фантастический рассказ-дилогия, часть II (читай первую часть "Игры с портретом покойника")
Говорят, "оттуда" никто не возвращался. Так ли это? Кто знает ответ на этот вопрос - молчит. Таков неписаный закон. Некоторые уверяют: "Я был там, но вернулся!" Они добросовестно заблуждаются, если говорят об этом вслух. Постоять на пороге - не значит переступить его. И что такое сам "порог"? Этакая незаметная и весьма условная граница двух миров - небесного и земного, непроходимая для простого смертного? А вдруг она -своеобразный межвагонный Переход, Тамбур или Комната, в которую можно попасть и с той, и с другой стороны и благополучно вернуться назад?Многим это удается легко, тогда они становятся завсегдатаями. Люди встречаются там, чтобы пообщаться, поделиться опытом, спросить совета, исповедаться и просто выговориться.
Но иногда в Комнатузабредаюти те, кто себя однажды "потерял".
* * *
- Меня искали.
Он сказал это утвердительно и так, будто его оторвали от очень важного и приятного занятия. И вот по команде начальства пришлось экстренно одеться, привести себя в надлежащий порядок и срочно явиться по указанному адресу.
Этим адресом была Комната.
- Ну, раз искали, значит что-то важное. Я расскажу. Не очень-то это мне надо, тем более я рассказывал свою историю такое множество раз, что уже устал от неё. За последнее время я всех её участников простил, как мне и велели, а мне самому снизошло отпущение. Так что, я чист. Только вот...
Человек впервые осмотрелся вокруг. Долго изучал обстановку, присутствующих людей и, наконец, закончил начатую фразу:
- Покоя мне нет почему-то. Настоящего покоя. Может, я здесь его обрету?
Это надо было видеть, слышать и чувствовать, с какой безнадёжностью человек произнёс последнюю фразу, прежде чем решился рассказать о себе. Он сделал это с величайшей неохотой, будто под чьим-то непреодолимым давлением одалживал некую ценность без всякого расчёта на возврат или благодарность.
Ну, рыбачили мы с друзьями. По случаю моего развода с женой. Палатку разбили. Костёр, водка, закуска. Пошёл я за кусты. Приспичило. Оглянулся, на костёр посмотрел. Сделал дело, а назад не смог вернуться. Пропал. Да. Я пропал. Не они все - со снастями, палаткой, костром, машиной, что нас привезла, а я пропал. Потерялся, заблудился, улетел - не знаю. Тот же лес впереди, а сзади - всё другое. Ни реки, ни... Ничего. Поле какое-то, трактор вдали. Не пьяный был - спрашивали уже. Не обкуренный, нормальный. Песенку насвистывал. Даже когда на поле смотрел и ширинку застёгивал, всё ещё свистел.
Я двое суток по округе шарахался. В тракторе прикемарил пару часов, больше не мог, неудобно, и опять шататься, кричать, свистеть. Потом плюнул и... Нет, сначала кругами ходил, радиус увеличивая. Сутки. Когда понял, что истоптал километров сто, просто плюнул и пошёл по солнцу - на юго-восток. Там городок один должен был быть. Был быть - бред какой-то. Короче, ехали на северо-запад, значит, город - на юго-востоке. Рядом же, чёрт его побрал! По карте, по прямой - от силы 80 километров. И деревушек - пруд пруди. Видел, знаю, проверяли...
Сутки пёрся. Ноги сломал. Хорошо с ума не сошёл. Без еды, без воды. Ягоды отоспели, а может и были - не находил, цветы отцвели, злаки не созрели. Поля заброшенные, лесок реденький, плешивый. Ни речки, ни пруда, ни лужи. Солнце палит, ночью холодно. А я всё иду. Часы работали, голова тоже. Сначала недоумение, потом ярость, за ней испуг. Планета без людей. И зверья никакого не встречал. Птички только, я в них не разбираюсь. Не воробьи, не голуби, не вороны. Дикие какие-то, мелкие пичужки.
Надо было сразу шаги считать. Последних часов эдак шесть считал. Около тридцати тысяч получилось, ну, и до этого прошёл по прямой 6-7 раз по столько. Короче, где-то 140 километров пропахал.
Нашёлся в итоге, нашёлся. К палатке и вышел. Никого и ничего нет - ни машины, ни души. Место от костра разворошённое. А палатка стоит. Внутри пусто и мобильник лежит. Я звякнул одному из наших, тот откликнулся. Чуть перепонки не лопнули: "Где ты?!!" - как заорёт в самое ухо.
