Каждая дверь и решетка, каждый замок и засов лязгали смачно, отрывисто. Гриня подумал, что конвоиры - это просто обслуживающий персонал замков и дверей. Наверное, у завода специально требовали, чтобы лязг был громкий, властный и обвиняющий. И без лязга заказ не приняли бы совсем. Комиссия стояла, внимательно слушала и кивала головами. А заводской мастер гордо демонстрировал, каких великолепных звуков достигли в цеху: клац, дррямб, лязг, клац, дррямб, лязг...
Конвоир запер последнюю дверь и железная музыка прекратилась. Грине вернули телефон, ключи, документы и бумажник. Остались ли в бумажнике деньги, он проверять не стал. Вдел ремень в джинсы, а шнурки просто сунул в карман. Молча ожидавший инспектор взял его жесткими пальцами за локоть и повел по коридорам. У двери с номером тринадцать он остановился и пропустил Гриню в кабинет. Навстречу вскочила заплаканная мама.
- Значит так, гражданин Григорий Свечкин. - Инспектор говорил негромко, с долгими паузами, время от времени поднимая на Гриню тяжелый взгляд. С каждой фразой он перекладывал листок из левой пачки в правую, пробегая глазами содержание очередного документа. - Десять месяцев назад вас уличили в приеме наркотиков впервые. Три дня назад вы были доставлены к нам в состоянии наркотического опьянения. Вторично. И в первом, и во втором случае концентрация наркотического вещества в вашей крови была превышена разрешенного минимума. Вы знаете, какое наказание предусмотрено за повторное превышение? Вы осознаете серьезность вашего деяния?
В ответ на сверлящий взгляд Гриня только уныло кивнул. На маму он не смотрел.
- Вам положено отбыть от года до трех лет исправительных работ. - При этих словах мама не выдержала, вскрикнула и запричитала с подвыванием, зажимая рот платком. Инспектор продолжил перебор бумаг. - Учитывая ваши характеристики с места учебы. Характеристики по месту жительства. Отсутствие приводов и прочих криминальных наклонностей. Принимая во внимание низкую тяжесть наркомании в первом и втором случаях. Принято решение ограничиться одним годом исправительных работ условно. Разъяснять требуется? Вот и хорошо. Благодари мать, скотина, если бы не она, всю трешку мотал бы уже. Подпиши здесь и здесь. Пошел вон. До свидания, госпожа Свечкина. Сочувствую вам, но большего сделать не могу. Советую проучить парня как следует и не давать ему спуска. У него остался последний шанс.
И прихлопнул ладонью дело Грини.
Они молча дошли до проходной, молча пересекли дворик, заставленный черно-желтыми "осами" Департамента наркоконтроля. И оказались на шумной и слякотной весенней улице. Слабенькое солнце превратило город в бледно-желтые, грязные декорации. Но после трех дней, проведенных в "обезьяннике", Грине все казалось ослепительно ярким и прекрасным, как в детстве. Вот только мама шла рядом совсем не такая, как тогда. Она все еще прижимала платок к губам, но глаза ее были сухие. В отличие от сына, она глядела под ноги. И молчала. Лишь время от времени легко касалась его локтя. Друг на друга они не смотрели. Так и добрались до дома.
Мама сразу ушла на кухню. Гриня послонялся по квартире, по-новому глядя на их скромное, но ухоженное жилище. Они все так говорили - жилище, нора, хата, берлога. Даже иногда - пещера или, как Сашка про свою многолюдную семью - стойбище. А домом называли редко, разве что сумасшедшим. Вздохнув, Гриня отправился на кухню. Сел на единственный крепкий табурет, сунул ладони меж колен и ссутулился.
- Мам... Мама, ну, прости меня... Я случайно попался, правда... Я же не наркоман! Просто так получилось... Я все, больше ни-ни, даже травку и зеленого ничего - совсем ничего не буду принимать... Мам...
