда.
   Истребители начальства уже катились по земле. Около наших машин они остановились, заглушили двигатели.
   - Ну, что, Хват? Докладывай! - весело улыбаясь, к нам подходил комполка. - Давай-давай, хвастайся!
   - Товарищ майор...
   Рапорт я почти и не слушал, разглядывая довольного командира и комиссара, который тоже подтянулся к нам.
   - Туровцев!
   - Я, товарищ майор!
   - Спишь в строю? Молодец, лейтенант! Не ошиблись мы с комиссаром в тебе. Примешь звено, готовься.
   - Товарищ майор, а как же врач?
   - А что врач? Вот он тебя просветит, прощупает, клизму поставит - и примешь. Не вечно же тебе в санчасти ошиваться!
   - Товарищ майор, а самолет мне будет?
   - Будет, лейтенант, будет. Был бы летчик подходящий, а самолет будет, я тебе обещаю!
   К комполка подбежал связист.
   - Товарищ майор! Пехота дает три квитанции, сбито три самолета противника, упали в их расположении! Четверо парашютистов взято в плен.
   - Ну, вот, с вашей легкой руки и мне чистая победа обломилась, - вновь заулыбался комполка. - Давай, капитан, почаще тренируй молодежь, у тебя это хорошо, результативно получается. Ладно, пойду на КП, в дивизию докладывать. Вообще-то, это тревожный звоночек. Если бы не ваша пара, отбомбились бы фрицы по аэродрому. А у нас даже зениток в прикрытии нет, и взять их негде...
   - Товарищ майор! - Я кое-что вспомнил из прочитанного. - Тут, в степи, километрах в семи, два штурмовика битых еще с конца августа лежат. А что, если с них пушки снять и вместо зениток приспособить? Хоть что-то будет, и просить никого не надо. А штурмовики уж снарядами к авиапушке калибром 23 мм поделятся.
   - А что, Туровцев, интересно мыслишь. Надо покумекать, слышь, комиссар, что твой протеже предлагает? Давай-ка завтра с утра пошлем туда машину? Может, что дельное и выйдет. Ну ладно, я в штаб - звонить. Ты со мной, Василий Петрович? Поехали. Пока, лейтенант, продолжай в том же духе. Россохватский, прикажи растащить самолеты по капонирам, а то мы их бросили без присмотра. На ужине встретимся, свои сто грамм вы сегодня заслужили!
  

Глава 4.

   Ужин прошел хорошо, можно сказать - на высокой и радостной ноте. Правда, я был немного удивлен сильно завышенной, как я полагал, оценкой проведенного воздушного боя. Этот рядовой для меня эпизод (думал так по незнанию, честно, Туровцев просто с такой ситуацией не сталкивался, а я и представить себе не мог, что бой получит такую оценку со стороны начальства), оказался далеко не рядовым событием для полка. Тут все дело, видимо, в том, что я был крайне разбалован игрой. Сотни, а может быть даже и тысячи раз, я участвовал в виртуальных боях, выполнял разнообразные атаки, иногда - на грани фола, наглые и смертельно опасные в первую очередь для меня самого. А чего бояться-то? Ну, подумаешь, собьют? Или столкнемся на лобовой с противником, таким же безбашенным лихачом, как и я. Пойду, перекурю, да и чашку кофе выпью, всего-то и делов. Нередко за один виртуальный бой я привозил 4-5 побед. Бывало и больше. Все это упрощало и обесценивало мое отношение к воздушному бою, его результатам. Здесь же, в реале сталинградского неба, все было не так. Совсем не так.
   И ведь, действительно! Когда мне потихоньку растолковали, и я въехал, то все стало просто и понятно - в напряженных боях над городом у летчиков нашего полка практически еще не было таких результативных атак, чтобы за три минуты сбить три самолета противника. И без потерь со своей стороны. Летчики еще такими результатами избалованы не были. Победы давались тяжело, бомбардировщики в строю огрызались дружным и плотным огнем бортстрелков, истребители противника тоже, в общем-то, не зевали и довольно эффективно отбивали наши атаки, связывали истребители боем и не допускали до своих бомберов.
   Еще раз хочу сказать - наши летчики еще не умели четко и слаженно атаковать бомбовозы, сковывая, в тоже время, истребительное прикрытие противника. Уже хорошим результатом считалось предотвратить бомбовый удар по нашим позициям, а уж если были сбитые, это вообще о-го-го! А тут - раз! Атака пары и два самолета врага - в землю. Два! Атака другой пары и еще один враг без крыла. Было о чем поговорить. Кстати, бой видели и с аэродрома, самолетов, правда, видно не было, темно, но трассы и горящие моторы многие могли наблюдать. И теперь все считали себя свидетелями и горячо поздравляли нас с капитаном. К полковому начальству так, попросту, старались не лезть, так что все пришлось на нас. От всех щедрот мне досталось аж двести грамм водки, которые я и употребил под жареную свинину. Кормили все же очень хорошо.
   От выпитого разбавленного спирта слегка зашумело в голове, стало тепло и радостно. Я улыбался, глядя на оживленно разговаривающих товарищей, на довольного комполка, который о чем-то шутил с полковым инженером. Все были довольны, все были веселы. Даже девчонки-официантки бегали и суетились вокруг нас как-то радостно и легко. Ну, и мне не грустить.
   - Пойдем, лейтенант, покурим. - Толкнул меня в бок капитан Россохватский.
   - Да я не курю...
   - Пойдем, пойдем. Поговорить надо...
   Мы потихоньку вышли под посвежевшее небо, отошли к пустовавшей сейчас курилке. Присели. Капитан сосредоточенно заклеил надорванную папиросу, прикурил и, выдохнув дым, приказал: "А теперь, лейтенант, рассказывай, что ты видел, как действовал, как маневрировал и стрелял. Все раскладывай по секундам".
   Черт! Что он еще заподозрил? Судя по тому, что они с командованием полка и так собирались продвигать Туровцева по служебной лестнице, больших претензий к нему не было. Что же тогда? Начав плести словесные кружева, запинаясь (как же, волнуюсь ведь я) и подыскивая слова, я, глядя мимо капитанского плеча, начал его аккуратненько так прощупывать. Ах, вот оно что! А я испугался! Капитан действительно хотел понять, как мне пришло в голову такое построение атаки, и пытается разложить на элементы мои действия. Ну, это же совершенно другое дело! А капитан - настоящий командир и летчик. Только что-то новенькое заметил, и тут же - а как это повторить, как сделать это доступным другим пилотам, как взять на вооружение. Я расслабился, и разговорился. Мы еще довольно долго проговорили, папиросы на четыре, пока, наконец, комэска не хлопнул себя по колену и не скомандовал отбой.
   - А ты, Виктор, иди спать в санчасть. Поступаешь в распоряжение доктора. Поправляйся, давай, быстренько. Сам видишь - дел по горло! И затеи твои интересные надо бы попробовать применить.
   На том и разошлись.

***

   Как я поступил в распоряжение нашего военврача, рассказывать не буду - долго это все и муторно. Надо сказать, военврач потрошил меня серьезно и вдумчиво. Перво-наперво, он вывалил мне агромадную претензию, что я, не спросясь у него, вчера поднял самолет в воздух. А если потеря сознания? Или еще что, что может закончиться летным происшествием или, упаси бог, небоевой потерей? Кто отвечать будет? Ведь к полетам ты не допущен еще. В общем, врач был, конечно, в чем-то прав. Это я и комэск накосячили. Левый был вылет, что уж там говорить, просто воздушное хулиганство.
   Я долго расшаркивался, вилял хвостом, и делал чистые и виноватые глаза со слезой ребенка, за которую Ф.М. Достоевский хотел перебить весь остальной мир. В конце концов, врач оттаял и отпустил меня с миром на обед. После обеда пытка была продолжена, но показаний к немедленному кесареву сечению не было. С сожалением поцокав языком, наш коновал приказал мне и завтра считать себя прикомандированным к санчасти, а вот послезавтра он посмотрит и может чего разрешит. Нога, кстати, меня практически уже не беспокоила. Голова, впрочем, тоже. Я чувствовал себя абсолютно здоровым.
   Делая совершенно невинное лицо, я, часика в четыре добрался до стоянок самолетов эскадрильи. Ребята были на задании, правда, одна машина стояла раскрытая и маслопупы что-то в ней дружно исправляли. А может быть и гробили. Шучу.
   Поздоровался, спросил - не помешаю ли я гениям технической мысли, если тихо, мышкой, посижу в кабине. Оказалось, что нет. Усевшись, горизонта за капотом я не увидел. Вылез, нашел кусок брезента и чью-то робу, сложил в тючок и бросил в чашку сидения. Стало получше, но не совсем хорошо. Отвлек технарей и попросил поднять хвост самолета так, чтобы я смог бы видеть горизонт. Технари поняли, какую ошибку они допустили, разрешив мне сесть в кабину самолета, дружно взвыли, но было уже поздно. Под мои команды они, ухнув, подняли и занесли легкий хвост истребителя, я поймал в прицел стоящий рядом самолет и велел ставить хвост на ящики.
   Полтора часа я молча сидел в кабине, теперь уже самостоятельно привыкая к расположению приборов, переключателей, разных вентилей, рукояток и прочих кнопок. Закрыв глаза, я на ощупь переключал тумблеры, шуровал газом и качал ручку управления. С управлением стало немного поясней, и значительно проще стало с содержимым щитка приборов.
   Потом я достал из планшета наставление по воздушной стрельбе, выклянченное у зама комполка по воздушно-стрелковой службе, и углубился в него, время от времени поглядывая на стоящий рядом самолет через сетку прицела и соображая, какое надо брать упреждение и как по нему стрелять, если он будет маневрировать. Очень полезное дело, доложу я вам.
   Тут труженикам тыла заорал телефонист, искали, как ни странно, лейтенанта Туровцева. Я побежал в штаб.
   В штабе меня комполка и огорошил.
   - Слушай, лейтенант, что я тебе сказать хочу... - начальник штаба подал командиру какие-то бумаги, и он на несколько минут отвлекся, читая и подписывая их. - Так, вот. Дивизия приказ спустила - направить одного летчика в вошебойку...
   Я тихо офонарел, а потом вспомнил, и с облегчением вздохнул. Вошебойкой на армейском жаргоне называли краткосрочные фронтовые курсы на базе недавно созданных высших школ воздушного боя. ВШВБ - улавливаете? Но название - это дело десятое, а вообще-то дело это нужное и интересное. Там, кстати, готовили и командиров звеньев.
   - ... а направить мне и некого. Но приказ есть приказ, надо его выполнять. Ты пока безлошадный и раненый, съезди на пару недель, а там, глядишь, и самолеты нам подкинут. Тогда первый - твой. Добро?
   Я согласился, даже и не задумываясь. Вошебойка мне подходила как нельзя кстати. Надо же чем-то оправдывать попёршую из меня тактическую мудрость, а так всегда можно сослаться на разговоры с умными людьми и опытными пилотами, и на их советы и мнение.
   В общем, получив на следующий день отпущение грехов от доктора и вновь обретя здоровье без ограничений, я собрал немудреные манатки, а после обеда меня и отправили на У-2 во фронтовой ЗАП, где вошебойка и располагалась.
   Надо сказать, учеба была интересная и позволила мне поставить целый ряд вопросов, разобраться в них и задуматься о многом другом. Занятия проводили опытные, битые пилотяги, у каждого - один-два ордена, а это в 42-м году было не часто. Многие преподаватели были с ожогами рук и лица, с золотистыми ленточками тяжелых ранений. В общем, определенный теоретический багаж я по результатам учебы накопил, и уровень своих знаний существенно повысил.
   Дома, в полку, меня уже ждал подписанный приказ о назначении на должность командира звена. Капитан Россохватский меня официально представил и вручил, так сказать, бразды правления. Кстати, никогда не задумывался, а что это, собственно, за бразды такие?
   Из трех моих подчиненных я не был знаком лишь с одним новичком. Двух ребят я знал. Моих лет, опыта маловато, навыки пилотирования, честно говоря, не "ах". Но, что делать? Все мы были такие, в общем-то. Тут, на фронте и учились в боях. Молодого, кстати, я взял ведомым.
   Вечером, после того как боевая готовность полка была снята, я отвел свое звено в курилку, разогнал посторонних и приступил к беседе.
   - В общем, так, соколы вы мои ясные. Я за этой должностью не гонялся и ее не выпрашивал. Но раз назначили - буду требовать дело. Не взыщите. Привыкайте к мысли, что "самозванцев нам не надо - командиром буду я!" Уяснили? Далее. Так воевать, как вы воевали до меня, больше не будем. Я вам передам все, чему меня на курсах научили, и буду требовать безусловного исполнения моих ценных руководящих указаний. Это понятно? Вот и хорошо. Ну-с, приступим...
   И приступили. Тяжело все шло, со скрипом. Делать их бездумными исполнителями моих приказов я не хотел. Все-таки, летчик-истребитель - это индивидуальный, штучный боец. Он творец воздушного боя. Как ни учи - на каждый бой схему ему в голову не заложишь. Нужна импровизация, каждодневный поиск новых, творческих приемов воздушной схватки. Но главное ядро, смысл боя, я им старался разъяснить и прочно уложить в подкорку. Не сразу, но кое-что начало получаться. Постепенно исчезала "мессеробоязнь", ошибочное представление, что фашист настолько страшен и грозен, что к нему и не подступиться, а надо лишь обороняться, старательно пряча дрожащий хвост между ног.
   - Фриц тебя в кабине не видит. Он не знает, кто против него - салажонок или опытный, твердый боец. Поэтому и веди себя уверенно, я бы сказал - нахально и предельно агрессивно. Каждым маневром показывай, что твое главное желание - убить его к чертям собачьим, разорвать снарядами, зажечь! Немцы рисковать очень не любят. Они сильные, опытные пилоты, стрелки - так вообще великолепные. Но если он видит, что ты постоянно строишь маневры на результативную атаку, у него сразу очко играет от игольного ушка, до дыры, в которую и парашют влезет. Он не будет думать, как тебя атаковать, он будет думать, как уберечься от твоей атаки. Но и вы не зевайте. У них взаимодействие пар отлично отработано. Не успеешь создать для одного фашиста угрозу, как другая пара уже тебе в хвост зайти норовит. Тут дело за ведомым. Поставь ему заградительную трассу, немец под огонь никогда не пойдет, обязательно свинтит вверх и в сторону. Вы только за своим хвостом следите. И еще, ведомые. Никаких обид на то, что основной боец в паре - это ведущий. Он стреляет, он сбивает, он командует. Вы же в футбол, например, играете? Так вот. Сколько в команде нападающих? А защитников и других балбесов сколько? Видите. Вы вообще считали, сколько человек в полку приходится на одного летчика? Около тридцати! Тридцать человек готовят боевой вылет, оружие, двигатель, определяют цели, дают погоду, кормят и обеспечивают вас всем, чтобы в одну-единственную секунду ты взял врага в прицел и нажал гашетку, чтобы - насмерть! Наверняка! Чтобы он, гад, не летал над нашей землей, не бил бомбами наших людей - детей, стариков и женщин, не стрелял по нашим товарищам. Вот так, подумайте над этим, ребята.
   Но пока решительной и результативной проверки боем звена еще не было. Полк был ослаблен потерями. Да и так он был не особо могуч. Не знаю, из каких там соображений, но с августа 1941 года истребительные полки практически кастрировали, и они стали состоять из двух эскадрилий по десять самолетов плюс два самолета управления полка. В эскадрилье - два звена по четыре самолета, да комэск с заместителем. Такое положение дел было до середины 1943 года, когда истребительные полки стали насчитывать 34 боевые машины - три эскадрильи и четыре самолета управления полка. Нужно заметить, что равноценные авиационные части немцев превышали наши по числу машин и пилотов.
   А пока - у нас в эскадрилье, например, было восемь летчиков, семь самолетов, из которых один-два постоянно надо было ремонтировать. Хорошо, если можно отложить ремонт на ночь, а если его надо клепать сразу по возвращении истребителя из боя? Кому лететь на следующее задание? И на чем? Вот и вся арифметика. Трудно было, что и говорить. Поэтому, и командир полка, и комиссар почти ежедневно летали на боевые задания то с нашей, то со второй эскадрильей. Но, добавив одного летчика, пусть даже и комполка, достаточно мощного кулака для удара по врагу не соберешь. Что могут сделать пять самолетов против группы бомберов, штук, примерно, в сорок, летящих под прикрытием 12-16 "мессов"? Да эти гады, в случае нашей атаки, еще и наращивали свои силы, созывая по радио подмогу с других участков патрулирования немцев.
   Вот так, уясните себе это, весь 41 и 42 год наша авиация дралась с противником, который ПОСТОЯННО имел численное превосходство, а это дорогого стоит, когда вас - четверо или, в лучшем случае, - восемь, а фрицев - 20-30. Немцы ПОСТОЯННО имели на вооружении истребители, превосходящие наши самолеты по летно-техническим характеристикам. Противник ПОСТОЯННО имел превосходную связь и умное, гибкое управление, и превосходил наших по уровню подготовки среднестатистического летчика.
   Достаточно сказать, что молодой немецкий пилот приходил на фронт, имея от 200 до 400 часов налета, да еще на фронте ему давали до сотни часов безопасных полетов над своей территорией и под приглядом опытных наставников, прежде чем посылать его в бой.
   Наш же птенец имел, хорошо, если часов 30 налета, да хоть раз стрельнул из бортового оружия. Как наши еще умудрялись бить этих самых асов люфтваффе - понять трудно.
   Но били. И нам вскоре пришлось. Но об этом - чуть позже. А пока...

***

   А пока я собрал "темную силу" - наших механиков, мотористов, вооруженцев и прочую техобслугу. Ведь у командира звена в подчинении не только летчики, но и наземный персонал. Голова от этих забот пухнет. Так вот. У летчиков комбинезоны были синие, а у них - черные, чтобы грязь не видна была. А про темную силу я как-то болтанул, вспомнив "Звездные войны", а оно, глядишь, неожиданно понравилось технарям и привилось.
   - В общем, так, "темная сила"! Нельзя нам продолжать жить, как попало, будем жить, с кем придется. Отставить "хи-хи"! Пошутить нельзя. А теперь - серьезно. Нас ждут тяжелые бои, летчики ваши - молодые и неопытные. Ваша боевая задача, ваша обязанность - сделать на земле все, чтобы облегчить летчику победу в воздухе. Ясно? Не слышу! Ясно? Вот так-то.
   - Где ответственный за отделение радиоволн от радиопомех? Ага, иди сюда, голубь. Как летчики услышат мои команды, когда я сам себя не слышу, а? Один хрип и шум! Знать ничего не знаю, какие у тебя там контуры и какая наводка от двигателя! У тебя вся ночь в распоряжении - сиди и отстраивай рации так, чтобы они не мешали, а помогали в бою. Ишь, ты! Как говорится: "Связь в бою - святое дело! Когда надо, ее нет". Так больше не будет. Если я не смогу скомандовать или предупредить летчика - он либо не выполнит боевую задачу, либо погибнет. Ты что, хочешь, чтобы на тебя показывали пальцем: "Вон, Колька идет. По его вине погиб летчик такой-то"? А? Не хочешь, молодец, садись и думай, что делать. Надо - к инженеру полка иди, ясно? Садись.
   - Где наш начальник "огня и дыма"? Я вам, товарищ сержант, уже говорил, чтобы вы подтянули тросы управления спуском пулеметов на "семерочке"? Говорил. Сделано? Нет! Так какого же... Так почему вы смотрите мне в глаза обиженным взглядом? Да ты понимаешь, сержант, что летчик будет жать и жать на гашетку, а стрельбы нет?! Я вас отдам под трибунал за такие шалости, ясно? Прогуляетесь на фронт, в штрафную роту, благо тут недалеко - во-о-н, на той стороне Волги, и расскажете там другим рас... растыкам, что попали в штрафники за пособничество врагу. Что-о-о нет? Не "нет", а "да"! А ну, взял пассатижи и бегом на стоянку! Проверить тяги на спуск у всех самолетов эскадрильи! Бе-е-гом, марш, я сказал!
   Несколько минут я стоял, молча отдуваясь и стравливая пар.
   - По силовой установке я вам не советчик, необходимых знаний нет. Но у вас есть инженер эскадрильи, инженер полка. На тринадцать-то самолетов! Надо - теребите их до потери пульса, но потери мощности двигателя допускать нельзя! Свечи - чистить после каждого вылета! Масло - фильтровать. Следить за радиаторами охлаждения. Культуру производства повышайте, "темная сила". Кабины самолетов должны быть всегда чистыми, чтобы на виражах летчик не моргал от пыли и мусора. А то - не успеешь моргнуть, как в задницу очередь получишь. Да и ваши комбинезоны... Сейчас же - взять банки и замочить их в бензине. Завтра утром чтобы были во всем чистом, проверю. И вообще - обратите самое серьезное внимание на свои машины. Все задиры, неровности - зачистить шкуркой, щели, стыки - затереть и зашлифовать, подумайте, как герметизировать все смотровые лючки. Надо бороться за каждый лишний километр скорости истребителя. Скорость - основа жизни в бою. Ладно, уж, идите отдыхать. Но помните - я с вас не слезу!
   Народ, придавленный моим тоном и целой кучей вскрытых ошибок, которые, в общем-то, были у всех на виду, тихо рассосался. Невдалеке, в полумраке осталась стоять какая-то фигура. Чиркнула спичка, и ее свет вырвал из темноты знакомое лицо. О-о-о, черт! Тебя только мне не хватало!
   - Круто, Туровцев, народ строишь. Но, понимаешь, я тут послушал, послушал - ведь прав ты. Кругом прав. Изменился ты, Виктор, другим стал. А был тихий да скромный такой.
   - Я и сейчас тихий и скромный, товарищ лейтенант государственной безопасности. А изменился я после того, как "мессера" меня по небу гоняли, и убить хотели. А потом зажгли и чуть-чуть не убили...
   - Зачем же, ты, лейтенант, так. Я ведь по-хорошему хотел... - обиделся на мой тон наш особист. - Да и прав ты во многом, я так и сказал.
   - Ну, извините. Погорячился. Этот... оружейник... меня из себя вывел. Не пойму - то ли он дурак непробиваемый, то ли лодырь, то ли еще что. Разозлил он меня, паразит. Гнать его, по-хорошему, надо от самолетов. Не на месте он.
   - Да, - хохотнул особист, - из-за него-то я и подошел к вам. Иду, понимаешь, а он как лось в период гона мимо меня - фьють! Думаю, кто мужика так напугал-то? А тут ты, оказывается, производственное совещание проводишь. Молодец!
   - Хорош подначивать...
   - Да я серьезно... Ну, пойдем, что ли? Тебе спать уж пора - завтра с рассветом на крыло. А сержанта этого я посмотрю...

***

   Вот завтра, с рассвета, все и началось. В полк позвонили и дали срочное боевое задание. К переправе, часам к восьми, должна была подойти свежая пехотная часть. Ее и надо было плотно прикрыть, чтобы ни одна бомба и рядом не упала.
   Комэск отвел меня в сторонку.
   - Ну, академик, что делать будем? Сил-то уж больно мало. Пятнадцать летчиков на тринадцать самолетов. Как задачу выполнять?
   - Я бы, товарищ комэск, попробовал себя на место немцев поставить. Как бы они спланировали удар по переправе? Время у них ограничено. Им нужно застать всю пехоту на берегу, пока она переправляться не начала. В лоб они пойдут. Пустят вперед группу расчистки воздуха с задачей связать и увести из зоны прикрытия наши истребители, а лаптежники подойдут минут на пять позже, тысяч с двух-двух с половиной нанесут удар и низом к себе, а?
   - Ну, может, и так. Даже, скорее всего, так.
   - От нашего аэродрома лету до переправы четыре с половиной минуты. Давайте сделаем так...
   Так и сделали. Полетели двумя парами. Комэск со своим ведомым и я с лейтенантом Демченко. Парень здорово стрелял, пригодится. Остальные сидели в кабинах истребителей в готовности N 1. Их приведет комиссар по нашей команде. А мы должны станцевать с немецкой группой расчистки воздуха. И завести их под недавно поставленные зенитные батареи, в артиллерийскую засаду. С зенитчиками договоренность была.
   Мне снова досталась машина с передатчиком, это, собственно, было и необходимо. Солнце стояло еще низко, и прятаться в его лучах не имело смысла. Пара комэска пряталась в высоте. А моя пара виляла задницей над районом переправы, как бы говоря - а вот и мы, лохи. Бейте нас, кому не жалко.
   Я крутил головой, как китайский болванчик. Хорошо - в комбинезоне шею не натрешь. А в гимнастерке ведь до крови натирали. А для нас самое главное - вовремя увидеть немцев. Увидел - значит, не будет неожиданной атаки, значит, они не смогут сразу навязать нам свою волю, свой рисунок боя. Ну и был у меня еще один сюрприз для камрадов. Я приказал набить ленты для пулеметов исключительно зажигательными патронами, а для 20 мм пушки ШВАК зарядить осколочно-фугасные снаряды с полуготовыми осколками и почти семью граммами взрывчатки в каморе снаряда. Надо ли говорить, что перед тем, как патронные и снарядные ленты улеглись в свои короба, я ласково погладил их все рукой, наделяя их самым горячим приветом для ребят с крестами на крыльях. Вот и посмотрим, что из этого получится. В наушниках зашипело.
   - Внимание, Тур, - раздался в шлемофоне голос Хвата. - Четыре, от солнца, на тысяче.
   Вот они, консерваторы! Сказано им, атака со стороны солнца, значит так и будут делать, несмотря на то, что солнце еще низко. Значит, преимущество в высоте у Хвата. Это хорошо.
   Как ни в чем не бывало, я продолжил пологий вираж, в результате которого мы должны будем подставить задницу под атаку немцев. Только качнул крылом: "Внимание"! Демченко качнул крылом в ответ: "Понял"! Я снял оружие с предохранителя. Ждем.
   Внизу, на полутемной земле, какой-то невыдержанный боец открыл пальбу из счетверенных "Максимов". Рой светящихся пуль как бы напугал нас, и наша пара метнулась вниз и в сторону от переправы.
   Довольные фрицы стрелой стали нас настигать. Еще немного, еще...
   - Демыч, вниз! - мы завели немцев в мешок. Резко спикировав, мы неслись в развороте над самыми верхушками деревьев, а позади захлопало, и воздух потемнел от черных разрывов 37 мм зенитных снарядов. Немцам не повезло. Сразу два "месса" были побиты осколками и, неуверенно разворачиваясь, стали уходить в сторону Сталинграда. Другая пара зафитилила вверх.
   - Хват, лови гадов! Демыч, убиваем подранков!
   Пара комэска, набрав скорость, фигуристо, по дуге, почему-то их вираж напомнил мне танцы на льду, настигла пару "мессов", потерявших скорость в наборе высоты. Смотреть, что там будет дальше, я уже не мог - нужно было искать свои цели. Да и что там может быть - две очереди в упор, и все. Ах, да! Еще два высоких водяных столба от упавших в Волгу самолетов. А вот где наши индюшечки? Ага, вот и они.
   Битые-то они битые, но удирали фашисты дружно и слаженно. Но, ничего, скоростенка-то уже не та!
   - Демыч, твой - ведомый, бьем одновременно!
   Я подвел самолет к немцу метров на семьдесят и дал короткую пулеметную очередь. Было несколько боязно - как поведут себя заряженные пули. А хорошо они себя повели, просто здорово! Немец полыхнул бледным пламенем и взорвался. Нужно будет потом сказать, что у него бензин тек из баков после мешка зенитчиков, а то уж больно эффективно я стрелял.
   Демыч тоже не подвел. Ведомый немец, правда, дернулся от взрыва своего ведущего, и очередь Демыча прошлась не по фюзеляжу, а по крылу, но удачно прошлась. Отбила она ему консоль, и неуправляемый самолет, завертевшись в плоском штопоре, упал в воду.
   - Тур, вверх, вверх! На подходе 87-е! - это Хват. А где наши? Он их должен был вызвать, как увидит группу расчистки. Да и мало что-то в ней было немцев. А-а-а, вот оно что! Еще две пары гонялись за Хватом. Но помогать ему сейчас уже поздно. К переправе шли лапотники, их надо перехватить и не допустить бомбометания. На нашем берегу Волги уже вовсю хлопали зенитки, снаряды пятнали небо около пары Хвата. Не пойму, что зенитчики решили - помочь Хвату или сбить его, чтобы не мучился? Но "мессеры" метнулись от него вверх. Передышка.
   И тут комиссар вывел прямо из дыма, пеленой укутывающего Сталинград, все десять оставшихся в полку истребителей. Половина из них была оборудована направляющими рейками для реактивных снарядов. Наши оказались сзади-слева от строя немецких бомбардировщиков. Вся картина была у меня перед глазами. Пыхнули серые струи ракет и три "Ю-87" разлетелись в куски. Черные шапки разрывов РСов накрыли строй немцев. Это для их нервов оказалось слишком волнительно. Хаотично маневрируя, бомберы стали бросать бомбы в Волгу и, рассыпавшись, кинулись восвояси. Но не все.
   Три головных самолета, не попавших под атаку, держали строй и шли прямо на переправу и скопившиеся за ней войска.
   - Демыч, убивай их! - заорал я, бросая истребитель в левый вираж. Надо сбить ведущего, тогда остальные наверняка откажутся от атаки.
   Метров с трехсот я начал стрелять. Иначе может быть поздно. Дымные трассы выстелились к головному самолету. Мимо, еще очередь - мимо. Еще - есть! Ведущий "Юнкерс" вспух клубком дыма и разлетелся на части. Видно было, как вращался и падал воздушный винт. Справа к немцам тянулись трассы ведомого. На фюзеляже и крыльях ближнего к нам самолета запрыгали, заплясали разрывы снарядов авиапушки, от лаптежника отлетели и посыпались вниз какие-то клочья, он клюнул носом и пошел вниз. Никто не выпрыгнул. Третий и последний "Юнкерс" свалился на крыло в отвесное пике. Рядом с ним летела его же бомба. Но тут его настигли трассы сразу двух наших истребителей из группы комиссара, и он, разрушаясь в воздухе, стал как-то неохотно падать, лежа на спине. Рядом повисли два парашютных купола.
   Это был разгром, это была победа!
   Демыч выскочил вперед и лихо крутанул бочку.
   - Встань в строй, накажу! - Я высматривал немецкие истребители в высоте, но никого не видел.
   - Хват, фрицев не вижу, где они?
   - Опомнился, - ответил довольный Хват. - Они уже давно пятки салом смазали.
   Тут в эфире прорезался комиссар: "Всем! Всем! Задание выполнено, идем домой!"
   На аэродроме нас ожидала приятная весть: вся группа, все четырнадцать летчиков за этот бой были награждены орденами. Всё же было на виду у начальства, весь стремительный бой и наша безусловная победа. Да и контроль за переправой был особый. Комиссар, комэск и я получили "боевики", любимые летчиками ордена Боевого Красного Знамени.
   Приятно, черт побери!
   Скоро у меня целый иконостас на груди будет. Да, еще мою медаль они зажилили!
  

Глава 5.

   Удачный бой над переправой имел и другие последствия. На следующий день на спарке Як-7 в полк прилетели заместитель командира нашей дивизии и начальник разведотдела. В штаб вызвали обоих комэсков, командиров звеньев и старших летчиков полка.
   Разговор начал замкомандира дивизии. Он отметил хороший уровень подготовки и планирования проведенного боя, успешное применение нового тактического приема - заманивание авиации противника в зенитную засаду, эффективное использование реактивных снарядов по групповой цели. Подполковник с удовольствием подвел итоги - сорвана попытка противника уничтожить наши войска, так необходимые в Сталинграде, уничтожено 7 бомбардировщиков "Ю-87" из 30, сбито 4 истребителя "Ме-109F-2". Два летчика полка, тут подполковник благожелательно взглянул на меня, сбили в бою по два самолета. Однако... Здесь подпол хмыкнул и передал слово начальнику разведотдела.
   Молодой, энергичный майор был настроен не так благостно, как его старший товарищ.
   - Товарищи командиры! В результате допросов пленных немецких летчиков, сведений, полученных всеми видами разведки, включая агентурную и техническую, я имею в виду в первую очередь радиоразведку, установлено следующее. В настоящее время против авиации Сталинградского и Донского фронтов действует, как вы знаете, 4-й воздушный флот фашистской Германии, насчитывающий до 1200 боевых самолетов, в том числе - свыше 200 истребителей новейших типов "Ме-109F-2 и F-4" и "Ме-109G2". Еще 40-60 истребителей "Ме-109E" есть у румын. Возможно, что-то есть и у итальянцев, точно это еще не установлено. В нашей 8-й воздушной армии на сегодняшний день насчитывается примерно 450 самолётов, - майор кашлянул, взглянул на нас, и, сообразив, что перед нами дурака валять не надо, продолжил, - ну, как насчитывается - вы по своему полку знаете. У вас ведь на сегодня осталось 15 самолетов? Так? А в строю? 8-я ВА понесла большие потери, треть оставшихся самолетов неисправны... Пополнение самолетами идет скудное. А накал боев возрастает. Как вы знаете, 15 октября немецко-фашистские войска на узком участке прорвались к Волге в районе Сталинградского тракторного завода...
   Майор снова откашлялся. Абсолютно без нужды. Или у него горло перехватило от совершенно хреновой ситуации? Конечно, всего он нам не говорит, но я-то помню, что обстановка в Сталинграде в последнюю декаду октября - первые декады ноября, до 19-20 ноября 1942 года, когда, собственно, и началась операция "Уран" - наше контрнаступление, окружение и разгром немцев, была сверхтяжелая. Ставка накапливала силы для разгрома фашистов, пополнения для обороны Сталинграда давала неохотно, да и это пополнение моментально сгорало в ожесточенных уличных боях. Ничуть не лучше было и у авиаторов. И наша воздушная армия, и соседняя 16-я несли тяжелейшие потери. Штурмовики выбивались зенитной артиллерией и истребителями фашистов при атаках на скопления бронетехники и аэродромы противника. Наши истребители, умываясь кровью, старались выбить бомбардировщики фашистов и вели на последнем напряжении сил воздушные бои с опытными немецкими экспертами, летающими на превосходящих пока наши самолеты истребителях новейших типов.
   - Исходя из сложившейся обстановки... - продолжил свой обзор майор. Я задумался, припоминая, как будут развиваться события, и почти перестал его слушать. Вроде, после начала нашего контрнаступления, должно стать немножко полегче. Немцы сократят свою авиагруппу в котле, на аэродромах останется что-то около 100 истребителей, прикрывающих попытку Геринга наладить воздушный мост для переброски окруженным фашистским войскам необходимых грузов. Ну, а наши быстренько научатся жечь немецкие транспортники. Да, еще в ноябре в войска поступят новые истребители - "Як-1б". Вот повезет кому-то на них летать! Очень хороший аппарат. На нем можно и с F-4 и с G-2 крутиться. Это уже другая песня пойдет. Погодите, гады! Придет, уже скоро придет наше время! Будет и на нашей улице праздник, так, что ли, скажет товарищ Сталин на ноябрьском торжественном собрании?
   - ... капитана Россохватского и лейтенанта Туровцева...
   Стоп! Это еще что? Что я прослушал?
   - ...Это недопустимо, товарищи! Почему командование полка не выполняет требование инструкции о ежемесячной смене позывных для летчиков? Почему в качестве позывных используются слоги и слова, раскрывающие настоящие фамилии летного состава?
   - О чем это он? - шепнул я, склонившись к уху комэска.
   - Да нас песочит за позывные. Говорит, из допросов сбитых фашистов и радиоперехватов их болтовни в воздухе установлено, что немцы нас с тобой теперь знают, как облупленных.
   - Эт-то есть хорошо! Пусть боятся, гады! - удовлетворенно улыбаясь, откинулся на стенку землянки я.
   - Зря вы так улыбаетесь, товарищ лейтенант! - сурово посмотрел на меня бравый разведмайор. - Абсолютно зря! Есть данные, что вашему полку немцы готовят какую-то подлость, расквитаться хотят. В том числе - и персонально с вами. Что вы на это скажете?
   Я встал и с вызовом уставился на начальство.
   - А что они мне сделают, товарищ майор? Мне и летать-то не на чем, самолета у меня нет! А на земле они меня не достанут! А был бы у меня истребитель, я бы на нем еще и картинку какую нарисовал, что бы знали, сволочи, с кем дерутся. Не пристало нам их бояться, теперь пусть боятся нас!
   - Как это нет? - обернулся подполковник к нашему комполка. - Это надо поправить! Летчик молодой, активный. Ему летать и летать. Да и результаты у него хорошие. Двух асов уже сбил.
   - Вот, что, Туровцев, - хлопнул замкомандира дивизии ладонью по столу, - будет у тебя самолет. "Як-1б" - слышал? Нам сорок машин для войсковых испытаний перегнали, так и быть - выделю и вам.
   - Нам восемь машин нужно, - тут же подсуетился комполка.
   - Хорошо! Получишь восемь. За проведенный бой - получишь, заслужил!
   - А картинку можно нарисовать, товарищ подполковник? - это уже я подсуетился.
   Подпол захохотал.
   - Рисуй, уговорил, лейтенант! Можно и картинку, но лучше - почаще звездочки на борту рисуй! Так оно вернее будет...

***

   Вот так! Праздник пришел и в наш кишлак. Мне дали самолет! Да еще какой - "Як-1б". Сразу по завершению визита начальства из дивизии, комполка снова собрал комэсков и командиров звеньев.
   - Товарищи командиры! Благодаря несдержанному на язык и нахальному перед начальством лейтенанту Туровцеву, мы получили новую технику. Это как нельзя кстати. Как будем распределять? Ваши предложения? Давай, Туровцев, ты эту кашу заварил - тебе и расхлёбывать. Начинай.
   - Товарищ майор! Я уверен, что новые машины должны дать новые, более высокие, боевые результаты. Нельзя их размазывать по эскадрильям. Может, сформировать какую-то группу? Из опытных летчиков и хороших стрелков? Так, на мой взгляд, мы можем добиться большего.
   - Комэски, что скажете?
   - В предложении лейтенанта Туровцева что-то есть, товарищ майор. Но с нашей численностью по штату... какую особую группу мы сможем организовать? Этот вопрос надо решать на уровне дивизии. Создать, например, особую эскадрилью из летчиков двух-трех полков, да посадить ее поближе к городу, как бы в засаду. Машины, конечно, должны быть с рациями. И по наведению с земли вылетать на перехват бомбардировщиков. Или "мессеров" гонять, если они на наших навалятся.
   - Можно курить, товарищи, - задумчиво проговорил майор, доставая пачку "Беломора". - Давайте-ка все еще раз прикинем. А не ослабим ли мы этим полк?
   В общем, после долгих пересудов приняли такое решение. Насчет сводной группы или эскадрильи - переговорить в дивизии, предложение интересное, что-то за ним просматривается. В полку же провести временную рокировку - перевести в 1-ю эскадрилью капитана Россохватского двух опытных летчиков из 2-й эскадрильи и создать усиленное звено. Командовать звеном, после некоторых сомнений и колебаний, поручили мне. Я, было, заявил самоотвод, но комполка и слушать не стал. Ты, мол, подготовленный, теоретически грамотный, вошебойку только что прошел - тебе и карты в руки.
   - Счастливчик, ты, Виктор! - подмигнул мне комиссар.
   Я же особой радости не испытывал. Ответственность уж больно большая, и сопротивление со стороны старичков будет. Я это задницей чувствовал. Не всем были по душе мои новации, не всем...
   А потом был праздник. Утром в полк позвонили и по секрету сказали, что вечером у нас будут гости, так что боевая готовность у полка с 16.00 снимается. Командир взвился вихрем, забегали начальники служб, загремела посудой столовка. Полк начал готовиться к приему начальства. Должен был приехать командующий воздушной армией - вручать ордена, заслуженные за бои над Сталинградом, и те награды, которые полк заработал еще на Калининском фронте.
   Что тут говорить! О себе я, кстати, не говорю - сам я на эту суматоху смотрел с некоторым снисхождением. Ну, не было у меня пиетета перед наградами! Вот красной нашивкой за ранение я искренне гордился. Но народ ждал свои знаки отличия с настоящим чувством. И они их действительно заслужили. Да и на самом деле - быть отмеченным медалью или даже орденом было сейчас, в тяжелейшие дни обороны Сталинграда, во время, когда фашистская военная машина еще нас ломит... Скажем честно, положа руку на сердце - пока это еще так, но - ПОКА! Так вот, получить сейчас орден или даже медаль - это, конечно, почетно! Ордена сейчас были в цене. За ними был подвиг и кровь, и доставались они нелегко.
   Так что, радость наполнила и мое суровое сердце. Особенно - когда нам сказали бежать на вещевой склад и получать новенькую форму, чтобы выйти на глаза начальству настоящими орлами. Под это дело я вырвал себе голубые петлицы и красные кубики и пришил их, невзирая ни на какие требования ходить с полевыми знаками различия. Это у меня не полевая форма, это - парадная!
   Но командующий воздушной армией генерал-майор Хрюкин не приехал. Наверное, в преддверии подготовки к контрнаступлению, у него были и другие, более важные дела. Награды начищенным, наглаженным и отмытым ребятам вручал член Военного Совета генерал... забыл. Забыл я его фамилию. Да это и не важно.
   А так - все было очень торжественно. За генералом суетились штабные, подавали ему коробочки с орденами и документы. Наш полковой самопальный оркестрик в разнобой дудел туш, красные от волнения и духоты ребята выходили, получали награды, обещали служить трудовому народу и спешили на свое место, чтобы побыстрей отрыть эти коробочки и привинтить долгожданную награду на грудь. Несколько человек, в том числе и я, выходили за наградами дважды - кроме орденов нам вручили еще медали за работу на Калининском фронте. Что мне понравилось, наградили и несколько человек из "темной силы". Это было абсолютно правильно - технари очень многое делали для боеготовности полка.
   Я же опозорился. После вручения мне ордена я не нашел ничего лучше, как сказать генералу "Спасибо", а не рявкнуть, как полагается: "Служу трудовому народу!" Генерал недовольно посмотрел на меня, на мои голубые петлицы с красными кубиками, потом улыбнулся и вежливо ответил: "Пожалуйста!" Правда, когда меня вызвали во второй раз, все прошло гладко, в соответствии с требованиями устава. Так, пожалуй, и привыкну. А когда начали говорить "Служу Советскому Союзу"? Не помню... Ну, ничего, - подскажут! А скоро вообще погоны введут. Правда, золотые, с голубым просветом, наверное и не найти, защитного цвета будут, наверняка.
   После награждения нас пригласили в столовую. Генерал провозгласил первый тост за Сталина, за победу, все дружно выпили, и армейские с нашим полковым начальством куда-то быстренько исчезли. Нам же лучше - спокойнее без них. Народ немного расслабился, забулькал по стаканам, зашумел. Все, так или иначе, косились себе на левую сторону груди, где на защитной ткани гимнастерок багрянцем сверкали новенькие ордена.
   Я как знал, что спешить не надо, и орден не привинчивал. Медаль, правда, прицепил. Хорошая медаль - "За отвагу". Не стыдно носить будет. А сейчас я достал орден и аккуратно опустил его в стакан с водкой. Красивый красный "боевик" горел в преломляющихся лучах света, казалось, он испускал какое-то тепло. Я положил подбородок на руки и замер, глядя на орден.
   - О чем задумался, Виктор? - ткнул меня в бок Антоха, который тоже гордо выпячивал грудь с одинокой медалью.
   - Да вот, думаю, как нам новые истребители поскорее получить и освоить. Вместе, наверное, поедем получать, а, Тоха? Ты как думаешь?
   - Наверное, вместе. Что вы там без нас получите... Смотреть ведь надо, мотор слушать.
   - Антон, ты знаешь, что сделай... Ты, когда будем получать самолеты, формуляры на них посмотри. Те, которые завершены к концу недели или месяца, мы брать не будем. Ну их! Там, на заводе, наверное, горячка была. Давай-давай, фронт ждет! Возьмем аппарат, который вышел с конвейера в середине недели, понял?
   - Виктор, ты же сам сказал - конвейер! Все этапы одинаковые, контроль одинаковый...
   - А ты, товарищ младший воентехник, не спорь с начальством. Лучше давай выпьем за боевые награды. Мы их, Антоха, заслужили.

***

   Следующей ночью группу летчиков и техников, которым предстояло получить новые истребители, вывезли на разболтанном автобусе в ЗАП. Там был довольно крупный аэродромный узел, армейские ремонтные мастерские, подготовленные специалисты. Ведь нам нужно было не только выбрать самолеты, но и изучить и освоить новую для нас матчасть, сдать необходимые зачеты, провести учебные вылеты и стрельбы. На все это нам выделили аж пять дней. Везли по земле из опаски, что мессера-охотники, которые залетали километров на 60-70 к нам в тыл, могут легко грохнуть одинокий транспортник, перевозящий опытных пилотов, а организовывать еще и воздушное прикрытие было некому, да и сложно все это...
   В общем, ночь мы промучились, а утром впервые увидели свои новые машины. Было на что поглядеть! Красивые, изящные истребители. Каплевидный фонарь, превосходный обзор, какая-то явственно ощущаемая легкость. Да-а, недаром говорят, что красивая машина - это отличная боевая машина! Эх, еще бы на Як-3 полетать! Может, когда и придется...
   Мы облепили линейку истребителей. Около них мыкалось несколько молодых парней в форме и гражданке.
   - Смотри, командир, это, наверное, перегонщики с завода. Пошли, поговорим.
   - Здорово, ребята! Что такие грустные?
   Оказалось, что бардак крепчает и здесь. Недаром с самого зарождения авиации появилась и очень жизненная поговорка: "Там, где начинается авиация, - заканчивается порядок!" У ребят-перегонщиков и заводских испытателей не было продаттестатов. То ли в суете командировки забыли выписать, то ли они сразу должны были вернуться на завод, в Саратов. А они задержались, и их попросту не кормили. Не нашлось человека, который бы во всем разобрался.
   - А ну, пошли в столовку, пернатые! Сейчас разберемся.
   Мы устроили шум, стараясь напирать на столовских выпяченными грудями с новенькими орденами. Те что-то слабо блеяли в ответ и ссылались на отсутствующее начальство. На шум подошел комиссар ЗАПа, быстренько разобрался в проблеме, дал своим трюнделей и усадил нас за столы.
   - Сейчас вас покормят, ребята! Вы уж не обижайтесь на нас, хорошо?
   Столовские засуетились, забегали, и мы дружно застучали ложками. Плотненько так перекусив, мы с перегонщиками вернулись к самолетам. Антоха прилип к худощавому пареньку в гражданке, и что-то ему втирал, не закрывая рта.
   - Командир! Иди сюда! Я тут с одним человеком тебя познакомлю...
   Стеснительный парень робко поздоровался, уважительно поглядывая на мои ордена и медаль.
   - Вот, командир, знакомься! Игорь, испытатель с завода. У него на заводе и отец и мать работают. Он нам поможет аппарат подобрать. Поможешь, Игорь?
   - Ага, - кивнул паренек, - а что вам, собственно, надо?
   - Чтобы полегче был, мотор чтобы зверь, ну и отделка, в общем... Сам понимаешь.
   - Вот этот посмотрите... - он подвел нас к стоящему в конце строя самолету. - Его готовили как именной истребитель для одного Героя Советского Союза, да двигатель забарахлил, а пока с ним возились, Герою другую машину отдали. А на этот новый двигатель поставили, машина - зверь! И чуть-чуть полегче остальных будет - в ней больше дюралевых частей. Рация с передатчиком. Переднее и заднее бронестекло, бронеспинка 9 мм, зеркало для задней полусферы в кабине, что еще...
   - А как оружие? Мне ведь и стрелять еще надо, сам понимаешь.
   - О-о! Оружие - класс! Ну, пушка, тебе знакома, боезапас - 140 снарядов. А вот пулемет УБС - универсальный синхронизированный, конструктора Березина, 12,7 мм. Почти что пушка, честное слово. 220 патронов. С двухсот метров пробивает броню в 20 мм, безотказно стреляет в глубоких виражах, боевых разворотах, петлях, бочках и на пикировании. Зажигательно-разрывные пули - просто чудо, с дистанции 200 метров дырки делают - голова пройдет, поражение осколками до 40 сантиметров от точки попадания! Говорю тебе - еще одна пушка у тебя будет, во как. Огонь ведешь кнопкой и спусковым крючком на ручке управления. Стреляешь только правой рукой, левой управляешь мотором при маневрировании. Перезарядка оружия пневмоэлектрическая, не надо надрываться и тянуть трос, как раньше. Обещаю - попробуешь, останешься доволен! Для вас ведь все делали, как говорится - все для фронта, все для победы!
   - Ну, спасибо тебе, Игорь! Удружил! Здорово ты нам помог. - Влез в разговор Антон. - Вечерком, если не улетите домой, забегай к нам. Выпьем по капле, поговорим. Интересно же, как там, в тылу? Девчата-то на земле еще есть? А то здесь - одни мужики вокруг, глянуть не на что. Одни сапоги да пистолеты на задницах. А хочется чего-то мягкого, нежного...
   - Гм-м-м! - прервал я закрывшего глаза, как тетерев на току, Антоху. - Ты, Игорь, верно - заходи к нам вечерком. Поговорим, пообщаемся в мирной обстановке. А помог ты нам действительно здорово. Спасибо тебе большое. Передавай нашу фронтовую благодарность работникам завода, большое дело они сделали! А теперь будет и наш черед. Теперь мы будем знакомить немцев с вашим изделием. Думаю... да нет, уверен, что им ваши истребители понравятся.

***

   Здесь, на фронте, регулярно платят зарплату. Помню, когда я об этом узнал, сначала несколько удивился. Ведь на всем готовом живем. Как-то этот момент выпал у меня из памяти. Да и мой любимый Симонов об этом не писал, и в мемуарах летчиков про деньги особо не говорилось. Наградные платят - это да. За сбитый истребитель - 1000 рублей, за бомбардировщик - 2000 тысячи. Даже за сожженные автомашины немцев, за паровозы и вагоны, и другую муть тоже полагаются деньги. Все имеет свою цену на войне. У лучшего друга физкультурников и железнодорожников все схвачено. Мудрый все же мужик! И на войне народ к боевым свершениям рублем стимулировал. Правда, как я прикинул, фронтовым Абрамовичем мне стать не суждено. На тысячу за истребитель, я легко мог купить пару бутылок водки. Если добавить еще рублей 600-800. Вот их я и добавил и послал Антошу в мастерские на разведку и за наводкой, где можно взять лучшее средство межнационального общения, а именно - водку советскую, обыкновенную, под которую так легко катится любой разговор по душам.
   Антоха не подвел, все узнал, и даже попросил водилу с хлебовозки привезти необходимый в труде и на отдыхе продукт. Так что, когда вечером пришли саратовские ребята, у нас было, что налить, и было, чем поперхнуться. Посидели, поговорили хорошо, рассказали, как воюем, послушали, как нелегко приходится в тылу. Наши ребята особенно напирали на вопросы дружбы с противоположным полом, на танцы там, вечеринки всякие. Однако быстро обломались, когда узнали, что девчата стоят у станков по 12-13 часов, носят легкие и воздушные ватные штаны, заправленные в кирзачи, и элегантные фуфайки. А тоненькие и стройные они от элементарного недоедания. Морды у них просто-таки закаменели. А немцы получили еще по паре пунктов в графу "Почему мне надо убить фашиста".
   Так что особого веселья не получилось. В конце нашей встречи мы катали желваки и глотали водку без закуски, благо - завтра не летать.
   А завтра секретчики выдали нам пронумерованные и прошнурованные тетради для записей ТТХ новых самолетов, и учеба понеслась. Учили нас жестко и интенсивно. Технари в это время копались в новых самолетах, постигая навыки их обслуживания и подготовки к полетам. Всем было весело и интересно. Настолько, что засыпали мы, не успев упасть на подушку. Немного отживели мы лишь к тренировочным полетам, ну, это для летчика святое!
   Капитан Россохватский сумел сделать так, что все восемь выбранных нами машин оказались с приемниками РСИ-4 "Малютка" и передатчиками РСИ-3 "Орел", а две машины имели установленный радиополукомпас РПК-10 "Чаенок".
   Когда об этом узнали другие претенденты, был небольшой скандальчик, из которого комэск вышел несколько взбледнувшим, но твердым и непреклонным. Поскольку технари успели отобранные нами машины закатить в ангары и раскидать чуть ли не на запчасти, менять, что либо, было уже поздно, но до самого отлета в полк комэск ходил, как волк, вжав голову в плечи и зыркая на всех окружающих исподлобья.
   Но дело того стоило. Мы получили полностью радиофицированные машины. Что это значит, многим еще предстояло узнать. Радиосвязью наши были неизбалованны.
   Короче, зачеты по матчасти мы успешно сдали, отлетали тоже успешно, неплохо отстрелялись по конусу и по наземным мишеням. Я едва удержался, чтобы не похулиганить и не сжечь дотла трофейные машины, стоящие на полигоне. Но удержался. Вечером наши технари проверили и подготовили самолеты к перелету в полк, их закрыли брезентовыми чехлами под пломбы, и поставили часовых. "Черную силу" отправили на том же разболтанном автобусе, а мы потянулись в люлю, на сохранение.
   Ранним утром предпоследнего дня последней декады октября 1942 года группа из восьми "Як-1б" вылетела домой, в полк.

Глава 6.

   Долетели мы мигом - что там лететь-то на новых, скоростных самолетах. При подходе к аэродрому капитан Россохватский связался с землей по рации, мы с шиком зашли на посадку и сели. Народ сбежался смотреть на новые машины. Тут же на эмке подлетел командир полка, и, что-то воркуя, моментом отжал себе, хомяк воздушный, новенький Як. Ну, да ладно! Командир у нас молодец - считай, почти каждый день на боевые задания летает. Для него не жалко. Техник командирской машины уже бежал с трафаретом и банкой с краской, чтобы перенести на новый самолет звездочки по числу сбитых командиром немецких машин.
   - Виктор, а мы что не рисуем звездочки? - задал мне вопрос Антон.
   - Видишь ли, Тоха, всю эту возню с рисунками, крестами по числу сбитых, и прочей живописью, французы с немцами придумали, еще в первую мировую. А тогда асом считался пилот, сбивший пять самолетов противника. У нас же с тобой - всего четыре. Вот собьем пятого, тогда и звездочки рисовать будем. Кстати, подскажи-ка мне, у нас в полку кто-нибудь рисовать умеет?
   - А как же, Витя! Помнишь, Толя Рощин, картограф? Молоденький такой, тощий солдатик, в штабе все крутится? Он в Москве на художника учился... Не знаю только - закончил он свое обучение или нет. А тебе зачем?
   - Да так... Есть одна мыслишка. Тем более что имею официальное разрешение из дивизии украсить новую машину художественным полотном. Но это все потом. Принимай аппарат, Тоха!
   Наш комполка был не только сам жаден до полетов, он и нам спать не давал. Оказывается, он нас уже велел внести в плановую таблицу полетов, правда - с обеда. Мне показалось, что майор поторопился, ведь ни слетанность, ни взаимодействие пар мы еще не отрабатывали, но - война ведь идет... Нет у нас времени на раскачку. Да и летчики в усиленном звене не новички. Так что - бегом, ребята, на постановку задачи.
   - Так! - командир полка хлопнул ладонью по столу. - С обеда вылет! Комэск-2 поведет своих по заявке наземных войск на прикрытие района сосредоточения танкистов, лейтенант Туровцев пробежится со своим звеном по линии фронта в нашей зоне ответственности. Второе звено - дежурить. Мы с тобой, Константиныч, - комполка посмотрел на Россохватского, - парой пройдем за Туровцевым, чуть повыше и со стороны солнца. Посмотрим, как наш академик командует...
   Вот, черт, привязалось ко мне - то "счастливчик", то "академик". Теперь задразнят.
   - Не спешим мы, товарищ майор? - вполголоса задал вопрос командиру комэск Россохватский. - Пары не слетаны, взаимодействие не отработано, да и опыта управления боем по радио еще нет.
   Смотри - вот ведь, как мысли мои прочитал! Молодец, комэск, давай, дожимай командира! Но того на мякине не проведешь и на козе не объедешь.
   - Так ведь если не будем пробовать, то и не научимся никогда, товарищ капитан. - Голос майора отвердел. - Задача ясна? Готовьтесь, товарищи! Все свободны.
   - Не расходиться, все в курилку, - только и успел шепнуть я своим.


***

   - Слушай сюда, пернатые, - начал я свой инструктаж, - думаю, что капитан Россохватский прав. Рано нам еще чешуей на солнце блестеть, потренироваться бы надо сначала... Но - приказ есть приказ. Давайте думать, во что мы можем вляпаться. Летим после обеда, это, с одной стороны, хорошо. Свои налеты немцы обычно с утра планируют. А во второй половине дня они пойдут, когда солнце немного опустится на запад и будет нам в глаза светить и слепить. Так что, думаю, бомбардировщиков мы сегодня не встретим. А вот мессеров - наверняка. Эти гады худые будут километрах на пяти висеть и искать ротозеев. Атака на скорости, от солнца, сзади-сверху. Это их излюбленный прием. И весьма эффективный прием, надо сказать. Как профессионалы они сильны. Стреляют точно. Ударят - и дальше просвистят, поднаберут скоростенки - и снова вверх. Мы их не догоним, и гонки устраивать не будем...
   Тут летчики встали. Я обернулся. За моей спиной стояли комполка и комэск. Лица у них были... напряженные, что ли, лица. Схватились, видать, но не договорились.
   - Продолжаете, товарищ лейтенант, продолжайте. А мы с капитаном послушаем...
   Вот, черт! Не хотел я так раскрываться перед начальством. Но - делать нечего. Сворачивать разговор нельзя. От правильного понимания поставленной задачи зависят наши жизни.
   - Слушаюсь, товарищ майор! Гонки устраивать не будем! - твердо продолжил я. - Если первая атака не даст немцам результата, они снова атаковать не будут. Уйдут в высоту и будут по радио своих на усиление вызывать. Поэтому... - я бросил взгляд на майора, - ходить будем так, чтобы не подставлять хвост солнцу. Причем, будем ходить не по линеечке, а "качелями", - я бессовестно присвоил тактический прием, наработанный Покрышкиным в 43-м году, - вот так. Я рукой изобразил, как взлетают и опускаются качели.
   - Тут мы скорость наберем, а тут переведем скорость в высоту. Она, опять же, при необходимости даст нам скорость. Все ясно? Далее. Строй - левый пеленг. В случае неожиданной атаки - первая пара делает боевой разворот вправо, вторая - влево. Боевой разворот Яка превосходит боевой разворот мессера. У нас он быстрее и занимаемая высота больше. Если худые потянутся за одной парой, наша вторая пара сможет их атаковать. Стрелять наверняка! С минимальной дистанции. А то - крутимся, крутимся, весь БК и бензин сожжем - а результата нет. Радио использовать только для дела! Мата и болтовни быть не должно. Сказал - и смотри, что получилось. Футбольных комментаторов из себя изображать не надо - любой крик, излишняя болтовня в бою будут мешать. И последнее - помните, что над нами, диспетчерами и прикрытием, будут лететь комполка с комэском. Вопросы?
   - Товарищ лейтенант, а если мы немцев застанем врасплох? В удобной для атаки ситуации?
   - На это особо не надейтесь, не тот противник... Но, если застанем, - атакуем, конечно! Что мы на них, смотреть, что ли, будем. Да, на обеде особо на харч не напирайте, а то тяжело крутиться будет. Все уяснили? Товарищ майор, вы что-нибудь летчикам скажете? Нет? Разойдись.
   В 13.30 мы поднялись в воздух. Первыми взлетели наши отцы-командиры, и теперь они набирали высоту над аэродромом, прикрывая и наш взлет. Я настоял, чтобы звено взлетало парами. Надо учиться экономить каждую секунду при взлете. Кто его знает, какая ситуация может быть?
   В воздухе пока было пусто, в эфире - тихо. Мы тоже соблюдали радиомолчание. Показалась Волга, разбитый Сталинград. Видны были дымы горящих немецких танков, разрывы тяжелых снарядов нашей артиллерии, бьющей по целям из-за Волги. Пустое, чистое, холодное небо. Небо, таящее смерть...
   На четырех тысячах метров я прекратил набор высоты. Все-таки Яки себя лучше чувствуют на двух-трех тысячах. Обзор из кабины был великолепный. Звено четко шло левым пеленгом, истребители слегка "вспухали" и опускались, не теряя строя. Блестел плекс фонарей. Видно было, как летчики крутят головами, осматривая небо. Как там надо смотреть? Сначала вдаль, постепенно приближая точку взгляда к себе, так, что ли? У меня не получалось. Видение обстановки - это мое слабое место, не знаю, что и делать. Я вел истребители "змейкой", чтобы мы могли надежно просматривать заднюю полусферу.
   Ну, пора делать качели. Пошли... Так мы мотались минут пятнадцать, нарезая круги над городом. Потом в наушниках раздалось: "На два часа, ниже два, удаление до семи - групповая цель..."
   Интересно, кто это такой лаконичный? Свой позывной не назвал. Батюшки! Я же забыл уточнить, какой теперь у меня позывной! Вот, черт! Опять из дивизии втык получим.
   То, что цель существенно ниже, это хорошо. Солнце нам поможет скрытно подойти. А вот что это за групповая цель? Пока не ясно...
   Звено заходило на цель, прячась в лучах солнца и соблюдая радиомолчание. Пара начальников так и шла в высоте, справа и немного сзади. Теперь и я видел эту группу. Девять самолетов, это истребители... Немцы! Странно - немцы не летают тройками, мы уж год летаем парами, что это за цирк? Неужели? От предчувствия у меня похолодело в груди. Вот так подарок. Я вспомнил, - один-два наших летчика в своих мемуарах говорили о том, что так немцы вводили в бой молодое пополнение. Вешали на хвост опытной паре третьего, молодого пилота. Выводили его на цель, желательно - подранка, наш бомбер или штурмовик, битый зенитками или истребителями, и молодой отрабатывал на нем атаки. Вот так удача! Ну, сейчас вам будет мастер-класс!
   Какой позывной у командира? Ага, вспомнил.
   - Дон-1, я Тур (накажут - плевать). Под нами, на двух тысячах, три тройки мессов - учат свою молодежь. Ударим одновременно?
   - Понял, подхожу. Беру первую тройку.
   - Я Тур - беру вторую. Второй паре - последние. Бьем одновременно ведущего и ведомого. Третий - салага, повторяю, третий - новичок. Атака!
   Вот, что значит оказаться в нужном месте и в нужное время! Вот так немецкие асы и набивают себе личный счет. Удар сверху, из задней полусферы, на скорости, по противнику, который тебя не видит... нет, уже видит. Но это уже ничего не может изменить. Они опоздали, а цена этому - жизнь. Вторая тройка только начала менять курс, пытаясь выскользнуть из-под удара, но только подставилась нам всей проекцией самолета. Огонь! Сегодня у меня обычные снаряды и патроны УБСа. Но и их хватило - метров со ста пушечно-пулеметная очередь кучно ударила по двигателю и кабине ведущего месса второй тройки. Не жилец! Краешком глаза увидел, что ведомый тоже попал по своему. Разворот. Что там?
   А там было не очень хорошо. Командиры отстрелялись, но не попали. У них была слишком высокая скорость, и они не смогли сманеврировать, чтобы внести поправки в стрельбу. Но, ничего. Они опытные летчики, сейчас сделают правку. Наша вторая пара стреляла успешно. Ведомый месс горел, а ведущий, дымя, пикировал вниз. Сбит? Скорее всего - нет. Уходит пикированием, да еще на форсаже. Его не догнать.
   - Второй паре! Держать салаг! Приведем их к себе.
   Но не получилось. Ошалевший от неожиданной и смертельной атаки молодняк уже драпал вслед за ушедшим мессом. Пикировал месс всегда лучше Яка, и нам было их не догнать. А первая тройка немцев пыталась стрелять по комполка и комэску. Но зря они это. Здесь вам не тут, как будут говорить в армии позднее. У наших более выгодная позиция и высота. Вот Яки красиво вильнули, опустили носы на карабкающуюся вверх тройку немцев, и ударили бледные в ярком солнечном свете трассы. Ведущий фриц сразу лишился крыла, закувыркался, блеснул на солнце сброшенный фонарь, и я увидел мотающуюся куклой в воздухе фигурку пилота. Было похоже, как будто он прыгнул с трамплина в бассейн и вертит сальто. Второй фашист получил очередь по двигателю, и его винт встал. Самолет плавно, с левым креном, перешел в пологое снижение и, набирая скорость, пошел к земле. Так он себя ведет, когда летчик убит. Это сразу понимаешь, каким-то шестым чувством.
   Яки пронеслись мимо салаги. А вот теперь - наш выход.
   - Толя! (опять я прокололся!) Подходи справа! Берем его в клещи. Близко не подходи, чтобы он с тобой не столкнулся. Дай ему очередь, метрах в десяти от крыла, чтобы не напугать.
   Ведомый дал очередь справа от фюзеляжа немца, я - слева. "Мессершмитт" как летел, так и продолжал лететь. Никакой реакции. Я подошел поближе, выровнял свой истребитель и посмотрел на немца. Да он от испуга обделался, наверное! У него не то, что стресс, у него полный ступор. Немец, с абсолютно неподвижным, белым лицом, смотрел на меня белыми же глазами.
   "Эй, ты! Немец!" Я помахал молодому пилоту рукой. Никакой реакции. В зеркало обзора задней полусферы я увидел вторую пару, которая подошла и стала точнехонько за фрицем.
   - Эй, эй! Не стрелять! Живым приведем и официанткам подарим. Пусть на кухне "хайль" кричит и на мышей гавкает!
   Молодцы, радио они не включили, но самолеты задергались, как на ниточках. Ржут, чего уж тут непонятного. Да, не забыть бы доложить командиру, а то еще грохнут салагу не разобравшись.
   - Дон-1, я Тур. Ведем салагу домой. Прикройте сверху, фрицы явно вызвали подмогу.
   - Я Дон-1. Вас понял, прикрою. Осторожнее там...
   Тут в переговоры врезался какой-то начальственный басок.
   - Дон-1, ответь Гнезду. Что там у вас происходит?
   - Я Дон-1, все в порядке, доложу с земли, по связи.
   Я вновь уставился на немца. Нет, так не пойдет. Надо его выводить из комы, а то летим мы не туда. Я откатил фонарь и поставил его на защелку.
   "Эй, ты! Немец! Сюда смотри, сюда!" Я махал немцу рукой, как нетрезвый гаишник в попытке срубить бабки с пьяного водителя асфальтового катка.
   "Фриц, в душу твою мать! Сюда смотри!" Ага, хоть какой-то прогресс. Взгляд молодого стал более осмысленным. Я погрозил ему пальцем. Черт, холодно-то как, с открытым фонарем. "Фриц, даже и не думай! Туда летим, туда!" Я снова замахал немцу рукой, указывая ему курс на восток. Фриц вроде бы пришел в себя и завертел головой.
   - Толя, стрельни еще, теперь поближе к нему, - скомандовал я ведомому, стреляя прямо по курсу немца и отжимая его вправо. Мимо мессера пронеслись две трассы, и они немного отрезвили фашиста. Он сжался и испуганно смотрел то на меня, то на Толю. Я вновь замахал ему рукой, указывая курс. Немец кивнул и плавно положил самолет на крыло. Уф-ф-ф! Молодец, салага! Понял смысл жизни, наконец.
   - Дон-1, он на кукане, команд слушается. Идем домой. Второй паре встать справа выше.
   - Иди спокойно, все чисто, - это комполка.
   - Понял, исполняю... - это ведущий второй пары.
   Я наконец-то закрыл фонарь. Бр-р-р, холодно! Сейчас бы грамм стописят для сугреву. Неужели командир еще куда погонит? Да нет, не должен! После такого боя - не должен. Наверное, прикажет всем отдыхать, а сам побежит звонить в дивизию. А потом - будет месса изучать. Пока не забрали его у нас. Может и подлетнёт. С него станется. Мне это и даром не надо.
   Сколько мы сбили? Наша пара двух, пара командира - тоже двух, вторая пара - одного. Здорово! Это классика! Хорошая атака получилась. Вот если бы командирская пара с первого раза точно отстрелялась, да вторая пара была бы точнее... Секунды - и шесть мессов как корова языком. Ладно... Мечтай, мечтай... Мечтать не вредно, но бесполезно. Время упущено. Тут я засмеялся, вспомнив подарок Регистратора. Вернуть, что ли время? Да нет, это я так. Это у меня отходняк после боя. Эх, жаль видеокамеры тут еще не продаются. А то, какие бы кадры были.
   Тпр-р-р-у! Ты куда, родной? Я погрозил немцу кулаком и еще раз показал направление. Тут надо брать правее, нужно наши зенитки обойти, а то еще не разберутся и влепят по крестам так, что крылья у нас отлетят. Скорее бы на посадку, замерз...
   - Второй паре - выйти вперед и произвести посадку. Зенитчиков там наших предупредите, что немца ведем. Вообще, пусть от пушек отойдут, а то боязно мне.
   - Понял, Тур, исполняю... Вторая пара прибавила скорость и унеслась вперед.
   А через минуту у немца зачихал мотор. Даже я это услышал. То ли на самом деле - неисправность, то ли этот гад специально что-нибудь испортил. Хотя, навряд ли. Уж больно он жить хочет. А аэродром-то уже видать.
   Я вновь открыл фонарь. Сидеть, гад! Тяни - вон полоса! Я махал руками, как дирижер большого симфонического оркестра. Какие кары немцу я только не сулил! Как он от моей жестикуляции не обделался? За мессом я видел веселую рожу Толи, который ржал, глядя какой цирк я устроил. Стоп! Эх я, дурак! А телепатия? Немец-то совсем рядом. Я уставился на салагу. Вот он вздрогнул, непроизвольно кивнул, и со страхом взглянул на меня. Я кивнул, да - садись, стрелять не будут. Немец кивнул в ответ, наклонился к приборной доске, что-то там сделал и двигатель перестал чихать. У месса поползли вниз закрылки и вышли шасси. Садись, салага, намучался я с тобой. В тепло хочу, в столовку!
   Немец запылил по ВПП, к нему рысью побежал народ. Первым, резвым сайгаком, бежал особист. Здоровый парень, ишь, как летит. ГТО сдает, наверное. А пистолет тебе не нужен. Немец уже готов - спекся.
   Севший "Мессершмитт" моментом откатили со взлетной полосы, и комполка приказал нам садиться. А кто против? Давно пора. Замерз, как собака, и есть хочу.
   Самолет гулко застучал колесами по подмерзшему грунту ВПП. В ее конце Антоша махал мне, мол, "Сворачивай, глуши мотор". Свернули, заглушили. Над полосой со свистом красиво прошли отцы-командиры, и ушли на разворот. Все, сели!
   Мы стояли, как-то глупо улыбаясь, а вокруг шумел народ. Быстрым шагом подлетел комполка, цыкнул на посторонних, принял мой рапорт.
   - Все ребята! Быстро в столовую - поесть от пуза и согреться. Разрешаю вам выпить, я им позвоню, чтобы налили. С полетов я на сегодня вас снимаю. Через полтора часа жду в штабе. Будете писать рапорты, кто, что и как делал, кто что видел. Каждый! А тебе, Туровцев, еще и подробную справку писать. Возьмете нашего художника, Рощина, пусть сделает толковую схему проведенного боя. Потом, лейтенант, после ужина, я соберу летчиков, ты выступишь и все расскажешь, со схемкой, подробно и вдумчиво. Пусть послушают. Какой бой, а?! Сам бы там не был - не поверил бы!
   - Да чего уж там, товарищ майор, вон - вещественное доказательство стоит, - кивнул я на мессера, который уже облепили технари.
   - И в самом деле, стоит! - удивленно покачал головой майор. - Ох, чую, придется начштаба сегодня наградные листы заполнять! Ну, все. Я пошел. Через полтора часа - в штаб! Я жду. Разойдись.
   Мы побросали парашюты технарям, залезли в выделенную нам дежурку и поехали обедать. С водкой!
   - Да, Тоха! - крикнул я из кузова машины. - Рисуй пять звездочек! Уже можно!
  