Целая розыскная команда через полчаса прибыла. Вертолётов, конечно, не было - не та фигура я. МЧС не напрягали. Сами искали. Родственники, друзья. Менты отмахнулись: потом, говорят, если не найдёте, тогда уж мы, ну и тому подобное. А эти - днём искали, ночью гудели, фарами семафорили, думали, зверь какой загрыз или в речке утонул...
Ладно, хрен бы с ними, ни о том речь. Бывают, говорят, такие случаи, леший водит, бабкины сказки всякие. Я головой кивал - да, мол, согласен, бывает. А сам помалкиваю, имею кое-что за пазухой, да говорить не хочу. Скажут - рехнулся, выдумывает, понты наколачивает.
А сейчас, конечно, скажу. Куда уж теперь деваться. Скажу, скажу. Может, отпустит...
- Отпустит, Вадик, если искренним будешь. Рассказывай дальше.
Человек поёрзал в неказистом маленьком креслице, которое он избрал с того момента, как появился в Комнате, вздохнул, ни на кого не глядя, и заговорил наконец.
Я никогда не верил в Бога. А теперь тем более не верю. Верю, не верю, любит, не любит. Знать надо, а не верить. А хоть и узнал бы я, то что?
Когда днём третьих суток я выбился из сил, упал на траву, лежу и думаю: "За что?" Хотел "Господи" добавить... А может и добавил, раз умом в мыслях оставался. Вслух ничего не говорил, зубы стиснул, молчу. Голос пропал давно, накричался, пока людей звал. Лежу. Думаю. Вспоминаю жизнь свою. Детей наших с Клавдией. Мать. Всю родню перебрал, друзей, врагов. И тут выплыло...
Подруга у меня была. Хорошая деваха, нравилась очень. Клавка не знала. Короче, забеременела та от меня, детей хотела. Я - против. Аборт делай. Она в отказ. Выпил я однажды, к ней заглянул. Поругались страшно, я ей и двинул. Двинул хорошо. Вложился. Убивать, конечно, не хотел. Да попал, видать, удачно. Удачно. Сказал ведь. Ну, не хотел я, получилось так. Дыхалку ей спёрло, лежит, глаза таращит на меня... Вижу - умирает. Сам стою пеньком, не знаю, что делать. Только одно на уме - тюрьма. Нет бы в скорую звонить, может, соседей звать. Нет. Стою, смотрю. Ни жалости, ни раскаяния, ничего. Пьяный - что с меня взять. А она обмякла, и вдруг воздуха в грудь набрала и с последним выдохом, чётко так, внятно произнесла: "Чтоб ты сгинул!" И всё.
Она на квартире жила. На мои деньги сняла, чтобы тайком встречаться. Ну и так получилось, что ни соседи меня не видели никогда, ни подруги её, ни родственники. Да и вообще ничего, оказывается, никто и не знал. Ушёл себе, да и ушёл. Ждал, ждал, что за мной придут... Никто не пришёл. Если пальцы и оставил, я в органах не засвечен, отпечатков не брали. Не зря говорят: дуракам везёт, а пьяному море по колено.
Так вот с этим и жил. Никому не рассказывал. Только проклятье-то нет-нет, да и вспомнится: "Чтоб ты сгинул!"
Вот и сгинул. Хрен знает где, и хрен знает как.
Отдышался, встал, поплёлся дальше шаги считать.
Вот вроде и пофигист я по жизни, а иду и думаю о ней, о девчонке той. О ребёнке нерождённом. Жалко что-то стало, на меня не похоже. Нашло. Свои отпрыски, уж почти взрослые, в голове вертятся, Клавдия.
Я от семьи когда сваливал, хату оставил, детям вроде как. Да что, думаю, себе всегда заработаю. Тем более деньги рекой текли. Афёры крутил всякие, изотопы, металлы, в струю попал, и везло немного. Да и была, честно говоря, недвижимость в заначке. Что уж теперь таиться. Конец, приехали.
Хочу сказать, что всё ж о детях подумал, квартиру неплохую им в наследство подарил, значит не совсем я конченый?
...Ну, так вот. Встал, пошёл. Иду. Смотрю, знакомое что-то место. Поле и - трактор вдали. Через всё поле чуть не бегом пробежал. Страх одолел, усталость и отчаяние: трактор-то тот же, в котором спал я. Ковшом в землю упёрся. Ещё думаю, на кой ему ковш здесь, на пашне-то? Заглянул в кабинку - всё то же. Сиденье замызганное, рычаги, фотка жёлтая.
Сел рядом с колесом и заплакал, блин. Никогда такого со мной не было. Ну что, думаю, пестицид мне. Сгинул. Напрочь сгинул.
