Михалыч читал Бунина. Второй выходной кряду, с одним перерывом на время трансляции футбольного матча. Пиво и сигареты были предусмотрительно размещены на нижней полке журнального столика. Телефон молчал - жена перед отъездом на дачу успела предупредить всех подруг и просто приятельниц, что, дескать, уходит от своего и вообще подает на развод. Попутно узнала у Людмил Ванны рецепт засолки каких-то совершенно особенных огурчиков (на листочке с записью так и обозначено "Огурчики особенные"), а у Галюси выяснила подробности личной жизни людмилванниной дочери, собравшейся вступить во второй брак (о втором разговоре никаких письменных свидетельств оставлено не было). Попутно пожалела всех замужних женщин, вздохнула с притворным облегчением: "Ну, хоть детей нет, хватило ума..." и осведомилась: "А ты Людмилваннины огурчики пробовала? Ну и как?" Ответа на этот вопрос Михалыч так и не узнал. Впрочем, этот вопрос и не трепетал, как только что пойманная рыба в садке. В отличие от прочих. Михалыч знал слово "депрессия", но не вполне понимал, что оно обозначает. Думалось - что-то сродни похмелью, только, наверное, еще хуже, потому как ни от пива, ни от рассола не легчает.
С друзьями Михалыча жена боролась с тем же упорством, что и с тараканами. До полной победы. То есть пока не извела и тех, и других. Так что и телефон молчал, и посоветоваться было не с кем. От идеи позвонить Таньке, старшей дочери, Михалыч отказался сразу же - яблочко от яблони. Насчет меньшой, Ольки, поколебался - она, конечно, посочувствует... но в конце концов станет на сторону матери, было ведь уже, и не раз. Шевельнулась странная, как яблочный червь, прописавшийся в гамбургере, мыслишка: а ведь имена-то у дочек прям из "Евгения Онегина"! Михалыч и сам не помнил, как оказался у книжной полки, снял с нее томик Бунина (почему Бунина?.. вопрос без ответа), смахнул пыль, прочихался и...
Михалыч читал. И ему казалось: если бы Бунин жил сегодня, то непременно написал о нем, Иване Михалыче Подобине, слесаре-инструментальщике с тридцатилетним непрерывным стажем. Написал бы о позднем разочаровании в семейной жизни. Приукрасил бы, конечно... ну, например, придумал бы ему, Подобину Ивану Михайловичу, молодую любовницу, похожую на Алинку из бухгалтерии. И ясно было бы, что из-за нее, из-за Алинки... то есть из-за молодой любовницы, которую придумал великий писатель, от героя, то есть, от Ивана Михайловича, ушла жена. Ну не рассказывать же, в самом деле, что у Михалыча позавчера в троллейбусе сперли аванс. Нет, Михалыч не был пьян, просто немножко обмыл - даже не с приятелями, нет. Так, выпил пару кружек пива в баре, который с немалой выгодой взял в аренду у завода пустующее помещение. Пара кружек - это ж так, даже не разминка. Ну, разве что на жаре... Жена разозлилась, начала талдычить что-то там насчет последней капли. Помнится, лет двадцать тому назад требовала клятвенных заверений, что Михалыч больше капли в рот не возьмет. Теперь-то все больше - про последнюю каплю, переполнившую чашу ее терпения. Михалычу живо представилось: капли, полновесные такие, будто бы свинцом налитые, срываются с края чаши и бьют его точнехонько в темечко. Одна за другой, одна за другой... пытка!
Михалыч не оправдывался. Не хотел Валюху подзадоривать. Тем более что выходные она собиралась провести на даче. Вот и уехала. Разве что на прощание напомнила:
- Паспорт свой найди, придурошный. В понедельник в загс поедем, разводиться.
- В понедельник в загсе выходной, - проявил осведомленность Михалыч. Два месяца назад Ольку замуж выдавали. А на память Михалыч никогда не жаловался. Да, из года в год забывал поздравить Валюху с днем свадьбы... ну так дату же помнил! А если поднапрячься, мог даже день знакомства назвать. Ну да, двадцатое октября. Днем раньше Ваня Подобин устроился на завод, а в этот день впервые пришел в столовку, поварихой в которой была Валечка... Ой, а Валюха на его фамилии останется или свою девичью возьмет? Помнится, она просто мечтала избавиться от отцовской фамилии, в школе, видите ли, дразнили. Велика беда! Но Валюха может сделать трагедию из чего угодно. Даже над сериалом нет-нет да всплакнет. Впечатлительная, да. Но до бунинских героинь ей - как супу из бомж-пакетика до свежего борща... А борщ Валюха варит знатный, этого у нее не отнять...
