Якушина Алиса Александровна : другие произведения.

Арлекин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Размышление на тему того, что бывает, когда мечты вдруг сбываются.

  
  АРЛЕКИН
  1.
  
   - Эй ты, звезда Голливуда! Кончай нос пудрить, твой выход!
  Я не двинулся с места, сосредоточенно доводя жирную зеленую линию от уголка глаза к щеке. Если этот забытый богом и людьми театр дает мне возможность заработать, это еще не значит, что я готов пресмыкаться перед пропойцей-директором и срываться куда бы то ни было по его первому зову. В моем положении не принято помнить о гордости, однако я и здесь умудряюсь отступать от правил. Конечно, это приводит к регулярным столкновениям с начальством и коллегами, но они, как будто, пока что не собираются выгонять меня из труппы. Наверное, даже такие редкостные тупицы, как они, понимают, что театру необходим хотя бы один нормальный актер, для которого слово "авансцена" имеет какой-то смысл и не является ругательством.
  Я отложил в сторону зеленую краску и тщательно вытер кисточку. Ну вот, кажется, и все - практика целого года прозябания в этой дыре дает себя знать, и грим получился превосходный. Жаль только, что моя роль уже давно навязла в зубах и, даже при моей огромной любви к сцене и театру, вызывает во мне лишь раздражение. Рассчитывать на что-либо иное в ближайшее время мне не приходится, ведь если верить мсье Легуину, меня и так взяли сюда исключительно за красивые глаза и из сочувствия к безработным, одним из десятка актеров на подхвате. И с того самого дня, мрачно-серого сентябрьского понедельника, я почти все время ношу нелепый костюм в разноцветных заплатках и дурацкий колпак с бубенцами, блистая перед публикой в роли Арлекина.
   - Не слышишь, что ли?! Твой выход, Эдгард, шевелись!
  Едва сдержав ругательство, я подчинился. На сей раз время и правда поджимало, за дверью грязной и тесной гримерки уже слышались тяжелые шаги и визгливый голос Коломбины. Милостивый Боже, дай мне терпения прожить очередной нудный, полный бреда и раздражения день моей жизни и пошли мне надежду! О большем я уже и не прошу... Не прошу даже сил - боюсь не сдержаться и кого-нибудь убить. Я набрал полную грудь воздуха и, повинуясь пинку Бригеллы , вывалился на сцену со своим фирменными заразительным хохотом.
  ...Вечером, закончив второй спектакль, я, едва передвигая ноги, вытащился на улицу. Крошечная безымянная уличка за кладбищем Монпарнас была совершенно пустынна и казалась бы угрожающе безжизненной, если бы не крупный белый снег, красиво кружившийся в свете фонарей. Я с удовольствием вдохнул холодный зимний воздух. В такие секунды трудно поверить, что на самом деле в жизни все так плохо и безрадостно! Глядя на покрывающее крыши и машины белое одеяло, я начинаю верить, что мне снова восемь лет, я стою у окошка нашего маленького домика в Ласкони и с нетерпением жду звона бубенцов саней Пэр Ноэль. Мама знает, что я его жду, и пытается сделать все, чтобы заставить меня лечь и уснуть, но при этом не разрушить мою детскую веру в чудеса. Она знает, и я знаю, что решающим аргументом станет волшебная фраза: "Пэр Ноэль не любит, когда за его работой следят. Он приходит лишь тогда, когда уверен, что в доме все спят". Я рехотя подчиняюсь, и уже через пару мгновений проваливаюсь в сон - для того, чтобы с утра найти под елкой что-нибудь волшебное и давно желанное, вроде конструктора или набора для рисования.
  Я тяжко вздохнул и зябко передернул плечами. До дома еще далеко, а промерз я до костей - казалось, сырость, висевшая в воздухе, делала его осязаемым и создавала иллюзию невероятного холода, хотя на самом деле температура воздуха едва ли была ниже нуля. Разве в детстве, засматриваясь фильмами с Аленом Делоном и Жаном Марэ, мечтая о славе и всеобщем признании, я мог подумать, что Париж, эта волшебная столица, принесет мне только разочарование?! Пока что моя актерская слава распространяется только на два-три округа, населенных людьми весьма скромного достатка. И не столько они, сколько их дети знают меня, как шута и скомороха, исполнителя дурацкой роли глупого слуги в комедии дель арте и ее вариациях. Негусто, если учесть, что через неделю мне должно исполниться двадцать пять лет. Самое обидное, что нельзя даже поделиться своими бедами с родителями - ведь в свое время я пошел в театральный институт против их желания, выдержав бесчисленное количество семейных скандалов, и теперь никак не мог дать им повод сказать "Мы же предупреждали!". Для родных я сочинял истории, в которых был довольно известным в своих кругах актером, лучшей ролью которого был Мефисто в "Фаусте". На мое счастье, мой родной городок Ласкони находится далеко на севере Франции, а родители мои - люди крайне тяжелые на подъем. Заставить их приехать в Париж на спектакль может лишь какая-нибудь великая роль в самом известном театре с трансляцией на всю страну.
  Пока я дошагал до станции "Монпарнас", я закоченел окончательно, так, что выстуженный зимним вечером поезд показался мне невероятно теплым. Из-за чертова театра я начинаю ненавидеть этот район и возвращаюсь на Монмартр как в райские кущи, хотя мое обиталище тоже сложно назвать домом. Два года назад, когда я только приехал в Париж, мне удалось подружиться с Жераром, художником, который продает свои картины на главной улице Монмартра, но, увы, как и я, не имеет ничего за душой. Туристы неохотно покупают его творения, так как Жерар рисует свои пейзажи в весьма необычной манере - только черной краской и на кусках белого мрамора. Спору нет, его картины очень красивы, но немного мрачноваты и слишком громоздки для туристов, поэтому вдвоем нам едва удается накопить денег на комнату и свести концы с концами. Дело усложняется еще и тем, что Жерар очень много пьет, что съедает бОльшую часть нашего бюджета, который давно уже стал общим. Признаюсь, больше всего меня раздражает, что такая жизнь, как у нас, в Париже не исключение, а норма - здесь ведь полно иммигрантов, в том числе и из бывших африканских колоний.
  Странная штука эта жизнь! Буквально в одном квартале отсюда, на тихой уличке нежатся в тени деревьев изящные особняки, обитатели которых, все сплошь деятели искусства, никогда в своей жизни не спускались в метро и не курили ничего, кроме дорогих сигар! Спрашивается, кто мне мешал вести нормальную жизнь?! Нет, я не говорю о каком-то богатстве, но уж средний достаток я вполне мог бы иметь, если бы послушался отца и поступил в экономический либо медицинский колледж. Но меня подвела любовь - любовь к театру, сцене и целой толпе давно уже умерших людей, написавших великолепные пьесы. Как выяснилось, любовь эта была безответной... Именно она привела меня сюда, на станцию "Ламарк Коленкур", в сырой и холодный полуподвал, в компанию вечно поддатого Жерара. Интересно, чем же я или мои родители вызвали Божий гнев? Наверное, это так и останется для меня тайной. Почему-то Господь Бог никак не хочет послать мне хотя бы капельку успеха, не понимает, что мне нужен шанс - всего лишь один такой маленький шанс, который я ни за что не упущу, если он попадет мне в руки. Увы! Париж кишит актерами, в том числе безработными, и выхода всего лишь три: сменить профессию, подписаться на мыльные оперы и им подобную ерунду или же прозябать в какой-нибудь дыре вроде моего "родного" театра. Право, не знаю, что хуже.
  Под действием таких вот невеселых мыслей я добрался до своей станции и вышел на улицу. Несмотря на холод, я решил немного прогуляться перед сном, тем более, что находиться в душном помещении совсем не хотелось. Я плотнее закутался в свой шерстяной шарф и, засунув руки в карманы, медленно побрел по улице Коленкур по направлению к кладбищу. Улицы были совершенно пустынны, в воздухе висела почти осязаемая тишина, которую нарушал лишь едва слышный шелест голых ветвей деревьев на ветру. Я любил гулять по этой улице; обычно, в более теплую погоду, мой маршрут лежал мимо кладбища, затем по бульвару Клиши, мимо знаменитого кабаре "Мулен Руж" и в сторону бульвара ля Шапель. Сам не знаю, почему я предпочитаю эти места более красивому и ухоженному центру города, круглосуточно кишащему туристами.
  Я остановился, пропуская свернувший с основной дороги автомобиль. Блеснув в свете фонарей полированными боками, он свернул к небольшому, но очень элегантному особняку, окруженному живой изгородью. Я остановился чуть поодаль и закурил; почему-то мне захотелось понаблюдать за человеком, которого привезла эта машина - ни много, ни мало Volkswagen Faeton. Долго ждать мне, к счастью, не пришлось. Водитель почтительно открыл заднюю дверцу и помог выйти женщине, одетой в длинное пальто с меховой оторочкой. Вот она сделала шаг вперед, в круг, освещенный фонарем, и я увидел, что она молода и весьма привлекательна; особенно бросалась в глаза ее осанка, которая выдавала танцовщицу. Мгновение - и женщина исчезла в особняке, только дверь хлопнула, закрывшись за ее спиной.
  На фоне всех мыслей последних двух часов от этого зрелища мне стало ужасно тоскливо и грустно. В таком настроении я и вернулся домой. К счастью, Жерар уже уснул глубоким сном пьяницы и вряд ли мое появление сможет его разбудить. В комнате было холодно, и я лег на свою узкую кровать прямо в одежде. Мне было о чем подумать, но в сон я провалился моментально и очень удивился, что утро наступило так скоро.
  
  
  
  Эдгард де Лис
  
  ***
  
  - Рита, ну что так долго? Ты выбрала неудачный день для долгих сборов, мы опаздываем.
  - Не мы, а ты, Дима, - поправила я сквозь зубы.
  - Не понял? - Есенин заглянул в гардеробную и продолжил в своем обычном менторском тоне. - Ты прекрасно знаешь, что должна сопровождать меня. Прием в посольстве - не то место, куда ходят в одиночестве.
  - Как же меня замучили твои приемы и твой чертов бизнес, - я устало подперла рукой подбородок и тоскливо устремила взгляд в зеркало. - Я устала после спектакля.
  - Я тебе с первого дня нашей совместной жизни говорю - бросай работу. Зачем она тебе нужна? Видишь, даже в качестве отговорки не годится.
  - Не надо снова начинать. Ты прекрасно знаешь, что я не могу бросить театр.
  - Ладно. Но тогда не жалуйся, что тебе тяжело, - резонно заметил он. - Давай, одевайся. Меня очень трудно вывести из себя, но, мне кажется, тебе это вот-вот удастся.
  Ну, что мне делать? Устроить скандал с битьем посуды и дикими воплями? В этом нет никакого смысла - так уж устроено наше подобие семьи, что эти действия оставят ощутимый след только в моей душе и лягут тяжким грузом на мою совесть. Дима напустит на себя строгий вид, возможно, даже повысит голос, но наутро снова будет вести себя вполне ровно, а то и просто как ни в чем не бывало. Зато я буду долго дуться, переживать, раз за разом прогонять в мозгу давешние события, и в итоге сама же буду чувствовать себя виноватой, даже если я права. По этим, а так же по ряду иных причин, выход был только один - мрачно подчиниться обстоятельствам, что я в очередной раз и сделала.
  Как обычно, сборы отняли у меня не более пятнадцати минут. Из гардеробной я выплыла в длинном платье Кавалли из кремового шелка, приняла из диминых рук меховое манто и дже выдавила из себя улыбку в ответ на комплемент:
   - Ты сияешь, как звезда, моя дорогая.
  "Дорогая". Я села в машину и снова задумалась. Благо, Есенин тут же занялся телефонными разговорами и чтением новостей на экране Айпэда, поэтому никто мне не мешал. Снова, наверное, в тысячный раз за прошедшие три с половиной года я задумалась, как все это получилось?! Как вышло, что я, дочь известной французской балерины Элен Эрве, стала женой российского миллиардера, мецената Парижской оперы ?! И, самое главное, почему я так живу, если я его не люблю, а он меня - и подавно?!
  Я вынуждена признать свое поражение. За прошедшее время я много раз пыталась разобраться в димином отношении ко мне, провоцировала его, наблюдала, как он поведет себя в той или иной ситуации, и теперь я понимаю, что он снова вышел победителем. Самой мне сложно представить себе, чтобы подобное отношение к кому-либо было обусловлено чем-то, кроме любви, но с другой стороны, еще ни разу за все время, что мы знакомы, Дима не пошел на попятный в угоду мне.
  Вся эта история началась четыре года назад, когда я лихорадочно думала, как помочь своей сестре Мари, у которой выявили метастатический рак груди. На тот момент опухоль была уже неоперабельной, кроме того, не поддавалась никакому стандартному лечению. Врачи лишь беспомощно разводили руками и в один голос твердили, что приговор небес для Мари уже подписан и будет приведен в исполнение в течение нескольких месяцев.
  С того дня, когда сестре впервые поставили страшный диагноз, жизнь в нашей семье словно поменяла русло - и мама со своим вторым мужем, и я, все были поглощены одной-единственной проблемой. Мы отчаянно старались зарабатывать деньги, чтобы иметь возможность хоть как-то помочь Мари. Лечение требовало все новых и новых затрат, одна консультация следовала за другой, но положения все это не облегчало. Мы с ужасом понимали, что ситуация осложняется с каждой неделей. Мари ужасно мучилась от болей, но не оставляла надежды вылечиться. Врачи, лекарства и прочие связанные с нашим горем вещи успешно поглощали весь семейный бюджет, однако как-то нам удавалось держаться на плаву.
  В один прекрасный день Мари тайком от нас посетила какого-то знаменитого профессора, который скорбно заметил, что надежды уже нет. Впрочем, нет, оговорился он, все же есть - но она почти недосягаема. Необходимо пройти курс лечения новым препаратом, лишь недавно вышедшим на рынки, и цена жизни в данном случае составит двести тысяч евро... Сестра благоразумно не стала говорить о таком вердикте родителям, но со мной поделилась - мы с детства были лучшими подругами - и с тех пор я окончательно потеряла покой, потому что знала: как угодно, но я должна достать эти деньги. Именно поэтому в итоге я сделала то, что всегда осуждала: вышла замуж за человека, у которого они были.
  Мы с Димой познакомились на фуршете по случаю премьеры балета "Лауренсия". Для меня эта премьера была первым большим событием в моей театральной жизни; так как я еще училась в Королевской школе балета, меня взяли лишь в кордебалет, но и это я рассматривала как великую честь и дар судьбы. Есенин был приглашен на фуршет для обсуждения вопросов финансирования спектаклей нового сезона. Дима явно не горел желанием вкладывать деньги в подобное предприятие, но гордое слово "меценат", должно быть, льстило его самолюбию. Насколько мне известно, директор довольно быстро добился своего, и очень скоро театр засиял новенькими декорациями и разжился шикарными костюмами не только для солистов, но и для миманса. А я, ваша покорная слуга, с того самого дня стала получать цветы чуть ли не каждый день, меня регулярно приглашали в рестораны и театры, и оказывали такое недвусмысленное внимание, что сомнений в намерениях Есенина не оставалось. Мари сразу поняла, в чем дело, но до последнего дня ее жизни я упрямо отрицала очевидное, утверждая, что основой нашего союза являются вовсе не деньги.
  Дима всегда отличался безупречным вниманием ко мне и моей семье, так что, едва узнав о нашей беде, мгновенно принял самое активное участие в происходящем. Моя бедная мама была просто счастлива, ведь со стороны все действительно выглядело прекрасно. Старшая дочь получила такой шанс на жизнь, а младшая почти наверняка удачно выйдет замуж и будет жить как у Христа за пазухой. Увы, из двух маминых надежд сбылась только вторая... Через месяц после нашей с Димой свадьбы Мари умерла. И в тот момент, когда, опустив на лицо черную вуаль, я стояла на кладбище и слушала священника, словно пелена упала с моих глаз. В одну секунду я осознала, что мой поступок совершенно напрасен, что суть этого поступка теперь навеки потеряна во времени, зато пути назад уже нет. Впереди меня ждало огромное количество пафосных поездок, светских вечеринок и прочих мероприятий, на которых Дима непременно должен был появляться с женой. Помимо того, что все это меня ужасно напрягало, свою роль играло и отношение ко мне жен и спутниц диминых партнеров и друзей. Выражаясь мягко, они меня терпеть не могли, так как искренне считали, что такой бриллиант, как Есенин, должен был достаться кому-нибудь из многочисленной братии их дочерей и незамужних подружек, а не безродной девчонке, как я. К чести Димы стоит сказать, что подобные разговоры он пресекал на корню и его отношение ко мне всегда было безупречным, несмотря ни на что. И я честно терпела, понимая, что сама виновата в сложившейся ситуации и не имею права роптать.
  Мне часто казалось, что мой предел уже настал, что еще секунда - и я не выдержу, выскажу Диме все, что я думаю, и сообщу, что нам стоит разойтись. Однако дни шли, и что-то постоянно меня останавливало. Я ужасно злилась на себя, но изо всех сил старалась не транслировать эту злость на окружающих. В конце концов, у меня еще есть последний приют, и имя ему театр. Театр - это то, что я никогда не соглашусь оставить, потому что танец - это моя жизнь. Я Джульетта, я Аврора, я Китри - кто угодно, но только не Маргарита Эрве. Ведь в каждой из этих вымышленных историй счастливый конец - в отличие от моей собственной. С течением времени я все чаще вспоминала слова одной своей подруги, которая говорила, что для счастливого брака нужны не сумасшедшая любовь или страсть, а тепло, забота и понимание. Что ж, будем считать, что это у нас есть - хотя бы с одной стороны.
  Машина плавно затормозила у ярко освещенного старинного особняка, и водитель почтительно открыл перед Димой дверь. Решительно загнав подальше свои навязчивые мысли, я натянула на лицо сдержанную, приветливую улыбку и грациозно ступила на красную ковровую дорожку, опираясь на руку мужа. У каждого человека есть своя судьба, но далеко не каждый способен сразу понять ее. Будем надеяться, что в моей жизни все правильно, и я этого просто еще не осознала.
  
  
  
  Рита Есенина
  
  2.
  
  Очередной рабочий день остался позади. Я устал, как черт, но ехать домой совсем не хотелось. При мысли о том, что там я найду только пьяного соседа и все, абсолютно все, будет как всегда, мне сделалось по-настоящему плохо, и я принял совершенно неожиданное для себя решение. Чтобы хоть как-то сменить обстановку и на миг оторваться от обыденной реальности, нужно поехать в центр - потолкаться на заполненных туристами уличках, поглазеть на ярко освещенные витрины, поесть в каком-нибудь недорогом ресторанчике (ведь раз в году, под Рождество, я могу себе это позволить!). Не давая себе времени передумать или поддаться своей знаменитой депрессивной лени, я добежал до метро, и уже через двадцать минут вынырнул в море света и разноцветных рождественских огней на бульваре Сен-Мишель. На миг у меня перехватило дыхание, и в мозгу пронеслась шальная мысль "Почему же я раньше видел только плохое и лишал себя такого удовольствия?!". Атмосфера здесь была совсем иной, не то, что в этом убогом театре, или на декадентствующей части Монмартра. Глядя на радостные лица людей, мне и самому захотелось веселиться вместе с ними, захотелось стать частью этой рождественской кутерьмы и верить... А неважно во что! Просто верить в будущее - как в детстве. Чтобы укрепить эту веру, для начала следовало как следует подкрепиться, для чего я решительно углубился в сеть переулков между набережной Сен-Мишель и бульваром Сен-Жермен. Я был здесь в последний раз несколько месяцев назад, еще летом, и отлично помню, что у самой улицы Сен-Жак есть отличная греческая таверна.
  После ужина я позволил старому Парижу завладеть моим разумом и моей душой. Впоследствии я уже не мог сказать, что я видел на самом деле, а что было лишь плодом моих воспоминаний прошлых лет. Перед глазами мелькали кружевной фасад Собора Парижской Богоматери, строгая башня аббатства Сен-Жермен, белая громада Пантеона, ярко освещенный фасад Люксембургского дворца, задумчивые статуи французских королев... Не знаю, сколько прошло времени - наверное, несколько часов - но в себя я пришел только в начале улицы Муфтар, то есть в значительном отдалении от начальной точки своего путешествия и какой-либо станции метро. Вокруг было на редкость безлюдно, хотя обычно многочисленные лавочки этой диковинной улицы всегда привлекали толпы народу. Это значило, что час уже поздний и пора бы сориентироваться да нырнуть в подземку, пока - и если! - она еще работает.
  Избрав целью своего пути станцию "Гобелен", я поднял воротник куртки, спасаясь от вечерней сырости, и бодро зашагал вниз по улице. Как часто бывает, волна отличного настроения сменилась какой-то странной грустью. Влажный вечерний воздух настойчиво забирался за пазуху, и уже через несколько минут я был готов отдать хоть шесть евро за чашечку горячего кофе. Но увы! Об этом приходилось лишь мечтать - в столь поздний час (одиннадцать? полночь?) и в центре-то непросто найти открытое приличное заведение, а уж здесь, в такой глуши... Хоть бы по дороге попался круглосуточный магазин, ведь для дальнейшего продолжения пути мне хватило бы и пары минут в тепле. Все витрины, все окна окружающих меня домов были темны... Стоп, все? Нет, не все - на углу, на перекрестке двух узких переулков приветливо светилась небольшая витрина. Не помня себя от счастья и надежды, я прибавил шагу и устремился туда.
  Как ни странно, стеклянная дверь не встретила меня надписью "Ferme" , хотя на поверку заведение оказалось не кафе, не круглосуточным магазином, а кукольной лавкой. Со всех сторон меня бесстрастно разглядывали десятки фарфоровых кукол самых разных размеров и в самых разных костюмах. Кого здесь только не было! И шотландский горец в килте и с волынкой под мышкой, и дама в пышном платье времен Марии Терезии, и девушка в национальном гасконском костюме... Я совсем было растерялся в столь необычном для себя окружении, но меня спасло появление хозяйки этого удивительного магазинчика. За черной шторой, располагавшейся за прилавком, послышались шаги, и вскоре в торговом зале появилась невысокая стройная девушка. Она внимательно оглядела меня и сказала:
   - Ну что ж теперь поделать... Придется приглашать тебя на чай, такого замерзшего и несчастного. Сама виновата - не надо забывать вовремя вывешивать правильную табличку.
  От столь неожиданного и щедрого предложения я опешил и далеко не сразу нашелся, что ответить. В возникшей паузе хозяйка этого раю подобного заведения вышла из-за прилавка, небрежным жестом перевернула табличку на дверях словом "Ferme" на улицу и снова обернулась ко мне. Я же не уставал поражаться... Мало того, что эта хрупкая девушка проявила такое неосмотрительное гостеприимство к совершенно незнакомому человеку, так еще и ее внешность совсем не соответствовала тому, чего можно было бы ожидать от владелицы подобной лавки.
  На вид этому неземному созданию было лет двадцать пять - двадцать семь. Табачного цвета большие, чуть раскосые глаза опушены великолепными ресницами, на губах застыла насмешливая, но вполне располагающая улыбка. Темные волосы подстрижены коротко, в них просматриваются мелированные ярко-красные пряди, и прическа открывает маленькие, чуть заостренные уши, каждое из которых украшено тремя сережками. Одета моя новая знакомая была в длинную, чуть ниже колена, ассиметричную клетчатую юбку с блестящими кожаными ремешками, черную рубашку с крупными пряжками на рукавах и высокие ботинки Still. М-да... Вот и гуляй ночью по Парижу. Больше всего эта миловидная барышня похожа на озорную фею... которая в данный момент снова заговорила:
   - Так и будем в молчанку играть? А меня, знаешь ли, Анна Хаксли зовут.
   - Э... Эдгард де Лис, - едва сообразил ответить я. Надо же, она еще и не француженка... Хотя, глупо было не заметить сразу, акцент довольно сильный. Интересно, каким ветром ее занесло в Париж?
   - Ух ты, как громко! - фыркнула она. - Ну проходи, Эдгард де Лис, гостем будешь.
   - А ты не боишься вот так запросто приглашать к себе незнакомого человека? - с улыбкой осведомился я.
   - Вот еще! И чем же ты намерен здесь поживиться, скажи мне? Сложишь всех кукол в большой мешок и побежишь продавать перекупщику? Ограбишь кассу, в которой лежит всего сто евро, потому что инкассатор уже увез всю выручку? Или, может, витрину камнем разобьешь? Валяй, начинай.
  Сраженный ее бесстрашием, я счел за лучшее промолчать и послушно проследовал за Анной в ее владения, за занавеску. Там обнаружилась довольно просторная комната, в которой располагалась мастерская. Лампочка, горевшая под потолком, с грехом пополам освещала многочисленные развешанные по стенам деревянные полки, которые были заполнены всяческим хламом - макетами, маленькими манекенами, свертками материи, баночками с краской, катушками ниток и тому подобной ерундой. На столах, расположенных под полками, царил настоящий творческий беспорядок, в воздухе стоял специфический запах клея, а на одной из столешниц располагалась, судя по всему, незаконченная кукла. Насколько я успел рассмотреть, это творение было целиком тряпичным, и в данный момент мастеру оставалось лишь нарисовать кукле лицо. Я был почти уверен, что некоторую часть своего товара Анна делала сама, однако не преминул спросить:
   - Ты сама делаешь всех своих кукол или кто-то помогает?
   - Ну конечно, я работаю не одна, - не отрываясь от разливания чая по кружкам, ответила она. - Я же не робот, как бы, по-твоему, я все успевала?! Кроме того, это ведь не основное мое занятие. Конечно, я была бы рада посвятить этому милому хобби все время, - девушка поставила передо мной большую кружку и уселась напротив, - но тогда, боюсь, мой бизнес приказал бы долго жить. Он приносит не так много денег, как хотелось бы, и я получаю действительно выгодные заказы довольно редко.
   - Чем еще ты занимаешься?
   - Я работаю на радио, веду несколько передач. Есть такое Радио Современная Культура, слыхал? - я согласно кивнул. Искренне считая себя высококультурным человеком, директор нашего театра частенько слушал его у себя в кабинете и даже во время репетиций. - Программы "Фантастика наяву", "Музыкальная шкатулка" и "Неизвестное об известном". Это, конечно, не "Радио двух столиц", но все же не бог весть что. А ты? - после небольшой паузы поинтересовалась Анна. - Судя по твоему виду, твоя работа не приносит ни денег, ни удовольствия.
   - Верно, - снова поразившись ее проницательности, согласился я. - Мечтая вырваться из Ласкони, я думал не о темном маленьком театре, затерянном в переулках Монпарнаса, а хотя бы уж о "Комеди франсез" или Театре солнца. Я не настолько дерзок и талантлив, чтобы грезить "Одеоном", но все же считаю себя неплохим актером. Уж во всяком случае, не худшим из всех, это точно.
   - Ясно. Тебе просто не повезло. Что ж, сочувствую. В последние месяцы жизни в Лондоне мне казалось, что это у меня все плохо и ужасно, хотя, в сущности, ничего особенного не произошло. Подумаешь, всего лишь очередная личная драма! Мне свойственно преувеличивать значимость некоторых событий, только и всего.
  Она старалась казаться непринужденной, но я видел, что эта "личная драма" по-прежнему ее тяготит. Заговорив об этом, Анна сразу погрустнела, и, хотя губы ее улыбались, в глазах стояла невероятная печаль, будто те события все еще причиняли ей боль. По опыту я прекрасно знал, что возможность выговориться перед незнакомым человеком приносит облегчение, и потому, немного помолчав, я предложил:
   - Если хочешь, расскажи мне все. Станет легче, вот увидишь.
   - Кто сказал, что мне тяжело? - вскинулась было она, но потом поникла и вздохнула. - А хотя... Я только обманываю себя. Если ты готов слушать, я расскажу... Но с одним условием: не осуждай меня. Я и сама знаю, что во многом поступила не так, как принято в этом мире. Значительная часть моих поступков была продиктована обычным страхом.
   - Э... страхом?
   - Да. Страхом проявить слабость, показаться уязвимой, раскрыться перед кем-то... Увы, часто бывает, что мы прячем за резкими словами и смелыми вроде бы действиями свои нежные и ранимые души. А этого делать не следует. Поверь, не следует.
  Повисла пауза - слишком длинная, так что я решил было, что Анна передумала откровенничать с незнакомцами. Однако, долив себе в чашку еще чаю, она снова подняла глаза и заговорила...
  
