Документы русской эмиграции и материалы, касающиеся России и СССР в фондах Архива современной истории в Цюрихе
Кудрявцева Е.Л.
"Я - русская жена швейцарского поэта...": Архив Лидии Шмитц (LydiaSchmitz)
Лидия Николаевна Деханова родилась 5 октября 1881 года в семье знаменитого русского генерала Николая Михайловича Деханова. Образование она получила в Смольном институте благородных девиц, а в 1902 году стала дипломированной учительницей. С поэтом (и своим будущим мужем) Паулем Шмитцем (псевдоним - Доминик Мюллер) Лидия познакомилась в 1906 году в Париже, а в 1910 состоялась их свадьба в Биарритц (венчание проходило по канону русской православной церкви), затем последовали три года жизни в Испании и - наконец, в 1913 году - переезд в Базель и рождение сына Георга ("Георгли" - ласковое семейное прозвище, данное мальчику отцом).
В 1920-30-е годы Лидия Шмитц работала в русском обществе Красного Креста и жила на деньги, получаемые за переводы с русского.
Умерла она 5 октября 1976 года в Швейцарии.
Всего несколько строк и - тире между датами.
Перелистаем теперь страницы ее дневника:
" 27-го марта. [Arosa]
Как хочется мне в Крым, к бушующему морю,
Где небо синее раскинулось шатром,
Где так красивы утренние зори,
Миндаль и кипарис растут кругом.
А солнце жжет полуденным лучом"
" Arosa 1907 г., 28-го декабря
Решено, я нанимаю себе учителя; тоска настолько сильно овладела всем моим существом, что надо найти этому хоть какой-нибудь выход. Ни одного знакомого лица, ничего, что имело бы связь с прошлым, с привычным, с родным. Странное ощущение, как будто ты на каком-то необитаемом острове, оторванная ото всех. Пошла сегодня искать учителя; ... прихожу и вижу дощечку "H. Jenny...". Звоню, или вернее стучу, голос изнутри говорит: "Herein!" и я вхожу. Комната довольно маленькая, книги на полках по стенам, посреди дома сидит какой-то совершенно лысый господин, лицо молодое. Сажусь, мы разговорились: сначала, как водится, про погоду, потом про учителя. Чего - русскую литературу и прочее. Является наконец и сам учитель: рослый крупный человек, уже пожилой, но несмотря на это - с детски-застенчивым лицом. Я выразила желание заниматься литературой, что привело его в смущение. Он, оказывается, несчастный, погружен в грамматику и вообще различные школьные премудрости, а современную литературу знает плохо. Для преподавания мне, ему надо готовиться. Я с ужасом жду, что он изъявит свое согласие, но, о благодать, он очевидно в затруднении. Берет со стола лист со списками преподавателей и рекомендует мне другого учителя, некоего Шеллера, который дает уроки в моем же доме и моим соотечественникам Сувомлиновым. Я благодарю и ретируюсь с радостью, что этот неинтересный человек не будет моим учителем. Итак, другой, Herr Schmitz... - вот он будет!
29-го дек.
Предупредила портье и жду сегодня учителя. Чуть стучат - "прошу!". Портье раскрывает дверь и передо мной высокого роста человек, около 45, с симпатичным лицом и голубыми глазами. Я протягиваю ему руку, которую он пожимает нерешительно. Мы садимся и говорим о занятиях; я рассматриваю его. "Боже, опять лысый, до каких же пор. Мне чего-то жаль. А глаза славные, выразительные, - особенно, когда он смотрит на меня и говорит: "Вы не хотите легкой литературы, Вам нужно мучительные вопросы разрешать?" - я киваю головой. Итак, он согласен, я назначаю день урока и мы расстаемся.
1908. 2 янв.
Сегодня первый урок. Он сидит передо мной спокойный и говорит о немецкой литературе со времени ее возникновения. Я слушаю внимательно, бледная от напряжения и легкого волнения. Час проходит незаметно. Одеваясь, он смотрит на меня и говорит: "Вы бледны, Вам бы надо на воздухе больше быть". О, я целый день сижу на балконе. Мы перекидываемся еще несколькими словами и он уходит. У меня в груди неопределенное чувство. Почему-то мне неприятно вспоминать, что он смотрел на мою фигуру, когда я говорила о своем нездоровье. Он лысый, должно быть пожил в свое удовольствие!"
"Какие мы все ничтожества, мы русские женщины с нашим бесконечным самоанализом, мучительными исканиями, сомнениями... Жизнь кажется вечным тяжелым сном, где все так тускло и бледно, где события, лица, ... мелькают скучно, ненужно... Где же простор, где жизнь, здоровая, живая, бурная,... в ее слиянии с глубокими, но светлыми мечтами, с молодым смехом, с искрящейся радостью?"
" 7-го февраля, пятница, после прогулки с П.Ш.
Бывает ли у вас когда-нибудь, что со дна души вырастает и поднимается, словно привидение, огромная, неизъяснимо больная тоска. Она сжимает душу словно железными тисками, она окутывает туманом будущее и закрывает собой прошедшее, она медленно тянется по вам. Эти горькие, жгучие слезы сожаления, горечи, отчаяния. О мука, душа мечется, словно маленький напуганный зверек, все выходы которому закрыты, а в горящей головке бегут быстрые разорванные мысли, исчезая без следа... А рядом с этой больной, щемящей тоской робко, светло и неизъяснимо ... шевелится желание счастья; кажется вот-вот выступит из душевной глубины и охватит всю тебя громадная огненная волна, еще не ... объясненная и древняя как сама память, - которая зовется любовью."
" 14 февраля 1908 г.
Прощай, моя мечта, моя робкая первая любовь, - мой свет, мученье и радость! Довольно! Что в том, что ты манила меня свежестью звуков, красок, переливалась искрами и тихо горела далеким сиянием Звезд. У меня в груди громадное огненное море страсти, жажда кипучая и сильная яркой, всепоглощающей любви, - а в ответ на это дано мне одно мерцание, одни просветы между бегущими облаками, одни далекие надежды. Прощай, - я плачу, как ребенок! Не суждено мне пить из чаши счастья. Пусть же искусство даст мне начать здоровую светлую жизнь, подымет меня над сырой будничной действительностью и в своих радостях заставит забыть мою робкую мечту о счастьи, мое невысказанное желание, мои горькие слезы подавленной любви. А потом меня ждет Россия - далекая, родная, бесконечно великая; для нее могу, не раздумывая умереть!..."
" 1909 г.
Я прочла твои стихи, мой дорогой... Да как меня заставили страдать, каждое твое ласковое слово, обращенное к любимой женщине, падало в мое сердце как расплавленное олово и жгло его невыносимо. Но я не ревную тебя, вечная моя любовь выше этого. Она глубока и светла, как бездонное небо, и как небо она хочет унести тебя высоко - высоко. Пусть же те, которые любили тебя так же свято и глубоко, подадут мне руки. Мы дети солнца, света и тех небесных радостей, которые даются только избранникам. Мы соединим наши сердца и наши голоса сольются в вечной песне Красоты, правды и духовной мощи. О дорогой. Ты боишься, что я в тебе разочаруюсь, что темные тени, которые живут в каждом человеческом сердце, закроют от меня твой духовный облик. Не бойся, ты для меня чист и светел как взгляд ребенка. Ты очистился своими страданиями, своими исканиями, своей любовью. И верь мне, над миром добродетельных, гордых своим прошлым людей, - стоишь ты, выше целой головой. Я счастлива, счастлива бесконечно, что на пути мне встретился высокий образ "человека", что я ему и никому другому, отдала свою первую чистую любовь, свое первое счастье, свой первый огонь. Гори же, моя любовь, - ярко, глубоко и сильно и пусть твое пламя освещает до края могилы мою трудную, мучительную жизнь; пусть вплетет оно цветы радости в терновый венец твой, мой дорогой, любимый, вечный друг".
