Яременко-Толстой Владимир Николаевич : другие произведения.

Глава 55. Отцы и дети

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Предков Артёма Гадасика вызывают на допрос в Большой Дом к капитану КГБ Уткину. Мы ждём их возвращения на Загородном проспекте в служебной комнате Артёма у старинного изразцового камина. Папа Артёма похож на Карла Маркса и с воодушевлением рассказывает о допросе, о Собчаке и о политике.
  Глава 55
  ОТЦЫ И ДЕТИ
  
   А вечером мы с Аней и с Булькой идём к Гадасику, идёт снег. Мы идём по прямой - Литейный проспект плавно перетекает во Владимирский, Владимирский в Загородный. Дом No 23. Большая коммунальная квартира.
   Служебная квадратная комната Артёма-дворника с большой изумрудно-зелёной изразцовой печью XIX-го века, которую он периодически топит разным горючим мусором, принесённым с улицы, хотя в комнате и без того тепло, ведь центральное отопление шпарит во всю, убого обставлена подобранной на помойках мебелью.
   Несмотря на такой поздний час, предки его ещё не вернулись с допроса в КГБ. Всё жилище Гадасика в паутинке ниточек-веревочек, на них старательно и ловко нанизаны тонко нарезанные белые грибы из Сосново, где дача у его предков. Эти грибные чипсы он потребляет во всех видах, варит суп, натирает в крошку на яичницу-глазунью, просто грызёт сухими.
   Вместе с солдатскими пирожными и чаем это входит в его привычный повседневный рацион. Больше ему ничего не надо, к разным изыскам и деликатесам он не привык, а картошку не ест в принципе, начитавшись где-то, что она якобы очень вредна и на Руси нею травились, а царь Пётр Первый её насаждал и внедрил по сути насильно, что человеческий организм все плоды семейства паслёновых воспринимает, как яд.
   - Что-то долго их там мурыжат, - обеспокоенно цедит сквозь зубы Артём, с трудом скрывая волнение.
   - Всему свой час, вот Аниных уже вчера допросили, - говорю, - они теперь с ней типа больше не разговаривают, типа навсегда, я надеюсь, что твои-то предки от тебя не откажутся? Хотя... Кто ж его знает? Нужен ли вообще кому такой сын? Антисоветчик...
   - Нет, мои меня понимают и поддерживают.
  
   А тут распахивается дверь и в комнату вкатываются два больших снежных кома - Гадасик-мама и Гадасик-папа, нервно присаживаются к столу на стулья, а я пытаюсь найти у них хотя бы пару отличий.
   У мамы-Гадасика снег на меховой круглой шапке из чёрно-бурой лисы, а у папы - на его пышных мелкокучерявых волосах, беспорядочно торчащих огромным белым одуваном в разные стороны, как у Карла Маркса.
   Мама молчит в предынфарктном состоянии, в шоке, а папа со смеху буквально давится. Он явно в прекраснейшем расположении духа.
   - Ты представляешь, Тёма, там в КГБ на Литейном в Большом Доме капитан Уткин сидит и сигаретами угощает! Ну ты себе представляешь? - покатывается он от хохота. - Я закурил, не стал отказываться, а мать отказалась. Сказала, не курит. От страха. А ведь курит... Ха-ха-ха... Соврала на допросе, ложное показание дала... И тут этот самый Уткин меня... ха-ха-ха... спрашивает... ха-ха-ха-ха... Этот капитан Уткин меня о тебе спрашивает, как будто ты маленький... Ха-ха-ха-ха... Я у него на халяву пять сигарет заточил и одну на ход ноги заначил!
   Я начинаю понемногу догонять, что папа насмотрелся американских мультфильмов про Дональда Дака и прочих забавных персонажей, которые теперь бесконечно гоняют по телеку для детей. Есть ещё Том и Джери... А тут его вызвали в КГБ на допрос, а там вдруг вместо страшного сталинского палача Берии его угощает халявными сигаретами какой-то смешной капитан Утка из мультика...
   - Вы не переживайте, чего уж там, - говорю я маме-Гадасику, в Полтаве моих родителей тоже допросили, а папу даже с работы уволили за аморального сына-антисоветчика, бесстыжего поэта. Он теперь у меня безработный.
   - А папа твой кем до увольнения работал? - испуганно спрашивает меня Гадасик-мама.
   - Папа мой инспектором в ОБЛОНО (Областной отдел народного образования) служил, средние учебные заведения курировал - школы, профтехучилища и техникумы. Чинушей был на государственной службе.
   - А потом капитан Уткин... Ха-ха-ха-ха... И никакие они не страшные, а забавные! Ха-ха-ха-ха-ха... Спасибо, тебе сын, что ты у нас есть, ха-ха-ха-ха... Капитан Уткин, ты где? Дай закурить! Пришла весна, настало лето, спасибо партии за это... Ха-ха-ха-ха...
   Возможно, старик Гадасик уже накатил стакан водки в разливухе углового гастронома на улице Рубинштейна по пути к своему непутёвому сыну, но он настоящий молодец, такой романтик, неудержимый волюнтарист, шестидесятник, наивное дитя своего времени, живой современник Бобышева и Бродского.
   О, это потерянное поколение наших родителей, мы им ничем не в силах помочь, как и они нам тоже, мы живём с ними одновременно в разное время, в одном месте, но в разных местах, в одном мире, но в разных мирах. Они ничему не научили нас и мы ничему не научим их. Они не наши родители и мы не их дети.
   А хохот добродушного старика сотрясает висящие на тонких ниточках сушеные грибы над нашими головами. И нам тоже становится до абсурда смешно, мы все дружно ржём, глядя друг на друга, и даже мама Артёма не в силах противиться нашему всеобщему веселью, граничащему с безумием, тихонько хихикает в кулачок, улыбаясь своему блудному сыну-антисоветчику сквозь слёзы.
   - Вот ты мне, Тёма, ответь - почему у этого Уткина на столе уже девятнадцатый номер вашей "Демократической Оппозиции" лежит, а я ещё даже семнадцатый не читал, не говоря уже уже о восемнадцатом? Где твоя совесть? Стыдно было следователю в глаза посмотреть... Что ж ты, сын, отца родного позоришь? Может я себя тоже диссидентом считаю?Ну о чём мне с ним, сам понимаешь, вообще говорить было, если отстал я от жизни? Посидели молча так, покурили...
   Мы все снова дружно смеёмся. Радостно лает Булька нам в унисон, виляя хвостом и присев на задние лапы, она счастлива, что её взяли с собой и что она с нами.
   Я сразу же проникаюсь глубокой симпатией к этому кучерявому старому чудаку, отцу Артёма, которого сегодня вижу впервые в жизни. Он весьма занятный рассказчик и несомненно талантлив, вполне мог бы писать для нас в "ДО" юморески. По Аниной чуть заметной улыбке вижу, что и она слушает его с удовольствием.
  
