Ялпачек-Леви Гацуцын Виталий : другие произведения.

Пророк И Царь, драма в стихах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Израиль времен Ветхого Завета. Окружающие Израиль племена постепенно преобразуются в государства. Израиль же, по-прежнему, остается общинно-племенным, руководимым старейшинами и Судьями - в каждом из 12-ти колен-племен свой Судья. Судьи, как правило, между собой постоянно ссорятся и воюют. Все это ослабляет Израиль и грозит ему полным уничтожением от государств-сеседей. И действительно, крайне ослабленный, Израиль уже много лет находится под гнетом филистимлян. Настала необходимость в исторических преобразованиях. Должен был выйти на сцену тот, кто сумеет объединить разрозненные племена под своим - единым - руководством - руководством царя объединенного гусударства.. И на сцену, при помощи Пророка и Судьи Самуила выходит Первый царь Израильского государства Саул. Красивый, как Бог, высокий - на голову выше всех остальных в Израиле - он вполне мог послужить тем образом, под сильной рукой которого воссоединятся племена Какое-то время все идет своим чередом : Саул воюет, Израиль объединяется и крепнет. Но тут внимательному читателю Библии невольно начинает приходить на ум вопрос - а почему, собственно, Саул так сильно подвластен любому желанию и капризу Пророка Самуила? Ведь он, как-никак - царь? И тогда, пролистав Священные тексты на несколько глав назад, мы обнаруживаем то, на что по предварительному прочтению не обратили особого внимания: -Дело в том, что, по давнему закону Бога, кандидатом на трон Израильского государства мог претендовать только тот человек, все предки которого, минимум до седьмого колена, были израильтянами без примеси чужеземной крови. А, так как Саул был из колена Вениамина, некоторое время назад почти полностью уничтоженного собратьями, оказалось, что уже в четвертом поколении его прабабка была иноземкой - одной из девиц Силома. То есть, между Саулом и Самуилом существовала тайна происхождения первого царя Израиля. Саул попросту изначально не мел права становиться царем Израиля. Надо заметить, что никаких комментариев исследователей Библии, посвященных этому факту, я прежде не встречал нигде. Впрочем, невозможно полностью ознакомиться со всей литературой, посвященной Вечной Книге. Этой важнейшей теме, объясняющей многие последующие действия героев - теме появления в родословии Саула прабабки-силомлянки посвящен Пролог пьесы. Шло время, менялась обстановка, и на смену царю-воину, каковым, несомненно, являлся Саул, должен был прийти царь-дипломат. На такую будущую должность этого царя-дипломата и выбран был все тем же Пророком Самуилом пастух Давид. Почему именно Давид? По многим причинам. Во-первых, благодаря тем дипломатическим качествам, о необходимости которых мы уже упомянули. А во-вторых, потому, что и Давид - и даже в большей степени, чем Саул - имел, мягко говоря, недостаток в своей родословной летописи. Потому что уже его прабабка Руфь была чужеземкой - она происходило из племени Моавитов - давних и извечных врагов евреев. То есть, уже изначально и Давид обречен был на негласное пожизненное подчинение Самуилу. Но и это не все. Процитирую отрывок из пьесы, из так назывемого "голоса летописца": "Здесь необходимо указать на одну важную историческую деталь (практически почти не исследованную ни богословами, ни историками). Деталь, которая позволяет в будущем дать удовлетворительное объяснение непонятному поведению Саула и его ближайшего окружения, когда никто из них не узнает в Давиде, готовом сразиться с Голиафом, того Давида, который несколько лет до этого услаждал музыкой слух Саула и даже был его оруженосцем. Действительно, в библейских текстах (сравните 1 книгу "Царств", главу 16, стихи 10 -11 и 1 книгу "Паралипоменон", главу 2, стихи с13 по 15) есть расхождение: автор книги "Царств" говорит о восьми сыновьях Иессея, а автор "Паралипоменона" - о семи. По своему характеру книги "Царств" - типичная летопись, в то время, как книги "Паралипоменон" - богословские сочинения, призванные обосновать богоизбранность династии царя Давида. Все то, что не могло способствовать обоснованию этого тезиса, автором "Паралипоменона" чаще всего не упоминалось. Поэтому есть основание испытывать большее доверие к историческим фактам, описываемым автором книг "Царств". И, потому, наверное, сведения о восьми сыновьях Иессея представляют большую ценность для нас - потомков. Из всего сказанного можно допустить следующий вывод: Пророк Самуил помазал самого младшего из братьев, т.е. восьмого - Давида. Но, боясь за судьбу своего помазанника, Самуил, вероятно, посоветовал Иессею под именем Давида послать во дворец Саула (когда это потребовалось) другого своего сына. Именно этот, по нашему мнению - назовем его лже-Давид - и был тем гусляром, который какое-то время пребывал у Саула и даже получил от него титул оруженосца. Давид же, который сражался с Голиафом, и был истинным помазанником Самуила".

  
  
   Отец и Сын Гацуцыны.
  
  Отец - Гацуцын Владимир Ильич, врач, физик и писатель, разработал концепцию пьесы в виде общего сценария, и, собственно, обнаружил все ее коллизии.
  
   Сын - Гацуцын Виталий Владимирович, пилот, художник и писатель, сделал литературную и поэтическую обработку пьесы.
  
   П Р О Р О К и Ц А Р Ь
   пьеса на библейскую тему
  
  Главные действующие лица
  
   1. Самуил
  -младенец, родившийся у Анны и Елканы;
  -мальчик (лет 7-8), которого впервые приводят в Силом и отдают священнику Илию для
   служения Богу Израилеву;
  -отрок (лет 14-16), с которым встречается 'божий человек' (пророк) в Силоме;
  -юноша (лет 20), которого провозглашают пророком Израиля;
  -Самуил (лет 30), которого провозглашают судьей Израиля;
  - Самуил (в возрасте около 60 лет);
  - Самуил (в возрасте около 90 лет);
   2. Саул
  -юноша (лет 18), которого пророк Самуил выбирает в семье Киса для тайного помазания;
  -Саул (лет 22), которого впервые всенародно провозглашают царем Израиля;
  -Саул (около 30-32 лет), впервые использующий свое право царя призвать на войну
   израильтян с внешними врагами;
  - Саул- царь (от 32 до 60 лет);
  
   3. Давид
  - мальчик-гусляр из семьи Киса, музыкант и оружуносец царя Саула;
  -Давид (лет 18), сражающийся с Голиафом;
  - Давид (лет 20)- один из военачальников Саула;
  -Давид (от 20 до 31 года), преследуемый Саулом;
  -Давид (33 года), провозглашенный царем Иудеи в Хевроне;
  
   4. Илий - первосвященник при скинии в Силоме и судья Израиля;
   5.Офни - сын Илия,
   6. Финеес - сын Илия,
   7. Анна - мать Самуила,
   8. Елкана - отец Самуила;
   9. Кис - отец Саула,
   10. Иессей - отец Давида,
   11. Ионафан - сын-первенец Саула,
   12. Иевосфей - сын Саула, рожденный от наложницы,
   13. Мерова - старшая дочь Саула,
   14. Мелхола - младшая дочь Саула,
   15. Елиав - старший сын Иессея, старший брат Давида,
   16. Голиаф - самый могучий воин филистимлян,
   17. Авенир - родной брат отца Саула, военноначальник армии Саула,
   18. Ахимелех - священник из Номвы,
   19. Доик Идумеянин - военноначальник отряда наемников в армии Саула; он же осведомитель
   пророка Самуила.
   20. Авигея - первая жена Давида до его воцарения, она же жена богача Навала;
   21. Ахиноама - вторая жена Давида до его воцарения.
   22. Агаг - царь амаликитян,
   23. Анхус - царь филистимлян.
   24. Навал - первый муж Авигеи, богач из Кармила;
   25. Старый пророк - 'божий человек' (пророк Израиля), произнесший приговор Илию и его сыновьям;
   26. Левит с горы Ефремовой,
  
  
   27. Гизий - слуга левита,
   28. наложница левита,
   29. старик-вениамитянин,
   30. старейшины колен Израиля,
   31. Слуги Саула, Самуила, Илия
   32. начальник отряда вениамитян,
   33. военноначальники (князья) филистимского царя Анхуса,
   34. прихожане в Силоме, приносящие жертвы в главном жертвеннике Израиля,
   35. толпа вениамитян
   36. библейский летописец (или его голос за кадром).
  
  37. Старик в лохмотьях - доносчик Илия.
  38, 39, 40, 41 - Елифаз, Вилдад, Софар, Елиуй - ангелы, которых Господь посылает в качестве советников и одновременно собеседников в самых доверительных случаях, Самуилу. Во все времена пьесы они остаются в одном возрасте.
  42. Воин, принесший Илию весть о гибели его сыновей.
  43. Гонец
  44.Верные слуги Самуила ( два или три)
  45. Ахиноамь - жена Саула.
  46. Иоав - один из верных Давиду людей.
  47. Моах - военачальник филистимкого царя Анхуса, с ним и другие военачальники.
  
  
  ПРОЛОГ.
  
  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. Действующие лица: Левит, его слуга, наложница, старик-вениамитянин, его дочь, толпа вениамитян.
  
  По пыльной дороге на осле едет левит. Впереди него, тоже на ослике, едет его наложница. Ослика, на котором едет наложница, ведет за верёвку слуга левита. На спинах ослов лежат мешки с какой-то поклажей.
   Вечереет. За очередным поворотом дороги, впереди и чуть справа, показывается селение.
  
   Слуга:
  
   Мой господин,
   день движется к закату,
   причем,
   чем дальше -
   тем быстрее,
   а надежды
   на отдых мало. -
   Мы ж
   с утра в пути...
   А, между тем,
   в долине -
   вон, смотрите! -
   селение какое-то...
  
  
   Левит:
  
   Иевус.
  
  
   Слуга:
  
   Так я о том -
   что, если завернуть
   к ним на ночь?
  
  
  
   Левит:
  
   Умолкни, раб!
   О чем ты бредишь?! -
   На ночь!
   Ты что, не знал? -
   Евсей враждебен нам!
   Закон Всевышнего -
   ко всем, кто нам не братья,
   к тем относиться, как к своим врагам.
   А что до отдыха -
   в седле трястись недолго,
   к земле Вениамина близок путь,
   там и найдём по крови и по вере
   родных...
   У них не грех и отдохнуть.
  
  
   Слуга:
  
  Но...
  
   Левит:
  
   Снова 'но'!
  Глупец неторопливый!
  Ты, Гизий, в расторопности своей,
  что мой осел -
   упрется молчаливо,
  недвижен будет, хоть его убей.
  Я повторяю -
   город нечестивцев
   Иевус...
  
  
   Слуга
   (обреченно к небу):
  
   Ну за что такое мне?
  
  
   Левит:
  
   Что ты сказал?
  
  
   Слуга:
  
   Ругаю 'нечестивцев'!
  
   (Про себя):
  
   Других, похоже, нет уж на земле.
  
   (обреченно, в сторону):
  
   Куда не плюнь - повсюду нечестивцы!
   О чем Бог думал в мыслях обо мне?..
   Я -
   с ног валюсь,
   ослам
   легко ль тащиться?..
  
  
   Левит:
  
  
   Теперь-то что?
  
  
   Слуга:
  
   Теперь я об осле.
  
  
   Левит:
  
   А что осел?
  
   Слуга:
  
   Ослы устали, знайте!
   С их прошагайте -
   и поймет любой:
   коль шлет Господь Иевус -
   принимайте!
   А плох Иевус -
   пусть пошлет другой.
  
  
   Левит:
  
   Слуги я слышу голос или беса?
   Ужели, пес,
   позволь тебя спросить,
   войду я в дом того,
   кто не обрезан,
   и тем свой сан позволю осквернить?
  
  
   Слуга:
  
   Вы правы, господин,
   молю прощенья.
   Прошу лишь, что сказали, повторить,
   уже не мне, а им -
   столпам смиренья,
   ослам,
   бишь то,
   отказ ваш объяснить.
   Быть может, ваши тезисы по вкусу
   прийдутся им,
   а также мысль о том,
   что сена в нечестивом Иевусе
   им не дадут...-
   дадут его потом, -
   при правильном сложеньи благочестья
   и города...,
   и голода притом.
  
  
   Левит:
  
   Ты дерзок, раб!
   К тому ж, болтлив не в меру.
   Я дерзость языка укорочу!
   Ослам же,
   чей язык тебе понятен,
   скажи -
   не уморить я их хочу,
   скажи еще,
   что скоро будет Гива -
   предел Вениаминовых сынов,
   где сбудутся в яслях благословенных
   мечты всех глупых слуг и всех ослов.
   И впредь,
   слуга,
   в божественном вопросе -
   Кому дать первенство -
   душе или ослам,
   давай душе,
   ослов оставь на после,
   тем и себе поможешь
   и ослам.
  
  
  Слуга явно не доволен решением своего хозяина, но ничего не поделаешь, приходится смириться.
  Свет на сцене постепенно притухает. Это значит, что закат солнца застал путников, когда они приблизились к небольшому селению Гиве.
  
  .
   Слуга
   (уныло показывая вперед):
  
  И это Гива?
  
  
   Левит:
  
   Да.
  
  
   Слуга
  (с сомнением глядя на небольшое поселение):
  
  А я-то думал...
  
  
   Левит:
  
  Что вновь не так,
   презренный сын раба?
  Пример с ослов бери,
   тобою столь любимых:
  они не устают себе шагать.
  
  
   Слуга:
  
  Мой господин,
   не трать запасы гнева
  всего на то,
   раба чтоб отчитать.
  Из мыслей я одну заглавной делал -
  где б нам,
   не осквернясь,
   заночевать?
  
  
   Левит:
  
  Довольно, Гизий!
   Меру словоблудья
  ты на неделю вычерпал вперед.
  Я повторяю:
   в Гиве наши братья,
  и в ней живет родной по крови род.
  
  
   Слуга
   (про себя):
  
  Звучит, конечно, славно ода братьям,
  да червь сомнений в мозг ползет, как вор,
  за мною выбор будь -
   вы так и знайте -
  мне был бы ближе постоялый двор.
  
  
  Группа въезжает в город и в нерешительности останавливается посреди улицы, не зная у кого можно было бы попроситься на ночлег. На их счастье как раз по этой улице возвращается с поля запоздавший вениамитянин - старик, уставший и одетый так, что не поймешь, к какому социальному слою он принадлежит. Увидев путников, он сначала проходит мимо, но затем останавливается в нерешительности и оборачивается - эти люди явно не местные. Вскоре старик приходит к какому-то решению, и доброжелательно начинает:
  
  
  
   Старик-вениамитянин
   ( Левиту):
  
  Шолом вам всем и мир от Иеговы!
  Безмерно удивление мое
  визиту вашему в сей нечестивый город,
  сравнить с которым можно лишь Содом.
  Поведайте -
   откуда вы
   и кто вы?
  
  
   Левит:
  Смотрит на старика-вениамитянина, решая, стоит ли отвечать, или подождать встречи с кем-то более представительным. Но делать нечего, вокруг ни души.
  
  
  Мир и тебе, приветливый старик!
  В твоих речах звучит благожеланье,
  и потому спешу тебя спросить -
  что делать нам,
   и где найти пристанье?
  Я за приют сполна готов платить!
  
  
   Старик-вениамитянин
   (продолжает):
  
  
   Здесь, путник, дело вовсе не в оплате.
   Боюсь накликать на свою семью
   беду я,
   коль возьму к себе вас на ночь...,
  А впрочем...,
   будь, что будет -
   приглашу!
  
  
   Левит
  
  О, добрый старец!
   Милостью обласкан
  да будешь ты с небес и от земли!
  Веди же нас,
   показывай дорогу,
   прими в свой дом и кровом угости!
  Ночлегом нашим
   мы не станем в тягость,
  долги свои я в силах возместить.
  пусть дом твой освятит Господня благость
  за то, что путников ты взялся приютить.
  Перед тобой я ныне, как пред Богом -
  стою с наложницей, ослами и слугой,
  идем мы долго, целью нашей ставя
  закончить путь Ефремовой горой.
  Наложницу веду из Вифлеема,
  где под горой земля ее отца.
  Коль есть Всевышнего ко мне благоволенье,
  Ночлегом нашим славишь ты Творца.
  
  
  
   Вениамитянин:
  
  Твой брат,
   Левит,
   с тебя долгов не взыщет,
  Расход за ваш ночлег я одолею сам.
  Мне счастье
   разделить
   с тобой и кров и пищу,
  и сено положить
   в мешки твоим ослам.
  
  
   Левит
   (с благодарностью в голосе):
  
  Ты, знаю, небом послан нам на счастье.
  Спасибо тебе, добрый человек!
  Пусть волей Господа любое из ненастий
  тебе узнать не выпадет вовек.
  
  
   Вениамитянин
   (замахал руками):
  
  Пусть будет благодарность ваша Богу,
  пославшему меня к вам в эту ночь
  вперед злодеев
   в замыслах убогих -
  моих сограждан,
   кто,
   забыв закон,
  забыв о чести и гостеприимстве дома,
  кому кровосмешенье не препон,
  готов идти на Суд путем Содома.
  
  
  Вениамитянин приводит гостей в свой дом, и дает корм их ослам.
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. В доме у вениамитянина. Вениамитянин - хозяин дома, его дочь, его гости.
   Путники омывают ноги, едят, пьют.
  
  Голос летописца за кадром: Весть о прибытии в город новых людей быстро разнеслась среди его жителей.
  А вскоре, собравшаяся толпа, разгоряченная вином и сикерой, подступила к дому, где усталые ефремляне уже готовились ко сну.
  
  С улицы слышен нарастающий шум и крики.
  
   Крики толпы с улицы:
  Хозяин!
   Выйди!
   Покажи нам в дом введенных!
  
  
   Старик-вениамитянин:
   (выходит навстречу толпе).
  
  Что вам угодно в этот поздний час?
  
  
  
   Крики толпы:
  
  
  Людей познать,
   в твой дом пришедших ночью,
  и плотью их насытиться сейчас!
  
  
   Старик-вениамитянин:
  
  О, вы!
   Потомки чресл Вениамина!
   Иакова избранные сыны!
  Кому сейчас вы служите послушно,
  и силою какой ослеплены?
  Молю вас, братья,
   именем Господним,
  стопам Которого подножье -
   небеса,
  Кому подвластно помыслом единым
  в геене растопить все те глаза,
  которыми вы алчете и зрите,
  и с языком отрезать словеса,
  которые сейчас вы говорите!
  Молю
   не делать срама этим людям,
  что мне под кров доверили себя.
  Они не гости мне,
   они -
   вам братья -
  Ефрема сына ввел я в дом, любя.
  
  
  
   Крики толпы:
  
  -Какой Ефрем?..
   -Не знаем мы такого!..
   -Веди его сюда и познакомь!..
   -Хоть толстого, хоть тощего - любого!..
   -Да ты, старик, на нас не экономь!...
  -А Бога ты не бойся никакого!..
   Он в это время спит, поди, давно!
  -Да, это время -
   бога час другого...
  -Тому хоть брат, хоть матерь - все равно!
  
  
  
   Старик-вениамитянин
   (в отчаянии):
  
  Вероотступники!
  Не множьте грех безмерный,
  и богохульством не зовите гнев Того,
  Кто дал Завет
   и выводил из плена
  Египетского рабства твоего,
  тебя,
   Вениамин -
   Израиля семя!
  
  Но толпа не унимается и продолжает требовать вывести к ним гостей хозяина.
  Исчерпав все доводы, хозяин предлагает обезумевшей толпе, казалось бы. непостижимое:
  
  
  Вот дочь моя, не знавшая мужчину,
  и гость наложницу привел с собою в дом,
  отдам обеих вам я вместо гостя,
  познайте их,
   но гостя я не дам!
  На них,
   несчастных,
   похоть утолите,
  раз вкус греха стал так потребен вам,
   но знайте -
   пламя Божьего отмщенья
   уже горит,
   и нет спасенья там,
   куда с остервененьем вы стремитесь!
  
  
  В старика начинают лететь камни.
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Тогда левит, взял свою наложницу и вывел ее к толпе на улицу.
  Толпа надругалась над нею, и надругательство это длилось всю ночь до утра.
  Только при появлении зари толпа отпустила наложницу.
  Еле добравшись до порога дома, она упала и умерла.
  Утром, выйдя из дома, чтобы продолжить путь, левит увидел труп своей наложницы.
  Он положил ее на осла и пошел к горе Ефремовой, где был дом его.
  Придя в дом свой, левит забил одного из своих быков, разделил его на одиннадцать частей и разослал их старейшинам всех колен Израиля. Не послал только старейшине колена Вениамина.
  Так принято было созывать на войну еврейские племена, расселившиеся на землях Ханаана от Вирсавии до Дана.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
  
  Действующие лица: Вениамитяне, израильтяне, отряд молодых вениамитян, их начальник, старейшины израилевы, силомские девицы.
  
   Голос летописца за кадром:
  
  Старейшины колен Израилевых, получив страшное известие о совершенном в Гиве преступлении вениамитян, единодушно решили наказать преступников.
   'Не бывало и не видано было подобного сему от дня исшествия сынов Израилевых из земли Египетской до сего дня!' - говорили они.
  И собрали всех, умеющих держать в руках меч, от Дана до Вирсавии.
  И отобрали по сотне лучших воинов из каждой тысячи из каждого колена, и окружили Гиву Вениаминову.
  И произошло сражение.
  
  На заднем плане сцены экран с кадрами из какого-либо фильма,где есть батальные сцены сражений древности (есть ведь и экранизации некоторых книг Библии), или условное, балетное изображение батальных сцен. Видно, что осаждавшие врываются в город; начинается резня; горожане перебиты, в том числе все женщины и дети.
  Побоище окончено.
  Стоят усталые, израненные воины.
  Один из старейшин Израиля выступает вперед.
  
  Один из старейшин израильтян: Поклянемся, братья, перед Всевышним Господом! Поклянемся Ему в том, что отныне никто из нас не отдаст дочерей своих сынам Вениамина в замужество!
  
  Голоса: Клянемся! Клянемся!
  
   В это время на сцену выходит несколько человек в доспехах, с мечами и копьями. Это молодые вениамитянские воины, отряд которых во время штурма города находился далеко от Гивы, защищая границу. Ничего не подозревающий отряд вениамитян был тотчас окружен израильтянами
  
  
   Военачальник отряда
   (в недоумении):
  
  
  Что происходит?
   Почему нас окружили?
  
  Вперед выходит один из старейшин израильтян.
  
  
   Один из старейшин израильтян:
  Вы молоды,
   сильны,
   и между вами
   печатью боя не отмечен ни один.
  Скажите, кто вы?
   И пришли откуда ?
  
  
   Военачальник отряда:
  
  Как видишь, издалёка, господин.
  Пришли и видим -
   вдруг пред нами это...
  побоища следы,
   и всё кругом
  мертвее мертвого,
   и мертвые взывают
  к отмщению единым мертвым ртом,
  покрывши, как коростой, лики улиц
  того, что так недавно было Гивой...
  Скажи скорее нам, что было здесь,
   а также
  причину назови нам, по которой
  на лицах ваших алчет жажда мщенья?
  И объясни -
   в чем мы теперь виновны?
  
  
  
   Голоса из толпы израильтян:
  
  
  -Уж только в том,
   что вы веньямитяне!
  -Повинны пред Израилем,
   не нами!
  
  
   Военачальник отряда:
  
  Перед Израилем?
   Но в чем?!
  Что защищали
   в границах дальних нашего предела
  его могущество?
  
  
   Один из старейшин израильтян:
  
   Могущество?
   Не странно ль
  назвать защитою могущества Израиля,
  насилие -
   до самой ее смерти -
   невинной жертвы,
  в дом вошедшей с миром?
  
  
  
   Недоуменные вопросы среди воинов отряда:
  
  
  'Смерть невинной жертвы?'
   'О чем он?'
  'Да, к тому ж, пришедшей с миром?'
  
  
  
   Военачальник
   (гордо выступая вперед):
  
  Старейшина,
   возможно ты и прав.
  И кто-то над невинной надругался
  из наших братьев,
   но поверь -
   не мы!
  Для тех, кто воином, а не презренным смердом
  рожден от дочерей Вениамина,
  кому слух от младенчества ласкали
  оружья звон и стоны побежденных,
  того ль достойно тешиться над слабым?..
  К тому же, тридцать дней уже минуло,
  как мой отряд из Гивы удалился
  нести охрану подступов к границе,
  и нас здесь не было...
   Но если вы и вправду
  хотите нас убить за 'ни за что'...
  
  
   Голоса из толпы израильтян:
  
  Не 'ни за что',
   а в месть Вениамину!
  
  
   Военачальник:
  
  ...Мы примем смерть достойно.
   Только прежде
  позвольте нам оплакать наших близких,
  а после приступайте к убиенью.
  
  
  Один из старейшин израильтян (оборачиваясь к своим): Братья мои, вы по прежнему считаете этих воинов повинными в смерти наложницы?
  
  
  Голоса из толпы: 'Невиновны!' 'Невиновны!' 'Пощадить!'
  
  
   Один из старейшин израильтян:
  
  
   Вы свободны, братья!
  
  
  Окружение расступается перед воинами вениамитянами.
  
  
   Один из старейшин израильтян
   (продолжает):
  
  Вы доказали с честью и наглядно,
  что не были повинны в преступленьи
  в ту ночь,
   когда другие ваши братья
  терзали плоть несчастной и невинной.
  Вам не в вину,
   что мы собрались в Гиве,
  соединясь мечем, огнем и клятвой,
  с корнями вырвать племя Веньямина,
  а вы из их колена оказались.
  Ступайте ж с миром!
  
  
   Военачальник:
  
   С миром?
   Далеко ли?
  Наш мир был в Гиве и ее границах.
  Теперь же мира нет,
   как нет и тех,
  кто нас любил
   и кто любим был нами.
  Куда ж идти нам?
   Дайте нам ответ.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
   И тогда поняли старейшины израильские, что теперь одно из колен Израиля обречено на вымирание: не осталось в живых ни одной вениамитянки, которая могла бы рожать детей от оставшихся воинов колена Вениамина.
  
  
  Восклицания старейшин и всего народа с ними: 'Господи, Боже Израилев! Для чего случилось это под небом Израиля, что не стало теперь у Израиля одного колена?'
  На сцену выходит самый мудрый из старейшин.
  
  
   Самый мудрый из старейшин:
  
  
  Мы оказались в трудном положеньи:
  Не можем мы нарушить нашу клятву
   пред Господом
  о том,
   что не дадим
   в замужество сынам Вениамина
  дщерей Израиля.
  
  
   Возгласы из толпы:
  
   И что теперь нам делать?
  Как сохранить,
   почти совсем отрезав,
  ветвь Веньямина -
   младшего из братьев?
  
  
   Самый мудрый из старейшин
   (поднимая руки кверху и к народу):
  
  
  От Господа решение приходит!
  Я выход вижу, братья, лишь в одном.
  
  
  
   Возгласы из толпы:
  
  
  - Скажи тогда,
   как нам восстановить,
   по прежнему,
  чтоб было все
   как было?
  - И прямо от Иакова начни!
  
  
   Самый мудрый из старейшин:
  
  Оставшаяся ветвь Вениамина
  пускай чужою ветвью прирастает:
  Пусть эта малость -
   кто остался жив -
  захватит жен из дочерей Силома,
  и павшее колено восстановит.
  
  
   Всем понравилось это предложение и народ начал кричать: 'Славен и благосклонен наш Господь к народу своему! Спасибо Ему за то, что послал Он словами старейшины спасение колену Вениаминову!'
  
  Израильтяне и их старейшины уходят со сцены. На сцене остаются юноши из отряда вениамитян. Из-за кулис появляются молодые силомские девушки и начинают водить хороводы. К ним подходят юноши-вениамитяне, поочередно выбирают себе девушек и уходят вместе с ними со сцены.
  Действие сопровождается голосом летописца.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  В эти дни в Силоме проходили празднества, и много силомских девиц вышли в поле с цветами, чтобы водить хоровод у капищ своих богов.
  Вениамитянские воины, скрытно подойдя к месту гуляния, взяли силомских девиц и привели в свои дома.
  Племя, населявшее Силом, было слабое, воинов среди них почти не осталось. Потому, зная силу вениамитян и их крутой нрав, силомляне смирились с происшедшим и даже были рады породниться с сильными соседями, надеясь получить у них защиту от воинственных соседей - филистимлян и амонитян.
   Этот эпизод даёт нам важнейшую деталь: одним из тех, оставшихся в живых вениамитян, который получил в жены представительницу другого племени, был предок в седьмом поколении Саула - будущего первого царя первого объединенного государства еврейского народа.
  
  
  (На этом кончается пролог пьесы. Подробности его см. в главах 19,20,21 книги 'Судей').
  
  
  
   АКТ 1
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
  
  Действующие лица: люди с жертвоприношениями, рабы священников, пророк Илий, Офни, Финеес, Анна, ее муж Елкана, младенец, мальчик.
  В тени небольшой рощи, что раскинулась в долине между холмами, - жилые и хозяйственные постройки. Здесь живут священники, несущие службу при скинии. Главный священник - Илий - совсем уже немощный старец, которому идет восьмой десяток лет. Ему помогают двое сытых, пышущих здоровьем сыновей - Офни и Финеес.
  К скинии идут люди, тянущиее на веревках жертвенных баранов, несущие на плечах кувшины, голубей в клетках - словом, несущие жертвоприношения.
  
  Голос летописца за кадром:
  
   Конец 12-го века до Рождества Христова. Небольшое израильское поселение Силом.
   В те времена здесь находился главный жертвенник израильтян, а также скиния и ковчег завета, т.е. главные реликвии народа, которые завещал иметь бог Израилев Моисею на горе Сион.
  
  
  
   Один из этих людей
   (вполголоса кому-то):
  
  Подумать только!
  Из целой жизни,
   устремленной к Богу,
   дня не было,
   с молитвами,
   с блюденьем чистоты,
  в который Илий не подал пример
  собой двум сыновьям -
   Офни и Финеесу.
  И что в конце? -
   Никчемнее людей,
  чем эти лодыри,
   в Силоме не отыщешь.
  Вот и скажи -
   где в мире справедливость?
  
  
   Второй из этих людей:
  
  Скорей всего, ее и вовсе нет...
  Во всяком случае, пока...
  Иль, если есть, то где-то,
   но не здесь.
  
  
   Первый:
  
  Пока, ты говоришь?
  
  
   Второй:
   (поясняет):
  
  Ну да, 'пока' -
   читай: 'на этом свете'.
  
  
   Третий из этих людей:
  
  Что и сказать - награда для отца!
  Не знают Господа, приличий, назначенья -
  Священников служение им чуждо.
  
  
   Кто-то из этих людей:
  
  Вы только посмотрите, как они,
  когда идет приготовленье мяса
  животных,
   предназначенных для жертвы,
  приходят с вилками
   и сразу опускают
  в котлы их,
   не стесняясь,
   не заботясь,
  когда сварится жертвенное мясо.
  
  
   Голос кого-то:
  
  Великий грех берут они на душу.
  
  
   Первый из этих людей:
  
  Да что им грех?
   Набить бы лишь утробу!
  Как лисы над растерзанной собакой:
  что оторвут,
   то и заглотят в пасти!
  
  
   Кто-то из этих людей:
  
  Какая мерзость!
  
  
   Первый:
  
   Хуже!
   Святотатство!
  
  Говорящие приходят к скинии и их разговоры о сыновьях Илия стихают.
  У скинии священнослужителям прислуживают рабы, в основном отроческого возраста.
   У главного жертвенника суетятся насколько человек. Одни - варят в котлах жертвенное мясо, другие - поджаривают мясо на больших сковородах, третьи - разделывают только что зарезанных жертвенных животных.
   Между ними бойко снуют рабы Офни и Финееса (сами сыны Пророка стоят поодаль и наблюдают за их действиями). Рабы бесцеремонно, не обращая внимания на возмущенные взгляды жертвоприносящих, отбирают для своих господ лучшие куски мяса, не прошедшего еще даже жертвенник.
  
  
   Возмущенные голоса прихожан:
  
  Хотя бы выждали,
   пока сожжется тук,
   как должно.
   Уж потом берите мясо!
  
  
   Рабы
   (грубо):
  
  Кто дал вам власть
  нам -
   слугам сыновей пророка,
  указывать -
   что делать,
   что ни делать?
  Выкладывайте наземь свои жертвы -
   и с глаз долой!
  Теперь же всё давайте!..
  Иль силою возьмем!
  
  
   Голос:
  
   Уж кто бы спорил?...
  
   В другой части сцены, в скинии, сидит и сам пророк Илий. Через приоткрытый полог он внимательно наблюдает за женщиной, молящейся перед ковчегом Завета. Ее уста что-то бормочут.
  
  
   Илий
   (про себя):
  
  Не в первый раз сюда она приходит.
  Встречал ее я здесь и в прошлый праздник,
  и в тот раз тоже,
   помню,
   показалась
  она не слишком трезвой мне...
  А впрочем,
   от истины я мог и удалиться...
   Пойду,
   спрошу ее.
  Причем,
   начну построже и нахмурясь, -
   для страху пущего,
  а там уже решу...
  
  Илий еще какое-то время наблюдает за женщиной, потом нахмуривается, встает, и подходит с гневным видом к молящейся.
  
  
   Илий
   (гневно, с упреком):
  
  Доколе будешь ты являться пьяной,
  когда приходишь на святое место?!
  Прочь выйди,
   протрезвись,
  потом приди!
  
   Женщина
   (смиренно):
  
  Нет, Илий,
   не пила твоя раба!
  Не позволяла ни вчера, ни ныне,
  ни даже в мыслях пригубить сикеры.
  Душа моя скорбит,
   и изливаю
  ее я перед Богом преклоненно.
  Нет, не считай негодною из женщин
   меня, -
  что только от великой скорби
   стоит пред Небом,
  Небо умоляя...
  
  
   Илий
   (несколько смущенно):
  
  Поведай мне,
   о милости какой
  ты,
   дочь моя,
   столь истово и рьяно,
  Всевышнего безмолвно умоляешь?
  Открой мне сердце,
   словом проясни
  своей мольбы глубокие истоки.
  
  
   Женщина:
  
   Мне не дал Бог дитя.
  А у наложницы Елканы -
   он мой муж -
  ребенок есть.
   И хоть Елкана любит
  меня,
   а не наложницу,
  но сын -
   такой же сын, как был он у Агари,
  наложницы пророка Авраама -
  так вот,
   тот сын её мне не даёт покоя,
  и ревность пробуждает.
  Такую ж ревность,
   как рождал тогда у Сарры
  лик сына Авраама и Агари.
  
  
   Илий:
  
  
  Как имя твое,
   дочь моя?
  
  
   Женщина:
  
  Я Анна.
   И родом я из Рафаим-Цофима.
  
  
   Илий:
  
  А,
   это тот Цофим,
   что расположен на горе Ефрема?
  
  
   Женщина:
  
  Да, господин мой.
  Но,
   правда,
   ныне
   мы с мужем проживаем близ от Рамы.
  И хоть давно немолоды мы оба,
  но чуда чадородья непрестанно
  мы до сих пор с надеждой ждем от Бога.
  
  
   Илий
   (как бы про себя):
  
  В Писаньи Сарре было девяносто...
  Аврааму сто...
  
  
   Женщина:
  
   Ты прав,
   мой господин.
  И потому не устает молиться
  и приходить сюда твоя раба.
  
  
   Илий
   (растроганный услышанным):
  
  Иди же с миром,
   дочь моя.
   ...И верь.
  
   Анна встает и уходит в тень, вглубь сцены.
  
  
  
   Илий
   (ей, ушедшей, вслед, про себя):
  
  
  Я вижу волю Неба о тебе -
  прошение твое Господь исполнит...
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  И возвратились домой Анна и ее муж Елкана. И вспомнил об Анне Господь...
  Через некоторое время Анна зачала, и родила сына, и дала ему имя: Самуил; ибо, говорила она, от Господа я испросила его.
  
  Анна выходит из тени, на руках у нее младенец, рядом с ней - Елкана - ее муж.
  
  Анна (дает обет Господу): Когда младенец будет отнят от груди, и подрастет, тогда я отведу его в скинию, и он явится пред Господом, и останется там навсегда.
  
   Елкана (одобряет такое решение): Делай, что тебе угодно; и пусть утвердит Господь слово, вышедшее из уст твоих.
  
  
   Снова уходят вглубь сцены, в тень.
  
  Голос летописца за кадром:
  Прошло несколько лет...Самуил подрос. Пришло время исполнить обет, данный Анной Богу.
  
  Анна и Елкана приходят с Самуилом в Силом, взяв для жертвоприношения муку и мех вина.
  Им навстречу выходит Илий.
  Анна приносит жертву, затем берет за руку Самуила и подводит его к Илию.
  
  
   Анна
   (Илию):
  
  
  Мой господин!
   Живи душа твоя!
  Я Анна,
   если вспомнишь ты такую.
  Та самая,
   что год назад с молитвой
  сюда на поклоненье приходила,
  прося Небес о дарованьи сына.
  
  
   Илий:
  
  И что ж они -
   я, в смысле, Небеса -
  послали чудо?
  
  
   Анна
   (выводя перед собой мальчика Самуила):
  
  Вот оно -
   послали!
  
  
   Илий
   (с некоторым сомнением глядя на ребенка):
  
  Вот этот мальчик -
   чудо?..
  
  
   Анна:
  
   ...из чудес!
  И это чудо привела я в услуженье
  тебе и Богу -
   как и обещала.
  
  
   Илий:
  
  Ты обещала?..
   Мне?!
  
  
   Анна:
  
  Себе и Богу.
  В то время,
   когда,
   стоя здесь,
   молилась
  о дарованьи мне сего дитяти,
  клялась себе я -
   если будет чудо,
  то сына посвящу на веки Богу.
  
  
   Илий
   (чуть насмешливо):
  
  А если б вышла дочь?
  
  
   Анна:
  
   Мне дали сына...
  
  И поклонилась в скинии Анна Господу.
  
  Илий (берет за руку ребенка. Анне и Елкане): Да даст вам Господь детей еще вместо этого, которого вы отдаете Господу!
  
  Илий кладет свою руку Анне на голову, Анна целует его руку, целует сына, затем Илий уходит вместе с мальчиком со сцены.
  
  
   Голос летописца за кадром:
  
  У Анны и Елканы родились еще три сына и две дочери.
  Отрок же Самуил стал служить в скинии пред Господом.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ: Действующие лица: Илий, который стал совсем старым, Офни, Финеес, Самуил в возрасте 14-16 лет, старый пророк из Рамы ъ
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Прошло ещё несколько лет...
  
  
   Илий
   (про себя):
  
  И раньше слухом полнилась земля
  о прегрешеньях Офни с Финеесом.
  Но то,
   что говорят теперь
  об их бесчинствах,
   пьянстве,
   любострастьи
  пределы превосходит разуменья!
  Дошло все до того,
   что, не стесняясь,
  они готовы принудить к соитью,
  в храм женщин приходящих на моленье.
  О, мой позор!
   Не зрите, Небеса,
  на это всё!
   А, зря,
   не поразите!
  Отсрочьте приговор!
  Ведь я -
   отец,
   к сынам мне застит вежды
   моя любовь,
   из-за которой я
  доныне не отрекся от надежды
  сынов увидеть в облаченьи риз
  служителей Господних и Судей.
  Я сам двух этих должностей верховных
  объятьем услаждал теченье жизни.
  Несли они почти всю власть земную.
  Ту власть,
   что я лелеял передать
  им -
   тем,
   что в жизни оказались недостойны
  не только власти,
   но и снисхожденья...
  И мне ль не видеть,
   сколь напрасны мысли
  их образумить...
   и не видеть света
  на этом темном фоне
   Самуила?
  Ведь, чем темнее ночь,
   тем ярче видно пламя.
  
  
  Входят Офни и Финеес. Они шумны, явно навеселе, и вообще, мало обращают внимания на скорбящего Илия.
  
  
  
   Илий
   (сыновьям, с досадой):
  
  О вас мне снова донесли худое.
  
  
   Офни:
  
  Отец, оставь!
   Ты что,
   забыл свои
  дни молодые -
   в кругу друзей,
  хмельных вином и страстью,
  когда веселье будоражит кровь
  и брызжет вверх
   в безудержных безумствах?
  Иль,
   скажешь,
   вовсе
  их ты не имел -
   дней юности
   благих и скоротечных?
  
  
  
   Илий:
  
  Возможно, и имел..,
   Но дни, а не молву.
  
  
  
   Финеес:
  
  Да что мы сделали, в конце концов, такого?
  
  
   Офни:
  
  Ну, выпили...
   ну, лишнего.
  И всё?
  
  
   Илий:
  
  Ну выпили.. ну лишнего... -
   Такими
  словами надлежит гласить Пророкам?!
  Безумные слепцы,
   а не Пророки!
  Ужель не ясно вам,
   что, видя ваш пример,
  народ Господень может стать слепцом
  слепцами же влекомый в приношенье
  геениному рву
   с его бездонным ртом?!
  
  
   Офни:
  
  Ой-ой!
   Какие громкие слова!
  Да с детства только слышим с Финеесом:
  - веди себя достойно,
   -не делай этого, того
   -не будь таким...
   Каким,
   скажи на милость?!
  Ну, каким?!
  И сколько это может продолжаться?
  К тому же,
   чем народ мы развращаем?
  Иль этот твой народ -
  лишь сборище несмысленных младенцев?
  Так кто же их учил,
   ты не напомнишь?
  Не ты ли?
   Что ж -
   прекрасно получилось!
  Учи же их и дальше в том же духе,
  а нас учить помилуй -
   слишком поздно!
  
  
   Илий
   (обреченно):
  
  Не только действия -
   слова твои без смысла!
  Когда бы 'дням благим и скоротечным'
  вы не служили столь самозабвенно,
  а слушали отца,
   тогда могли бы
  и после моей смерти в благоденстве
  пить сладость власти от щедрот народа.
  Но вам по вкусу грех...
  
  
  
   Финеес:
  
  Сказал ты 'грех'?
   Тогда против кого же?
  
  
   Илий:
  
  Лишь против Господа -
   ни много и ни мало...
  Ты прав, мой сын,
   приемлю обвиненья
  В пустой попытке втолковать безумцам
  Ту истину, в которой корень бед:
  Где человек грешит на человека -
  Там теплится надежда на спасенье.
  Но если он греховен против Бога,
  Там нет надежды даже на надежду
  спасти безумца ни в одной из жизней -
  Ни в этой, ни, тем более, в загробной.
  Да, видно, что-то плохо получилось
  В моем внушеньи...
  
   (Добавляет тихо):
  
   Впрочем, прав ты - поздно...
  
  
   Офни:
  
  Что поздно,
   поясни,
  и почему?
  Ты сам учил -
   ничто не слишком поздно.
  
  Илий машет рукой и ничего не отвечает.
  
  
   Илий
   (про себя):
  
  Мне в ночь сегодня было откровенье -
  О том,
   что Бог решил предать вас смерти.
  
  После этих слов, как их иллюстрация, разворачивается следующее действие: сцена высвечивается в другом конце, причем, актер, играющий Илия, подобен ему по стати и одежде, но видится в тени - его черты не видны, слышен только голос Илия, записанный заранее, так как если бы Илий вспоминал эту ночную сцену откровения:
  . Действующие лица: пришедший к Илию старый пророк из Рамы, Илий.
  Глубокий вечер в комнате Илия. На столе горит лучина. Старый пророк - 'божий человек' и Илий сидят за столом и едят, макая хлеб в уксус. Видно, что беседа идет уже долго, и собеседники давно и хорошо знают друг друга.
  
  
   Старый пророк:
  
  В Израиле есть слух,
   что при тебе есть отрок.
  
  
   Илий:
  
  В Израиле еще есть много слухов,
  и отроков при скинии немало...
  О ком из них сказал тебе Израиль?
  
  
   Старый пророк:
  
  Ты знаешь сам, о ком он мне сказал.
  И что-то мне подспудно шепчет в ухо,
  Что знаешь хорошо...
  
  
   Илий:
  
   Конечно, знаю -
  Ты хочешь слышать имя Самуила?
  
  
   Старый пророк:
  
  Да.
  
  
   Илий:
  
  И что же ты о нем хотел узнать?
  
  
   Старый пророк:
  
  Всего лишь то, что хочешь рассказать
  о нем ты сам.
   Не больше, и не меньше...
  
  
   Илий:
  
  Ну, что?..
   При мне он служит...
  Уже лет десять,
   или что-то вроде...
  
  
   Старый пророк:
  
  
  И это все?
  
  
   Илий
   (пожимает плечами):
  
   А что еще?
  
  
   Старый пророк:
  
  Молва о нем заполнила Израиль,
   И,
   видишь как,
   дошла и до меня,
  И всё из-за того, что он здесь служит
  лет десять или,
   как сказал ты,
   'что-то вроде'?
  Не странно ли?
  
  
   Илий
   (не понимая):
  
   Молва преград не знает,
  Ее полет уздой не остановишь.
  
  
   Старый пророк
   (усмехнувшись, поправляет себя):
  
  Здесь спору нет, ты прав -
   преград не знает.
  И потому,
   опять, со слов молвы,
  Я кое-что слыхал о благочестьи
  служащего при храме Самуила.
  