Глава 7.

   Так, как мы потели, отписываясь за проведенный бой, мы не потели и в настоящих боях. Да-а, "канцеляристы" из моих летчиков никакие. Они пыхтели, морщили лбы, жалобно смотрели на меня в надежде что-нибудь списать или услышать. Да что вы мучаетесь, ребята. Пишите просто и понятно, что было, что видели, то и пишите. И время не забывайте указывать. Я-то быстренько закончил и рапорт и справку. Правда, у меня и опыта составления серьезных документов было явно больше...
   Ну, пришлось помогать, конечно. С грехом пополам все нужные документы мы составили. Я их проверил, внес необходимые исправления, заставил "двоечников" переписать рапорты набело, и мы потащились сдавать свои сочинения на свободную тему командиру полка. Он, дымя как паровоз своим "Беломором", дирижировал работой штабников. Дело, похоже, закручивалось нешуточное. НШ, его помощники и машинистка штаба, крутились, как грешники на сковородке. Спасибо Петру Великому за привнесение бюрократии на отечественную почву! Большое спасибо!
   Командир бегло просмотрел наши рапорты, более внимательно прочитал мою справку, одобрительно посмотрел на меня и поинтересовался, а где, мол, схемочки?
   Вот, черт! А я и забыл про них. Что-то у меня голова стала тяжелая, от табака, что ли? Курят, паразиты, в служебных помещениях. А я на Матери от табака совсем отвык. Эх, как там, на Матери сейчас? Как барон и баронесса ля Реган поживают? Как Кот, Десница, другие ребята? Интересно, Кота там еще не окрутили, эта кузина, например? Вот бы хоть одним глазком взглянуть, да и по этому неправильному богу я соскучился. Король, опять же, маршал...
   НШ коршуном налетел на меня. Давай-давай, Туровцев, не тяни резину! Дивизия все мозги уже прокомпостировала, требует документы. Бери Рощина, что тебе надо еще бери, и рисуйте схемы. Да хорошо рисуйте, наглядно чтобы было.
   Мне стало интересно. Я и сам рисовал когда-то. Что бы тут сотворить? Хорошо бы диафильм. А вот можно ли это сделать технически? Наверное, можно. В штабе дивизии есть неплохой отдел, который занимается результатами фоторазведки, они наверняка смогут. Надо бы узнать...
   Подошел Толя Рощин, молодой, скромный парень. Я поинтересовался, где он учился рисовать. Однако! В студии Грекова, во как. Здорово! Мы уселись в уголке, чтобы не мешать народу, и я объяснил ему свою задумку. Толя помараковал немного, и согласился, что это возможно, и это будет смотреться. План-схема Сталинграда у нас в полку была. Толя на нескольких листах кальки прорисовал основные этапы проведенного боя. На кальке красные и синие самолетики крутили петли, расходились, сходились, синие горели и падали, висели парашютики. Сменяясь на фоне плана-схемы города, эти листы кальки давали хорошее, детальное представление о проведенном бое. Калька дублировалась и листами гораздо большего масштаба, чтобы все эволюции самолетов были четко видны. Было весьма наглядно. Довольный командир кивнул, и НШ в углах схемы поставил свою закорючку. "Утверждаю". Все.
   Нет, не все. Командир расслабился, ведь основная работа была уже сделана, и добродушно оглядел меня с ног до головы.
   - А что, Туровцев, ты немецкий пистолет таскаешь? Да знаю, знаю, что подарок за сбитого. А ты знаешь, что немцы наших с трофейным оружием в плен не берут? Стреляют сразу!
   - Да я, товарищ майор, как-то в плен и не собираюсь... - обалдел я.
   - Ну, это я так, к слову... - немного смутился майор. - А что ты ТТ не получишь?
   - Да никто не сказал, товарищ майор, а я и не сообразил.
   - Слушай, Николай Гаврилович, - вдруг загорелся комполка, - а давай-ка подготовь приказик о награждении лейтенанта Туровцева именным пистолетом, а? Так мы и его "Вальтер" узаконим, и никто к парню придираться не будет. Как считаешь?
   - Это можно, и правильно это будет... - согласился начальник штаба полка. - А за что наградим? За сбитого аса ему ведь уже орден дали.
   - Да за что хочешь. За успешное овладение новой техникой, вот. Давай набросай проектик, я его подпишу, а выписку из приказа - лейтенанту. Правильно? Вот и ладненько. Иди, Виктор, отдыхай. Сейчас и мы закончим уже.
   Я вышел из прокуренной штабной землянки. Уже ощутимо похолодало. Ноябрь... скоро начнется наше контрнаступление. Скорее бы... Пойду-ка я в свою землянку, прилягу до ужина. Знобит что-то... А там и в столовку, может, еще грамм сто дадут?
   Но - не получилось. В столовку, я имею в виду. Ужин мне подали как барону ля Реган - в постель. Точнее - в койку, в санчасти. Проснулся я с тяжелой головой, весь горячий и потный. Меня ощутимо потряхивало. Э-э-э, да ты, брат, простыл, видать... Так-то с открытым фонарем летать... Надо к врачу.
   Военврач пощупал мой лоб, нахмурился, дал мне градусник. Когда он его посмотрел, то нахмурился еще больше, вынул из стакана с какой-то отвратной медицинской жидкостью ложечку или шпатель, приказал открыть рот и стал изучать мое горло.
   - Да у тебя, Туровцев, ангина. Жутчайшая. Где ты так умудрился?
   Знать бы - где. Впрочем, в свое время у меня эти ангины чуть ли не каждый год были. Вот и здесь достали.
   - Все, будешь лежать у меня. Лечить тебя будем.
   И понеслось - таблетки, уколы, полоскания, в общем, - вся радость пребывания в медучреждении. О полетах, естественно, и речи быть не могло. Я еле стоял, но ползал по нужде сам. Через пару дней шум в ушах стих, жар немного отпустил и горло стало получше. Военврач, после моих слезных просьб, разрешил доступ к телу. Первым появился Антоша.
   - Салют, командир! Ты как?
   - Как, как, хреново, Тоха, сам не видишь, что ли? Про меня не будем, вроде на поправку я пошел. Ты расскажи, как там у вас? На воле? Кто командует звеном, как комэск и все другие?
   - А что им сделается, Витя? Летают, дырки привозят. Портят новую технику, бестолочи. Звено Толя Рукавишников водит, пока получается. Комэск просил тебе привет передать. Занят он очень, летает часто. Бои как-то усилились. Каждый день - минимум четыре вылета... Темнеть стало раньше, а то и поболе было бы. Да, кстати, Виктор! Номер-то, какой на машине рисовать? А то звездочки есть, а номера нету...
   - Погоди, погоди, Тоха. Голова что-то у меня плохо варит... А со старым номером что?
   - Так ведь передали мы соседям несколько самолетов, после того, как новенькие получили. И теперь все придется менять, все номера, коки винтов красить в цвет эскадрильи.
   - Так, что? Я сам могу номер выбрать?
   - Ну-у, пока да.
   - Пятнадцатый не занят?
   - Нет. Его, что ли, рисовать?
   - Его, Тоха, его.
   Пятнадцатый был моим номером в игре. Уже давно. Просто 15-е число - мой день рождения, а если наоборот - 51 - год рождения. Логично, а? И удобно. Может, мне и позывной взять "Пятнашка"? Ладно, с этим пока погодим. Тут я задумался о другом. Надо же! Всего-то девять лет до моего рождения осталось! Вот, как-то я никогда не задумывался - как же близко я от войны прошел...
   - Мою машину кто берет?
   - Да, понимаешь, Витя, неисправность у нее обнаружилась... Вот я ее и устраняю пока... - хитро посмотрел на меня Антоша.
   - Ты, это, Тоха. Не балуй с этим. Это серьезные неприятности может принести. Саботаж это, если строго на дело посмотреть. Не балуй, понял? А то наш особист быстро тебе путевку выпишет. В Сибирь... лесным воздухом подышать.
   - Да понял, понял. Не боись, командир! - С тем он и отбыл.
   И тут же, вот только подумал о нем, а он уже здесь, в комнату вошел наш особист.
   - Ну, что, больной? Гостей принимаешь?
   - Да какой ты гость. Ты на земле хозяин...
   - Правильно понимаешь, хе-хе... Ну, как ты?
   Все опять пошло по наезженной схеме - как ты, как вы и что нового в международном положении СССР? Что на фронте?
   - А скажи мне, товарищ капитан (тогда-то, со зла, я его называл по спецзванию НКГБ), если не секрет, конечно, что там с этим сержантом-оружейником?
   - Да какой там секрет, Виктор, чмо он болотное, и больше ничего.
   Эх, ты! Неужели это самое "чмо", что в своем времени мы расшифровывали как чудак, мудак, очкарик, и здесь и сейчас известно? Вот не ожидал.
   - Посмотрели мы его, проверили. В плену не был, подозрительных контактов нет. Ну, я с ним профилактическую беседу провел, попросил твоих ребят посмотреть за ним. В последнее время вроде крутится, суетится. Поглядим еще, посмотрим...
   - Еще вот, что, Сергей. Что за немца мы привели? Это уж точно не секрет?
   - Точно, точно. Обычный немец, молодой и бестолковый. Ничего не знает, ничего не может, пустышка. Подтвердил он нам некоторые сведения и на том спасибо...
   - А ты что хотел, чтобы мы тебе Геринга приволокли?
   Особист, довольный, заржал.
   - А вот Геринг нам бы не помешал! Да у тебя силенок не хватит такую тушу тащить!
   Тут уже заржал я, как представил, как я на себе тащу Геринга. Отсмеявшись, я спросил.
   - Что там нового разведка и контрразведка по немцам накопала?
   - Да много чего. Не боись, доведут и до тебя, в части, сам понимаешь, тебя касающейся. Могу сказать, что на усиление немцы прислали каких-то асов из 52, что ли, эскадры. Вот выздоровеешь, повстречаешься в воздухе, привет от меня передашь.
   Я задумался. Это серьезно. Как бы они ребят не подловили. Опытные, гады.
   - Сергей, ты мне вот что скажи... Помнишь, тот майор, ну на совещании, из разведотдела дивизии, про радиоперехваты говорил. У нас ведь тоже немцев слушают?
   - А как же? Конечно, слушают, - удивленно посмотрел на меня особист.
   - А почему же вы нас, летчиков, не информируете? Ты пойми, Сергей, что расшифровка записей радиопереговоров немцев в воздухе нам многое может дать. От психологического портрета немецкого летчика, до раскрытия их тактики...
   Тут я заткнулся. Лицо капитана Сереги (а, точнее, - лейтенанта ГБ Иванецкого,) выразило живейший интерес. Да-а, это я дал маху. Не тому, в общем, я дал. И сейчас он меня будет иметь. А лицо-то, лицо... Вот, посмотрел бы кто из наших правозащитников и общечеловеков на этого молодого капитана из особого отдела, - враз бы жидким поносом обделался бы. Что и говорить - это школа! Да еще какая школа!
   - А вот скажи мне, Витюшенька, откуда простой паренек из райцентра из-под Смоленска знает такие выражения, а? Я и то это только недавно на спецкурсе услышал.
   Я покрылся цыганским потом. Ты ничего странного не слышал, Сергей. Вы просто сидите и по душам говорите с летчиком Туровцевым. Он простой, нормальный парень. Интересно рассуждает - это да, но ничего странного, ничего выходящего за рамки. Все нормально, все в порядке... в порядке... в порядке...
   - Что ты сказал, Виктор? Отвлекся я что-то...
   - Я говорю, почему же вы нас, летчиков, не информируете?
   - О чем?
   - Да о радиоперехватах переговоров немцев в воздухе! Понимаешь, зная их летчиков, заранее можно предсказать, что они будут делать и как делать, когда подойдут к своим на помощь, на какой высоте, сколько у него бензина, снарядов. Да и многое другое, понимаешь? Вот, например, бьем мы немцев. Они, естественно, кричат по радио: "На помощь! На помощь! Нас обижают!" И тут же - съем информации. На каких аэродромах противника всплеск радиопереговоров? Сколько новых голосов? Кто это? Как ни натаскивай летчиков по правилам радиообмена, в горячке он обязательно что-нибудь, да болтанет. Либо имя назовет, либо пообещает скорую помощь и время подлета, либо еще чего. А наши сразу нам: "Внимание, мол, с аэродрома такого-то зафиксирован взлет такой-то группы, ведущий такой-то. Ориентировочное время подлета - такое-то." И нам все ясно! А сейчас... сам знаешь. На хрена нам такая разведка, которая важнейшие сведения от нас утаивает?
   Тут задумался уже Сергей. Крыть ему было нечем.
   - Слушай, ты, конечно, прав. Никакого секрета эти переговоры из себя не представляют. Это же идет в открытый эфир, чего уж тут секретить? Если немецкий знаешь - бери ручку, тетрадку и пиши. И, знаешь, что? - загорелся капитан Иванецкий, - Я тут недавно на спецкурсах был... Есть такая штука - психологический портрет называется. В общем, долго тебе объяснять. Но человека раскрывает, как под рентгеном. Практически все про него можно сказать. Что скажет, как поступит. Вот бы вам и дать его по немецким летчикам-то, в раскладочке! Надо с начальством это дело обкашлять, может интересно получиться! Молодец, Виктор, навел меня на мыслю хорошую. Ну, я побежал? Давай, пока!
   Беги-беги, гроза шпионов и диверсантов. Может, и правда что-то дельное из нашего разговора получится.
   Я откинулся на подушку и задумался. Как-то скомкано все происходит, спонтанно и неуправляемо. А нельзя ли в это внести элемент строгой организации и порядка? Например - создать какой-нибудь перечень моих знаний по тактике воздушной войны, по организации отдельно взятого воздушного боя, по технике, там, ее подготовке и обслуживанию? Вот скоро главной задачей будет уничтожение немецких тяжелых транспортников, которые будут летать в котел. А я и примерные маршруты помню, и места их базирования. Это ведь все в картах игры было. Не до точнейших деталей, конечно, примерно, да ведь и это - огромный плюс. Считай - я за весь разведотдел армии могу сработать. А уж тактику дать хоть сейчас могу. И передать эти знания я могу безопасно. Создать такие пакеты информации по различным аспектам боевой работы и передавать их людям прямо в сознание. Что бы они не сразу, а постепенно, как сахар в стакане с горячим чаем тает, и проявлялись в головах, а? Решено! Завтра же и займусь! А сейчас - спать. Сон - лучшее лекарство для солдата. В этой авиации будят в такую рань, а я люблю утром поспать, вот и надо пользоваться, пока дают.
   Весь следующий день я, выклянчив бумагу и карандаш у миловидной медсестры Верочки, писал свой меморандум. Верочке я сказал, что приема посетителей сегодня не будет, не до них. Писалось хорошо, написал я много. Потом проверил, еще раз все перечеркал, все разложил по блокам. Ну, пора и запоминать, пора делать пакеты.
   - Верочка! Подойди ко мне, красавица!
   Девчонка подбежала, хлопая распахнутыми любопытными глазищами.
   - Присядь, Верочка, я у тебя что-то спросить хотел. Да-а, а какие у тебя глаза красивые!
   - Да что вы, товарищ лейтенант, говорите такое... - притворно засмущалась первая красавица полка, - я стесняюсь.
   Стесняешься ты, ага! А как... ну, ладно, не будем сплетничать. В глаза-то тебе я успел заглянуть.
   - Так что вам нужно, товарищ лейтенант, - Верочка нагнулась надо мной, чтобы поправить подушку и, заодно, мазанула меня по щеке полной грудью.
   - Что мне нужно, что мне нужно... сама знаешь, что мне нужно, - я со зверской рожей, долженствующей отразить охватившую меня африканскую страсть, крепенько так, со вкусом, ущипнул Верочку за тугую попку.
   - Ай! - во весь голос гаркнула полковая дива. - Виктор! Ты что?!
   - Я, Верочка, наверное, в тебя влюбился, - грустным голосом поведал я. - Аппетита у меня нет и стул жидкий.
   Тут от дверей прокуренным тенором заржал товарищ военврач.
   - Так, Туровцев! А не пора ли тебя на бром переводить, а? А может - операцию? Тебе в паху ничего не мешает?
   - Никак нет, товарищ военврач второго ранга, не мешает! Наоборот - без этого самого я и летать не могу, в полете это самое самолет стабилизирует! - заорал я, прикрывая это самое подушкой.
   Через секунду мы ржали уже все.
   - Военфельдшер! Иди отсюда, Вера, иди! И больше без моего разрешения к Туровцеву одной не заходить. Только со шприцем, понятно? По крайней мере, обороняться сможешь...
   - Да... - пропищала красная от смеха и смущения Верочка и выскочила из палаты.
   - Выписывать тебя пора, Туровцев. Вон БАО полосу трамбует - туда и пошлю. Такая работа как раз для тебя. Застоялись, жеребцы.
  
   А Верочка послушалась врача буквально. Вечером она пришла в палату со шприцем. А ушла без него... утром.
   Всю ночь я ее экзаменовал по усвоению заложенного в ее красивую головку информационного пакета: "Истребительное обеспечение бомбоштурмового удара по наземным целям противника в условиях противодействия ЗА и ИА".
   Экзамен Верочка сдала на "отлично"...
  

Глава 8.

   День четвертый. В санчасти лежать больше не было никаких сил. Утром, после завтрака, я побрел к присмотренному мной бугорку, примерно в километре от санчасти. Погода была свежая, ощутимо тянуло ноябрьским холодком, но солнышко еще грело. Я сел на валяющуюся на бугорке покрышку, и стал расслабленно смотреть на аэродромную суету. Как я любил вот так, погожим осенним деньком, с прохладным, белесым небом, но теплыми лучами солнца, поваляться у костра на охоте. Да еще с сигаретой, с глоточком коньячка... Эх-х! Мечты, мечты, где ваша сладость?
   Курить явно не хотелось, а вот коньячка я бы выпил. Угощался один раз тут, доктор, кстати, и плеснул. Дивный армянский коньяк, советский, выдержанный! В моем времени от него остались только ностальгические воспоминания.
   Взревев моторами на взлет пошла чья-то пара. Далеко, не видно... Да, вот так и крутятся ребята весь день. А я прохлаждаюсь... А еще совсем недавно - подъем в четыре, теперь уж, наверное, около пяти - день-то сократился, первый завтрак. Какао, булочка, масло. Еще не проснувшиеся толком ребята, брызнув в лицо ледяной воды, прихлебывают горячий напиток и смотрят на небо - как там погода, звезды видать? Бриться утром нельзя - плохая примета. Брились мы только вечером. Рядом уже стоит наш рыдван, который, по ошибке, наверное, тут называют гордым именем "автобус".
   Загрузились, поехали на стоянку. Приняли у техников самолеты. Обошли их, покачали элероны, рули, попинали по скатам шасси. Некоторые, повернувшись спиной, брызнули на дутик. Это тоже примета, даже, можно сказать, обряд. К удаче... Отливают же у нас космонавты на колесо автобуса перед стартом. Гагарин ввел - и прижилось. Иногда следует команда: "Запуск!" Тогда ревут моторы, летчики и техники внимательно прислушиваются к их работе, не сбоит ли мотор? Как клапана? Как выхлоп? Иногда еще одна команда: "Огонь!" В темном небе сверкают короткие трассы. Оружие проверено, стрелять можно только при работающем двигателе - нужен синхронизатор...
   "Заглушить моторы!" Эскадрилья к вылету готова. А тут уж мчится, прыгая по аэродрому лучами фар, машина - везут второй завтрак. Да, а что вы хотите? Летчиков кормят очень хорошо, недавно даже шашлык был. Высшая, пятая норма питания... У нас и у подводников. Без этого не выдержать перегрузки, падает острота зрения. Белый хлеб, какао, шоколад. Куры жареные... Но за эту пятую норму нас и бросают в самый огонь. Надо отрабатывать то, что нам дал наш народ - отличное питание, хорошие деньги, добротную, красивую форму, наше оружие - истребители. Наши люди дали нам все это, отрывая от себя, от своих детей. На, Виктор Туровцев, ешь от пуза, носи, пользуйся, только защити нас от воющего сиреной "Ю-87", несущего бомбу, несущего смерть...
   Раздается звонок телефонного аппарата - это комэска вызывают в штаб, на постановку задачи. Нам можно пока покурить, расслабиться. Маленьким огнем горит крохотный костерок. Еще полностью темно, только-только начинается рассвет. Скоро вернется комэск и будет ставить задачу нам... Скоро начнется боевая работа - четыре, пять вылетов в день. Бывает и больше, но редко. После пятого вылета самому из кабины трудно выбраться, ноги и руки дрожат, не держат. Уматываешься за вылет страшно... Особенно - если пришлось покрутиться в бою... Техники помогают покинуть кабину, вынимают из нее под руки...
   И опять же - сели, надо вновь подготовить машину к вылету - заправить бензин, масло, если нужно, проверить давление в баллонах со сжатым воздухом, перезарядить оружие, да и просто - до блеска протереть фонарь, забрызганный каплями сочащегося из уплотнителей в коке винта масла. А на это на все требуется время.
   Потом - обед. Тоже на стоянке, у самолетов. Обед хороший, плотный. Но некоторые летчики есть его не могут... Нервы, страшное напряжение... Только пить хочется - разряженный воздух на высоте сушит носоглотку, постоянно хочется облизать губы, глотнуть воды. Арбуза тоже хорошо бы, кажется, еще осталось немножко от подарка колхозников. Сладкая, сочная мякоть арбуза, как сахаром обсыпанная малюсенькими пузырьками... Здорово! Вспомнил, как учил ребят, а многие арбуза-то в своей молодой, короткой еще жизни и не видели, разбивать арбуз ударом кулака или ребром ладони. Смеху было! Но особо много арбуза тоже нельзя. Как и кваса, например, черного хлеба. Да и всего, что в кишечнике может вызвать, извините за физиологические подробности, брожение газов. Почему? Да потому, что кабины-то у нас негерметичные. Поднимись тысяч на шесть - так эти газы тебе кишки и разорвут, напрочь. Вот, так-то.
   Сейчас и те, кто пообедал, и те, кто обед проигнорировал, думают только об одном - скорее бы ужин. И не потому, что проголодались. Все очень просто - ужин означает, что ты выжил сегодня. Уже темнеет, боевых вылетов не будет, а ты - ЖИВ! Сейчас плотно закусишь, выпьешь свои сто грамм, и, если получится, - посидишь на воздухе с девушками из столовки, радистками из штаба, а может быть - о, чудо! - будут танцы под разбитый, хрипящий патефон с тупой иголкой...
   Я встал, меня трясло... Скорее, скорее в бой! Но я и сам понимал, что сейчас я в воздух подняться не могу. Заложен нос, болит горло. Я не смогу взлететь, набрать высоту... Гайморовы полости не позволят... Черт! Как не вовремя! Еще эти... из 52 эскадры, эксперты чертовы! Интересно, "Фокке-Вульф-190" уже появился на фронте? Машина мощная, шесть огневых точек - четыре пушки и два пулемета, как вспоминали наши летчики, стреляет - ни носа, ни кабины не видно - сплошной клубок огня, трасса идет - огненный столб, метр в диаметре! Но тяжелый, атаковать предпочитает в пикировании, стрельнул - и драпать. Если завяжется бой на виражах, на втором точно, а то и на первом вираже Як сядет ему на хвост. И уже никакое бронирование фоке не поможет...
   Что-то у меня мысля виляет. Я сел. Надо успокоиться. Не рви себе душу, Тур. У тебя тоже есть огонь, посмотрим - у кого он горячее будет...
   Вон идут солдатики... Да нет, не солдатики - красноармейцы или бойцы. Интересно, Красная Армия сейчас, в 42 году, совсем не похожа на Советскую Армию, в которой я служил через тридцать лет. Сейчас все как-то строже и жестче, что ли. Твердые уставные отношения, безусловное выполнение приказа, а ведь этим приказом тебя посылают на смерть. И ничего - идут. С какой-то готовностью идут. Изменилось в людях что-то. Робость, неуверенность, страх перед немецкими танковыми прорывами и поливающими от пуза автоматным огнем немецкими пехотинцами перегорел в наших бойцах, все перегорело здесь, в Сталинграде, и осыпалось ржавой пылью. А в душах бойцов выкристаллизовался твердый алмазный стержень. И желание убить, сломать немца. Положить ему твердую, мозолистую руку на горло и посмотреть в его бегающие в страхе глаза. Наши бойцы воевали насмерть и знали одно - за Волгой земли для нас нет! Сталинград фашисты не возьмут. Пора врагу ломать горло! Хватит!
   Сегодня бойцы Сталинграда - пример для всей Красной Армии. Все командиры, на всем фронте - от севера до юга, бывают счастливы, если к ним в часть после госпиталя попадает сталинградец. Он тут же становится центром кристаллизации во взводе, роте, батальоне. Вокруг него сплачиваются лучшие бойцы, и часть становится крепче и боевитее.
   Да-а... У нас в авиации дисциплина тоже на высоте. Но общение между летчиками как-то попроще... без фанаберии. Маленький ведь коллектив, что там - двадцать летчиков, командир полка и летающий комиссар... Уже, кстати, не комиссар, упразднили институт комиссаров в конце октября. Теперь замполит. Но душа у него настоящая, комиссарская, как из легенды о гражданской войне. Отличный мужик, за ним как за каменной стеной. И поддержит, и поможет, и отругает, если надо. Но так, что сам все поймешь, и никакого чувства обиды не будет. Так вот. Я сначала удивился, как летчики общаются. По-дружески, по именам. Нет, в строю - святое дело, там - товарищ командир и все такое. А так, в простой обстановке - Вася, Петя, Коля... Комполка, конечно, по имени я называть не буду, но вот комэск его, знаю, зовет по имени... Но требовательность на высоте! Если надо, Петя такую стружку с Васи спустит - папе Карло и не снилось, когда он своего Буратино строгал!
   - Лейтенант! Эй, Туровцев! Виктор, да иди же сюда!
   Я обернулся. Меня кто-то ищет. Пора завершать прогулку - дела нашлись! И это хорошо.

***

   Оказалось, меня не просто искали, за мной аж машину послали! Пока мы, подпрыгивая в кузове, мчались на стоянку, помощник начальника штаба наскоро объяснил ситуацию.
   Дело было в том, что дивизия со вкусом подала наверх проведенный нами бой, ну тот, когда мы немца на аэродром привели. Даже посылали авиаразведчика с фотоаппаратом, он заснял столбы дыма от сбитых немецких самолетов. Не то, чтобы докладу комполка не поверили, нет. Немец-то - вот он, и мессер стоит, можно потрогать. Но снимок - это документ! А если к нему приложить еще и наши рапорты и схемы - вообще красота получается. Так вот. Пошла шумиха, одобрямс всякий, решили популяризировать, раскрыть, так сказать, наш опыт для широких авиационных масс. Дело, в общем-то, нужное, если все сделать по уму и не перебарщивать. Короче - к нам прислали какого-то корреспондента из "Красной Звезды" и фотографа. И сейчас он, этот самый фотограф, будет нас щелкать на фоне истребителя комполка, украшенного звездочками за сбитые немецкие самолеты.
   Ну, ладно, нужно - так нужно, кто бы против? Мы выпрыгнули из кузова, тут же на эмке подлетел командир и цирк начался. Правильно говорили мои знакомые офицеры - кто в армии служил, тот в цирке не смеется!
   К комполка шустрым восклицательным знаком подлетел молодой, длинный парень в топорщащейся, не обмятой еще форме, которая сидела на нем, как на корове седло, со здоровенным, просто-таки выдающимся шнобелем.
   - Здравствуйте, я Яша Хейфец! - Яша схватил обалдевшего от такой милой непосредственности комполка за руку, и стал ее трясти, приговаривая - Так вот вы какой! Настоящий командир! Летчик! Становитесь во-о-от сюда, а планшетка у вас есть?
   Комполка беспомощно повел вокруг глазами. Вылезший за ним из эмки незнакомый старший батальонный комиссар, улыбался и молчал, с интересом глядя на разыгрывающееся перед нами представление. Кто-то из наших сунул командиру планшет.
   - Так! Кто с ним еще был? - продолжал кипятиться Яша по фамилии Хейфец. Помначштаба начал теснить наше звено к командирской машине.
   - Нет-нет-нет! Так не пойдет! Это еще что такое?! - закричал Яша, оставив свой фотоаппарат на крыле истребителя. - Как они одеты?
   - Как одеты? В комбинезоны одеты... - не понимая причину воплей фотохудожника, забормотал ПНШ.
   - А как же я дам ордена? - продолжал витийствовать Яша. - Орденов не видать! А ну-ка! Быстро! Дайте мне ордена!
   ПНШ обреченно махнул рукой, и подозвал машину.
   - Смотайтесь, ребята, переоденьтесь. Не слезет ведь с нас это чудо. А нам приказали ему помогать...
   Дело в том, что я, да и многие ребята тоже, летали без орденов. Почему? Да очень просто - парашютные лямки быстро стирали с них позолоту и портили вид наград. А мне это надо? В общем, мы смотались в нашу землянку, и вернулись одетыми как на парад.
   - Ну, это же другое дело! - восхитился настырный Яша. - Как говорят у нас в Одессе - это две большие разницы! Встаньте сюда, к товарищу командиру...
   Мы подошли к самолету и стали неровной дугой.
   - Нет, не так! Как вы стоите! Товарищ командир, вы стоите здесь. Вы смотрите сюда, - начал размахивать руками Яша, - вы только что вернулись из боя, и проводите эту... как там у вас называется... да, - разбор полетов!
   Ребята стали потихоньку перхать от сдерживаемого смеха, командир стал багроветь, а незнакомый старший батальонный комиссар уже откровенно посмеивался.
   - Вы, товарищи, держите в руках свои планшетки, и смотрите на командира! Внимательно смотрите! Вы ловите каждое его слово - вдруг он скажет что-то важное!
   - Ага! Давайте, ребята, наливайте скорее! - прошептал кто-то за моей спиной. Но командир это услышал, и добродушия это ему не прибавило.
   - Товарищ командир, - продолжал давить Яша, - у вас суровое, волевое лицо! Вы ставите летчикам задачу... Нет - вы проводите разбор полетов! Да! Ну, начали.
   Мы, довольные бесплатным развлечением, уставились на комполка, желая запечатлеть в своих душах его суровые, мужественные черты. Командир почему-то покраснел и отвел глаза.
   - Нет, нет, нет! Не пойдет! Еще раз! - заорал Яша, прыгая вокруг нас с фотоаппаратом в руках. - Мужественно, бодро! Давайте еще раз, ну, дружненько!
   Мы снова вылупились друг на друга. Командир постарался взять себя в руки, и смотрел на нас таким взглядом, что сразу хотелось крикнуть: "Нет! Это не я! Не надо!"
   - Вы! Вот вы, товарищ блондинчик! Не загораживайте следующего товарища, у него награды не видно!
   Блондинчик - Толя Рукавишников, - которому теперь придется всю войну ходить с новым прозвищем, с ненавистью посмотрел на мастера фоторепортажа. Из толпы зрителей донеслось одобрительное ржание.
   - Так его! Блондина этакого, ишь, гад, командира звена закрывает, свою медаль выпячивает! Виктор, да двинь ты ему!
   - А-а-тставить разговорчики! - мрачно буркнул комполка.
   Наконец, все вроде бы устаканилось. Стояли мы как надо. Но у командира пропало нужное героическое выражение лица. Пропало - и все тут! Ну, что ты будешь делать. Мы начали коченеть в своих гимнастерках. Что-то надо было делать.
   - Товарищ майор, - интимно шепнул я ему голосом вертолетчика Карлсона, извещающего фрекен Бок об убежавшем молоке, - а у вас ширинка расстегнута...
   - Где?! - испуганно ахнул майор и дернул рукой с планшетом, прикрывая подол гимнастерки. - А-а-а! Туровцев! Да как ты... да я тебя...
   - Вот! Вот оно! - закричал абсолютно счастливый Яша, щелкая своей камерой и ужом увиваясь вокруг нас. - Вот так... еще так... Есть! Ф-ф-ух, ну и тяжело с вами работать, товарищи летчики. Объясняешь, объясняешь - пока до вас дойдет...
   До командира, наконец-то дошло, и выражение лютой злобы и свирепой ненависти, которым можно было довести Гитлера до инфаркта, медленно сошло у него с лица.
   - Ну-у-у, Виктор, ты у меня еще получишь! Но, вообще-то, молодец. Выручил! Иди отсюда! Глаза бы мои на тебя не смотрели бы. Вон, корреспондент с тобой поговорить хотел. Иди, иди...
   Народ вокруг перестал ржать, захватил Яшу Хейфеца в плен, и потащил его к самолету, чтобы он заснял героев, стоящих в кабине и пристально вглядывающихся во фронтовое небо. Яша, что мне понравилось, не упирался и охотно щелкал ребят на память.
   Батальонный комиссар, мужик постарше меня лет на пять-шесть, с несколько висячим носом, маленькими усиками, слегка картавя, проговорил, протянув мне руку: "Ну, здаавствуй, геой! Тебя Виктог зовут? А я - Симонов, Константин... Ааскажешь пго тот вылет?"
   Я немного обалдел. "Ну, здравствуй, Константин! Тебе - конечно расскажу!"

***

   В общем, поговорили мы плодотворно, по душам. Я не стал кочевряжиться и многое Симонову рассказал. Но так, естественно, чтобы не раскрыть наши маленькие секреты. Летчики, если будут читать эту статью, поймут как надо.
   Пока мы беседовали, Яша нащелкал полную пленку, и, выпросив у комполка По-2, успел смотаться в дивизию, чтобы ее проявить и сделать фотографии. Молодец парень! Это он хорошо сделал. Мне тоже интересно посмотреть, как я там, на фотографии, получился...
   - ...Так вот, Константин, что я хочу тебе сказать... Тебя прислали, чтобы ты дал зарисовку нашего боя. Я тебе так скажу... Мы, такие красивые, не одни. Вон, рядом с нами полк Льва Шестакова летает, полк Еремина... Где-то на Южном фронте летает Саша Покрышкин. Вот это бойцы! Ты про них еще услышишь, будь уверен! А пока своим коллегам посоветуй, чтобы присмотрелись они к этим парням. Ладно, ладно - я понимаю, что тебя прислали к нам по конкретному заданию, пиши... Да, имей в виду! Твою статью летчики будут читать с карандашом и секундомером в руках, тут же схемы боя будут чертить, так что особо не ври и красот не напускай! Ты пиши об этом бое, как о производственном процессе, о плавке стали или о шахтерах, что ли. Ведь на самом деле, это так и есть. Это наша работа, и нужно учиться, чтобы делать ее хорошо и результативно. Вот была бы у командира полка при атаке скорость поменьше - глядишь, бой и быстрее закончился бы... Ты об этом не пиши, не надо... И еще - чтобы так не получилось, как однажды у ребят из нашей дивизионки "Сталинский сокол". Те умудрились в одной статье написать примерно так: "немецкие самолеты, трусливо прячась за облаками, заходили в атаку на наши войска..." и тут же - "наши ястребки, зашли за облака, чтобы смело ударить оттуда..." и так далее. Понимаешь, использовать лучи солнца, облака - это тактический прием, и эти приемы используют как немцы, так и мы, вот в чем дело-то. Ну, ладно, ты мастер, ты напишешь как надо...
   Потом я притомился от всей этой суеты, попрощался с Симоновым, спросил, а когда можно ждать статью, и потихонечку побрел к себе в санчасть.
   На следующий день ко мне пришел Толя Рощин. Он принес эскизы того, что я ему заказывал. Не буду вас мурыжить - он принес эскизы рисунка на мою машину. На них, в разных видах, был изображен один и тот же немолодой, суровый мужчина, с длинными седыми висячими усами. Он был запечатлен как бы в полете. Сразу чувствовалось, что это воин. Он грозно смотрел по курсу самолета, по пояс высунувшись из темных туч, в его руке сверкала молния. При стрельбе из мотор-пушки, ее трасса будет продолжением молнии в руке... ну, вы, наверное, догадались, в чьей руке? Именно - в руке Перуна.
   - Здорово! Вот тут, за ним дай еще грозовые облака, даже тучу. Знаешь, такую страшную, набухшую, несущую грозу тучу... Сделаешь, и все, - переноси на самолет! Хорошо получилось, аж пробирает.
   - Товарищ лейтенант...
   - Толя, ты это, не козыряй особо... Мы ж не в строю, давай по именам, хорошо?
   - Хорошо. Виктор, а это кто?
   - Это? - хмыкнул я, - это... мой дед это! Красный партизан и участник двух войн, а может - и больше... Даже наверняка больше...
   - Де-е-д?! - с сомнением протянул живописец, - ну, может быть и дед. Только знакомое что-то - "волосы его черны, с проседью, усы же серебряны..." Где-то мне это попадалось, Виктор...
   - Попадалось - и молчи! Дед это мой, понятно?
   - Понятно, понятно, - пробормотал Толя, складывая эскизы. - Виктор, а ты не скажешь, что это командир ржет, как на фотографию посмотрит, а?
   - На какую фотографию?
   - А у нас перед штабом, на стенде для "Боевых листков" повесили несколько крупных фотографий этого... Яши, в общем... Так вот, как командир на них взглянет, так то плюется, то смеется... Что это с ним, не знаешь?
   - Знаю, но сказать не могу - страшный секрет! Связан с нарушением формы одежды, между прочим... Знаешь поговорку: "От расстегнутой пуговицы до летного происшествия - один шаг"? Вот то-то и оно, брат ты мой. Так, что - "Т-с-с-с! Молчок! Враг подслушивает!" Иди, рисуй, Шишкин ты наш...
  

Глава 9.

   Как я уже говорил - все проходит... Прошла и болезнь. И я тут же побежал к своей новенькой машине: погладить по теплому живому боку, проверить - а как там она без хозяина?
   Без хозяина "Як" окреп и заматерел. На борту, под фонарем кабины, алели пять звездочек, на боковых крышках капота грозно возлежал в облаках Перун... ох, ты ж! Оговорился я! Дед возлежал, мой дед! Красный партизан и участник всех войн на Руси... Смотрелся старик просто здорово - грозно и впечатляюще. При взгляде в глаза под насупленными бровями зябкий холодок пробегал по спине. А если еще и пушка заработает! Здорово, молодец художник-грековец Анатолий Рощин!
   Около самолета, натирая его до блеска белой ветошью, крутился Антоша. Комбинезон чистый, сапоги чистые, руки - тоже чистые, фонарь кабины просто сверкает! Молодец, Тоха! Механик самолета командира звена - пример для подчиненных. Так держать!
   - Командир! Выпустили?!
   - А куда они денутся, Тоха! Конечно выпустили! Ну, как машина? Подлетнуть можно?
   - Машина - зверь, товарищ командир звена! Летай на здоровье!
   - Где народ, Антоша?
   - Да комэск повел барражировать над Сталинградом и немцев ловить. Вишь - погода-то не очень, меньше теперь они летают, каждый просвет солнца ловят.
   Я выклянчил у РП дежурку и помчался в штаб. Там я упросил комполка дать добро на вылет для облета истребителя и восстановления навыков пилотирования. Майор вылет разрешил, но приказал взять кого-нибудь из 2-й эскадрильи в качестве ведомого.
   - Один не летай, Виктор. Тут ВНОС который раз передает о паре охотников - то ли меняются они, то ли - одни и те же, черт их разберет. Висят на шести тысячах, паразиты... К ним незамеченным не подойдешь, а выделять специально против них пару не могу - свободных самолетов нет. Вот, разве что ты... А на самом деле, слетай-ка, Виктор, покрутись, а потом отойди на восток, поднабери высоты, да и пугани-ка ты этих гадов.
   - Слушаюсь! Разрешите выполнять?
   - Иди, иди... Да ведомого не забудь!
   С тем я и отбыл. Во 2-ю эскадрилью. Там я удачно нашел того молодого парня, которого когда-то назначил своим ведомым. Да знать не судьба. Перетряхнули эскадрильи, перевели туда-сюда людей. Забрали молодого во вторую. Как его зовут? Василий, кажется...
   - Василий, слетать со мной не хочешь? Я покручусь маленько, потренируюсь, а ты меня прикроешь. А потом, если все нормально будет, может, немецких охотников пуганем...
   - Конечно, хочу, товарищ лейтенант!
   - Вот и хорошо, разрешение на вылет получено. Готовься, через пять минут жду на взлётке. Парой пойдем. Давай, раскочегаривай аппарат!
   Антоха уже запустил и прогрел двигатель. Я был готов взлетать. На взлетной полосе к моей машине пристроился истребитель Василия.
   - 17-ый, взлет парой, держись метрах в тридцати... Пошли!
   Рев мощного мотора, стук шасси по подмерзшей земле, отрыв... Мы в воздухе. Так, как тут мои навыки, сейчас проверим... Высота полтора... два...
   - 17-ый, оттянись метров на двести и поглядывай. Я начинаю...
   На двух с половиной тысячах я начал куролесить. Отлично! Истребитель все больше и больше меня радовал. Он свободно и легко держался в воздухе, чутко слушался каждого движения ручки. Так, еще вот та-а-а-к, и вот этак... Теперь вверх! Мертвая петля, пике... Скорость! Есть скорость - красота!
   - 17-ый! Пристраивайся, отойдем за уголок...
   Василий подошел поближе и мы, постепенно набирая высоту, пошли на восток. На пяти тысячах навстречу нам прошла девятка Пе-2, без истребительного прикрытия. Наверное, где-нибудь поближе к ЛБС у них назначена встреча с нашими истребителями. Та-а-а-к, а это интересненько... Там, у пешек на маршруте, крутится пара охотников. А что, если...
   - 17-ый! Подойди ко мне ближе... еще ближе... Смотри на меня.
   Я посмотрел на Василия. "Все будешь делать по моей команде. Радио не трогаем. Пешек используем, как наживку... пошли ловить худых".
   Два истребителя, связанные незримыми узами, взмыли вверх, в небо, уже меняющее из-за нарастающей высоты свой цвет. "Вася, нужно опять обеднить смесь, уже больше шести тысяч". Воздух разряжен, бензин не успевает сгорать - нужно обеднить смесь... Еще выше.
   "Вася, стань еще ближе ко мне. Если все получится - будет всего одна атака. Высоко - рули не эффективны... Один раз бы зайти, и то хорошо... Стрелять будем вместе. Снарядов не жалей - вдруг цапанешь фрица. Ну, пошли еще немного вверх".
   Высота уже около семи. "Як" летит, но ему тут, на семи тысячах, некомфортно. Слишком высоко. Мотор "Яка" рассчитан на малые и средние высоты. Нет, он может и на десять тысяч забраться, да как там воевать? Воздух настолько разряжен, что самолет почти не управляется. Он ползает, как пьяный беременный таракан, маневр практически невозможен. Если получится зайти в атаку - у нас будет всего одна попытка...
   "Вася, вот они! Заходим. Ближе ко мне, еще ближе. Стрелять по моей команде".
   Немцы висели тысячах на шести, в левом вираже, с интересом рассматривая девятку проходящих ниже них пешек. Знаете, как придирчивый и денежный покупатель - немного склоняя голову на бок, холодно и точно выбирает свои покупки за стеклом витрины большого и дорогого магазина: "Это... и вот это, пожалуйста. И во-о-н то, сбоку! Беру! Заверните!"
   Сейчас, гады, мы вам завернем! "Вася, товсь! Пошли - плавненько и спокойненько! Не торопись! Держись ближе... ближе держись".
   Наша пара истребителей, скользя, как салазки со снежной горки, постепенно набирая скорость, начала сближение с охотниками. Терялась высота, нарастала скорость. Все, уже, наверное, пора... "Что ты делаешь?! Отставить!" Поздно...
   Василий, не выдержав моего кажущегося бездействия, начал стрелять. Слишком рано. Лопухов среди охотников нет. Трассы пушки и пулеметов Василия спугнули немцев. Он не попал... Охотники резко встали на крыло и камнем упали вниз, в пике...
   "Месс" - цельнометаллический, он легко держит больше 700 километров в пикировании. Мы их не догоним, а будем преследовать - на скорости у нас просто отлетит обшивка крыла. Так еще будет на какой-то серии Яков в следующем году. Придется заводу посылать на фронт бригады рабочих и специалистов для устранения недоделок и брака. Но это еще только будет, а сейчас мы прошляпили атаку... Жаль. Но ничего не поделаешь. Опыта у ведомого маловато. С другой стороны - атаку на пешки мы сорвали. Эти два охотника с одной атаки могли две пешки повредить, если не сбить. Так, что мы, в общем-то, молодцы. Где-то... И как-то.
   "Вася, подойди. Все путем, все хорошо. Забудь... забудь... Обычный полет... А как мы здорово отогнали мессов от пешек! Ты молодец, Вася! А теперь - домой!"
   Бензина уже мало... Когда мы подошли к аэродрому, нам дали ЦУ.
   - 15-ый, твои на подходе. Повиси на двух, прикрой посадку.
   - Я - 15-ый, понял, исполняю...
   Высота у нас с Василием была 2700. Самое оно... Два истребителя легли в вираж.
   - 17-ый, не отставай, держи скорость, посматривай...
   И тут же: "15-ый, я под атакой!"
   Где?! Вот черт! Неужели прозевал? А-а-а, нет, Василий немного опередил события. Пара "худых" только начала падать на нас от солнца. Вот интересно, это те же, кого мы только что напугали на высоте? Или уже другие? Не сейчас, выбрось это из головы, сейчас будет атака...
   - 17-ый, иди за мной, не волнуйся, твердо иди... Готовься к левому боевому... Пошли!
   Наши "Яки" слитно вошли в боевой разворот, набирая так необходимую нам высоту. Мессера просвистели вниз мимо нас, совсем рядом, без стрельбы. Сейчас отойдут и начнут снова лезть на высоту. Ну и черт с ними... Не догоним...
   Но что это? Вдруг два охотника быстро полезли в небо. Ах, вот оно что! Наткнулись на комэска с ребятами, которые уже практически подошли к аэродрому. Ну, фрицы, получите теперь привет из солнечного Андижана, так, что ли, в фильме про Мимино...
   - 17-ый, прикр-р-рой, атакую!
   Выводить еще раз Васю в учебную атаку я не стал, не время. Пусть смотрит из-за моего плеча, как говорится. Так меня учили играть в преферанс. Что за мысли дурные в голове?
   "Мессер" сам влез в прицел... метров двести... рано - будет большой разброс снарядов и пуль. Попасть-то я попаду, но будет ли этих попаданий достаточно, что бы его гарантировано сбить? Вот в чем вопрос. Снаряды-то я не "заряжал". Все, пора! Очередь!
   Достаточно, не жилец. Эх, жалко - пилот убит, это я ошибся. Ведь практически над аэродромом - нужно было немца просто высадить из самолета, а я бил по кабине...
   В это время от пушек, снятых со сбитых штурмовиков и исполнявших на нашем аэродроме роль зениток, к ведомому мессеру потянулись шнуры 23-х мм снарядов. Ведомый месс дал форсаж и пулей ушел со снижением на запад. Чао, бамбино, сорри! Не судьба нам покрутиться. Может, еще и встретимся.
   В наушниках раздался голос комэска, он распустил строй на посадку. Немного позже сели и мы.
   - Ну, что, командир? Рисую звездочку?
   - Нет, Тоха, не надо. Групповая победа, так ведь, Василий?
   - Товарищ лейтенант! Да я же по нему не стрелял даже!
   - Ничего Василий, ты по нему раньше стрелял. И, как мне кажется, ты его зацепил там, на высоте... Так что - пишем на двоих. Поздравляю вас с победой, товарищ младший лейтенант!
   - Служу трудовому народу!
   Вот-вот, служи. Скоро ты опыта поднаберешься, и сам их будешь бить, да еще как будешь!
  

Глава 10.

   А немецкого пилота я не убил, а только ранил. Проскочив его подбитый, зависший и потерявший скорость самолет, я, в общем-то, и не смотрел на этого подранка, я смотрел за его ведомым. Вася, не получив команды на добивание, по мессу не стрелял. Так что фриц очухался и спланировал прямо по курсу со вставшим мотором. А планировал он почти на наш аэродром, и сел на брюхо метрах в восьмистах от него. Чем жизнь себе и спас. К самолету тут же подлетела техничка с бойцами, а за ней - санитарная машина, дежурившая на старте. Вот военфельдшер немца и перевязал, да еще и укол какой-то ему закатил. Так что выжил фриц. Ну, выжил, так пусть живет. Пока в плену, а там вернется в свою Германию. Посмотрим, может еще в Народной Армии ГДР послужит, молодой ведь еще...
   Бойцы с технички захлестнули погнутый винт месса тросом, и грузовичок волоком притащил виляющий по заснеженной земле истребитель поближе к концу полосы. Я из интереса пошел на него посмотреть. Хотя - что там на него смотреть? Капот весь побит снарядами, мотору трандец, не восстановишь. Да и кому это нужно? Как не загорелся только? Крыльевые пушки погнулись то ли при вынужденной посадке, то ли при перевозке, в кабине кровь, на крыле лежит снятый с летчика парашют и белый, в сеточку подшлемник немца. Удобная вещь, и не жарко голове. А вот это здорово! Вот это хороший трофей! На приборной доске месса я заметил заткнутые за резинку солнцезащитные очки. Это нужная вещь, это мы враз приватизируем, они мне пригодятся. Какая-то фотография... молодая девушка. Повезло тебе, барышня, теперь ты уж точно дождешься своего разлюбезного фрица или как там его зовут, Ганса, что ли? Если ждать будешь, конечно... И если американцы с англичанами тебя своими бомбами не убьют году этак в 44-м или в 45-м.
   На киле хвостового оперения я насчитал 23 полоски, заслуженный, значит, более двадцати сбитых. Ну, посиди в у нас в лагере теперь, отдохни маленько от трудов ратных...
   - Что смотришь, Виктор? Месса не видел? Сколько пробоин, посчитал? Еще нет, а что тянешь? Давай, считай... - это ко мне со спины подошел комэск. И тут же нагрузил - заставил считать попадания. - А я сейчас спрошу, сколько ты потратил снарядов и патронов к УБСу.
   Попаданий в двигатель оказалось шесть снарядных и восемь пулевых, еще три пулевых отверстия были видны в плексе кабины. Получается - семнадцать попаданий... Весьма неплохо и, главное, - более, чем достаточно...
   - Семнадцать попаданий, товарищ капитан!
   - Неплохо, Виктор, хорошо даже! А израсходовал ты семь снарядов и четырнадцать патронов... Четыре, значит, мазанул. А что - хорошо отстрелял, лейтенант! Учитесь у своего командира звена как стрелять надо, товарищи летчики.
   Окружившие месс ребята одобрительно, но невнятно, загудели - а как же... обязательно, товарищ капитан... сразу же, как только... учтем на будущее...
   - Что с мессом делать думаешь, а, Виктор?
   - Да что с ним делать? Оттащим во-о-н туда, будем по нему свое бортовое оружие пристреливать. Пора, кстати, провести пристрелку, а то инженер эскадрильи что-то не телится.
   - Вот и проведи. И месса поставь на бревна, что ли, оторвать от земли его надо... Как будто бы он в воздухе... Пожалуй, я и сам отстреляюсь, интересно попробовать.
   Действительно, попробовать стрелять, точнее - пристреливать оружие по настоящему истребителю противника, было намного интереснее, чем по каким-то самодельным мишеням. Правда, инженер нашей эскадрильи, воентехник 1-го ранга Толя Квашнин, весь избурчался. Положено, мол, по инструкции пристреливать пушки и пулеметы на 200 метров. Это точка схождения трасс должна там быть. А я попросил на 100 метров, как в свое время сделает и Покрышкин. У него я, собственно, эту дистанцию и содрал. А Толя уперся - инструкция, и все тут! С меня, мол, спросят, если что... Тут я не выдержал и вскипел. А что, в кабине моего самолета тот чудак на букву "М" будет сидеть и стрелять, что эту инструкцию издал и спустил в войска? Или, все же, я - лейтенант Туровцев? Так какого же... Ты, Толя, меня не зли, делай, как я сказал! А то я по тебе оружие пристреляю. Что-то пузо у тебя от безделья стало расти, целиться будет хорошо. Толя проникся, и все стало хорошо. И он лицо сохранил - вовремя вспомнил про инструкцию, и я настоял на своем. Все довольны, все смеются, а техники, предварительно слив с битого месса все технические жидкости, уже тащат его, бедного, на приготовленные для публичной казни козлы.
   Месса установили, я выкатился на рубеж стрельбы, хвост мне немножко приподняли и... очередь! За мессером поднялся столб снега. Неожиданно вспомнился любимый фильм "Особенности национальной охоты": "Кузьмич! Чем стреляли? - Пятеркой! - Хорошо легла, кучно!"
   У меня тоже легло относительно кучно, после небольшой правки оружия я дал еще пару очередей и, удовлетворенный, уступил место на рубеже комэску. Над аэродромом загрохотали новые пушечные и пулеметные очереди, от месса полетели клочья. В общем, самым последним летчикам стрелять по мессеру было уже сложновато. Истаял месс, на глазах истаял, усушка и утруска, понимаешь ли...
   А тут привезли обед, и пока оружейники пополняли наш боезапас, мы наполняли свои желудки... про запас. В общем - дела шли своим чередом.

***

   После обеда к нам подошел наш комиссар... точнее - замполит, все я на комиссара сбиваюсь. В руке у него была тощенькая пачка газет. Василий Петрович чему-то хитренько улыбался.
   - Ну, здорово, орлы! А о вас тут центральная пресса пишет! - замполит стал раздавать нам по экземпляру газеты "Красная Звезда". - Э-э-э, нет! Эту оставь - мне еще громкую читку с техсоставом проводить по этой статье. А для летчиков ты, Туровцев, читку и проведешь, лады? Вот и хорошо, что "Слушаюсь", не зазнавайтесь только, братцы. Хорошо о вас Симонов написал, "Шестеро смелых", надо же... Ну, я пошел. Давай, Виктор, читай!
   Я раскрыл газету, вокруг зашелестели газетными листами летчики, все потихоньку забубнили: "Шестеро смелых"... очерк... К. Симонов... Сталинград... "
   Интересно - почему такое название? Аналогия с фильмом? Был же фильм с Алейниковым, Жаковым и Макаровой - как он назывался-то? "Семеро смелых"? Или еще что-то? Не улавливаю, ну и черт с ним, с этим названием... Та-а-к... что тут... "наши ястребки... патрулирование... вдруг, внизу - строй из девяти немецких самолетов... командир принял решение... "Мессершмитт" закрутился с отбитым крылом... привели самолет противника на свой аэродром..."
   Та-а-к, в целом все ясно. И в целом - правдиво. Хорошо написал Константин, выпукло и ярко. Думаю, те, кто прочитает этот очерк, легко восстановят схему всего боя. Это хорошо. Фотография... - командир, я, ребята... Текст: "Командир N-ского истребительного авиаполка майор П. Артюхов (крайний справа) производит разбор только что завершенного боя. Рядом с ним - командир звена лейтенант В. Туровцев, летчики А. Рукавишников, Демченко..." Всех назвали? Всех. Вот и хорошо. Фотография, конечно, не слишком четкая, но морду лица разглядеть можно. Эх, жаль, - некому послать... Хельге бы отправить, ребятам. Ладно, проехали. Точнее - пролетели.
   Хлоп... хлоп... Ракета! Вторая! "Всем взлет!"
   Хорошо, что у всех двигатели еще горячие, и снаряды успели пополнить. Газетные листы еще падали на землю, а мы уже были в кабинах. Так, пристегнуться поясными ремнями, запуск, фонарь закрыть: "Всем - взлет!" Прямо от капониров наше звено, дружно поднимая снежные шлейфы, пошло на взлет наискосок через ВПП. Пробежка, отрыв... Осмотреться... Вот они все, уже на хвосте, встают в левый пеленг. Хорошо - запомнилась наука-то! Пустячок, а приятно...
   В наушниках зашуршало: "Тур! (Ага! Сами нарушаете, а ко мне придираетесь...) Тур! На подходе к аэродрому девять сто десятых с десятком худых. Это налет. Соседи тоже под ударом, помощи не будет. Найти и атаковать! Не допустить удара по аэродрому!"
   - Вас понял, выполняю... Всем - усилить поиск. Блондинчик, иди вверх, на солнце. Ударишь по мессам, закрути их... я - по сто десятым.
   - Понял, исполняю... А за блондинчика - на земле получишь...
   - Отставить лишние разговорчики! - это земля, - Тур, через восемь-десять минут к аэродрому подойдет звено 22-го. Но они практически без бензина...
   - Но разок-то пугануть смогут?
   - Разок смогут...
   Эти восемь минут еще прожить надо. Где же они... Толя Рукавишников молодец - резко ушел вверх и на солнце, я и то его почти не вижу. Ну, значит и мессам сюрприз будет... Мало нас - всего две пары, одно звено... Хоть бы комиссар с кем-нибудь поднялся. Где же сто десятки? Тени... по земле бегут тени - вот и они, в снежном камуфляже. Сразу-то и не разглядишь. Сзади и выше сто десятых - мессы сопровождения. Нас они отбить уже не успеют. А расстрелять нас на выходе из атаки им не даст Блондинчик... Да и мы будем прятаться под строем сто десятых. Хорошо. Пора.
   - Демыч, цель - первая тройка. Я бью ведущего, ты следующего. Выход из атаки вниз, под строй... И сразу атакуем еще, огонь по готовности...
   Эх, жаль я снаряды не зарядил! Как бы пригодилось... Ну, знать, где упасть - соломки бы подстелил.
   Колонна троек "Ме-110" приближалась. Мы подходили к ней в пологом пикировании, слева-спереди. В таком ракурсе сложно стрелять. Хотя, с другой стороны - под удар могут попасть сразу два-три самолета, один в передней тройке наверняка, и еще кто-то в следующей - возможно... Как зайдешь, как стрельнешь...
   Мне нужно бить по лидеру. Собьешь ведущего - почти наверняка расстроишь атаку. Пока они сообразят, пока перестроятся, пока сомкнут строй - тут много чего может произойти. Так - выбросить все из головы... Пора...
   - Атака!
   Все же, заходя на лидера, я попытался построить атаку так, чтобы стрелять сразу по двум самолетам. Ну, посмотрим... Огонь! Очередь я дал длинную, хотя и не люблю поливать как из шланга. Но сейчас так и нужно - все больше вероятности, что два-три снаряда поразят второй самолет. А получилось еще проще - мои снаряды ударили по кабине лидера, убили летчика, сто десятка вильнула, крутнулась и зацепила крылом своего правого ведомого. Оба самолета, разваливаясь в воздухе, стали падать. Около них распустились три парашюта. Демыч тоже не промазал. Третья 110-ка из ведущей тройки пыталась резким разворотом сбить пламя из левого двигателя, но было видно, что высоты им не хватит. С земли ударили счетверенные "максимы", какая-то колонна идет, по нам бы не попали. Только мы с Демычем сунулись на разворот под оставшиеся две тройки 110-ток, как вокруг нас полетели бомбы. Это фашисты, решив отказаться от бомбового удара, облегчали свои самолеты для воздушного боя. Ну-ну, поможет ли это вам... По земле хаотично пробежали вспышки разрывов бомб, четко были видны концентрические кольца расходящейся взрывной волны.
   - Демыч, бей по готовности... Атака!
   Снизу, на кабрировании, я ударил по правому двигателю ближайшей 110-ки. Горит! Следующий! В это время мой истребитель, как живое существо, задрожал под ударами пуль. Это стрелок сто десятки поймал меня в прицел на выходе из атаки. Зря я пошел вверх, зря!
   Но самолет управляем, огня и дыма нет... крутнувшись через правое крыло, я вильнул вниз. Скорость... есть скорость! Горка, самолет в прицеле... очередь... дымит!
   - Тур! Сними с хвоста...
   Я резко крутнулся, оглядываясь... К истребителю Демыча пиявками присосались два месса из прикрытия. Толя-блондинчик не смог их всех удержать... да и невозможно это.
   - Демыч, вправо, вниз! К колонне, под пулеметы!
   Истребитель Демыча вильнул вниз. Сверху, на встречных курсах, я дал по преследовавшим его мессам неприцельную заградительную очередь. Очутившись под огнем, мессы быстро потеряли желание преследовать Демыча, и свечой ушли вверх. Там, наверху, дерется пара Толи Рукавишникова. Против восьми мессов, между прочим. Сейчас еще 110-ки очухаются, примкнут к худым, и нас будут убивать... Где помощь? Но пищать, а тем более пачкать соплями эфир - нельзя!
   - Демыч, ты как?
   - Я в порядке... Подхожу слева... встал на место.
   - Демыч, бросаем 110-ки, пошли на помощь к Толе.
   - Блондин, я Тур. Идем к тебе.
   Рация зашуршала и голосом комиссара проинформировала: "На подходе звено второй эскадрильи. Оттягивайтесь к аэродрому".
   - Я - Тур, не могу. Под нами колонна наших на дороге, уйдем - ее побьют. Лучше вы подходите к колонне, тут какой-то чудак из пулеметов по немцам стреляет, защитит если что...
   Кто-то коротко хохотнул в эфире.
   - Тур, я - 22-ой. Вас вижу, подхожу. Бензина мало, минут на пять...
   - 22-ой, вас понял. Пройди над колонной, шугани 110-х, я лезу вверх.
   Вон и пара Рукавишникова.
   - Блондин - сбор! Пара Толи подошла и заняла свое место. Немцы делали какие-то перестроения километрах в полутора и метров на пятьсот выше нас.
   - Заходим от солнца, бьем одновременно, держим строй. Пошли!
   Но немцы, заметив, что мы готовим атаку, восторга не испытали, и, выполнив одновременный разворот, дружно вышли из боя. Гнаться за ними у нас никакого желания не было.
   - 22-ой, фрицы уходят, беги на посадку, мы прикроем!
   - Понял, спасибо!
   Звено второй эскадрильи бодро понеслось на посадку, благо аэродром отсюда уже видно. Должны успеть. Мы звеном прошли над нашей колонной - слава богу, все целы. Еще раз проверить - немцы ушли? Ушли. Так, сколько на земле костров? Пять! Здорово! А ведь наши все целы. Ну, относительно целы, понятно... Мне досталось, и Демычу наверняка перепало. Но мы живы и летим, а они - догорают на земле. Вот так-то!
   - Отходим домой! Усилить осмотрительность в воздухе! Блондинчик, стань выше на солнце.
   - Исполняю... Дед ты наш, с молнией...
   - Отставить посторонние разговорчики! Заходим на посадку.
   Уф-ф-ф, все!

***

   На земле выяснилось, что нас самым бессовестным образом обокрали. Можно сказать - залезли в карман звену при ясном свете белого дня. Оказывается, эта колонна и пехота на дороге подтвердили нам лишь трех сбитых. Да-да! Трех! Один, мол, упал из-за столкновения с подбитым самолетом (на самом деле - так оно и было, чего уж тут...), а одного 110-го этот наглый расчет счетверенного "максима" из колонны посчитал своей добычей! Что бы вам пулеметной лентой подавиться, жлобы пехотные! Надо же придумать - 110-ку они пулеметом сбили, ворюги! Да она дымила, как паровоз "Ф. Дзержинский"!
   Но - делать нечего! Пусть так и будет. Тем более что немцев мы подловили хорошо, можно сказать их доставили нам на дом! Взлетели, постреляли, попотели от страха - и на посадку. Боевой вылет завершен. И тут же - подтверждение о сбитых. Все быстро и красиво. Вот только самолеты нам с Демычем попортили. У меня шесть дырок от пулемета бортстрелка в фюзеляже, и у Демыча - с десяток пробоин от очереди мессера. По паре-тройке пулевых отметин привезла и пара Блондинчика. Не смертельно, но обидно и как-то неловко... Как это со мной могло так случиться? Надо же таким дураком подставиться под очередь... Хотя, - там такая каша была. Строй 110-ок распался, они все кто в вираже, кто в наборе, кто в пикировании... Откуда мне прилетело - я даже и не видел. Но все равно - это плохо и очень опасно. Раз не видел, значит - не мог среагировать, значит - могли убить...
   Мне вдруг стало страшно, да не по-детски так страшно, аж зубы лязгнули. Я впервые понял, что это не игра, эти бои - не виртуальные, а самые, что называется, реальные, и пули тут немецкие - реальней не бывает... Бр-р-р, я снова вздрогнул. Кто-то хлопнул меня по плечу.
   - Не кручинься, добрый молодец! Ничего твоему деду не сделали страшного. Щас пробоины залатаем, тяги посмотрим, да и не задели там пули ничего важного. Скоро твой дедушка будет здоров!
   Это инженер меня так подбадривает. Ну и хорошо... Да, а пословица-то верна. "Не рой яму другому..." Как я Толе повесил "Блондинчика", так и мне, чувствуется "Дедушку" прилепили. Ну, что ж, вполне подходящий позывной. Особенно - если учесть, сколько мне в сумме лет набежало...
   Решено! Буду зваться "Дедом"!
  

Глава 11.

   Завтра праздник - 7 ноября 1942 года. Уже забытый в моем двадцать первом веке праздник. Годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Сейчас, когда до Дня Победы еще ой как далеко, - это главный праздник страны. И долго еще будет главным праздником. Какая это будет годовщина, кстати? Ах, да, - 25-я. Сегодня, значит, в Москве будет торжественное собрание, Сталин выступит с речью... Вот не помню - где будет проводиться торжественное собрание, в Кремле, что ли? Уж, наверное, не в метро, как в 41-ом. Надо бы послушать. Вот странно... Сталин там, в Москве, во главе партии и страны, Верховный Главнокомандующий... И я живой этому свидетель. Интересно-то как! А завтра - торжественное мероприятие в полку. Как водится - с подведением итогов: доклад, стол, скатерть, графин на столе, наверное... Будем поглядеть. А речь ИВС надо обязательно послушать, это, считай, директива и программа действий по всем направлениям жизни и деятельности, в том числе и на фронте.
   Вечером в полку был проведен короткий митинг. Командование поздравило личный состав полка с наступающим праздником, пожелало ему новых боевых успехов и достижений. Нас проинформировали, что метеорологи погоды на завтра не дают. Будем сидеть на земле. У летчиков будут тактические занятия до обеда, технический состав занимается работами по своим планам. Затем - торжественный вечер, подведение итогов боевой работы полка за истекший период и праздничный ужин. Разойдись!
   Я посмотрел на небо. И верно - назвать это погодой можно было только с большого бодуна. Низкое свинцовое небо вызывало одно желание - выпить сто грамм, накрыться одеялом, сверху еще и шинелью - и провалиться в сон, часиков этак на двенадцать.
   - Что выискиваешь, Туровцев? Нету там никого, никто по всему фронту не летает. Отдыхай, истребитель. Хотя, слушай, какой ты истребитель? Тебе, Виктор, может во фронтовую разведку перейти? Второго пленного на аэродром притащил, впечатляет!
   Это ко мне подкрался незаметно капитан Иванецкий - наш особист и моя головная боль. Конечно, боль. Только и думаю - как бы чего бы ни ляпнуть в его присутствии. Да и без него тоже... Информаторы у него, считай, в каждой эскадрилье есть, "освещают", небось...
   - На, держи. Подарок тебе разведчики передали за немца. - Иванецкий протянул мне немецкую коробку от противогаза, в которой что-то брякало и перекатывалось.
   - А что это, Сергей? - вяло поинтересовался я. - Прикол какой? Чего это разведчики мне подарки стали дарить?
   - Да это я их просил, уже недели две как сказал поискать для тебя патроны к твоему "Вальтеру". Ты ведь из него еще ни разу и не стрелял, так?
   - Так, - немного удивившись, сказал я, - не стрелял. Да и зачем летчику из пистолета стрелять? У него пушка есть. А пистолет - так... застрелиться, чтобы в плен не попасть...
   - Ты это мне брось, Виктор! Застрелиться! В плен! И думать не моги! Ты летчик, командир звена - плен не для тебя. И личным оружием ты должен владеть на зависть всем подчиненным. А ну, пошли!
   - Куда?
   - Пошли-пошли... Стрельнем пару раз, посмотрю я, на что ты годишься.
   Мы не торопясь побрели по снегу к самодельному тиру. Нужно сказать, летчики стреляли из пистолетов довольно часто, и патроны были, и желание. Да и молодые ведь все... Так что - пуляли старательно и артельно - "все в дыму, война в Крыму". Тир сделали, в тире любовно смастерили разные хитрые мишени. Например - дернешь за веревку, а у забранной тёсом стенки-пулеуловителя на шнуре поднимается с десяток пустых и раскачивающихся консервных банок из-под тушенки. Стреляй - не хочу! Были среди нас такие мастера, так гоняли пулями эти банки - любо-дорого посмотреть! Иному спецназу - осназу так стрелять не стыдно.
   Уже довольно заметно стемнело, когда мы с Сергеем встали, как дуэлянты какие, прости господи, перед мишенями. Ну, понеслась!
   Мой "Вальтер", как мне показалось, бил резче и звонче, чем ТТшник капитана. Банки прыгали и скакали на своих шнурках. Отработанные гильзы слабо бились в брезентовый полог, защищавший стрелков от ветра.
   - Еще по обойме, заряжай! Снова - бах, бах, бах!
   - Кончай, Серега! Ты что, меня к заброске в немецкий тыл готовишь, что ли? Так знай - я туда не пойду, не мое это дело! Моя стихия - небо! "Там, где пехота не пройде-е-т, где бронепоезд не промчится, суровый танк не проползет, там пролетит ста-а-льна-я-я птица!" немузыкально проорал я, всаживая остаток обоймы в прыгающую под пулями банку. Вот, теперь еще пистолет чистить...
   - Да, пожалуй - хорош... Настрелялись... Мастером я тебя, конечно, не сделаю, но стрелять ты умеешь.
   Я настороженно замолчал, пристально вглядываясь в честные глаза контрразведчика. Зачем он употребил слово "мастер"? Опять, что ли, регистраторы пожаловали? Да вроде нет... Показалось... Совпадение... Хотя, чего мне бояться? Захочет Регистратор поговорить, он в любом обличье подойдет, будь то хоть особист Серега, хоть комполка Артюхов. И нечего зря дергаться.
   - Да, Сергей, пошли. Замерз я. Да и скоро Сталин выступать будет, нужно послушать. Приходи к радистам, хорошо? Вот и договорились.

***

   ...Слабый динамик приемника с трудом передавал звуки большого, наполненного людьми помещения. Гул, фон людских голосов, какой-то бумажный шорох... Вдруг залпом вспыхнули аплодисменты... Видимо появился сам...
   - ...торжественное собрание... - волна немного гуляла, - посвящен... ...щине Великой.... разрешите считать открыт... Слово для доклада предоставляется ...арищу Сталину.... - снова шквал несмолкаемых аплодисментов, звяк стекла - наверное, наливает воду в стакан, потом глухой, невыразительный голос, старательно избегающий каких-либо эмоций, сказал:
   - "Товарищи! Сегодня мы празднуем 25-летие победы Советской революции в нашей стране..."
   Сталин говорил не торопясь, делая долгие паузы, как бы размышляя и приглашая поразмыслить слушателей.
   "...Второй период военных действий на советско-немецком фронте отмечается переломом в пользу немцев, переходом инициативы в руки немцев, прорывом нашего фронта на юго-западном направлении, продвижением немецких войск вперед и выходом в районы Воронежа, Сталинграда, Новороссийска, Пятигорска, Моздока. Воспользовавшись отсутствием второго фронта в Европе, немцы и их союзники бросили на фронт все свои свободные резервы и, нацелив их на одном направлении - на юго-западном направлении, создали здесь большой перевес сил и добились значительного тактического успеха.
   По-видимому, немцы уже не столь сильны, чтобы повести одновременно наступление по всем трем направлениям - на юг, на север, на центр, как это имело место в первые месяцы немецкого наступления летом прошлого года, но они еще достаточно сильны для того, чтобы организовать серьезное наступление на каком-либо одном направлении"...
   Я перестал слушать Верховного... Сколько еще смертных мук и страданий предстоит вынести моему народу, сколько еще потерять своих сыновей и дочерей... Страшно...
   - ...таковы наши задачи... - я вновь обратился в слух. Сталин продолжал говорить, он уже завершал выступление:
   - Да здравствует свобода и независимость нашей славной Советской Родины!
Проклятие и смерть немецко-фашистским захватчикам, их государству, их армии, их "новому порядку в Европе"! Нашей Красной Армии - слава! Нашему Военно-Морскому Флоту - слава! Нашим партизанам и партизанкам - слава!
   Аплодисменты, переходящие в овацию. Еще бы!