   После короткой паузы папа Артёма продолжает свой бравурный рассказ дальше.
   - Мне Анатолий Собчак очень нравится, - говорю я ему. - То есть этому Уткину, капитану...
   - Мне он тоже нравится, - отвечает он мне.
   Вот тут я его и убил.
   - Купил, - говорю, - не так давно в "Доме книги" на Невском научный труд профессора Анатолия Собчака под странным названием "Материальное поощрение работников целлюлозно-бумажной промышленности в новых условиях хозяйствования". Толстенная такая книжища, страниц так примерно под пятьсот, но я её за неделю страшным усилием воли осилил, чтобы добраться до сути.
   - И какова суть?
   - Поощрять надо туалетной бумагой.
  
   Я делаю Ане знаки, что нам пора уходить, оставить их наедине, в узком кругу семьи, в их семейном треугольнике, пусть пообщаются между собой без посторонних.
   - Представляешь, Тёма, у них там в Большом Доме нет даже туалетной бумаги? Я зашёл к ним в сортир, большей частью из любопытства, а там газета "Советская Россия" на квадратики порезана, вместо туалетной бумаги. Хорошо, что хоть не "Правда"... - доносится нам вслед голос папы Артёма Гадасика, повествующего сермяжные чудеса о своих хождениях на допрос.
   Снова снег, снова мороз, а под нашими ногами три проспекта, плавно переходящие друг в друга - Загородный, Владимирский и Литейный. Только перед Большим Домом мы свернём направо на улицу Чайковского. Булька катается на спине в свежем пушистом снегу, таком же белом, как и она сама.
   Окно Артёмовской комнаты в цокольном этаже дома хотя и выходит на проспект, но находится слишком высоко для того, чтобы в него заглянуть, для этого мне приходится подпрыгнуть. И я за долю секунды фотографирую взглядом второй акт этой ещё незаконченной драмы, но, к сожалению, без звука: комедия сменилась трагедией, мама в истерике заламывает руки, папа в ужасе схватился за голову, а Артём гордо стоит, отвернувшись к камину.
   О, это потерянное поколение наших родителей, мы им ничем не в силах помочь, как и они нам тоже, мы живём с ними одновременно в разное время, в одном месте, но в разных местах, в одном мире, но в разных мирах. Они ничему не научили нас и мы ничему не научим их. Они не наши родители и мы не их дети.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"