  Какой ошибкой было думать, что я давно все про себя знаю! Недаром говорят, что собственная душа - потемки пуще, чем чужая. Несмотря на свой давно уже не детский возраст, я продолжаю выкидывать фортели, а потом сама себе удивляюсь. Вот спрашивается, какого черта я не выгнала этого парня, а напротив, даже пригласила его в мастерскую, мою святая святых, напоила чаем, а теперь собираюсь выложить ему свою печальную историю?! И это ведь при том, что этот парень с пафосным именем Эдгард де Лис мне сразу очень понравился, настолько, что даже сердце екнуло. Или мне так показалось?! Скорее всего, показалось - иначе я бы не выкладывала ему сейчас всю эту жуткую нелепость, именуемую событиями последних трех лет. Мой последний "роман", если это сплошное мучение можно так назвать, лишил меня остатка девичьих иллюзий, и теперь я уже ни во что не верю. А уж тем более, никому... Уезжая из Лондона, я пообещала себе не давать волю эмоциям, потому что, в очередной раз поддавшись душевному порыву, я только запуталась окончательно и ничуть не облегчила свое эмоциональное существование.
  Эта история началась три года назад, когда преподаватель философии профессор Уильям Вашингтон впервые вызвал меня "на ковер" по поводу моего поведения. Конечно, окна я не била и с преподавателями не пререкалась, но вела себя достаточно эксцентрично, чтобы привлекать внимание: со второго курса не ходила на лекции, одевалась как хотела и упоенно спорила с преподавателями. Видимо, профессора заинтересовали исключительно мои мотивы. В свойственной ему манере он вежливо осведомился, почему, раз мне очевидно интересен его предмет (что заметно по оценкам и работам), я не посещаю лекций. Ничуть не смутившись, я ответила на этот вопрос честно, глядя ему в глаза - мол, не хочу тратить время на ерунду, лучше потрачу ее на работу. Профессор тут же зацепился за слово "работа", и через пару минут мы уже вели размеренную беседу о лингвистике и специфике языков. Оказалось, что Вашингтон сам свободно говорит на пяти языках помимо родного, и общих тем у нас нашлась масса. Поняв, что никакие санкции мне не грозят, я совершенно расслабилась и забыла, что нас разделяют четырнадцать лет разницы в возрасте и куча регалий моего собеседника, который был весьма именитым ученым в известных кругах. В тот вечер разговор завершился в роскошном "крайслере" Вашингтона, который любезно подвез меня до дома после неожиданного, но очень элегантного ужина в крошечном, безумно дорогом ресторанчике на Пикадилли. В тот вечер я впервые несколько устыдилась своего внешнего вида, который являл собой разительный контраст с профессорской дорогой тройкой и шикарной машиной цвета шампанского.
  С того дня моя жизнь стала куда интереснее и разнообразнее. Я возвращалась домой поздно вечером и досыпала свои законные часы вместо лекций или на работе, для того, чтобы с достоинством принять приглашение в очередной театр. Происходящее казалось игрой, увлекательным приключением, которое доставляло мне большое удовольствие - следовало признаться самой себе, что Уильям был самым интересным собеседником из всех, кого я когда-либо встречала. Впервые я осознала, что это уже не игра, в один из солнечных июньских дней, когда мы гуляли по Гайд-парку и вели размеренную беседу на нашу постоянную тему под названием итальянский язык. Я в очередной раз процитировала текст одной из своих любимых песен:
   - Ты только вдумайся, как это звучит: "Sincero, e fiero al mio destino andro "! Согласись, если я скажу "I am sincerely proud of my human destiny", будет уже не то. Нет, как хочешь, но это самый прекрасный язык на свете!
   - Раз ты так считаешь, то я доставлю тебе удовольствие и тоже воспользуюсь итальянским, - Уильям выдержал паузу, задумчиво наблюдая за белкой, деловито прятавшей орех в дупле ближайшего дерева. Вдруг он остановился и прямо взглянул мне в глаза. - Ti amo, anche se non ho il diritto di ammettere .
  В воздухе повисла гнетущая тишина. Я отчаянно искала слова, чтобы достойно ответить на это весьма неожиданное признание. Больше всего хотелось посмеяться, но не над ним, а над собой... Ну как, скажите, я могла подумать, что не это станет логическим продолжением нашего общения?! Любила ли я, я не знала... Разбрасываться словами не хотелось, и я выбрала самый нейтральный вариант - улыбнулась и спросила:
   - Почему же не имеешь?
   - Потому, что сначала мне следовало признаться в другом, Анна. Дело в том, что у меня есть жена - кстати, тоже Анна - и...
   - Что - "и"?! Неужели ты думаешь, что меня это хоть сколько-нибудь беспокоит? Anch"io ti amo, caro professore, e mi sputo sulla tua moglie !
  ...Вот таким вот образом и началась очередная часть нашего романа, полная уюта, тепла и доверия, то есть всего того, о чем я втайне мечтала и чего никогда не видела от своих бывших "любовей" всех мастей. Окончилось это примерно так же глупо, как и началось, потому как в игру снова вступила парадоксальность моей натуры. Как ведут себя обычные девушки? При словах "я женат" они начинают плакать и топать ногами, а потом требовать немедленного развода "если ты меня любишь". Я от этого воздержалась, потому что меня действительно меньше всего волновала та, другая Анна. Профессор никогда не рассказывал о ней, лишь вскользь упомянул, что ужасно разочаровался, и за десять лет супружеская жизнь стала для него настоящим мучением. Соответственно, всю свою любовь и нежность он отдавал мне, и я платила ему тем же, по мере своих сил, возможностей и мироощущения.
  Развязка наступила в тот вечер, когда Вашингтон явился ко мне с огромным букетом желтых роз и серьезно поведал, невероятно гордясь собой:
   - Я подал на развод, sole . Я не могу больше скрываться, я хочу, чтобы в моей жизни осталась только одна женщина - ты.
  На этих словах меня охватила тихая паника. Я и подумать не могла, что он решит уйти - тем самым вызвав пересуды в университете и вступив в конфликт с ректором, чьей дочерью была его жена. Ведь получалось все паршивее некуда: стало быть, этого сумасшедшего может хватить и на то, чтобы сделать мне предложение! То есть посягнуть на мою свободу, самое дорогое, что у меня есть... Движимая такими бредовыми соображениями и банальным страхом изменить себе, я тихо исчезла в одну холодную зимнюю ночь и сделала все, чтобы как можно скорее забыть своего профессора.
  
  ... - Вот черт, - выругалась Анна. - Я опять сказала "своего"! Что за дурацкая привычка... Я тебя еще не утомила, Эдгард?
   - Нет, ну что ты, - едва сообразил ответить я. - Продолжай.
   - Это была только первая часть. Если бы на этом все завершилось, я бы уже и думать забыла об этой "личной драме". Но так уж сложилось, что через полгода после окончания всего этого бреда я повстречалась с поистине страшным человеком по имени Джейс...
  
  Наше знакомство произошло в один из дождливых осенних дней, когда я страшно опаздывала на встречу с заказчиками и никак не могла поймать такси. За рулем машины, остановившейся по моему отчаянному взмаху, старого, но чертовски красивого "форда мустанг", сидел миловидный парень моего возраста, который любезно доставил меня куда следует, а в качестве платы взял номер моего телефона. История получила развитие уже на следующее утро: мой новый знакомый бесцеремонно разбудил меня телефонным звонком, чтобы пригласить на кофе в свой спортивный клуб. Там же последовало следующее и следующее приглашение, на сей раз в модный клуб "Миллениум", на вечеринку латиноамериканских танцев. Как выяснилось позднее, Джейс был чемпионом мира по уличным танцам, а клуб ему достался в качестве выигрыша в казино, куда он явился от отчаяния. Раньше этот тип был каскадером, но в один прекрасный раз чуть не погиб, заработав себе безотчетный страх ко всем трюкам до конца жизни. Депрессия после выхода из больницы длилась долго и выражалась в бесконечных запоях, однако выигранный клуб несколько поправил дела, и с тех пор его жизнь резко пошла в гору.
  Посвящать время развитию наших отношений Джейс не собирался, со второй встречи поняв, что ему и так все достанется без каких-либо усилий. Я же страшно раздражалась и была вне себя от злости, потому что случилось непоправимое, и я сразу же накрепко прикипела к этому мерзавцу. И это при том, что с самого начала в наших отношениях не было и десятой доли тех светлых чувств, что держали меня с Уилом больше двух лет. Теперь, по прошествии некоторого времени, я понимаю, что Джейс откровенно наслаждался моими слезами, моей реакцией на его поведение - а позволял он себе абсолютно все. Забывал позвонить, постоянно язвил, являлся пред мои очи совершенно пьяным и посреди ночи... В нашей жизни была масса эпизодов, когда я твердо верила, что действительно уйду, однако стоило мне услышать в трубке его голос, я тут же изменяла свое решение, и все продолжалось как раньше.
  Конец неожиданно, но весьма предсказуемым образом - я всего лишь застала Джейса с какой-то девицей, причем все было настолько недвусмысленно, что даже я не смогла найти для создавшейся ситуации никаких оправданий. Я просто ушла, тихо исчезла за пеленой холодного осеннего дождя... для того, чтобы совершенно случайно, зайдя в кафе выпить чего-нибудь горячительного, встретить Уила. Пожалуй, это была самая ужасная и самая прекрасная встреча в моей жизни. Ужасная потому, что час назад, когда я увидала предмет своих мучений в постели с другой, я почувствовала, как во мне что-то обрывается. Я и не думала, что мне будет так чертовски больно, я попросту не верила, что могу действительно любить этого человека, такой темной, причиняющей боль любовью. А прекрасная потому, что, заказав третью рюмку коньяка и услышав в ответ тихую фразу: "Penso che sia abbastanza, Anna", я невероятно обрадовалась и по-детски поверила, что этот человек мгновенно наведет порядок в моей жизни и по его слову все станет так, как должно быть.
  Посвящать Вашингтона в свои проблемы я, естественно, не стала. Эта случайная встреча запутала меня еще сильнее, и теперь я положительно не знала, что мне делать. С одной стороны, мысли, неоднократно приходившие мне в голову за то время, что мы встречались с Джейсом, были однозначно верными: так жить нельзя. Это абсолютно тупиковые отношения, не приносящие ничего, кроме постоянной боли, вроде БДСМ без плеток и ошейников, имеющий своей целью куда более уязвимую мишень, то есть сердце. Сюда же относится мысль и том, что я уже успела забыть, что такое настоящая забота и нежность, и теперь чуть ли не со слезами на глазах я об этом вспоминала. Уил даже ни разу не коснулся прошлого, не стал упрекать меня и, увидев, что эта тема мне неприятна, не стал расспрашивать, что произошло. С другой стороны, я видела, что он ждет моего раскаяния, моего возвращения и искренне надеется на счастье, которое я в свое время так бессовестно разрушила. Увы и ах, время прошло, а мой страх никуда не девался - я по-прежнему крайне дорожила своей свободой, как-то забывая о том, что и Джейс лишает меня ее...
  
  ... - После этого я и уехала, - завершила свой рассказ Анна. - Думаешь, небось, что я дура, да?
   - Нет, - едва нашел я подходящий ответ. - Я просто не понимаю.
  На самом же деле я понимал только одно: мне больше всего на свете хочется дать этой девушке то, чего ей в данный момент не достает. Да, быть может, в прошлом она вела себя странно, но любому, даже стороннему человеку, ясно: это происходило не потому, что она такая наивная и глупенькая, а потому, что такова ее противоречивая натура. Влюбчивая девочка, которая надежно спряталась внутри той решительной экстравагантной барышни, которую я вижу перед собой. Она не понимает, что в ней самой живет магнит, который неуловимо притягивает и лишает воли всех, кто находится рядом с ней. Как гипноз, как наркотик... И я понял, что опоздал бороться с этой силой. Эта ночь многое решила, и теперь я нипочем не смогу просто так уйти.
   - Естественно, этого никто не понимает... Даже я сама, - она вздохнула и решительно поднялась с места. - Поздно уже. Пора спать. Плед, подушка - здесь все есть. Утром я открываюсь в девять, но ты можешь спать, сколько заблагорассудится.
   - Спасибо, - я понятия не имел, как выразить свою благодарность. Она не понимает, что сделала для меня... Она не знает, как давно я не видел подобного отношения, а тем более, от совершенно незнакомого человека. Да она ангел, черт подери!
   - Тебе спасибо - что выслушал, - Анна облокотилась о свой стол и грустно улыбнулась. - Похоже, ты действительно не счел меня психопаткой, и за это отдельное спасибо. Даже мои подруги, и те искренне посчитали, что я свихнулась.
  Я медленно встал и подошел к ней совсем близко. На ум приходило лишь одно, хотя на фоне рассказанного поступить так было верхом низости. Однако ничего поделать с собой я не мог... правда, моей выдержки еще хватило на то, чтобы сказать:
   - Я знаю, теперь твоя очередь считать меня психом и подлецом... но мне чертовски хочется тебя поцеловать.
   - Stronzo, - она положила руки мне на плечи и прямо взглянула в глаза. - Sono stato a lungo in attesta di .
  
  3.
  
  Многие, наверное, скажут, что я слишком требователен. Вроде бы следовало радоваться новизне отношений, тому искреннему теплу, которое активно отдавала мне Анна, и тому свету, который эти отношения вносили в мою безрадостную и однообразную жизнь. Однако незнамо почему легче мне ничуть не стало... Близился любимый праздник моего детства - день рождения - и это только усугубляло тоску. Ждать было явно нечего: если мне не изменяет память, никто из моего нынешнего окружения, кроме, может быть, Жерара, не в курсе, что грядет такое событие. Как ни странно, по этому поводу я не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей детской обиды. Как это так?! Ведь в день рождения человеку положено быть в центре внимания и получать подарки, а что ожидает меня? Самый обычный день, такой же, как сотни других...
  Идя по любимому маршруту мимо кладбища Монмартр, я отвлеченно размышлял. Интересно, что ждет меня дальше? В данный момент кажется, что ничего похожего на просвет не предвидится... ну куда, интересно, я смогу деться из своего занюханного театра? И как долго Анна сможет идти на поводу своей симпатии ко мне? По моему печальному опыту любая девушка быстро начинает хотеть от отношений какого-то лоска и яркости, хотя лично я никогда не понимал, кому и зачем это нужно. Средств на красивую любовь у меня нет, и первая эйфория, вызванная рассказом девушки, в моем сердце растаяла дня через три.
  Конечно, были в нашей взаимной симпатии и плюсы: теперь мне было куда сбежать от Жерара, и, само собой, я предпочитал уютную квартирку Анны своему жилищу. Совесть не позволяла мне насовсем перебраться к ней вот так, сходу, и сегодня я все же решил заглянуть домой. Визит к Жерару не относится к категории приятных событий, так что я не торопился, медленно шагая по улице Коленкур. Не знаю, что за черт снова привел меня к тому особняку, за которым я наблюдал неделю назад. Вероятно, мои тайные устремления и желания все же возобладали над здравым смыслом и необходимостью смириться с реальностью.
  И вот я снова стою в сторонке, за низким забором, задумчиво курю свои дешевые сигареты и с тоской смотрю на ярко освещенную дорожку, ведущую к крыльцу. По воле судьбы долго наблюдать эту однообразную картину мне не пришлось. По асфальту прошуршали шины, и вскоре у калитки остановился уже знакомый мне "фольксваген фаэтон". Мгновение - и та же стройная женщина в длинном пальто одиноко стоит у калитки, словно борясь с нежеланием идти дальше. На сей раз она дала мне возможность получше рассмотреть ее, насколько позволяла это сделать густая темень зимнего вечера. В свете фонарей ярким пятном выделялись медно-рыжие волосы, рассыпанные по плечам поверх мехового воротника. Так же я мог видеть точеный профиль и длинные пушистые ресницы... оставалось лишь догадываться, какие у нее чудесные глаза. В густом меху отделки рукавов пальто мелькнула маленькая белая ручка с аккуратным маникюром, и я судорожно сглотнул. Наверное, вот в чем заключаются мои сокровенные мечты и желания. Наверное, ничего еще в своей жизни я не хотел так сильно, как жить в элегантном особняке, ни в чем не нуждаться и всегда знать, что дома меня ждет вот такая красавица - наверняка нежная и заботливая, эта девушка не выглядит холодной дамой высшего света.
  Время, что она стояла в свете фонаря, скорбно опустив голову, показалось мне чертовски коротким, я не замечал даже сырого, противного холода, норовившего забраться мне за пазуху. Но вот девушка решительно перехватила сумочку и быстро зашагала к двери особняка. Через мгновение о ней ничего уже не напоминало. Ничего, кроме тянущей боли в сердце, которая еще больше усугубила мою неудовлетворенность жизнью.
  
  Я сидел в гримерке и лихорадочно соображал, что же делать. Оказывается, я и не подозревал, что такое отсутствие вдохновения на самом деле. До сей поры я спокойно делал свое дело, превозмогая раздражение, и все у меня получалось - настолько хорошо и гладко, что я действительно чувствовал себя выше окружающих меня в театре людей. Сегодня же все было иначе... Я трижды стирал неудачный грим, и теперь, когда до моего выхода на сцену оставалось чуть больше десяти минут, пребывал в тихой панике. Вот и день рождения, мать его так! По-моему, так плохо мне еще никогда не было... Что на меня нашло? Три раза я пытался нарисовать на лице обычные, знакомые линии - и все три раза получалось черте что, настолько криво и ужасно, что даже для этого захудалого театра не сгодится. Пытаться снова явно бесполезно... Дело откровенно пахнет сорванным спектаклем - воображаю, что я там в таком настроении наиграю!...
  Я в очередной раз скорбно оглядел разбросанные по столу гримировальные принадлежности. Надо же, так много средств - а все без толку... И вот, на этой крайне печальной мысли мне в глаза бросилась небольшая коробочка, обтянутая облезлым черным бархатом. Интересно, что это может быть? В мои нехитрые пожитки такая вещь никогда не входила, так что есть повод насторожиться. Правда, через пару минут любопытство все же взяло верх - я решительно придвинул коробочку к себе и открыл ее...
  Внутри лежала маска, красивая театральная маска из светлого дорогого фарфора. Что особенно поражало воображение, она идеально подходила к костюму Арлекина - рисунок в виде голубых, красных и белых ромбов, характерно удлиненный тонкий нос крючком и широкая ухмылка, подчеркнутая удивительно сочной алой краской. Признаюсь, первым чувством, поднявшимся в душе, было радостное облегчение. Ведь теперь не придется ломать голову над гримом! Ух, кажется, я спасен...
  Боясь окончательно поверить своему счастью, я аккуратно взял маску в руки и крепко завязал на затылке узкие черные ленты. Поразительно, несмотря на то, что маска была довольно тяжелой, конструкция казалась достаточно надежной. Открытым оставался вопрос, откуда такая вещь взялась на моем столе... И, кажется, ответ на этот вопрос удивительно благосклонная сегодня судьба мне тоже предоставила. В опустевшем ныне гнезде от маски, на дне коробочки лежал сложенный пополам листок плотной бумаги. На нем красовалось всего одно слово, потрясшее меня до глубины души, хотя личность отправителя так и оставалась неизвестной. Красивым мелким почерком, похожим на женский, на бумаге было выведено: "Anniversaires!" .
  То, что кто-то все же поздравил меня с днем рождения, наполняло душу приятным теплом и радостью, хотя, по идее, я должен был бы насторожиться. Вообще мое настроение резко поднялось, и я понял, что меня наконец-то озарило истинное вдохновение. Клянусь Богом, сегодня я буду играть так, как не играл еще никогда в своей жизни! Да этот маленький подарок, чья бы щедрая рука мне его ни подбросила, воистину творит чудеса! Будь он со мной во время моих попыток попасть в более приличное местно, у меня бы однозначно все получилось!
  Весело напевая себе под нос, я вышел из гримерной и направился к сцене. Уже в ту секунду, когда я делал последний шаг, меня осенила весьма неожиданная мысль. Ну конечно! Этот подарок сделала мне Анна, ведь больше некому. Уж не знаю, откуда она узнала о дне рождения, но характер сюрприза говорит сам за себя. И почему мне сразу не пришла в голову эта светлая мысль?! Впрочем, какая разница, ведь главное результат. Я на миг зажмурился и решительно вышел на сцену. Ну, держись, гнилая труппа во главе с кретином-директором! Вы даже не представляете себе, кто был с вами рядом столько времени!...
  ...Выходить на бис мне пришлось трижды, чего в этом театре отродясь не бывало не только со мной, но и с директорскими фаворитами. Прочие артисты труппы хранили напряженное молчание. Ясное дело, без команды Легуина никто не осмеливался выказать свои истинные чувства. Однако что-то мне подсказывало, что даже Легуину придется пойти на поводу у толпы и воздержаться от ругани в мой адрес, вошедшей у него в привычку. Отчего-то именно сегодня в зале было значительное количество взрослых, а не только дети, как обычно. Трое из этих взрослых, неприметно притулившихся у самого выхода, особенно усердно хлопали мне и кричали "Браво!". Один из них даже подошел к сцене и вручил мне красную розу. Воистину, мир перевернулся - ведь это первый знак зрительского внимания и симпатии, адресованный лично мне!
  Через несколько минут овации стихли, зрители стали расходиться, и я счел возможным незаметно улизнуть в свою гримерку. Душу переполняло радостное возбуждение и предчувствие чего-то необычного, чего-то, что сыграет в моей жизни гораздо более заметную роль, чем эта фарфоровая маска. Нужно лишь набраться терпения и не роптать на судьбу. Кажется, именно сегодня госпожа Фортуна решила сжалиться надо мной и преподнести мне скромный подарок в виде частички своей благосклонности. "Давай, Эдгард, соберись! Ты же ждал столько времени, лишние несколько минут (часов или дней) ничего не решат!...". Уговаривая себя таким образом, я неспешно переоделся в свою повседневную одежду и не торопясь принялся наводить порядок на столе. Терпение добродетель, так, кажется, говорят. Верится с трудом, однако...
  Эту мысль прервал директор Легуин, который без стука ввалился в гримерную и в обычной своей манере выпалил:
   - Кончай наводить марафет и спускайся в салон! Не заставляй ждать тебя, обормот!
  Вопросы были излишни, так как ответы на них явственно читались у директора на лице. Кажется, долгожданное чудо все же произошло, а иначе с чего бы ему вызывать меня в салон, да еще и с таким выражением плохо скрытой тревоги? Чует мое сердце, я нахожусь в этом проклятом месте в последний раз, а значит, надо совершить финальный выход так, чтобы он запомнился как следует. За этим дело не станет; как раз сегодня я чертовски изобретателен.
  Подумав так, я оправил свою простую одежду, подхватил достопамятную розу и по узкой темной лесенке спустился в "салон" - небольшую комнатку, где директор обычно устраивал собрания труппы и объявлял все немногочисленные новости театра. Сегодня, как ни странно, наших, кроме самого Легуина, в помещении не было. Зато в полукреслах с изрядно потертой обивкой восседали те трое мужчин, что так увлеченно аплодировали мне сегодня. Когда я вошел, они приветливо улыбнулись мне, а один - тот самый, что поднес мне розу - устремил на Легуина вопросительный взгляд. Тот тяжело вздохнул, хмуро зыркнул на меня и без выражения начал:
   - Эдгард, позволь представить тебе господ ле Фэя, Жардина и Джаволуччи. Они являются руководителями театра "Одеон" - уверен, ты о таком слыхал.
   - Разумеется, - с достоинством кивнул я. - Рад знакомству, господа, - обратился я к гостям. - Чему обязан?
   - Месье де Лис, - густым, красивым голосом заговорил тот, кого назвали ле Фэй, - вопреки кажущейся видимости, мы не впервые видели вас сегодня на сцене. И, смею вас уверить, показались вам на глаза тоже неспроста. Не хочу утомлять вас предысторией, а потому буду краток. В начале осени моя сестра привела сюда племянников. И с тех пор, поверите ли, дети не вылезают из театра - наперебой утверждают, что "снова хотят посмотреть Арлекина". Да и сестра моя, сказать по правде, тоже частенько рассказывала о вас, и до того красочно, что в конце концов я пришел сам, а затем привел коллег. Мы с вами взрослые, деловые люди, так что оставим сантименты и громкие слова. Я хочу предложить вам работу.
   - Работу, месье ле Фэй? Я не ослышался? - надеюсь, мой голос прозвучал достаточно равнодушно, хотя на деле я готов был пуститься в пляс.
   - Нет, - отозвался месье Жардин. - Коллега абсолютно серьезно предлагает вам работу в нашем театре, театре "Одеон". Видите ли, один из лучших актеров труппы, исполнитель главных ролей, оставил нас, получив выгодное предложение на своей родине, в Италии, так что мы просто в отчаянии.
   - Признаться, столь щедрое предложение застало меня врасплох. Поэтому позвольте уточнить, - искренне наслаждаясь багровой от гнева физиономией Легуина, я неторопливо продолжил, словно смакуя слова. - Вы вот так сразу предлагаете мне ведущие роли в спектаклях театра "Одеон"?
   - Да. В нынешнем сезоне мы ставим "Фауста", а так же несколько совершенно новых спектаклей по произведениям Ремарка и Мольера. Вы не возражаете?
   - Ну что вы, как я могу? Я с радостью принимаю ваше предложение.
   - Тогда нам следует обговорить некоторые детали. Думаю, не стоит тратить время месье Легуина, ведь дальнейшие наши разговоры его не касаются. Время уже позднее, так что, полагаю, ему лучше заняться подготовкой всех необходимых документов. Мы искренне надеемся, Эдгард, что вы сможете выйти на работу уже в понедельник.
  Мой теперь уже бывший директор отчаянно искал слова. Я видел, что он буквально лопается от злости, но, к моему счастью, возражать не осмеливается: ведь он порядочный трус, а мои новоявленные работодатели крайне влиятельные лица в мире искусства. Где уж там директору захолустного театра спорить с ними, людьми, за спинами которых наверняка стоят богатейшие меценаты!... Благоразумно решив не испытывать судьбу, Легуин проглотил ругательства и вышел, демонстративно громко хлопнув дверью. Дождавшись, пока его шаги стихнут за дверью, ле Фэй извлек из портфеля пачку бумаг и аккуратно разложил их на столе. Водрузив на нос очки, он снова заговорил:
   - Контракт пока лишь на год, но я уверен, что он будет успешно продлен. Кроме того, имеется еще один нюанс... Скажите, где вы живете?
   - На Монмартре, неподалеку от улицы Коленкур, - уклончиво ответил я. Естественно, мне было стыдно признаваться, как я живу, ведь это совсем не соответствовало моему новому положению.
   - Надо думать, не на самой улице Коленкур, - покачал головой Джаволуччи. - Полагаю, вы не будете возражать, если мы предоставим вам квартиру театра на бульваре Сен-Жермен. Что-то подсказывает мне, что этот прохвост Легуин не слишком баловал вас деньгами.
   - Как это ни грустно, скрывать очевидное бесполезно, - вздохнул я. - Я бесконечно признателен вам, господа. Вы даже не представляете себе, как кстати пришлось ваше предложение.
   - Раз так, будьте добры, поставьте свою подпись - здесь, здесь и вот здесь.
  Вооружившись ручкой, я приготовился было подписать себе пропуск в новую жизнь, но вдруг меня посетила одна весьма неприятная догадка. Сюжет получался сказочный и настолько неправдоподобный, что аж сводило челюсти. Ведь если пересказать кому-нибудь этот случай, ни за что не поверят - и будут совершенно правы! Какой-то бред... Как они могут так легко делать предложения подобного масштаба актеру захолустного театра, о котором они ничего не знают? Да, допустим, эти господа имели беседу с Легуином... Но ведь этот старый пропойца никогда не скажет обо мне доброго слова, а уж тем более тем, кто хочет забрать меня отсюда в райские кущи!
  Так. Ну и где здесь подвох?!! Что мне делать?! С одной стороны, от таких подарков судьбы не отказываются. Хорош я буду, если сейчас скажу, что мне надо подумать! О чем тут думать?! Если все, что они говорят, - правда, то думать нечего, надо просто хватать сумку с пожитками и бежать на бульвар Сен-Жермен! А если это ловушка... Чья?! Какова ее цель?! Ведь мне совершенно нечего терять, кроме старого мобильника и чудесной фарфоровой маски, единственного моего сокровища.
  Я встрепенулся и решительно поставил свой фирменный росчерк в нужном месте. Кто не рискует, тот не выигрывает - а в данный момент я, возможно, рискую всем, даже жизнью.
  