Мама грохнула кастрюлей о плиту, ее плечи подрагивали. Она подошла к сыну и прижала к себе его голову. В ее глазах стояли слезы.
- Гриша, Гришенька. Что ж ты делаешь, сынок. Зеленые эти ваши, желтые... Я чуть с ума не сошла, пока тебя отыскала. Брось, Гриша, брось ты эту мерзость! У меня ведь никого больше не осталось, сынок, ты один у меня. Пожалей меня, старую, Гриша, не губи себя.
Мама причитала еще долго, Гриня уже перестал оправдываться и просить прощения. Только вдыхал такой родной и уютный запах и виновато сопел.
Сашка ждал его на скамейке. Он сидел на спинке, поставив боты на единственную уцелевшую перекладину сидения, пил тоник. Время от времени шмыгал покрасневшим носом и пытался теплее устроиться внутри куртки. Заметив друга, он одним глотком допил остатки, смял банку и кинул ее через плечо. Гриня примостился рядом, они вяло потерлись пальцами в рукопожатии. Завели неспешный, по-весеннему промозглый разговор.
- Здорово, Грин. А мы думали, что тебя не выпустят. Замдеканша сказала, что во второй раз мало кого отпускают. Она переживает, ты ведь у нее в любимчиках, перспективный студент и все такое.
- Повезло. Инспектор сказал, что больше не повезет.
Они помолчали. По скверу гуляли немногочисленные прохожие, подставляли бледные улыбающиеся лица вечернему солнцу. Все у них в порядке, наверное, все хорошо. И приговор, равносильный смертельному, вряд ли им грозит.
- Страшно там?
- Страшно было ждать. А в клетке просто мерзко. Нариков-то с уголовными вместе не держат. А все равно херово. Стены, решетки, клопы. Параша. Менты за людей не считают. Ублюдки эти в камере... Курить есть?
- Нету, кончились. Есть одна желтая, новая, 'доброе утро' называется, хочешь?
- Не, Сашка, я теперь даже к траве не притронусь. Ну это все... Я решил новую жизнь начать. Без травы, без химии.
- Че, правда что ли? Да ладно, хоть зелеными-то, по праздникам, а?
- В жопу. Мне хватило. Тебя бы туда на трое суток, посмотрел бы, как ты за зелеными потянешься... Все, Сашк, даже не лезь ко мне с этим, я завязал.
- Ну, смотри. А тут как раз на днях троих с нашего курса замели. На хате взяли, с "хмурым". Случайно - соседи вызывали патруль, а те этажом ошиблись. Двоим - трудовой лагерь, по три года. А третьему - вышак. Почти сразу, только пробы сделали да дело подняли. Вчера кремация была, декан нас гонял. Только мы не пошли, чего мы на кремации не видели.
- Знакомый кто?
- Вроде нет. Так, на лекциях встречались.
- Да нет, я спрашиваю - из наших все в порядке?
- Вроде да. Только тебя уже не ждали, ребята обрадуются. Во! Сегодня же у "Дятлов" в клубе выступление, айда! Как заявишься - все обалдеют. Да и тебе расслабон нужен, после такого-то.
- Пошли. Меня, правда, потряхивает еще.
Они двинулись через сквер. На перекрестке, пока ждали нужного света, их окатил брызгами какой-то урод на красном спорткаре. Все копившееся напряжение последних дней прорвало разом; Гриня зачерпнул горсть мокрой ледяной крупы в сугробчике и широким веером метнул вслед машине. И еще долго бесновался, матерясь и размахивая руками. Сашка в это время, тихо чертыхаясь, пытался оттереть жидкую грязь с одежды. Дождавшись, пока Гриня успокоится, он сказал:
- Повезло тебе, что не попал и вообще не докинул. Это новая машина Кошкина, Марата Ивановича.
- Хмырь Иваныча? Бля... Вот урод. Это ведь из-за него я попал с превышением.
