В день знакомства со Славкой я и не предполагал, какой прекрасный представился случай. Худой невысокий парень совсем не походил на мастера, из каждой встречи с уличной шантрапой разыгрывающего жесткий, зубодробительный спектакль. Обычный хмурый юнец, разочарованный в жизни, день за днем наливающийся злобой к миру. Я помнил много таких. Мусор, негодный материал. Ненависть выжигала их раньше, чем они успевали сделать хоть что-то интересное. Не мой уровень.
Славка оказался не таков. Недоуменно-горестное выражение лица, красный от холода нос, зябкая скрюченность - и я ошибся в возрасте на несколько лет. Я заглянул в его глаза - и увидел шанс. Не мусор - мусорщик. Всего пару часов спустя я убедился в этом. Но сначала мы долго стояли, полируя локтями крашеные черным перила, смотрели на город и говорили. На самом деле, говорил Славка, а я слушал. Красноречивых мизантропов я мог слушать часами.
Над нами клубилась серая хмарь, подменившая городу весеннее небо. Внизу в несколько уступов тянулись тротуар, потом дорога в четыре полосы, дальше пустырь со следами строительства и, совсем вдалеке, набережная грязного водоема с гордым названием "городской пруд". Вокруг пруда теснились разномастные каменные коробки, расцвеченные в серой и желтой гамме. Если приглядеться, над улицами виднелся легкий грязно-бурый туман, та самая атмосфера мегаполиса. Словом, панорама располагала к определенному настроению и ворчание Славки ему полностью подходило.
- Ненавижу этот город. Мертвое каменное уродство. Смотри, волны видишь? Нет, ты не на дома смотри, ты видишь, как город волнами стоит? Здесь когда-то холмы были, сосновый лес. Здесь все живое было, речка чистая, и до самого горизонта - зеленое хвойное море. А теперь та земля придавлена тоннами камня и железа, проутюжена, избита и истоптана. Теперь здесь город, окаменевшая короста, пустившая ядовитые корни. Взять бы ее и сковырнуть, как засохшую болячку. Корку асфальтовую, рубцы многоэтажные - всё соскрести. И грибницу вонючую вытянуть, дерьмостоки все, как жилы. А червоточины метро - засыпать. Чтобы сто лет здесь - никого, чтобы отдохнула земля, ожила. Убили землю, изгадили, выжгли жадностью своей...
Говорил Славка складно, но как-то медленно, вымученно. То ли вслух не привык, то ли наболело. Мы проводили взглядом компанию молодняка, шумно, с гоготом шедшую понизу. Один допил что-то из яркой бутылки, картинно размахнулся и швырнул ее вслед автобусу, не добросив всего пару метров. Бутылка разлетелась по дороге мелкими осколками, машина на встречной полосе резко вильнула, возмущенно сигналя. Молодняк только громче заржал. Славка зло сплюнул.
- Ненавижу уродов, разбить бы ему эту бутылку о голову. Толку не будет, зато по заслугам получит.
- А как же милосердие? - Я указал за спину. Там стояла церковь, прежней властью стыдливо прикрытая комсомольской парочкой с флагом. На фоне небесно-голубого божьего храма памятник молодым фанатикам смотрелся жалко. Не тот размах. Впрочем, я не видел разницы. Для меня давно остались в прошлом и золотые купола, и алые флаги. Сейчас интереснее был Славка, почему-то медливший с ответом.
- А никак... Мы уже в аду.
Домой к моему новому другу отправились в сумерках. Он шел сутулясь, сунув руки в карманы кожанки. Время от времени поднимал голову, с непонятной надеждой оглядываясь. Заметив пьяного до беспамятства мужика или просто хмурое лицо торопливого обывателя, мрачнел и снова опускал глаза. Через полчаса мы свернули в проулок и стали петлять дворами. Там, в узком проходе за какими-то гаражами меня ждало первое представление.