***

   На торжественный вечер мы все пришли чистые, выбритые, с орденами и медалями на гимнастерках. Спасибо БАОшникам - молодцы, здорово крутанулись! И баньку истопили, и с парикмахером подсуетились, и, как на заказ, - автолавка Военторга пришла. Я затарился по полной. Взял подворотничков, иголки, нитки, несколько плоских банок зубного порошка с резким запахом мяты, пару зубных щеток с устрашающей свиной щетиной, бритвенные лезвия для станка. Просил одеколон, но не дали - дефицит! Обещали раздобыть и привезти в следующий раз.
   Со столом для президиума под скатертью и графином я угадал. В президиуме сидели командир полка, замполит, секретарь полковой парторганизации и командир БАО.
   - Товарищи! От всей души поздравляю вас с праздником! - начал свою речь майор Артюхов. - Двадцать пятую годовщину Великого Октября мы отмечаем здесь, в этих заснеженных степях, обороняя город, носящий имя великого Сталина, от немецко-фашистских захватчиков...
   Я подумал - нормальный ведь мужик, молодой, грамотный, с хорошей, образной речью. А как на трибуну вылезет - одни штампы. Вот ведь паразитство какое! Лезет этот формализм, душит людей. А к 80-90-ым годам разъест и партию и государство...
   - ...за четыре фронтовых месяца полк произвел более 760 боевых вылетов, летчики полка провели 192 воздушных боя, сбито 49 самолетов противника, мы потеряли 17 самолетов и 9 летчиков...
   Да, потеряли... Летчики уходят в небо и не возвращаются... А полк пополняется молодыми летчиками из ЗАПа, которых еще надо учить и подтягивать до необходимого уровня. А делать это некогда. Каждый день надо лететь на боевое задание. И если молодого не сбили на седьмом - десятом вылете - то все! Он уже считается опытным воздушным бойцом.
   - ...более сорока человек за этот период были награждены орденами и медалями за боевые подвиги в небе и безукоризненный ратный труд на земле...
   Еще раз - молодцы командиры! Молодцы, что не забыли наземный техсостав. Тех скромных, малозаметных, вроде бы, людей, трудом которых мы и поднимаемся в небо. Полк - это как копье. И пусть мы, летчики, его острие, но без крепкого, надежного древка копья не бывает...
   - Огромное вам спасибо, дорогие боевые друзья! С праздником вас! Новых вам побед и достижений!
   Рядом со мной, расплывшись в счастливой улыбке, оглушительно аплодировал Толя Рукавишников, за ним - Демыч, скромный Вася, другие ребята... Шквал аплодисментов долго не смолкал. Командир, улыбаясь, стоял за самодельной трибуной, дожидаясь окончания аплодисментов. Наконец он поднял руку: "А теперь - праздничный ужин, товарищи! После ужина - концерт художественной самодеятельности и танцы!"
   Новый шквал аплодисментов потряс помещение. Программа на вечер понравилась абсолютно всем!
  

Глава 12.

   Погода нас не баловала. Холода усиливались, Волга готовилась стать, по ней уже шло "сало". Дни были какие-то темные, давило низкое, свинцовое небо.
   Летали и мы и немцы редко, воздушных боев почти не было. Казалось - все замерло в ожидании чего-то, какого-то катаклизма, подобного страшному землетрясению. Имя этому катаклизму было - операция "Уран". Об этом знали в Ставке, единицы людей в Сталинграде, и я.
   Наконец, наступил четверг, 19 ноября 1942 года. Погода была нелетная - сплошной обложной туман. Я с самого утра стоял перед землянкой, дрожа не от холода, а от взведенных нервов.
   В 07.30 над заснеженной степью, густея и набирая громкость, покатился грохот артиллерийской подготовки Юго-Западного фронта. Операция "Уран" началась. Наступил перелом в Великой Отечественной войне, наша Армия, наш народ сделали еще один шаг к Победе...
   К середине дня танкисты 5-й танковой армии завершили прорыв тактической обороны противника, и ушли вперед, прокладывая путь пехоте. В образовавшуюся 16-ти километровую горловину прорыва устремился 8-й кавалерийский корпус. Румыны и немцы ожесточенно сопротивлялись, но гибли под сабельными клинками, под огнем и гусеницами танков, и были вынуждены прогибаться назад, сдавать позиции, откатываться... бежать... драпать!
   20 ноября перешли в наступление войска Сталинградского фронта. В 10 часов утра загрохотали сотни орудий, в низкое, набитое тучами небо уходили и мгновенно исчезали огненные стрелы "Катюш". Мы приплясывали на стоянке от нетерпения подняться в воздух, но... Еще утром усилился туман, и видимость резко ухудшилась. Начался снегопад... Авиация сидела на земле, придавленная погодой. Черт, черт, черт!
   От Советского Информбюро:
   УСПЕШНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НАШИХ ВОЙСК В РАЙОНЕ гор. СТАЛИНГРАДА!
   На днях наши войска, расположенные на подступах Сталинграда, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. Наступление началось в двух направлениях: с северо-запада и с юга от Сталинграда. Прорвав оборонительную линию противника протяжением 30 километров на северо-западе (в районе Серафимович), а на юге от Сталинграда -- протяжением 20 километров, наши войска за три дня напряжённых боёв, преодолевая сопротивление противника, продвинулись на 60-70 километров. Нашими войсками заняты гор. КАЛАЧ на восточном берегу Дона, станция КРИВОМУЗГИНСКАЯ (Советск), станция и город АБГАНЕРОВО. Таким образом, обе железные дороги, снабжающие войска противника, расположенные восточнее Дона, оказались прерванными.
   В ходе наступления наших войск полностью разгромлены шесть пехотных и одна танковая дивизии противника. Нанесены большие потери семи пехотным, двум танковым и двум моторизованным дивизиям противника. Захвачено за три дня боёв 13.000 пленных и 360 орудий. Захвачено также много пулемётов, миномётов, винтовок, автомашин, большое количество складов с боеприпасами, вооружением и продовольствием. Трофеи подсчитываются. Противник оставил на поле боя более 14.000 трупов солдат и офицеров.
   В боях отличились войска генерал-лейтенанта т. РОМАНЕНКО, генерал-майора т. ЧИСТЯКОВА, генерал-майора т. ТОЛБУХИНА, генерал-майора т. ТРУФАНОВА, генерал-лейтенанта т. БАТОВА. Наступление наших войск продолжается.
   В течение 21 ноября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда, юго-восточнее Нальчика и северо-восточное Туапсе...
   Лишь 23-го, после обеда, погода стала намекать, что, может быть, не сегодня - так завтра можно будет и полететь. Но осторожненько и низехонько. Но потребовалось лететь уже сегодня...
   В штаб позвонили из дивизии. Там все, безусловно, понимали... Но есть такое слово - надо! Наши танкисты, кавалеристы и пехота уперлись в сильный узел обороны румын, поддержанных немецкой танковой частью. Нужен был удар штурмовиков, мы были нужны в прикрытие.
   Ил-2 - бронированный штурмовик, при необходимости он может лететь метрах на 25-ти. Это очень тяжело, сложно и опасно, но - можно. Истребителям труднее - скорость у нас выше, брони нет, любая пуля для нас смертельна. Нам нужна хоть какая-то высота. А ее метеоусловия не давали. Кому лететь?
   Два комэска морщили лбы. Наконец, было принято решение. Так как немецких истребителей мы в воздухе, в общем-то, не ожидали, в сопровождение штурмовиков пойдут лучшие пилотажники из двух эскадрилий. Пойдет звено прикрытия и ударная пара. Сборное звено поведет опытный старший летчик Хромов, ударная пара - я и Блондинчик.
   Хлопнула ракета - "Взлет!" Звено взлетело, построилось, и Хромов повел его в точку встречи со штурмовиками. Мы с Блондином поднялись метров на двести выше сборного звена и стали плавно скользить с фланга на фланг. Предельная высота - метров четыреста, кое-где тучи прижимали нас на триста метров. Не сахар, но что поделаешь... Летим.
   Вот и илюши. Горбатые, как дразнили их на фронте.
   - "Ил, а Ил! Ты что такой горбатый?"
   - "Это потому, что я на своем горбу всю войну вывез..." - И это не анекдот. Это правда, абсолютная правда.
   Пары звена Хромова разошлись и стали по флангам строя из восьми горбатых. Мы с Блондинчиком начали бегать вперед-назад над строем самолетов, держа скорость где-то 430-440 километров.
   Так прошло долгих двенадцать минут. Тяжело, низко... Нужно смотреть за воздухом, да еще этих броненосцев боишься потерять. Немцев, скорее всего не будет, не отмечены их самолеты в последнее время в воздухе. Сидят по своим аэродромам, как приклеенные. Но - все равно, смотреть нужно в оба...
   Вдруг по илюшам стеганули зенитки. Наши ястребки заполошно кинулись вверх и в стороны. Вот и цель... Горбатые, растягиваясь для атаки, полезли в высоту. Им нужно метров пятьсот, сброс бомб с 400 метров, а то на взрывах своих бомб и подорваться можно. Осколки точно побьют... Ведущий Ил завершил вираж и опустил острый нос на цель, остальные выстраивались за ним, в готовности работать по земле с круга. По немцам и румынам ударили первые "сотки". Поднялись черные султаны, что-то сверкнуло на земле, по белому снегу пополз черный дым.
   - Еще заход... бьем РСами... - прохрипело в наушниках, - маленькие, убейте зенитку, жить не дает...
   Где же эта зенитка? Не видно ее, все белое, вспышки теряются... А-а, вот она, видны повисшие в воздухе трассы... Во дворе дома прячется, зараза...
   - Блонди, слева зенитный автомат, иди за мной. Бей по моим трассам, выход влево... Пошли!
   Метров с пятисот я левым виражем перешел в пологое снижение. Убрать тягу... скорость не нужна, а то трудно удержать такую точечную цель в прицеле. Вот он, "Эрликон"... еще, еще ближе... пора! Ударила пушечно-пулеметная очередь, Толя засек, где блеснули разрывы моих снарядов, и добавил туда своих. Есть! Попали!
   Два истребителя взмыли вверх над деревенским двором, в котором чадно разгорался "Эрликон".
   - Маленькие - спасибо! Еще заход... огонь из пушек и пулеметов. Пошли!
   Штурмовики с круга спокойно и действенно работали по наземным целям. Снег и какие-то грязные пятна на снегу полосовали пушечно-пулеметные очереди горбатых, там что-то взрывалось и дымилось.
   - Все, работу заканчиваем - там наши уже подошли, можно зацепить... Всем, всем - сбор, сбор!
   Командир штурмовиков полез в высоту, выполняя "змейку" и неспешно покачивая крыльями, обозначая себя. К нему стали пристраиваться другие "илюши". Лишь один штурмовик, видимо увлекшись атакой, проскочил на дальнюю окраину села и полосовал там что-то из пушек.
   - Дед, а Дед! Сбегай, приведи этого героя. А то он всю Европу победит, а нам уходить пора... - раздался в наушниках голос Хромова.
   - Блонди, за мной! - Я развернулся, сунул газку, и со снижением рванул к одинокому штурмовику. Вот когда я к нему подошел, по нам и ударили пулеметы с земли. Горбатому-то что! От него и двадцатимиллиметровые снаряды отскакивают, а мне и пули хватит. Вот! По самолету защелкали пули. Попали, гады!
   - Дед, ты дымишь! Уходим, быстро!
   - Блонди, загоняй этого горбатого в стойло, я побежал к себе!
   Быстрей, быстрей - на свою территорию, за спину наших танкистов, а то, если загорюсь, - куда прыгать? К немцам на голову? Так, высота... пятьсот... для прыжка хватит. Обороты прибрать, радиатор открыть, фонарь - тоже открыть. Так надежнее будет, ничего, что холодно. Температура двигателя не растет, но дымок есть, что это значит? Не знаю, но Як пока летит. Раз летит, то полетели... Домой.
   - Дед - 22-ому. Меня задымили, разрешите выйти из строя и бежать домой...
   - Дед, ты дымишь, вижу. Иди домой. Блондина возьмешь?
   - Нет, пусть будет с вами... Я один, на пузе, напрямки. Так быстрее дойду.
   - Удачи, Дед!
   - Все, я пошел...
   Не насилуя двигатель, я перешел в пологое снижение, набирая скорость. Быстрее, быстрее домой. Какое-то неприятное чувство, как ноющий больной зуб, сидишь - и не знаешь, а вдруг сейчас полыхнет? Нет, высоту терять нельзя, а то прыгнуть не смогу. Все, ушел... Это уже точно наша территория... Еще минут пять - и надо высматривать аэродром. Наконец-то, вот и он!
   - Это Дед, иду с дымом, прошу посадку...
   - Полоса свободна, садись сразу, Дед. Медпомощь нужна?
   - Нет, я цел.
   Проскрипели выпущенные закрылки, с характерным стуком вышли шасси. Я подправил положение самолета... еще... еще... Все! Я на земле! Теперь не страшно - помогут, если что. Истребитель катился по полосе с каким-то неприятным скрежетом, его тянуло влево. Черт, что еще случилось?
   Мне махали руками, приказывая сойти с полосы и заглушить двигатель. Приказывают - надо подчиняться. Двигатель, чихнув, замолк. На крыло вскочил Антоха, лицо белое, глаза чумные.
   - Виктор, ты как? Цел?
   - Да цел я, Тоха, цел. Я не ранен, а вот "Дедушка"...
   - Тьфу, черт! Главное - ты цел, а "Дедушку" мы быстро подлечим. Ну, давай, помогу с ремнями.
   Я оперся на борт кабины, неуклюже вылез на крыло, сбросил парашют. Руки ощутимо дрожали. Перенервничал, черт... Не заметили бы... Стыдоба.
   Технари облепили "Дедушку", дружно навалились, и он, скрипя шасси и покачивая крыльями, пополз к стоянке. Моментом были сброшены капоты, техники, как доктора больного, окружили мой самолет и залязгали гаечными ключами.
   - Вот, Виктор, накинь полушубок, простынешь... - Антоша сунул мне в руки теплый полушубок, и, на ходу раздавая команды, полез в самую кучу механиков-любителей. Дело закипело...
   Еще минут через десять подошли и произвели посадку пять истребителей под командованием старшего лейтенанта Хромова. Все вернулись живы - здоровы. Штурмовиков тоже не потеряли. Боевой вылет прошел хорошо.
   Оживленные ребята, переговариваясь и смеясь, потянулись на доклад. Я сбросил чужой полушубок, натянул свою остывшую на холоде куртку, и побежал за ребятами.
   ***
   Вечером, после ужина и ста граммов за боевой вылет и уничтоженный зенитный автомат противника, довольный и сытый, я дошел до стоянки. Техники уже заканчивали, сматывали шнуры от переносок и надевали на мотор капоты.
   - Антоша, ну что там, не томи?
   Оказалось, что ничего, в общем, страшного не произошло. Пуля разбила какой-то коллектор, если я правильно понял, или патрубок в маслорадиаторе, вот он и дымил. Благо - что лететь было совсем близко, возгорания не получилось. В общем - все обошлось. Несколько пуль прошили плоскости, их уже привели в порядок. А вот одна пуля попала в диск колеса шасси и вывела его из строя. То-то истребитель скрежетал при пробеге, и вело его на полосе. Нужного колеса не было, его заказали, завтра привезут машиной или на ПО-2. А пока мне летать не на чем. Вот так-то... Изуродованную пулеметную пулю из шасси Антоша преподнес мне, но я ее с отвращением выбросил. Что я мазохист, что ли, эту гадость собрать. Хватит и осколков из госпиталя...
   А утром - снова звонок из дивизии, снова сборная группа. Мне разрешили взять самолет комиссара, благо - он был с рацией и передатчиком. Да, чувствуется отличие "Як-1" от "Як-1б", здорово чувствуется. Но, ничего. Летать можно...
   На этот раз я летал в паре с Демычем, у него тоже был "Як-1". Пара была равноценной. Погода стала немного получше, и мы сделали уже два вылета на сопровождение горбатых.
   А на третьем вылете меня сбила зенитка...

***

   Произошло все обыденно и просто. Сам ведь говорил - не надо снижаться, держаться надо на тысяче метров. А то по илам бьют, а по нам попадают. Нет, все-таки полез вниз. Штурмануть захотелось, по немцам пострелять. Илы бы без меня не разобрались бы с немцами...
   Только я нацелился зажечь какой-то грузовик с пушкой на прицепе, как услышал резкий, звонкий удар, как будто сломался или, точнее говоря, лопнул стальной стержень, и мотор как обрезало... Тишина, лепота, только свист разрезаемого воздуха. Земля приближается, а на земле - рассвирепевшие немцы, которые меня с нетерпением ждут, чтобы прижать к своим тевтонским грудям. Ага, и придушить в объятиях... Маневрировать нельзя, нужно беречь каждый метр высоты, да и куда маневрировать? Слишком далеко мы от наших, мне не долететь... Мне бы отлететь от дороги хоть на пару километров.
   - 22-й, я Дед. Сбит зениткой, иду на вынужденную. Я не ранен... Ждите - скоро прибегу.
   Ага, скоро! Но - не вешать нос, гардемарины! Не будем рыдать в эфире, это не телепередача...
   Скосив глаза вправо, я наблюдал за своей тенью на снегу. Метра два... еще потянем, еще... полметра... Я уперся левой рукой в приборную доску. Черт, черт! Бам, бац, бумбарахт! Истребитель окутался снежной пылью, его ударило в брюхо, самолет подпрыгнул, жестко приземлился, прополз еще немного, закрутился и... Встал. Наконец-то! Я жив! Смертельный номер, один раз в сезоне! Да уж, чаще и не надо! И один раз - это совершенно лишнее.
   Вдруг по бронеспинке защелкали пули, противно завизжал рикошет. Я инстинктивно дернулся вниз, пряча голову. Скорей, скорей! Расстегнуть привязные ремни, расстегнуть парашютные лямки, приготовиться... Стреляли, вроде бы, слева. Ну, да, я же уходил от дороги чуть наискось, значит - сзади, слева будет хвост колонны. Приготовиться... еще одна очередь. Теперь я услышал стук пулемета и шум двигателя. По самолету застучали пули... Как только они отгремели, я рыбкой прыгнул вправо, как в воду, даже руки вперед вытянул. И сразу - за мотор. Его пулеметом не пробьешь... Ну-ка, осторожно выглянем, что за дела у нас тут?
   А дела, дорогие мои детишечки, были, прямо скажем, хреновые. На мой распластавшийся в сталинградской степи самолет нагло пер немецкий броневик. Ну, этот... "говномаг", одним словом. Который своим корпусом на гробик похож. Но как его не позорь, а все равно - в степи "Ганомаг" с пулеметом МГ-34 явно сильнее сбитого летчика с "Вальтером Р-38" в руке...
   Я лихорадочно выщелкивал 9 мм патроны из обоймы пистолета в руку. Семь... восемь, все. Теперь зарядить их, зарядить, как следует. Не пристало барону, рыцарю и летчику скупердяйничать на подарки камрадам... Все - вам, все для вас, дорогие немецкие друзья, подходите... Семь, восемь. Все патроны встали в обойму, обойма - щелк, затвор - клац. Готово, я жду...
   Тут я услышал нарастающий, давящий гул авиационного мотора. А ну-ка, поглядим, что там такое... Со стороны горящей в нескольких местах колонны, на бронетранспортер неспешно заходил Ил-2. Все немцы, кто еще мог стрелять, палили по илюше из всего, что может стрелять. Мне стало страшно - "Ил" шел в сплошном бисере трассирующих пуль. Светящиеся трассы создавали вокруг него какое-то фантастическое марево. Мать твою, хорошо, что летчики этого в бою не видят - поседеть ведь от страха можно. Да-а-а, упаси меня Перун, я уж лучше на истребителе...
   Ил, не обращая на интенсивный ружейно-пулеметный обстрел ровно никакого внимания, чуть шевельнул капотом, и в Ганомаг ударил сходящийся веер пушечных и пулеметных трасс. Разрывы 23-х миллиметровых снарядов запрыгали по бронетранспортеру, как горсть китайских петард. Ганомаг дернулся, его развернуло, потащило под уклон, и, наконец, он вспыхнул дымным пламенем. Из огня уныло свисало вниз тонкое жало пулемета.
   Спасибо, крылатый, мы с тобой одной крови! Я помахал Илу рукой. За Илом надо мной пронеслась пара истребителей. Все в порядке, ребята! Я жив! Я скоро буду с вами!
   Так, скоро-то скоро, но отсюда надо линять. Что-то тут жарко становится. Стоп! Самолет! Я обернулся к Яку. Извини, крылатый, я не могу помочь тебе взлететь... Прости и прощай. Я подбежал к кабине, выхватил из планшета карту, какие-то бумаги, бросил в кабину. Где НЗ, ведь Антоха мне показывал, а вот он! Перемотанные матерчатой изолентой плитки шоколада и пачка галет. Это в освободившийся планшет... Все? Все! Я отскочил, в кабину полетел клубочек. Пыхнуло, жар опалил лицо.
   Илы все еще добивали колонну. Пора делать ноги, штурмовики не будут висеть над ней вечно. Скоро немцы очухаются, подсчитают потери и поинтересуются - а где этот шустрый русский летчик? Куда это он спрятался? Играть в ними в салочки никакого желания у меня не было. Я прищурился... очки! Шипя от боли, я цапнул рукой из горящей кабины свой трофей - солнцезащитные очки, и сразу нацепил их. Так будет прикольнее - лейтенант королевских мушкетеров барон ля Реган на отдыхе в швейцарских Альпах... под Сталинградом. В фуфайке... Дело в том, что меховой комбинезон я в полеты не одевал. Он всем, конечно, хорош, но тяжел и в нем не повернешься. Я летал в простых ватных штанах и фуфайке без воротника. На шее - щегольской шелковый шарф. Аристократ я или где?
   Так, куда теперь? Я оглядел горизонт. Во-о-н, что-то темнеется вдали, километров пять от дороги. Мне чем дальше - тем лучше. Пошли. Я скользнул. Эх, хорошо-то как! Забытое чувство растянутого прыжка, чистое удовольствие!
   Это стог полусгнившей соломы, а рядом... А рядом - я заледенел... в голове стало пусто и холодно, зрение обострилось и стало болезненно контрастным...
   Рядом, за колючей, в две нитки, проволокой что-то лежало... неаккуратные, присыпанные снегом, плоские кучи. Одна, вторая, третья... Еще и еще. Красноармейцы... без шинелей, без сапог... Раскрытые, забитые снегом рты, глазницы... Худые, обтянутые кожей руки. Скрюченные, застывшие пальцы. Полевой концлагерь. Даже не лагерь - место для забоя людей... Ну, европейцы, ну, общечеловеки! Я набрал полные ладони снега и растер им лицо. До боли, до содранной кожи. Я знал об этом. Знал, что наши найдут еще не один такой лагерь. Знал, что будет еще хуже, когда замкнется кольцо окружения вокруг 6-й армии и немецких сателлитов. Но знать - это одно, а увидеть воочию - это другое... Не забуду... Прощайте, люди.
   Я побрел прямо, куда глядели глаза. На ресницах стыли слезы бессильной злобы. Не забуду... не забуду... Краешком сознания я уловил какое-то движение слева от себя. Рукавом вытер лицо, проверил пистолет за пазухой. Кто там еще? А-а, гостюшки... Судя по табачного цвета шинелям на водителях - румыны. Добро пожаловать! Навстречу мне, вихляясь по снегу, шла какая-то богатенькая легковушка, за ней - тентованный грузовик и снова - ганомаг! Здрасссти! Ну, все, ребята, - вы уже приехали! Для вас ни дороги, ни жизни больше нет.
   Одинокая фигура на дороге никого не напугала. А зря... Метров с двадцати я начал стрелять. На легковушку хватило одной пули, точнее - одного пирозаряда. Машина вспыхнула, в ней кто-то пронзительно заорал, распахнулась задняя дверь, и в снег зарылся огненный клубок, бывший когда-то человеком. Да полноте, - бывший ли?
   Грузовик - тах, тах, тах! Достаточно, горит, хорошо горит. Из грузовика никто не вылез. А может, там солдат и не было? Да нет, просто три пирозаряда - не один. Некому там вылезать было. На ганомаге еще ничего не поняли, но пулемет загрохотал, стреляя неизвестно куда. Зачем патроны тратишь, дурашка? Тебе это не поможет. Получи! Я добил в бронетранспортер остаток обоймы и, стоя под прикрытием полыхающего грузовика, перезарядил пистолет. Последняя обойма. Нужно присмотреть какое-нибудь оружие.
   Для начала я вернулся к легковушке. Грузовик полыхал слишком жарко, что бы там можно было найти что-нибудь полезное. А легковушка лишь дымила вонючим дымом. Так, тук-тук! Кто в теремочке живет? Оказывается, уже никто не живет. Но расстраиваться я не стал. Наоборот - я обрадовался. У сидящего на переднем правом сиденье мертвого молодого офицера я взял немецкий автомат и подсумок с четырьмя магазинами. На первое время хватит. На заднем сиденье развалился патрицием времен упадка римской империи толстый пожилой офицер. Форма была мне абсолютно не знакома, и его звания я не определил. На полу машины валялся упитанный портфель свиной кожи. Я щелкнул замком. Бумаги, бумаги, карты... Пара коньячных бутылок, копченая колбаса, какие-то консервы, о! Красивый охотничий нож в кожаных ножнах. Я вынул клинок, посмотрел на толстяка и отрезал... Нет, не голову и даже не ухо. Я отрезал погон. Зачем, я не знаю. Преодолевая неприятное чувство, я поискал и нашел у толстяка бумажник. Погон и бумажник я бросил в портфель, закрыл его и вылез из машины. Возьму с собой, все же сувенир...
   Обойдя полыхавший грузовик, я подошел к бронетранспортеру. Он чадно горел, живых в нем не было. За кормой ганомага лежал солдат с обожженным лицом. Рядом с ним валялся немецкий карабин. "Маузер", кажется. Я стоял, тупо глядя на карабин. Что я стою, зачем? Нужно идти... Ах, да! Надо взять карабин. Автомат хорош... метрах на двухстах. А из карабина я заговоренной пулей попаду метров на четыреста, а постараюсь - и на пятьсот. Наверное... Раньше, по крайней мере, получалось. Я встряхнул головой, осторожно поставил портфель на снег, снял с убитого солдата ремень с подсумками. Два подсумка по тридцать патронов. Да двести к автомату, хватит, чтобы добежать до канадской границы. Я продел ремень через ручку портфеля и одел его через плечо. Взял карабин, лязгнул затвором. На меня уставился желтый, масляный патрон. Я положил руку на магазин, наполняя его пирозарядом. Загнал патрон в ствол. Готово, пошли. Но особо далеко мне уйти не дали. Сначала слабо, а потом все сильнее загремела стрельба. Кто-то катился по дороге ко мне и к сгоревшим машинам. А друзей у меня тут, в немецком тылу нет.
   Пришлось зашарить глазами в поисках приличной позиции для стрельбы. Вот, черт! Степь - она степь и есть. Прятаться некуда. Я трусцой побежал обратно к легковушке. Лишь бы завелась... Выбросил труп водителя из-за руля, сел на его место и зашарил взглядом по приборной доске. Где тут что? Хрен поймешь... Вот это, что ли? Ну, давай! Раздался скрежет, но мотор не заводился. Еще раз - без толку, еще... Нет, не получается. Что-то не так. А если на аккумуляторах? Мне всего-то нужно сдать назад на пару метров, чтобы выйти из-за грузовика и видеть дорогу. И иметь хоть какое-то прикрытие от пуль. А станет совсем опасно, я сигану... во-о-н туда сигану. Там, за оврагом меня не возьмут, если только из пушки будут бить. Но и я на месте сидеть не буду. Машина дернулась и поползла назад. Еще, еще - достаточно. А, собственно, чего с ней церемониться? Можно было перенести и телекинезом. Что-то я туплю, голова совсем не работает. Разозлившись, я поднял машину в воздух, перенес ее метров на семь в сторону и обрушил в снег, сделав себе замечательную позицию. Понемногу краски дня померкли. Интересно - сколько сейчас времени. Я посмотрел на часы и тихонечко засмеялся. Потом откинулся спиной в снег и заржал в полную силу. Да, Туровцев, склероз не лечится! Часы! Часы Регистратора! Я мог бы сдвинуть кнопку - и снаряд зенитки не попал бы мне в мотор. Да-а, а попал бы мне в голову. Рано я развеселился, рано стал надеяться на чужие подарки. Лучше надеяться на себя. Стрельба на дороге усилилась, кто кого там поливает из пулеметов? Сейчас увидим. Я выставил на прицельной планке карабина пятьсот метров и улегся поудобнее. Ждем, сейчас выскочит птичка! Ну, в крайнем случае, - зайчик. Совсем в наивкрайнейшем варианте - немчик. Тоже промысловая птица. Подойдет для коллекции.
   Я не угадал. Выскочили румынчики. Примерно до роты. Четыре грузовика, танк Pz-III, два бронетранспортера с малокалиберными пушечками на прицепе. По-моему, немцы называли их колотушками. Мне стало обидно. Просил птичку, а получил роту солдат, да еще с танком. Думаю, это больше того, что я просил. Ну, Перун, помогай! К моему удивлению небо отозвалось коротким громом. Да нет, послышалось! Зимой - какой может быть гром! Конечно, почудилось. Ну, давай! Первый пошел.
   Где у танка броня слабее? Ближе к корме, там еще у него что-то привязано за башней, узлы какие-то на броне. Вот туда и пульнем. Бах! И вторую - бах! Горит троечка! Да хорошо как горит!
   Теперь - последний грузовик. Бах! Горит. Первый грузовик, он уже потихоньку стал объезжать горящий танк, бах. Горит!
   Из грузовиков посыпались солдаты. Ну, последнюю - в замыкающий бронетранспортер - бах. Встал, дымится. Перезарядить карабин. Взять автомат, провести рукой по магазину. Я действовал отстраненно и хладнокровно, как киборг, как боевой робот. Передернуть затвор, очередь. Можно особо и не целиться. Автомат я использовал примерно как автоматический гранатомет. Вспышки пирозарядов накрыли солдат, оттуда послышался дикий визг.
   Последний бронетранспортер высунул морду из-за горящего грузовика, и по легковушке ударила пулеметная очередь. А чего я жду? Когда меня подстрелят? Я броском кинулся за горящий грузовик и тут же сквозанул на километр в сторону, за овраг.
   Вот оно! Полный армагеддец! Колонна весело полыхала, пулемет молотил по легковушке, солдатики шустро отцепили пушку и уже наводили ее на место возможной засады.
   Бац, бац, бац - заколотила колотушка. Правильно ее прозвали - точно, как колотушка стучит. Только зря вы, ребята, нет меня там. Я здесь. Далеко - до дороги около километра, стрелять нет смысла. Подождем.
   Ждать пришлось не долго - румыны стали суетливо разворачивать пушку в ту сторону, откуда и драпали. Поздно! Из снежной мути выскочили тени на лошадях, тускло блеснули клинки, до меня донесся крик: "Р-р-р-а-а!"
   Наши! Кавалеристы! Ура!!! Скорее к ним. Зарываясь в снег, я побежал к оврагу. Портфель бил меня по спине. Стой, куда? Спокойнее - угомонись. Я примерился и скользнул за горевший грузовик. Потом вышел к посеченной осколками снарядов легковушке. Конники, крутясь и поднимая снежную пыль, рубили румынских солдат. Румыны бросали оружие, падали на колени, задирая руки вверх. Что-то в этой картине мне знакомо... Я уже это видел.
   Пора выходить. Я не торопясь побрел к нашим кавалеристам, которые уже сгоняли румынских солдат на обочину дороги. Заметив меня, ко мне метнулись двое конных.
   - Стой! Бросить оружие!
   - Да на, сами потащите. - Я сбросил с плеча карабин и автомат, снял автоматные подсумки. Расстегнул ремень и снял портфель. Ремень с подсумками бросил на оружие.
   - Еще что есть? - уважительно спросил кавалерист постарше.
   - Есть пистолет, но его не отдам - именной, награда это.
   - Кто такой, почему по-русски говоришь?
   - Летчик, лейтенант Туровцев. А говорю так потому, что русский я. Так меня мама научила. - Я подумал и продолжил. - А папа научил меня говорить вот так...
   Я сказал. Оба кавалериста облегченно заржали.
   - Да наш это, точно! Пошли, лейтенант, к нашему лейтенанту. Там договоритесь. Он тоже послушает - любит он русское слово, ха-ха-ха!
   Молодой, прямо из седла, легко и элегантно склонился к земле, подхватил за ремни мой арсенал и меня повели к разгромленной колонне.
   - Товарищ лейтенант, вот - доставили. Говорит - наш летчик, сбитый.
   - Вы кто? Документы?
   - Командир звена 111 истребительного полка лейтенант Туровцев, Виктор. Был сбит сегодня, около 13.00, при штурмовке колонны противника. Во-о-н там она. Еще увидите. Самолет сжег, немцы были близко...
   Я протянул ему удостоверение. Лейтенант раскрыл его, просмотрел и сомнением глянул на меня. Ну, что тебе еще? Не похож? Действительно - не похож. Там, в удостоверении, - молодое, еще детское лицо Виктора Туровцева. Мирное лицо. Сейчас - обветренная, жесткая морда с темными кругами под глазами... Тут я кое-что вспомнил и полез в нагрудный карман гимнастерки. - Вот, посмотри, лейтенант! Этого даже немецкая разведка не смогла бы изготовить. Газете пара дней всего. Смотри, смотри - похож?
   Лейтенант уставился на вырезку из "Красной Звезды" с нашей фотографией. Взгляд на газету, на меня, на газету...
   - Похож! Меня Степаном зовут, держи краба! - Мы крепко пожали друг другу руки.
   - Петро! А ну-ка! Плесни нам с лейтенантом! Ну, Виктор, с еще одним днем рождениям тебя! Будем!
   Мы выпили, занюхали рукавом, прослезились - чистый спирт. Но на душе стало тепло и спокойно.
   - Что тут произошло, Виктор?
   - А я не знаю... Думаю, наши Илы сожгли этих ампулами такими, как бутылки с горючей смесью. Страшная, скажу тебе, штука. Я когда набрел на колонну, все были мертвы. Взял в легковушке вот этот портфель. Да, кстати, - забирай-ка его. Нужно портфель в разведотдел передать, может, там что-то ценное. Хотя... это, наверное, уже неважно. Никуда немцы не денутся, скоро их тут захлопнут... - я одумался и притормозил. Что-то со спирта меня на разговор потянуло. - Погоди-ка, тут бутылки были... Вот, одну тебе, одну мне. А то приду в полк, ребят и угостить нечем будет. Да, видишь - документы лежат... генерал, наверное. Ну, там разберутся...
   - Ладно, Виктор, бывай! Пора нам, вперед, за немцем. Да, слушай! Ты же летчик, а грузовик водить сможешь?
   - Ну-у, наверное, смогу... Не пробовал, но попытаться можно. А не проще водителя среди пленных найти?
   - Точно! Ну, я тебе оставляю трех легкораненых, распоряжайся тут с пленными, с трофеями. А мы - вперед. Прощай! Удачи тебе, летун!
   Лейтенант свистнул, и конники вмиг растаяли в надвигающихся сумерках.
   Я повернулся к строю пленных румын.
   - Ну, наследники Великого Рима, кто машину водит? Два шага вперед! И побыстрей, - мне в полк пора!
  

Глава 13.

   Долго ли, коротко ли, но понимания и порядка я добился. Испуганные лица и показушная суета пленных румын никакой жалости у меня не вызывали. Я слишком хорошо помнил, что творили эти самые румыны под Одессой, в Крыму, да и здесь - под Сталинградом. Даже немцы - немцы! - удивлялись их жестокости по отношению к мирному населению и безоружным пленным... Особенно к пленным и раненным. И самое главное - безоружным... Недаром наши морячки из морской пехоты не брали румын в плен... А зачем их брать в плен? На пару минут жизнь ему продлить? Так не гуманно это...
   Два грузовика были на ходу. И один бронетранспортер. Я приказал грузить стрелковое оружие в бронетранспортер, его поведу я. Пушки бросим - потом трофейщики подберут, не до них сейчас. Пленных загрузим в грузовики, за ними пойду я на ганомаге, со мной кто-нибудь из кавалеристов за пулеметом. Да никуда румыны и не побегут. Сейчас уйти в степь - верная смерть, если не пуля, то мороз убьет, до утра не протянешь.
   А пока я решил сходить к танку, глянуть - чего это он так здорово горел? Оказалось, все очень просто. Просто на решетке двигательного отсека танкисты троечки перевозили кой-какой хабар, и, надо же было додуматься, - бочку с бензином! Вот она-то и полыхнула от пирозаряда, да и танк сожгла походя. А я-то удивлялся - что там так разгорелось весело...
   Когда мы, наконец, тронулись, стало совсем темно. Управлять этим чертовым ганомагом - еще то удовольствие. Не прошло и получаса, как у меня заболели плечи, шея и спина. Сзади слегка поскрипывал пулеметной турелью и топтался на морозе кавалерист, быстренько произведенный мной в танкисты, за бронетранспортером послушно бежала его лошадь. Двое других кавалеристов гордо тряслись во главе колонны - чтобы наши нас с ходу в блин не раскатали. Счастье еще, что нашли какую-то белую тряпку и привязали ее над кабиной первого грузовика.
   Скоро мимо нас, в сторону противника, началось интенсивное движение. Туда на рысях шли эскадроны кавалерии, дымили и лязгали траками танки, молча шли совершенно вымотанные, обросшие инеем по брови, пехотинцы. Все они, надо сказать, с огромным удивлением косились на нас. Что, ребята, пленных не видели, что ли? Или не берете вы их?
   Наконец, на перекрестке заснеженных дорог, я увидел регулировщика и машину с командиром, который явно контролировал движение боевых частей. Я громко засигналил и замигал светом. В конечном итоге колонну удалось остановить. Мой бронетранспортер потеснил грузовики на обочину, я вылез и трусцой побежал к командиру у машины, пытаясь на бегу согреться.
   - Товарищ... капитан! - разглядел я наконец петлицы. - Лейтенант Туровцев, летчик, сбитый... Сопровождаю колонну пленных. Наши кавалеристы их захватили... Куда их сдать? Надоели до колик эти румыны.
   - Ну, ты даешь, летун! - выпал в осадок капитан. - Ты еще пленных будешь на грузовиках возить! Высаживай их сейчас же к бениной матери! Забираю я у тебя грузовики! Вместе с шоферюгами забираю. А ты веди остальных во-о-н туда, там километрах в двух сборный пункт и пункт питания. Пристроишь этих вояк как-нибудь.
   - Слушаюсь! Только черкните мне это на бумаге... вот листок... карандаш. Та-а-к, дату, время... Спасибо, товарищ капитан!
   - Эй, траяску романиа маре! - почему-то именно это и вспомнилось из бессмертного произведения Ильфа и Петрова, - на выход! Живей, живей! В колонну по четыре - становись! Пошли.
   И пошли. Впереди - мой грозный бронетранспортер, развернувший пулемет на следующую за ним стылую, жмущуюся колонну румын и двое наших кавалеристов в арьергарде. Минут через тридцать дошли. Я разыскал местное начальство, сдал надоевших румын, бронетранспортер, оружие, получил расписку (знаю я, нашу бюрократию - на каждый чих бумажку надо), узнал, где можно попить кипяточку и, тепло распрощавшись с кавалеристами, пошел в пункт питания и обогрева.
   Потом, согревшись, я сдал какому-то начальственному майору-кавалеристу документы румынского генерала, взял расписку и у него, и поинтересовался, а как бы мне добраться до моего аэродрома? На что получил совершенно непечатный ответ, из которого мне стало ясно, что вперед, на врага, майор меня еще может послать (это помимо того, куда он меня послал сразу), а в тыл, за Волгу я должен добираться сам. Вот тут я сильно опечалился, что отдал этим тыловикам взятый с бою бронетранспортер, который мог бы домчать меня до родного аэродрома, как оленья упряжка в тундре. Погоревав, я посмотрел на часы, уяснил, что до рассвета осталось четыре часа, и пошел искать теплый закуток, чтобы задрыхнуть. Так я и сделал, умостив под голову генеральский портфель свиной кожи, набитый всякими вкусными вещами. Что день грядущий нам готовит?
   Оказалось, что день грядущий, он же - день наступивший, приготовил мне неоценимый, прямо скажем, сказочный подарок! В этой деревушке или станице - черт ее разберет под снегом-то, что это такое, - оказывается, и стоял штаб румынского корпуса, командир которого без одного погона со вчерашнего дня отдыхал в степи. А на окраине деревни или станицы стоял самолетик - чудный, дивный самолетик под названием "Физелер-Шторх". Видать, у румынского корпуса был свой разгонный авиаотрядик. Вы спросите, а почему это я пустил слюни на "Шторха"? Да просто потому, что именно он мог унести меня отсюда прямо в объятия Антохи, а, может быть, - и капитана Иванецкого... Даже выпавший снег был самолетику не особой помехой - для того, чтобы взлететь ему нужно было всего-то метров 50-60, а сесть - и двадцати хватит. Правда, скорость у него отнюдь не космическая - километров 130, при необходимости - 150, но куда мне особо газовать? Лишь бы взлететь, а там я в любом случае домой доберусь!
   Далее я действовал как самый прожженный мошенник и жулик. Думаю, Остап-Сулейман-Ибрагим-Берта-Мария Бендер-бей с полным основанием мог бы мной гордиться! Не спеша перекусив консервами и слабым подобием спитого чая, я, нагло стуча сапогами, зашел в самый большой и красивый дом, где, как я совершенно справедливо полагал, разместилось большое начальство, и цинично спросил:
   - Ну, когда полетим-то? А то двигатель прогреть надо, на дорогу выкатить аппарат, то да се...
   Предложение куда-то полететь сначала вызвало у начальства легкое недоумение, но потом, когда означенное начальство уяснило, что можно на шару воспользоваться самолетом и приблудным летчиком, появилась такая куча дел, что для ее решения не хватило бы и всей Авиации дальнего действия. Я все эти прожекты однозначно и грубо пресек.
   - Не, не получится... Только до города подвезу... На заправку еду - бензина, считай, нет.
   Поднялся вселенский шум и хай до глубины души обиженных военных. Я стоически потерпел минут пять, а потом милостиво согласился взять двух командиров-делегатов связи со срочными бумагами до штаба армии. Взамен я получил все, что хотел: горячую воду, бойцов в помощь, лошадь, чтобы дотащить мою авиамодельку до дороги. Баки с горючкой располагались у аистенка в центроплане. Я покачал самолет - там что-то сыто булькнуло. Годится! Быстренько залили кипяток в мотор, я показал самому башковитому бойцу как крутнуть винт - "ты, самое главное, - сразу отбегай, а то руки отшибет!", и мы торжественно выкатились на относительно ровный участок дороги.
   Больше всего я боялся, удастся ли мне запустить мотор. Оказалось, что таки да, удалось! Всего со второй попытки. Мотор сдержанно ревел, набирая необходимую температуру, командиры, выпятив обтянутые шинелями зады, грузились в тесноватую кабинку, я ждал завершения посадки. Готовы? Хорошо! Воздушный флот приветствует своих пассажиров! Жареная курица, мятные леденцы и коньяк в полете не предусмотрены, застегнуть ремни... Пардон! Ремни тоже не предусмотрены! В кабине не блевать! Высажу на ходу! Поехали!
   Мотор неприлично чихнул, как пукнул, взревел, аистенок, подпрыгивая от нетерпения, побежал по заснеженной дороге, стукнул колесами шасси по кочке и взлетел. Сзади восторженно ахнули и припустили матерком. Трансстепной перелет успешно стартовал.
   - Куда лететь? - заорал я, обернувшись к пассажирам. - Лететь-то куда, говорю?
   Они что-то загалдели в ответ, но руками махали в одном направлении. Это уже хорошо. В общем, пятьдесят километров мы пронеслись, как орлы-стервятники в поисках дичи. Стерв, я имею в виду... Наконец меня стали бить по плечу, что-то орать и показывать пальцем вниз. Внизу была куцая, как волейбольная площадка, проплешина более-менее расчищенной от снега земли.
   - Туда садись!- проорал мне самозваный штурман, - прилетели уже. Садись!
   Я внимательно осмотрелся, засек направление ветра по дымам, тянущимся из печных труб, и зашел на посадку. Красота! Всего-то метров тридцать против ветра пробежал. Мотор я не глушил, а выразительно посмотрел на пассажиров - мол, все, приехали! Пожалте на выход! Трапа не будет, ножками давай! Пыхтя и пригибаясь, как под пулеметным огнем, командиры покинули лайнер и потрусили к штабу. Я послал им воздушный поцелуй и тут же взлетел. Куда лететь - я уже знал...
   ***
   Вот где у меня очко заиграло, так это при подлете к аэродрому. Самолет-то немецкий, и кресты на месте. Как бы меня наши добровольно-самопальные зенитчики не приговорили к высшей мере социальной защиты сразу, как только я появлюсь над полосой. И спрятаться ведь негде. Хотя... зачем прятаться? А если сесть подальше от аэродрома и подрулить к нему по земле? Обзор из кабины отличный, все видно, ну, подумаешь - мотор перегрею! Остынет, не июль.
   Как решил, так и сделал. Наши, наверное, обалдели! Звук швейной машинки они услышали, а вот ероплан просмотрели. Не было его в небе! Я подкатил к стоянке, как водный мотоцикл - в клубах снега, гоня две волны! Красота...
   Ждать, пока меня не начнут выковыривать из кабины с помощью разводных ключей, я не стал, и вылез сам. Коронную фразу я тренировал весь полет до аэродрома.
   - Принимай аппарат, Тоха! Вот - махнул не глядя!
   Смеха и оживления фраза не вызвала.
   - Вчера комэск-два погиб, Витя, и еще двое его ребят... Их сожгли асы из 54-ой эскадры. "Мессер" с зеленым удавом на капоте... Где ты взял эту керосинку, Виктор?
   - Там... Румыны подарили...
   - А-а, Туровцев! Давно пора, мы уж тебя заждались! А ну, давай отойдем, поговорим... - сзади ко мне подходил улыбающийся капитан Иванецкий.
   Я посмотрел ему в глаза. Не-е-т, ошибочка! Ко мне подходил лейтенант госбезопасности Особого Отдела НКВД Иванецкий. Причем - при исполнении.
   - А как же, товарищ... лейтенант? Капитан?
   - Капитан, Виктор, конечно - капитан!
   - А как же, товарищ капитан! Сейчас и переговорим, я порядок знаю. Вот только комполка доложусь - и сразу переговорим...
   Капитан махнул рукой, мы запрыгнули в подъехавшую машину и поехали в штаб.
   - Товарищ майор! 24 ноября, в 13.17 я был сбит над целью зениткой. Произвел вынужденную посадку. Илы меня прикрыли и сожгли бронетранспортер, который меня решил убить на земле. Мне удалось оторваться от преследования противника. Километрах в десяти-двенадцати от места вынужденной посадки, наткнулся на разбитую румынскую колонну. У убитого генерала взял портфель с картами и штабными документами. Вот его погон, кстати, оставил себе на память... И вот расписка о приеме от меня документов... Сдал их кавалеристам в разведку дивизии. Потом вышел на шум к месту боя наших кавалеристов с румынами. Лейтенант Кравченко попросил помочь довести пленных румын до сборного пункта... Вот документ о сдаче трофейного оружия... вот - пленные... аж сорок три человека... Все сдал, как честный человек... Ничего себе... Портфель только генеральский - на память... Утром по просьбе начальника штаба кавалерийской дивизии слетал с их делегатами связи в штаб армии, а уж оттуда - прямо домой! Еще один трофей - немецкий посыльный самолет, товарищ майор! Шторх! Сейчас его технари на стоянке актируют... Мне бы поесть, поспать - и можно снова в бой!
   - Ну и наглый ты мужик, Виктор! Аж зависть берет! Как тебя школа, милиция и комсомол просмотрели, а? Товарищ капитан, как вы-то его просмотрели? - обратился комполка к особисту.
   - У нас он не проскочит, товарищ майор, разрешите взять его на цугундер? - плотоядно усмехаясь, ответил капитан.
   - Давай, капитан, только покорми его сначала... А то будешь пытать про то, про это... А парень язву себе заработает.
   - Молодец, лейтенант! Так держать! - хлопнул меня по плечу майор Артюхов. - Иди, пообщайся с контрразведкой, и можешь отдыхать. Да, и врачу покажись заодно... Ступай, Виктор, не до тебя сейчас... Люди у нас погибли, слышал? Вот, капитан, бумаги его забери...
   В сопровождении почетного караула в лице аж целого капитана из ОО НКВД СССР, я дошел до столовки. О-о-о, какао, белый хлеб с маслом! Роскошь!
   - Кушай, Витенька, кушай! Оголодал, небось, сынок... - на меня со слезой во взоре смотрела дородная тетка Глаша, командир и дуэнья наших официанток, или, как их чаще называли - подавальщиц.
   - Уф-ф! Все, тетя Глаша, спасибо. Больше не могу, да и спешим мы. А что в обед на второе будет? Котлетки? Кр-р-расота!
   Особый отдел занимал маленький, но отдельный домик. Охранял его аж целый сержант НКВД с автоматом на широкой груди. Он о чем-то пошептался с капитаном Иванецким.
   - Где он? Вот здорово! Пошли, Туровцев, быстрее... Я тебя сейчас с таким человеком познакомлю!
   В жарко натопленной комнате, за столом, возле фикуса в кадке, сидел молодой еще майор с седыми висками. При нашем появлении он встал, и они с капитаном Иванецким радостно обнялись, изо всех сил выколачивая друг из друга пыль скитаний и других фронтовых лишений.
   - Серега...
   - Николай, Коля, живой...
   Наконец, восторги от встречи улеглись, и товарищи чекисты вспомнили обо мне.
   - Николай, погоди, я сейчас быстренько объяснения сниму с лейтенанта. Вопрос ясен, чистая формальность, буквально пару минут...
   Пара минут вылилась в полчаса. Я довольно подробно рассказал Сергею о своих приключениях, указал на карте место падения самолета, концлагерь с мертвыми красноармейцами, сожженную колонну и другие достопримечательности. Затем подписал бумаги и был милостиво отпущен отдыхать. Представить мне друга капитан Серега забыл...
   Через десять минут, нашаривая в портфеле коньяк, я уже входил в землянку нашей первой авиаэскадрильи...
   Блудный сын вернулся домой!
  

Глава 14.

   На следующий день комполка приказал меня в боевой расчет не ставить и дать поспать, сколько влезет. Но - не срослось...
   Боец-посыльный растолкал меня довольно рано, часов в восемь. Глаза у бойца были совершенно квадратные.
   - Товарищ лейтенант... а, товарищ лейтенант! Да вставайте же вы! Там генерал вас ждет!
   Никаких свиданий я никаким генералам не назначал, но на слова "генерал" и "ждет" мой еще не проснувшийся мозг все же прореагировал... Пришлось шустренько собраться и бежать в штаб. Поскольку свою грязную и пропахшую дымом форму, в которой я блукал за линией фронта, я отдал постирать, мне пришлось одеть "парадку" с орденами и голубыми петлицами.
   Скинув в предбаннике куртку, я вошел в штабной отсек. Возле стола с расстеленной картой стояло полковое начальство, комэск Россохватский и незнакомый мне генерал... Никем другим, кроме как генерал-майором Хрюкиным Т.Т., командующим нашей воздушной армией, гость, на мой взгляд, быть не мог.
   - Товарищ генерал! Лейтенант Туровцев по вашему...
   - Так вот ты какой, лейтенант! Видел тебя в бою... - он замолчал, нахмурился, что-то припоминая, - да! Дважды видел, даже орденом тебя наградил, помню... Как тебя мессера над Волгой гоняли! Картина! Ну, да и ты не промах... Вот, капитан Россохватский докладывает, что предотвращение удара бомбардировщиков по нашим войскам у переправы, зенитная засада на мессов и разгром "лаптежников" тоже тобой спланированы?
   - Никак нет! Мы вместе...
   - Вместе - это хорошо! Вместе с командиром полка вы и девятку мессеров прищучили. А кто командовал в полете? - прищурился на меня Т.Т.
   - Я командовал, товарищ генерал. Но свои действия согласовывал с командиром полка.
   - Это правильно, что ты согласовывал, это все верно... Но! - генерал поднял палец. - Главное, что командовал ты. Это сейчас для нас главное...
   - Ну, что, - повернулся генерал к командиру полка. - Ваше мнение, майор?
   - Я согласен, товарищ генерал. Я же сам и предложил вначале...
   - Россохватский?
   - Согласен, годится!
   - Комиссар?
   - Да!
   Генерал Хрюкин повернулся ко мне.
   - Лейтенант Туровцев! Сегодня примите 2-ю эскадрилью, разрешаю взять с собой пару... ПАРУ! летчиков. На помощь, так сказать... Даю пять дней. Приведите эскадрилью в порядок, встряхните ее. А то после потерь у них носы в землю смотрят. Нагрузку полку я уменьшу, 1-я эскадрилья вас пока заменит. Проведите учебные воздушные бои, проверьте слетанность звеньев и пар, постреляйте немного... А еще лучше - бери эскадрилью и слетайте в УТЦ. Я им команду дам. Пять дней, лейтенант! Через пять дней эскадрилья должна сверкать... как у кота яйца!
   - Това-а-а-рищ генерал! Как у кота яйца - может выглядеть только полк: их же у него два, и в полку - две эскадрильи...
   Все коротко рассмеялись.
   - А у тебя - два звена! Приказ ясен? Исполнять!
   - Слушаюсь! Разрешите идти?
   - Останься, сейчас задачи полку буду ставить, послушаешь заодно...

***

   Вот так вот! Проснулся я, стало быть, уже командиром эскадрильи. Только еще не знал об этом. В армии, когда нужно, дела делаются быстро. И получаса не прошло, генерал Хрюкин улетел инспектировать другой полк и крутить хвосты нерадивым, а командир полка уже представил меня личному составу 2-й эскадрильи в качестве ее командира.
   - ...в завершении хочу сказать... Лейтенанта Туровцева вы все отлично знаете, на ваших глазах за какие-то два месяца он вырос в хорошего воздушного бойца, в командира истребительной эскадрильи. Командующий воздушной армией дал комэску-два Туровцеву пять дней, чтобы привести эскадрилью в должное состояние духа и боевой злости. Хочу надеяться, что костяк эскадрильи, ее опытные летчики, поддержат нового командира. Вопросы? Нет вопросов... Вольно. Разойдись...
   Командир полка ушел, а я остался один на один с летчиками 2-й эскадрильи, которой теперь я командовал...
   - Садитесь, товарищи воздушные бойцы, можно курить... Значит, так, в кратчайшие сроки нам предстоит...

***

   Через полтора часа мы уже садились на полосу УТЦ. Командир центра был уже о нас извещен, бензин и боеприпасы для нас были уже выделены, на довольствие нас быстренько поставили. Я пошел представляться подполковнику Уткину, так звали местного главнокомандующего. Разговор получился доброжелательный, стороны пришли к полному взаимопониманию и договорились о полной взаимоподдержке.
   Договорились мы с ним так - первую половину дня мы занимаемся своей боевой подготовкой, всю вторую половину дня - мы играем роль "синих", проще говоря, - изображаем в воздушных боях фашистов, а школота из УТЦ пытается нас убить. Но и нам разрешено давить студентов, как клопов. Красота - то, что я и планировал.
   Под рев никогда не затихающего летного поля УТЦ я собрал своих пилотов в кружок.
   - Так, слушать меня внимательно! Сегодня мы изображаем немцев в учебных боях против "центровых". Предложения?
   Летчики замялись, поглядывая друг на друга.
   - Ну, смелее - не барышни в первую брачную ночь ведь... Те бы вас давно за хобот взяли... - народ выжидательно хохотнул. - Кто хочет сказать? Старший лейтенант Хромов? Прошу...
   - Если нам дана такая свобода, то чего же не попробовать? Вы же, мужики, всегда этой свободе фрицев в воздушном бою завидовали, что, не так что ли? Летают, где хотят, хотят - ударят, хотят - нет. Вот сейчас и попробуем их тактику использовать. Заодно и сами проверим, как немцам можно и должно противодействовать... - закончил свою речь тяжеловатый на подъем, но мудрый и опытный Хромов.
   - Лучше, чем сказал старший лейтенант Хромов, и не скажешь, товарищи. Я решил: первое звено ведет лейтенант Рукавишников, второе - старший лейтенант Хромов. Я с ведомым... - я зашарил глазами по лицам обступивших меня летчиков, - Вася, будешь моим ведомым? Вот и хорошо... Я с ведомым в ваших действиях участия не принимаю и выполняю роль надзирающего ангела-хранителя и судьи. Все мои команды обязательны к немедленному исполнению. Я же решаю, кто из вас условно сбит. По коням! Тьфу! По самолетам! Взлет - в составе пар.
   Ну, что сказать? Первый блин вышел если и не абсолютным комом, то чем-то напоминающим коровью лепешку. Мои летчики робели, боялись использовать вертикаль, удары с высоты, плохо организовывали взаимодействие пар и звеньев. Я радостно потирал руки - есть над чем поработать!
   Разбор полетов, а также аккуратное внедрение информпакетов, занял время от ужина до полуночи. Наконец, я отпустил уставших летчиков спать.
   На второй день мы отрабатывали свою слетанность и взаимодействие. Тьфу-тьфу-тьфу, но что-то, кажется, начало вырисовываться. По крайней мере, голоса Блондинчика и Хромова в эфире звучали строже, решения принимались более быстрые, но, в тоже время, более разумные и обоснованные.
   В роли "синих" ребята впервые провели несколько результативных атак, не копируя действия немецких летчиков, а привнося что-то свое. Я был доволен, Толя Рукавишников и Хромов были очень довольны, подполковник Уткин расстроился. У него условно сбитыми числилось четыре человека, по нашим самолетам его летчики "стрелять" не смогли.
   На ужине, впервые после гибели комэска-2 и ребят, на лицах у моих летчиков появились улыбки и они, пусть еще скромно, начали подначивать "центровых". В пилотах просыпалась боевая злость и агрессивность.
   На следующий день мы отрабатывали атаку строя бомбардировщиков с одновременным противодействием истребительному прикрытию немцев.
   Идущий по линеечке на скорости 360 км/час Василий изображал армаду бомбардировщиков Не-111, звено Толи Рукавишникова, летевшее сзади и выше "бомбардировщика" Василия, делало вид, что оно - 12-16 злых и худых "мессов", четыре истребителя старлея Хромова должны были всю эту летучую нечисть уничтожить. Шла лекция в воздухе.
   - ... решил: всем звеном нанести удар по лидирующей тройке бомбардировщиков. После атаки - пара лейтенанта Семенова свяжет боем мессеров, моя пара снова атакует бомбардировщиков, - обстоятельно докладывал по радио Хромов.
   - Согласен, командуйте! Я буду рядом... - ответил я, занимая позицию, чтобы никому не мешать.
   Четыре истребителя, сомкнув строй, нацелились острыми носами на одинокий Як, изображающий грозную колонну немецких бомбардировщиков. Истребительное прикрытие немцев засуетилось, пошло вниз, но атаку Хромова пресечь уже не успевало.
   - Атака! Огонь! - послышались команды опытного старлея. Истребители Хромова, выполнив условную атаку, нырнули под "строй" бомбардировщиков. Тут же одна пара оторвалась и стала преследовать "фашистов" фон Блонденштейна, а пара Хромова после боевого разворота снова села на хвост условного бомбардировщика.
   - Атака засчитана! Условно сбито три бомбардировщика. Блондин, я тебя не узнаю - ты что бензин переводишь? Ни отбить атаку, ни провести атаку твои мессюки не смогли. Победили "хромачи".
   - Внимание! Сейчас идем в зону, через три минуты подойдет Ил с конусом. Стрелять будем... - я помолчал, давая время, чтобы информация улеглась, и продолжил, - В воздухе - строгая дисциплина и порядок! В атаку выходим парами. Я и Василий показываем, как надо танцевать.
   Мы вошли в зону, где отрабатывали стрельбу в воздухе.
   - Василий, коленки не дрожат?
   Самолет Василия возмущенно задергался.
   - Вижу, вижу... Ближе подойди... Стреляем одновременно, выход из атаки - вверх вправо. Остальным - занять рублевые места, наблюдать. Вася, пошли...
   Появился Ил-2, тащивший конус - небольшой парусиновый мешок на длинном фале, по которому и стреляли летчики. Ил шел не совсем удобно для нас - почти встречным курсом, нужен маневр...
   - Вася, перед Илом идем вверх-вправо, стреляем с переворота и снова на высоту. Держись, как приклеенный, маневр опасный - можно столкнуться.
   Мы выполнили красивую, чистую линию маневра и, перевернувшись брюхом вверх, одновременно открыли огонь.
   - Есть попадания! - прокомментировал нашу стрельбу Хромов.
   - Блондин, теперь вы - парами! Пошел!
   Отстрелялись еще две пары, и Ил сбросил конус. Очереди истребителей порвали его в лоскуты. Надо менять... Учеба шла дальше.

***

   В центре зрел заговор. "Двоечников", - а именно так незамысловато прозвали нашу 2-ю АЭ, решили наказать. Так мне, посмеиваясь, сказал подполковник Уткин. Собственно, он и был организатором и идейным руководителем заговора. Он даже разрешил включить в группу "центровиков" трех инструкторов. Мы же с Уткиным должны были сидеть на земле и наблюдать за боем. Рации у нас были, но ими разрешалось воспользоваться лишь при угрозе столкновения самолетов или еще какой нештатной и опасной ситуации. Вася сидел со мной на земле - один, без ведущего, он будет всем мешать, да и опасно оставлять его одного в воздухе. По договоренности с Уткиным, мои летчики в ходе тренировки будут подвергнуты неожиданному нападению "центровиков". Предупреждать их об атаке по радио или не предупреждать - решать мне. Я решил молчать. На фронте подсказок не будет. После учебного боя планировалась стрельба двух пар - по одной паре от нас и от хозяев УТЦ. Причем - одновременно, по двум конусам. Их тут же сбросят, чтобы жюри могло оценить стрельбу.
   Два звена эскадрильи кружили тысячах на двух, пытаясь вести бой без распадения строя на пары. Это было красиво, но не очень жизненно. Вдруг, от солнца, на звено Блондинчика упала одна и сразу - другая пара самолетов. Теперь можно, а то как бы ни стрельнули сгоряча...
   - Блондин, вы атакованы "центровыми"... Смотри - не пальни с перепугу. Продолжайте вести бой с новым противником.
   Толе и Хромову можно было ничего не объяснять. Маленькие самолетики вильнули и разошлись. Я был уверен, что атака у "центровиков" не удалась. Их заметили, и Яки звена Рукавишникова вовремя уклонились. А вот сейчас будет интересно.
   Боевым разворотом звено Хромова выскочило вверх, на солнце. Пары разошлись, и одна пара проскочила под носом у "центровиков". Те повелись на живца и потянулись за нашей парой вверх. Но скорость у наших ребят была явно выше. Они лезли наверх, загибая дугу и выставляя преследующие их самолеты как мишени на стенде... Вот истребители центра потеряли скорость и распластались в воздухе. Тут же, откуда ни возьмись, у них на хвосте зависла пара Хромова. Они на пару секунд зафиксировали свое положение, как бы "отстрелялись" и, довольные, отвалили...
   - Паре Сидоренко - посадка! Вы сбиты! - радостно прокомментировал подполковник Уткин в микрофон. - Петрович, с тебя проигрыш! Сегодня же, к ужину!
   - Слушаюсь... - грустно отозвался Петрович. - Уже купил, думал - на радостях, а придется...
   - Так, прекратить болтовню в эфире! - похолодел голосом Уткин. - Бой идет, не забывайте!
   - Блондин, займи эшелон пятьсот... - это Хромов. Его команда означала, что Толе нужно было занять позицию для удара сзади и выше звена Хромова.
   Четыре истребителя Хромова заходили на шесть истребителей центра, которые все еще лезли на высоту. Угроза атаки со стороны четверки Хромова заставила "центровиков" прекратить набор высоты и пойти на наших в лобовую атаку.
   Я сжал микрофон, но подавать команду не торопился...
   - Что же он делает? Зачем лобовая? У наших же положение лучше! - недоуменно проговорил за моим плечом Василий.
   - Смотри, Вася, смотри... Если я не ошибаюсь, он их сейчас под удар Толиного звена подведет...
   Так и получилось. Не приняв лобовую атаку, метров за восемьсот до встречи с самолетами "центровиков", звено Хромова вильнуло в сторону и перешло в неспешный набор высоты. Все шесть истребителей центра кинулись вперед, чтобы расстрелять маячивших в прицеле "двоечников". А Яки Хромова, прибавляя скорость, загибали вираж вниз и влево, подставляя спины преследователей под удар звена Блондина.
   - Блондин, давай! - Звено Хромова, резко переломив вираж, свечой пошло вверх, а мимо него и мимо шестерки преследующих Хромова "центровиков" отвесно вниз пронеслось звено Блондинчика.
   - Результативная атака, товарищ подполковник, как вы считаете? Как минимум двух они бы сняли. - Равнодушным голосом прокомментировал я.
   - Эх! - только и махнул рукой подполковник Уткин. - Подольский, сажай своих... козодоев. Кто у тебя стрелять будет? - рация подполковника что-то пробурчала.
   - Илы, вы где? Внимание всем! Очистить зону, через три минуты подойдут Илы с конусами. Первыми стреляют летчики Центра.
   - Хромов, кто будет стрелять? Нет, оставь самую слабую пару, да-да! Не спорь! Остальных веди на посадку - у вас две минуты, чтобы покинуть зону.
   Где-то на полутора тысячах над нами прошел один штурмовик с конусом за хвостом. На него спикировала пара Центра, раздались трескучие очереди. Пара вильнула в сторону аэродрома, Ил продолжал идти вперед. Вот он сбросил конус, и белый мешок стал неспешно падать прямо к нашим машинам. Появился второй Ил, к нему подскочила наша пара, раздался сухой звук тр-р-р-р-р, как палкой по забору, конус лопнул от попаданий пуль и снарядов и заполоскался ленточками разорванного напором воздуха материала.
   Подполковник Уткин, плюнул и взмахнул рукой: "Даже и смотреть не буду! Вечером с командирами звеньев заходи ко мне, долги отдавать будем. Проиграли мои охламоны, вчистую проиграли!" Подполковник, довольный, улыбался. Теперь у него появились все рычаги, чтобы построить зазнавшихся инструкторов по стойке "Смирно, и даже еще смирнее!"
   Это был пятый день нашей учебы. Вечером думали вылететь в полк, но теперь придется лететь ранним завтрашним утром. Не будем обижать старика! Посидим с ним на дорожку.
  

Глава 15.

   Вот мы и дома! За время нашего отсутствия в полку произошли некоторые приятные изменения. Во-первых, комполка присвоили очередное воинское звание, потом - нас пополняют новой техникой - истребителями Як-1б, они уже пошли в войска. Говорят, Сталин лично дал указание саратовскому заводу в первую очередь обеспечить новыми истребителями сталинградцев. И - главное! Мы перелетаем на новый аэродром, на правый берег Волги. Вперед, на запад! Это надо осмыслить. Я сделал первый шаг в этой войне в сторону страны пива и баварских сосисок. Прощайте, Красные Дубки! Здравствуй, Светлый Яр! Часть наземных служб уже убыла на новый аэродром, и он уже практически готов к нашему прилету.
   Что не замедлило и произойти. Перелет, размещение, изучение карт, сети автомобильных и железных дорог и транспортных узлов, основных населенных пунктов, рек и озер. Зачеты на знание обстановки сданы - теперь облет нового района. Это практически боевой вылет. Возможен и воздушный бой и обстрел зенитной артиллерией. Но ничего страшного и опасного не произошло, погода была мерзкая, немцы практически не летали. С зоной ответственности полка мы познакомились, основные географические привязки в памяти уложились.
   Перебазирование на новое место было для меня определенным рубежом. На новое место мы прибыли обновленной, более-менее слетанной и поверившей в свои силы эскадрильей. Это был старт для меня, как для молодого командира эскадрильи, это был новый старт для всего нашего боевого коллектива. Нам предстояло держать новый экзамен. А требования для нас были повышены...
   Сразу по прилету я собрал своих наземных помощников и замов. Чтобы разговор не был похож на накачку, я приказал посыльному пригласить замполита, инженера и адъютанта эскадрильи в столовку, дескать - командир поесть заскочил, и вас на кружку чая приглашает. Не знаю, насколько удалась моя хитрость, но разговор сложился хороший, спокойный и взвешенный. Вообще, я заметил, за едой мужики становятся какими-то добрыми, мягкими, что ли... Тетя Глаша расщедрилась и выдала нам баночку вишневого варенья, по-моему, еще довоенного. Во как!
   Разлив всем густой и ароматный чай, я начал разговор бессмертной фразой: "Я пригласил вас, товарищи начальники, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие - я зашиваюсь без вашей поддержки". Далее я стал заливаться курским соловьем.
   Оказалось, что моего времени не хватает даже на боевую подготовку эскадрильи. Про наземные службы я уже не говорю. Поэтому - прошу подставить ваше надежное, товарищеское плечо.
   Плечо следовало подставить под: организацию быта летчиков, техников и других специалистов - обогрев, сон, сушилка для обмундирования, горячий чай и хоть какие-то бутерброды на самолетных стоянках, простейшие укрытия, хотя бы брезентовые экраны с обогревом от холода.
   Инженер и замполит, кивая, записывали.
   В решении этих задач надо опереться на комсомольскую и партийную организации эскадрильи, если необходимо - провести собрания, четко сформулировать задачи и пути их решения. Кивают... Ну, пойдем дальше... Печки-буржуйки есть на складе, если нет - сделаем в мастерских, не проблема. Проблема - топливо, нет его в заснеженной степи, значит - нужно искать и просить уголь. У нас тут железная дорога под боком. Кивают - сделаем... Хорошо.
   Этап обороны Сталинграда завершен. Город мы отстояли, теперь наши войска окружили противника, отбивают его попытки деблокировать 6-ю армию, и громят немцев, очутившихся в котле.
   Так что работать мы будем против немецкой авиации с аэродромов Басаргино и Питомник в котле, и аэродромов в Тацинской, Морозовске, Чернышковской, Котельниково, Зимовниках и Сальске, то есть - в зоне 150-300 км юго-западнее Сталинграда. Главная задача - сорвать намерение орлов Геринга наладить воздушный мост для окруженных фрицев. Ни единого сухаря им, гадам, ни одного патрона! Отсюда - как никогда важным становится обслуживание техники и ее боевая готовность, слышишь, инженер? Я вижу, что ты все понимаешь, только у тебя на стоянках у всех техников пальцы в крови, знаешь? Они так гайки сажают - плюнут на палец, ткнут гайку - она и прилипла к коже... Это разве дело? Ты, что, хочешь оставить самолеты без техников? Немедленно решить вопрос одежды, валенок, рукавиц. Немедленно! И обогрев - печки, бочки с огнем, сам думай. Да, а ты давно подавал предложения на награждения "темной силы"? А чего стесняешься? Чего робеешь? Не завернут, я тебя полностью поддержу... Давайте с замполитом решайте и готовьте представления...
   Теперь адъютант... Ты когда будешь оправдывать свое красивое название должности? Ты как ведешь боевые журналы, летные книжки? Я заглянул - у меня волосы шлем подняли... на локоть от головы. Летная книжка - это зеркальное отражение боевой биографии летчика, фиксация каждого момента его жизни на войне. Взглянув на запись, я должен четко представлять - когда, во сколько, на каком самолете, с кем, при каких метеоусловиях и с каким заданием вылетел летчик. Что он сделал, с кем встретился, кого и где сбил. Понял, адъютант? Ничего ты еще не понял, но поймешь, я тебе обещаю...
   Теперь следующее... Будь добр, накидай проект, замполит посмотрит и поправит если что, благодарственного письма на малую родину наших эскадрильских. Слышишь, комиссар? Проконтролируй... Так, мол, и так... Командование 2-й АЭ выражает вам, уважаемые родители сержанта Коли Пуговкина, дорогие Марфа Степановна и Кондрат Федорович, свою фронтовую благодарность! Хорошего сына вы воспитали, правильного и твердого бойца! Он всю ночь на страшном морозе не отходил от боевого самолета, чтобы летчик утром поднялся в небо громить ненавистного врага! Примерно так... И наши подписи. Как вы думаете, что с письмом в деревне Пуговкино сделают? Правильно - закапают слезами и зачитают до дыр! А потом всем селом напишут ему такое письмо, что Коля без пропеллера как молния летать будет! И - тем самым, повышать боеготовность всей эскадрильи. Вот и начинайте делать. Да посмотрите - что с почтой? Как часто бойцы получают письма? А может - кто не получает? Тогда пишите вы - в местный военкомат, в местные органы власти. А может - там непорядок какой в семье бойца? А у него - холодный камень из-за этого на сердце.
   - В общем, - я хлопнул по столу ладонью, - разок чаю попили, и, гляди, сколько дел нашлось! Надо бы через недельку-другую повторить наше чаепитие в Мытищах, а? А теперь - давайте, занимайтесь намеченным. Снимайте с меня нагрузку. А я займусь боевой работой.
   Чтобы заняться боевой работой я пошел к НШ.
   - Чего тебе, Туровцев? Видишь, запарка у нас...
   - Да у вас всегда запарка, Николай Гаврилович. Мне бы приказы армии по боевой работе посмотреть, сверить, так сказать, курс...
   - Приказы армии по боевой работе... приказы армии по боевой работе... - не прекращая работать с документами, наш НШ безошибочно, не глядя, выдернул нужную папку и протянул ее мне. - Сядь вон там и читай, выносить нельзя, приказы секретные... Давай, не мешай Виктор... Садись в угол и тихо там...
   Я устроился и начал просматривать документы. Здорово! Молодец Т.Т. Хрюкин! Во дает! Как говорит молодежь в 21-м веке - зажигает. И ведь он уже в сентябре это все сказал. Нет, не могу - процитирую боевой приказ, он его сам писал, я знаю:
   "...противник стремится выиграть время и до зимы занять Сталинград, Астрахань и Кавказ, невзирая на большие потери, которые он несет. Он действует старыми приемами: нахальством, хитростью и обманом, создает впечатление превосходства, часто меняет свою тактику действий, летает мелкими группками, охватывая парами истребителей целые районы, а у трусов и паникеров падают силы, теряется уверенность, и они становятся первыми жертвами боя...