Скукожился прямо на земле, в голове мысли вертелись-вертелись, а потом такая пустота внутри, аж время встало. Ничего. Ни мысли, ни ветерка, ни шороха. Мордой в пашню уткнулся и слюни пустил. Буквально. Может, заснул, а то и сознание потерял, теперь уже не знаю.
За плечо, что ли, меня тронули. Голову набок повернул, глаз один приоткрыл - ноги. Туфли чёрные, каблуки чуть притоплены в землю. Не испугался, не удивился - до лампочки всё. Приподнялся - женщина стоит. Красивая, как на картинке. Возраст непонятный, в юбочке серебристой и кофточке белой. Волосы короткие, тёмные. Лицо спокойное, бесстрастное. Смотрит на меня сверху вниз. Говорит:
- Глух и слеп. Себя не слушаешь и кругом ничего не видишь. Встань.
Пока кряхтел, вставая, спрашиваю:
- Ты кто, откуда?
Молчит. Встал. В глаза ей гляжу. Сам думаю, где ж народ весь? Люди где? Почему одна среди поля?
Оглянулся по сторонам, и тут меня по голове огрели. А может, и не огрели. Может, башку просто напекло. Но больно было, чуть ли не треск слышал, и искры в глазах блеснули. Сознание потерял - это точно. Она, баба эта? Нет, не думаю. У неё в руках ничего не было, точно видел. Да и... Не похоже. Как-то не вязалось.
Лежу, в глазах черно, веки разлепить не могу, как свинцовые. Череп раскалывается. Сколько пролежал, не могу сказать - минуту или час. Только слышу голос опять женщины той:
- Иди, отпускаю.
Тут же лёгкость в теле. Вскочил на ноги - вокруг кустарник, трава, деревца реденькие, и ни души. Ни поля, ни трактора.
Десять шагов прошёл, кусты раздвинул - палатка стоит. А в ней - телефон. Специально наши оставили, оказывается, на случай, если появлюсь. Даже об аккумуляторах заботу проявили, выключен был телефон.
Три месяца прошло. Никому ничего не рассказал, конечно. Думал "сам на сам", вспоминал всякие мелочи. Вокруг трактора мысли вертелись всё. Ну, и про женщину не забывал. Слова её эти... Что значит: себя не слушаешь? Каким местом? Нет, я понимаю, о душе, типа, подумай, покайся. Так что ли? А глазами - в трактор, в трактор лезу. Что-то там было такое. Потом догадался - фотка! А что на ней - не помню, хоть тресни. Во сне однажды приснилось - иконка, а не фотка. Ну, как обычно водители лепят - на панель, на лобовое стекло. И тут тоже - снизу к стеклу приклеена, по центру. Маленькая, с коробок спичечный, мутная, ничего не рассмотреть. Может, и правда иконка.
Ладно, думаю, если Бог есть, а женщина та - ангел, пусть простят. Каюсь. За убитых мною двоих: ребёнка нерождённого и мать его...
Рассказчик во второй раз за время своего пребывания в Комнате поднял голову и вгляделся в лица присутствующих. Все молчали, терпеливо ожидая продолжения. Человек встрепенулся, поднялся со своего кресла, оправил рубаху. Видимо, что-то заставило его поменять своё отношение к ситуации. Он явно теперь испытывал некоторое замешательство и беспокойство.
- Я продолжу, - с сомнением в голосе произнёс он. Вопросительно и робко огляделся. Перемены были очевидны, но насколько они были достаточны - сказать не мог никто.
Да, я продолжу. Простите, если что не так. Дурак я, наверное. Дебил неотёсанный. Так подскажите...
Ладно, ещё раз извиняйте.
Прошло еще три месяца. С другом как-то поругались у него дома. Так, по пустякам. Из-за денег. Ерунда. Жена его расстроилась, за мужа вступилась, меня гнать стала. Я и на неё психанул. Сказал что-то нехорошее. А она на сносях. Вот-вот рожать должна была. Дружбан наехал. Матом на меня и с кулаками. За жену. Ну, я и ушёл. Злой ушёл. Очень злой. Домой вернулся, телек включил, выпить собирался. Сейчас, думаю, найду фильмец какой-нибудь, пивка для начала пососу. По каналам полазил, на сериале каком-то остановился. А там баба беременная ругается с мужем, делит что-то. Я опять про ссору вспомнил, ещё подумал зло: чего они, толстобрюхие, в дела наши лезут вечно! И вслух выругался. Жестоко выругался... Не надо было так. Знаю теперь, что не надо было. Гад я. Так мне и надо.