Если бы Михалыч умел складно подгонять друг к другу слова, он бы мог рассказать о своей семейной жизни витиевато, с выдумкой. А мог бы и попросту, как было на самом деле. И тогда спросил бы читателя: как должен чувствовать себя крепко-накрепко связанный человек? Части тела сначала немеют, потом отмирают и превращаешься ты в бревно, лежащее на диване перед телевизором. А ведь, шутка ли сказать, многих баб бревно в качестве супруга вполне устраивает: вот он, родной-благоверный, не у любовницы, не с корешами где-нибудь квасит, а лежит себе чинно, присмотрен, обихожен. И та, которая обихаживает бревно, неизмеримо выше в глазах приятельниц, нежели одинокая, которая поливает слезами фикусы.
Тридцать лет назад Валюха поймала его в капкан. Приманкой были борщ и жареная картошка. Много и мужику надо? Потом крепко связала будущим ребенком и на трамвае отвезла в загс. Штамп в паспорте - путы для мужчины... наверное, всего лишь непутевого, ну уж никак не беспутного. Разве беспутный включился бы с таким азартом в благоустройство... жена верила, что - гнезда, но его чутье подсказывало - клетки? И мечталось: вот родится Иван Иваныч, будет с кем на рыбалку, на футбол... Родилась плаксивая Танька, большая любительница нарядов. А потом - тихоня Олька, которую всегда обижали в школе. Думалось - вот будет внук, тогда... Танька родила Валюху. Это значит - все по новой.
За тридцать лет Валюха-старшая трижды подавала на развод. В первый раз - еще до рождения Ольки, когда вдруг решила, что жизнь у нее неправильная, потому как свадьба была неправильная. Кто ж в загс - да на трамвае? Вот Галюсю в загс доставил кортеж из пяти машин, сто человек на свадьбе два дня гуляли, при таком размахе и семейная жизнь будет - полная чаша... Тогда слова "полная чаша" понимались Валюхой только в одном смысле - материальное благополучие. Нужно было прожить еще двадцать пять лет и пережить еще одну попытку развода, чтобы полной стала чаша терпения. Вторая попытка приключилась тогда, когда Валюха решила закрепить за собой бабушкину жилплощадь. Ага, раскатала губы! Бабушка Валюху прописать отказалась наотрез, квартиру отдала любимому внучку, Валюхиному двоюродному братцу... вот уж кто шалопай и алкаш, а вся Валюхина родня ему, Ваньке Подобину, по жизни глаза колола!
И все двинулось по накатанной: профилактическая ссора раз в неделю, крупная - раз в месяц. Когда пошла мода на гороскопы, Валюха объявила, что Дева (это она-то - дева?) не может рассчитывать на благополучный брак с Тельцом. Спасибо, Козерогом не обозвала! Михалыч предполагал, что не один его аванс осел в карманах всяких знахарок: сначала Валюха решила отвратить его, Михалыча, от выпивки, потом ей вдруг втемяшилось (не иначе как кто-то из бабок подсуетился с рекламой), что на Танечке венец безбрачия. Танечка в это время благополучно встречалась на съемной квартире со своим Данечкой. Ну а Михалыч, само собой, проводил одинокие вечера в компании полторашки пива и пары сушеных вобл...
Очень кстати вспомнилось! Чуть было не плюхнул на стол пустую бутылку. Суеверие, конечно, но по такой жизни - чем черт не шутит? Смахнул в ведро обглоданные останки воблы. Новая бутылка, новая вобла, новая страница... пока что - книжки. А может, и в жизни открыть, как это говорится, новую страницу?
Валюха вернулась воскресным вечером. В одной руке ведро с огурцами, в другой - пакет со специями. Принюхалась (Михалыч предусмотрительно убрал визуальные следы приятного времяпрепровождения). Помолчала многозначительно. А потом:
- Ты машину починил?
- За какие, мать, шиши?
- А это не мои проблемы, не я аванс профукала. Как хочешь, но на трамвае я разводиться не поеду!
И жили они долго и счастливо. Потому что сердобольный автослесарь при Валюхе посоветовал сдать Михалычев "Жигуль" в металлолом и не отрекся от своих слов даже за бутылку.
Альманах "Орловский край", 10/2011