Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь - нависающий над самой головой дощатый потолок, рядом стена из ряда поставленных вертикально бревен, сбоку падает слабый свет. Неужели вчера перебрал и гадский автопилот, воспользовавшись моментом, завел меня неведомо куда?
Повернувшись на бок, я недоуменно уставился на сидевшего за столом человека - чавкая и облизываясь, тот черпал ложкой из котелка. И только когда он повернулся, стали видны близко посаженные хитрые глаза и большой нос, в моей голове словно прорвали плотину, и воспоминания хлынули потоком.
Нет, никакого автопилота и никакой пьянки, зато раны и синяки все на месте, счастье еще, что болят меньше.
- Очухался? - спросил человек за столом, рано утром представленный мне как мой командир взвода. - Эх, жаль, сальца нет, да с чесночком, с ними любая еда манной небесной покажется, вот те крест...
Был он из южных славов, а если по-нашему, то из хохлов, и звали его Ондрий Василенко.
- Очухался, - сказал я, спуская ноги с кровати.
- Вот и славно. Сходи до дохтура, с божьей помощью, глядишь, и до дела сгодишься...
И он перекрестился на висевшую в углу икону, большую, старинную.
Для начала я сходил до ветру, и лишь потом потом отправился к землянке, отведенной под медпункт. Партизанский отряд, бойцы которого спасли меня предыдущей ночью, оказался намного больше, чем тот, что ходил под командованием батьки, так что врачебной частью тут заведовали сразу трое.
Меня осмотрели, в очередной раз обработали раны и сменили повязки.
- Воевать сможешь, - сказала медсестра, полная, могучего сложения, из тех, что и коня на скаку, и слона на бегу.
Я и сам чувствовал, что смогу - отоспавшись, силы я восстановил, спина почти прошла, лодыжка о себе не напоминала, а что до порезов и синяков, так бегать и держать оружие они не мешают.
Выйдя из медпункта, я услышал над головой карканье, и большая черная птица опустилась на ветку ближайшей сосны.
- Крух, - согласился ворон, а затем перелетел ко мне на плечо.
Большой клюв ухватил меня за ухо, но оказалось это не больно, скорее щекотно.
Похоже, это та самая птица, в чью голову я влез вчера и в чьем теле летал над лесом, но как она меня отыскала и, главное, зачем? Неужто ей понравился этот своеобразный симбиоз с человеком, и она решила как следует поработать крыльями, чтобы повторить запомнившиеся ощущения?
Когда я явился к землянке взвода с вороном на плече, Василенко и его бойцы дружно вытаращили глаза.
- Ничего себе! Ты чо, дрессировщик? - воскликнул самый молодой из партизан, тощий и длинный, как сопля.
- Навроде того, - ответил я.
О появившейся у меня после переноса из мира в мир способности влезать в шкуру животных я утром рассказывать не стал - вздумай я упомянуть об этом, меня бы точно сочли безумцем и воспринимать всерьез просто не стали бы.
- Дрессировщик, как же, яка хрень, - Василенко почесал в затылке, а затем лицо его расплылось в улыбке. - Ладно, пусть будет, все с живой тварью как-то немного веселее... Теперь к делу давай. С оружием обращаться умеешь?
- Умею, но не с таким, - сказал я, разглядывая нелепый, громоздкий автомат в руках взводного.
- Тогда смотри, и учись...
Машинка для убийства, называемая пистолет-пулемет "Смерч-95", сильно отличалась от знакомого мне "Калаша", но в принципе все огнестрельное оружие сконструировано по одним принципам, и я довольно быстро разобрался, что к чему. Под бдительным взглядом Василенко собрал и разобрал автомат, шарахнул одиночным по мишени, заставив усевшегося на крышу землянки ворона недовольно забить крыльями.
- Годится, - одобрительно сказал взводный. - Сегодня пойдешь с нами.
Вчерашняя догадка про то, что ночные прогулки станут привычными, готовилась воплотиться в жизнь.
- Только птичку свою оставь, он ведь не сова, - добавил Василенко и захихикал. - Кстати, кличут-то его как?
Я подумал и ответил:
- Снежок.