Короче, я так думаю, инсульт у меня случился или инфаркт. Кажется, в больнице лежал долго, не могу точно сказать. То темно, то свет в глаза. Может, парализовало, может, под капельницей, может, операция... Ну, вот кажется, что это больница была, и всё тут. Но только долго это длилось. Очень долго. Какой сейчас год?..
Комната молчала.
Ладно. А потом я вечность целую бродил по лесу и полю, опять вокруг того трактора. Только ни фотки, ни иконки в нём уже не было. Куда бы я ни шёл, натыкался на трактор. Только не уставал больше, в туалет не ходил, не ел и не пил. Сначала не замечал, потом спохватился. Да только кто ж мне объяснить-то мог, в чём дело?! Всякое со мной случалось - и истерика, и безразличие, и паника, и сумасшествие, и такой страх накатывал, что хотелось умереть...
Времени не наблюдал. Со мной не было часов, вот, смотрите. Потерял, видать. Рубаха да штаны. Волосы не растут, бриться не надо, во! Видали? Я и не мылся ни разу. А вроде чистый. Что это?
Я всяко думал, и от всякого вскоре отказывался - бесчисленно. И что умер, и что в аду, и что мне всё только кажется, а я лежу где-нибудь в реанимации овощем. Нет, проверял... Всё не то. Как проверял? А по-разному. Свои способы находил.
Вы думаете, рассказ кончается? Я вас умоляю. Только начался. Продолжать? Понятно, продолжаю. Постараюсь покороче.
Молился ли я? Молился. Ещё как молился. Ничего, тишина. Я ходил кругами без сна, отдыха и покоя. Только трактор за горизонтом скроется, как он тут как тут, опять маячит вдалеке. Я уж от него подальше старался держаться, а не получалось никак. Заворачивает к нему и заворачивает. И всегда одно и то же время суток - неба не видно, серый туман клочками да полная тишина. Бывало, что темень сгустится немного, а потом рассасывается. Только шорох от ног: то по траве жухлой, то по пашне. И собственный голос, если болтать сам с собой начинал. Иногда пел, свистел. Свистеть мне всегда нравилось. Иногда это спасало. Все фильмы, которые видел, в памяти пересмотрел, песни перепел, кошмар.
А потом началось.
Трактор. Сперва трактор. Он всё приближался, приближался. Я от него, а он всё ближе... Не двигался, не ехал - нет. Меня к нему притягивало. Опять вечность. Так я в нём и оказался. Ещё вечность. Я не мог выбраться из него! Представляете? Он не отпускал меня. Не понимаете? Я вылезаю и снова плюхаюсь на кресло, вылезаю и - в кресло, вылезаю - и в кресло, вылезаю, вылезаю, вылезаю, кресло, кресло...
Человек заплакал и не мог вымолвить ни слова, лишь иногда вырывалось из груди: "вечность" и "не отпускает".
А Комната упорно молчала. Рассказ ещё не был окончен. Все знали неписаное правило: рассказчик такого рода должен выговориться. И разобраться во всём сам.
И он продолжил, немного придя в себя.
И вот Алексей мне помог. Как он меня нашёл, не понимаю. Брат моей Клавдии. Видать, хороший мужик. Я его мало знал, особо-то не общались.
Подходит прямо к трактору и говорит:
- Кто ж тебя так? На свободу хочешь?
А я оцепенел, и сказать ничего не могу. Как будто врос в кресло, даже не в кресло, а в сам трактор. Будто я его какая-то запчасть. Правда. Ни рук, ни ног не чувствую, ни тела. Знаю, что я здесь где-то - гляжу ведь, глазами вроде ворочаю, а ничего сделать не могу. Растворился в металле кузова, мотора, ковша, в дерматине и мешковине кресла, в колесах, в резине покрышек, в стекле дверцы... Алёшка и так, и сяк крутится вокруг трактора, а внутрь попасть не может. Вынуть бы меня, помочь, а не может. Смотрит через стекло, губами шевелит, подмигивает мне, а я не пойму, что он хочет. Но радость такая! А где-то рядом с радостью - тоска щемящая. Боюсь - уйдёт ведь, уйдёт!
И ушёл. С испугом на лице. А я так и остался недвижим. Ещё вечность. Но хоть спокойней почему-то стало мне. Немного, но спокойней. Бегать не надо от трактора. Вот он рядом, во мне. Или я в нём. Я даже думать, кажется, перестал. Смирился с участью.
Так ведь Лёшка опять появился однажды!