- Серьезно? - Они продолжили путь,
- Ну. Помнишь козу, которую я с клуба увел? Мы к нему в контору за колесами пришли, а он говорит - никаких зеленых нет. И желтого ничего нет. Предложил из красных, не помню, что, одну на двоих. А мы уже под углом были, все по фигу, я и согласился. Попробовать захотел, как оно под красной. Думал, если пополам - в норме удержимся. И взял. Пошли к ней в нору, а ночью ее предки вернулись. Прикинь картину маслом? Она в полной отключке, я в одном гондоне. Папик меня с лестницы спустил, руку чуть не сломал. А на улице патрульная 'оса' забрала.
Они подошли к клубу. На стоянке, среди прочих авто, стояла та самая кроваво-красная машина.
Хозяин красного 'херари' в это время потчевал своего куратора. Они расположились в прозрачной кабинке в трех метрах над полом. Так дилер мог приглядывать за разносчиками, расставленными по залу. Время от времени кто-нибудь из них поднимался, отдавал деньги, расписывался в ведомости, забирал пакетики и рысью спешил доставить их покупателям. Марат Иванович, обычно уважительно именуемый просто Иваныч, а неуважительно - Хмырь Иваныч, всем своим видом демонстрировал довольствие жизнью, делами и собой. Только иногда во взглядах, бросаемых на куратора, мелькало напряжение. Куратор же, обратив к нему мягкое, расслабленное лицо, то безразлично рассматривал развлекающуюся молодежь, то холодно, цепко ощупывал взглядом забегающих курьеров.
- Вижу, дело у вас четко поставлено: учет, приход-расход, все строго. Хорошо товар уходит? Не отвечайте, и так понятно, - куратор пустил густую струю дыма к потолку, к вентиляционной решетке. - А скажите, Марат Иванович, препараты из 'красного' списка у вас часто покупают?
- Андрей Борисович, что ж вы спрашиваете, вы всю отчетность мою наизусть, поди, знаете. Я честный налогоплательщик, мне игры с законом ни к чему. Да, берут время от времени, я клиентам отказать не могу - бизнес. А что там дальше - это уже не мое дело. Это пусть ваше ведомство занимается. Налоги исправно плачу, вовремя, до копеечки. Ревизоры ваши только что проверяли, полный порядок! И предшественник ваш претензий ко мне не имел. Да, кстати, я и взнос планирую сделать, в фонд вашего Департамента, на борьбу с наркоманией среди несовершеннолетних. К чему такие вопросы, Андрей Борисович?
Кошкин склонился над столиком, разливая по бокалам мускат. Предложил гостю, пригубил сам. В кабинку поднялся очередной разносчик, высокий лохматый парень, покосился на куратора и что-то сказал на ухо Иванычу. Тот пожал плечами, достал из чемоданчика пакет, отличавшийся от прочих желтой плотной бумагой и отдал его курьеру. Разносчик черкнул в ведомости, отдал деньги и торопливо ушел. Кошкин картинно развел руками.
- Видите, Андрей Борисович, есть заказ - я продаю. Насильно никого не заставляю, люди совершеннолетние и, как это, дееспособные, да? Желаете узнать, кто покупатель?
Куратор покачал головой.
- Нет, не желаю. Вашими клиентами пусть инспектора и патрульные занимаются. А я занимаюсь - вами. И вашими коллегами. Занимаюсь, между прочим, давно, с первого года легализации. Был свидетелем многих схваток за передел наркорынка, весьма поучительный опыт. Привычки приобрел, очень полезные для службы. К примеру, знаете, на что я обратил внимание, когда принимал дела по вашей конторе? Вы со своим коллегой, Рыжко, хорошо знакомы, не так ли? - Куратор очень внимательно следил за реакцией Кошкина. Дилер старательно изображал вежливый интерес. - Думаю, вам уже известно, что у него просто какая-то сплошная череда неприятностей? В прошлом месяце его перевозчиков задержали на таможне с незадекларированными препаратами из красного и желтого списков. Две недели назад в одном из его офисов случился пожар. А на днях его племянника... случайно... задержали под героином с двумя друзьями. Мальчишке дали три года. И живым ему, скорее всего, не вернуться. Прямо полоса невезения, злой рок даже. Как думаете, Марат Иванович?