Перегородив путь, на пустых ящиках расположилась компания ребят породы "хищник городской, мелкий". Стая как раз опасного размера, шесть особей. Один демонстративно вытянул ноги через проход. Славка на секунду притормозил, в его глазах загорелся недобрый огонек. Я подобрался, но был решительно задвинут за спину.
- Не вмешивайся. Пойдешь, когда скажу, - и двинулся прямо на выжидающие крысиные ухмылки. - Ноги подбери, растопырился, козлиная морда...
- Опа! Ты кого козлом назвал, э!
- Я назвал тебя не козлом, а козлиной мордой.
- Чё мордой, ты меня козлом назвал!
- Ладно, как скажешь, козел.
- Ты, за базар щас ... уй-я!!! Глаз, сука, глаз!
Я ожидал, что Славка кинется на того, что стоял перед ним, и остальные тут же навалятся, собьют с ног и банально запинают. Я столько раз принимал участие в этой забаве, что знал нехитрый сценарий наизусть. Деловитое сопение, глухие звуки ударов, иногда хруст костей и азартно-довольные возгласы. В сухом остатке - окровавленная куча тряпья, только что бывшая человеком, да пьянящий восторг власти и безнаказанности.
Вместо этого Славка мягко шагнул вправо, странно прилепившись к парню в спортивном костюме. Только что тот поигрывал коротким обрезком трубы - а в следующую секунду с воем отлетел в ноги своим подельникам, повалив при этом одного на землю. Железяка вырвалась из его рук и угодила зачинщику в лицо, оборвав грозные обещания. Остальные крысята замешкались в растерянности. Промедление стоило им двух сломанных носов и вывихнутой руки. Мой новый друг просто обошел их скользящим шагом, никого не оставив без внимания. На земле корчились пять тел, одно лежало неподвижно. Кто-то попытался встать, получил удар ребром ботинка в ухо, упал, плаксиво завывая.
- Лежать, суки, - ровным голосом приказал Славка. - Кто еще встанет - убью.
Желающих проверить не нашлось. Он постоял, потом махнул рукой, подзывая меня.
С того дня я поселился у Славки, в однокомнатной "хрущевке" с голыми стенами и прокуренной прежними жильцами кухней. С моим появлением его холостяцкая жизнь почти не изменилась. Он мало и беспокойно спал, утро начинал с долгой разминки, днем читал потрепанные книги, разбросанные по всей квартире. Иногда внимательно смотрел однообразные боевики с неугомонным китайским клоуном в главной роли, помногу раз перематывая одни и те же эпизоды. Часто тренировался; на время упражнений я оставлял его - двоим было тесно. Скукота. Лишь вечерние вылазки да редкие разговоры тешили меня и укрепляли надежду.
- Земля поражена метастазами человечества. Люди - это раковые клетки, они только бессмысленно размножаются, уничтожая жизнь вокруг себя. Отравляют кровь планеты, выжигают легкие и все глубже забираются в ее тело. Ошибка природы, паразиты, разрушающие основу своего существования. Теперь они рвутся в космос, как крысы бегут с обреченного на гибель корабля. Стремиться в небо, не глядя под ноги, это так по-человечески. Они и живут также - влезть на голову соседа, чтобы оттолкнуться и забраться чуть выше. Ненавижу.
- Человек не может жить по законам природы, это законы низшего порядка. Люди - животные общественные, здесь другие правила.