  
   Илий:
  
  Молва права -
   усерден он в молитве,
  Но Раме что до этого?
   Иль в ней
  Совсем не сохранилось благочестья?..
  Конечно, кроме, Бога и тебя?..
  
  
  Старый пророк: (смотрит на Илию, но не отвечает на его вопрос)
  
  
  
   Илий:
  
  Так что же ты хотел о нем узнать?
  
  
   Старый пророк
  (спрашивает, но таким тоном, что этот вопрос звучит скорее как приказание):
  
  Ты мне его покажешь?
  
  
  Илий: (Вместо ответа снова макает хлеб в уксус)
  
  
   Старый пророк:
  
  Ну,
   так как же?
  Я жду ответа -
   ты его покажешь?
  
  
   Илий
  (продолжая тщательно жевать хлеб, кивает в сторону окна):
  
  Что мне показывать его? -
   Увидишь сам.
  Сегодня утром был он у овчарни,
  
   (поднимает глаза на пророка):
  
  Там, стало быть, и следует искать.
  
  
   Старый пророк
  (как- будто разговора о Самуиле не было и в помине):
  
  
  Века минули с древних дней Исхода,
  Когда , ведомый мудрым Моисеем
  Пришел Израиль в земли Ханаана,
  И по Завету Господа святому,
  Обещанному предку Аврааму,
  Землей,
   текущей молоком и медом
  он овладел.
  Селенья от Вирсавии до Дана
  чтут с той поры колена Израиля -
  Силом и Раму.
   Так идет издревле,
  что Бога в Раме слушают Пророки,
  В Силоме ж ищут указанья Судей.
  И много лет,
   я - в Раме,
   ты - в Силоме,
  исправно,
   в соответствии с Законом,
  блюли две эти должности святые
   - Пророка и Судьи.
  Но жизнь минула...
  Минула жизнь -
   и мы с тобою стары,
  От немощи иссохлись, как пергамент,
  И стали дряблыми тела,
   но хуже - мысли.
  Мы стали, как сгоревшие уголья,
  как два испепеленные кострища,
  которым больше ни светить, ни плавить,
  ни зажигать младых сердец в Израиле.
  Теперь, дай Бог, хотя б самим согреться.
  А, между тем,
   народ наш в притесненьи,
  И племена неверных по границам,
  те, средь которых зреют государства,
  с годами нас всё больше угнетают
  и дани непосильной множат бремя
  день ото дня.
   Такое униженье
  не может продолжаться дальше боле!
  Навина слава - воина-полководца -
  должна в Израиле, как прежде, возродиться.
  В том наша миссия -
   найти царя Израилю.
  Царь-полководец -
   только в нем спасенье.
  Об этом в Раме был мне голос свыше,
  Затем я и пришел к тебе на встречу.
  Известны мне, Пророк, твои стремленья -
  Ты сыновей своих хотел бы видеть
  на нашем месте вместо нас с тобою.
  Отца мечты достойны извиненья,
  Но чаянья народа много выше
  любви отцовской,
   как и всякой прочей.
  Сынов твоих не зрю я в планах Бога -
  Они никчемностью равны пустому месту.
  И о другом пора принять решенье
  Преемнике
   на две святые миссии.
  
  После этих слов старый пророк почти отворачивается от Илия и почти мечтательно глядя в небо, полушепотом произносит:
  
  И станет тот преемник самым главным
  Лицом в народе ...
   и вернет былую славу.
  
  
   Илий:
  
  Как только ты в Силоме появился,
  Я понял, что приход твой многосмыслен,
  Не мог он быть не больше, чем прогулкой.
  
  (хватается за сердце и тихо, почти со стоном, шепчет):
  
  О, что за сила сердце вдруг сдавила?
  И почему внутри так стало гулко?
  
  
  
   Старый пророк:
  
  Наверное душа твоя трепещет
  пред Господом и пред его расплатой.
  Я слово от Него принес сегодня
  Тебе...
   Услышь же это слово:
  
   далее произносит с закрытыми глазами, как если бы он внутренне читал
  
  Так говорит Господь:
  Вот наступают дни, в которые Я подсеку мышцу твою и мышцу дома отца твоего, так что не будет старца в доме твоем. И не будет в доме твоем старца во все дни. Никто из потомков твоих не доживет до старости.
   Я не отрешу у тебя всех от жертвенника Моего, но все потомство дома твоего будет умирать в средних летах.
   И вот тебе знамение, которое последует с двумя сыновьями твоими, Офни и Финеесом: оба они умрут в один день.
   И поставлю Себе священника верного: он будет поступать по сердцу Моему и по душе Моей; и дом его сделаю твердым, и он будет ходить пред помазанником Моим во все дни.
  
  Илий (смиренно, поднимая глаза на пророка): Он - Господь; что Ему угодно, то да сотворит. (Помедлив) Пойдем, я провожу тебя к Самуилу.
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ .
  
  Действующие лица: Старый пророк, Самуил.
  Улица. Темно, и лишь в верху пятно, откуда-то идущего неясного света,чуть подсвечивает сцену. Старый пророк, как бы случайно, встречает Самуила возле смоковницы, которая качает ветвями, и ее листья шумят от порывов теплого ветерка. Время от времени слышно блеяние овец, чьи-то далекие голоса, такой же далекий приглушенный смех.
  
  
  Самуил (проходя мимо старого пророка, склоняет голову в почтительном поклоне)
  
  
   Старый пророк
   ( дотрагиваясь вослед до плеча Самуила):
  
  
  Самуил!
  
  
   Самуил
   (Оборачиваясь):
  
  
  Кто звал меня?..
  
   ( в недоумении):
  
   Ты знаешь Самуила?!
  
  
   Старый пророк:
  
  А знаешь ли, кто я?
  
  
   Самуил:
  
  Ну, я-то тебя знаю,
  Ты - 'божий человек'.
  
  
  
   Старый пророк:
  
  Так что тогда тебя так удивило,
  Раз называешь человека Божьим?
  
  
  
   Самуил:
  
   Не столько то,
   что я тебе известен,
  Насколько то -
   не много ли мне чести?
  Ты - божий человек... и вдруг ко мне..
  
  
  
   Старый пророк:
  
  По лицам лишь слепой о людях судит,
  Бог судит по делам...
   и намереньям.
  Не думай попусту -
   достоин, не достоин?
  Достоин, раз Господь меня приметил,
  В Силом теперь привел для узнаванья
  Тебя
   пред тем, как дать тебе Израиль.
  
  
  Самуил (склоняет голову в немом почтении)
  
  
   Старый пророк:
  
  За дни немногие, что здесь я пребываю,
  Я тайно наблюдаю за тобой.
  
  Указывает на камень под смоковницей, на который садится и сам.
  
  Теперь сядь рядом, отрок, и узнай,
  Кем быть тебе начертано судьбою.
  
   (продолжает):
  
  Что ты сейчас услышишь, знать не должен
  Пока никто...
  
  
   Самуил:
  
   Никто? И даже Илий?
  
  
   Старый пророк:
  
  И прежде прочих Илий... хоть, конечно
  Он сам,
   о чем скажу я,
   догадался.
  
  
   Самуил:
  
  Тогда я весь вниманье, господин.
   Останусь нем и перед ликом смерти.
  
  
   Старый пророк:
  
  Весть о тебе донес ко мне Всевышний
  Чрез весь Израиль.
   Возраст мой преклонный,
  Настало время думать о наследстве:
  Где тот,
   кому по силам это бремя -
  Пророчить и Судить,
   и зваться Божьим?
  Кто он, -
   к кому прислушиваться будет
  Не только тот, кто прост,
   но хуже - знатен?
  Кто с самых дней пророка Моисея
  Считается звеном в цепи небесной,
  Связующей двоих -
   людей и Бога,
  И чьи слова 'Бог дал мне указанье'
  Никто не в праве подвергать сомненью?
  Мне Всеблагой ответил на раздумья,
  Своим перстом мне указал тебя Он -
  Тебе стать предстоит пророком Божьим.
  
  
   Самуил:
  
  Но, Божий человек,
   Да я ль достоин?!
  
  
   Старый пророк:
  
  Вопрос твой, отрок,
   и простой и сложный.
  Кому по силам в Боге усомниться?
  Не ведомы нам замыслы Господни,
  И цель Его нам, смертным, недоступна.
  Тебя избрал нам перст благословенный,
  И, стало быть, без страха и сомнений,
  Без рассуждений, лишь склонясь смиренно,
  Ты должен воле Неба покориться.
  Когда-то -
   сотни лет тому минуло -
  Он также выбрал старца Моисея,
  Отдав косноязычному, седому
  всем молодым, речистым властолюбцам
  Свое в освобожденьи предпочтенье.
  И тот старик -
   усталый, неречистый,
  Избавил свой народ от рабства плена,
  И дал канон, что не подвластен тлену.
  Ты, Самуил, бесспорно, ещё молод,
  И бремя власти для тебя чрезмерно,
  Но положись на Бога.-
   Он твой светоч!..
  А я ещё добавлю, что я в силах.
  
  А теперь послушай, что тебе надлежит делать дальше...
  
   (Голос пророка сходит на нет, свет постепенно гаснет, и сцена на этом заканчивается, хотя ещё некоторое время слышны, не различимые ухом, наставления 'божьего человека' Самуилу).
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
  
  Действующие лица: Илий, Самуил, Голос.
  Прошло несколько дней.
  Ночь. В одном месте сцены Илий спит в своем доме. В другом месте сцены, в скинии, где стоит ковчег Завета, молится Самуил. Оба места разделены перегородкой - это дверь. Перед Самуилом светится лампада. Полумрак в скинии.
  Вдруг слышен как бы очень отдаленный гром. Лицо Самуила становится напряженным. Он напряженно вслушивается в звук.
  Снова слышен тот же отдаленный гром, после которого Самуил вдруг вскакивает и бежит в комнату, где спит Илий.
  
  
   Самуил
  (становится, преклоняя голову, перед спящим Илием, и говорит громко):
  
  Пророк, я здесь,
   и жду, что ты прикажешь!
  
  
  
  Илий (продолжает спать)
  
  
   Самуил:
   (еще громче повторяет):
  
  Ты звал меня?
   Так я пришел и жду!
  
  
  
   Илий
   (просыпаясь):
  
  Чего ждешь и зачем?
   И почему ты здесь?
  
  
   Самуил:
  Пришел и жду
   твоих я приказаний...
  Ну, раз ты звал?..
  
  
   Илий
  (отмахиваясь, и шумно поворачиваясь на другой бо)к:
  
  Я звал?
   Тебя?
   И скажешь мне - зачем?
  Иди и спи! Никто тебя не звал.
  
   Самуил возвращается в скинию и снова начинает молиться.
  И снова напрягается. Кажется, он слышит тот же звук, который, впрочем, дествительно можно при желании принять и за раскаты какого-то неземного голоса.
  И опять бежит отрок к Илию.
  
  
   Самуил
  (к Илию, теперь уже не спрашивая, а почти утверждая):
  
  Я снова здесь!
   Опять ты звал меня?!
  
  
   Илий
  (окончательно проснувшись и чуть гневно):
  
  Да что с тобой такое, в самом деле?!
  Какая дурь, иль прихоть посетила
  твой разум среди ночи и покоя,
  что сон мой ты повторно прерываешь
  своим бесцеремонным глупым криком?
  
  
   Самуил
   (продолжает настаивать):
  
  Я слышал голос.
   Голос звал меня
   по имени...
  Так это был не ты?
  Как странно...
   Что я,
   дважды обознался?
  Но не ослышался -
   он точно звал меня!
  Примерно так,
   послушай: 'Самуи-и-л!'
  
   И тут Илий начинает понимать, что за голос слышал Самуил.
  
  
   Илий
   (про себя):
  
  Его воззвал Господь.
  
  
  Голос летописца за кадром: Самуил еще не знал голоса Господа. Слово Господне в те времена было редко и видения пророческие не часты.
  
  
   Илий
   (вслух):
  
  Пойди к себе,
   спокойно спать ложись, .
  но жди...
  И если повторится
   тебе тот голос,
  и так же тихо скажет 'Самуил',
  то знай -
   ты удостоен Гласа Бога.
  Ты призван, будь готов.
  Но ты не бойся,
  с постели встань,
   колени преклони,
  и отвечай Ему:
   'Реки мне слово, Боже!'
  
  
  Самуил идет к себе и ложится на свое место. И когда он уже почти начал засыпать, снова слышит тот же звук. Но теперь он уже явственно различим, как голос.
  
  
   Голос:
  
   Самуил!..
   Самуил!..
  
   Самуил вскакивает и простирает руки к небу.
  
  
   Самуил
  (тихо, немного со страхом, вверх):
  
  Я здесь, говори Господи! Раб Твой слушает Тебя!
  
  
  Голос: Слушай, Самуил!
   Настанет день, когда Я сделаю в Израиле такое дело, о котором кто услышит, у того зазвенит в ушах. И исполню Я в тот день над Илием все то, что Я говорил о доме его; Я начну и окончу.
   Я объявил ему, что накажу дом его навеки за ту вину, что он знал, как нечестивы сыновья его, и не обуздал их. И посему клянусь дому Илия, что вина дома Илиева не загладится ни жертвами, ни приношениями вовек .
  
  Самуил еще ждет, что скажет Голос. Но Голос не повторился.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.
  
  Действующие лица: Илий, Самуил.
  Утро в комнате Илия. Илий сидит на постели, но видно, что в эту ночь он так больше и не ложился.
  Стук в дверь.
  
  
   Илий:
  
  Ты ль это, Самуил?
  
  
   Самуил
   ( из-за двери):
  
  Я, господин.
   Позволишь мне войти?
  
  
   Илий:
  
   Входи!
  
  Робко и в сильном смущении в комнату входит Самуил.
  
  
  
   Илий
  (с некоторым нетерпением в голосе и тревогой):
  
  
  Ну, что?
  
   Самуил :
  
   Что, рави?
  
  
   Илий :
  
  Был ли голос снова?
  
  
   Самуил:
  
  Да, господин мой, был.
  
  
   Илий
   (Самуилу, но не глядя на Самуила):
  
  
  И что тебе сказал Он?
   Говори!
  И скрыть не вздумай от меня ни слова!
  Иначе быть наказанным тебе
  и мной и Господом!
  Ну,
   что ж ты?
   Говори!
  
  
  
   Самуил
   (немного помявшись и очень неохотно):
  
  
   Господь послал мне слово о тебе.
  
   Молчит.
  
  
   Илий
   ( нетерпеливо и с тревогой):
  
  
  Ну?!
   Что же было дальше?!
   Не томи!
  
  
   Самуил:
  
  
  Господь сказал мне, что уже готовит
  тебе Он наказанье.
  
  
   Илий:
  
  Наказанье?
   И.., может, Он сказал тебе, за что?
  
  
   Самуил:
  
  Да...
   За грехи...
   То есть, нет, не за грехи....
  То есть, за грехи...
   но не твои.
  
  
   Илий:
  
  Тогда за чьи же?
  А, впрочем, все!
   Молчи,
   не говори!
  Известно мне, за чьи...
  
  
   Самуил:
  
  Да,
   Он накажет
   тебя за то, что сыновей не образумил
  своих ты...
  
  
   Илий:
  
   Хватит!
  Хватит!.. Замолчи!
  Сказал ведь, знаю!
  
   (про себя)
  
  Знаю...
   зачем из Рамы приходил Пророк.
  И более того -
   все знал сначала.
  
  
   Повернув пронзительный взгляд на Самуила:
  
  
   И это все?
  
  
   Самуил:
  
  Нет, господин...
   не все...
  
  
   Илий:
  
  Так что ж еще?!
  О, что за наказанье
   тебя мне слушать!
  
  
   Самуил:
  
  Ты к худшему готовься извещенью
  из уст моих.
   - Сыны твои умрут
  в один и тот
   - о, будь он проклят! -
   день.
  И нет молитв,
  и сил твоих нет боле
  загладить их вину.
   И это все.
  
  Илий какое-то время молчит. Потом встает с постели.
  
  
   Илий (уже смиренно и обреченно): Он - Господь, что Ему угодно, то да сотворит.
  Иди к себе, Самуил, я должен побыть один.
  
  Самуил уходит.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ . Самуилу около 22 лет.
  
  Декорации те же, но незначительные изменения в общем его облике - ведь прошли годы.
  
  Действующие лица: Илий, население ограбленного филистимлянами городка, Самуил.
  
  После нападения небольшого военного отряда филистимлян на израильское поселение, представители ограбленного населения поселка посылают делегацию к судье Илию, как к официальному Судье народа, в Силом. Население израильского поселения приходит к Илию - совсем уже старому.
  
  Илий выходит на крыльцо.
  
  
   Илий:
  
  Шолом, Израиль!
   Слушаю вас, братья!
  
   Представители ограбленного населения:
  
  Защиты ищем, Илий, у тебя!
  Вот-вот нас изведут филистимляне.
  На днях опять отряд их -
   нечестивых -
  напал на наш поселок
   и угнал
  весь лучший скот,
   и сжег дотла посевы,
  и лозы виноградные срубил
   он прямо в поле,
  словно насмехаясь
  над нашим Богом прямо в нашем доме.
  Защиты ищем, Илий, у тебя.
  
  
   Илий
   ( уговаривает своих соплеменников):
  
  О, братья!
  Был ли повод вам тревожить
  Своими просьбами мой сан и своды Храма?
  Зачем приносите ко мне вы снова, снова
  Свои моленья ?
   Кто я? Разве Бог?
  Кто вам внушил ту мысль, что я всесилен?
  Когда бы так, то многое из ныне,
  Терзающего землю Израиля,
  Давно исчезло бы,
   как эта горстка пыли,
  Что я с земли поднял и развеваю.
  Но я всего лишь тоже человек...
  И, может, больше, чем любой из вас,
  Свое бессилье ныне понимаю.
  
  
  
   Представители населения:
  
  Ты - наш Судья,
   и даже по закону,
  от предков данному,
   один имеешь право
  призвать. на бой.
   А мы готовы к бою.
  Нет больше сил мириться с поношеньем
  в униженном
   его же
   ожиданьи.
  К тому же,
   раз священником поставлен
  при скинии ты,
   значит, и от Бога
  ты ближе всех нас,
   даже вместе взятых.
  Его и упроси о ниспосланьи
  успеха в битве, о которой просим.
  
  
  
   Илий:
  
  Нет, братья!
   Я не в силах вам помочь
  теперь.
  
   (в сторону):
  
   ...Особенно теперь,
  когда так странно все переменилось
  в цепи,
   связующей меня и Небеса.
  
   (народу):
  
  У нас нет армии,
   чтоб мстить филистимлянам,
  И нет оружья. -
   Словом, ничего
  нет для того,
   чтоб мне о том молиться.
  
  
   Голос из толпы
   ( взывает и напоминает):
  
  Но ты - священник!
  Испроси у Бога
   Израилю армию, оружие и мщенье.
  
  
   Илий:
  
  Господь не слышит более меня.
  В прошеньях о народе Израиля
  молитвы ваши слишком тяжелы
  от кандалов греха...
   Бог нас оставил.
  
  
   Голос из толпы
  (негромкий, но явственно различимый):
  
  А может,
   то не наши кандалы?
  И Он не нас не слышит,
   а тебя ?
  
  
   Другой голос:
  
  И не пора ль искать других Пророков?
  
  
   Третий голос:
  
  Израиль знает сыновей твоих...
  
  
   Другой голос:
  
  Не только знает,
   но еще и видит.
  
  
  Илий делает вид, что не слышит этих реплик.
  
  
   Представители населения:
  
  Так что нам делать?
   Ждем ответа, Илий!
  
  
   Илий
  (разворачиваясь, чтобы уйти назад в дверь):
  
  
  Молитесь Богу и терпите наказанья,
  которые вам Небо посылает
  в лице филистимлян на ваши земли.
  
  
  (Почти войдя в дверь, напоследок еще раз оборачивается):
  
  
  Или отриньте кандалы грехов
  с души народа.
   После приходите.
  
  Илий, давая понять, что разговор окончен, входит в дом.
  Там в задумчивости сидит Самуил. Он слышал, о чем просило население Илия, и сышал, что тот говорил в ответ.
  
  
   Илий
   (Самуилу):
  
  Ты слышал все, о чем мы говорили?
  
  
   Самуил:
  
  Да, рави, слышал.
  
  
   Илий:
  
   Значит, меньше слов
  прийдется мне сказать для пояснений.
  Два года минуло с тех пор,
   когда в пророки
  ты возведен был,
   побывать успев
  почти во всех пределах государства.
  От Дана до Вирсавии встречали
  тебя старейшины из всех колен Израиля.
  Тебе ведомо много новых истин,
  каких узнать мне не прийдется вовсе.
  Ты знаешь настроения в народе.
  И раз не я, а ты теперь пророк,
  то,
   стало быть,
   к тебе они с мольбами
  должны идти для поиска решений.
  Меня же ждет покой,
   в котором думать
  пора уже о более насущном -
  настало время размышлять о вечном...
  
  
  
   Самуил:
  
  Да, Илий, прав ты.
   Видел я Израиль.
  И видел,
   как, рождаясь, тянет к свету
  свои ладони молодая поросль
  моей отчизны, стонущей под гнетом.
  И поросль эта больше не желает
  жить в рабстве
   и по прежнему мириться
  с тем бременем,
   что рабство налагает. -
  И дух её готов к борьбе!
   И время
  пришло собрать в едино эту поросль.
  
  
   Самуил встает
  
  
   Илий:
  
  Что ты теперь намерен предпринять?
  
  
   Самуил:
  
  Намерен поросли привить начатки силы.
  
  
   Илий:
  
  Начатков слишком мало для сраженья.
  
  
   Самуил:
  
  Ты, Илий, прав -
   начатков слишком мало.
  Но Верой мы восполним недостаток.
  Я знаю,
   с нами Бог!
   Он - наше знамя!
  Я с детства с этой истиной в согласьи.
  Он поведет,
  Лишь Он нам даст спасенье,
  И только Он Израиль оградит
  от всех врагов его -
   и внутренних и внешних. .
  Бог и сейчас меня не оставляет -
  дает друзей,
   растит авторитет
  среди старейшин,
   воинов,
   левитов...
  Да,
   воинов у нас пока что мало.
  Но подожди,
   когда прийдут победы -
  они дадут и множество для армий.
  
  
  
   Илий:
  
  Что ж,
   действуй, отрок,
   но всегда имей в виду:
  С победами приходит поклоненье,
  А поражения низводят в пустоту.
  Ты веришь,
   что друзья дадут поддержку...
  Возможно, это так,
   но мнение мое:
  Ты видишь в них копье,
   они ж -
   лишь древко,
  Древко без острия
   железа не пробьет.
  Острят же верх копья -
   ты прав -
   победы,
  Они нужны тебе,
   как влага для цветка.
  Так пусть в твоих мечтах
   о будущем Израиля
  Господень Дух с небес
   всегда ведет тебя.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Самуил совсем повзрослел. 'Божий человек', приходивший к нему два году назад, перед своей смертью объявил всему Израилю: 'Самуил удостоен быть пророком Господним!'
   И вскоре Самуилу - теперь уже окончательно самому ставшему пророком - представился случай показать себя в качестве вождя народа.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ.
  
  Действующие лица: Самуил, несколько молодых людей, Илий, старик.
  
  Утро следующего дня. Видно, как Самуил что-то оживленно рассказывает нескольким молодым людям, после чего те по очереди склоняются перед ним, приложив руку к груди, и затем выходят от него и расходятся в разные стороны.
  Во время этой сцены возле открытой двери дома Самуила сидит старик в лохмотьях и гладит ягненка. После того, как разошлись гости Самуила, старик еще какое-то время треплет ягненка, затем отпихивает его в сторону, встает, и уходит за сцену.
  Появляется он уже в доме Илия.
  
  Старик и Илий.
  
   Илий:
  
  Шолом, старик!
   Есть новости?
  
  
   Старик:
  Да, есть.
  
  
   Илий:
  Какие?
  
  
   Старик:
  
  Сегодня Самуил своих людей
  Послал к старейшинам Израилевых колен
  С призывом в армию направить тех, кто в силах
  Держать в руках оружье...
  
  
   Илий:
  
   Это все?
  
  
   Старик:
  
  Да, Илий, это все.
  
  
   Илий:
  
  
  Осталось лишь дождаться результата.
  Старейшин изучил я хорошо.
  Они строптивы,
   себялюбливы,
   и редко
  в серьезном доверяют молодым.
  Хоть, впрочем, к недоверчивости мудрость
  им свойственна.
   Кому же, как не им
  знать,
   молодость насколько скоротечна.
  И Самуилу тоже не вовек
  быть молодым,
   и он познает зрелость.
  И вот когда он возмужет,
   то для тех,
  кто вдруг его сегодня не поддержит,
  и,
   в просьбе отказав,
   посла прогонит,
  случиться может так,
   что будет поздно
  доказывать спешить свою лояльность.
  Все в жизни надо делать своечасно,
  Всего ж важней -
   сказать, кому ты предан.
  
  
   Старик:
  
  И все-таки,
   неплохо бы совета
  ему спросить у старших от себя,
  а после слать послов.
  
  
   Илий:
  
   Просить совета?
   Самуил не должен
   совет испрашивать теперь ни у кого.
  Он сам - Пророк!
  Подумай на досуге
   и ты об этом...
   (если есть что потерять).
  
  
  
   Старик:
  
  Нет, Илий,
   мне,
   как тому псу,
  менять хозяина на склоне лет не время.
  
  
  
   Илий:
  
  Ну, ну...
   Как знаешь.
  
  
   Старик:
  
   Знаю, Илий,
   знаю...
  Скажи,
   ужель ты сам настолько стар,
  что больше не способен и призвать
  народ к борьбе?
   И почему ты не оспоришь
  его решенья?..
   И того,
   что ты - Судья,
  который лишь один имеет право
  призвать к войне?
   Ужель ты промолчишь
  и дашь юнцу вести с собой Израиль?
  
  
  
   Илий:
  
  Ты смел, старик.
   Но бойся слов своих.
  И не забудь,
   о ком ты молвишь слово.
  Пророк - юнец,
   но не по воле старцев
  одних лишь мир кружится...-
   и юнцов.
  К сему причастны и они,
   поскольку сущим
  всем движет воля Божия и только.
  Пусть Ей и сбыться -
   я же промолчу.
  
  
   Старик:
  
  
  Лет шестьдесят я знаю твою мудрость.
  Молчание твоё,
   я полагаю,
  расчет содержит и сейчас,
   хоть и неведом
  по скудоумию мне путь твоих прозрений.
  
  
  
   Илий
   (тихо, чтобы не слышал старик):
  
  
  Не одному тебе расчет неведом.
  Мне просто кажется, что в будущем бою
  Филистимляне нашему волчонку
  Одним ударом обломают зубки...
  А может быть, лишат и головы.
  
  (и теперь уже вслух говорит старику):
  
  Твержу тебе в который раз -
   лишь Бога
  я волю принимаю к руководству,
  и замыслам Его я не перечу.
  
  
  
  ДЕСТВИЕ ВОСЬМОЕ .
  
  Действующие лица: Самуил и четыре ангела, пришедшие из книги Иова - Вилдад, Софар, Елифаз, Елиуй.
  
  Ночь. Костер в поле, на котором на вертеле жарится несколько куропаток. Возле костра стоит на коленях Самуил, и, воздев руки к небу, молится. В процессе молитвы из темноты появляются персонажи в белых льняных одеждах. Они напоминают ангелов. Новые персонажи рассаживаются вокруг костра.
  
  
   Первый из пришедших
   Самуилу:
  
  Рассчитывать с таким вооруженьем на победу
  По меньшей мере было неразумно.
  
  
   Самуил:
  
  Помилуй,
   о каком вооруженьи
  ты говоришь?
   Да было ли оно?!
  Иль с батогами можно выступать
  На бой с копьем, мечом и колесницей?
  
  
   Второй из пришедших:
  
  Еще одно -
   вас было слишком мало.
  
  
   Самуил:
  
  Да,
   потому что,
   кроме малых средств,
  и связей у меня чрезмерно мало.
  Не все старейшины,
   к кому я посылал,
   поверили в меня.
   А те, что были
  готовы поначалу мне помочь,
  не все явились...
   Где уж тут победы?..
  Хвала Всевышнему,
   что хоть не все погибли...
  
  
  
  
   Третий из пришедших:
  
  
  Ты слишком молод.
   Это из причин
  одна из главных,
   почему к тебе
  на зов не вышел, как один, Израиль.
  Израильтяне так надменны и горды,
  что легче им под кнут подставить спину,
  чем подчиниться воле не седого.
  
  
   Самуил:
  
  Вот уж, действительно,
   гордыня их известна.
  Со времени пророка Моисея.
  ей небесам ничто не стоит бросить
  упрек и вызов...
  Впрочем,
   тут же подчиниться
   червю...
  
  
   Четвертый из пришедших:
  
  Но ведь не все же таковы?
  Ведь кто-то и явился?
  И пусть он оказался несмышлен
  пока в бою,
   зато он заронил
  и опыта,
   и верности крупицы.
  
  
   Самуил:
  
  Вы правы, братья!
   Правы тыщекратно
  во всем,
   что говорите мне сейчас.
  И ты, Елфаз -
   что нет вооруженья,
  И ты, Вилдад,
   что нет у нас числа,
  Прав ты, Софар -
   что делать?
   Да, я молод,
  Ты, Елиуй -
   что воину нужен опыт.
  Но все ж не в том я вижу пораженья
  причину.
   Нет, она в другом.
  
  
   Елифаз
   (первый из пришедших):
  
  В другом?
   Пожалуй...
  И ты знаешь, в чем?
  
  
   Самуил:
  
  Лишь в том,
   что наше время не настало.
  Не вызрел до плода посев Израиля,
  чтобы сорвать его,
   признав для пищи спелым.
  Короче -
   мне еще не наступило
  побед и почестей назначенное время.
  У Бога Самуилу час другой.
  
  
   Елиуй
   (четвертый из пришедших):
  
  И что теперь,
   по следу пораженья,
  ты будешь делать?
   Так и продолжать
  терпеть набеги своры филистимской?
  
  
  
   Самуил:
  
  О, молодость!
   Когда ж пройдет она,
  чтоб приняли всерьез меня Пророком
  старейшины народа Израиля?
  
  
   Вилдад
  (второй из пришедших, усмехнувшись):
  
  Она хоть и быстра и скоротечна,
  та молодость, которой ты пеняешь,
  но уверяю -
   ей конец не завтра.
  Еще лет пять прийдется потерпеть
  тебе присутствие навязчивой подруги.
  
  
   Самуил:
  
  Я знаю способ чуть ускорить ей уход
  во гроб.
   Какой,
   спросил ты? -
  Смертью Офни с Финеесом.
  
  
   Софар
   (третий из пришедших):
  
  Офни с Финеесом?
  О, Бог мой!
   Эти-то при чем?
  Каким таким загадочным деяньем
  способны помешать тебе,
   Пророку,
  две лужицы на теле океана?
  Никто во всем Израиле не видит
  их Судьями...
  
  
   Самуил:
  
   Да...
   Кроме их отца.
  
  
   Софар:
  
  И что с того,
   что Илий, их отец,
  еще питает слабые надежды?
  Известно всем -
   тебе сказал Господь
  наследовать Израиль после Илия.
  
  
   Самуил:
  
  Господь сказал,
   а Илий усомнился.
  Ведь их он видел в Судьях Израиля,
  и их растил на смену,
   и не мне
  хотел наследовать Судейство Израиля.
  
  
   Елиуй:
  
  И все ж,
   никто всерьез не принимает
  расчеты о сынах Пророка Илия.
  Он слишком стар.
  
  
   Вилдад:
  
   И слишком слабосилен,
  когда к бессилью
  достойно применить наречье 'слишком'.
  Никто иной,
   как Офни с Финеесом
  достоинством таким его венчали.
  
  
   Самуил:
  
  Опять вы правы, милые друзья.
   И все-таки
  я снова повторяю -
  Пока живо из чресл наследье Илия,
  моим противникам не будет недостатка
  в подборе повода и слова упрекнуть
  меня в бессилии и грехе самозванства.
  Что стоит им,
   допустим,
   обвинить
  меня в запугиваньи старого Пророка,
  или намеренном топленьи в прегрешеньях
  и увлечении вином потомков Илия?
  
  
   Елифаз:
  
  Прикажешь, Самуил, убить обоих?
  
  
   Софар:
  
  И тем очистить землю Израиля
  от смрадного дыханья нечестивцев?
  
  
   Самуил:
  (в некоторой нерешительности):
  
  Они, конечно,
   что и говорить,
  позорят Господа и званья ...
   как бы Судей...,
  а также Богом избранный народ...,
  а также...
   впрочем,
   много есть деяний,
  что их нечестию примером было б кстати.
  
  
  Самуил поворачивает на огне вертел и пробует пальцем одну из куропаток.
  Его собеседники ждут ответа.
  
  
   Самуил
   ( продолжает):
  
  Но нет, друзья!
   О том не говорите,
  чтобы убить кого-то...
   даже их.
  Я не позволю осквернить убийством
  себя вам...
   даже если вы и правы.
  Сынов Судьи осудит только Бог...
  Вот Он их и убьет.
  На том и кончим!
  
  
  Елиуй: Что ты задумал, Самуил?
  Самуил: Что я задумал? Один довольно рискованный план. Впрочем, думаю, что в случае неудачи, я могу и проиграть. Я использую сегодняшнее поражение в своих целях.
  Елиуй: Каким образом?
  Самуил (обращаясь к Елиую): Всем видно, что Илий уже слишком стар для серьезных действий.
  Вилдад: Да, стар и бессилен.
  Самуил: Он не просто стар. Он очень стар. Ему уже почти сто лет. И пусть Господь дарует ему еще столько же лет, но все равно - вопрос о его полновластном приемнике на должности судьи Израиля вскоре встанет со всей остротой.
  Елифаз: Если не считать, что вопрос этот уже давно стоит.
  Самуил: И теперь я еще яснее вижу, что нельзя позволить, чтобы званием Судьи и первосвященника при скинии овладели сыновья Илия.
  
  Все ждут, что же дальше скажет Самуил. Но он неожиданно для всех встает.
  
  
   Самуил:
  
  Теперь я должен отойти и помолиться.
  
  
   Вилдад
   (вослед еще не ушедшему Самуилу):
  
  Ты так и не сказал нам,
   в чем твой план.
  
  
   Самуил:
  
  Скажу одно вам -
   обо мне не беспокойтесь.
  Да и о чем я?
   Разве вам пристали -
  посланникам Всевышнего -
   такие
  земные мелочи, как
   слава,
   гордость,
   деньги?
  Или нудьга под словом беспокойство?
  Ведь вам,
   посланникам,
   как никому известны
  намеренья и планы Самуила,
  а также то,
   что я не откажусь
  от них
   и от того предначертанья,
  которое ссудил мне Бог Всевышний.
  И если вдруг
   кому-то на пути
  моем прийдется уступить дорогу -
  скажу одно:
   что он ее уступит..
  
   Уходит в темноту.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ.
  
  Действующие лица: Илий, Самуил.
  В доме у Илия.
  Самуил входит к Илию.
  
  
   Самуил
   (Илию):
  
  Позволь,
   Учитель?
  
  
   Илий:
  
  Да,
   входи, конечно.
  С какою новостью пришел ты в этот раз?
  
  
   Самуил:
  
  Я ночью,
   рави,
   снова слышал Голос.
  Он мне сказал,
   что нам грядет сраженье,
  и нужно быть готовыми к нему
  во всеоружьи.
  
  
   Илий:
  
  Так точно и сказал -
   'Во всеоружьи?'...
  К чему спросил я?
  Просто странно слышать
  такое слово после пораженья,
  случившегося разве что не днями.
  Одно из двух -
   Господь отрезал память
  тебе,
   что ты так быстро позабыл
  чуть не сгубившую Израиль неудачу,
  или ты слышал голос не Его.
  
  
  
   Самуил:
  
  Его я Голос знаю.
   И считаю,
  себя не в праве обсуждать слова,
  что слышал час назад во мраке ночи.
  Я только прибыл передать Святую волю
  о будущем сраженьи,
   и не боле.
  
  
   Илий:
  
  И что теперь нам делать?
  
  
   Самуил:
  
  Исполнить Слово,
   больше ничего.
  И,
   стало быть,
   готовиться к сраженью
  И снова армию созвать.
  
  
   Илий:
  
   Сказал ты 'снова'?
  
  
   Самуил:
  
  Да,
   сказал я 'снова'.
  
  
   Илий:
  
  И сам ты веришь в эту невозможность,
  что будто бы сумеешь одолеть
  на этот раз всю мощь филистимлян?
  
  
   Самуил:
  
  Я верю Слову,
   что сказал Всевышний.
  А слово было,
   чтоб собрать оружье
  и с ним пойти на меч филистимлян.
  
  
   Илий:
  
  Ты не боишься,
   что на этот раз -
  вдруг снова Бог допустит пораженье? -
  Израиль перестанет тебе верить?
  Иль,
   более того, -
   он усомниться
  в том,
   что ты правда
   'Божий человек'?
  
  
   Самуил:
  Я не боюсь.
  Возможно,
   в воле Бога
  опять нам в бой идти для пораженья.
  Но Волю я нарушить не посмею
  Святую...
  
   ( в сторону):
  
   ...и тебе того не дам.
  
   (Самуилу):
  
  Еще Господь сказал -
   перед сражением
  решающим,
   не должно ни на йоту
  нам усомниться в будущей победе.
  А чтобы взорам видеть волю Неба -
  пред воинами нести Ковчег Завета.
  Сопровождать же Скинию с Заветом
  Он честью наделил твоих потомков. -
  Он говорил об Офни с Финеесом
   .
  
   Илий
   (недоуменно):
  
   Офни с Финеесом?
  
  Все больше начиная понимать что к чему, робко пробует придать заявлению Самуилу окраску малозначительности:
  
  
  Но ты ведь знаешь,
   что собой являют
  Мои сыны...
   И им доверить Скинию?
  
  
   Самуил:
  
  Твоих сынов я знаю,
   это правда.
  Но видишь ли ты выход?
   Или ты
  способен сам пойти вперед святыни?
  Вас трое есть из жителей Израиля,
  имеющих на это право...
  
  
   Илий:
  
   ...Я не в счет.
  Я слишком стар -
   не только для ношенья
  святынь,
   - я стар для тела своего.
  
  
   Самуил:
  
  Тем более
   пошли тогда сынов!
  
  
   Илий:
  
   Послать,
   увы,
   прийдется
  раз Предвечный
  сказал тебе о том минувшей ночью.
  Пошлю сынов, а сам же помолюсь
  Ему о том,
   чтоб дал Он вам победу.
  
  
   (В сторону):
  
  
  Хоть веры нет в нее ни на динарий.
  
  Самуил почтительно склоняет голову перед Илием и уходит.
  
  
   Илий
  (Остается один. Во время его речи диск солнца в окне то постепенно поднимается, то постепенно садится, что символизирует прохождение нескольких дней, или вообще какого-то времени):
  
  
  Итак,
   моим сынам нести святыню...
  Он слышал голос -
   значит, быть тому.
  Моих видений он теперь не просит...
  Но разве он не знает,
   что победа
  ему отнюдь не на руку?
   Допустим,
  он победит... -
   И что тогда? -
  Все то, что так бесславно
  моими сыновьями презрено
  и в грязь затоптано,
   казалось бы,
   бесследно,
  в единый миг исчезнет,
   а воспрянет
  незнаемая прежде ими слава
  сынов Судьи...,
   Наследников Пророка?
  И после Самуилу будет трудно,
  да что там трудно -
   просто невозможно
  доказывать права свои на званья
  Пророка и Судьи.
   И в этом дело...
  
   (осекается, задумывается, и дальше говорит уже очень тихо, явно поняв замысел Самуила):
  
   Но не быть победе...
  А коль не быть победе,
   что возможней,
  не будет и сынам Судьи наследства.
   Тогда судьба иное уготовит:
   им средь убитых пребывать в могиле
   в забвенье и покое...
   С ними ж рядом
   там быть и мне...
   И в этом справедливость.
  
  
  Голос летописца за сценой:
  
  Расчет Самуила был безошибочным.
  Необученная, плохо вооруженная, морально подавленная недавним поражением армия народа Израиля, у которого много лет не было ни одного кузнеца, чтобы ковать мечи и копья, была обречена на поражение. И гибель в бою против угнетателей-филистимлян сыновей Илия была предрешена. Теперь овладение Самуилом званием Судьи Израиля было делом недалекого будущего.
  Самуил был уверен, что деяния его угодны Богу и Им предначертаны, а на него возложена лишь исполнение замысла Господа. Поэтому, он не испытывал ни сомнений, ни колебаний, ни угрызений совести, даже обрекая армию израильтян на неминуемое поражение. Он обладал мышлением стратега, которому открыто будущее своего народа, скрытое от простых смертных.
  
  
  Ближе к окончанию этой речи с улицы раздаются ясно различимые - сначала крики, затем военные приказы, звук шагов отрядов, и среди возгласов слышны имена Офни и Финееса. Также слышно, как кто-то говорит, что они идут впереди армии и несут ковчег завета. Слышны даже здравицы в их честь.
  Голоса и призывы к концу речи постепенно сменяются сначала возгласами, затем отдельными вскриками, и затем переходят в общие плач и стоны.
  Затем раздается стук в дверь.
  
  Голос из-за двери: Открой, Илий, беда! Твои сыновья погибли!
  
  Илий медленно встает с колен и трясущейся походкой подходит к двери. Открывает ее
  В комнату входит окровавленный воин.
  
  Илий: Повтори! Что? Что ты сейчас сказал?
  Воин: Я принес тебе плохую весть, Илий. Твои сыновья - Офни и Финеес - погибли.
  Илий: Как это случилось?
  Воин: Скиния с ковчегом была захвачена в плен, и твоих сыновей убили филистимляне.
  
  Илий медленно опускается на пол.
  
  Воин (трогает Илия за плечо): Да укрепит тебя Господь в твоем горе.
  
  Воин уходит, тихо закрыв за собой дверь.
  
  Илий (держится за сердце, голос его еле слышен): Дорогой ценой, Самуил, достигаешь ты своей цели. Не в добрый час подошел я когда-то со словами утешения к твоей матери. Теперь путь для тебя открыт.
  ...Значит, такова воля Всевышнего. Он - Господь, как Он сказал - так и будет. Его цель оправдывает любые средства... и жертвы.
  
  Илий сильней прижимает рукой сердце, скрючивается, заваливается на пол и умирает.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  В возрасте девяносто восьми лет Илий умер. А вскоре советом старейшин Самуилу был присвоен титул судьи Израиля.
  Самуил стал единоличным обладателем титулов Судьи и Пророка...
  
   ЗАНАВЕС
  
  
  
   АКТ 2
  
  
  Самуилу около 60 лет
  
  Декорация: Рама - резиденция судьи и пророка Самуила..
  
  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
   Действующие лица: Самуил, Вилдад, Софар, Елифаз, Елиуй
  
  Роскошные аппартаменты во дворце. Самуил в богатом одеянии. Рядом с ним мы опять видим Елифаза, Вилдада, Софара и Ииуя. Они, в отличие от изменившегося Самуила, нисколько не изменились, и все в тех же белых одеждах.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Прошло много лет. Самуил постарел,. Но не постарели его советники - Елфаз, Вилдад, Софар и Елиуй.
  
  
   Вилдад:
  
  
  Ты знаешь,
   что Старейшины колен
  Израилевых
   прибудут завтра в город?
  
  
   Самуил
   ( усмехнувшись):
  
  Похоже,
   в службах Неба совершенства
  не многим больше,
   чем на наших грешных нивах. -
  Во всяком случае,
   с разведкой там проблемы.
  Мои лазутчики еще на той неделе
  мне донесли о будущем визите.
  Я даже знаю больше -
   что им надо,
  Старейшинам,
   что завтра прибывают.
  
  
   Софар:
  
  Ты знаешь?
  
  
   Самуил:
  
  Знаю точно:
   что?
   где?
   сколько?..
  Старейшины идут ко мне с прошеньем
  назначить им на Царство человека.
  
  
   Елифаз:
  
  Вот уж действительно,
   своим соглядатаем
  ты не напрасно платишь их таланты.
  Что ж до старейшин -
   они что,
   не знают,
  насчет царя от Бога указаний?
  
  
   Самуил
   (многозначительно):
  
  Настало,
   видно,
   время пересмотра
  тех постулатов,
   что пришли к нам раньше.
  Пора точнее слушать Гласы неба -
  вдруг есть уже другие указанья?..
  Ты что-то хочет подсказать мне,
   Елиуй?
  
  
   Елиуй:
  
   Нет,
   продолжай.
  Я весь -
   одно вниманье.
  
