Аннотация: Почти классическая зарисовка на тему "Завтра конец света".
11:23
Что я делаю? Разве так я хотел провести свой последний день? Сколько раз за прошедшие годы думал, как смогу распорядиться последними часами, как буду звонить давно забытым женщинами и признаваться в любви, от которой не осталось даже воспоминаний. Или сидеть с другом на краю крыши и флегматично беседовать обо всем под дешевый портвейн. Или как подарю своим детям день, полный радости и веселья, карусельных забав, отмены всех запретов - просто день счастья. Как приведу в порядок могилку отца и весь вечер, пока мама не уснет, буду с ней вспоминать детство. А потом, подоткнув старенькую шаль, осторожно заберу из родных рук вязание и выйду на балкон, смотреть на звезды.
Представлял и по-другому - как мой истребитель таранит вражеский авианосец, как я отбиваю атаку за атакой, пока боевые товарищи спасают женщин и детей за моей спиной. Даже представлял, как в кругу учеников и последователей буду диктовать последние мудрые мысли и каждому говорить самые важные, самые нужные для него слова. Теперь все это даже не смешно - нелепо.
Лопата не слушается, быстро натерла непривычные руки. Мои старые кости отчетливо скрипят друг о друга, мышцы устали сразу. Еще немного. Транквилизаторы, мази и восточное рукоприкладство - потом. Ван Удер с моими костями чудеса творит, после его массажа прыгаю, как молодой. Пару часов. Возраст свое уже взял, теперь я могу у него только одолжиться ненадолго.
Нет, о таком последнем дне я не думал. Кряхтя, опускаюсь на колени, тянусь ко дну ямки и выгребаю несколько горстей рыхлой земли. Что за глупость, в конце концов. Знаю, что не приживется, просто не успеет, а трачу время на бессмысленное занятие. Впрочем, на что мне его теперь тратить? Не глядя тяну руку в сторону, беру услужливо поднесенный саженец и опускаю в ямку. Кажется, глубины хватает. Ладонями начинаю сгребать землю. На помощь никто не спешит, понимают, что не надо. С трудом поднимаюсь, беру ведро и лью воду. Готово. Глупо, глупо все. Кедр подрастает на несколько миллиметров в год. Но завтра все закончится.
Адъютант подает китель. Отряхнув руки, тщательно застегиваюсь, одеваю "конфедератку" и бросаю прощальный взгляд. На небо, на степное разнотравье за колючей проволокой. На дерево, что я посадил слишком поздно. Формальности исполнены, пора. Свита с облегчением сопровождает меня к шлюзу, где нервно топчутся офицеры резервного штаба.
С шипением пневматики и металлическим лязгом мир за нами исчезает. Бункер отрезан от поверхности, сейчас бульдозеры ровняют землю над ним. Выхода больше нет. Но главное - нет входа.
В зале для совещаний тихо. Старший лейтенант, аналитик, еще молодая женщина, которую форма только портит, зачитывает сводный отчет. Ее ассистент меняет какие-то слайды на экране. Я не слушаю и не смотрю. Содержание отчета мне давно известно. Офицеры, те, что посообразительнее, тоже не смотрят на экран. Женщин в бункере мало, эта - одна из привлекательных и молодых. Поэтому над огромным столом, как лазерные целеуказатели, скрещиваются оценивающие взгляды. Скоро за этот приз развернется нешуточная охота.
Да что ж она тянет? Автоматчики уже заняли ниши по периметру. Можно говорить главное - мы проиграли. Командование уничтожено вместе с основными бункерами. Предательство плюс новейшие технологии, которыми мы так и не успели овладеть - и армия обезглавлена.
Наш бункер - последний. Он и уцелел только потому, что про этот резерв забыли. И еще потому, что Командный пункт-дельта в пяти километрах отсюда, самый современный и хорошо защищенный, был выжжен изнутри в первые минуты войны. Нас просто не заметили под боком такого серьезного объекта. Возможно, на это и был расчет Генштаба. А возможно, Резерв-омега просто не приняли всерьез. Очередной устаревший подземный комплекс, укомплектованный отлученными от серьезных постов офицерами. Во главе которого - старый пень, генерал-без-пяти-минут-в-отставке. Я, значит.