- Думаю, что в жизни бывает всякое. Я, Андрей Борисович, человек верующий, воцерковленный, не исключаю, что это ему наказание за грехи. А то и просто случайное совпадение. Кто знает...
Кошкин замолчал. Куратор, не дождавшись продолжения, покивал понимающе.
- Да, вы правы, кто знает... Я всегда удивлялся, какие вы, наркодилеры, смелые люди. И хозяева могут выкинуть вас в любой момент, и наркоман зарезать может, и случайности разные происходят. А вы все работаете, бюджет пополняете, несмотря на риск. Вот отменят легализацию, вы же сразу вне закона окажетесь. Что будете делать, Марат Иванович? И кстати, почему вы сегодня сами на точке? У вас же помощники есть, подручные?
- Отгул взял помощник мой, сын у него родился. А что касается отмены... Все под богом ходим, Андрей Борисович, отменят - там посмотрим. Да и деньги уже не те пошли, не те. Боится народ, ваши же коллеги и чистят без оглядки, совсем нас без клиентов скоро оставите. Как работать в таких условиях?
- Забываете, Марат Иванович, для того легализацию и объявили, чтобы вычистить ваших так называемых 'клиентов'. Не для вашего процветания - для будущего страны. - Куратор поднялся, так и не пригубив вино. - Не буду больше отнимать ваше время, работайте. Думаю, наше неофициальное знакомство состоялось. А для официального - я вас вызову. Всего хорошего.
Кошкин проводил гостя и смотрел из кабинки ему вслед, пока тот не покинул клуб. От встречи остался противный привкус. Вот сволочь, 'я вас вызову'! С таким не договоришься. Или просто цену набивает? Надо срочно навести справки. И доложить хозяевам. Он стал наблюдать броуновское движение внизу, на танцполе и между столиками. Вид беспорядочно двигающихся людей всегда его успокаивал и настраивал на философский лад.
Выступление 'Дятлов' еще не началось. Народ разогревался под монотонный электронный ритм, бесцельно слонялся по залам или веселился за немногочисленными столиками. Сашка высмотрел приятелей и потащил Гриню к ним, удивлять. Половину из них Гриня видел впервые, но уже заметил несколько знакомых лиц.
- Хая! Смотрите, кого привел - восставший из зада, из самой 'осиной' жопы!
На Гриню посыпались приветствия и пошлые подколки. Через несколько минут он облегченно поймал себя на ощущении, что холодный комок внутри понемногу тает. И уже скоро он, привирая и рисуясь, рассказывал о трехдневном заточении, извергах-инспекторах и тюремных нравах. Девчонки под ревнивыми взглядами дружков восторженно переспрашивали и не жалели восхищенных междометий. Разносчик доставил пакет, по кругу пустили таблетки с тиснеными блестящими звездочками. Гриня наотрез отказался, принес из бара литровую бутылку ледяной водки. Уговорил пить соседа слева и начал сразу с полного стакана, по-свински выплеснув остатки сока под стол. Медленно, под одобрительные выкрики, выпил. Запрокидывая голову, чтобы вытряхнуть последние капли, увидел, как в одной из прозрачных кабинок, опоясывающих зал на втором уровне, стоит человек и смотрит в зал. Смотрит прямо на него, Гриню. Он узнал в человеке дилера, Хмырь Иваныча. Не глядя, поставил стакан на столик, промахнулся. Кто-то подсовывал закуску и сок, но он лишь долго, очень долго занюхивал рукавом, пахнущим 'альпийской свежестью'. Человек в кабинке отвернулся от зала и вышел. Гриня набулькал водки в чью-то газированную воду и тут же выпил.