И наконец, уже не из дневника - из письма, отправленного актрисе русского театра в Париже - Марии Ефремовой (ее ответ с возвращенными оригиналами стихов также хранится в архиве - письмо на бланке с видом Hotel des Alpes и парижским обратным адресом):
" 20 сентября, пятница
1923
Хоть я жена швейцарского поэта,
Но русская сама, и слово это
Вам прозвучит на русском языке.
Спасибо Вам за ваш приезд нежданный!
Какою радостью горячей и желанной
Зажгли Вы сердце мне, здесь, вдалеке...
Ваш "Балаганчик" - это ведь Россия,
Наш добродушный, красочный народ, -
Он и шумит - ли, бродит - ли, поет
Везде, во всем - лишь буйная стихия.
О, хата русская, где все мы родились,
Дорога дальняя, березка, поле...
О, "Вниз по Волге...", где огни зажглись...
И песнь волнует нас, и беженская доля.
Вот русская девица с русою косой,
О, "Красный сарафан" и взор ее живой,
Присядка русская со звоном каблука,
Как старчески-дряхла, изжита и жалка
Мне кажется Европа перед нею...
____
Я больше не пишу, гляжу и пламенею.
И шлю Вам здесь осенние цветы
За сердце русское, за трепет красоты.
В 30-е годы Лидия Шмитц занимается переводами наиболее интересных материалов из русской периодики и корреспонденции для газеты "Возрождение" - периодического издания русской эмиграции в Швейцарии. Так, в ее дневниковые записи вложены 11 страниц на немецком языке - "Золотые зубы только для членов партии" (Возрождение N 1657, 15 декабря); о положении дел в советских колхозах на примере ситуации в Тверской области (Возрождение, 18 марта 1930); материал о Московском "Коммунистическом университете для восточных трудящихся" (по сути - "курсах, готовящих агитаторов для стран Востока") (Возрождение, 19 марта 1930); о выступлении С.С. Маслова, председателя партии "Крестьянская Россия" в Белграде (Возрождение N 1761, 29 марта 1930). Читая их, невольно задумываешься - как можно было продолжать любить такую Россию?
Заглянем в первую из названных выше статей: "Комитет народного здравоохранения (Наркомздрав) издал указ: всем зубным врачам СССР - о необходимости строжайшей экономии при использовании народного золота. Начиная с этого дня, золото из золотого запаса страны будет выдаваться лишь тем врачам, которые подпишут обязательство "четко придерживаться классовой линии" и ставить золотые коронки только членам партии и пролетариату. Пациенты непролетарского происхождения должны сами поставлять зубным врачам золотые предметы, из которых зубоврачебные техники имеют право изготовить для них золотые коронки. Получение любого количества золота от населения обязывает врача к составлению акта, который впоследствии должен быть выдан представителям советской власти по первому требованию".
Немного длиннее вторая заметка: "Один корреспондент эмигрантской газеты "Возрождение", подписавшийся "Сергей Е-в" сообщает: "Положение крестьянства в "колхозе" может быть проиллюстрировано приведенной ниже трагической историей, произошедшей в одном советском коллективном хозяйстве Тверской губернии. У жены одного колхозника заболел ребенок и она обратилась к председателю колхоза с просьбой о выдаче для малыша небольшого количества молока. В ответ последовал отказ, хотя ее муж при вступлении в колхоз вынужден был отдать туда свою последнюю корову и теленка. Теленка зарезали, а корову поместили в общее стойло.
Получив отказ, женщина взяла небольшой горшочек и тайком пробралась в коровник, желая подоить свою корову. Там ее заметил сторож, потребовавший немедленно вернуть украденное; и - не получив желаемого - выбил из рук доильщицы сосуд, разлив при этом молоко. Затем, долго не думая, выхватил револьвер и смертельно ранил женщину. На выстрел прибежали работавшие неподалеку колхозники - и увидев на полу истекающую кровью несчастную - набросились на сторожа и буквально разорвали его на кусочки, так что он не успел даже пошевелить рукой.
Теперь в этом колхозе будет проведено расследование, в результате коего половина колхозников будет призвана к ответу; а пока что для наведения порядка в их дома поселены чекисты из города".
Листаем далее: "Очень интересные сведения о Московском "коммунистическом университете для трудящихся с Востока" сообщает журнал "Борьба за Россию". Это менее всего - университет, скорее курсы для подготовки агитаторов в странах Востока, но курсы привилегированные. Восточные студенты - шикарные молодые люди. Они очень хорошо одеты, всегда сыты и не нуждаются в решении проклятого жилищного вопроса. Советское правительство взяло на себя все расходы по обучению и обеспечению учащихся с Востока, сильно отличающихся от оборванных русских студентов.
Будущие работники пропаганды живут и учатся под вымышленными именами, причем псевдонимы выбраны для них советским правительством. Большевики умышленно используют в качестве псевдонимов имена известных русских писателей, ученых, государственных мужей. Загляните в бывшую виллу на Поварской улице (теперь - ул. Воровского) N 25, где расположены "интернациональные Ленинские курсы", и вы узнаете, что там проживают Жуковский, Батюшков, Грибоедов, Ломоносов, Сперанский. У меня не было возможности встретиться с Пушкиным и Лермонтовым, но я не сомневаюсь, что и они обитают в Москве среди иных будущих "восточных агентов" СССР.
Советское правительство использует все средства для того, чтобы вырастить из студентов с Востока разбойников и верных слуг коммунизма. Но это не всегда удается. В Москве был случай, когда 15 студентов китайского университета Сун-Ят-Сен были расстреляны за то, что во время военного парада на Красной площади подняли транспарант с лозунгом: "Прочь, Сталин, спекулянт от революции!".
В следующей статье автор пытается дать объяснение всему происходящему: "В переполненном зале одной из Белградских гимназий выступал председатель партии "Крестьянская Россия", С.С. Маслов, приглашенный югославским Союзом писателей и журналистов. Он, как в кино, показывал кадры из жизни современной Советской России.
Нищие скитаются по всей стране, бесконечные человеческие потоки перед магазинами, возбужденные и поносящие советскую власть; "гнездилища" бездомных, напоминающие обезьяньи поселения в дремучем лесу; их кочевье - в зависимости от времени года: с севера на юг и обратно, не исключая столичных городов; толпы, выглядящие как попрошайки, разваливающиеся и разрушенные здания... Церкви без крестов, превращенные в места торговли или в музеи - с грязными надписями на фресках и иконах. На улицах процессии ряженых безбожников, и в то же время, наряду с преследованиями верующих - необычайный подъем религиозного самосознания и становление сектантства.
В деревнях - кровавые оргии социалистического строительства, уничтожение свободного крестьянского хозяйства и основание сомнительных колхозов, не подчинившиеся властям жестоко преследуются; уничтожение крестьянами живого и мертвого инвентаря, чтобы он не попал в руки ненавистной власти; осквернение матери-земли, превращение ее в пустыню, поднимающийся всюду голод; борьба не на жизнь, а на смерть в непрекращающейся гражданской войне, на которой тысячами гибнут крестьяне и коммунисты; переполненные тюрьмы и постоянно отправляемые поезда с заключенными, перевозящие крестьянские массы в северном направлении, в лагеря; дорого стоит возвращение назад из Кеми.
Недовольство советской властью во всех слоях населения и тайные революционные организации повсюду, не исключая находящихся в фаворе Красной Армии и рабочих. В армии недовольство проявляется чаще всего в бунтах; в рабочей среде, где суточная норма продовольствия снижена до 1500 калорий, это недовольство нашло выход в поджогах фабричных зданий, уничтожении и повреждении техники. Всюду - сомнение, неуверенность, ведущая к самоубийствам, и прежде всего - среди активистов-революционеров.