   - И раз, и два, и три - плие! И раз, и два, и три - батман правой! И раз, и два... Мари, выше голову, смотри перед собой! Лили, тяни носок! Житэ левой, гран-плие... Рита, отлично! Еще раз! Перерыв пять минут - и продолжаем.
  Я вытерла пот с лица и отошла от станка. Матильда потрясающий хореограф, можно даже сказать, что она мой кумир, и для меня время в балетном классе летит незаметно. Любая физическая нагрузка, как бы тяжела она ни была, все равно приятнее, чем очередной прием или фуршет. Да и вообще, я стараюсь лишний раз не бывать дома и часто задерживаюсь, утверждая, что мне нужно больше тренироваться. По словам господина Шартри, нашего балетмейстера, мне не стоит так себя загонять, он не устает повторять, что у меня настоящий талант. Свою первую большую роль первого плана я получила в прошлом сезоне. По словам старожилов театра, такой громкой премьеры, как прошлогодний спектакль "Ромео и Джульетта", эти стены не видели уже давно. Шартри часто говорил, что благодарит Бога за свое весьма нестандартное решение двухлетней давности, которое и стало причиной моего внезапного подъема.
  Несмотря на влияние Димы, я всегда категорически отказывалась от его помощи во всем, что связано с карьерой. В конце концов, я ведь танцую для себя, и не важно, в кордебалете или в главной роли. И вот, два года назад Шартри собрался ставить "Дон Кихота", однако проблем с этим балетом оказалось гораздо больше, чем он предполагал. Тогдашняя прима, весьма известная в своих кругах Милена Бернадетт, которая должна была исполнять роль Китри, внезапно решила показать свой характер и заявила, что балет этот - полная чушь, ее партия неоправданно сложна, а потому она вообще не собирается принимать участия в постановке.
  Моя роль в спектакле была невелика - я должна была танцевать цыганский танец во втором акте. Однако я была чрезвычайно горда этой ролью, так как искренне считала свою эпизодическую роль одной из самых выразительных в спектакле. В один прекрасный день Шартри явился в репетиционный зал и без предисловий заявил, что, раз сложилась такая ситуация, он принял решение заменить Китри, а не уговаривать Милену вернуться. Балетмейстер выдержал эффектную паузу, после чего просто заявил, что я вполне могу совместить две роли, так как он вполне во мне уверен. Естественно, мои робкие протесты его не переубедили, и все вышло ровно так, как запланировал Шартри. И, хотя, ознакомившись с восторженными отзывами о премьере, прима поспешила вернуться, судьба моя была решена... В прошлом году я, по словам Милены "совершенно случайно", получила роль Джульетты, и теперь обстановка в нашей труппе накалялась с каждым днем. Вот-вот должны были объявить, какой спектакль руководство театра выберет для следующего сезона, а так же, соответственно, кто будет исполнять в нем главную роль.
  Мои раздумья были нарушены возбужденным гомоном моих коллег и громким голосом господина Шартри:
   - Добрый день, дамы и господа! Позвольте сделать небольшое объявление.
  Краем глаза я увидела, что Милена как бы невзначай вышла из-за спин подруг, словно акцентируя внимание на своей персоне. Наверное, я должна благодарить судьбу за то, что не вынуждена бороться за карьеру и думать о таких низменных вещах, как деньги и официальная позиция прима-балерины, но отчего-то благодарности я совсем не ощущаю. Жаль, я никогда не смогу объяснить Бернадетт, что все сложилось подобным образом случайно, и я даже не думаю о том, чтобы сместить или затмить ее...
   - Будущий сезон решено отметить балетом "Спящая красавица", - продолжал тем временем балетмейстер. - Как вы знаете, в этом балете две главные женские роли, поэтому долго думать, кого выбрать из двух наших замечательных прим, мне не пришлось. Милена будет исполнять роль феи Сирени. Рита, тебе достается принцесса Аврора.
  Ну что ж, вполне достойный выбор, и ролью своей я тоже удовлетворена. Быть может, она не столь заметна, как Джульетта, но быть от этого одной из главных не перестает. Разумеется, Милена была со мной не согласна, хотя фея Сирени появляется в спектакле значительно больше принцессы Авроры. Даже не пытаясь скрыть свое неудовольствие и не заботясь о том, что все вокруг ее слышат, она возмущенно высказалась:
   - Ну конечно, "две главные роли"! Широкой публике из них запоминается только одна, и ее должна была получить я! Так нет же, я снова остаюсь на втором плане, и всего только потому, что у меня нет мужа-миллионера!
  Вот опять... До чего же у меня глупое положение! Димины друзья и партнеры упорно не замечают меня, считая, что Есенин оказал мне великую честь, удостоив вниманием и взяв в жены, а обычные, рядовые люди - во всяком случае, в большинстве своем - искренне считают, что весь мой недолгий творческий путь в балете выстлан деньгами. Надо же было такому случиться, что мой карьерный рост начался вскоре после моего замужества! Простая случайность, а как обидно... Похоже мой опрометчивый шаг имеет куда больше последствий, чем я себе представляла.
   - Рита, - Матильда ловко оттеснила меня в сторону от толпы танцовщиков и тихо сказала, - тебя спрашивают. Давай быстренько, у тебя пять минут. Не раздражай народ задержками, они и так тебя недолюбливают.
  Ее слова были несколько чересчур прямолинейны, но не несли в себе ничего, кроме истины. Что ж, по крайней мере, наш хореограф относится ко мне более или менее сносно, во всяком случае, явно отдает мне должное.
  Увы, вариантов, кем мог быть мой посетитель, было более чем немного. В огромном мраморном холле меня ожидал никто иной, как мой драгоценный супруг. Разумеется, такое вторжение в балет - мою святая святых! - изрядно испортило мне настроение, так что я даже не пыталась быть любезной:
   - В чем дело? У тебя пять минут.
   - Все никак не привыкну, что ты в перерывах не читаешь смски и не перезваниваешь, - просто объяснил он. - Хотел напомнить, чтобы ты вечером не задерживалась. Анжелика очень любит, когда гости опаздывают.
  В голове на редкость ясно всплыли слова Шартри по поводу нового спектакля, я будто снова услышала резкие слова Милены, и это сыграло решающую роль. Я прямо взглянула Диме в глаза и твердо сказала:
   - Нет, Дима. На этот раз ты точно едешь один.
   - Малыш, ну перестань, - устало начал он. - Не надоело еще каждый раз заводить одно и то же?
   - Надоело. И именно поэтому сегодня я никуда не еду. У меня тоже есть своя территория, и эта территория - балет. Никакие твои партнеры и их крашеные дуры-жены не заставят меня поступиться им. Извини, мне пора возвращаться.
   - Рита, подожди! - было видно, что Есенин крайне удивлен моим выступлением. Видимо, в моем голосе прозвучали некие особенно убедительные нотки, которых не было раньше. Не скрою, слышать растерянность в его голосе было чертовски приятно, но по опыту я знала, что ни в коем случае нельзя забываться и втягиваться в дискуссию. Поэтому я и не подумала вернуться, лишь твердо повторила:
   - Мне пора на репетицию. Приятного вечера.
  Старательно выполняя указания Матильды, я едва сдерживала распиравшую меня гордость, ведь впервые за три года я вышла из конфронтации победителем. Пожалуй, мне действительно стоит быть смелее, если я хочу жить, а не существовать.
  
  4.
  
  Незаметно прошла весна, пронеслось необычайно жаркое лето и снова началась осень, теплая и невероятно красивая в своем золотом великолепии. Теперь я мог оценить это по достоинству, ведь теперь моя жизнь совершенно изменилась, и мне больше не нужно было каждый божий день надеяться на чудо. Мои работодатели, те самые ле Фэй, Джаволуччи и Жардин, не могли нарадоваться, и все чаще повторяли, что повторный контракт уже у меня в кармане. Я играл в пяти спектаклях, моими партнерами были самые известные актеры Парижа, и сам я прочно сжился со своими ролями, исполняя их, по единодушному мнению критиков, просто блестяще. Видимо, мысли все же имеют свойство облекаться в реальность: я многие месяцы говорил родителям, что играю в "Фаусте" - и вот, пожалуйста, мне действительно достается роль Мефисто! Кстати сказать, моя фарфоровая маска, мой талисман, и здесь пришлась кстати. Ради шутки я примерил ее вместе с костюмом, и оказалось, что в сочетании с черным бархатом она тоже смотрится как единое целое.
  Я ни на секунду не забывал о том, какой была моя жизнь до того судьбоносного спектакля в конце декабря прошлого года, и постоянно заботливо лелеял невероятно обострившуюся жажду справедливости. С огромным удовольствием я помогал своим новым коллегам устранять конкурентов, вредных соседей и прочих неугодных людей, мастерски сплетая планы разной степени коварства и жестокости. Совесть меня не мучила. Напротив, познав судьбу неудачника, я твердо верил, что ни один человек на свете не заслуживает такого позорного звания. Мое нынешнее окружение, а так же размеры моих гонораров только укрепляли эту веру. О парадоксальности своих действий я не задумывался, напротив, во всю пользовался своими привилегиями - приобрел машину, полностью заменил гардероб и не отказывал себе в мелочах жизни. Больше того, с неделю назад я все-таки решился осуществить свое давнее желание, тем более, что судьба мне явно благоволила... Просматривая объявления о продаже квартир, я наткнулся на фотографию элегантного двухэтажного особняка по адресу ул. Коленкур, дом 6. Признаться, выкрашенный в приятный для глаза бежевый цвет дом и цветущее яркими рыжими цветами дерево возле него заставили мое сердце биться быстрее. Я сразу сообразил, что эта обитель находится точно по соседству с домом той прекрасной грустной девушки, за которой я наблюдал в памятные декабрьские дни. За все прошедшее время, особенно проводя время с Анной, я часто вспоминал о ней, но старательно избегал прогулок по Монмартру, дав себе зарок не заходить дальше собора Сакре Кер. Сам не знаю, почему я так этого боялся, особенно теперь, когда мог позволить себе столь многое.
  И вот неделю назад я подписал договор купли-продажи, и не далее чем завтра мне предстоял переезд. Почему-то предыдущие жильцы съехали из этого чудесного дома в невероятной спешке и оставили на растерзание покупателям практически всю мебель и даже посуду. Видимо сама судьба хотела, чтобы я оставил свое обиталище на бульваре Сен-Жермен - агент бывших владельцев дома неожиданно легко согласился оформить рассрочку платежа на целый год. Поверить не могу, что все это происходит со мной! Неужели я могу начинать поиск предлога познакомиться со своими новыми соседями? Неужели уже завтра вечером мне может представиться случай поговорить с этой девушкой? Жаль, что пока я и сам не очень понимаю, зачем мне это нужно.
  ...Уладить все связанные с переездом дела удалось только ближе к ночи, поэтому исполнение моих грандиозных планов передвинулось на утро. Гладко, без единой запинки наврав что-то Анне по поводу собственной занятости в театре, я принялся неспешно разбирать вещи и заново анализировать свое положение. Конечно, моя игрушечница - просто чудо. Видимо, те два памятных романа, о которых она рассказывала мне в самом начале нашего красочного знакомства, кое-чему ее научили: она не пыталась как-то привязывать меня к себе и не высказывала претензий по поводу наших редких встреч, во всяком случае, открыто. Благодаря этому, хотя мы и встречались уже почти год, я чувствовал себя свободным человеком и делал абсолютно все, что мне хотелось. В данный момент мое богатое воображение активно рисовало мне какой-то невероятно идеализированный образ прекрасной танцовщицы, какой, без сомнения, и была моя новая соседка. Надеюсь, мне скоро представится случай подтвердить свои мысли на деле.
  На улице послышался шум работающего двигателя, я осторожно подобрался к окну и отодвинул в сторону тонкую органзу занавесок. Какой-то мужчина, довольно высокий, представительный тип в длинном черном плаще, буквально вылетел из дома и уселся на заднее сидение "фаэтона", раздраженно хлопнув дверью. Машина плавно тронулась, и через мгновение снова наступила тишина, столь характерная для субботнего утра в этом районе. Так-так, похоже, события развиваются в нужном мне направлении - во всяком случае, я предчувствую, что и в этот раз все выйдет по-моему. За прошедшие месяцы я к этому привык, и уже не мог представить себе, что какой-то мой замысел не удастся. Что ж, будем ждать дальше...
  Долго заниматься своими делами мне не пришлось. Соседская дверь снова хлопнула, когда я прилаживал на балку навеса над крыльцом кашпо с яркими петуньями, непонятно зачем и кем снятое со своего места. Я живо обернулся и снова ощутил весьма приятное для души сердцебиение. Девушка, ради которой я сюда приехал, как раз усаживалась на изящную белую скамеечку у своего дома, зябко кутаясь в кашемировый палантин.
  Удачно скрывшись за цветами, я принялся разглядывать ее, и с каждой секундой все больше убеждался, что воображение и предчувствие меня не подвели. На вид ей было немногим больше двадцати. Удивительно яркие рыжие волосы вились крупными волнами и эффектно оттеняли белую кожу. Даже с такого расстояния было видно, что губы девушки плотно сжаты, длинные ресницы полуопущены, да и вообще, весь ее вид весьма красноречиво говорил о том, что ей очень грустно. Конечно, лезть не в свое дело занятие весьма опасное, но, думаю, в данном случае стоит попробовать... Кажется, я даже знаю, как.
  У моей двери стоял большой глиняный вазон с землей. Видимо, летом хозяева сажали в него цветы, хотя покрытая разводами коричневая глина, из которой был сделан вазон, как-то не сочеталась ни с домом, ни с ухоженным палисадником. Признаться, поначалу я даже не заметил этого сомнительного украшения, зато теперь оно очень удачно попалось мне на глаза... Я бесцеремонно подтащил вазон к краю крыльца и легким движением спихнул его вниз. Тишина субботнего утра огласилась звоном разбивающегося горшка, и я показательно выругался:
   - Тьфу ты, черт!
  Естественно, девушка обернулась на шум. И, естественно, моя персона вызвала ее удивление. После короткой паузы она неуверенно произнесла:
   - Не знала, что дом уже кто-то купил.
   - Неудивительно, я только вчера приехал, - с готовностью отозвался я. - Добрый день, мадемуазель. Раз уж мы какое-то время будем соседями, позвольте представиться: Эдгард де Лис.
   - О, вот как?! Я много слышала о вас, месье де Лис, - видимо, она смутилась окончательно - на ее бледных щеках тут же вспыхнул яркий румянец. - К сожалению, я не часто слежу за премьерами, хотя сама имею некоторое отношение к театру. Меня зовут Рита, - она запнулась и со вздохом завершила. - Рита Есенина.
  Неужели?! Совсем интересно. Судя по чистоте и правильности речи, она француженка. А эта фамилия наводит на вполне определенные мысли. Лично я слышал у нас в стране лишь об одном человеке, который мог бы ее носить. Получается, предмет моих мечтаний - жена известного олигарха, который по совместительству является главным меценатом оперного театра Гарнье?! Что ж, тем любопытнее.
   - Какая у вас прекрасная мелодичная фамилия, - вслух высказался я. - И какое же, позвольте спросить, "некоторое отношение" вы имеете к театру?
   - Я балерина в труппе театра Гарнье.
  Я не удивлен. Еще в первый раз, когда я увидел ее, я понял, что она танцовщица. Нежная, явно потерянная среди миллионов своего мужа, с виду совсем еще ребенок... Как же она прелестна! Теперь мне совершенно понятно, с какой целью я так стремился познакомиться с ней. Для дальнейшего развития событий стоит более тщательно прощупать почву, хотя на первый взгляд мне кажется, что с мужем ее не связывает ничего, кроме фамилии.
   - Как-то грустно вы об этом говорите, - улыбнулся я. - Неужели балет вам так уж в тягость?
   - Напротив, балет - это единственное, что есть в моей жизни приятного, - она помолчала и грустно улыбнулась мне в ответ. - Хотя, вероятно, вам такое высказывание покажется странным.
   - Да, признаться, я не очень понимаю вас. Но раз уж вы так любите свою работу, давайте о ней и поговорим, если вы не спешите. Я не слишком нарушу ваши планы, пригласив к себе на чашку кофе?
  - С удовольствием принимаю ваше приглашение, - вслед за мной она поднялась со скамейки и плотнее запахнула свой палантин. - Как раз сегодня я совершенно свободна.
  Я порадовался, что она шла чуть позади меня и не могла видеть моей довольной ухмылки. Все идет как надо, еще чуть-чуть - и это прелестное дитя будет всецело принадлежать мне. Кажется, я весьма неплохо играю задуманную изначально роль общительного соседа. В конце концов, актер я или нет, черт побери?!
  
  
  Эдгард де Лис
  
  Я захлопнула за собой дверь и буквально рухнула на диван. Сердце колотилось как бешеное, казалось, оно вот-вот попросту выскочит из груди... Неужели?!... Неужели это снова совершилось?! За три года, что я живу с Димой, я совершенно забыла, как это - испытывать к кому-то сильные и искренние чувства. Какие? Я понятия не имею, какие именно, но настолько яркие, что, кажется, я вот-вот взорвусь! Вот так и начинаешь верить в романы и фильмы - подобный сюжет многократно описан в мировой литературе и отражен в кинематографе... Я втянулась в беседу со своим новым соседом только для того, чтобы поднять себе настроение, ведь утро началось отвратительно, и провести целый день, думая об утренней ссоре, было бы действительно невыносимо. Однако закончилось все настолько неожиданно, что я до сих пор не могу сообразить, какая реакция с моей стороны была бы правильной.
  Все события этого крайне насыщенного дня начались с моего отказа ехать с Димой в Ниццу на какую-то очередную тусовку. Все-таки мое выступление тогда в театре, а так же волнение по поводу неумолимо приближающейся премьеры сделали свое дело - я была необычайно тверда и ни в какую не хотела уступать. В итоге мне удалось невозможное: я вывела Диму из себя, так, что он выскочил из дома как ошпаренный, показательно хлопнув дверью. Как ни странно, моя известная своей чрезмерной чувствительностью совесть не принялась меня грызть, как поступала обычно. В один момент мне стало ужасно грустно, настолько, что захотелось плакать. Ведь я знаю, что такая ссора ничего особенного не значит. Пройдет несколько дней, Дима вернется, заключив пару выгодных контрактов, и все станет по-прежнему, ведь у него имеется такое количество планов, что уж в один-то из них мое присутствие точно вписывается. А раз так, он никуда меня от себя не отпустит... а свободы я хочу даже больше, чем покоя и искренних чувств.
  Обуреваемая такими мыслями, я вышла из дома. Все казалось скучным, унылым, и к тому же страшно напоминало о неотвратимости моей судьбы. И тут появился он... Стройный молодой человек лет двадцати восьми на вид, с элегантной небрежностью одетый в синюю рубашку с закатанными рукавами и стильные джинсы с фигурной строчкой на карманах. Его большие карие глаза под длинными ресницами тепло улыбались, темно-русые волосы пребывали в художественном беспорядке, а голос... голос просто обволакивал своей мягкостью и удивительной теплотой.
   Разговаривая с ним о работе, я и подумать не могла, что утренний кофе плавно перетечет в ланч, а затем и в пятичасовой чай... В итоге я стала собираться домой, когда солнце уже село, а народ потихоньку потянулся по домам, намереваясь начать готовить ужин. За прошедшее время я, изо всех сил стараясь не слишком углубляться в подробности, незаметно выложила Эдгарду значительную часть своей биографии, не забыв упомянуть и о гнетущих меня проблемах. Моего монолога он не прерывал, только понимающе кивал и периодически выражал сочувствие, хотя я не вполне уверена, что оно было таким уж искренним.
  Мое намерение отправиться домой было встречено горячими протестами, которые потом перетекли в сдержанное сожаление. Соответствующие случаю слова были произнесены... Казалось бы, уж чего проще - повернуться, нажать ручку двери и спокойно пойти восвояси. Однако выполнить эти нехитрые действия я так и не смогла, потому что в один прекрасный момент поймала странный взгляд Эдгарда. Понять, что таилось в глубине его глаз, я не успела... его прохладные пальцы сомкнулись на моих запястьях, он с силой притянул меня ближе и поцеловал...
  Дальнейшие события вспоминались с трудом. Несмотря на то, что, лишь губы де Лиса коснулись моих, душа явно воспарила высоко в небеса, едва сообразив, что происходит, я решительно высвободилась из его рук и пустилась в позорное бегство. И вот теперь в тишине собственного дома я пытаюсь унять бешено колотящееся сердце, а заодно и понять себя. Что произошло? Что за искра пробежала между мной и моим новым соседом? Почему я чувствую, как кровь приливает к моим щекам, когда я вспоминаю об этом поцелуе? Поразительно, резкие димины слова, испортившие мне с утра настроение, вообще не приходили на ум. Можно даже сказать, я почти забыла, что я замужем...
  Через пару минут я все же нашла в себе силы подняться с места и поплелась на кухню. Нужно срочно чем-нибудь себя занять, а то так и с ума сойти недолго... При этом мне больше всего хотелось снова услышать голос Эдгарда и хотя бы раз взглянуть в его глаза. "Дима так редко бывает дома, что же мне мешает?!" - пронеслась вдруг в мозгу странная, непривычная мысль. Я была почти уверена, что то, чего я так долго ждала, наконец произошло. Ведь поддавшись необходимости добыть деньги для сестры, я проскочила пору влюбленностей, романов и прочих вещей, которые занимают умы девушек моего возраста... И вот теперь передо мной открывается возможность наверстать упущенное! Больше всего хотелось сделать откровенную глупость и побежать обратно к Эдгарду, однако что-то все же удержало меня от этого опрометчивого шага. Спать я ложилась в весьма приподнятом настроении - ведь завтра меня ожидал очередной день без мужа, зато с надеждой на новую встречу с Эдгардом.
  