- Другие правила придуманы для стада. Те, кто управляет быдлом, живут по волчьим законам, по праву сильного. Но знаешь, хуже всего другое. Я был молодой и глупый, хотел помогать людям решать их проблемы, чтобы каждый мог раскрыть в себе лучшее, быть выше хоть на полголовы. Меня всегда занимала психология личности, не толпы, я даже на психолога пошел учиться. И очень быстро все встало на места. На третий год я уже не сомневался - манипулировать людьми проще простого. Они хотят обманываться и подчиняться. Те немногие, кто не хочет - они тоже ведутся, надо только немного постараться. Мне ничего не стоило заставить человека делать то, что я желал. Я мог парой фраз разъярить самого уравновешенного умника. Это просто, когда читаешь людей, будто открытую книгу. Бьешь в самое уязвимое место и смотришь, как стекает с лица самоуверенная улыбка. Я играл с ними - и презирал их. Я ненавидел себя, но не мог остановиться. Тогда я бросил институт и пошел в военкомат.
Конечно, мой гостеприимный хозяин лукавил. Пространные рассуждения побивались одной картой формата десять на пятнадцать. Закладкой в опухшем от частого чтения томике Ницше, фотографией, заботливо склеенной из половинок. Девичье лицо, милое, но самое обычное. Ямочки на щеках, по-детски пухлые губы в легкой улыбке, почти незаметные веснушки. И глаза. Глаза мне совершенно не нравились, от таких не жди ничего хорошего. Я не хотел бы встречи лицом к лицу. Она мне подарила друга - и довольно. Пусть теперь он ищет другие причины, какая мне разница?
Чем больше я узнавал Славку, тем больше он мне нравился. Имя, славное и добродушное, ему совсем не подходило. Я скорее видел в нем тяжелый вороненый клинок, прямой и бескомпромиссный. Смертоносный. Наверное, он мог бы обходиться голыми руками, но к экипировке относился очень серьезно. Тот, кто не готов - быстро становится жертвой. Славка был готов всегда.
Железные скобы украшали носы высоко шнурованных армейских ботинок. Из каждого каблука торчал короткий шип, за голенищами крепились самодельные метательные ножи. В боковых швах штанов из плотной черной ткани прятались тонкие стальные спицы, а заточенной пряжкой солдатского ремня можно было легко резать хлеб. Или что-нибудь еще. В рукава не раз заштопанной кожанки Славка вшил металлические пластины, подклеенные войлоком. Такие же пластины укрепляли плечи и ворот. В петлю в левом рукаве цеплялась телескопическая антенна от армейской рации. Но любимым было другое оружие - кастет.
Тяжелый инструмент с удобной рукояткой, выточенной на заказ. Ударная часть - оторванный от капота "Мерседеса" шильдик, к которому приварен четвертый луч. Эти "лучики" Славка каждый день любовно правил напильником и полировал. Острые грани получившегося "пацифика" легко рассекали кожу до кости, оставляя на лицах страшные рваные раны. Прелестная вещица, с такими кулаками добро было бы непобедимо. Вот только Славка промышлял совсем не добрыми делами.
Каждый вечер он отправлялся на охоту в поисках статистов для своего спектакля. Он выбирал закоулки и глухие дворы, где под кайфом скучали гнилые побеги homo urban. Не сбавляя шага, входил в круг и играл пролог. Я обожал его за эту паузу перед боем. Неважно, сколько перед ним было рыл, предвкушающих расправу. Не важно, что он выбирал в этот раз - пару кратких словесных пощечин, пафосную проповедь или длинные, цветистые оскорбления. Результат был неизменным - как только он замолкал, в миг озверевшая кодла кидалась на него, чтобы раздавить, уничтожить наглого чужака. Вот тогда начиналась настоящая потеха.
Я никогда не интересовался, куда его отправил военком. Даже не знаю, армия ли сделала из Славки такого костолома. "Боевой психолог" - с невеселой иронией говорил он, перед выходом прилаживая к паху "ракушку". Кукловод - так точнее. Без яростных криков, без эффектных взмахов ногами он вертел противниками, как хотел.