  
   Самуил:
  
  Ты слушаешь?
   Так вот:
   настало время
  для перемен народу Израиля.
  Он слишком долго жил под властью Судей,
  и это стало тормозить развитье.
  Судите сами -
   впрочем,
   вам известно
  и без моих на это указаний, -
  что раньше наш Израиль окружали
  общины полудиких иноземцев.
  Для удержанья их от нападений
  и принужденья к мирному соседству
  хватало нам такого же устройства -
  когда колена,
   то есть,
   те ж общины,
  руководились нашими вождями,
  которых Судьями издревле мы назвали.
  Но время шло -
   теперь нас окружают
  не племена раздробленные -
   Царства!
  А наш Израиль так и остается
  общиннородовым,
   разноплеменным.
  К тому же,
   между нашими родами
  мы тоже часто в поисках единства.
  Промеж собой они враждуют вечно,
  захватывая скот, людей и землю,
  плюя на то,
   что все они -
   собратья.
  Мне очевидно -
   если ход развитья
  таким путем продолжится и дальше -
  закат Израиля,
   а с ним и иудейства,
  нам неизбежен,
   как итог последствий.
  Соседи ж с каждым часом все сильнее.
  Нас не хватает сдерживать их натиск.
  И выход лишь один -
   в объединеньи
  племен Израиля под властью государства -
  Единого
   над всей страною Царства,
  дворец которого,
   как сердце,
   будет в центре.
  Теперь о ниспосланьи Государя
  идут ко мне с визитом из народа
  его старейшины.
   Я их готов увидеть,
  и выслушать ...
   Но поступить,
   как должно,
  как мне велит Господь,
   а также совесть.
  
  
   Софар:
  
  В твоих словах смысл есть -
   он очевиден.
  Но разве не при нынешнем устройстве
  Господь заставил пленные Святыни -
  Ковчег и Скинию
   вернуть назад в Израиль?
  Они когда-то -
   ты был молод, помнишь? -
  ушли с победой в стан к филистимлянам.
  Так,
   значит,
   может кто-то и к коленам
  с достойным относиться уваженьем?
  
  
   Самуил:
  
  Я знаю,
   друг Софар,
   Господь ко мне вас
  не только с помощью порою посылает,
  но чаще с испытаньем.
   Так к Иову
  Он посылал вас,
   как бы в утешенье.
  Вы всё во мне подвергли испытанью -
  от веры
   и глубин моих познаний
  до дальности пророческих видений.
  Я знаю,
   только после испытаний
  Всевышний доверяет руководство
  Его прекрасным избранным народом.
  В вопросах ваших тоже скрыты сети -
  моментами в них спрятаны незримо
  силки и западни для маловерных..
  Но я попробую их обойти ответом.
  
  Кому,
   как не тебе, Софар,
   известно,
  что Бог для достиженья моих целей,
  создал смятенье в стане филистимском,
  похожее на то,
   что и в Египте
  случилось накануне Моисея.
  Ты помнишь,
   как чума тогда терзала
  их города,
   и семьи,
   и наделы?
  И сколько сил потрачено мной было,
  и сил людей,
   что верно мне служили,
  чтоб мысль внушить о Божьем наказаньи
  им за плененье Скинии с Ковчегом?
  Да,
   результат превысил ожиданья -
  запуганные мной филистимляне,
  которые победою кичились
   еще недавно,
   стали,
   умоляя,
  просить реликвии принять от них обратно.
  Конечно,
   что им оставалось делать,
  устав от нескончаемых напастей,
  когда чума косой косила жизни,
  хлеб засыхал,
   не превратившись в колос,
  а люди и волы лежали рядом
  и с хрипами живыми разлагались?
  
  
   Елиуй:
  
  И как?
   Тобой присмотрен кандидат на царство?
  
  
   Самуил:
  
  Я день и ночь,
   простерши руки к небу,
  молил Всевышнего
   мне указать такого.
  
  
   Елиуй:
  
  На небе знают,
   Самуил,
   твои заслуги,
  что жизнь до дна ты посвящаешь Богу,
  и с лет младых печешься о народе -
  том самом,
   что к тебе идет с прошеньем
  назначить им Царя.
   Но не тебя -
   другого.
  Как понимать стремление старейшин?
  И что теперь желаньями их движет?
  
  Как будто бы не сам ты многолетне
  себя для царства этого готовил
  с тех пор,
   как мысль о будущем устройстве
  Израиля,
   как Царства,
   появилась?
  Я вижу,
   что желание старейшин
  в душе твоей задело за живое.
  Но есть решенья свыше. -
   Им бессилен
  свои надежды ты противоставить;
  как был бессилен,
   если помнишь,
   Илий...
  И у тебя есть сыновья,
   что так же
  отнюдь не преуспели в благочестьи -
  о них не думай тоже...
  
  
   Самуил:
  
  Это ясно,
   как Божий день.
  Куда им до престола?!
  
  
   Елифаз:
  
  Похоже,
   многословия напрасны.
  Ты снова упредил мои запреты.
  Кого же видишь ты?
  
  
   Самуил
   (задумчиво):
  
   Того я вижу только,
  кто волей Господа на Царство предназначен...
  И летописей тщательным разбором.
  
  
   Елифаз:
  
  Ты пояснишь свои слова нам ?
  
  
   Самуил :
  
   Слушай!
  То звание Судьи,
   что я когда-то
  от Илия наследовал и Бога,
  немало обязательств наложило
  на их носителя;
   и главное,
   конечно -
  улаживать раздоры средь народа.
  Но это далеко не все...
  
  
   Елифаз:
  
   И что же боле?
  
  
   Самуил:
  
  Одно из повседневных обязательств -
  записывать важнейшие события,
  происходящие с народом Бога. -
  Словом,
   вести дотошно летопись Израиля.
  Одна из рубрик данного занятья -
  учет всех самых важных родословий.
  
  
   Елифаз:
  
  Да,
   Илий тоже,
   будучи Судьею,
  Вел записи свои,
   подобно этим.
  
  
   Самуил:
  
  
  Да,
   вел,
   ты прав.
   Но были и до Илия,
  которые историю народа
  вели на протяжении столетий
  и после в свитки тщательно вносили.
  Я,
   будучи совсем еще подростком,
  живя у Илия,
   имел возможность видеть
  те записи,
   что написали раньше
  все те,
   кто положил тому начало.
  Я окунался в прошлое народа
  всем телом,
   всеми мыслями,
   как в море,
  от чтенья получая наслажденье.
  И вот однажды,
   много лет проведши
  в тех записях
   и их пересмотреньи,
  я вдруг наткнулся на одно событье,
  которое,
   похоже,
   позабыли
  в народе за прошедшие столетья.
  Я то событие прочитал с пристрастьем,
  пометил,
   завернул углом страницу,
  и позабыл...
   Но только лишь на время...,
  которое,
   как видно,
   наступило.
  
  
  Вилдад: Ты намерен воспользоваться старыми летописями?
  Самуил: Да, но только для целей, нужных Господу и народу Израиля.
  Елиуй: Только ли Господу и народу Израиля?
  Самуил: Ты хочешь услышать, нужно ли это мне? Мне не нужно ничего, кроме того, что нужно Господу и народу Израиля. Если судить с этой точки зрения, значит это нужно и мне.
  Елифаз (вставая со своего места): Нам пора, Самуил. Ты сумел ответить на наши вопросы. И ты сумеешь избрать царя народу Израиля. Ты много лет судишь этот народ и пророчествуешь ему. Ты умеешь предвидеть ход событий, и мы видим, как велик твой авторитет среди народа. Ты болеешь за народ, который водишь, потому, что, хоть иго иноплеменников теперь и не так тяжело, оно все равно продолжает угнетать народ Божий, а, стало быть, и тебя.
  Ты правильно увидел - для Израиля настало время перемен.
  Слушай слово Господне, Самуил, и не обсуждай Его решений. И Он научит тебя, как поступить правильно.
  
  После этих слов со своих мест поднимаются и остальные три ангела, и все уходят в темноту.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
  Действующие лица: Самуил, старейшины колен Израилевых.
  
  Утро другого дня.
   У дверей дома Самуила стоят старейшины всех двенадцати колен Израиля. Они пришли просить Самуила назначить им своего царя.
  Двенадцать умудренных опытом старейшин, в одеяниях, подчеркивающих самобытность и оригинальность каждого колена Израиля.
  Знающий уже от своих лазутчиков о замысле старейшин, Самуил несколько высокомерно встречает делегацию на пороге своего дома, не приглашая войти в него.
   Оскорбленные таким приемом, старейшины начинают говорить все одновременно.
  Как бы не понимая о чем речь, Самуил указывает на самого знаменитого старейшину, представителю самого многочисленного из колен.
  
  
   Самуил:
  
  Скажи мне ты -
   с чем вы ко мне явились?
  
  
   Старейшина
   (Самуилу):
  
  Явились с просьбой.
   Впрочем, по порядку.
  Я для начала должен упредить
  твои возможные упреки в своевольи.
  Послушай без стремленья осуждать,
  а, выслушав,
   скажи свое решенье
  .
  
   Самуил:
  
  Что ж,
   начинай,
   я слушаю...
  
  
   Старейшина:
  
   Так слушай.
  Ты,
   Самуил,
   состарился...
  
  
   Самуил:
   ... За этим
  ты шел сюда?
   О старости напомнить?
  Так с новостью такой не стал ты первым...
  
  
   Старейшина:
  
  Я знаю.
   Но позволь мне продолжать.
  
  
   Самуил:
  
  Да,
   продолжай,
   но о годах довольно.
  
  
   Старейшина:
  
  Я понял
   и покончили на этом.
  Ты -
   наш Пророк,
   и ты -
   Судья Израилев.
  Но сыновья твои другим путем
  идут.
   Что ты теперь об этом скажешь?
  
  
   Самуил:
  
  Скажи мне лучше ты -
   с какою целью
  ты дважды говоришь об очевидном?
  Иль я настолько выжил из ума
  в глазах старейшин,
   что они решили,
  собравшись,
   мне напомнить прегрешенья
  (и даже не мои -
   сынов),
   и годы?
  
  
   Старейшина:
  
  Нет, Самуил,
   пришли мы не за этим.
  
  
   Самуил:
  
  Тогда за чем?
  
  
   Старейшина:
  
   Просить Царя Израилю.
  
  
   Самуил:
  
  Царя,
   сказал ты?
  
  
   Старейшина:
  
   Да,
   сказал 'царя'.
  Чтобы судил он нас.
   Как у других народов
  давно заведено -
   иметь царя.
  
  
   Самуил:
  
  Ты хочешь уподобиться народам,
  как ты сказал,
   'другим',
   и взять царя?
  Поработить себя?
   Согнуть пред кем-то спину?
  За тем,
   старейшина,
   назначить вам царя?
  
  
   Старейшина:
  
  Нет,
   Самуил.
   Желанья уподобить
  себя другим народам
   нет в Израиле.
  Но есть желанье получить царя!
  Единого,
   который станет снова
  Израилю тем,
   кем нам был Иаков -
  вождем одним,
   старейшиной единым -
  отцом беспрекословным сыновьям
  одним -
   двенадцати.
  
  
   Самуил:
   (тихо и задумчиво)
  
   Двенадцати...
   немало.
  
   Видно, что не понравилось слово старейшин Самуилу. Весь вид его и поведение выражают гнев, возмущение и некоторую растерянность.
  
  
   Самуил:
  
  Мне нужно время,
   чтоб обдумать просьбу.
  Известен вам указ на этот случай
  от Господа?
   Отложим же до завтра
  мы дело наше.
   Пусть прийдет решенье
  в молитве -
   ей намерен посвятить я
  остаток дня.
   Итак,
   прощайте,
   братья!
  
   (слугам):
  
  Приготовьте для старейшин ужин и отдых. Я же иду молиться перед Ковчегом Завета.
  
   Самуил демонстративно разворачивается и уходит в скинию. Там он проводит всю ночь, не участвуя вместе со всеми в ужине. Сцена разделяется на две условные части: в одной молится Самуил, в другой - пиршествуют старейшины.
  Слуги Самуила, разнося трапезу собравшимся за большим столом старейшинам, внимательно прислушиваются к разговорам, пытаясь понять, насколько единодушны в своем решении старейшины.
   Ночью скинию, где молится Самуил, посещает управитель дома Самуила и пересказывает ему все увиденное и услышанное во время трапезы старейшин.
  
  Самуил ( прослушав доклад слуги): Все старейшины единодушны и настроены очень решительно: все хотят нового молодого царя.
  
   Утро. Там же. Самуил отправляет слугу пригласить старейшин во двор скинии. Слуга уходит в ту часть сцены, где отдыхают старейшины. Он приглашает их во двор скинии.
  Старейшины приходят во двор.
   Самуил намеренно задерживается в скинии, доводя ожидание старейшин почти до гневного возмущения. Сам же наблюдает в щель в завесе скинии за поведением старейшин. И вот, когда возмущение затянувшимся ожиданием достигает предела и старейшины уже готовы покинуть двор скинии, появляется Самуил.
  
  Старейшины утихают.
  
  
   Самый уважаемый из старейшин:
  
  День новый наступил,
   и даже боле -
  в зените Солнце.
   Мир тебе,
   Пророк!
  
  
   Самуил
   ( не отвечая на приветстяие, старейшинам):
  
  Вы ваши цели со вчера не изменили?
  По-прежнему вы просите царя?
  
  
   Самый уважаемый из старейшин:
  
  Да, Самуил.
  
  
   Самуил
  (демонстративно вздыхает, медлит какое-то время, потом начинает свою речь - размеренно, достаточно торжественно, каждое его слово отпечатывается в зале):
  
  
   Тогда вам слово Бога
  услышать предстоит,
   что было с Неба
  мне этой ночью явлено в молитве.
  Итак,
   начнем.
  
   (Пауза)
  
  Вы просите царя,
   при этом отвергая,
  как думаете,
   может быть,
   меня?
  Нет,
   не меня!
  Но Господа -
   единого Владыку,
  царем имеющего право называться
  для вас.
   Который вывел из Египта
  отцов Израиля -
   таких же непокорных,
  как ныне вы.
   Заботился Который
  о вас всегда.
   Но вы лишь отвергали
  Его святую милость и заботу,
  служа другим богам,
   что и не боги
  совсем,
   а так -
   лишь бесы -
   пыль на пыли.
  
   (Пауза)
  
  Вы по-прежнему просите себе царя?
  
  
  Самый уважаемый из старешин: Да, Самуил.
  
  
   Самуил
   продолжая свою речь:
  
  Но Он прощал,
   и снова брал вас в руки,
  Водил в пустыне,
   кров давал и пищу
  в свой час.
   Но вы лишь снова отвергали
  Его.
  
   (Пауза).
  
   Вы по-прежнему просите себе царя?
  
  
  Самый уважаемый из старешин: Да, Самуил.
  
  
   Самуил
   ( продолжая свою речь):
  
  Он посылал вам в пищу манну с неба,
  и перепелы в стан ваш налетали,
  когда алкали мяса ваши души.
  Потом из скал,
   сухих,
   как зной полудня,
  Он источал вам воду в утоленье
  смертельной жажды.
   Утоливши голод
  и жажду,
   вы опять Ему пеняли...
  
   (Пауза).
  
  Вы по-прежнему просите себе царя?
  
  
  Самый уважаемый из старешин: Да, Самуил.
  
  
   Самуил
   (продолжая свою речь):
  
  Затем вы брали драгоценности у женщин
  и в форме зверя бога отливали.
  Потом кадили ему,
   падая на лица
  и на колени.
   Но Господь прощал и это.
  Потом с земли
   вы собирали камни
  и ими в Богом посланных пророков
  бросали.
   И, убив их,
   восклицали
  в своем отвратном полоненьи аду.
  А Бог к вам снова обращал Святое лико
  со словом утешенья и прощенья.
  Потом Он ввел вас в землю Ханаана,
  что истекала молоком и медом,
  а вы рассеялись среди других народов
  и стали миро жечь чужим Ваалам.
  Но Всеблагой,
   скрепясь,
   прощал и это.
  
   (Пауза).
  
  Вы по-прежнему просите себе царя?
  
  
  Самый уважаемый из старешин: Да, Самуил.
  
  
  Самуил: Что ж, раз вы упорствуете и по-прежнему продолжаете отвергать Господа, тогда слушайте, какие права будут у вашего нового царя:
  Сыновей ваших он возьмет, и будут они бегать пред колесницами его.
  И дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти и пекли ему хлебы.
   И поля ваши, и лучшие виноградные сады ваши возьмет и отдаст слугам своим.
   И от посевов ваших, и из виноградных садов ваших, и от скота вашего возьмет он десятую часть, и сами вы будете ему рабами.
  И восстанете вы тогда на царя вашего, которого изберете себе; но не будет больше Господь отвечать вам.
  
   (Пауза)
  
   Итак, в последний раз спрашиваю - вы по-прежнему просите себе царя?
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Пророк Самуил, отлично знавший историю своего народа и хорошо помнивший древние писания, сейчас умышленно запугивал старейшин, преднамеренно рисуя совсем не тот портрет царя, который нарисовал когда-то Бог Израилев Моисею. Вероятно, при этом Самуил рассчитывал, что старейшины плохо знают древние писания. Но он ошибался в своих расчетах.
  
   Вперед выходит один из старейшин.
  
  Старейшина: Самуил, прося себе царя, мы вовсе не отвергаем нашего Бога. Мы все знаем, что ты искушен в Писании, но позволь и нам напомнить народу, что говорится в нем о царе для Израиля.
  
  Старейшина протянивает назад руку и ему подают свиток Торы. Разворачивая свиток, старейшина читает Самуилу из 'Второзакония'.:
  
  'Вот что сказал Господь наш Моисею:
  Когда ты придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе, и овладеешь ею, и поселишься на ней, и скажешь: 'поставлю я над собою царя, подобно прочим народам, которые вокруг меня,
  То поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой; из среды братьев твоих поставь над собою царя.
   Только чтоб он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет, ибо Господь сказал вам: 'не возвращайтесь более путем сим'.
   И чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его, и чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно.
  И пусть будет у него список закона сего, и пусть он читает его во все дни жизни своей, дабы научался бояться Господа, Бога своего, и старался исполнять все слова закона сего и постановления сии,
  Чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его, и чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево, дабы долгие дни пребывал на царстве своем он и сыновья его посреди Израиля'.
  
   Самуил (вынужден отступить): Вижу ваше упрямство. Будет вам царь! А теперь идите по своим домам, и скажите коленам вашим, что скоро Самуил укажет им, кого Господь назначил в цари.
  
  Самуил разворачивается и уходит в скинию. Старейшины тоже расходятся.
  
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
  
  Действующие лица: Самуил, посыльный, Саул, Авенир.
  
  Через какое-то время.
  Самуил в скинии один. Он сидит на полу. Перед ним развернуты свитки летописей. В руках он держит отдельный свиток.
  
  
   Самуил
   разговаривает вслух с собой:
  
  Мой выбор кандидата остановлен
  на царство -
   это Саул,
   отпрыск Киса,
  потомок из колена Веньямина.
  Его,
   я помню,
   видел как-то мельком,
  проездом пребывая в землях Киса.
  Он пас тогда стада отца и дяди,
  и сразу выделялся средь Израиля
  своими ростом,
   красотой
   и силой.
  На днях вернулся с донесением лазутчик.
  Его я,
   облачив в лохмотья старца,
  в разведку посылал к подворью Киса,
  чтоб он о Сауле узнал мне поподробней.
  То,
   что слуга принес мне,
   оправдало
  мои о Сауле надежды и мечтанья,
  и главное -
   мой выбор подтвердило
  о юноше
   еще раз в полной мере.
  'Твой Саул храбр,
   бесхитростен
   и честен', -
  сказал о нем тогда мне мой посланник.
  Спустя декаду,
   я отправил снова
  другого человека к дому Киса.
  Устроить должен был он ту случайность,
  чтоб Саул ненароком прибыл в Раму,
  Ну, и, конечно,
   в Раме повстречался
  со мною -
   для вступленья в мои планы.
  Слуга тот мой угнал по наущенью,
  полученному тайно по убытьи,
  двух молодых ослиц из стада Киса,
  и,
   привязав их в роще недалеко,
  пришел
   как бы случайно
   в гости к Кису.
  Когда же Кис ослиц не досчитался,
  отправил он на поиски Саула.
  А тут слуга,
   подстроивший все это,
  услужливо привел свою подсказку,
  что видел,
   как ослицы уходиди
  по направленью в сторону другую
  от рощи,
   где тогда на самом деле
  ослицы те в смоковницах стояли.
  Потом слуга мой выразил готовность
  и предложил свое сопровожденье.
  И вот теперь
   мне люди сообщили,
  что Саул едет прямо по дороге,
  ведущей в Раму -
   то есть,
   мне навстречу.
  Они с моим слугой на этот поиск
  потратили почти уже неделю!
  И Саул даже думал возвратиться
  домой к отцу,
   несолоно хлебавши.
  Но,
   как сказал когда-то некто умный,
  недаром я плачу свои таланты
  моим посыльным и соглядатаям.
  Слуга мой убедил беднягу Саула,
  что,
   раз они уже у самой Рамы,
  то в Раме нужно будет прозорливца
  спросить о том,
   куда ушли ослицы?
  
  
  Раздается стук в дверь.
  
  
   Самуил:
  
  Да!
   Кто там?
   Заходи,
   кто бы ты ни был!
  
  Входит посыльный от слуги Самуила.
  
   Самуил:
  
  Я слушаю тебя!
  
  
   Посыльный
   (кланяется в приветствии):
  
  
   Слуга твой втайне
  прислал сказать,
   что Саул в Раму прибыл,
  и направляется теперь он прямо к дому,
  в котором должен встретить прозорливца.
  
  
  Самуил: Хорошо. Можешь идти.
  
  Посыльный кланяется и исчезает за дверью.
  Самуил приводит себя в порядок и выходит из скинии. Но идет не по дороге, что расстилается прямо от входа в скинию, а сворачивает на узкую тропинку - навстречу ничего не подозревающему Саулу.
  В каком-то месте тропинки Саумуил - статный (хотя и седой), с гордой величавой осанкой - встречается с Саулом и двумя слугами ( один из которых - слуга Самуила, впрочем, не подавший ни малейшего вида, что они знакомы).
  
  Посыльный кланяется и исчезает за дверью.
  Самуил приводит себя в порядок и выходит из скинии. Но идет не по дороге, что расстилается прямо от входа в скинию, а сворачивает на узкую тропинку - навстречу ничего не подозревающему Саулу.
  В каком-то месте тропинки Саумуил - статный (хотя и седой), с гордой величавой осанкой - встречается с Саулом и двумя слугами ( один из которых - слуга Самуила, впрочем, не подавший ни малейшего вида, что они знакомы).
  
  
  Саул (Самуилу): Послушай, уважаемый человек! Укажи нам, где живет прозорливец.
  
   Самуил (Обращение его больше утверждающее, чем вопрошающее): А! Это Саул, который ищет своих ослиц?!
  
  Саул и его слуга остолбенели и онемели от такого ответа.
  
  Самуил: Не удивляйся, потому что я и есть тот прозорливец, которого вы хотели видеть. (После короткой паузы добавляет): А ослицы твои уже нашлись - они дома.
  
  Удивление все еще написано на лице Саула.
  
   Самуил: Теперь, когда ослицы твои нашлись, тебе нечего беспокоиться. Зайди к мне в дом - ты и твои слуги. Отдохните. У нас есть о чем поговорить. Я должен расскаать тебе кое-что важное.
  
   Самуил ведет Саула и его слугу в дом свой. Слуга Самуила, сослуживший свою службу, удаляется. Но только затем, чтобы, по приказу Самуила, созвать заранее предупрежденных об этом знатных людей города в дом к пророку. Самуил не спеша идет вместе с Саулом к своему дому, давая время собраться званым, и когда он вводит Саула и его слугу в комнату, за большим столом уже сидят знатные люди города. Самуил усадил Саула на самое почетное место. По всему было видно, что его здесь уже ждали.
  
  Саула (про себя, удивленно): Не сын ли я Вениамина, одного из меньших колен Израилевых? И племя мое - не малейшее ли между всеми племенами этого колена? Почему же мне здесь оказывают такую честь?
  
  Самуил (приказывает повару): Подай Саулу тот лучший кусок мяса, который я просил тебя отложить заранее!
  
  Удивление Саула возрастает.
  
  Самуил (Саулу): Это оставлено для тебя. Ешь, ибо к сему времени сбережено это мясо для тебя, когда созывал я сюда всех знатных людей города.
  
   Саул по простоте души своей, ничего не подозревая и не очень вникая в суть сказанного Самуилом, приписал заранее приготовленный для него обед божественной прозорливости пророка. Он садится за стол и начинает есть. Постепенно свет темнеет и сцена с пирующими погружается в темноту. Освещенными остаются только лица Саула и Самуила. Вдали остаются слышны голоса пирующих. Ясно слышны только голоса Саула и Самуила.
  
   Самуил: Теперь можно приступить и к главному.
  
  Самуил встает и уходит. Саул уходит за ним. Оба выходят во двор и садятся под смоковницей.
  Звучит музыка, и за ней мы не слышим, о чем идет разговор между пророком и Саулом. На заднике опять появляются исторические мизансцены: появляется и Иосиф с двенадцатью братьями, и Моисей, и сцены Исхода, и в конце сцена из пролога пьесы - с Левитом, наложницей и всем произошедшим в тот день. Всё в итоге доходит до той сцены, когда оставшиеся в живых юноши-вениамитяне берут себе в жен дочерей иноплеменников. Всё это символизирует рассказ Самуила Саулу.
  
  
   Самуил
  (голос его становится все более различим, музыка стихает):
  
  ...Так
   предок твой
   в седьмом колене бывший,
  тот,
   что в живых остался среди воинов,
  пришедших с рубежей границы дальней,
  смешал в крови жены аммонитянки
  святую кровь сынов Вениамина,
  и тем тебе воздвигнулась преграда
  стать первым из царей в среде Израиля. -
  И хоть ты есть почти израильтянин,
  но кровью осквернен и аммонитской.
  
  
   Не знавший этой истории Саул, с жадностью слушает повествование пророка. И даже последние слова Самуила не тронули молодого Саула.
  
  
   Саул:
  
  Все,
   что рассказывал ты -
   очень интересно.
  Но почему ты мне сказал о Царстве,
  о крови,
   что смешалась с аммонитской,
  тем запретившей стать царем Израиля?
  Я даже в снах не тешился мечтами
  о царском троне -
   мне вполне довольно
  жить жизнью той,
   которой жил доселе.
  
  
   Самуил
  (не ответив на вопрос Саула, и как бы забыв о только что сказанном запрете, после короткой паузы продолжает):
  
  
  Да!
   Жаль...
   Как раз сейчас,
   во время ига,
  которым нас гнетут филистимляне,
  народу нужен царь,
   что обладал бы
  той силой,
   что Израилю потребна
  для сбрасыванья ига нечестивцев
  из наших вотчин,
   Богом освященных.
  Узнай,
   что я давно,
   в глубокой тайне
  стал для Израиля искать вооруженье,
  к войне готовить юных патриотов,
  которые с годами возмужали
  и,
   выросши,
   оружье это взяли.
  Теперь совсем за малым дело стало -
  для войска нужен вождь.
  Я -
   слишком старый,
  сыны мои -
   беспутны...
  Когда вчера я вдруг тебя увидел -
  стоял ты у двери,
   высокий,
   статный -
  подумал:
   ты и есть тот,
   Богом данный,
  что послан нам в цари для помазанья!.
  Ты -
   царь и воин,
   Богом урожденный!
  
   Наступает долгая тишина. Саул, потрясенный услышанным, сидит в молчании. Наконец, Самуил снова начинает говорить.
  
  
   Самуил:
  
  Пока же спать ложись -
   теперь ночами жарко,
  обдумай мысль мою
   и к сердцу прилепи.
  
  
   Саул:
  
  А ты?..
  
   Самуил:
  
  
   А я к себе... -
   В усиленном моленьи
  просить запрет Небес на время отвести.
  Я буду умолять Его о пониманьи,
  Прося помочь тебе Израиль освободить.
  И может статься,
   Он,
   войдя в мои терзанья,
   касательно тебя
   запрет Свой отменит.
  
  
  Самуил удаляется в скинию (ее образ может появиться на другом конце сцены), где до утра молится. В своем конце сцены Саул сидит молча, потом ложится, крутится с боку на бок. Засыпает он только под утро.
   Наступает утро. Сцена освещена холодным , как бы утренним, светом.
  Самуил будит глубоко спящего Саула.
  
   Самуил
  (негромко, но вполне отчетливо):
  
  Саул,
   проснись!
  
  Саул вскакивает, плохо соображая со сна, где он.
  
  
   Самуил:
  
   Возрадуйся!
   Господь
  благословил меня на помазанье
  тебя в цари!
   Ты слышишь ли?!
   Отныне
  царем ты будешь надо всем Израилем!
  Сейчас иди за мной.
  
  
   Плохо соображающий после бессонной ночи Саул идет вместе с Самуилом в скинию (на другой конец сцены).
  
   В скинии полумрак. Еле горят лампады. Дурманящий запах ладана доходит до зрительного зала. Музыка.
   У ковчега завета Самуил заставляет Саула встать на колени.
   Появляющийся из темноты слуга приносит Самуил чашу с елеем и тут же опять исчезает в темноте. Звучит музыка. Самуил беззвучно произнося слова молитвы, выливает елей на красивую голову Саула.
  
  
   Самуил:
  
  Теперь настало время возвратиться
  тебе к отцу.
   И если кто-то спросит
  тебя о нашей встрече,
   ты скажи,
   что да,
  его я видел,
   но о деле,
   поведанном тебе -
  молчи, как рыба!
  И также никому о помазаньи!
   Прийдет свой час,
   и сам я объявлю
  всему Израилю -
   от мала до велика,
  кого избрал Господь.
   Пока же жди.
  
  
   Саул:
  
  Исполню указанья я до буквы
  все, что ты дал мне,
   мудрый Самуил!
  
  
  
  
  Саул уходит.
  В другом конце сцены - куда и идет Саул, символизируя возвращение к себе домой - опять незначительно меняется декорация. Там Саула встречает его дядя Авенир.
  
  
   Авенир
   (Саулу):
  
  
  Где был ты столько дней?
   Или ослицы,
  скакали,
   как потомки быстрых ланей?
  Они нашлись давно,
   тебя же нет и нет.
  
  .
   Саул
  (посматривая на слугу своего и, как бы требуя подтверждения своих слов):
  
  
  Искали мы ослиц,
   но заблудились.
  Дорога привела нас постепенно
  в селенья Рамы,
   к дому прозорливца.
  Он и сказал нам,
   что нашлись ослицы,
  и с этой новостью
   мы прекратили поиск.
  
  
   Авенир
   (недоверчиво):
  
  Вот как?
   О чем еще вы с прозорливцем
  поговорили?
   Только об ослицах?
  Ужели так?
  
  
  Вопрос дяди застал Саула врасплох. Проницательный, умный и коварный человек, Авенир видит по лицу бесхитростного, не привыкшего лгать Саула, что тот как бы что-то не договаривает.
  Но Саул помнит наказ Самуила. Понимая, какая тайна доверена ему до поры до времени, он овладевает собой.
  
  
   Саул
   (почти равнодушно):
  
   О чем же еще боле?
  Да и о чем беседовать со мною
  мог прозорливец,
   как не об ослицах?
  
  
  Авенир еще раз недоверчиво и с подозрением смотрит на Саула. Но больше вопросов не задает, и молча отходит прочь.
  Вся сцена погружается в темноту.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
   Действующие лица: Самуил, Саул, народ, старейшины колен Израилевых, Вилдад, Софар.
  
  Очень пасмурный день. Рама. Проходит совет старейшин.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Прошло несколько дней. По всей земле Израильской поехали гонцы Самуила. Пользуясь своим правом Пророка и Судьи, Самуил созывал к себе в Раму всех израильтян, по их коленам и родам.
  И вот настал день, когда все собрались в долине у Рамы.
  
  
   По нескольку человек их каждого колена занимают свои места. Во главе колен стоят их старейшины. Колена разбиты по родам и семьям; во главе их стоят родоначальники и главы семейств.
   Наступает торжественная тишина.
   Медленно и важно к собравшимся выходит Самуил. Весь его вид и одеяние говорят собравшимся, что он еще совсем не дряхлый старик, неспособный управлять своим народом, что он еще полон сил и остается вождем.
   Но раз уж народ требует нового царя, то он согласен подчиниться этому требованию.
  
  
   Самуил:
  
  Так говорит Господь,
   Создатель мира,
  Бог Израилев
   и Владыка всех дыханий
  под сводами Вселенной!
   Я вас вывел
  из пут невольничьих могучего Египта.
  От рук избавил вас царей, мечем разящих
  окрестных царств.
   Но вы теперь отвергли
  Меня своим желаньем воцаренья
  над вами человека,
   а не Бога.
  Поставь,
   сказали вы,
   его над нами,
  рожденного из чресл,
   а не от Неба!
  Пусть так и будет.
   А теперь предстаньте
  передо Мною по коленам вашим,
  затем по племенам
   и по семействам.
  Поочередно пусть приемлют жребий
  старейшины твоих колен,
   Израиль!
  
  
  Перед Самуилом проходят представители колен.
   Когда проходило колено Вениаминово, из-за туч, которые закрывали в этот день небо, вдруг ударил луч солнца. Сцена внезапно освещается.
  
  
  
   Самуил
   (поднимая вверх правую руку):
  
  
  В колене,
   Бог сказал,
   Вениамина
  искать Царя.
   И вот тому знаменье!
  
  
   Самуил простирает руки к солнцу и произносит беззвучную молитву.
   После этого он начинает медленно обходить племена колена Вениаминова.
  Когда он подходит к племени Матриеву, раздается подобие грома. В этом грохоте можно было явственно разобрать: 'Саул! Саул! Саул!'
  В это время на сцену выходит Елиуй. Он невидим никому, кроме Самуила. В руках у него большой старинный фонарь, которым он и осветил сцену во время выбора Вениаминова колена. Никто не обращает на него внимания, потому, что не видит его, а он кричит: 'Саул!', 'Саул!', и подходит с горящим фонарем к семейству Киса. За кулисами продолжаются раскаты грома.
   Все потрясены. Озираясь вокруг и глядя в небо, все ищут источник голоса и стараются понять значение услышанного.
  
  
   Самуил
  (останавливается, и обращаясь к народу, объявляет):
  
  Господь мне повелел из дома Киса
  царя назначить надо всем Израилем.
  Его зовут Саул!
  
  
  В общей неразберихе голосов, слышны отдельные голоса: 'Саул!', 'Саул!', 'Кто это?' 'Где Саул?'
  
  В это время на сцену выходят Вилдад, Софар и Елифаз. Они, разумеется, тоже невидимы ни для кого, кроме Самуила. В руках Вилдада большой барабан, которым он и создает грохот грома.
  В этом месте надо затенить всех присутствующих на сцене (их как бы и нет), оставив освещенными только фигуру Самуила и его 'небесных советников'. Ведь, по-сути, дальше идет как бы доверительный разговор Самуила с 'советниками'. Разговор этот не предназначен для народа. Его слышат зрители в зале. И им надо убедительно и доходчиво донести мысль, что происходящее - всего лишь заранее спланированный пророком фарс. Ведь очень многие из тех, кто даже якобы знают Библию, этого не видят или не понимают истинного смысла, заложенного библейскими авторами.
  
  
   Вилдад
   (Самуилу):
  
  Но где же
   первый царь над Израилем?
  Его мы здесь не видим.
  Мы сделали все точно по приказу,
  как ты велел нам...
   Только где твой Саул?
  
  
   Самуил:
  
  Не беспокойтесь.
   Он сейчас в обозе.
  
  
   Софар:
  
  В обозе?
   Как ?!
   И для чего тогда мы
  устроили весь этот жуткий грохот,
  иллюминацию,
   и бубен,
   и эффекты?
  
  
   Самуил:
  
  Все правильно -
   и бубен
   и эффекты,
  Достойно вы представили знаменье.
   Саул же,
   ныне прячась от народа,
  всего лишь исполняет повеленье
  (мое,
   как понимаете,
   конечно).
  Пока наш царь
   для царства слишком мягок,
  не в меру честен,
   черезмерно простодушен.
  Ему,
   как сам сказал он мне,
   неловко
  присутствовать -
   вот его слово -
   'в фарсе'.
  Он даже рад был этому указу -
  в обозе отсидеться,
   затаившись.
  Не знает он:
   отныне затаиться
  ему прийдется даже не надолго...
  Пожизненно -
   вот правильное слово.
  Однажды
   согласившись на молчанье,
  он сам попался в сети паутины
  молчания -
   от тайны помазанья
  до тайны про прабабку аммонитку.
  Такой лишь только царь мне и потребен -
  который будет роль играть прилежно,
  написанную мной для представленья
  где он проходит
   лишь как исполнитель.
  
  
  
   Большинство из собравшихся понятия не имеют, кто такой Саул, потому все явственней в ропоте толпы слышится этот вопрос: 'Кто такой этот Саул?'.
  Этот вопрос вначале слышится как бы из мрака, где скрыта толпа.
  Затем сцена освещается. Снова раздается этот же вопрос. И теперь Самуил уже обращается к народу.
  
  
   Самуил
   ( громко народу):
  
  Я испрошу у Бога,
   где есть Саул?
  
  Начинает молиться, вопрошая небо:
  
   Господи, укажи нам Саула!
  
  Его молитва переходит в некоторое оцепенение, которое нарушается только через несколько минут.
  
   Самуил:
  
  Господь сказал искать его в обозе.
  Пошлите же кого-нибудь из братьев
  за ним,
   и покажите пред народом!.
  .
  
  За Саулом уходят.
  И вскоре его приводят. Саул предстал перед народом: молодой, стройный, на голову возвышался он над самым высоким израильтянином.
  
  
   Братья:
  
   Вот он!
  
   Большинство, видя статную фигуру храброго воина и искренне веря, что он избранник Господа, одобрительно зашумели. Раздаются возгласы: 'Хотим Саула в цари! Да живет царь! Слава Господу нашему!'
  Но в первых рядах выделяются и такие, кто, видя молодость Саула, восклицает: 'Ему ли спасать нас?'
  
  
   Самуил
   (обращаясь к народу):
  
  Теперь смотрите!
  Вы видите,
   кого избрало Небо?
  Подобного не встретите вы боле
  Ни здесь,
   ни там,
   ни где-нибудь за морем.
  
   И снова раздаются одобрительные возгласы: 'Да живет царь!'
  Самуил здесь же производит обряд помазания.
  В завершении помазания слышны громкие слова Самуила, как бы заключающие акт помазания:
  
  
  Но помни,
   Саул, -
   все не бесконечно.
  Как жизнь не вечна,
   также и корона. -
  Все время ограничило пределом!
  
  
   Затем приносят свиток Торы, разворачивают его перед Самуилом, и Самуил уже сам повторяет всему народу обязанности царя.
  
  
   Самуил (читая свиток):
  
  Вот что сказал Господь Моисею:
   Когда ты придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе, и овладеешь ею, то поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой; из среды братьев твоих. Но не можешь ты поставить над собою царем иноземца, который не брат тебе.
  
  В этом месте он читает чуть громче и бросает взгляд на Саула - взгляд, который видят только сами Саул и Самуил, а также ангелы Вилдад, Софар, Елифаз и Елиуй.
  
  Только чтоб он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет; ибо Господь сказал вам: 'не возвращайтесь более путем сим'.
  И чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его, и чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно.
  
  После этого Самуил принародно записывает в книгу записей акт о помазании Саула-вениамитянина из дома Киса в цари.
  
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.
  Действующие лица: Самуил, Вилдад, Софар, Елифаз, Елиуй.
  
  Прошло несколько лет.
  В доме у Самуила.
  
  
   Самуил:
  
  Царю пришлась по вкусу сладость власти,
  И он все больше укрепляется на троне.
  
  
   Софар
   (смотрит на Самуила):
  
  А поначалу,
   помнишь,
   ты считал,
  что воцарение -
   не больше,
   чем формальность?
  Но юноша неглупым оказался,
  и понял сразу -
  над Израилем он должен
  возвыситься неспешно,
   постепенно.
  Иначе,
   лишь вражду и озлобленье
  родит ему завистливость старейшин.
  Нет,
   он,
   напротив,
   даже возвратился
  сначала в дом отца,
   и жить продолжил,
  как жил до помазанья.
   Дальше -
   больше.
  И только постепенно
   из побед
  одержанных
   в игрушечных батальях,
  он складывал с недюжинным стараньем
  свой царский пьедестал.
   И вот итоги -
   ты посмотри,
   теперь что представляет
  вчерашний твой пастух.
  
  
  
   Самуил:
  
  Да, вижу, братья.
   Все так,
   Софар.
  Когда Саул помаазан
   был над Израилем,
  в тот день ушло немного
   с ним юных...
  
  
   Вилдад:
  
  Скорее, глупых...
  
  
   Самуил:
  
   Пусть и так.
   Пусть глупых,
  но все-таки
   друзей,
  тотчас готовых
   пожертвовать собою
  за Саула...
   А с ним и за Израиль
   и корону...
  И именно тогда,
   в тот самый полдень
  составился из верных тех фундамент,
  с годами ставший гвардией Саула.
  Фундамент,
   на котором нынче крепость...
  
  
   Вилдад
   (Самуилу):
  
  Ну,
   скажем,
   крепость так себе -
   с изъяном,
  и с виду не настолько неприступна...
  Ведь Саулу доподлинно известно,
  что и динария не стоит без опоры
  любое царство..
   Нашему ж опора -
   Пророк.
  Не царь. ..
   Увы...
  И Саул знает
   которая при этом разделеньи
  весомей часть:
   его -
   намного легче.
  
  
   Самуил:
  
  Да,
   зная тайну о Саула родословной,
  я думаю,
   мне нынешнее царство
  надолго в подчинение подвластно...
  
  
   Елиуй:
  
  А я не думаю.
   И этому мешает
  одно лишь слово...
  
  
   Самуил:
  
   Вот как?
   Слово?
  
   Елиуй:
  
  Слово!
  
   Самуил:
  
  
   Какое же?
  
  
   Елиуй:
  
   Весьма простое -
   'но'.
  И это 'но' -
   то,
   что сегодня Саул
  не тот, что прежде,
   в бытность овцепасом.
  Теперь он -
   Царь во всем,
   и даже в малом.
  Он дерзок,
   своенравен,
   и при этом
  в нем пробудились зерна честолюбья,
  стремленья к почестям его
   взметнулись к небу -
  энергия стремится к примененью...
  Теперь твой Саул -
   не пастух,
   но воин -
  Царь-воин!
   Это 'но' мне и мешает.
  
  
   Софар:
  
  Его усилия уже нашли поддержку
  средь юных...,
   впрочем, и не только юных.
  Есть и старейшины,
   готовые к признанью -
  ведь молодость Саула -
   миг кратчайший -
  что у него есть будущность и сила,
  и игу филистимлян есть пределы. -
  Хотя они же -
   и пределы Саула...
  
  
   Самуил:
   (Задумчиво, про себя)
  
  А вот моих сил,
   вижу,
   не хватило
  на то,
   чтоб свергнуть нечисти оковы.
  
  
   Вилдад:
  
  К тому же царь,
   который в прошлом,
   снова ск слову,
  был пастухом,
   научен собиранью
  в единство под водительством барана
  не только стада,
   но, как видим, царства.
  (Что говорить,
   сгодился, и немало,
  царю
   коробящий слух
   опыт стадоводства).
  Не просто так
   и войском его правит
  ни кто другой, как Авенир -
   его же дядя,
  хоть негодяй,
   но умный полководец.
  И сыну своему Ионафану
  царь гвардию доверил.
   Сын хоть молод,
  но от того совсем не стала хуже
  его к войне природная способность.
  
  
  
  
   Самуил:
  
  Все это мне не хуже вас известно,
  и пусть открыто я царем не правлю,
  но знаете -
   слежу за ним в два ока...
  
  
   Вилдад:
  
   Помилуй!
   Глаз там,
   надо думать,
   много больше!
  Внедрил к нему ты целую когорту
  следящих за царем из каждой щели.
  Нет слуг царя,
   наверно,
   без заданья,
  полученного прежде от Пророка.
  
  
   Самуил:
  
  Когорте той положено советы,
   мне нужные,
  подбрасывать Саулу.
   Следят другие...
  И сказать по-правде,
   устремления царя
  и восхитительное рвение к свободе
  досель казались мне созвучными с моими.
  Ведь для меня свобода Израиля,
  а с ним,
   конечно,
   моего народа,
  от Саула борьбы неотделимы.
  
  
   (следует небольшая пауза)
  
  Но есть изъян в Сауле несомненный:
  Он рвения к Тому,
   Надвсеблагому,
  Который нас ведет к нетленной славе,
  не проявляет должной в мере,
   как мечталось
   когда-то мне.
  Хотя,
   конечно,
   грубо не нарушил
   он постулатов Торы...
  Но есть сомненья -
   не нарушил лишь до времени...,
  и ни на йоту дольше...
   Вот,
   в чем дело...
  
  Хочу совета мудрого услышать
   от вас я на вопрос сейчас важнейший:
  Ответьте,
   не настало ли то время
  чтоб армию Саула испытать
  в бою большом? -
   В сраженьи настоящем?
  Меня вы спросите,
   какая в этом корысть?
  И где
   та армия,
   которая способна
  сейчас сраженье дать филистимлянам?
  Согласен,
   что отряды небольшие,
  которыми Саул теперь владеет -
  еще не армия
   в буквальном смысле слова.
  И спору нет -
   то войско малосильно.
  Но прочный меч огнем калит в горниле
  кузнец на то,
   чтоб юноши в боях
  от опыта военного мужали.
  
