Аннотация: Кто хочет жить, тот обязан бороться, а кто не захочет сопротивляться в этом мире вечной борьбы, тот не заслуживает права на жизнь.
Зирр был несчастлив. Десять лет назад в их край пришли могучие воины и обратили его дом в прах. Все стало пеплом: свобода, разум, чувства. Некогда великая цивилизация пала под гнетом захватчиков, культура, живая, гибкая, цветущая культура, была извращена и преданна забвению. Народ эррунов захлебнулся в крови. "Отныне и во веки веков вы - рабы, хлеб ваш - на нашем столе, дети ваши - скотина в хлеву, воля ваша - дождевой червь: гниет в земле, а коли сунется на поверхность, быть расправе над вами скорой ",- так завещали победители, и слезы капали на седые бороды эрруновых старейшин. Головы их скатились под ноги осиротевшей каменелой толпы. Зирру было семь лет. Он не замечал перекошенных от ужаса лиц, мать, отчаянно вцепившуюся ему в руку, не замечал даже своей собственной, ледяной, ползучей боли от потери отца. Да, Зирр был несчастен. Но он смотрел на небо и видел звезды.
Прошло десять лет. Эрруны стали покорны, все реже вспыхивали бунты, уже не плакала матерь, отдавая своих дочерей в дом терпимости, не показывал кулака добрый вояка, уязвленный злыми речами, тихо стало на земле, согнутой под тяжестью налогов и унижений, очень тихо. Сам ветер, казалось, навсегда покинул эту страну, и редко слышались теперь его вольные напевы. Так жил и Зирр, но тесно было сердцу в груди его. С виду молодой эррун был спокоен, ни одно движение не выдавало в нем железную волю и живой ум, только глаза его были черны, как буря морская. То был зверь, загнанный в клетку. Опасный зверь. Каждый вечер, переделав свою долю работы, он не ложился сломанный и разбитый на жесткую постель, как его товарищи, и не забывался в тревожном сне, но быстро научился Зирр проникать мимо клевавшей носом стражи во двор и там, с трудом унимая бешеный ритм молодого сердца, бежать, бежать, бежать. Стрелой летел над дикими травами, и терпкий запах родных полей хмелил его много больше добротного вина. Часто думал эррун уйти в чужие земли и быть там наемником, но тут же ругал себя за такие малодушные мысли. "Нет, не лучше ли на родной земле пропадать жалким нищим, голодным и оборванным, чем царем в золоченых палатах на неведомых землях харчи получать? И не будет покоя в жизни моей, ведь и трава там по-другому пахнет, ветер иначе дует, вино ядом будет мне, а женщины не вызовут улыбки на лице моем", - так рассуждал Зирр и всегда на рассвете возвращался в свой барак.
Эррунам, народу рабскому и ничтожному, чтение книг не дозволялось за ненадобностью, как не дозволялось оно скоту. Но Зирр сумел обойти и этот запрет. Книги эррунские были сожжены и развеяны по ветру, хотя культура их за много веков до этого распространялась за пределами страны, захватчики, не помня об этом, ограничились тем, что сожгли книги, написанные на эррунском, позабыв о переводах. Юноша старался в совершенстве познать чужой, ненавистный ему, варварский язык, чтобы получить толику знаний о собственной стране. Крадя книги и пряча их, он испытывал наслаждение, какое получает умирающий от жажды человек, припавший к благословенному ручью. Так Зирр, по крупицам собирая знания, отдавая за них такую дорогую цену, стал куда мудрее мыслителей золотого века эррунской цивилизации.
Товарищи уважали Зирра за верность и стойкость. Никогда не выдавал он друзей своих и всегда молча ложился на скамью для наказаний. Видя его пример, молодые эрруны, выросшие в рабстве, погрязшие, будто свиньи в грязи, в унижении и покорности судьбе, точно стали замечать эту грязь и со стыдом смотрели в глаза друг друга. Но успокоил их Зирр, сказав, что любой грех можно смыть с души людской, и, скинув гнет завоевателей с их народа, будет каждый эррун чист, как звезда на небе, и так же высок помыслами сердца своего.
И волной поднялась храбрость эррунского народа, и, бурей круша все на своем пути, сломала оковы рабские. И не было спасения от нее. Прочь, как шелудивых собак, прогнали захватчиков эрруны с земли своей. И вывели летописцы золоченым пером: "Настал первый день Новой Эры, Эры великой, пусть славится имя царя нашего, Зирра Освободителя, да не угаснет род его во веки вечные".
Пришла десятая весна правления Зирра, и крепко задумался царь. Города, отстроенные, были прекраснее прежнего и радовали глаз, но не забыл Зирр выжженные могилы предков, и голову отца, катящуюся в канаву на городской площади. И, видя ничтожество противника, когда-то сурового, грозного, а ныне жалкого, пресмыкающегося падальщика, не смог царь сдержать карающей руки своей...
Летопись написана в Эррунском монастыре, послушником, чье имя стерто, подобно многим другим из нашей памяти.
Эпилог
Лоэн был несчастлив. Десять лет назад в их край пришли могучие воины и обратили его дом в прах. Все стало пеплом: свобода, разум, чувства. Эррунские захватчики были неумолимы. Но он смотрел на небо и видел звезды...