  Я сидела в гостиной, зябко завернувшись в плед, и раз за разом прогоняла в голове события сегодняшнего дня. Эдгард ушел буквально полчаса назад; до сих пор не пойму, каким чудом мне удалось заставить его исчезнуть и не выяснять отношения с моим мужем. Де Лис был чертовски убедителен; все доказывал мне, что так жить нельзя, что, если я действительно хочу стать свободной, я должна открыто заявить об этом, что, если я боюсь сама решать свои проблемы таким радикальным способом, то он готов мне помочь... Бедняга! Он просто не представляет себе, каково в действительности влияние Димы и сколько у него связей! Он даже не стал бы разговаривать с актером - пусть даже и очень известным в своих кругах. Есенин вполне способен шепнуть на ухо нужному человеку пару слов так, чтобы через сутки абсолютно все люди во Франции забыли, что актер Эдгард де Лис вообще существовал... В конце концов, Эд с видимой неохотой уступил и отправился к себе, а я осталась ждать мужа, попутно размышляя о произошедшем.
  Утро этого дня - замечательного и крайне тревожного одновременно - было солнечным, теплым и неожиданно приятным. Вообще-то я терпеть не могу утро, если мне не нужно идти на репетицию, но сегодняшнее было явным исключением из правила. Я с удовольствием выпила кофе, после чего включила музыку и принялась снова, в который уже раз, обстоятельно прогонять в голове свою партию. В свободные от репетиций часы и дни это было моим любимым занятием, и мне казалось, что оно сродни медитации. Окружающий мир словно переставал существовать, и реально вывести меня из задумчивости мог лишь телефонный звонок... Или звонок в дверь, резкая трель которого вторглась в мой личный мир буквально через четверть часа. Что и говорить, я была крайне недовольна столь грубым вмешательством, однако, лишь только я распахнула дверь, все недовольство испарилось без следа... На пороге стоял Эдгард собственной персоной. Он сходу протянул мне букет изумительных желтых тюльпанов, смущенно улыбнулся и сказал:
   - Надеюсь, я не слишком рано?
   - Нет, что ты... Проходи! - заставив себя собраться с мыслями, пригласила я.
  Следующие минут сорок или около того мы непринужденно болтали, как будто вчера ничего особенного не произошло. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от раздиравших его противоречий. С одной стороны, все было предельно ясно. Не знаю, что там думал актер, но для меня вчерашние события имели огромное значение, поэтому определенно следовало сделать какой-то шаг. С другой стороны, меня не отпускало чувство какой-то пакостной тревоги, словно в этой ситуации имелся подвох. Но какой?! Проведя почти весь вчерашний день у де Лиса в гостях, я со всей ясностью (и с немалым облегчением!) поняла, что он совершенно свободен от каких-либо отношений. Это чувствовалось сразу и обсуждению не подлежало. Разумеется, мне следовало серьезно опасаться моего собственного мужа, но эта тревога была совершенно иного свойства. Неужели приближающаяся премьера и столь долгожданные изменения в жизни так серьезно потрясли меня? Наверняка я снова делаю из мухи слона - в свойственной мне манере...
  Наконец кофе был выпит, и повисла напряженная пауза, как будто мы оба вдруг ощутили какую-то робость или стеснение. Я взяла вазу с тюльпанами, намереваясь перенести их на стол в гостиной, на самое видное место. Эдгард тоже встал, молча проследовал за мной и, пристально наблюдая за моими действиями, дал мне поставить вазу на стол. Я собралась было что-то сказать, но не успела - руки актера бережно обвили мою талию, и он жарко прошептал мне на ухо:
   - Вероятно, вчера тебя несколько напугала решительность моих действий. Пусть с опозданием, но я прошу у тебя прощения... с учетом будущих моих прегрешений того же характера.
   - Эдгард, послушай, - торопливо заговорила я, внезапно чего-то испугавшись, - я вовсе не испугалась. Просто обстоятельства сложились таким образом, что я не...
   - Но ведь я приехал на улицу Коленкур из-за тебя, Рита, - перебил он. - Некоторое время назад, гуляя здесь, я случайно увидел тебя, и с тех пор мною владела лишь одна мысль. Я не знал, как ее воплотить, мой разум отказывался предлагать рациональные решения проблемы, и вот сама судьба сделала мне подарок - заставила жильцов съехать из дома по соседству с твоим! Я считаю, это знак, и мы не должны пренебрегать столь прозрачной подсказкой Провидения!
  Я не нашлась, что ответить. Действительно, еще вчера мне стало понятно, что участь моя решена, так что теперь не стоит отталкивать от себя счастье. Счастье ли? Моя противная тревога никуда не девалась, она продолжала истязать душу, но неуловимые чары де Лиса были явно сильнее моих слабых протестов. В конце концов, я сдалась и утонула в золотистой глубине его карих глаз.
  И теперь я не испытываю ничего, похожего на стыд. Теперь меня весьма занимает вопрос, что мы с Эдом будем делать дальше. Увы, мы слишком сильно связаны своей работой, чтобы позволить себе частые свидания. Кроме того, наше соседство тоже имеет отрицательную сторону. Как, скажите на милость, я смогу скрыть от Димы свою явную привязанность к нашему соседу? Нет, конечно, Есенин не так часто бывает дома, но все-таки чертовски тяжело прятаться и скрываться... Утешает только одно: пока эйфория от произошедшего приятно греет душу, и я даже почти верю, что в моем будущем будет что-то кроме балета и бесконечной печали по поводу несоответствия желаемого действительному.
  Я настолько ушла в себя, что прозевала шум мотора подъехавшей машины и димины шаги на дорожке. Очнуться меня заставил лишь стук закрывающейся двери и привычное есенинское:
   - Привет, малыш! Чего это ты сидишь в темноте? - Дима любитель иллюминации по всему дому, поэтому в гостиной тут же вспыхнул яркий свет обоих торшеров.
   - Просто... задумалась, - я очень надеялась, что это прозвучало натурально. Теперь быть равнодушно-любезной стало во сто крат тяжелее, чем обычно. Больше всего хотелось затопать ногами, завизжать и броситься бежать, неважно куда. Эдгард прав. Так больше не может продолжаться. - Я ждала тебя позже. Все прошло удачно?
   - Да, более чем. Контракт подписан, я заключил отличную сделку, так что теперь можно и отдохнуть. Как насчет где-нибудь поужинать вместе, а? Должен признаться, я немного соскучился.
  Естественно, демонстрировать свое истинное настроение вот так, сходу, я не собиралась, а потому натянула на лицо сдержанную улыбку и согласно кивнула:
   - Конечно, с удовольствием.
   - Вот и чудненько. Собирайся.
  Уже набрасывая пальто, я вдруг со всей ясностью осознала, что теперь я тоже актриса. Теперь и у меня есть роль, которую мне придется бесконечно играть перед лицом весьма придирчивого и взыскательного зрителя. Надо быть очень осторожной, надеюсь, мне хватит мастерства сделать вид, что ничего не изменилось. Я должна привыкнуть к мысли, что мне теперь есть ради чего показывать свой характер и хотеть освободиться, а уж потом думать, как поступить. Надеюсь, времени у меня будет достаточно.
  
  Наконец премьерный спектакль, принятый публикой с бешеным восторгом, остался позади. Ноги мои гудели от усталости и больше всего на свете мне хотелось скрыться в прохладной тишине своего дома. Увы, прием по случаю премьеры только начался, и повышенное внимание окружающих тяжким грузом давило на мои плечи. Я никак не могу понять одной простой вещи: почему всегда все важные события жизни происходят одновременно, когда у тебя нет времени хотя бы проанализировать их и как следует подумать?! Не далее чем вчера, после очередной мимолетной встречи с Эдгардом, я твердо решила серьезно поговорить с Димой и все-таки добиться от него развода. К сожалению, хоть мне и очень не хочется признаваться в этой себе самой, я должна это сделать вовсе не из-за де Лиса...
  С момента нашего с ним знакомства прошло два месяца, и за это время я измучилась окончательно. Виной тому было несколько причин. Разумеется, первейшей из них являлась необходимость вечно лгать, хитрить и изворачиваться, ведь до вчерашнего вечера я ощущала явный недостаток решимости для постановки конечной точки в браке с Есениным, все сомневалась и прикидывала, как лучше поступить. Кроме того, со временем для меня стало очевидно, что я слишком сильно открылась перед Эдгардом, что он знает обо мне гораздо больше, чем я о нем, и никак не стремится хоть как-то эту разницу уменьшить. Больше того, моя странная, одержимая привязанность к нему была явно сильнее, чем его чувства ко мне. Видимо, в самом начале нашего общения я допустила ошибку, так безоглядно доверившись ему. Увы, теперь я все чаще думаю, что жестоко обманулась в толковании собственных эмоций и попросту вцепилась мертвой хваткой в первого мужчину, встретившегося на моем пути. Я часто плакала, оставаясь одна, я плохо спала, я постоянно обижалась на неотвеченные сообщения и бесконечные переносы наших и без того нечастых встреч, но тем не менее продолжала маниакально держаться за Эда.
  Больше всего меня повергал в отчаяние тот факт, что реальных поводов для упреков и обид де Лис мне не давал. Он был весел, частенько оказывал мне знаки внимания и всячески укреплял мою уверенность в том, что какие-то чувства между нами все же присутствуют. Однако я была почти уверена, что рано или поздно придется посмотреть правде в глаза... Да, конечно, он неизменно убедителен, когда читает мне лекции о том, как мне стоит поступить, и я прекрасно понимаю, что во многом он прав. Но вместе с тем я точно знаю, что мой развод ничего не изменит и не внесет в наши отношения с Эдгардом ничего нового. Он так и будет жить своей жизнью, лишь изредка вспоминая, что у него есть я. А вот я действительно к нему привязана. Я, как маленькая девочка, верю, что совершенно равнодушный человек нипочем не смог бы играть свою роль так гладко и так долго, даже если бы он был непревзойденным актером.
   - Мадам Есенина, поздравляю вас! Успех просто потрясающий, вы были великолепны! - весомо произнес тяжелый бас директора театра. Я ответила ему лучезарной улыбкой и какой-то стандартной фразой, не переставая думать о своем.
  Теперь, когда волнения по поводу спектакля остались в прошлом, я доведу дело до конца. Я уверена, что мне достанет сил выполнить задуманное. Раз в жизни я должна выдержать этот тяжелый разговор, и, клянусь Богом, я не заплачу и не позволю себя уболтать!... Надо же, такое со мной впервые. Обычно после спектакля я не могу думать ни о чем, кроме танца и музыки, эйфория от выступления остается со мной еще как минимум до следующего утра, и очень мало что способно столь радикально изменить ход моих мыслей. Но сегодня все было иначе: лишь только занавес упал в последний раз, меня словно подменили. Почти машинально я переоделась в вечернее платье того же нежно-розового цвета, что и наряд моей героини в первом акте, бессознательно кивала всем, кто выражал мне свое восхищение, и по-настоящему пришла в себя только сейчас, в относительной тишине огромного холла театра, куда я сочла возможным сбежать от толпы. Нужно собраться с мыслями, прежде чем сделать этот решительный шаг...
  В сумочке настойчиво завибрировал телефон. Крепко зажмурившись, я поднесла его к уху - я и так знала, кто решил мне позвонить:
   - Привет.
   - Привет, солнышко! - отозвался бодрый голос Эдгарда. - Как жаль, что я не мог открыто остаться на прием, ты ведь понимаешь, риск выдать нас обоих был слишком велик. Ты была просто великолепна, честное слово! Глаз не оторвать!
   - Очень рада, что ты все же смог приехать на спектакль, - на глазах выступили слезы. Ведь он говорил, что не вырвется из театра! И все-таки смог, все-таки приехал! Конечно, при желании он смог бы даже попасть на прием, но тут он совершенно прав - это было бы лишним.
   - Ну как ты себе представляешь, я бы не смог?! - искренне возмутился он. - Ведь я знаю, что для тебя значит балет!... Сегодня мы, конечно, не увидимся?
   - Нет, к сожалению, - я зябко передернула плечами и сообщила. - Я поговорю с ним сегодня, Эд. Я бы сделала это сразу после нашего с тобой разговора, но он вернулся из своей поездки аккурат под спектакль, и у меня просто не было времени. Клянусь тебе, я это сделаю.
   - Мысленно я с тобой. Просто поверь мне, Рита: ты обязана это сделать. Я больше не могу видеть, как ты мучаешься. В конце концов, это вполне обычная история, люди разводятся, и жизнь на этом не кончается. Если сможешь, набери мне потом, расскажешь, как все прошло.
   - Хорошо. Что ж, пойду исполнять задуманное... Целую!
   - Удачи, маленькая.
  Едва я успела спрятать телефон обратно в сумку, под высоким потолком холла заметалось эхо шагов, и димин голос произнес:
   - Ах вот ты где... Наконец-то овации посторонних стихли, и я тоже могу выразить тебе свое восхищение, - он крепко взял меня за руки и с чувством поцеловал их. - Ей Богу, Рита, ты тысячу раз права: тебе нельзя бросать театр! Ты великолепная балерина, и это действительно было бесподобно, - Есенин немного помолчал и продолжил. - Я жалею, что снова оставил тебя так надолго, за эти три дня я успел ужасно соскучиться. Давай сбежим отсюда и просто посидим где-нибудь вдвоем! Что скажешь?
  Я не ответила. На миг мне стало ужасно страшно, что я все же не смогу сказать все то, что собиралась, но очень вовремя я вспомнила, что только чо поклялась Эдгарду довести дело до победного конца.
  - Что-то случилось? - настороженно поинтересовался Есенин. Видимо, он счел, что молчание затянулось, и, устав ждать моей реакции на его предложение, продолжил. - Скажи мне, если что-то не так! Ведь ты знаешь, что я все-все для тебя сделаю!
  - Ты ничего не можешь сделать, - с трудом выговорила я. - Это началось слишком давно, и ты не в силах остановить начавшийся каскад событий. Сегодня я, наконец, поступлю по совести и прямо скажу все, что у меня на уме. Приготовься, тебе вряд ли будет приятно это услышать.
  - Так... интересно, - нахмурился Дима. - В чем же дело?
  - Я больше не могу. Знаю, я много раз говорила тебе об этом, но теперь я серьезна как никогда. Настал мой предел, и дальше так жить нельзя.
  - Ты о чем?! Чего тебе не хватает? Что тебя мучает, дорогая моя?! Не пугай меня, Рита, говори!
  - Меня измучило то, что я не люблю тебя, - тихо, но твердо выговорила я самые жестокие слова на свете. До чего же трудно говорить их, даже тем, к кому не испытываешь никаких чувств! - Поверь, я очень благодарна тебе за то, что ты сделал для Мари, но ведь... это все в прошлом, а ты умный человек и не можешь не понимать, что основной причиной моего согласия стать твоей женой были деньги.
  - Да. И что с того? - удивился он. - Что тебя не устраивает? В основе брака лежит не любовь или страсть, а нормальные дружеские отношения. У нас есть даже больше. Я скучаю по тебе, когда надолго уезжаю, мне хочется заботиться о тебе и доставлять тебе удовольствие. Пожалуй, по-своему я тебя даже люблю. Неужели тебе еще чего-то не хватает?!
  - До чего же ты самоуверен! - горько вздохнула я. Что ж, я почти исчерпала все аргументы и придется пустить в ход последний, пока я не начала сомневаться в правильности собственных действий. Эдгард не требовал, чтобы я держала в тайне наши отношения, напротив, он согласился на это только по моей просьбе, так что скрывать было нечего. - Главная проблема заключается в том, что у меня в этой жизни иная любовь.
  - Эдгард де Лис, прославленный актер театра Одеон?! - с обидным равнодушием поднял брови Есенин и еще более обидно рассмеялся. - О Боже мой, детка, неужели ты думала, что я об этом не знаю?!
  - Не понимаю... - я ожидала какого угодно ответа, но только не такого! Язык словно налился свинцом, однако каким-то чудом я выдавила из себя вопрос. - И тебя все устраивает?!
  - В общем-то, да. Почему тебя это удивляет? Ты вообразила, что я должен устроить сцену ревности?! Раз ты так настаиваешь, ты ее получишь, но несколько позже, потому что сейчас у меня есть еще кое-какие дела.
  Пробиться сквозь это ужасное равнодушие с налетом странной нежности было невозможно... Исход разговора был совершенно ясен, и я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Неужели я опять проиграла?! Зачем он так держится за меня?! Почему не может отпустить?! Черт, я все же настою на своем, чего бы мне это ни стоило!
   - Дима, - взяв себя в руки, снова заговорила я, - прошу, попробуй меня понять. Ведь мне ничего не нужно, я сумею сама решить свои проблемы, только отпусти меня!...
   - Ритушка, ну перестань, - устало перебил он. - Пошумела - и будет. Я не вижу ни одной веской причины, по которой я должен соглашаться на твои требования. Да и ты сама, как мне кажется, не слишком-то уверена в своей правоте.
   - Уверена, - тихо, но очень зло выговорила я. В этот момент в меня как будто вселился демон, и остановиться я уже не могла. - Ты даже не представляешь, насколько! Неужели у тебя настолько нет гордости, что ты продолжишь держать меня при себе после того, как я сама призналась тебе в измене?! Зачем, для чего?! Неужели жена-балерина - это настолько модно, что ты готов и дальше терпеть мое отношение, да еще и зная, что я люблю другого?! Или ты вообразил, что все женщины должны быть счастливы, если их вдруг коснется робкий отблеск твоих миллионов?! Я не пытаюсь оправдаться, я сама поступила не лучшим образом, но...
  Острая боль прошила щеку, пол ушел из-под ног, и в себя я пришла, сидя на холодных мраморных плитах. Правая щека горела, глаза застилали слезы обиды и боли, а в ушах звучал голос Есенина, такой же спокойный, как и всегда, как будто не он секунду назад отвесил мне затрещину:
   - Не заговаривайся, Рита. Я не беру на себя труд судить твои поступки, вот и ты придержи язычок. У тебя еще будет время как следует подумать над своим поведением, ведь я вернулся только ради твоего спектакля, и сегодня же я улетаю обратно в Берлин завершать переговоры. Надеюсь, к моему возвращению ты образумишься.
  Он развернулся на каблуках и отправился прочь. Я же с трудом нашла в себе силы подняться и дотащиться до одной из бархатных скамей, стоявших под зеркалами холла. Тяжело опустившись на мягкое сидение, я устало прикрыла глаза. Это все бесполезно. Какой бы ни была моя воля к победе, кому бы я что ни обещала, но одной пощечины вполне достаточно, чтобы заставить меня замолчать.
  
  5.
  
  Я сидел дома и наслаждался прохладным покоем, царившим в комнате. Несмотря на то, что я люблю находиться в центре внимания и редко устаю от людей, яркого света и прочей театральной мишуры, иногда чертовски хочется остаться наедине с собой и просто посмотреть телевизор, сидя на диване с кружкой чая. Кроме всего прочего, я был немного не в духе: не далее, чем вчера меня угораздило серьезно повздорить с Анной. Впервые за все время нашего знакомства я с немалым удивлением выслушал от нее совершенно однозначные претензии по поводу малого количества моего внимания, и никакие мои отговорки не помогли. Девушка явно была настроена крайне решительно. Ей непременно хотелось знать, где меня "носят черти шесть дней в неделю" и почему я "считаю себя в праве ограничиваться тупыми шаблонными смс-ками вместо нормальных, человеческих звонков". Как и положено в таких случаях, я быстро вышел из себя и наговорил ей кучу резкостей, после чего гордо удалился, ни одной секунды не собираясь идти на примирение первым.
  Видимо, пришло время посмотреть правде в глаза. В моей блестящей, полной спектаклей и женского внимания жизни Анна явно лишняя. Она принадлежит другому миру, так что к нашей ссоре я отнесся философски. Надеюсь, так девушке легче будет принять тот факт, что наше, бесспорно, местами весьма приятное совместное существование подошло к концу. В будущем меня ждет новая роль прекрасного принца, борца с несправедливостью и каменной стены для кроткой и нежной балерины Риты, и на данный момент именно эта роль мне гораздо интереснее. Меня ничуть не огорчила ее неудачная попытка получить развод. Я искренне верил в то, что сказал ей в тот день: значит, нужно попробовать иной путь, и вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. Что именно, я пока понятия не имел... Признаться, ритин муж начинал меня раздражать, главным образом потому, что я совершенно не понимал его мотивов. Ну и, конечно, желание самодержавно царить в жизни балерины играло здесь не последнюю роль.
  Я отставил прочь опустевшую кружку и переключил канал. Услышав нудный голос диктора новостей, я собрался было продолжить поиски чего-нибудь более увлекательного, но содержание новости мгновенно приковало мое внимание:
   - ... разбился самолет Cesna, летевший рейсом 776 из Берлина в Париж. По нашим сведениям, воздушное судно принадлежало небольшой частной компании "French junior airlines". В этот ставший роковым вечер на борту самолета находились четыре члена экипажа и шесть пассажиров, в числе которых был известный бизнесмен Дмитрий Есенин. По полученным сведениям, все бывшие на борту люди погибли. Как сообщает комиссия, причиной аварии стал...
  На этом месте мои губы сами сложились в довольную ухмылку. Столь простое, хотя и излишне радикальное решение проблемы меня совершенно не удивило, скорее, наоборот, только порадовало. Видимо, все же есть Бог на небесах, во всяком случае, мои тайные желания он исполнил поразительно быстро. Теперь, конечно, придется быть особенно осторожным, ведь Рита очень впечатлительная девочка, надо полагать, такая новость повергнет ее в шок. Ну что ж, я приложу все усилия, чтобы поскорее вытащить ее обратно в свет рампы и прочих радостей жизни. Надеюсь, в конце концов, она поймет, что в произошедшем есть и светлая сторона в виде решения нашей проблемы. Пожалуй, стоит позвонить ей. Интересно, она уже знает или по воле случая именно мне выпадет сомнительное счастье сообщить ей эту новость?
  Рита взяла трубку сразу же, и по ее неестественно спокойному голосу я понял, что опасаться нечего. Кто-то уже сделал за меня самую сложную работу, так что остается лишь натурально разыграть сочувствие:
   - Ну как ты, маленькая? Я только что смотрел телевизор, и...
   - Да, я знаю, - деревянно перебила она. - Пожалуйста, не говори ничего. Я и так не нахожу себе места... Такие вещи не происходят случайно... Учитывая все, что забредало мне в голову за последние три дня. Честное слово, не знаю, что хуже... Эд, - она запнулась, и я понял, что ее воля дала трещину - девочка вот-вот расплачется, - ты... не мог бы... приехать за мной? Сейчас... в театр... мне что-то не хорошо...
   - Конечно, моя хорошая, лечу! Я позвоню, как подъеду.
  Хороший знак. Судя по всему, она хочет, чтобы я был рядом. Это просто прекрасно - значит, недолго мне осталось ждать до кульминации моего блестящего взлета. Интересно, конечно, знать, кому этот проклятый миллиардер оставил свои несметные богатства, но я крепко сомневаюсь, чтобы он совсем обошел вниманием свою жену. Такие типы, как он, всегда чрезвычайно заботятся о том, куда утекут их денежки в случае чего, а потому наверняка он успел составить завещание. В любом случае, кажется, я сорвал джекпот - как бы ни обернулось дело в дальнейшем, я по-любому останусь в выигрыше.
  У подъезда театра меня встретила встревоженная сухонькая женщина лет сорока пяти, которая представилась Матильдой Рошель и сообщила, что мадам Есенина пребывает в глубоком обмороке уже минут десять. Само собой, в балетном классе, куда эта дама тут же меня проводила, царила паника. Облаченные в тренировочные пачки балерины стайками жались к станкам и громко обсуждали случившееся, кое-кто даже показательно рыдал в кружевной платочек. На лицах девушек можно было видеть весьма странное выражение, среднее между натянутым сочувствием и растерянностью. Учитывая, что господин Есенин был меценатом и покровителем (читай: царем и богом) театра Гарнье, теперь у танцовщиц появились серьезные причины опасаться за размеры своих гонораров.
  Игнорируя любопытные взгляды и вполуха слушая щебет мадам Рошель, я решительно прошел в комнату отдыха, где на пышной барочной софе "отдыхала" моя балерина. Ее личико было настолько бледным, что казалось фарфоровым. Зрелище было настолько душещипательным, что я ощутил укол чего-то, до крайности напоминавшего жалость. Впрочем, вероятно, мне это только показалось, ведь поводов для жалости у меня нет. Рита просто шокирована внезапностью произошедшего, я-то лучше всех знаю, что с момента их с Димой последней ссоры она мечтала избавиться от своего тягостного брака любым способом. И вот, пожалуйста - стоит лишь немного потерпеть, и все будет в полном порядке. На этот раз по-настоящему.
  Я осторожно завернул балерину в свою куртку и, по-прежнему сопровождаемый мадам Рошель, отправился прочь. Воображаю себе, сколько слухов породит мое появление. Вне всякого сомнения, кое-кто из присутствующих узнал меня. Остальные же попросту не упустят случая посплетничать и приукрасить этот, в сущности, ничего не значащий эпизод. Решительно прервав поток красноречия своей провожатой, я торопливо попрощался и, тут же забыв о ней, завел мотор. Похоже, предстоящую ночь мы проведем вместе, Рита - наконец-то ни от кого не скрываясь и не глядя судорожно на часы...
  Балерина пришла в себя еще до того, как мы достигли улицы Коленкур. Всю оставшуюся дорогу она напряженно молчала, глотая слезы, и не возражала, когда я вел ее домой и как маленькую уговаривал вернуться в реальность и сменить свой тренировочный костюм на что-нибудь более земное. Через четверть часа нашей напряженной совместной работы в данном направлении, облаченная в свою любимую домашнюю одежду Рита сиротливо прижалась к моему плечу и отчаянно прошептала:
   - Это я во всем виновата, Эд. Только я - и больше никто.
  Естественно, после этого она заплакала - тихо, без истерик, и только слезы бесконечным потоком лились по ее щекам. Так мы и просидели всю ночь на диване в гостиной, тесно прижавшись друг к другу и ни на минуту не сомкнув глаз.
  
  Старинные отцовские часы, висевшие у меня за спиной, пробили девять. В такое время, а особенно в субботу, нормальные люди давно отдыхают дома, и только я все еще торчу в мастерской. Естественно, одна, ведь я же не изверг, и давно уже отпустила своих сотрудников по домам. Увы, я так и не научилась с головой уходить в работу, и трудотерапия помогает мне лишь наполовину... Нет-нет, да и проскакивает у меня какая-нибудь грустная мысль, касающаяся реальной жизни. Черт, ну надо же! Даже мое последнее творение ничуть не подняло мне настроение, хотя я всегда испытывала слабость к подобным вещицам. Прямо передо мной на рабочем столе красовалась мелкая, но широкая чайная чашка, расписанная яркими цветами. В этой чашке, кокетливо поджав под себя правую ногу, отдыхала миниатюрная куколка-эльф в зеленом платьице. Какой-нибудь коллекционер оторвет такую вещь с руками, да и вообще, можно сделать целую серию - например, под названием "Осенний сон". Ведь заказывали же мы в прошлом году серию елочных игрушек-балеринок, чем эта идея хуже?! В том, что окупится, даже не сомневаюсь...
  Я со вздохом встала и поставила чайник. Идея хорошая, жаль только, что совершенно неохота ее воплощать... Я снова вернулась в привычное для себя состояние депрессии по поводу развалившихся отношений. Что ж, я не особенно удивилась произошедшему. Несмотря на свой обширный отрицательный опыт в общении с мужчинами, я продолжаю оставаться маленькой наивной девочкой. Наши отношения с Эдгардом заметно охладели еще летом, так стоит ли удивляться, что к концу осени они развалились совсем? Я старалась изо всех сил, я честно делала вид, что не чувствую никакой неискренности и недостатка внимания, однако скрываться от самой себя бесполезно. В итоге всех событий отношение Эда допекло меня до такой степени, что я не выдержала и емко высказалась, в свойственной мне эмоциональной манере. К моменту расставления точек над "и" я была уже совершенно уверена, что никаких чувств здесь и близко не стоит. Видимо, де Лиса не миновала участь всех прочих быстро взлетающих до небес звезд и его безнадежно испортили слава и деньги. Увы, он больше не был человеком, с которым я познакомилась в тот декабрьский вечер, тем, кто так хорошо понял меня, тем, в кого я столь быстро и опрометчиво влюбилась...
  Налив себе чаю, я снова уселась за рабочий стол и сосредоточенно вперила взгляд в стену. Почему-то меня не оставляет некая смутная тревога, и хочется разобраться в истинной причине произошедшего. Мне не верится, что все так просто, я не могу и не хочу смиряться с мыслью, что во всем виноваты только слава и деньги! Готова спорить, здесь есть что-то еще... Эту тревожную мысль прервал настойчивый стук в дверь. Поначалу мне страшно не хотелось идти открывать: во-первых, было лень, а во-вторых, до крайности напоминает историю моего знакомства с Эдом. На миг в сердце шевельнулась надежда: а вдруг это он?! Вдруг он забыл свои резкие слова о том, что нам больше нечего делать вместе, и решил вернуться? Я же прощу, у меня огромное сердце - тем паче, что, кажется, я действительно люблю его.
  Радостно распахнув дверь, я даже не успела ничего сказать. Меня тут же сграбастали в медвежьи объятия и знакомый голос прямо над ухом возвестил:
   - Энни, как же я рад тебя видеть!!!
   - Пусти, задушишь, Ник! - едва выговорила я, понимая, однако, что полностью разделяю восторг своего визитера.
  