  
   Елиуй:
  
  Ты,
   Самуил -
   пророк и прозорливец,
  и мудростью своей давно прославлен.
  Ты взором мысенным осматриваешь дали,
  что прочим смертным вовсе недоступны.
  Твои решения порой на грани риска,
  но нам -
   всеведущим -
   в них нет особой тайны.
  Вот и сейчас
   предлог нашел ты к битве:
  Тебе известно -
   аммонитский царь Наас
  сейчас с войсками осаждает Иавис -
  а с этим городом вы,
   помнится,
   в союзе? -
  и требует от жителей его
  немедленной покорности и дани.
  К тому ж,
   и с Саулом
   тот Иавис повязан
   каким-то там родством,
   (не помню точно -
   насколько близким).
   Теперь же
   под предлогом благовидным,
   чтоб трусом не прослыть,
  твой царь обязан
   в борьбе ему помочь.
  Слепой увидит
   уместность нынче фразы
   'Бою быть'!
  
  
   Самуил
   (немного задумавшись):
  
  Я мысль твою приемлю,
   как совет.
  Совет прийму же,
   как решенье Бога.
  Мы доведем его до сведенья Саула,
  и,
   в случае победы,
   так внушим:
  дарована победа не за храбрость
  царя земного,
   а Царя небес
  согласно воле
   всеблагой
   и вездесущей.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ.
  
   Действующие лица: Саул, Авенир, два военачальника.
  
  У Саула во дворце.
  Саул принимает у себя военачальников.
  
  
   Саул
   (ко всем военачальникам):
  
  Мои друзья!
  Основой взяв обычай наших предков,
  я дал вам знак посредством двух волов -
  рассек животных точно на двенадцать
  частей,
   и после разослал те части
  старейшинам -
   по части на колено.
  Все поняли меня прекрасно. -
   Значит,
   в годы,
  в которые несли мы поношенье,
  вы не утратили значения посланья,
  и собрались для брани и для славы
  сюда все те,
   которым люб Израиль,
  и меч кому по духу и по силам
  держать в руке.
   Вы правы -
   для сраженья
  призвал я вас.
   Хочу вести вас в бой
  для сокрушенья власти аммонитов.
  
  
   Авенир (Первый военачальник)
   (Саулу):
  
  Саул,
   тебе мы верим,
   зная точно,
  что Сам Всевышний действует тобой!
  И,
   как и ты,
   хотим освобожденья
  от необрезанных,
   владеющих землей
  Святою нашей.
   Долго мы терпели
  господство чужеземцев над собой.
  Но Судьи наши прежние молчали,
  и мы всё ждали,
   что прийдет такой
  властитель государства Израиля,
  который сможет нас поднять на бой.
  Ты стал,
   Саул,
   таким царем.
   Твой царский голос
  трубою зазвучал средь тишины,
  давно рожденной страхом перед сильным
  врагом.
   И вот теперь готовы мы
  в ответ на твой призыв
   подняться войском
  на помощь Иавису и Израилю.
  
  
   Саул:
  
  Вы правы,
   братья.
   Этою поддержкой
  и силой нашей в завтрашней войне
  поможем мы не только Иавису,
  но также
   мы поможем и себе.
  Почти все то же,
   братья,
   слово в слово
  сказали мне старейшины Иависа.
  Я обещал помочь им.
   Вы согласны?
  
  
   Авенир
   (к остальным собравшимся):
  
   Согласны ль мы?
  Еще бы не согласны!
  Для этого и стал ты нам царем,
  чтоб племенам в одно соединиться.
  Когда ,
   сплотившись под твоей рукой,
  Израиль снова стал бы тем Израилем,
  чем был когда-то.
   Знаем,
   только вместе
  мы сможем одолеть своих врагов,
  как их одолевали наши предки,
  ведомые рукою Моисея.
  
  
   Второй военачальник
   (тихо Авениру):
  
  Но,
   может,
   испросить у Самуила
  совета?
   Как-никак,
   но он -
   Пророк.
  
  
   Авенир:
  
  Когда бы Моисей искал совета
  испрашивать кого-то...
  
  
   Второй военачальник:
  
  Пророка -
   не 'кого-то'...
  
  
   Авенир:
  
   ...Пусть Пророка.
  Кем бы он был?
   Водил бы он Израиль?
  Или Израиль шел бы вслед за ним?
  Зачем испрашивать Пророка в ратном деле?
  От этого -
   одна лишь проволочка,
  а враг уже почти у стен Иависа.
  На то наш царь и царь,
   чтоб самолично,
  не ждя советов даже от Пророка,
  владеть тем правом,
   чтоб поднять Израиль!
  Как ни велик авторитет у Самуила,
  Пророка дело -
   лишь молиться о победе,
  царя же дело -
   встать и победить!
  С мечем в руках
   и именем Господним!
  
  
   Третий военачальник:
  
  А если затаит Пророк обиду
   на Саула?
  
  
   Авенир:
  
   А разве не он сам
   в цари помазал пастуха Саула,
  на Господа сославшись указанье?
  О чем ты речь ведешь сейчас,
   Ахав?
  Обиде здесь не место и в помине!
  
  
   Третий военачальник
   (задумчиво):
  
  Не место и в помине,
   говоришь?
  Здесь,
   Авенир,
   ты,
   думаю,
   ошибся. -
  Обида будет...
   И вдвойне сильней
  ей быть прийдется в случае победы.
  
  
   Второй военачальник:
  
  Я полагаю,
   воинам не время
  сейчас значенье придавать пустым обидам.
  Теперь нам лучше битвы предстоящей
  план обсудить,
   и как его в победу
  нам превратить
   для славы вящей Царства.
  
  
   Саул:
  
  Я завтра смотр устрою у Везека
   Израиля войску.
   Для начала мы разделим
   его на три отряда равнозначных,
  а дальше -
   будет видно.
   Аммониты,
  как полагаю,
   нас не ждут в подмогу
  войскам Иависа.
   Стало быть,
   мы можем
  застигнуть их врасплох почти наверно.
  Все это нужно сделать до рассвета,
  когда заря от сна пробудит стражу.
  Тогда отряды -
   каждый в одиночку -
  стремительно проникнут в стан неверных
  и планам боя придадут осуществленье.
  Успеть победу одержать необходимо
   до зноя дня...
  
  
  Обсуждение постепенно затихает, и сцена погружается в темноту.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ.
  
  Действующие лица: Население Иависа, Саул, Авенир, два военачальника, гонец, Самуил, двое слуг Самуила, Елифаз, Елиуй.
  
  Праздник в Иависе Галаадском по поводу первой победы Саула над аммонитянами. Всюду возгласы 'Слава Саулу!', 'Слава нашему царю!', 'Слава военному таланту Саула, разгромившего аммонитян!'
  На первом плане Саул, рядом с ним его военачальники - Авенир и двое, присутствовавших в прошлом действии на военном совете.
  
  
   Авенир
   (Саулу):
  
  Все вышло в точности,
   как ты и предрекал!
  Рассчет был верен,
   мы врага разбили.
  Застав врасплох,
   рассеяли по полю,
   потом поодиночке догоняли
   и -
   как когда-то нас они мечами -
   теперь мечами мы их поражали...
   Да что здесь говорить?!
  
  
  Оборачивается к народу.
  
  
  Вовеки слава
   тебе,
   Саул,
  великий царь Израиля!
  
  
  Народ подхватывает 'Слава Саулу!'
  
  
   Авенир:
  
  Теперь авторитет твой укрепится
   среди народа.
  Честь твоей победе!
  Молва о ней уже летит по свету,
   от Дана до Вирсавии -
   и дальше!
  
  
   Третий военачальник
   (Негромко Второму военачальнику):
  
  
  Да,
   дальше -
   прямо в уши Самуилу.
  На это намекаешь ты?
  
  
   Авенир:
  
   Быть может...
  
  
  Саул встает и не очень трезвой походкой, сопровождаемый слугами, неспешно уходит вглубь сцены.
  .
  Сцена поворачивается и тоже частично уходит в темноту - но только частично. Голоса в этой части сцены слышны теперь как неясный восторженный гул, с изредка слышимыми восклицаниями во славу Саула.
  На первый же план выходит другая часть сцены, где мы видим в своем доме пророка Самуила и нескольких его слуг, которых мы уже видели раньше, и которые исполняли повеления Самуила относительно Саула.
  К Самуилу влетает разгоряченный гонец.
  
  
   Гонец:
  
  Победа,
   Самуил!
   Врага разбили
  войска Саула под стенами Иависа!
  
  
   Самуил:
  
  Сядь, отдышись.
  
  
   (Обращается к одному из слуг):
  
   Подай ему воды.
  
  
  Слуга наливает чашу воды и подает гонцу.
  Гонец залпом выпивает воду.
  
  
   Самуил:
  
  Теперь все расскажи мне по порядку.
  
  
   Гонец:
   ( едва переводя дух):
  
  
  Саул собрал со всех концов Израиля
   для брани войско...
  
  
   Самуил
   (перебивает):
  
   Это мне известно.
  Что дальше было -
   вот, что говори!
  
  
   Гонец:
  
  
  Едва светало,
   когда воины Саула,
  разбившись на три равные отряда,
  напали,
   словно коршуны на зайца,
  на спящий стан армады аммонитской.
  Что было после -
   думаю,
   понятно,
  но месть сказала громко свое слово.
  Спаслись немногие -
   всего лищь единицы,
  и те рассеялись,
   как пыль по воле ветра.
  
  
   Самуил:
  
  Все ясно.
   Это все?
  
   Гонец:
  
   Да, все,
   хозяин.
  
  
   Самуил:
  
  Тогда иди.
   Вернись сейчас к Саулу
  и так скажи:
   'Велел тебе пророк
  совместно с войском вскоре быть в Галгале'.
  Добавь еще -
   туда и я прийду,
  чтоб вместе с ним воздать,
   как благодарность,
  молитву Господу
   и спеть Ему хвалу
  за то,
   что подарил победу войску
   едва не даром...
  
   Гонец:
  
  Даром?!
  
   Самуил:
  
   Слушай дальше!
  Победу нужно праздновать достойно...
  К тому же,
   обновить настало время
  Саула право царствовать в Израиле.
  
  
  Гонец, поклонившись, уходит.
  
  
   Самуил
   (одному из слуг):
  
  Что скажешь ты,
   услышав о победе?
  
  
   Слуга:
  
  Скажу,
   что ты услышал Бога верно,
  В тот день,
   когда Он дал царя Израилю.
  
  
   Самуил
   (другому слуге):
  
  А ты что скажешь?
  
  
   Второй слуга
   (склоняясь перед Самуилом):
  
   Верен Бог в избраньи
  Своем,
   помазав Саула на царство.
  Ему и слава!
  
  
   Самуил:
  
   Слава государю?
  
  
   Второй слуга:
  
  Имел в виду сейчас я не царя.
  
  
   Самуил
   (двусмысленно):
  
  И я так думаю...
   А помните вы,
   сколько
  звучало возгласов тогда,
   что не по чести
  Саула я призвал на трон ко власти?
  Вы только вспомните,
   как много говорило:
   'Саулу ль быть царем...
   ему ль спасать нас?'
  
  
  Слуги молчат, не понимая, что у Самуила на уме, и к чему он клонит.
  
  
   Самуил:
  
  Я полагаю,
   что теперь настало время
  для наказанья тех,
   о ком я вспомнил.
  
  
   Обращается к слугам:
  
  Сегодня же отправляйтесь к Саулу и скажите ему, что Самуил повелел приготовить в Галгале жертвенник. А потом напомните Саулу о тех, кто не захотел признавать его своим царем. Саул должен будет казнить всех, кто говорил тогда: 'Саулу ли спасать нас?'
  Вы все поняли?
  
  Первый слуга (отвечает за всех, склоняясь): Все, господин. Позволь нам идти?
  
  Самуил жестом показывает, чтобы слуги уходили.
  Слуги, все так же почтительно склоняясь, уходят.
  Вскоре слышен стук удаляющихся копыт нескольких лошадей.
  
   После ухода слуг в комнату входят Елиуй и Елифаз.
  
  
  Самуил (несколько удивленно и, в общем, раздраженно): Разве я молил небеса о вашем приходе?
  
  Елиуй (Саулу): Зачем тебе это нужно?
  
  Самуил (делая вид, что не понимает): Что?
  
  Елиуй (указывая головой в сторону уехавших слуг): Чтобы Саул казнил тех, кто не признал поначалу его воцарение?
  
  Самуил: Они не захотели услышать повеление Господа.
  
  Елифаз: Самуил, мы - посланники Всевышнего, и посланы тебе в друзья. Мы не слуги, которым ты сейчас повелел настроить Саула против своих былых врагов. Врагов, которые с тех пор могли и переменить свое мнение.
  
  Елиуй: И многие из которых вчера, наверняка, рисковали своими жизнями ради победы Саула над аммонитянами.
  Или тебя задело за живое, что то, что не сумел когда-то сделать ты, теперь сумел сделать он?
  
  Самуил: Успех вскружил Саулу голову. Теперь он возгордится, и в своем величии может решить, что сам в силах принимать решения.
  
  Елифаз: Он уже начал принимать решения, когда без твоего согласия собрал войско. Но ведь на то он и царь!
  
  Самуил: Мы знаем с вами, какой он царь. Настоящим царем он был бы только в том случае, если бы его прапрабабка в седьмом поколении не была иноплеменницей. И значит, он не должен был выходить из повиновения руки, возлившей ему на голову елей.
  
  Елиуй: Говори точнее - из повиновения твоей руки.
  
  Самуил: Да, моей руки.
  
  Елифаз: Что ж, тогда смотри туда!
  
  Елифаз указывает рукой на другой конец сцены, где в это время к Саулу приходят слуги Самуила.
  Теперь снова освещается именно эта часть сцены. Саул узнает прибывших слуг. Но, как раньше, так и теперь, он не знает, что они служат Самуилу и приветствует их.
  
  
   Первый слуга:
  
  Славься, Саул!
  Весть о твоей победе,
   словно птица
  несется по Израилю,
   и кличем
  победным созывает сотни новых,
  готовых жизнь отдать за наш Израиль!
  А старый Самуил -
   его я встретил -
  просил сказать,
   чтоб ждал его в Галгале
  ты с войском победившим
   для свершенья
  повторного обряда помазанья.
  
  
   Саул:
  
  Я знаю,
   доложили мне об этом
  чуть ранее тебя.
   А что же боле
  просил тебя сказать мне прорицатель?
  
  
   Первый слуга:
  
  Не более того,
   что уже молвил
  тебе я,
   дав отчет о нашей встрече.
  Мы виделись недолго,
   что понятно -
   господ со слугами связует мало нитей,
   беседы их друг с другом не пространны.
  
  
   Саул:
  
  А от себя -
   имеешь ли что лично
  сказать ты мне по поводу победы?
  
  
   Первый слуга:
  
  Опять все то же,
   что и прежде -
   славься!
  Ты,
   Саул -
   победитель!
   Этим многим
  ты доказал намедни,
   что достоин
  лишь громче называться 'Царь Израилев'.
  Но только....
   впрочем, ладно...
  
  
   Саул:
  
   Что же 'только'?
  
  
   Первый слуга:
  
  Хотел сказать,
   но,
   думаю,
   не время
  победу омрачать воспоминаньем.
  
  
   Саул:
  
  
  О чем же вспомнил ты,
   что даже не решился
  поведать вслух?
   Я весь -
   одно вниманье.
  
  
   Первый слуга:
  
  
  Сегодня ты блистательной победой
  всем доказал,
   что нам ты дан от Бога.
  Но,
   прав ты,
   в мыслях есть воспоминанье,
  о голосах немногих...,
   что смеялись
  над помазаньем в день коронованья,
  и о тебе с сомненьем говоривших:
  'Ему ли нас спасать?'...
  Но,
   царь,
   помилуй!
   Не заставляй...
  
  
   Саул хмурится.
  
  
   Саул:
  
  
  Нет,
   говори,
   коль начал!
  
  
   Первый слуга:
  
  Ну,
   раз уж так,
   то кто я?
   - Лишь наемник...
  
  
   Саул
   (что-то подозревая, и хмурясь все более):
  
  
  Сказал же я,
   что хватит словоблудий!
  Я вижу по твоей неясной речи,
  что ты не все мне рассказал о встрече
  с пророком Самуилом.
   Завершай же!
  Иначе,
   за себя я не ручаюсь,
  и жизнь твою не оценю и в лепту.
  
  
  
   Первый слуга:
  
  Сегодня,
   царь,
   представилась возможность
  тебе примерно наказать роптавших,
  не только на тебя,
   но и на Бога,
  избравшего тебя для помазанья...
  Казни их!
   И народ тебя поддержит...
  
  
   Саул
   (про себя):
  
  Пророк поддержит -
   ты хотел сказать, наверно.
  Ну, что ж,
   мне ясны повеления пророка.
  
  
  (После этого заявляет гордо и во всеуслышание):
  
  
  Нет!
  
   (Первому слуге едва слышно):
  
   Ты слышишь?
   Нет.
   Так и скажи пророку.
  
   (Снова во всеуслышанье):
  
  Сегодня победителей не судят!
  (Тем более,
   за прошлые сомненья).
  День торжества сегодня,
   а не казни.
  Господь над нами совершил спасенье!
  
  
   После этого он отворачивается от слуг и широким жестом приглашает всех своих воинов:
  
  
  Пойдем в Галгал,
   и обновим там царство!
  
  
  В ответ войско выбрасывает вверх руки с мечами и копьями и восклицает: 'Слава Саулу! Слава царю Израилеву!'
  Эта часть сцены уходит в темноту.
  Теперь опять освещается та часть сцены, где находятся Самуил, Елифаз и Елиуй.
  
  
   Елифаз:
   (обращаясь к Самуилу)
  
  Ну,
   видишь?
   Не такой он,
   как казался
  тебе когда-то.
   И к тому ж,
   удача
  потворствует его уму и власти.
  
  
   Елиуй
   (к Самуилу):
  
  Становится орлом тот царь,
   который
  свершив победу,
   обретает крылья.
  Теперь его стихия -
   поднебесье.
  Ищи его,
   глаза воздевши к небу...
  Но только там
   ты укротить уже не сможешь
  его ни хитростью,
   ни лестью,
   ни угрозой.
  
  
   Самуил
  ( в полголоса, как бы больше рассуждая с самим собой):
  
  
   Полет орла в высоком поднебесье
   конечно же, прекрасен...
   но не вечен.
   Нет гордеца,
   которому не сыщешь
   узды,
   по крепости
   его достойной силы.
   Биение -
   пусть храброго, -
   но сердца,
   способна оборвать такая малость,
   как ждущая момента терпеливо
   всего одна стрела,
   что из засады
   в цель пущена умелою рукою,
   направленной не менее умело.
  
   (теперь уже обращаясь к своим советникам во всеуслышание):
  
  Первейший грех -
   гордыня пред народом.
  Гордыня перед Богом -
   грех тягчайший,
  не будущий прощенным в поколеньях.
  
  Десятки лет прилежно изучая
  историю народа и последствий,
  к которым приводили ослушанья,
  я к истине одной пришел нетленной:
  Любой,
   грешащий в жизни перед Богом
  был неизбежно наказуем смертью.
  
  
   Елифаз:
  
  Напомню -
   тем же самым наказуем
  был и любой другой...
  
  
   Самуил:
  
  Но грешный -
   раньше..
   И больше..
   И, к тому же, неизбежней...
  Но,
   впрочем,
   что я вдался в словопренья?!
  К другому подводил я вывод речи.
  
  Когда Саул,
   победой опьяненный
  с ведомым им неопытным народом,
  едва испив победы первой чашу,
  становится на скользкий путь гордыни,
  а,
   значит,
   и греха,
   тогда я должен -
  не просто должен,
   я тогда обязан -
  народ Израиля от кары неизбежной
  отворотить!
   И сделать это надо,
  не ограничивая в методах и средствах
  себя ничем -
   уместны здесь любые.
  Святая цель оправдает средства!
  А цель моя свята -
   спасти Израиль.
  
   (про себя):
  
  Пусть даже методом,
   кому-то непонятным...
  
   (вслух):
  
  Пройдут века,
   и сменят их другие...
  И,
   может,
   будут нас судить заочно,
  не зная нашу жизнь,
   обычьи,
   нравы...
  Наверное,
   осудят и Пророка
  пред Саулом
   те -
   будущие люди
  в веках далеких,
   что наступят после...
  И,
   может,
   будут правы...
  Или думать,
   что правы...
  Но правы перед кем?
   Перед собою?
  Но что за дело будет мне до них -
   тем более,
   тогда -
  судов земных,
   творимых человеком
  с его неисстребимой тягой к тлену?
  Я больше не подвластен буду судьям,
  представ задолго до того перед Единым,
  судить могущим -
   Высшим
   из всех Судей!
  
  
   Елифаз
   (Самуилу):
  
  Что ж,
   повод для конфликта,
   Самуил,
  найти всегда нетрудно...
   Скажем,
   к слову,
  сейчас тебе достаточно всего лишь
   ослабить впечатленье от победы
   в народе. -
   Ведь победу дал Всевышний,
   а царь -
   был лишь мечом в Его деснице.
  
  
   Самуил
   (про себя):
  
  
   Конфликт,
   сказал ты?...
   Видно,
   Елифаз,
   ты слово мне подбросил не случайно.
   Ну что ж,
   коль это шанс,
   то нужно срочно
   испробовать в борьбе и это средство...
  
   (В сторону):
  
   Гонца позвать!
  
   (про себя):
  
   Пошлю его к Саулу.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ВОСЬМОЕ.
  
  Действующие лица: Народ, Самуил, Саул, Елиуй, Елифаз
  
  Праздник в Галгале (этот город был тогда религиозной столицей государства)
  Самуил приносит жертвы Господу.
   И еще раз, теперь уже при всеобщем одобрении, народ признает Саула царем всего Израиля.
   И состоялся пир победителей.
  На пиру незримо для других, но зримо для зрителя присутствуют Ииуй и Елифаз.
  К концу церемонии из-за пиршественного стола поднимается Самуил.
  
  
   Самуил:
  (обращается к ликующим, опьяненным победой победителям с, казалось бы, странной речью):
  
  Послушался я голоса народа -
   поставил над Израилем царя.
  
  
  Народ затихает, слушая Самуила. Самуил продолжает:
  
  
  И вот теперь
   царь ходит перед вами...
  Как я ходил,
   покуда не пришла
  ко мне унылая и немощная старость...
  Теперь скажи,
   народ,
   как перед Богом,
  кого из вас обидел я?
   А, может,
  вола взял
   и об этом не спросил,
  а после не вернул его обратно,
  и оскорбил тем самым?..
   !
  Быть может
   кто-то мздою попрекнет?
  Скажите,
   осуждал ли я невинных
  за серебро..,
   да пусть хоть за полтину?
  Скажите откровенно,
   не таитесь!
  Вините! -
   Все, что должен,
   возвращу
  стократ сторицею.
   Но только не смолчите
  о том,
   что на сердце лежит.
   Чтоб я в дорогу
  от жизни к смерти
   не ушел
   к земле придавлен
  невысказанной тяжестью проклятий
  
  
   Возгласы народа:
  
  
  - Ты нас не притеснял!
  - Не обижал нас!
  - И ничего не взял без возвращенья!
  
  
   Самуил:
  
  
  Свидетелем на вас Господь Всевышний,
  свидетелем помазанник Господень,
  что не нашли во мне вы все порока,
  и что греха не знаете за мною.
  
  
   Из толпы
   (многоголосое):
  
  Свидетель Бог!
   Ты чист пред Израилем!
  
  
   Самуил:
  
  Свидетель,
   вы сказали,
   Бог Всевышний,
  поставивший над вами Моисея,
  и выведший народ из ига рабства,
  моря раздвинув перед ним дорогой!
  Теперь и я к Свидетелю тому же
  взор обращу,
   глаза воздвигнув к небу.
  С тобой судиться буду я,
   Израиль,
  о всех благодеяниях над вами.
  Когда с Египетского рабства возносили
  свои моленья к Богу ваши предки,
  Он вывел их при помощи Мессии
  и поселил на этом Божьем месте.
  Но ваши предки быстро позабыли
  о Господе
   и тяготах Исхода.
  Тогда ваш Бог их победил Сисарой,
  потом разрушил мышцею Моава,
  затем отдал под иго филистимлян...
  Да перечислить всех ли победивших
   народ
   за то,
  что отступал от Бога?
  И вновь с мольбами вы вопили к Богу,
  бья в грудь себя за то,
   что вновь грешили,
  служили и Астартам и Ваалам,
  и прочим истуканам бессловесным.
  И снова Бог вас слушал терпеливо,
  и посылал в спасенье Иеффая,
  Варака,
   Самуила... -
   перечислить
  их так же трудно,
   как и победивших.
  Чтоб жили вы,
   как прежде,
   безопасно,
  питаясь туком,
   молоком и медом.
  
  
   Елифаз
  (Ииую, но так, что зрителям отчетливо слышно):
  
  Заметь,
   припомнив тех,
   кто за столетья
  носили званья Судей над народом,
  средь далеко не всех,
   о ком он вспомнил,
  он и себя не преминул припомнить...
  К чему бы это?
  
  
   Самуил
  (продолжает, но здесь в голосе и словах пророка звучит явная обида за то, что народ пренебрег им):
  
  
  Но вдруг,
   увидев,
   что Наас-аммонитянин
  идет на вас,
   вы тотчас прибежали
  ко мне
   - вы помните?-
   моля вам дать для царства
  кого угодно...,
   только лишь не Бога!
   'Пусть царствуют над нами человеки! -
   кричали вы. -
  Хотим царя земного!'
  Тем самым вы как будто говорили,
  что нет над вами власти Царству Бога.
  
  
   Елиуй
   (обращаясь тихо к Елифазу):
  
  Здесь было бы уместно Самуилу
  добавить после 'власти'
   и 'моею'...
  
  
   (с сарказмом):
  
  Упомянув об отверженьи Бога,
   Пророк имел в виду себя,
   конечно?
  
  
   Елифаз (согласно кивает в ответ и многозначительно улыбается).
  
  
   Самуил
   (продолжает):
  
  Итак -
   вот царь,
   которого избрали
   вы над собою.
  Вы о нем мечтали?
  
  
  
   Елиуй
   (Елифазу):
  
  А ведь когда-то
   перед всем народом,
  по время помазания Саула,
   Пророк твердил,
   что по веленью Бога
   он делает сие.
   Сейчас, напротив -
   он утверждает,
   что избранье было
   его ответом на мольбы народа.
  
  
   Елифаз
   (Елиую):
  
  Здесь даже больше смысла. -
   Помазанью
  перед народом,
   о котором говоришь ты,
  предшествовало также и другое,
  так скажем,
   первое,
   но тайное... -
   что важно.
  Уже тогда внушал пророк Саулу,
  что Божий перст вниманием отметил
   его Своим.
  Что должен стать на путь он
  без колебаний. -
   Путь,
   что предначертан
   ему от Неба.
  Только эту тайну,
   Пророк сказал,
   возьмет с собою в вечность
  И более -
   Саул его примеру
  последовать обязан будет. -
   В этом
  всегда условие подобных соглашений.
  
  Когда-нибудь,
   быть может,
   летописец,
  Прочтя,
   как Саул с Самуилом ветви жизни
  переплели -
   извилисто и насквозь -
  откроет миру тайну соглашенья,
  и до потомков донесет его загадку.
  
  
   Самуил
   (продолжает):
  
  Но царь -
   не Бог,
   он тот,
   кто ниже Бога.
  Он -
   лишь слуга;
   не больше, чем подмога
  в пути к тому,
   что Небо начертало
  давным-давно...
   Чему быть предстояло
  за тыщи лет до Судей и пророков.
  Победы,
   слава,
   почести,
   признанья -
  всё Им предрешено,
   всему дыханье
  Он дал.
   Назначил час прихода и ухода -
  дал час для солнца,
   час -
   дурной погоде...
  Кому ж еще вам должно подчиняться,
  как ни Ему?
   Кого еще бояться?
  Царей, невзгоды, рабства, тьмы?
   - Пустое.
  А царь ...
   - он что? -
   название простое,
  не меньше,
   и не больше...
   да, не больше.
  Кто,
   как и все,
   внимает гласу Бога...
  Нет,
   он -
   не Бог.
   Нет Бога, кроме Бога!
  
  
   Елиуй
   (тихо Елифазу):
  
  Пророк, знай, гнет свое -
  внушает каждому одни и те же строки:
  'Глас Господа доступен лишь пророкам'
  А уж,
   тем более,
   нести тот глас народу
  другому не дано,
  как,
   снова,
   лишь пророку.
  
  
   Елифаз:
  
  Отсюда вывод ясен, словно полдень:
  Пророка голос - то же, что Господень.
  
  
   Самуил
   продолжает:
  
  Господь могуч,
   чему велит быть,
   то - свершится.
  Грех на любом,
   который усомниться
  посмеет в том -
   однажды
   или чаще.
  Греху тому одна награда -
   смерть!
  
  
   Елиуй
   (тихо Елифазу):
  
  В словах пророка слышу я угрозу.
  
  
   Елифаз:
  
  Пожалуй...
   только скрытую. -
   Занозой
  сидящую под плотью рассуждений -
  и не видна,
   но есть...
  
  
   Самуил
   (продолжает):
  
  На ваших лицах вижу я сомненье...
  Так слушайте!
   За многие века,
  прошедшие с тех пор,
   как Аврааму
  с обетованьем милость снизошла,
  и род немногочисленный назначил
  Бог первенцем своим, -
   с тех самых пор
  народ наш перевидел много разных
  явлений всемогущества Небес.
  Господь являл их зримо и наглядно,
  в грехе остановить на грани казни
  желая тех,
   кто снова сомневался
   в Его всесилии.
  Сейчас вы убедитесь
   в мильонный раз
  в величии Того,
   Кто царь не только
   надо мною и над вами,
  но и над Небом,
   и над всей Вселенной.
  
  Известно вам,
   что в это время года -
  поры пшеницы жатвы в тех местах ,
  где мы сегодня собрались в молитве -
  всегда сухая, знойная погода.
   Но вот я -
   Самуил -
   слуга Господний,
  в надежде простираю к Небу руки...,
  прошу смиренно:
   'О, Великий Боже,
  пошли на головы рабов неблагодарных
  твоих,
   с небес без туч и облаков
   дожди и громы,
  как укор для этих -
   Тебя отвергнувших,
  иль тех,
   кто только мыслил
  отвергнуть!
  
  
   (замер с воздетыми руками)
  
  Ты этим ниспосланием покажешь
  Свое предупрежденье всем неверным
  в их нынешнем и будущем сомненьях!'.
  
  
   Возгласы изумленного народа
   (почти сразу же после этих слов):
  
  Смотрите!
   Смотрите!
  На небе,
   где сейчас сияло солнце,
  вдруг появились грозовые тучи!
  
  
   Самуил
  (громоподобным голосом, перекрывающим возгласы отдельных людей):
  
  
  А скоро грянет гром!
   И дождь прольется
  на ваши головы!
  
  
  Сцена преображается соответственно: исчезает солнце, на голубом небе появляются зловещие грозовые облака. А вскоре раздаются раскаты грома, сверкают молнии и падают тяжелые капли дождя.
  
  Голос летописца (одновременно с происходящим на сцене):
  
  Так и случилось: через довольно короткое время после молитвы Самуила пошел дождь и началась гроза.
  Глубоко подавленными расходились воины, только что ликовавшие по случаю первой победы над врагом под руководством молодого царя.
  Радость победы была омрачена...
  Саул понимал значение произошедшего. Но противопоставить действиям пророка пока ничего не мог.
  И тогда он сделал вывод: избавиться от тяжелой опеки пророка царь может только освободив свой народ от ига филистимлян.
  
  
  Елифаз (кричит, с улыбкой глядя в небо):
  
  Неплохо, Софар!
  И тучи, и гроза, и дождь...
  У тебя все получилось отлично!
  
  
   Голоса из толпы (умоляют Самуила, звуча все настойчивей, громче):
  
  Самуил, помолись о рабах твоих пред Господом, чтобы не умереть нам, ибо ко всем грехам нашим мы прибавили еще и грех, когда просили себе царя.
  
  В это время видно, как Саул встает из-за пиршественного стола, и молча уходит со сцены.
  
  
   Самуил
  провожая Саула взглядом, снисходительно, но и с угрозой:
  
  
  Не бойтесь, братья!
   Да,
   грех вами сделан.
  И прошлое,
   увы,
   не изменить.
  Но хоть теперь,
   прошу,
   останьтесь с Богом,
  и не дорвите призрачную нить
   спасенья вашего,
  и ваших чад
   спасенья!
  Служите Господу
   умом
   и сердцем вашим,
  не обращайтесь вслед иных богов.
  ничтожных,
   бессловесных
   и бездушных,
  не властных приносить ни зла,
   ни пользы
  по той причине,
   что они -
   не боги.
  
  
  Здесь Самуил еще раз выразительно посмотрел в ту сторону, куда ушел царь, и продолжил, обращаясь теперь к тем, кто просил его о заступничестве перед Богом за совершенный грех:
  
  
  
  А вам -
   сейчас и впредь -
   я обещаю
  молить и далее за всех вас перед Богом,
  чтоб не оставил избранный народ,
  отворотил от вас
   болезни,
   ига,
   голод,
  и продолжал бы горние дела
  творить на ваше благо...
  
  
   (и немного помедлив):
  
   ...Но при этом
  должны вы помнить -
   Бог всемилосерден,
  и многое прощает,
   но лишь верным
  излитой Им в уста пророков воле,
  беспрекословно
   и без всяких изменений,
   с благоговейным трепетом в душе.
   Но если вы по-прежнему собрались
  служить еще кому-то,
   но не Богу,
  и славить победителем того,
  кому всего лишь послана победа
   с небес -
  и,
   как сейчас,
   не по заслугам -
  вы кару понесете!
   И наказан
  ваш победитель будет вместе с вами!
  
  
   Елиуй
   (Елифазу):
  
  Ну вот,
   дошел черед и до угроз -
  прямых и неприкрытых -
   государю...
  
  
   Елифаз
   (с иронической улыбкой):
  
   Помилуй!
   Был он назван 'победитель'.
  
  
   Елиуй:
  
  Назвать он мог хоть 'покоритель мира'. -
  В игре названий сути не упрячешь.
  
  
   Елифаз
  (хоть и обращается как бы к Елиую, но произносит монолог, обращенный к зрителям, как к далеким потомкам):
  
  
  Да!
  Две личности великие народу
  по воле Господа Израилю даны
   в одно и тоже время...
  как насмешка...
   то ль над судьбою,
   то ли над людьми?..
  Один -
   стратег,
   ум мощный,
   дальновидный;
  Другой -
   талантливый и храбрый полководец.
  И оба преданы одной своей идее:
  служению народу Израиля.
  Казалось бы,
   что нужно им еще
  для исполнения одной и той же цели?
  И расхожденье,
   вроде,
   небольшое:
  Один -
   народ под руководством Бога видит...
  
  
   Елиуй:
  
  Позволь добавить -
   Бога и пророка.
  
  
   Елифаз
   (продолжает):
  
  Другой -
   уверен, что народ с земным царем
  свободу обретет...
   И в миг какой-то
   истории
  их цели совпадали.
  Теперь,
   похоже,
   этот миг в прошедшем,
  и цели начинают расходиться...
  
  
   Елиуй:
  
  Но в этом-то различии и нужно
  трагедии искать происхожденье,
  и смысл,
   и всё дальнейшее развитье.
  Лишь Господу известно окончанье
  всего того,
   чему мы зрим начало,
  и как закончат свои дни земные
   по-своему каждый
   два прекрасные гиганта...
  
   ЗАНАВЕС.
  
  
  
   АКТ 3
  
  
  Голос летописца:
  
  Прошло несколько месяцев...
  Царь с головой ушел в дела, связанные с дальнейшим укреплением армии. С утра до вечера разъезжал он по мастерским, где кузнецы ковали оружие; участвовал в военных учениях, лично отбирал для своей гвардии молодых и сильных воинов, организовывал поставки для армии продовольствия, которого требовалось все больше и больше. Теперь его гвардия достигала уже трех тысяч человек.
  С помощью своих разведчиков Саул внимательно следил и за внешними врагами.
  Судья и пророк Самуил (по молчаливому негласному соглашению с царем) все это время занимался государственными делами,: расставляя на важные посты преданных ему людей; следил за сбором налогов, принимал послов других государств, при этом стараясь дипломатическими средствами успокаивать соседей, с тревогой наблюдавших за усилением еврейского государства.
  И неотступно продолжал внимательно следить за действиями собственного царя. Свита Саула была буквально напичкана соглядатаями пророка.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
  
  Действующие лица: Саул, Авенир, военачальники, Елифаз, Ииуй, Самуил.
  Военный лагерь Саула.
  Саул проходит через сцену. Рядом с ним Авенир.
  
  
   Саул
   (Авениру):
  
  Да,
   вот уж не напрасно говорится,
  что с возрастом детей растут заботы.
  Мой сын Ионафан тому примером -
  он нам поставил трудную задачу,
  особенно теперь,
   когда войскам,
  поделенным на два больших отряда,
  возможности в один объединиться
  нет ровным счетом никакой. -
   Ионафана
  отряд
   обязан находится в Гиве,
   на границе
   с филистимлянами,
  Другой -
   при мне,
   здесь, в Михмасе,
   а это -
   две тыщи душ,
  и ни на воина не меньше.
  
  
   Авенир:
  
  Да,
   то,
   что Ионафан в короткой стычке
  разбил, как лев, отряд филистимлян -
  конечно, хорошо,
   но только много
  рождает неожиданных проблем,
  пришедших не по силам и не к часу.
  Весть о его победе быстрокрыло
  уж разнеслась, наверное, повсюду;
  филистимляне же увидят в этом вызов,
  и это значит -
   снова быть сраженьям.
  
  
   Саул:
  
  Мне донесли уже,
   что враг -
   царь филистимский
  к войне приказ дал войско приготовить.
  
  
   Авенир:
  
  У нас другого выхода не стало,
  как им в ответ собрать другое войско -
   израильтян...
  
  
  Голос затихает.
  Уходят со сцены. Свет затухает.
  В том же лагере, свет загорается снова, что означает новый день.
  Перед нами в лагере снова Саул, Авенир, и другие военачальники.
  
  
   Авенир
   (Саулу):
  
  Все ближе час решительного боя,
  а Самуила,
   видишь,
   нет и нет.
  
  
   Саул:
  
  Где армия сейчас филистимлян?
  Мне донесли - их несказанно много.
  
  
   Второй военачальник:
  
  Да,
   в этом тебе, Саул, не солгали
  ни на вершину острия копья.
  Сейчас армада движется к Галгалу,
  она уже у Михмаса, должно быть.
  
  
   Авенир:
  
  Саул!
   Не жди,
   отдай распоряженье!
  Ведь ты,
   напомню,
   как ни как, а царь!
  Не время медлить до прихода Самуила.
  
  
   Саул:
  
  Но Самуил внимает Гласу Бога.
  Не я,
   а он,
   ты помнишь, Авенир?
  И он прислал мне лично указанье
  в бой не вступать,
   а ждать его прихода.
  Сказал,
   что сам он совершит все те обряды,
  что требуются войску перед боем.
  
  
   Авенир:
  
  Позволь напомнить снова,
   кто здесь царь,
   и снова торопить о совершеньи
  обрядов к бою нашего царя.
  
  
   Саул:
  
  Нет!
   Не могу,
   пока еще есть время
  мы будем ждать прихода Самуила.
  
  
   Авенир:
  
  Но времени, как раз, и нет совсем!
  
  
   Саул:
  
  И, тем не менее, мы все же будем ждать.
  
  
  Саул нервно ходит по лагерю.
  Но время шло, а пророк все не приходил.
  
   (Авениру):
  
  Что в армии?
   Какие настроения?
  
  
   Авенир:
  
  Ты знаешь,
   большинство израильтян,
  собравшихся сейчас здесь,
   у Галгала,
  про опыт боя не имеют и помина -
  для них понятья 'бой' и 'страх' едины.
  Солдаты с опытом страшатся по привычке
  с рождения посеянной в сознаньи
  от одного лишь вида филистимлян.
  Вот и ответ -
   страх разлагает волю
  на мелкие молекулы кошмара.
  К тому же слухи о размере войска
   филистимлян
  доканчивают дело
   процесса разложенья и распада.
  
  
   Саул:
  
  Прошло семь дней,
   а Самуила так и нет...
  
  
   Второй военачальник:
  
  Еще немного -
   и совсем не будет
  не только Самуила,
   но и войска.
  Оно бежит -
   пока поодиночке -
  за Иордан.
   Но дальше будет больше -
  расцвет у дезертирства быстр и буен.
  
  
   Саул
   (задумчиво):
  
  Ты мне сейчас сказал
   'за Иордан?'...
  Вот-вот...
   а Самуила нет, как нет ...
  
  
   Авенир:
  
  Саул!
   Спеши!
   Сверши обряды лично!
  Не жди пророка!
   Укрепи скорей дух армий!
  
  
   Саул:
  
  Действительно,
   чуть-чуть -
   и будет поздно
  к нам приходить пророку Самуилу...
  Похоже,
   пораженье началось
  еще до совершения сраженья.
  
  
  Он опять начинает ходить в нервном и напряженном ожидании.
  В это время мы видим, как в глубине сцены появляется Самуил. Он, никем не замеченный, подходит к кулисе, и прячется за ней, наблюдая за развитием событий.
  Саул вдруг останавливается. Он принял решение.
  
  
  Саул: Подготовить жертвенных животных!
  
  
   Авенир:
  
  Хвала Всевышнему!
   К тебе вернулась мудрость!
  Сверши обряд,
   а то,
   что будет после.
  оставь для оправдания потомкам.
  Всем покажи,
   кто настоящий царь!
  
  
   Саул
   (про себя):
  
  Не знаю я,
   простит ли нарушенье
  мне Бог
   обычая,
   пришедшего от предков,
  но прежде от Него -
   о приношеньях,
  о том,
   что это -
   право лишь левитов.
  Вторгаюсь я сейчас в чужое поле,
  но Бог свидетель,
   что помимо воли
   своей.
  Мой шаг диктует обстановка...
  
  
  Приводят жертвенных животных, и Саул сам производит перед своей армией жертвоприношение.
  Мимо жертвенника проходят Ииуй и Елифаз. Они, как обычно, ни для кого, кроме зрителей, невидимы.
  
  
  Елифаз (Елиую): Смогут ли потомки когда-нибудь узнать, какими высшими мотивами руководствовался пророк, задерживаясь с приходом в армию Саула, и ставя ее, таким образом, на грань катастрофы?
  
  Елиуй: Скорее всего, они расценят это, как преднамеренное, заранее рассчитанное, испытание крепости веры царя в своего Бога.
  
  Елифаз: Да, испытание веры Саула. Потому что сам пророк всегда знал, что только Господь - истинный царь Израиля. И что при любых обстоятельствах Он может спасти свой народ - раздвинув ли воды Чермного моря, или даровав победу над неприятелем.
  
  Елиуй и Елифаз уходят со сцены.
  
  Как только обряд жертвоприношения Саулом был заканчивается, Самуил выходит из своего убежища на сцену.
  Саул, видя Самуила, подавляет в себе гордость и идет навстречу пророку.
  
  
   Саул
   (смиренно, преклонив колено):
  
  Ну,
   вот и ты!
  Шолом тебе, пророк!
  
  
  Но пророк не принимает смирение царя. Он говорит громко, так чтобы слышали все, с гневом, глядя в небо поверх головы царя.
  
  
   Самуил:
  
  Что сделал ты,
   Саул?
  Дай объясненья.
  
  
  Саул в ответ молчит. Да Самуил, не смотря на свою просьбу, и не ждет от него никаких объяснений.
  
  
   Самуил:
  
  Как мог ты поступить настолько худо,
  что не исполнил Бога указанье?
  Дождись меня ты -
   ныне укрепил бы
  Господь твоё владычество навеки.
  Теперь конец -
   и больше не сидеть
  на троне государства роду Киса.
  Когда бы ты,
   как я,
   во всем доверил
  свои дела и мысли Всеблагому,
  твой трон стоял бы вечно неколеблем.
  Но ты -
   другой...
  И,
   значит,
   по другому
  распорядится Бог твоей судьбою
  и царством...
   И отдаст его другому.
   Саул
  (униженно и смиренно пытается оправдываться):
  
  
  Я видел -
   словно крысы с корабля
   бежали те,
   кого я мнил за войско.
  Десятки их ушли за Иордан,
   но ты не шел
  к назначенному сроку.
  Филистимляне к Михмасу тем часом
  приблизились,
   готовясь выйти в бой
   на нас немедля... -
  Ты ж,
   по-прежнему,
   не шел
  исполнить перед боем всесожженье...
  Тогда я и решился на него...
   Тебя -
  о чем скорблю я -
   не дождавшись.
  
  
  Но Самуил уже не слушает его.
  Он поворачивается и медленно уходит.
  Его снова сопровождают вышедшие на сцену Елиуй и Елифаз. Слышны голоса: 'Пророк уходит к себе в Гиву', 'Он оставляет царя...'
  
  
   Елиуй
   (Самуилу):
  
  Нетрудно сделать вывод,
   что сомненье,
  которое давно в тебе гнездилось,
  созрело до принятия решенья.
  Иль я не прав?
  
  
   Самуил:
  
   Да.
  Я сменю царя!
  
  
   Елифаз:
  
  Понятно,
   непокорный царь не нужен
  тебе теперь...
  