На мгновение коснулся разума ворона - в этот раз это произошло так легко и естественно, как человек чешет зазудевшее место - и понял, что птице этот набор звуков нравится. Не успел даже сформировать желание, как большие черные крылья ударили по воздуху, и Снежок исчез из виду.
Из лагеря мы выбрались уже в сумраке: далеко впереди - двое разведчиков, затем основные силы из пяти человек, куда попал и я, и в арьергарде еще один, опытный следопыт Петрович.
Выглядел он законченным алкашом, но по лесу двигался бесшумно, как тень.
Перед выходом я перезнакомился с соратниками, даже сумел прикинуть, кто чего стоит: "сопля" наверняка не отличается храбростью, широкоплечий Боря - тугодум, а близнецы Рязанцевы, неотличимые, точно две бутылки водки из одного ящика, наоборот, излишне шустрые. Остальные пока себя никак не проявили, но ничего, как начнется дело, тут все себя и покажут.
- Куда хоть идем-то? - поинтересовался я, когда мы по поваленному дереву перебрались через ручей.
- По приказу Княгини, - туманно отозвался Василенко.
Это прозвище я слышал еще утром, но тогда мозги у меня почти не варили, и я решил, что ослышался. Но сейчас любопытство взыграло с новой силой, и я не смог удержаться от второго вопроса:
- Почему Княгиня?
- Ну как... - взводный глянул на меня с подозрением. - Нешто не знаешь?
Рядовым партизанам никто не стал сообщать, что я как бы совсем не местный, и мне велели держать рот на замке, поддерживать легенду, что прибыл я из Сибирского ханства.
- Нет, - признался я.
- Тык она дочь самого князя последнего, Ольга Михайловна... когда алеманы проклятущие сюда явились, сумела сбежать, и отказалась к родственникам отправляться. Осталась, чтобы с оружием в руках за свой престол сражаться... двое ее братьев погибли, и теперь она наследница.
Вот тебе и на, а красотка-то наша оказывается чуть ли не королевских кровей!
Сильно хотелось узнать о подробностях войны, закончившейся для аборигенов столь плачевным образом, но я удержался - уж это должен знать даже гость из далекого и полудикого Сибирского ханства, особенно слав по крови.
Ночь выдалась не такая холодная, как две предыдущие, но зато натянуло облаков и заморосил дождь.
Мы шагали в темноте по звериным тропинкам, а вокруг нас лес жил своей жизнью. Гулко ухала сова, где-то вдалеке тявкала лиса, сообщая всему миру, что жизнь у нее сегодня не удалась.
Счастье еще, что не рычали тигры и не шуршали в кустах ядовитые змеи.
Затем лес закончился, и мы очутились на краю обширного поля, далеко впереди показались огоньки. Василенко вскинул руку, и дальше мы пошли медленнее, несколько раз залегали, хот я не замечал никакой опасности.
Но для меня это первый боевой выход за много лет, а для этих парней - обычная боевая работа.
- Петрович, - позвал взводный, когда мы залегли в очередной раз, и следопыт нарисовался рядом.
Вышло это у него так бесшумно, что я невольно вздрогнул.
Двое разведчиков, в лесу державшихся впереди, присоединились к нам еще раньше, и теперь они вчетвером собрались в кружок и принялись оживленно шептаться.
- Шоколадку хочешь? - спросил оказавшийся рядом "сопля".
- Нет, спасибо, - ответил я.
Перед выходом на задание удалось поесть, и хоть и без "сальца с чесночком", но добротно.
"Военный совет в Филях" закончился тем, что Петрович ускользнул вперед, во тьму, а мы двинулись за ним. Руки у меня вспотели, и я поспешно вытер их о штаны - отвык, отвык боец Старов от таких переделок, много лет не брал в руки оружия, кроме кухонных ножей.
Но уж чего, а умение стрелять в других людей быстро не забывается.
Огоньки приблизились, стали различимые очертания домов, столбы с развешенными проводами. Несмело гавкнула собака, но тут же замолкла, словно ее ухватила за горло сильная рука.
- Наш дом крайний, - сказал Василенко. - Рассредоточиваемся и прикрываем.
