Торвин зачерпнул ложкой хорошую порцию каши и отправил ее в рот. Это действовало весьма успокоительно, - зрелище такого вот здорового поглощения пищи. Рийк тоже наполнил свою ложку и, помедлив, отправил в рот. Вкус был незнакомый, но приятный; разве что, пожалуй, излишне сладковатый.
- ...так что, считай, тебе повезло.
Торвин собрал остатки кушанья по краям тарелки и с видимым удовольствием проглотил. Плеснул себе в кружку темно-красного напитка из стоящего перед ним кувшина и с тем же удовольствием залпом выпил.
- Мне предложили тоже остаться здесь. Но ты же понимаешь, у меня другие планы...
Рийк открыл было рот - добавить что-то... или возразить... но так и не промолвил ни слова. Зачем-то поднес ко рту пустую ложку, потом опустил ее обратно в тарелку.
- Так что, парень, тебе придется подождать. Я думаю, у меня будет возможность навестить тебя... через некоторое время.
Отодвинув от себя опустошенную посудину, Торвин со звоном бросил в нее ложку и в упор взглянул на Рийка. Тот опустил глаза и подчеркнуто старательно принялся есть моментально потерявшую всякий вкус кашу.
- Я ухожу завтра утром, - объявил Торвин, и Рийк почувствовал, что тот так и не отводит от него взгляда. Не поднимая глаз от тарелки, он кивнул.
- Я тут должен еще кое-что...
Рийк кивнул снова.
Раздался звук отодвигаемого табурета, и Торвин вышел из хижины. Мелодично зазвенев, закачались пустотелые трубки неизвестного Рийку высушенного растения, подвешенные в проеме двери.
Рийк тоже отодвинул тарелку. Ему захотелось тоже резко встать и выйти, но сначала надо было дотянуться до прислоненных к стене костылей, подняться на одной ноге, опираясь на стол, затем заправить костыли под мышки и лишь потом, перебрасывая ставшее незнакомо тяжелым тело, медленно, стараясь не побеспокоить забинтованный обрубок, начать движение в нужном направлении.
Рийк чуть не застонал вслух, представив себе всю последовательность этих действий, без которых он теперь не мог сдвинуться с места. Вставать расхотелось, и он принялся механически выскребать из тарелки остатки каши.
Снова раздался перезвон трубок, и в хижину вошла маленькая согнутая старушка с гладко зачесанными и туго стянутыми в хвостик седыми волосами.
- А, Рейже, ну, как сегодня твоя спина? - поприветствовал ее Рийк.
Старушка взглянула на него широко расставленными слезящимися глазками, для чего ей пришлось повернуться боком и забавно вывернуть шею.
- Спина? А и ничего себе спина! - весело объявила она. - А и просто чудо, что за спина! Это же какое развлечение на старости лет: ляжешь пузом кверху - и катайся туда-сюда, знай пяткой толкайся!
Рийк вежливо улыбнулся, - эту шутку он слыхал уже много раз.
- А и ладно, крива - да крепка, - опять же традиционно заключила старушка, собирая со стола грязную посуду. Составив ее стопочкой на лавке, она отправилась в дальний угол и там забренчала какой-то утварью. Рийк пару минут посидел, уперев локти в стол, потом решительно потянулся за костылями.
Вскоре он уже потихоньку выбрался из хижины и заковылял по широкой тропе, ведущей в рощу. Добравшись до знакомой полянки, он привалился спиной к одному из деревьев, бросил костыли и медленно сполз на землю. Упав в траву, он смотрел в серо-голубое небо, пока не задремал.
Разбудила его какая-то оголтело засвистевшая в ветвях дерева пичуга.
Рийк открыл глаза и почувствовал, что озяб. Из-за неловкой позы затекла поясница, и он, кряхтя, уселся и принялся растирать ее кулаками.
- А и просто чудо, что за спина! - сообщил он сам себе. - А и просто мечта, а не спина... а и не в пример, скажем так, ноге.
Опять же не без помощи древесного ствола, он поднялся и отправился в обратный путь.
Рейже в хижине уже не было, зато в ней обнаружилось сразу два гостя. Один из них сидел за столом, второй пристроился на лежанке. Того, что на лежанке, Рийк знал: это был Болоха, большой мастер по изготовлению всяческих охотничьих капканов, силков и прочих ловушек. А вот второго, - молодого парня с добела выцветшими волосами и густыми черными бровями на узком скуластом лице, - он видел в первый раз.