Символ времени: крестьянин Киевской губернии, доведенный советской властью до предела отчаяния, запряг тройку, посадил туда своих детей, сел сам и направил коней в воды Днепра, где нашел покой и свободу. О характере революционных настроений в стране можно судить по одному факту преднамеренного разрушения всех железных дорог (чтобы сделать их непригодными для нужд советской власти и тем самым облегчить борьбу с ней), план которого был привезен агентами "Крестьянской России".
Социализм в любых его проявлениях в России невозможен, коммунизм вызывает ненависть. Будущая Россия должна стать истинно русской, единой, свободной и справедливой страной, изжившей всю социалистическую бессмыслицу".
После таких строк понятнее делается последнее (не из написанного, а из дошедшего до нас) стихотворение Лидии Дехановой. Рукописи не горят - их сжигает время.
Август 1938
Прогулка
Мы гуляли на горном хребте,
Воздух чист на такой высоте!
Вокруг нас - молчаливые ели,
Золотистые шмели звенели,
И смотрела улыбкой сквозь лес
Синева бесконечных небес.
Чуть шумели нам пестрые травы,
Чуть звучал вдали коршуна зов,й
Смех таинственный русской Купавы
В чаще леса мне чудился вновь.
Перед нами все горы и горы...
Как игрушки, в долине стоят
Деревеньки и церкви, и боры,
И фигурки кричащих ребят.
Желтой лентой змеится дорога,
Розмарин пряно дышит у края,
Я иду и прошу лишь у Бога:
"Не разрушили б этого рая!"
Передача архива Лидии Шмитц в ETH состоялась в 1989 году. Архив по настоящее время не обработан. Сюда входят документы (паспорт, свидетельства и дипломы различных институтов), письма русских эмигрантов и священнослужителей (в т.ч. семьи Романовых), дневники, приглашения на различные собрания, связанные с вопросами эмиграции из России и помощи беженцам; фотографии; переписка с членами семьи, оставшимися в Киеве и Риге (1930-75); материалы, связанные с художником Евгением Булихом и бумаги, удостоверяющие собственность семьи на землю в Польше.
Документы, входящие в досье Лидии Шмитц-Дехановой:
I/Материалы к биографии:
--
Личные документы: Диплом Совета С.-Петербургского Александровского (Смольного) института, выданный Л. Дехановой 22 мая 1902 года; Диплом российского Красного Креста от 19.12. 1929; швейцарский паспорт Л. Шмитц, урожд. Дехановой, от декабря 1934 года; "Свидетельство о бедности" Л. Шмитц-Дехановой, выданное Советом округа Боттминген 10 ноября 1937 года; "Идентификационная карта" гражданина Швейцарии, выданная Л. Шмитц-фон Деханов в Цюрихе 1 июля 1944 года; "Legitimationskarte" от 4.4.1940, Цюрих; "Schriftenempfangsschein" округа Штэфа (Staefa) от 15.7.1953; документы о собственности семьи Булич на имение/ землю в Волыни (совр. Польша, прежде - территория Российской империи).
2. Работа в русском Красном Кресте:
2.1. Переписка с "Association de Secours Mutuels et de Protection des intИrets Suisse en Russie", Женева
2.2. Отчет за 1929 год "ComitИ de Secours aux Entfants Russes" (2 экз.)
--
Документы, связанные с удочерением Л. Шмитц-Дехановой Акиминой Инны, уроженки Украины - Запорожья - при посредничестве Международного Общества помощи детям;
--
2 сообщения о русских эмигрантах и их детях в Париже за май 1930;
--
Переписка с "Direction gИnИrale de l'ancien organisation de la croixrouge Russe" в Париже
--
Поздравления/ юбилеи
--
Социальная поддержка Лидии Шмитц (переписка с ответственными организациями):
--
Buergerliches Fuersorgeamt Basel, 1957-72;
--
Armenpflege Staefa, 1958-68;
--
Armepflege Richterswil, 1970;
--
AHV-Ausgleichskasse Kt. Zuerich, 1968.
--
Дневники изаписи:
--
Домовая книга 1936-42;
--
Записная книжка 1942;
--
Различные, недатированные записные книжки и дневники;
--
4 тетради переводов с русского;
--
2 тетради иных рукописей;
--
Фрагмент рукописи доклада "Русская женщина";
--
Фрагменты записей, не обработаны.
--
По поводу смерти Л. Шмитц и Берты Шмитц (матери Пауля).
II/Переписка с членами семьи:
--
Л. Шмитц - Паулю Шмитцу (письма и открытки): 1908 - 1915; 1918 - 1930; 1933; 1939; 1942; письма из Sarny (см. также досье IV); недатированные письма; другие письма (необработанные) с 1918 года;
--
Лидия Шмитц - родственники в Киеве и Риге (в основном, на русском языке): письма Полины Меньшиковой (сестра) из Киева (1900-1930, фотографии); Валентины Дехановой (урожд. Акинина, мать) из Киева (1900-1930); Полины Меньшиковой из Риги, ок. 1940-1975; В. Кривин (Krievins) из Бруклина, Нью-Йорк, 1950-1975; иные русскоязычные письма к Лидии Шмитц из Швейцарии.
--
Берта-Луиза Сесилия Шмитц, урожденная Шабелинг (Schabeling)? Мать Пауля Шмитца:
10.1. Письма Паулю (1904, 1918, 1919, 1925, 1927, 1928); Лидии (1919, 1925) Шмитц и обоим (1916, 1920, 1926);
10.2. Письма Л. Шмитц к Берте-Луизе (1912, 1924, 1925);
10.3. Письма Пауля Шмитц матери (1924, 1926);
10.4. Письма Георга Шмитц бабушке (1924-1925).
--
Шмитц Берта, Базель; сестра Пауля Шмитца:
11.1. Письма Паулю (1993, 1911);
11.2. Письма семье Шмитц (1945-1950, 1951-1958);
11.3. Письма Георгу Шмитцу (1929 - 1941);
11.4. Письма семьи Шмитц Берте;
11.5. Переписка Лидии Шмитц с доктором юриспруденции Гансом Штуммом, касательно распродажи имущества Берты Шмитц и ее помещения в госпиталь (1960-1963).
--
Письма членов семьи Шмитц Берте и Берте-Луизе вместе (названы тетей и бабушкой) за 1924-1925 годы.
III/Корреспонденция общая:
--
1. - 13. 27. A - Z
IV/Персональные досье:
--
Документы, связанные с поместьем в Sarny (Польша); переписка 1926-1949 годов с адвокатом Лидии Шмитц - А. Харковым (1927-1939); с Г. Томменом, консулом Швейцарии в Рабьянице (Польша) (1926-1937); документы Международного коммерческого банка в Петрограде, 1918; Товарищеский политический департамент (EPD) (1918, 1947-1949); адвокатское бюро Бони - Штробель (Bohny - Strobel) в Базеле (1927 - 1935); польское консульство (1926); меморандум относительно имения Дехановых и его возвращения законным владельцам, выданный польским правительством, Варшава; иные документы по поводу (не классифицированы).
--
Папка Евгения Булича (1896 - 1924). Отдельно в документах Л. Шмитц мной было найдено письмо Вырубовой с соболезнованиями по поводу его кончины.