Ясное дело, явились сюда для встречи с осведомителем, и пока взводный будет вести беседу, остальные постоят на стреме.
К дому подошли сзади, со стороны огорода, и командир скользнул в лаз под забором. Остальные бойцы разошлись в разные стороны, а мы на пару с "соплей" остались на месте.
Тот продолжал что-то жевать, нервно вглядываясь во мрак.
За забором стукнула дверь, донеслись приглушенные голоса, снова гавкнула собака.
- Погода мерзкая, - прошептал мой напарник. - Ненавижу такую. Скорее бы лето.
Я собрался ответить, что с такими вкусами ему нечего делать в партизанах, но не успел.
Выстрел грохнул за домом, где-то на улице, и тут же зазвучала скороговорка очереди. Распахнулась дверь, с грохотом ударилась о стену, и кто-то с топотом побежал в сторону забора.
- Андрюха, ты где? - фальцетом крикнул "сопля".
Если бы я не дернул соратника вниз и не лег сам, нас срезало бы следующей же очередью, а так пули прошли выше. Я извернулся, дернул спусковой крючок, отправляя ответный "гостинец" туда, откуда по нам стреляли.
В ответ услышал ругань... на немецком!
Твою мать, вот это сюрприз - либо фашисты наткнулись на нас случайно, либо тут ждала засада, причем замаскированная так хорошо, что ничего не заметил даже чуткий "алкаш" Петрович.
- Хлопцы... хлопцы... - протиснувшийся в лаз Василенко дышат тяжело, с хрипами. - Уходите... Семенюк предатель, я его хотел положить, но тут алеманы...
За домом продолжали стрелять, там кто-то из наших пытался отбиться от врага.
- Куда мы без тебя? - спросил я, подхватывая взводного, и тут понял, что руки мои намокли.
Василенко истекал кровью, непонятно как он добежал до нас.
- Куда... сможете... - просипел он, после чего дернулся и замер.
Вот так "повезло" мне с первым боевым заданием, никакой рутины, сразу в полымя.
- Хватай его! - приказал я "сопле". - Отходим к лесу! Я прикрою!
Из темноты кто-то выскочил, едва не получил полную обойму в корпус - я удержал палец в последний момент. Но это оказался один из братьев Рязанцевых, кто именно, я не понял, раненый в плечо и с перекошенной физиономией.
- Братана взяли! - воскликнул он. - Что делать?
- Уходить, пока нас не взяли! - я встряхнул его как следует. - Давай, помогай!
"Сопля" подхватил тело командира и рванул через поле, а мы, стреляя из автоматов, кинулись следом. Фашисты наверняка перекрыли самый короткий путь к отступлению, поэтому мы устремились на север, туда, где до леса чуть дальше, но зато вряд ли кто ждет.
По нам дали пару очередей, затем кто-то вроде бы даже побежал, но быстро отстал.
- Давай его мне, - велел я, обнаружив, что "сопля" под весом командирского тела шатается и вот-вот свалится.
- Да... да, спасибо, - был ответ.
Груз оказался немалым, я начал проваливаться в рыхлую почву, а пару раз опасно споткнулся. Запоздалая пуля свистнула в стороне, но тут мы оказались среди деревьев, под пологом из ветвей.
- Привал, - объявил я, осторожно избавляясь от груза.
В деревне продолжалась "веселуха", мельтешили люди с фонариками, кто-то надрывно орал. Никто не стрелял, а это значит, что все бойцы из взвода, кроме нас троих, либо в плену, либо мертвы.
То, что я ошибся, стало ясно через пару минут, когда из зарослей бесшумно вылез Петрович.
- Шумите, - сказал он осуждающе, отводя в сторону ствол моего автомата. - Издалека услышал.
- Ты спасся, да? - спросил следопыта брат Рязанцев. - Что там, там... с Толяном? - голос его дрогнул.
Теперь я знал, что рядом с нами Санек.
- Не видел, - отозвался Петрович. - Они таились до последнего, вот и не почуял. Зато загородить все не смогли. Это Андрей?
- Да, - сказал я, глядя как следопыт присел на корточки возле убитого командира.
- Что же, да упокоит Господь его душу, - и они все трое перекрестились.