  
   Самуил:
  
   Да разве дело в этом?
  Кто я такой,
   чтоб речь шла обо мне?
  Царь непокрный -
   бедствие Израилю!
  
  
   Все трое уходят со сцены.
  
  Саул удручен и унижен происшедшим на глазах всей армии.
  
  
   Саул
   (слуге):
  
  Позвать ко мне, не медля, Авенира!
  
  
  Слуга уходит.
  Является Авенир.
  
  
   Авенир:
  
  Ты звал меня, Саул?
  
  
   Саул:
  
   Да, звал.
  Я принял
   решенье отказаться от сражения.
  
  
   Авенир
   (не понимая):
  
  Но почему,
   Саул?!
   Что, вдруг, случилось?
  
  
   Саул:
  
  Еще и почему!
  Ужель не видишь сам ты,
   Авенир,
  что армия,
   которой царь унижен
  пред всеми -
   перед каждым из солдат -
  не может победить в бою?
   Лишенный чести
  ее царь годен лишь для пораженья.
  А с ним и армия,
   которая теперь
  становится самой себя слабее!
  
  
   Авенир
  (в голосе его можно едва уловить презрительные нотки):
  
  
  Ты,
   царь мой,
   как обычно, прав.
  Теперь какие
   мне донести до войска указанья?
  
  
   Саул:
  Мы отступаем в Гиву.
  При мне оставить гвардию -
   не больше.
  Всю остальную армию распустишь
  до моего на то распоряженья.
  
  
   Авенир:
  
  Но филистимляне осадят скоро Гиву!
  
  
   Саул:
  
  Осадят скоро,
   говоришь?..
  Пускай осадят. -
   И чем скорей,
   тем лучше.
  Мы на себе сосредоточим вражьи силы,
  и тем тройным узлом им свяжем руки.
  Ионафан же пусть отступит в горы.
  И пусть оттуда,
   аспидом из щели,
  он станет совершать свои набеги
  и жалить насмерть те врага отряды,
  которые не заняты в осаде
  
  
  Авенир: Слушаюсь, мой господин.
  
  
  Склоняется в почтительном поклоне и уходит.
  
  
  Голос летописца: И филистимляне опять начали опустошать израильские земли.
   Но так продолжалось недолго. Однажды отряд Ионафана неожиданно напал под покровом ночи на стан филистимлян и внес такую панику, что в темноте филистимляне перебили друг друга.
   Осада с Гивы была снята.
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
  
  Действующие лица: Самуил, слуга, Авенир.
  В доме у Самуила.
  Самуил молится.
  Входит слуга .
  
   Слуга:
  
  Позволишь, господин?
  
  
   Самуил:
  
   Уже позволил.
  Я разве звал тебя?
  
  
   Слуга:
  
  Не звал.
   Но я явился доложить тебе -
  в прихожей Авенир -
   командующий армией Саула.
  
  
   Самуил:
  
  Что нужно Авениру от меня?
  
  
   Слуга:
  
  Он не открыл свои мне намеренья,
  сказал лишь доложить тебе о нем,
  и попросил принять его немедля.
  .
  
   Самуил:
  
  Какая срочность -
   даже так:
   'немедля'!
  Такая спешка требует раздумий
  о сути своего происхожденья.
  И потому
   скажи ему в ответ:
   пусть подождет.
  Добавь,
   что он не вовремя,
   поскольку час молитвы...
  Еще добавь,
   как будто от себя,
   что час продлится долго.
  
  
   Слуга:
  
  Я все понял.
  
  
  Слуга, поклонившись, уходит.
  Самуил остается один. Он тут же прекращает молитву.
  
  
  
   Самуил
   (про себя):
  
  Так,
   стало быть,
   отсюда дует ветер,
  несущий смрад гордыни и измены... -
  От Саулова дяди Авенира!
  Не только,
   значит,
   рыба с головы -
  и царства тоже
   начинают разложенье
  свое оттуда же... -
   Нет,
   видно,
   лучше места
  для спор предательства зацвесть и прорасти.
  Конечно,
   я давно из окруженья
  царя
   кого-то жду -
   кто мне предложит
  свои услуги по свержению Саула.
  Но чтоб настолько близко... -
   Авенир?!
  Такое даже мне не приходило
  на ум.
   А, впрочем...,
   что я?
   Удивленью
  причины я не вижу никакой,
  поскольку от кого всего скорее,
  как не от близкого -
   ближайшего из близких! -
  всегда нам ждать готового в пяту
  твою вонзить свой зуб,
   от яда склизкий?
  
  
  Самуил встает с колен, прохаживается по комнате, подходит к окну. Он явно тянет время, долгим ожиданием приема давая понять пришедшему Авениру свою незначительность.
  Через какое-то время звонит в колокольчик слуге.
  Входит слуга.
  
  
  
   Самуил:
  
  Пусть Авенир войдет.
  
  
   Слуга:
  
   Уже он входит.
  
  Слуга, склонившись, уходит за Авениром.
  Входит Авенир.
  
  
   Авенир:
  
  Мир от Всевышнего вовек тебе,
   Пророк!
  
  
   Самуил:
  
  И тот же мир тебе,
   слуга Саула!
  Что привело ко мне такого гостя -
  по положению высокого настолько,
  что он самим царем зовется дядей?
  
  
   Авенир
  (делает вид, что не слышит сарказма в словах Самуила):
  
  Пришел к тебе я за советом, Самуил.
  
  
  
   Самуил:
  
  Я не силен в ведении войны,
  чтоб дать совет достойный полководцу. -
  На то есть царь.
   Он,
   верь мне,
   хоть и молод,
  но более, чем зрел давать советы
  не только по ведению сраженья,
  но даже по свершенью приношений
  Всевышнему. -
   (И даже без меня).
  А я теперь,
   считай,
   почти никто, -
  так,
   пыль на пыли,
   или что-то вроде.
  Вот это мой и есть тебе совет -
  ищи совета у Саула в доме.
  А лучше -
   так и прямо у него.
  
  
  Авенир, склонив голову, почтительно молчит.
  
  
   Самуил:
  
  Я все сказал, и больше не держу
  тебя нисколько...
   Что же ты молчишь?
  Ведь, ты,
   я знаю,
   тоже из речистых,
  и дальновидных,
   и совет давать умелых?
  Кто надоумил тебя думать обо мне,
  как о пророке, столько недостойно,
  раз,
   видно,
   ты решил, что я не знаю
  о том,
   что ни другой иной,
   а ты -
  поправь меня, коль буду я неправым -
  давал царю совет о совершеньи
  того Богопротивного деянья? -
  Я говорю о приношеньи жертвы
  пред боем,
   когда вместе вы сумели
  прекрасно обойтись и без меня.
  
  
  Авенир, не понимая, откуда Самуил знает то, что было известно только ему и Саулу, хочет возразить. Но, поняв бессмысленность возражать пророку Господа, еще ниже склоняет голову.
  
  
   Авенир:
  
  Виновен я, пророк, перед тобой...
  
   Самуил:
  
  Да кто я есть? -
   Винись теперь пред Богом!
  
  
   Авенир:
  
  Царь был так нерешителен...
  
  
   Самуил:
  
   ...А рядом,
  почти дыша в лицо дыханьем смерти,
  все множилась армада филистимлян,
  и были все они настолько близко...
  и выглядели так непобедимо...
  Ты это мне хотел сказать? -
   Не надо
  искать для трусости достойных оправданий.
  К тому же,
   не за этим ты пришел,
  чтоб оправдаться
   и просить прощенья...
  
  
   Авенир:
  
  Как не за этим?..
  
   Самуил:
  
  Быть может,
   рассказать тебе,
   зачем?
   Ведь я все знаю.
   Более того,
  я знал о цели твоего визита даже раньше,
  чем сам о ней ты от себя узнал.
  
  
   Авенир
   (удивленно, и с некоторой опаской):
  
  Ты знаешь??
  
  
   Самуил:
  
  
  Сказал ведь:
   'Даже более того'.
  Не только знаю,
   но еще готов на помощь.
  
  
  Авенир смотрит на Самуила с недоверием и опаской.
  
  
   Самуил:
  
  Ты все решаешь про себя -
   насколько этот
  старик передо мной в своем уме?
  Не путает ли что?
   А,
   может,
   бредит?
  -Не брежу.
   -И не путаю.
   -В уме.
  А, впрочем,
   не имея доказательств
  всему тому,
   я просто назову
  тебе сейчас цель твоего визита.
  
  
   Авенир:
  
   Нет!..
  Не надо.
  
  
   Самуил:
  
  И,
   тем не менее,
   я все-таки скажу:
  Ты недоволен поведением Саула.
  
  Авенир молчит.
  
  
   Самуил:
  
  Он нерешителен.
   - Ты сам сейчас сказал.
  
  
  Авенир молчит.
  
  
   Самуил:
  
  К тому же,
   черезмерно молод.
  Во всяком случае,
   он молод для царя,
  не так ли? -
   Так, конечно -
   слишком молод
  Я все еще ни в слове не ошибся?
  
  
  Авенир молчит.
  
  
   Самуил:
  
  Продолжим перечень:
   Не нравится тебе,
  что должен ты испрашивать совета
  его.
   К тому же,
   очень часто в том,
  что самому тебе доподлинно известно
  и без его пастушьего ума.
  Раз ты молчишь, то,
   значит,
   не ошибся
  я до сих пор в своих перечисленьях.
  
  
  Авенир молчит.
  
  
   Самуил:
  
  Но это все такая ерунда:
  Его незрелость,
   нерешительность
   и глупость...
  Когда бы только в этом быть причине,
  ты не унизился бы нынешним визитом,
  а сделал сам все -
   рано или поздно -
  что примирило бы тебя с царем Саулом.
  В другом причина главная -
   на троне,
  где ныне царь,
   там должен править ты.
  И вот теперь,
   ответь мне,
   царев дядя, -
  я все сказал?
   Ничто не упустил?
  
  
  Авенир молчит.
  
  
   Самуил:
  
  
  Ты с самого начала был противник
  Саула помазания на царство.
  Потом смирился,
   а, вернее,
   просто выждать
  решил прихода нужного момента.
  Иль я не прав?..
  Молчишь?..
  Что ж, значит, прав...
  
  
  Авенир молчит. Но теперь уже смотрит на Самуила не с опаской, а с интересом.
  
   Самуил:
  
  Ко мне же ты явился потому,
  что безошибочно увидел отраженье
  своих претензий и в моем лице.
  Ну,
   кроме,
   разве,
   главного -
   о троне.
  И оказался прав -
   я - твой союзник,
  отныне
   и до исполненья общей цели.
  Теперь скажи -
   я в чем-нибудь ошибся?
  
  
   Авенир:
  
  Ни в чем, пророк.
   Все верно.
  
   Самуил:
  
   А раз верно,
  то выслушай,
   что я тебе скажу:
  
  Мы оба видим -
   Саул слишком слаб
   и нерешителен,
   чтоб продолжать свое правленье.
  И в этом было б только пол-беды.
  Беда в другом -
   в его стремленьи всех уверить,
  всем доказать,
   что не было ошибки
  в его предназначении на царство.
  И потому,
   теперь он из всех сил
  стремится править сам,
   отвергши Бога -
  Всевластного, Единого,
   Который
  с небес назначил для него его планиду,
  доказывая прочим и себе -
  и видим оба: -
   более, чем тщетно -
  что он достоин, мудр, и что всесилен...
  А этого я допустить уже не вправе.
  
  И потому, сегодня -
   ты и я,
  хоть по причинам и разноименным,
  хотим Саула заменить на троне.
  Я -
   для того, чтобы вернуть Израиль
  под руководство Господа,
   а ты -
  чтоб самому занять святое место.
  Вот для того ты и пришел сюда сегодня -
  предать и свергнуть с трона пастушонка.
  ...Но есть помеха.
   Пояснить какая?
  
  
  Авенир выжидательно смотрит на Самуила.
  
   Самуил
   (продолжает):
  
  Ты знаешь,
   что свержением Саула
  ты лишь приблизишь исполненье цели.
  Но полному той цели достиженью
  мешают сыновья царя,
   точнее -
  лишь старший его сын -
   Ионафан.
  Все это значит,
   что мишеней вдвое больше
  встает перед тобой для пораженья:
  Одна - Саул,
   другая -
   сын-наследник.
  
  
   Авенир:
  
  Все,
   говоримое тобою,
   Самуил,
  лишь лишний раз являет твою мудрость.
  
  
   Самуил:
  
  Так значит, применим ее для дела.
  Заставь Саула накануне дня сраженья
  издать неукоснительный приказ.
  Его же содержанье таково:
  В теченье дня грядущего сраженья,
  с утра и до полнейшего захода,
  никто
   под страхом смерти
   съесть не должен
  ни крошки пищи,
   не испить глотка воды.
  
  
   Авенир:
  
  Я не настолько мудр, как ты,
   Пророк,
  и потому,
   прости,
   не понимаю -
  зачем такой бессмысленный приказ
  издать ты требуешь перед началом боя?
  
  
   Самуил:
  
  Раз ты приказ не понял,
   то и Саул
  его понять не должен.
   Это значит,
  суть хитрости моей
   (с твоей подмогой)
  должна в предельной тайне сохраниться.
  Царю же ты предложишь поясненье:
  мол,
   на пустой желудок больше шансов
  соладту выжить,
   будучи пронзенным
  в живот копьем...
   и что-нибудь добавишь
  в пример,
   чтоб царь не выразил сомненья
  в приказа нужности
   и времени введенья.
  
  
   Авенир:
  
  Не сомневайся,
   я найду для убежденья
  слова Саулу,
   чтоб издать такой приказ...
  Но, только мне скажи -
   ужели только
  из-за боязни поражения в живот
  ты требуешь издания приказа?
  
  
   Самуил:
  
  Вопрос твой говорит о том,
   что мысли
  твои идут по верным переулкам...
  Тогда, и ты скажи мне -
   ты уверен,
  что трона вес тебе нести по силам?
  
  
  Авенир не отвечает
  
  
  Самуил: Приказ этот должен быть доведен до всех..., кроме Ионафана.
  
  Авенир: Теперь я все понял, Самуил.
  
  Самуил: Ну, а раз понял, значит, ступай! Поздно, я устал.
  
  
  Авенир уходит.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
  
  Военный лагерь.
   Видно, что идет приготовление к сражению. Издали, но отчетливо звучит чтение приказа, и особенно отчетливо слышатся слова:
   'В течение всего дня сражения до захода солнца ни один воин-израильтянин под страхом смерти не имеет права употребить какую-либо пищу!'
  Саул и Авенир.
  
   Саул
   (задумчиво):
  
  И все же,
   более, чем странно
   накануне
  сраженья
   издавать такой приказ.
  
  
   Авенир:
  
  С какого времени,
   Саул,
   тебя волнует,
  насколько странным твой покажется приказ
  кому-то,
   кто не знает бремя трона?
  Достаточно понять им всем одно -
  приказом ты печешься о народе,
  о тех,
   кого отправишь завтра в бой.
  
  
   Саул:
  
  Наверное,
   все так оно и есть.
  Но как сражаться на пустой желудок?
  
  
   Авенир:
  
  Зато,
   представь,
   как радостно вдвойне
  солдатам по свершении победы
  заполнить чрева сладостным вином,
  и с доброй пищей позабыть про жизни беды.
  Таким приказом,
   царь,
   скрепив его печатью,
  ты только лишний раз всем доказал,
  что ты -
   отец Израилю
   и войску.
  
  
  Саул смотрит на Авенира с иронией и ничего не отвечает.
  
  
  Авенир: Ты ведь позаботился о том, чтобы приказ довели до дальних отрядов?
  
  Саул не отвечает, а только молча смотрит в глаза Авениру.
  
  Авенир: Что ж, царь, тогда да благославит нас Господь на бой!
  
  Гаснет свет, слышны звуки боя, военные восклицания, стоны раненных, крики убитых.
  Тробоскопические вспышки света выхватывают сцены боя. Неясные крики постепенно переходят в победные возгласы. И вот уже все яснее слышится слово 'Победа!', 'Победа!'.
  Постепенно, с появлением света на сцене, начинают прорисовываться сначала отдельные фигуры воинов, затем и все войско. Солдаты окровавлены и разгорячены. Кто-то из них хромает, опираясь на свои копья, кого-то, обессиленного, ведут друзья. Но во всем чувствуется триумф. В центре победителей - Саул. Он счастлив и горд. Рядом с царем, но чуть сзади - Авенир. Его лицо тоже выражает радость по поводу победы. Но видно, что он кого-то ищет глазами.
  Вполне различимо для зрителя через ликующую толпу к Авениру приближается человек. Он пристраивается к шагу Авенира, и, идя рядом, видно, как что-то говорит ему . Лицо Авенира озаряет внезапная вспышка торжества, которуе тут же сменяет выражение крайней озабоченности. В это время свет на сцене становится как бы скрывающимся за темной облачностью. Авенир приближается к Саулу.
  
  
   Авенир:
  
  Саул!
   Саул!
  
   Саул
  (с некоторым беспокойством, видя озабоченное выражение лица своего дяди):
  
   Зачем кричишь ты?
  
  
   Авенир
   (указывая головой на потемневшее небо):
  
  Небо!
  
   Саул:
  
   Что небо?
  
   Авенир:
  
  Небо!
   Видишь??
  
  Саул смотрит на небо. Потом с испугом переводит взгляд на Авенира, затем снова на небо. Свет на сцене начинает разноцветно менять цвета. Причем, цвета все больше тревожных тонов.
  
  
   Саул:
  
  И правда...
   Что это?!
   Ответь мне, Авенир! !
  На небе,
   как-то странно вокруг солнца,
  образовался некий нимб...
  И цветом
   сверкает он настолько необычным,
  что поневоле проникает ужас
  куда-то в душу...
   Дай мне объясненье!
  
  
   Авенир:
  
  За объясненьем сновидений и знамений
  обычно обращаются к другому,
  а не ко мне...
   Но я посмею тоже
  на этот раз озвучить мысль свою:
  Ты завтра собираешься войти,
  преследуя врагов для добиванья,
  в их землю филистимскую...
   Так вот -
  не делай этого,
   поскольку...
  
  (снова указывает рукой на небо):
  
   ... все вот это -
  знамение от Господа,
   и Он,
  как я сужу из этого знаменья,
  во гневе...
  
  
   Саул:
  
   'Во гневе',
   говоришь?
  Но почему?
  
  
   Авенир:
  
   Я полагаю,
   кто-то согрешил
  сегодня из плеяды победивших,
  указ нарушив Божьего посланца.
  
  
   Саул:
  
  Кого имел в виду ты под посланцем?.. -
  Меня иль Самуила?
  
  
   Авенир
   (в недоумении):
  
   Самуила??
   Помилуй,
   царь!
   При чем тут Самуил?!
  
  
   Саул
   (Авениру, в бешенстве):
  
  Тогда сейчас же проведи дознанье,
  узнай виновного в грехе
   и доложи
  о нем мне тотчас же!
  
   (сначала очень тихо, затем возвышая голос почти до громового, обращается к затихшему войску):
  
   И видит Небо:
  кто б он только ни был -
  пусть сам я,
   пусть мой сын Ионафан -
  сегодня же он будет предан смерти!
  
  
  К Авениру снова подходит тот, кто принес дурную весть, и что-то тихо, но заметно для всех, говорит ему возле уха.
  
  
  
   Авенир
  (обращается к принесшему ему весть):
  
  Ты точно в том уверен, что сказал?
  
  
   Принесший весть:
  
  Да,
   Авенир,
   я видел это сам.
  
  
   Саул
   (Авениру с беспокойством):
  
  Что говорит он?
  
  
  Авенир явно в замешательстве, он не знает, как сказать царю то, что узнал только что.
  
   Саул:
  
   Ну же!
   Не молчи!
  
  
   Авенир:
  
  ...Он говорит,
   что,
   к сожаленью, правым
  ты был сейчас в своем предположеньи,
  когда в грехе -
   причем, совсем случайно -
  предположил вину Ионафана.
  
  
   Саул
   (принесшему весть после некоторого молчания):
  
   Как это было?
  
  
   Принесший весть:
  
  Отряд Ионафана,
   через лес
  противника преследуя скопленье,
  наткнулся на гнездовье диких пчел...
  А там, где пчелы, там,
   известно -
   мёд...
  
  
   Саул:
  
  Ну,
   дальше!
   Поскорее!
   Говори!
  Он ел его иль нет?..
   Так ел иль нет?!!
  
  
   Принесший весть:
  
  Отряд Ионафана храбро бился
  весь день с врагами...
  
  
   Саул:
  
   Да пусть лопнут все враги!!!
  При чем враги?!
   Он ел или не ел?!!
  
   Принесший весть:
  
  Да, царь,
   он ел.
  
  
   Саул
   (обращаясь к Авениру):
  
   Сюда Ионафана!
  
  Авенир: Слушаюсь, мой царь. (Обращается к своим воинам): Приведите к царю Ионафана!
  
   Те удаляются, и вскоре приводят Ионафана.
  
  Саул (Авениру): Заберите у Ионафана его меч! Он арестован!
  
  Авенир (Ионафану): Дай свой меч, Ионафан!
  
   Но когда Авенир со своими слугами потребовал у Ионафана его меч, вся гвардия обступила Ионафана и не позволила Авениру арестовать своего любимого военачальника.
   В окружении своей гвардии Ионафан сам подошел к отцу.
  
   Саул
   (Ионафану грозно):
  
  
  Ионафан,
   ты можешь рассказать,
  случилось как,
   что,
   мой презрев указ,
  не убоявшись даже страха смерти,
  вкушал ты пищу ? -
   Чего делать был не должен.
  
  
   Ионафан:
  
  Всего и сделал я худого,
   что отведал,
  от боя утомившись и погони,
  немного меду.
   Это ль прегрешенье,
  достойное наказанным быть смертью?
  Раз так,
   то я готов идти на плаху,
  но только перед смертью я клянусь -
  никто в моем отряде о приказе
  таком не слышал...
  
  
   Саул
   (Авениру):
  
   Кто принес приказ
  в отряд Ионафана?
  
  
   Авенир:
  
   Царь,
   с приказом
  в отряд Ионафана послан Миха
  был своевременно...
   Но он достоин веры
  твоей
   в том, что приказ доставлен точно.
  
  
   Саул
   (в сторону):
  
  Найдите Миху,
   и немедленно сюда!
  
   Но через несколько минут посланные на поиски Михи возвратились и доложили царю:
  
  'Миха сегодня был убит в бою'.
  
  
   Саул:
  
  И,
   тем не менее,
   мой сын Ионафан,
  приказ царя -
   не повод к обсужденью!
  Ты должен умереть за ослушанье!
  
  
  Но тут за Ионафана вступились не только воины его отряда, но и все войско.
  Из войска выходит могучий, убеленный сединами воин.
  
  Воин: Царь! Ионафану ли умереть? - Тому, который доставил столь великое спасение Израилю?
  
  Саул: Ты же слышал - он нарушил приказ.
  
  Воин: Да не будет этого, Саул! Жив Господь: и волос не упадет с головы его; ибо с Богом он действовал ныне.
  
   И Саул вынужден был уступить единодушному требованию армии.
   Он смотрит, молчит, потом разворачивается и уходит со сцены.
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
  
   В доме Саула.
  Саул и его жена Ахиноамь.
  
  
   Ахиноамь
   (Саулу):
  
  Скажи мне,
   царь,
   что думаешь теперь
  ты о грядущих намерениях Пророка?
  
  
   Саул:
  
  Подвластны те намеренья немногим.
  я -
   не из их числа.
   Но я бы отдал
  немало из того,
   чем я владею
  за то,
   чтоб их хотя бы половину
  узнать.
   Но, понимаю, что, увы... -
   желанье тщетно.
  Пророк умен, как змий.
  Но более ума -
   в его коварстве
  я вижу для себя объект угрозы.
  И качеству тому -
   я о коварстве -
  достойное явил он подтвержденье
  приказом,
   что подсунул Авенир
  для утвержденья мне пред прошлым боем.
  Я сразу не почувствовал подвоха -
  верней,
   почувствовал, -
   но не придал тому значенья.
  Сомнение тогда чуть шевельнулось
  в моей душе по поводу приказа,
  но время выходило из границ
  возможных проволочек,
   и тогда,
  оставив углубляться в суть приказа,
  его я утвердил,
   о чем жалею
  по эту пору,
   так как Самуил -
  а нет сомненья -
   он незримой тенью
  стоял за сочинением приказа -
  как белку изловил меня в тенета.
  
  
   Ахиноамь:
  
  А я добавлю:
   зная Авенира,
  осмелюсь за тебя предположить,
  что и его не заподозришь в непричастьи.
  Поверь мне,
   это он твоей рукою -
  ведь ты рукой подписывал приказ -
  задумал умертвить Ионафана,
  поскольку знал заранее -
   кому
  приказ посыльный донести, увы, не сможет.
  Не странно ли теперь -
   в лучах рассказа
  о соглашении пророка с Авениром -
  не удивиться,
   как удачно этот Миха
  подставил грудь под пики филистимлян?
  
  
   Саул:
  
  Пророк наш к отступленью не привычен.
  Но,
   думаю,
   теперь ему на время
  прийдется затаиться.
  И то время
   употребить на дело по сверженью
  меня с престола.
   Не могу я только
  понять его.
   Зачем он так упорно
  к тому стремится,
   если сам когда-то
  меня на этот трон помазал тайно?
  
  
   Ахиноамь:
  
  Ты роль свою исполнил в том спектакле,
  который Самуил же и придумал.
  Настало,
   видно,
   время для другого
  на сцену выходить царем Израиля.
  (И думаю,
   опять во мраке тайны).
  Победа над войсками филистимлян
  дала тебе немалое величие
  в Израиле.
   К тому же присмирели
  с твоим авторитетом и соседи.
  Слепой увидит,
   что создал ты войско,
  достойное быть армией Израиля.
  (Замечу я,
   что мне
   куда, как меньше,
  ты даруешь внимания, чем войску).
  Из робкого -
   почти что из мальчонки -
  ты стал царем по воле провиденья,
  а также -
   нам незримых обстоятельств.
  Теперь ты -
   царь
   во всем значеньи слова,
  всевластный и всемудрый повелитель,
  с которым не считаться невозможно
  не только челяди дворца,
   но и соседям.
  Что ж непонятного теперь,
   что Самуил,
  который,
   несомненно,
   был уверен
  в его всегдашней власти над тобою,
  теперь всей силой своего влиянья
  пытается вернуть тебя на сворку,
  власть над которой держит он рукою?
  Есть путь другой -
   лишение престола
  того,
   кого на цепь уже не втащишь.
  Сумела я ответить на вопросы -
  зачем нужны пророку эти козни?
  Теперь,
   Саул,
   осталось сделать вывод,
  и он таков -
   к коварству будь готовым
  еще ты большему,
   чем видишь это ныне,
  поскольку враг твой вовсе не исчезнет,
  а станет лишь коварней и мудрее,
  и -
   что куда опасней -
   осторожней.
  
  
  В этой части сцены происходит некоторое затемнение, и голоса становятся не слышны, только видны жесты, которыми сопровождают свой разговор Саул и его жена.
  Свет высвечивает другой конец сцены. Там Самуил, Виладад, Елифаз, Елиуй.
  
  
   Вилдад
   (Самуилу):
  
  И снова план твой потерпел фиаско.
  Не думал ты -
   а, может быть, для Бога
  иметь в царях Израиля Саула
  нужнее,
   чем кого-нибудь другого?
  
  
   Самуил:
  
  Израилю не может быть потребен
  кто не радеет о его спасеньи.
  
  
   Елиуй:
  
  К чему стремишься,
   Самуил,
   ты так упорно?
  Какую ищешь выгоду,
   пытаясь
  сразить того,
   которого когда-то
  ты сам помазал быть царем Израиля?
  Величие Саула очевидно -
  он -
   лидер,
   как и ты,
   и разве мудро
  теперь тебе бороться против воли
  Того,
   Кто в одно время свел вас вместе
  на поприще служения Израилю?
  Похожи вы,
   пророк,
   с царем Саулом
  во многом,
   но в одном,
   пожалуй,
   больше,
  чем в чём другом -
   обоим вам в могилу
  пойти желанней,
   чем на униженье.
  
  
   Самуил:
  
  И все ж,
   во имя Господа благого
  я с радостью пойду на униженье.
  И жду того же ради Израиля -
   а, значит, Бога -
  я и от Саула.
  Но царь на это,
   прав ты,
   не способен -
  но не из гордости,
   а лишь из маловерья.
  О выгоде спросил меня сейчас ты...
  А я отвечу -
   в большем заблужденьи,
  чем в той борьбе узреть желанье выгод,
  не мог ты оказаться...
   Да,
   конечно,
  в моих шагах есть личные мотивы,
  но не они владеют мной в стремленьи
  сместить Саула с трона Израиля...
  И,
   может,
   жаль,
   что нет для нас с Саулом
  сегодня места на одной и той же сцене -
  Кому-то
   неминуемо
   другому
  прийдется уступить на сцене место.
  
  
   Елифаз:
  
  Кто бы ни стал
   тем кем-то
   иль другим,
  но след оставить суждено обоим...
  
  
   Самуил:
  
  Все это,
   Елифаз -
   одни слова,
  слова же -
   только громкие дыханья.
  Хотя,
   возможно,
   в чем-то ты и прав,
  ведь что,
   помимо слов,
   от нас пребудет
  под плитами столетий? -
   Вряд ли больше,
  чем два-три слова,
   когда все единым
  мы станем удобрением из праха.
  Пророк ли,
   царь -
   им всем без исключенья
  конец предуготован столь почетный,
  как стать ничем...
   И что тогда столетьям,
  что некий след оставили когда-то
  на чем-то там
   пророк с царем Саулом?
  А вот слова,
   что были, мол, такие,:
  возможно проживут лет на пять дольше.
  Да,
   Елифаз,
   скорей всего, ты прав.
  Но это будет после,
   а сегодня,
  забыв о будущей карьере удобрений,
  я вспомню,
   что призвал меня Господь
  исполнить миссию,
   которой на сегодня
  важнее нет.
  Для этого Он дал
   великий дар мне -
  видеть ход движений
   ближайших лет
  и всех судьбы движений
  Я вижу все,
   что происходит в землях,
  а также то,
   что дальше -
   за пределом.
  Из видимого делаю я вывод -
  Израиль стал не тем,
   чем был доселе:
  Он прочно укрепил свои границы,
  разбил иль усмирил своих соседей,
  и в этом не увидеть роли Саула
  я не могу -
   она столь очевидна!
  Но также не могу я не увидеть,
  что царь в своем запале на исходе,
  его потенциал почти исчерпан,
  и роль свою,
   как царь,
  уже свершил он...
   практически до капли,
   без остатка
  .Да,
   с ним Израиль стал силен до мощи,
  и это усиленье так удачно
  совпало с тем периодом упадка,
  что претерпел Египет с Ассирией.
  Припомни,
   как величием блистали
  две эти сверхмогучие державы,
  и сами как господствовали в землях,
  где проживали слабые евреи.
  Но и они пред временем бессильны,
  как видим мы с тобою,
   оказались,
  и после мощи их сменил упадок... -
  История лишь выдохнула воздух...
  Но время выдоха не может длиться вечно,
  идет на смену снова время вдоха,
  и снова лишь слепому не доступно
  увидеть признаки рождения величья:
  на севере с востоком -
   Вавилона,
  Египта пробуждение -
   на юге.
  Нельзя забыть нам и об Ассирии -
  где тоже,
   будто рак,
   опасность зреет.
  Рост мощи государства Израиля,
  накопленные вместе с ней богатства
  не могут не родить в соседях зависть,
  и, значит,
   что вот-вот наступит время,
  когда для сохранения Израиля
  уже не нужно будет царство
   воина -
  потребуется царство
   дипломата.
  Саул же -
   воин.
   Вот вам и причина
  того,
   что я хочу его смещенья.
  
  
   (На какое-то время замолкает, потом (продолжает):
  
  Ну,
   и потом,
   Саул наш -
   изначально
  мне это было видно -
   не стремится
  каким-то сверхусердным поклоненьем
  или молитвой преуспеть в служеньи Богу.
  А это значит -
   только уже этим
  не может он устраивать Пророка.
  Но,
   если раньше,
   даже маловерный,
  Саул был нужен для осуществленья
  отведенной ему от Бога роли,
  теперь он эту роль сыграл,
   и должен
  свой трон и царство уступить царю другому...
  
  
   Софар:
  
  Другому?
   И кому?
   Уже ты знаешь?
  
  
   Саумуил:
  
  Да,
   знаю.
  
  
   Елиуй:
  
   И кому же?
  
  
   Самуил:
  
  Я много времени отдал для наблюденья
  за сыновьями некоего Иессея...
  Хоть,
   впрочем,
   слово 'некий'
   неуместно,
  он родственник мой -
   уж не помню точно,
  по чьей из линий,
   и насколько дальний.
  
   Вилдад:
  
  Но,
   Самуил,
   а царская династия? -
  Она-то как?!
   Не сможешь ты без боя
  так просто обойти сынов Саула.
  
  
  
   Самуил:
  
  Я справлюсь с Божьей помощью с проблемой,
  поскольку не рожден непобедимый.
  Но знаю точно,
   что из отпрысков Саула
  для трона не годится ни единый.
  
  
   Елиуй:
  
  Но ты отвлекся.
   Речь шла об Иессее.
  
  
   Самуил:
  
  Среди восьми потомков Иессея
  меня интересует самый младший.
  
  
   Софар:
  
  Давид?
   Ведь он,
   по-моему,
   младше прочих?
  
  
   Самуил:
  
  Да, младше.
   Но у нас еще есть время
  из отрока слепить кого угодно -
  и даже юношу,
   способного на царство.
  Признаюсь вам -
   не так давно
   я тайно
  Иессея посетил,
   и при немногих
  свидетелях
   Давида я на царство
  уже помазал...
  
  
   Елифаз:
  
   Слушай,
   Самуил!
  Сейчас сказал ты,
  что Давид твой -
   самый младший
   из восьмерых...
  Но сыновей Иессея семь...
  Не восемь...
  
  
   Самуил
   (несколько в заминке):
  
   Да,
   для многих только семь.
  И так же будет сказано во свитках
  Израилевых летописей. -
   Сам
  о том я позабочусь,
   и проверю,
  и выделю курсивом эти семь.
  
  
  Елиуй: Ты хочешь запутать потомков, чтобы впоследствии они говорили, что летописи Израилевы донесли до них неточные сведения?
  
   Самуил: Не во всех летописях будет написано о семи сыновьях, напишут и такие книги, где все будет так, как есть на самом деле, и из них потомки узнают, что сыновей у Иессея было восемь. Но такие летописи будут доступны не политикам, а богословам.
  
  В этом месте мы перестаем слышать голоса говорящих. Звучит фоновая музыка, и мы видим только жесты, сопровождающие разговор. На этом фоне звучит голос летописца.
  
  
   Голос летописца:
  
  Здесь необходимо указать на одну важную историческую деталь (практически почти не исследованную ни богословами, ни историками). Деталь, которая позволяет в будущем дать удовлетворительное объяснение непонятному поведению Саула и его ближайшего окружения, когда никто из них не узнает в Давиде, готовом сразиться с Голиафом, того Давида, который несколько лет до этого услаждал музыкой слух Саула и даже был его оруженосцем.
  Действительно, в библейских текстах (сравните 1 книгу 'Царств', главу 16, стихи 10 -11 и 1 книгу 'Паралипоменон', главу 2, стихи с13 по 15) есть расхождение: автор книги 'Царств' говорит о восьми сыновьях Иессея, а автор 'Паралипоменона' - о семи. По своему характеру книги 'Царств' - типичная летопись, в то время, как книги 'Паралипоменон' - богословские сочинения, призванные обосновать богоизбранность династии царя Давида. Все то, что не могло способствовать обоснованию этого тезиса, автором 'Паралипоменона' чаще всего не упоминалось. Поэтому есть основание испытывать большее доверие к историческим фактам, описываемым автором книг 'Царств'. И, потому, наверное, сведения о восьми сыновьях Иессея представляют большую ценность для нас - потомков.
  
   Из всего сказанного можно допустить следующий вывод:
  
  Пророк Самуил помазал самого младшего из братьев, т.е. восьмого - Давида.
   Но, боясь за судьбу своего помазанника, Самуил, вероятно, посоветовал Иессею под именем Давида послать во дворец Саула (когда это потребовалось) другого своего сына.
   Именно этот, по нашему мнению - назовем его лже-Давид - и был тем гусляром, который какое-то время пребывал у Саула и даже получил от него титул оруженосца.
   Давид же, который сражался с Голиафом, и был истинным помазанником Самуила.
  
  
  Снова высвечивается та часть сцены, где Саул беседует с женой. Но в одежде персонажей и прическе Ахиноамь есть некоторые изменения, что говорит о том, что диалог происходит уже в другое время.
  
  
   Ахиноамь:
  
  Возможно,
   из всей массы поворотов
   событий,
  этот -
   лучший для Саула:
  Неопытный и молодой пророк
   на месте
  владеющего тайной помазанья
   пророка Самуила.
  Есть ли что-то,
   способное быть лучшим для Саула?
  
  
   Саул
   (задумчиво, как бы находя тайный подвох в сведениях о молодом пророке):
  
  
  Да,
   о таком подарке провиденья
  еше вчера не мог я и помыслить.
  
  И снова в этом месте сцена затемняется, а внимание переходит к тому месту сцены, где мы видим Самуила и ангелов.
  
  
   Софар
   (Елифазу и другим ангелам):
  
  Но разве в родословии Давида
  мы не находим даже большего изъяна,
  чем в родословных записях Саула?
  Четыре поколения всего лишь
  Давида разделяют с бабкой Руфью,
  которая была ...
  
  
   Елифаз
   (прерывая Софара и указывая жестом на Самуила):
  
  
   ...была, кем надо.
  Быть посланными Богом к Самуилу
  в советники -
   для нас большая слава,
  Поскольку дальновидностью с пророком
  сравниться не дано уму земному.
  
  Подобрав кандидатуру Давида на царский трон Израиля, Самуил теперь будет умышленно, до нужного ему времени, скрывать правду о его родословной. Ведь по закону Моисееву, Давид, действительно, еще меньше, чем Саул подходит в качестве царя Израиля: его бабка Руфь - моавитянка, и, стало быть, 'нечистокровность' Давида проявляется даже раньше, чем у Саула - уже в третьем поколении. Это будет крепкой уздой для Давида. Осталось только возвести на трон своего нового избранника.
  
  Самуил (зрителю было непонятно, слышал ли он до этого речи ангелов. Теперь нам становится ясно, что слышал): И вы должны мне в этом помочь. Сделать это надо непременно под видом прямого указания Господа.
  Саул пока при власти и в большом авторитете у народа. Необходимо поколебать этот авторитет.
  
  Ииуй: Да , предыдущие твои попытки успеха не принесли...
  
  Самуил: Значит настало время очередной попытки.
  Саулу, кажется, предстоит сражение с амаликитянами?..
  
   Свет гаснет.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  
  Самуил приходит в стан армии Саула.
   Царь, давно не видевший пророка, тепло и искренне приветствует его.
  
  
   Саул:
  
  Храни Господь тебя,
   всемудрый Самуил!
  
  
   Самуил:
  
  Ты мудрости исполнишь оду после.
  Пришел я за другим:
   - Господь когда-то
  послал меня помазать над народом
  Израиля
   в цари тебя,
   Саул.
  
  
  Саул склоняет голову в знак почтительного согласия.
  
  
   Самуил
   (продолжает):
  
  
  Ты знаешь -
   я исполнил волю точно
  в тот день,
   когда свершилось помазанье.
  И с той поры Господь водил в Израиле
  тебя царем,
   и возносил заслуги
  твои все выше -
   и не требовал оплаты
  с тебя за это -
   только поклоненья.
  Теперь настало время для возврата
  твоих долгов Ему.
   Услышь же, Саул, волю
  Того,
   пред Кем цари земные меньше,
  чем пустота,
   в которой кроме эха
  нет ничего.
  А воля такова:
   ты Амалика
  обязан исстребить с лица земного!
  Чем он владеет -
   все,
   от мала жо велика
  сотри и уничтожь.
   Не дай пощады
  врагу ни в чем.
   Раскинь свои тенета
  ему везде,
   где можно и не можно,
  И всем,
   туда попавшим,
   вырви сердце -
  от мужа - до жены
   и до младенца,
  от мула -
   до верблюда и осла -
  всех умертви!
   И места для пощады
  пусть не найдется в сердце у тебя!
  Твоя обязанность -
   стать Божьим наказаньем
  для Амалика,
   так как при Исходе
  праотцев из египетского рабства
  закрыл он путь народу Моисея .
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
  
  Торжество в армии Саула. Армия Саула разгромила амаликитян. Их царь Агаг был взят в плен. Авенир приводит царя Агага к Саулу. Агаг унижен и посрамлен. Он смиренно ждет решения своей судьбы.
  
  
   Авенир
   (Саулу):
  
  Что сделать с ним прикажешь,
   государь?
  
  
   Саул
   (с прищуром смотрит на Авенира. Ему явно не по душе в день всеобщего ликования и победы казнить Агага):
  
  
  А разве Самуил о том не ясно
  сказал -
   что нужно сделать с побежденным?
  
  
   Авенир:
  
  Тогда позволь,
   я сам и отрублю
  ему главу!
   Не каждый день лишаешь
   царя его верхушки венценосной.
  .
  
  
   Другой военачальник
  (как бы про себя, но Саулу и Авениру его явственно слышно):
  
  Жесток пророк...
  
  
   Третий военачальник
   (Саулу):
  
   ...Жесток и дальновиден.
  Казнь Агага
  в тот час же обречет на невозможность
  тебя,
   Саул,
   иметь среди царей
  тех государств,
   что окружают наш Израиль,
  союзников:
   - Узнав,
   что ты Агагу,
  а также всем плененным побежденным,
  срубаешь головы без видимой причины,
  соседи те с бесстрашьем обреченных
  возьмутся за мечи,
   чтоб защищаться .-
  Отчаян тот стократно,
   кто от плена
  не пестует надежд о снисхожденьи..
  
  
  Их слышит четвертый военачальник, который тоже включается в разговор.
  
   Четвертый военачальник:
  
  К тому же,
   царь,
   продолжив о лишеньях
  теченье мысли,
   от себя хочу добавить -
  лишит дипломатического хода
  такая казнь тебя.
   - Ход этот,
   может статься,
  помог бы при угрозе ассирийцев
  тебе достичь содружества с соседом.
  А напряженность с ним,
   в противном случае,
  обяжет беспобедно,
   бесконечно
  вести тебе с соседями баталии,
  со всеми,
   и,
   к несчастью,
   даже с теми,
  кто мог бы воевать с тобой в союзе.
  
  
   Авенир:
  
  Ты о каком мифическом союзе,
  а также о веденьи войн напару
  сейчас сказал нам?
   Разве царь возможет
  не жаждать войн с любым из тех соседей,
  который волей Бога не обрезан?
  Уж, лучше,
   царь,
   внимать советам женщин.
  Что ж до решения -
   вели казнить Агага!
  
  
   Первый военачальник
   (тихо, но все же так, что слышно зрителям):
  
  Такой советчик -
   рано или поздно -
  но приведет Саула на погибель.
  
  
  (Устремляет прямой взгляд на Саула):
  
  
  А, впрочем,
   что-то в сердце подсказало,
  что кто-то
   только этого и жаждет..
  
  
   Саул:
  
  О ком ты?
  
  
   Первый военачальник:
  
  
   Я о том,
   кто ради Бога
  прислал приказ казнить царя Агага,
  а вместе с ним и всех,
   тобой плененных.
  .
  
  
   Саул:
  
  Я все решил!
   Я жизнь дарю Агагу!
  И даже более -
   не только в руки смерти
  не стану предавать его,
   но даже
  в союз вступлю с ним
   иноверцев против.
  Еще
   приказываю я -
   скот амаликский
  весь сохранить -
   он нужен для народа
  
  
   Авенир:
  
  Но,
   царь мой!..
  
   Саул:
  
   Да -
   я царь!
  И значит воле
   моей покорны все без исключенья.
  Ты -
   в их числе.
  
  
  Начинается общее ликование по поводу победы, слышны здравицы в честь Саула. Через некоторое время на сцене появляется Самуил.
  
  
   Саул
  (увидев пророка, миролюбиво, но с некоторым ожиданием):
  
   А вот и Самуил!
  
  
   Самуил
   (грозно и даже насмешливо):
  
  
  Ума не много надо
   сделать вывод,
  что это -
   Самуил.
  Куда труднее
   понять сейчас,
   откуда эти звуки -
  баранов блеянье,
   мычание волов -
  доносятся до нас?
   Иль это ветер
  насмешливо напомнил мне,
   как пас
  стада овец когда-то царь Израилев?
  
  
   Саул
  (видя неподдельный гнев пророка, начинает оправдываться):
  
  
  Мы захватили скот у Амалика -
  породистый, хороший скот...
   и, знаешь,
  он мог бы стать для жертвоприношенья
  весьма пригодным...
   Все же остальное,
  как ты и приказал,
   мы исстребили.
  
  
   Самуил
   (не обращая внимание на такое объяснение, гневно продолжает):
  
  Не малым ли ты был в глазах народа,
  когда соделался главой колен Израиля?
  Ты помнишь этот день,
   Саул,
   в который
  ко мне забрел ты, шедши за ослами...
  