--
Иное (не классифицировано). В т.ч. Переписка: письмо Л. Шмитц от Константина Александровича Горчакова по поводу организации выставки против движения безбожников в Базеле. Сант-Галлен, 22 марта 1934; письмо Л. Шмитц от доктора Юрия Ильича Лодыженского по поводу организации выставки против безбожников в Базеле. Женева, 5 июня 1934 года; письмо Л. Шмитц от 22 октября 1935 года с программой концерта в пользу русских эмигрантов в Базеле от неизвестного лица; письмо настоятеля Цюрихской церкви отца Владимира относительно участия церковного хора в концерте в пользу русских эмигрантов в Швейцарии от 7 октября 1935 года; письмо Л. Шмитц от Я. Таньшина (?) относительно возможности исполнения песни Сабурова на органе и необходимости "афишировать" имена композиторов Сабурова и Крыжановского в церкви; письмо Н. Лодыженской по поводу концерта в помощь русским эмигрантам; приглашение на доклад госпожи А. Романовой (Президента русского общества Красного Креста) о судьбе русских эмигрантов в Париже. Средства от вечера должны были пойти на поддержку детей русских эмигрантов. Вечер состоится в четверг, 31 января в 4 часа 30 минут в отеле "Univers" по адресу: Bahnhofstrasse 7. Приглашение подписано в т.ч. и доктором Л. Шмитц-Дехановой; открытка Л. Шмитц от Т. Меньшиковой (Латвия); письмо Л. Шмитц от А.В. Романовой, из Парижа от 1.3.47 по поводу гуманитарной помощи. Другие письма А.В. Романовой к Л. Шмитц от 1929, 1931, 1934, 1937 годов, в которых Лидия Михайловна ошибочно именуется Лидией Павловной; письмо мадам Доминик Мюллер (псевдоним мужа Л. Шмитц) от Марии Ефремовой - актрисы русской труппы в Париже, 1923 год; материалы для публикации в журнале "Возрождение", рукопись Л. Шмитц-Дехановой; письмо Л. Шмитц к Александре Вадимовне Романовой от 5 августа 1939 года; перепечатка рассказа И.С. Тургенева "Порог" и др.
"Чужой судьбы над жизнью тень...": Евгений Булич(25 июня 1896, Казань - 10 января 1924, Riehen/ Риэн)
Детство Евгения Булича прошло в имениях отца на Волге или деда в Волыни (Wolhynien). В возрасте девяти лет вместе со своим старшим братом Петром он поступает в Киевский кадетский корпус, где впервые проявляется его дар художника. Учителя советуют Евгению продолжить свое образование в этом направлении. После окончания корпуса, Булича направляют в Тверь в звании ученика кавалерийского офицера, тогда как его брат оказывается в школе гардемаринов в Петербурге. В день, когда разразилась Первая мировая война, попавший под влияние революционно настроенных соучеников, Евгений возвращается в Киев и поступает в Киевский университет на факультет права и восточных языков, с тем, чтобы впоследствии сделать дипломатическую карьеру в странах Азии. Но, кажется, сама судьба препятствует осуществлению его мечты: спустя два года Россия снова оказывается меж жерновов истории: Октябрьская революция приступает к сбору своей страшной жатвы. Семья Булич одна из первых получает известие о том, что горячо любимый брат и сын - Петр - убит восставшими матросами во время дежурства на крейсере в Финском заливе. Поездка Евгения с материю в Петроград оказывается напрасной - они не смогли найти тела, чтобы должным образом предать его земле: Петр уже был сброшен в массовую могилу (каких без конца было потом в новой России) где-то на побережье Финляндии.
Борясь с тяжелейшим потрясением, Евгений решает вернуться в Киев, и вскоре поступает на службу в Красную армию, что было (для бывшего белогвардейца и дворянина) скорее актом вынужденным, чем свидетельством принятия им идеалов революции. Булич становится адъютантом одного из красных командиров, добросовестно исполняя вполне безобидные поручения (связанные, например, с обеспечением "боевых товарищей" обмундированием и провиантом). Таким образом ему удается объехать все города на Днепре. В это же время, пользуясь данным революцией правом на светский (не благословленный церковью) брак, Евгений женится на Ольге - дочери опального генерала. Однако, семье Булич суждено просуществовать лишь три месяца; затем следует столь же скоропалительный, как и заключение брачных уз, развод.
Евгений с течением времени все больше и больше убеждался в том, что советское правительство не только не является гарантом обещанных им прав и свобод, но грубейшим образом нарушает собственные постановления, едва речь заходит о вопросах власти и выгоды. В стране царят произвол, смерть, голод. Булич решает бежать из СССР: в имении деда происходит прощание с матерью, теряющей уже второго сына, но понимающей, что отъезд - это его единственный шанс: дезертиры из рядов Красной армии не имели права на жизнь.
Постоянно подвергаясь опасности быть схваченным и расстрелянным, почти на грани голодной смерти, Булич наконец попадает к донским казакам и добирается с ними до обетованных берегов Черного моря. Здесь, по дороге к свободе, он встречает своего друга по офицерской школе - Михаила С., и уже вместе они нанимаются матросами на рыболовецкое судно, чтобы иметь возможность переправиться в еще не охваченный красным террором Крым. Тут удача изменяет Евгению - он заболевает тифом (типичнейший диагноз послереволюционного времени) и проводит более месяца в лазарете; а затем, не дождавшись окончательного выздоровления, решает продолжить путь - и вместе с другими беглецами от нового режима оказывается (после путешествия через Константинополь) в Тель-эль-Кебире (Египет). Там - снова болезнь, на этот раз - дизентерия.
Из лагеря для интернированных лиц Евгений пишет своим родным (Лидии Дехановой-Шмитц и ее мужу, писателю и поэту Паулю Шмитцу) в Швейцарию с просьбой принять его. С трудом, почти полгода спустя, он попадает-таки в Базель, где начинает вести нормальную размеренную жизнь: поступает в школу искусств и реализует свой дар графика и живописца. Чтобы обрести финансовую независимость от семьи Шмитц, Булич берется за любую работу: от рекламных плакатов до оформления витрин. Постепенно восстанавливается здоровье, возвращается радость бытия.
Год спустя - новый удар судьбы - в имении деда, осажденном поляками, жестоко убита мать Евгения. Подробности о гибели матери так никогда и не станут известны Буличу: польские власти запретили въезд на ставшую их собственностью территорию как русским, так и швейцарцам...
Отдавшись целиком страсти к живописи, Евгений переезжает в Штуттгарт и становится учеником Академии художеств, выдержав (в числе первых) вступительный экзамен и проявив при этом недюжинный талант. Профессор Генрих Альтхерр из Базеля принял в молодом человеке самое горячее участие и - Булич видит себя уже на пути к вершинам славы.
...Еще греческие философы говорили о невозможности человека противостоять року: боги не ведают жалости и снисхождения, преследуя однажды избранную жертву. В мае 1923 года Евгений идет с сокурсниками в бассейн и, занятый разговором, не замечает, что вода достигает отметки лишь в один метр. Его прыжок с трамплина был рассчитан на глубину в два-три раза большую. Снова больничная койка, на этот раз - без возможности выздоровления: переломы оказываются слишком серьезными. Месяцы в Штуттгартской больнице св. Карла и св. Ольги (Karl-Olga-Krankenhaus), несмотря на трогательную заботу друзей и семьи Шмитц, тянутся бесконечно. Операция не приносит желанного результата. В начале октября Евгения перевозят в Базель, затем в Риэн, где помещают в госпиталь при монастыре.
Находясь до последних дней в полном сознании и понимая безнадежность своего положения, Евгений Булич все же надеется на чудо выздоровления, однако с наступлением холодов, его состояние резко ухудшилось, и 10 января в возрасте 28 лет он скончался. Во время одного разговора со священнослужителем, Ф. Хохом, Булич сказал: "Я еще очень молод, но жизнь позади - преисполнена событиями и обстоятельствами, которых хватило бы другим на 70-80 лет. Единственное, чего мне невозможно жаль - того, что я не сумел воплотить в жизнь своего дара, не подарил всему миру живущего в моей душе идеала красоты. Но..., - добавил он после недолгого размышления, - что значит все это по сравнению с ожидающей меня бесконечностью".