 Мы сами переоцениваем немецко-фашистскую мощь, немецкого летчика, немецкий самолет. Отдельные летчики-трусы, предатели, дрожащие за свою шкуру, сознательно или несознательно работают на пользу врага. Они своей трепотней создают вокруг немцев несуществующий ореол их непобедимости, преимущества, а попадая в воздух, лязгая от страха зубами, при первой же отдаленной встрече с врагом бегут с поля боя... Я наблюдал воздушные бои и видел, как из-за трусов и паникеров погибали лучшие люди...

 Не должно быть в наших рядах таких людей.

 Я видел, как группа "яков" 288-й истребительной авиационной дивизии, по численности меньшая, сбила 3 Ме-109 и 2 Ю-88, не потеряв ни одного своего самолета. Видел, как один сержант на советском самолете сбил 3-х "юнкерсов". Это дрались подлинные патриоты Родины, выполняющие свой долг, уверенные в силе своего оружия, правильно оценивающие силу и мощь врага. Таких немец не побеждает, от таких он сам бежит в животном страхе и гибнет.

 Наша задача - сбить уверенность и наглость у противника, стать хозяином воздуха. Этого можно добиться смелостью, правильностью использования огня и техники, расчетливостью, хитростью, личной храбростью до самопожертвования и хорошей организацией взаимодействия и взаимовыручки в бою.

 Наша задача заключается в том, чтобы как можно больше истребить немцев, не отдать города Сталинграда. Драться за каждый дом, но город не отдавать, а в дальнейшем и разгромить немцев у его стен. Русский летчик-истребитель во всех случаях должен побеждать, от истребителя зависит наша победа в воздухе над немцем и обеспечение действий войск на земле...

 Категорически запрещаю истребителям вести оборонительные бои. Драться только наступательно. Искать врага, нападать на него первым, внезапно, и уничтожать. Запрещаю в воздушном бою терять высоту и делать перевороты.
   Помнить правило: тот, кто выше в бою, тот побеждает. Расстреливать врага в упор, с дистанции 50-100 метров.
   При прикрытии своих войск действовать мелкими группами, парами, четверками, охватывать весь район, эшелонироваться по высоте. Всегда при таком порядке две трети наших истребителей будут иметь возможность истреблять бомбардировщиков противника...

 Категорически запрещаю драться одиночно, драться всегда только парой, второму прикрывать хвост товарища, а первому - сбивать..."
   Да-а, лучше не скажешь. Как он тогда орден мне дал? Я ведь в одиночку полез на фрица... Так вот подумаешь - сколько всего сделал Т.Т. для авиации в Сталинграде! А ведь он еще так молод, лет тридцать ему? А уже командует воздушной армией, разработал и ввел понятие авиационного наступления, создал систему управления войной в воздухе через сеть наземных командных пунктов, да и многое-многое другое. Причем - в самое тяжелое и страшное время.
   Жесткий, прямой мужик. Как он там говорит в приказе, где это... а, вот... "...отдельные летчики-трусы, предатели, дрожащие за свою шкуру... попадая в воздух, лязгая от страха зубами, при первой же отдаленной встрече с врагом бегут с поля боя..."
   Сейчас, в 21-м веке, на моей земле нет руководителей, которые осмелятся так рубануть. Президент, этот мальчик-юрист с крупной головкой, узкими плечиками и вечно отсутствующим взглядом, хорошо себя чувствует только на форумах, с которых, собственно, и не вылезает, а говорит гладкими, обтекаемо-западными корректными периодами. Премьер... тот мог бы, но, как мне кажется, он изо всех сил старается забыть, что когда-то был офицером и коммунистом. Ну, да и бог с ними... Теперь мне как-то не до них, в Сталинграде-то.
   Теперь война пошла несколько иная. Авиация противника сейчас полностью утратила свое превосходство в районе Сталинграда. По данным всех видов разведки, в начале декабря перед Сталинградским фронтом у противника осталось около 100 истребителей и до 200 бомбардировщиков, из которых до сотни Хе-111 использовались для транспортировки воинских грузов и в боевых действиях не участвовали. И, главное, наши летчики повыбили много опытных, подготовленных фашистских пилотов, я бы сказал - надломили им хребет.
   Наша 8-я воздушная армия имела примерно 190 исправных истребителей, чуть более ста бомбардировщиков, причем, надо помнить, что половина из них - это По-2. Не Пе-2, а именно По-2!
   Фильм "Небесный тихоход" помните, ну, Крючков там играет, Меркурьев еще...
   Песню там летчики поют:
   - Потому, потому, что мы пилоты,
   Небо наш, небо наш родимый дом,
   Первым делом, первым делом - самолеты...
   Ну, и так далее... Так вот - 53 бомбардировщика По-2, представляете такой могучий весь из себя бомбовоз? На нем в фильме майор Булочкин корреспондентку катал. Да, и еще 140 штурмовиков. Более 300 самолетов было раскидано по армейским авиаремонтным мастерским.
   В авиации всегда так. У вас сколько самолетов? Тысяча!!! А в строю? Ну-у, сотня-другая, может, и наберется...
   А немцы за внешним кольцом окружения нагнали уже более 500 транспортников, только транспортников! Как же их жечь-то, такую толпу?
   А просто: вокруг окруженной группировки и в сторону от нее в направлении наиболее вероятных полетов транспортных самолетов немцев приказом устанавливались четыре зоны уничтожения: за внешним фронтом, между внешним и внутренним фронтами, перед внутренним фронтом и в районе окружения.
   Основной являлась вторая зона. Она была круговой и делилась на пять секторов. Два сектора территориально располагались севернее и северо-восточнее района окружения. Они были закреплены за 16-й воздушной армией. Три сектора находились южнее и юго-западнее, прямо со стороны направления полетов транспортных самолетов немцев, за них отвечала 8-я воздушная армия. В обеих зонах были организованы специальные пункты управления воздушным боем. Части были отмобилизованы, люди подготовлены, мы ждали приказа...
   Как это будет работать? А вот мы и проверим...

***

   А неплохо, в целом, работало. С утра и до темноты в воздухе висели пары разведчиков, которые отслеживали попытки немцев протолкнуть транспортники к своим окруженцам. По замеченным одиночным самолетам и группам работали поднимаемые на перехват истребители. Более того - успешно сбивали немецкие транспортные самолеты и Илы! А что им не сбивать - две чудесные 23 мм пушки ВЯ крошили фрицев в мелкий фарш, уж вы мне поверьте!
   Были дни, когда летчики 8-й армии уничтожали до двух десятков вражеских машин. 7 декабря 1942 года, например, было сбито 27 транспортников, в том числе Ю-52, в котором находилась большая группа гитлеровских старших офицеров. Еще через несколько дней - 24 сбитых самолета. Такие результаты были доложены Сталину. Верховный поощрил летчиков своей благодарностью.
   Кое-что из этого количества приходилось и на нас...
   Раннее утро, мы дежурим в готовности N 1 - в кабинах самолетов, мотор прогрет, взлететь - минутное дело. Тут одновременно хлопают ракеты "Взлет!" и начинает надрываться телефон. Ничего - есть, кому трубку взять! Я в боевом расписании, мне - взлет.
   Взлетели - звено Рукавишникова и я с Васей. Высоту особо не набрать - весь декабрь стоит гадкая погода, низкая облачность, ограниченная видимость. Где немецкие транспортники? Идут за облаками или ползут на брюхе у земли? Сейчас скажут, но я бы выбрал второй вариант, он логичнее.
   - Деду, Блондину - восемь Ю-52-х точка 27, высота 400.
   - Понял, принял... Блондин, курс 260, я пойду выше.
   А куда выше? Нижняя кромка облачности - метров пятьсот всего. Немного полетишь - уже триста, хорошо, если на четырехстах успокоится. Темновато, видимость плохая, а "Юнкерсы" наверняка идут в камуфляже.
   - Вася, оттянись немного, смотри только за воздухом, ищи мессеров. Мы будем искать коров... - так мы прозвали неуклюжие немецкие транспортники.
   Недавно ребята из 1-ой АЭ сбили Ю-52 около нашего нового аэродрома, командир к нему машину с бойцами послал. Они и привезли десятка два ящиков сгущенного и концентрированного молока. Еще кофе в банках, еще что-то... Из-за этого молока мы и прозвали их коровами. Теперь наша задача - всемерно повышать удои... Или надои? Короче - сбивать их всех подряд, а там разберемся!
   - Вижу цель, на 10 часов, высота 400... - это Толя Рукавишников. - Завожу своих в атаку, как понял?
   - Давай, Толя, действуй. Я погляжу...
   А что там глядеть? Четыре наших истребителя зашли к немцам с хвоста, пронеслись мимо них, и одна горящая и две сильно дымящих коровы пошли к земле. Да, фрицы, это вам не сорок первый! Теперь вы кровавой юшкой умываться будете! Интересно, что немецкие пилоты сейчас орут в эфир? И кому? Может, тому гаду, с зеленым питоном на капоте? Лишь бы он остался в котле. Да останется, наверняка... Опытный и опасный враг. Он спину показывать не будет.
   - Скала, это Дед! Сориентируете пехоту - в точке 27 три битых юнкерса сейчас плюхнутся на землю, пусть ищут. Сейчас еще, наверное, будет, что подобрать в лукошко.
   Толя, набравший излишнюю скорость, зафитилил уж больно далеко. Вверх не пойдешь - облака, цель потеряешь, звену пришлось разворачиваться "блинчиком", терять время.
   - Вася, стрельнешь?
   - Ага!
   Ага - вот, пацан! Сколько ему? По-моему, еще и двадцати нет.
   - Подходи ко мне, крыло в крыло. Пойдем фронтом. У них могут быть пулеметчики - смотри внимательно! Если что - бей стрелка, корову проходи сверху, а то вдруг они пойдут прятаться вниз - столкнемся. Да, старайся бить по мотору - пусть падает на вынужденную, пехота товар подберет. Пошли...
   Даже не интересно. Прошли - сверкнули трассами, две коровы пошли вниз. А вон и наши возвращаются... Нет! Это не наши!
   - Блондин! К коровам пришли мессеры, принимаю бой!
   - Сейчас, сейчас! Потерял я вас! - отчаянно заорал Толя.
   - Вася, смотри за моим хвостом.
   Плохо! Мы ниже мессеров, и скорость перед атакой коров мы подсбросили. А эти гады уверенно идут пологим снижением, скорость у них и для удара и для выхода из боя есть. Не лезть же нам в облачность прятаться - стыдоба, ведь. Что же придумать? Еще атаку на коров! Их пилоты заорут, мессерам некогда будет нас по науке убивать! Для них главное будет - отбить нашу атаку, не дать нам сбить транспортники.
   - Вася, атакуем коров, особо не старайся сбить, задымишь - и достаточно. Пусть орут, нервы всем поднимают. Держись за мной - виражить буду резко.
   - Дед, к вам на помощь вылетело второе звено, держитесь!
   Отвечать некогда.
   Коровы быстро растут в прицеле, скоростенку мы успели набрать. Сзади-выше коров, дымя на форсаже, вниз сыпятся мессершмитты.
   - Бьем коров и сразу мессов!
   Очередь по тупой морде Ю-52, кажется там заблестели вылетевшие осколки остекления кабины... Кабрирование, месс метрах в четырехстах, это почти что лобовая, надо стрелять - сближение моментальное... Очередь! Но мгновеньем раньше по крылу что-то ударило. Месс начал стрелять раньше. На его капоте, у дульных срезов пулеметов, и на коке винта, у пушки, огненными бабочками заиграли, запорхали вспышки выстрелов. Но и я попал - фриц задымил, снизился, и пошел в сторону Сталинграда. Осталось трое... Нет! Ведомый битого месса пошел за ведущим! Нас двое надвое! А это уже другой расклад.
   Мессершмитты, проскочив нас с Васей и коров, пошли на разворот и... исчезли в низкой облачности.
   - Вася, ко мне! Отворот! Сейчас они нас будут ловить сзади!
   Мы отвернули от юнкерсов, стараясь, все же, держать их в поле зрения. А вот из облаков выскочили мессеры... Тьфу, ты черт! Четыре самолета. Это Блондин.
   - Где, Толя, был, цветочки нюхал? - с сарказмом поинтересовался я.
   Молчит, стесняется.
   - Блондин, атакуй коров. Мы присмотрим.
   Звено Рукавишникова, каким курсом вышло из облачности, таким и настигло уходящие к Сталинграду юнкерсы. Один Ю-52 отстал и снижался. Наверное - это тот, по которому я стрелял. Его не тронули, а двух последних зажгли. Вот и все, можно бы и уходить, но тут где-то ползает пара мессов, а это плохо - могут ударить в спину и удрать в облака.
   - Скала, это Дед! Есть радиопереговоры немцев в воздухе? - Молчание. - Скала, ответь Деду... Скала, Скала, ответь Деду...
   - Дед, это Скала. Вам 555, повторяю вам - 555.
   По кодовой таблице это разрешение покинуть район патрулирования и вернуться на аэродром. Ну, с начальством спорить - в обед компота лишат!
   - Блондин, пробегись, посчитай сбитых.
   - А что их считать, Дед! Сколько было - столько и лежит! Восемь...
   - Всем - домой... Смотреть хвосты. Скала, в точке - 8 сбитых, мы уходим, как поняли?
   Я не стал ждать, когда к нам подойдет звено Блондина и взял курс на аэродром. Дело в том, что мой Як стал заваливаться на левый борт. Что-то этот фриц мне повредил, паразит эдакий. Что-то с крылом...
   - Вася, пройди у меня слева, глянь, что там с крылом?
   Истребитель Василия обошел меня сверху, подошел к крылу, немножко снизился.
   - Дед, у тебя вырван порядочный кусок обшивки. Как управляешься?
   - Нормально, займи свое место. До дома дойдем...
   Вот почему меня валит на крыло. Попал фриц одним, может - двумя снарядами. А потом встречный поток воздуха что-то еще сорвал, и меня стало валить. Ну, ничего. Дойдем потихоньку. Опять чиниться, может - проще плоскости сменить? А то уже дырок в них много... Ладно, инженер что-нибудь придумает. Так, разворот, запросить посадку. Посадка разрешена, выпустить закрылки, шасси, тягу убрать... Ту-дух! Жестко как! Еще касание, запрыгал по кочкам, сели...
   Боюсь, на сегодня я отлетался... Как мы там, в Советской Армии, говорили? Масло съели - день прошел. А у меня: в крыло попали - день насмарку. Ну, ничего. И на земле дел много. Та-а-к, а сколько же Тохе звездочек рисовать, что-то я не соображу... Два Ю-52 точно мои. Всего, значит, будет... девять! Ого! Еще одного - и я буду официальным асом этой войны. А совсем еще недавно за десять сбитых представляли к Герою Советского Союза! Сейчас, по-моему, планку подняли... Ничего! Какие наши годы - еще настреляю! Все у нас впереди, лейтенант Виктор Туровцев!
  

Глава 16.

   Я как в воду глядел! Инженер эскадрильи Квашнин, только посмотрел на битое крыло и сразу предложил менять плоскости. А что? И так время терять на ремонт, так зачем же чинить поврежденные крылья, когда проще поставить новые? Я был только за. Сбросив парашют, я сказал Тохе, что можно рисовать две звездочки, предупредил, что бы он смотрел внимательно и не превратил "Дедушку" в биплан, хлопнул заржавшего воентехника по плечу, и пошел посмотреть посадку звена Рукавишникова. Замечаний у меня не было. Я крикнул вылезавшему из истребителя Толе, что он остается тут главным, и чтобы он бдил за всем, попросил дежурку и отправился в штаб. Неприятный будет разговор, но его надо начать, точнее - закончить его надо.
   Доложив подполковнику Артюхову о проведенном бое, я хлопнул шлем на стол начальства и сказал:
   - Вот вы меня все время укоряете, Петр Сергеевич, что нагло я с начальством себя веду, неуважительно... А я вас, видите, - по имени-отчеству...
   - Хорош подкрадываться, Виктор! Говори, что хотел?
   - Почему от нас утаивают данные радиоперехвата? - резко брякнул я. - Я сегодня голос сорвал, "Скала да Скала...", а "Скала" молчит как рыба об лед, и все тут! А в воздухе - пара мессов, ушли в облака - а откуда выскочат? Сзади, на дистанции открытия огня? В чем я неправ, а? Скажите, товарищ подполковник!
   - Тихо, тихо! Остынь, Виктор! Прав ты, что тут сопли размазывать... Все я слышал, всему свидетель. И уже позвонил наверх. Хрюкин, наверное, там уже головы пообрывал кому надо. Этих наведенцев на выносных командных пунктах тоже ведь надо учить, а то посадили за рацию кого ни попадя... Хорошо - если летчик, списанный с боевой работы по ранению... А как из пехоты командир? Во-о-о! И я говорю тоже самое! Но - не при женщинах.
   Я обернулся, симпатичная телефонистка, покраснев, спряталась за аппаратом.
   - В общем, так, комэск! - хлопнул по столу комполка. - Зеленого змия ты дыманул... подожди, мне где-то записали... сейчас, сейчас... а, вот! Слушай! Капитан Вальтер Целиковски...
   - Ух, ты! Это что - муж нашей киноактрисы?
   - Не смешно... Ты слушаешь?
   - Прошу извинить, товарищ подполковник! Молчу, как летучая рыба молчу...
   - Так вот... - подполковник с сомнением посмотрел на меня, но я прижал палец к губам, и скромно, но с достоинством, улыбнулся. - Так вот! О чем это я? Ах, да! Совсем я с тобой, Виктор, забыл о чем я сказать хотел... Так вот!
   - Вот так? - доброжелательно заглянул я в глаза подполковника.
   - Цыть, в душу ... и еще в ....!
   Сзади, за телефонным аппаратом, прыснула телефонистка.
   - Вы что-то сказать хотели, товарищ подполковник...
   - Я тебе щас скажу, Виктор, щас скажу... - отдуваясь, подполковник помолчал несколько секунд, и начал снова. - Так вот!
   Взгляд на меня. Я стою и с ангельским выражением на лице молча внимаю отцу-командиру.
   - Перестань лыбиться, и слушай! Гауптман, или по-нашему - капитан Вальтер Целиковски... Из 54-й истребительной эскадры, 2-я, что ли, группа... Ну - это не интересно... Воюет с 40-го года, имеет 27 сбитых, тут тоже, гад, проявился... Ну, ты знаешь. Его пара наших товарищей и сожгла. Ты его дыманул, но он до Питомника долетел. Переговоры и посадка зафиксированы службой радиоперехвата. Тебя он тоже знает, судя по всему... Ему ведомый говорил, что разглядел на твоем истребителе рисунок... Кстати, - что это за рисунок?
   - Да дед это мой, красный партизан и участник Гражданской войны... - отмахнулся я. - Ну, дальше-то что, дальше?
   - А что дальше? Дальше он сел.
   - Товарищ подполковник, сейчас особого напряга в воздухе нет, разрешите мне на свободную охоту... За капитаном Циолковским, тьфу - Целиковским, а? Должок за ним перед эскадрильей есть... Разрешите?
   - Я как знал, чем разговор кончится... Разрешаю! Долг есть, а долги надо платить! Но, я слышал, зеленый змей тебя тоже пробил?
   - А-а, ерунда! Вырвал кусок фанеры себе на память... Я ему с радостью на пирамидку фанеры наберу... на памятник... Квашнин сказал, что завтра "Дедушка" будет как огурчик! Так завтра я слетаю?
   - Добро! А сегодня возьми своих командиров звеньев, возьми мою машину и съездите на выносной командный пункт, познакомьтесь там с людьми, переговорите по-человечески... Растолкуйте вы им, что от них ждете - может, толк и будет.
   Так мы и сделали. И, как показали последующие события, толк, действительно, был.

***

   Спустя два дня...
   Два дня мы дали Целиковскому, чтобы он пришел в себя и перестал вздрагивать при мысли о "Дедушке" у него на хвосте.
   Два дня мы с Толей Рукавишниковым и Степанычем, такое было отчество у старшего лейтенанта Хромова... Я как услышал - "Степаша", чуть "Хрюша" не заорал... Так вот, два дня мы ломали мозги, как выманить зеленого гада из норы.
   Пригласили и комэска-один Кирилла Константиновича Россохватского. А как же - работаем в тесной связи.
   В конечном итоге выработали некий план. Прошлый раз зеленый червяк ударил по нашим, когда они возвращались с боевого вылета. Причем - у одного нашего самолета был шлейф дыма. Вот по нему и стрелял червяк. А потом они зашли на другую нашу пару, у которой не было ни высоты, ни скорости. Итог - пара-тройка секунд, и три сбитых самолета. И еще - три могилы и девять залпов в воздух...
   Теперь был наш черед. Третий день я с Блондином прождал впустую. Да, - Васю я в это дело не пустил. Сказал ему честно - рано тебе сюда лезть, опыта сначала наберись. Это дуэль будет. Стрелять будем в лоб, с тридцати метров. Тебе еще рано - дрогнешь, будешь тут же убит.
   А вот на четвертый день все и нарисовалось. По звонку с выносного КП мы взлетели втроем - я с Блондином и Егор Петраков из 1-ой АЭ. Он отлично видел воздух, всю воздушную обстановку. Облака, дымка, сумрачно - ему все по барабану. Лучше локатора видел - честное слово! Помните - это он первым увидел девятку мессов с молодыми пилотами. Только постеснялся свой позывной сказать...
   Так вот, Егор у нас был за сигнальщика и еще - он был "наживкой". Дело простое - ему встроили в хвост дымовую шашку, которую он мог поджечь "легким движением руки". Надеюсь - самолет у него от этого не сгорит...
   Да-а. Ну, так вот - заметив мессеров, Егор дает "прикурить" и, снижаясь и виляя хвостом, как кошка в период течки, с легким таким дымком, плавно смещается на нашу территорию. Мы же с Блондином, прячемся в это время на высоте 50-70 метров в сторонке, так, чтобы нас и видно не было. Никаких радиопереговоров! Сигнал нам - панические крики Петракова - "Помогите, спасите!", "Меня атакуют!", и сатанинский хохот Целиковского. Правда, его мы слышать не сможем - наши рации настроены на другую частоту. Но, ничего - на земле расскажут.
   Так оно, примерно, и получилось. Как только капитан Целиковски взлетел, мы понеслись ему подставляться. Минут пятнадцать воландались, пока фрицы не заметили Петракова. Он еще минуты четыре за Егором следил, ничего не предпринимая. Опытный и осторожный гад...
   Потом все же "зеленый питон" клюнул. Пара "Me-109 G2" в снежном камуфляже слитным движением снеслась с насеста и устремилась за Егором. Он заблажил на всю сталинградскую степь, пугая своими воплями летчиков, бывших в это время в воздухе. Казалось, я вижу морду питона, тяжелым взглядом гипнотизирующего в прицеле силуэт нашего самолета, слышу еще не сорвавшийся с его губ крик: "Abschuss!"
   Нет, погоди, червяк! Сейчас наш выход!
   - Толя! Убей ведомого! Зеленый - мой!
   Червяк все понял сразу. Опыт не пропьешь... Но сделать он уже ничего не мог. Чтобы атаковать Егора капитану Вальтеру Целиковски пришлось немного подсбросить скорость и снизиться. Как мы говорили: "слить высоту". Иначе в хвост изо всех сил виражившего Егора было не зайти. А сбить поврежденный, потерявший скорость советский истребитель уж больно хотелось. Он же не думал, что ему в хвост выйдет любопытный до ужаса, и пулей примчавшийся на крики товарища, Дед. А в данном случае "немного" потерять в скорости означало - найти свою смерть...
   Я услышал короткую очередь Толи. Все - если не добивает, то первой очередью убил пилота или зажег самолет.
   А Вальтер, забыв про ведомого, пулей рванулся в небо. К нависшей, густой облачности. Но до нее еще надо было долететь, а я уже его настиг и встал крылом к крылу. Мне было интересно посмотреть ему в глаза. Молодое, красивое лицо. Только злое какое-то, губы тонкие, кривятся... Матом, что ли, ругается? Ну, посмотрел на меня, Вальтер, познакомился? Прощай...
   "Me-109 G2" и так лучше на вертикали, а сейчас еще Вальтер врубил форсаж. Он начал меня обгонять в наборе высоты. И тут Вальтер все понял, и закричал... Но не "Abschuss", надеюсь... Наверное, он закричал "Nein, nein!!!"
   Мессер вынесло прямо под мою пушку и я дал короткую очередь. Заряженные снаряды превратили самолет немецкого аса в огненную комету. Что-то вроде кадров катастрофы "Шаттла", помните? Горящий клубок еще какое-то время упорно лез вверх, от него отделялись какие-то огненные капли и полыхающие огнем фрагменты, потом притяжение победило, и огненная комета устремилась к земле...
   Десятый...
   Я - ас.
   Восторга не было.
   Абсолютно...

***

   В первых числах января 1943 года 8-я воздушная армия была переброшена на Южный фронт. Нас ждали бои на Кубани...
  
  

Часть 2-я. Кубань.

Глава 1.

   Так вот, я и говорю, - в первых числах января 1943 года 8-я воздушная армия была переброшена на Южный фронт...
   Только не поймите меня так, что армия - раз! - поднялась на крыло и перенеслась на новое место. Нет, конечно, нет. Абсолютно не так. Воздушная армия - это огромный организм, многочисленный, как сообщество муравьев, нет, скорее пчел. Все же - пчелы более похоже на авиаторов, они ведь такие же пилоты, как и мы. И, пока передовые отряды боевых пчел уже отправились на новое место службы, на разведку, весь рой еще неспешно собирался, еще воевал под Сталинградом, имел победы, сбитых немцев, терял своих...
   Но наша дивизия, а, значит и наш, 111-ый, непромокаемый, непродуваемый, красно... рожий и непокобелимый... нет - непоколебимый, вот! - короче - наш родной 111-ый ИАП, унеслись на Южный фронт одними из первых. Черт! Только-только ведь обжились на новом, удобном и подготовленном аэродроме. Только-только наладили быт, питание, баньку... И вот - "дан приказ ему на запад..." Опять сорвали с места, опять все заново нужно делать. Но что поделаешь? Приказ есть приказ, война ведь идет, если кто позабыл...
   Да и уж больно привлекательная стратегическая ситуация сложилась там, на Северном Кавказе и на побережье Черного моря, после разгрома немцев под Сталинградом. Нашему самому высокому командованию показалось, что совместными ударами Южного и Закавказского фронтов с северо-востока, юга и юго-запада можно будет окружить, прижать к морю и разгромить главные силы немецкой группы армий "А", не допустив её отхода с Северного Кавказа, что это нам по силам и по умению... Ну, в общем-то, где-то так... Канн, правда не получилось, но синяков друг другу наставили порядочных.
   А нам, авиаторам, была поставлена очень простая, по своей сути, задача. Завоевать превосходство в воздухе! Вот так - не больше, но и не меньше. Вынь, как говорится, да и... Ну, дальше сами знаете - да и дай супостату в лоб! Поэтому верховным командованием и были приняты самые срочные меры по наращиванию здесь авиационных сил, несмотря на то, что бои под Сталинградом шли еще до февраля 1943 года.
   В общем - мы свинтили на левый фланг Южного фронта. А там свои заморочки. Несколько полков пришлось снять с первой линии - пригнали ленд-лизовские самолеты из Ирана, надо было их получать и переучивать летчиков на новую технику. Вообще, здесь, на юге, что только не летало! Я и "Спитфайры" видел, и "Томагавки", и "Кобры"...
   Кстати, "спиты" и Р-40 не прижились как-то, не полюбились они нашим летчикам, и их быстренько убрали с фронта. А вот "Кобры", можно сказать, прижились... Нет, особого восторга они не вызывали. Бортовое оружие, правда, очень мощное. Это всем нравилось - дашь одним 37 мм фугасным снарядом - и любой бомбардировщик, считай, сбит! Дашь бронебойным - и мотор "FW-190" в клочья! Но как истребитель "Кобра" очень, как бы это сказать повежливее... очень специфичная машина. Сами американцы ее считали не истребителем, а чем-то вроде штурмовика, охотно передали ее СССР, а сами на них почти и не летали. Обратите внимание - "Мустанги", например, янкесы так нам и не дали. Чтобы на "Кобре" летать - нужно определенный склад характера выработать, и определенную тактику боя. Исключающую, например, высокие перегрузки и резкие маневры. Потом, когда я познакомился с Сашей Покрышкиным и его ребятами, они частенько сетовали на свою судьбу, связавшую их с "Коброй", и завидовали другим полкам, которые летали на Яках и на Лавочках... Но это так, к слову... А в общем - самолет был вполне на уровне. Особенно - оружие и рация. Тут дело несколько в ином - наши самолеты более быстро и качественно обновлялись, и каждая новая модель была все лучше и лучше. К примеру, оцените такую вот лестницу: Ла-5 - Ла-5Ф - Ла-5ФН - Ла-7, за ним - трехпушечный Ла-7. Или возьмите Яки: Як-1 - Як-1б - Як-7 и Як-9 с их многоплановыми модификациями и, наконец, - Як-3. Что уж тут говорить. А каждая новая "Кобра" становилась все тяжелее и тяжелее, теряла энерговооруженность и маневр.
   В общем, я несколько отвлекся. Растекся, так сказать, мыслью по древу. Вопрос-то для меня не праздный, интересный, что и говорить. Итак! Вернемся из эмпиреев на грешную землю - несколько истребительных полков поехало за новой американской техникой, а нашу дивизию передали в 4-ю воздушную армию, взаимообразно, так сказать... Временно и на короткий срок. Ну, да, а как же! Знаем, знаем - нет ничего более долгого и постоянного, чем этот самый "короткий срок". Как в моем времени сказал один по-житейски мудрый, но не очень образованный посол: "Хотели как лучше, а получилось - как всегда!"
   Но в этом решении были, надо сказать, и свои плюсы - мы получили хорошо подготовленную и обжитую базу, что всегда приятно, и аэродром с твердым покрытием, что вообще, в условиях приближающейся весны, просто мечта летчика! А еще - нас побаловала погода. Точнее - ее полное отсутствие. Данная нам таким образом передышка была использована самым эффективным и действенным образом.
   Выглядело это так. Пока темная сила, другой наземный персонал и мои заместители превращали выделенные нам барак и землянки в подобие трехзвездочных отелей (сортир и джакузи на свежем воздухе!), отлаживали быт и занимались профилактикой и обслуживанием техники, летчики, в составе звеньев, овладевали наукой побеждать. Делалось это простым и доступным методом - "пешим по летному", и вызывало сначала бесконечные смешки и приколы. Сначала...
   Сначала и мои воздушные бойцы, если и не посмеивались, то явно думали - чудит комэск. По глазам было видно. Когда я раздал всем летчикам вырезанные из дерева модельки истребителей, а себе взял два маленьких "Мессершмитта", так же изготовленных в наших мастерских, и предложил эскадрилье полетать.
   Наш картограф и художник Толя Рощин по моей отмашке появился перед строем летчиков и дал необходимые пояснения. Затем он отодвинулся и рукой указал на подготовленную им площадку, размером немного поменьше волейбольной. На ней весьма похоже была передана реальная обстановка в зоне нашей ответственности - все возвышенности, море (огромная лужа) и реки, основные дороги. Кучи песка и кирпичи представляли собой населенные пункты. Главным рефери, а так же и боковым судьей я упросил побыть комэска-1 капитана Россохватского. Мужик он был авторитетный и понимающий, у него не слевачишь.
   - Итак, эскадрилья! Слушай боевой приказ... - я дал вводную, предполагающую вылет двух звеньев эскадрильи на прикрытие района сосредоточения наших войск. - Модель истребителя на уровне пояса - 2500 метров. Эшелон выше или ниже - прикиньте на глаз. Ветер, солнце, температура - сами видите и чувствуете. Капитан Россохватский - дает вводные, его указания и распоряжения исполнять беспрекословно! Взлет!
   Летчики звеньев, неуверенно посмеиваясь, построились за Блондином и Хромовым, взяли свои самолетики и "произвели взлет".
   - Толя! Медленнее, медленнее иди! Ты думай, сопоставляй - у тебя же под ногами карта! Куда, ну куда ты прешься! Ты с какой скоростью идешь? Нет у нас самолетов, летающих с такой скоростью, нет. И не скоро еще они будут. Построй звено! Это не боевое звено летит, это рой мух навозных дерьмо ищет!
   - Хромов, а ты что? Тебе особое приглашение надо? Ты почему отпустил звено Рукавишникова аж на... дай прикину... на десять километров? Ты как ему помогать будешь, если что? Как взаимодействовать?
   Пока комэск-1 дрессировал этих мартышек, мы с Василием, подняв свои мессы чуть повыше головы - более 6 тысяч метров, здесь вам не тут, ребята! - зашли на звено Блондинчика со стороны солнца.
   - Атаку охотников засчитываю, условно сбит один истребитель звена лейтенанта Рукавишникова! - доброжелательно прокомментировал Хват. Конечно, как мы и договорились, он мне немного подыгрывал.
   - Как! - взвился Блондин, - никого они не зацепили! Не прошла атака!
   В это время мы с Василием опять "набрали высоту" и, развернувшись, нависли над самолетами первого звена, угрожая им из безопасной позиции. Разогнавшегося было старлея Хромова, комэск-1 осадил кулаком, отстал, мол, так и не рыпайся!
   - Степаныч, имей совесть! У тебя сейчас какая высота? Меньше двух тысяч, так? А скорость? Не ври, Степаныч, говори как есть. Триста тридцать? Ну, пусть будет 330... Так куда ты раскочегарился? А-а-а, на по-о-мощь! Так тебе еще три минуты лететь. Опоздал ты со взлетом, Хромов, опоздал. А сейчас ты можешь лишь посмотреть, как этих лопухов на ваших глазах будут бить.
   Нам с Васей засчитали вторую результативную атаку. Судьбу мы испытывать не стали, и, сбив два истребителя из звена Блондина, ушли на свой аэродром. Где и взяли в обе руки по пруту с насаженными на каждом из них тремя модельками самолетов.
   - После атак мессеров в зону сосредоточения наших войск вошли бомбардировщики противника! - голосом Левитана, объявляющего воздушную тревогу, прокомментировал события боковой судья. - Тридцать бомбардировщиков заходят на наши войска! Истребители, спите? Под трибунал отдам, к чертям собачьим! Хромов! Под расстрел пойдешь! Действуй быстрее.
   Старший лейтенант Хромов всем хорош - спокоен, основателен, выдержан. Но - несколько медлителен, и иногда теряется от крика и резкой смены обстановки. Вот и сейчас. Он не смог быстро принять решение и отдать единственно верный приказ на перехват бомбардировщиков.
   - Все, атаку бомберов засчитываю! Хромов - на посадку, там тебя уже трибунальцы ждут, вместе с комендантским взводом.
   - Так не пойдет, товарищ капитан! Мы на догоне лаптежников покрошить сможем! - набычился Хромов.
   - Сможешь, не спорю... А смысл? Бомбы-то они уже сбросили! Толку от вас, товарищи летчики, как от козла молока! Проиграли войну. Наши войска разбиты и отступили в город Самарканд, плов кушать. Все, пошли в столовку.
   Я оглянулся. Нашу площадку окружала плотная толпа. Все молчали. Улыбок и усмешек уже не было.

***

   Хотите, верьте - хотите, нет, но на этой площадке впоследствии чуть до драк не доходило! Народ набил на площадке колышки-маркеры на условном расстоянии в 10 километров, притащил туда стол, разложили карты, линейки, секундомеры - и понеслось. Каждый "вылет" сопровождался тщательно разработанной "легендой". Скрупулезно учитывалось все - время суток, метеоусловия, положение солнца, количество бензина в баках, остаток и тип боекомплекта. Заложенные мною "блок-пакеты информации" начали успешно пробуждаться и усваиваться. Люди начали не просто мыслить, они начали мыслить творчески. И это им понравилось! Особенно это им понравилось, когда 1-я эскадрилья схлестнулась с двенадцатью мессерами, захотевшими попить крови у наших ребят. На усиление быстренько подтянули нас, и мы, объединившись, разыграли пару комбинаций и просто порвали мессов на тряпки. Немцы тоже вызвали подкрепление, но оно, увидев пять горящих на земле костров, в бой не вступило, а предпочло смыться.
   Битые машины были, конечно, и у нас, но сбитых - не было! Эта драка сильно прибавила уверенности не только молодым летчикам, но и пилотам постарше. Все-таки, из-за всех этих перебросок и долгой нелетной погоды, у нас был большой перерыв в боевой работе. Отвыкли уж мы от воздушных боев. Но, как оказалось, боевой хватки полк не потерял! Наше начальство все больше проникалось мыслью, что 111-ый ИАП специализируется по борьбе с истребителями противника. А что - я не против. По мне - лучше с мессерами крутиться, чем туши бомберов мелкой дробью шпиговать. На них лучше кобры натравить - у них пушка 37 мм. У Яка, все же, поменьше будет. А жаль...
   Написать, что ли, письмо конструктору Яковлеву? Так, мол, и так Александр... вот черт, как же его отчество, надо будет спросить... - имеющееся на вашем замечательном истребителе оружие недостаточно воздействует на бомбардировщики противника. Зачастую приходится делать до двух-трех атак на один бомбардировщик, что, учитывая продуманно расположенные пулеметные точки бортстрелков, весьма чревато появлением новых дырок в организме...
   Фронтовые летчики просят вас рассмотреть возможность установки на вашем новом истребителе одной мотор-пушки калибра 23 мм и двух синхронных пушек калибром в 20 мм. И вообще, товарищ конструктор, когда же ты сделаешь самолет герою сталинградского неба Виктору Туровцеву, а? И назови его Як-3, к примеру. Сделай его поскорей, пожалуйста... Уж очень он нам нужен на фронте.
   Но это мечты. А на практике теперь, уже довольно часто, можно было наблюдать, как специалисты по противодействию истребителям противника из славного делами 111-го ИАП ходят по аэродрому, в столовку и на танцы "парами", "звеньями", редко, но иногда передвигаются и "эскадрильями", и это тоже бывало... Смеха это уже не вызывало, а слетанности и взаимопониманию летчиков помогало здорово.
   Но не надо думать, что у полка не было трудностей и потерь. Были... Были и трудности и потери. Причем - как боевые, так и не боевые.
   В январе-феврале полк потерял двух летчиков в воздушных схватках, а один молодой пилот разбился, облетывая вышедший из ремонта истребитель. Нет, он выжил, но ему предстояло длительное лечение, и вернется ли он в авиацию... Трудно сказать. Сильно досталось комзвена 1-й АЭ, который должен был облетать самолет сам, а не поручать сделать это молодому. В общем - все было, и сахар и горчица, так сказать.
   О сахаре... Я вам забыл похвастаться. Мне присвоили звание "старший лейтенант", приятно все же... В своем времени я "дорос" аж до капитана! Но это в значительной мере потому, что одно время я занимал ряд определенных должностей в совершенно определенных организациях. Так, что мне еще себя будущего надо догонять.
   Наконец-то ввели погоны. Нас переодели. Мне стало значительно проще. Не надо было судорожно вспоминать, как титуловать, например, инженера из танковой бригады. Товарищ бригадвоенинженер, или еще как? Жуть! Сразу вспоминаются братья Стругацкие: "Бригад-егерь барон Трэгг!" - просто ужас. А сейчас я могу спокойно подойти к военврачу 2-го ранга и сказать: "Товарищ майор! А шарики колы еще есть?"
   Более того, после относительно долгого перерыва мне, наряду с группой других летчиков полка в феврале дали орден "Отечественной войны" II-ой степени и еще одно Знамя. Красное, разумеется. Это за сбитые, их у меня стало уже тринадцать. Плохое число, все мне об этом говорят. Говорят - давай, Виктор! Двигай дальше - четырнадцать, пятнадцать, и - Герой Советского Союза! Даже комполка что-то невнятно так начал поговаривать. Ну, это понятно - какой же ты командир полка, если не вырастил несколько Героев? А у нас уже четверо летчиков перевалили за десяток сбитых немцев. Больше всех счет был у капитана Россохватского - четырнадцать машин лично и пять в группе. Так что перспективы были...
   Перспективы были весьма конкретные. В том числе - и сгореть в воздухе. Дело в том, что где-то в середине апреля, как я точно помнил, начнется воздушное сражение над Кубанью. Оно, если я не ошибаюсь, состоит как бы из трех эпизодов, - сражение в районе Мысхако, где наша авиация защищала десант на Малой земле и помогала наземным войскам взять Новороссийск, воздушные бои в районе станицы Крымской и дальнейшие бои над "Голубой линией". Так как наш аэродром расположен недалеко от Крымской, тут нам и бой принимать, далеко ходить не надо. Ну, что же - у нас остался еще примерно месяц. Будем готовиться...
   - Так, соберитесь, соберитесь, ребята! Рано еще уставать. Еще раз обращаю ваше внимание на взаимодействие пар в бою. Взяли свои истребители в руки, построились, пошли...
  
   Глава 2.
   Наступил апрель. Здесь, на Южном фронте, уже достаточно тепло. Как там писал во фронтовой газете "Во славу Родины" Илья Френкель:
   Дует теплый ветер. Развезло дороги,
   И на Южном фронте оттепель опять.
   Тает снег в Ростове, тает в Таганроге.
   Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать...
   Помните эту песню? Вот, оказывается, где и когда эти строки были написаны. А чтобы вспоминать эти дни, их надо прожить. И пережить...
   А поэтому - взяли самолетики, построились и... - лейтенант Рукавишников, ваша высота и скорость? Старший лейтенант Хромов, ваше время до подхода к зоне барражирования? А вы как думали! Только так, и никак иначе!

***

   ...Уже почти двадцать минут мы утюжим воздух, прикрывая назначенный нам район. Где-то там, внизу, по мокрой весенней земле ползут, разбрызгивая грязь, танки, надрываются лошади, вытаскивая тяжелые пушки на огромных, почти по ступицу облепленных глиной колесах. Хекая и отдуваясь, скользит по грязи взмокшая, усталая пехота. А нам хорошо - обдувает свежий (минус тридцать два градуса) разряженный воздух, солнышко, видимость - миллион на миллион! И где-то в этих миллионах небесной синевы сейчас прячутся два звена "Мессершмитт-109 G4". А ты гляди - как бы они не подскочили сзади, похлопать тебя пушечными очередями по хвосту и познакомиться.
   - Дед, ты куда? Почему покинул район барражирования? - это наземный командный пункт и пункт наведения одновременно. Подполковник Прокудин. Хороший, знающий мужик. С ним легко - он и поймет, и поддержит. Да и прикроет, если надо будет.
   - Гусь, нельзя мне висеть над районом прикрытия, надо выдвинуться на территорию противника. Ловить их на подходе - над нашими войсками я фуражкой бомбу не поймаю, ты же понимаешь.
   - Я-то понимаю... Ладно - оставь здесь пару и сматывайся. Но - поглядывай!
   - Исполняю...
   Еще десять минут - и нас будут менять летчики соседнего гвардейского истребительного полка. На "Кобрах". Наверное, Саша Покрышкин их и приведет. Мы уже часто сдавали смену друг другу. Еще десять минут... Глотку сушит, пить охота, компотику бы сейчас.
   - Дед, курсом 297, высота три, групповая цель... Цель уничтожить... - спокойный голос Гуся - подполковника Прокудина.
   Хорошо ему командовать - "Уничтожить!". А что там за групповая цель? Сколько самолетов? К сожалению, радар таких деталей пока не дает, уж больно простые эти наши радары. То, что это противник - даже и не обсуждается. Это его курс подлета. Скорее всего - это пикирующие бомбардировщики "Юнкерс-87D". Если их будет штук 15-20, трудно нам придется, ведь еще наверняка с ними увяжется и истребительное прикрытие.
   - Внимание всем, усилить наблюдение! Петро, давай!
   Петр Щепотинников - наш ответ Чемберлену, такой же "радар" как и Егор Петраков из 1-ой АЭ. Все видит насквозь, просто таки пронизывает взором и небо, и море, и землю. Молодой еще пацан, недавно пришел в эскадрилью. Наши глаза - честное слово!
   - 22-ой, выйди на солнце, тысячи на четыре, и жди команды... Или сам увидишь.
   - Понял, исполняю... - это Хромов, как всегда спокоен и выдержан. Если ему все точно объяснить - в лепешку расшибется, а сделает.
   - Дед, на одиннадцать, высота две-две с половиной, восемь самолетов. По силуэту не могу определить... - все, Петр их нашел. Уже легче.
   - Атакуем? - это Толя Рукавишников.
   - Подожди, Блондин, давай глянем - что за чудо-юдо? 22-ой, если что - отсекай им дорогу назад.
   - Понял, готов.
   Пара, оставшаяся от звена Блондина, и наша с Василием пара скользнули к восьмерке незнакомцев. Хотя, почему незнакомцев? Тупая морда, горб фонаря... Привет, фока! Давно не виделись. Самое время взять их за теплое вымя.
   - Внимание, это истребители "Фокке-Вульф-190", с бомбами идут. Все помните его ЛТХ? В лобовую не ходить! У него мотор воздушного охлаждения и шесть дудок спереди. Крутите его на виражах. 22-ой, займи позицию с превышением, подирижируй.
   - Понял, Дед, исполняю...
   - Блондин, пошли. Пока они с бомбами - надо хорошенько хрястнуть по гадам! Гусь, противника наблюдаю, атакую.
   Фоки, наконец-то, заметили нас. Но - только что заметили. Их командир потащил восьмерку на высоту. Это хорошо - скорость они потеряют, а выше Хромова не залезут, он им не даст. Теперь - не убежали бы сразу, как по морде получат. Фрицы начали сбрасывать бомбы - правильно, камрады, кидайте на своих, все веселее будет! Сейчас мы постараемся и вас туда спустить, на землю-матушку.
   - Блондин, атака! Разбор целей! Лидер мой. - Определение целей для атаки у нас твердо отработано, ведущий берет либо командира противника, либо дальнюю цель. Все равно - он к ней ближе всех. А сейчас мы строим заход с хвоста, и немецкий лидер ведет самый дальний от нас самолет. Все остальные берут следующую по позиции цель. Так получается достаточно эффективный совместный удар. - Ведомым - огонь!
   Значит - в первой атаке стреляем все. Это здорово повысит плотность огня. Немцы как-то хаотично заметались. Пора! Огонь!
   Две дымные трассы ударили "Фокке-Вульфа" по мотору. От капота полетели крупные обломки и куски дюраля. Снаряды отбили воздушный винт, и он, вращаясь как бумеранг, улетел вперед. Фриц сбросил фонарь и прыгнул. Привет Адику, фриц!
   Василий тоже пробил своего, но не убил. Сильно дымя, фока перешла в пике и рванула на северо-запад, в Анапу, на аэродром. Может, еще упадет? Кто знает.
   Блондин и кто-то еще тоже попали по своим. Еще одна фока горела и падала, а другая, дымя то ли подбитым мотором, то ли форсажем, лезла в небо. Так, ребята, не годится - раздвигайте ягодицы! Ты нам на высоте не нужен, фашист. Уж больно у тебя стволов много.
   - 22-ой, убей фоку!
   - Понял, исполняю...
   Хромов оставил одну пару на высоте, а сам стервятником слетел к фрицу и вмиг его заклевал. Фока закрутилась без отбитого крыла, это крыло, как семечко клена, вращалось чуть выше самолета. Тут немецкий летчик прыгнул... и сразу раскрыл парашют.
   - Не повезло фрицу... Видите, мальки, как не надо делать?
   Парашют немца зацепился за отбитое крыло, и теперь он крутился как лопасть вентилятора вокруг падающего крыла, падая вместе с ним навстречу судьбе... точнее - своей смерти.
   Прошли секунды, атака принесла нам трех сбитых и одного подбитого фрица. Второе, не попавшее под нашу атаку звено, или "Schwarm" по-немецки, воевать больше не хотело. Резко спикировав и набрав бешеную скорость, немцы вышли из боя.
   - Гусь, атака противника сорвана, трое сбиты, один ушел с дымом. У нас кончается бензин...
   - Дед, вам 555, повторяю - вам 555! Пришли ваши сменщики. Спасибо и пока.
   - Понял - нам 555. Исполняю...
   - Всем - домой, усилить осмотрительность. 22-ой - выйти на солнце, эшелон тысяча плюс.
   Мы прошли мимо пункта наведения, подобрали оставленную здесь пару из звена Блондина, издали качнули крыльями своим сменщикам на кобрах. Бортовые номера были не видны - далеко, так что - привет, и разбежались.
   Не прошло и трех минут, как Гусь снова прорезался в эфире.
   - Внимание, Аист (это "Кобры"), Дед! В воздухе румынский ас! Четыре месса - его пара и пара в прикрытии. Подождите... - повисло молчание. Ну, что там, не томи, Гусь.
   - Гусь, ответь Деду...
   - Подожди... - еще пара минут молчания и, наконец, - Аист, Дед! Ас ведет переговоры по-румынски. У нас нет переводчика. Припахали одного солдатика-молдаванина, но он парень деревенский, простой, в авиации не разбирается. Все, что он мог сказать, - ас кого-то из вас видит...
   - 22-ой, усилить поиск! Всем - маневр!
   - Я под атакой! Тр-р-р-р! - в наушниках я услышал не только пушечную очередь, но даже и свист мотора этого гада.
   А вот и он. Точнее - они. Две пары просвистели невдалеке от нас, после захода на звено Хромова.
   - 22-ой! Доклад!
   - Ас обстрелял Петрушку... Он цел, управляется...
   - 22-ой, выводи своих вниз, на посадку. Блондин - прикрой их. Я покружусь наверху.
   Но больше ничего страшного не произошло. Ас отстрелялся и на большой скорости ушел. Наверное, побежал проявлять пленку кинофотопулемета. Самолет Щепотинникова ведь он в прицеле держал и даже стрелял по нему. Сейчас заявит о сбитом. У них это легко, не надо десять справок, рапортов и фабрик-марок со сбитых немецких самолетов. Это у нас все сложнее и сложнее стало заявлять о сбитых. Вот и сегодня - буду писать рапорт, и такие же рапорты будут писать другие летчики. Ведь бой мы провели за линией фронта. Правда - не очень далеко, может, с пункта наведения что-нибудь и было видно. Или радиоперехват что-нибудь засек. Ладно - сядем, доложим, а там видно будет. А то, что стреляли - по нагару на капоте видно, и по расходу боеприпасов. Так что - наркомовские мы сегодня заработали! Вылет был явно боевой!
  

Глава 3.

   После посадки я сразу побежал к самолету Петрушки. Молодой летчик стоял рядом с битой машиной и с виноватым видом считал пробоины. Очередь румына зацепила хвостовое оперение истребителя Петра, когда он уже лег в вираж, в попытке уйти от атаки. Было два попадания снарядами - один, бронебойный, просто прошел насквозь, раздробив переднюю кромку киля, второй - фугасный, оторвал правый руль высоты. Несколько пулевых пробоин общую картину не улучшали.
   - Ну, что же ты, Петр? Ты же лучше всех воздух видишь! Не ожидал я этого от тебя, не ожидал!
   Молодой летчик залился краской.
   - От солнца он падал, товарищ старший лейтенант, прозевал я его... На солнце, да и высоко - не видно самолетов, совсем не видно... Размываются они... не углядеть.
   - Я знаю, что не видно! А вот чтобы их обнаружить - вы и крутились на километр выше нас. А маневр, как я понимаю, не делали. Ну да это не к тебе вопрос... Что, теперь запомнил, как снаряды по самолету бьют? Ага - потвёрже, потвёрже запоминай, а то не по хвосту получишь в следующий раз, а по кабине. Поверь мне - это гора-а-здо хуже. Ну, иди - вон тебя инженер ждет. Сегодня больше не полетишь - хватит с тебя. Сдашь самолет техникам - иди отдыхать. И не дрожи - все прошло... Ты молодец, не растерялся. Все прошло... все прошло... Иди, Петр, ты молодец... Ты здорово сегодня помог эскадрилье! Не вешай нос, Петруччо!
   Разговор с Хромовым был гораздо жестче.
   - Вы свою задачу четко уяснили, товарищ старший лейтенант? А если "Да" - почему пропустили атаку? Вы понимаете, Хромов, что только в последний миг ушли из-под очереди аса? И все могло быть как в недавнем нашем бою с "Фокке-Вульфами"? Один заход - и трое сбитых? Только наших сбитых. Ваших ребят, из вашего звена? Опять "по шнурочку" шли? Сколько раз говорить - обязательно "змейка", обязательно скольжение...
   - А я, товарищ старший лейтенант, своей вины и не отрицаю, - злой и расстроенный Хромов уперся в меня тяжелым взглядом, - я в кабине головного истребителя сидел, тоже под атакой был, а не за броней танка прятался! А то, что атаку прозевали... моя вина. Ну, не видел я этого гада, не видел! И Петр не смог его засечь! А когда наведенцы предупредили, уже поздно было. Мы только в вираж, а он -дрын-н-н-ь, и отстрелялся! Поймаю его, гада, как ты, Виктор, зеленого змия поймал! Поймаю и убью!
   - Так, хорош в грудь копытом стучать! Поймаешь, знамо дело. И я все для этого сделаю. Чтобы какой-то румын фашиствующий на 2-ю эскадрилью 111-го ИАП залупался? Не будет этого!! Поймай его, и убей. И показательно убей - с комментариями по радио и на глазах полка. Я договорюсь с начальством. Вон, Петра с собой возьмешь. Пусть тоже стрельнет. Испуг у него надо выбивать, как говорится, клин - клином вышибают. Все, успокоились. Иди, пиши рапорт, сейчас сбитых делить будем...

***

   Сбитых нам, кстати, засчитали. Падение самолетов видела и пехота, и наведенцы с пункта управления. Только Васе не записали победу. Его "жертва" с дымом ушла в сторону аэродрома. Может - и гробанулся, а может, и долетел... Кто знает? Вообще, с этими сбитыми сплошная морока. Я же помню ожесточенные дискуссии в своем времени на тему: кто больше сбил - мы или немцы? Я помню приводимые в литературе сотенные личные счета немецких асов, и все, почему-то, на Восточном фронте. Как советские машины сбивать, так по десятку за вылет. Как в рейх этого "орла" переведут, то две-три американские или английские машины за месяц-другой. А то и вовсе - грохнут, бедолагу, на третьем вылете. По сражению над Кубанью цифры точно не помню, но помню, что на Курской дуге немцы заявили сбитыми только своей истребительной авиацией, подчеркиваю - без зенитной артиллерии, которая палила по всему, что летало, а стреляли немецкие зенитчики действительно хорошо... Так вот, заявили, значит, немцы сбитыми всю нашу авиацию, которая им противодействовала. Да еще и умножили, гады, все сбитые советские самолеты на три! А чтобы ничего у Красной Армии не осталось, наверное. Впрочем, наши были лишь немного скромнее... Правильно говорят - нигде так не врут, как на рыбалке, на войне или на охоте! Да вот, из интереса, приведу вам выдержку из одного приказа, как я его помню...
   Это приказ по 3-му истребительному авиационному корпусу генерал-майора Савицкого, нашего соседа из 8-ой ВА. С этим приказом я, конечно, несколько вперед залез - он по Крыму подготовлен. Но, ситуация-то не изменилась - что сейчас, то и в Крыму будет. Читайте, думайте -
   "Командирам 256 ИАМД и 278 ИАССД
   Из представленных штабами дивизий документов следует, что за период Крымской операции (с 8.04 по 20.04 1944 г. включительно) частями дивизий уничтожено самолетов противника:
   Сбито в воздушных боях: 265 ИАМД -- 77 самолетов; 278-й ИАССД -- 65. Всего -- 142 самолета.
   Уничтожено штурмовыми действиями на аэродромах противника: 265-й ИАМД -- 48 самолетов; 278 ИАССД -- 26. Всего -- 74 самолета.
   Таким образом, в общей сложности уничтожено: 265 ИАМД -- 125 самолетов, 278 ИАССД -- 91 самолет. Итого 216 самолетов.
   Необходимо принять во внимание, что одновременно с частями 3-го ИАК в Крымской операции действовали по аэродромам противника Ил-2 и Пе-2 и вели такую же напряженную воздушную войну прочие истребительные части 8 ВА и 4 ВА, которые, очевидно, также уничтожали самолеты противника.
   По данным разведки, известно, что к началу Крымской операции немцы имели в Крыму до 270 самолетов разных типов.
   Отсюда чрезвычайно трудно решить вопрос: каким образом немцы множили самолеты для уничтожения нашими лётчиками?
   КОМАНДИР КОРПУСА ПРИКАЗАЛ:
   1. Немедленно под личную ответственность командиров дивизий организовать сбор подтверждений на сбитые самолеты, что сделать легко, так как большинство сбитых самолетов упало на территории, уже освобожденной от немцев.
   2. 28.04.44 г. представить командиру корпуса подтверждения на сбитые самолеты за апрель месяц, из которых действительными будут признаны: подтверждения наземных войск, фотоснимки сбитых самолетов, таблички с номером сбитого самолета. Одновременно предоставить сведения о сбитых и захваченных самолетах согласно табелю срочных донесений.
   3. Впредь упорядочить вопрос учета сбитых самолетов противника и принять немедленные меры к сбору соответствующих подтверждений.  
   4. Разъяснить летному составу, что неправдивые, завышенные данные о сбитых самолетах подрывают авторитет лётчика и корпуса в целом.
   Начальник штаба 3 ИАК полковник Баранов
   Начальник ОРО штаба 3 ИАК полковник Обойщиков".
   Вот такой вот документ! Интересно, правда? Но многое из него можно понять, и, особенно, - как строго было с учетом сбитых немецких самолетов.
   Ну, да я отвлекся... Давайте о нашем, о девичьем.
   О девичьем - это в столовке. Я как раз сейчас мимо нее прохожу. Ух, Клавочка выскочила, привет, красавица! И где только таких красивых девчонок зам. по тылу набирает! Уж он их сторожит, уж он лютует! И тетя Глаша - тот еще дракон, точнее - драконица. Но жизнь нельзя остановить не только приказом, но и пистолетом. Убить - можно, а остановить - нельзя. Поэтому - нет-нет, да и идут смущенные парочки к командиру полка. Товарищ подполковник, издайте приказ, ради бога! А то Лене (Мане, Тане) уже ехать рожать пора! И комполка подписывает приказ о создании новой семьи и демобилизации военнослужащей такой-то в связи с декретным отпуском... Вот так - и смех, и слезы, и любовь... Да еще и смерть рядом.
   А некоторые девчонки подают рапорт о переводе из столовки в боевую эскадрилью. В парашютоукладчицы идут, овладевают специальностью оружейника. И таскают потом почти полуторапудовый пулемет УБС на чистку. А пушка - еще тяжелее... Но девчонки страшно довольны - они в форме, они - военнослужащие, солдаты! А я слежу за ними, и, делая страшные глаза, наступаю на сапог отдельным блондинистым пилотам, которые тяжело, подобно верблюду, стоящему перед автоматом с газировкой без единой копейки, вздыхают, глядя, как оружейник Людочка, красиво оттопырив похожую на упитанный рюкзачок попку, склоняется над раскрытым капотом истребителя, заправляя патронную ленту в приемник пулемета...
   - Хорош дышать как загнанный конь, честное слово! Это твой... твоя подчиненная! И думать не моги! Самого рожать отправлю!
   Помогает, но на время. А сейчас весна... Сами понимаете - разгонять летчиков по койкам - это каторга! А они, дураки, не понимают, что если будут зевать в полете - то могут поймать зубами пулю из немецкого пулемета калибром 13 мм. Вот вам и вся любовь тогда и будет.
   Да-а, интересная эта штука - жизнь! Ну, все, хватит! А то еще философом стану, диссертацию защищать придется. А тут с бумагами по эскадрилье обернуться не успеваю. Мне кажется, они возрастают просто в прогрессии. Стоит мне в один день подписать около двадцати бумаг, на следующий день их приносят ровным счетом тридцать! И некого отматерить, вот в чем все дело-то...

***

   Для нас наступили суровые будни. Командование дивизии сказало: "Хватит! Хватит быть воздушными аристократами и в волшебной синеве неба гоняться за шустрыми мессерами! Пора бы вам, уважаемые короли воздуха, и настоящей работой заняться, а именно - посопровождать Илы на штурмовку!"
   "Мать, мать, мать.... Твою ма-а-а-ть..."- смущенно ответило эхо... Кому не ясно - поясняю. Мне кажется, нет для истребителя более сложной, опасной и нервной работы, чем сопровождать Илы.
   Эти крокодилы бронированные идут себе метрах на пятистах, километров 350-360 в час, и в ус не дуют! А что нам прикажете делать? Снизиться - так на такой высоте нас любой пулемет зажжет, уравнять с горбатыми скорость - так мессеру даже и напрягаться особо не нужно - бери меня в прицел и жми гашетки. Куда я от его атаки денусь? Только носом в кубанский чернозем...
   А когда горбатые подойдут к цели, по ним будут стрелять еще и зенитки. Да не одна-две пушечки, а целая батарея, да еще и не одна! А попадать осколки будут по нам, истребителям. Но хуже всего - когда Илы будут отходить. О-о-о! Они обязательно на какое-то время растянутся кишкой, задний Ил вообще будет болтаться черт знает где, а тут и мессы пожалуют... Да не два, и не четыре... И начинается потеха! Мессы на горбатых, горбатые - от мессов, а мы, как прокладка какая, между ними. И ведь вести бой с фрицами нельзя. Нельзя ни на минуту бросить Илов! Ни на минуту! Только отбивать атаки немцев, держаться рядом со штурмовиками, локоть к локтю, не отходить ни на шаг. А то - разу срубят Ила худые. А нам - трибунал. Кто, как и почему бросил штурмовики? Кто виноват? Кто не воспрепятствовал? Знаете, какие хорошие, глубокие вопросы умеют задавать следственные органы? И как быстро формулировать взвешенные, трезвые и мудрые решения по твоей судьбе? Вот так-то.
   Но - бог не выдаст, свинья не съест. Я ухитрился зарядить патроны и снаряды не только себе, но и еще двум летчикам из звена Блондина. Сегодня я лечу вместе с его звеном. Сопровождать Илы эскадрильей не разрешают. Хромов в это время бережет еще кого-нибудь. Потом я полечу с ним, на усиление, так сказать. Работаем по сменному графику, во как!
   Ну, полетели. По радио договорились, встретились. Ребята знакомые - из 7-го гвардейского штурмового полка. Подошли поближе, присмотрелись. Какие же они побитые и потертые! Крылья почти сплошь в заплатках, видны свежие пятна краски на латках на корпусах штурмовиков. Ведет их капитан Вася Емельяненко, хороший, веселый парень. Чем-то на хитрого лиса похож, как мне кажется.
   Подхожу поближе к его штурмовику, вижу, как Вася отодвинул боковую форточку фонаря, улыбается и грозит мне кулаком: "Слишком близко, отойди!" Лицо уже успело загореть, резко выделяется белая линия подшлемника. Все-все, уже отхожу, не боись! Под крыльями его машины вижу РСы крупного калибра, под фюзеляжем - бомбы.
   Пара Блондина заняла свое место на правом фланге штурмовиков, пара Демыча - на левом. Я со своим ведомым мотаюсь с одного фланга на другой. Ребята тоже идут змейкой, чтобы не терять скорость, но и не оторваться от штурмовиков. Их ведь довольно трудно разглядеть на фоне земли. Лететь тут рядом - хоть с этим повезло. Уже виден дым и пыль от разрывов над линией фронта. Как горбатые будут искать цель? Тут же не видно ни хрена! Как бы по своим не грохнули, а это ведь бывало...
   Ведущий Ил прибавил скорость, покачал крыльями: "Внимание! Делай, как я!" и полез в высоту. Истребители разошлись подальше от горбатых и заняли эшелон повыше. Будем крутить встречный круг, а я залезу еще выше и буду дирижировать.
   - Работаем бомбами! - это Вася своих наставляет.
   Штурмовики опустили носы и зашли на цель. Видно, как от них отделились бомбы. Пошло! По земле хрястнуло, пробежали черные шапки разрывов. Так, туда не смотреть, смотреть на горизонт - сейчас, возможно, фрицы уже орут своим мессерам. Все же косой взгляд назад - Илы с круга бьют по немецкой линии обороны ракетами. Та-а-к, а это что там мелькнуло в дыму? Фрицы? А почему так низко?
   - Блондин, заход от солнца, высота около пятисот - отбей!
   Пара Блондина моментом развернулась, покрутила носами истребителей в попытке засечь цели, увидела немцев и на встречном курсе дала пару отсечных очередей. На земле здорово полыхнуло! Ну - правильно, заряжено же - "Не хватай - убьет!" Немцы вильнули, и на хорошей скорости ушли вправо. Мол, не очень-то и хотелось. Вот, гады! Скорость-то у них гораздо выше.
   - Блондин, попробуйте качаться с выходом на боевой разворот. Я на высоте. Горбатые, долго еще?
   - Еще пара заходов...
   - Вася, на отходе делай глубокую змейку, сбивай своих в компактный строй - мессера жужжат!
   - Понял... Вы смотрите там... Если что - веди мессов под стрелков...
   Появилась еще одна четверка мессеров. Крутятся, выжидают. Да и зенитки еще работают - немцы под них не полезут. Вот! Сейчас!
   - Блондин, внимание - зенитки перестали стрелять! Сейчас полезут!
   - Вижу, захожу на фрицев...
   Задача немецких истребителей - атаками с разных направлений разорвать наше прикрытие, растащить истребители по двум-трем воздушным схваткам. Тогда остальные мессы навалятся на штурмовиков. И будут их резать, как волки овец. Отходить нам нельзя...
   - Емельяненко, кончай пострелюшки, уходить пора! Оставь БК для воздушного боя - немцев уже больше десятка.
   - Уходим, сбор! Сбор! - Ил-2 капитана начал делать глубокую змейку, собирая штурмовики в строй. Сейчас немцы навалятся...
   - Блондин - внимание!
   - Вижу...
   Сразу две пары немцев заходят на штурмовиков, за ними еще две пары угрожают нам.
   Кто-то из наших удачно стреляет - мессер задымил и отвалил к себе... За ним ушел и ведомый. Иди-иди, не до тебя сейчас. Немцы обиделись, и стали атаковать жестче. Одна пара... Дал очередь. По близкой земле пробежала дорожка огня. Да хорошая такая дорожка. Это испугало немцев. Вильнули... Другая пара. Этих пуганул Демыч. Когда же это кончится... Сколько же вас, гадов... Стреляют по нам, как в тире, а ты привязан, как Бобик к конуре...
   - Дед, жарко? - это наведенцы, - Подвинься, сейчас помогут.
   В боевом развороте вижу, как с высоты на немцев сваливается восемь "Кобр". Страшная скорость, мощный огонь. От такой атаки не убежать, не спрятаться. Сразу два немецких истребителя, вспыхнув, бьются об землю. Высота же маленькая. "Кобры" на скорости усвистели вверх, а уцелевшие немцы, как мальки от окуня, бросились врассыпную. Уф-ф-ф, ушли, наконец! Кажется, оторвались.
   - Что, маленькие, перетрухали? Вспотели? Не боись, жмись к нашим пулеметам, мы в обиду не дадим! - Это Василий издевается.
   - С чего бы нам вспотеть? Мы тут замерзли, глядя как вы в носу ковыряете... Столько самолетов, а в такую большую цель попасть не можете! - А что там за цель, я и не разглядел. Видел только вспышки и летящие в Илы красные снаряды "Эрликонов".
   Василий смеется, показывая белые зубы. Ему сейчас хорошо. Штурмовики нанесли мощный удар, пехота, наверное, продвинулась вперед. Свои все целы, живы-здоровы. Истребители прикрытия, опять же, идут рядом. Красота! Что не улыбаться.
   - Дед, оставь горбатых, теперь сами дойдут. На ваш аэродром заходит девятка бомбардировщиков. Атакуй!
   Вот, гады! Обнаглели! Девять "Хенкелей", без истребительного прикрытия, тысячах на двух тянутся к центру аэродрома. Мы уже не успеваем их отбить. Видно, как поднимая шлейфы пыли, с аэродрома взлетает дежурное звено. По его следам, пытаясь настичь самолеты на взлете, бегут взрывы бомб. Еще одна атака "Кобр" с высоты. Нет, это точно Покрышкин - его стиль! Два бомбера, горя и разваливаясь в воздухе, падают на землю. В дымном небе одуванчиками повисают парашюты. Жарко в кабине... Жар идет от перегретого мотора. Воздуха не хватает... Я сдвигаю фонарь - черт с ним, с потерей скорости. Для бомбардировщиков хватит.
   "Хенкели", испуганные атакой "Кобр", со снижением уходят к себе. Теперь и мы их достанем.
   - Блондин! Атака! Огонь всем!
   Самолет с крестами в прицеле. Ко мне несутся быстрые проблески - это по мне ведет огонь бортстрелок. Черт с ним, отвлекусь на него - не успею со стрельбой по мотору.
   Так, наискосок - через двигатель и по кабине... Огонь! Трасса идет точно, правый мотор бомбардировщика сразу вспыхнул и густо задымил, винт встал. Этому хватит...
   Но тут же заскрежетал и мой мотор. Страшно заскрежетал и завыл! Стрелок, гад, попал-таки. Вырубить двигатель! Скорее! Пока не загорелся... Я почти у аэродрома - сяду и без мотора.
   - Блондин, я подбит, сажусь... Командуй сам. Береги ребят!
   - Понял, удачи! Вася, сопроводи...
   Мой ведомый проскочил было вперед, затем крутанулся, погасил скорость и встал в левый пеленг.
   - Дед, садись спокойно - дыма нет.
   Сам вижу, что нет... А спокойно... Да я, в общем-то, особо и не волнуюсь. Только вот с работающим мотором было бы лучше.
   Фонарь открыт, двигатель молчит, мне слышно, как отбойными молотками стучат вслед немецким бомбардировщикам зенитки на аэродроме, как вдали трещат очереди звена Рукавишникова. Вижу, как руководитель полетов гонит примерно туда, куда я плюхнусь, санитарку и ремлетучку. Выпускать шасси или нет? Вот в чем вопрос! Решено - играем вариант "Or not to be..." Не буду использовать шасси - сяду на пузо. А то - крутанет, бросит на спину, позора не оберешься. Лучше уж я постараюсь поизящнее присесть...
   Получилось хорошо, мастерство не пропьешь, однако! Винт, конечно, погнул, радиатор забил грязью, но это ничего. Все это поправимо. Двигатель все равно менять надо. Плохо то, что сегодня мне не на чем летать. А летать нужно...
  