  
  Николас Содергрен
  
  Судьба свела меня с Николасом Содергреном случайно, после концерта группы, вокалистом которой он был вот уже седьмой год. Как-то так случилось, что именно в тот день, уже на пути к выходу из клуба, всесильная толпа любезно "принесла" меня к барной стойке, у которой тусовалась уже порядочно набравшаяся компания. И эта самая компания совершила наиболее логичное в данной ситуации действо - начала активно привлекать мое внимание. Так как получалось это у ребят неважно, скоро они порядочно обозлились и даже заставили меня начать активно обороняться. Как и положено в подобных случаях, численный перевес был на их стороне, силы катастрофически неравны, толпе глубоко все равно, и начавшийся так радужно вечер мог бы окончиться трагически, если бы не явление героя.
  Между главным громилой и мной решительно втиснулся широкоплечий мужчина среднего роста, который в двух емких выражениях сообщил ребятам адрес, куда им следует пойти, и припечатал его кулаком прямо к физиономии главаря. Финалом явилась короткая, но яркая драка, в результате которой трое (!) пьяных фанатов пустились в позорное бегство, а мой спаситель досадливо сплюнул, смешным детским жестом отер кровь из носа и заметил:
   - Ну, после такого сам Ктулху велел выпить!
  К творчеству симфо-метал команды "The Gondolin Blade" я относилась весьма благосклонно, биографией музыкантов активно интересовалась, и потому тут же признала в своем собеседнике вокалиста данного коллектива. Осушив рюмку водки и заказав себе еще одну, он повернулся ко мне, улыбнулся и протянул мне свою широкую ладонь:
   - Ну, будем знакомы. Ник.
  С тех самых пор мы пребываем в самых теплых дружеских отношениях. Несмотря на свой продолжительный творческий путь, немалые заслуги перед родной Швецией и мировую известность, Содергрен относился к своему положению с явным презрением и искренне наслаждался моментами тишины, в которой он оказывался, приезжая ко мне. К сожалению, это случалось нечасто, но тем радостнее была каждая последующая наша встреча. Во мне давно жило подозрение, что внимание Николаса вполне можно было бы расценить как ненавязчивое ухаживание, но, к большому счастью, переводить наши отношения на какой-то иной уровень он не собирался. Видимо, чувствовал, что не стоит так жестоко разочаровывать меня в друзьях...
   - На, поставь в вазочку, - он протянул мне большой букет белых роз и по-хозяйски перевернул табличку словом "Закрыто" вверх. - Закрывай свою контору и пойдем кормить голодного меня, а то я сейчас начну ножки стула грызть.
  Повинуясь такого родам подколкам, я оперативно заперла лавку, и через полчаса мы уже уютно сидели на моей крошечной кухне - я с чашкой чая, а Ник перед огромной тарелкой пасты с лососем, которую он с аппетитом поглощал, не переставая болтать:
   - Этот новый альбом меня с ума сведет, честное слово! Ни в какие сроки не укладываемся, в ноябре выпустить должны были, а сейчас и ежу понятно, что раньше марта не получится! Чертов оркестр, пока всех соберешь, по фазе сдвинешься... Приспичило мне, понимаешь ли, чтобы в нем было четыре, а не две виолончели! Ничего не могу с собой поделать, люблю этот инструмент до умопомрачения...
  Я довольно кивала. Этот беззаботный, весьма эмоциональный монолог уводил меня в сторону от собственных проблем, и сегодня, как никогда, я была благодарна Николасу за установленное им негласное правило: прежде чем стать моей жилеткой, он должен полностью выговориться сам.
   - ...а тут еще этот павлин, черт бы его побрал! Эгоист, мать его так, не может, видишь ли, мирно сосуществовать на сцене еще с двумя вокалистами! От сердца оторвал его, мерзавца, но все же пришлось выгнать - невозможно же так работать! Пока вдвоем справляемся, но скоро точно еще кого-то искать придется. Кто ж знал, что так выйдет, а песни свои я переписывать не собираюсь...
  Поток новостей кончился только через час, когда Николас, получив третью по счету чашку чая, натянул на физиономию серьезное выражение и сказал:
   - Ну, теперь твоя очередь, ребенок. Выкладывай, что у тебя новенького. Хватит уже мне болтать не по делу.
   - Мне, как всегда, нечем тебя порадовать, - вздохнула я. Это как разговор с мамой, скрывать что-либо бесполезно, все равно вытащит из тебя всю информацию с подробностями. - Схема стандартная: была любовь, а потом ее не стало. Ровным счетом ничего интересного.
   - Это рок какой-то, - изрек мой друг. - История повторяется с завидным постоянством. Давай попробуем разобраться, в чем дело. Рассказывай все как есть, во всех подробностях. Старый умный дядя подскажет, что делать.
   - Старый умный дядя, как всегда, скажет "Забудь и ищи другого принца!", - отмахнулась я. - Это я и без тебя знаю.
   - Знаю, что знаешь! Поэтому не отпирайся, говори. Мы не виделись почти полгода, и тебе даже нечего мне рассказать?! Обижусь же сейчас!
  Во избежание упомянутой катастрофы, я собралась с духом и все рассказала, начиная со своего знакомства с Эдом и заканчивая нашей финальной ссорой. В прошлый раз мы с Николасом виделись на фестивале Rock am Ring, времени хватило только выпить пива в баре, поэтому про мое последнее приключение он знал только из скупых упоминаний в электронных письмах и телефонных разговорах. Зато теперь "старому умному дяде" открылась вся правда... Перед тем, как начать давать советы, ему, конечно же, пришлось меня утешать. К концу своего повествования я расплакалась и на удивление долго не могла успокоиться, хотя до сего момента серьезно полагала, что основную боль я уже пережила.
  Поняв, что слезы у меня кончились и я вполне способна воспринимать здравые советы, Николас задумчиво закурил и сказал:
   - Ну что ж... По-моему, все ясно: мальчику в голову ударили деньги, слава и поклонницы. Дело это, как правило, проходящее, когда-то я сам был таким. Здесь вопрос в другом - чего хочешь ты сама?
   - Я не знаю, - горестно отозвалась я. - Понимаешь? Не знаю. Мне кажется, я отдала бы все на свете, чтобы вернуть его... такого, каким он был раньше... но ведь это невозможно! Я знаю, ты слышал от меня эту фразу много раз, но я правда люблю его.
   - Вот, уже хорошо. Общее направление движения определено, - Содергрен стряхнул пепел с сигареты и продолжил. - Как я понял, у тебя есть подозрение, что во всем виноваты не только такие прозаичные причины, как деньги и красивая жизнь.
   - Да. Может, я просто не видела людей, испорченных славой, но я почти уверена, что дело не только в этом! Не могу это объяснить, но мне кажется, что... причина глубже. У него же совсем изменился характер! Ведь в первую нашу встречу меня больше всего поразили те искренность, тепло и участие, которые были в каждом его слове и жесте! А теперь он словно играет в жизнь. Он ничего не воспринимает всерьез, его как живого человека будто нет!
   - Я понял. Что тебе на это сказать... У меня есть три дня, и мы должны употребить их с пользой. Надеюсь, ты не слишком загружена работой, Энни?
   - Нет. А что?
   - Ну как что?! Если ты действительно полна решимости докопаться до правды, придется вспомнить пафосные фильмы из детства и поиграть в шпионов. Не круглосуточно, конечно, но все же запасись терпением. Готова ли ты к таким подвигам?!
   - Если ты думаешь, что это поможет, и если ты мне поможешь, то да! - улыбнулась я. Настроение сразу поднялось, хотя я совершенно не представляла себе, как он мыслит приводить свой план в исполнение. - С чего мы начнем?
   - Всего лишь с маленькой слежки. Ты ведь знаешь, где живет предмет твоих сердечных мук?
   - Ну конечно! Только он ведь знает, какая у меня машина...
   - Предусмотрел. Я же не пользуюсь такси, забыла?! На этот раз в моем распоряжении Megan Coupe , так что все продумано. Раз у нас так приятно все складывается, пора и спать собираться, - он встал с места и сладко потянулся. - Устал я сегодня, до тебя пока доберешься - состаришься.
  Вместо ответа я лишь порывисто прижалась к его груди и прошептала:
   - Спасибо, Никки. Ты не представляешь себе, какую надежду ты мне дал!
  
  Идея Содергрена потеряла в моих глазах всякую привлекательность часов в девять следующего вечера, когда я, сквозь зубы ругаясь на затекшие ноги, пустую трату времени и бесполезность нашего предприятия, сидела в машине и тупо пялилась на темные окна дома Эдгарда. Мы торчали на одном месте уже третий час, и ровным счетом ничего не происходило... Ник был спокоен как рыба в воде, и на все мои возмущенные высказывания отвечал лишь, что никто не обещал, что будет легко. Его, казалось, наше бездействие совершенно не смущало, а я все гадала, когда же меня прорвет окончательно и я сделаю какую-нибудь глупость из своего обширного арсенала.
  Прошло еще полчаса, и произошло событие, почти равносильное чуду. На совершенно пустынной улице Коленкур обозначилось движение. По асфальту зашуршали шины, и вскоре на подъездной дорожке показался черный BMW первой серии. Водитель аккуратно припарковал машину на специально выделенном перед домом месте, вышел в прохладу ноябрьского вечера и подал руку некой даме в длинном пальто с меховой опушкой. Я изо всех сил сжала кулаки, чтобы не ринуться выяснять отношения... Конечно, я догадывалась о таком положении вещей, но догадываться и видеть своими глазами - отнюдь не одно и то же.
   - Энни, держи себя в руках, - тихо сказал Ник. - Время для драки еще не пришло.
  Придется послушаться, куда же мне еще деваться-то... Тем временем Эд - а водителем "бэхи" был, естественно, он - и его спутница не торопясь прошли к дому, соседствующему с домом актера, и через мгновение о них уже не напоминало ничего, кроме ярко вспыхнувшего в окнах первого этажа света. Увы и ах, я отлично знала, чей это дом. Только переехав сюда, Эдгард сразу похвастался столь почетным соседством, помнится, мы вместе поражались, как это знаменитый олигарх так "скромно" живет. Получается, вдовушка господина Есенина недолго лила слезы по безвременно ушедшему мужу... Во мне снова закипела ярость, но на этот раз мне не удалось справиться с собой. Я тяжело вздохнула и выговорила:
   - Поехали отсюда, Ник. Это бесполезно.
   - Почему? По-моему, все прошло с умеренным успехом. Теперь ты знаешь, какая муха покусала твоего благоверного. Осталась лишь малость: просто поговорить с этой "мухой", если уж ты правда так хочешь вернуть его. Чем тебе не вариант?
   - Нет, Никки, этот вариант совсем не годится. Ты хоть знаешь, кто эта девка? Давай просвещу: ее фамилия Есенина, она вдова того самого Дмитрия Есенина, который погиб в авиакатастрофе пару недель назад. Сам понимаешь, я не настолько сумасшедшая, чтобы тягаться с женой олигарха, пусть даже и мертвого.
   - Погоди, - нахмурился Содергрен, - ты же не можешь так просто сдаться! Один из корней зла точно кроется в этой женщине. Ты ведь не собираешься уступать ей просто так?! Просто поговори с ней, уверен, она не кусается и не станет сходу травить тебя своей охраной. Совет может звучать глупо, но, возможно, этот разговор многое прояснит.
  Я искренне считала этот совет бредом. Я прямо слышала свой ответ: "О чем я могу говорить с ней, в мире нет более идиотского занятия, чем переговоры с соперницей...", но вслух почему-то скорбно выговорила:
   - Хорошо. Когда и как?
   - Придется еще денек подежурить. Я сопоставлю расписания театров, наверняка в какой-то день их спектакли не совпадают. Ты можешь дождаться ее после репетиции, у Опера Гарнье, пока твой де Лис будет на спектакле. Понятия не имею, когда у балерин заканчиваются репетиции, но раз уж мы решили довести дело до конца, не грех и потерпеть.
  Я лишь вздохнула. Понятия не имею, как я буду разговаривать с этой чертовой балеринкой. Любому же ясно, что за красивые глаза она ни за что не отойдет в тень. Как я должна с ней бороться, чтобы вернуть человека, который не хочет меня видеть?! Зачем я вообще все это делаю?! Черт, я совсем запуталась... Наверное, лучшим решением будет просто следовать решениям более опытного, Ник же всегда заботится о моем благе, так что хуже мне уже точно не будет. Тем более, развивать хоть какую-то деятельность лучше, чем просто лить слезы...
  
  К большому счастью, случай побеседовать с мадам Есениной представился уже через день. Честно говоря, я серьезно опасалась, что кратковременный отпуск Ника закончится раньше, чем наступит "час Икс" - очень сомневаюсь, что мне хватило бы духу выполнить задуманное без его чуткого руководства. Видимо, сама судьба хотела, чтобы я докопалась до правды... Однако же быть сильно благосклонной ко мне она явно не собиралась. Я торчала у театра Гарнье с семи вечера, то есть уже четвертый час кряду, а репетиция все никак не заканчивалась. Уж не знаю, как ему это удалось, но Николас вызнал примерное расписание репетиций труппы театра, и с уверенностью заявлял, что мы не опоздали к окончанию, а просто наша героиня запаздывает. Не буду вслух воспроизводить слова, которыми я ругала эту самую героиню. И так-то никакой симпатии к ней у меня не было, а уж теперь тем более...
  И вот, в половине одиннадцатого она, наконец, появилась - узнал ее Ник, я вполне могла бы прозевать ее появление. Кивком головы указав мне на стройную фигурку в элегантном пальто, мой друг прошептал мне на ухо:
   - Ну, идем. Я постою в сторонке, на всякий случай. Постарайся держать себя в руках, хорошо?
  Я только кивнула в ответ и мрачно ринулась в атаку. Подождав, пока окружавшие Есенину люди разбегутся, я решительно подошла к ней и в лоб спросила:
   - Прошу прощения, вы - Маргарита Есенина?
   - Да, - удивленно вскинула брови она. - Чему обязана?...
   - Да так, разговор есть на пару минут. Отойдем в сторонку.
  Она молча проследовала за мной к скамейке, расположенной прямо под уличным фонарем. Тут же я получила возможность получше разглядеть ее, и сердце мое упало... Господи, да она же совсем ребенок! Во всяком случае, на вид ей не больше двадцати двух, и на стервозную разлучницу она ничуть не похожа! В больших бездонных глазах стоит невероятная печаль, такая глубокая, что хочется самой завыть на луну, яркие рыжие локоны оттеняют белую кожу, и вся она такая хрупкая и беззащитная, что даже мне сразу захотелось взять эту девушку под свою опеку! Чего уж там про мужчин говорить... Как вот я должна с ней разговаривать?! И слов-то не подберешь, прости Господи, однако отступать уже поздно.
  Собравшись с духом, я мрачно заговорила:
   - Я постараюсь быть краткой. Понимаю, что мой поступок отдает идиотизмом, однако не надо меня осуждать. Спрошу прямо: вы знакомы с Эдгардом де Лисом?
   - Да, - тяжело вздохнула она, отводя взгляд. - Но я не понимаю...
   - Ладно, хорошо, чтобы не ходить вокруг да около, придется отбросить сантименты. Все дело в том, что я имела счастье встречаться с ним, и до недавних пор все было замечательно. Ну... во всяком случае, меня все устраивало. Но с тех пор, как он стал вашим соседом, все пошло наперекосяк, а с пару недель назад развалилось совсем. Не хочу показаться грубой, но мне кажется, что...
   - Что я виновата в ваших несчастьях? - просто завершила Есенина. Впору возмутиться - фраза довольно хамская, однако ничего оскорбительного в ее интонации не было. - Возможно, так оно и есть. Уж не знаю, сможете ли вы поверить в мои слова, но я ничуть не счастливее вас... Кстати, как вас зовут?
   - Анна. Анна Хаксли.
   - Так вот, Анна, вы даже не представляете, насколько неуместен затеянный вами разговор.
   - Почему еще?! - надо же, милая, а то я и сама этого не понимаю!
   - Потому что как раз сегодня я твердо решила разорвать свои отношения с Эдгардом.
  Я услышала, как за моей спиной удивленно присвистнул Ник. Да и сама я, если честно, совершенно растерялась... До чего же глупо все это вышло! Никак не укладывается в голове, придется задать этой девочке еще пару вопросов:
   - Наверное, я покажусь слишком навязчивой, но можно узнать, почему?
   - Можно, отчего ж нельзя, - балерина присела на край скамейки и горько усмехнулась. - Я просто жестоко ошиблась, только и всего. Живя с мужем, я хотела настоящей любви, и потому вцепилась в Эдгарда мертвой хваткой - не мне расписывать вам его обаяние и прочие достоинства. Сначала меня мучила необходимость прятаться и врать, а потом... Несмотря на то, что я мечтала о разводе, я и предположить не могла, что мой брак завершится таким образом. Казалось бы, теперь я свободна и никто не мешает мне наслаждаться жизнью и любовью, но... Все иначе. Есть кое-что, и оно мне мешает, даже очень.
   - Что же именно? - ей Богу, мне было ее жаль. Пожалуй, в данный момент даже больше, чем себя саму.
   - Игра. Эдгард не живет, он играет в жизнь. Он играет сочувствие, он играет любовь... Понимаете? Всего лишь исполняет свою роль, не только в театре, но и в жизни! Он не чувствует, и этим все сказано. Я так не могу. Это не то, чего я хотела, и...
   - Та-а-а-к... Не кажется ли тебе, друг мой сердечный, что это мы уже слышали? - бесцеремонно прервала я ее излияния, обращаясь к Нику. - Не мои ли это слова? Значит, точно что-то не так. Сразу у двоих одинаковые галлюцинации не случаются.
   - Я так понимаю, на этом проблема исчерпана? - поинтересовалась Маргарита, поднимаясь. - Прошу прощения, но я очень устала и хотела бы поскорее попасть домой.
   - Мы вас отвезем, не беспокойтесь! - не дав мне и рта раскрыть, влез Николас. Я недоуменно покосилась на него и едва сдержала улыбку: он смотрел на Есенину с непередаваемой нежностью, и, не знай я его так хорошо, сказала бы, что по уши влюбился. Ясно... надо было догадаться взять с собой мужика на такую встречу!
   - Благодарю, но не стоит, - покачала головой девушка.
   - Но ведь это мы вас задержали, так что отказываться бесполезно, - обезоруживающе улыбнулся он. - Кстати, позвольте представиться: Николас Содергрен, к вашим услугам.
   - Очень приятно, - балерина вымученно улыбнулась и повернулась ко мне. - Вы не возражаете?
   - Ничуть, - пожала плечами я и тут же прибавила. - Вам, наверное, кажется странным, что я так хочу вернуть Эда? Ведь я тоже почувствовала эту неестественность.
   - Может, и кажется, но это не мое дело, - отозвалась она, с помощью Ника усаживаясь в машину. - Кто я такая, чтобы лезть в ваши отношения?
   - Мне нечего скрывать, так же, как и вам. Дело в том, что он был совсем другим, когда мы познакомились. Я уверена, что в такой перемене виноват не только головокружительный успех, но и что-то еще...
   - Что, например?
   - Понятия не имею. Но, как бы глупо это ни звучало, полна решимости выяснить.
   - Желаю удачи, - горячо пожелала Есенина. - Нет, правда, я искренна. Прошу простить за столь вялые выражения эмоций, но я действительно устала и совершенно измучилась. Понимаете, я все никак не отойду...
   - Неудивительно, - фыркнула я. - Ох, как мне это неудивительно.
  Повисла пауза, дурацкая такая пауза, когда с особенной ясностью начинаешь осознавать всю глупость и нелогичность собственных слов и поступков. От стыда я готова провалиться сквозь землю... Нет, бесспорно, кое-какие плоды общение с балериной мне все-таки принесло. Во всяком случае, понятно, что причина поведения Эда кроется не в ней, и другая причина наверняка существует, раз это нежное создание почувствовало то же, что и я. Однако я не перестаю ощущать себя мучительницей. Ребенку и так тяжело, а тут еще я лезу не в свое дело. Хорошо еще, мне хватило ума не начинать с обвинений. Как выяснилось, эта девушка чиста как слеза ангела, она и знать не знала о моем существовании, да еще и собиралась добровольно сойти со сцены... М-да, Анна, похоже, ты никогда не поумнеешь!
  Когда машина остановилась у дома Есениной, я, повинуясь какому-то странному порыву, тихо сказала:
   - Простите меня. Наверное, мои глупые попытки докопаться до правды задели вас.
   - Ничего страшного, я вас не осуждаю, - улыбнулась она. - Я вполне понимаю ваше стремление.
   - Если позволите, я бы хотела оставить вам свою визитку, - я протянула ей карточку и продолжила. - Вдруг вы вспомните какую-нибудь деталь или фразу, обороненную Эдом в разговоре, которая покажется вам значимой... Просьба крайне абстрактная, я и сама не знаю, чего ищу, но...
   - Хорошо. Спасибо, что подвезли. До свидания!
   - Я провожу! - тут же подорвался Николас.
  Я с улыбкой наблюдала, как он открыл перед балериной дверцу машины, как галантно подал ей руку... Э, братец, да ты и правда с ума сбрендил! Судя по продолжительности вашего "прощания", ты еще и номер ее телефона пытаешься вызнать... Боюсь, зря - момент явно неподходящий.
  Наконец Маргарита одарила Содергрена своей фирменной печальной улыбкой и отправилась домой. Ник же плюхнулся на водительское сидение и досадливо хлопнул рукой по рулю:
   - Черт, она все-таки не дала мне свой телефон! Представляешь?! Улыбнулась так кротко и сказала "Не стоит, это ни к чему"... Но... Боже мой, Энни, какая девушка, а?! Просто ангел, а не девушка!
   - Да у кого-то случился любовный шок, как я посмотрю, - насмешливо фыркнула я. - Остынь, старик, она же тебе в дочери годится! Сколько лет твоей старшей?...
   - Ну двадцать... Какая разница?! Нет, ты не понимаешь! Это совсем другое...
   - Ладно, казанова, поехали домой. У кого-то завтра рейс ни свет ни заря. И, как мне кажется, кто-то вернется в Париж гораздо раньше, чем через полгода... Я права?
  Он промолчал, и через мгновение спортивная черная машина уже неслась по пустынным в ночное время улицам города...
  
  6.
  
  Раздраженно бросив сумку на диван, я метнулся к бару и налил себе коньяка. Да уж, такого крутого поворота я не ожидал! Да как она вообще посмела?! Она счастлива должна быть, что из огромной армии своих поклонниц я выбрал именно ее, а эта девчонка позволила себе такую наглость... У меня просто слов нет. Осушив вторую стопку, я плюхнулся на диван и извлек из сумки коробку со своим талисманом - его присутствие меня всегда успокаивает и наводит на правильные мысли. Лишь только пальцы коснулись гладкого прохладного фарфора маски, я почувствовал, как моя душа снова обретает равновесие. Что ж, спектакль завершился, но она еще пожалеет, что так поступила. Я отомщу ей по-своему, и, вполне вероятно, девочка сама будет умолять меня о прощении.
  Я прикрыл глаза, и в голове снова понеслись обрывки давешней не слишком красивой сцены... Я приехал к Рите сразу после спектакля, как мы и договаривались накануне, выбрав для нее самый красивый букет из подаренных мне. Девушка встретила меня на удивление прохладно, и первый вопрос ее прозвучал более чем буднично:
   - Как прошел спектакль?
   - Как обычно, безупречно. Ты же знаешь, Мефисто - моя коронная роль, - доложил я, усаживаясь в кресло. - Что-то я устал... Может, выпьем по бокалу вина перед сном?
   - Мне не хочется, - она зябко поежилась и осторожно пристроилась на краешке дивана. - Эд, я хотела с тобой поговорить.
   - Слушаю внимательно, - черт, малышка, я устал от этих разговоров! Я понимаю, терпение - добродетель, но эта неуместная печаль по поводу смерти нелюбимого мужа уже начинает меня раздражать. Рита и так не позволяла мне лишнего, она аккуратно следовала негласному правилу всех приличных девочек - выделываться как можно дольше. Поначалу меня это забавляло, что и говорить, подобные убеждения в наш век штука крайне редкая, но в не столь отдаленном прошлом я подумал, что пора их развеять. Смерть Есенина в этом смысле серьезно испортила мне планы. Понятно, что теперь еще какое-то время мне придется дожидаться вожделенной "минуты славы"... И вот сейчас она опять хочет о чем-то поговорить!...
   - Я знаю, такие вещи тяжело слышать. Поверь мне, говорить не легче, но... Одним словом, мне кажется, что мы с тобой - оба в равной степени - совершили большую ошибку. Нам не стоит больше встречаться, это бессмысленно.
  С мгновение я молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Какая-то ерунда... Она же сама не верит в то, что говорит! Иначе просто не может быть, ведь что бы она там себе ни думала, а я вижу ее насквозь. И отказывает она мне не потому, что считает мои поползновения чем-то неприличным, а потому, что она примерная девочка...
   - Почему же? - улыбнулся я. - Я прекрасно понимаю, чем продиктовано твое настроение, но ты должна мне поверить - пройдет еще немного времени, и все встанет на свои места. Ты перестанешь грустить, и мы...
   - Нет никаких нас, Эд, - решительно перебила Рита. - Видишь, ты этого даже не понимаешь! Нас нет, и никогда не было. Ты достоин высшей награды за роль, которую играл, но все это - сплошное притворство. В нем нет ни капли искренности.
   - Кто тебе сказал такую глупость? - нахмурился я. - Я люблю тебя, моя хорошая, как ты этого не поймешь!
   - Нет. Ты просто играешь роль, только и всего. Но только жизнь - не сцена, а я не твоя партнерша по спектаклю. Я уверена, что дальше мы должны идти порознь, каждый своей дорогой. Прошу, не растягивай этот неприятный момент.
  Однако, это какой-то нонсенс! Я поймал себя на том, что лихорадочно прогоняю в уме все наши с ней разговоры и встречи, анализируя их на предмет наличия прокола. Неужели я изображал сочувствие недостаточно натурально?! Быть того не может, все было безупречно! Так какого же хрена?!... Одновременно с этой мыслью в голову пришла другая, от которой мне сделалось дурно. Она ведь даже не представляет себе, насколько права! Мой с ней роман - действительно роль, но роль столь блестяще сыгранная, что ни одна живая душа не должна была догадаться!
   - Рита, - как можно ласковее начал я, подходя к ней поближе, - ты просто устала, поэтому тебе и мерещится невесть что. Уверяю тебя, утром все станет по-другому. Тебе уже пора спать, вот и все.
   - Не говори со мной, как с ребенком! - поднялась с места балерина. - Я хочу завершить этот эпизод достойно, не переходя на резкости, поэтому постарайся меня понять. Я прошу тебя об одолжении, просто уходи - и все.
   - Ты не можешь так думать. Не знаю, кто наплел тебе всю эту чушь, но...
   - Эд, - тихо, умоляюще перебила она. - Прошу, не надо!
  Как это "не надо"?! Своим поведением она сама вынуждает меня использовать классический способ окончания неприятных разговоров! Я резко притянул балерину к себе, заключил в крепкие объятия и прошептал:
   - Действительно, не надо. Просто помолчи!
  Поцеловать себя она мне не дала... Напротив, с невероятной для такой хрупкой девушки силой оттолкнув меня прочь и едва сдерживая слезы ярости, Рита четко выговорила:
   - Прощай, Эдгард. Оставь меня в покое.
   - Ты пожалеешь, - спокойно ответил я. - Увидишь, маленькая, ты пожалеешь. Это я тебе обещаю, а за свои слова я привык отвечать.
  И тут же, повинуясь какому-то демоническому порыву, я изо всех сил ударил ее по лицу. Честно говоря, рука чесалась продолжить, но я чудом сдержался - только молча подхватил сумку и вышел в холод ночи.
  