  
   Саул молчит.
  
  
   Самуил
   (продолжает):
  
  Тебя Господь послал, сказав:
   'Иди,
  и уничтожь все племя Амалика,
  и исстребляй его до самой той поры,
  пока последний не издаст пред смертью крика'.
  
  
   Саул:
  
  Все так, пророк.
  
  
   Самуил:
  
   Все так, пророк...
   Тогда
  зачем же ты отверг веленье Бога?!
  И жрать добычу,
   как голодный пес,
  ты стал до пресыщенья,
   до изжоги?
  
  
   Саул
   (Самуилу, униженно):
  
  Казалось мне,
   что тем служу я Богу,
  когда иду свершать Его веленья.
  Вот и сейчас -
   я захватил Агага,
  и вместе с ним повергнул Амалика.
  А скот я взял -
   так это ведь для жертвы,
  ужель мне это не простит Всевышний?
  
  
   Самуил:
  
  Неужто всесожжения и жертвы
  ты видишь столь же важными для Бога,
  как послушанье? -
   Нет,
   Саул,
  не может
  кровь жертвенных животных ни на йоту
  загладить пред Богом противленья.
  Грех ослушанья с идолопоклонством
  идут бок о бок в мерзости сравнимы.
  За то же,
   что отверг ты слово Бога,
  за то и Он отвергся от Саула,
  и царство,
   у тебя забрав,
   другому
  отдаст -
   и нет тому уж измененья.
  
  
  Униженный при всем народе царь-победитель покорно склоняет голову.
  
  
   Саул
   (тихо):
  
  Да,
   согрешил, пророк, я.
   Согрешил,
  что преступил веленье Всеблагого
  и слово от Него,
   когда послушал
  я глас народа,
   а не голос Бога.
  Сними с меня мой грех теперь,
  останься,
   не уходи,
   пойди со мной в Галгал,
  чтоб там в мольбе
   коленопреклониться
  в едином славословьи...
   Умолить
  Благого о прощении Саула...
  
  
   Самуил:
  
  
   Нет,
   пастух!
   Царя
  не будет больше с именем Саула
  в Израиле не ныне
   и не после...
  
  Самуил повернулся к Саулу спиной, чтобы уйти.
   Но Саул ухватился за край его одежды.
  
  
   Саул:
  
  Я согрешил,
   но ныне
   пред народом
  прошу тебя -
   почти меня, как должно
  царя почесть пред ликом Израиля!
  Воздай мне честь,
   как должно государю
  ее воздать...
   И снова умоляю
  тебя я на коленях, -
   воротись
  со мною
   и ко мне
   для поклоненья
  Единому Владыке мирозданья!
  
  
   Самуил:
  
  Саул!
   Напрасны эти тщеты пред народом. -
  не быть тебе царем,
   и не от них
  зависит изменение решений
  Всевышнего. -
   Ты грешен перед Богом.
  Не человек Он,
   чтоб менять решенья,
  раскаиваться в выборе,
   смотреть,
  насколько почитаем ты в народе. -
  Ведь Он зрит суть,
   а почести -
   лишь блеск,
  сияющий,
   порой,
   не по заслугам..
  
  
  Он отводит царя в сторону, и тихо, слышно только Саулу говорит:
  
  
  Но, впрочем, до тех пор, пока окружаюшие Израиль народы окончательно не усмирены, ты будешь оставаться царем.
  
  После этого он снова подходит вместе с Саулом к воинам.
  
  
   Самуил
  (приказным тоном, непосредственно обращаясь к воинам, минуя царя):
  
  Приведите ко мне Агага, царя Амаликского!
  
  
   Саул не посмел возразить пророку. А воины подчинились приказу Самуила.
   Подвели дрожащего Агага. Он надеялся на помилование, которое обещал ему царь Саул.
  
  
   Агаг
   (к Самуилу с надеждой и вопросом):
  
  Конечно, горечь смерти миновала?
  Саул мне в том поклялся,
   пожелав
  в союз вступить со мною!...
  
  
   Самуил
   (в ответ ему):
  
   Дальновидно,
  вы поступаете,
   решив соединить
  в союзе
   перед Небом
   беззаконья.
  Но не бывать тому союзу. -
   Как твой меч
  лишал израильтянок их потомства,
  так мать твоя меж женщин амаликских
  пусть также будет сына лишена!
  
  
   Берет меч у одного из стоявших рядом израильских воинов и собственноручно убивает Агага.
  После чего отдает окровавленный меч назад, отверачивается от Саула и уходит со сцены.
  
   Саул (Авениру): Пусть оповещают общий сбор. Я возвращаюсь в Гиву.
  
   Голос летописца за кадром:
   Это была последняя встреча Саула с Самуилом при их земной жизни. Больше они не встречались, хотя и продолжали неотрывно следить друг за другом.
  Но пока Самуил еще не был заинтересован в смерти правящего царя. Умный пророк понимал, что авторитет царя в народе пока очень высок. И насильственная смерть царя в это время сделала бы его навсегда мучеником и народным героем.
   В то время, когда избранник Самуила Давид был еще слишком юн, чтобы занять царский трон, главная задача пророка состояла в подрыве авторитета Саула среди народа, и потому в Израиле стал усиленно распространяться слух о тяжелой болезни царя, которая трактовалась, как кара Господа за неповиновение. Надо сказать, что эти слухи имели под собой некоторую почву.
   Слуги Саула, давно завербованные пророком, начали систематически подмешивать в пищу и вино, которые подавались царю, какое-то зелье. И вскоре царь заболел странной болезнью: у него начались внезапные приступы беспамятства, порой им овладевала беспричинная злоба. Во время такого приступа он мог, например, бросить в приближавшихся к нему людей копье, и мог убить любого, даже собственного сына.
  И тогда Пророк истолковал народу: 'Господь оставил Саула'.
  В это время один из слуг царя (из числа лазутчиков Самуила) посоветовал царю: 'Слышал я, что при приступах злобы хорошо действует музыка. Есть в твоем государстве, в доме Иессея, искусный гусляр по имени Давид'.
   И царь приказал привести к нему мальчика-гусляра.
   Приказание было быстро исполнено.
   Так во дворце Саула появился один из младших сыновей Иессея Вифлеемлянина, которого все звали Давидом.
   (На самом деле это, по нашим предположениям, и был тот лже-Давид, о котором мы говорили выше).
  
  
   ЗАНАВЕС
  
  
   АКТ 4
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
  
  В доме у Саула.
  Саул и его жена Ахиноамь.
  Голова Саула лежит на коленях жены. Ахиноамь гладит голову Саула, пытаясь унять его головную боль.
  
  
   Ахиноамь
  (звонит в колокольчик, вызывая слуг. Входит слуга):
  
  Велите пригласить нам музыканта!
  
   Слуга:
  
  Сейчас он будет.
  
   Уходит. Вскоре приводит мальчика с гуслям
  
   Музыкант явился!
  
  
   Ахиноамь:
  
  Сыграй царю так хорошо,
   как только можешь!
  
  Мальчик начинает играть, но его игра не очень хороша.
  
   Саул
   (музыканту):
  
  Довольно!
   Прочь пойди!
   И не являйся
  ко мне ты впредь под видом музыканта.
  Скажи,
   пусть позовут сюда Давида.
  Я лишь его псалтирь способен слушать -
  он ею мне излечивает раны
  души и тела.
  
  Мальчик уходит.
  Вскоре приходит слуга. Он припадает к лежанке, на которой находятся Сацл и Ахиноамь.
  
   Слуга:
  
   Нет Давида,
   царь мой!
  Не гневайся,
   но слуги сбились с ног,
  Его разыскивая.
   Он исчез куда-то!
  
  
  
   Ахиноамь:
  
  Что значит
   'он исчез'?
   Так разыщите!
  Знать не хочу я ваших объяснений!
  Пойдите и найдите, коль исчез!
  Его зовут к царю,
   а не к прислуге!
  
  
   Слуга:
  
  В том все и дело,
   что тому уже пять дней,
  как он куда-то делся.
   Где уж только
  мы не пытались отрока искать -
  все понапрасну!
   Словно провалился
  сквозь землю
   этот отпрыск Иессея!
  
  
   Саул:
  
  Ты хоть немного думаешь,
   иль нет,
  что
   и кому
   в глаза ты заявляешь?
  Царь требует -
   всего-то -
   музыканта,
  ему же говорят -
   такого нет!
  Да знаешь ли,
   что нет того такого,
  что по велению царя,
   и в тот же миг,
  доставлено не должно быть немедля.
  Одна причина -
   'Этого в природе
   не может быть',
  и,
   стало быть,
   нельзя,
  с такой причиной согласуясь,
   и доставить.
  Что ж до Давида
   - я тому свидетель -
  в природе есть он
   (иль,
   по крайней мере,
   был).
  Ты понял суть? -
   Не выполнишь желанье
  царя -
   то знай наверно -
   завершил
  ты с жизни временем
   последнее свиданье.
  
  
   Слуга:
  
  Уже искали в доме Иессея,
  откуда он три месяца назад
  сюда был приведен -
   и там все тщетно!
  Мы делаем
   что только в наших силах..
  Поверь, Саул!
  
   Саул:
  
   Так делайте, что свыше
  всех ваших сил! -
   Мое какое дело?
  Он хорошо играл на гуслях и псалтири,
  и мне благоприятно было слушать
  его под час душевного расстройства...
  А, впрочем,
   для кого я исчисляю
  причины,
   по которым должен быть
  Давид сюда доставлен?
   - И немедля!
  
  
   Ахиноамь:
  
  Отвечу,
   хочешь,
   почему Давид исчез?
  
  
   Саул:
  
  Ты знаешь это?
   - Вот уж удивленье!
  И почему же?
  
  
   Ахиноамь:
  
   До него дошло -
  и в том ни мало я не сомневаюсь -
  что ты узнал о том,
   что Самуил
  помазал его стать другим пророком.
  Он испугался -
   вдруг ты заподозришь
  его в измене...
  
  
   Саул:
  
   Как?!
  
  
   Ахиноамь:
  
  
  А разве нет?
  И разве не давно и всем известно,
  что если,
   вдруг,
   кому-то Самуил
  вниманья уделил чуть больше взгляда,
  там ожидать вливанья новых сил
  в когорту тех,
   кому потом в награду
  царя другого даст их Самуил.
  
  
  Саул показывает слуге знак удалиться.
  Слуга уходит.
  
  
   Саул:
  
  И снова ты права,
   Ахиноамь.
  
  
   Ахиноамь:
  
  Тем более,
   что твой же личный опыт
  не может не напомнить,
   что пророк
  не совершит без умысла и шагу,
  ни слова,
   что бы он вдруг не изрек.
  И ты,
   конечно,
   помнишь ту угрозу
  Пророка,
   что Господь уже отверг
  тебя,
   и что давно нашел другого -
  угодного ему... -
   Кому
   Ему?.. -
  Пророку или Богу? -
   Не ответишь?
  -Конечно, Самуилу! -
   Вот кому!
  
  
   Саул:
  
  И что теперь мне делать,
   не подскажешь?
  
   Ахиноамь:
  
  Конечно, подскажу. -
   Найти Давида
  во что бы то ни стало -
   и убить!
  
  Сцена уходит в темноту.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Да, царица Ахиноамь правильно истолковала смысл исчезновения сына Иессея.
  Гусляр-оруженосец действительно исчез из дворца Саула. Посланные Саулом слуги так и не смогли его найти.
  О причине столь внезапного прекращения почетной службы у царя никто ничего не говорил.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
  
  Прошло три года.
  Филистимляне снова собрали войско для войны с израильтянами.
   Обе армии расположились друг против друга у Сокфы, в долине дуба, ни одна из армий не решаласьсь напасть первой.
   И выступил из стана филистимлян единоборец.
  
  
   Испуганный голос в стане израильтян:
  
  О, Боже!
   Да это Голиаф из Гефы -
  один из тех гигантов-рефаимов,
  которых видом нас пугали в детстве!
  
  
   Другой голос:
  
  Не счесть столетий,
   сколько племя рефаимов
  своими воинами известно в Палестине.
  
  
   Третий голос:
  
  И славны все недюжинною силой,
  и ростом,
   что под стать ливанским кедрам.
  
  
   Четвертый голос:
  
  Но Голиаф и их всех превозвысил
  в том,
   чем они известны -
   силой с ростом.
  Нет равного ему ни среди них,
  ни -
   что гораздо хуже -
   средь Израиля -
  ни в этом,
   ни в любом из наших станов.
  
   Эта часть сцены затемняется, и свет освещает Саула с военачальниками. К Саулу подводят юношу, красивого лицом. Саул пока не обращает на него внимания.
  
  
   Саул
   (военачльникам):
  
  Не стыдно вам -
   уж сорок дней подряд
  выходит Голиаф для поединка,
  словами бранными и оскорбленьями Израиля
  пытаясь вызвать хоть кого-нибудь на бой
  из нашей армии? -
   И что ему в ответ?
  Неужто средь всего народа Бога
  так никого доныне не нашлось,
  способного принять гиганта вызов?
  
  Военачальник только разводит руками.
  
  
   Саул:
  
  Ну, что ж -
   ты и пойди -
   и сам сразись!
  Доколе будет войско в поношеньи,
  которому поставлен ты главою?
  
  
  Военачальник не успевает ничего ответить, так как в это время в разговор вмешивается тот, который привел юношу.
  
  
   Тот, кто привел юношу:
  
  Вот человек,
   Саул,
   который может
  и хочет -
   по его словам -
   сразиться
  с тем филистимским великаном -
   Голиафом.
  
  
   Саул
  (смотрит на юношу с презрением и недоумением. Затем обращается к своему военачальнику):
  
  Кто этот мальчик?
  
  
  Военачальник молчит.
  
   Приведший юношу:
  
   Зовут его Давид.
  Он прибыл по велению отца,
  привез хлебы
   для старших своих братьев.
  
  
   Саул:
  
  И где же братья?
  
  
   Приведший юношу:
  
   Служат в твоем войске.
  По крайней мере,
   трое из семи.
  
  
   Саул
   (юноше):
  
  Все это правда -
   про троих из братьев?
  
   Юноша:
  
  Да, царь.
   Все правда.
  
  
  Показывает на кого-то из многочисленных солдат, стоявших на заднем плане:
  
   Вон мой старший брат!
  
  
   Саул:
  Который?
  
  
   Юноша:
  
   Третий слева -
   Елиав!
  
  
   Саул:
   (указывая на строй):
  
  Пусть приведут того,
   что третий слева!
  
  
  Из толпы солдат приводят Елиава.
  
  
   Саул
   (приведенному Елиаву, указывая на Давида):
  
  Тебе знаком лик этого подростка?
  
  
   Елиав:
  
  Да, царь,
   знаком.
   Давид - мой младший брат.
  Я только не могу понять,
   зачем
  сюда пришел...
  
  Обращается к Давиду неприязненно:
  
   ...и на кого оставил
  он тех немногочисленных овец,
  пасти которых -
   как немногое,
   что можно
   ему доверить -
  поручил ему отец?
  
  
   Давид:
  
  Как выяснилось,
   я здесь для того,
  чтоб выйти и сразиться с Голиафом...
  раз в войске,
   где ты служишь,
   не нашлось
  ни одного готового для схватки.
  
  
   Елиав только презрительно усмехнулся.
  
  
   Саул
   (Елиаву):
  
  Ступай на свое место,
   Елиав!
  
  
   Елиав:
  
  Не верь ему, Саул!
   Ведь мне известно,
  что представляет из себя Давид:
  высокомерье и дурное сердце -
  его черты.
   И что же говорит
  из перечисленного о его заслугах?
  Ты думаешь,
   зачем он здесь? -
   Отвечу:
  он хочет посмеяться над твоим,
  а, значит,
   и над нашим пораженьем.
  Он рвется в бой? -
   А я скажу -
   гони
  Давида прочь
   с негодованьем и презреньем!
  
  
   Саул
   (Елиаву строго):
  
  Я для начала прогоню тебя
   на место в строе,
  из которого,
   напомню,
  ты,
   кажется,
   не вышел,
   как Давид,
  на битву с рефаимом.
   Или вскоре -
  ты скажешь -
   собирался выходить,
   чтоб драться?
  Ступай на место!
  
  
   Елиав:
  
   Слушаюсь, мой царь.
  
  Возвращается на свое место в строю.
  
  Саул продолжает рассматривать стоящего перед ним совсем молодого пастуха, у которого и вооружения-то никакого не было. На плече его висела лишь пастушья сумка, да в руке он держал длинную палку, которую носят все пастухи.
  
  
   Давид
   (Саулу):
  
  Пусть не утратят духа твои воины
  при виде моего несовершенства...
  Особенно в сравненьи с Голиафом.
  Раб твой лишь только с виду ростом мал,
  но в мужестве и льву он не уступит,
  а также в силе... -
   В этом убедиться,
  тебе прийдется скоро.
   Меньше часа
  пройдет -
   и я повергну Голиафа,
  пусть был бы он еще в сто крат сильней,
  и в столько ж раз себя пусть будет выше.
  
  
   Саул
  (хоть и подивился храбрости стоявшего перед ним юноши, но, иронически оглядев Давида, сказал ему):
  
  
  Не можешь ты сражаться с Голиафом.
  Он -
   воин с самой юности своей,
  Ты рядом с ним -
   младенец,
   ( пусть и смелый),
  а я не посылаю в бой детей.
  
  
   Давид:
  
  Ты слышал, царь,
   как брат мой говорил,
  что я пас в доме моего отца
  стада овец.
   И,
   если вдруг случалось,
  что к стаду приходил
   медведь иль лев,
   и уносил овцу -
  я тотчас отправлялся
   за ним вослед,
  и отнимал из пасти
   его добычу.
  Если ж,
   было,
   он
  бросался на меня -
   я брал за космы
  его
   и поражал,
   и рвал на части,
   и умертвлял ...
  И если льва с медведем
   я убивал,
  то с этим Голиафом
  случится и подавно то, что с теми -
   но только хуже -
  за то,
   что он поносит имя Бога -
  Водителя Израиля Живого!
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Как мы видим, в разговоре с царем Давид даже не намекнул на то обстоятельство, что некоторое время назад он уже служил у царя гусляром и оруженосцем.
  Саул (да и все его приближенные) тоже не признали в этом Давиде того гусляра. Эта странная забывчивость в сочетании с умолчанием Давида почти однозначно говорит, что Давид-гусляр и Давид, готовый сразиться с Голиафом, были разными сыновьями Иессея. Последний и был, вероятно, истинным помазанником Самуила, о чем, впрочем, предпочел умолчать.
  
  
   Саул
  (Пораженный храбростью юноши и его непреклонной верой в Божью помощь, только и мог сказать):
  
  Иди,
   Давид!
  Пусть будет Бог с тобою!
  
   (слугам):
  
  Надеть мои доспехи на Давида
  и опоясать поясом моим..,
  и дать мой меч!
  
   Давида быстро облачают в царские доспехи. Одетый в царскую аммуницию, Давид теперь выглядел неуклюжим и неповоротливым. Он никогда до этого не одевал воинского облачения, и сейчас чувствовал себя в нем неловко.
  
  
   Давид
   (Саулу):
  
   Мой царь!
  Позволь сказать: -
   сражаться в этом
  мне слишком тяжело и неудобно.
  Ты не сочти за дерзость -
   разреши
  мне снять доспех твой,
   а взамен вооружиться
  святою верой в Бога и пращею -
  я все ж пастух,
   и мне с пращей сподручней.
  
  Царь усмехается.
  Давид снимает с себя царское одеяние и снова превращается в пастуха - легкого и ловкого.
   Он идет туда, где, как мы слышим по журчанию, течет ручей, выбирает себе пять гладких округлых камней и кладет их в пастушью сумку.
   А из сумки достает пращу. И в таком виде идет ( в одной руке пастушья палка, в другой - праща) навстречу Голиафу.
  Высвещается только центральная часть сцены.
  Там и идут навстречу друг другу Давид и Голиаф. Чуть позади Голиафа идет его оруженосец, который несет огромный щит Голиафа.
  
  
   Голиаф
  (сблизившись с Давидом на такое расстояние, что смог хорошо рассмотреть его, с презрением говорит, обращаясь к Давиду):
  
  
  Что за блоха ко мне навстречу скачет?
  Да еще с палкою -
   как будто я собака,
  на шерсти у которой поселиться
  задумала безумная комаха!
  
   потом добавляет:
  
  Ну,
   что же ты? -
   А ну,
   скачи быстрее!
  Я разорву тебя вот этими руками,
  и после твои мерзкие останки
  небесным грифам брошу на съеденье,
  и зверям полевым на доеданье!
  
  
   Давид:
  
  Храбрись,
   презренный -
   мало остается
  тебе на это глупое занятье
   минут,
  поскольку с Богом Саваофом
  иду я на твои копье и латы.
  Не ты,
   а я
   раскину по долине
  куски того,
   что звалось Голиафом.
  Тогда враги Всевышнего познают,
  что не с мечем идет спасенье Бога,
  а словом и молитвой сокровенной
  дарует Он спасение Израилю!
  
  
  Филистимлянин и Давид сближаются.
  Давид достает из сумки камень, снаряжает им пращу и ловким движением бросает камень в сторону Голиафа.
   Камень с огромной силой попадает прямо в лоб филистимлянину и глубоко вонзается в его голову.
   Голиаф падает лицем на землю.
   Оруженосец его, видя поверженного на землю Голиафа, испуганно убегает к своему войску.
   Все войско филистимлян, не понимая что случилось и видя только упавшего на землю своего самого знаменитого единоборца, оторопело. А потом возникла паника. И все войско их побежало. Это скорее слышно по звукам убегающей в панике толпы, чем видно на сцене.
  Израильтяне, тоже не очень понимая, что произошло, и, видя над поверженным Голиафом торжествующего Давида и убегающих филистимлян, начали преследовать и уничтожать врагов.
   Наконец, побоище закончилось.
  Наше внимание обращается к Саулу.
  
  
   Саул
   (Авениру):
  
  Кто все же был сей отрок?
  
   Авенир:
  
   Да живет
  душа твоя,
   мой царь,
   но я не знаю,
  кто он такой.
  
  
   Саул:
  
   Сейчас его найди
  и приведи ко мне.
   И побыстрее!
  
  Сцена затемняется. Высвечивается Давид, который все еще сидит на трупе Голиафа с его огромным мечом в руке. К нему из темноты выходит Авенир.
  
  
   Авенир:
  
  Так кто ты,
   повтори мне?
  
  
   Давид:
  
   Я - Давид,
  
   Давида приводят к царю.
  
  
   Саул
   (Давиду):
  
  Чей сын ты, юноша?
  
   Давид:
  
   Иессея из Вифлеема.
  
   Саул
   (про себя):
  
  'Как странно!
  Было время -
   у меня
   служил один гусляр,
  и тоже,
   помню,
   по имени Давид.
  и говорили,
  что тот был тоже сыном Иессея
  из Вифлеема...
   Сколько ж Иессеев
  живет в моих пределах...
   и Давидов? -
  И все -
   смешно -
   одни другим
   отцы и дети?..
  
  Потом мне донесли,
   что тот гусляр
  помазан был пророком Самуилом
  для,
   якобы,
   моей замены...
   Только
  лицом он
   с этим
   вовсе не был схож...
  Так,
   кто ж был
   тот,
  и кто есть
   этот,
   в самом деле?'
  
  
   Но о своем недоумении Саул не подает и вида, решив разобраться с возникшими у него вопросами позднее.
  
  
  Саул (вслух): Я беру тебя к себе на службу. А отца своего ты навестишь как-нибудь в другой раз. ( Слугам): Привести Давиду моего коня!
  
  Приводят царского коня и сажают на него смущенного Давида.
  
  Саул (Давиду, которому тягостно и непривычно такое внимание, и он пробует смешаться в толпе воинов): Я приказываю тебе ехать рядом со мной.
  
  Когда победители въезжают в город, народ радостно приветствует их.
  До слуха доносятся из толпы слова:
  
  Саул победил тысячи, а Давид - десятки тысяч!
  
   Это кричали специально нанятые Самуилом его люди.
  Мы видим за занавесом самого Самуила, и слышим его слова, которые он с ожесточением говорит как бы про себя:
  
  Громче! Громче!
  
   Слова эти больно режут слух Саула.
   Он с подозрением смотрит на Давида, и еще больше начинает внутренне негодовать, замечая на лице вчерашнего пастуха радость и гордость.
  
  
  
  
   Саул
   (про себя):
  
  Как понимать?
  А, может быть,
   и вправду,
  сегодня пастуху помог Всевышний?
  Помог же он когда-то стать царем
   другому пастуху...
  Хоть, сам я,
   правда,
  куда, как больше, доверял всегда оружью,
   нежели молитве.
  Но у Давида и оружья-то -
   всего лишь
  голыш в руке,
   ремень - через плечо.
  
  
   Саул спрыгивает с коня и удаляется к себе (в другой конец сцены, который теперь начинает освещаться).
  
  
   Саул
   (незримым слугам):
  
  
  Позвать ко мне сюда Ионафана!
  
   ( Дальше говорит про себя):
  
  Заняв престол,
   с годами я усвоил
  путь паутины в хитрокружеве интриг
   дворцовых.
  К сожаленью
   (или к счастью),,
  от опыта такого я чрезмерно
  стал подозрителен,
   что,
   впрочем,
   для царя
  совсем не лишним оказалось обретеньем.
  Мне даже весело, порою, оттого,
   как вспомню,
  как огульно я когда-то
   любить способен был, кого попало. -
  Друзей,
   врагов ли,
   сыновей друзей,
   сынов врагов -
  да, впрочем, мало ль...
  Достаточно того,
   что ныне верить
  я перестал и кровным сыновьям.
  Нет больше искренних друзей,
   как нет любимых -
  есть только
   одно-
   или
   -ино
   -думцы,
  и я все чаще сам ищу в интригах,
  противных ранее самой моей натуре,
  решенья большинства своих проблем.
  Теперь же я хочу иметь Давида
  под зорким неусыпным наблюденьем.
  Служить при мне он будет -
   во дворце.
  
  Приходит Ионафан.
  
  
   Ионафан:
  
  Ты звал меня, отец?
  
   Саул:
  
   Ты уже видел
   Давида,
  победившего сегодня
   в бою у Сокфы великана Голиафа?
  
  
   Ионафан:
  
  Да, видел,
   царь.
  
   Саул:
  
   Что можешь ты сказать?
  
  
   Ионафан:
  
  Одно, мой царь,
   что он -
   великий воин.
  
  
   Саул:
  
  Вот именно.
   Теперь же научи
  его быть преданным слугою государства.
  Не отходи ни на единый шаг,
  ты от него отныне.
   Сам учись
  ты у него тому,
   чем не владеешь,
  Учи его
   достойным быть избранья
  и звания наперсника Саула.
  
  Ионафан: Слушаюсь, отец!
  
  Саул: Все, теперь можешь идти.
  
  Ионафан уходит.
  
  Голос летописца за кадром:
  
  И, действительно, первенец Саула Ионафан вскоре очень подружился с Давидом.
   'И возникла между ними дружба, которая сильнее любви между мужчиной и женщиной', - так многосмысленно говорит Библия об этой дружбе
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
  
  Саул и Ахиноамь.
  
  
   Ахиноамь:
  
  Саул!
   Скажи,
   тебе не кажется
  что отрок...
  
   Саул:
  
   Который отрок?
  
  
   Ахиноамь:
  
  - Победивший Голиафа -
   забыла, как его?
  - да,
   кажется, Давид. -
   Так вот,
  Давид приобретает средь народа
  немалое влиянье.
   Так,
   что даже
  о нем я слышу чаще,
   чем....
  
  
   Саул:
  
   Ну,
   что ж ты?
  Ты слово
   'о тебе'
   сказать хотела? -
  но так и не решилась? -
   Говори,
  что о Давиде слышишь чаще,
   чем о Сауле.
  
  
   Ахиноамь:
  
  Да,
   о тебе.
   Но суть не в том.
  
  
   Саул:
  
   В чем же?
  
   Ахиноамь:
  
  Хотела я спросить -
   ответь,
   не время ль
  ему напомнить его место?
   И попутно,
  сказать,
   (так,
   вроде вслух подумав),
   что случалось -
  те,
   кто бывал не в меру популярен
  заканчивали плохо...
   и нередко...
   довольно быстро...
  
   Саул:
  
  Да,
   он популярен...
  Причем, настолько,
   что сегодня уже вряд ли
  его удастся запугать тем,
   будто кто-то
  был популярен и закончил быстро.
  Его теперь убрать не так-то просто -
  Израиль в нем души своей не чает!
  
  
   Ахиноамь:
  
  Как мог ты допустить такое?
   - Знал же,
  что после пораженья Голиафа
  народ возвысит до вершин небесных
  любого пастуха. -
   Ведь сам когда-то
  'Великим' стал ты
   после первой же победы.
  А та победа
   рядом с Голиафом
  была,
   прости,
   горошиной средь ядер.
  
  
   Саул:
  
  Да,
   допустил Давида,
   хоть и знал...
  Но думал я,
   что он закончит скоро
  свои победы,
   как и жизнь,
   на поле боя. -
  ведь я послал его командовать отрядом.
  В бой отправлял туда,
   где только битва,
  или ее малейший признак
   намечались.
  Считал я,
   что в таком военном ритме
  Давида жизнь едва ли будет долгой.
  И вот ошибся.
  
  
   Ахиноамь:
  
   Ошибся.
   Но не ты.
  А Тот,
   Кто раньше
  Мозги вам переставил с Самуилом.
  Все то же самое -
   с боями и отрядом -
  Пророк,
   (но только ранее),
   с тобою
  проделывал,
   и,
   вроде,
   не однажды.
  И что же получилось в результате?
  -Ты все еще на троне,
   а Давид...
  
  
   Саул:
  
  ...Давид,
   похоже,
   оказался умным малым.
  
  
   Ахиноамь:
  
  Ну!
   Умный малый -
   это слишком просто,
  когда желаешь похвалить Давида.
  Не просто умным малым -
   полководцем
  он оказался,
   что куда опасней.
  Уверена,
   стараньям Самуила
  Давид воздать обязан по заслугам.
  Поверь,
   не без его на то участья
  по всей стране поют Давиду славу,
  и множатся,
   как мухи,
   небылицы
  о подвигах Давида и о чести.
  И слухи эти все растут и крепнут,
  и громогласно о себе к царю взывают
  Их прекрати -
   и чем скорей,
   тем лучше!
  
  
   Саул:
  
  В моем распоряженьи,
   к сожаленью,
  Нет доказательств связей Самуила
   с Давидом.
  
  
   Ахиноамь:
  
  Если нет,
   так сделай!
  
  
   Саул:
  
   Но как
   и что?!
  
  
   Ахиноамь:
  
  Послушай,
   что скажу я.
  
  
   Саул:
  
  Я слушаю.
  
  
  
   Ахиноамь:
  
  Доказывать причастность
  Давида к Самуилу уже поздно.
  Тебе не нужно новых обострений
  с пророком.
   Лучше ты пойди на хитрость.
  
  
   Саул:
  
  Какую же?
  
  
   Ахиноамь:
  
   Простую,
   как амеба...
   в подобных случаях. -
  Ты стань ему роднею.
  .
  
   Саул:
  
  Кому роднею?
   Самуилу?!
  
   Ахиноамь:
  
  Нет!
   Давиду!
  
   Саул:
  
   Каким же образом?
  А,
   главное -
   зачем?
  
  
   Ахиноамь:
  
  Начну я с первого:
   Отдай ему Мерову -
  дочь старшую свою.
   Теперь второе:
  ты этим браком мигом пресечешь
  малейшие претензии Давида
  на царский трон Израиля.
   Ведь,
   если
  Давиду честь окажешь царским зятем
  ты стать,
   то право на наследованье трона
  останется за Ионафаном -
   твоим сыном.
  
  
   Саул:
  
  Что ж,
   подумать
  смысл есть серьезно над твоим советом.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
  
  Саул в своих покоях один.
  К нему приводят Давида.
  
  
   Саул
   (указывая на место за столом напротив себя):
  
  
  Садись, Давид.
  
  
  Давид не очень знает, как себя вести. Нерешительно садится на указанное место. Саул делает знак, и подошедший слуга наливает вино в чашу Давида.
  
  
   Саул:
  
  Я звал тебя затем,
   чтоб предложить
  одну преинтересную вещицу.
  
  
   Давид:
  
  Чем заслужил я честь такую от царя?
  
  
   Саул:
  
  Известно мне,
   что Самуил тебя помазал
  в пророки.
   Так ли это?
  
   Давид:
  
  Я не знаю,
   что двигало пророком,
  но мне также
   неясен его шаг...
   А в остальном
  все так и есть.
   Но повторяю...
  
   Саул:
  
  Брось,
   Давид!
  Не надо принижать себя сверх меры.
  Ты ведь не будешь убеждать меня,
   что сам
  считаешь себя равным,...
  
  
   Саул указывает на слугу
  
   ...ну,
   скажем,
   вот ему.
  Иль -
   если взять повыше -
   своему же
  родному брату Елиаву?
  
   Давид:
  
   Нет, конечно,
   мой царь!
  Ведь Елиав владеет первородством,
  а я -
   всего лишь младший из семи
  сынов раба царёва Иессея.
  
  
   Саул:
  
  Ты забываешь,
   кажется,
   Давид,
  что пред тобою царь.
   Царь! -
   Понимаешь?
  Не надо пробовать играть чужую роль
  передо мной!
   И,
   коль Господь тебе -
  тебе,
   а не кому-то -
   даровал
  победу над могучим Голиафом,
  который,
   помню,
   возвышался над тобой,
  как глыба возвышается над мышью,
  то значит,
   что уже тогда Всевышний
  избрал тебя из прочих твоих братьев,
  как кровных,
   так и братьев-иудеев..
  
  
   Давид:
  
  Что хотешь ты сказать мне этим,
   царь?
  
  
   Саул:
  
  Давид!
  Ты - воин и мужчина,
   и в обоих
  ты смыслах всем являешь образец.
  Но
   если к воину Давиду
   нет претензий,
  Давид-мужчина
   без семьи
   рождает след
  вопросов и ненужных измышлений.
  И,
   значит,
   подобает,
   как мужчине,
  тебе обзавестись семьей -
   женою, то есть.
  Ты,
   как солдат,
   мне очень нравишься,
  К тому же,
   с тобою дружен -
   и весьма -
   Ионафан.
  И от него я слышал о тебе
  лишь только лучшее,
   что может говорить
  один товарищ о другом...
   Теперь ответь мне -
  когда бы я решил тебе Мерову -
   ты помнишь мою дочь? -
  так вот,
   ее
   в жену тебе отдать,
  скажи,
   желал бы
   ты стать мне родственником?
  А точнее -
   зятем?
  
  
   Давид:
  
  Я снова слов твоих не разумею.
  Но даже если бы желанье это было
  всех прочих для меня желаний в мире
  сильнее -
   и тогда бы не посмел я
  признаться в этом сам перед собою,
  и уж тем более,
   облечь ту мысль словами.
  
  
   Саул:
  
  А что бы ты сказал,
   когда б узнал,
  что я действительно
   хочу тебе Мерову
  отдать в жену?
  
  
  Давид, застигнутый внезапным предложением царя, явно не готов дать положительный ответ.
  
  
   Давид
   (про себя):
  
  
   Конечно,
   неспроста
  Саул идет на этот шаг.
   И без сомненья,
  рассчитывает он на то,
   что молод
   и прост Давид,..
  И что честолюбив,
  И что ухватится тотчас за шанс от Бога.
  Еще бы -
   пастуху,
   кем был вчера я,
  и вдруг
   с самим царем сродниться кровью!
  Стать зятем!
   И кого?! -
   Царя!! -
   Нечасто
  такую честь даруют пастухам.
  Вот и подумать -
   ну зачем Саулу нужно
  родство такое? -
   Нет,
   Саул не зря
  сказал,
   что знает о секрете помазанья
  он моего...
   (Я помню этот день,
  когда на пастбище пришел ко мне пророк
  и возливал елей мне на макушку).
  Но ведь царю не может быть известен
  смысл основной -
   Пророку помазанье
  необходимо было для того,
  чтобы сменить царя!
   В противном случае,
  Саул меня давно бы уничтожил,
  прихлопнув,
   словно муху на столе.
  
  
  Так все же -
   Что стоит за предложеньем
  Саула
   дать мне в жены дочь Мерову?
  
  
  В тот самый день пророк напомнил мне
  о чуть ли не важнейшем из запретов -
  запрете Божьем ,
   что
   все предки у царя
  в семи аж! предыдущих поколеньях
  должны быть,
   как один,
   израильтяне!
  Моя ж прабабка Руфь,
   насколько знаю
  я из семейных летоописаний,
  была моавитянкой.
   И про это
  в тот день мне тоже вспомнил Самуил.
  Он,
   правда,
   заверял меня, что знает,
  как всесожженьями умилостивить Бога
  и умолить ослабить чуть запрет,
  немного сократив счет поколеньям.
  
  Так,
   что же,
   все-таки,
   ответить мне Саулу?
  - Ведь прямо не пуститься в объясненья,
  что царским зятем
   все же менее почетно
  быть, чем...
   -да что сказать? -
   чем быть самим царем...
  
  
  
   Саул:
  
   Ну,
   что же ты молчишь?..
  Иль ты не рад
   такому предложенью государя?
  
  
   Давид:
  
  Помилуй,
   царь!
   Как можно говорить,
   что я не рад?!..
  Я лишь обескуражен черезмерно...
  
  
   Саул:
  
  Не так ли черезмерно,
   что посмеешь
  ты от родства теперь и отказаться?
  Уж слишком долго ты о чем-то размышлял...
  А результата размышленья
   так и не дал.
  
  
   Давид:
  
  Мой царь,
   не гневайся,
  я должен испросить
   ответ у Бога.
  
  
   Саул:
  
  Ну, что же -
   испроси...
   Раз тебе мало
  того,
   что предложил тебе сам царь.
  
  
   Давид:
  
  Нет, царь,
   не мало.
   Более того -
  достаточно сверх всякой нужной меры,
  Но все же...
   Но все же,
   царь,
  позволь мне помолиться
  пред тем,
   как дать ответ тебе по сути.
  
  Все дело в том,
   что род мой,
   как и сам я,
  ничтожны слишком,
   чтобы быть с царем
  в родстве,
   иль даже
   только к этому стремиться.
  И вдруг,
   такое предложение...
   Могу ли
  я...
   в трезвости...
   твоей не усомниться?
  Иль в том,
   что не смеются небеса
  над младшим отпрыском бедняги Иессея?
  
  Кто я такой,
   мой царь?
   Что жизнь моя?
  И род отца Иессея что в Израиле,
  чтоб мне стать зятем самого царя?
  
  
   Саул
   (про себя):
  
  Да,
   явно он не прост.
  Иль...
   - что скорее -
   достаточно научен Самуилом.
  Ведь я прекрасно вижу -
   он хитрит,
  пытается хоть как-то выиграть время...
  Но кто,
   на моем месте,
   обвинил бы
  его хоть в чем-нибудь? -
   Он прав,
   по сути дела.
  А это поминанье им
   - чуть что -
   Всевышнего?
  Которого советы
   - меж нами -
   так же все ему нужны,
  как плеть при ловле блох на теле лани.
  
  Ну, что ж...
   Как ни хитер твой Самуил,
  но и Саул не так уж прост,
   как вы хотите,
  чтоб дать списать себя со счетов...
  
  
   (Вслух, Давиду):
  
   Твой отказ...
  
  Давид пробует возразить, что это не отказ, но Саул твердым властным жестом прерывает его.
  
  
   (продолжает):
  
  Твой отказ -
   пусть даже временный -
   расстроил чрезвычайно
  меня, Давид.
   А, впрочем,
   полагаю,
  тебе, и правда,
   есть повременить
   резон.
  И,
   может,
   в это время
   обдумать, и -
   надеюсь я-
   принять
   впоследствии царёво предложение.
  А,
   так, как воину
   где
   думается лучше? -
  Конечно же на нем -
   на поле битвы...
  Я, кстати, не спросил -
   ты с тем согласен?
  
  
   Давид:
  
  Согласен, царь.
  
  
   Саул:
  
  Так, значит, и ступай
   туда ты...
   - А, ну-ка,
   вспомним,
   где сейчас есть битва? -
  Да, вспомнил!
   Ну, конечно, на границе!
  С филистимлянами!
   Ты помнишь их,
   Давид?
  Средь них еще был этот... -
   как его бишь?-
  ну, как его?...
   Не вспомню...
  
  
   Давид:
  
  Голиаф?
  
  
  
   Саул:
  
  
   Да, Голиаф!
  Вот имя-то какое же чудное! -
   Ведь еле вспомнил.
  Ты еще все здесь?
   Ну, что же ты?
  Ступай!
  
   Давид:
  
   Спешу исполнить
   приказ я твой,
   мой царь!
  Позволь идти?
  
   Саул:
  
  Иди же!
   Позволяю!
  
  
   Давид удаляется.
  
   (сразу после ухода Давида ему вослед):
  
  И пусть тебя найдет там смерть твоя!
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.
  
  Саул и его сын Ионафан
  Прогуливаются по саду.
  
  
   Ионафан:
  
  Отец мой!
   Удалил ты из дворца,
  Давида -
   и тому уже полгода, -
  возможным не найдя сказать,
   зачем
  ты сделал это?
   Неужели он так сильно
  виновен пред тобою,
   что желанья
  ты не имеешь возвратить его обратно?
  
  
   Саул:
  
  Он охраняет подступы к границам
  там,
   где иссякли силы миротворцев,
  иль где возможно нападенье филистимлян.
  И значит,
   что не дальше и не ближе,
  того он места,
   где его отряды
  несут свои охранные задачи.
  
  
   Ионафан:
  
  Отец мой!
  Может,
   в чем-то я не прав,
  или в забвеньи странном пребываю,
  но подскажи мне -
   где сейчас война?
  иль разъясни -
   что я не понимаю?
  А если нет ответа на вопрос,
  и нет войны,
   достойной возглавляться
  тем,
   кто пращей сражает рефаимов,
  то разве не достаточно любого,
  хоть мало-мальски знающего толк
  в ведении военных операций,
  чтоб удержать порядок в рубежах
  такой страны,
   как небольшой Израиль?
  
  
   Саул:
  
  Ионафан!
  Да так ли он велик,
   как воин,
  твой Давид из Вифлеема?
  Куда уж подвиг! -
   Из пращи он вдруг попал -
   возможно сослепу -
  в верзилу Голиафа,
  в которого захочешь -
   не промажешь!
  И потому -
   и здесь ты,
   сын мой,
   прав -
  достаточно по линии границ
  сейчас держать не самых лучших воинов -
  как раз таких,
   каким и есть Давид.
  
  
   Ионафан:
  
  Не знаю я, отец,
   какой в том смысл -
  с Давидом принижать его заслуги?
  Допустим,
   даже прав ты -
   хоть я с тем
  и не согласен -
   но потом,
   скажи мне,
  не он ли -
   не Давид -
   стяжал себе
  такие многие и славные победы,
  что заслужил чуть большего,
   чем просто
  прослыть не более,
   чем заурядным воином?
  
  
   Саул:
  
  Оценка моих воинов пусть тебя
  нимало не волнует.
   И запомни,
  я -
   царь,
   и кому лучше, чем царю,
  должно известно быть,
   где место для прислуги.
  
  
   Ионафан:
  
  
  Мне кажется,
   отец -
   прости за смелость -
  что что-то ты задумал о Давиде:
  подыскиваешь место,
   время,
   случай,
  в которых он найдет свою погибель.
  
  
   Саул:
  
  Смотри,
   Ионафан,
   не забывайся!
  Конечно,
   ты - мой сын,
   но есть и кроме
  Ионафана
   сыновья царя Саула.
  Да и потом,
   о чем ты говоришь?
  Ищу я гибели Давиду? -
   Вот уж глупо
  искать ее в то время,
   как Мерову
  я сам ему давал однажды в жены!
  Но он -
   заметь,
   не я -
   не захотел
  принять ее
   и стать Саулу зятем!
  
  
   Ионафан:
  
  Понятно, царь.
   Когда ж не согласился
  Мерову взять Давид,
   ты не замедлил
  услать его сражаться на границах,
  Мерове ж подыскал другого мужа.
  Не знаю,
   как Давид,
   но лично я бы
  такой твой шаг почел за оскорбленье.
  .
   Саул:
  
  Кто он такой -
   Давид,
   и что вообще есть,
  весь род его,
   чтоб мысль об оскорбленьи
  царя тревожила
   чуть долее минуты?
  
  
   Ионафан:
  
  Я думаю,
   прослыть неблагодарным,
  не многим лучше,
   чем прослыть..,
   ну пусть...
   убийцей.
  Давид тебя
   и весь народ Израиля
  спас от позора,
   выйдя к Голиафу.
  Никто тогда на это не решился...
  
  
   Саул:
  
   ...И даже ты,
   хочу тебе напомнить.
  
  
   Ионафан:
  
  Как мог бы я себя в искусстве боя
  сравнить с Давидом
   даже на мгновенье?
  
  
   Саул:
  
  
  Твоя чрезмерная привязанность к Давиду
  уже нашла в фольклоре отраженье:
  о вас пошли -
   одна другой фривольней -
  скабрезные истории...
  