Глава 4.

   ...нужно, да не получится - не на чем! Единственно - взять истребитель Петруччо? Когда его починят?
   - Доктор, где у вас телефон, мне на стоянку нужно позвонить.
   - Инженер, а инженер, вы когда самолет Щепотинникова почините? Да ну! Не может быть! Ну, молодцы, право слово - молодцы! А ты говоришь - награждать некого, вот они - герои, бери любого и награждай...
   Так что, после обеда самолет у меня будет. Мой достаточно серьезно поврежден... На "Дедушке" надо менять мотор, а это, я точно не помню норматив, но часов 12-14, что ли. А может и больше. Наверняка радиатор охлаждения надо менять, обшивку рихтовать, то - се... Хорошо, если за сутки управятся, а то и на вторые перейдут. Тоха, наверное, хмурится... Злится на меня, и за меня же переживает. Повредил я "Дедушку", а Антоша души в нем не чает. Я тоже души в своем истребителе не чаю, но это мое оружие, а сейчас идет война. Бои идут каждый день, что ни вылет - то воздушный бой. И грош мне как бойцу цена, если я вместо боя буду только полировать свое оружие, чтобы оно было чистым, без зазубрин и блестело на солнце. Это не оружие, это муляж тогда будет.
   Но "Дедушку" жалко. Ничего, подлечат ветерана всех войн, он еще немцам даст прикурить!
   А пока врач меня осмотрел, простучал, в зрачки поглядел - и ничего не нашел! Да здоров я, доктор, здоров. Ничего со мной не произошло. Подумаешь - вынужденная посадка на брюхо! Это для нас - тьфу! Это не ангина...
   После врача я побрел в штаб. Там разговор получился коротким - здоров? А что же тогда прохлаждаешься? Бери самолет - и в бой! Есть! Но - после обеда, сейчас самолета нет.
   Я зашел в столовку, попил холодного компота. Есть не хотелось. Тетя Глаша угостила меня леденцом на палочке, честное слово! Откуда только взяла. Наверное - сами варят. Главное - вкусно. Так, с леденцом во рту, я и пошел на стоянку эскадрильи.
   Махнув рукой народу - "Вольно!", подошел к истребителю Петруччо. Пока техники что-то там кумекали возле хвоста Яка, я провел рукой по патронному ящику для пулемета. Этого хватит, не все сразу...
   Когда аппарат готов будет? После обеда? Так уже обед! Вот через двадцать минут и выкатывайте, я на нем полечу. Все проверили? Еще раз посмотрите, фонарь протрите получше. Он у вас как мухами засижен... Готовьте машину, я скоро.
   Нашел Хромова. Ну, куда летим? Опять Илы! Мать, мать-перемать! Но - что делать, надо лететь!
   Опять же говорю - хорошо, что близко. Километров пятнадцать, наверное. Подняться повыше - в бинокль можно увидеть. Там такие горушки - не горушки, да и не холмы, а так, возвышенности. Вот немцы на них и уселись. А наша пехота, значит, в эти возвышенности головой и бьется. Хорошо - Илы здорово помогают. Пока они утюжат метров 300-400 фашистских окопов, наша пехота подтягивается почти под разрывы бомб, а потом - раз, и бросок! И бой уже в окопах. А немец, после работы горбатых, вялый и снулый какой-то. Дохлый немец в общем. Или скоро будет таким...
   ...Запрыгнул в кабину истребителя Петруччо. Сильно пахнет бензином - наверное, только что подлили в крыльевые баки. Точно - вон, потеки видны... Ладно, сейчас продует, проветрит...
   Ракета, взлет, пошли... Второй вылет всего, а давит какая-то усталость. Или предчувствие? Черт его разберет. Смотреть надо... Вася, ты как? Бдишь? Давай-давай, смотри внимательно.
   Встретили горбатых, наши истребители разошлись по своим местам, летим. Вдруг - радио. Группе на цель не идти, пехота успешно продвинулась, идти на запасную цель. А где эта запасная цель? Ведущий ее знает.
   Илы изменили курс, идем на юго-запад. Под крылом потянулись невысокие горные склоны, нитка дороги. Впереди на дороге что-то блестит, видна пыль. Ба-а! Да это ветровые стекла машин блестят на солнце. Вторая цель - колонна противника. Опять колонна, неприятно, черт побери! Я еще очень хорошо помню ту колонну, где меня подбили. Но, как говорят - снаряд в одну воронку дважды не падает. Посмотрим, проверим.
   - Маленькие, мы начинаем работать! - это ведущий восьмерки горбатых.
   Истребители разбежались по окрестностям, пары ходят на 1000-1200 метров, просматривая небо в поисках немецких истребителей.
   Илы зашли на колонну, и по ним тут же ударил счетверенный "Эрликон", да не один. Очень неприятная штука! Цветные струи 20 мм снарядов, извиваясь как бичи, накрыли строй илюш. Смотреть - и то страшно! Как они выдерживают? Или летчик всего этого не видит? Не знаю... В колонне встали шапки разрывов бомб, деваться немцам на обрывистой дороге было некуда. Ярко заполыхал бензовоз, прибавив оживления вокруг. Но и один Ил-2, сильно дымя, так и шел по-прямой, постепенно теряя высоту.
   - Вася, оставайся на высоте, контролируй тут все, я к илюше.
   Я мигом спикировал к битому илюше, успев по пути дать хорошую очередь по "Эрликону". Он не выдержал такого горячего привета и вспыхнул. Вот и илюша, все лобовое стекло залито маслом. Но летчик живой, и стрелок живой.
   - Эй, "девятка"! Дорогу видишь? Еще потяни с километр. Там впереди участок поровнее... Садись скорее, а то полыхнешь! Садитесь и дуйте в лес, через недельку здесь будут наши, как понял?
   - Маленький, отойди, не мешай, я его подберу... "Девятка", Коля, садись... так ... аккуратно, аккуратно. Подбери ручку, глуши! Как погасишь скорость - скатывайся в кювет, а сами - бегите на дорогу. Я уже сажусь.
   За пылившим штурмовиком на дорогу пристроился и другой. Вот тень под самолетом все ближе, ближе... есть касание! Второй горбатый, подпрыгивая, стал настигать первый штурмовик, который уже повернул направо и скатился в кювет. От него, размахивая руками с пистолетами, брызнули две фигурки. А рядом с севшим Илом от пулеметной очереди вскипела земля.
   - Вася, кто стреляет? Видишь? Зажги гада!
   Василий соколом упал на колонну. Мелькнули светящиеся трассы, и в колонне что-то загорелось.
   - Молодец! Давай снова вверх! Смотри внимательно.
   Я положил истребитель в вираж. Ил уже взял экипаж подбитого самолета себе на борт и начинал разбег.
   - Давай, давай, горбатый! Осторожно - уклоняешься вправо! Осторожно! Подрывай, подрывай!
   Тяжело, но взлетел. У-ф-ф, наконец-то.
   - Вася, контроль за этим горбатым...
   - Принял...
   Пока шла спасательная операция, илы сбросили все бомбы и ракеты на колонну. Ее затянуло густым дымом. Один из штурмовиков прошел по дороге и пушечной очередью зажег подбитый самолет.
   - Внимание, кончаем работать. Всем сбор! Уходим домой...
   Ведущий штурмовик начал выполнять глубокие виражи, собирая свою рать. Истребители подошли и встали на свои места. Неужели все? До линии фронта идти всего ничего - километров восемь. Считай, что уже дома!

***

   Мы спокойно пересекли линию фронта и пошли к аэродрому штурмовиков. Он располагался недалеко от нашего, километрах в семи. Когда взлетаешь - их футбольную площадку видно.
   - Степаныч, давай до самого дома доведем горбатых, неспокойно на душе что-то...
   - Принял... Усилить внимание, всем - эшелон пятьсот плюс.
   Истребители звена Хромова перестроились и взмыли над штурмовиками. Сам старлей встал над замыкающим Илом, который вез спасенный экипаж. Вот и аэродром. Мы с Васей на полутора тысячах уже легли в вираж, собираясь следовать к себе, когда руководитель полетов с аэродрома штурмовиков закричал: "Маленькие, внимание! Падает пара худых!"
   Я обернулся. Внизу, слева, подо мной лежала выбитая плешь степного аэродрома с какими-то мазанками, бочками и пустыми капонирами под маскировочными сетями. Посадочную "Т" проходил очередной штурмовик, несколько уже пылили на земле, заруливая на свои стоянки. Последний илюша, со сдвоенным экипажем, уже выпустил посадочные щитки и шасси, строя заход на посадку. Вдруг с него забил пулемет стрелка, над аэродромом взлетели красные ракеты, запрещающие посадку. Мне все было видно, как из правительственной ложи. Прямо по трассе стрелка, как по целеуказателю, на огромной скорости, на Ил заходила пара худых. Я только и успел, что крикнул: "Степаныч..."
   Истребитель старшего лейтенанта Хромова так резко крутанулся вниз, что его ведомый не сумел среагировать, и проскочил вперед. Трассы очередей от ведущего "Мессершмитта" по Илу, и от истребителя Хромова - по "мессу", протянулись одновременно.
   Все это заняло доли секунды. Перед садящимся Илом еще тянулась по земле дорожка разрывов от снарядов "Мессершмитта", когда "Як" Хромова, не прекращая огня, врезался в самолет фашиста...
   Мне было хорошо видно, как огненный клубок двух полыхающих горящим бензином самолетов прокатился по аэродрому штурмовиков... Раздался взрыв... Все.
   Последний Ил, сбивая винтом огненную дорожку от разбившихся самолетов, катился по взлетной полосе...
   К месту взрыва бежали люди, пыля, мчались машины.
   Я прокашлялся, и сухим, сдавленным голосом сказал: "Всем - посадка..."

***

   ...Когда закрытый гроб с неузнаваемо обгоревшими останками старшего лейтенанта Виктора Степановича Хромова опускали в могилу, над кладбищем с тяжелым ревом прошла тройка штурмовиков Ил-2. Трижды прогрохотали пушечные очереди. Летчики-штурмовики сказали последнее "Прости и прощай..." спасшему их друзей пилоту.
   А за штурмовиками скользнула пара "Яков" и со звуком лопнувшей гитарной струны ввинтилась в голубое весеннее небо...
   Прощай, крылатый!
   Встретимся там, за облаками...
  

Глава 5.

   - Как же так произошло, Виктор? Как прозевали атаку "Мессершмиттов"?
   - Не знаю, товарищ подполковник... Все время думаю об этом, раскладываю по полочкам и по секундам, пытаюсь понять... Ясно одно - атаковал опытный охотник, скрытно, быстро, наверняка... Он стрелять начал метров с четырехсот, и держал очередь до сближения с Илом. Убил бы его, наверняка бы убил. Если бы не Хромов...
   Я непроизвольно сглотнул. На сердце лежал холодный, тяжелый булыжник. Сердце ныло...
   - Степаныч, товарищ подполковник, все это видел, все понял, и не прекратил атаку. Собой заслонил четырех человек в илюше... Прошу ходатайствовать перед вышестоящим командованием о представлении старшего лейтенанта Хромова к званию "Герой Советского Союза"! Вот мой рапорт!
   - Рапорт, рапорт... Эх, Виктор! Если бы все так просто было бы... Представление на Хромова мы уже подали, думаю, в дивизии и в армии нас поддержат. Да и штурмовики свое слово сказали. Знаешь, эти два экипажа на своих самолетах сделали надпись: "Отомстим за летчика-героя Хромова!"
   - Молодцы ребята, правильно сделали! А может, и нам?
   - Опоздали уже... Раньше думать надо было. Теперь нам надо думать о другом. Кого на командира звена ставить будешь? Есть соображения?
   - Есть двое на выдвижение - лейтенант Демченко и лейтенант Хорошилов...
   - Сам за кого?
   - Я, товарищ подполковник, считаю, что нужно на звено ставить Хорошилова. Демченко - молодец. Летчик отличный, стрелок - от бога. Но командовать не любит, не лидер по характеру. Подождем с ним, может, еще дозреет?
   - Хорошо, согласен. Сделаем, как говоришь. Теперь вот еще что...

***

   Жизнь продолжалась, жизнь не остановить. Новый день означал новые дела, новые задачи, новые бои.
   А бои становились все напряженнее. Я точно не помнил, когда, собственно, был самый высокий накал схваток в кубанском воздухе, но и сейчас было весьма жарко. А с числа с 15-го апреля все и началось. Что ни вылет - то с воздушным боем, а таких вылетов - четыре, как минимум.
   На весьма узком по авиационным меркам участке фронта, километров так в двадцать пять - тридцать, ежедневно и практически в течение всего дня сходились в боях по сорок-пятьдесят самолетов с каждой стороны. А иногда и больше. Нам служба ВНОС давала данные по самолето-пролетам немцев. До полутора тысяч, как вам?! За день! Мы с немцами с нарастающим ожесточением ломали друг друга в попытке завоевать господство в воздухе.
   Вот тут-то я и понял, что это такое - господство в воздухе. Но об этом - немного позднее, а сейчас о тех новшествах, которые вольно или невольно отмечал мой незамыленный "попаданческий" взгляд.
   Во-первых - на новый, весьма и весьма действенный уровень поднялось управление авиацией в бою. Пункты и станции наведения, связанные в одну сеть с локаторами, постами ВНОС, авиационными представителями в боевых порядках сражающихся войск, аэродромами и эскадрильями самолетов в воздухе, четко отслеживали намерения немцев, с достаточной степенью вероятности определяли угрозу для наших войск и, в случае необходимости наращивая силу удара, организовывали эффективное противодействие. Единственно, что несколько мешало и сковывало гибкость управления авиацией, - это разное подчинение авиачастей - тут вам и 4-я, и 5-я воздушные армии, ВВС фронтов и флота, и каждый начальник тянул одеяло на себя. Правда, с этим тоже довольно быстро разобрались и подсократили количество командных звеньев...
   Порадовала своими возможностями и наша разведка. По ее данным немцам удалось сосредоточить на аэродромах Кубани и Крыма свыше 800 самолетов 4-го воздушного флота. Ну, это не удивительно - немцы всю войну были большими мастерами по оперативной переброске сил авиации, мастерски добивались количественного превосходства, концентрации ударного воздействия на ключевых участках фронта. Кроме того, они могли привлекать еще около 200 бомбардировщиков с аэродромов на юге Украины. Всего против нас было задействовано более 1000 самолетов, в том числе почти 600 бомбардировщиков и 250 истребителей. Для наращивания силы удара сюда, на Кубань, кроме воюющей здесь 52-ой JG, были переброшены лучшие истребительные эскадры Германии: 3-я "Удет", 51-я "Мельдерс", 54-я "Зеленые сердца", вооруженные последними моделями истребителей Me-109G2, G4 и Fw-190А. Что интересно - вместе с немцами на нас тявкали и их шакалы - на фронте появились истребительные эскадрильи Словакии, Хорватии и Румынии.
   Насколько я знал, наши сумели противопоставить противнику примерно 900 машин, в том числе - 370 истребителей, 170 штурмовиков, 360 бомбардировщиков, половина из которых была ночными. Теперь в наших авиачастях примерно две трети самолетов были новыми, современными машинами, способными успешно противодействовать и бить немцев. Я имею в виду наши "лавочки" - Ла-5, "яшки" - Як-1 и Як-7Б, а также технику, которую мы получали по ленд-лизу: бомбардировщики Дуглас А-20 Бостон, а также истребители "Спитфайр" и "Аэрокобра".
   На сравнительно небольшом участке боевых действий противники собрали немалые силы. Это должно было вылиться в тяжелые, ожесточенные бои... Бои без пощады, бои насмерть. Ведь господство в воздухе - это, фактически, либо полное уничтожение противника, либо доведение его до такого состояния, что он лежит на земле, с передавленной вашим сапогом шеей, и ни дыхнуть не может, ни, я извиняюсь, пер... передвигаться.
   Но пока до такой, радующей глаз позиции, было еще далеко. Борьба за господство в воздухе только начиналась.

***

   А выглядело это примерно так...
   - Дед, ты где?
   - "Море", я уже подхожу, я от солнца, высота четыре с половиной, как поняли?
   - Понял, слышу тебя... Все - вижу тебя. Пройди за линию фронта, посмотри, что там немцы кучкуются? В драку особо не лезь - сразу дай знать. Я здесь на шести "Кобры" держу...
   - "Море", вас понял, иду в квадрат 32-8. Высота 4500.
   Сегодня я вел всю эскадрилью. Нечасто мне доводилось испытывать такое удовольствие. Тремя эшелонами по высоте, строем "фронт", мы шли, по-хозяйски оглядывая небо Кубани. Я был уверен в своих ребятах, в последнее время эскадрилья здорово выросла и заматерела, что ли...
   Самая верхняя пара - это наш лучший стрелок Демыч, и "радар" Петруччо Щепотинников. Их задача - все видеть, все оценивать и все говорить. А так же - убивать всех, кто попытается убить наших ребят. Такую пару или звено здесь называют по разному: и крыша, и шапка... Мы же называем с уважением - "диспетчеры". Демычу полезно поучиться командовать, пора и ему в начальство переходить. Да не хочет он, вот в чем вопрос. Говорит - стану начальником, когда стрелять по врагу буду? Некогда ведь начальству это делать. В чем-то он и прав, в чем-то...
   Километрах в двенадцати от линии фронта мы обнаружили большую группу мессов. Башок, наверное, шестнадцать. Кого-то ждут. Явно не нас. У нас сейчас бомберы в основном ночью работают. Это более оправданно и эффективно. Уже две ночи подряд они бьют немецкие аэродромы. Расшифровка снимков фотоконтроля точно показывает - горят, "бубновые", хорошо горят! И прямо на стоянках!
   Ага, вот что тут мессера жужжат! Из дымки неба начинает проявляться тысячах на пяти строй немецких бомбардировщиков. Много... не сосчитать - еще далеко, но много. Так дымят, что эта дымная полоса в бледно-голубом небе уже отчетливо видна.
   Срочно сообщение пункту наведения. А нам - на солнце, в набор высоты. Надо как минимум залезть тысяч на пять - пять пятьсот...
   - Демыч, ты как там, еще управляешься?
   - Управляюсь, но с трудом. Высоковато для нас, Дед.
   - Терпи, Демыч, терпи. Ты нам там, на высоте, очень нужен. Единственно - не спеши с выбором цели и атакой. Лучше повиси - пока ты выше всех, мессера смирные будут и вежливые, ты же знаешь.
   - Терплю...
   - Дед, наблюдаю две колонны Ю-88 по девять троек в каждой. - Это наш радар. Две колонны - это серьезно. Мощный удар готовят. Нельзя их через линию фронта пускать.
   - Море, наблюдаю две колонны по девять троек Ю-88. Высота ориентировочно пять. В точке рандеву их ждут шестнадцать худых, как поняли?
   Рация минуты две шипела фоном, а потом разродилась.
   - Дед, бомберов не трогай, повторяю - бомберов не трогай. Приказываю атаковать истребители противника. Я уже направил к вам подкрепление. Как понял?
   - Есть атаковать истребители противника! Эскадрилья, разворот все вдруг, вперед!
   Мы все еще шли в наборе высоты. Мессера тоже начали перестроение. Две четверки худых стали карабкаться на солнце, остальные, дав форсаж, полезли на нас.
   - Демыч, остуди нахалов!
   - Со всем нашим удовольствием! А ну - салфет вашей милости!
   Наконец-то Демычу выпал случай порезвиться. Мне было видно, как его пара бледных в дымке, почти прозрачных в солнечных лучах самолетиков, кажущихся неспешными и ленивыми, скользнула вниз, на немцев. Вот набрана в пологом пикировании скорость... немцы забеспокоились... вот Демыч делает резкий переворот через крыло... три секунды падения и за мессером потянулся сначала дым, а потом и огонь с дымом. Есть один! А Демыч снова взлетел на солнце.
   - Демыч, следи за худыми, мы работаем. Атака!
   Одно за другим наши звенья атаковали лезущих на высоту немцев. Те боя не приняли, крутнулись через крыло и камнем рухнули вниз. Мы даже и не стреляли. Так, два звена немцев мы минуты на четыре из боя вывели. А где другие? А вот и они...
   Собравшись и перестроившись после атаки пары Демыча, семь немецких самолетов, набрав скорость, по дуге строили заход на нас. Да, нужно признать, что "Мессершмитт-109 G4" в скорости прибавил, и на высоте он чувствует себя получше, чем наши Яки. Но идеального истребителя еще никто не создал. Я знал, что прибавив в скорости, месс потерял в управляемости. На высоте, на большой скорости месс плохо слушался рулей, немецкому пилоту приходилось прилагать большие усилия, чтобы управлять самолетом. Виражить и делать каскад фигур месс просто не мог.
   - Блондин, вверх! Выставляй своих под Демыча! Первое звено - резко вправо!
   Мы смогли крутануться, а немцы - нет. Они так и просвистели мимо нас, без стрельбы.
   Пара Демыча еще раз упала на фашистов. Ещё два густо задымивших мессера вышли из боя пикированием. Так бы вы до земли бы и падали... Эх, не засчитают ведь нам никого, кроме сгоревшего... Как там Покрышкин говорил: "В счет войны будет..."
   А вот, кстати, и он сам.
   - "Сотка"! Приказываю атаковать бомбардировщиков, не допускать их до сброса!
   - Я "Сотка", вас понял, всем - атака!
   Далеко уже, да и на солнце... Но, все равно видно - во-о-н, два дыма пошли вниз. Кто-то отлетался... Да, на "Кобрах", с их 37 мм пушкой, бомберов можно давить со всем моим удовольствием. Попадание даже одного фугасно-зажигательного снаряда может уничтожить любой самолет. Даже такой крепкий на повреждение, как немецкий бомбардировщик Ю-88.
   Ну да ладно, у Саши свои игры, а у нас - свои! Хотя, какие уж тут игры? Два звена немцев, те, что упали в пике, так и не думают возвращаться, а эти два битых звена тоже уходят... Ишь, как коптят на форсаже, бедняги! Не понравилось им, значит! Не для них игрушки...
   - Море, мы уже почти выработали бензин... Прошу разрешения... - закончить мне земля не дала.
   - Понял, Дед. Вам - 555!
   Все, пришли сменщики, можно уходить...
   - Всем - занять свои места, идем домой!
   Тем же вечером -
   "От Советского информбюро...
   В течение 22 апреля на Кубани, северо-восточнее Новороссийска, наши войска артиллерийским огнём и бомбардировкой с воздуха продолжали разрушать укрепления противника.
   В воздушных боях сбито 35, огнём зенитной артиллерии 21, а всего 56 немецких самолётов. Наши потери 11 самолётов. На других участках фронта ничего существенного не произошло..."
   Тем же вечером, но уже в столовке -
   - А что ты, Витя, даже и не стрелял в бою?
   - Нет, он теперь только командует, а стреляет всякая мелочь и пузота, вроде Демыча с Петруччо! А оне с высоты только пальчиком указуют - туда, мол, стрельните, братцы!
   Я в это время стоял над здоровенной кастрюлей с крышкой в одной руке и "разводящим" в другой. Нужно что-то сказать, а то заклюют ведь.
   - А ведь вы и сами не поняли, насколько вы правы, ребята. Я - командир эскадрильи. Я теперь воюю не одним самолетом, а звеньями! Вот так! - я прикрылся крышкой от кастрюли и угрожающе поднял руку с половником над головой.
   - Одним звеном я прикрылся, а другим - ударил! И, напомните мне, сколько мессеров упало-то? А? Вот, видите... А вы - не стрелял! Мне и стрелять не надо. Я одним махом семерых побивахом! Подставляй миску - давай плесну горяченького!
   Народ молча задумался...
  

Глава 6.

   Теперь пора сказать и о другом. О своих возможностях и их применении в деле борьбы с немецко-фашистскими оккупантами.
   Долго прятать от широкой общественности шалости с пирозарядами не удалось бы даже Гарри Гудини. Да я их, собственно, и не скрывал. Тем более что "широкая общественность" сама и стреляла, сама и наблюдала, как очереди полыхают по земле. Самолетов пирозарядами еще никто, кроме меня, не сбивал. Да, кстати, тот "Не-111", бортстрелок которого засадил мне в мотор, все же упал. Он стал пятнадцатым сбитым мной самолетом врага. Комполка мне ничего не говорил, но его довольный вид явно показывал - представление на Героя уже ушло по инстанциям. Ну да ладно - не об этом сейчас...
   Так вот. Ребят просто распирало от любопытства. Я читал их мечущиеся, как летучие мыши под светом мощного прожектора, мысли как открытую книгу, посмеивался, и ждал наиболее подходящего случая. Начинать разговор надо так, чтобы одним разом и окончательно расставить все точки над всеми буквами "i". Тем более что около меня крутился еще один о-о-чень любопытный молодой человек, служивший по другому ведомству.
   Ребята - молодцы, долго раскачиваться не стали и, пошушукавшись с остальными, Толя Рукавишников и Демыч, как наиболее авторитетные и заслуженные летчики эскадрильи, как бы невзначай "спланировали" ко мне вечером того же дня и взяли меня "в клещи".
   - А ты нам ничего не хочешь сказать, Виктор? - похлопывая прутиком по голенищу сапога, индифферентно спросил Блондинчик.
   - Ага, Витя, давай, давай - колись! - тут же подсуетился радостно ожидающий раскрытия тайны смысла жизни на земле обычно по-хохляцки сдержанный Демыч.
   - О чем это вы, ребята? - сделал удивленно-анимешные глазки я. - Что я вам должен еще сказать? Все, что надо - я вам на разборе сказал, забыли что-то важное? Так записывать надо... Ты, Демыч, ремень-то подтяни, а то кобура тебя скоро под коленки бить будет.
   - Ты не крути, Витя! - подтягивая ремень, обиженно начал Демыч, - Ты скажи, чё это было-то? Ну, когда мы Илов прикрывали. Где это видано, чтобы очередь по земле как залп "Катюши" взрывалась? Там ведь все горело!
   - И у меня... Что это, Виктор? И еще... - ребята смущенно переглянулись, и Толя, решившись, продолжил. - Кто нарисован на твоей машине, Витя, а? Только не надо снова: "Дед, дед..." Я чуть умом не двинулся, да хорошо ребята поддержали, сказали, что тоже что-то такое замечали... Ты знаешь, Виктор, что этот дед на капоте во время боя шевелится?
   Последние слова Блондинчик сказал шепотом и оглядываясь, как будто нашкодил и ждет, что кто-то его сейчас возьмет за ухо.
   Та-а-к, а вот этого я и сам не знал. Ну, Дед, ты и даешь! Нет, не может этого быть. Там, по борту, выхлоп из патрубков мотора идет. Он ведь горячий, выхлоп-то. Воздух дрожит, своего рода горячая воздушная линза получается. Вот и показалось, наверное, ребятам. Не может же рисунок шевелиться! И что делать? Скажу-ка я основное, а там пусть сами идут к пращуру и с ним калякают. Тут нужен личный разговор. В душу Он им должен заглянуть, чтобы ответить.
   - Я, ребята, вам и не врал. Это на самом деле дед... а точнее - наш Пращур. А еще - Отец воинов. Давным-давно, еще задолго до Ильи Муромца, наши предки верили, что Родину нашу бережет Отец воинов - грозовой и грозный Перун... И были у Перуна грозные дружины. Не так-то просто было стать воином Перуна, эту честь надо было заслужить. И служить ему и своему народу всю жизнь, честно и преданно, не щадя ни крови, ни жизни своей...
   - Виктор, да ты что, в бога веришь? Ты же комсомолец? - ахнул Демыч, чистая, простая душа.
   - А я разве произнес слово "бог"? Что-то не припомню... Я сказал - дед, пращур, старший родич, отец воинов. Где тут бог, а? А ну-ка, поправь меня!
   - В-в-верно, не говорил ты... Ну, все равно - он же бог!
   - Он хранитель нашей земли, нашего народа! Пока гремит гром, и блещут его молнии - нет на моей земле места нечисти! А мы - его дружина, - его огнем призваны очистить нашу землю от черной пакости, так или не так?
   - Та-а-к...
   - Ну, вот, сам же говоришь... А бог там или не бог... Разве это важно? Да и кому это интересно? А вот огонь он мне дал и разрешил передать его тем, кто этого достоин. Я и рискнул им с вами поделиться, да видно поспешил я... Поторопился.
   - Нет-нет, Витя, ты что? - испугались ребята, - как ты можешь так говорить? Не понял ты нас, погоди, не спеши с выводами, не торопись. А Перун...
   - Лучше называйте его Дедом, ребята! Так и проще, да и для посторонних ушей безопасней будет. Хоть мы и не прячемся, но и балабонить на весь свет не надо. Дело воинское, - излишней трепотни и шума оно не любит.
   - Ясно, Витя, ясно... Так Дед... он как - всех огнем оделяет?
   - Нет, пока только меня...
   - А он что, только для русских? А как же другие ребята в эскадрилье? У нас и татарин есть, и казах, и грузин...
   - Да о чем вы, ребята? Они что, не воины разве? Не Родину они, что ли, защищают? Какая разница, какого народа кровь в твоих венах бежит, главное - какие дела твои, правде или кривде ты служишь, вот что главное... Да и увидит Пращур их души, прочтет самые сокровенные мысли. Если есть в человеке гнильца, не сможет он говорить с Дедом, не ответит Дед живому мертвецу. А лезть, пыжиться будет - сгорит от его молний!
   Над нами прокатился короткий весенний гром. Ну, и что из этого? Гром, как гром. Я и говорю - весенний гром... Это вам не зимний гром, тот намно-о-го реже бывает.
   Ребята автоматом уставились в небо с раскрытыми ртами. Я хохотнул.
   - В общем, так, ребята! Вы как-нибудь вечерочком, те, кто хочет, конечно, сядьте рядом с "Дедушкой", покурите, помолчите... И поговорите со стариком, душой поговорите. Не ждите немедленных ответов, а прислушивайтесь... В том числе - и к своей душе прислушивайтесь. А вдруг что новое проявится? А? Мужество, спокойствие в бою... Ну, не знаю я, как он вам ответит! Но если заслуживаете - ответит обязательно.

***

   Для меня этот разговор был еще не окончен. Должен был подойти еще один человек. Он уже должен был знать, что что-то во второй эскадрилье произошло, и что это что-то требует полного разъяснения. Так оно и вышло.
   - Здорово, Туровцев! Что-то мы с тобой давненько не виделись! - на меня ласковым и ясным, опытным чекистским взором смотрел капитан "Смерша" Сережа Иванецкий.
   - Здравия желаю, товарищ капитан! - радостно гаркнул я, поедая начальство глазами.
   - Все тебе шуточки, Виктор, а я действительно соскучился по тебе. Особенно - по нашим разговорам. Нет-нет, да и что-нибудь интересненькое от тебя и почерпнешь. Нестандартно ты мыслишь, Витя, интересно с тобой поговорить...
   Я всмотрелся в глаза Сергея. А ведь ты, Серега, почти и не врешь... Но вот сейчас тебя интересует совсем не это... Дедушка тебя интересует, капитан Иванецкий, точнее - непонятная суета вокруг него, отмеченная твоими информаторами. Да еще и непонятная активность среди молодых пилотов эскадрильи. Уж не заговор ли? Не намерение совершить групповой перелет к противнику? Нет, ты, конечно, не такой дурак, но эти непонятки тебе ох как не по сердцу! Тебе нужна ясность. Ну, что ж, ясность нужна и мне!
   - ...Интересно, так давай поговорим. Пойдем вон в тенек - сядем за "Дедушкой".
   Иванецкий на мое предложение прореагировал абсолютно спокойно. Либо он еще не связал весь этот сыр-бор с Дедом, либо - просто и в мыслях не допускал такого. Скорее - последнее. Капитан - тертый калач, убежденный материалист, да и мировоззрение у него поставлено на должную высоту.
   - Что ты хотел узнать, Сергей? - я залез на крыло и откинулся на еще теплый капот истребителя, вытянул ноги и блаженно вздохнул. Хорошо! Набегался я сегодня - аж ноги гудят.
   Сергей вокруг да около вилять не стал, а сразу взял быка за вымя.
   - А расскажи мне для начала, Витя, что за рисунок у тебя на самолете... Уж больно необычный старик... - со слишком безразличной миной начал допрос Иванецкий.
   - Заколебали вы меня, любопытные... Вот если бы я попросил голую бабу нарисовать, то такого ажиотажа не было бы...
   Капитан коротко хохотнул. Приглашающе так... мол, давай-давай, рассказывай...
   - Если бы голую бабу - это тебя бы замполит сейчас бы плющил... за аморалку и непонимание момента... А мне просто интересно - почему это старик? А не орел, например? Или не тигр?
   - У меня тигров в родне нет, Сергей... Дед это мой...
   - Ага, ага - "красный партизан и герой революции" - слышал уже где-то...
   - Не герой революции, а участник гражданской войны, если уж быть точным. Ты меня проверяешь, что ли, Сергей? Или ловишь на чем?
   - Да нет, упаси бог, Виктор! Просто интересно!
   - А интересно - тогда слушай...
   И я выдал Иванецкому гладенькую версию о деде, его любви к народному творчеству, особенно - к сказкам и легендам. Упомянул и о Перуне, сказал, что у нас, на Смоленщине, еще очень хорошо помнят бога грозы и Отца воинов. А тут дед - ну, просто копия Перуна! Что тут поделать! Вот оно как-то само на ум и пришло - пусть Дед летает на моем истребителе, все ближе к внуку.
   Иванецкий добросовестно слушал, кивал, в нужных местах даже одобрительно хекал, улыбался и в восхищении бил ладонью по коленке. Но не верил мне ни на грош. Ишь ты, упертый какой...
   - А, собственно, Сергей, что тебе не нравится в моем рассказе?
   - А то и не нравится, что врешь ты, Витя, как сивый мерин! Ни словечка правды я от тебя не услышал.
   - А зачем тебе, капитан, моя правда? - я на полном серьезе заглянул в глаза контрразведчику. - Что ты тут ищешь? Что хочешь узнать?
   - Вот правду и хочу...
   - Правду, ну слушай правду... Только скажи, Сергей, ты сейчас кто - воин или сотрудник органов?
   - Как это? Как ты можешь так разделять?
   - Ты мне ответь, Сергей, ответь. От твоего ответа и наш разговор зависит.
   Капитан Иванецкий так обиделся, что вскочил на ноги.
   - Я в органы не с базара пришел! Я пять лет в погранвойсках оттрубил! Ты еще в своем училище какаву с "ворошиловской" булочкой жрал, а я на финской границе в ледяном болоте банду из семи человек в течение трех часов держал! Я один из наряда выжил, четверых гадов положил, а ты!
   - Не кипятись, Сергей, мне надо точно знать, кем ты себя считаешь.
   - Я - на службе своей стране, я командир! Тьфу ты - офицер я! И этим все сказано, Туровцев.
   - Ну ладно, офицер, не ответил ты прямо на мой вопрос, но - поверю я тебе... Слушай...
   Пришлось рассказать. А что тут сделаешь? Тайное общество я устраивать не буду. Не карбонарий, чай...
   Естественно, Серега не поверил. Ох уж мне эти наследники железного Феликса...
   - Ну, пошли, Сергей, пройдемся. Убеждать тебя буду. - Я прихватил пустой снарядный ящик и повел капитана к небольшому ложку, примерно в километре от стоянки самолетов. Когда мы немного в него спустились, и с аэродрома нас уже не было видно, я поставил ящик торцом на землю, отсчитал шагов тридцать и обернулся к капитану.
   - А помнишь, Сергей, ты меня в тир водил? Теперь мой черед. А ну-ка, пальни по ящику пару раз. Давай-давай, не трусь!
   Пожав плечами, Сергей сделал шаг вперед, впрочем, контролируя меня краем глаза, - у-у, контрик неверующий! - достал свой ТТшник, передернул затвор и быстро выстрелил три раза. Ящик зашатался, но устоял.
   - Проверять не будем, и так видно, что попал. Да вон и щепа белеется. А теперь, дай-ка мне магазин... Вот, смотри - я оставлю в магазине три патрона. Один - со слабым... так, один - со средним зарядом, и один - так, более-менее сильненький.
   Я защелкнул патроны в магазин, вставил его в рукоятку пистолета, и протянул его Сергею.
   - Стреляй, только теперь уж не пугайся на самом деле. И не ори, если что. Сам напросился.
   Капитан Иванецкий с большим сомнением посмотрел на меня, как бы взвешивая, выиграет или проиграет 2-я эскадрилья, если ее командира упакуют в смирительную рубашеночку, криво ухмыльнулся и, повернувшись к ящику, быстро трижды нажал на спусковой крючок.
   Какой я дурак, я понял только тогда, когда сумел привести Серегу в сознание. Потому, что его дуплет... триплет? - в общем, его стрельба выглядела примерно так: бах, бах, бах - я ящик исчез во вспышке пламени, которая всего на двенадцать... двенадцать!!! шагов не дошла до нас. Я потом специально посчитал, прошелся по черному горелому пятну.
   Тут раздался звук мотора и испуганные крики. К нам подкатила дежурка с вооруженными солдатами, но мне удалось отбиться, сказав, что мы с Иванецким нашли и подорвали оставленную немцами мину.
   После долгого молчания и перекатывания желваков, Сергей поднял на меня посерьезневший взгляд и спросил: "Так это что, все правда?"
   - А ты Сергей, пройди как-нибудь вечером по стоянке, проверь, как часовые службу тянут, да и поговори с Дедушкой-то. Поговори душевно и по душам... Может, и поймешь чего, может - и договоришься...

***

"Начальнику отдела контрразведки "Смерш" 251 ИАД

   Полковнику Игнатьеву...
  
   Спецсообщение.
   ....информация секретных сотрудников "Шмеля" и "Егозы" (см. СпС исх. N 341 от 04.04.43г.) о якобы складывающейся неофициальной группе из молодых летчиков-истребителей 2-ой АЭ 111-го ИАП, которые стараются не привлекать постороннего внимания к своим встречам и разговорам, не подтвердилась.
   Оперативно-чекистскими методами установлено, что командир 2-ой АЭ 111-го ИАП старший лейтенант Туровцев В.М., 1920 г.р., уроженец райцентра ... Смоленской области, из рабочих, комсомолец... в свободное от служебных обязанностей время проводит с молодыми летчиками эскадрильи беседы, носящие воспитательно-патриотический характер.
   ... значительное внимание при проведении этих бесед уделяется славянскому эпосу, легендам и сказкам, раскрывающим воинскую славу славян...
   ... так, большой интерес молодых летчиков вызывает мифическая фигура т.н. Перуна - древнеславянского бога грозы и покровителя воинов...
   ... прошу вашей санкции на мое личное вхождение в группу "внуков Перуна" для контроля и неформального руководства сложившейся ситуацией...
  
   Нач. отд. СМЕРШ 111-го ИАП Капитан С. Иванецкий "
  
   Этого документа я не видел, но он был.
  
   А капитан Иванецкий с Дедушкой, видимо, договорился. Они друг друга поняли. Ну - и славно! А на нас больше никто и не косился...
  

Глава 7.

   Вроде бы все устаканилось, пришло в относительный порядок, но что-то не давало мне так думать. И в первую очередь вызывал определенное беспокойство внезапно вспыхнувший горячий "энтузиазизм" бравого и резвого капитана Иванецкого. Да-а, не прошло для него бесследно посвящение во внуки Перуна, не прошло...
   Через два дня, Серега, пылая румянцем как юный пионэр, которому только что повязали галстук, и сверкая глазами, что твой прожектор, нашел меня на стоянке и утащил в сторонку.
   - Слышь, Виктор! А если твоим огнем бомбы заряжать, а? Ты представляешь...
   - Стоп, стоп, стоп! Капитан, остынь! Ну прошу тебя - будь человеком...
   - Да как ты не понимаешь, Виктор! Ведь война...
   - Мо-о-лчать!!! - вполголоса рявкнул я. Ну довел меня этот энтузиаст, до ручки довел. - Молчать, я говорю! Ишь, ты! Обрадовался! Ты что, одним Туровцевым решил войну выиграть, так, что ли, капитан? Ты что - дитё малое? Ты как это себе представляешь? На своем боевом самолете, плюнув на эскадрилью и на полк, я мотаюсь по фронтам и заряжаю боеприпасы, так что ли? А ты ведешь учет сожженной немецкой техники? Молчать, я сказал!
   Чтобы тебе стало ясно, Сергей, Гитлер уже проиграл эту войну... 22 июня 1941 года и проиграл... Когда наши погранзаставы умирали на пути его пехотных батальонов и танковых полков, умирали - но не пускали... И другие наши кадровые части прикрытия - умирали, но стояли, и - ни шагу назад.... Когда в первый же день войны, в первые же ее часы наши истребители били немецкие самолеты тараном. Когда Брестская крепость месяц сражалась в тылу его войск... Вот тогда его "блицкриг" и рухнул. Только Гитлер сразу не понял этого. Он и сейчас не понимает, не хочет понять, что война Германией уже проиграна. А вот самые умные гады из его окружения это уже чувствуют...
   Ты пойми, энтузиаст ты наш неугомонный, один человек войны не выиграет, даже товарищ Сталин на это не способен. Войну уже выиграл наш народ, созданное партией советское государство, наша построенная за годы ударных пятилеток экономика, выучившиеся за годы советской власти конструкторы нашего оружия и набравшиеся опыта и мастерства рабочие, которые это оружие сделали. И воины Красной Армии, которые этим оружием бьют фашистов. А мой огонь... Ну, да! Он есть. И он помогает бить врага. Но ты пойми - это такая капля в море подвига народа и армии, что... Даже и сравнения не подберу... Вот то, что эскадрилья окрепла духом, сплотилась и увидела свою цель - вот это да! Это настоящий мой вклад в победу. Который, может быть, и приблизит конец войны на один краткий миг...
   А огонь... Ты вот о чем подумай, Сергей. Огонь - он ведь у каждого из нас есть. Ты попробуй заглянуть немцу в душу... Все там есть - и присяга фюреру германской нации, и дисциплина, и порядок - как наших гражданских перед расстрельным рвом строить, чтобы больше вошло, как в мозжечок стрелять - чтобы не дергался старик или ребенок и своей кровью не пачкал немецкий мундир... Как экономически рационально так содержать наших пленных в страшном лагере под Дарницей, чтобы десятки тысяч красных командиров тихо и спокойно умерли от голода. И знания немалые военные у них есть, и храбрость тоже есть - они сильные солдаты... И есть вековая зависть и ненависть к славянам, ко всему русскому. И желание поработить нашу землю, сесть крепким хозяйским задом на курский чернозем, русских рабов бичом погоняя... А вот огня-то в их душонках и нету... Ландскнехты они, опасные, грамотные в военном деле, но - ландскнехты... За всю войну - ни одного воздушного или танкового тарана, ни один германский герой не лег грудью на пулемет.
   А у нас? Я вот про тараны говорил... Вот он - огонь! Ты думаешь, у Гастелло самолет горел?! Нет! Это душа у него горела! И разве только у него одного? А те, кто молча встает в атаку, с винтовкой - против танков? И жжет их, бросаясь с бутылкой зажигательной смеси на танк! А наши бойцы в Одессе и в Севастополе? В Ленинграде? Курсанты под Ельней и ополченцы под Москвой? А в Сталинграде? Я сам видел... Вот он, настоящий перунов огонь! Есть он! Горит этот огонь в русских душах, да так горит, что плавит все вокруг!
   А ты - бомбы заряжать... Давай мы с тобой так договоримся - ты больше ко мне с этой ерундой не лезь. И болтать не вздумай! А то - есть ли у меня огонь или нет его, - знаю только я. А если ты комиссию какую вызовешь, болтать начнешь... Потерять капитана Иванецкого, двинувшегося умом от тяжких дум, как бы побыстрее победить фашистов, мне было бы жалко!
   На Сергея было страшно смотреть - он побагровел весь, глаза сверкают, на меня смотрит, как на пособника врага...
   - Охолонь! Успокойся, подумай над моими словами. Успокойся... тихо... тихо... все хорошо... Надо подумать... надо все взвесить... спокойно... спокойно...
   Вот так. Ах, да! Чтобы было, чем заняться!
   - Слушай, Сергей! А откуда у нас в столовке появилась эта новенькая девчонка, Тамара, что ли? Ты присмотрись к ней, правда, присмотрись. Зло я в ней чую... Злобу и страх. Откуда бы это у советской дивчины? Да еще в окружении красивых молодых летчиков, которые на нее глядят исключительно с любовью во взоре, а? Присмотрись - клянусь, не пожалеешь! А то как бы беды не было.
   На том и расстались. Видимо, подумав, Сергей все же решил ход войны одним махом не менять. И на том спасибо! А тут ему еще работка подвалила. Почти по профилю. А дело было так...
   Однажды на стоянке самолетов первой эскадрильи раздалась стрельба. Дело это для аэродрома необычное - из пистолетов, вроде бы, у нас стрелять друг в друга как-то не принято, так что мы побежали разбираться...
   За сержантом-оружейником, которого я в свое время гонял, как сидорову козу, мчался, размахивая пистолетом, молодой летчик Гримиани. Он что-то яростно орал по-грузински и, время от времени, стрелял в воздух. Парашют он не сбросил, и поэтому бежал, как стреноженный - сумка парашюта все время била его под коленки, что скорости в беге на длинную дистанцию, в общем-то, не способствует...
   Мы быстро догнали этого марафонца, отобрали уже пустой пугач, и задали конкретный вопрос - а что, собственно, случилось?
   - А-а-а, шени деда! Этот сын ишака меня без оружия оставил! Убью собаку!
   Мы отбуксировали разъяренного Гоги к его истребителю, и тут все стало ясно. Капот самолета уже был поднят и мы все увидели, что пулеметная лента свободно болтается, к казеннику пулемета ее подсоединить забыли. А вот это уже серьезно...
   Оказывается, этот сын ишака, но в тоже время еще и собака (интересный гибрид, правда?), вчера вечером поставил короб с лентой, а завести ее в приемник пулемета забыл. То ли заболтался, то ли отвлекли, - кто теперь знает... Да это теперь интересно только трибуналу. А в результате - сержант оставил бедного Гоги без оружия. Потому, что и пушка после короткой очереди отказала. Перекос снаряда... Бывает... И ему пришлось крутиться в бою, как наскипидаренному, чтобы не быть сбитым. И еще нужно было имитировать атаки на врага. Представляете, как ругался горячий грузин, когда видел в прицеле месса, а стрелять-то нечем? Да-а, после такого "подарка" я бы тоже схватился бы за пистолет...
   Тут коршуном налетел суровый капитан "Смерша" Иванецкий, разогнал посторонних, и взял дальнейшее расследование этого неприятного дела в свои мозолистые руки. Короче - погорел сержант, как Наполеон в московском пожаре. Но свой плюс в этом был - необходимость расследовать ЧП и сама рутинная процедура расследования вернула капитану Иванецкому спокойствие и уверенность в себе. А главное - происшествие заставило его бросить дурные мысли и прочие прожекты по эксплуатации меня, бедного, в качестве движимого арсенала всего Южного фронта!
   Кстати! Это происшествие дало мне изумительную возможность повысить требовательность к оружейникам и, - самое главное! - выборочно проверять готовность оружия к бою. Ну, а уж ласково коснуться при этом снарядов и патронов мне никто и раньше не запрещал...
   Не успели утихнуть обсуждения этого случая, как громко ахнула другая новость - нашего комполка забирают в дивизию! Его выдвинули на зама. А это, скорее всего, просто пересидка перед назначением на должность комдива.
   Подполковник Артюхов был и рад и расстроен одновременно... Что ж, его можно было понять... Но командование полком он уже явно перерос - пора ему было двигаться повыше. Мужик он отличный и боец добрый - ровной ему дороги и боевой удачи!
   На полк мудро решили поставить майора Россохватского. Правильное решение! Все его с удовольствием поддержали. Но эта передвижка своим хвостом стукнула и по мне. Россохватский вызвал меня, поздравил с присвоением звания "капитан" - приказ только что пришел на целую группу наших летчиков, и огорошил предложением снова перейти в первую эскадрилью.
   - Ты пойми, Виктор! Ты свою вторую здорово подтянул. Она у нас и так примером стала. Сейчас она в полку будет основной ударной силой. Все-таки ко мне, в первую, молодежь пришла, не успел я их подтянуть до нужного уровня... Вот этим ты и займешься. И помни! В штабе дивизии поговаривают, что скоро штаты изменят - у нас появится еще и третья эскадрилья. За пару месяцев тебе надо подтянуть ребят в первой, и они пойдут на усиление командирского костяка в третьей эскадрилье.
   - А я?
   - А ты... Не знаю пока. Там поглядим... На полк тебе, пожалуй, рановато будет?
   - Это точно! На полк я еще не готов... Мне бы еще с эскадрильей повозиться охота, есть всякие разные задумки. Да и комполка так часто, как хотелось бы, не летает...
   - Это ты верно сказал... - загрустил майор Россохватский, - ...не летает. Ну, да ладно! Там поглядим! Так что, Виктор? Согласен?
   - Кирилл Константиныч, так вы что - меня только "блуждающим комэском" видите?
   - Специалистом я тебя вижу, пожарной командой! Вижу, что знания твои, придумки всякие, да и кое-какой накопленный тобой опыт - здорово вторую эскадрилью вперед двинули. И хочу, чтобы все эскадрильи в полку были не хуже! Так или не так, Виктор?
   - Та-а-к... - пришлось согласиться мне.
   - А раз так, кого на твое место ставить будем?
   - А кого тут еще ставить? - удивился я, - Блондина и будем ставить. А на звено - Демыча. Пора ему крылья расправлять - пусть растет как командир!
   На том и порешили.
   А вечером я прощался с ребятами. Где они раздобыли коньяк - я так и не узнал, да и немного его было. Завтра ведь снова в небо. Да и не спиртное здесь главное... Главное - настроить ребят так, чтобы и без меня дух и традиции, уже сложившиеся в эскадрилье, не пропали и не выветрились. Об этом и говорили долгих три часа до отбоя...

***

   - Товарищ капитан! Личный состав эскадрильи построен! Командир первого звена старший лейтенант Дюсембаев!
   - Здравствуйте, товарищи!
   - Зрав... жел... тащ... каптан!
   - Вольно! Мне тут строевые смотры некогда устраивать, товарищи летчики. Другие дела есть. Пошли в курилку, что ли, поговорим о нашем, о девичьем...
   Поговорили. Решили еще потолковать вечером, а сейчас пора лететь на задание - сопровождать Илы.
   Быстро, на ходу, обменялись с Костей Дюсембаевым (по-казахски его, конечно, звали не Костя, а Канат, но он сам представлялся именно так) основными наметками по полету, как строимся, как летим, как воюем, и - на взлет!
   Я шел вместе со звеном Кости на "Дедушке", естественно. Хвост прикрывал верный Вася. Удалось мне договориться с одним летчиком из 1-ой эскадрильи о его переводе во вторую - старшим летчиком и ведущим пары. И парень рад, и Вася со мной.
   Встретили горбатых, встали, как положено, полетели. В этом вылете, в общем-то, ничего особенного и не произошло. Интересной была задача, поставленная перед штурмовиками. Дело в том, что наши засекли один гадкий фашистский бронепоезд, который серой змеей подтягивался от Анапы, делал по нашим войскам огневой налет, ставил дымовую завесу и тут же драпал подальше от передовой. Вот его-то и поручили затоптать илюшам. Ан - не тут-то было!
   Этот змей бронированный спереди и сзади таскал платформы с зенитками. Да так весело и дружно стрелял из них, что в первом вылете два штурмовика, только-только перелетев линию фронта, сели на брюхо.
   Во втором, собственно, было не лучше. Ушел змей бронированный, а еще два подбитых штурмовика еле-еле добрались до своего аэродрома. С этим гадом надо было что-то делать, а то он нам всех горбатых попортит.
   Я попросил нашего ПНШ связаться со стрелковой дивизией, чьи боевые порядки громил бронепоезд, и спросить - есть ли какая закономерность в его появлениях на фронте? К вечеру был дан ответ. Точнее - не так. Вечером ответ приехал к нам в полк. Пехотный капитан из разведотдела дивизии горел желанием рассказать про чертов бронепоезд все, что знал и не знал. Поговорили мы с ним душевно и подробно. И кое-что интересное выплыло.
   Предположительно стала известна стоянка, где немецкий бронепоезд мог отстаиваться ночью - железнодорожная станция Тоннельная на линии Краснодар-Новороссийск. Не так уж и далеко от линии фронта, добраться можно. Только вот на чем лететь? И чем бить гада ползучего? Я пошел к майору Россохватскому.
   - Разрешите, товарищ майор?
   - Давай, Виктор, заходи. С чем пришел?
   ...Проговорили мы с ним часа полтора. Ну, не хотел верить мне майор, что мы с Демычем одними пушками забьем бронепоезд, как серенького козлика. Пришлось сослаться на авторитет такой серьезной организации, как "Смерш". Выдернутый к командиру капитан Иванецкий одобрительно на меня поглядел и подтвердил, что у капитана Туровцева такой трюк может и получиться. Комполка в детали не лез, но по его прищуренному правому глазу было ясно видно, что слухи о внучатах его стороной не обошли.
   Но понимание начальства полкового - это еще не гарантия от ненужных вопросов со стороны вышестоящего начальства. Поэтому лететь решили так - Демыч на своем Як-1б, а я - на одном из еще не списанных старых Як-1 с рейками для ракет. Кроме того, я договорился в мастерских, и мне быстренько соорудили некий контейнер под бомбодержатели старенького Яка. А в контейнер оружейники осторожно уложили зажигательные капсулы АЖ, выклянченные в полку штурмовиков. При сбросе контейнер раскроется, а ампулы, к радости фашистов, - разлетятся и накроют цель. О нашей задумке пошли разговоры, шепотки и сплетни, и, в результате, дивизия настояла, что в небе будет еще и контролер с фотоаппаратом. Поскольку атаковать бронепоезд мы с Демычем решили на рассвете, когда еще практически темно, то присутствие разведчика с аппаратурой нас особо не напрягало - немцы его не увидят и преждевременную панику не поднимут.
   А напрягал нас наиточнейший график полета, поминутно, даже - посекундно сверенный с восходом солнца и началом боевой активности на фронте.
   Мы заново пристреляли свое оружие. Теперь точка сведения пушечной и пулеметных очередей была выставлена на восемьсот метров. Ничего! Не многовато, а в самый раз! Еще темно будет, стрелять будем почти наугад. И стрелять будем практически на высаживание всего БК за одну очередь, как говорится - на расплав стволов. Черт с ними, не жалко. Заменят, если что. Испорченные стволы пары пулеметов - это не цена за сожженный бронепоезд!
   Слухи и шепотки стали нас нервировать, но тут и подготовка к диверсии закончилась. Вроде бы мы все предусмотрели. Ах, да! Еще мы, совершенно обнаглев, попросили выдвинуть к месту стоянки бронепоезда безотказного трудягу По-2 с опытным летчиком-ночником. А вдруг - подобьют кого-нибудь из нас, а тут и он - раз! Пожалте, товарищ капитан! Машина подана - прошу садиться! Здорово я придумал, аж самому понравилось.
   Ну, вот и все. Все оговорили, все решили, а что не решили - того не предусмотреть. Пора на вылет. Боекомплект для наших истребителей я зарядил, мощи не пожалел, теперь посмотрим, как это все сыграет.
   Было 04.15, еще совсем темно, когда мы с Демычем загрузились в самолеты. Комполка залез ко мне на крыло и сказал, что разведчик с фотоаппаратурой и ночник По-2 уже вылетели. Ждут только нас. А что нас ждать? Мы готовы! Свет, рампа, занавес! Вперед!
   Про занавес - это я так, для красоты. А свет дали. На короткое время несколько машин зажгли свои фары, и мы с Демычем взлетели по освещенной полосе.
   В небе я несколько раз мигнул АНО, Демыч мигнул в ответ, и темным силуэтом пристроился ко мне метрах на пятидесяти.
   - Все, Дед, вижу твой выхлоп - гаси лампочки!
   - Понял, пошли...
   Тщательно выдерживая высоту и время полета, мы, приглушив двигатели, на щадящих оборотах, тихо плыли в темном небе. Минут через десять начнет светлеть. Вот тогда-то придет и наш черед. Тогда мы и сыграем бронепоезду побудку. Напрягая зрение, я внимательно следил за затверженными назубок наземными ориентирами. Правильно идем, еще немного... Скоро пора будет снижаться... А вон и станция. Рельсы блестят в свете луны... Вот смеху то будет, если сегодня бронепоезда на ней нет! А ушел за углем куда-нибудь, или еще что. Над нами весь фронт смеяться будет. Отважные охотники на бронированного дракона пукнули в воздух... Да-а, не смешно. Ну, где же ты, моя Сулико? Где?
   - Дед, посмотри дальше, за станцией, какой-то горб... Это не масксети?
   Точно! Вот она, стоянка! А вон, в тусклом свете пары желтых светлячков виден железный борт змеюки.
   - Демыч, чуть корректируем заход. Не под 90 градусов, а под 45! Выходи вперед - ты стреляешь первым!
   - Понял, исполняю...
   Истребитель Демыча плавно вышел вперед и, снижаясь, потащил меня вниз. Я еле успел окинуть взглядом небо и горизонт. Интересно, где авиаразведчик и кукурузник болтаются? Ну, да не до них сейчас!
   Скорость нарастала, самолет стало потряхивать в холодном утреннем воздухе.
   - Демыч, не гони, мазанешь ведь, паразит!
   - Не бздо, Витя! Патрет сымем, как в фотостудии... Гляди - сейчас вылетит птичка!
   И птичка, действительно, вылетела! И что этим гадам-зенитчикам не спалось! Все же немцы интересный народ, послушный и дисциплинированный! Сказано - расчету зенитного автомата ночью бдеть - бдят, сволочи! Это не братья-славяне, те бы дрыхли без задних ног.
   В общем, эти бодрствующие гады-зенитчики открыли стрельбу. Все, украсть невесту по-тихому не получилось, будем бить арийские морды!
   - Демыч, пали, собьют ведь!
   На капоте истребителя Демыча заполоскалось пламя выстрелов. Я тоже прицелился, как получилось, и нажал обе гашетки. Самолет задрожал, вниз, к бронепоезду, пошли трассы огня. В прицеле появилась площадка с работающим "Эрликоном". Я, ни секунды не раздумывая, залпом выпустил все реактивные снаряды. Самолет с облегчением "вспух" и тут же получил несколько попаданий 20 мм снарядов зенитки. Мотор зачихал и встал. Под крыло подвалила туша бронепоезда, и я дернул рычаг сброса контейнера с ампулами "АЖ".
   Мой самолет низко прошел над полыхающим бронепоездом. Солнце только-только выпустило первые лучи, и было еще темно. Но сзади, красивым бело-желтым пожаром в полнеба, горел бронепоезд. Хорошо мы его сделали!
   Демыча, естественно, я не видел. Но сказать ему пару слов было необходимо.
   - Демыч, я подбит, иду на вынужденную, уходи один!
   - Дед, ты что! С ума сошел! Какая к .... матери вынужденная! Темно - разобьешься на хрен! Пока есть скорость - лезь вверх. Включи фару, По-2 тебя увидит. Прыгай, да ракетницу не забудь! Приземлишься - пальни из нее, а я подсвечу для ночника - он сядет и тебя возьмет!
   А ведь Демыч прав, здорово придумал, сукин сын! А говорит - я командовать не люблю и не умею, мне бы пострелять только. Быстро и толково все разложил по полочкам! Надо его слушаться. Давай, "яшка", лезь вверх. Спасай меня, крылатый!
   Я включил посадочную фару и на последних километрах набранной при снижении скорости полез вверх. Метров четыреста, а выше и не надо... не надо долго болтаться под куполом. Тут, вокруг, друзей и восхищенных зрителей нет. Я расстегнул привязные ремни, сбросил фонарь, привстал, и, когда самолет, потеряв скорость, начал опускать нос, толкнул ручку ногой от себя. Истребитель послушно "клюнул" носом, а меня мягко выбросило в темное небо...
   ...Хлопнув, распустился купол парашюта. Видно было, как мой Як, горя циклопьим глазом посадочной фары, беззвучно падает вниз. Вот световой круг от фары сузился на приближающейся земле, стал ярким, и - взрыв! Нет больше моего "яшки", есть лишь его огненная могила. Света, кстати, вполне достаточно.
   Земля надвигалась, я сдвинул ноги и чуть подсогнул их в коленях. Краем сознания я засек какие-то звуки. Удар! Жестко-то как! Ой-ей-ей! Больно, однако... Стоя на дрожащих ногах, я сбрасывал лямки парашюта, и, по привычке, собирал его к себе за стропы.
   Да, что я там подумал? Звуки! Как всегда - есть приятные для моей истосковавшейся души звуки, а есть и неприятные...
   К приятным явно относится заглушенное стрекотание слабенького мотора По-2, он уже ищет возможность сесть около костра от моего истребителя.
   А вот к неприятным... Опять вой двигателя "Ганомага", лязг его гусениц и резкие звуки немецкой речи. А вон и его фары... Ну, это ничего, это не страшно... Сейчас темно, и меня они не увидят. А я их вижу как на ладони.
   Я вытащил свой "Вальтер" и зарядил обойму. С приглушенным щелчком она встала на место. Клацнул затвор. Пора...
   Я "скользнул" за идущий на костер от самолета "Ганомаг". Метров тридцать пришлось бежать, хорошо, что этот гроб шел не так уж и быстро. В бронетранспортере было человек шесть. Да еще и водитель. А что если не жечь этот гроб, а использовать как прожектор? Решено! Я аккуратно прицелился и выстрелил в щит пулемета. Резкая вспышка, вой обожженных фашистов.
   В три прыжка я догнал бронетранспортер, заскочил в него, подхватил чей-то автомат и выпустил в еще шевелящихся немцев весь магазин. К сожалению, шальной пулей был убит и водитель. Ну, ничего! Мне не привыкать. Выбросив фашиста, я сел за руль и описал небольшой круг, пристально вглядываясь в освещенную фарами поверхность земли. Туда! Там поровнее!
   В это время я уловил, что звук самолетного мотора сменил свою тональность. Черт! Это же Демыч, спасая меня, заходит в атаку на бронетранспортер! Срочно вон из него!
   Только я успел сквозануть из обреченной машины, как "Ганомаг" накрыла струя огня. Разгорелся второй костер. Вон там По-2 может сесть! Я пальнул в нужном направлении ракету. Демыч засек ее, развернулся и дал еще одну очередь по земле. Заполыхала огненная дорожка. Через секунду-другую на нее плюхнулся кукурузник, а через третью секунду к нему сиганул я. Пробежавшись метров десять, я догнал бегущий по земле самолет, ухватился за борт и, подпрыгнув, головой вперед свалился в заднюю кабину.
   Жадно хватая ртом воздух, я заорал: "Все, шеф, гони! Пассажир на борту, других здешних мудаков нам не надо!"
   Из первой кабины ко мне обернулось смеющееся девичье лицо.
   - Как скажешь, голубь ты мой сизокрылый! Полетели!
   Боже, кто это?
   Ангел небесный!
  

Глава 8.

   Ангела звали старший лейтенант Лебедева. Катя Лебедева. Царевна-лебедь.
   Когда мы долетели до нашего аэродрома и под прикрытием Демыча сели на родную землю, я, не дождавшись пока остановится винт, вытащил летчицу из кабины, стащил с нее шлем и расцеловал в обе щеки! Потом - в губы... потом - снова в щеки... потом Катя дала мне по морде! Но сама при этом смеялась! Значит - понравилось! Мне тоже...
   Тут набежал народ и начал меня качать. Я кричал, что мол, подождите Демыча - впустую. Я кричал - вон Катю качайте! Она меня спасла! Народ кинулся за Катей, и несколько раз мы парили в воздухе вместе. Потом подоспел командир полка, сел Демыч, и я доложил о выполнении задания.
   - Есть у вас уверенность, что бронепоезд поврежден?
   - Там все в огне было, товарищ майор! Все полыхало! Да еще я и ракеты пульнул и ажешки высыпал. Горело знатно. Я видел, как старший лейтенант Демченко атаковал бронетранспортер. От его очереди эта железяка так полыхала! Так что и бронепоезду деваться некуда - сгорит! Вот рассветет, и можно туда еще раз смотаться, проверить.
   - А вы что видели, товарищ старший лейтенант? - майор Россохватский повернулся к Кате.
   - Я не знаю, чем летчики стреляли по бронепоезду, но он горел, как деревянный, товарищ майор!
   - Эк, как вы бодро доложили! Большое тебе спасибо, дочка, что ты Виктора мне привезла! Дай-ка я тебя по-стариковски... - комполка трижды расцеловал зардевшуюся Катю в щечки.
   - Да что у вас за полк такой, товарищ майор! Все только и делают, что целуются! - задыхаясь от смеха проговорила старший лейтенант Лебедева. - Не летчики, а голубки какие-то! Все воркуют и целуются, целуются и воркуют!
   - Ты это, дочка, мне брось! Я тебе дам голубки! Эти голубки вон какого червяка бронированного заклевали! А ты одного еще и спасла - для нас двойная радость! Ну, пошли в столовую! Чай будем пить!
   Откуда столовские уже все знали - в голову не приходит. Но знали. И к нашему приходу столик уже был накрыт. И конфеты, и баранки и варенье!
   Душевно попив чайку, мы проводили старшего лейтенанта Лебедеву к ее самолету. На взлетке уже молотили винтами два истребителя сопровождения дорогой гостьи.
   - Еще раз спасибо тебе, Катя! Я подал в дивизию представление на награждение тебя за геройский, прямо скажем, поступок. Спасибо тебе, родная! Прилетай к нам как к себе домой! Прощай!
   Стрекоталка Кати, под охраной двух Яков, исчезла вдали, а я все смотрел ей вслед.
   - Что, Виктор, присушила тебя дивчина? - толкнув меня в бок, поинтересовался Демыч. - Красивая и боевая. Достойная подруга будет!
   - Что?
   - Э-э-э, брат! Да ты меня и не слушаешь! Ну, пошли, пошли... Командир приказал в штаб идти. Опять отчет писать будем, и схемы атаки на бронепоезд чертить...

***

   Как мы и договорились с Демычем, основной упор в бумагах мы делали на применение ампул АЖ, и вероятную детонацию боеприпасов, которые, скорее всего, грузили в бронепоезд немцы, когда мы провели атаку. Ни чем другим такого результата объяснить мы не могли. Не могли же мы на полном серьезе заявить о применении "божественного огня". И так нарисовались - как в валенках на пляже.
   Я уж и не знаю, как это получилось, но особого разбирательства и не было. Фотоконтроль дал четкую и ясную картинку - бронепоезд пылал. А больше ничего и не надо. К счастью, немцы этот бронепоезд куда-то утащили, и вопрос об исследовании его останков как-то весь иссяк... Мне же лучше.
   Демыча, Катю и меня наградили орденами. Меня - аж орденом Ленина! Катю и Демыча - боевиками. Достойно, весьма достойно! За пару очередей-то. Ну - и за пять минут моих страхов на земле. А вот Катерина - она и правда герой. Свой орден Ленина я бы ей отдал. Но - это невозможно. Как там, в "Гусарской балладе", говорит Кутузов - "...а крестом-то не швыряйся! Чай, не шпильки!" Как-то так, в общем.
   А потом меня в очередной раз ранило. Просто зла не хватает. Даже и не ранило, а так... Глаз левый я сильно разбил при посадке. Какой-то месс залепил мне в бою очередь по левому крылу, ну и повредил шасси. Оно и не вышло при посадке. Я не обратил внимания, что зеленая лампочка не загорелась. На полосе тоже лажанулись, прохлопали ушами. Да еще у нас был такой своеобразный шик - подойти к полосе на скорости, с "прижимчиком", и шасси выпускать только в самый последний момент. Вот я и выпустил...
   Левая стойка шасси не вышла, истребитель катился на одной ноге, пока скорость не упала, а затем - по законам физики, цапнул землю консолью левого крыла и крутанулся. Меня и мотануло по кабине вправо-влево, как Ваньку-встаньку. В результате - "ушибленная рана левого глаза". Хорошо, что глаз цел. Но видеть я им еще долго не смогу, он весь заплыл и стеснительно скрылся в огромной опухоли. Само собой, боевые вылеты мне запретили, на глаза Кате с такой мордой я показываться не хотел, и злой и недовольный целыми днями нарезал виражи вокруг стоянки своей эскадрильи. Чем доводил бедных летчиков почти до нервного срыва. В общем, когда мне сказали срочно собираться и вылетать в Москву, в распоряжение отдела боевой подготовки штаба ВВС Красной армии, все, в том числе и я, вздохнули с облегчением.
   По команде Россохватского интенданты из БАО подогнали мне новенькую полушерстяную форму и новые же хромовые сапоги. Я оттащил галифе на переделку (не могу я ходить в этаких парусах), надраил пуговицы и сапоги, перенес на гимнастерку ордена и, собрав немудрящий багаж - зубная щетка, бритва и одеколон, - загрузился в идущий в Москву "Дуглас".
   Здравствуй, моя столица! Честно говоря, я Москву не очень люблю. Я житель сравнительно небольшого города. И мне очень нравится, что через одного мы все друг друга знаем, все связаны-перевязаны дружескими и родственными связями и отношениями, с кем-то ты учился, с кем-то рыбачил, с кем-то бухал... И так далее. Вот. Ну, а Москва... Кому-то она и мать родна, но не мне, не мне... Тем более - суровая и сдержанная военная Москва. Да и все мои московские друзья остались там, в XXI веке. А сейчас из знакомых у меня в Москве только Иосиф Виссарионыч, да Лаврентий Палыч. И те - только по альтернативной истории, заполонившей в последнее время книжный рынок. Зато уж (судя по этой же АИ макулатуре) - роднее их и нет никого!
   В общем, добрался я до нужного мне отдела в штабе ВВС, представился. Молодой полковник долго разглядывал мой иконостас и, особенно внимательно, повязку на голове.
   - Что у вас с головой, капитан?
   - Пустяки, товарищ полковник. Маленькая неприятность с глазом в результате аварийной посадки. Скоро пройдет.
   - Ну, хорошо. А скажите-ка, товарищ Туровцев, вы писали письмо товарищу Яковлеву?
   Вот оно что! Да, было такое. Думал я, думал, да и написал письмо авиаконструктору Яковлеву. Я был очень аккуратен в подборе слов и общих выражений, однако кое-что полезное смог, я надеюсь, в письме указать. Правда - я старался все свои предложения подавать как наболевшие вопросы из боевого опыта отдельно взятого летчика. Насколько моя маскировка удалась - сейчас я и узнаю.
   - Так точно, товарищ полковник! Писал. Хотел поделиться с товарищем Яковлевым некоторыми наблюдениями и фактами из личного опыта...
   - Это хорошо, товарищ капитан. Но вот товарищ Яковлев привел кое-что из вашего письма в разговоре с товарищем Сталиным и попросил его освободить от некоторых поручений в связи с настоятельной просьбой фронтовиков создать новый, улучшенный истребитель. Как он сказал - истребитель завоевания господства в воздухе! Каково, а?!
   - И что... - затаив дыхание спросил я.
   - И товарищ Сталин согласился. Он сказал - раз этого просят фронтовики, настоящие советские летчики-истребители, про которых пишет газета "Красная Звезда", надо постараться и выполнить их наказ. Им, на фронте, виднее - какой истребитель нужен Военно-воздушным силам Красной Армии для завоевания господства нашей авиации в воздухе...
   - И?
   - И приказал вызвать вас на помощь товарищу Яковлеву...
   Это, называется, приплыли...
   Товарищ Сталин - лучший друг и наставник летчика Туровцева.
   Тут даже Илья Лисов обзавидовался бы...
   Но, как там говорил мультяшный пионер в детском киножурнале "Хочу все знать", доставая из-за спины немалую такую кувалду - "... ну, что же - мы не привыкли отступать!"
   - Когда прикажете приступить к исполнению обязанностей?
   - А вот покажете свой глаз в Центральном военном госпитале, подлечитесь немного, да и приступайте.
   - Слушаюсь!
   А что я еще могу сказать?