  В первый же свободный день, который выпал на пятницу, я почувствовала страшную необходимость погулять. Погода к этому не очень располагала... Было серо и пасмурно, периодически начинал накрапывать дождик, но я точно знала, что сойду с ума, если не пройдусь по пустынным в это время года уличкам Монмартра. Вооружившись зонтиком, я отправилась через сеть узких переулков к собору Сакре-Кер... Вообще-то я не слишком люблю это место - с марта по конец ноября оно буквально кишит туристами, здесь невозможно протолкнуться... но, если разобраться, я давно уже отчаялась найти своим поступкам логическое объяснение. Это бесполезно, поэтому я не буду тратить свои нервы и просто поддамся этим странным желаниям.
  Когда я вышла к началу бесконечной лестницы, которую венчал Сакре-Кер, небо немного просветлело, и сквозь тучи выглянуло робкое осеннее солнышко. Однако радостнее мне от этого не стало... Медленно спускаясь по крутым ступенькам, я раз за разом обдумывала тот вечерний разговор с Анной. Оказывается, все гораздо сложнее, чем я могла себе представить. Не одна я чувствовала, что Эдгард неискренен в жизни, и, вероятно, эта девушка права, говоря, что тому есть веская причина. Но какая?! Я не знала де Лиса раньше, мне не с чем сравнивать, но если все так, как она говорит, это действительно повод задуматься. Если честно, мне ужасно жаль ее. Наверное, чертовски тяжело пытаться разобраться неизвестно в чем и искать непонятно что... Мне очень хотелось помочь Анне, но я действительно понятия не имела, как. За прошедшее время я много раз пыталась проанализировать наши с Эдом встречи и разговоры, стараясь найти что-то важное, но неизменно мои попытки оканчивались неудачей. Я не знаю, действительно не знаю, чем могу помочь.
  Помимо всех прочих мыслей где-то в глубине моей души прочно угнездилось весьма выраженное чувство вины. Я старалась не думать о смерти Димы, и большую часть времени мне это удавалось: я успешно сосредотачивалась на работе, домашних делах и прочих повседневных мелочах, словно все было в порядке, и мой муж вот-вот должен был вернуться из командировки. Однако временами эта своего рода скорлупка, защищающая меня от реальности, давала трещину, и я снова, раз за разом, вспоминала свои недостойные мысли после нашей последней ссоры. Конечно, я никому не желала смерти... Вероятно, я слишком сильно хотела свободы и даже искренне верила, что готова заплатить за нее любую цену. Любую - но не такую. Да и кто мог предположить?...
  Дима всегда отличался редкостной предусмотрительностью. Оказывается, он давно уже составил завещание, так что в ближайшие лет двадцать я могла жить как хочется и не думать о деньгах. Однако я осталась верна своим прежним, довольно скромным запросам, и начала свободную жизнь с продажи своей машины и расчета с личным водителем. К мне такая роскошь? Со временем, возможно, я найду в себе силы для более значительных перемен и куплю маленькую квартиру где-нибудь на бульваре Сен-Жермен, подальше от Эда...
  Как ни странно, после того, как я заявила Эдгарду о своем решении, мне стало значительно легче. Разумеется, я немного не так представляла себе наш финальный разговор, но в целом я осталась довольна. Будем надеяться, что теперь все действительно встанет на свои места. В конце концов, в двадцать два года жизнь только начинается - это не пустые пафосные слова. Кто знает, может, я уже просмотрела очередной знак судьбы и зря не дала Николасу Содергрену номер своего телефона? Теперь уже поздно думать, а в тот момент мне было явно не до него...
  Внезапно, в одну секунду мир, только что сиявший солнечным светом и богатыми перспективами, перевернулся. Я почувствовала адскую боль в правой ноге и отчаянно взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие... Мысли молниеносно сменяли друг друга: несмотря на свою осторожность, я все-таки оступилась, зацепилась каблуком за выщербленную временем плитку лестницы, и теперь мне предстоит долгий полет вниз... Боже... Тут же в ушах повис отчаянный, жалобный крик - конечно же, мой собственный, но показавшийся совершенно чужим. Яркая вспышка боли, все тело словно одна большая рана, ребра и ногу будто рвут раскаленными щипцами... Наверное, я потеряла сознание раньше, чем закончилась лестница. Во всяком случае, последним моим воспоминанием был очередной удар о ребро ступеньки...
  
  Подходить к телефону страшно не хотелось. Я очень не люблю, когда меня отрывают от работы, как правило, это сбивает к чертовой матери все вдохновение, но звонок был настолько настойчивым и так меня раздражал, что я все же соизволила подняться с места и нелюбезно буркнуть в трубку:
   - Алло!
   - Энни, ты не занята?! Сможешь меня встретить завтра утром?! - тут же ворвался мне в ухо тревожный голос Ника.
   - О, как быстро тебя отравил любовный яд! - съязвила я. - Что, не можешь без своей балеринки и дня прожить?!
   - Не юродствуй! Рита в больнице!
   - Что за чушь, Никки?! Кто тебе сказал?!
   - Какая-то тетка из театра! Послушай, сейчас не время обсуждать, глупо я себя веду или нет.
   - Хорошо. Отвечу на твой вопрос только тогда, когда ты мне хотя бы вкратце расскажешь, что случилось!
   - Ну, я решил воспользоваться телефонным номером театра, чтобы поговорить с Ритой, раз уж она не оставила мне номера мобильника. С третьего раза удалось напасть на какую-то вахтершу, которая согласилась позвать Риту к телефону. Но вместо нее к нему подошла какая-то строгая мадам, которая сухо сообщила, что вчера мадам Есенину доставили в реанимацию в тяжелом состоянии, так что теперь ее дальнейшая карьера под вопросом.
   - Ого! - только и выговорила я. В душе снова закопошилась жалость. Видимо, девчонке в этой жизни конкретно не везет! Как-то странно получается: в среду она разрывает отношения с Эдом, а в пятницу с ней приключается такая неприятность... Совпадение, конечно, но какое-то уж больно ладное. - И что, теперь ты несешься в Париж на всех парах? Что за больница, узнал?
   - Да. Отель-Дьё . Знаешь, где это?!
   - Разумеется, это ведь самая мажорная больница, прямо рядом с Нотр-Дам. Ладно, не плачь, выясним, что к чему! Я тебя завтра встречу, и вместе поедем к Рите. Или ты предпочитаешь встречу тет-а-тет?!
   - Перестань, не смешно!
   - Извините, извините, молчу. Все, Ромео, до завтра!
  Положив трубку, я не удержалась от смешка. Эдгард де Лис порядочно спутал всем нам карты, хотя, наверное, сам об этом не подозревал. Все по порядку: приключения начались с того момента, как я решила поговорить с Есениной. Потом в нее по уши влюбился Ник; потом, если, конечно, она действительно это сделала, последовало расставание с Эдом. И вот теперь Риту угораздило попасть в переделку, настолько серьезную, что ее карьера оказалась под угрозой. Странная цепь событий, меня буквально преследует ощущение, что все они взаимосвязаны, но вот общая нить от меня упорно ускользает... Если бы только ее найти, я уверена, многое стало бы понятнее. Ладно, будем надеяться, что завтрашний визит в больницу что-нибудь прояснит.
  ...И вот теперь мы, как два дурака, уже битый час носимся по больнице, пытаясь выяснить, куда подевалась госпожа Есенина. Отель-Дьё огромен, традиционно никто ничего не знает, поэтому наши изыскания увенчались успехом только к полудню. К посту сестры, дежурящей на втором этаже, вышел огромного роста человек в хирургическом костюме, лицо которого более всего напоминало каменное изваяние. Выдержав паузу, он выдал стандартную фразу:
   - Сожалею, господа, что заставил вас ждать. Вы хотите видеть мадам Есенину?
   - Да, если можно, - дрожащим от волнения голосом отозвался Ник. Пожалуй, я зря так жестоко его подкалываю - похоже, бедняга действительно очень переживает. Во всяком случае, всю дорогу от аэропорта до больницы, а так же на протяжении всех наших путешествий по коридорам, он до боли сжимал в руке мою ладонь.
   - Увы, должен вас огорчить: ее состояние довольно тяжелое, кроме того, первые сутки все пациенты, поступившие к нам по "скорой", находятся в реанимации. К сожалению, туда посетителям входить не положено.
   - Тогда расскажите хотя бы, что случилось, - вздохнула я.
   - Конечно. Прошу вас, - следуя его приглашающему жесту, мы уселись на стоявший в коридоре диван и выжидающе воззрились на врача. Он раскрыл папку, которую держал в руках, и принялся бесстрастно перечислять. - Открытый перелом правой голени, трещина в бедренной кости, перелом двух ребер справа, вывих запястья, трещина в височной кости черепа и сотрясение мозга средней тяжести.
   - Господи... Как?... - едва выговорил Содергрен.
   - Падение с лестницы, примерно с высоты одного яруса. Лестница Сакре-Кер...
   - Лестница Сакре-Кер?!!!!
   - Понимаю ваше изумление, месье. Ежедневно, в течение многих лет по ней ходят огромные толпы туристов, которым ничего не делается, несмотря на порядочное количество народу. Проведено разбирательство, и на деле все оказалось очень прозрачно. Похоже, каблук госпожи Есениной попал в трещину на ступеньке, и она не сумела удержать равновесие. Трагическая случайность, ничего более.
  У меня на сей счет было иное мнение, но, разумеется, я промолчала. Ясно одно: в ближайшие сутки, а то и двое-трое, нам здесь делать нечего. Значит, нужно направить свою энергию на что-то другое, а именно усиленно думать и анализировать. Я решительно встала и сказала:
   - Спасибо, доктор. Надеюсь, когда мы придем в следующий раз, мы сможем увидеть Риту.
   - Я тоже на это надеюсь, - вежливо кивнул врач. - Всего доброго.
  Николас вытащился на улицу, едва передвигая ноги. Тяжело плюхнувшись на пассажирское сиденье моей машины, он заторможено выговорил:
   - Я не могу поверить.
   - Я тоже. Но, как бы то ни было, ты же сам слышал, что опасности для ее жизни нет. Пройдет два дня - и ты сможешь выразить ей свое огромное чувство, - я ободряюще улыбнулась другу и продолжила. - Меня лично больше занимает причина произошедшего. Уверена, это не случайно.
   - Почему?
   - Потому, что Эдгард вряд ли благосклонно воспринял известие о том, что они расстаются. Насколько я успела разобраться в его изменившемся характере, он скорее отреагировал бы на подобную новость как на личное оскорбление.
   - И что это значит?
   - В том-то и дело, что я пока не пойму. Но то, что связь имеется, - бесспорно. Ладно, единственный наш выход - подождать, пока она будет способна узнать нас и что-то рассказать. Поехали домой, Ник. Ты все равно ничего не сможешь сейчас сделать.
  Он только кивнул в ответ...
  
   Белый потолок и резкий запах лекарств стали моими первыми отчетливыми впечатлениями после размытой круговерти лиц, обрывков фраз и прочих элементов полузабытья. Судя по всему, было утро. В высокое окно лился белый свет декабрьского дня, слышался отдаленный гул голосов в больничном коридоре, видимо, врачебный обход был в самом разгаре. Я осторожно пошевелилась. Все тело словно деревянное, я не привыкла так долго лежать без движения, казалось, что мышцы налились свинцом и бесповоротно застыли. Крайне неприятное ощущение... Особенно если учесть, что оно сопровождается болью при каждом вздохе - врач говорил, что у меня сломаны два ребра - и противной постоянной тошнотой. Господи... Больше всего меня занимает вопрос: смогу ли я когда-нибудь танцевать? Вероятно, мои травмы не так тяжелы, как может показаться, но я никогда в своей жизни не лежала в больнице, и на мой взгляд ситуация хуже некуда. Сломанная нога постоянно напоминает о себе ноющей болью, запястье надежно зафиксировано эластичным бинтом... Красиво я, наверное, сейчас выгляжу! Прямо впору порадоваться, что некому меня навещать, нельзя же показываться людям на глаза в таком виде.
  Я медленно повернула голову. На столике рядом с кроватью ярким пятном выделялся букет коралловых роз, который, понятное дело, совершенно не сочетался с россыпью таблеток и армией бутылочек и пузырьков с лекарствами. Чуть поодаль, на полу, стояла простая стеклянная ваза, в которой осколком солнечного света сияли уже немного подвядшие желтые тюльпаны. Желтые тюльпаны... Именно их постоянно дарил мне Эдгард, хотя я всегда относилась к желтым цветам с некоторым предубеждением и верила в слова мамы, которая утверждала, будто желтый - цвет разлуки. И вот, пожалуйста... В том последнем букете, который Эд принес мне, тоже были эти проклятые желтые тюльпаны... Последнем?!... Стоп. Мой несколько пострадавший при падении мозг отчего-то отчаянно уцепился за это слово. Потихоньку, как стежки составляют вышивку, в голове четко сложился конец нашего диалога.
  Эд сказал, что я еще пожалею о своих словах. Я не придала этому значения, ведь я никогда не верила в силу подобных фраз, но... Не та ли это деталь, которую искала Анна? Конечно, невозможно поверить, будто именно слова де Лиса послужили причиной моего падения... но вдруг?! Пытаясь найти в сумке мобильный, я с удивлением поняла: я уверена, что в моем последнем несчастье виноват именно Эдгард. Пожалуй, Анна права: мы обязаны разобраться в ситуации. Кто знает, о чем она умолчала в нашу прошлую встречу? Наверное, нам стоит быть друг с другом откровеннее.
  Наконец я отыскала телефон и визитку Хаксли. Трубку моя собеседница взяла сразу же; так как на слове "Алло!" голос ее прозвучал весьма недовольно, я поспешила представиться:
   - Анна, это Рита. Я не займу у вас много времени.
   - А... Рита! Да, привет! - ее интонация совершенно изменилась, и следующая фраза прозвучала уже с заметным участием. - Как вы себя чувствуете? Надеюсь, лучше?
   - Да, спасибо...
   - Вот и хорошо, - перебила меня девушка. - Ник обрадуется, а то сидит там, бедняга, в своей Швеции и места себе не находит. Поверите, еле вытолкала его домой! У него там какой-то форсмажор случился, но, думаю, услышав, что вам лучше, он тут же принесется обратно.
   - У меня появились кое-какие соображения по поводу причин случившегося, - сделав вид, что предыдущая информация меня не касается, сообщила я. - Помните, вы просили позвонить, если мне придет на ум что-то важное?
   - И что же вы хотите мне рассказать?
   - Всего лишь то, что в тот вечер, когда мы... скажем прямо, поругались с Эдгардом, последней его фразой было "Ты еще пожалеешь. Это я тебе обещаю, а я всегда отвечаю за свои слова". Вот мне и подумалось, может, это его "доброе пожелание" сыграло свою роль?...
   - А что, вполне возможно, - задумчиво согласилась она. - Бред, конечно, но почему-то мне кажется, что это вполне правдоподобно. Не сочти меня сумасшедшей, конечно.
   - Я и сама уверена, что здесь есть связь... - я еще не успела договорить, как в мозгу мелькнула поистине ошеломляющая мысль. Ведь в тот вечер, когда я плакала у де Лиса на плече, рассказывая о неудачной попытке получить у Димы развод, он сказал... О Боже мой! - Постойте. Есть еще кое-что... Как это я раньше не додумалась!...
   - Ну?!
   - Возможно, вы сочтете меня фантазеркой, но буквально за пару дней до катастрофы, в которой погиб мой муж, Эд оборонил такую фразу: "Не расстраивайся, что не удалось получить развод. Может, он и не понадобится". Когда я спросила, почему, он ответил: "Ну, мало ли что может случиться!". И ведь случилось!...
   - Хм... Послушай... мне нужно время, чтобы уложить все это в голове. Часа два, не больше. Если не возражаешь, к обеду я приеду к тебе, и мы вместе подумаем, что делать дальше. Понимаю, тебе все равно, что будет с Эдом, но у меня стойкое ощущение, что он во что-то влип.
   - Мне не все равно, - тихо возразила я. - Как-никак, а эти два... скажем так, события серьезно затронули именно мою жизнь. Если он действительно был другим, важно понять, почему все изменилось.
   - Рада слышать, что у меня есть еще один союзник. Давай-ка на "ты", если не возражаешь.
   - Конечно.
   - Вот и хорошо. Отдыхай пока, часа через два-три я заскочу.
  Я отключила телефон и улыбнулась. Несмотря на не слишком радостную обстановку, настроение было бы весьма неплохим... если бы я не думала о последствиях произошедшего в отношении моей карьеры. Смогу ли я снова танцевать?... Как бы то ни было, а похоже, что у меня появилась подруга. Хорошо, пусть даже не подруга, а знакомая, с которой я могу обсудить важные и волнующие нас обеих вопросы... И то, что Анна рассказала про Николаса... Наверное, преувеличивает - уж не знаю, зачем. Она девушка эмоциональная, ей все кажется лучше и ярче, чем есть на самом деле. Хотя... опять же, кто знает? Плохо лишь то, что пока я не обнаруживаю никакого желания безоглядно доверять кому бы то ни было...
  
  Я торопилась как могла. Уж очень мне хотелось поделиться с Ритой своей догадкой. Да, хороши мы обе, нечего сказать! Ну кто нам мешал поделиться этими воспоминаниями раньше?! Возможно, тогда нам удалось бы что-то предпринять еще в ту судьбоносную среду, когда балерина отшила Эдгарда... Так нет же, две гордые конспираторши, погруженные каждая в свое горе! Мда, печальнее всего то, что во всяком случае пока у меня нет никаких идей, что делать с моей догадкой дальше. Ну положим, я действительно нашла "корень зла". И что?! Каким, скажите мне, образом я смогу его достать и обезвредить?! Подойти и вежливо попросить?!! Хорошо еще, если удастся вовремя унести ноги...
  Обозлившись на цикличность всего сущего, я переключилась на иную проблему, а именно: чем бы порадовать Риту? Цветов она и без меня навидалась достаточно, всякие вкусности вроде шоколадок и булочек балеринам противопоказаны... Видимо, придется заняться саморекламой. Благо, такая мысль уже приходила мне в голову сегодня утром, и поэтому рядом со мной на сиденье торжественно покоилось одно из последних моих творений, тот самый "Осенний сон". Правда, на горизонте уже маячило Рождество, и осень тут была не при чем, но название серии я менять не стала. От него веяло какой-то светлой печалью... которая, как мне казалось, как нельзя более точно отражала наше общее состояние.
  Естественно, услышав, что Рита вполне пришла в себя и всего через три-четыре дня выпишется, Николас тут же объявил, что плюнет на свои дела и лично проконтролирует процесс выписки и транспортировки домой. Я только улыбнулась в ответ. Надо полагать, балерина еще не раз посетует на такую заботливость и трепетность своего поклонника. Главное, чтобы все не зашло слишком далеко. Все-таки встречаясь с Вашингтоном, я несколько просветилась в области психологии - мой профессор увлекался анализом личности и составлением психотипов - и прекрасно понимала, что моим другом движут исключительно отеческие чувства. Иначе и быть не могло, ведь его старшая дочь Линнея всего на семь лет моложе меня...
  На сей раз попасть к Рите удалось на удивление легко. Меня всего лишь вежливо попросили набросить халат и расписаться в журнале посетителей. Есенина приветствовала меня радостной улыбкой:
   - Привет! Не ожидала, что ты так быстро соберешься!
   - Я сама от себя не ожидала, - призналась я. Да уж, выглядит она не очень - на лбу и щеке ссадины, на шее виднеется кровоподтек, нога в гипсе, запястье зафиксировано эластичным бинтом... ну и, конечно, армия бутылочек и скляночек с лекарствами на тумбочке, прямо рядышком с переданными Ником коралловыми розами. - Боялась, не доеду - лопну от переполняющих меня эмоций. Держи, это тебе от меня, скромного, но обятельного автора.
  Как я и думала, при виде моей работы Рита пришла в детский восторг. Ее глаза загорелись, и она благодарно улыбнулась:
   - Какая красота! Спасибо. Даже не верится, что это ручная работа!
   - Ручная, ручная, не сомневайся. Итак, оставим сантименты и перейдем к делу, - я уселась на край ее кровати и продолжила. - То, что ты мне сообщила, безусловно, совершенно фантастично, и, не будь я сама так же уверена в правдоподобности этих событий, я бы сочла, что ты слишком сильно стукнулась головой. Есть только одно "но"... Видишь ли, забредшая в мою голову догадка ничуть не более правдоподобна. Эд не рассказывал тебе о своем прошлом?
   - Нет, - покачала головой моя собеседница. - Так, упоминал вскользь родителей и родную деревю... кажется, Ласкони?... И все.
   - Тогда позволь пару слов на эту тему. Когда мы с ним познакомились, он даже мечтать не смел о том, чтобы стать актером "Одеона". Одним словом, это был обаятельный юноша без гроша в кармане, с романтическими мечтами и в вечном поиске лучшей доли и лучшего мира. Он играл Арлекина в одном маленьком, Богом забытом детском театре недалеко от Монпарнаса, получал тычки и пинки от начальства и бесконечно гадал, чего это ему так не везет.
   - Правда?! Как странно...
   - О да, теперь в лучах его величия и находиться-то страшно... Так вот, я не знаю всех подробностей - с той поры, как де Лис получил выгодное предложение от руководства "Одеона", он не слишком охотно посвящал меня в подробности своей жизни - но удача улыбнулась ему аккурат в его день рождения в прошлом году, то есть двадцать седьмого декабря. И в этот день некто подарил ему маску.
   - Маску? - удивленно вскинула брови девушка.
   - Да, театральную полумаску Арлекина, красивую, из дорогого фарфора. С тех самых пор наш общий знакомый буквально воспарил над землей. Причем, насколько мне известно, он умудрился приспособить эту чертову маску и к костюму Мефисто. Вот и весь сказ. Объяснение всему этому может быть только одно: зло кроется в этой маске.
  Она промолчала. Что ж, я так и думала... Поверить в исполнение жестоких слов Эда еще вполне возможно: ведь люди испокон веку верят в то, что сказанное порой сбывается в качестве наказания за грехи. Но вот магическая сила маски... Я бы на ее месте тоже не поверила. Обидно. Если эта моя теория сейчас разобьется в прах, я вынуждена буду снова изобретать что-нибудь с нуля.
   - В любом случае, другой версии у нас нет, - задумчиво сказала наконец Есенина. - Ну что ж... вполне вероятно, что высшие силы существуют, и далеко не всегда они на стороне добра. Пусть так. Но что дальше?
   - В теории все элементарно: добыть маску и разбить ее к чертовой бабушке, - фыркнула я. - Но это невыполнимо... Чтобы достать этот кусок фарфора, тебе нужно с ним помириться, а о такой жертве я тебя просить не собираюсь.
   - Я не уверена, что готова ее принести, - тихо заметила балерина. - Но я подумаю над таким вариантом. Жаль только, что это в любом случае затянется надолго. Эд не выпускает маску из поля зрения, а после того, что между нами произошло, мне придется долго втираться к нему в доверие.
   - Да уж, выход не блещет продуманностью... Ладно, все равно у нас еще есть немного времени. Для начала тебе нужно выписаться отсюда. А потом явится наш генератор идей по имени Ник - у него голова хорошо работает, может, он придумает что-то стоящее. Кстати, - я выразительно покосилась на желтые тюльпаны и поинтересовалась, - ты не в курсе, чье это подношение?
   - Есть у меня одна догадка, - грустно улыбнулась Рита. - Но в таком случае мне не ясен мотив. Честно говоря, я не знаю, откуда у меня и эти цветы, - кивком головы она указала на розы.
   - Известно, откуда... От Ника, конечно. А по поводу тюльпанов... думаю, сейчас мы все выясним...
  Каким-то невероятным чудом я углядела среди вороха зеленых листьев листок бумаги, крошечную записку величиной с половину визитки. На плотной бумаге красовалось лишь одно слово: "Сбылось"...
   - Вот сволочь, - высказалась я. - Еще злорадствует! Похоже, твоя догадка верна, Рита. И что-то мне подсказывает, что на примирение он охотно пойдет. Правда, это будет настоящий ад, ведь он же будет постоянно демонстрировать тебе свое превосходство и напоминать о том, как ты раскаялась и вернулась... Я искренне надеюсь, что до такой крайности мы все же не дойдем.
   - Значит, снова ждем? - кротко уточнила она.
   - Ну да... а пока ждем, отдыхай. Тебе надо больше спать.
  Уходя, я не удержалась и добавила:
   - Обещаю, тебе не придется выполнять мою бредовую мысль. Забудь о ней, это так - элемент мозгового штурма, и ничего больше.
  