Я этот жест не повторил, и соратники покосились в мою сторону с некоторым удивлением, хотя никто ничего не сказал.
- Вытащили, молодцы, - сказал Петрович. - Надо уходить. Я поведу.
И мы двинулись обратно к лагерю.
Взводного несли по очереди, и все равно двигались медленно - Саньку мешала рана, "сопля", звали которого на самом деле Федором, с грузом еле переставлял ноги, да и я не показывал чудес бодрости.
Так что рассвет застал нас еще в пути.
Дождь прекратился, между стволов заструился туман, когда мы выбрались к одному из секретов.
- Ничего себе сходили, - сказал нам вылезший из кустов партизан с рыжей бородой. - Кто это?
- Василенко, взводный наш, - ответил я.
- От фашисты клятые, - буркнул рыжебородый, и принялся материться, витиевато и изобретательно, составляя одни и те же слова так, что окончательные комбинации не повторялись.
Еще через полчаса мы были уже в лагере, грелись у костра вместе с дозорными и пили крепкий до черноты чай из металлических кружек. Федора трясло, и он сидел, завернутый в одеяло, брат Рязанцев то и дело тянулся потрогать только что наложенную на плечо повязку.
Себя я видеть не мог, но наверняка выглядел не лучше соратников.
- Давайте, командир вас к себе зовет, - сообщил подошедший к костру начальник штаба отряда, лысый обладатель ленинской бородки, с которым я познакомился вчера. - Тебя, Петрович, и тебя Артем...
Услышав свое имя, я нахмурился - это еще зачем?
Но дисциплина есть дисциплина, поэтому я отдал кружку и пошел следом за Петровичем. Скрипнула добротная, сколоченная из тесаных досок дверь, и мы оказались в землянке Княгини.
- Вот они, - сказал начштаба, а мы нестройно брякнули:
- По вашему приказанию прибыли!
Несмотря на ранний час, наша командирша выглядела бодрой и сексуально привлекательной, хоть сейчас на обложку мужского журнала, разве что переодеть и выражение лица изменить...
А то журнал с такой насупленной секс-бомбой никто не купит.
- Рассказывай, Петрович, - велела Княгиня.
Следопыт говорил короткими фразами, вроде бы все по существу, но довольно путано.
- Теперь ты, - пронзительные синие глаза обратились на меня, и я почувствовал себя неловко под этим взглядом.
- Ну, ядрена кочерыжка, дело было так...
- Вот значит как, Семенюк предатель? - произнесла она, когда я замолчал. - Неприятная новость. Ивановка для нас потеряна, все, кто там сотрудничал с нами, мертвы.
- Ну, может... - встрял начштаба, но Княгиня остановила его властным жестом.
- Да, они могут быть живы, но их расстрел - вопрос времени, - заявила она. - Петрович, тебе придется принять взвод.
- Но нет, это невозможно... - впервые я увидел неуверенность на бесстрастной физиономии следопыта. - Я не смогу, вы же прекрасно знаете, что не смогу... Прошу вас. Вы же знаете, что я... нет.
- Тогда кто? - командирша посмотрела на меня. - Артем, ты ведь воевал раньше?
- Так точно, - ответил я безо всякого энтузиазма.
Ну да, воевал, но никогда не рвался получить хотя бы сержанта - куда проще быть тем, кто исполняет приказы, а не отдает их, и потом напрягается, следя за тем, как их исполняют. От начальства подальше, к кухне поближе - вот был принцип, которому я всегда следовал.
- Их осталось всего четверо, - вновь встрял начштаба. - Может, расформировать?
Княгиня покачала головой:
- Ты забываешь, что сегодня у нас появятся новобранцы, и их станет десять.
Десять человек - скорее отделение, но тут, в лесу, совсем другие масштабы, чем в регулярной армии.
- Ты, Артем Старов, показал себя хорошо этой ночью, у тебя есть боевой опыт, а у меня, - она усмехнулась, - нет оснований тебе не доверять, так что с этого момента ты командир четвертого взвода первой роты.
- Служу Московскому престолу, - ответил я так, как предполагал местный устав.
Пусть сокращенный и упрощенный, он все же существовал и действовал.