Часть 3-я. Истребитель истребителей.

Глава 1.

  
   Полковник из Штаба ВВС действительно оказался "настоящим полковником". Закончив беседу, он попрощался со мной, крепко ответив на рукопожатие, и, пока я шел к дверям огромного кабинета, поднял трубку внутреннего телефона: "Коля? Возьми капитана... да... в госпиталь. И все остальное... машина до 17.00. Все, занимайтесь!"
   В приемной меня уже ждал шустрый старший лейтенант-порученец.
   - Капитан Туровцев? Здравия желаю... старший лейтенант Сидоренко, Николай. Очень приятно! Ну, пошли прибарахляться? Товарищ полковник уже распорядился.
   Я своим зрячим правым глазом выразил всю глубину своего интереса и, в то же время, непонимания ситуации.
   - А то, как же! Для фронтовика-героя! Да еще по приказу товарища Сталина! Даже и не думайте, товарищ капитан, даже и не пытайтесь!
   Я продолжал с терпеливой, ласковой улыбкой смотреть на порученца, как бравый солдат Швейк, бывало, смотрел на своего поручика Лукаша. Мой взор выражал глубокий, искренний интерес - чего я даже не должен и пытаться? И не будет ли мне от этого больно? Я имею в виду - не заболит ли душа от того, что я, по скромности своей, не попытался схомячить побольше?
   - Я это к тому, что вам надо получить талоны на питание, разместиться, приодеться немного... - старлей Коля посмотрел на часы и нахмурил брови, - ...ну что, пошли? Пока все бюрократы на месте?
   Плюнув на все эти тайны мадридского двора, я сказал: "Пошли!" Ближайшее будущее хоть немного, но стало яснее. Надо что-то получить у бюрократов. Что-то получать я очень любил. Особенно - много и бесплатно.
   Почти так оно и оказалось. По уголкам и закоулкам штаба мы бегали едва ли не час. Но все, что нужно, удалось получить. "Вырвать" - как выразился Николай.
   Вырвали мы немало. Талонную книжку на питание в ресторане гостиницы "Метрополь" - это раз.
   - Литера "А", товарищ капитан! - уважительно поцокал языком Коля. - Как для высшего комсостава!
   Далее мы собрали ворох каких-то бумажек, по которым на вещевом складе в подвальных помещениях штаба я получил целую кучу барахла - отрез шевиота на парадный китель, отрез на бриджи, новые хромовые сапоги дивной довоенной красоты, фуражку, всю офицерскую ременную сбрую, кобуру (как я не отказывался, все равно - всучили), всякие там пошивочные или подшивочные материалы (приклад, как сказал кладовщик), золотые - наконец-то! - парадные погоны, звездочки, петлицы, белье, нижние рубашки, носки и проч. и проч. Я уже перестал реагировать на все эти сокровища пещеры Лейхтвейса, а Николай все еще что-то метал на расстеленную плащ-палатку (тоже мою!), ставя галочки в каком-то списке. Все! Наконец мы закончили, упаковали ценности в плащ-палатку и попёрли ее во внутренний двор, к машине.
   - А сейчас - размещаться...
   - Коля, стоп! - взял я ситуацию в свои надежные руки, - а вот с этим не спеши! Ты куда меня планировал засунуть?
   - Известно куда, в наше общежитие!
   - Ага! Пятьсот тараканов на двести постояльцев? И все в одной комнате? Не пойдет! У меня есть жилье в Москве. Погоди... сейчас... а, вот! Малосуздальский переулок, дом 17. Интересно, где это может быть?
   - А вы что, не знаете, где живете? - в легком обалдении уставился на меня Коля.
   - Я сказал, что у меня есть жилье, а не то, что я там когда-либо жил. Кумекай, Николай, шевели извилиной! Это квартира, а точнее - студия, моего знакомого художника. Между прочим - из студии Грекова!
   Но бравому Николаю имя Грекова ни о чем не говорило. Скорее всего, живописи батальной он предпочитал "ню"...
   Где находится искомый Малосуздальский переулок, нас просветил помощник завгара, до войны работавший в Москве таксистом. Оказывается, совершенно рядом с "Метрополем". Вот и отлично! И далеко ходить не надо - все под рукой. Но сначала, по пути, мы заехали в маленькую швейную мастерскую, которая обслуживала огромную армию штабных командиров. Пожилой полный татарин-закройщик, с профессионально прищуренным глазом и десятком-другим воткнутых в закройщицкий фартук булавок, быстро меня обмерил, отошел, еще более прищурился - дальше уже было просто некуда, и спросил: "У вас высокая фигура... длину мундира какую будем делать?" Я показал, попросил не раздувать паруса на бриджах и пришить к ним парные пуговицы под подтяжки, а также попросил заранее проколоть на кителе и заштуковать дырочки под штифты орденов, и мы расстались. На три дня, как сказал меланхоличный закройщик.
   - А вот теперь, Коля, летим искать мой дворец! - с легкой грустью о своем замке на Матери сказал я.
   Дворец оказался так себе. Здание было дореволюционное, красивое, хорошей архитектуры. Но, надо сказать, довольно запущенное. Что поделать - война! Не до ремонтов было. Да и почистить двор и подъезд от мусора не мешало бы. Мы с Колей походили, покричали, вызнали, где можно найти домоуправа и пошли на его розыски. Оказалось - на ее розыски. Пятидесятилетняя живая и бодрая женщина заявила, что она помнит Толеньку Рощина как живого -
   - ...тьфу на вас! Он и есть живой и здоровый! - буркнул я...
   ...и что она сделает для его командира...
   ...сослуживца и боевого товарища!
   ...ну да, сослуживца и боевого товарища, все-все... как только взглянет на мое командирское удостоверение! Вот!
   Я с удовольствием смотрел на это чудо в юбке. Какой темперамент! Какая хватка! Интересно, а в молодости мадам не работала вместе с неким Ф.Э. Дзержинским?
   - Да! Совершенно упустил из виду, уважаемая Капитолина Сергеевна! Вот для вас письмо от Рощина, а вот мое удостоверение... из рук, из рук, пожалуйста, а вот командировочное предписание, видите? Достаточно? Вот и хорошо. А вот, кстати, и ключ - Толя дал. Пошли смотреть палаты камены?

***

   По-моему, это называется мансарда. В общем и целом - вполне подходяще. Гораздо лучше, чем землянка или, скажем, глинобитный барак, который больше известен чабанам и овцам под гордым именем "кошара".
   Да-а, несколько запущено помещеньице-то... Бардак, одним словом! Пыль, потеки на паркете под окном, какие-то подозрительные пятна на потолке. А так - места много. И света и, что, как говорят, особо ценят художники - воздуха! Правда - несколько затхлого.
   Я подошел к большому окну и, с немалыми усилиями и треском, распахнул створки. Вот так-то лучше! Весна, май! Только-только прошли праздники.
   - Ну, что, товарищ командир? Помощь нужна? - это, естественно, Капитолина.
   - Нужна, Капитолина Сергеевна! Еще как нужна! Мне здесь без женских рук не справиться. Вот, что... Жизнь сейчас нелегкая, вы тут всех знаете. Давайте пригласим три-четыре женщины, убраться, привести студию в порядок, тряпки какие постирать. Вот деньги... Отставить отпирательства! Вот деньги! Нужно будет еще - скажите. Всем, кто будет работать на уборке помещения - достойно заплатить. Я в армии живу на всем готовом, мне деньги тратить некуда. Да и не на кого... пока. Так что не будем спорить, уважаемая Капитолина Сергеевна! Да и заработают женщины хоть что-нибудь, на чулки там, на сласти... для детей, понятное дело. Ну, что? По рукам? Вот и хорошо. А я сейчас в госпиталь. Сегодня уже не вернусь, так что - давайте, командуйте тут! Ключ оставить? Ах, у вас дубликат? Просто великолепно, тогда - до завтра!
   С тем мы с Николаем, освободившись от узла с барахлом, и отбыли. Машина довезла меня до госпиталя, довольный Коля распрощался, сказал, что ежели что - он в миг и сразу, и исчез в клубе дыма. Ну а я побрел искать глазника или, выражаясь научно, офтальмолога. Вспомнив анекдот про офтальмолога и гинеколога, я фыркнул и пошел бодрее...
   Найдя заведующего соответственного отделения, я представился, показал бумаги и объяснил свою боль и печаль. Это встретило полное понимание, и я тут же был препровожден под белы ручки в смотровую. Там меня бросили в пыточное кресло, немного напоминающее кресло зубного врача, и надо мной склонились две головы. Одна принадлежала жгуче-черному армянину в белой шапочке, а другая - прекрасной незнакомке с голубыми глазами. Почему я говорю про глаза? А просто - все остальное скрывалось под белой марлевой повязкой. Как паранджа, прости господи! Вот, что они - армяне эти, - со своими прелестными ассистентками делают!
   Девушка начала осторожно снимать с меня повязку, а врач отвернулся и забрякал какими-то медицинскими инструментами на блестящем лотке. Началось! Сердце сжалось от испуга. Страсть не люблю больницы.
   - Так, так, так... Где это вас, дарагой мой, так приложило?
   Таиться от славных представителей советской медицины я не стал и выложил все, как на духу.
   Неожиданно, приговор был мягок и щадящь. Все в полку с моим ушибом было сделано правильно. Теперь нужно было только время. Я ощутил гордость за нашего военврача и военфельдшера Верочку. Впрочем, некие процедуры не помешали бы... Вы где остановились, и какие у вас планы на вечер?
   Я честно сказал, что никаких планов у меня нет, а в жилье я еще не въехал. Оказалось, что это то, что доктор прописал! Причем - буквально! Доктор что-то мне прописал и в госпитале я проведу время до завтрашнего обеда. А чтобы мне не было скучно, придется испытать на моем ушибе несколько новых процедур.
   Чтобы избавиться от уродского синяка я был готов босиком ходить по углям, а не только млеть под ловкими пальчиками красивой девушки, которая втирала мне какую-то мазь, и я с радостью согласился. Таким образом, я и переночевал в госпитале, будучи прогрет и усыплен целебным синим светом лампы...
   В общем, в мансарду я поднимался почти другим человеком. Повязка была снята за ненадобностью, а глаз прикрывала небольшая марлевая салфетка на лейкопластыре. Да и ту через день-другой можно было снимать. Вот, что значит наша передовая военная медицина!
   Открыв своим ключом дверь, я просто обмер! Студию было не узнать! Даже цветы стояли в какой-то вазе. Воздух был свежим и чистым - машин-то в военной Москве поубавилось значительно, да и что им делать в нашем переулке? Вся студия сверкала чистотой, даже потолок освежили побелкой. Вот молодцы! С меня причитается новоселье, и никаких отказов я не принимаю!
   Тут я заметил большой и уродский телефон. Интересно, а он работает? Нет, тона вызова не слыхать, но телефон "дышит". Значит, его можно подключить. Только вот куда мне звонить? А почему это обязательно я буду звонить? Может быть, мне позвонят! Поскребышев, например...
   Коротко хохотнув, я взял на заметку зайти на телефонную станцию и разобраться с этой проблемкой. Пригодится. Может, я тут задержусь.
   Теперь надо бы решить вопрос и с кормежкой. Та-а-к, что у нас есть? А ничего у нас и нету! С собой в самолет я ничего не брал, пообедали мы с Колей в столовке штаба, вчера вечером и сегодня утром меня, пусть и весьма скромно, покормили в госпитале. А вот где мне обедать? Я порылся в планшете и нашел талонную книжку. Где, где - в Караганде! В "Метрополе" я имею в виду, ведь Коля об этом мне и говорил. А вообще-то, что-нибудь надо купить и в студию. "Приз в студию!" - вспомнил я одного развеселого телеведущего. Правда, в моем случае лучше - "Харч в студию!" Придется мне и этим озаботиться. Да! А где есть харч, не помешает и бутылка-другая чего-нибудь легкого и освежающего... Например - водки и коньяка... Это надо бы оговорить с Капитолиной, она здесь должна все знать.
   Капитолина Сергеевна не подвела. Она пришла с инспекцией как раз перед тем, как я собрался выходить на охоту за пропитанием. Я всячески расшаркался и рассыпался в благодарностях. Причем - абсолютно искренних. Капа была явно тронута. Видимо уже давно капитаны ВВС Красной Армии с орденами на широкой груди не брали ее под локоток и не заглядывали в глаза с искренней благодарностью!
   Моя идея с новосельем после некоторой попытки отпора была принята, я профинансировал затраты на стол и, заодно, попросил прикупить что-нибудь легкое на завтрак - яйца, там, сыр, масло с молоком. Держать все это богатство можно будет в ведре с холодной водой, еще довольно прохладно - за три-пять дней не пропадет. Да я, собственно, и не дам пропасть - все сожру!
   Заодно легко и просто решился вопрос с алкоголем. Профессорская семья из соседнего подъезда получала весьма приличный паек из распределителя. Дед вносил немалый вклад в оборонку, и это высоко ценилось. Так, вот. В этих продуктовых пакетах был и весьма качественный алкоголь - чудесная московская водка и - о чудо! - выдержанный армянский коньяк! Двум старикам это было абсолютно ни к чему, сын воевал на фронте, а его жена вместе с оборонным заводом откочевала на Урал. А вот немного лишних денег старикам бы не помешали. Так что мы с профессором провели взаимовыгодный обмен, благо, что у меня на сберкнижке деньги еще были.
   Жизнь налаживалась! Это я понял, когда сытый и довольный выходил из ресторана "Метрополь". Вот это аттракцион! Честно говоря, я не очень люблю рестораны. Как правило, готовят там не очень вкусно, закуски лежалые, рыба пересоленная, а водка... Ну, сами догадаетесь. Да - пусть будет теплая! И этот шум, музыка с эстрады, бренчание посуды, табачный дым и накатывающий с кухни духан.
   Так вот, "Метрополь" меня, надо сказать, удивил. Особенно своим интерьером. Такого великолепия, роскошного витражного потолка, колонн, зеркал, светильников с позолотой я давно не видел! Это было что-то! Похоже на крутую VIP-парикмахерскую в Зимнем дворце. Представляете: посредине зала высотой этажа в три - большой фонтан, вокруг которого офицеры в наглаженных мундирах чопорно водят гусиным шагом своих напудреных дам. Оркестр, кстати, играл чрезвычайно громко, просто мозги выносил своим стахановским струнным, смычковым и духовым завыванием и рёвом. Ну, у каждого свой вкус, кому-то, может, и нравится. Да, воздух был, как бы это помягче сказать... не совсем свеж, лязг посуды тоже присутствовал. А вот кухня была на высоте. Все было вкусное, свежее, исполнено и сервировано с душой и выдумкой. Опять же - великолепные вина, водки и коньяки. Причем - водка из настоящего зернового спирта "Люкс", а не из производных процесса нефтеперегонки, как в моем недавнем времени. Да и коньяк был выдержанным коньяком, а не виноградным самогоном, подкрашенным марганцовкой. А лососина, грибы, икра! Это сказка! Правда, сказка была не дешевой. Причем очень не дешевой! Эдак у меня никаких денег не хватит, на такие-то швыряния купюр за роскошный, надо сказать, обед.
   Ну, ничего! С деньгами что-нибудь решим, надо подумать и что-нибудь толкнется в мозг. А потом - у меня же есть талоны. Я их сегодня не использовал, а пошел на разведку. Посмотреть, кто там чего и почём. Вот и посмотрел на тысячу триста семьдесят. Теперь буду думать. Да и моя полушерстяная, но все же явно полевая форма, в ресторане режет глаз. Тут, если оставить обсуждение костюмов штатских товарищей в стороне, в основном присутствовали старшие офицеры и, естественно, в мундирах. Чуть ли не парадных. На широкую ногу живет московское офицерство! Кутить умеет! Интересно, с каких это прибытков?
   Женщины тоже... Красивых - полно. Но взгляд у них такой, оценивающий... взвешивающий. И улыбки холодные. Вера Холодная, м-да... Я не могу сказать - что это профессионалки, но и любительницами я бы их не назвал. Хищницы - во! Самое точное определение для них будет. Интересные для меня платья, я бы сказал - очень женственные и приятно на женщину взглянуть. Меховые горжетки - так, что ли, они называются? Маленькие кокетливые шляпки, кружевные перчатки, ну - тут я пас. Многие дамы полусвета курят папиросы с длинным мундштуком. Да уж - разврат... Детский разврат середины сороковых...
   Но, поймите меня правильно, такими были, конечно, не все! В роскошном зале ресторана я видел и обычные милые женские и девичьи лица, просто эти львицы сразу бросаются в глаза. И, надо сказать, умеют удерживать на себе мужской взор. Ну да ладно. Мне сейчас не до них... Мне бы телефонную станцию найти.
   Тяжелые, с полированными стеклами двери ресторана "Метрополь" закрылись за мной. Неспешным прогулочным шагом я прошел всего-то метров двадцать от дверей ресторана, как...
   - Товарищ капитан! Товарищ капитан! Остановитесь!
   Я недоуменно оглянулся. А-а, офицерский патруль! И встали, засранцы этакие, в засаду к кабаку, что бы ноги по длинным московским улицам не бить. Совсем как наши гаишники в кустах. Плохо это, как-то разлагающе Москва на людей действует. Забыл я уже на фронте, что такое каменные джунгли, как любили говорить в советское время те наши загранкорреспонденты, которые при дерьмократах стали это самое советское время активно обгаживать и намекать, что тогда, в загнивающем Лондоне (Париже, Нью-Йорке) они, фактически, боролись с советской властью и против засилья партократии.
   - Товарищ капитан! Прошу предъявить документы! - сурово, по-аракчеевски, уставился на меня старший патруля, артиллерийский майор.
   Я молча достал удостоверение и командировочное предписание. Майор принялся вдумчиво изучать документы, то и дело бросая на меня тяжелый взгляд.
   - Что у вас за оружие?
   Я вздохнул и полез за выпиской из приказа.
   - Наградное оружие, товарищ майор. Это оружие немецкого аса, которого я сбил над Сталинградом.
   - Что вы, капитан, делали в "Метрополе"?
   - Обедал я там, товарищ майор. Обедал по талонам, которые мне выдали в штабе ВВС. Вот, ознакомьтесь.
   - Вы ранены? - продолжал пытать меня майор, по второму разу перебирая мои документы.
   - Это не имеет отношение к делу, товарищ майор! Теперь я хочу спросить - вы удовлетворили свое любопытство? И часто вы тут фронтовиков у кабаков отлавливаете, а?
   Не отвечая на мой выпад, майор попросил предъявить пистолет.
   Я достал "Вальтер" из кобуры, не выпуская его из рук предъявил номер пистолета, а потом и серебряную наградную табличку, приделанную к щечке рукоятки умельцами из наших мастерских.
   - Не серчай, капитан! - улыбнулся майор, протягивая мне документы. - И не лезь в бутылку. Вот это видишь? - он постучал пальцем по двум красным полоскам на правой стороне груди.
   - До сих пор вздохнуть полной грудью не могу, пройду метров двести и задыхаюсь. Мы тут в тенечке встали передохнуть, когда ты весь из себя такой красивый в новой форме из ресторана вышел. В полевой форме и пилотке из ресторана "Метрополь"! Ты бы на моем месте не удивился бы? Недавно один наш патруль при проверке таких вот молодых и красивых военных в новенькой форме двух человек ранеными потерял. Нет, не шпионы, шпионы поумнее будут. Жулье это было, хорошо стволов у них не нашлось, одни ножи. Но двух наших порезали.
   - И что?
   - Да ничего... Шлепнули их там же, на месте. Милиция, правда, потом обижалась, но въехала в ситуацию и успокоилась. Забрала жмуриков и укатила их пальчики откатывать.
   - Круто тут у вас!
   - Как ты говоришь? Круто? Нет, это не круто, это грязь и накипь... А круто там, на фронте. Сколько у тебя сбитых?
   - Уже больше пятнадцати...
   Майор понимающе покивал головой.
   - Послали представление?
   - Да вроде послали...
   - Ну, тогда жди, в Штабе-то знают, что ты здесь. Выйдет Указ - тут тебе Звезду и вручат! Ну, желаю удачи, капитан! А на проверку не обижайся. Пока!
   - Подождите, ребята! Где тут районная телефонная станция, не подскажете?
   Получив подробные разъяснения как найти связистов, мы откозыряли друг другу и разошлись по своим маршрутам. А он ничего мужик, этот майор. Да, не все тут просто и элементарно, в этой Москве.
  

Глава 2.

   На телефонной станции все решилось просто и быстро. Командовал ею молодой парень в выгоревшей военной форме и без руки. Я представился, объяснил ситуацию, и сказал, что мне было бы намного удобнее, если на период командировки телефон в студии заработал. Деньги я внесу, заложенность, если она есть, я покрою.
   По команде начальника, тетки из абонентского отдела быстро со мной разобрались. Задолженности на Рощине не было, я внес плату за пару месяцев, и меня заверили, что телефон завтра подключат. Заодно, я попросил карандаш и записал свой номер.
   Потом я отправился домой. О, как! Уже домой... Я загрустил. Нет у меня тут дома, тело и то - не мое! Чужой, всем чужой. Да еще и не родившийся. Самозванец, в общем. Ладно, переживем.
   Недалеко от нужного мне переулка я увидел старушку, продающую сирень. Взял, да и купил у нее всю сирень, прямо с ведром. А что? Ведро в хозяйстве необходимая вещь! Будет в чем воды согреть, помыться. Какую-то душевую я там видел. Да, а вот интересно - канализация в доме работает? Не дай бог, с пятого этажа придется в сортир бегать!
   Когда я заявился с ведром сирени в студию, приготовление к пиршеству там почти было завершено. Несколько женщин, в основном среднего возраста и ближе к пятидесяти, хлопотали у стола, заставляя его тарелками с какой-то закусью. На скатерти стояли уже открытые бутылки вина и коньяк.
   - Здравствуйте, девушки! - радостно гаркнул я, вынимая сирень и стряхивая с веток воду. - Давайте за стол! Эх, давно у меня новоселья не было, а ну, принимайте цветы! Это вам... вам и вам... Никого не обидел? Ну, давайте знакомиться. Меня зовут Виктор, фамилия - Туровцев. Я с Толей служу в одном полку. Человек он у нас известный и уважаемый. А когда узнал, что мне надо ехать в командировку в Москву, вручил мне свой ключ и обязал расположиться у него в "студии", как он сказал. Вот, собственно, и все. Вопросы, барышни?
   - А вы, Виктор, летчик?
   - Да, я летчик-истребитель.
   - И сколько вы сбили немецких самолетов?
   - Семнадцать было...
   - Ух, ты! Геройский парень! А в Москву зачем?
   - А вот это, девушки, военная тайна! - ну, не могу же я им сказать, что и сам еще не знаю толком, зачем меня вызвали в столицу.
   - Ну, за стол, за стол! Что тут самое вкусненькое? Кому что наливать? Давайте, не стесняйтесь!
   Стесняться никто и не думал. Я потом понял - женщины просто соскучились по празднику, по мужчине рядом с ними. Чтобы можно было вот так сидеть за столом, накрытым белой крахмальной скатертью, уставленной тарелками с закуской и бутылками с вином, сидеть - и ни о чем не думать, ничего не опасаться. Выпить глоток вина, захмелеть, послушать рассказы о войне, а потом спеть задушевную русскую песню.
   Скоро к нам прибежала целая куча ребятни, малышню начали кормить, стало шумно и весело. Разговор разбился на несколько групп, кто-то уже тихонечко запел, кто-то говорил о своем, о женском. О тяжелой бабьей доле в стране, где идет война.
   Я старался везде успевать - и всучить кусок повкуснее ребятне, и подлить вина женщинам, и предложить чаю дамам постарше. Все шло хорошо. Мы засиделись допоздна, и только необходимость укладывать ребят заставила нас свернуть праздник.
   Женщины моментом перемыли посуду, стряхнули в раскрытое окно скатерть, отодвинули стол к стене. Я даже и вмешаться не успел.
   - Не лезь, Витя! Дай похозяйничать у холостяка!
   - Петровна, ты уж куда? Вот вернется с фронта твой "холостяк", что ему скажешь?
   - Эх, бабы, лишь бы вернулся...
   - Ну, спокойной ночи, Витенька! Спасибо тебе, родной! Спасибо за праздник, за минутку счастья...
   Проводив всех, я еще пару минут бесцельно походил по студии, а потом, застелив тахту свежим бельем, упал и моментально заснул...

***

   Утром я проверил телефон и с радостью убедился, что он работает. Первым делом я позвонил в приемную полковника из штаба ВВС и попросил связать меня с Николаем. Николая на месте не было, и я попросил соединить меня с полковником.
   - Шустрый ты парень, Туровцев! Мне Николай доложил о квартире. Молодец! Быстро принимаешь решения! А у тебя уже и телефон имеется. Просто - завидный жених! Ну да ладно. Что с глазом? А если нормально, то где-то к десяти жди, тебе позвонят. Номер телефона скажи секретарю. Придет машина - отвезет, куда надо. Все понял? Тогда до связи.
   Я быстренько привел себя в порядок, легко перекусил, благо кое-что осталось со вчерашнего дня. Критически посмотрел на форму - гладить или нет? Решил, что гладить еще рано, а вот сапоги надо привести в должный порядок. Чем и занялся на четверть часа. Потом вспомнив и обругав себя за забывчивость, подшил свежий подворотничок. Все, я готов! Посмотрел на одеколон, подумал и посомневался, потом все же плеснул "тройного" на ладонь и протер лицо и шею. Теперь уж точно готов!
   Как по заказу раздался звонок. Мне назвали номер машины и попросили через пятнадцать минут спуститься во двор. А чего ждать? Пойду-ка я на воздух. Лучше на улице машину подожду.
   Как и говорили, минут через двенадцать к дому подкатила машина. Я оставил детей, с которыми играл, и пошел навстречу какому-то штатскому парню, который вышел из трофейного "Опель-капитана" и неуверенно смотрел на меня.
   - Представьтесь, пожалуйста, молодой человек, - попросил я. - Я - капитан Туровцев, а вы кто?
   Парень суетливо достал какое-то удостоверение и протянул мне.
   - Я начальник группы второго конструкторского отдела, Сергей Крашенинников. Александр Сергеевич попросил меня привезти вас, товарищ Туровцев. Поедем? Товарищи военные прибудут прямо в КБ.
   - Ну, что ж, Сергей, поехали. Да, зови меня Виктором, ладно? Вот и хорошо, давай пять!
   Москву 43-го года я знал плохо. Точнее - никак не знал. Понял, что едем мы к какой-то окраине, западной или северо-западной, что ли. Ехали мы долго, да и скорость машины была 30-40 километров. Да, не "Бугатти-Ваерон", однозначно! Но, помните? Совершенно верно! "Все проходит..."
   Наконец, в каком-то не то достаточно запущенном огромном парке, не то в недостаточно прореженном лесу, мы проехали через мощный КПП, разрывающий стену трехметрового зеленого забора, и увидели трех- и четырехэтажные чистые корпуса, покрашенные в светлые тона, асфальтовые дорожки среди зелени, а дальше - высокие и длинные ангары. Это явно была вотчина главного конструктора Александра Сергеевича Яковлева.
   - Вот, Виктор, и наша Контора! Как тебе?
   По тому, с какой гордостью это было сказано, я понял, что начальник группы второго конструкторского отдела Сергей Крашенинников - настоящий фанат своей фирмы. Ну, это же здорово! Не так ли?
  

***

   Через большую, какую-то мрачную приемную мы прошли быстро, и не задерживаясь.
   Двойные двери в кабинет главного конструктора остались позади, и мне открылся огромный, светлый кабинет.
   Из-за большого стола темного дерева с несколькими небольшими моделями самолетов и кучей телефонов поднялся человек в штатском костюме с каким-то усталым лицом. На вид ему было лет сорок. Крупноватые брови делали выражение лица Яковлева не очень-то радостным и дружелюбным. Под глазами лежали тени. Чувствовалось, что работы у мужика много.
   - Здравия желаю, товарищ генерал-майор! Капитан Туровцев прибыл для...
   Закончить я не успел. Яковлев слабо улыбнулся, махнул рукой и проговорил: "Тише, тише, товарищ капитан! Вы нас совсем оглушили! Я знаю, что я генерал, но сейчас, как видите, я одет в цивильное. Так что давайте знакомиться снова - Яковлев, Александр Сергеевич! А вы?"
   - Виктор Михайлович Туровцев. Рад познакомиться, Александр Сергеевич!
   - Взаимно, Виктор Михайлович, взаимно! Мне тоже было интересно увидеться с вами после того, как я прочитал ваше письмо... Вы когда его написали?
   - Точно не помню, Александр Сергеевич, кажется - числа пятнадцатого января. Что-то так.
   - Проходите вот сюда, Виктор Михайлович, садитесь на этот диван, разговор у нас будет долгий. Чаю?
   - Да не откажусь, если разговор будет долгий.
   Мы одновременно рассмеялись. Яковлев прошел к своему столу, что-то нажал. Не успел он вернуться к своему креслу напротив дивана, на котором сидел я, как открылась дверь и девушка в кокетливом фартучке и наколке вкатила симпатичный сервировочный столик, сделанный из алюминиевого профиля. На столике был накрыт маленький чайный набор - чашки, ложки, заварочный чайник, термос с кипятком, вазочки с вареньем, пирожные в корзиночке из металлической сетки. Все аккуратно, красиво и быстро. Да, мне думается, в Конторе, как называют КБ его работники, выработан определенный стиль. И это мне нравится. А столик, наверное, он у своего "друга" Вилли Мессершмитта подсмотрел. Все же по заграницам он поездил, много что видел, много что запомнил.
   - Наливайте себе, Виктор Михайлович, чего вашей душеньке угодно! Берите лимончик... вот - сахар, пирожные.
   - Спасибо, Александр Сергеевич, не хлопочите - я все вижу, а мама меня с руками родила!
   - Вот как! Это здорово! - рассмеялся Яковлев, - а папа позаботился о вашей голове, не так ли?
   - Абсолютно верно! - тут уж рассмеялся я.
   - Пейте, пейте чай, Виктор Михайлович. А я пока вам кое-что скажу.
   Яковлев на минуту задумался.
   - Вы знаете, Виктор Михайлович, как я был удивлен, когда получил ваше письмо. Сказать, что я был сильно удивлен - значит, не сказать ничего. У меня даже ворохнулась мысль - а как это может быть? Только что, в декабре 42-го года я и несколько моих самых доверенных людей только задумались о возможности - я подчеркиваю! - о возможности работ по созданию глубоко модифицированного самолета, набросали лишь самые общие наметки, как приходит письмо от никому не известного... Простите, Виктор Михайлович, но это так и есть на самом деле... от никому не известного лейтенанта Туровцева, и нате вам! В его письме, по сути, дана концепция нового истребителя! Как это понимать?
   - Так и надо понимать, - совершенно спокойно заявил я, со вкусом прихлебывая хорошо заваренный, душистый и терпкий чай. - Так это и надо понимать, товарищ главный конструктор, что думали мы об одном и том же. Только вы - как конструктор боевой техники, а я - как специалист, эксплуатирующий эту технику в бою.
   Яковлев в изумлении откинулся в кресле.
   - Да-да, нет тут ничего удивительного, никакой чертовщины и волшебства. Мы действительно думали об одном и том же. По крайней мере - я об этом думал. О том, что мне очень нужен истребитель завоевания господства в воздухе. И что он должен представлять из себя следующее...

***

Глава 3.

   ... я поставил чашку на сервировочный столик, подумал, и все же уцепил одну шоколадную конфету. Давно я не ел шоколадных конфет! Хорошо...
   - Вы знаете, Александр Сергеевич, я еще в Сталинграде, в госпитале, после того как меня сбили, долгими ночами думал - а как так получилось, что мы все время отстаем от немцев по ряду летно-технических характеристик наших истребителей? А потом понял, что я не совсем прав в своих рассуждениях.
   Вот взять, например, И-16 и Ме-109 самых первых серий. Оба запущены в производство в 34-35 годах. Месс, правда, немножечко позже ишака... Оба - монопланы с убирающимся шасси, оба скоростные для своего времени истребители, оба вначале были вооружены лишь пулеметами. Месс скоростнее, ишак маневреннее. Да и не очень уж и сильно ишак отставал от месса по скорости. Ведь максимальную скорость для самолета как определяют? Ну, вы и сами знаете... Определенная высота, наиболее подходящая для оптимальной работы мотора, температура, давление, определенные обороты, выверенный вес, полет по прямой... Да и готовят самолет перед замером скорости не так, как готовят к вылету истребитель на фронте. А в бою как? А в бою на максимальной скорости не летают - никакой ас этого не сможет сделать. Там ведь как? Скорость нагнал, подскочил к самолету противника - и, чтобы точно отстреляться, скорость надо подсбросить. Очередь дал - и снова - "по газам" и вперед! А ишак очень легко скорость набирал - только сектор газа стоило дать вперед. Особенно на последних типах моторов.
   Так вот. Сам я на ишаках летал только в училище, боев на нем я не вел. Мне повезло сразу Як-1 получить... Но другие летчики много рассказывали... Ишак вполне сопоставим с "Эмилем". Более того, он довольно легко его "делал", особенно - если затащить месс на виражи! Как говорили ребята - ишак вокруг столба развернуться может. Шутка ли - вираж 16 -17 секунд! Да и бронирован "Эмиль" был слабовато, пулеметов И-16 на него хватало, особенно - Березина, крупнокалиберного. Во всяком случае, в Испании наши летчики мессеров гоняли, и вы это отлично знаете...
   Это ишак, я уже не говорю, что ваш Як превосходил немца и по виражу, и в боевом развороте, и по мощи секундного залпа. Но вот появляется "Фридрих". Все - ишак уже не пляшет... Як-1 еще может драться с ним на равных, но у "Фридриха" мотор все же помощнее будет, так ведь? Примерно на сто пятьдесят - двести лошадиных сил? Ну, хорошо, пусть не двести... Он начинает выигрывать у Яка вертикаль... Но, что очень важно и интересно! Уже можно отметить это как вполне сформировавшуюся тенденцию. Увеличение мощности идет у немцев только в одном направлении - за счет увеличения веса самолета! И это им еще икнется. Этот недостаток станет для них необратимым.
   Так вот, в ответ на "Фридриха" вы делаете облегченный Як, немцы быстренько подсуетились и выдали Ме-109 F-2, а потом - F-4. Вы - "Як-1б"! Отличный истребитель! Облегченный, маневренный, с достаточным по убойной силе для боя с истребителями противника вооружением. Правда, 105-ый мотор все же слабоват для него... Ну - не может он дать того, чего бы мне, как летчику-истребителю, хотелось! Не могу я ввинтиться в небо, как ракета! Но тут у немцев появляется "Густав", и это уже серьезно. Отличный истребитель! Скоростной, маневренный, устойчивый к повреждениям. Правда, если его зажечь - горит весело! Говорят, у него в металле обшивки марганца, что ли, много... Или магния - уж извините, не знаю.
   Яковлев, внимательно меня слушавший, рассеянно покивал головой.
   - "Густав" - это серьезно, - повторил я. - Но, заметьте, Александр Сергеевич! Все его плюсы построены на одном, но огромном, минусе! Это опять увеличение веса. Я даже не говорю о "пятиточечном" мессе, он явно перетяжелен. Мы на фронте заметили, что изменилась тактика боя у немцев. Они и раньше избегали маневренного боя с нами. Нет, если мы их затягивали, то дрались - мастерства и опыта немцам хватало. Но - не любили, старались сразу уйти. Не их это бой - грудью на грудь. Маневренный бой - это наш вид воздушной войны. А немцы все чаще и чаще стали использовать всего один прием. Если отбросить все красивости, его можно описать так: "Ударил - и беги!" Или бомбу бросил, и удирай во все лопатки. Не только месс с подвесами - тот действительно, тяжелый. На скорости просвистит, даст очередь, попал - не попал, и летит себе дальше по прямой! Пока опять высоту для атаки не наберет - не вернется. А частенько и не возвращается вообще! Так даже трехточечные "Густавы" так стали воевать. Ведь нам же видно - на высокой скорости потерял месс управляемость, не может крутиться как мы, все больше прямо летит. Или сразу после атаки уходит на вертикаль. Еще больше стали немцы маневренных боев избегать. Ударил и ушел - стало для них нормой и тактическим приемом. Но это - если фриц наших поймал... А если наоборот? Если у него высота меньше или скорости нет? А маневренный бой он вести не может? Тогда - все! Тогда иди сюда, милый! Я тебя сейчас потрошить буду. И потрошили ведь... Да вот, не сочтите за хвастовство, однажды мы звеном раздраконили девятку мессов над Сталинградом за три секунды. На Як-1б мы летели, правда - летели с превышением...
   Яковлев снова кивнул, мол, слышал я про это, продолжай.
   - Так вот я и подумал, товарищ Яковлев, а какой будет ваш ответ фашистам? Так оно по всему и выходит - нужно еще более облегчить Як. Вплоть до того, что снять к чертовой бабушке с него все ненужное оборудование! Для ночных полетов, к примеру. И фару тоже. Ну не летают фронтовые летчики по ночам! Для перехвата ночных бомбардировщиков немцев "ночники" ПВО у нас есть. Все облегчить, что можно! Убрать тяжелые деревяшки из силового набора фюзеляжа, крыльев. Отделку улучшить, все щели закрыть, лючки резиновыми прокладками обеспечить.
   Да! У Ила вон - бронекороб служит силовым каркасом самолета. А почему бы на Яке мотораму не сделать неотъемной частью каркаса фюзеляжа? А площадь крыла? Если я все правильно помню из теории - площадь крыла, она же "площадь смачиваемой поверхности", и дает основное трение, а, значит, - волей-неволей снижает скорость самолета. К тому же - меньшая площадь крыла должна, как я понимаю, дать лучшую маневренность. И вообще - надо десять, двадцать, да что там! Сто раз продуть самолет в аэродинамической трубе, убрать, зализать все лишнее, максимально улучшить аэродинамику!
   Яковлев что-то черкнул в блокноте и снова незаметно для себя кивнул.
   - Я вас, Александр Сергеевич, вашему делу учить не собираюсь. Все это вы и без меня знаете. Но так болела душа на фронте! Так хотелось получить от вас самый лучший истребитель - легкий, скоростной, маневренный, с мощным вооружением! Так, что бы только увидев нас в небе, у немцев "цыганский пот" на заднице выступал!
   Я выдохся и замолчал. Что-то распелся я курским соловьем, аж в горле пересохло. Спокойнее надо, где там мой чай? Остыл уж, наверное...
   Тут слово взял главный конструктор.
   - Ну, хорошо, Виктор Михайлович! Многое вы уже высказали в своем письме, многое у нас уже воплощено в металле, так сказать... Два самолета-то практически уже готовы, облетывают их уже... Кстати, хочу вам предложить совершить пару-тройку вылетов в рамках летных испытаний. Мы вас включим в группу, временно - но включим... Это не помешает... - он еще что-то пометил в блокноте.
   - Так вот! Кое-что уже сделано, кое-что я услышал от вас впервые... Чувствуется, что вы много об этом думали... Да, кстати! Могу вас порадовать - моторостроители клянутся и божатся, что дадут для нового истребителя новый, более мощный мотор - "семерку"! Это будет просто отлично! Это позволит настолько повысить... - он замолчал, постукивая себя карандашом по губам, и глубоко о чем-то задумавшись. - Это позволит, в том числе, установить и более мощное вооружение... Мощности хватит... Мощности тогда много на что хватит... Черт! Нужно было закладывать еще два-три самолета!
   - А что мешает подготовить не два-три, а с десяток самолетов, Александр Сергеевич? Насколько я знаю, технологически новый Як почти не отличается от Як-1, так ведь? На вашем опытном заводе их легко и быстро соберут, поставим разное вооружение, разное оборудование, бензобаки, что там еще? А потом - на этих истребителях - да и на фронт! Провести войсковые испытания, а? В нашей эскадрилье, Александр Сергеевич? Ребята счастливы будут!
   - Погодите, погодите, Виктор Михайлович! Экий вы горячий! Еще ни коня, ни возу, а вы уже войсковые испытания! Где их проводить, это мы с Генштабом посоветуемся. А вас в любом случае в группу испытателей включим. Вас и вашего ведомого, так? Ведь разрывать пару нельзя, я правильно понимаю? Вот и хорошо.
   Теперь давайте договоримся так. Официально - вы прикомандированы к нашему конструкторскому бюро на период подготовки и проведения испытаний нового истребителя. Значит - на вас будет распространяться статус летчика-испытателя, соответствующие денежные выплаты, режим рабочего дня, питание и все такое. Соответствующий приказ мы подготовим. Но вы, я вижу, еще не совсем здоровы. Так что, пока сделаем вам "свободное посещение лекций". Я вас представлю группе, пока походите, потолкайтесь среди народа, поговорите о том - о сем, поделитесь своим фронтовым опытом и наблюдениями. Они нам будут очень полезны, я в этом уверен, понял из нашего с вами разговора. А потом - начнем летать и там посмотрим... Ну, что? По рукам? Вот и отлично! А сейчас - можно перекурить и, через... да, через десять минут прошу на первое для вас совещание по И-30. Так у нас называется новый истребитель. Прошу!

***

   На столе Яковлева звякнул телефон, и он отвлекся. Потом стукнули двери, и в кабинет зашли два авиационных генерала. Я бочком-бочком, по стеночке, выполз из кабинета главного конструктора и замнаркома авиапромышленности. В приемной уже толпился народ. Я никого не знал и лишь молча рассматривал людей, одетых в белые халаты. Надо же! Мы боремся за высокую культуру производства.
   Через минут восемь нас всех вновь пригласили в кабинет Яковлева.
   Все расселись за длинным столом для заседаний, покрытым привычным зеленым сукном. Через равные промежутки на столе стояли лакированные деревянные стаканы с остро заточенными желтыми конструкторскими карандашами, на сукне стопками по три лежали дешевые блокноты для записей. Я открыл один блокнот. Его листы были пронумерованы и прошиты. Однако! Тут я вспомнил, что все разговоры, которые ведутся в этом кабинете, являются секретом и государственной тайной, и уважительно положил блокнот на место. Куда уж мне-то супротив тайн поршневого истребителя! Может, рассказать им что-нибудь про самолеты пятого поколения? Или подпирающие их боевые беспилотники? А что это сейчас даст? Да ничего! Вот и промолчим, памятуя, что... - правильно! Молчание - аурум.
   Расселся народ тоже интересно. На одной стороне стола сели военные в немалых чинах, на другой - инженеры-конструкторы в белых халатах и костюмах. Я каким-то образом попал на сторону "конторских". Как гость, наверное.
   Совещание, как я и был извещен, было посвящено проблемам доводки нового истребителя. Его заводской шифр - И-30, это и будет знаменитый Як-3.
   Ну, а сейчас, у будущего замечательного истребителя был болезненный период неизбежных и разных детских хворей и неполадок - проблем с кишочками-трубопроводами, сыпь на некачественном плексе фонаря, то утечки, то запоры в пневмосистеме, разные сложности с радиаторами, обтюраторами и еще какой-то технической хренью. Я не инженер, к сожалению, чтобы понимать все тонкости технических проблем. Достаточно ясно было одно - неладно что-то в Датском королевстве. Я имею в виду, что птенец еще не научился летать. И будет ли он летать так, как задумывали его создатели - это еще вопрос...
   Все совещание, которое прошло в достаточно жестком и требовательном тоне, я просидел тише воды и ниже травы. Кукарекать мне было еще рано. Ведь я даже не представлял себе, что такое средняя аэродинамическая хорда! Которая, кстати, довольно часто упоминалась в ходе совещания. А ведь Виктор Туровцев должен был бы знать этот термин, он ведь его наверняка учил. Видимо, никому, кроме конструкторов, эта самая хорда и не нужна. По крайней мере, в полку я никогда про нее и не слышал. Без нее как-то летали. Так, что-то я разговорился, плюнуть на эту хорду и забыть!
   О чем народ спорит? Ага, ясно. Ну, это они еще долго будут мусолить. Так, а это кто? Ага, понятно - это и есть ведущий конструктор "птенца" товарищ Синельщиков. Ну-ка, ну-ка... поглядим... А что - нормальный на вид мужик. Сделал он самолет, и хорошо сделал. И тут, в этом 43-м году сделает. Недолго уж ждать осталось. А я ему постараюсь помочь. Вот для него и подготовленный мной блок информации по Яку-третьему подойдет самым лучшим образом. Яковлеву этого не надо, у него и других дел полно. Хочешь - не хочешь, а Яковлев еще три направления в работе тащит. И нач, и зам, и пом, и ответственный за... Хватит ему! А тут надо постоянно и вдумчиво. А надо будет - так товарищ Синельщиков с товарищем Яковлевым и посоветуется, чтобы мои нетвердые воспоминания проверить наукой и практикой авиастроения.
   Совещание, тем не менее, шло к своему завершению. Военные охрипшими голосами продолжали талдычить про недостаточный ресурс мотора М-105 и малое количество бензина в баках, конструкторы злыми, осипшими голосами отбивались от них, говоря, что много бензина было у бомбардировщика ТБ-3, и не хотят ли уважаемые представители военно-воздушных сил гоняться за "мессершмиттами" на "братских могилах"? На военных и на конструкторов резко ополчились моторостроители, утверждая, что не сегодня, так уж наверняка завтра, они дадут на новый истребитель новый мотор М-106, а может быть - даже и М-107. При этом они закатывали глаза и восхищенно качали головой. Как евреи-лоточники на блошином рынке. В общем - было ясно, что пора эту говорильню заканчивать.
   - Так, товарищи! - хлопнул по столу ладонью Яковлев. - Пора заканчивать! А то скоро вы друг друга за манишки хватать начнете. Все! Все высказались, все всем понятно. Надо работать, надо устранять вскрытые недостатки. А они - вы ведь все это отлично знаете, товарищи! - они, эти недостатки, и на стадии госиспытаний полезут, и на первых сериях выпуска... Так что - все! Расходимся.
   Народ, все еще оживленно бубня, потянулся на выход. Я поймал утомленный, больной взгляд главного конструктора, и молча поклонился, прощаясь. Он только кивнул головой и успокаивающе махнул рукой - "Мы еще увидимся..."
   К Синельщикову я без рекомендаций главного не полез. Еще успеем познакомиться. Выбрав какого-то подполковника с добрым лицом, я поинтересовался, а не подбросит ли он героя-фронтовика до центра Москвы? Желательно - до ресторана "Метрополь"? Подполковник, не раздумывая, согласился. Только спросил - откуда я. С Южного фронта, с Кубани... Полковник понимающе кивнул, и махнул рукой - во-о-н та машина! Поехали...
  

Глава 4.

   В общем, я не очень-то понял, что хотели мужики из ОКБ-115 от меня? Они что, думали я приеду и сразу - как солнце из-за туч, освещу все проблемы и решу все сложности? И все станет вокруг голубым и зеленым? Нет, я так не могу и не умею. А могу я им сказать, какой результат должен появиться от их работы. Это я могу, и это я сделаю. Кровь из носа, но сделаю!
   Додумывал я это, поглощая дежурный обед, полученный мной в зале ресторана "Метрополь" по талонам с литерой "А". А ничего - вполне прилично! Особенно, если для аппетита плеснуть грамм 50 армянского коньячку. А лучше - сто! Мне сегодня не летать. Да и завтра тоже. Да, кстати, - завтра в госпиталь, да и за мундиром пора зайти. Полевая форма меня лично не смущает. Она смущает принимающую сторону и отдельных высокопоставленных собеседников.
   Вон, еще зашли три летуна, тоже по талонам, наверное. Привет, пернатые, кивнул я им. Привет!
   Так, обед закончен. А дела еще есть. Надо найти порученца Колю Сидоренко. Дело есть к нему. Порученец Коля нашелся в Штабе.
   - Слушай, Коля! А свяжи ты меня сейчас с полком, а? Можешь?
   - А что тут сложного, товарищ капитан?! Пошли на узел связи.
   Мы вышли из главного здания Штаба, долго шли двором, и наконец, подошли к трехэтажному строению за плотным забором. Предъявив на КПП документы серьезной охране, мы прошли в помещение.
   Попросив меня подождать, Коля на секунду куда-то умчался, а потом вернулся с таким же молодым и улыбчивым лейтенантом, как и он сам.
   - Слушаю вас, товарищ капитан!
   - Здравствуй и ты, вольный сын эфира!
   На сына эфира лейтенант хохотнул, пояснил, что он телеграфист, и начал меня пытать, а что же мне, собственно, надо?
   - Слушай, ты можешь меня с полком связать? 111-ый ИАП, на Южном фронте, позывной вроде "Гроза" был...
   - Да раз плюнуть! Что нужно - спецсвязь, телеграф, телефон?
   - Телефон, конечно! Зачем мне телеграф? У меня в квартире телефон есть, а телеграфного аппарата нет.
   - Пошли! - и лейтенант пошел по коридору, на ходу пытаясь открыть двери попадающихся на его пути кабинетов. Наконец, третий или четвертый кабинет оказался не запертым, и мы вошли. Лейтенант-связист снял трубку со стоящего на столе аппарата и стал вполголоса о чем-то говорить, потом долго слушал, потом опять что-то бормотал. Затем он замигал мне обоими глазами и замахал свободной рукой.
   Я взял теплую от его руки и уха трубку.
   - Оперативный дежурный лейтенант Корзухин!
   - Сашка! Привет! Это я, Туровцев! Ну, как вы там?
   - Какой Туровцев? Витька, ты, что ли?
   - Я-я, пень глухой, сказал же что я. Как у вас дела? Все живы-здоровы?
   - Все нормально, Витя! А как там Москва?
   - Стоит Москва, никуда пока не делась... Вот что, Сашка, ты мне Толю Рощина покличь, он там где-то у тебя под боком сидит. Мне с ним парой слов перекинуться надо...
   Пришлось подождать пару минут, пока разыскали и притащили к телефону нашего живописца.
   - Толя? Привет! Ага, это я, Виктор! Карандаш есть? Возьми у Корзухина, он без планшета не ходит. Готов? Записывай! Зачем я тебе твой номер телефона диктую? Да затем, чтобы вы ночью мне в Москву на этот телефон позвонили. Сначала на "Редут" - это штаб ВВС, а потом попросите у "Редута", чтобы вас соединили с городским номером. Скажите - там ваш командир эскадрильи звонка ждет. Все понял? Ну - пока! Всем привет! Пока-пока!
   Я, довольный и улыбающийся, положил трубку телефона на аппарат.
   - Соединят твои телефонисты моих ребят с фронта с квартирой в Москве? - обратился я к такому же довольному и улыбающемуся лейтенанту.
   - Соединят, я предупрежу... Но только - сам понимаешь - линия открытая!
   - Да брось, ты! Какие могут быть секреты! Обычный бытовой разговор. Ну, спасибо тебе, лейтенант! Здорово ты меня выручил! Бывай!
   И мы с Колей ушли.
   - Ты не занят, Николай? Пошли, по кружечке пивка дернем? Есть тут поблизости?
   - Есть, как не быть! Пошли, только разом и быстренько, а то мне уже пора по делам бежать.
   Мы быстро опрокинули с Николаем по кружке вполне приличного и прохладного пива по два двадцать пять, я еще удивился - надо же, не дорого, и он убежал к себе в штаб, а я пошел на троллейбус. Кстати - вполне приличный для 43-го года троллейбус, сине-белый такой, с мягкими сиденьями.
   Все, на сегодня беготни хватит, пора домой.

***

   А поздно вечером мне дозвонились ребята. В общем - как я и надеялся, так оно и получилось. Этому трюку меня научили еще в Советской Армии. Ночью, когда наступает известное затишье, ребята по цепочке всеми правдами и неправдами разысканных и разнюханных позывных, частенько звонили домой, на свои городские телефоны. Правда, для этого лучше служить в какой-нибудь серьезной части. Лучше всего - со своим узлом связи. Я служил в штабе дивизии ПВО страны, в Куйбышеве. Через несколько городов и частей, мне удавалось дозвониться до дома. Я родных не часто баловал, но случалось.
   Теперь, таким же Макаром, ко мне дозвонились ребята. Мы болтали, наверное, целый час. Я выслушал все новости, в щадящем, конечно, не секретном варианте. Рассказал, что мог, о своем московском житье-бытье. Немного подколол ребят, сказав им, что птенчик вылупился из яйца, но пока еще дохленький - ни летать, ни пищать еще не умеет. Ничего, к лету научим! Передал приветы всем-всем, получил долгожданный привет из одного полка ночных бомбардировщиков, летающих на По-2 и, совершенно счастливый, аккуратно положил трубку.
   Жить - хорошо! А спать - уже пора! Отбой. А, как известно, - по команде "Отбой!" моментально наступает темное время суток. И ведь, правда - уже 23.40! Все - пошли баиньки...

***

   "Нас утро встречает прохладой..." - мурлыкал я, умываясь и бреясь. Где-то я уже это пел, не помню... Надо же! Не любитель я петь, совсем не любитель. Да и текстов песен, считай, не знаю совершенно. Так - одну-две самых любимых. А тут - распелся, как Басков, какой.
   Что, неужели пришла пора перепеть всего Высоцкого, создать промежуточный патрон, изобрести автомат Калашникова, и напомнить конструктору Кошкину про командирскую башенку на Т-34-85? Такой, как мне кажется, должен быть "попаданский минимум"? Ах, да! Еще нужно поставить палку в колеса "Манхэттенского проекта" и подвести под некролог Н.С. Хрущева. Сколько дел-то впереди, а я еще не жрамши!
   Быстренько спроворив яичницу с обжаренными кубиками хлеба, я со вкусом позавтракал, испил чаю, и пошел на остановку, где, как мне сказали в Конторе, останавливается их автобус, который собирает конторский народ по одному из московских маршрутов.
   Благодаря форме и командирскому удостоверению в автобус я влез. Но по приезду был ненавязчиво остановлен охраной объекта. Попросил бдительную стражу кое-куда позвонить, и буквально через пять минут, за мной прибежал спортивного вида молодой человек с временным пропуском для меня. Гордо помахав пропуском перед грустными глазами гвардейцев кардинала, совсем уж было раскатавшими губёнки на задержание агента Абвера, я незаметно просочился на охраняемый объект. Спортивного молодого человека звали Петром, и он был приставлен ко мне - гидом и оруженосцем. По крайней мере - сегодня.
   - Куда пойдем? - доброжелательно осведомился херр Питер. - Сразу к нам, в группу?
   Я, почему-то, сразу представил группу продленного дня какого-нибудь детского садика "Ягодка", и сидящих на ночных горшках молодых, умных конструкторов, продолжающих что-то чертить на ватмане. Улыбнулся и отрицательно помотал головой.
   - Нет, Петр. Не будем пока мешать занятым людям. Потом с ними познакомимся. А пока пойдем в цеха опытного завода. Там ведь И-30 стоят? Вот и пойдем, глянем на них, хорошо?
   - Хорошо, товарищ капитан...
   - Давай так договоримся, Петр. Меня Виктор зовут, и хотя мой позывной на фронте был "Дед", парень я еще достаточно молодой. Да, молодой... достаточно... - хмыкнул я. - так что - давай по именам и на "ты"!
   - Давай, Виктор, заметано! Пошли.

***

   В цехах опытного завода тоже было чисто, аккуратно, продуманно. Видимо, главный конструктор А.С. Яковлев уделял этим вопросам большое значение, и коллектив понял и поддержал своего руководителя. Это мне понравилось.
   Рабочие тоже ходили в халатах. Только в синих. К двум пожилым "синеблузникам" меня и подвел мой новый чичероне.
   - Привет славному отряду тружеников тыла! - весело поздоровался я. - Ваш новый член коллектива - летчик Туровцев.
   Труженики тыла переглянулись, и один из них, тот, что постарше, ответил: "Ну, здорово, член! Новый..."
   Это была катастрофа! Так попасть! Да причем сразу, и по собственной дурости. Теперь мне тут жизни не будет.
   Я снял пилотку и низко поклонился.
   - Извините за дурь, отцы! Не было у меня желания вас обидеть. Я действительно новенький у вас, прикомандированный. С Южного фронта, летчик-истребитель, капитан Туровцев, Виктор. Командир эскадрильи... - с каждой фразой я говорил все тише и тише.
   Отцы молча слушали, не проявляя к В. Туровцеву, командиру и орденоносцу, никакого интереса.
   Тут кашлянул позабытый-позаброшенный Петр.
   - Между прочим, Архипыч, это ведь Виктора придумка - делать мотораму единым блоком со всем каркасом фюзеляжа. И счетчик боекомплекта - тоже он... - индифферентно, как бы ни к кому особо не обращаясь, обронил мой гид. - Да и еще кое-что... Килограмм на семь-десять веса, между прочим...
   - Да ты что! - ужаснулся Архипыч. - Такой человек! А с первого взгляда - дурак дураком!
   Я покаянно повесил голову, кося на отцов глазом с поволокой...
   - Ладно тебе притворяться, парень! Не боись - не выдадим. А ты впредь язык не распускай! И рабочего человека зря не чепляй! Не дело это, понимаш... А что ты воин знатный - поглядели мы уж на твои заслуги. Ладно, забыли! Говори, чего пришел?
   Я и высказался по полной программе. Мол, полазать мне надо по истребителю, в кабине посидеть, прикинуть что-нибудь к носу, покумекать... И еще - комбинезончик бы мне не помешал. А то, вот беда, - переодеться мне не во что. Сирота я московская, стало быть...
   Отцы усмехнулись в усы, и ответствовали, что, мол, все будет, все, стал быть, справим. Не сомневайся. Иди, сирота московская, руки мой. Сейчас чай пить будем, с сушками. Так, с чаепития, и начались мои трудовые будни.
   Первые впечатления были несколько смутными. Во-первых, в цеху было несколько темновато. Поэтому, переодевшись, я воодушевил передовой отряд работников авиапромышленности на трудовой подвиг, и мы, кряхтя и поругиваясь, выкатили истребитель на солнышко.
   Теперь дело пошло веселее. Правда, несколько диковато было смотреть на не покрашенную в привычный камуфляж машину. Истребитель был покрыт пятнами какой-то не то мастики, не то шпаклевки мерзкого серо-желтого цвета, и выглядел как больное проказой, несчастное существо с обвисшими крыльями.
   Не было у него бодрого, боевого вида, не было. Хоть ты плачь! Ну, ничего! Это сейчас, как я понимаю, не главное. А что главное? А вот это мне и предстоит уяснить...
  

Глава 5.

   В общем и целом, день прошел не зря. Я от души налазился по, наползался под и насиделся в кабине истребителя. Но - успокоения моей мятущейся душе это не принесло. Что-то было не так. Ну, не складывалась общая картинка, не складывалась! Не получалось этакого красивого и гармоничного рисунка, как в калейдоскопе. Хоть ты убейся - не получалось, и все тут! Все время вылезала какая-то, пусть и маленькая, но - несуразность, несоразмерность какая-то. А время ведь шло. Уже первая декада мая. Еще немного - и ожесточенная воздушная схватка разразится в небе над Курской дугой. А я тут новенький комбинезон маслом пачкаю, руки ветошью вытираю и лоб морщу... Вместо того, чтобы летать. Что же не так?
   Я еще раз со всех сторон осмотрел истребитель, потом отошел от самолета и присел поодаль на вытащенную из цеха табуретку.
   - Что ты, Виктор, все его обнюхиваешь? Гляди, дырку в машине протрешь, поломаешь, значит... - Это Иван Архипыч, подошел. Скоро за ним, как на веревочке, подтянется и его давнишний друг и напарник Николай Кузьмич. Самые опытные кадры на производстве. Еще с самого начала века судьба-придумщица связала их жизнь с авиацией. Сначала, еще солдатами, таскали первые воздушные этажерки на показательных полетах в Гатчине, потом ремонтировали битые аэропланы, потом - строили первые русские машины. В общем - живая история нашей авиации стоит передо мной, не хала-бала, полено дров!
   - Чего-то, Архипыч, не вижу я в нем... Не узнаю. Неправильность какая-то... Или незавершенность. Да еще эти пятна, будь они неладны! Так и лезут в глаза, нервничать заставляют. А вторая машина крашеная? И где она, кстати?
   - Вторая-то крашеная, летают уже на ней. А чего ты, голубь, не узнаешь? Рази ты видел где уже этот аэроплан-то?
   Вот, блин, Шерлок Холмс советского разлива! Моментом поймал меня за язык. Уже какой раз... Осторожнее надо быть. Надо же! Смершевцы, контрразведчики ничего особого во мне не замечали, а этот дед постоянно меня ловит на несостыковках!
   - Да где же я мог его видеть?! Окстись, Архипыч! Я о другом. Мне кажется, что в нем какие-то линии нарушены. Ну - не вижу я целой и законченной картины. Как будто смотрю на красивого боевого коня, а у него одной ноги не видно. А ведь я знаю - она есть! Четыре ноги у него - ан, нет! Не видать ее, хоть плачь. Так вот и здесь - все, вроде бы есть, а в полете я его не могу представить. Не привык еще, может быть, не знаю...
   Но Архипыч вдруг насторожился.
   - А ты не спеши, сынок! Не торопись, Витя! Ты сядь, сядь... Подумай, посмотри еще. Это очень важно! Знакомо мне такое чувство, бывало и у меня когда-то вот так же зудела душа, искала ответ, а его и нету! А потом - упаси бог! Прямо-таки - бац! И либо самолет разобьется, либо еще что случится плохое. Знать, можешь ты чувствовать, дано, вишь, тебе это... - уважительно покачивая седой головой, закончил старик.
   - Что там мне дано - не дано я не знаю, но смотреть и думать буду, за тем и пришел... Как там насчет чайку? Погорячее?
   - А един момент, Витя! Един момент! Тебе сахарок-то как - внакладку или вприкуску?
   - Вали внакладку, Иван Архипыч, не умею я как ты, вприкуску, чаи гонять! Ты, видать, еще при царизме, в тактирах, эту школу превзошел? А, дед?
   Добродушно посмеиваясь, Иван Архипыч протянул мне самодельную, лично им изготовленную, "особую" чайную кружку из мельхиора. Емкостью 0,7 литра, по-моему.
   - А как ты думаешь, Витя, если бы при царизме все плохо было бы, то и России не было бы! Все умели - и чай пить, и воевать, и самолеты строить научились! А уж детей делать на Руси всегда умели! Вон - какие вы, молодые, - все красивые и уверенные...
   Вот ехидный дед, всегда вывернется! Всегда последнее слово за собой оставит.

***

   Рабочий день подошел к концу. Пора было и мне заканчивать. Ничего сегодня я не придумаю. Хотя... как знать! Одна задумка у меня уже вырисовывается.
   Я замочил испачканный комбинезон в большущей банке с бензином. Пожилой вахтер обещал часа через два его вытащить, сполоснуть и повесить на просушку. Знакомый "конторский" автобус довез меня до знакомой остановки, и я побрел домой. Кажется, на легкий ужин я что-нибудь в своей студии наскребу... В ресторан идти неохота, устал малость. Теперь бы еще одно - надо, чтобы сегодня мне позвонили ребята.
   Ребята не подвели - позвонили около полуночи. Я их сначала отругал, что не спят. Ведь им завтра вставать ни свет, ни заря. А потом мы минут двадцать потрепались. Затем я приказал идти спать, а трубку передать солдату Рощину. Уже сержанту, как мне сказали. Растет парень, глядишь - скоро лейтенантом станет!
   - Толя, привет! Слушай, мне твоя помощь нужна... Тут такое дело... Нет ли у тебя в Москве друга-художника, который либо служил, либо служит в армии. А еще лучше - если он на фронте сейчас. Так, погоди-погоди, записываю... Записал... Еще? Давай, чем больше - тем лучше. Ага! Готово. Ну, Толя, спасибо. Нет, пока не могу сказать - линия не защищена. Был бы ты в Москве, я бы тебя попросил... Слушай! А ведь это идея! Обойдутся они там без тебя месячишко! А ну, пан Анатоль, позови-ка мне оперативного!
   - ...Кто? Серега, ты? Здорово, это Туровцев, Виктор. Ага, из Москвы... стоит пока. Да, девушки красивые! В таких легких, понимаешь, платьицах - аж в дрожь бросает! Ага, и театры работают и кино... и рестораны тоже! Все-все, Серега! Хорош! Теперь слушай сюда... Бери бумагу, карандаш - пиши...
   - ...Все записал? Не забудь - сразу, как командир придет... Сразу ему и доложи. И на словах передай - это очень важно! Очень! Все, пока.
   По команде "Отбой", как и следовало ожидать, сразу наступила тьма египетская. Спо-кой-й-й-ной но-о-о-о...

***

   Утром я уже не пел, утром я чуть не опоздал. В госпиталь, я имею в виду. Ну, да! Пришла пора снимать марлю с морды лица и начинать смотреть на мир двумя широко распахнутыми, по-детски радостными глазами, а не как циклоп какой-то, прости господи!
   В ОКБ я всех предупредил, сегодня меня там не ждут. Да и пауза там пока намечается. Сегодня надо закончить все медицинские дела и получить допуск к полетам. Это главное. Да, еще и мундир надо взять - пригодится. Может, в театр схожу, может еще, что... А если Анатолия удастся вытащить, может, мы суаре какое закрутим, дело молодое, дело нужное. Еще бы одного летчика пригласить. Из ночного бомбардировочного... Но это уже мечты, причем - кретинско-подростковые.
   В госпитале, как я не старался прогнать все процедуры поскорее, пришлось потратить время до пятнадцати ноль-ноль. Но врачебную комиссию я прошел, и соответствующий допуск к полетам получил. Уже веселее. Как там товарищ Сталин сказал: "Жить стало лучше, товарищи! Жить стало веселее!"
   А ведь верно! Этот солнечный май 1943 года явно показывает всему советскому народу - жить явно стало лучше. А немцев бить стали веселее. Погодите, гады! Еще вам на Курской дуге рога обломают - обхохочитесь! И я, если успею, в этом веселье поучаствую. Уж я эту веселуху никоим образом пропускать не собираюсь.
   Мое хорошее настроение еще больше поднял красивый вид молодого офицера-летчика, которого я увидел в зеркале маленького швейного ателье. Облаченный в новенький, прямо с иголочки, мундир, офицер довольно лыбился узкоглазому татарину-закройщику. У того, кстати, глаза и вовсе превратились в щелки от довольной улыбки. Костюмчик, как это сформулируют позже, сидел! Как влитой сидел! Мне очень понравилось. Правильно сделал Верховный, что вернулся к традициям русской армии и военной формы. Мне лично царская офицерская форма времен Первой мировой, да еще с двумя ремнями портупеи, всегда очень нравилась. Настоящая, мужская форма - красивая, достойная и щегольская! И фуражки тогда были куда как хороши. Я вспомнил аэродромы, введенные Пашей-мерседесом, бр-р-р!
   Я полностью рассчитался за пошив мундира, сунул закройщику бутылку коньяка в знак благодарности. Тот начал было, но я его пресек - от души подарок, прими, не обижай. Чтобы мундир не помять, решил домой идти в нем. Форму мне упаковали в аккуратный тючок, и я, распрощавшись, отбыл к себе в студию.
   А там уже надрывался телефон. Он продолжал звенеть, пока я крупной рысью гнал через три ступеньки вверх, звенел, пока я судорожно искал ключ, брякал, сволочь, когда я этот ключ провернул в замке и замолк, паразит, когда я распахнул дверь настежь.
   Но не успел я разочарованно плюнуть и выругаться, как телефон грянул снова.
   - Слушаю, Туровцев! - рявкнул я в трубку.
   - Где ходишь, Витя?! Я уже весь палец стер, твой номер набирать! Жди, сейчас командир твой с тобой говорить будет! - Это, если кто не понял, Коля-порученец из Штаба ВВС.
   - Туровцев? - раздался в трубке голос майора Россохватского, - ты что чудишь там, Виктор? Какая еще командировка для оказания шефской помощи? Совсем офонарел? Ты, что? Весь полк в Москву за собой перетащить хочешь, а? Ну, что замолк? Отвечай!
   - И вам здрасссьте, Кирилл Константиныч! Привет вам из весенней Москвы! Столицы нашей Родины, как известно! Ну, что вы на меня кричите, что сердце надрываете, а? Мало вы меня знаете? Не было бы нужды - я бы к вам с такой просьбой и не обратился бы.
   Майор только хмыкнул.
   - А тут - дело государственное, можно сказать. Необходимость - прямо "Аллюр три креста!"
   - Какой еще аллюр, ты же авиатор, а не лошадник!
   - Как знать, как знать, Кирилл Константиныч! Вот, обидели вы меня словами своими злыми, подозрениями разными... Почитай - смертельно обидели. А подам-ка я рапорт товарищу Буденному, попрошусь у него в нашу славную кавалерию! Все лучше мне служить будет в казаках - на коне, на свежем-то воздушке, в поле, вокруг - сплошные ромашки! А не в кабине истребителя - жарко, тесно, пахнет бензином и гарью из моторного отсека, трясет. А ну, как помочиться приспичит? Что - с парашютом сигать надо? Не-е-т, не по мне это! Щас прям и напишу рапорт Семену Михалычу!
   На другом конце телефонного провода ржали уже, по-моему, несколько человек. Вот, наверное, "кровавая гэбня", подслушивающая мой телефон от Москвы до самых до окраин, смеется на всем протяжении провода. Смеется и записывает, пишет - и смеется.
   - Все-все, Виктор, кончай спектакль! Некогда мне тут с тобой ржать! Я что тебя приказал разыскать? Отправили мы твоего Толю Рощина к тебе, с попутным бортом сегодня днем и отправили. Встречай. Уже, наверное, сели они в Москве.
   - А где сели-то, товарищ майор? Как я их искать буду?
   - А я откуда знаю, куда они сели? Ты его в Москву выдернул, ты его и ищи! Все! Не грузи меня больше. У меня и без вас, оглоедов, дел выше крыши! Пока.
   Так, что же делать? Нужно искать палочку-выручалочку. Как хорошо, что я придумал этот телефон подключить! Опять набираю номер Штаба.
   - Штаб? Приемная? Здравия желаю, капитан Туровцев... Как бы мне старшего лейтенанта Сидоренко найти? Я только что с ним говорил. Ну, да, - Николая! Хорошо, жду... Коля, тебе снова привет! Это опять я - да Виктор же! Нужна твоя помощь... Слушай...
   ...Шебутной какой день! Мысли лениво, нехотя, катались в голове. Думал я так, сидя за разграбленным столом, заставленным бутылками и тарелками с закусью. Коля Сидоренко уже ушел, благостный, пьяненький и довольный. С его помощью мне быстро удалось определить, где мог сесть бомбардировщик с юга, вызвонить дежурного по этому аэродрому, убедиться, что найденный им сержант действительно Рощин, и смотаться за ним на штабной машине, любезно предоставленной порученцем Колей.
   В общем, Николай это застолье полностью заслужил. Да и мне не вредно было оттянуться, а про Толю я уже и не говорю - он за дорогу сильно оголодал и изнервничался. Сейчас сытый, пьяный и помытый нагретой на керосинке горячей водой, сержант Рощин продолжал тянуть службу Родине в горизонтальном положении. Ничего - пусть спит. Его работа еще впереди, успеет.