Бестолковая суета героев подворотен совсем не походила на уличную расправу. Куда только подевалась удаль и сноровка, с какой они разделывались с запоздавшим прохожим. Я был свидетелем многих таких "побед", но те победители теперь повизгивали под ударами собственных цепей, вместо славкиной спины попадавших по ним. Казалось, чем больше у него противников, тем легче и веселей с ними справляться. Все мешали друг другу, пытаясь достать обидчика, непостижимым образом промахивались, калеча палками и кастетами подвернувшихся дружков. Славка скользил между ними безмолвной тенью, перенаправляя дурные удары, оказываясь всегда сбоку или сзади, прикрываясь чьим-нибудь телом, как щитом. Со стороны казалось, что все исполняют странный марионеточный танец - выгибаются, болезненно вскрикивая, вертятся по немыслимым траекториям, иногда вылетают из общей кучи, падают и больше не двигаются. Завораживающая картина. Жаль, что длится она не больше пары минут.
После каждого такого кукольного спектакля немного запыхавшийся Славка подхватывал меня под руку и уводил быстрым шагом подальше от "сцены", оставляя позади стоны, злой мат и истерично причитающих девиц. Иногда он успевал обшарить пару-тройку тел, забрать деньги, телефоны, золотые побрякушки. "За урок" и "за моральный ущерб", пояснял Славка, "мне ведь противно о них руки пачкать".
Выбор моего героя был неизменен. Каким-то нюхом он чуял тех, кто промышляет мелким уличным грабежом или ищет безответных жертв. И никогда не ошибался. Бывало и так, что он вмешивался в чью-то драку и гасил всех без разбору. Однажды он отбил у глумящихся подростков мужика. Разогнав стервятников, увидел вонючего, потерявшего человеческий облик бомжа. Бомж даже не попытался встать, только закрывал голову руками и ждал. Непонятно с чего, но Славка взбесился и вырубил его одним ударом, повернулся к бесчувственному телу спиной и пошел прочь.
В тот день он впервые напился. Пил теплую дрянную водку из горла и время от времени яростно лупил кулаком в стену.
- Почему, ну почему они такие, а? Одни готовы унижать и насиловать тех, кто слабее, а сами пресмыкаются перед сильным. Другие безропотно подставляются, будто бы их жизнь ничего не значит даже для них самих. Третьи бьют в спину соседу только потому, что представилась такая возможность. Это - люди? А дети? Что они делают со своими детьми? Они торгуют ими, вымещают на них свои неудачи. Из них делают маленькие копии взрослых, такие же озлобленные, жадные и не знающие другой жизни. В лучшем случае про них забывают. Да знаю я, знаю, что бывает по-другому. В том то и дело, что бывает - а должно быть. Всегда должно быть по-другому.
К моему удовольствию, слюнявым рефлексиям Славка предавался редко. "Я не санитар леса. Я просто их ненавижу" - была его любимая присказка. Наши рейды проходили с неизменным успехом, мы меняли районы города, чтобы не попасть снова в растревоженный улей. По городу поползли слухи - шрамы от миротворческого кастета украсили не одного неудачника. Вечерние улицы пробовали на вкус напряженное ожидание. Но любители легкой поживы никак не хотели поверить, что их смерть ходит пешком и на "дай закурить" отвечает "пошел ты". Пеший бэтмен, облегченная версия героя комиксов - Славка искалечил уже многих, но не убил пока никого. Напавший на него с ножом в худшем случае оставался без уха. Но вчера острый тесак отхватил невезунчику правую кисть. Первую смерть я ждал со дня на день. Я был близок к цели.
Каждое следующее представление оказывалось более жестоким и кровавым. Славка уже не оставлял меня в стороне, все чаще я врывался в бой, упиваясь восторгом разрушения, страшной бессмысленной дракой. Запах пота, крови и страха, мягкие, непрочные тела под твоими ударами - что может дать больше удовольствия? Только вид поверженного и униженного врага. Жаль, что у меня не осталось врагов.
Потом на Славку устроили засаду.