- Понятно, что офицерского патента я тебе пока выдать не могу, постарайся справиться без него, - тут Княгиня решила мне улыбнуться, и вышло это у нее ослепительно на зависть всем кинозвездам. - Новобранцы прибудут после завтрака, обеспечишь их всем и разместишь, проверишь, на что они годны. Сейчас оба свободны.
Развернулся я четко, как на плацу, а вот вышел из землянки с опущенной головой - да, такого "подарка" от судьбы я вовсе не ждал, мне бы домой вернуться, а не среди местных повстанцев карьеру делать...
- Ничего, я тебе помогу, подскажу, - сказал Петрович, когда мы оказались на улице.
- Карр! - согласился с ним спикировавший сверху Снежок, и уселся мне на плечо, острые когти с легкостью проткнули ткань.
- И ты явился, чтобы позлорадствовать? - спросил я, глядя на птицу одним глазом.
- Крух, - с довольным видом подтвердила она. - Карр?
Ворон был тяжелым, но эта тяжесть странным образом успокаивала, не казалась чужеродной.
Так мы и пошли по лагерю, впереди Петрович, объясняющий, где что находится, а за ним я с черной птицей на плече, словно злой маг из фэнтезийной книжки. Выращу бороду, обряжусь в балахон до земли, в комиссионке приобрету б/у посох, и буду шляться ночью по темным углам, фашистов пугать.
Глядишь, они замучаются подштанники менять, и уберутся в свою Алеманию.
Встречные партизаны глядели на меня вытаращенными глазами, я же делал вид, что все идет как надо. Снежок видел важный, большой, точно орел на вершине скалы, и гордо озирался по сторонам.
Во время завтрака пришлось вознаградить его доброй порцией еды - кашу ворон есть не стал, а вот в наполовину опустошенную банку тушенки сунул клюв, и понемногу вытащил все, что там оставалось.
Затем он отправился размять крылья, а я первый раз в жизни выстроил свой взвод.
- Так, посмотрим, что тут у нас, - сказал я, изучая здоровенного парнягу на крайнем правом фланге.
"Старички" не в счет, с ними я успел даже в бою побывать, знаю, кто чего стоит. Интересно, что представляют собой новобранцы, откуда их вообще взяли, не из военкомата же пригнали?
Выглядели они не особенно откормленными, но здоровыми, а когда я спросил про опыт обращения с оружием, то руку поднял один, чернявый, со шрамами на лбу и на щеке.
- В детстве на охоту с отцом ходили, - пояснил он, запинаясь. - Ружье я держал...
- А отец-то где? - спросил я, не подумавши.
- Погиб, - лицо парнишки потемнело, но в глазах блеснула гордость. - У Можайска. Я еще отомщу за него...
Да, конечно мне хочется уйти из этого мира и вернуться в свой, откровенно говоря, мирный, пусть и не до конца благополучный... Но как это можно сделать, бросить тех, кто нуждается в моей помощи, тех, кто оказался под вражеским сапогом, оставить землю, где флаг со свастикой реет над Москвой?
Вот только в силах ли я как-то изменить ситуацию, повергнуть мощь Рейха?
Хотя думать я могу все что угодно - пока пути назад не видно, и нужно вести себя так, словно этот мир для меня родной.
- Значит, так, - сказал я, напустив на себя важный вид. - Рязанцев, Петрович, Федя - свободны, остальным подойти ближе, я расскажу, что это за агрегат, и с каким маслом его едят...
"Смерч-95", с которым я познакомился лишь вчера, уверенно лежал в моих руках.
Для начала парни должны осознать, с какого конца браться за автомат, ну и еще поработать на благо отряда.
Через полчаса объяснений я весь взопрел, еще через час подумал, что школьные учителя должны получать больше банкиров. Зато когда здоровенный парняга, звавшийся Петей, ухитрился всадить аж три патрона в центр мишени, я почувствовал, что не зря тратил силы.
Снежок, наблюдавший за нами с ближайшего дерева, одобрительно каркнул.
- Ну ничего, на первый раз хватит. Молодцы, - сказал я. - А теперь марш на кухню! Сегодня наше дежурство.
Обед сам себя не приготовит.