***

   - Так, мон шер Анатоль! Тебя сегодня я не трогаю - твое дело все свои дела решить. Так ты точно - в отпуск, а не в командировку? Понял, понял! В отпуск, поскольку командировать тебя с фронта некуда, да и незачем. Значит - мотай в комендатуру, вставай на учет. Вот, возьми деньги, пробегись по магазинам и рынкам. Купи что пожрать, а то я тебя не прокормлю. Тощий как глист, а лопаешь, как слон... или нет - как баклан! Тот целый день есть может. Все понял? Тогда - вперед! На винные подвалы! Да, не забудь к управдому заглянуть, пофорсить сержантскими лычками.
   А мой путь уже известен: остановка - автобус - Контора. Но сегодня день начнем иначе - начнем знакомиться с ведущим конструктором проекта.
   - Вот, Константин Владимирович! Я вам рассказывал - капитан Туровцев, Виктор Михайлович! Прошу, так сказать, любить и жаловать! Да и не забывайте, заодно, и делами его загружать. Да поплотнее так, поплотнее! Ничего, он фронтовик, он выдержит!
   - Здравствуйте, Виктор Михайлович, - протянул мне руку моложавый, подтянутый человек, - я - Синельщиков!
   - Здравствуйте, Константин Владимирович! Да уж наслышан. Очень рад! Ну, приказывайте, с чего начинать будем? Да, кстати, кому я могу сдать допуск на полеты? Кто у вас выпускает летчиков? А заключение медкомиссии кому? Санчасть у вас своя должна быть?
   - Погодите, погодите, товарищ Туровцев! - засмеялся ведущий конструктор. - Дойдет время и до полетов. А сегодня мы просто поговорим. Вы мне, кстати, объясните, что вы нашим мастерам в цеху наговорили. А то они талдычат что-то, а мне не понять. Так мы пойдем, Александр Сергеевич?
   - Да-да, идите! Проведите товарища Туровцева по всем службам, завершите все формальности, и можете работать, хорошо? Ну - пока.
   Так мы и поступили. Вместе с ведущим конструктором проекта я прошел через кадры, первый отдел, медсанчасть. Посетили секретчиков, где на меня завели формуляр и выдали тетрадь для секретных записей. Потом Синельщиков бегло познакомил меня с несколькими руководителями рабочих групп и утащил в свой кабинет.
   - Ну, Виктор Михайлович, рассказывайте!
   - Что рассказывать, Константин Владимирович?
   - А все и рассказывайте! С того момента, как вам в голову стали приходить идеи по параметрам "истребителя завоевания господства в воздухе". Ваша, кстати, формулировочка?
   - Моя... - вздохнул я, немного задумался, и начал свое повествование.

***

   - Вот, в общем и целом, так оно и получилось! - плавно завершил я свою сагу.
   - Интересно, интересно... Как вы говорите? Истребитель должен на любом маневре догнать и поразить противника! Да-а... на любом. И на вертикали? Даже если "Мессершмитт" со скоростью на нее уходит?
   - А без скорости месс на вертикаль не пойдет, Константин Владимирович! Зависнет он, есть у месса такая интересная особенность - зависает худой в высшей точке - ни скорости, ни маневра! Бери его, как снулую курицу, - голыми руками! Они это дело знают и здорово боятся. Если не будет скорости - он в пике, и поминай, как звали!
   - А вот если он на скорости вверх уходит, то новый Як должен его взять! Просто обязан! Знаете, как мне осточертело вот так вот их глазоньками провожать? Он, сволочь, - фьють! - и вверх! Я за ним - чах-чах, а не вытягиваю. Не хватает мотору мощности догнать месса на вертикали! Пора дать нашим летчикам такой истребитель, чтобы фрицы боялись даже рядом пролететь! Даже на горизонте его увидеть! А уж за фронтовыми летчиками задержки не будет - вмиг порвут гадов!
   - И еще... Конечно, это при возможности... Дело вот в чем - оружие Яка. Нет-нет! Кто стреляет метров со ста - тот немца возьмет, конечно. Но вот бомбардировщик - тут уже сложнее. Бывает - дашь ему очередь, есть попадание! А он летит, зараза! Дашь вторую, третью - летит! Обшивка кусками с него сыпется, дымит, как кочегарка, а летит! Не ошибусь, если выскажу пожелание за всех летчиков - хорошо бы дать новому истребителю пушку покрупнее калибром! Это было бы здорово! Это, я думаю, все наши летуны горячо поддержат.
   - Что еще? Ну, что... Про счетчик боеприпасов я уже говорил... А, вот! Вы знаете, Константин Владимирович, у нас в полку один техник выступает в художественной самодеятельности. Он на губной гармошке пародирует или, правильнее сказать, копирует человеческую речь. Здорово у него получается, очень похоже, и смешно! Я вот о чем подумал. Иногда, в горячке боя, некогда смотреть ни на приборы, ни на что другое... А информация летчику ежесекундно должна поступать в мозг - температура головок цилиндров, там, критический угол атаки, БК к концу подошел, еще что... Да, шасси вот у меня один раз не вышло.
   Так вот, их - этих параметров, - не так уж и много. Скажем, критических - штук пять-шесть. Я и подумал, а что если мы их летчику будем озвучивать громким сигналом, ревуном - не ревуном, но что-то вроде. Пропоет динамик три ноты - "По-лун-дра!", а я знаю - осталось тридцать снарядов, или, там, угроза срыва потока! Вот было бы здорово! Подумайте, а? А я попрошу ребят, что бы они ноты для сигналов подобрали. Что, свои музыканты есть? Ну, это тогда просто здорово! Принимается? Отлично!
   Пошли далее...
   - Вот давайте вернемся к ручке управления...
  

Глава 6.

   Тихо и плавно я подвел разговор к вопросу технического, а может быть - и конструкторского дизайна или, иначе говоря, поиску прекрасного в формах и внешнем виде оружия. В данном конкретном случае - во внешнем виде самолета-истребителя Як-3.
   - Константин Владимирович, я вам сейчас выскажу одну просьбу... Прошу вас - не надо немедленного ответа, не надо резкого отказа или возмущения, и вообще - не надо сразу хлопать крыльями и кукарекать. Просто - выслушайте и подумайте. А еще лучше, если подумав, вы дадите "добро" на эксперимент.
   - Да в чем дело-то, Виктор? К чему такое многословие?
   - А вот сейчас и поймете. Непривычное еще это дело, потому так и подкрадываюсь, чтобы не спугнуть удачу. И не пробудить излишнюю техническую гордыню, которая, как известно, великий смертный грех!
   - Виктор, вы меня пугаете!
   - Подождите, Константин Владимирович, я еще посмотрю, как вы режимный отдел пугать будете!
   - Значит, так, Константин Владимирович. Не сочтите меня хвастуном, но я специально с фронта вызвал одного специалиста, которому надо показать вашу машину. Это художник студии Грекова, сержант-картограф нашего полка Анатолий Рощин. Допуск к гостайне у него есть. По второй, что ли, форме. Как вы это дело проведете - решать вам. Цель у нас будет такая. Простите меня за формулировки, но я пока не увидел в новой машине жизни. Она пока без души. Спит она. Вы же знаете эту мысль - не помню, кто ее впервые высказал, но мысль, безусловно, верная! Хорошее оружие должно быть красивым! Можно и наоборот - красивое оружие обязательно будет хорошим! Да что там! Отличным оно будет. Вот я и хочу пригласить художника, да еще и солдата, чтобы он посмотрел истребитель, посидел около него, залез бы в кабину, на крыло лег - не знаю, что ему потребуется, что бы он сжился с истребителем, слился с ним... А потом - он нарисует его, как он его видит. Чертежи и точные размеры ему давать не надо. Это ни к чему, это, наоборот, его собьет. А вот когда он нарисует, тогда вы и попробуете алгеброй проверить гармонию... А? Попробуем? Чего нам бояться? С другой стороны - может, что и получится... На что я, собственно, сильно рассчитываю. Если надо согласовать этот вопрос с главным, готов идти с вами и защищать идею!
   Но идти и биться за новаторский подход в конструировании боевой техники не пришлось. Синельщикову идея не показалась совсем уж безумной, а прав и возможностей подключить месье Анатоля к проекту у него и так хватало. Так что, завтра мне было разрешено привести баталиста к птенчику.
   Картинка была еще та - экспрессионисты на пленэре! Толя был в форме. Я отсоветовал ему рисковать и переодеваться в гражданку. Хоть он и в отпуске - пусть пока остается солдатом. Тем более - задание у него будет самое боевое. Так вот. Длинный и тощий боец с мольбертом и коробкой с красками сразу привлек внимание окружающих. Любит наш народ постоять за спиной у поглощенного работой человека, радостно наблюдая, как другой пашет изо всех сил, и давая труженику абсолютно не нужные ему советы.
   Но этот праздник жизни быстро прекратили проверенные бойцы сталинского авиапрома - Иван Архипович и Николай Кузьмич. Они, ядовитыми фразочками и подзатыльниками для непонимающих простое русское слово, разогнали экскурсантов по картинной галерее на рабочие места, сами глянули коротко, но уважительно, и тоже отчалили. Я некоторое время посмотрел за Анатолием, но парень искал настрой, и я не стал ему мешать, занявшись своими делами.
   Так прошло два дня. Потом Анатолий начал творить. Листы ватмана со скоростью осеннего листопада полетели на пол цеха. Неприметный человек в серой униформе эти листы бережно поднимал, нумеровал, ставил какой-то штамп устрашающего размера, и тихо вздыхал. И хоть вздыхал он тихо, но многие его услышали.
   Сначала по одному, потом по двое, а потом и небольшими группами, вокруг Анатолия стал крутиться народ из группы Синельщикова. Они совсем затерли неприметного человека в угол, нагло вырывали листы ватмана прямо у него из рук и что-то негромко обсуждали, разложив эскизы под светом лампы. Потом стали обсуждать это громко. Потом стали орать и хватать друг друга за грудки.
   Поскольку такое хамское, прямо говоря, поведение стало мешать творцу прекрасного, я этих крикунов быстренько попёр из цеха, а сам пригласил ведущего конструктора.
   Синельщиков долго перебирал листы ватмана, что-то хмыкал, а потом отошел к телефону и отдал какое-то распоряжение. Какое - я узнал тогда, когда в цех притащили кульман. Группка из трех молодых людей шустро завозилась около него, ваяя что-то тянущее, как минимум, на Сталинскую премию.
   К вечеру Толя долго стоял перед очередным листом ватмана, то поднимая руку с карандашом, то опуская ее, как бы боясь дотронуться до рисунка, потом он все же решился, бросил карандаш в коробку, нашел меня глазами, и пробормотал: "Ну, вот... Как-то так. Теперь бы это показать конструкторам надо... Я не знаю, что дальше..."
   Минут через десять, по моему звонку, в цех подошел Синельщиков. Причем ведущий конструктор тащил за собой и главного.
   - Ну, и что тут у вас? - заинтересованно спросил Яковлев.
   - Вот, посмотрите, Александр Сергеевич. И вы, Константин Владимирович... Вот, что у Толи получилось. Теперь, как говорится, вам решать... Но эта машина, на рисунке, - живая!
   Я еще раз взглянул на лист ватмана. Там, в карандашном наброске, чуть склонив к зрителю правое крыло, летел сокол! Красивый, сильный, уверенный в себе благородный хищник! Это было что-то.
   Начальство долго смотрело на рисунок, переглядываясь, и легко постукивая по листу пальцем в каких-то, понятных только им, местах. Последовал быстрый, короткий обмен мнениями.
   - А если чуть-чуть сместить назад фонарь?
   - А прилив крыла...
   - Здесь - воздухозаборник сделаем...
   - Нужно точно рассчитать диаметр тоннеля...
   И потом -
   - Ну, что, Константин Владимирович? Оставляйте на ночь необходимую группу, и оставайтесь и сами, пожалуй... За ночь надо проверить гармонию алгеброй и перевести эту красоту на язык цифр и типоразмеров... А вы сможете остаться в КБ на ночь, Анатолий? Ведь формально вы же в отпуске?

***

   Конечно, Анатолий остался. Да и я тоже решил заночевать на заводе. Благо - это было для конструкторов не в первый раз, и схема ударного ночного труда была уже отработана. Вместе с подачей горячего чая, бутербродов и предоставления, в случае необходимости, спального места нуждающимся. Одно из которых я и занял, попив чая и съев пару бутербродов с соленой кетой.
   Наутро картина прояснилась. У конструкторов произошел прорыв и что-то сложилось. Какую-то идею из рисунка Толи Рощина удалось ухватить на кончик конструкторского карандаша и перенести на чертеж. Какой-то пустяк, но он изменил всю картину. Причем - кардинально. Настолько, что невыспавшийся Синельщиков крепко пожал мне руку. Я лишь пожал плечами и сказал, что своей заслуги в сделанном я не вижу. Ведь сделано-то это не мной, а художником Рощиным и инженерами-конструкторами из группы Синельщикова.
   Константин Владимирович лишь отмахнулся и сказал, что принято решение заложить малую серию - истребителей 15-17, не дожидаясь проверки внесенных изменений в трубе ЦАГИ, поскольку, мол, и так видно, что это хорошо. А эта группа самолетов потом и пойдет на войсковые испытания.
   А ему теперь надо срочно просить подогнать под новые размеры стволы пушек на 23 и 37 мм для установки на двигателе ВК-107, которые, все же, были сделаны заводом N 26 и прошли проверку и испытание на выработку 100-часового ресурса.
   А вот это - совсем замечательно! Это лучше, чем я мог ожидать! Однако, ведь в прошлой реальной истории, Як-3 был выпущен с двигателем ВК-105 ПФ2. А 107-ой двигатель пошел на Як-3 только в октябре-ноябре, что ли, 1943 года. И в части новый истребитель поступит лишь в 1944 году... Интересно, неужели что-то меняется в ходе войны? Или просто я недостаточно точно помню и представляю давно минувшие события? Нет ответа...
   ***
   Не было ответа и мне. Ответа на единственный мой вопрос: "Когда же я полечу на новом истребителе?"
   Дело было в том, что на летающей машине, прототипе N 1, уже были назначенные на испытания летчик, инженер-двигателист и оружейник. И пускать туда еще и никому неизвестного В. Туровцева никто, собственно, и не собирался. Ждали вторую машину, а оно вон как оказалось! Я сам себе и подложил свинью.
   Оказалось, что теперь надо ждать совершенно другую машину, которую сейчас, под неусыпным ежеминутным контролем Синельщикова, делали рабочие под командой Архипыча и Кузьмича.
   Причем, когда утих первый шум и гам по поводу рисунков Толи и необходимости переделки, а, точнее, создания совершенно нового самолета, довольный Архипыч толкнул меня в бок и прошептал: "Вот видишь, Витя? Посидел ты, подумал, вот оно что из этого и вышло! Хорошо вышло, одним словом! Не ошиблись мы в тебе с Кузьмичом! Я тогда с первого взгляда сказал ему - наш парень! Орел!"
   Я, который лучше многих помнил, что именно сказал мне тогда старый хрыч, лишь помотал головой. В радостном, можно сказать, изумлении. Но с полным пониманием и поддержкой, мол, а как же! Я - да и не помню! Именно так ты и сказал, Архипыч!
   Ну, да ладно! Дела шли, шли довольно скоро, рыбьи скелетики истребителей в цеху быстро обрастали фанерной и дюралевой "кожей", самолеты принимали свою изящную форму. В свое время подошли и были установлены климовские 107-е моторы. На самолеты поставили и оружие. Причем - в трех вариантах. Пушка ШВАК и два УБС, 23-х мм пушка ВЯ и две пушки по 20 мм, и последнее - 37 мм пушка и две пушки по 20 мм. Вот это сила! Правда, снарядов для 37 мм пушки удалось запихнуть всего 25 штук, но оставалась надежда, что конструкторы извернутся, но кое-что еще в этом направлении сделают.
   По моей просьбе, Толя Рощин не бросил свое теперь уже родное детище, и сейчас разрабатывал для него схему окраски в летний и зимний камуфляж. Причем, летом был предусмотрен и зеленый и серо-голубой цвет раскраски. Получалось красиво.
   В общем - дела шли.

***

   Шли они, шли, и пришло, наконец, время, когда первенца выкатили из дверей цеха. Красивый, новенький, блестящий лаком на плоскостях, истребитель был прекрасен. Насчет лака пришлось спорить и надрываться тоже мне. Ранее, проектом лак не был предусмотрен. Но, зная, что превышение скорости более 700 км/час на пикировании грозит Яку отрывом обшивки крыла, я уж постарался и настоял на том, чтобы фанерный лист сажали на площадку для крепления большей площади, и, заодно, предложил покрыть плоскость крыльев лаком. Для повышения скорости, разумеется, а не для красоты. Истребитель был красив и так. Казалось, он присел на бетон полосы и недоуменно ждет - что же вы, люди, не отпускаете меня в небо?
   Отпускать его в одиночку я не собирался. Теперь был мой черед поднимать "третьяка" в небо. Как то так сложилось, что однажды в разговоре я назвал его так. Как всегда - болтнул, не подумав. А оно возьми, да и укоренись. Так и прижилось - третьяк, да третьяк. А что? По-моему - хорошо! Кратко, но образно.
   В общем, все было к полету готово. Шеф-пилоту Конторы все необходимые зачеты я сдал, местность изучил, облетывая район с инструктором на двухместном Як-7, сам был весел и здоров. Пора было "третьяку" вставать на крыло. Раз пора - значит, пора!
   ...Механик, помогавший мне запустить двигатель, ободряюще хлопнул меня по плечу, улыбнулся и ссыпался с крыла.
   Новый 107-ой мотор ревел молодым, веселым зверем. "Третьяк" дрожал от нетерпения поскорее разбежаться по полосе, оттолкнуться и ввинтиться в бескрайнее голубое весеннее небо...
   - Дед, взлет разрешаю! Удачи!
   - Вас понял, поехали!
   Разбег, меня привычно вжимает в бронеспинку. Отрыв! Миг - и я снова в небе!
   - Здравствуй, небо! - в восторге заорал я. - У меня снова крылья-я-я!
  

Глава 7.

   Нет слов! Просто нет слов, чтобы описать все, что я чувствую! Лучше всего подошло бы - "Это просто праздник какой-то!", но это уже сказано Этушем (точнее - будет сказано, сейчас молодой лейтенант Этуш где-то тянет армейскую лямку), да мне и не передать его интонацию.
   Истребитель - блеск! Я чувствовал абсолютную свободу в полете, изумительный по легкости пилотаж и огромные возможности, заложенные в машине. Надо бы поскорее провести учебный бой, причем - сначала с каким-нибудь нашим истребителем, с точно установленными летными данными, чтобы не было разногласий в оценке результатов. Ну, а уж потом... Потом можно и с трофейным мессом каким-нибудь. Желательно - не битым и поновее чтобы был, с мотором, еще не выработавшим свой ресурс.
   Полетное задание на первый вылет было, сами понимаете, достаточно простым - взлет, полет по коробочке, заход на посадку и посадка. И все. Да, тут особо не разгуляешься. Но, что делать? Поспешать нужно медленно.
   ...Самолет прижался к бетонке, лег на "воздушную подушку", собранную у него под фюзеляжем выпущенными в посадочное положение закрылками, стукнул колесами раз, другой, победно качнул крыльями и покатился к ангару, где размахивал руками и подпрыгивал ждущий нас народ.
   - А хорошо Як "вписывается" в воздух, Витя! Как-то органично. Сидит, что называется, как влитой! Только вот камуфляж... Резкий он какой-то. Как ты поближе подлетел, так это стало бросаться в глаза... - закручинился Толя Рощин.
   - Ничего, Толя, не горюй! - пыхтя, ответил я, борясь с лямками парашюта и пытаясь удержать зажатый коленями шлемофон. - Я тебе сейчас "один умный вещь скажу"... Уф-ф! Наконец-то! - я сбросил парашют на крыло, сверху швырнул шлем, и рукой растрепушил мокрые волосы.
   - Ты, Толя, попробуй этот камуфляж наносить точками. Ну, не точками, конечно, как при письме, а квадратиками такими маленькими, сторона сантиметра полтора-два, а? Вот увидишь - станет намного лучше. Эти резкие переходы уйдут - ведь более темные квадратики можно чередовать с более светлыми, и делать такой пла-а-а-вненький переход! А метров с тридцати-сорока это будет смотреться вообще как картинка! А для работы надо шаблоны такие нарезать, из квадратиков, - гуще, реже, совсем редко... Ну, ты понимаешь?
   - Понял! Это ведь как пуантилизм! Здорово придумал, Витя! - обрадовался наш баталист. - Сегодня же и попробую. Архипыч! Архипыч! Вы какую машину сегодня заканчиваете? Что? "Семерку"? Погодите под покраску ставить - я кое-что на корпусе помечу...
   Ну, вот, рад - как ребенок. А пуантилизм, там, или вообще - "цифра", - какая нам разница? Лишь бы работало!
   Да, вот еще что... Надо бы праздничный вечер для Толи сделать. А то вытребовал парня в Москву, дали ему отпуск, а он пашет как лошадь, даже по ночам, а отдыха - никакого. Да и мне немного развеяться можно, а то мы действительно что-то заработались...
   Все... Я вроде все закончил, парашют сдал, "третьяка" уже облепили техники, Толе установку выдал. Теперь надо идти писать отчет о пробном вылете. Отчет будет написан просто и лаконично: "Это полный... восторг!"
   ...Вот есть такие моменты в жизни человека, а то и целого коллектива, когда, как по волшебству, все становится легко и просто, все на удивление ладится и получается - прямо как в сказке! Такие удачные дни пришли и к нам. Конечно, я понимаю, что так просто, без вложенного труда и пота, этого не бывает, но - со стороны смотрелось именно так. И, что интересно, многими прорыв связывался с личностями двух прикомандированных с Южфронта, вот ведь что интересно! Спорить и рвать рубаху на груди я не собирался, а больше все хмыкал и отмалчивался. А за Толю я был искренне рад. Синельщиков однозначно шепнул мне, что орден - не орден, рано еще об этом говорить, сначала нужно провести все испытания и поставить истребитель на серию, но премию - и очень весомую премию, Толя уже заработал. На самом деле - он здорово сократил время работы над истребителем, просто здорово! Да, а прогон сделанных по новым пропорциям моделей третьяка в аэродинамической трубе ЦАГИ дал исключительно положительный результат. Но, конечно, были нащупаны и некоторые "шероховатости", а как же без этого! Но это все дело поправимое! Над ними уже работали.

***

   Так, в трудах и бореньях, прошла неделя... Я стал чувствовать, что копится усталость. Пошептался с Синельщиковым, намекнул, что это опасно чреватостями... Тут ведь можно либо допустить серьезную ошибку, либо вообще - просто и примитивно грохнуться при испытательном полете. Во всем нужна мера. И наша любимая сталинская конституция прямо говорит, что, кроме права на труд, мы имеем еще что? Правильно, возьмите пирожок. Мы имеем право на заслуженный, активный и разносторонний отдых!
   Ведущий проникся, скорректировал программу испытаний и работ по подготовке к выпуску оставшихся истребителей, и дал нам с Толей четыре дня отдыха. Причем, что очень вовремя, нам выплатили премию. Мне поменьше, а вот Рощину дали хорошо, не стали жаться. Двадцать тысяч выписали баталисту-пуантилисту! И я считаю - вполне заслуженно! Это ведь государственного масштаба дело Толя своротил, как тут не отметить человека.
   Так что на следующее утро я стоял перед мольбертом в студии, на котором висел мой новый мундир, и переносил на него свои ордена. Достойно, весьма достойно! Скромно и красиво! А если еще... Эх! Не будем торопить события.
   - Ну, пан Анатоль? Какая у нас будет программа? Пойдем мы с тобой в цирк? В зоопарк? В театр? Или в ресторан? Впрочем, в ресторан мы и так пойдем, обедать ведь где-то надо... А может, соберем вечеринку, а, Толя? У тебя девушка есть? Друзья в Москве? Что зарделся, как маков цвет? Есть, чую, что есть! Так это же здорово, что ж ты молчал. Под это дело пошли покупать тебе костюм!
   После посещения одного универмага мои сияющие мечты насчет костюма несколько поблекли. То, что висело на плечиках, было... да, было, в общем.
   - Вот что, Толя! А пойдем-ка мы с тобой, знаешь, куда? В комиссионку! Что значит "дорого"? Для нас это абсолютно не дорого! Как говорил незабвенный Остап Бендер - деньги просто валяются на дороге! Их можно подбирать по мере необходимости. Вот ты прилетел в Москву нищим и бедным студентом-заочником в сержантских погонах. А теперь ты - уважаемый человек! Старшина бригады маляров на ОКБ Яковлева! Не надо! Не бейте меня, пожалуйста, я хороший! Ах, так?! Ну, погоди... Все-все! Миру - мир, войне - сам понимаешь что... Ну, двинули.
   Смена курса и приоритетов оказалась абсолютно правильной. Мы с Толей разыскали богатую комиссионку, перетряхнули ее сверху донизу, и одели художника как принца Кентского. Нет, не кента какого-то, а именно - как принца!
   Серый, цвета "хворой мыши", костюм в мелкую-мелкую клеточку сидел на Анатолии просто отлично. К нему мы взяли бледно-голубую, "холодного" цвета рубашку, темно-синий галстук в серебряную полоску, и серую же шляпу "Борсалино". Темно-серых туфель мы не нашли, удовлетворились черными штиблетами и черными носками. Все! Это не сержант Рощин - это принц Поддатский! Где тут ближайший ресторан, ваше высочество? Я договорился с молоденькой продавщицей, что военные шмотки Толи немного полежат у нее под прилавком, и мы отправились на поиски приключений.
   До ресторана решили идти пешком, благо тут было недалеко. Я с огромным интересом оглядывался и пялился по сторонам. Вообще-то, действительно, это и для меня праздник. Все время до сегодняшнего дня я либо куда-то мчался, сломя голову, либо решал какие-то срочные дела, либо безвылазно сидел в ОКБ. А Москву, собственно, так толком и не увидел.
   Ну, что вам сказать? Видно, что это столица воюющего государства. Разрушений не видать. Хоть, как я знаю, столицу бомбили, но разбитых зданий, следов пожаров я не видел. От витрин крупных магазинов убрали баррикады из мешков с песком. Бумажные полосы крест-накрест на окнах, однако, еще были видны.
   Много людей в форме. Причем, не обязательно в военной форме. Ну, да! Какое время, такова и одежда. Тут носят форму почти все - и школьники, и пэтэушники, и дипломаты, и железнодорожники... Замучаешься перечислять. Впрочем - это было характерно и для императорской России.
   Вот, что интересно! Очень много лошадей! А как же! Гужевой транспорт пришел на помощь своему прореженному войной автомобильному собрату. Смотрится... как бы вам сказать? - непривычно смотрится, одним словом. Но - как-то мило, живенько и по-домашнему. Только вот кучки конских... гм-м, отходов, что ли... Ну, ничего! Дворников полно - вон суетятся, как хомячки какие.
   Говоря по правде, нужно признать, что город был несколько запущен и грязноват. Это и понятно - много народа из коммунальных служб ушло на фронт, и технику у них забрали. Но сейчас уже кое-что начали делать, субботники, наверное, провели, скорее всего. В парках и скверах, да и во дворах домов горели и тлели, давая низкий, стелящийся светлый дым, многочисленные кучи мусора. Воздуха они, как это метко заметили по другому поводу, правда, товарищи Ильф и Петров, не озонировали... Да бог с ними! Чище будет, вот и всем будет хорошо!
   Много магазинов, в дверях туда-сюда снует народ. Причем в магазинах очень интересный ассортимент - можно купить и костюм, и колбасу, и хомут для лошади, и парфюмерию. Да... интересно!
   Особая статья - рынки или, правильнее сказать, - толкучки-барахолки. Уже на подходе к ним толчется, колышется и гудит огромная масса народа. Все всё продают. Море барахла - подержанного, потасканного, ненужного... Мы туда даже подходить не стали - просто страшно! Дохнуло застоявшимся запахом мочи и бедности... А ищут в основном что-нибудь из питания - картошку, хлеб, сало, овощи, соленья всякие... Голодно живут люди. Что поделаешь - карточная система. Но свободная продажа товаров сельскохозяйственного производства есть, и их много. Купить можно почти все, правда, все довольно дорого.
   Так, крутя шеей как на экскурсии, мы дошли до ресторана. Обед, однако! Поскольку я в основном смотрел по сторонам, названия кабака я и не увидел. Толя просто поймал меня за руку и куда-то затащил. Оказалось - ресторан. Так себе, средней руки заведение. Но - кормят и поят. Мы выпили и поели. Ничего. Вкусно. Вот интересно, а "Арагви" сейчас существует? Хочу кавказскую кухню, шашлык хочу!
   - А шашлык хорошо готовят на ипподроме, - поделился мыслью Толя.
   - То-о-ля! Стой! Ты гений! - прошептал я, сделав квадратные глаза. - Ипподром - это же лошадиные бега! Толя - ты молодец, что вспомнил! Это же просто Клондайк какой-то! Срочно едем на бега - бегать будем. За банкнотами бегать.
   Одобрительно посмотрев на висящий поперек улицы транспарант, который гласил: "Под знаменем Ленина, под водительством Сталина - вперед на разгром немецких оккупантов и изгнание их из пределов нашей родины!", я пробормотал: "Вперед, под водительством Сталина... на бега!", и мы побежали...
   Вот интересное место в военной Москве - бега! Свой мир, очень специфический и закрытый, куда чужаку вход воспрещен. Но не нам с мосье Анатолем. Я - грозный молодой бог войны, и Толя - изнеженный, аристократический принц с берегов Темзы, оказались на бегах своими в доску парнями.
   Первым делом мы нашли общепитовскую точку, где делали шашлыки, но взяли и слопали всего лишь по одному чебуреку. Некогда, надо делать деньги!
   - Так, Анатолий! Стой и смотри. За мной смотри. Я сейчас впаду в транс. Буду считать возможность нашего выигрыша. А ты смотри, чтобы меня из штанов тут не вытряхнули, вон, рожи какие криминальные ходят. На ходу портянки снимут. Причем - не снимая сапог!
   Толя проникся и принял позу знаменитого на весь СССР бойца-пограничника Карацюпы, стоящего на охране госграницы где-то на суровых берегах Амура. Правда - без его верного пса... Хотя - Толя стоял, а я-то сидел... Аналогия прямая.
   А я... Я в это время погрузился в лихорадочные подсчеты. Чувствовал я себя, как на рыбалке. Дано: богатое, уловистое место. Просто слышно, как, шурша друг о дружку спинками, по беговым дорожкам ипподрома идет-плывет стая новеньких банкнот. Задание: как и на какую снасть, нам половить здесь с Толей всласть, и взять еще при этом удачу банковским билетом? Хорошо срифмовал, черт меня побери! Надо в "Новый мир", что ли, экспромт продать! Или в "Мособлторг". Писал же рекламу Маяковский - "...и я достаю из широких штанин...", что? Это не реклама? Ах, да! Как же! Я помню - "Нигде кроме - как в "Моссельпроме"! Но - вернемся к нашим баранам, точнее - к нашим коникам. Или конникам...
   Так, сколько же тут метров беговой дорожки от того дальнего поворота и до меня? И что я могу на этом отрезке сделать?
   Ну, сделать, положим, я могу много чего. Могу сжечь весь этот ипподром к чертовой матери! Но это не нужно. С человеческими пороками и "жучками" с ипподрома я буду бороться экономическими методами. А именно - отберу у них наличность. А как?
   А вот так - на всю дистанцию, как моих сил хватит, облегчу вес выбранного всадника. Или даже коня... Даст мне это что? Мне-то может и даст что-то... В кассе, например, но лишь только после того, как мой жокей выиграет забег. А на кого ставить деньги? На фаворита - глупо, слишком мало получится, на него ставки и так достаточно высоки. На аутсайдера тоже глупо - это будет явно бросаться в глаза. Какой-нибудь середнячок... А что, это пойдет... Может выгореть... Ну, помолясь, начали!
   Сначала минут двадцать у меня не клеилось. То жокеи дергались, почуяв мою хватку телекинезом, то лошади шарахались и ржали, испугавшись некоей потерей своего веса. Одна кобыла даже устроила на беговой дорожке свалку и сорвала забег. Потом все же дело наладилось. Мне удалось нащупать те крохи веса, которые я могу отобрать у жокея и лошади при прохождении скакуна мимо трибун. А это позволит моему избраннику изрядно прибавить в скорости и, в конечном счете, выиграть забег.
   Ну, пора!
   - Толя! Сейчас ты, медленно и тожественно, пройдешь к кассам, купишь программку, минут десять ее поизучаешь. Потом выберешь первую попавшуюся клячу и поставишь на нее... скажем - триста рублей? А? А номер лошади скажешь мне. Давай, действуй!
   Бац - и мимо! Деньги на ветер! Не смог я удержать своего избранника до победного финиша. Ну, ничего. Не сразу Москва строилась, не сразу мы ее и грабить будем. Наш проигрыш - это целевое вложение привлеченных средств в развитие советского конного спорта! Во как.
   Другой забег. Мы уже вторые. И это радует.
   Еще забег. Ставим самый минимум, чтобы просто проверить механизм отъема денег... нет, не так! Проверить процедуру подъема денег с беговой дорожки ипподрома! Так! Есть! Деньги наши!
   Теперь - не наглеть! Мы здесь не на танковую колонну "Жулики Московского ипподрома - фронту!" зарабатываем. Мы с паном Анатолем рубим бабки на три-четыре дня активного отдыха и знакомства с достопримечательностями столицы.
   - Иди, Толя, ставь деньги! Пегас с тобою, Толя! Иди-иди, не отсвечивай...
   И началось. Раз забег - наши семь тысяч. Два забег - нам двенадцать. Три - еще восемь.
   В общем, дожидаться, когда на нас станут коситься, мы не стали. Распихав по карманам почти сорок тысяч, мы с мусью Рощиным пошли есть шашлык. А ничего здесь подают шашлычок. Да еще под коньячок... Шашлычок под коньячок жрет не каждый мужичок! Опа, опять вирши. Что-то меня повело. Или это пьянит чувство победы и приличного выигрыша? Не знаю...
   Ладно, хорош. Пошли, Толя, за твоими тряпками и в студию. Дрыхнуть будем. А то пребывание на свежем воздухе меня утомило и расслабило... Да и вечер уже, как быстро время-то летит. Все в трудах, все в заботах...
   Бай-бай, Толя, баюшки-баю...
   Хр-р-р-р... Хр-р-рошо, в смысле...
  

Глава 8.

   Итак, наше финансовое благополучие несколько укрепилось. Теперь не надо думать о куске хлеба насущного... Да и раньше мы себе этим голову-то особо не забивали, но все же... Теперь новая забота - на что тратить будем? Как на что? А друзья нам на что? Вот именно - тратить будем на друзей! Ну, и на подруг, естественно.
   Толя привел себя в порядок, мы позавтракали и уселись - я за купленную вчера газету, Анатолий за телефон.
   Тэ-э-к-с! Ну и что там пишет советская пресса? Вот, например, статья - "Оружие для фронта"! Интересно - почитаем, почитаем!
   "В эти дни коллектив каждого предприятия взвешивает свои возможности и намечает реальные пути дальнейшего увеличения производства, чтобы достойно ответить на первомайский приказ товарища Сталина...."
   Та-а-к, хорошо! Я повозился в продавленном кресле, сел поудобнее и продолжил читать газету "Известия".
   "За минувшие четыре месяца 1943 года наш завод по сравнению с соответствующим периодом 1942 года увеличил выпуск боевой продукции более чем в два раза."
   Хорошо! Более чем в два раза... Дальше, дальше...
   "За 4 месяца было дано сверх плана вооружения для нескольких авиационных и пехотных дивизий".
   Здорово! Для авиационных дивизий! Да, хм-м... и для пехотных тоже... Что же они выпускают? Ну-ка, ну-ка!
   "Себестоимость продукции за это время снизилась в 1,7 раза, а производительность труда увеличилась на 75 процентов..."
   Да вам пора Героев соцтруда давать, мужики... Но что же вы выпускаете, а? Дальше...
   "...в короткие сроки у нас пересмотрен технологический процесс по ряду изделий... время на обработку основных изделий снижено на 41 проц. и по новым видам боевой продукции на 24 процента".
   Черт, черт, черт! Что же вы там у себя делаете-то, гады?!
   А-а-а, вот оно!
   "Первомайский приказ товарища Сталина вызвал на заводе могучий патриотический подъем. Горя желанием быстрее разгромить ненавистного врага, наш коллектив принял обязательство досрочно выполнить полугодовую программу и дать сверхплана в фонд Главного Командования Красной Армии стрелкового вооружения для оснащения нескольких пехотных и авиационных полков.
   Конструкторы и технологи в тесном сотрудничестве с передовыми производственниками неустанно совершенствуют виды изделий..."
   Гады! Гады! Что же вы делаете?!
   "...упрощают узлы и механизмы..."
   У-у-у-у!! Убью!!!
   "...с тем, чтобы дать фронту боевое оружие высокого качества. В ответ на приказ товарища Сталина наш коллектив изо дня в день будет увеличивать выпуск вооружения!
   Директор завода Ф. Черский. Город N."
   Всех убью, урою всех, суки! В ответ на первомайский приказ товарища Сталина!! Целую статью болтать, и ни словечка не сказать - а что же вы делаете на заводе, паразиты! Ну, не рогатки же! Вот что такое - СЕКРЕТНОСТЬ! Вот, что такое БДИТЕЛЬНОСТЬ, товарищи! Все берите пример с этого паразита, директора Ф. Черского! Тем более что этот гад из города N!
   Я скомкал газету, бросил ее на пол и принялся с ожесточением ее топтать.
   - Виктор, Виктор, ты что? Витя, да что с тобой! Прекрати ты, наконец! - уже в голос заорал пан Анатоль.
   - Ничего, Толя! Это я так развлекаюсь, пар выпускаю. Веселюсь, одним словом. - Я поднял и разгладил газету.
   Читать передовицу, озаглавленную "О мерах по увеличению поголовья лошадей, улучшению за ними ухода и содержания в колхозах и совхозах" я не собирался. Но быстренько проглядел.
   Так. Идем далее - от Советского Информбюро.
   "В течение ночи на 12 мая на Кубани, северо-восточнее Новороссийска, наши войска... В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 18 немецких самолетов. Наши потери 5 самолетов..." Кто-то погиб из ребят. Не дай бог - кто-нибудь из наших...
   Ошалеть! "Заявление Рузвельта об авиационном производстве в США" Знаете, что заявил м-р президент? Ловите -
   "...Рузвельт указал, что, учитывая различные типы выпускаемых самолетов, измерение объема производства самолетов в... - знаете, в чем? Никогда не догадаетесь - в ФУНТАХ! ...является наилучшим методом определения роста авиационного производства... В США в этом году будут выпущены самолеты общим весом в 911 миллионов фунтов против 87 миллионов в 1941 году. В будущем году США выпустят самолеты общим весом в 1.417 миллионов фунтов... "
   Черт, черт, черт! Что этот гад - директор завода Ф. Черский из города N, что президент Соединенных штатов Америки м-р Ф.Д. Рузвельт из города N-ска, федеральный округ Колумбия, - одна сатана! Директору завода Ф. Черскому из города N тоже надо учитывать выпуск оружия для авиационных и пехотных частей в фунтах. А еще лучше - в пудах и в золотниках! Может, быстрее расстреляют за приписки.
   Все! Больше я читать эту газету не буду. Только вот еще... Что там у нас в театрах?
   Так, "Риголетто" и "Тоска" в филиале Большого... Мос. Гос. театр им. Ленинского комсомола - "Живой труп", так, этого мне не надо. Андрея Круза на вас нет, паразиты... Он бы вам написал либретто для "Рыголетто" про зомбаков! Вы от такого либретто на свои ватные матрасы всю ночь писаться будете!
   Что за черт! Отдохнуть нельзя! Дальше - Мос. Гос. Театр миниатюр - "Коротко и ясно" - хм-м, может, Райкин? Надо уточнить...
   Так... Кио в цирке... Интересно, это какой по счету Кио? Нулевой, что ли?
   О! Театр Эстрады! Ленинградский джаз-ансамбль под руководством и при участии Клавдии Шульженко и Владимира Коралли. Надо бы послушать Клаву...
   Та-а-к, в кино - "Актриса" - ну, это я помню, "Веселые ребята" - это я знаю, Леня Утесов со своими дрессированными... "Музыкальная история", "Джульбарс". Так, хватит! Лучше пойду смотреть документальный фильм "В песках Средней Азии" и Союзкиножурнал N 29 в Метрополе. Все спокойнее! В корзину эту газету.
   А на что там мсье Анатоль так пристально уставился? Он что? В советском периодическом издании порнуху увидел? Полковник Брежнев взасос целует Генералиссимуса Сталина?
   - Толя, агу!
   - Не агу, Витя, а АГА! Читай, на первой странице читай! - Толя протянул мне еще одну газету.
   Ну, и что там? Так. Указ Президиума Верховного... присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда...
   Не может быть! Под номером пятнадцать четко и ясно было напечатано:
   "Капитану Туровцеву Виктору Михайловичу, летчику-истребителю N-ского авиационного полка".
   N-ского! Вы понимаете?! N-ского!!! Как и у директора Ф. Черского...
   Я упал на софу и захохотал.
   - Витя, ты что, плачешь?! - умилился принц Поддатский.
   Я уже не просто ржал! Я теперь ржал с подвываниями, всхлипываниями, сучением ножками и настоящими слезами!
   Я был по-настоящему счастлив! Хорошо мы проводим время на отдыхе! Мы - молодцы!
   За окном весело и молодецки хохотнул весенний гром...

***

   Фу-у-ух! Посмеялись. Ажник скулы свело... Слезы утер, серьезность надел.
   - Анатолий, друг мой! Что, в этой ситуации, вам шепчет ваша совесть сержанта и комсомольца?
   - Все пропить, но воздушный флот не опозорить, тащ капитан!
   - Молодец! Настоящий воин и красный боец! - умилился я. - Хватай комок денег, дуй в коммерческий! Бери только закусь! Я к профессору. Да, заскочи к Капе - скажи "Свистать всех на пьянку! Героя обмывать будем!"
   - Ну, давай, Толя, мухой!
   - Есть, тащ капитан!
   Когда мы уже накрывали застеленный скатертью стол, Толя, смущенно виляя взглядом, сказал: "Витя, я девушку одну пригласил... это ничего?"
   - Конечно, Толя, это просто здорово! А что за девушка?
   - Ну, так... - совсем запунцовел маляр-грековец, - встречались...
   - Ага! - глубокомысленно прокомментировал я. - Действительно, что еще сказать? А тут раз - и все как на ладони: встречались, мол, и все понятно. Как зовут предмет обожания?
   - Лида...
   - Хорошая девочка Лида в подъезде напротив живет...
   - Виктор! А ты-то откуда знаешь?! - вылупил на меня глаза пан Анатоль.
   - Что знаю? - удивился в ответ я.
   - Да что Лида в подъезде напротив живет!
   - Дела-а-а... - прошептал я в совершеннейшем обалдении. - Вот и не верь потом в сказки...
   Вечеринка, надо сказать, удалась на все сто! Все были рады и довольны, все было вкусное и питательное. В первую очередь это относится, естественно, к коньяку "Три звездочки" Ереванского коньячного завода. Умели ведь делать так, что душа поет. Раз душа требует песни - будет и песня!
   Наши дамы, клюнув кто винца, кто водочки, а кто и коньячка, порозовели, расстегнули по верхней пуговке на кофточках и затянули какую-то жалобную песню-плач.
   - Стоп, стоп, стоп, барышни! Мы что, на поминках, что ли? А ну, давайте что-нибудь повеселее! А вот я вам спою про нас, про летчиков!
   И я затянул: - Дождливым вечером, вечером, вечером,
   Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего...
   Тут я похолодел - фильм-то, по-моему, будет снят только в 45 году! Что же я наделал!
   А сам, тем временем, разливался соловьем:
   - Над ми-и-лым порогом,
   Качну серебряным тебе крылом!
   Песня имела бешеный успех. Еще бы! Хорошая песня, на самом деле - душевная, веселая. Что же мне делать-то, а?!
   - Вот такую песню, друзья, услышал я в госпитале, в Сталинграде. Пел ее незнакомый мне парень, в халате и подштанниках. Кто ее автор - я не знаю. Похожа на народную, но точно не скажу. Ну что, еще по рюмочке?
   - Все-все-все, Витя! Хватит нам, старухам! Пора и честь знать. Давай-ка мы тебе поможем убрать все...
   Как я не сопротивлялся, организованная женская дружина, сломив мое сопротивление, быстренько навела порядок, и, распевая на лестнице - следи-и-ть буду строго, мне сверху видно все, ты так и знай! - покинула пределы нашего расположения. Я обернулся к оставшимся. Толя и Лидочка сидели на тахте, взявшись за руки, и умильно глядя друг на друга. Да-а, это серьезно!
   - А пойду-ка я, ребятки, подышу на улице! - проинформировал я молодежь, и, не слушая возражений, ссыпался вниз по лестнице.
   Делать мне во дворе было особо нечего, и я действительно решил прогуляться. Бродил я минут тридцать, а потом решил вернуться во двор. И правильно, надо сказать, решил. Ибо! Ибо поспел прямо к конфликту, который грозил перерасти во что-то серьезное.
   Четверо молодых парней, в кепочках, наброшенных на одно плечо пиджаках... кого же они мне напоминают? Точно - Промокашка! "Место встречи изменить нельзя" - однако, как точно актер передал характер! Вот они - настоящие, просто один в один!
   Так вот, четверо промокашек уже теснили Толю грудью в темный угол, а один, самый молодой, держал и не пускал бьющуюся в его руках Лидочку. Видимо, их привлек богатый прикид пана Анатоля. А может, тут замешана ревность? Я не знал. Да и не хотел, честно говоря, знать. Так с девушками себя не ведут. И с моими друзьями тоже!
   Чертом вылетев из темноты на освещенный квадрат двора, я подскочил к парню, который уже по серьезному выкручивал руку Лиде, и жестко пробил ему прямо в нос. Удар ослепил мачо, он схватился за лицо руками и оставил живот открытым. Получай! Я пробил его в солнечное сплетение и бросился на помощь Толе. Тут впервые вскрикнула Лида. Она увидела, что один из парней врезал Анатолию в челюсть.
   Ага! А мсье Анатоль тоже не мальчик из Бердянска! Боксом, что ли, занимался... Толя увидел замах и сумел перевести удар в скользящий. Однако, голова у него мотнулась. Но - ничего! Как он пробил в ответ! Здорово! Парня буквально унесло в кусты. А тут и я подлетел. И сразу пробил с ноги пенальти. Причем - в область паха. Этому донжуану достаточно, не убить бы... Еще один... Получай, не жалко, на всех хватит!
   Последний из парней выхватил нож. Лида звонко крикнула: "Толя!" Звонко, но с опозданием... Парень успел ударить. Толя прикрылся и нож, распоров новую рубашку, сильно чиркнул его по руке. Вот, гад! Ну, держи!
   Я бросил его телекинезом на забор. Парень сильно ударился о доски, спружинил, как от канатов на ринге, и снова бросился в атаку.
   Так, эту агрессию надо ломать. С ножом на безоружных людей... Да у тебя, парень, ни чести нет, ни совести. Хочешь битвы - на фронт иди.
   Я пресек его атаку и ударил. Ударил от души. Безвольной кучкой мяса он отлетел и упал.
   Воздух уже буровил милицейский свисток...
   Хорошо отдохнули - и выпили, и спели, и погуляли. И даже подраться успели.
   - Здравия желаю, товарищ капитан, что здесь произошло?
   - Здравия желаю, товарищи! Вот, нападение хулиганов... Впятером на девушку и моего друга. Он, кстати, военнослужащий, в отпуске. А теперь отпуск и продлится, на срок больничного. Порезали его, сволочи!.
   - Товарищ капитан! А этот-то и не дышит... - окликнул меня один из милиционеров, склонившийся к парню с ножом.
   - Спокойно, товарищи! Не толпитесь! Сейчас во всем разберемся!
   Вот и погуляли, называется... Обмыли награду. Что суд грядущий мне готовит?
   Будем посмотреть.
  

Глава 9.

   Как сказал поэт - "Моя милиция меня бережет..." Да, тогда это еще было, тогда так можно было сказать с полной уверенностью...
   Тяжелое время было, но какое-то чистое, что ли... искреннее. Двери, считай, и не запирались, дети, как воробьи, счастливо и в полнейшей безопасности возились по своим мелким делам во дворах, ночью по улицам ходить не боялись. Действительно - человек был хозяином необъятной Родины своей. А напал враг, так тоже все просто. Вот - рядом с тобой друзья, а там, напротив, - враги! И все ясно и понятно! Сейчас, конечно, можно сморщить губы и процедить небрежно и свысока: "Примитив! Совок! Коммунячья пропаганда!" И кое-кто на это поведется, кое-кто будет также пытаться скривить губу, пристраивая на свою дебилоидную морду выражение крайнего интеллектуального презрения и превосходства.
   До тех пор, пока по этой самой морде ему кто-нибудь не выпишет кулаком. А потом - "Милиц..." - ан, нету уже рабоче-крестьянской милиции-то! Тогда - "Полиция!" - ага! Еще скажи - фельджандармерия! Не интересуешь ты их, парень! Сложно тебя защищать и хлопотно, понимашь?! Да есть ли вообще смысл из-за тебя суетиться? Да еще с угрозой для собственной безопасности? Да пошел, ты... У порядочных людей есть бодигарды, они и позаботятся о достойных и финансово благополучных членах нашего общества, а ты, плесень, скребись себе в темный уголок и не отсвечивай там! И не вздумай опять кричать - "На помощь! Убивают!" Не до тебя, сейчас. Нам надо свою высокую зарплату перед хозяевами жизни отрабатывать...
   Примерно такие носились у меня мысли в голове, пока работники милиции споро опрашивали свидетелей, снимали показания с уцелевших "плохишей-промокашек", и заполняли бланк протокола.
   Лида, всхлипывая и слизывая катящиеся по щекам слезы, бинтовала руку Анатолию, который радостными глазами уставился ей в макушку, дожидаясь, когда же она поднимет к нему лицо, чтобы тут же чмокнуть в мокрые от слез глаза.
   Боевая Капитолина притащила из дворницкой чей-то старый халат и набросила его на труп бандита. Кучкой стояли женщины, что-то активно, с душой, обсуждая и комментируя... В общем, все были при делах...
   Все, кроме меня. Конечно, я не думал, что меня сейчас будут арестовывать и вешать обвинения в непредумышленном убийстве. Но и того, чем закончилась эта сцена, я не ожидал.
   - Вот и все, товарищ капитан! Позвольте еще взглянуть на ваше командировочное предписание? Я его реквизиты на всякий случай запишу... так, номер... от... Штаб ВВС. Цель не указана? Понимаю, военная тайна! А что праздновали-то, если не секрет? Да ну-у-у! Нет, правда? Поздравляю! От всей души поздравляю вас, товарищ капитан! Желаю, так сказать, дальнейших успехов... и быть живым и здоровым!
   - Что вы говорите? А, труп! А что - труп... Сейчас придет труповозка, мы ее уже вызвали, да и заберет его. Все, отмучился Костик... Говорили ему, предупреждали - не понял, не захотел понять! Ка-а-к же! Блатной! В авторитете! А вот он, авторитет - получил в раз в морду, и накрылся дворницким халатом-то. И вся карьера фартовому тут и вышла! А остальные? А остальные получат за хулиганство и нарушение общественного порядка, поработают немного на свежем воздухе... Пока в башке не прояснится, что так шалить нельзя. Да вы за них не беспокойтесь, товарищ капитан! Эти хлопцы нам известные, присмотрим мы за ними.
   - ...Расписаться в протоколе? А зачем? Вы в протоколе не фигурируете. Нападение ведь было на гражданина, - виноват, - сержанта Рощина? Вот он там и указан. Как потерпевший. А то что вы пришли на помощь боевому другу и осадили шпанюков - так это ваш, можно сказать, гражданский долг, товарищ капитан! Что тут непонятного? И какие еще могут быть разбирательства, когда дело-то абсолютно ясное? Зачем нам извещать военную прокуратуру, ждать от них дознавателя, бумаги пересылать туда-сюда? А вы, я извиняюсь, через пару-тройку дней - фью-ю-ть! Обратно на фронт! А у меня на участке - висяк! Да еще и какой висяк - по простой хулиганке. Да меня начальство со свету сживет с этим делом. Нет - показания свидетелей есть, дело мне представляется совершенно ясным, а то, что эта блатота на ногах не удержалась и голову себе о бордюр разбила, вас, товарищ капитан, никаким боком не касается. У вас - свои дела, у нас - свои... Ну, мы закончили. Разрешите быть свободными? Всего доброго! Еще раз поздравляю с высокой наградой!
   Старший лейтенант милиции отошел к своим работникам в темно-синей форме, а я забрал смущенного Анатолия из рук Лидочки.
   - Все, Лида, все! Детям пора баиньки! Спокойной ночи, малыши. Завтра еще наговоритесь - придешь ведь Анатолия проведать? Вот тогда и нашепчетесь. А теперь - по кроваткам! Пошли, варвар Конан ты наш! Кто это? Да был такой... Первый мечник королевства Дорна! Кто такой Дорн? А отличный такой парень, правда, работа у него трудная, много времени отнимает. Ему даже жениться некогда, понимаешь ли, Толя. Вот такие, брат, дела...

***

   Следующим утром, наплевав на наш короткий отпуск, я потащил Рощина в ОКБ, а точнее - в весьма хорошо укомплектованную кадрами и медоборудованием санчасть Конторы. Там Анатолию руку осмотрели, наложили несколько швов и снова забинтовали. Поинтересовались, правда, чем это Толя так порезался? Банку с килькой пряного посола открывал? Пришлось рассказать о героическом поступке художника Рощина, в рукопашной схватке обезоружившего преступника. Я даже предъявил копию протокола с описанием битвы. На всякий случай я взял в санчасти справку о ранении сержанта-отпускника Рощина. Вдруг ему приспичит еще пару дней провести в обществе Лидочки? А что? Он это своей кровью заслужил. Я так же не поленился зайти к режимщикам и проинформировал их о происшествии с местной гопотой. Никакого ажиотажа мой рассказ не вызвал, но фамилию старшего милиционера мужики все же записали, пообещав при случае поинтересоваться как там дела.
   Раз мы попали в Контору, то не могли не забежать в цех завода. Просто посмотреть на готовые истребители. А их уже стояло ровно одиннадцать штук. Причем - практически все были уже перекрашены по предложенной Анатолием схеме. Вблизи выглядело это забавно и непривычно, а вот в небе или на фоне земли - этот камуфляж, я думаю, будет замечательно выполнять свою главную задачу - по возможности как можно дольше укрывать истребитель от чужих глаз.
   Оставив Анатолия в цеху, - в него сразу вцепились и производственники и конструкторы, я прошел в корпус КБ и нашел ведущего инженера.
   - Вот, Константин Владимирович, не успели уйти в отпуск, как пришлось вновь вернуться... Да так - пустяки... Толю у нас бандюганы ножом поцарапали, в медсанчасть заходили. А раз уж зашли - я сразу к вам. Какие новости? Что с самолетами?
   Оказалось, что и новости были и предложения для меня. Учитывая, что заложенные по обновленным чертежам 17 истребителей были уже все практически готовы, последние три-четыре машины ждали установки вооружения, некоторых приборов, покраски и можно было их облетывать, было решено собирать группу летчиков, которые будут проводить войсковые испытания новых истребителей на фронте. Меня приглашал на беседу Яковлев. Это мы вовремя зашли.
   - Здравия желаю, Александр Сергеевич!
   - Здравствуйте, Виктор Михайлович! От всей души поздравляю вас с присвоением высокого звания Героя Советского Союза!
   - Всегда готов! - отмахнул я шутливое пионерское приветствие. Яковлев был в костюме. Будь он в форме, я бы себе этого, конечно, не позволил бы.
   - Вижу, вижу - настроение хорошее!
   - А что, Александр Сергеевич, намереваетесь испортить?
   - Да нет, капитан, - я насторожился, - наоборот - может, и обрадовать! Принято решение о проведении войсковых испытаний истребителя. Как вы и просили, нам дали возможность выбрать район испытаний. Можно и в районе Курска и Орла. Правда, в Генштабе немного удивились нашей просьбе, но почему - я не совсем понял...
   Зато я совсем понимаю... Дальше, дальше!
   - Так вот! Передавать сделанные самолеты в какую-нибудь боевую часть - не очень-то разумно. Мы им поломаем всю боевую работу, внесем сумятицу с разными модификациями самолетов, особенностями их обслуживания, обеспечения запасными частями и так далее. Это всем ясно.
   Принято решение - создать либо усиленную, сверхштатную эскадрилью, оперативно подчинив ее какой-нибудь действующей части, либо - сформировать отдельную авиационную группу с прямым подчинением воздушной армии фронта и впоследствии, по завершении фронтовых испытаний, развернуть на базе этой группы истребительный полк. Лишним нашей армии полк, освоивший новые истребители, точно не будет! А как ваше мнение, Виктор Михайлович?
   - Здорово! Я думаю, что создание на время фронтовых испытаний авиагруппы наиболее полно будет отвечать поставленным перед нами задачам. Я за группу! Да и потом - всем прямая выгода. За время своей боевой работы ребята слетаются, выработают тактические приемы, накопят опыт боевого применения нового истребителя! Вы абсолютно правы - в результате воздушная армия получит боевой, зубастый истребительный полк, да еще вооруженный самыми лучшими на сегодняшний день самолетами! Это просто здорово!
   - Так вот, встает вопрос о вашем месте в этой авиагруппе...
   - Я за чинами и должностями не гонюсь, товарищ генерал-майор! Где поставят, кем поставят - служить буду рад.
   - Да нет, Виктор Михайлович, вы меня не совсем поняли... Речь не о том. У вас-то какое желание? После испытаний останетесь в группе или вернетесь в свой полк?
   - Это даже и не обсуждается, Александр Сергеевич! В свой полк, конечно! Ведь там мои ребята, мои друзья. Да и мы, надеюсь, получим новые машины, когда они пойдут в серию? Вы уж за нас похлопочете?
   - Да, да! Похлопочу, конечно! Куда я теперь от вас денусь, - рассмеялся Яковлев. - Да и не забывайте, товарищ капитан, кто, в конечном итоге, закрепил вас за испытанием нового самолета, и кто в скором времени получит итоговую информацию о результатах войсковых испытаний с вашей, смею надеяться, подписью. В числе других подписей, разумеется, но с вашей в том числе. У товарища Сталина отличная память на людей. Я помню, что он мне звонил после выхода статьи в "Красной Звезде" о вашем бое в Сталинграде. Звонил и поздравлял, говорил - вот какой хороший истребитель вы сделали, товарищ Яковлев! Как о нем фронтовые летчики хорошо отзываются! Так держать!
   - Так вот, о чем это я? Сбили вы меня своей просьбой... Ах, да! О вашем месте в группе. Зная вас, я осмелился предположить, что на командную должность вы навряд ли будете претендовать. Ведь это означает большую и кропотливую работу в основном на земле. А вы наверняка захотите как можно больше летать?
   - Так точно, товарищ генерал-майор! Только и исключительно летать! На земле я еще насижусь, надеюсь...
   - А вот должность заместителя командира группы, да еще по боевой работе, думаю, вас устроит?
   - Еще как устроит, товарищ генерал-майор!
   - Вот и замечательно, Виктор Михайлович! Считайте, что договорились. Да, прямо говоря, я за вас все эти мысли уже и высказал при обсуждении вопроса... Не обижаетесь? Я ведь угадал?
   - Точно так, товарищ генерал-майор!
   - Ну вот, ну вот... Вот и хорошо, вот и славно... Значит, так! - Яковлев прошел к своему огромному столу и перелистал календарь. - Тогда слушай боевой приказ! Рощина оставьте мне тут, в Москве. Есть еще к нему несколько дел. Не бойтесь, ничего с ним не случится. Вам дается четверо суток, чтобы вернуться в полк, решить там свои служебные дела, передать командование эскадрильей вашему заместителю, подобрать себе ведомого и... - Яковлев опять обратился к перекидному календарю, - и числа, скажем, 25-го мая - ждем вас в Москве. На следующий день вы включены в группу военнослужащих, отмеченных правительственными наградами, и будете получать свою Золотую Звезду в Кремле. За это время уже будет подобран костяк авиагруппы... надо бы ей какое-нибудь имя дать...
   - "Молния", группа "Молния", Александр Сергеевич! Ваш истребитель будет, как молния, бить фашистов!
   - "Молния", х-м-м, "Молния" ... - покатал на языке новое название главный конструктор. - А что? По-моему подходит! Лаконично и образно. И на борту самолета можно молнию дать! Хорошо будет, я думаю, а? Годится! Так и сделаем - группа "Молния"!
   - Так вот, летчики уже к этому времени прибудут из боевых частей и начнут овладевать новой машиной. А вы, как человек уже с опытом ее эксплуатации, да еще и зам командира группы "Молния"... да! - активно им в этом поможете. Ну, и свои дела будете делать - расстановка летчиков по звеньям, тренировка слетанности, стрельбы опять же, что там еще? Ну, вам виднее... Как вам, Виктор Михайлович?
   - Мне кажется, все правильно. В полк приказ поступит?
   - Уже отдали, по-моему... Так что - поезжайте в штаб, получайте бумаги и - на самолет! Времени совсем мало осталось.
   - Есть, на самолет, Александр Сергеевич!
   Сказано - сделано. Коротко попрощавшись с паном Анатолем, я устремился в Штаб ВВС. Там я получил инструктаж от знакомого полковника, примерную штатку особой авиационной группы...
   - "Молния", товарищ полковник! Особая авиационная ударная группа "Молния"! С генерал-майором Яковлевым согласовано, а он еще кому-то звонил при мне... - немного схитрил я.
   - Ну, "Молния" - так "Молния", - согласился полковник. - Подходит, а то - группа "Меч" там уже есть, еще и "Молния" будет... К "Мечу", конечно, "Щит" напрашивается, только какой из вас щит, драчуны ведь вы, истребители... Вам бы все самим - всех фашистов перебить-перестрелять охота!
   - Это точно, товарищ полковник!
   - А то! Сам летал - знаю! Как глаз-то, капитан? Вот и хорошо, вам теперь оба глаза нужны будут. А я бы - так и от третьего не отказался бы... Ну, ребят вам в группу мы подобрали хороших, у каждого не менее пяти сбитых. Так, что сила у тебя в руках будет немалая, Туровцев! Помни об этом и береги мне ребят! Так, что бы по завершению испытаний их только пополнить молодыми - и вот вам и новый истребительный полк! Уяснил?
   - Уяснил, товарищ полковник!
   - Ну - тогда все, лети к себе на фронт. Команда туда дана, с отправкой тебе Коля поможет. Давай, Туровцев, удачи тебе! Да, - мои поздравления с наградой!
  

Глава 10.

   - Поздравляю тебя, Виктор, с Героем!
   - Да и я вас, Кирилл Константинович, с тем же! Одним Указом ведь! От всей души поздравляю, товарищ майор! А вот что по награде Хромову слышно? Поддержали наше представление?
   - Насколько я знаю - поддержали! Будем ждать Указа. Третий Герой в полку будет... Эх, жаль как мужика!
   - Не то слово, Кирилл Константинович. А я как вспомню, что накричал на него тогда, ну, помните? Ас румынский еще их пару атаковал... Вот я и думаю, что не отвернул тогда Степаныч еще и аса этого припомнив...
   Мы помолчали. За дверью кабинета комполка слышался неумолчный штабной шум и гам, в отдалении слышался рев моторов истребителей.
   - Ну, а как вы тут товарищ майор?
   - Да ты знаешь, Витя, тьфу-тьфу-тьфу! Не сглазить бы. Неплохо! Скажу тебе по секрету - скоро мы станем гвардейцами!
   - Да вы что!
   - Только - т-с-с! Молчок! Рано еще кукарекать, но вопрос уже, считай, решенный! А что ты удивляешься? У нас очень неплохие показатели боевой работы! И с тобой были и без тебя получились. Нас по праву считают полком, который может дать решительный укорот фашистам. Полк с хорошей боевой закалкой! Сталинградцы - этим все сказано, сам понимаешь!
   - Это да, понимаю, Кирилл Константинович. Как ребята?
   - Живы-здоровы ребята. За время твоего отсутствия никого не потеряли, постучу, чтобы не сглазить! Летают ребята, ордена зарабатывают. Да и полегче, надо сказать, стало. Как тебя отозвали в Москву - еще пару дней, может быть, и была рубка. А потом - сдулись немцы, кончился у них напор. И на земле, и в воздухе. Тут уже наши бегали по всей линии фронта - кого бы подловить, кого бы в землю загнать. Много тут таких резвых стало - и Покрышкина ребята, и из других полков... Да, выросли бойцы, окрепли. Уверенно встали на крыло!
   - А...
   - И твои не хуже! Толя Рукавишников очень грамотно руководит эскадрильей. Видать, нахватался от тебя умения. Демченко тоже... Сначала ковырялся немного, но как звено под атаку немцев однажды попало - как подменили парня, честное слово! Такой бдительный и активный стал, понимаешь! К своим как клушка к цыплятам относится - бережет и учит. В общем - молодец Демыч!
   - А...
   - А в первой эскадрилье Дюсембаев капитана получил, тоже рулит аккуратно и с головой. Тут другое меня беспокоит... Стали наши кадры щипать... То одного отдай в другой полк им на усиление, то другого. Я уже к комдиву ездил скандалить.
   - А кто сейчас комдив?
   - А ты что, не знаешь? Ах, да! Тебя же как раз в это время отозвали... Наш Артюхов Петр Сергеевич комдив и есть... Грабитель! Забирает у меня людей, другие полки укрепляет, а мы?
   Россохватский горестно вздохнул и с подозрением посмотрел на меня.
   - А ты, Витя, чего прилетел? Срок твоей командировки вроде еще и не вышел, а?
   - Да вот, Кирилл Константинович, было мне сказано сдать эскадрилью заму, а самому завершить тут все дела, взять ведомого и назад, в Москву. Формировать авиагруппу для войсковых испытаний нового истребителя.
   Россохватский оживился.
   - Ну, расскажи, расскажи, Виктор, про новый истребитель?
   - Това-а-а-рищ майор! Может, вечером? Для всех? А то ведь у меня язык отвалиться по десять раз все рассказывать!
   - Всем - да, отвалится! А мне - командиру, - нет! Давай, садись. Рассказывай!
   Ну, что тут поделаешь? Пришлось сесть и рассказать.

***

   Лезть к ребятам во время боевой работы я не стал. Лучше - вечером, спокойно и не торопясь, посидим за ужином, поговорим, да и выпьем глоток-другой.
   А сейчас у меня была просьба к командиру полка... Однако, как оказалось, и у него была встречная просьба...
   - Виктор, ты тут меня не выручишь? Взял бы истребитель, смотался бы к соседям. Вот, пакет им бы забросил, а? А то мне и послать некого, отрывать от дела придется...
   Эх, как не вовремя!
   - А куда слетать-то? Я тоже вас попросить хотел...
   - Слетать-то? А вот к девчатам-ночникам бы и слетал?
   Есть! К ночникам! А что это у майора глаз такой хитрый?
   - Лутошкина! Ефрейтор Лутошкина! - заорал майор Россохватский. Да-а, интеркома здесь еще не придумали. Обходятся просто - если напрячься, - то не только до ефрейтора Лутошкиной можно докричаться, в Москву суточную сводку передать можно!
   Дверь приоткрылась, и в дверную щель влезла рыжая прическа с двумя веселыми глазами под выщипанными в дугу бровями.
   - Я, товарищ майор!
   - Вижу, что "я"! Ты пакет-то подготовила?
   - Так точно! Подготовила!
   - Ну так передай его капитану. Он и слетает к соседям. Заодно, Витя, и пообедаешь там. Девчата гостеприимные, обязательно тебя покормят.
   - Ефрейтор Лутошкина! Звони соседям - летит, мол...
   - Есть звонить соседям, товарищ майор!
   Что-то мне эта сцена подозрительно напоминает... А напоминает она мне репетицию второго состава актеров Театра юного зрителя! Ну-ну, товарищ майор! Не Станиславский я, говорить "Не верю!" - я не собираюсь! Наоборот - верю! Верю и ценю вашу заботу о людях.
   - Ефрейтор Лутошкина! Давай пакет, ефрейтор.
   Оставив сидор с вещами прямо в штабе, я схватил пакет и, позвонив на стоянку, чтобы мне подготовили самолет, выскочил на воздух. Как раз и машина свободная была под рукой.
   - Давай! На стоянку первой эскадрильи подбрось!
   К самолету я подъехал одновременно с подошедшим техником, который тащил летный шлем и парашют.
   - Витя! Привет! Поздравляю тебя со звездой Героя!
   - Тоха! Спасибо! Ну, как ты тут? Давай - помогай мне нацепить этот мешок...
   Накоротке перекинулись несколькими фразами, и я вновь в кабине своего истребителя.
   Ну, здравствуй, Дедушка! Я взволновано провел рукой по приборной доске, покачал ручку управления, погладил рычаг оборотов мотора. Самолет отозвался теплом нагретой солнцем кабины, знакомым запахом бензина и сгоревшего пороха.
   - К запуску!
   - Есть, к запуску!
   Так, сжатый воздух, чуть качнуть топлива, кнопка запуска... Пошел... Мотор чихнул клубами дыма, воздушный винт судорожно провернулся, еще раз, снова - " Апчхи-и!" Толчок, самолет вздрогнул и затрясся. Мотор заревел и вышел на нужные обороты. Погоняв его с минуту на разных режимах, я махнул рукой - "Колодки убрать!" Короткая рулежка, разрешительный взмах флажками выпускающего, разбег - и я в воздухе...