Алкоголь подействовал не сразу. Зато потом быстро взял свое - ноги стали ватными, в голове образовался приятный туман. Голоса зазвучали то слишком громко, то словно издалека. Гриня окончательно расслабился и позволил щекочущему удовольствию наполнить тело. Музыка полностью овладела им и он отдался во власть синтетических звуков. Уже не обращая внимания на соседа, налил, выпил, закусил. Вокруг возникло оживление, это появились 'Дятлы', местные любимцы. Гриня вместе со всеми потянулся к небольшое сцене, на танцпол. При первых звуках он прикрыл глаза и начал покачиваться и подергиваться в такт. Разноцветные, яркие-яркие музыкальные гвозди мягко вколачивались в его мозг, пуская по всему телу волны наслаждения. Калейдоскоп на внутренней поверхности век был не хуже, чем от таблеток. Иногда он смотрел на ломаные позы танцующих в сине-белых стробоскопических пятнах и снова двигался вслепую. Потом он почувствовал чьи-то руки на своих ягодицах и, открывая глаза, на всякий случай сжал пальцы в кулак. Но это оказалась девушка, та, что все предлагала запить водку соком. Он плотно прижал ее к паху, теперь они двигались синхронно. Сколько они так танцевали, он не знал. Пару раз возвращались к столику, она за соком, он за водкой. Потом появился старый приятель Калям, снова пили. Когда исчез Сашка, он не заметил. Мир все чаще рвался на лоскуты, прояснения становились мутнее и случались реже. Последнее, что Гриня ухватил уплывающим сознанием, был очередной долгий поцелуй и гладкий кругляшек, скользнувший с чужого языка ему в рот.
Кровь мерными ударами разбивала черепную коробку. Воздух посвистывал сквозь щель пересохшего рта. Гриня разлепил непослушные веки. Калейдоскоп размытых пятен сложился в четкую картинку не сразу. Он поворочал головой, изучая свое положение в пространстве. И постепенно, знакомыми мелочами, как узелками на веревочке, вытянул воспоминание. Это была квартира Каляма. Калям лежал на полу. Спал, а, может быть, умер. Опознать другие тела в комнате Гриня не смог и не захотел.
В холодильнике нашлась минералка; соленая вода с шипением впитывалась прямо во рту. Бросив опустошенную бутылку на пол, Гриня прошаркал до санузла. В сухой ванне лежал кто-то незнакомый; Гриня засунул голову под струю, стараясь не упасть. Вода смыла мутные ощущения, но лучше он себя не почувствовал. Несколько минут он тупо смотрел, как струя из крана разбрызгивается о ботинки лежащего в ванне тела и стекает по стенкам грязными каплями, потом вышел.
Из-за двери в подъезд доносился шум - озабоченные разговоры и какая-то суета. Гриня хотел посмотреть в глазок, но потом почему-то испугался и решил выглянуть в окно. В спальне, на широкой кровати, его вчерашняя подружка, закатив глаза, ерзала верхом на безучастном голом парне. Рядом, в низком кресле, наоборот, лохматый тип безуспешно пытался пристроить поудобнее отключившуюся девицу. Парня этого Гриня знал, он был подручным Иваныча. Гриня пробрался к окну и сдвинул тяжелую узорчатую штору. Во дворе стояли "осы" - микроавтобус и грузовик с будкой. В этот момент резкой трелью хлестнул дверной звонок. Это пиздец, подумал Гриня, это полный пиздец.
Лохматый все еще суетился со своей любовью. Гриня оторвал шнур от напольного светильника и поудобнее перехватил длинную ножку. Как мог тихо зашел лохматому за спину и примерил под размах массивное основание. Надо, чтобы с первого раза, подумал он.