Кто и как вычислил его, подгадал время и место, осталось неизвестным. Может, кто-то уцелевший проследил после драки. Пара дней слежки, и подкараулить его поблизости от дома - проще простого. Они ждали в запущенном скверике, рядом с детской площадкой. Неухоженный кустарник отгораживал выщербленный асфальтовый пятачок, окруженный разбитыми лавочками. Славка, по обыкновению хмурый, шел по пересекавшей скверик наискосок тропинке, когда навстречу поднялись ухмыляющиеся парни и загородили путь. В руках у них был не хлеб-соль - бейсбольные биты, цепи и железные прутья. Сзади подошли еще человек восемь, встали полукругом. Ловушка захлопнулась.
- Ты что ли Пацифист? - Спросил высокий крепкий парень, единственный с пустыми руками. Видимо, старший.
Вместо ответа Славка вынул кастет и пустил полированной гранью зайчик в глаз вожаку. Тот удовлетворенно кивнул и небрежно махнул рукой - вперед. Бойцы, человек двадцать, начали медленно сжимать кольцо. Многие заметно трусили, нерешительно переглядывались. Славкина слава наверняка обросла жуткими деталями. Он коротко глянул на меня и отрицательно покачал головой. Чуть прикрыл глаза и замер, покачиваясь на полусогнутых, опустив расслабленные руки вдоль тела.
Самый решительный шагнул, замахиваясь битой, и получил удар в колено. Хрустнул сустав. Боец сложился пополам, выпавшую биту подхватил Славка, тут же развернулся, сбивая метившую в голову арматурину. Нападающий выронил прут, кастет влепился ему ухо и рассек его на несколько частей. Славка, продолжая разворот, ткнул битой в зубы вставшему на пути парнишке и швырнул ее в того, что раскручивал цепь. Попал по пальцам, цепь вырвалась и хлестнула в лицо хозяину, оставив алый шрам. Сделав еще три шага, Славка замер.
Он вышел из круга, оставив четырех врагов корчащимися на земле. Глаза его возбужденно блестели, губы кривились в торжествующе-презрительной улыбке. Он хотел продолжения. Все произошло так быстро, что остальные не преодолели даже половины пути к цели. Сейчас цель стояла и ждала, не пытаясь сбежать. А рядом стонали покалеченные друзья. С яростными криками толпа бросилась в атаку.
Теперь Славка не был против моего участия. Мы плющили бронированными ботинками гениталии и ломали кости, проламывали головы и били пальцами в глаза. В чьем-то подреберье осталась одна стальная спица, чья-то кожа лопнула под ударом цепи, чьи-то мышцы были разорваны шипами. Кровь, ярость и страх, мой любимый коктейль.
Выстрел остановил время, бешенная пляска резко оборвалась. Нападающие расступились. Перед нами стоял вожак и, придерживая запястье правой руки, целился из "Макарова". Ствол пистолета дымился. Четыре метра - не то расстояние, чтобы промахнуться. Прищур глаз, сжатые побелевшие губы. Выстрелит.
За миг до того, как палец потянул курок, Славка распластывается над землей в длинном кувырке. Пуля проходит чуть выше, опалив волосы на затылке. Два удара сердца - и он стоит рядом со стрелком. Фиксирует руку с пистолем, тянет предохранительную скобу вниз. Парень машинально дергает спусковой крючок. Выстрел, "Макаров" разлетается на части, разбивая затворной рамой нижнюю челюсть. Потерявшее сознание тело кулем валится на землю.
Славка медленно обводит тяжелым взглядом тех, кто еще на ногах. В тишине слышен стук упавшей биты. Никто не мешает ему уйти. Опасливо поглядывая, те, кто пострадал меньше, помогают убраться остальным.