  
   Ионафан:
  
  Уж, право,
   дурак во всем отыщет развлеченье,
  а повод для скабрезности -
   подавно.
  Кто,
   как не ты
   своим же указаньем
  мне посоветовал учиться у Давида?
  
  
   Саул:
  
  Учиться
   и учить,
   насколько помню
  я суть к тебе тех давних обращений.
  Да,
   я сказал тебе
   учиться у Давида
   тому,
  чем не владеешь в полной мере
   ты сам. .
  Но разве мог тогда я думать,
  что несть числа
   твоим несовершенствам?
  Тебя же я просил
   учить Давида
  слугой стать верным в свите государя.
  С заданьем первым справился ты славно -
  и скоро мне
   не надо будет думать
  о том,
   кому наследовать Израиль -
  ведь есть Давид из корня Иессея!
  С другим заданием не справился ты вовсе.
  Давид слугой не только не научен
  быть даже в малой мере,
   но стал дерзок,
  настолько он,
   что дочери Саула
  он места не нашел на брачном ложе!
  Ну, а теперь,
   как слуги донесли мне,
  в него влюбился следующий мой отпрыск -
  не о тебе я,
   а о дочери Мелхоле!
  По твоему,
   как -
   не много ль для Давида?
  
  
   Ионафан:
  
  Твои слова мой вывод подтвердили -
  ты ищешь смерти верному Давиду.
  
  
   Саул:
  
  Довольно сотрясать безумством воздух!
  Да будет,
   глупый сын,
   тебе известно -
  Давид давно и сам мне жаждет смерти!
  Он состоит с пророком Самуилом
  в опасных для державы отношеньях.
  И значит -
   для меня ...
   и для тебя
  не будет времени
   и места для покоя
  покуда жив Давид...
  
  
   Про себя:
  
   ...или покуда
  с Давидом рядом ходит тень Пророка.
  
  
   Ионафан:
  
  И все же,
   думаю,
   излишне ты пристрастен
  к Давиду,
  
   Про себя:
  
   ...не сказать сейчас бы больше.
  
  
   Саул:
  
  Вот уж поистине,
   захочет человека
  Бог наказать -
   лишит его рассудка.
  Тогда обрадует тебя пусть сообщенье
  о том,
   что я призвал Давида быть здесь
  еще вчера...
  
  
   Ионафан
   (очень обеспокоенно):
  
   Вчера?..
  Зачем?!
  
  
   Саул:
  
   Теперь зачем!
   Ну, надо же!
  Сначала -
   почему?,
   час не прошел -
   зачем.?..
  Ужель до смерти я в твоих вопросах
  не усмотрю и капли разуменья?
  А как,
   по твоему,
   сумею разузнать я
  порядок дел в границах государства?
  
  
   Ионафан:
  
  Когда б ты сам спросил меня:
   'Насколько
  тебе сейчас поверил я?',
  спросил бы
   тебя в ответ я:
   'Только ль для отчета
  тобою вызван отпрыск Иессея?
  
  
   Саул:
  
  Опять ты видишь козни,
   где их нету.
   Пусть будет так.
   Но,
   раз не для отчета,
  тогда вопрос по-прежнему -
   зачем же?
  
  
   Ионафан:
  
   Ты хочешь погубить Давида.
   Или...
  
  
   Саул:
  Что или? -
   - Весь вниманье я...
  
  
   Ионафан:
  
   Что или?
  Или узнать то,
   что важней,
   чем обстановка.
  
   Саул:
  
  Что ж, например?
  
  
   Ионафан:
  
   Какие его планы?
  
  
   Саул:
  
  Единственные планы,
   о которых
  хотел бы я узнать в связи с Давидом -
  те,
   как Давид, наученный Пророком,
  намерен сокрушить меня с престола?
  Но,
   к сожаленью,
   в этом направленьи
  успеха не добился я нисколько.
  Давид ведет себя настолько осторожно,
  что нет возможности поймать его на слове.
  Еще бы вел себя он по другому,
  с учителем,
   подобным Самуилу!
  
  
  
   Ионафан:
  
  Что говоришь, отец, ты,
   право слово?!
  Как может Самуил искать погибель
  тебе,
   кого он сам возвел на царство?
  
  
   Саул:
  
  Вот видишь?
   Даже ты об этом знаешь....
  Но только ты не знаешь Самуила...
  А он,
   однажды заявив перед народом
  о Божьем плане заменить царя Израилю,
  и даже более -
   что есть уже преемник,
  теперь не будет ждать,
   сложивши руки,
  а станет действовать...
   Что станет?! -
  Ныне действует!
   Поверь мне!
  Отсутствие ж надежных доказательств
  того союза
   вводит меня в ярость!
  Но в большее приводит огорченье
  то,
   что мой сын -
   наследник мой престола ,
  не знаю -
   под влияньем ли Давида,
  иль вследствие простого недоумья,
  находится
   к отцу в противном стане,
  средь тех,
   кто ищет Саулу погибель!
  
  
   Ионафан
   (в запальчивом восторге):
  
  Что говоришь,
   отец,
   ты мне? -
   Помилуй!
  Да только прикажи,
   и ни секунды
  я не замедлю,
   чтобы жизнь до капли
  отдать тебе!
   Ты только лишь потребуй!
  
  
   Саул:
  
   А за Давида?..
   За него,
   скажи,
   отдашь ты
  ту жизнь,
   с которой так легко проститься
  готов ты был
   по моему желанью?
  
  
   Ионафан не отвечает.
  
  
   Саул:
   (продолжает):
  
  Вот тот-то же...
   А, впрочем,
   мой наследник,
  ты в полном праве мне и не ответить...
  И так я знаю,
   что отдашь.
   Но только с большей
  - с гораздо большей -
   степенью желанья.
  
  
   Ионафан:
  
  Скажи,
   отец...,
   А вдруг Давид не знает
  ответа на вопрос -
   тот,
   что задашь ты? -
  
  
   Саул:
   ( не сразу понимая, о каком вопросе идет речь):
  
  Вопрос?
  
  
   Ионафан
  
  Ну, да...
   Об этих...-
   о границах.
  
  
   Саул:
  
  Тогда он будет сразу арестован.
  
   Ионафан:
  
  И дальше?..
  
  
   Саул:
  
   ...И допрошен...
  Но с пристрастьем.
  
  
  Ионафан: Не делай этого, отец! Умоляю тебя! Давид верен тебе, он исправно несет царскую службу и не участвует ни в каких придворных интригах. И если завистники его что-то наушничают царю, то достойно ли царя слушать их?
  
  Саул внимательно вглядывается в глаза Ионафана.
  
  Ионафан: Пообещай не трогать Давида, отец! Я сам сумею выведать у него все, что ты хочешь узнать.
  
  Саул: Ладно, обещаю. Дам ему еще один шанс, но на этот раз - последний. Раз моя младшая, любимая дочь влюбилась в него, пусть берет в жены Мелхолу. Но да сохранит его Господь отказаться и на этот раз.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ.
  
  Во дворце Саула.
  Саул и Давид.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  И все же, Ионафан, доверчивый и верный своей дружбе, сумел предупредить Давида о подозрениях и гневе отца.
   Для этого он, тайком от отца, под видом охоты, специально выезжал в поле на встречу с Давидом.
   Но Давид не посмел ослушаться царя и прибыл во дворец.
  
  
   Саул
   (Давиду):
  
  Итак,
   Давид,
   надеюсь, ты подумал?
  
  
   Давид:
  
  Подумал, царь.
  Но разве дочь Мерову
   ты не отдал в замужество?..
  
   (припоминает):
  
   забыл...
  
   Саул:
  
  За Адриэла.
   - Правильно,
   отдал.
   Но только разве
  она моя единственная дочь?
   Я,
   как и прежде,
   видеть тебя зятем
   хочу своим.
  Другая дочь моя -
   Мелхола -
  тебя,
   как оказалось,
   тоже любит.
  Да и тебе,
   я знаю,
   по душе
  она пришлась -
   я видел твои взгляды
  на грудь ее
   и на лицо...
   Или не так?
  
  Саул хитро и пытливо смотрит в глаза Давиду. Ясно, что ему известно об отношениях его дочери и Давида.
  Давид не отвечает
  
   Саул:
  
  Ну,
   что же ты,
   Давид?
   Не веришь счастью
  такому своему ты?
   Да,
   Мелхолу
  готов теперь отдать тебе в жену я...
  Но ты опять молчишь?
  
  
   Давид:
  Мелхолу? -
   Мне в жену?!
  
  
   Саул:
  
  Тебе.
   Мелхолу.
   Не лишись рассудка!
  Но только лишь с одним на то условием.
  
  
  Саул умолкает, пробуя уловить реакцию Давида. Но Давид по-прежнему остается молчалив.
  
  
  Так что же,
   говорить тебе условие?
  Или
   и в этот раз
   откажешься ты снова
  с престолом породниться через свадьбу?
  
  
   Давид молчит.
  
   Саул:
  
  Так говорить условие?
  
   Давид:
  
   Говори!
  
  
   Саул:
  
  Условие таково:
   К дню вашей свадьбы
  ты должен принести мне обрезанья
  ста филистимлян. -
   Пусть мои враги
  узнают,
   за кого идет Мелхола.
  
  
   Про себя:
  
  Он,
   добывая краеобрезания,
  скорей всего живым не возвратится.
  Но если все же возвратится,
   так и быть,
  отдам ему Мелхолу.
   И пусть сетью
  Мелхола станет для Давида...
   Но в обоих
  исходах по добыче обрезаний
  моей руки не будет на Давиде.
  
  
   Вслух
  
   Ты согасен
  с таким условием?
  
   Давид:
  
   Да,
   мой царь,
   согласен.
  
  
   Саул:
  
  Тогда иди
   и принеси!
  
  
   про себя вслед ушедшему Давиду:
  
   И постарайся
  живым оттуда больше не вернуться!...
  
  
  
  Давид удаляется и сцена затемняется.
  После этого мы видим символические сцены боя Давида с филистимлянами. И здесь снова применен тробоскопический эффект. А потом сылышны крики во славу Давида:
   'Давид снова одолел филистимлян!'
  'Давид добыл сто краеобрезаний филистимлян по приказу царя Саула!'
  'Царь Саул отдает Давиду в жены свою дочь Мелхолу!'
  
  Снова Саул и Давид во дворце Саула.
  В то время, как Саул поворачивается к зрителям, мы видим, что лицо его выражает чрезвычайную неприязнь.
  
  
   Саул:
  
  Скажу тебе,
   Давид -
   ты славный воин,.
  И как слуга царя -
   заслуг не меньше
  имеешь ты.
  
  
   Подходит к стене, где прислонено копье Давида, и в разговоре, как бы между прочим, начинает осматривать его. Давид при этом оказывается сидящим к Саулу спиной.
  
  
   Ты снова одолел
  моих врагов
  . И рад я,
   что Мелхола -
  возлюбленная дочь моя
   тебе
  женою будет доброй по заслугам.
  Сегодня вечером ты должен во дворце
  быть на пиру в честь всех твоих побед.
  Прийдет одна лишь знать.
  
  
  Саул тихо берет копье и начинает отводить руку с ним назад, готовясь метнуть его в Давида.
  
  
   Давид:
  
   Спасибо,
   царь,
  за эту честь Давиду.
  
  
  Оборачивается к царю, предчувствуя опасность.
  
  Саул, застигнутый взглядом Давида, бросает копье в его сторону, но из-за того, что его замысел открылся, бросает уже несильно и, с трудом отведя руку от намеченной траектории, как бы специально мимо. При этом Давид все равно чуть отклоняет голову от полета копья. Все выглядит так, будто Саул просто потренировался в метании копья. Копье вяло вонзается в стену, в стороне от Давида.
  
  
   Саул:
  
   Хорошее копье.
  
  
   Давид:
  
  Да, царь...
   И я так думаю -
   прекрасное копье.
  
  
   Саул:
  
  Тогда,
   до вечера.
  
  
   Давид
   (выдергивая из стены свое копье):
  
   До вечера,
   мой царь.
  
  
   Саул
   (про себя):
  
  До вечера...,
   в который ты умрешь.
  
  
  Давид выходит от царя, и тотчас же ему навстречу попадается Ионафан.
  Ионафан видит крайне озабоченное лицо друга.
  
  
   Ионафан
   (с беспокойством):
  
  Скажи мне,
   что стряслось?
  
   Давид:
  
   А что такое?
  
   Ионафан:
  
  Но на тебе лица нет!
  
   Давид:
  
   Да?
   Всего лишь?..
  Похоже,
   что лишат и головы.
  И не поздней,
   чем этою же ночью.
  
  
   Ионафан:
  
   В чем дело,
   друг?
  
   Давид:
  
   Я вижу -
   твой отец
  опять задумал извести Давида.
  Он только что едва не продырявил
  меня моим же собственным копьем.
  И в довершение всего,
   сегодня ночью
   я зван к нему на ужин.
  
  
   Ионафан:
  
  
   Не ходи!
  Ни при каких условиях,
   Давид!
  Молю тебя,
   сошлись на что угодно -
  на рану,
   на безумство,
   на болезнь..,
  Но только не ходи!
   Саул, и правда,
  с какой-то лютой ненавистью -
   видно,
  навеянной врагами иль безумством -
  тебя боится.
   И одно лишь -
   повод
  к убийству твоему его все мысли
  и время все сегодня занимает.
  
  
   Давид:
  
  Но почему,
   Ионафан?
  
  
   Ионафан:
  
   К тебе ревнует
  он всех на свете:
  Свою дочь,
   жену,
   меня,
   народ. -
   Ну,
   словом, всех!
  К тому же,
   он не может
  смириться с тем,
   что весь его Израиль
  тебя так сильно любит.
   Потому
  он снова,
   снова,
   снова
   посылает
  тебя на гибель,
   А ты также снова,
   снова
  как прежде возвращаешься с победой.
  А после пораженья Голиафа -
  как может он забыть тот клич народа,
  когда выкривали:
   'Саул только тыщи,
  Давид же поразил
   десятки тысяч!'?
  Но главное другое -
   он ревнует
  к тебе свой трон,
   поскольку твердо знает,
   что быть тебе Израиля государем.
  
  
   Давид
   (с досадой):
  
   И ты о том же,
   друг Ионафан!
  
  
   Ионафан:
  
  Но так и будет.
   И ты сам об этом знаешь.
  
  
   Давид молчит.
  
  
   Ионафан:
  
  Но только не ходи на этот ужин!
  
  
   Давид:
  
  Ионафан!
  Мой друг
   любимый и вернейший!
  Готов тебя послушать я.
   Но как же
  я не пойду на ужин?
   Что скажу я?
  Чем объясню свое отсутствие?
  Ужели
   ты правда думаешь -
   есть повод,
   кроме смерти,
  к царю мне не явиться по приказу?
  
  
   Ионафан:
  
  Ты только не ходи.
   Все остальное
  возьму я на себя:
   Скажу отцу,
  что болен Иессей -
   нет,
   даже больше -
  скажу 'он при смерти' -
   и ты уехать срочно
  был вынужден к нему.
   А что про ужин -
  скажу:
   'Царя предупредить ты не успел,
  но полон был желанья это сделать'...
  
  
  
   Давид:
  
  А сейчас я пойду к Мелхоле и попрошу ее спрятать меня. Она любит меня и поможет.
  
  
  Давид уходит. Ионафан какое-то время остается один, потом тоже покидает сцену.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ.
  
  Вечер.
  Ужин во дворце Саула.
  Все приглашенные на ужин расселись по своим местам.
  
  
   Саул
  (еще раз внимательно оглядывая стол, хоть в этом не было необходимости - он с самого начала искал глазами Давида и не находил его):
  
  А где Давид -
   виновник торжества?
  
  
   Ионафан:
  
  Его сегодня встретил я.
   Просил он
  сказать тебе,
   что Иессей -
   его отец -
  серьезно болен...
  
  
   Саул:
  
  Я разве спрашивал тебя о Иессее?
  Спросил я, где Давид?
  
  
   Ионафан:
  
  К отцу уехал...
   Но просил сказать тебе...
  
   Саул:
   (перебивает его)
  
  Что ты сказал?
  'Давид, -
   сказал ты, -
   что-то там такое
   просил мне передать'?
  Да он в уме ли?!
   А вместе с ним и ты?
  'Пастух
   наследника
   просил сказать
   царю...' -
  Всё это что -
   насмешка
   или больше?
  
  
   Ионафан:
  
  Давид был пастухом,
  Теперь Давид -
   твой зять.
  
  
   Саул
   (слугам в бешенстве):
  
  Догнать Давида
   и немедленно сюда!
  
   Слуги удаляются. Слышны голоса, крики, возгласы, сопровождающие поиски. Слышны крики: 'Надо искать его на дороге в Вифлеем!' 'Его искали везде, там его тоже нет!'
  Через какое-то время слуги возвращаются к царю.
  
  
   Один из слуг:
  
  Мы не нашли его,
   Саул.
  
  
   Саул:
  
   И вот опять
  он обманул меня.
  
  
   Бросает красноречивый взгляд на Ионафана:
  
   Я знаю,
   это ты
  его предупредил.
  
   (Слугам):
  
   Давид хитер.
  Возможно,
   где-то здесь он.
  Возможно также,
   что и не думал уезжать он никуда.
  Ищите!
   Переставьте все вверх дном,
  весь город,
   каждый дом,
   всё -
   но найдите!
  
  Слуги снова удаляются, и снова слышны звуки поисков. И снова слуги возвращаются ни с чем. Они усталы и измотаны.
  
  
   Один из слуг
   (задыхаясь):
  
  Мы не нашли его.
  
  
   Саул
   (своей страже):
  
   Ступайте в дом Мелхолы!
  Ищите его там,
   везде ищите!
  Он должен где-то быть!
  И где б он ни был -
   пусть хоть в аду -
   но мне его найдите!
  
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ВОСЬМОЕ.
  
  В доме у Мелхолы.
  Мелхола.
   Слышен требовательный стук в дверь.
  
  
   Мелхола
   (служанке):
  
  
  Открой!
   Кого там принесло в столь поздний час?
  
  Служанка уходит открывать. Вскоре она возвращается в сопровождении Сауловых слуг.
  
   Мелхола:
  
  Что привело ко мне вас в это время?
  
  
   Слуга Саула:
  
  Прости, Мелхола, нас,
   но твой отец
  повсюду ищет твоего Давида.
  
  
   Мелхола:
  
  Давида ищет?
  
   Слуга Саула:
  
   Да, Мелхола.
   Царь
  сегодня ждал Давида во дворец
  к себе на ужин.
  
  
   Мелхола:
  
   Что ж Давид?
   Явился?
  
  
   Слуга Саула:
  
  Явился?... -
   Нет, не думаю...
   Иначе,
  его нас не послали бы искать
  где только можно и нельзя.
   Поверишь?
   Даже
  в аду искать сказали,
   если вдруг
  в местах, что выше
   мы его не сыщем..
  
  
   Мелхола:
  
   Так и ищите -
  в аду
   иль где еще,
   но только что же
  хотите от меня вы?
   Разве я -
  страж мужу своему?
  
  
   Слуга Саула:
  
   Мы обыскали
  везде,
   где только можно,
   (кроме ада).
  Но Давида
   так и не видели.
  Поверь,
   мы не хотели
   тебя тревожить,
  но таков приказ царя.
  Должны найти Давида мы -
   и всё тут!
  И после привести его к царю.
  
  
   Мелхола:
  
  
  Боюсь,
   вам и теперь не повезло.
  Прийдется возвращаться вам к Саулу
  без вести о Давиде,
   что он найден.
  Его здесь нет,
   напрасно вы пришли...
  А что отец -
   неужто так разгневан?
  
  В это время слышно, как где-то стукнула дальняя дверь, раздалось конское ржание, и вслед за ним удаляющийся топот копыт.
  
  
   Мелхола
   (стражникам):
  
  Вы,
   может,
   мне не верите? -
   Напрасно!
  Пойдите,
   осмотрите хоть весь дом -
  дом дочери царя ,
   хочу заметить -
  но и тогда не сыщете вы в нем.
  н признака Давида.
  
  
  Один из слуг по приказанию своего начальника уходит обыскивать дом. Вскоре о нвозвращается, держа в руках отбитую от небольшой мужской статуи голову и козью шкуру. Подходит к начальнику слуг и протягивает ему найденные вещи.
  
  
  
   Пришедший стражник:
  
  Вот,
   что нашли на ложе у Мелхолы.
  
  
   Слуга Саула
  (беря в руки голову от статуи и шкуру, обращается к Мелхоле):
  
  А это что?
  
   Мелхола:
  
   Ты разве сам не видишь?
  От статуи,
   похоже,
   голова...
   и шкура.
  Странно, правда?
   Чья же шкура? -
  Давида?...
   Нет,
   другой он...
  А! -
   Козла!
  
  
   Слуга Саула:
  
  Но это мы нашли на твоем ложе.
  
  
  
   Мелхола:
  
  И что с того?
   Не царская ль я дочь,
  чтоб,
   что хочу -
   держать на своем ложе?
  
  
   Слуга Саула
   Поняв, что Давида они упустили, бросает голову от статуи и шкуру на пол:
  
  
  Ну,
   раз ты говоришь 'Давида нет',
  то что поделать? -
   Значит, его нет...
  Прости.
   Уходим мы ....
   И, кстати..,
   напоследок -
  увидишь мужа -
   передай ему...
   а, впрочем...
  да, ладно -
   передай ему привет.
  
  
   Легко поклонившись, уходит.
  
  Входит служанка Мелхолы.
  
  
  Служанка: Будь спокойна, моя госпожа. Я сделала все, как ты приказала. Я вывела Давида через потайной ход, дала ему твоего коня, и он ускакал.
  
  Мелхола: Давид ничего не просил мне передать?
  
  Служанка: Нет, госпожа.
  
  Мелхола: Хорошо, можешь идти. (Служанка уходит). Должно быть, он скроется у Самуила.
  
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ.
  
  Давид у Самуила.
  
  
   Самуил
   (Давиду):
  
  Не за горами ожидаемый финал.
  События ускорить иль замедлить
  быть может, и по силам человеку,
  но результат всегда во власти Бога.
  Когда из вас двоих один уйдет -
  Саул
   перед тобой,
   иль ты
   перед Саулом,
  тогда и вывод прояснится -
   то есть,
   как
  сложится дальше будущность Израиля.
  Но знай одно -
   как лев Саул взбешен.
  До той поры,
   покуда над тобою
  не встанет на земле могильный холм,
  не знать царю
   ни мира,
   ни покоя.
  
  
   Давид:
  
  Я только чудом увернулся от копья,
  запущенного в сердце мне Саулом.
  Сам удивляюсь,
   что заставило меня
  вдруг обернуться?
  
  
   Самуил:
  
   Миссия твоя...
  Которой ради Бог тебя и вынул
  из исторического мрака небытья,
  чтоб троном увенчать,
   и чтоб очистил
  Саул на сцене место для тебя.
  
  
   Давид:
  
  Но что же делать мне теперь?
   Саул не сможет
  простить мне бегства.
  
  
   Самуил:
  
   Речь не о прощеньи...
  Я дам тебе из самых верных слуг
  наивернейших,
   и затем отправлю в Номву
  к священнику Ахимелеху,
   где на время
  ты спрячешься.
  
  
   Давид:
  
   А если вдруг найдут
  меня там слуги Саула?
   Ведь, даже
  я не имею захудалого кинжала,
   чтоб защититься.
  
  
   Самуил:
  
  Все для защиты есть у Ахимелеха.
  
  
   Давид:
  
  Оружие у священника?..
  
  
   Самуил:
  
   Я тайну
  тебе сейчас открою.
  
  
   Медлит, раздумывая.
  
  
   Давид:
  
   Ну?...
   Так как же?..
   Про тайну?..
  
  
   Самуил:
  
  У Ахимелеха меч хранится Голиафа.
  
  
   Давид:
  
  Меч Голиафа?!
   Но ведь он исчез бесследно
  почти что сразу по исходу боя?
  
  
   Самуил:
  
  Да, исчез...
   Исчез,
   поскольку я Ахимелеху
  хранить его доверил до поры.
  
  
   Давид:
  
  Но как вообще
   меч оказался у тебя?
  
  
   Самуил:
  
  Сказал я,
   что открою одну тайну.
  Ее открыл я.
   Больше ни о чем
  меня не спрашивай.
   А лучше сделай вот что:
  с дороги подкрепись
   и сразу в путь,
  и побыстрей,
   пока не появились
  Саула люди в поисках тебя.
  
  
   Давид:
  
  Откуда знать им,
   где я?
  
  
   Самуил:
  
   Ты напрасно
  так беззаботно недооценил Саула.
  Он умный человек
   и дальновидный царь...
  Да ты,
   в конце концов,
   себя бы сам
  куда б теперь отправился искать?
  
  
  Сцена затемняется, и высвечивается опять, когда уже Давид с несколькими своими людьми едет к Ахимелеху.
  Освещены только верхние части тел говорящих, так как они едут в темноте. Лошади угадываются только по тряске тел и цокоту копыт.
  Один из людей Давида по имени Иоав обращается к Давиду.
  
  
   Иоав:
  
  Давид, послушай!
  
  
  
   Давид:
  
   Слушаю, мой друг!
  
  
   Иоав:
  
  От верных мне людей я разузнал,
  что тот Ахимелех,
   к кому мы едем -
  он...
   в общем,
   не совсем
   из тех людей,
  к которым есть доверье в полной мере.
  
  
   Давид:
  
  Вот как?
  И что о нем известно?
  
   Иоав:
  
  Есть сведенья -
   он не настолько верен
  пророку,
   как тот думает о нем.
  
  
   Давид:
  
  И у кого,
   по твоему,
   он на службе?
  
  
   Иоав:
  
  Да много ли в Израиле людей,
  способных выше быть -
   или хотя б равняться -
  Пророку Самуилу? -
   Первый -
   ты.
  
  
   Давид:
  
  Я?!
   - Но я даже не знаком с Ахимелехом.
  
  
   Иоав:
  
  Раз минус 'ты',
   останется - 'второй'...
  'Второй' -
   царь Саул,
   дальше счет окончен.
  Равняться же должно все одному -
  Не раскрывайся пред Ахимелехом
   ты полностью.
  
  
   Давид:
  
   Подсчет я твой прийму.
  И вывод сделаю.
   Совет,
   достойный друга,
  ты дал мне.
   Но,
   однако,
   скоро будет
  то место,
   до которого мы едем.
  Останься ты с отрядом в этой роще
  и здесь меня дождись.
   А сам я дальше
  один поеду.
  
  
   Пришпоривает коня.
  
  Сцена снова затемняется. Высвечивается сцена приезда Давида к Ахимелеху. Давид соскакивает с коня и припадает к ногам вышедшего ему навстречу Ахимелеха.
  
  
   Давид:
  
  Шолом, Ахимелех!
  
   Ахимелех:
  
   Мир и тебе,
  коль ты приехал с миром!
   Кто ты?
  С какою целью?..
  
  
  
   Давид
   (Протягивает Ахимелеху свиток):
  
   Я -
   Давид.
  А в этом свитке весть от Самуила.
  
  
   Ахимелех:
  
  И что в той вести,
   знаешь?
  
  
   Давид:
  
   В ней тебя он просит
  приют мне оказать,.
   А также людям,
  со мной приехавшим,
   до той поры,
   как некто,
  от Самуила посланный,
   не скажет,
  что время нам уехать наступило
  для выполненья важного заданья
   царя Саула.
  
  
   Ахимелех:
  
   Ты сказал о людях,
  с тобой приехавших... -
   Но нет с тобой людей...
  
  
   Давид
   (закрывая тему):
  
  
  Их я оставил здесь,
   неподалеку -
  в надежном месте.
  
  
  Ахимелех берет из рук Давида свиток, разворачивает его, прочитывает.
  
  
   Ахимелех:
  
   Мир тебе еще раз,
  прославленный Давид!
   О твоей славе,
  о подвигах и храбрости
   легенды
  по миру ходят.
   Это о тебе
  в народе молвят,
   что десятки тысяч
  убил Давид врагов?
  
  
  
   Давид
   (несколько смущенно):
  
   Да,
   обо мне...
  Но только мало пользы с той мне славы -
  все больше унижений.
  
  
  Давид входит в дом, где слуга быстро накрывает легкую снедь. После отдачи необходимых распоряжений слугам входит и сам Ахимелех. Они легко закусывают, Давид выпивает немного вина.
  
  
  
   Ахимелех:
  
  И все же ты своих людей напрасно
  оставил где-то,
   не привел сюда,
   ко мне.
  И хоть еды,
   практически,
   здесь нет -
   ведь я не ждал вас -
  было б им с дороги
   неплохо отдохнуть...
  
  
   Давид:
  
  Для сна солдату
   зачем постель? -
  Достаточно и камня,
   чтоб голову склонить,
  и тень листвы,
   как плащ от света солнца.
  
  
   Ахимелех:
  
  Что за дело
   имеешь ты ко мне,
   что свой отряд
  оставил ждать ты под открытым небом?
  
  
   Давид:
  
  О деле том -
   задании Саула -
  помимо нас
   никто из прочих смертных
  не должен знать
  Приказ был неожиданным настолько,
  что мы к нему собрались еле-еле.
  С собою из провизии ни крошки
  мы не имеем.
   Я ж в безумной спешке
  взять не успел с собою даже пращу!
  
  
   Ахимелех:
  
  Слова все это.
   Сколько тебе нужно?
  
  
   Давид:
  
  Хлебов штук пять,
   не больше -
  лишь бы только
   хватило для поддерживанья духа.
  А мне отдай тот меч -
   меч Голиафа -
  когда-то тебе данный Самуилом.
  
  
   Ахимелех:
  
  Гостей я вижу редко,
   к сожаленью.
  Не ждал и вас -
   что тоже объяснимо.
  И потому,
   коль речь зашла о хлебе,
  скажу:
   считай,
   что нет его совсем.
  
  
  
   Давид:
  
  Считай?
   Но, согласись,
   довольно странно
  сказав, что нет,
   пред тем сказать
   считай.
  
  
   Ахимелех:
  
  Сказал 'считай' я вовсе случайно...
  Хлеб есть...
   Но лишь священный -
   приношений.
  Вкушать его дозволено левитам,
  поскольку,
   повторяю, -
   он священный.
  
  
   Давид:
  
  
  Священство хлеба для простолюдинов
  служило бы достаточной преградой
  Но для царя...
  
  
   Ахимелех:
  
   Ты разве царь?
  
  
   Давид:
  
   Почти. -
   Я -
   исполнитель царского заданья.
  Вот и ответь -
   служить цареву делу -
   помазанного Богом государя -
  достаточный ли повод для съеденья,
  любого хлеба? -
   Даже приношенья?
  
  
  
   Ахимелех:
  
  Да,
   что и говорить,
   служенье -
   повод.
  Но по обычаю,
   хлебы те можно есть
   лишь по свершении обряда очищенья.
  Иначе,
   эта пища - святотатство!
  Но можешь ли сказать ты мне, Давид
  что твои люди все пред Богом чисты?
  Или не знали женщин?..
  
  
   Давид:
  
   Ну, конечно!
  Откуда быть им с женщинами,
   если
  они который день не слазят с седел?
  Тебя я уверяю словом чести,
  что все мы здесь чисты,
   как агнцы Божьи!
  
  
   Ахимелех:
  
  Что ж,
   хорошо,
   Давид.
   Я дам тебе хлебы.
  Но если грех ты утаил,
   иль просто знал
  его за кем-то из твоих людей,
  он будет на тебе.
   Что до меча...
  
  
   Давид:
  
  Тебя опять смущают небылицы?
  
  
   Ахимелех:
  
  Без указанья Самуила я не смею
  меч Голиафа выдать никому.
  А указанья в свитке я не вижу.
  
  
   Давид:
  
  Оно и не должно там быть,
   поскольку
  его пророк поведал мне изустно.
  Верь мне,
   Ахимелех!
  
  
   Ахимелех:
  
   И этот грех,
  коль ты сказал неправду,
  нависнет над твоею головой.
  
  
   Давид
   нетерпеливо:
  
   Конечно, над моей!
  А то над чьей же?!
  Откуда мог я знать, вообще,
   что меч
  хранится у тебя,
   когда бы сам мне
  Пророк не сообщил о том?
   А если
  поведал мне о том сам Самуил,
  то ясно -
   для того,
   чтоб я сумел им
  воспользоваться.
   Потому, не медли,
  неси скорее меч!
   Ведь царь не может
  ждать исполнения приказов бесконечно!
  
  
  Ахимелех уходит и возвращается с сумой, в которой лежат хлеба приношения. В руках он несет тяжелый меч. Все это он и отдает Давиду.
  В процессе разговора Давида с Ахимелехом мы видим, как из-за занавеса их подслушивал лазутчик Саула - Доик Идумеянин. Мы знаем, что Доик заслан в Номву людьми Саула, так как он уже мелькал перед глазами зрителя в свите царя. Но Саул не знал, что Доик Идумеянин был одновременно и соглядатаем Самуила.
  После передачи Давиду хлебов и меча Доик , крадучись,уходит со сцены.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ДЕСЯТОЕ.
  
   В доме у Самуила вечером того же дня.
   Самуил, Вилдад, Софар.
  
  
   Вилдад:
  
  Самуил!
   С минуты на минуту жди гостей.
  
  
   Самуил:
  
  Кого из двух -
   друзей или врагов?
  
  
   Вилдад:
  
  Как посчитаешь,
   так и зри, Пророк.
  Друг или враг -
   всему лишь точка зрения
  дает определение.
   К тебе же
  под ночи покрывалом,
   тихо,
   тайно
   идет идумеянин
   Доик.
  
  
   Самуил:
  
   Этот
  мне не опасен.
   Более того -
   он служит мне.
  
  
   Софар:
  
  Сегодня
   Вилдад поведал нам о точках зрения.
  Так вот,
   известно ли тебе,
   что также служит
  идумеянин тот
   царю Саулу?
  
  
   Самуил:
  
   Вот, значит, как?
  А, впрочем,
   к нему я не испытывал доверья.
  Но уверяю вас,
   сейчас идет как друг
   ко мне он. -
   Он был послан проследить,
  как встретятся Давид с Ахимелехом.
  А после этого
   он,
   надо полагать,
  отправится к Саулу с донесеньем
  таким же,
   И тогда уже
   как враг
  он станет с оборотной точки зрения.
  
  
   Вилдад:
  
  И ты его отпустишь?
  
   Самуил:
  
   Без задержки.
  
  
   Вилдад:
  Смотри,
   не ошибись в рассчетах.
  
  
   Самуил:
  
   Тот,
  кто служит двум царям одновременно,
  от двух и плату должен получить.
  Я, как Пророк,
   позволю ль допустить,
  чтоб Доик от кого-либо из нас
  ее не получил? -
   Конечно, нет!
  Я только извлеку из донесенья
   его Саулу
  пользу для себя.
  
  
  Сцена затемняется, и вот она уже освещается во дворце Саула, куда после Самуила приходит Доик Идумеянин. Слуги-воины хватают его и приводят под руки к Саулу. Царь жестом приказывает слугам отпустить Доика. Те отпускают его и отходят к стене.
  
  
   Саул:
  
  Рассказывай,
   с чем ты на этот раз?
  
  
   Доик:
  
  Ты ищешь,
   царь,
   Давида повсеместно,
  а он,
   меж тем,
   пророком Самуилом
  надежно спрятан у Ахимелеха.
  
  
   Саул:
  
   Вот это новость славная!
  
  
   Саул бросает взгляд на слуг.
   Затем снова обращается к Доику:
  
  
   Еще что?
  
  
   Доик:
  
  Еще -
   Давида люди получили
  из рук Ахимелеха кров и пищу.
  
  
   Саул:
  
  А в этом что за новость?
   Что ж еще
  дают с дороги пилигримам,
   как не пищу?
  
  
   Доик:
  
  Про пищу -
   прав ты.
  Но не хлебы приношенья...
  
  
   Саул
   (Он взбешен. В гневе глядя на слуг):
  
  
  О бестии,
   сыны Вениамина!
  Надеетесь,
   что всем вам даст Давид
  поля и виноградники?! -
   Держите
  карманы шире,
   чтобы поместилось!
  Ага! -
   Другое! -
   Всех вас он поставит
  тысяченачальниками в войске?! -
   Тоже дело! -
  Схватитесь только крепче за портки,
  чтоб от потуг они с вас не слетели!
  Вы что,
   все сговорились на меня?!
  И почему,
   ответьте,
   ни единый
  мне не открыл,
   что сам Ионафан -
  мой сын -
   в преступном сговоре с Давидом? -
  И снова -
   как и все -
   не за меня!
  
  
   Один из слуг отделяется от стены. Он, видимо любя Ионафана, начинает убеждать царя.
  
  
   Слуга:
  
  Твой сын -
   известно всем -
   Давида любит,
  и искренне с ним дружит.
   Но вот козней
  против тебя Ионафан не замышлял.
  Все это сын Иессея. -
   Он коварно
  использовал святые узы дружбы
  себе в корысть.
   И,
   значит,
   наказанья
  в измене заслужил сын Иессея!
  
  
   Саул
   (несколько отходя от гнева):
  
  Ионафана зная,
   склонен я
  с тобою согласиться.
   Ладно,
   полно.
  Я не держу на сына гнева.
  
  
   Доику:
  
   Что еще
  ты видел?
  
  
   Доик
   (выступая вперед, Саулу):
  
   Видел,
   как Ахимелех
  меч Голиафа дал Давиду...
  
  
   Саул
   (про себя):
  
   Вот где,
   значит,
  хранился меч все это время.
   Еще долго
  искал бы я его -
   и безуспешно...
  И вот опять,
   уже в который раз,
  я вижу,
   как в пути моем мелькнула
  тень от руки Пророка Самуила.
  Что ж,
   я лично допрошу Ахимелеха!
  
  
   Слугам вслух:
  
  
  Пошлите доставить сюда Ахимелеха!
  
  
  Сцена гаснет. Затем освещается вновь, когда к Саулу приводят Ахимелеха.
  
  
   Ахимелех:
  
  Мир, царь, тебе!
  
  
   Саул
   (с иронией):
  
   Ты так сейчас сказал,
  как будто сам пришел ко мне,
   а не доставлен
  сюда был под конвоем.
  
  
   Смотрит прямо в глаза Ахимелеху, но говорит как бы о чем-то незначительном:
  
  
   Отвечай!
  Какая цель тобой тогда владела,
  когда вступал с изменником Давидом
  против меня ты в сговор?
  
  
   Ахимелех::
  
   Я понять
  не в силах,
   о каком ты говоришь
  сейчас мне сговоре
   с изменником Давидом?
  
  
   Саул:
  
  Понять не можешь?!
   Ты и сын Иессея...
  
  
   Ахимелех:
  
  Помилуй, царь!
   И в мыслях никогда
  я не держал какой-бы-либо сговор!
  Тем более, с Давидом...
  
  
   Саул:
  
   Не держал?..
  
  
   Неожиданно грозно, глядя прямо в глаза Ахимелеху:
  
  
  Зачем же ты тогда,
   смерд низко-падший,
  Давиду дал священные хлебы
  и Голиафа меч?!..
   Отвечу за тебя я:
   - Да затем,
  чтоб с тем мечем восстал он на меня!
  
  
   Ахимелех:
  
  Ты заблуждаешься, Саул,
   И заблужденье
  тебе затмило очи разуменья.
  Всем до единого в Израиле
   и дальше
  известно,
   что из всех твоих рабов
   Давид из самых верных -
   самый верный.
  Все знают -
   он возвышен из народа
  тобою.
   Что ты отдал за него
  и дочь свою,
   тем самым сделав зятем.
  Все знают,
   что почтен он в твоем доме,
  и лучший друг его -
   твой сын Ионафан.
  
  
   Саул:
  
  
  Опять Ионафан!
   И снова эта
  позорящая связь меня,
   Иль,
   как ты
  ее назвал забытым словом 'дружба'!..
  Ну, хорошо.
   Теперь о Голиафе.
   Точнее, о мече...
  Я,
   например,
   - а я,
   ты помнишь? -
   царь,
  так вот,
   я царь,
   но ни единым словом
  не знал о том,
   где был запрятан меч
  
  
   Ахимелех:
  
  Скажу тебе, Саул:
   то,
   что ты - царь
  еще не значит то,
   что ты - всеведущ.
  Но это к слову...
   Что же до меча:
  когда пришел в мой дом сын Иессея,
  он говорил о том,
   что ты с заданьем
  его послал -
   причем,
   довольно срочным, -
  и что,
   поскольку он, ввиду той спешки,
  с собою не успел взять и кинжала,
  я отдал ему меч.
   А меч мне этот
  однажды ночью незнакомый человек
  принес,
   назвавшись Саула слугою,
  и попросил его хранить. -
   Что я и делал.
  
  
   Саул
   (про себя):
  
  
  Лукавит он,
   пытаясь оградить
   и выбелить из дела Самуила,
  которому -
   как все тому -
   обязан,
  И,
   как и все,
   скорей всего, и служит.
  
  
   Ахимелех
   (продолжает):
  
  Я разве бы ослушался царя?!
  Поверь, Саул, мне!
  
  
   Саул
   (про себя):
  
   Разучился верить...
  Всем и себе...
   Искуссною игрой
  своею Самуил сумел добиться
  того,
   что я теперь уже не верю
  на свете никому -
   и самым близким
  не верю тоже.
   Что ж,
   могу поздравить
   тебя, Пророк, -
   ты преуспел в стараниях.
  
  
   (Вслух Ахимелеху):
  
  Что до тебя...,
   то ты,
   Ахимелех,
  повинен смерти.
  
  
   Ахимелех:
  
   В чем моя вина?!
  
  
   Саул:
  
  Не только ты -
   дом твоего отца
   повинен также.
  
  
   Слугам:
  
  Отведите Ахимелеха в Номву, и там, на глазах всех, умертвите его. А вместе с ним и всех его родственников!
  
  
   Но богобоязненные слуги Саула боятся гнева Господнего за смерть священнослужителей.
  Они начинают упрашивать царя.
  
  Слуги: Господин! Мы боимся кары Господней! Пошли выполнить твой приказ наемников, что служат у тебя в войске из числа иноплеменников - тех, которые не боятся запретов нашего Господа
  
  Тогда вперед выступает Доик Идумеянин, который до этого как-то исчез из виду и был где-то в глубине сцены.
  
  Доик: Разреши, царь, мне исполнить твое повеление!
  
   Саул (сначала презрительно смотрит на слуг, затем на Доика): Ступай ты! И умертви всех священников, связанных с Ахимелехом!
  
  Доик уходит, грубо уволакивая за собой Ахимелеха.
  Сцена затемняется, и высвечивается опять та часть сцены, где находится Самуил, Вилдад и Софар. Но теперь к Самуилу входят еще Елиуй и Елифаз.
  
  
   Елифаз:
  
  Идумеянин в Номве умертвил
  не только в корне род Ахимелеха,
  но также предал смерти всех левитов,
  что проживали в тех краях....
   А было их
  по меньшей мере, семьдесят.
  
  
   Елиуй:
  
   А также
  его отряд,
   который он скроил
  из воинов народов иноземных,
  резню устроил населенью Номвы,
  не пощадив ни женщин, ни детей...
  Был уничтожен даже скот...
  
  
   Елифаз:
  
   Слух о Саула
  неслыханной жестокости,
  как язвы
   от оспы растекается в Израиле.
  
  
   Вилдад:
  
  Ведь раньше Саул проявлял жестокость
  к одним врагам своим.
   Теперь же...
  
  
  
  
   Самуил:
  
  Да,
   расправа
   над Господа служителями в Номве
   ему бесследно не пройдет.
   Теперь от Саула
  как от чумного,
   отшатнется каста
  священников-левитов...
  
  
   Елиуй:
  
   ...И она же
  оплотом станет мощным в той борьбе,
  которую ты сам ведешь с Саулом
  
  
   Елифаз
   (как бы про себя):
  
  Да,
   авторитет священников в Израиле
  всегда велик был.
  
  
   Вилдад:
  
   Разве не такой
  эффект ты ождал,
   когда позволил
  той,
   будто тайной для тебя,
   случиться встрече
  идумеянина с Саулом,
   где узнал
  Саул о соглашении Давида
  с Ахимелехом?
  
  
   Самуил не отвечает.
  
  
   Вилдад
   (Софару, Елифазу и Елиую):
  
   Самуил добился цели -
  теперь Саула время на исходе.
  
  
   Елиуй:
  
  А это значит,
   что пора и нам
  вернуться к Небу с миссией свершенной.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ОДИННАДЦАТОЕ.
  
  Горы, спускающиеся к долине.
  Отряд Давида.
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Все большее число простого народа Израиля, тайно подбадриваемое священниками, теперь начало симпатизировать Давиду и даже помогать ему спасаться от преследований Саула.
   Саул продолжал терять свой авторитет, и, забросив многие важные государственные дела, почти с головой ушел в борьбу с Давидом. Управление делами в государстве все больше переходило в руки ставленников Самуила.
   Теперь Саул, со всех сторон опутанный искуссно расставленными Пророком сетями, тратил свои силы на бесплодную борьбу с сыном Иессея.
   В такой борьбе прошло несколько лет...
   Давид, напротив, используя помощь населения, все эти годы успешно избегал преследований Саула, а иногда, проявляя показное благородство, даже ставил царя в неловкое положение.
   Иногда якобы имевшие место случаи проявления благородства Давида по отношению к царю попросту выдумывались (разумеется, Пророком), а потом с помощью священников распространялись в народе.
   Так Самуил лепил образ будущего, Богом избранного, царя - благородного и безгрешного, безвинно преследуемого жестоким больным правящим царем Саулом.
   И насаждал этот образ в сознании израильтян. И, надо признать, немало преуспел в этом. Даже теперь, по происшествии более, чем трех тысяч лет, мы воспринимаем образ Давида почти так, как задумал его когда-то великий Пророк израильского народа - Самуил.
   Хотя, и проявляло себя время от времени то 'дурное сердце' Давида, о котором когда-то говорил его родной брат Елиав накануне битвы с Голиафом,.
  