  7.
  
  Утро выдалось на редкость отвратительным. Я с трудом припоминал, что было вчера, и к тому моменту, когда короткий зимний день окончательно вступил в свои права, оставил всяческие попытки восстановить в памяти все события давешнего вечера. Судя по всему, ничего страшного не случилось, раз я находился у себя дома, в столь приятном для подобного состояния одиночестве. Особого повода напиваться до свинского состояния не было, просто как-то само собой получилось, что после очередной репетиции гвоздя грядущей весны (руководство театра приняло решение поставить "Мастера и Маргариту", и один Бог знал, с каким трудом мне давалась роль Воланда!) костяк труппы собрался в кабинете директора... О том, что было дальше, история тактично умалчивает. Утешает одно: директор не отставал от прочих, так что, вероятно, всем участникам этой непонятной попойки в середине рабочей недели удалось не пасть в его глазах слишком низко.
  Я бесцельно слонялся по дому вот уже полчаса, тщетно пытаясь придумать себе занятие. Понятно, что делать что-либо в подобном состоянии бессмысленно, и в конце концов я решил все же выпить кофе, хотя от одной мысли об этом напитке меня ощутимо мутило. С горем пополам справившись с кофеваркой, я налил кофе в свою любимую чашку с отбитой ручкой и пристроился на подоконнике.
  Утренняя жизнь улицы Коленкур уже замерла (все-таки время плавно подбиралось к двенадцати), а потому шум мотора подъезжающей машины показался мне очень громким. У соседской калитки аккуратно припарковался черный спортивный "Рено", из которого незамедлительно вылез какой-то тип в длинной кожаной куртке и высоких ботинках. Спустя мгновение тип широко распахнул пассажирскую дверцу и осторожно, словно хрупкую вещь, вытащил из машины... Риту! Нисколько не напрягаясь, чудак легко пронес балерину до дверей ее дома, и вскоре дверь за ним закрылась с легким стуком, показавшимся мне громом небесным.
  В моей душе клокотала черная ярость. Разумеется, я был в курсе, что произошло с балериной, и ничуть ей не сочувствовал, потому как считал это "наказание" вполне справедливым. Я был уверен, что моя девочка хорошо усвоит урок и скоро сама прибежит назад, а я, так и быть, буду великодушен и прощу ее. И вот теперь я ясно вижу, что мой план не удался! Не успел я отвернуться, как на горизонте нарисовался какой-то мужик, который в данный момент гораздо ближе к Есениной, чем я сам! Понятно, что пока она не останется одна, ни о каких разговорах и чудесных явлениях с криками "Я все прощу" не может быть и речи... М-да, похоже, придется проглотить свое раздражение и отложить прояснение ситуации еще на денек - ведь у меня куча дел, а вечером вдобавок еще и спектакль. Ну хорошо, я подожду... вот только не уверен, стоит ли вообще начинать такой разговор. Былой уверенности в собственной победе в душе уже не было...
  Я решительно задернул штору и отошел прочь от окна. Вот еще делать мне нечего, кроме как следить за передвижениями ритиных поклонников!
  ...Возвращение домой, казалось, не слишком обрадовало Риту. Огонек зажегся в ее глазах всего на пару часов, пока она снова устраивалась в своей уютной маленькой спальне, пока мы пили чай и разговаривали исключительно на отвлеченные темы. Когда я засобиралась уходить (день только приближался к середине, и вечером мне нужно было еще отвести две программы на радио), балерина вдруг напряглась и подавленно замолчала. На мой вопрос "В чем дело?" последовал короткий и поистине исчерпывающий ответ:
   - Я боюсь.
   - Чего?! - едва сдержала смешок я. - Мы же не в Средние века живем, Рита! Человечество изобрело двери, замки и телефоны, а Эд, уж прости великодушно, все-таки не отъявленный преступник.
   - Ты знаешь, я сама много думала об этом еще в больнице, - покачала головой она, - но ... На самом деле даже представить страшно, каких дел он может натворить, если одной только силой мысли добивается таких результатов! - девушка выразительно кивнула на свою загипсованную ногу. - Мне почему-то совсем не хочется еще раз испытывать на себе "добрые пожелания" Эдгарда.
   - Ну хорошо, и что же ты предлагаешь? Согласна, ситуация не радостная, но я совершенно не представляю себе, чем тебе помочь.
   - Зато я представляю, - вмешался Ник. - Если Рите так будет спокойнее, я могу остаться с ней.
  Да, возможно, мой друг сказал это совершенно искренне, без всякой задней мысли. Вполне допускаю, что им движет самое обыкновенное желание помочь беззащитной девушке, но все же в моей недоверчивой душе тут же закопошились нехорошие подозрения. Ник отличный парень, я всей душой желаю ему счастья, но Рита - на все двести процентов не его вариант! Слишком велика разница в возрасте и слишком явно его отношение к ней напоминает отеческое... Придется стать злым гением и провести внушение... Мне действительно страшно представить, как себя будет чувствовать балерина, если вдруг решится нырнуть во все это с головой, а потом осознает истинное положение вещей...
   - Боюсь, что я нарушу ваши планы, - смутилась девушка, однако было ясно, что она с радостью примет такое предложение.
   - Ни в коей мере, - заявил сияющий от счастья Содергрен. - Энни, не обидишься?
   - Да нет, ну что ты! - ангельским голосом пропела я. - Будь так добр, проводи меня.
  Сердечно распрощавшись с Ритой, я решительно вытащила Ника в коридор и зловещим шепотом поинтересовалась:
   - Ты совсем уже обалдел, что ли?!
   - Не понял?! - удивился он.
   - Да не прикидывайся! Что ты творишь?! Рита - не одна из твоих многочисленных подружек, прекрати к ней так активно клеиться!
   - Почему?! Да что ты такое говоришь, Энни?!
   - Хоть с самим собой-то будь откровенен, - вздохнула я. - Я просто очень не хочу, чтобы черная полоса в жизни Риты продолжилась еще одним любовным крахом.
   - А с чего ты взяла, что он последует?! - он был совершенно спокоен, из чего я сделала вывод, что он искренне верит во все свои слова, во всяком случае, в данный момент. - Я же говорил тебе, подруга, это не то, что ты думаешь! Во-первых, пока Рита не очень-то спешит замечать мою скромную персону. А во-вторых... Я тебе клянусь, ничего подобного со мной никогда не случалось. Ну... может, только лет двадцать назад, когда я встретил Анью. И если ты полагаешь, что на грядущую ночь я строю неприличные прожекты, успокойся - ничего похожего я даже не думал.
  Придется сдаться... Ладно, будем считать, что надежду на светлое будущее в меня вселяет один маленький фактик. Мне не единожды доводилось слышать рассказы Ника о его бессчетных пассиях, но я не припомню ни единого раза, чтобы он с таким благоговением сразу, после первой же встречи, называл свою очередную любовь ангелом. Интересно, когда я уже научусь не лезть не в свое дело??? Полагаю, что только на том свете.
   - Ну ладно, - мрачно выговорила я после длительной паузы, - придется тебе поверить. Но имей в виду...
   - Да-да, конечно, если я посмею обидеть твою подружку, ты меня растерзаешь, - рассмеялся Ник. - Договорились. Езжай работай, защитница прав женщин.
  Шагая к метро, я вдруг с удивлением осознала, что немного завидую Рите. Ведь я-то сама по-прежнему в гордом одиночестве, и никто не знает, когда оно закончится... Кто мне сказал, что, если я разберусь в истинной причине поведения Эда и устраню ее, все снова станет как прежде? Увы, покажет только время...
  
  Я устало плюхнулся в кресло и прикрыл глаза. Пожалуй, это был самый тяжелый спектакль в моей жизни... Все же я не привык столько пить, так что последствия вчерашнего чрезмерного возлияния терзали меня целый день. Кроме того, на душе было невероятно мерзко. Видимо, я чересчур серьезно воспринял утреннее явление Риты и ее поклонника и теперь страстно хотел что-нибудь предпринять. Но что?! Конечно, наилучшим вариантом был бы разговор с глазу на глаз, хотя я серьезно сомневаюсь в своей способности сохранять хладнокровие, не повышать голос и не переходить на оскорбления. Еще раз дать балерине понять, что не стоит идти наперекор моим желаниям? Интересно, каким же образом? Она и так уже не может танцевать и, как я слышал, никто не гарантирует, что сможет... Насколько я знаю, балет - это ее жизнь, так что... Наверное, мне стоит просто немного подождать - вполне вероятно, что девочка еще не осознала, что к чему, и полна радужных надежд. Ну-ну.
  Я нехотя выпрямился в своем кресле и бережно положил маску в футляр. Спектакль, как всегда, прошел на "Ура!". Даже жаль, что скоро количество представлений "Фауста" сократится вдвое, уступив место новой постановке, а потом и вовсе сойдет на нет. Очень возможно, что в новых спектаклях я буду блистать так же, как и в этом, но почему-то я испытываю неведомый мне доселе страх. А вдруг моя счастливая звезда закатится? Нет, это невозможно... Ведь руководство театра составило свое мнение обо мне по одной жалкой роли Арлекина, они и в подвале Монпарнаса разглядели мой талант, а теперь уж точно знают обо мне все! Ну что за мысли в голову приходят, просто уму непостижимо... Непонятно только, отчего страх, этот противный, липкий страх не оставляет меня в покое.
   - Да не волнуйся ты, приятель! Теперь нам бояться нечего, тут уж можешь мне поверить.
  От звуков этого незнакомого, до крайности насмешливого и наглого голоса я подпрыгнул в кресле и затравленно огляделся. Шагов я не слышал, следовательно, был в гримерке один, как и раньше. Но, черт возьми, кто?... И как он узнал, о чем я думаю?! Может, я сошел с ума?!
   - Ну нет, до этого еще далеко, - с готовностью ответил тот же голос. - Подними глаза, друг - вечно ты ищешь правду где подальше, нет бы у себя под носом посмотреть.
  Я послушался и тут же почувствовал, как мурашки устраивают на моей спине бешеную гонку. В зеркале, перед которым я сидел, было вовсе не мое отражение. Из темной глубины стекла, которое, кстати, и окружающую меня обстановку почему-то не отражало, на меня нагло взирал очень худой юноша в черном кожаном плаще. Он сидел в глубоком полукресле, вальяжно положив ногу на ногу, и внимательно изучал меня, даже не думая отводить взгляд. Физиономия незнакомца была треугольной, как у сказочного эльфа, и это впечатление еще более усиливали немного раскосые серые глаза, аккуратно подведенные черным, и маленькие острые уши, украшенные несколькими серебряными кольцами. На голове у юноши царил художественный беспорядок из длинных и коротких прядей русых волос, и в целом его лицо было довольно странным. Холодным и... циничным, что ли - за счет зловещей улыбочки на тонких губах. Говоря, это видение моего личного бреда небрежно поигрывало старомодной тростью с массивным круглым набалдашником. О Господи....
   - Нет, ну зачем так сразу-то?! - поморщился мой собеседник. - Неужели тебе не понятно, что я - не он?! Ну и времена пошли, клянусь своей бабушкой...
   - Кто ты такой?! - наконец пролепетал я. - Что ты... как ты... что происходит?!!!
   - Я появляюсь там, где нужна моя помощь, - просто пояснил он. - Тебя терзали сомнения - и вуаля! я здесь. Ну что ж, раз у тебя такая бедная фантазия, давай вместе подумаем, что сделать с твоей недогадливой подружкой. Думаю, вариант аварии со смертельным исходом тебя не устроит?
   - К... конечно, нет! Ты что, с ума сошел?!! - я смотрел в зеркало, как завороженный, не в силах отвести взгляда от звериных, с вертикальным зрачком глаз собеседника. Вероятно, уже в те секунды до меня стало доходить, ЧТО все это значит, но я упорно отказывался верить в то, что вижу.
   - Не горячись, есть масса других вариантов. Теперь она, скорее всего, сможет вернуться в театр, но я могу устроить так, чтобы этого не случилось. Тебе ведь не принципиально, чем она будет заниматься, правда? Тем более, что наша миссия носит исключительно воспитательный характер, и потом ты все равно показательно ее бросишь. Я прав?
  В отчаянии я закрыл лицо руками. Неужели, неужели я правда все это думаю?! Неужели я действительно желаю зла этой очаровательной кроткой девушке?! Это просто не может быть реальностью! Я ведь не такой, я...
   - Ты хотел сказать, ты не был таким, - поправило меня видение из зеркала. - До некоторых пор. Но теперь все иначе, не правда ли? Глупо утверждать, что ничего не изменилось, Эдгард. А твои интриги в театре? А твои мелкие пакости недругам и прочим "обиженным жизнью" коллегам якобы из благих побуждений? Ну а взять твое поведение в женском обществе? И, в конце концов, твое последнее выступление в адрес госпожи Есениной? Нет, ты не подумай, что я тебя осуждаю! Что ты! Кто угодно, но только не я! Напротив, я рад, что с моей помощью ты зажил полной жизнью и освободился от дурацких моральных норм, навязанных одним евреем-хиппи, который хотел, чтоб всем было хорошо. Но ведь надо же иметь смелость признаться хотя бы самому себе в том, что все изменилось!
   - Да кто ты такой, черт подери?! - вскричал я. - Какая еще твоя помощь мне, в чем?!
   - Так ты, стало быть, полагаешь, что на тебя просто так свалились удача, деньги, слава и женщины?! - упорно игнорируя первый вопрос, рассмеялся он. - Не разочаровывай меня! Мы с тобой так славно сработались, еще немного - и ты сможешь обходиться без маски, которая пока что прочно связывает тебя со мной и ласково наставляет на путь истинный, подсказывая, что надо делать.
   - Кто. Ты. Такой? - раздельно повторил я. Страх понемногу растворялся, уступая место раздражению. Этот мерзкий тип, значит, хочет убедить меня в том, что я отъявленный негодяй?! Да как бы не так!
   - Ну вот же недогадливый народ пошел, а еще цивилизация! - картинно возвел очи горе он. - Уж ты-то, приятель, должен бы знать, кто я. Но, раз уж ты так упорно не хочешь принимать действительность, я представлюсь. Мефисто.
   - Ты издеваешься?!
   - С чего ты взял? Неужели мое имя показалось тебе настолько смешным и нелепым? Вот и делай добро людям... Однако мы сейчас говорим о другом. Итак, Эдгард, правда жизни такова, что мы с тобой временно... как бы это сказать... партнеры. Видимо, я застал тебя в неудачный момент, и ты никак не хочешь понять весь смысл нашего сотрудничества. Что ж, это печально, но, если тебя это утешит, мне с тобой покамест интересно. Кстати, на твоем месте, я был бы несколько осторожнее со своим этим недоверием. Кто знает, что с тобой будет, если я вдруг перекину свою заботу на кого-нибудь другого?
  Я похолодел. Почему-то мне сразу явственно представилась та дыра, тот жуткий театр, из которого я чудом попал сюда, и мне стало дурно. Понятно, что по совести надо разбить маску и прервать всякий контакт с дьяволом, если, конечно, это действительно он, а не галлюцинация или голограмма... Но снова начинать все с нуля без шансов на успех?... О Боже, это невозможно!
   - Ты прав, черт возьми, - небрежно заметил Мефисто. - Если ты вдруг вздумаешь разбить мой подарок, будет как в сказке про Золушку: проснешься утром в квартире пьяного соседа и будешь думать, что красивая жизнь приснилась. И снова будешь пускать слюни на свою балерину, глядя, как она наслаждается жизнью с тем видным мужиком, что привез ее сегодня. И снова побежишь к Анне, которая примет тебя под свое сочувствующее крылышко. Вот так ты будешь маяться всю жизнь, понял меня, Золушка?
  Что мне делать?! Что делать, ума не приложу - мысли скачут как блохи.
   - Что делать, что делать... Быть пай-мальчиком и не тянуть свои грязные лапы к маске чтобы ее разбить - только и всего, - издевательски ответили мне. - Не забывай, дорогуша, я слежу за тобой. Не всегда, конечно, есть у меня дела и поважнее, но достаточно часто, чтобы держать все под контролем. Прости, если напугал, но, поверь, я использовал далеко не все свои любимые спецэффекты. В Средние века бывало и пострашнее. Думаю, скоро мы продолжим беседу - когда ты придешь хоть в какое-то подобие гармонии с самим собой. Чао!
  Мгновение - и в зеркале снова отразилась моя гримерка, со всей ее нехитрой обстановкой. Моя физиономия, конечно, тоже была в нем - бледная, с ошалевшими глазами и дрожащими губами. Что это было, понятия не имею, но сейчас меня съедает только дикий страх. Мысли путаются, и я понимаю только одно: я очень сильно влип и понятия не имею, кто и как может меня вызволить. Господи, как же мне страшно!...
  Бормоча себе под нос отрывочные молитвы, все, какие я только слышал в своей жизни, я метнулся прочь из гримерки и буквально кубарем скатился по лестнице. С третьего раза попав ключом в зажигание, я мертвой хваткой вцепился в руль и выжал педаль газа в пол. Рита, только Рита, мой ангел, моя последняя надежда, может спасти меня! Только бы она согласилась выслушать, только бы, только бы!...
  
  Время плавно подбиралось к полуночи, а я все никак не могла уснуть. Еще два часа назад, когда я с помощью Николаса поднялась к себе и пожелала ему спокойной ночи, я была уверена, что спокойно засну, поддавшись усталости. В конце концов, чего мне бояться? Я не одна, да и, вероятнее всего, Анна права - на дворе двадцать первый век, и Эдгард, конечно, не отъявленный негодяй, который только и ждет, как бы мне напакостить... Раз уж мы приняли версию, что все поступки нашего общего знакомого обусловлены каким-то сверхъестественным влиянием, я обязана верить, что в его собственной душе никакого желания мстить мне нет. Безусловно, создавшаяся ситуация больше походила на бред, чем на реальность, но в одном мои новые друзья совершенно правы: иных правдоподобных идей у нас нет.
  Больше всего меня занимал вопрос, что делать дальше? Пока мы в тупике: ни я, ни Анна не сможем так просто подступиться к Эду, а уж тем более к его главному сокровищу. Правда, за ужином Ник предложил еще один вариант, но его я отмела сразу же. Уж лучше выполнять не слишком гуманный план Хаксли по примирению, чем играть с законом и решиться на банальный криминал в виде кражи. Спорить не буду, вся эта история с самого начала идет вразрез с рациональностью, но, смею надеяться, что падать так низко нам все же не придется...
  От раздумий меня оторвал жалобный плач дверного звонка. Сердце тут же ухнуло в пятки, и я почувствовала, как на лбу выступил холодный пот. Боже, спасибо, что в эти дни ты послал мне Анну и ее друга Ника! Не знаю, что от меня нужно последнему, но сегодня он определенно оказался рядом в нужный момент! Я прислушалась. Внизу прозвучали тяжелые шаги Содергрена, а потом он грозно вопросил:
   - Кого черт принес?!
  Разумеется, слов пришедшего я слышать не могла, зато ответ моего защитника все объяснял:
   - Ага, как же, жди!... Нет, приятель, меня твои проблемы не тронут. Топай отсюда, пока не огреб.... Не испытывай мое терпение! - после паузы снова загремел он. - Сказано тебе: адье!
  Не знаю, что на меня нашло, но в этот момент мне показалось, что у Эда серьезные проблемы. Вроде это совсем не должно меня волновать, однако мое большое и чересчур доброе сердце и здесь все решило за меня. Я села на постели и крикнула, надеясь, что меня услышат:
   - Ник, впустите его!
  К счастью, спорить Содергрен не стал. Сердито бормоча что-то себе под нос, он раздраженно хлопнул входной дверью и сурово высказался на своем ужасном ломаном французском:
   - Сиди смирно. Если что-нибудь натворишь, я с тебя шкуру спущу!
  Через мгновение весьма удивленный Николас появился у меня в спальне. Молча пронаблюдав, как я натягиваю на плечи халат, он осторожно помог мне подняться и поинтересовался:
   - Вы уверены, что это правильное решение?
   - Понимаю, что вас удивляет, - я неловко сделала шаг, опираясь на костыль, и улыбнулась ему. - Вроде бы идет вразрез с моими собственными рассуждениями, да? Но... раз уж мы решили, что верим в сверхъестественное, признаюсь откровенно: я убеждена, что сейчас он пришел за помощью. Не спрашивайте, откуда я это знаю.
   - Ну что ж... Нельзя не признать, вид у этого донжуана весьма убедительный.
   - В смысле?
   - На нем лица нет! Впечатление такое, что он пробежал пару кварталов, спасаясь от самого дьявола.
  Увы, я лучше кого бы то ни было знаю, что при желании Эд сможет изобразить абсолютно все, что захочет, сыграет любую роль, если ему будет это выгодно. Что ж, поглядим... Путь вниз оказался весьма непростым. Представить не могу, как я буду преодолевать эти страшные ступеньки без посторонней помощи! Однако в гостиную, где Ник оставил нашего ночного гостя, я вошла с гордо поднятой головой, изо всех сил стараясь сохранять холодный и неприступный вид. Увидев де Лиса, я тут же испытала глубокое удовлетворение: похоже, у него действительно серьезные проблемы, во всяком случае, Николас оказался прав относительно его внешнего вида. Всю физиономию моего ночного визитера занимали глаза - испуганные, с невероятным ужасом, плещущимся в зрачках - его щеки были прямо-таки мертвенно бледными, а голос дрожал, когда он заговорил... Вернее, попытался заговорить - внятно построить фразу у Эдгарда получилось только с третьего раза:
   - Рита, прошу тебя, прости! Я знаю, я не имел права приходить, я...
   - Верно, не имел, - перебила я. К счастью, сохранять спокойный тон было легко. К своему величайшему изумлению я обнаружила, что испытываю к этому человеку только презрение и жалость. Никаких следов былого чувства в моей душе не обнаружилось... - Однако пришел. И я даже готова тебя выслушать, если ты будешь краток.
   - Погоди... я... я хочу, чтобы ты поняла... Я не виноват в том, что случилось!!! Клянусь, я не...
   - Вот как? Допустим. Но мне, видишь ли, все равно, так что я тебя слушаю исключительно из собственного человеколюбия. Итак, в чем причина твоего неожиданного визита?
  Ник бесшумно пристроился на табурете у самого входа в гостиную и саркастически хмыкнул. Он явно не понимал, какого черта я трачу время на человека, который так со мной поступил, кроме того, на его лице явственно читался страх. Страх, что у меня вдруг случится "рецидив болезни", что я попытаюсь начать все сначала... Что ж, эти опасения беспочвенны. Наконец-то я полностью владею собой - настолько, что сама себя не узнаю. Видимо, мое сердце реально закаляют только жестокие уроки: после них иллюзий не остается даже у таких человеколюбивых и сердобольных существ, как я.
   - Ты не поверишь... - сбивчиво начал Эд. - Черт, да я и сам до конца не уверен, что правда видел это... Но... Клянусь, я не придумываю!
   - Рассказывай, - коротко бросил Ник. Его тон напрочь отбивал желание перечить, и Эдгард принялся повествовать...
  Когда он в красках описал человека, который якобы явился ему в зеркале, я едва подавила желание рассмеяться. Он что, меня за дурочку держит?! Сколько у человека должно быть наглости, чтобы он смел являться ко мне посреди ночи и плести какую-то чушь, полагая, что я в нее поверю?! Первую волну раздражения я успешно подавила, а вот со второй не справилась. Прервав сбивчивую речь своего гостя на том моменте, когда Сатана сообщил, что помогает ему, я холодно заметила:
   - Прости, но я что-то не понимаю: когда ты перейдешь к сути вопроса? Мое терпение не безгранично.
   - Так... так ведь именно поэтому я здесь! - растерянно пробормотал Эд. - Рита, я понимаю, это звучит как бред, но...
   - Это и есть бред, - перебила я. - Если это все, ты можешь быть свободен. Я устала.
  Повисла напряженная пауза. Через пару секунд, в течение которых де Лис отчаянно испытывал на мне взгляд Кота из мультфильма "Шрэк", Николас поднялся со своего места и решительно обратился к актеру:
   - Я надеюсь, ты понял, каково желание леди. Не вынуждай меня помогать в его исполнении.
   - Подождите, - отчаянно зашептал он. - Прошу, позвольте мне закончить! Я... я правда не знаю, что мне делать... Я не могу жить, зная, что все мои поступки... совершены не мной! Вы даже не представляете себе, как это ужасно!
  Содергрен вопросительно взглянул на меня. Терпеть не могу такие моменты. Вроде бы я все решаю, но при этом альтернативы нет, и правильное решение может быть только одно. Я тяжело вздохнула и мрачно кивнула:
   - Ладно, договаривай. Но потом ты исчезнешь навсегда. По рукам?
   - Д-да... конечно, я... Рита, он сказал, что мне не вырваться, что я теперь навеки его пленник. Моя карьера состоялась по его прихоти, он в любой момент может забрать у меня все!... Он сказал, что дело в маске... Ее надо разбить, но... но в таком случае я снова вернусь в этот ад!...
   - Допустим, это не противоречит нашим собственным догадкам, - фыркнула я. - Но все же я не понимаю: чего ты хочешь от меня? Совета? Ерунда, Эд, у тебя не получится перевесить на меня решение своей проблемы. Все очевидно: либо ты продолжаешь вести себя как центр вселенной и пользуешься благами расположения Сатаны, либо сохраняешь гордость и свое лицо, но начинаешь все сначала. Не вижу проблемы.
   - Что мне делать?! - снова повторил Эдгард. - Мне подумать страшно, чем я занимался все это время! Это был не я...
   - Рита, позволите предложение? - снова подал голос Ник. Получив мой согласный кивок, он продолжил, старательно подбирая слова. - Может быть, перевесим вопрос "Что мне делать?" на Энни? Сами посудите, ведь это же она хотела вернуть нашего несознательного приятеля, пусть сама и разбирается.
   - Очень дельно, - оценила я и одарила его самой лучезарной улыбкой, на какую только была способна. - Звоните.
  