Любимым живописцем Евгения был Микеланджело, и последними словами, прозвучавшими над могилой русского дворянина, выпускника кадетского корпуса, адъютанта командира Красной армии, художника Булича были строки германского поэта К.Ф. Майера (C.F. Meyer), посвященные создателю шедевра всех времен - Сикстинской капеллы.
Это была биография Булича, увиденная глазами постороннего. А теперь мне хотелось бы привести письмо Лидии Дехановой к Паулю Шмитц:
"Это был 1917 год в России, год победившей революции. Евгений Булич, прекрасный 23-летний выпускник офицерской школы в Киеве, был схвачен на улице города, в тот самый момент, когда он со своей невестой выходил из церкви. Оборванные солдаты и матросы затащили его за угол. Евгений чувствовал себя смертником. Ольга (невеста) громко крича, повисла на нем и не давала его увести. Публика на улице тотчас же встала единой стеной, и оборванцы, испугавшись, пропали в толпе. Евгений был спасен. Но непрестанная опасность ареста более, чем революционные речи, которые он постоянно слышал в стенах университета, недовольство прежним режимом в кадетском корпусе и офицерской школе - заставила его перейти на сторону революционеров. Он сам не знал, как это случилось. Революция была в воздухе, все были заражены ей. В поместье, куда он направился, после того, как его с Ольгой расписал в Киеве один матрос; все было перевернуто. Крестьяне убивали и уничтожали, неизвестные евреи в черных кожанках и с огромными револьверами на ремнях держали речи против ненавистных буржуев. Ольга вела себя как избалованная девица из высшего общества, гуляла в саду поместья и требовала, чтобы Евгений ей прислуживал. Это было невыносимо для "новорожденного" революционера. Он отвез ее назад, в Киев; там же в Революционном Комитете записался в качестве адъютанта Красной армии. Вначале служба была даже приятной. Евгений проехал вдоль всего Днепра в каюте первого класса на пассажирском пароходе, чтобы заказать в одном из провинциальных городков кожи на обувь для солдат Красной армии. Или его направили сопровождать транспорт с венгерскими военнопленными; и он одним движением руки направлял венгерских офицеров в Сибирь под арест, а солдат освобождал и посылал назад, на родину. Выйдя из положения подозреваемого бывшего белого офицера, опьяненный новыми идеями, чувствующий себя всесильным, - Евгений был абсолютно счастлив. Тем временем, они проезжали занятыми российскими городами с музыкой и революционными песнями и торжественно хоронили революционеров, погибших от рук "буржуазии".
Проходили месяцы, Евгений наблюдал и многое узнавал, будучи приставленным к командующему Ревкома. Первое опьянение революцией прошло, командиры ожесточились и начались погромы. Солдаты убивали и грабили. Евгений ощущал себя изгоем в подобном обществе: он не был ни прирожденным вором, ни убийцей. Он чувствовал желание учиться, заниматься искусством и наукой. Мирные образы ушедшего поэтического детства в имении все чаще всплывали в памяти. Поездки позволяли ему встречаться с голодными и оборванными близкими, учителями, знакомыми, которых он уважал; Евгений видел смерть прежних товарищей по корпусу от рук революционеров, которым он служил. С другой стороны, Комитет был недоволен его мягкостью и требовал от него окончательного полного подчинения (самоотдачи) партии. Евгений решил бежать. В течение трех дней он скрывался в Киеве, в темных подземных ходах старого монастыря. Он умер бы от голода, если бы старый слуга отца не приносил ему немного воды и хлеба. Тем временем, белые заняли город. Бомбы залетали во двор монастыря и взрывались. Ольга пришла к мужу в укрытие, чтобы умереть вместе с ним. Оба ожидали смерти, но по юности не понимали всей опасности, рассказывали друг другу, смеясь, о своих переживаниях. Канонада становилась слабее, белые были отбиты. Ольга продала черную кожанку мужа и выручила немного денег. Ночью Евгений должен был покинуть Киев. Они еще успели быстро зайти в бюро (современный ЗАГС - прим. перев., Е.К.) и развестись. Юноша не знал, когда он сможет вернуться и давал своей жене свободу.
Переодевшись бедным рабочим, с мешком за плечами он на пароходе отплыл в Новороссийск. Оттуда было недалеко до Черного моря. Передвигаясь только по ночам, днем Евгений спал в укрытиях. К счастью, по дороге он встретил Мишу, своего товарища по корпусу, тоже бежавшего от революции. Они стали неразлучны. У Миши в мешке оказалось все необходимое для рисования. Он был художником и вспоминал об этом при каждой возможности. В Новороссийске они обратились к белому командиру округа и попросили о помощи как бывшие солдаты. Командир потребовал бумаги, нашел их подозрительными и приказал обоих арестовать и запереть в тюрьму. В камере, где Евгений оказался без Миши, он пережил невыразимые мучения от грязи и насекомых, получая заплесневевший хлеб и суп, в котором плавали крысы. Несмотря на это, он чувствовал себя искупившим грех: с радостью принимая наказание за свое красное предательство. Через две недели Евгений заболел тифом и был переведен в тюремный лазарет, где месяц находился между жизнью и смертью. Когда его состояние улучшилось и он уже мог вставать, город оказался в опасности быть захваченным красными. Всепобеждающая Красная Армия наступала; всё бежало и спасалось. Женщины, дети, евреи, солдаты - всё мчалось в дикой неразберихе. Богатый южный город, еще полный еды и товаров, где еще проходили спектакли и концерты - стал во мгновение ока пустым и покинутым. Евгений был слаб, он не мог решиться на побег, но, с другой стороны, ему угрожала опасность со стороны красных.
На счастье, он снова встретился с Мишей, они могли быть вдвоем и помогать друг другу. После мучительного пути к Черному морю, они нанялись на торговое судно: Миша стал матросом, а Евгений - поваром. Капитан был злым человеком, который постоянно ругался, особенно если был пьян. Корабль направлялся в Евпаторию с грузом соли. По пути он чуть не затонул во время бури. Евгений, разбуженный в два часа ночи, должен был держать канаты, прикрепленные к парусам, до того, что из-под ногтей у него брызнула кровь.
Потрясенные, с разбитыми бортами, они пристали в Евпатории. Сейчас же для Евгения началась размеренная жизнь. Утром он шел в город, покупал на рынке для матросов продукты, готовил обед. Товарищи были им довольны, он умел хорошо готовить. Но однажды у него пригорел гуляш (рис с овечьим мясом) и его крепко выругали. После того обеда он сидел с Мишей на берегу и строил планы на будущее. Оба хотели убежать за границу.
_______________
Мой любимый, должна ли я писать дальше? Пока ты это переведешь или хотя бы часть, могу я послать тебе другое? Я рада получать твои письма. Может быть, мне удастся отправить кого-нибудь в Польшу. Сегодня получила письмо от (?), что дерево в Польше подешевело... Иду сейчас в церковь. Завтра снова буду писать тебе. Наша квартира - N 428 недалеко от Sternenbergstrasse, Fr. Wittwer. Целую тебя крепко. Л."
А теперь дадим слово самому Евгению Буличу, приведя фрагменты из его дневниковых записей, которых сохранилось совсем немного - около десятка страниц:
"... когда кто-нибудь умрет, - принято выразить соболезнования; посылается приобретенная в магазине, специально ... для этой цели отпечатанная карточка; изображен обязательно "Toteninsel" Бёклина; внизу надпись: "Herzliche Teilnahme" ("Сердечное участие"). И довольны оба, получатель и отправитель; а между тем, это не имеет никакого смысла, т.к. на самом деле "Teilnahme" никакой нет. И вся наша жизнь представляет из себя только один "холодный скелет условностей и самообмана"! Замечают это очень немногие, так как людей, способных думать, и думать самостоятельно, - становится все меньше и меньше, условность жизни побеждает; пессимисты кончают самоубийством; а между тем, - как можно хорошо жить! Нужно только уметь жить.