Вошедшего Рийка оба поприветствовали традиционно для этих мест: коснувшись раскрытой ладонью лба и затем развернув руку ладонью вперед. Едва не выронив костыль, Рийк повторил приветственный жест и уселся на лавку напротив незнакомца. Образовалась недолгая пауза, во время которой Болоха сидел с абсолютно скучающим видом, а молодой исподтишка разглядывал Рийка. Рта не раскрывали ни тот, ни другой. В ответ Рийк скрестил руки на груди и принялся так же молча демонстративно разглядывать пришедших. Молодой смутился и уставился куда-то к угол, а Болоха являл собой прямо-таки образец невозмутимости.
- Болоха, - обратился к нему Рийк. - Ты не представил своего друга. Может, у него все-таки есть имя?
- Зурчан, - торопливо сообщил молодой, для пущей убедительности похлопав себя ладонью по груди. - Меня зовут - Зурчан.
- Вот и отлично, - одобрил Рийк . - А меня - Рийк.
Молодой быстро закивал головой, знаю, мол. Болоха же наконец тоже соизволил открыть рот.
- Твой друг собирается уходить, - сказал он. - Ты, конечно, останешься?
- Ну что ты, Болоха, - поспешил разуверить Рийк. - Я непременно пойду с ним! Я побегу впереди, разведывая дорогу... и еще понесу все вещи.
Зурчан удивленно вскинул на него глаза и неуверенно улыбнулся. А Болоха басовито хохотнул, - местные жители любили шутки, даже самые немудрящие. Впрочем, все их шутки и были весьма немудрящими, что с завидным постоянством демонстрировала хотя бы та же Рейже.
- Так что ты хотел сказать, Болоха? Я тебя слушаю. У тебя ко мне какое-то дело? - Рийк двумя руками устроил культю поудобнее на лавке.
- Дело? Ну, в общем, конечно же, дело. Дело такое: мне нужен помощник. Сам понимаешь, силки часто ломаются... заказов много... и вообще... А вот этот юнец, - Болоха кивнул на неловко заерзавшего Зурчана, - собрался идти с твоим... с Торвином.
- Он мне сам предложил! - оправдываясь, вставил молодой.
- Вот-вот, предложил. И этот герой теперь готов бежать на край света... а я остаюсь без помощника. Мне одному не справиться. А свободных мужчин нет. Дочка мне помогает, Элья, но у нее руки слабые, женские, ни струну натянуть, ни зубовик выправить не может как следует. Девчонка!
Он пренебрежительно махнул рукой.
-Ты хочешь, чтобы я... - начал Рийк.
- Вот именно - чтобы ты. Руки у тебя хорошие, мужские, рабочие руки. Я вижу. Да и сидеть тебе без дела... Небось, тоже ведь не сладко?
Рийк согласно кивнул головой.
- Ну вот... Жить я тебя возьму к себе. Прямо в мастерской и селись. Там у меня тепло, светло... места хватит, выгородим тебе угол, обустроишься понемножку. Ну что, согласен, что ли?
- Я приду к тебе сегодня вечером, хорошо? Я приду, и мы еще поговорим.
Болоха удовлетворенно кивнул. Все правильно, серьезные вопросы не решаются за пару минут. Он встал, за ним поднялся и заметно повеселевший Зурчан. Попрощавшись, гости вышли.
... Торвин ушел под проливным дождем.
Вернее, они ушли: Торвин и Зурчан. Никакой необходимости уходить в непогодь не было, но в этом был весь Торвин - железный и непререкаемый, - раз решил отправляться в этот день, значит, так тому и быть. Без вариантов.
Так и запомнил Рийк эту картину: мутный дрожащий пейзаж, залитый бесконечными потоками дождевой воды из низких серых туч, раскисшая вдрызг дорога, и по ее обочине удаляются две фигуры с заплечными мешками.
Хорошо, что идет дождь, подумал Рийк, стоя на пороге хижины, из которой он так еще и не переселился к Болохе. Лицо его было мокрым, но оно и должно было быть мокрым - от дождевых брызг, которые он не вытирал, опираясь на костыли. Хорошо, что дождь, потому что никто не глядит в его, Рийка, мокрое лицо, - что он чувствует сейчас, этот несчастный калека? И еще хорошо потому, что, пожалуй, как-то не так уж хочется идти сейчас рядом с теми, уходящими, оскальзываясь в липкой грязи и ощущая, как струйки воды стекают с волос и затекают за воротник куртки...
Рийк вздрогнул, отер лицо рукавом и, неловко развернувшись, вернулся в хижину.