  Вот перед нами небольшой отряд Давида. Отряд прячется от воинов Саула в горах Кармила, недалеко от имения богача Навала.У Давида и его людей кончилась провизия.
  
  
   Давид сидит на камне. К нему подходит один из его воинов.
  
   Воин:
  
  Давид!
   У нас практически закончилась еда.
  И где достать ее в горах,
   убей - не знаю.
  Быть может,
   попытаться подстрелить
   из лука серну? -
  Хоть серны,
   знаю я,
   пасутся выше...
  
  
   Давид:
  
  Нет,
   выше в горы уходить нельзя.
  Тем более теперь,
   когда Кармил
  прочесан вдоль и поперек людьми Саула.
  
  
   Воин:
  
  Быть может,
   нам послать людей в долину,
  чтоб что-то раздобыть хотя бы там?
  
   Давид:
  
  Нет,
   там еще опасней.
   Ведь, в горах
  хотя бы есть, где спрятаться.
  
  
   Воин:
  
  
   Быть может...
  Но в долине
   остаться легче нам неузнанными,
   если
  разведка вдруг наткнется на Саула.
  Тем более,
   что здесь неподалеку,
  в долине,
   есть владения Навала -
  богач один.
   Он,
   правда,
   тем известен,
  что нрав имеет - упаси нас Боже!
  Такой,
   глядишь,
   еще не согласится
  нам дать провизию...
  
  
   Давид:
  
   Как так 'не согласится'?!
  
  
   Воин:
  
  Вопрос твой я воспринял, как приказ?
  
  
   Давид:
  
  И правильно воспринял.
  И с пустыми
   руками ты назад не возвращайся!
  
  
  Воин уходит. Эта часть сцены затемняется, и высвечивается другая - уже в долине.
   Здесь люди Давида приходят украдкой к Навалу.
  Неподалеку двое человек стригут овец. Навал в это время дает какие-то хозяйственные поручения своей жене - красавице Авигее.
  
  
   Навал
   (жене):
  
  И вот что,
   Авигея!
   Не забудь
  послать к Седраху человека,
   чтоб напомнить,
  что срок его залога истекает
   через пятнадцать дней...
  
  
  Навал оборачивается и видит людей Давида.
  
   Навал
   (своему слуге):
  
   А это что за люди?
  И что им надо на моей земле?
  
  
   Один из людей Давида:
  
  Шолом, Навал!
  
  
   Навал
   (в раздражении):
  
   Да кто вы все такие?!
  
  
   Один из людей Давида:
  
  Пришли по поручению Давида
   к тебе мы...
  
   Навал:
  
  Ну, пришли!
   И что с того?
  Рассказывайте,
   что вам нужно?
  
  
   Один из людей Давида:
  
  Пища...
  
  
   Навал:
  
   А я-то здесь при чем?
  
  
   Один из людей Давида:
  
  Давид просил,
   чтоб ты нам дал немного
  воды и хлеба.
   Мы за все заплатим!
  
  
   Навал
   (возмущенный таким требованием, оборачивается к жене и, якобы действительно не зная, о ком идет речь, спрашивает):
  
  
  Слыхала ты такое,
   Авигея? -
  Здесь о каком-то говорят Давиде.
  
  
   Затем снова поворачивается к людям Давида и еще более возмущенно продолжает:
  
  
   Кто он такой -
  Давид ваш этот?
   Мало ль
   рабов сегодня бегает по свету?
  Я всем им должен дать воды и хлеба?
  А также мяса,
   смокв,
   изюму?..
   Эдак
  недолго самому пойти по миру,
  как этот ваш....
   Ну, словом, убирайтесь
  отсюда подобру и поздорову!
  Пока я им...
  
  
   (указывает рукой на стригущих овец):
  
   ...не приказал вас высечь,
  и не остричь,
   как тех овец,
   которым
  они вас уподобят в две минуты.
  
  
  Люди Давида уходят.
  Навал тоже куда-то уходит, размахивая в возмущении руками.
  К оставшейся Авигее подходит слуга - один из тех, что стриг овец.
  
  
   Слуга
   (Авигее):
  
  Госпожа!
  
   Авигея:
  
  Да?
  
  
   Слуга:
  
  Подумай и скажи,
   что будем делать
   мы все теперь?
  Давид из тех людей
   кто безнаказанно обиды не потерпит...
  Вовек такому не бывать.
  .
  
   Авигея:
  
   Ты прав,
  я и сама теперь от страха места
   себе не нахожу.
  Сейчас спасти нас
   от разграбления
  - да что там разграбленье! -
   от смерти! -
   лишь одно-
  и то, навряд ли -
   способно.
  
  
   Слуга:
  
   Что же?
  
  
   Авигея:
  
  Немедленно Давиду принести
   все,
   что он просит,
  и еще стократно
   сверх этого!
  Сейчас же собери -
   да так, чтоб не узнал о том Навал: -
  хлебов штук двести,
   мер сушеных зерен -
   не менее пяти,
  меха с вином -
   два, три, четыре,
   словом,
   лучше - больше,
  изюму -
   связок сто, -
  и на ослов
   грузи все это,
   и, как сможешь, быстро!
  Попутно приготовь овец в подарок -
  да самых лучших,
   здесь уж не скупись! -
  А дальше -
   с Богом в горы!
   Там Давида
  разыщешь.
   Сразу в ноги упади!
  А я прийду к Давиду часом позже...
  .
  
  Эта часть сцены затемняется, а высвечивается другая - там вернувшиеся из долины люди жалуются Давиду на негостеприимство Навала.
  
   Давид (в гневе): Приказываю - имение Навала разграбить, а его самого убить!
  
  
  В это время слышится блеяние овец и крики ослов. Прибегает один из людей Давида.
  
  
  Прибежавший: Давид, в лагерь прибыла Авигея - жена того человека, что прогнал посланных тобою людей.
  
  Давид: Авигея? Если она пришла просить за своего мужа, то напрасно - я уже отдал приказ убить его.
  
  Прибежавший: Она принесла тебе немало даров.
  
  
  В это время входит Авигея.
  Давид поднимается и идет к ней навстречу.
  Молодая и красивая Авигея очень понравилась вышедшему ей навстречу Давиду. Авигея стала на колени и низко поклонилась Давиду.
  
  
   Авигея:
  
  Шолом, Давид, -
   спасение и слава
  всего Израиля!
  
   Давид:
  
   И тебе Шолом,
   о, женщина.
  Сейчас же поднимись
   с колен своих
  и толком расскажи,
   что привело тебя ко мне...
  
  
   (жестом показывает на бесчисленные дары Авигеи):
  
   со всем вот этим?
  
  
  
  
   Авигея:
  
  На мне,
   мой господин,
   грехи
  того, кто мужем мне является -
   Навала.
  Дозволь сказать мне слово в оправданье!
  
  
   Давид
  (еще раз жестом предлагает Авигее встать с колен, но она остается на коленях):
  
  
  Что ж, говори,
   я слушаю тебя.
  Но не проси за мужа -
   он не стоит
  ни просьб твоих,
   ни самоей тебя.
  Да и напрасно будет. -
   уже отдал
  приказ его убить я.
  
  
   Авигея
   (припадая еще ниже к ногам Давида):
  
  
   О, Навал!
  Достоин он безумного названья
  себя же самого.
   Не зря 'Навал'
  и означает то,
   что он - 'безумный'.
  И ты,
   мой господин,
   прошу,
   прости
  его хотя б за то,
   что он - безумный.
  Что до меня -
   то я,
   Давид,
   не знала,
  о чем безумец говорил с людьми,
  которых ты послал к нему.
   Иначе
  все эти,
   за спиной моей,
   подарки,
  я с радостью дала бы и в долине,
  и даже больше.
   А сейчас прийми
  хотя бы эту малую толику.
  Когда ж исполнит на тебе Господь
  все те пророчества,
   что должно,
   и поставит
  тебя вождем Израиля,
   ты вспомнишь,
  что не пролил напрасно глупой крови
  безумного Навала,
   и сберег
  себя от мщенья...
   что угодно Богу.
  Ну,
   и еще
   тогда,
   быть может,
   вспомнишь
  про Авигею...
  
  
   Давид слушал эту длинную витиеватую, но подобострастную речь Авигеи с нескрываемым наслаждением.
  По сцене проходят видимые для зрителя, но невидимые для участников мизансцены Елиуй и Софар.
  
  
  Софар (Елиую): Эта женщина столь же умна, сколь приятны Давиду ее слова.
  
  Елиуй: Она преследует свои цели, и первейшую из них - остаться в живых после глупости своего мужа. Как же теперь Давид смог бы убить ее, если она повторяет то, что священники Самуила давно нашептывают в народе: о безмерной любви Господа к своему помазаннику, о том, что он станет вождем Израиля...
  
  
  Вилдад и Елиуй проходят и уходят со сцены.
  
  
   Давид
   (Авигее, почти насильно поднимая ее с колен):
  
  Благословен Господь,
   который выслал
  тебя на встречу мне.
   Но видит Он,
  что если б ты не вышла -
   до рассвета
  на том бы месте,
   где стоял твой дом
  я не оставил камня бы на камне.
  Из рук твоих с прощеньем принимаю
  твои дары я.
   Ты ж ступай теперь
  к себе в долину.
   Ничего не бойтесь
  ни ты,
   ни твой безумец. -
   Я простил
  вас всех,
   и с миром отпускаю...
  
  
  Слуги Давида провожают Авигею со сцены.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Авигея вернулась в свое имение.
   Но дней через десять в одном из горных ущелий Кармила, куда часто ездил Навал проверить работу своих пастухов, нашли его труп...
  А буквально через неделю после похорон Навала Давид прислал к Авигее своих людей с тем, чтобы объявить ей - он-де, прослышав о смерти ее мужа, послал за ней, чтобы взять ее себе в жены.
   Умная Авигея хорошо понимала, что выхода другого у нее сейчас нет, и, изобразив покорность, ответила согласием.
  Вскоре Давид, узнав что Саул направил к Кармилу отряд, спешно покинул свое убежище, захватив с собой еще одну жену - Ахиноаму.
   Этот пример 'дурного сердца' относится к тому периоду жизни Давида, когда он еще не стал царем Израиля. Когда же он воссел на трон, подобное уже никого не удивляло. Чего только стоит поведение царя, когда он решил овладеть Вирсавией, бывшей в то время женой одного из лучших и самых преданных его военачальников - Урии Хеттеянина. (см. 2 книгу 'Царств', глава 11). И все это - исторические факты, которые донес до нас через тысячелетия библейский летописец, рисуя объективно живую историческую личность. И от этих фактов отмахнуться нельзя.
  
  
   ЗАНАВЕС
  
  
   АКТ 5
  
   Голос летописца за кадром.
  
  Прошло какое-то время.
  Давиду удалось бежать из Кармила от разыскивающего его Саула. А вскоре Самуил посоветовал Давиду вообще на время скрыться за границами Израиля.
  К этому времени отряд Давида достиг уже шестисот человек, и они нашли прибежище у филистимского царя Анхуса.
  Анхус дал Давиду в управление город Секелаг. Один год и четыре месяца Давид пребывал в Секелаге, служа Анхусу. Со своим отрядом он нес охранную службу, охраняя филистимскую землю от набегов гессурян, гирзеян, амаликитян. Иногда его отряд и сам совершал опустошительные рейды на территорию соседей филистимлян, грабя их поселения и безжалостно убивая жителей
  Со временем Давид стал пользоваться полным доверием филистимского царя.
   Саул, узнав, где нашел прибежище Давид, счел поведение Анхуса оскорблением и прямым вызовом всему Израилю, и начал готовиться к новой войне с филистимлянами.
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
  
  Во дворце у Анхуса.
  Слуга вводит Давида к Анхусу и сам уходит .
  
  
   Анхус
   (Давиду):
  
  Входи, Давид.
   Садись за стол,
   отведай
  вина и яств!
  
  
   Давид:
  
  Благодарю.
   Но кто я?
   - раб только твой,
  который не заслуживает милость
  сидеть перед царем.
   Позволь остаться
  мне на ногах,
   как то и подобает
  слуге царя.
  
  
   Анхус:
  
   Давид!
  Да ты за это время,
   что здесь находишься -
  в пределах Секелага -
  настолько показал себя надежным
  слугой царя и верным его другом,
  что самому бы впору пред тобою
  мне встать.
   Но,
   так, как, все ж, я царь,
  то снова повторю приглашенье
  тебя к столу.
  
  
   еще раз указывает на место за столом:
  
   Прошу тебя, Давид.
  
  
  Давид садится за стол. Анхус хлопает в ладоши, входит слуга и наливает Давиду вино в чашу. Слуга отходит к стене и становится там в готовности к услужению.
  
  
   Анхус:
  
  Доволен я тобой, Давид,
   не скрою.
  Отряд твой тоже только славословий
  заслуживает в адрес свой.
   С тех пор,
  как ты служить ко мне пришел,
  мои соседи -
   гессуряне,
   гергесеи
   и иже с ними -
  сильно присмирели.
   И я рад,
  что в день,
   когда пришел ко мне ты с просьбой
  помочь тебе приютом,
   я ответил
  своим согласием.
  
  
   Давид:
  
   Поверь мне, царь,
   такого
  нет подвига,
   который не свершу
  с моим отрядом для тебя я ради!
  
  
   Анхус:
  
  Я это знаю и ценю,
   мой друг Давид.
  И потому призвал тебя сегодня
  к себе для разговора.
   Так вот,
   слушай.
  
  
   Давид:
  
  Я слушаю, мой царь.
  
  
   Анхус:
  
   Тебе ведомо,
  насколько осложнились отношенья
  между Израилем и мною с той поры,
  как ты пришел ко мне.
  
   Давид:
  
   Да, царь,
   я это знаю.
  
  
   Анхус:
  
  Ты знаешь также,
  что Саул к войне готовит
   свои войска.
  Я вынужден ответно
  отдать приказ о собираньи армий.
  
  
   Давид
   (в готовности поднимаясь со своего места):
  
  Дай мне в них место,
   в этих армиях,
   царь Анхус!
  Готов тебе служить простым солдатом!
  Позволь мне доказать свою готовность
  не поскупиться жизнью ради славы
  твоей,
   мой царь!
  
  
   Анхус:
  
   Слова,
   которым вечно
  желал бы я внимать сейчас я слышу.
  Я для того и звал тебя,
   Давид -
  сказать,
   что ты и твои люди
  должны пойти со мною в ополченье!
  
  
   Давид, хоть и предлагал сделать его пусть даже солдатом в армии Анхуса, скорее всего надеялся, что Анхус все же откажется взять его в свое ополчение. Потому, сейчас Давид едва заметно (впрочем, заметно только для зрителя, а не для Анхуса) обескуражен. Тем не менее, он быстро берет себя в руки, не смея отказаться идти против своих соплеменников войной на стороне врага, и даже высказывает свое признание.
  
  
   Давид:
  
  Виват, мой царь!
   Ты, наконец, узнаешь,
  что сделает Давид тебе во славу!
  
  
   Анхус
   (как бы благодаря Давида за покорность и готовность сражаться против израильтян):
  
  
  Исполненный стремлением доверье
  тебе я доказать свое,
   желаю,
  хранителем моей главы на время,
  что требует война,
   тебя я видеть.
  
  
  Раздается стук в дверь Входит один из военачальников Анхуса. Припадает на колено в знак приветствия.
  
  
   Военачальник:
  
  Царь, радуйся!
   Принес тебе я новость
  настолько восхитительную,
   что
  ты можешь даже мне и не поверить!
  
  
   Анхус:
  
  Вот как?
   И что за новость?
  
  
   Военачальник
  
   Самуил -
  Пророк Израиля -
   скончался!
  
  
   Давид вздрогнул.
  Анхус бросил на него быстрый взгляд. Затем опять обратился к своему военачальнику.
  
  
   Анхус:
  
  Насколько эти сведенья верны?
  
  
   Снова бросает взгляд на Давида
  
  
   Военачальник:
  
  Верны, мой царь!
   Как то,
   что завтра утром
  над миром вновь поднимется светило,
  как то,
   что после дня бывает вечер,
  а вслед за сном
   приходит пробужденье.
  
  
   Анхус
   (Давиду):
  
  
  Иди,
   Давид,
   готовь отряд к сражению!
  
  
   Давид склоняется в почтении и уходит.
  
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Скорее всего, авторы библейских книг 'Царств' никак не могли допустить, чтобы хоть малейшая тень в грехе цареубийства пала на таких выдающихся деятелей истории Израиля, какими были пророк Самуил и царь Давид. Вот почему, на наш взгляд, смерть пророка Самуила предшествовала тому сражению израильтян с филистимлянами, в котором погиб царь Саул и его сыновья - законные наследники царского трона.
  И не исключено, что по этому же замыслу и Давид не участвовал в том сражении.
  И, тем не менее, в Коране, во второй суре 'Аль-Бакара', в аяте 251 мы читаем странные слова:
  
  'и убил Дауд (Давид) Джалута, вождя неверных. И Аллах даровал Дауду царство после Талута'.
  
   Как понимать эту фразу? Является ли Талут и Джалут одним и тем же лицом или нет? И все-таки - участвовал или нет Давид в том сражении?
  
  Конечно, развитие исторических событий по тому или другому сценарию можно объяснить и промыслом Господа, Его великим и непостижимым для нас Замыслом.
   Но нельзя исключить в таких сюжетах и замысел земных авторов.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
  
  Военный совет накануне сражения в палатке Анхуса. На совете Анхус и военные князья, один из которых Моах - тот военачальник, что принес известие о смерти Самуила. Видно, что совет уже заканчивается, но что-то остается еще нерешенным.
  
  
   Моах
   (Анхусу):
  
  Царь,
   разреши задать тебе вопрос
  еще один -
   последний.
  
  
   Анхус:
  
  Задавай, Моах.
   Ты носишь то же имя, что носил
  отец мой.
   Ты и мудр, почти как он.
  
  
   Моах:
  
  Ужель не ложь та весть,
   что ты Давида
  с его отрядом вызвал в ополченье?
  Ведь мы идем
   - ты помнишь -
   на Саула?
  
  
   Анхус:
  
  И хочешь ты спросить,
   насколько сильно
  готов себя доверить я Давиду?
  Отвечу -
   да, готов,
   и да - настолько.
  Озлоблен он на Саула,
   и только
  о том и грезит,
   чтоб идти на братьев
  своих с войной.
   И разве не понятно -
  из-за того,
   что он постыл народу,
  и -
   хуже что -
   опасен для Саула -
  слугой моим навек он обрекает
  себя стать
   без надежд на отступленье?
  
  
  
   Моах:
  
  
  И все же я позволю себе дерзость
  просить тебя о том,
   о, мудрый Анхус,
  чтоб не участвовал в том будущем сраженьи
  Давид с его отрядом.
   Третий день мы
  идем с войною в земли Израиля,
  и времени того вполне хватило -
  в пути солдаты говорят о многом -
  чтоб о Давиде сделать твердый вывод:
  способен он на замысел коварный.
  
  
   Анхус:
  
  И что судачат меж собой солдаты?
  И если замышляют они что-то
  против меня,
   то почему доныне живы
  те,
   кто о заговоре знали и молчали,
  и мне о нем не доложили раньше?
  
  
   Моах:
  
  
  Не гневайся, мой царь.
   Ничто такое
  Давида люди не сказали...
  
  
   Анхус:
  
   В чем же
  тогда и дело?
  
  
   Моах:
  
   В том, что разговоры
  их в том и заключаются,
   что молча
  идут они во время перехода.
  Молчание содат -
   нечастый случай,
  молчанье их дает раздолье мыслям
  моим о том,
   насколько они верны
  тебе
   и цели,
   для какой идем мы.
  
  
  
   Анхус:
  
  Ты можешь говорить чуть-чуть яснее?
  Хоть ты и мудр,
   но я люблю конкретность.
  
  
   Моах:
  
  
  Когда молчат солдаты -
   это хуже,
  как если бы они все говорили.
  В молчаньи можно скрыть любые мысли,
  и мысли об измене среди прочих.
  Сказал ты,
   что опасен для Саула
  теперь Давид,
   и что теперь навеки
  слугой твоим он станет... -
   Это правда...
  Но не один Давид сегодня служит,
  хотя один является Саулу
   врагом.
  А, раз всё так ,-
   о людях,
   что с Давидом
  решился б ты сказать с таким же правом,
  что и они предать тебя не смогут? -
  Я б не решился...
   Потому в молчаньи
  солдат Давида вижу вероятность
  того,
   что нанесут удар мне в спину
  они в тот миг,
   когда,
   им доверяя,
  спиной к ним повернусь в разгаре боя.
  
  
   Другой военачальник:
  
  Прислушайся к Моаху, царь!
   Зачем нам
  нужны евреи эти между нами?
  И мало ли одержано тобою
  побед без них в составе наших армий?
  
  
  
   Анхус
   (пробует успокоить своих князей):
  
  
  Но сам Давид при мне уж больше года,
  и я ни разу в нем не усомнился,
  и не нашел всего того худого,
  чего боитесь вы.
   Лишь сделал о нем вывод -
  Давид -
   хороший воин,
   и хотя бы
  пусть только он пойдет за нас в сраженье.
  
  
   Военачальники
  (говорят все вместе, трудно понять, кто из них конкретно):
  
  
  -Отпусти, Анхус, Давида!
  
  -Пусть он сидит в своем месте, которое ты ему назначил!
  
  -Не позволяй ему идти с нами на войну, чтобы он не сделался нашим противником в самый решительный момент!
  
  -Чем он может умилостивить своего царя Саула, как не головами нашими?!
  
   -Вспомни, не тот ли это Давид, которому пели в Израиле, говоря: 'Саул поразил тысячи, а Давид - десятки тысяч?'
  
  
   Анхус:
  
  Все!
   Довольно!
   Я вас услышал -
   и теперь идите!
  Ко мне же приведут пускай Давида!
  
  
  Военные князья уходят.
  Вскоре приводят Давида.
  Анхус чувствует неудобство перед ним, и, вдобавок, ему неловко от того, что слово военных князей оказалось сильнее его - царского слова.
  
  
   Анхус:
  
  
  Входи, Давид.
   Я жду тебя.
  
  
   Давид:
  
  
  Шолом!
  Твое предвиденье,
   царь Анхус,
   заставляет
  меня лишь только преклонить пред ним колена:
  Я утро целое отыскивал тот повод
  с которым бы к тебе явиться,
   чтобы
   меня ты принял.
   Только, видно,
   вряд ли
  мне будет суждено понять,
   что разум
  и прозорливость Анхуса подобны
  предвиденью и разуму Господним.
  Все дело в том,
   что у меня созрел прекрасный
  и очень хитрый план. -
   Теперь я знаю,
  как несомненно победить Саула!
  
  
   Анхус
   (не глядя на Давида):
  
  
  Давид, послушай...
  
  
   Давид
   (понимая, что не за советом позвал его царь):
  
   Да, царь.
  
  
  
   Анхус:
  
  
  Мне прекрасно
   известна твоя преданность...
  Я также
   ценю твою безудержную храбрость
  в согласии с умением сражаться...
  Ты много раз -
   как и одно, так и другое -
  доказывал на деле мне...
   Ты честен.
  Глазам моим приятно было видеть
  тебя
   в мое входящим ополченье...
  
  
   Давид:
  Тогда,
   в чем дело,
   царь?
   Обеспокоен
  слуга твой этим долгим предисловьем!
  
  
  
   Анхус:
  
  Глаза моих князей к твоим изъянам
  пристрастны слишком -
   я-то знаю -
   мнимым.
  И,
   хоть по мне,
   ты лучше половины
  их -
   даже взятых вместе -
   я бы все же
  не захотел тягаться с ними в распрях,
  тем более, теперь -
   перед войною.
  Поэтому,
   пойми моих сомнений
  всю суть,
   и отправляйся нынче с миром
  домой.
  
  
  
   Давид:
  
   А как же быть с моим отрядом?
  
  
   Анхус:
  
  Отряд с тобою.
  
  
   Давид:
  
  
   Не могу понять я,
  что сделал я,
   и что во мне нашел ты?...
  
  
   Анхус:
  
  Не я -
   князья!
  
  
   Давид:
  
  
   ...князья,
  что показался
   я им в таком невыгодном обличьи,
  что мне теперь нельзя идти с врагами
  твоими в бой вступить,
   и доказать всем,
  что ты мне дорог,
   словно ангел Божий!
  
  
   Анхус:
  
  И ты мне дорог...
   Но князья кричали громко:
  'Пусть он останется!'...
  Ступай же,
   сын мой,
   с Богом.
  
  
   Давид:
  
  Я слушаюсь,
   мой царь.
   Дозволь нам завтра
  отправиться с рассветом.
  
  
   Анхус:
  
   Нет, сегодня.
  
  
   Давид уходит.
  
  Голос летописца за кадром: Давид повиновался и повернул свой отряд назад.
  
  После этих слов начинается кинохроника или сцены имитации сражения, что, собственно, и есть следующим действием.
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
  
   На фоне кинокадров и сцен, иллюстрирующих дальнейший текст, идет голос летописца.
  
  Голос летописца за кадром:
  
  Сразу после смерти Самуила Саул издал указ о выдворении из страны всех волшебников и гадателей.
   Со смертью Самуила тайный заговор, составленный им против Саула, не распался. Но теперь его возглавил Авенир, который по-прежнему продолжал служить военачальником в армии израильского царя.
   Хитрый и коварный Авенир, будучи родным братом отца Саула, сумел, не вызывая никаких подозрений у своего царя, подготовить ему смертельную ловушку.
  Авенир, использовав свое положение военачальника, сделал так, что во время нападения филистимлян на центр израильской армии, где стояла гвардия во главе с Ионафаном и где находился сам царь Саул, остальные отряды израильской армии быстро отступили и не оказали помощи окруженному Саулу с сыновьями. Саул, смертельно раненный, не желая попадать в руки врага, сам пал на меч свой и умер. К этому времени погибли и три его сына.
   Авенир же с остатками армии бежал в город Маханаим и провозгласил царем израильских племен Иевосфея - младшего сына Саула, рожденного от наложницы.
   Иевосфей был слабым и безвольным человеком, совершенно не готовым стать царем. И потому фактическим правителем там стал честолюбивый Авенир. Наконец-то он достиг своей цели...
   Давид же после гибели Саула и его сыновей прибыл в иудейский город Хеврон. И Иудея признала его своим царем.
   Филистимляне, найдя трупы Саула и его сыновей, обезглавили их и тела повесили на стене Беф-сана.
   Вскоре жители Иависа Галаадского выкупили их у филистимлян и, принеся в свой город, сожгли останки.
   Головы Саула и его сыновей, а также их оружие филистимляне еще долго возили по своим городам, возвещая о своей победе над израильтянами.
   Шесть лет правили в разделенных землях, когда-то единого Израиля, Иевосфей (в Маханаиме) и Давид (в Хевроне).
  Давид, благодаря умелым дипломатическим шагам, быстро набирал силу. Авенир, видя такое усиление Давида и предвидя неминуемое поражение безвольного Иевосфея, вступил в тайные переговоры с Давидом с тем, чтобы объявить Давида единовластным царем всего Израиля и Иудеи. Взамен он надеялся получить высокую должность в армии Давида.
   Вскоре Давиду принесли голову Иевосфея, предательски умерщвленного своими приближенными. Но и Авенир был также коварно убит (надо полагать, не без ведома Давида) одним из военноначальников Давида.
   И Давида провозгласили царем всех двенадцати колен Израиля и Иудеи. Государство снова стало единым.
  
  Так закончилось противостояние двух великих личностей в истории еврейского народа - пророка Самуила и царя Саула, - которым Божьим замыслом суждено было жить в одно время и в одном государстве, которому оба они беззаветно служили, выполняя отведенные им Провидением исторические роли.
  
   Борьба и противостояние двух великих людей окончилась их смертью.
   И, как это часто бывает в истории, победителем в борьбе двух оказалась третья великая личность - Давид.
   Не знаю, кому уж первому принадлежат слова: 'Историю пишут победители', но правление в Израиле царя Давида полностью подтверждают их справедливость.
   При нем Израильское государство достигло своего наивысшего расцвета.
  Впоследствии Давид расправился практически со всеми родственниками и сторонниками Саула.
  И царя, который завоевал для своего народа независимость и отстоял ее в том жестоком мире, который окружал еврейское государство, и, тем самым, создал условия для дальнейшего его процветания при Давиде и Соломоне, этого царя незаслуженно забыли. Забыли настолько, что утратили даже сведения о точном сроке его царствования. Этот факт, тем более удивителен, что древние еврейские легенды сохранили через тысячелетия сведения о пребывании на троне Израиля совсем уж ничтожных личностей, чье правление продолжалось всего лишь месяцы и даже дни.
   К счастью, само имя царя Саула было сохранено для истории. И за это мы должны быть благодарны библейским летописцам - ведь они донесли до нас живой образ этого выдающегося царя Израиля и описали его деяния.
   Династия Давида, сменившая Саула, без сомнения, тоже достойна прославления.
   Но это уже другая история...
  
  
  
   ЗАНАВЕС
  
  
   КОНЕЦ
  
  
  
  
  
  
  
   Приложения.
  
   Указания Бога Израилева о жертвеннике (см. 'Исход' 20:24,25,26)
  
  
  
   ' Сделай Мне жертвенник из земли, и приноси на нем всесожжения твои и мирные жертвы твои, овец твоих и волов твоих; на всяком месте, где я положу память имени Моего, Я приду к тебе, и благословлю тебя'.
  
   'Если же будешь делать Мне жертвенник из камней, то не сооружай его из тесаных. Ибо, как скоро наложишь на них тесло твое, то осквернишь их'.
  
   'И не входи по ступеням к жертвеннику Моему, дабы не открылась при нем нагота твоя'.
  
  
  
   Указания о жертвоприношениях (см. 'Исход' 22: 29, 30.31)
  
   'Не медли приносить Мне начатки от гумна твоего и от точила твоего; отдавай Мне первенца
   от сынов твоих;
   То же делай с волом твоим и с овцею твоею. Семь дней пусть они будут при матери своей, а в восьмый день отдавай их Мне.
  
   И будете у Меня людьми святыми; и мяса, растерзанного зверем в поле, не ешьте; псам бросайте его'.
  
  
  
  
   Описание ковчега (см. 'Исход' 256 10 - 40)
  
   Сделайте ковчег из дерева ситтим; длина ему два локтя с половиною; и ширина ему полтора локтя, и высота ему полтора локтя.
   И обложи его чистым золотом; изнутри и снаружи покрой его; и сделай наверху вокруг его золотой венец.
   И вылей для него четыре кольца золотых, и утверди на четырех нижних углах его; два кольца на одной стороне его, два кольца на другой стороне его.
   Сделай из дерева ситтим шесты, и обложи их золотом,
   И вложи шесты в кольца, по сторонам ковчега, чтобы посредством их носить ковчег.
   В кольцах ковчега должны быть шесты и не должны отниматься от него.
   И положи в ковчег откровение, которое Я дал тебе.
   Сделай также крышку из чистого золота; длина ее два локтя с половиною, а ширина ее полтора локтя.
   И сделай из золота двух херувимов; чеканной работы сделай их на обоих концах крышки.
   Сделай одного херувима с одного края, а другого херувима с другого края; выдающимися из крышки сделайте херувимов на обоих краях ее.
   И будут херувимы с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими будут друг к другу; к крышке будут лица херувимов.
   И положи крышку на ковчег сверху; в ковчег же положи откровение, которое Я дам тебе.
   Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою, посреди двух херувимов...
   И сделай стол из дерева ситтим, длиною в два локтя, шириною в локоть, а вышиною в полтора локтя,
   И обложи его золотом чистым, и сделай вокруг его золотой венец.
   И сделай вокруг его стенки в ладонь, и у стенок его сделай золотой венец вокруг.
   И сделай для него четыре кольца золотых, и утверди кольца на четырех углах у четырех ножек его.
   При стенках должны быть кольца, чтобы влагать шесты, для ношения на них стола.
   А шесты сделай из дерева ситтим, и обложи их золотом, и будут носить на них сей стол.
   Сделай также для него блюда, кадильницы, чаши и кружки, чтобы возливать ими; из золота чистого сделай их.
   И полагай на стол хлебы предложения пред лицем Моим постоянно.
   И сделай светильник из золота чистого; чеканный должен быть сей светильник; стебель его, ветви его, чашечки его, яблоки его и цветы его должны выходить из него.
   Шесть ветвей должны выходить из боков его6 три ветви светильника из одного бока его, и три ветви светильника из другого бока его.
   Три чашечки на подобие миндального цветка, с яблоком и цветами, должны быть на одной ветви, и три чашечки на подобие миндального цветка на другой ветви, с яблоком и цветами. Так на всех шести ветвях, выходящих из светильника.
   А на стебле светильника должны быть четыре чашечки на подобие миндального цветка с яблоками и цветами.
   У шести ветвей, выходящих из стебля светильника, яблоко под двумя ветвями его, и яблоко под другими двумя ветвями его, и яблоко под третьими двумя ветвями его.
   Яблоки и ветви их из него должны выходить; он весь должен быть чеканный, цельный, из чистого золота.
   и сделай к нему семь лампад, и поставь на него лампады его, чтобы светили на переднюю сторону его.
   И щипцы к нему и лотки к нему из чистого золота. Из таланта золота чистого пусть сделают его со всеми сими принадлежностями.
  Смотри, сделай их по тому образцу, какой показан тебе на горе'.
   Примечание:
  
  1. талант - обозначение веса металла, обычно серебра, около 26 кг;
  
  2. локоть = 6 ладоней, что составляет около 48 см.
  
  
  
  
   Об устройстве скинии (см. 'Исход' 26: 1 - 37).
  
   'Скинию же сделай из десяти покрывал крученного виссона, и из голубой, пурпуровой и червленой шерсти, и херувимов сделай на них искусною работою.
   Длина каждого покрывала двадцать восемь локтей , а ширина каждого покрывала четыре локтя6 мера одна всем покрывалам.
  Пять покрывал пусть будут соединены одно с другим, и другие пять покрывал соединены одно с другим.
   Сделай петли голубого цвета на краю первого покрывала в конце соединяющего обе половины, так сделай и на краю последнего покрывала, соединяющего обе половины.
   Пятьдесят петлей сделай у одного покрывала, и пятьдесят петлей на краю покрывала, которое соединяется с другим; петли должны соответствовать одна другой.
   И сделай пятьдесят крючков золотых, и крючками соедини покрывала одно с другим, и будет скиния одно целое.
   И сделай покрывала из козьей шерсти, чтобы покрывать скинию; одиннадцать покрывал сделай таких.
   Длина одного покрывала тридцать локтей, а ширина четыре локтя; это одно покрывало: одиннадцати покрывалам одна мера.
   И соедини пять покрывал особо и шесть покрывал особо; шестое покрывало сделай двойное с передней стороны скинии.
   Сделай пятьдесят петлей на краю крайнего покрывала, для соединения его с другим, и пятьдесят петлей на краю другого покрывала, для соединения с ним.
   Сделай пятьдесят крючков медных, и вложи крючки в петли, и соедини покров, чтобы он составлял одно.
   А излишек, остающийся от покрывал скинии, - половина излишнего покрывала пусть будет свешена на задней стороне скинии,
   А излишек от длины покрывал скинии, на локоть с одной и на локоть с другой стороны, пусть будет свешен по бокам скинии с той и с другой стороны, для покрытия ее.
   И сделай покрышку для покрова из кож бараньих красных, и еще покров верхний из кож синих.
   И сделай брусья для скинии из дерева ситтим, чтобы они стояли, длиною в десять локтей брус, и полтора локтя каждому брусу ширина.
   У каждого бруса по два шипа, один против другого; так сделай у всех брусьев скинии.
   Так сделай брусья для скинии: двадцать брусьев для полуденной стороны к югу;
   И по двадцать брусьев сделай сорок серебряных подножий: два подножия под один брус для двух шипов его, и два подножия под другой брус для двух шипов его.
   И двадцать брусьев для другой стороны скинии к северу,
   И для них сорок подножий серебряных: два подножия под один брус, и два подножия под другой брус.
   Для задней же стороны скинии к западу сделай шесть брусьев.
   И два бруса сделай для углов скинии на заднюю сторону.
   Они должны быть соединены внизу и соединены вверху к одному кольцу: так должно быть с ними обоими; для обоих углов пусть они будут.
   И так будет восемь брусьев, и для них серебряных подножий шестнадцать: два подножия под один брус, и два подножия под другой брус.
   И сделай шесты из дерева ситтим, пять для брусьев одной стороны скинии,
   И пять шестов для брусьев другой стороны скинии, и пять шестов для брусьев задней стороны сзади скинии, к западу.
  А внутренний шест будет проходить по середине брусьев от одного конца до другого.
  Брусья же обложи золотом, и кольца, для вкладывания шестов сделай из золота, и шесты обложи золотом.
   И поставь скинию по образцу, который показал тебе на горе.
   И сделай завесу из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и крученного виссона; искусною работою должны быть сделаны на ней херувимы.
   И повесь ее на четырех столбах из ситтим, обложенных золотом, с золотыми крючками, на четырех подножиях серебряных.
   И повесь завесу на крючках, и внеси туда за завесу ковчег откровения; и будет завеса отделять вам святилище от святого-святых.
   И положи крышку на ковчег откровения во Святом-святых.
   И поставь стол вне завесы, и светильник против стола на стороне скинии к югу; стол же поставь на северной стороне.
   И сделай завесу для входа в скинию из голубой и пурпуровой и червленой шерсти и из крученного виссона узорчатой работы.
   И сделай для завесы пять столбов из ситтим, и обложи их золотом, - крючки к ним золотые; и вылей для них пять подножий медных.
   И сделай жертвенник из дерева ситтим длиною пяти локтей и шириною пяти локтей, так чтобы он был четыреугольный, и вышиною трех локтей.
   И сделай роги на четырех углах его, так чтобы роги выходили из него; и обложи его медью.
   Сделай к нему горшки для высыпания в них пепла, и лопатки, и чаши, и вилки, и угольницы; все принадлежности сделай из меди.
   Сделай к нему решетку, род сетки, из меди, и сделай на сетке, на четырех углах ее, четыре кольца медных.
   И положи ее по окраине жертвенника внизу, так чтобы сетка была до половины жертвенника.
   И сделай шесты для жертвенника, шесты из дерева ситтим, и обложи их медью.
   И вкладывай шесты его в кольца, так чтобы шесты были по обоим бокам жертвенника, когда нести его.
   Сделай его пустой внутри, досчатый; как показано тебе на горе, так пусть сделают.
   Сделай двор скинии: с полуденной стороны к югу завесы для двора должны быть из крученного виссона, длиною во сто локтей по одной стороне.
   Столбов для них двадцать, и подножий для них двадцать медных; крючки у столбов и связи на них из серебра.
   Также и вдоль по северной стороне - завесы ста локтей длиною; столбов для них двадцать, и подножий для них двадцать медных; крючки у столбов и связи на них из серебра.
   В ширину же двора с западной стороны - завесы пятидесяти локтей; столбов для них десять, и подножий к ним десять.
   И в ширину двора с передней стороны к востоку - завесы пятидесяти локтей.
   К одной стороне - завесы в пятнадцать локтей; столбов для них три и подножий для них три.
   И к другой стороне - завесы в пятнадцать локтей; столбов для них три и подножий для них три.
   А для ворот двора завеса в двадцать локтей из голубой и пурпуровой и червленой шерсти и из крученного виссона узорчатой работы; столбов для нее четыре, и подножий к ним четыре.
   все столбы вокруг двора должны быть соединены связками из серебра; крючки у них из серебра, а подножия к ним из меди.
   Длина двора сто локтей, а ширина по всему протяжению пятьдесят, высота пять локтей; завесы из крученного виссона, а подножия у столбов из меди.
   Все принадлежности скинии для всякого употребления в ней, и все колья ее, и все колья двора - из меди.
   И вели сынам Израилевым, чтобы они приносили тебе елей чистый, выбитый из маслин, для освещения, чтобы горел светильник во всякое время.
   В скинии собрания вне завесы, которая пред ковчегом откровения, будет зажигать его Аарон и сыновья его, от вечера до утра, пред лицем Господним'.
   Указание об одежде служителей скинии (см. 'Исход' 28: 2,4 - 43).
  
  'И сделай священные одежды Аарону... для славы и благолепия.
   Вот одежды, которые они должны сделать:
   наперсник, ефод (короткая одежда), верхняя риза, хитон (долгая нижняя одежда) стяжной, кидар (головное украшение) и пояс.
   Пусть они возьмут золота, голубой и пурпуровой и червленой шерсти и виссона.
   И сделают ефод из золота, из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и из крученного виссона, искусною работою.
   У него должны быть на обоих концах его два связывающие нарамника, чтобы он был связан.
   И пояс ефода, который поверх его, должен быть одинаковый с ним работы, из золота, из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и из крученного виссона.
   И возьми два камня оникса, и вырежь на них имена сынов Израилевых:
   Шесть имен их на одном камне, и шесть имен остальных на другом камне, по порядку рождения их.
   Чрез резчика на камне, который вырезывает печати, вырежь на двух камнях имена сынов Израилевых, и вставь их в золотые гнезда;
   и положи два камня сии на нарамники ефода; это камни на память сынам Израилевым; и будет Аарон носить имена их пред Господом на обоих раменах своих для памяти.
   И сделай гнезда из золота.
   и две цепочки из чистого золота; витыми сделай их работою плетеною, и прикрепи цепочки к гнездам.
   Сделай наперсник судный искусною работою; сделай его такою же работою, как ефод; из золота, из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и из крученного виссона сделай его.
   Он должен быть четыреугольный, двойной, в пядень длиною и в пядень шириною.
   И вставь в него оправленные камни в четыре ряда. Рядом: рубин, топаз, изумруд - это один ряд.
   Второй ряд: карбункул, сапфир и алмаз.
   Третий ряд: яхонт, агат и аметист.
   Четвертый ряд: хрисолит, оникс и яспис. В золотых гнездах должны быть вставлены они.
   Сих камней должно быть двенадцать, по числу сынов Израилевых, по именам их; на каждом, как
   на печати, должно быть вырезано по одному имени из числа двенадцати колен.
   К наперснику сделай два кольца из золота, и прикрепи два кольца к двум концам наперсника.
   И вдень две плетеные цепочки из золота в оба кольца по концам наперсника.
   А два конца двух цепочек прикрепи к двум гнездам и прикрепи к нарамникам ефода с лицевой стороны его.
   Еще сделай два кольца золотых и прикрепи их к двум другим концам наперсника, на той стороне, которая лежит к ефоду внутрь.
  Также сделай два кольца золотых и прикрепи их к двум нарамникам ефода снизу, с лицевой стороны его, у соединения его, над поясом ефода.
   И прикрепят наперсник кольцами его к кольцам ефода шнурком из голубой шерсти, чтоб он был над поясом ефода, и чтоб не спадал наперсник с ефода.
   И будет носить Аарон имена сынов Израилевых на наперснике судном у сердца своего, когда будет входить во святилище, для постоянной памяти пред Господом.
   На наперсник судный возложи урим и туммим, и они будут у сердца Ааронова, когда будет он во святилище пред лице Господне; и будет Аарон всегда носить суд сынов Израилевых у сердца своего пред лицем Господним.
  И сделай верхнюю ризу к ефоду всю голубого цвета.
   Среди ее должно быть отверстие для головы; у отверстия ее вокруг должна быть обшивка тканная, подобно как у отверстия брони, чтоб не дралось.
   По подолу ее сделай яблоки из нитей голубого, яхонтового, пурпурова и червленого цвета, вокруг по подолу ее; позвонки золотые между ними кругом.
  Она будет на Аароне в служении, дабы слышен был от него звук, когда будет входить он во святилище пред лице Господне и когда будет выходить, чтобы ему не умереть.
   И сделай полированную дощечку из чистого золота, и вырежь на ней, как вырезывают на печати: ' Святыня Господня'.
   И прикрепи ее шнурком голубого цвета к кидару, так чтобы она была на передней стороне кидара.
   И будет она на челе Аароновом, и понесет на себе Аарон недостатки приношений, посвящаемых от сынов Израилевых, и всех даров, ими приносимых. И будет она непрестанно на челе его, для благоволения Господня к ним.
  И сделай хитон из виссона и кидар из виссона, и сделай пояс узорчатой работы...
   И сделай им нижнее платье льняное, для прикрытия телесной наготы от чресл до голеней.
   И да будут они на Аароне и сынах его, когда будут они входить в скинию собрания или приступать к жертвеннику для служения во святилище, чтоб им не навести на себя греха и не умереть. Это устав вечный для него и потомков его по нем'.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"