И вот Вам мое credo: я ищу теперь подругу-товарища, с которым не скучно вместе идти; она должна быть так же сильна, способна и свободна, - как я; цель - стремление вперед и вверх, - самоусовершенствование, и не только духовное, но и телесное: т.к. я - язычник и душой живу в мире древней Эллады; христианство с его овечьей покорностью, "умерщвлением плоти" я нахожу односторонним; самое лучшее было бы примирить оба учения. В более (?) смысле - быть художником непременно. В художестве - главное форма и колорит. Предмет изображения - человеческое тело; размер - грандиозный, а потому фрески или большие полотна. Кумир мой - Буонаротти. Учиться непременно в Италии. Ведь наши художники черпали из (Рима) неиссякаемые источники красоты, а Венеция особенно близка нашему гению. Чтобы изучить движение и анатомию в совершенстве, - задался целью развить свое собственное тело в красивое и мощное жилище духа. И уже достиг очень хороших результатов. Я считаю высшей Gemeinheit (глупостью), если человек не думает и не заботится о своем теле; "в здоровом теле - здоровый дух", но и в красивом теле - красивый дух; в нем может создать себя каждый. Я не успокоюсь до тех пор, пока не разовью своего тела в классически красивое; разумеется параллельно и дух; но он у меня перевешивает с десяток тел; поэтому я сейчас тело ставлю на первое место. Так как традиции рода Буличей (мой дядя и дед были знаменитыми в России учеными; дед был историк литературы, а дядя лингвист) сильны во мне, то я никогда не буду стремиться стать атлетом, как я сказал уже; моя цель - создать гармонию духа с телом. У большинства интеллигентных людей вместо гармонии - борьба слабого тела с сильным духом, а зачастую больное тело умерщвляет дух. Этой же гармонии ищу я и в женщине, с которой буду проходить жизненный путь.
Моя подруга должна быть художницей или музыкантшей; или совсем не играть. Наружность, которую она должна иметь, - Вы уже знаете... Мы посетим с нею все красивые уголки земного шара; и не только в пространстве, но и в жизни, - среди людей, - мы будем с нею как туристы. Я до сих пор мало встречал людей, с кот<орыми> мог бы говорить свободно. Найду ли я ее - не знаю; женщины, кот<орых> я знал до сих пор, - обязательно хотели быть порабощенными; а так как я этого не терплю (мир другого - совершенство), то они пытались поработить меня... Но этого я уже им не позволял, и в результате - я до сих пор все еще один. Во всяком случае, Вы не думайте, что мне достаточно только большого роста.
Я не боюсь жизни; одиночество тяжело мне не оттого, что я слаб или несамостоятелен; но идеалы - добро и любовь, освещавшие мой путь с детства, начинают тускнеть в одинокой борьбе со злом и скверной в жизни. Я чувствую, что огрубел, что становлюсь циником; это с одной стороны хорошо, т.к. художник, как и поэт, всему должен быть холодный свидетель, на все устремляя свой взор. Но это опустошает душу. И спасти меня от этого спуска вниз может только любовь. Любовь - как я ее понимаю: с моментами самозабвения, самопожертвования. Любовь творческая. И я теперь скажу: Вы дороги мне наружно с первого взгляда; но и душу Вашу я немного наблюдал, и, кажется, наружность Ваша не обманчива. Но я не верю сам себе. Много женщин я встречал; многие меня любили; но это было все еще не все, не то!
Я хочу ближе познакомиться с Вами; Вы ничего не имеете против? Практически это будет так: я приеду в Турин, попробую поступить в Вашу академию. Будем по-прежнему давать друг другу уроки итальянского и русского языков. И я посмотрю: рассмеюсь ли я сам над собой, и всю жизнь буду легко, поверхностно жить, никого не любя, над всем смеясь, или... Во всяком случае, это будет последняя попытка; сейчас - решающий момент, я стою на перепутьи.
Вы же не рассердитесь, надеюсь, что я Вам все это пишу? Мне стало невмоготу. И тут может произойти следующее: или Вам мои излияния покажутся чуждыми - что меня нисколько не удивит: не в первый раз! Вы еще слишком юны? "La campana fan Din-don...", как это Вы назвали? Или наши души вообще чужды? В таком случае, из нашей встречи мы извлечем только высоту изучения языков! Или же... О, как я был бы счастлив... Все несправедливости, все удары Судьбы оправдал и примирился бы. Manon!.. Ma non?.. Но по-итальянски Ваше имя выговаривается иначе? И настоящее имя Вам ведь - Мария? Maria... быть может, моя Мария, моя Madonna, чей образ, чей призрак я видел в детстве и любил всю жизнь? Посмотрим.
Я писал Вам, что я занимаюсь боксом; не думайте, что мое стремление - как можно больше выбить зубов у моих партнеров или ставить новые рекорды; бой является для меня синонимом жизненной борьбы; я хочу еще больше закалить себя.
Я думаю, что Вам наскучил давно своими причитаниями. Будьте здоровы".
Кому адресованы эти строчки в дневнике, этот черновик письма? Получил ли его адресат? Мы знаем одно - ее Величество Судьба решила все по-своему: Евгений не был в Италии и не встретил Ее.
Документы, входящие в папку Евгения Булича:
Фотография Е. Булича: на обороте - обрезанный фрагмент письма Е. Булича; разрешение (в ответ на заявление от д-ра П. Шмитца) на въезд в Швейцарию из Египта гражданина России, Е. Булича; конверт с письмом, рисунком и двумя фотографиями из Италии; письмо Е. Булича Лидии Шмитц с благодарностью за ее помощь; две общие тетради с черновиками поэтических текстов Е. Булича и его письма, которое мы приводим выше и с черновиками писем Л. Шмитц - в т.ч. Е. Буличу; подтверждение получения заказа на надгробие Е. Буличу, выданное 16 мая 1924 года Л. Шмитц, фирмой ритуальных услуг в Риэне; подтверждение П. Шмитцу об оплате им 100- франков больнице Риэна; счет за пребывание в больнице Риэна Е. Булича - с 16 по 31 октября 1923 года, выставленный Лидии Шмитц; документы, связанные с организацией похорон Е. Булича; отдельно - письмо Вырубовой с соболезнованиями по поводу кончины Е. Булича.
Муж Лидии Дехановой, Пауль Шмитц (псевдоним - Доминик Мюллер), писатель и поэт, родился 16 января 1871 в Базеле, там же закончил школу. Изучал германистику и романистику в университетах Базеля и Цюриха. Основатель литературного общества "Basilea" (1887-89).
В 1893 году вступил в первый, краткий брак с русской, хозяйкой имения под Н. Новгородом, и в течение двух лет совершал поездки в Россию. В 1895 возвращается в Базель, публикует первые рецензии на театральные постановки и работает учителем в пригородной гимназии. В 1896 - первая поездка в Берлин и налаживание отношений с германской прессой. 1899 - путешествие в Испанию, где происходит знакомство Шмитца с испанским поэтом Пио Бароя - перевод и публикация его стихов на немецком языке приносит Паулю известность в Европе; в Испании же началась работа над переводами на испанский язык сочинений Фридриха Ницше и русских писателей. Но основные средства в холостяцкий бюджет поступают от преподавательской (домашний учитель) и журналистской деятельности.
Возвращение в Базель состоялось лишь в 1903 году. Два года спустя Пауль Шмитц основывает общественно-критический журнал "Суббота" ("Der Samstag"), просуществовавший до начала Первой мировой войны. Поэзия и проза Шмитца в этот период носят явно антисемитский и консервативный характер. В 1910 году Пауль заключает второй, церковный, брак - с дочерью русского генерала, эмигрировавшей в Париж - Лидией Дехановой. С ней же в 1910-13 годах отправляется в путешествие по Испании. Затем они возвращаются в Базель, где появляется на свет их сын Георг.