В этот же день Болоха закончил в своей мастерской перегородку, отделяющую рабочее пространство от жилого угла Рийка. Там была установлена удобная высокая лежанка, трехногий столик, что-то типа шкафчика с широкими полками, завешенными вместо дверок плотными циновками, и два массивных табурета, перекочевавших сюда из болохиной кухни, для которой тот как раз закончил мастерить новую мебель..
Переселяясь на новое место жительства, Рийк обнаружил в его обустройстве явное участие женской руки: судя по тому, как и чем была застелена лежанка, а также по появлению на столе немудрящей салфеточки. Супругу Болохи, могучую суровую Кельгиму, трудно было представить в роли хозяюшки, украшающей скудный быт примака, следовательно, это было дело рук его дочери и помощницы, Эльи.
Элья откровенно обрадовалась появлению в доме нового компаньона отца, - с Зурчаном они отчего-то не слишком ладили.
Рийк хозяйскую дочку видел только мельком, и она ему не понравилась: приземистая, коротконогая, и при этом не широкая в кости, что было бы естественно, а тощая, вернее, плоская, - с широкой спиной, но совершенно безгрудая. Лица же ее Рийк и вовсе не запомнил, только румянец, заливший при их встрече не только щеки, но и лоб.
В первый же день новоселья Рийка посетила женщина, которая неизменно вызывала у него чувство какого-то инстинктивного страха, - та, что его оперировала. Понимая, с одной стороны, что она спасла ему жизнь, с другой стороны, он не мог не сомневаться, - а нельзя ли было ногу все же спасти.
Отэнн вошла в тот момент, когда Рийк лежал на постели, глядя в потолок, размышляя о своей дальнейшей судьбе. Она, эта судьба, представлялась ему сейчас весьма незавидной. Появление Отэнн было неожиданным. Он засуетился, сел, зачем-то потянулся за костылями. Она властно остановила его:
- Зачем ты встаешь? Не надо. Я на минутку.
И только после этого поприветствовала его привычным жестом. Он ответил. Отэнн пододвинула к себе табурет, села. Внимательно осмотрела импровизированное жилище. Одобрила:
- Что ж, молодец Болоха. Все ладно. Живи.
Рийк кивнул головой, мол, да, ладно и жить буду. А что, собственно говоря, ему еще оставалось после того, как эта женщина, не моргнув глазом, оттяпала ему ногу? Рийк вдруг подумал, что лежал перед ней абсолютно голым, и смутился. Ему показалось, что он покраснел, и он заслонился ладонью, сделав вид, что зачесалась щека.
Отэнн мимолетно чему-то улыбнулась, и Рийку показалось, что она прочитала его мысли. Он смутился еще больше, но руку убрал и взглянул ей прямо в лицо. Улыбки уже не было, а было только выражение спокойной деловой озабоченности.
- Холодно здесь не будет. Скорее, наоборот, - определила Отэнн. Она поднялась и снова жестом остановила заторопившегося - встать и проводить - Рийка.
- Я не ухожу еще, - объяснила она и подошла вплотную к его лежанке. - Дай-ка я посмотрю, - она кивнула на забинтованную культю.
Рийк неуверенно принялся сматывать тряпки.
- Подожди, - Отэнн мягко отвела его руки и взялась за дело сама. Движения ее были быстрые, точные и уверенные, и Рийку вспомнился Закройщик, - та же ловкость и точность, и ощущение, что руки будут делать все сами, даже если их владелец закроет глаза.
Когда повязка была восстановлена, Отэнн сказала:
- Тебе будет с этим, - она кивнула на бинты, - помогать Элья. Она умеет. Она и мне помогала... тогда... с тобой.
И она тоже, смятенно подумал Рийк, похоже, на меня голого любовались все женщины этого селения... интересно, Рейже тогда тоже приковыляла полюбопытствовать?..
... Зубовик получился кривоватым, но вполне рабочим. Рийк немного полюбовался на дело своих рук, потом, подозвав Болоху, показал ему.
- Ну! - отреагировал мастер.
Это "ну", очевидно, должно было означать - "можешь же!". Или "другое дело!". Или, к примеру, "нормально". Во всяком случае, одобрение в этом самом "ну" звучало точно, и Рийк был доволен.
- Ужинать, - скомандовал Болоха.
Они долго плескались во дворе, смывая честный трудовой пот, смешавшийся с мелкой древесной стружкой, и каменной пылью, и волокнами крепи, и ржавыми брызгами пропитки. Утеревшись полотенцем, которое жесткостью своей успешно могло бы соперничать с циновкой, они отправились на кухню.