Славка, еще не остывший от горячки боя, зло продирается сквозь кусты к детской площадке. И замирает, как вкопанный. За те две-три минуты, что длилась стычка, мамочки успели только собрать игрушки и сейчас уводили детей. Симпатичная, чуть полноватая молодая женщина тянет за руку ребенка, обещая купить новый совочек. Замечает Славку и тоже замирает. Непонимающе, недоверчиво смотрит на кастет с прилипшими к нему волосами, на порванную в нескольких местах куртку. На искаженное злобой лицо.
- Слава? Ярослав? Это... ты?
Глаза, те самые, ненавистные мне глаза. Широко распахнутые, как на склеенном снимке, с лучиками смешливых морщинок. Ясные, добрые. Любящие. Сероглазая тварь, хочу сказать Славке, это она превратила тебя в чудовище. Но он ничего не слышит. Он даже глядит не на нее - на девочку трех лет, дергающую маму за руку. В чистых карих глазенках светится бесстрашное любопытство.
- Мама, мама, а это кто, дядя? А почему он так смотрит? Он плохой? Мам, а давай он мой совочек найдет? Ну скажи-и ему, пусть найдет! - Девочка нетерпеливо притаптывает на месте, размахивает ярко-желтым ведерком.
Славкины зрачки сужаются, открывая теплую коричневую радужку. Он будто обмякает, с лица уходит напряженная злоба, сменяются растерянностью и усталостью. Девушка осторожно пятится и тянет ребенка за собой.
Словно очнувшись, Славка смотрит назад. Нападавшие разбежались, остался один забытый подросток, он пытается ползти, волоча неестественно вывернутую ногу. Он плачет от боли и обиды, ведь так нечестно! Старшие ребята обещали что будет весело, будет боевое крещение, почему они не сказали, что бывает так страшно и больно-о...
- Слава... Ярик, что ж ты наделал... - В серых глазах стоят слезы. Девушка тащит упирающуюся девочку прочь. Та старается через плечо рассмотреть странного дядю.
Ярослав вздрагивает, медленно подносит руки к глазам. Долго недоверчиво их разглядывает. Потом оборачивается ко мне. Стальной "пацифик", летящий в лицо. Удар. Мир качается, плывет - и опрокидывается.
Нокдаун. Звонкое "даун-н", как удар в гонг. Поднимаюсь, жду. Нахожу его взгляд и понимаю, что проиграл. Он больше не ударит. Раунд закончен. Бой продолжается, но это уже не имеет значения. Мой фаворит сошел с дистанции. Окровавленный "пацифик" брошен на землю.
Я смотрю в спину уходящему Ярославу. Моя ставка, моя надежда, несостоявшаяся сверхновая звезда ненависти. Я был так близок - еще пол-оборота, еще немного поднять давление. О, это был бы чудесный взрыв - берсеркер в мегаполисе, звездный час забытого одиночки, чудовищный шрам в истории города. Хирург, Пацифист, Отморозок, Мусорщик - сколько имен появилось бы тогда у моего героя. Увы, представление отменяется. Детская рука повернула вентиль - и пар ушел с разочарованным шипением.
Придется искать себе новую игрушку.
Скучно без борьбы, у меня давно нет достойного противника. Люди перестали верить в любовь и боятся быть добрыми. Они не слышат голоса разума и травят сильных духом. У них не осталось союзников. В ожидании финального гонга я ищу новых развлечений, но с каждым разом найти их все труднее. Люди такие изобретательные - и такие однообразные. Кто предложит новую забаву, кто позовет меня?
Хочешь быть следующим? Стань моим другом.
Ты найдешь меня с обратной стороны любви и дружбы, зависти и страха. Загляни, не бойся - я жду тебя там. Там, где подлость и предательство, глупость и бессилие, обида и равнодушие. Вокруг столько грязи и зла - ты ведь не хочешь с этим мириться?
Если мир повернулся спиной - вонзи в нее нож. Зажги очистительный огонь, спали все, что мешает. Забудь тех, кто не понял тебя. Убей прошлое, откажись от будущего.
Загляни в глаза отражению - видишь ли ты меня, свою ненависть?