Пауль Шмитц приветствовал поначалу русскую революцию, в результате чего получил от Большого Совета кантона обвинение в "предательстве Швейцарской демократии". Затем стал сторонником антисемитизма, симпатизировал политике нацизма в Германии и авторитарному режиму Испании.
С 1939 года находился на содержании города Базель как почетный пенсионер. В 1940 году переезжает в Уэрикон, где в одиночестве умирает 7 апреля 1953 года.
Интересно письмо к нему Лидии Шмитц, черновик которого сохранился в ее бумагах: "Сокровище моё, я так взволнованно писала тебе в субботу о том, что я хочу в Польшу, как обезумевшая; я думаю, что ты также обеспокоен. Да, я хочу поехать, но дожидаюсь твоего возвращения. А может быть, туда отправиться за меня кто-то другой. Но мы должны спасти наше достояние, мы не можем позволить себе жить в нищете. Это я знаю твердо. По поводу наших 3-4 комнат Георгли недавно сказал: "Мама, мы же все хотим быть рядом друг с другом; это неверно, что мы из-за бабушки должны существовать врозь". И он прав. Старушка должна отойти немного в сторону. Она меня так нервирует, что я рада видеть ее как можно реже. И это единственная возможность (ограниченное пространство) - получить нам свободу. Она может навещать нас, когда захочет. Но если тебе работается лучше без семьи, то я отпускаю тебя. Мне жаль: твоя комнатка такая солнечная: я специально искала место, где тебе будет спокойно, без служанки; сын теперь чаще всего в школе, а ты снова убегаешь! Ванна прекрасна, с большим окном на юг: там можно купаться и греться на солнце, все устроено красиво и мило. Я надеюсь, что у нас здесь будет больше времени, чем в Рене, Райнахе и т.д. На балконе ты можешь устроить раскладушку, если тебе не покажется там слишком жарко. Я хочу устроить все как можно красивее.
Любимый, ты не должен опасаться, что я сплетничаю о тебе со всем городом и рассказываю неподобающие вещи. Это смешно, насколько ты мне не доверяешь! Единственное, что я о тебе сказала, так это - что ты в горах, и все. Я не так глупа, чтобы не понять, что ты хочешь окружить свою жизнь определенной гранью, особенно что касается Базеля. Ничего не сказала я о тебе Беренсу - только то, что ты человек с характером, что делает твое примирение с К.А. Бернулли немыслимым. Да что там, я рассматриваю тебя как лучшую часть самой себя и не буду о тебе сплетничать! Конец! Я часто бываю вместе с госпожой Штрюбин (Struebin) и госпожой Буркхардт. Госпожа Буркхардт кажется продает уже "Амазонок" и получит немного денег; тогда она хочет построить вместе с нами домик с ателье и т.п. Недавно она сказала мне, что я права в своем отношении к людям - что она редко говорит другим женщинам. В семье госпожи Штрюбин много хорошего и достойного подражания, я хотела бы сохранить свою дружбу с нею. Она сообщила мне на днях, что ее мужу необходимо вливание капитала в дело, компаньону он будет отдавать 8% дохода. И было бы совсем не глупо доверить ему наши деньги.
Вчера мы все были в театре. Старый о. Больт написал пьесу в 17 картинах. Мы сидели в театре почти до полуночи.
Георгли был в страшном волнении. Он должен был играть на сцене, продавать билеты, во всем помогать. Спектакль сам по себе был не плох, но добрый священник слишком перегрузил пьесу поучениями, ввел туда еще и трагическую историю о больном ..., умирающем на протяжении всех 17 актов, что в успехе постановке приходится сомневаться! Цели и задачи главного действующего лица были ясны изначально, как то: рыцарство, любовь к природе, помощь ближним и т.д. Все матери и пожилые тети сидели и вытирали слезы! Если бы это дело не было столь важным - Георгли мог бы поехать в летний лагерь в июле, цена за один день - 1 франк. Беренс предложил его взять, госпожа Беренс очень мила с ним. Беренс предложил мне также для поездки в Польшу 200 франков и любую помощь, которая мне нужна. ...
Он сказал, что понимает дружбу как взаимопомощь. Как долго он думает подобным образом, я не знаю. (?) уже узнал от бабушки, где нас можно найти. Он должен, если он действительно желает помочь: 1. оплатить нам перевозку мебели и 2. месяц проживания на новом месте, пока мы не получим собственных денег или пока ты чего-нибудь не заработаешь. Иначе, я не понимаю, зачем он устроил всю эту историю.
Госпожа Буркхард занимается также Фондом К.Б. и с гордостью рассказывает об этом. Мы настолько чувствительны, что каждый раз краснеем, когда вынуждены принимать чью-то помощь.
До свиданья, сокровище мое. Я сделала все возможное, чтобы не привязывать тебя к Базелю. Может быть, мы через год сможем уже переехать, может быть; и ты точно сможешь в ноябре или перед Рождеством отправиться в горы - дальше писать свою работу. Я нахожу весь лес и воздух гор в твоих Альпийских строчках. Я счастлива думать о тебе и опасаюсь за то, как ты будешь себя чувствовать здесь. Все посылают тебе привет. Базель ждет тебя. Горячо целую тебя, Л."
Что преобладало в семье Шмитц - любовь, уважение, страх быть разлученным с любимым человеком? Говорят, что в письмах раскрывается душа человека, его мысли скрыты в летящих строчках на пожелтевшей бумаге. Не случайно из многих, имеющихся в архиве документов я выбрала эти - в них наши герои сами рисуют свои портреты - пером на листочках, попавших в вечность.
Архив Пауля Шмитца был передан Архив современной истории г. Цюриха одновременно с архивом его жены - в 1989 году. В собрании, к сожалению, отсутствует большинство рукописей писателя. Зато здесь богато представлены документы, связанные с историей семьи, дневники, заметки, публикации, переписка; а также, материалы, охватывающие литературную жизнь Базеля 1890-х-1940-х годов.
Архив Владимира Розенбаума
Владимир Розенбаум родился в Минске 10.12.1894 в семье юриста и члена Государственной Думы (в 1923-24 году - министра Литовского правительства). С 1903 года он с матерью живет в Женеве, школу заканчивает в Лозанне, посещает университеты Берна и Цюриха. В начале 1920-х годов получает сначала гражданство кантона Цюрих, а затем и право на юридическую практику в Швейцарии. С 1917 по 1940 год состоит в браке с Алисой Валангин, племянницей известного в Европе пацифиста и лауреата Нобелевской премии мира Э. Дукоммуна.
Владимир Розенбаум находился всю жизнь в тесной дружбе с представителями авангарда, был хорошо знаком с Карлом Густавом Юнгом и пытался применить на практике его теорию психоанализа; часто встречался с цюрихскими Дадаистами - Гансом Арпом, Софией Тойбер и Хуго Баллем. Но сделал карьеру не как художник, а как адвокат; выступал в процессах против национал-социализма и антисемитизма.
В 1936 году его адвокатская контора заявила протест против поставок оружия в Испанию для подавления гражданской войны, и в 1937 году Владимир Розенбаум был арестован и лишен швейцарского патента на право юридической практики. В 1938 году он был приговорен судом г. Цюриха к тюремному заключению. Не пробуя бороться за реабилитацию своего имени, Розенбаум переезжает в Тессин (итальянская Швейцария) и до самой смерти работает антикваром в Асконе, где знакомится с Марианной Веревкиной и ее окружением.
Умер Владимир Розенбаум 24 сентября 1984 года.