Посреди стола уже стояла большая миска, полная кусков холодного вареного мяса. В доме Болохи - наверное, единственного во всем селении - мясо водилось всегда, так как за свои орудия он брал натурой. Элья у шкафа брякала посудой, Кельгима куда-то вышла. Мужчины сели за стол. Девушка тут же поставила им тарелки, рядом положила двузубые вилки. Потом на столе появилась еще одна миска - с тушеными овощами. Наконец, в кухню вошла Кельгима, - принесла от соседей свежие булки. Сама она была не мастерица печь хлеб, поэтому он входил в число той натуры, которой взимались долги.
Началась трапеза.
Болоха ел жадно, шумно, обсыпая рубаху крошками. Кельгима не отставала от него. Элья тоже не отличалась аккуратностью, но чужого человека стеснялась и ела не торопясь и бесшумно, часто исподтишка взглядывая на Рийка. Разговаривать за едой было не принято, нарушать это правило мог только хозяин дома, когда на него нападала словоохотливость. Остальные слушали, но обычно помалкивали.
Покончив с едой, следовало, если позволяет погода, выйти во двор и там отдыхать. Отдыхать, что значило - делать, что угодно: прохаживаться, сидеть, лежать (Болоха частенько заваливался прямо в траву) в течение пятнадцати - двадцати минут. Только после этого к столу, - или прямо во двор, - подавалось питье. Горячее или холодное, неважно. Рийк никак не мог привыкнуть к такому порядку, хотелось запивать проглатываемые куски, но это воспринималось, как нелепая странность, и Рийк смирился. Вскоре он уже не без удовольствия посиживал после еды на лавочке под деревом, ожидая, когда Кельгима вынесет деревянный поднос с фруктовым напитком или позовет в кухню, если питье горячее.
Сегодня сеялся мелкий дождик, из дома выходить никому не хотелось, семья осталась в кухне, но Рийк все же отправился во двор. Он медленно, потихоньку переставляя костыли, кружил по замкнутому пространству. В чем причина того, что ему не хотелось оставаться в кругу болохиной семьи, ему самому было уже понятно. Причина крылась в Элье. Рийк испытывал все большее неудобство в ее присутствии, - она была явно неравнодушна к нему: бесконечно краснела, путалась в словах, когда он обращался к ней с какой-нибудь просьбой или вопросом, и смотрела на него таким откровенно обожающим взором, которого Рийк просто не мог выдержать. Он стал избегать общества девушки, хотя и понимал, что этим не только обижает ее, но и, возможно, оскорбляет ее родителей. Давшим, между прочим, ему приют.
Все чаще он думал, что это было одним из пунктов плана практичного Болохи: приветить пришлого калеку, привязать его к себе, дав жилье и работу, а заодно - пристроить неказистую дочку. Мужчин в селении маловато, и очень уж маловероятно, чтобы кто-то из молодых, да и немолодых тоже, польстился на девицу, столь мало оделенную женскими прелестями. А ему, одноногому чужаку, к лицу ли куражиться?
Рийком все чаще овладевало чувство тягостной безысходности, - чуть ли не как тогда, на лестнице. А ведь не так уж плохо здесь жилось: свободно, спокойно, сытно. Еще несколько месяцев назад он, наверное, многое бы отдал за такое житье... хотя что ему было отдавать? Ногу?
Интересно, где сейчас Торвин? Далеко ли ушагали они с этим, его, Рийка, предшественником? Рийку пришло в голову, что Зурчан отправился с Торвином только чтобы избежать перспективы союза с Эльей. А что? Очень может быть. Правда, отношения у них, вроде бы, были не очень... Ну, да против Болохи, да еще в совокупности с Кельгимой, очень-то не пойдешь. Итак, Зурчан улизнул, оставив, так сказать, себе замену. Которая по причине убогости не сбежит. Чудесно!
Рийк услышал шаги и обернулся. Элья, с кружкой фруктового напитка в руке. Протягивает кружку, а взгляд - как у побитой... Рийк ободряюще улыбнулся, и девушка сразу расцвела, заговорила:
- Отец сказал, у тебя уже хорошо получается... Это очень хорошо! Зурчан, я помню, гораздо дольше учился, но он не очень-то и старался, все хотел пойти в охотники, да его не брали...
- Меня, пожалуй, тоже не возьмут в охотники... - Рийк словно бы засомневался. - Или все-таки могут взять?
- Да нет, ты что, это невозможно, куда же ты без... - бурно запротестовала было Элья, и осеклась. - Ты опять шутишь... вечно ты... а я...
Она в тысячный раз покраснела, ткнула ему в руку кружку, расплескав едва ли не половину, и почти бегом вернулась в кухню...