Новобранцы в сопровождении "старичков" убрели прочь, а я подумал, что неплохо бы обзавестись сигаретами - наверняка, они быть на вещевом складе, где сегодня мне выдавали всякую амуницию.
Догадка оказалась верной, и вскоре я стал обладателем коробки сомнительного вида курева.
- "Святая Москва", - прочитал я, разглядывая крышку, где громоздились многочисленные купола.
- Не нравятся? - спросил завхоз, типичная тыловая крыса, какая найдет выгоду и во время ядерной войны.
Такие вот скользкие типчики с шустрыми глазками заводятся в любой армии точно крысы в амбаре с зерном, и изводить их бесполезно, место одного тут же займет другой, еще жаднее и наглее.
- Да вроде ничего, - отозвался я, и сделал осторожную затяжку.
Ну, не "Беломор", и то ладно.
- Есть еще алеманнские, "Три креста", - сообщил завхоз. - И оттоманские. Надо?
- Потом, если что, - я поблагодарил и пошел проверить, как там работает мой взвод.
Снежок, похоже, курения не одобрял, дождался, когда я затушу окурок, и только после этого уселся ко мне на плечо.
- Дыма не любишь? - спросил я его. - Научился бы ты говорить, братец... а?
- Дурррак, - совершенно отчетливо произнес ворон, и улетел, прежде чем я успел подобрать отвисшую челюсть.
После обеда меня вызвал к себе командир нашей роты, тот самый лысый громадный усач.
Он перевернул фляжку с вычеканенным на боку изображением какого-то святого, и мутная жидкость полилась в кружку. По землянке распространился запах ядреного, чуть ли не на портянках настоянного первача, а комроты, откликавшийся на Ивана, наполнял уже вторую кружку.
- Давай-давай, - подбодрил он меня. - Если ты наш, то душа у тебя все примет...
- Как прикажете, - я вздохнул, и взялся за ручку кружки.
Мы чокнулись, я вылил самогон себе в горло, и остался сидеть, боясь вдохнуть. Натурпродукт оказался крепостью градусов в шестьдесят, и провалился в брюхо словно шар из плазмы.
- Ух, хорошо, - сказал я через пару минут.
- Нормально, - согласился со мной Иван, и глаза его потеплели. - Слушай.
Понятное дело, новому офицеру положено изложить нечто вроде вводной, объяснить, чего от него ждут, как себя вести и чего ни в коем случае делать не стоит, если не хочешь проблем...
- Ну вот, все понял? - спросил комроты, и ручищей похлопал меня по плечу. - Понял, вижу. Теперь иди, и постарайся, чтобы к завтрашнему дню твои были готовы. Отправимся на дельце...
Понятно, что мы в этом лесу собрались не воздухом дышать, от партизан есть толк лишь в том случае, если они действуют. Но мне бы еще пару дней, а еще лучше неделю, чтобы "ошкурить" салаг, вбить в их головы хотя бы что-то.
Но пришлось пользоваться тем временем, что имелось в наличии.
В отряде имелись учебные гранаты, и с их помощью мы освоили, как вставлять запал и как пускать оружие в ход, чтобы подорвать не себя, а какого-нибудь поганого фашиста.
- Ладно, - сказал я, когда начало темнеть. - Свободны. Всем отдыхать.
Насчет "отдыхать" я, конечно, погорячился, нас еще ждали хозработы на кухне, но оружие хотя бы можно было отложить.
Похоже, Снежок в эту ночь спал где-то неподалеку от нашей землянки, поскольку сны мне снились птичьи - сильный ветер, бьющий в крылья, бездонный простор, доносящиеся снизу крики, и солнце, бьющее в глаза...
Когда я глаза с утра продрал, никакого солнца еще в помине не было.
Вновь, как и вчера, лес окутывал похожий на громадный саван туман, из-за него все звуки казались приглушенными.
Построение роты, наш взвод на крайнем левом фланге, краткий осмотр и инструктаж личного состава. Суть операции нам не раскрывают, понятно только, что она как-то связана с нашей вылазкой прошлой ночью - то ли разведка боем, то ли попытка провести алеманов, ударить в ложном направлении.
И вновь топаем через лес, разве что на этот раз - в очень большой компании.