Архив передан в ETH Цюриха Сибиллой Розенбаум в 1990 году и состоит из дневника за 8 декабря 1958 - 27 января 1959 года (машинопись на папиросной бумаге, 241 стр., сшито; название: "Одна юридическая ошибка. Дневник моего ареста") и двух писем к Сибилле Розенбаум от 6 декабря 1958 года по адресу:
Rosenbaum Sybille
Casa Matilde
Vic. S. Michele 8
6612 Ascona
Тel. 093 352420
Подробнее о судьбе В. Розенбаума см.: Peter Kamber. Geschichte zweier Leben - Wladimir Rosenbaum und Aline Valangin. - Zuerich, 1990.
c:|wp|texte|med|TB Rosenb.ver
a:|TB Rosenb.ver
Часть материалов, связанных с деятельностью В. Розенбаума, находится сегодня в фондах Sozialarchiv г. Цюриха, описание которых приводится в настоящей книге.
Архив Вениамина Сагаловича
Вениамин Сагалович (Benjamin Sagalowitz) родился 3. 6. 1901 в Витебске, но после участившихся в 1905 году еврейских погромов его семья вынуждена была переехать в Висбаден, где и прошло детство Вениамина. В 1914 году - новое переселение - в Швейцарию, где Сагалович заканчивает школу и приступает к изучению права в университете Цюриха. В начале 20-х годов он становится редактором газеты "Еврейский дом" ("Juedischer Heim"), а затем - сотрудником в редакциях "Еврейского пресс-центра" ("Juedische Pressezentrale") и "Израильского еженедельника" ("Israelitisches Wochenblatt"). В 1936 году Сагалович аккредитован в качестве специального корреспондента на процессе против Давида Франкфуртера в Шуре (Chur). А с 1938 по 1964 год он бессменно руководит "Еврейскими новостями" (JUNA) и пресс-центром Израильского общества в Швейцарии (SIG).
Летом 1942 года Вениамин Сагалович получает через Эдуарда Шульте информацию о начале планомерного массового уничтожения евреев на территории, захваченной нацистами и передает ее доктору Герхарду М. Ригнеру (Международный еврейский конгресс, Женева), который - в свою очередь - заявляет об этом, как о беспрецедентной катастрофе, на весь мир.
В 1945 году Сагалович, как корреспондент "Новой Цюрихской газеты" ("Neue Zuercher Zeitung"), принимает участие в Нюрнбергском процессе; затем (1960-61 годы) его направляют в составе швейцарской делегации на еврейский конгресс в Иерусалим. Перу Сагаловича принадлежат блестящие статьи о процессе Эйхманна (1961-62 гг., Иерусалим) и о суде над нацистами концлагеря "Аушвитц" (Франкфурт, 1963-65 гг.).
Умер Вениамин Сагалович 4 июня 1970 года в Цюрихе. К сожалению, его многолетний труд о холокосте остался неопубликованным.
Архив Сагаловича был передан в фонды ETH в 1985 и 1999 году госпожой Цафран-Шагал и включает в себя биографические материалы, рецензии на его статьи, фотографии, переписку и публикации. Имя Сагаловича упоминается также в архивах "JUNA" и "Нюрнбергского процесса".
Документы, входящие в досье В. Сагаловича:
I/ Материалы к биографии:
1. Автобиография;
3.-5. Документы и паспорта, в т.ч. журналистское удостоверение В. Сагаловича, аккредитованного на конференции по охране прав еврейского меньшинства в Цюрихе (17-19 августа 1927 года); "Идентификационная карта" В. Сагаловича; "Легитимная карта" В. Сагаловича, выданная полицейским управлением г. Цюриха; документ о прописке В. Сагаловича в Цюрихе в 1927 году по адресу: "Ekkerhardstrasse 25"; Свидетельство о получении В. Сагаловичем гражданства кантона Цюрих (до 15 сентября 1953 года он числился как "русский" или как "лицо без гражданства"); Удостоверение (временное), выданное В. Сагаловичу на факультете государства и права Цюрихского университета в том, что он сдал экзамен на степень доктора и что его диссертация в количестве 170 экземпляров должна быть отпечатана до 15 декабря 1929 года, после чего ему будет вручен диплом доктора. До этого момента он не имеет права именоваться "доктором наук"; Грамота 37-го шахматного турнира г. Цюриха, в котором В. Сагалович принял участие в группе А и с 3,5 баллами после 7 партий вышел в 4 круг. Турнир состоялся 29 июля 1934 года; Записная книжка В. Сагаловича; Свидетельство о том, что 1 из 1400 деревьев в Таоце было высажено в память о докторе В. Сагаловиче, борце за права еврейского народа, умершем 4 июня 1970 года; Свидетельство о занесении В. Сагаловича в "Золотую Книгу" Еврейского национального Фонда Keren Kayemeth 3 июня 1961 года;
6.- 8. Дневники, монография, статьи В. Сагаловича; в т.ч.: 8.2. Досье Нины Сафран-Сагалович с заглавием: "Как мир узнал о холокосте. Сагалович - Шульте - Ригнер. Уточнения" (1968 - 1999); с приложением письма в мемориальный музей холокосты в Вашингтоне.
9. Ежедневник В. Сагаловича за 1939 год;
10. Диссертация В. Сагаловича, защищенная им в 1927 году в Цюрихском университете по кафедре
международного права;
11. Документы полицейского департамента г. Цюриха, касающиеся толерантности (Toleranzbewilligung,
Duldung) В. Сагаловича, 1931 - 1945;
12. Материалы, связанные с гражданством В. Сагаловича, 1933 - 1953;
13. Материалы, связанные со смертью В. Сагаловича;
14. Фотографии, оттиски.
II/ Переписка:
15. Переписка с отдельными лицами, в основном связанная с еврейским вопросом, холокостой и т.д. (1938 -
1969);
16.Переписка, связанная с планировавшимся переводом дневника Анны Франк на эсперанто, 1953-1959;
--
Переписка с SIG, связанная с архивацией, обработкой документации В. Сагаловичем в SIG и его пенсионным договором с этой организацией: 1961 - 1971, 6 папок.
III/ Публикации, доклады, сообщения:
--
Различные газетные статьи 1947 - 1969 годов;
--
JUNA - документы по поводу швейцарской внешней политики в связи с еврейскими беженцами. - 197 с., оттиск.
--
Материалы, связанные с докладами по Еврейскому молодежному обществу, 1955 - 1969;
--
"Может ли сионист быть хорошим гражданином Швейцарии?". - оттиск, 11 с. (+ редакторский материал);
--
5 докладов по поводу истории швейцарских евреев;
--
Доклад перед членами SIG о деятельности в Нюрнберге. - оттиск, 4 с.
--
Рукописные заметки к публикациям (1978, 1981, 1984).
--
Разное, 1932 - 1944 (в т.ч.: благодарность жителей г. Шаффхаузена за помощь после английской бомбардировки 5 мая 1944 года; В. Сагалович, рисунок Владимира Сагаловича. 3 июня 1962 года; фото: В. Сагалович на процессе 1935 года в Берне (второй справа) - руководитель пресс-центра JUNA и др.)
См. также: архивы Goldschmidt - Bollag H.L., Lutz Carl.
Архивная документация, касающаяся СССР
PolitischeAbteilungII/ Политический отдел II
Швейцария в ее политических отношениях с Россией, 20.3.20 - 27.1.36 (MF 3754)
AbteilungInland, InlandIIGeheim/ Отдел внутренних дел, отдел внутренних дел II- секретные материалы
Борьба с большевизмом, 1.1.41-31.7.41 (MF 2476)
Сообщения из-за рубежа (Россия - Англия), 1.7.40-30.6.43 (MF 2614)
Особые акты: Россия - донесения с занятых германской армией территорий, 27.11.1942 - 22.1.1943 (MF 383)
Агенты СС в СССР, 1.1.44-31.12.44 (MF 705)
HandaktenH.v.Etzdorf/ Рукописные акты Х. ф. Этцдорфа