***

   Лететь до соседей было всего ничего - километров пятнадцать. Аэродромчик у них был небольшой, тихий такой. Знать не будешь - никогда не найдешь. Они ведь, что придумали? Работают-то девчата в основном по ночам, так вот, чтобы немцы им днем спать не мешали, они так маскировали самолеты, что в двух шагах пройдешь, а стрекоталки их и не увидишь. Да еще на взлетной полосе придумали устанавливать срубленные молодые деревца в специально выкопанные лунки. Раз - и нету взлетной полосы! А есть лесополоса! Вот, мастерицы камуфляжа! Что и говорить - молодцы девчата!
   Меня ждали, майор ведь приказал позвонить, и деревца успели убрать. Впрочем, только я сел, их выставили обратно. Дисциплина и скрытность, а как же!
   - Девчата, куда идти? Пакет вот мне велели передать!
   - Сейчас, товарищ капитан! Во-о-н, к вам старший лейтенант уже бежит. Она и проводит.
   Бежала ко мне царевна-лебедь...
   - Ну, здравствуй, Катюша! Здравствуй, моя радость!
   - Здравствуйте, товарищ капитан!
   - Катя, да ты что? - я немного обалдел. - Ты что? Не рада?
   - А чему мне радоваться, товарищ капитан? Почти месяц ни привета, ни ответа...
   - Катя, побойся бога! Я же в Москве, в командировке был. Тебе что, не передали, что ли, ребята? Ну, я их...
   - Не сердись, Витя. Сказали мне твои ребята... А я вот подумала - а что же ты сам мне не сказал?
   - Да я не хотел тебе на глаза попадаться... Со своим глазом-то подбитым. Вот такая опухоль была. Вылитый Карабас-Барабас!
   - Эх, Витя-Витя! Здоровый вымахал, а дурной! Не испугал бы меня твой глаз... А вот то, что избегал ты меня...
   - Катя!
   - Ну что - Катя... Ладно. Что прилетел-то?
   - Да вот, пакет...
   - Пакет? А ты вскрой его, Витя...
   Я недоумевая посмотрел на пакет, на Катю, снова на пакет. Потом подцепил пальцем уголок пакета и дернул. В нем лежала тщательно разглаженная и уложенная дивизионная газета...
   - Катя, ну - прости меня, Катя! - я бросил злополучный пакет на крыло, шагнул вперед, обнял и поцеловал девушку в приоткрытые, ждущие губы. - Я люблю тебя, Катя! Прости...

***

   В общем - получил я прощение... А потом и поцелуй.... И как это женщины так могут устраивать, что как бы мы, мужики, не поступили, - а все равно остаемся виноватыми? Вот, летучее племя! Я, конечно, имею в виду, что все женщины - ангелы! Как минимум - феи... А вы что подумали? О метле вспомнили? Кх-м-м, да... Тоже - летают, ведь... Да как бы и не большинство, если разобраться... Но - т-с-с! Об этом - молчок!
   Сменившая гнев на милость царевна-лебедь незаметно забрала пакет, а потом повела меня обедать... Обед под ее пристальным взглядом не шел. Абсолютно. Потом поем. А сейчас надо чаровать и голубить...
   - Царевна, а вот, посмотри... Нравится?
   - Что это, Виктор? Это мне? А зачем?
   Вот, прости меня, Отец воинов, - бабы! То - "не любишь!", то - зачем это? Как зачем? Чтобы понравиться тебе, вот зачем! Чтобы заохала ты, чтобы глазки засверкали... Хотя - да... Это я здорово промахнулся. Лет этак на шестьдесят. Другие здесь пока девушки, не те, которых я знал в молодости. Те, считай, скромницы были, а эти... эти вообще - монашки... Ни косметики у них нет, ни белья красивого, ни цацек всяких... Нет, конечно, старший лейтенант Лебедева хорошую косметику, красивое белье и бижутерию, наверное, уважает. Или так думает. Да вот беда - нету ни того, ни другого, ни третьего!
   А я сразу расстарался - бриллиантовую каплю ей притащил...
   С этой висюлькой тоже интересно получилось. Я как в Москве-то очутился, сразу замыслил - нужно Кате что-нибудь в подарок подыскать. Что-нибудь интересное и памятное. Но что? Вот в чем вопрос! О бриллиантах я даже и не мечтал - не мой уровень. Да и не разбираюсь я в них. Хотя... Как я помню, и сейчас - во время войны, и потом - десять-пятнадцать лет спустя, и при Брежневе - бриллиантовый дым многим глаза слепил... Много скандалов было в Москве, много было громких краж, даже убийств. Что они все в этом углероде находят? Не понимаю... От голода не спасет, от холода не согреет, от пули - не защитит... Может, это я такой, примитивный? Ну, не дано мне, не дано...
   Однако. После нашего выигрыша на бегах я подошел к Капитолине. И задал простой вопрос - а что, Капитолина свет Сергеевна, можно было бы купить в качестве подарка красивой, как царевна-лебедь, девушке? Простому старшему лейтенанту из ночной бомбардировочной авиации?
   Помню, Капа долго смотрела на меня, с жалостью и непониманием смотрела... Как на дурачка деревенского, честное слово. Может, и правильно смотрела, как я сейчас понимаю. Наконец, он спросила: "Что за девушка?" А я что скажу? Я правду и сказал: "Бриллиант, мол, чистой воды!"
   Вот бриллиант и подари, ответствовала опытная Капа. Да где же я в Москве бриллианты найду? Я даже ювелирных магазинов и не видел. Да и есть ли они сейчас? Есть то они есть, да не про твою честь, ответствовала опытная Капа. А с бриллиантом я тебе помогу, сокол ты наш военно-воздушный. Есть у меня подруга лет преклонных, всю родню она уже потеряла... Часть на той, на Гражданской, часть на этой - Отечественной войне... Одинокая, больная старуха. А жить-то надо, жизнь-то не остановишь. Вот она и обратилась к Капе за помощью. Надо было пристроить в хорошие руки кое-какие драгоценные вещицы...
   Я сразу и резко отказался. Даже еще высказал что-то. Типа - я не мародер! Ага, не мародер ты, согласилась мудрая Капа. Болван ты, молодой и здоровый, который настоящей беды еще и не нюхал. И не видишь, что в беде человек, что помочь ему надо. Да я и так помогу вашей подруге, не нужны мне ее цацки... А не возьмет она у тебя деньги. Просто так - не возьмет. Ты бы в такой ситуации принял бы? Или подачкой посчитал? Дворянка она, из старой и знатной фамилии. Одна только гордость и осталась от ее рода. Кто на фронтах погиб, кто в эмиграции сгинул... А последний - племянник, офицером он был, погиб недавно, смертью храбрых погиб. Моряк-подводник он был. Не вернулась их лодка из похода. Вот и совсем сдала подруга, недолго ей осталось землю-то топтать... Вот у нее и возьми бриллиантовую каплю, а ей лекарства да еда нужны. Ну и немного человеческого тепла...
   Мне стало стыдно. Я опять вызвонил к порученцу Коле, рассказал о своей нужде и подрядил его на не очень-то чистые махинации. Короче, удалось нам у одних спекулянтов и лекарства купить, и продукты. Да какие еще продукты! И мед, и масло, и шоколад, и другие вкусности разные. Денег я не считал, честно говоря, мне было стыдно, до горящих щек стыдно. Взяв Капу, мы на машине поехали к ее подруге. В квартиру я не хотел подниматься. Но Капа цыкнула на меня, взяла половину пакетов, а на остальные показала мне глазами.
   В темной, из-за забранных шторами окон, комнате нас встретила сидящая в кресле у стола хозяйка. Сухая, немощная, но с прямой спиной и гордым взглядом из-под нависших век. Капа начала что-то ворковать, расставляя на столе пакеты и банки, а я как привязанный смотрел в глаза пожилой женщине. Жизнь уже оставляла ее. Да и она уже не хотела цепляться за жизнь. Они, видимо, уже договорились и поняли друг друга. Без взаимных обид поняли...
   Вдруг она слегка улыбнулась.
   - Не терзайтесь, господин офицер, тут нет ничего постыдного. Вы дарите мне мгновенья жизни, а я дарю вашей любимой часть моей молодости... Это равноценный обмен. А еще я даю вам память обо мне - вы ведь не откажетесь это принять?
   - Нет, не откажусь... - помотал я головой.
   И она вынесла мне вот эту бриллиантовую каплю. С пожеланиями всего самого хорошего для девушки, которая ее будет носить...
   Вот это все я Кате и рассказал. А она слушала, держа бриллиантовую слезинку в руке. А потом молча одела цепочку, расстегнула воротничок гимнастерки и опустила камешек туда, на грудь...
   - Ты все правильно сделал, Витя... Ты ее не оскорбил, ты ей помог. А эта капля - это на память... Как на нее поглядим, так эту сильную и гордую женщину и вспомним, правда?
   - Правда, царевна, правда. Она, наверное, на тебя похожа... Такая же смелая и красивая, как ты, мой старший лейтенант! - я обнял Катю и немного помолчал. - Катя... а ты знаешь...
   - Знаю, Виктор, я чувствую... Ты прощаться прилетел, правда?
   - Правда... Я улетаю под Курск, месяца на два... Ты жди меня, и я вернусь, только очень жди. Хорошо?
   - Хорошо, только ты возвращайся скорей... Ко мне возвращайся, голубь ты мой сизокрылый! Или - позови меня, и я прилечу к тебе...
  

Глава 11.

   ...В общем - последний поцелуй перед расставанием был уже на фоне заходящего солнца. Как в голливудском блокбастере, честное слово! А еще говорят, что Голливуд - это фабрика грез... Оказывается - реальнее не бывает! Кате скоро надо было работать - ночь самое время для "ночных ведьм", а мне, мне пора было лететь домой, в полк... Там уже ждали меня друзья.
   Сел я уже в сумерках, но нормально сел, ничего не сломал. Однако, вредный Антоха весь избурчался, бросая на меня короткие, негодующие взгляды. Из его бормотанья можно было понять, что боевая семья ждет своего непутевого сына, а он шляется по каким-то непонятным делам, неведомо где, а в расстегнутом кармашке гимнастерки какой-то полевой василек торчит, форму одежды нарушает. А от расстегнутой пуговицы до летного происшествия один шаг, сам знаешь... Тебе в училище, как и нам в ШМАСе, этим правилом, небось, все мозги продолбили...
   - Так, Антоха! Перестань бубнить! Я уже не мальчик и все тебе говорить не буду! У Кати я был, прощался... Через денек мне улетать - когда вновь увидимся - не знаю...
   Антоха устыдился и замолчал. Я скинул парашют, сунул ему в руку шлем и, хлопнув его по плечу, свистнул дежурке - "В штаб!"
   ...Когда я с вещмешком зашел в барак, отведенный первой эскадрилье, меня ждал строй улыбающихся лиц и дружный туш: "Та-та-тарам! Бац! Бац!" Это кто-то изобразил не то тарелки, не то литавры.
   - Здравствуйте, воздушные бойцы!
   - ...Здрав... жел... тащ капитан! Поздравляем вас с высоким званием... Качать его, ребята!
   - Стойте! Стойте, черти! Не в бараке - о потолок расшибете, в побелке перемажете!
   Кое-как мне удалось отбиться. Довольные, раскрасневшиеся летчики обступили меня со всех сторон, хлопали по плечам, жали руки... Честно скажу - у меня вдруг зачесались глаза...
   - Ну - все, все, ребята! Пошли на ужин. Там и поговорим, и выпьем за встречу. Плеснете своему комэску, а? Костя, держи сидор. Там пара бутылок коньяка - это нам на вечер будет, на разговор... Шоколадку найдете? Ну, пошли в столовку?
   И мы двинули на ужин.
   Ужин в полку - это, надо сказать, событие. Еще наш бывший командир - майор Артюхов, заложил основы традиции. А потом она только крепла и развивалась. Тем более - сейчас. Когда полк окреп, летчики выросли по мастерству и опыту. Не было уже таких вечеров, как в Сталинграде, в июле - августе. Когда вечером, на ужине, на столе стояли пустые тарелки с граненым стаканом водки, накрытым куском черного хлеба...
   Нет, и сейчас полк терял летчиков. И раненые были, и убитые... Хромов вот... Но это было уже не так часто, эти потери не давили на душу летчиков тяжким, неподъемным грузом, а лишь раздраконивали их ярость и чувство мести...
   Так вот, традиция... Еще в Сталинграде, правильно посчитав, что ужин - это маленький праздник (а то как же! - живые ведь!), майор Артюхов с командиром БАО, не помню, кто тогда был... да это и неважно, постановили - на ужин накрываются столики на четверых, скатерти - белые, столовые приборы из нержавейки (где только нашли?), граненые стаканы и стограммовые лафитнички под водку. Водка - в графинчиках! Учитывая, что кормили нас и так неплохо, ужин стал походить на вечер в ресторане, что ли... Или - на какой-нибудь мужской клуб... Правда, с женщинами-официантками, что тоже хорошо! Молодые ребята, ведь, всегда с особой охотой смотрят на молоденьких девушек, а на войне - так особенно! Не надо думать, что такая красота была организована лишь для офицерского состава. Так же чисто, аккуратно и с душой кормили и наземный персонал. Правда - норма питания была у них другая, тут уже ничего не поделаешь...
   - Товарищи офицеры! - это наш милейший начальник штаба, вечно замотанный и деловой Николай Гаврилович. Тоже - подполковник!
   - Товарищи офицеры... Прошу садиться! - Это комполка. - Виктор! Иди-ка к нам за стол, пусть летчики на тебя посмотрят. Ты у нас многостаночник - принадлежишь и первой и второй эскадрилье!
   Зал грохнул смехом.
   - Так, что бы тебя ни делили - сядь сегодня с нами. Ну, у всех наркомовские есть? Начштаба - тост!
   - Товарищи! Выпьем за то, что к многотысячной семье советских героев присоединились и наши однополчане! За Героев! Ура!
   - Ура! Ура! Ура-а! - короткий, рубленый крик продолжился энергичным, я бы даже сказал - грозным звоном стаканов. Все выпили, расслабились, забренчали столовыми приборами. То и дело то тут, то там вспыхивал смех и шутки. Пошли разговоры о минувшем боевом дне.
   - Ну, что? Может, еще грамм по сто, Николай Гаврилович? А? - командир встал с налитым лафитником, постучал ножом по графину с водкой. Шум притих.
   - Наливайте, товарищи... Я вот о чем хочу сказать... Давайте поднимем стаканы за третьего Героя Советского Союза в полку, за Хромова. Он честно жил, честно воевал и честно умер... Он погиб, закрыв собой четырех летчиков-штурмовиков. Недаром у нашего народа есть пословица - "Сам погибай, а товарища выручай!" За Героя Советского Союза Виктора Степановича Хромова!
   Весь летный состав полка встал, грохнув стульями и табуретами, молча заглянул в плещущие водкой стаканы, и выпил тост не чокаясь...
   Жизнь есть жизнь... Еще минут через десять командир разрешил курить. Ребята все чаще и чаще стали поглядывать на меня, мол, что же ты, Виктор? Давай, рассказывай!
   - Давай, Виктор, рассказывай!
   Я не стал манерничать и ломаться. Взглядом спросив у комполка разрешение, я взял свой стул, вынес его на свободное место, где меня было всем видно, развернул его спинкой от себя, и уселся, положив руки на спинку стула, как на трибуну.
   - Значица так, товарищи летчики! Скоро, в июне, начнутся фронтовые испытания нового истребителя конструктора Яковлева. Большого секрета в этом нет - самолет называется Як-3. Это, товарищи, истребитель завоевания господства в воздухе!
   Зал затаенно ахнул...

***

   - Так вот... Костя, плесни еще на донышко всем... Это, ребята, не истребитель, а сказка! Он небольшой, аккуратный и красивый. Отличная отделка, очень удачный фонарь - обзор - изумительный! Легкий в полете - как перышко! А что в воздухе вытворяет! Рулей слушается моментально, без задержки. В этом похож на И-16. Но в воздухе держится более уверенно, плотно, что ли... В пилотировании очень простой, посадку производит легко - только к земле его подведи. Скорость очень приличная, официально при мне замеры не проводили, но, думаю, за семьсот будет!
   - Да ты что! - ахнул кто- то. - Врешь!
   - Ей бо, ребята! А что вы хотели - новый мощный мотор! Теперь вертикаль - наша! Никакой худой у нас теперь не уйдет - догоним и порвем на обмотки!
   - А оружие, Виктор?
   - Оружие... С оружием еще не знаю... Понимаете, ребята, одной пушки и двух УБСов для боя с мессерами и фоками вроде должно хватить, но... В общем - знаю, что на несколько машин установлено разное оружие - от 37 мм пушки и до обычного 20 мм ШВАКа... А там, на войсковых испытаниях, посмотрим, будем искать "золотую середину"...
   - Надо же - 37 мм, как на "Кобрах"... - покачал головой Толя Рукавишников. - Если Як маленький и легкий, его же отдачей такой пушки в воздухе останавливать будет?!
   - Ничего подобного! Истребитель очень устойчив при стрельбе, хотя, на мой взгляд, да - 37 мм - это, пожалуй, перебор. А вот 23 мм - было бы самое то! Но - еще раз говорю, там, на фронте, и посмотрим.
   - Ну, давайте, по глоточку! Эх, хорош коньячок!
   - У нас еще бутылочка для тебя припасена, Витя...
   - Нет, ребята. Хорош! Вам завтра летать.
   Выпили по глотку, закусили шоколадом.
   - А что ты примчался к нам, Витя? Катюшу к Звезде прижать? Так она и к твоему ордену Ленина готова...
   - Ну, цыть! Кончай о девушке двусмысленности говорить! Не хорошо это... Нет, надо тут кое-какие дела завершить, принять некоторые документы, подписать кое-что... Да и передать дела вот ему, Косте. А то он, говорят, жалуется - пашу, говорит за комэска, а получаю - как старший летчик! Несправедливо это! Опять же - вещевое довольствие - бархатные портянки для высшего комсостава, кружевные кальсоны...
   Ребята грохнули. Возмущенный Костя, с потемневшим от прилива крови и без этого смуглым лицом, что-то начал говорить, но ему не дали. С минуту все задушено смеялись и толкались в грудь ладонями. Пацаны... Что с них возьмешь!
   - И еще... Мне нужен ведомый.
   Все заинтересованно замолчали.
   - Блондин, пойдешь?
   Толя несколько секунд помолчал.
   - Нет, Витя... Извини - но нет! Эскадрилья у меня, не могу я их бросить! Это уж твое дело. Ты и Яковлеву писал, и выстрадал ты этот истребитель. Тебе его и в жизнь вводить.
   - Правильно, Толя! - хлопнул я рукой по колену. - Это я тебя проверить хотел, да не подумал... Извини, не то я сказал.
   - Есть у меня ведомый... - я поискал глазами и наткнулся на неверящий своему счастью взгляд Васи... - а ну, Василий, иди-ка сюда! Полетишь со мной? Только учти - там будет очень опасно, я это знаю... Очень! У немцев там волки серьезные, бои будут тяжелые.
   - Да я... товарищ капитан... да мне... Виктор, возьми меня с собой! Я справлюсь! Я не боюсь!
   - Ты-то не боишься, Вася, я это понимаю... Я за тебя боюсь! Ну да ладно! Ты в тишке да в тенечке сидеть не будешь, не тот ты человек, Василий! Если ты согласен - то летим вместе. А там посмотрим - может и наше телятя волка сможет заломати... Или задрати? В общем - грохнути, к чертям собачьим! Ну, все обговорили? Отбой! Вам завтра воевать, а мне крутиться как волчку! Всем спать!

***

   Так оно, в общем-то, и получилось. Крутился полдня - что твой волчок. Но все успел, все сделал. Все бумаги выправили, нужные - написали, Василия должным образом оформили.
   После обеда я попросил разрешения слетать с кем-нибудь на боевое задание.
   - Не знаю, Виктор, не уверен, что это хорошая идея. Хочешь - не хочешь, а ты уже сколько на боевые не летал, а? Вот то-то и оно! И навык подутрачен, и настороженность упала, тебя сейчас в бой вводить нужно осторожно, мелкими шагами. А то мотню у штанов можно порвать...
   - Ну-у, товарищ подполковник, Кирилл Константинович! Да я разок - туда и обратно! А Вася и ребята присмотрят, а?
   - Ладно! Лети со своей эскадрильей, но - "контролером"! В бою им, если что, не мешай, посмотри там, хвосты им прикрой. Сам в драку не лезь - убедительно тебя, Виктор, прошу! Не лезь! Это не игрушки, сам понимаешь... Ну, давай! С богом!
   А ведь прав командир! Это я погорячился со своей просьбой. Я и сам бы так ответил, спроси кто у меня разрешение на полет в такой же ситуации. Ну, да ладно! Решение принято, "Добро" получено. Раньше надо было думать...
   - ...так что, Вася, присматривай там за мной, не давай мне особо рысачить, ладно? Вот и хорошо, что "хорошо"! Ну, что, по самолетам?
   Как сказал капитан Костя Дюсембаев - полет нам предстоял обычный, на прикрытие района. Сорок минут проболтаемся в небе - и домой. Встреч с немецкими самолетами Костя не ожидал. В последние дни наблюдатели отмечали лишь пять-семь самолетопролетов немцев на фронте за сутки. Не более... Ну, край - с десяток! В общем - рядовой, рутинный вылет.
   Ага, если бы я не летел...
   В общем - взлетели, построились, пошли... Мы с Васей забрались метров на восемьсот повыше и заняли место со стороны солнца.
   - Вася, смотри только направо, на солнце... Со всех других направлений нас предупредят.
   - Принял, исполняю...
   Пять пятьсот... Небо чистое, прозрачное. Видимость, как говорят летчики, - "миллион на миллион". Только вот солнце слепит, полыхает огромным, сияющим нестерпимым для глаз светом, шаром.
   - Вася - змейку, скольжение! Ни минуты по прямой! Двигаемся, смотрим...
   У нас уже шесть... Мне кажется - перебор. Но Костя затащил эскадрилью на высоту не случайно. У кого высота - у того и уверенность в бою, активность и агрессивность.
   - Ковыль, немцы ведут переговоры двух пар истребителей! - это земля, наведенцы. Ковыль - это, естественно, наш степняк Костя Дюсембаев.
   Минуты через три -
   - Ковыль, это пара асов-охотников с прикрытием, высота у них, судя по переговорам - около семи тысяч.
   - Вас понял. Всем - усилить поиск.
   И тут же -
   - Ковыль! Звено худых только что ударило по Пешкам, квадрат 7-13, высота 5500. Срочно на помощь!
   - Вас понял, бегу в 7-13!
   И тут же мне - "Дед, не теряй высоту! Они, скорее всего, уже на шести тысячах опять..."
   Интересно, что там с "Пешками"? Сколько их? Судя по всему, они шли еще без истребительного прикрытия. Видимо, фашисты поймали их до точки рандеву с нашими ястребками.
   Но "Пешки", если их, скажем, девятка, да идут в плотном строю, могут отбиться от атаки истребителей. Это все же мессеры, а не "Фокке-Вульфы". Те - да-а... Фоки, если упадут на наших сверху, группой, могут так ударить всей своей "батареей" - шесть стволов на истребителе! Мало не покажется никому... А попасть в мгновенно пролетающий мимо тебя в пике истребитель - очень сложно, если вообще возможно для бортстрелков "Пешек".
   Так что - скорее туда! Надо искать немцев.
   - Внимание, Ковыль! Одна "Пешка" не держит скорость, идет с дымом... Поворачивает к себе. Выдели пару - пусть сопроводят...
   - Понял, исполняю... - и, с сожалением в голосе, мне - ничего не поделаешь, Дед. Придется тебе слетать с "Пешкой"...
   Да-а, тут не поспоришь...
   - Исполняю, сопровождаю "Пешку".
   Где же она? Должна уже показаться... А-а-а, вон она! Дымит немного левым мотором, однако, не выключили его... Ничего, с нами доберутся...
   - Вася, смотреть во все глаза! Худые сейчас будут где-то тут крутиться...
   - Дед! Худые выше на пятьсот на десять часов! Заход на "Пешку"!
   - Земля! Скомандуйте "Пешке" падать вниз! Атакую худых!
   - Вася! Прикрывай! Выход из атаки на солнце...
   Странно - почему немцев только одна пара? А-а-а, вторая пара так и увязалась за бомберами... Ищет, наверное, возможность вновь их атаковать.
   Немцы, преследуя наш бомбардировщик, пролетели нашу высоту. Нас они пока на солнце не заметили. Теперь мы выше, это хорошо. Но скорость пока у них больше...
   Стрелок с "Пешки" увидел атаку и начал стрелять. К мессерам потянулись и трассы штурмана. Худые вильнули, вышли из атаки без стрельбы, и снова полезли вверх.
   А вот теперь и наш выход - в присядку, с коленцами и со свистом!
   - Вася, сможешь - пробей по ведомому!
   Мы падаем, скорость растет. Немцы лезут вверх, все медленнее и медленнее... Чуть подвернуть. Вот он - момент истины. Тот долгожданный истребителями момент, когда вражеский самолет всей своей проекцией распластался в твоем прицеле... Скорость уже слишком высока... Поздно - "Огонь!"
   Ударили очереди, трассы протянулись к немецким самолетам... Выход! Выход из атаки! Краем глаза я еще успел увидеть разрывы снарядов на крыле ведущего месса, и, борясь с перегрузкой и чернотой в глазах, переломил "Дедушку" и полез в набор высоты. Как и сказал Васе - на солнце.
   Слепящий свет прогнал темноту от перегрузки и залил глаза кипящим золотом...
   - Дед, бомбер благодарит! Оба месса падают! Продолжайте сопровождать его до аэродрома...
  

Глава 11.

   - Ну и паразит же ты, Витя! - ласково и проникновенно сказал подполковник Россохватский. - Сказано же было - не лезь...
   - Вам было сказано - не лезть в бой!!! - грохнул он кулаком по столу. - Почему ослушался командира? А, сынок? Сби-и-и-ть захотел, новую звездочку нарисовать, да? Что молчишь! - новый удар по бедному столу.
   Он опять стучит по мебели! Просто маньяк какой-то! Так не любить это бедное произведение "Мосдревоблбыта"! Что ему эти мебельщики сделали? Чем навредили? Не постигаю! Это, по-моему, даже старик Фрейд не растолкует.
   - Никак нет, товарищ подполковник! - обиженной добродетелью вытянулся я во фрунт.
   - Только лишь исполнял команды ваши и капитана Дюсембаева! Вы сказали - не лезь в бой, а я и не лез. Костя приказал проводить пешку в тыл - я и пошел в тыл. Плакал, глотал слезы горечи, закапавшие весь ларингофон, а шел в тыл - повинуясь боевому приказу... А тут! Вж-ж-ж! Как осы... нет - как мухи... - нет! - как голодные драконы! Двое худых падают на беззащитную пешку. А у меня приказ - в бой не вступать и сопроводить! Так я в бой не вступал - стрельнули мы с Васей разок и все! Чесс слово - все! И продолжили сопровождать... До самой до ихней посадки. А там - "качну серебряным тебе крылом, трам-пам-пам-па-а-а-м!" Попрощались - и вот я здесь. А тут - угрозы и придирки разные, незаслуженные... Что с вами, товарищ подполковник? Сердце?
   - Уйди, Виктор, с глаз моих уйди... А то и правда - сердце заболит. Собирай-ка ты, капитан, манатки свои, бери своего Васю-Василька, такого же гада и неслуха, как и ты и... Машину возьмите и чешите в дивизию. Они уже звонили - завтра в Москву борт идет с истребительным прикрытием. Они вас на него подсадят. Уматывай отсюда, Витя... Без тебя плохо, а с тобой... - комполка безнадежно махнул рукой, - иди, в общем.
   - Есть! - гордо, как и подобает сталинскому соколу, ответствовал я и пошел собирать манатки.
   Но прежде меня выловил уже майор "СМЕРШа", небезызвестный врагам народа и прочим шпионам-диверсантам, Серега Иванецкий.
   - Здоров был, Сергей! За тобой, брат, не угонишься! Только я получил капитана, глядь! А ты уже майор. Поздравляю!
   - А я тебя, Виктор, поздравляю! С высоким званием! Майор-то я майор, да вот Героем никогда не буду... Рапорт подать, что ли? В танкисты, например? Там я хоть на танке могу за немцем гоняться! Может, и орден, какой заслужу.
   - Служите, товарищ майор, и заслужённым будете! Какие ваши годы. Да, кстати, Сергей. Я только сейчас вспомнил - эта девушка... из столовки, помнишь? Чем там дело закончилось? Шпионка она? Точно?
   Контрразведчик сначала было нахмурился, потом заперхал от сдерживаемого смеха, а потом заржал в открытую.
   - Да, уж! Шпионка! Резидент вражеской разведсети, твою мать! Знаешь, сколько я времени убил, а? Следил за ней, людьми обставил... А у нее просто был триппер! А любовник ее, из БАО хлопец, который ее в столовку-то и протолкнул в обход медкомиссии, как узнал про это, так и стал ей угрожать разоблачением. Вот она на всех зверем-то и косилась! Конечно, только устроилась к сытному котлу, а ее отсюда метлой! Да уж, Витя, подколол ты меня! Надо мной весь отдел в дивизии тогда ржал. Я же их о ходе разработки-то информировал... Я тебе это, брат, не забуду. Я тебе связь с японской разведкой еще устрою, только попадись мне на карандаш!
   Да-а, дела! А я-то думал, что на самом деле врага рассмотреть удалось... Но - что не деется, все к лучшему! А Серега что-то мозги мне пудрит, не иначе. Откуда бы у него на груди новенький орден "Боевого Красного Знамени" появился, а? Не хочет говорить - ну и не надо. А вот меня лечить - точно не надо, что-то я тогда почувствовал ведь...

***

   В общем, 25 мая 1943 года, как и приказывали, мы с Васей-Васильком бодро процокали подковками по бетонке подмосковного аэродрома и еле успели догнать полуторку, идущую в Москву. Успели, в общем.
   Дома, в студии, помытые, накормленные и довольные жизнью, мы благосклонно слушали пана Анатоля.
   - ...уже все прибыли. Ровно двенадцать человек. Грызут гранит науки, изучают машину, щупают ее. На конвейере еще три самолета стоят, так они во все щели лезут. В общем - хорошие парни. Молодые все, но уже все с орденами, а как же! Девчонки из КБ повеселели, так и порскают в цех! Любимое дело теперь - что-нибудь на опытный завод оттащить и с летчиками позубоскалить...
   - А командира группы я и видел-то лишь один раз. Серьезный такой мужик. Лицо и руки с ожогами, три ордена. Такой нахмуренный всегда, суровый... Тебя, Виктор, очень ждет...
   - Ну, ждет, значит - дождется! Вот только завтра Звезду получу - и в Контору, с личным составом знакомиться! Ты, пан Анатоль, мои хромовые сапоги еще не пропил? Не пропил - это хорошо! Тащи их сюда, чистить буду, к завтрашнему дню готовиться...
   А завтра - хотите - верьте, хотите - нет, но запомнилось мне немногое. Сам себе удивляюсь - вроде держался всегда, фыркал на награды, считал суетой. А тут, как самому Звезду получать, так и расчувствовался, сердчишко-то и заколотилось, а голова циркуль пошел... Все же не каждый день я Звезду Героя с орденом Ленина получаю, не привык еще.
   В общем, что бы вас не разочаровать своим сбивчивым и бестолковым рассказом, сошлюсь лучше на любимый миллионами советских граждан орган Советов депутатов трудящихся СССР, славную газету "Известия".
   "Вручение орденов и медалей СССР.
   Председатель Президиума Верховного Совета Украинской ССР тов. М.С. Гречиха..."
   - ...да-да-да! Вот так, вот! Я и сам думал, что вручать награды будет знакомый всем попаданцам родной "всесоюзный староста", дедушка М. И. Калинин, ан - нет! Какой-то Гречиха! Дедушка уже, наверное, старенький и больной, а этот лоб, тов. М.С. Гречиха, - здоровый. Да еще и безработный, поскольку, как известно, Украинская ССР еще оккупирована немцами, и делать этому Гречухе абсолютно нечего, только вот награды вручать! Шел бы лучше работать в Центральный штаб партизанского движения, что ли.
   ...так вот, упомянутый "...тов. М.С. Гречиха вручил вчера ордена и медали награжденным.
   Орден Ленина и медаль "Золотая Звезда" вместе с Грамотой о присвоении звания Героя Советского Союза вручаются гвардии старшим лейтенантам В.А. Орехову и А.Н. Пономаренко... "
   Я когда подошел в назначенное время к Штабу ВВС, автобус уже стоял. Несколько офицеров, в том числе и знакомый полковник, курили, смеялись и громко разговаривали перед открытыми дверями транспортного средства. Там нас, летунов, которым будут вручать награды (не только Героя я имею в виду, а и другие ордена), наскоро познакомили, какой-то адъютант зачитал список награжденных, мы все крикнули "Здесь!", загрузились и поехали...
   "...капитану В.М. Туровцеву..."
   Я дежурно улыбнулся М.С. Гречихе, потряс его за щупальце, забрал свою грамоту, коробку и пошел на свое место.
   "Ордена и медали за отличное выполнение заданий правительства и военного командования были вручены так же... "
   Красивая грамота, и коробка какая хорошая! Я уже не говорю про Звезду... Я невольно опять покосился себе на грудь... Честно говоря, я то и дело это делал - и вольно, и невольно... Эх, что поделать? Слаб человек... И я слаб, несмотря на то, что сделан из стали высшей пробы. Или высшей пробы - это золото? Ладно - из нержавеющей стали... Как Верный Дровосек. Опять меня куда-то не туда понесло. Так, внимание!
   "Тов. М.С. (Мирон Сидорович? Мыкола Степаныч?) Гречиха после вручения орденов и медалей обратился к награжденным с краткой речью... "
   Поскольку М.С. Гречиха ничего нового не сказал, а начал цитировать первомайский приказ товарища Сталина и призывать нас сломать хребет фашисткой армии убийц и разбойников, слушать я его перестал, а стал думать, что еще купить на стол...
   "В заключение тов. М.С. Гречиха сердечно поздравил получивших награды товарищей и пожелал им полного успеха в выполнении своего долга на полях сражений и на трудовом фронте".
   Все! Аплодисменты, нас приглашают в соседний зал, где накрыты столы. Шампанское, водка, коньяк... - коньяк, конечно, - икра, балык... Помню, читал в мемуарах генерал-лейтенанта графа Игнатьева, что лейб-гвардейцы на парадах в Царском селе закусывали коньяк осетровым балыком... закусил... нормально. Эх, взял - и закусил еще и икрой! Все, хватит! Нужно трезвым добраться до студии, а то Илья Лисов, вон, на полном серьезе ведь предупреждает, - как попадет в Кремль на вручение наград, так и напьется в сисю... То со своим друганом - Леней Брежневым, то с диверсантом Судоплатовым, а то - и вообще с каким-то подозрительным типом: с тов. М.С. Гречихой из ВС УкрССР...
   После Кремля автобус вновь нас подвез к Штабу ВВС и тут уж вояки завернули пьянку посерьезнее. Еле убежал. Благо - мне было куда бежать. А остальных ребят, этих бедных овечек, мне пришлось бросить на растерзание штабных пьяниц.
   По пути в студию мне удалось кое-что купить на стол. А так, в основном, стол был уже накрыт и народ ждал только меня. И вот я пришел, сверкая новой Звездой... Эх, сопьюсь ведь я здесь! Пора завязывать...

***

   Завязывать - не завязывать, а прекратить злоупотреблять и водку пьянствовать - уже пора.
   Пора заниматься делом. Времени почти не осталось. Ведь, насколько я помню, бои на Курской дуге должны начаться 5-го июля... А мы к этому времени должны быть уже там, разместиться, создать и отладить базу, облетать район, определить места для площадок подскока, наладить взаимодействие с соседями, да мало ли чего еще. Голова кругом идет.
   А тут мне еще не давала спокойно спать проблема с вооружением "третьяка". Понимаете, когда уж слишком много вариантов, это тоже не есть гут, ибо... Ибо - глаза разбегутся, и сделается косоглазие... Ага!
   А еще личный состав группы! Мама! Роди меня обратно! Кстати, для него - личного состава, естественно, я подготовил и отшлифовал чудесный информационный пакет по новому истребителю, его особенностям, боевому применению и прочим вкусностям. Пакет самораспаковывался через двое-трое суток после установки, и уже тогда воспринимался как что-то свое, родное... Только дума иногда посещала казака - а что же я раньше-то таким дураком был, а?
   В общем, вот с этого, самого главного, на мой взгляд, с установки новым членам группы информационных пакетов я и начал.
   Подполковник Степанов, командир формируемой группы и наш, стало быть, отец-командир, где-то еще мыкался по штабам, выколачивая для нас финансы и всякие материально-технические ценности, а так же - средства транспорта и сапоги, техсостав и пишущую машинку, да и многое-многое другое, о чем я даже и говорить не хочу от испуга, что подполковник вспомнит про своего зама и пошлет меня в набег на склады и хранилища ГСМ. Бр-р-р, не хочу... Так вот, мыкался подполковник, я ему не был еще даже и представлен. А вот на ребят из группы я уже посмотрел. Хорошие ребята, боевые и способные...
   Способные довести меня до преждевременной седины с одновременным выпадением всех волос, заикания и идиотизма.
   Они так насели на меня, считая, наверное, что именно я и рождал в муках, прямо здесь - на конвейере, в цехе опытного завода, - новый истребитель, с просьбами все-все-все тут же, сразу, рассказать и показать, что я несколько опешил. Да-а, меня все считают наглым и нетактичным, а уж это племя младое и незнакомое... Эти племенные бычки еще похлеще меня будут.
   - Так, товарищи воздушные бойцы... Как будем выполнять требования Устава?
   Пока товарищи воздушные бойцы в непонятках крутили головами, пытаясь разобраться, что же от них хочет этот незнакомый капитан со Звездой Героя на груди, я продолжал -
   - Кто тут старший? Порядком кто заведует, я спрашиваю? Что за птичий базар? А ну, в одну шеренгу становись! Смирно! Вольно...
   - Слушать меня внимательно! У нас хронически не хватает времени на подготовку и сколачивание боевой группы для вылета на фронт. Чем раньше мы дадим заключение по новому истребителю, подготовим предложения по его боевому применению, проверим машину в бою - тем быстрее авиапромышленность поставит его в серию, тем скорее новый истребитель поступит в боевые полки... А быстрейшее перевооружение этих полков на новую, замечательную технику, вот эти самые истребители, которые вы здесь видите - означает дополнительные сотни сбитых фашистских самолетов, десятки, да что там - сотни тысяч спасенных от бомбежек и воздушных атак наших солдат и офицеров, гражданских жителей. Поэтому, с этой самой минуты, все будет посвящено одному - должному овладению новым истребителем, формированию пар и звеньев, отработке слетанности и взаимопонимания и подготовке к тяжелым боям... А они, товарищи, уже ждут нас впереди.
   Поэтому - я сейчас с вами познакомлюсь, лично с каждым, поговорим по паре минут, в глаза вам посмотрю, расскажу, кто я такой и что здесь делаю... А потом - учиться, учиться и учиться... Учиться воевать настоящим образом! Разойдись! Можно оправиться и покурить.
   А потом я за вас возьмусь...
   Настоящим образом!
  

Глава 13.

   ...И началась каторга! Ну, вообще-то, рисуюсь я... выделываюсь несколько. Тяжело было - это да! Но не каторга, конечно, - не может любимое дело быть каторгой. Началась трудная, но интересная боевая работа.
   После того, как я поговорил с пилотами и потихонечку поставил им информпакеты по "третьяку", мне стало более-менее понятно, кто есть who в нашей особой авиагруппе. Хороших ребят подобрали нам в Штабе ВВС, боевых, опытных. У всех были сбитые, кое-кто и сам был сбит в бою. Да это я не в укор, наоборот, я считаю, что когда тебе по носу дадут и юшку пустят - это здорово мозги прочищает и адреналинчику в кровь добавляет. До звона в ушах! Опыт это дает, здоровой осторожности прибавляет и боевой злости.
   Особо я в мозги ребятам не лез - и времени на это недостаточно было, и не люблю я это мозголомство, да и необходимости нет... Так, попытался определить лидеров в группе. У мужиков ведь как? Как двое соберутся - так иерархическая лестница и начинает строиться... А без этого никак! Ведь главное дело мужчины - это бой, война, в крайнем случае - охота, которую тоже можно рассматривать как вариацию боя... А там, в бою, требуется четкая структура в группе ли, в подразделении ли. Властная вертикаль и единоначалие. Право одного командовать и посылать людей на смерть. Вот такие лидеры, пусть сейчас и скрытые, мне и были нужны. Тут ошибаться нельзя, слишком высока цена ошибки...
   Когда я закончил собеседование со своей группой, я пригласил к дальнейшему разговору отобранную тройку летчиков, а остальных отпустил к самолетам.
   - Ну, что, товарищи? Давайте познакомимся поближе... Сначала о себе... Как вы, наверное, краем уха уже слышали - Туровцев Виктор Михайлович... Что капитан - сами видите. Начинал воевать на Калининском фронте, потом - Сталинград. Там, в сентябре, первый сбитый... Тогда же, в первом, считай, бою, сбили и меня. Ранение, госпиталь, само собой... Крови литра два потерял. Но появилась злость, азарт появился. Потом пошло-поехало. Бои, победы. В общем - к январю 43-го у меня уже десять сбитых было, поставили меня комэском. Потом наш полк перебросили на Южный фронт. Там дрались над станицей Крымской... Слышали, наверное? Ага! Там, на Кубани, еще семь сбитых, и вот - буквально позавчера, что ли, - еще одного месса в командировке встретил.
   - Да, а в свое время у меня хватило наглости написать главному конструктору генерал-майору Яковлеву письмо о создании для нас, фронтовых летчиков, истребителя для завоевания господства в воздухе... - летчики оживленно завозились и стали переглядываться, - да-да! Именно так! Мечталось о такой машине, которая даст даже средне подготовленному летчику возможность на равных драться с фашистами. Надоело провожать глазами мессера, когда они от нас на высоту или в пике уходят... А товарищ Яковлев и так, без моего напоминания, этот истребитель уже проектировать начал. Ну, - и меня к нему, значит, на помощь направили... Не то в испытатели, не то в советчики. Так я тут, в ОКБ, и появился. Кое-что нам удалось - и вот, вы его видите! Наш "Як-3", "третьяк", как мы его тут между собой зовем. Поверьте - это будет лучший истребитель всей войны. Лучший в мире истребитель! Прошу любить и жаловать! А также - прошу осваивать и овладевать! Чтобы завтра-послезавтра лететь на нем в бой! Все ясно, товарищи? Вот так-то...
   Теперь давайте о вас. Ну, кто самый смелый? Начинайте.
   Ребята переглянулись, и самый смелый начал. Храбрецом оказался старший лейтенант Кузьмичев. Так, воевать начал с августа 42-го... боевых вылетов... сбитых - шесть! Это хорошо. Командир звена - это отлично! Вот командиром звена мы тебя и назначим.
   Второй - старший лейтенант Невский. Ого! Не Александр? Нет - Федор. Тоже ничего - у Феди, между прочим, на груди два ордена...
   Третий - капитан Извольский, Кирилл. Из дворян, что ли? Кто отец? Точно - из дворянской офицерской семьи. Отец, еще в Гражданскую, твердо встал на сторону большевиков. Сын ни о чем другом, кроме как о военной карьере, и не мечтал. А тут еще и авиация! Наш человек! Пять сбитых, два ордена. Точно - наш! Пойдешь на первое звено. Правда, надо еще с командиром, подполковником Степановым, посоветоваться и доложить ему свои предложения. Хотя, я думаю, что он будет доверять своему заму по боевой...
   В общем, поговорили, познакомились... Попросил их присматриваться к летчикам, поговорить с ними, выяснить - у кого к чему душа лежит, кто что предпочитает? На каких высотах вел бои? Как стреляет? Есть ли "фирменные" приемчики? И какие?
   Отпустил ребят, поручив капитану Извольскому, до создания штаба авиагруппы, подготовить таблицу плановых полетов на неделю. И понеслось-поехало...
   А с подполковником Степановым удалось познакомиться прямо на следующий день. Произошло это так...
   Я на спарке-"семерке" проводил вылеты с летчиками группы, чтобы посмотреть уровень их пилотажа и мастерства. В целом - все было весьма неплохо. Мой Вася крутился на старте. Вдруг он передал, что прибыл командир группы и ищет меня. Ну, что делать? Приказал летчику идти на посадку...
   На земле передал своих опытному летчику-испытателю из Конторы, он их еще погоняет по особенностям третьяка, а сам, скинул парашют, и как был - в комбинезоне и в шлемофоне, порысил в помещение, отведенное на аэродроме для нашей группы.
   - Товарищ подполковник...
   - Не надо рапорта, капитан! Давайте знакомиться - Степанов, Иван Артемович!
   - Туровцев, Виктор Михайлович!
   Крепкое рукопожатие, глаза в глаза. На лице и на руке - ожоги. А взгляд ничего - твердый, волевой... И ум недюжинный проглядывает... Думаю - сработаемся!
   - Ну, Виктор Михайлович, что тут вами уже сделано?
   Однако! Резко подполковник салазки загибает! Я же только вчера прибыл и познакомился с людьми. Но - что делать! Сам же ведь талдычил, что времени абсолютно нет.
   Я кратко проинформировал командира о сделанном, подобранных кандидатах на командные должности, предполагаемой разбивке летчиков по звеньям, наметкам по программе обучения...
   Подполковник Степанов слушал молча, что-то помечая у себя в большом, потрепанном блокноте.
   - Хорошо... Что еще нужно, Виктор Михайлович?
   - Товарищ подпол...
   - Виктор Михайлович, мы же договорились... Сейчас у нас деловой разговор, важный разговор - что же мы козырять и щелкать каблуками-то все время будем? Дойдет еще дело до официоза, дойдет! Так что нужно?
   - Нужно формировать свои службы, Иван Артемович! Штаб нужен, инженерная служба, вооруженцы, снабженцы, связисты. Не могу я летчиков на решение всех этих вопросов отвлекать. Яковлевское ОКБ, конечно, помогает, но - не их это дело, и не смогут они в полной мере заменить всех нужных нам специалистов. И нужно нам отсюда, из Конторы, уходить. Уходить на свой аэродром. Сейчас - только полеты, пилотаж, слетанность, стрельба. Все остальное - пока побоку, не до него... Может, подсесть нам к какому-нибудь полку ПВО Москвы, а? Сейчас не 41-й, угрозы воздушного нападения на Москву, считай, что и нет. Так - один разведчик в неделю пролетит, а пэвэошники за ним полками гоняются... А так, если бы Штаб ВВС дал команду нам помочь, пока мы мясом не обрастем, мы могли бы сосредоточиться на главном - на боевой подготовке. Так я мыслю.
   - Правильно мыслите... И я так думаю, и уже кое-что нащупал, кое-что подготовил. Думаю, через пару дней снимемся мы отсюда и перелетим в Подмосковье, на один тихий и спокойный аэродром. Настолько тихий, что принято решение полк, который там стоял, расформировать. Вот мы его службами и воспользуемся. Я сегодня туда выезжаю. Послезавтра прилечу на истребителе за вами - будьте готовы к перелету!
   - Есть быть готовым к перелету, товарищ подполковник!
   Степанов покосился на меня, но ничего не сказал. Потом перебрал поданные мной документы по штатам и сказал: "Что наметили - то и делайте! Уверен, что вы не ошиблись. Оформите приказом - как вернусь, так и подпишу. На новый аэродром сядем авиагруппой "Молния", а не стаей грачей! Ну, до встречи!"

***

   На день перелета было назначено много дел. Во-первых - митинг. Не смейтесь, митинг - дело хорошее. Если он к месту, и если ими не злоупотреблять по каждому мелкому поводу. Да и люди здесь к такой форме работы с массами привыкли. Потом - киносъемка. То ли Яковлев, то ли еще кто, не знаю, пробили приезд на аэродром группы кинодокументалистов. Дело нужное, я думаю. Страна должна знать своих героев! Нет, серьезно! Вылет с фирмы Яковлева группы новых истребителей на фронтовые испытания - это, братцы мои, определенный и весьма значимый рубеж. Или этап. А может - и старт. Чему-то.
   Вот только, как тут быть с секретностью? Ну, это дело тех инстанций, которые и принимали решение о киносъемке, не так ли? Может, они этот сюжет только в сентябре в выпуск "Союзкиножурнала" поставят? Когда немцы и так уже отлично о нас знать будут. По рубцам на своей шкуре. Я надеюсь...
   Значит, подведем итоги... Митинг, съемка, оркестр, напутственное слово, ответ от нас... Какая-нибудь клятва? А зачем, у нас есть присяга. Обязательство? У нас одно обязательство - бить смертным боем фашистов, пока они не кончатся... А если сказать, что перечислим оклады и премии за сбитых на создание именного самолета для лучшего бойца группы? А может, не группы, а фронта? Это надо обдумать, посоветоваться. Вот, кстати, у нас и замполит появился. Да еще и летающий! Это совсем хорошо. А то я не очень понимаю тех политработников, которые пламенно призывают летчиков бить фашистов, не щадя своей жизни, а сами же не вылезают с аэродрома, километрах в 20-30 от линии фронта. У штурмовиков правильно сделали - все политработники полкового и эскадрильного уровня ежемесячно летают на боевые задания стрелками. Это здорово оживляет политическую работу, уж поверьте! И дерьмо на этих должностях не держится, враз улетает, как пыль из-под винта! В общем, поручил я замполиту обдумать этот вопрос и порешать с кем надо детали. Если идею примут, в общем и целом.
   Командирам звеньев, естественно, задача - должным образом использовать зубной порошок, гуталин, и чистящую пасту. Что бы летчики в строю сверкали и горели блеском орденов, медных пуговиц и пряжек, сияли черным великолепием сапог. Так, вот... И сам попал под очарование этого армейского военно-полевого сумасшествия и показухи... Скоро прикажу траву красить зеленкой и небо синькой из пульверизаторов обрызгивать! Позор приспособленцу и очковтирателю Туровцеву! Нет, не так! Да здравствует попаданец Тур, стойко сопротивляющийся тяге к очковтирательству. А блестящий внешний вид - так это требование Устава, ребятушки... Устав читать надо! Как там нам в армии старшина говорил? "О, воин, службою живущий! Читай Устав на сон грядущий. И утром, ото сна восстав, читай усиленно Устав!"
   ...А тем временем - часы свое оттикали, время прошло, и наступил день отлета. День, когда наша группа станет настоящей, самостоятельной боевой частью.
   День был отличный - теплый, солнечный. Мягкий ветерок развевал флаги, установленные на флагштоках аэродрома и на ангарах еще к Первомаю, и, как всегда, еще не снятые... До октябрьских праздников висеть будут, не иначе... А то я не знаю...
   Вместо трибуны к рулежке подогнали грузовик, наскоро декорировали его красным материалом. В кузове радиотехники Конторы установили микрофон, сзади к грузовику поставили ящики, чтобы начальство могло бы вскарабкаться. Рядом с грузовиком тихо вздыхал басом геликон и мягко стучал большой барабан. Это разогревался оркестр. Для киношников немного сбоку поставили еще один грузовик. С него, как с площадки, они будут снимать и трибуну, и участников митинга, и стоящие чуть сбоку истребители. Я им посоветовал взять у аэродромных пожарку с лестницей, и посадить оператора на самый верх. Киношники посмотрели на меня прозрачными глазами, пожевали губами, но на верхотуру не полезли. У-у-у, приземленный народ! А вот вторую мою идею - оператору взлететь пораньше на спарке и отснять общие планы с нашей группой в воздухе, они приняли с восторгом и тут же договорились об этом с местным аэродромным начальством.
   В девять тридцать над аэродромом появился истребитель подполковника Степанова. Он зарулил на площадку, поставил свой истребитель в строй третьяков, и, надев фуражку, нашел меня взглядом.
   - Ну, Виктор Михайлович! Во-первых, здравствуй! Во-вторых, поздравляю тебя с этим праздничным для нас днем! А в-третьих... показывай, что вы тут натворили?
   Я повел его к линейке истребителей. Эх, хорошо-то как! Просто здорово! Новенькие, сияющие лаком, в непривычно-красивой серо-голубой камуфляжной окраске "кубиками", с молниями, продуманными и нарисованными Толей Рощиным, "Яки" смотрелись великолепно!
   - Да-а, красота! Впечатляет, надо сказать... Красивый получился самолет, удачный. Эх, жаль-то как, что я за всей этой суетой еще на нем не слетал!
   - Ничего, Иван Артемович! Вот перелетим на новый аэродром, там и слетаете, какие ваши годы.
   - Это верно... - подполковник ласково похлопал "Як" по капоту, - красавец, право слово! А мой который?
   - А ваш - еще на заводе... Как и мой, впрочем.
   - А почему, Виктор Михайлович? - заинтересовался подполковник Степанов.
   - Ну - ваш-то понятно. Вам пока не до него было, стало быть, вы и получите самолет в числе последних, когда будете готовы летать. - Подполковник крякнул, но ничего не сказал.
   - А мой... Тут такое дело, Иван Артемович. Разговор у меня был с генералом Яковлевым... Насчет вооружения третьяков. Определяли чего и сколько... А тут оказалось, что одно КБ, забыл я его номер, Нудельман там еще конструктором... В общем - у них на выходе 23 мм авиапушка оказалась. Чуть ли ни в два раза легче, чем ВЯ, и отдача у нее снижена. А то ВЯ нам уже крепление на двух моторах поломала - срывает отдачей напрочь! Как будто не металл, а картон какой!
   - Ну-ну, - заинтересовался Степанов.
   - Ну, я и обрадовался - уж больно я покрупнее калибр хочу, мало мне 20 мм, а 37 - наоборот, чересчур для меня много. Вот я и жду - когда эти пушки в ОКБ подвезут. Поставят их на оставшиеся четыре истребителя - тогда уж я себе и выберу один из них.
   - Вот как! Ну, вам виднее, Виктор Михайлович! Однако, пойдемте-ка к летчикам, а то они волнуются уже, что это начальство тут в одиночку обсуждает? Давайте, Виктор Михайлович, командуйте, а я отстану немного...
   - Группа-а, равняйсь! Сми-и-ирна!
   Я отдал рапорт, подполковник его принял и обернулся к летчикам в строю.
   - Здравствуйте, товарищи!
   - Здав... жел... тащ... полк!
   - Вольно-о... Эк, какими вы франтами стоите, товарищи красвоенлеты! Любо-дорого посмотреть! Все девки ваши будут!
   - Так уже, тащ подполковник, вон, обратите внимание на девчонок в первом ряду - у многих глаза-то заплаканные...
   - Ну, рысаки, ничего не скажешь... Слабо ты их гонял, Виктор Михалыч, если они у тебя еще на девчонок глядеть могли, слабо!
   - Нормально, товарищ подполковник, я им немножко сил для сегодняшнего перелета оставил. А там, на новом месте, я у них всю оставшуюся кровь-то и выпью! - я обратил к строю свою фирменную улыбку а ля граф Дракула. Раздался задушенный стон.
   - Ладно, циркачи! Отставить представление! Вон - начальство пожаловало.
   - Смир-р-р-но, равнение - на...
   Митинг покатился по наезженной колее. Яковлев, в парадном генеральском мундире, сиял, как жених на деревенской свадьбе. Около него, с постоянной улыбкой на губах, стоял Синельщиков. На грузовик вскарабкались какие-то незнакомые военно-воздушные генералы.
   Дирижер взмахнул рукой - четко и слаженно ударил "Авиационный марш".
   "Все выше, выше и выше-е-е
   Стремим мы полет наших птиц..."
   Застрекотала кинокамера.
   - Дорогие товарищи! Разрешите митинг, посвященный началу войсковых испытаний изделия И-30, считать открытым! Ура, товарищи!
   Мы радостно заорали "Ура!!!"
   Маленькое облачко, на минуту скрывшее солнце, уплыло по своим небесным делам, и всю стоянку вновь залило солнечным светом. Самоварным золотом зажглись трубы оркестра. Одобрительно хлопнули на ветру стяги. Митинг набирал обороты...
  

Глава 14.

   Аэродром, на который мы перелетели, мне понравился. Был он километрах в сорока от Москвы, но рядом с хорошей шоссейной дорогой в столицу. Недалеко была и железная дорога, так что со снабжением и переброской необходимых грузов вроде бы проблем не будет.
   Место было тихое и красивое. Рядом - лес, луга и речка. Воздух - м-м-м! - лесной, земляничный!
   Летный состав полка ПВО Москвы уже улетел на своих машинах, большей частью откочевали и наземные службы. В наше распоряжение был оставлен необходимый и разумный минимум наземного обслуживающего персонала.
   Кроме того, на следующий день, транспортным самолетом на аэродром были доставлены шестеро техников, один оружейник, один специалист по винтам изменяемого шага, один радиомастер. Это Яковлев поделился. Ведь те техники, которые остались от полка ПВО, наших машин не знали. Их надо было учить и учить. А пока - хоть на подхвате будут. Все конторским полегче. А они, конторские, будут с нами весь период войсковых испытаний. Самолет доставил так же несколько авиационных моторов, наиболее расхожие запчасти. Потом, железной дорогой, доставят плоскости, узлы шасси, воздушные винты, капоты и прочий необходимый ассортимент для ремонта той или иной степени сложности. А то, как я слышал в одном штурмовом полку шуточную песенку, бывают такие пилоты и такие посадки, что:
   Прилетели - мягко сели!
   Высылайте запчастя -
   Шасси, дутик, винт с мотором,
   Фюзеляж и плоскостя!
   Надеюсь - тьфу-тьфу-тьфу, у нас до такого не дойдет!
   А завтра у нас, по плану, стрельбы...

***

   Наша особая авиагруппа, конечно, не дивизия по численности, даже и не полк. По штатному расписанию в группе три звена - двенадцать летчиков, и звено управления - летающие командир, замкомандира по боевой и замполит. Итого получается пятнадцать летчиков в строю. Но это в идеале. В реальной боевой обстановке будет, скорее всего так - два звена в воздухе, одно - в боевой готовности на земле. Заместитель по боевой, естественно, с теми, кто в воздухе. А вы как думали? Или с ними комполка, а я - с дежурным звеном на земле. Все равно - они меняются в течение дня. Одни - в небо, другие - на отдых. И в случае необходимости - летят на усиление. Тогда мы все пятнадцать в небе.
   А пятнадцать новейших истребителей "Як-3" - это, я вам скажу, что-то! Это очень весомо. Вот только нам надо научиться как можно лучше использовать все возможности, которые дает летчику новая машина. Вот и учимся.
   Сегодня стрельбы. Насколько я помню, даже "Як-3" с одной пушкой и двумя пулеметами УБС имел весьма весомый секундный залп. Что же тогда говорить про трехпушечный истребитель, да еще - если одна из пушек имеет калибр 37 мм? Вот то-то и оно! Приятно, черт побери, понимать, что попадания твоих четырех-пяти снарядов хватит, чтобы наверняка сбить истребитель, а один 37 мм снаряд вообще разнесет вражеский самолет в клочья! Как говорится - капля никотина наповал убивает лошадь, а хомячка - вообще разрывает на куски!
   Но, чтобы получить такой результат - нужна лишь одна-единственная малость. Одно, но непременное, условие. Нужно попасть! Причем - не случайно, заполошно поливая противника снарядами на расплав ствола, а точно дозированной, в 6-8 снарядов, очередью, точно нацеленной в точно выбранное место - в мотор, а еще лучше - в кабину вражеского самолета.
   Мы довольно долгое время просидели с командирами звеньев, тасуя летчиков и "виртуально" пересаживая их с одного истребителя на другой. С 37 мм на 20, скажем. Или наоборот. Многое должны были подсказать нам воздушные стрельбы и стрельба по наземным мишеням.
   Поскольку самолета, чтобы таскать конус, у нас не было, решили начать со стрельбы по земле. Подобрали поле в качестве полигона, попросили у пехоты тягач и оттащили на это поле несколько разбитых немецких машин, ржавеющих еще с нашего контрнаступления под Москвой. Отправили на самопальный полигон полуторку с солдатами в оцепление, двумя офицерами для подсчета попаданий и радиосвязи. Я со звеньями сразу не полетел. Была у меня одна задумка... Так капитану Извольскому и сказал - ты, мол, командуй, а я буду попозже, встречай... Но Кирилл, по-моему, прохлопал намек ушами. Ну, что ж! Дело его. На войне, как говорится, а ля херр!
   Меры безопасности, коридор захода на цель, высоту и скорость мы оговорили, я еще раз потребовал от "звеньевых", чтобы они довели эти требования до остальных летчиков, и отпустил птенцов на свободу.
   На следующий день первым в сторону полигона ушел замполит. Он будет висеть в воздухе, и осуществлять функции диспетчера и надзирателя. Через несколько минут после него в воздух поднялось первое звено. Рутинное колесо стрельб по наземным целям завертелось...
   - Ну, Вася, давай! Поиграем в войнушку! Убрать колодки! Взлет...
   Мы с Василием, соблюдая полное радиомолчание, от солнца, стали подкрадываться к самолетам, выполняющим учебные стрельбы. Замполит о проверке бдительности знал и спокойно отошел с нашего пути, заняв безопасное место в стороне.
   Я молча качнул Василию крылом. Он качнул в ответ.
   "Атака!"
   А ведь у них полный БК, просквозила по единственной извилине от фуражки мысль, как бы ни пальнули со страху-то! Ничего! Мы с Васей так просвистим, что пока они поймут, почему в штанах мокро, нас уже и видно не будет!
   Так оно, в общем-то, и получилось. Эфир взорвался матом, растерянными криками и беспомощными командами. Выскочив на безопасную высоту, я отдал приказ прекратить словесный понос и доложить, что произошло.
   Скрипя зубами, Киря Извольский доложил, что его звено только что было атаковано парой неизвестных истребителей, напоминающих по силуэту самолеты "Як-3", бортовые номера 7 и 11. Правильно, между прочим, опыт не пропьешь! Именно - 7 и 11!
   - Поздравляю вас, воздушные бойцы! Только что смерть вырвала из ваших рядов двух летчиков. На ужин Извольскому достанется лишняя порция горчицы, мать вашу, истребители вы хреновы! Столпились, все на землю загляделись! Девок на пляже рассматривали? Ладно - остальное на земле. Продолжать стрельбы! Кирилл, командуй... Мы с Васей последние.
   Думаю, особенного удовлетворения от проведенных стрельб у ребят не было. Да и результаты я бы ошеломляющими не назвал бы. Взволновали мы с Васей ребят, задрожали ручонки-то! Отвыкли от фронтовой оглядки пацаны. А ведь, как писали на одном из форумов игры - "Летчик смотрит вперед только когда стреляет"... Мысль, конечно, не бесспорная, гиперболизированная, плакатная, но... В целом - оно где-то так и есть. Или, по крайней мере, близко к этому. На фронт ведь готовимся, ничего, что сейчас в тылу. Да, мессер сюда не залетит, а вот Ю-88 - запросто! А тут у летчиков особой авиагруппы такие курортные настроения! Это не дело, товарищи!
   - Это не дело, товарищи! - закончил я разнос. - Вы что-то уж больно легко забыли о своих фронтовых навыках. А ведь нам дней через десять-двенадцать туда, на фронт! Я требую - наша учеба - это ваша боевая деятельность! Буду жестко, даже жестоко, вас проверять. Летчику допустимо будет получить лишь одно замечание. Второго не будет. Будет отчисление из группы. Мне не нужны живые трупы в авиагруппе. Сбитые немцы, да, нужны! А своих я терять не собираюсь. Вы забыли, что стоит за итогами войсковых испытаний? Так я вам напомню - решение о серийном производстве истребителя "Як-3"! И мне не нужны итоговые данные - сбито 30 вражеских самолетов при 10-ти потерянных своих! Это не тот счет! Только "в сухую!" В сухую - и никак иначе! Всем ясно? Разойдись!
   А стрелков на 37 мм пушки мы отобрали. И слетали потом к соседям, постреляли там по конусу. Хорошо, в общем и целом, постреляли. В заданные мною нормативы уложились. И мы с Васей в том числе.

***

   А тут - радость пришла в наш кишлак! ОКБ завершило последние самолеты для нас, и на наш аэродром прислали самолет за перегонщиками. Надо ли говорить, что Васю я оставил тренироваться, а сам с еще тремя опытными пилотами отправился в яковлевскую Контору.
   - Ну, Иван Архипович, не темни! Какой истребитель ты мне подготовил, рассказывай!
   - Да что ж, Витя! Что тут готовить? Оне и так один в один, как яйца у курочки!
   - Архипыч, ты меня не зли! Какие еще там "яйца"... Курочка в гнезде, а яичко, сам понимаешь, в ...! Я человек болезненный, измученный "Нарзаном". Со мной шутить так нельзя! А ну, колись! Который?
   - Эх, грехи мои тяжкие... Вот этот, Витя, вот этот - пятнадцатый, стало быть! Это уж Толя Рощин нас надоумил. У тебя такой номер на фронте ведь был? Ага! Ну и сейчас, значит, будет. Вот, владей! Машина - загляденье! Мы с Кузьмичом все сами проследили, все сами на ощупь проверили. Бери, Витя, на доброе дело, на святое дело - бери!
   Старик неожиданно всхлипнул.
   - Ну, ну... Иван Архипович, не надо... Что ты! Тут радоваться надо - какое оружие ты сделал! А ты - в слезы... - я обнял старика, похлопывая его по спине. Вылупившимся на нас рабочим и летчикам я сделал страшные глаза.
   - Прими, Иван Архипович, от нас земной поклон! - я снял пилотку и низко поклонился. - Выковал ты для нас оружие, эту небесную молнию, а теперь и передаешь ее в руки внуков Пе... кх-м-м, в руки твоих внуков, в общем. Обещаю тебе, старик, что не посрамим мы славы русского оружия... не посрамим. Спасибо вам всем, товарищи! Теперь - ждите от нас известий с фронта!

***

   Ну, что сказать? "Як" был великолепен! Пока мы мчались к себе на аэродром, я летел и наслаждался чувством полета на новой замечательной боевой машине. Чуткий, легкий, послушный руке летчика. Готовый бросить меня как из пращи в небо или, метеором, к земле! Да-а, дождался ты, Виктор, чуда. Исполнилась твоя мечта! Теперь - скорее бы на фронт.
   Скоро - не скоро, а почти все, что наметили, было выполнено. Последние дни шла шлифовка новых навыков, закрепление новых тактических приемов. А вот их перечень очень значительно расширился! Новый истребитель позволял делать такие вещи, что фашистские асы, знай они об этом, срочно бы стали подавать рапорты о переводе их в рейх, на западный фронт. И подальше от вероятности встретить "Як-3" в воздухе...
   Последним, как я и предполагал, новую машину закончил осваивать комполка. В последние дни подполковнику Степанову удалось завершить все организационные дела. Наша отдельная авиагруппа нарастила на летный костяк еще и немного "мяса". У нас появился небольшой, но весьма эффективно действующий штаб, необходимые службы, даже с кормежкой наладилось. Каким-то чудом к котлу встал шеф-повар одного из ленинградских ресторанов, до этого долгое время работавший на пассажирском флоте. Готовил он просто замечательно. А вот официанток решили не набирать. Что мы, сами себе тарелку супа не нальем, что ли? А притащить на стоянку термосы с обедом солдаты помогут. Слишком нас мало для полноценной столовки, не до роскоши сейчас...
   Так вот, комполка... Самолет он, конечно, освоил, но вот навыки летчика-истребителя у него были значительно ослаблены. Да и прежние ранения не прошли для подполковника Степанова даром. Сначала я просто немного удивлялся, а потом... Потом стал понимать, что тут что-то не так. Миндальничать и деликатничать в таком деле нельзя. Тут любой ошибке цена одна - чья-то жизнь.
   Пришлось тактично просканировать комполка. Оказалось, что страшного, может, ничего и нет, но и приятного - тоже мало.
   Подполковник Степанов потерял цветоощущение. Проще говоря - он стал дальтоником. В результате ранений или ожогов своих - я не знаю. Да и неважно это. Летать и даже вести воздушный бой он, наверное, сможет, но - нужно ли это? Тут есть определенная опасность и для него, и для людей, летящих с ним в одном строю. Что делать - я не знал, и решил пока все эти сомнения отложить. До фронта. До боевой практики. Посмотрим, как там пойдет. Может, командиру особо часто и летать-то не придется? А то начну я кричать, и не только карьеру могу ему поломать, но и жизнь тоже. Подождем, посмотрим... Не горит, чай. Есть, кому вести звенья, есть зам командира по боевой работе. Справимся, я надеюсь.
   А нам пора получать летные карты, прокладывать маршрут на Курск и готовиться к перелету на новое место службы.
   Труба зовет!
  
   Т.Т. Хрюкин, в описываемое время - генерал-майор авиации, командующий 8-й воздушной армии.
  
   ЗАП - запасной авиационный полк, часть, где летчиков переучивали, тренировали и готовили к боевым действиям в составе линейных авиаполков на фронте.
   НШ - принятое в армии сокращение для обозначения начальника штаба.
   БАО - батальон аэродромного обслуживания. Воинская часть, придаваемая боевой авиачасти, и обслуживающая ее (строительство и поддержание в порядке ВПП, охрана, грузоперевозки, материально-техническое обеспечение, питание, банно-прачечные услуги и т.д.)
   ЗА, ИА - зенитная артиллерия, истребительная авиация.
   Дутик - хвостовое колесо самолета.
   ПНШ - помощник начальника штаба.
   Шестаков, Еремин - в описываемое время командиры истребительных полков, талантливые воздушные бойцы, руководители и летчики-новаторы.
   А. Покрышкин - будущий Маршал авиации, трижды ГСС, командир истребительной дивизии, теоретик и практик воздушного боя. И еще какой практик!
   РП - руководитель полетов.
   ВНОС - служба воздушного наблюдения, оповещения и связи, призванная обнаруживать, сопровождать воздушные цели противника и информировать о них наши авиачасти.
   ЛБС - линия боевого соприкосновения, проще говоря - линия фронта.
   ЦУ- ценное указание, армейский жаргон.
   УТЦ - учебно-тренировочный центр.
   АЭ - авиационная эскадрилья.
   Реальное базирование сил немецкой авиации в декабре 1942 года
   Выдержки из подлинного, собственноручно написанного генералом Хрюкиным, приказа от 13 сентября 1942 года.
   ВЯ - авиапушка конструкторов Волкова и Ярцева, 23 мм, очень удачное и надежное оружие.
   Реальный факт.
   Командный пункт.
   Abschuss - жаргонное выражение фашистских летчиков-истребителей. Можно перевести как "Сбит!", "Готов!"
   Драже, содержащее амфетамин. Выдавалось летчикам, подводникам, некоторым другим категориям военнослужащих как стимулирующее средство.
   ЛТХ - летно-технические характеристики самолета.
   Мухин Ю.И. Асы и пропаганда. Дутые победы Люфтваффе -- М. Яуза, Эксмо, стр. 134
  
   7-й Гв.ШАП - реальная боевая часть, воевавшая в это время и почти в этом месте. См. мемуары В. Емельяненко В военном воздухе суровом.
   В. Емельяненко, - реальное лицо, известный в 4-ой ВА боевой летчик-штурмовик, Герой Советского Союза.
   Разводящий - половник (армейский жаргон).
   СМЕРШ (Смерть шпионам!)- с апреля 1943 года такое название было дано органам военной контрразведки. Как говорят - самим Сталиным.
   Имеется в виду усиленный, так называемый "ворошиловский" завтрак в летных училищах.
   Аэронавигационные огни самолета.
   Конструкторское бюро.
   "Эмиль" - бытовое, жаргонное обозначение "Мессершмитта-109Е" разных модификаций. Далее, для справки: "Мессершмитт-109F" - "Фридрих", G - "Густав", - K - "Курфюрст".
   В случае гибели ТБ-3 погибало до 11 членов экипажа (в зависимости от модели и специализации самолета).
   ОКБ-115 - опытно-конструкторское бюро А.С. Яковлева в Москве.
   Пуантилизм - направление в живописи. Манера письма точечным или прямоугольным мазком. Получается нечто вроде мозаики.
   Борсалино - известная итальянская фирма, выпускающая модные мужские шляпы с середины 19-го века.
   "Известия" N 111 от 13 мая 1943г.
   Намеренно измененная фраза стихотворения Я. Смелякова "Хорошая девочка Лида"
   ШМАС - школа младших авиационных специалистов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 5.19*63  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"