Объявился Снежок, посидел у меня на плече и дружелюбно потыкал клювом мне в волосы. А когда полетел дальше, я не удержался, и с уже хорошо знакомым мокрым хрустом в мозгах скользнул в птичью голову.
Хоть на мгновение, но интересно глянуть, как мы выглядим сверху.
Картинка оказалась не самая занимательная, помешали мелькавшие перед глазами ветки и стволы, но растянувшуюся по лесу цепочку людей я разглядел, как и отправленные в стороны дозоры...
А потом меня похлопали по плечу.
Это вышло настолько болезненно, что я вздрогнул всем человеческим телом, и несколько мгновений потратил на то, чтобы сообразить, что за розовую хреновину вижу перед собой.
Ага, лицо... Петрович... глядит с тревогой.
- Слышь, командир, ты чего? - спросил он.
- А чего? - отозвался я, с трудом вспомнив, что мало открывать клюв, то есть рот, а надо еще и языком шевелить.
- Замер, и в пространство пялишься, - сообщил из-за спины "сопля" Федор.
- Это ничего, это я от недосыпа, - сказал я, и тут обнаружил, что из-за моей "экскурсии" мы слегка отстали от двигавшегося впереди третьего взвода. - Ходу, парни! Добавили ходу!
Любая боевая операция - это на две трети перемещение войск, ожидание, и лишь на треть само столкновение. Какой бы ты ни был снайпер, если у тебя нет сил на длинные переходы и ты не умеешь терпеть, то грош тебе цена, и сиди лучше в лагере, охраняй склады и завхоза.
"Старички" мои топали споро, по привычке ветеранов чуть ли не спали на ходу. Новичкам приходилось хуже, но они старались, а вдобавок выручала молодость - всем меньше двадцати пяти, сил вагон, как и дури в башке.
Но ничего, часть этой дури мы выбьем... у тех, кто выживет в первых боях.
Я чувствовал себя много лучше, чем хотя бы вчера - раны и синяки болели меньше, да и тело понемногу вспоминало, что такое марш-бросок с полной выкладкой. Ныли лодыжки, отвыкшие от столь интенсивной ходьбы, но через день-другой и они перестанут беспокоить.
Взошло солнце, стало теплее, но движение наше замедлилось, а затем мы и вовсе встали.
- Это что, враг впереди? - спросил один из новичков, тот самый чернявый со шрамами.
Я пожал плечами:
- Мне пока не доложили. Так что стоим, курим.
На месте проторчали около часа, а затем прибежавший ординарец притащил приказ комроты идти на восток и занимать позицию на опушке.
- Далеко до той опушки? - спросил я у Петровича, знавшего эти леса лучше, чем иной медведь.
- Не, - ответил тот. - Версты три-четыре...
Эти "три версты" отлились нам в час интенсивного марша по пересеченной местности. Опушка вытянулась дугой, за ней обнаружилось голое по весеннему времени поле, и еще дальше - деревня.
На миг мне показалось, что это то место, где мы были прошлой ночью, та самая Ивановка. Но приглядевшись, я эту мысль отбросил - нет, населенный пункт побольше, да и вон той дороги, что петляет по полю, мы вроде не проходили тогда, хотя миновать ее не могли.
Нашему взводу достался участок метров в двадцать пять на правом фланге - от могучей старой сосны до края березняка. Я распределил бойцов, проследил за каждым - чтобы замаскировались и разместились годным для боя образом.
Сам отошел немного вглубь леса, чтобы покурить.
Не прошло и минуты, как ко мне присоединился командир второго взвода, Серега, маленький и жилистый.
- Не знаешь, что будет-то? - спросил я, посасывая вонючую, как самокрутка, сигарету.
- Пощупаем их, - отозвался Серега, чей взвод находился с нами по соседству. - Алеманы сюда войска уже подтянули, так нам надо сделать так, чтобы эти войска тут и стояли...
Значит, все же ложный удар.
Едва вернулся к своим, как на другом фланге началась стрельба - кто и в кого там палил, мы видеть не могли, но дело, судя по очередям и разрывам, происходило нешуточное. В ход пошел даже пулемет, и я пожалел, что у нас нет ни одной такой "машинки".