Пришёл весёлый. Схватился за лобовое стекло и оторвал его! Вместе со мной оторвал! Как у него так получилось? И понёс! Какое счастье я испытал! Особенно, когда вместо поля да леса вокруг я увидел стены в обоях, мебель, коврик на полу... Да это ж наша с Клавкой квартира!
Теперь я догадался. Точно. Видать, парализовало меня, крыша поехала, а сейчас меня из больницы домой привезли. В каталке. И я испугался. Всерьёз испугался. Лёха возит меня по комнатам, дома никого нет как раз, и показывает всё. Может, он и разговаривал со мной, только не слышал я ничего. Чурка чуркой. И вроде радоваться бы - а я страшусь. А потом... Потом...
Зрение отказало, наверное. Глухой, слепой. И так - в кромешной тьме и безмолвии - ещё вечность.
И вот голоса начали досаждать. Сначала тихие, потом всё громче. Много голосов, ни слова не разобрать. А потом стали кричать так, что я совсем, видать, с ума сошёл. Они орут, а мне деться некуда. Я и свихнулся. Стал прислушиваться. Удалось мне как-то ухватиться за один из голосов. Женский. Я вспомнил, узнал - говорила та самая женщина, что в поле ко мне подходила. В мысли мои влезла и говорила, говорила, говорила. Моими мыслями. Обо всём. О жизни моей непутёвой, о людях, которых я обидел. О подруге моей беременной, о душах загубленных в её чреве - двойня там была, оказывается. Ну, это она мне так сказала. Даже привиделось - как выросли детки эти, две сестры, большие, красивые, школу окончили...
Как-то я изловчился однажды и вопрос задал: "А кто ты такая?" И знаете, что я услышал в ответ? Передача я, говорит, программно-техническая. Так и сказала. А ты, говорит, моя площадка. Что за программа и что за площадка, я не понял. А теперь рассказывай сам, говорит, и прощения у всех проси. Кайся.
А куда деваться? Пристали к больному и беспомощному человеку, замучили голосами. Мне ничего не оставалось, как рассказывать и каяться, каяться и рассказывать. Слова сам придумывал, подбирал, чтобы складно было. Зато голоса затихали. Так и прошла ещё вечность. Я всё вызубрил. Всю жизнь и все слова раскаяния.
И вот недавно я узнал, что меня все простили. И голоса стихли. Тогда мне стало так скучно и тоскливо, что захотелось опять в поле моё. Я мечтал о тракторе. Между прочим, забыл сказать, с детства мечтал, да все никак не доводилось на нем покататься. Отец, царство ему небесное, рассказывал, что дед первым трактористом в его деревне был... Взрослым когда стал, про мечту забыл. А сейчас вот он, стоит. Только не едет никуда.
Я снова очутился в нём, и он меня опять не отпускал. Я просто стал трактором.
Человек, которого звали Вадимом, умолк. Потоптался неуклюже и плюхнулся в своё простенькое, висящее в воздухе кресло от трактора. Крохотный стульчик со сломанной спинкой и проваленным дырявым сиденьем. Затёртая, потрескавшаяся и расползающаяся по швам засаленная обшивка.
- Меня звал кто-то, мне сказали. Вот, пришёл, - извиняющимся тоном тихо произнёс Вадим, опустив глаза.
Комната по-прежнему хранила безмолвие. Кому-то из присутствующих было жалко этого несчастного, так и не осознавшего своего состояния. Кто-то соглашался с тем, что доля, которую заслужил Вадим - вечный стульчак в безлюдном поле. Кого-то одолевали вопросы и сомнения. Наверное, и страхи могли поселиться в чьей-то душе. Всё-таки жутковато осознавать, что рядом с тобой умерший недавно человек, неизвестно где блуждающий теперь, потерявшийся в безвременье.
Вспомнился недавно побывавший здесь Алексей, родственник Вадима. Разминулись чуть-чуть ребята. А что бы они сказали друг другу, встретившись здесь?
Мнений было предостаточно, но выносить вердикт не входило в полномочия присутствующих. Наверное, Комната была слишком молода, в её составе явно не доставало какой-то особой категории участников, способной помочь Вадиму. Но он появился здесь неспроста. И в связи с этим намечался новый круг "интересов" Комнаты. И это важное событие осознавалось всеми.
Вадим теперь беспечно покачивался в кресле с закрытыми глазами, и, казалось, впал в состояние полной апатии. Затем встал, взял под мышку кресло и, ничего не говоря, скрылся за ближайшей отражающей поверхностью. Он покинул Комнату, удалившись в свой, ставший привычным, уголок мироздания.
Из цикла рассказов "Разговоры по ту сторону",разговор N7