В любом случае, маскировка удалась.
Но что с этого, если война проиграна? Завтра одним ударом "всемирники" снесут остатки нашей разрозненной обороны. Оставшихся в живых процедят через многочисленные электронные фильтры и отберут полезных. Остальных подвергнут принудительной ассимиляции и рассеют по всей планете, исключая любые попытки объединения. Самых бесперспективных отправят на лунные рудники и в марсианские шахты. Для быстрой и мучительной смерти во имя освоения космоса.
Объединенная Земля - это конец человечества, которое мы помним. Которое пока есть кому помнить, помнить ровно один день.
Последняя мировая началась, как учения. Обычные учения Всемирной конфедерации, к которым все уже привыкли за последние годы. Унизительный плевок в сторону Евразийского союза, демонстрация боевой мощи и презрения. Представители в наших штабах, лощеные, неизменно улыбчивые, окруженные сворой юристов, готовых каждый рискованный маневр своих войск обосновать стопкой справок и ссылок на всевозможные акты. Что вы, господин генерал, никаких нарушений - вот справочка. Нет, нет, это оружие не входит в список Конвенции запрещенных вооружений. Да, это суверенные воды ваших союзников. Но вот, взгляните, соглашение о доступе на период учений. Ах, простите, нарушение воздушных границ - наша вина. Вот официальные извинения, надеюсь, инцидент исчерпан?
А потом эти гладкие "представители" за пару минут вырезают весь комсостав штаба с охраной, как новобранцев, и отдают приказы о сдаче. И все. Те, кто не подчинился, были просто сметены силами, стянутыми для "учений". Тех, кто устоял перед первым натиском, оставили в покое. Дали сутки, чтобы капитулировать. Зачем гнать солдат и дорогую технику под огонь этих безумных евразийцев? Им просто надо немного времени, чтобы понять безнадежность своего положения. И последняя война закончится.
Ван Удер похлопывает по моей блестящей от масла спине, все, можно вставать. Да, так лучше. Я обязан встретить свой последний час в лучшей форме, на которую теперь способен. Тщательно бреюсь, разглядываю отражение и вспоминаю те шесть десятков лет, что разделяют две даты в моем несуществующем некрологе. Где-то под этой сероватой дряблой кожей осталось лицо юного лейтенанта, поэта и весельчака, подававшего блестящие надежды. Где-то там же - лицо энергичного майора инженерных войск, бездетного вдовца с седыми висками. Угадывается только угрюмый полковник, уже знающий расчеты и прогнозы на ближайшее десятилетие. Зато на генеральской физиономии, слепленной из сырого теста, горят все те же глаза - юного хулиганистого фаталиста, любимца кадетки и разбивателя девичьих сердец.
Стараюсь покрепче ухватить этот образ себя тогдашнего, все, что у меня осталось. Только это - и долг.
На командном пункте людно. Деловитая суета у пультов и мониторов, бодрящиеся разговоры. Большинство занято координацией действий уцелевших боевых частей. Срок ультиматума истекает через двенадцать часов. Отрабатываются оба сценария - активное сопротивление и партизанская война. Оба давно просчитаны вражескими аналитиками. Да и связь нашу они наверняка мониторят. По крайней мере, мы на это рассчитываем.
В наушник тихо сообщают: получены последние подтверждения, полная готовность. Остается только отдать приказ. Какая мрачная ирония - это должен сделать человек, яростнее всех критиковавший доктрину Ответного удара. Что ж, время споров прошло, пора выполнять принятое решение.
Не будет организованного сопротивления. И партизанщины - тоже. Ничего не будет. Но сначала - будут запуски СС-80 "Сатана" и СС-2000 "Антихрист", взорванные дамбы и энергостанции, ранцевые ядерные заряды в мегаполисах, смертельные вирусы в воде и воздухе. Лучшие достижения человеческого гения во всем своем великолепии.
Одиннадцать лет подготовки, чтобы мир услышал наше "Прощайте!".
Двадцать минут до уничтожения бункера "Резерв-омега".