Шум стих, и вскоре со стороны деревни донеслось негромкое ворчание, точно там проснулся огромный дверь. Между домами, сокрушив хлипкий забор, протиснулась серая лоснящаяся туша со свастикой на боку, повела длинным "хоботом", снабженным утолщением на конце.
Ого, танк... и не один, вон еще прется, а за ним и третий.
С танками иметь дело мне почти не приходилось, но любви к ним я особенной не питал. Большая и опасная штуковина, а уничтожить ее, если у тебя нет под рукой РПГ, довольно тяжело.
- "Элефант", - сказал Петрович. - Это они такую дуру на бой с нами выгнали?
Танк, словно обидевшись на эти слова, вздрогнул всем корпусом, дуло его окутало облачко дыма. Мгновением позже снаряд разорвался где-то в вершинах деревьев, засвистели осколки.
Честно говоря, шансов против трех... нет, уже пяти таких машин у нас нет.
"Элефанты", и вправду немного похожие на бронированных слонов, выбрались в поле и неспешно покатили на нас. Следом за ними двинулась пехота - как и положено, укрываясь за стальными тушами, время от времени залегая, затем поднимаясь и делая перебежку.
Дисциплинированные, сволочи. Фашисты!
Наш единственный шанс был в том, чтобы немедленно отходить, и я все ждал, когда придет такой приказ, но его не было.
- Не ссать! - гаркнул я, когда еще один снаряд разорвался уже ближе, и большое дерево с шумом рухнуло, едва не придавив одного из бойцов. - Сейчас покажем уродцам!
Танки подползали все ближе и ближе, я мог уже видеть похожие на усики пулеметы - сейчас они как вдарят, и стальной град шарахнет по лесу, вынуждая все живое вжаться в землю.
- Не ссать, - повторил я, намного тише, но в этот раз исключительно для себя.
***
Комната, где они собрались, находилась глубоко под землей, но здесь тоже имелись окна. Два выводили в кромешную тьму, за третьим переливалась сине-зеленая мгла, заполненная стремительными хищными тенями, четвертое выводило в освещенную багровым светом пещеру, такую большую, что в ней мог с удобством разместиться иной город.
Первый сидел за громадным каменным столом, и над его головой парил шар живого огня. Яркий свет падал на разбросанные по столешнице документы - графики, карты, страницы текста, написанного на пяти разных языках, картинки с изображениями невероятно странными.
Прочие члены Совета Двенадцати сидели на стульях так, что получался полукруг.
- Ну, с этим мы разобрались, прорыв стабилизирован, - проговорил Первый, откладывая сложный график.
Словно привлеченная его словами тень за сине-зеленым окном стремительно приблизилась. Приобрела очертания, сплошь из шипов, клыков и костей, с размаху ударилась о невидимую преграду.
Никто не обратил на нее внимания.
- Что еще? - спросил Первый. - Ах да, информация по нашему особому проекту... Что там?
- Отчеты делаем регулярно, - с тонкой издевкой в голосе произнес Седьмой.
Первый нахмурился.
- А выводы из них? - грозно спросил он.
Понятно, что он прошляпил, не проглядывая все документы, что каждый день кладут ему на стол, но признавать этого ни в коем случае нельзя, иначе рискуешь собственным авторитетом.
Собравшиеся тут существа куда более опасны, чем жители сине-зеленого океана за окном.
- Только тактические, - ответил Седьмой.
Первый взял несколько листков, проглядел торопливо, постукивая указательным пальцем правой руки по столу.
- Таак... - протянул он. - Ну и какие же тут можно сделать тактические выводы?
И неофициальный глава Совета Двенадцати в упор глянул на Седьмого.
- Катализатор действует, многие событийные потоки в той октаве вышли из кольцеобразного состояния...
- Да не то что вышли, а вкатились прямиком в турбулентность! - Первый ударил кулаком по столу, тот подпрыгнул, а в багровой пещере раздался отдаленный рев, полный злобы и тоски. - Еще немного, и критический уровень хаоса будет превышен, и это за каких-то трое суток!
- Не может быть, - подал голос Второй. - Это невозможно.