  Анна влетела в мою гостиную буквально через сорок минут после звонка Ника - остается только догадываться, с какой скоростью она неслась по ночным улицам. Самое удивительное, что рассказу де Лиса она явно поверила и настолько увлеклась выяснением подробностей, что мы с Николасом почувствовали себя лишними. Я внимательно наблюдала за собеседниками и с ужасом понимала, что, пожалуй, и я начинаю понемногу верить в эту бредовую историю. Сомнения в моей душе посеяло выражение глаз Эдгарда, когда он смотрел на Анну: в его взгляде были не только надежда и страх, но и что-то, до крайности напоминающее нежность. В принципе, это вполне согласовывалось с рассказом Хаксли о начале их отношений, а так же и с нашей теорией о том, что Эд изменился, получив в подарок маску... Мое существо отказывалось верить в подобную версию, но иной не было и, к тому же, моя роль в этом спектакле явно подходила к концу. Даже если бы мне хотелось принимать активное участие в дальнейших событиях, полученные в недавнем прошлом травмы все равно бы мне помешали. Но на данный момент самым большим моим желанием оставалось поскорее забыть об этой истории и по возможности окончательно выпутаться из нее.
  Рассудив, что о принятом Анной решении я смогу узнать и с утра, я виновато улыбнулась и деликатно вклинилась в ее очередной монолог:
   - Извини, что мешаю, но, как мне кажется, вы сможете все обсудить и без меня. Уже поздно, я хотела бы прилечь.
   - Это ты нас извини, - тут же повинилась она. - Мы ведь вполне можем перенести обсуждение проблемы в другое место. Идем, Эдгард. Рита права.
  Де Лис покорно поднялся и, стараясь не смотреть мне в глаза, проследовал к двери. Хаксли же виновато пожала плечами и улыбнулась:
   - Ничего не могу поделать с собой. Он прежний, понимаешь? Это очевидно, ведь он явно снова симпатизирует мне.
   - Я очень рада за тебя, - искренне заверила я. - Надеюсь, на этот раз все сложится, как ты хочешь. Потом расскажешь, что вы придумали и чем все закончилось, ладно? Я бы хотела самоустраниться из этой истории, надеюсь, возражать ты не будешь.
   - Конечно. Я тебя вполне понимаю. Спокойной ночи!
  Лишь только за ними захлопнулась дверь, я устало прикрыла глаза и облегченно вздохнула. Смею надеяться, что на этом мои приключения окончены. Попробую суммировать положительные моменты происходящего: я совершенно свободна, у меня есть достаточное количество средств к существованию, а так же знакомые - пусть немного, но все же! - и жизнь кажется вполне себе сносной. Единственным, что продолжает меня расстраивать и волновать, является невозможность танцевать и некоторая туманность будущего, если вдруг окажется, что мне уже не быть балериной. Думать об этом не хочется, однако подобные мысли порой чересчур навязчивы и никак не желают уступать свое место другим, более приятным.
   - Ну, вот и все, - услышала я голос Ника. В нем было столько грусти, что я тут же обернулась к нему и удивленно поинтересовалась:
   - А что так печально? Вы не рады?
   - Ну почему же... рад, - бесцветно солгал он. - Вы даже не представляете себе, как приятно мне знать, что вам больше ничто не угрожает. Так... я пойду, да?
  Хотя фраза не содержала в себе никаких намеков, после нее я поняла все: и причину его подавленного настроения, и полное отсутствие радости от перевешивания решения проблемы на чужие плечи. Если принять во внимание все, что говорила Анна, становится ясно: ему просто не хочется расставаться со мной, а это, как ему кажется, неизбежно, раз наша проблема решилась сама собой. Что ж, вариант разрешения ситуации был только один... Я снова изобразила самую лучезарную улыбку, на которую только была способна в два часа ночи, и ответила:
   - Как же вы хотите, чтобы я отпустила вас непонятно куда посреди ночи? Даже не думайте об этом, оставайтесь.
   - Спасибо, - благородно воздержался от глупых стандартных фраз Николас.
  Пожалуйста, Ник, пожалуйста. Удивительно, но общение с ним меня ни чуточки не напрягало, я уже не помнила, когда чувствовала себя с кем-то так свободно и спокойно. Разница в возрасте, которая, по словам Анны, составляла для нас почти двадцать лет, совершенно не ощущалась, а безграничная нежность и заботливость, с которыми Содергрен относился ко мне, были весьма приятны. Что и говорить, внешне друг Хаксли тоже заслуживал внимания, так как выглядел значительно моложе своих лет, был на удивление ладно и гармонично сложен, и, к тому же, явно старался поддерживать форму. Нравилось мне так же и выражение его серых глаз. В них читалась невероятная искренность, стоит признать, такого я еще ни у кого не видела. Пожалуй, мне стоит подпустить Ника чуть поближе... Вдохновленная такой мыслью, я тут же высказала ее вслух:
   - Кстати, не хотите обращаться ко мне на "ты"? Честно говоря, не люблю официальных обращений.
   - Я тоже, - просиял он. - Тогда я потребую ответного жеста. Договорились?
   - Конечно. Помоги добраться до спальни, пожалуйста. Пора завершить этот бесконечный день.
  Без лишних слов Николас легко поднял меня на руки и с комфортом доставил наверх. Едва я коснулась головой подушки, усталость навалилась на меня с утроенной силой, и я смогла лишь сонно пробормотать:
   - Спасибо.
  Последним моим ощущением в тот знаменательный день стало уютное тепло одеяла, которым меня заботливо укрыл Ник.
  
  8.
  
  Утром я проснулся со странным ощущением несоответствия желаемого действительному. Было ужасно стыдно за свое позорное поведение вчера вечером... Подумать только, я ныл как девчонка, просил помощи и метался в сомнениях... И все из-за чего?! А главное, перед кем?! Она, эта гордая балеринка, только посмеялась надо мной и выставила бы прочь, если бы не вмешалась Анна. Последняя, кстати, мирно спала рядом со мной, по своей излюбленной привычке нежно обняв подушку и сбросив с плеч одеяло... Видимо, я все же растаял окончательно, сколь мне помнится, о прощении меня никто не умолял и все получилось, как принято говорить в таких случаях, "само". Все же кем бы ни был мой вчерашний собеседник, а он совершенно прав. Я полный идиот, раз не понимаю своего счастья и еще позволяю себе думать о том, как разбить маску. Да никогда и ни за что!
   - Доброе утро! - Хаксли наконец проснулась и потянулась ко мне, чтобы обнять. - Как ты?
   - Как обычно, прекрасно, - усмехнулся я.
  Видимо, такой ответ ее насторожил - девушка тут же села и подозрительно прищурилась:
   - Все в порядке? Уверен?
   - В полном! - я встал и принялся одеваться. В душе не было и следа вчерашней паники, и я искренне не понимал, какого черта меня понесло "мириться" с Анной. При мысли о том, что все ее упреки, недовольства моим поведением и прочий набор райских благ снова окажутся на моей бедной шее, меня передернуло, и я быстро сказал. - Слушай, забудь все, что я говорил вчера. Был трудный день, я перенервничал, а накануне еще и слегка перебрал. Ты, наверное, подумала, что надо срочно нестись мне на выручку, но это совсем не так.
   - Как это? - удивилась она. - Ты не видел себя со стороны! Любому дураку было понятно, что у тебя действительно серьезные проблемы, ты...
   - Если тебе нравится так думать, ради Бога, - я плюхнулся обратно на кровать и принялся завязывать шнурки. - В конце концов, свободу мысли никто не отменял. Одевайся давай, мне пора ехать на репетицию.
  Анна молча подчинилась, однако было видно, что она глубоко разочарована. Что ж, моя совесть чиста. Если мне не изменяет память, несмотря на свое довольно парадоксальное поведение в последние двенадцать часов или около этого, я никому ничего не обещал. У меня есть дела и поважнее. Теперь придумать, как отомстить Рите, стало делом чести. Во-первых, она сама меня бросила. Во-вторых, тут же подпустила к себе какого-то сурового типа, а в-третьих, вчера она только посмеялась надо мной. Хорошо еще, что поводом для ее возмущения и непонимания стали невнятные галлюцинации, а если бы мне действительно потребовалась ее помощь?... В общем, дело ясное: надо перестать заниматься глупостями и уделить, наконец, внимание основной проблеме.
  Запирая за собой дверь, я небрежно бросил:
   - Ты знаешь, я был бы тебе очень благодарен, если бы ты перестала лезть в мою жизнь. Все проходит на этом свете, так что смирись и переключи свое внимание на кого-нибудь еще. Ты сама инициировала наше расставание, так что твои действия более чем нелогичны.
   - Эд, - начала было девушка, - пожалуйста, послушай! Это все серьезнее, чем ты думаешь, это...
   - Я уже большой мальчик, и если действительно произойдет что-то серьезное - сам разберусь, - перебил я. - Не нарывайся на грубость. Если ты считаешь, что я перед тобой виноват, пожалуйста, я могу попросить прощения. Но только с тем, чтобы это стало последними словами, которые я тебе скажу.
   - Что ж, - после паузы медленно выговорила Хаксли. Было видно, что она изо всех сил старается не расплакаться, но очень не хочет показывать мне свою слабость. - Раз так, прощай, Эд. Только в следующий раз, когда тебе будет хреново, выбери на роль жилетки кого-нибудь другого, Рита и так уже от тебя натерпелась.
  Я только неопределенно пожал плечами в ответ... Еще и Риту сюда приплела, хотя с этой барышней у меня разговор особый! Пожалуй, я знаю, что можно сделать... Надо только подумать, как это осуществить. Имею все основания полагать, что особенно стараться не придется и все сложится само собой практически без моей помощи - как и всегда.
  Анна медленно спустилась с моего крыльца, села в свою машину, завела мотор... Оказывается, я ошибался, полагая, что ее прошлые любовные "приключения" чему-то ее научили. Она старше Риты на пять лет, а ведет себя так же наивно. Даже, пожалуй, еще наивнее - последние события показали, что за хрупкой внешностью балерина тщательно скрывает довольно стервозный характер. Впрочем, об этом мы еще побеседуем - потом.
  ...Этот ужасный день был похож на сон - липкий, тяжелый, нереальный. Я механически отвела свою передачу, проигнорировала традиционные вечерние посиделки с коллегами и на автопилоте отправилась в клуб "Lе Nirvana Lounge". При этом каждую секунду в мозгу стучала очень навязчивая, тошнотворная мысль: какое-то событие последних суток явно не вписывается в череду прочих. А иначе как объяснить это сборище абсурда?! Сначала эта сволочь Эдгард валяется в ногах у Риты, прося прощения, потом клянется мне, что вовсе не он вел себя как свинья, потом мы всю ночь занимаемся любовью, а наутро оказывается, что это его бес попутал! Пренебрежительным тоном мне говорят, чтобы я убиралась прочь, желательно навсегда и без последствий, а так же не совала нос не в свое дело. Нет, откуда здесь растут ноги, совершенно понятно, и так ясно, что во всем виновата его чертова маска. Боюсь, правда, что даже Рита никогда не сможет ее заполучить, как бы она ни применяла свое актерское мастерство и как бы ни старалась втереться в доверие к Эду. Теперь она уже точно не станет этого делать. Как мне показалось, она наконец-то соизволила обратить свое внимание на Николаса, и теперь подавно ничего не захочет слышать о де Лисе. И будет, кстати, совершенно права...
  Я мрачно плюхнулась на высокий табурет у барной стойки и заказала себе джин с тоником. Орала музыка, больно отдаваясь в ушах, но, к сожалению, мыслей не заглушала. Ощущение было такое, что я лишилась чего-то очень важного и необходимого, хотя, казалось бы, я должна была пережить это горе еще осенью, когда я закатила финальный скандал. Видимо, мы опоздали, и вчерашнее просветление Эда было случайностью... И что теперь?! Ждать, пока на нас снова свалится такая случайность?! На кого на "нас", мисс Хаксли? Опять тянуть в дело Риту и Ника?! В этом случае я рискую лишиться друзей: воображаю себе, как им надоело принимать участие в этой бредовой истории. Опять придется справляться со своими проблемами самостоятельно... В конце концов, это ведь только мне одной позарез надо вернуть Эда... Хотя я совсем не уверена, что смогу простить ему подобное поведение...
  По щекам медленно поползли предательские слезы. Проклятый джин мгновенно ударил в голову, ведь целый день я ничего не ела. Боже, как же мне плохо... Но я не позволю себе жаловаться, и долго разводить сопли я тоже не буду! Итак, мисс Хаксли, принимаем волевое решение: слезы у нас только сегодня вечером, а потом мы забываем весь этот бред как кошмарный сон и бодрым шагом идем по жизни дальше! Хорошо придумала, слов нет... Только что же так хреново-то?!!
   - Ну-ну, что за безобразие - такая красивая девушка, и вдруг плачет! - услышала я вдруг чей-то негромкий, но успешно перекрывающий вой музыки голос. - Может, я смогу помочь?
  Я нехотя подняла глаза. Рядом со мной у стойки сидел высокий, худощавый парень в черном кожаном плаще. Его озаренная красным светом прожекторов фигура излучала какое-то демоническое обаяние, да и вообще, мой собеседник казался настоящей квинтэссенцией всего, что мне обычно нравится: модная стрижка, многочисленные сережки в ушах, подведенные черным глаза, черная одежда в стиле "готик", изящные руки... Последним штрихом этой весьма притягательной картины являлась элегантная тонкая трость с простым набалдашником, которую парень держал в руке. Что ж, пожалуй, период разлития соплей сокращается и объявляется закрытым прямо сейчас! Чертовски симпатичный юноша, пожалуй, не стоит сразу выпускать колючки. Послушаем, что он нам скажет...
  Я решительно вытерла слезы и попыталась улыбнуться:
   - Как знать, может, и сможешь. Для начала давай выпьем... а там видно будет.
   - А тебе не хватит уже? - прищурился он. - Ты знаешь, что алкоголь способен раздуть из микроскопической проблемки гигантскую, всепоглощающую мировую трагедию?
   - Знаю. И мне пофигу.
  Мой собеседник фыркнул и через мгновение протянул мне высокий запотевший стакан:
   - Кстати, меня зовут Тристан. Ты можешь называть меня просто Триз.
   - Отлично, договорились. Анна.
  Триз выдержал паузу, после чего заметил:
   - Будь так любезна, прекрасная Анна, оставь в покое стакан и потанцуй со мной.
   - Ага, только держи меня крепче, а то я не очень уверена в своей способности сохранять вертикальное положение.
  Мои опасения оказались напрасными... Стоило мне только выйти на танцпол, тело само воскресило в своей обширной мышечной памяти все, что я когда-то разучивала в спортзале на танцевальных уроках. Мой партнер тоже показал себя в весьма выгодном свете. Он двигался грациозно и непринужденно, его кошачья грация невольно вызвала у меня ассоциацию с крадущейся по джунглям черной пантерой. Кажется, мы так увлеклись, что скоро привлекли к себе внимание всех гостей клуба, которые радостно нам аплодировали и, по-моему, готовы были даже заплатить нам, как настоящим артистам.
  Я не знала, как долго это продолжалось. Вернуться в себя мне удалось только на улице, где зябкий рассветный холод живо принялся вытеснять из моей головы алкогольные пары и возвращать меня в реальность. Давешние события слились в один яркий калейдоскоп, я поняла, что совершенно не ориентируюсь в последовательности событий, однако персону своего спутника помнила преотлично. Впрочем, забыть его было бы довольно трудно - Триз медленно шел рядом, осторожно поддерживая меня под локоть. Почему-то от осознания этого нехитрого акта помощи страждущим мне стало стыдно... Я резко остановилась и выпалила:
   - Извини... я, наверное, создала о себе ужасное впечатление. Поражаюсь твоему терпению - весь вечер находиться рядом с нетрезвой девушкой и так усиленно делать вид, что она тебе нравится, смог бы не каждый.
   - Ну почему же только делать вид? - обиделся он. - Ты не веришь, что я искренен?
   - Эх, парень, я уже никому не верю, - вздохнула я. - Ты даже не представляешь себе, сколько раз меня "кидали". И обиднее всего то, что я так и не поумнела. Что тут скажешь...
   - Пожалуй, только одно: кинуть такую прелестную девушку может только законченный идиот, - перебил Тристан, подходя совсем близко. - Могу утешить: я себя таковым не считаю.
   - Значит, произойдет что-то еще, - упрямилась я. - Например, сейчас выяснится, что ты женат, у тебя трое детей, и ты приехал в Париж на три дня в командировку.
   - Снова не угадала. Энн, нельзя быть такой подозрительной, - улыбнулся он. - Мир состоит не только из зла и обмана.
   - Ага-а-а-а, конечно...
  Наверное, я бы сказала что-нибудь еще, и очень возможно, что у меня снова возникло бы желание пожаловаться на свою паршивую жизнь. Но Триз воспользовался старым, как мир, способом и не дал мне этого сделать. Вместо волны возмущений и протеста в ближайшие пять минут я была занята тем, что увлеченно отвечала на его страстный, немного даже грубоватый поцелуй. И снова я приняла решение, столь характерное для меня: а гори оно все огнем! Я буду жить сегодняшним днем и черт меня возьми совсем, если я буду париться о будущем!
  Тяжело дыша, Тристан чуть отстранился и жарко прошептал мне на ухо:
   - Ты далеко живешь, детка?
   - Порядочно, почти на...
   - Тогда идем ко мне.
  Обменявшись выразительными взглядами, мы заспешили прочь по авеню Матиньон...
  
   - Извини, что так поздно! - от волнения даже опустив приветствие, прямо с порога повинился я. - Задержали рейс - погода в Стокгольме, видишь ли, не летная... Я тебя не разбудил?
   - Все порядке, успокойся, - мужественно подавив зевок, заверила Рита. - Проходи! Есть будешь?
   - Нет, спасибо. Я только чай поставлю, с твоего позволения...
  Шурша пакетами со всевозможной снедью, я наконец добрался до ритиной кухни и устало плюхнулся на стул. На протяжении всего дня, начиная с самого утра, когда я начал свой очередной вояж в Париж, создавалось впечатление, что мир настроен решительно против меня. Из-за гигантской аварии, собравшей пробку длиной в несколько километров, я чуть не опоздал на самолет и минут десять собачился с представителями авиакомпании за право зарегистрироваться-таки на рейс. Как выяснилось, спешить было некуда... Самолет оказался неисправен, и еще час с лихом ушел, чтобы перегрузить матерящихся пассажиров в другой лайнер. Пока народ суетился и отчаянно старался не забыть свой многочисленный багаж, низкое зимнее небо затянуло окончательно и повалил снег... Да не просто, а стеной, в лучших традициях шведской зимы. И нет бы, следуя тенденции нынешнего года, прекратиться через полчаса...
  В общем и целом я провел в самолете лишних пару часов, и к тому счастливому моменту, когда многострадальное чудо техники приземлилось в аэропорту Орли, свято верил, что на этом приключения окончены. Хрен там! Отсутствие машин в прокатной компании, сломавшееся такси и безумная пробка на въезде в город дополнили картину дня имени полного неудачника, так что теперь я боялся даже лишний раз пошевелиться - а ну как полоса невезения продолжится?
  Минут через пять подобная мысль напрочь испарилась из моего мозга: Рита вознамерилась сама заварить мне чай, а лишний раз напрягаться ей еще вредно. Я тут же покинул нагретое место и сам взялся за дело, попутно приводя миллион доводов, почему именно я должен заниматься хозяйством. Не знаю, как это называется, но почему-то в присутствии этой девушки я действительно теряю волю... Порой мне кажется, что Анна права - по возрасту балерина почти ровесница моей старшей дочери, так что о какой любви тут можно говорить? Но чаще всего, к счастью, я полностью растворяюсь в своем фатализме. Пусть будет так, как будет. В конце концов, пока что Рита настроена весьма благосклонно, а я готов ждать, сколько потребуется, и вовсе не собираюсь форсировать события.
   - Послушай, ты давно разговаривал с Анной? - вдруг поинтересовалась девушка.
   - Э... пожалуй, действительно давно, - не сразу нашелся я. Дома на меня навалилась масса дел, я даже Рите позвонил только вчера, предупредить, что приеду. В этот раз Анна о моем визите и не подозревала... - А ты? Надеюсь, у нее все в порядке?
   - Понятия не имею. Я в последний раз разговаривала с ней в день памятного визита Эдгарда, то есть месяц назад. Странно, и мобильник у нее выключен. Как ты думаешь, ничего не случилось?
   - Честно? Я думаю, что она никак не нарадуется, что заполучила назад своего непутевого дружка, - фыркнул я. - Я знаю ее дольше, чем ты. Поверь, порой Энни ведет себя как подросток, и ее действия совершенно невозможно предугадать. Дай ей наиграться.
   - Ладно. Будем считать, что ты меня убедил, - устало улыбнулась она. - Надолго в Париж?
   - Как всегда, на пару дней, - я сполоснул чашку и подмигнул ей. - Увы и ах, мои дела не обладают способностью перемещаться вместе со мной, так что сразу после Нового года я домой. Припозднился я немного, Рождество уже прошло, но дела не позволяли вырваться на волю.
   - Как у тебя хватает сил так часто летать?
   - Уже не хватает, - признался я. Усталость навалилась в один момент, больше всего на свете хотелось нырнуть под горячий душ, а потом завалиться спать. Часов на двенадцать, не меньше... Эх, мечты, мечты... - Но бросать это занятие я не намерен. Должно же у человека в жизни быть хоть что-то приятное! Непросто, знаешь ли, в моем возрасте порадовать себя в день рождения...
   - День рождения? - перебила она. - Когда?
   - Завтра. Какая разница, когда! Главное не работать.
   - Партизан! - укорила меня Рита. - Разве можно замалчивать такие вещи...
   - Уже жалею, что сказал. Обещай не суетиться, хорошо? Тебе это вредно.
   - Только в виде исключения.
  Если бы я только знал тогда, КАКИМ станет этот чертов сорок третий день рождения, я бы: а) остался дома, б) с ночи свалил бы в студию и в) спрятался там за диваном, скрываясь от всевозможных напастей... Однако никакое шестое чувство в тот вечер так и не проснулось: я снова (жутко неудобно, но от таких вещей не отказываются) воспользовался гостеприимством Риты, и через полчаса уже видел красочные сны. Конец света настал следующим вечером...
  ...Началось все просто прекрасно. На удивление мне удалось прекрасно выспаться, а Рита, несмотря на свое обещание не суетиться, встретила меня на кухне свежей продукцией местной пекарни. Идти отмечать мой сомнительный праздник куда бы то ни было девушка отказалась, однако разумный компромисс мы нашли быстро: предельно скромно организовать все дома. Как и обычно в подобных случаях, полдня ушло на подготовку, но время было потрачено явно не зря. Смею думать, что я набрал в глазах балерины несколько лишних баллов, во всю применяя свои кулинарные таланты. Часам к восьми вечера мы, наконец, уютно разместились за изящным стеклянным столиком в гостиной и принялись за еду.
  Когда от капрезе остались только листики базилика, а фаршированная авокадо куриная грудка превратилась в одинокую веточку петрушки, мы перешли к панна коте. Бутылка красного вина подошла к концу еще во время горячего, так что я с чистой совестью открыл вторую. Настроение было довольно странное... Вроде было невероятно хорошо, уютно и мирно, но при этом и меня, и Риту явно одолевала какая-то неведомая грусть. Впрочем, поправлюсь: что беспокоит девушку, догадаться нетрудно. А вот с чего я закручинился... Ко всяческому алкоголю у меня иммунитет, а уж списать такое настроение на вино и вовсе недопустимо, потому что это невозможно - окончательно и бесповоротно. Значит, я просто становлюсь сентиментальным и думаю о глупостях.
   Впрочем, в том, что вино сыграло свою роль в атмосфере вечера, сомневаться не приходилось. Через некоторое время наш разговор незаметно перетек на самую противную тему, а именно на оставшуюся в прошлом личную жизнь. Я действительно многого не знал о Рите. На мой взгляд, ее неудачное замужество и последующее "приключение" с Эдгардом должны были послужить отличным фундаментом для чего-то нового, но вместо того, чтобы это новое начать, девушка от меня упорно дистанцировалась. Признаться, под воздействием алкоголя такое обстоятельство начало вызывать во мне здоровое раздражение, ведь, как известно, мужчин страшно бесит, если они чего-то не понимают. На данный момент я не понимал одного: что я делаю не так и что еще, черт подери, я должен сделать, чтобы меня перестали воспринимать просто как сочувствующего?
  Для начала я решил осторожненько осветить некоторые факты собственной биографии. Может быть, Рита не до конца понимает, что я свободен совсем, окончательно и бесповоротно? На миг в мозгу пронеслась последняя здравая мысль: ведь в свете моего отношения к балерине, такие рассуждения более чем неуместны! Еще вчера вечером я умиротворенно думал, что буду ждать хоть вечность, а теперь... А теперь мое существо упорно твердило тоже не самую последнюю по своей глупости вещь: старик, тебе сорок три года, ждать нам просто некогда! И так время убегает с ужасающей скоростью, да и вообще, мы взрослые люди, вот и нечего травить себе душу всякими подростковыми сомнениями... На этом фоне я самозабвенно выложил Рите несколько подкорректированную историю моего развода, оставшегося в прошлом три года назад, разумеется, несколько обелив себя и добавив черных красок своей жене (на самом-то деле все случилось на удивление мирно, и мы расстались достаточно тепло).
  
  После завершения моего красочного рассказа разговор пошел несколько свободнее. Вполне допускаю, что причиной тому стала вторая бутылка вина, которую мы незаметно для себя допили... Чутье подсказывало мне, что время для более активных действий еще не подошло, немного терпения - и все сложится по-моему. Мы завершили наши посиделки уже за полночь. Как обычно бывает в таких случаях, беседа была самая душевная, своего рода обмен воспоминаниями. Мы рассказывали друг другу какие-то смешные и печальные истории из детства или школьных времен, потом вдруг резко перескакивали обратно на жалобы относительно не сложившейся личной жизни... К тому моменту, когда Рита решительно заявила, что пора сворачиваться, иначе мы рискуем просидеть до утра, атмосфера была самая благоприятная.
  В тишине своей комнаты я выдержал только полчаса. Если мне хотелось действительно получить что-то более значительное, чем просто сдержанная симпатия балерины, предпринимать шаги нужно сейчас, а не завтра, когда все впечатление от сегодняшнего вечера уже рассеется. Собравшись с мыслями, я вышел в коридор и тихо проскользнул в спальню Риты. Видимо, она уже задремала. Во всяком случае, на мое появление девушка не отреагировала. Стараясь не шуметь, я осторожно сел на край ее кровати и улыбнулся. Господи, как же она прелестна! Особенно сейчас, когда ее рыжие волосы рассыпаны по подушке, и лицо такое спокойное, без этой ее постоянной печальной улыбки и тревоги в глазах! Чем дольше я сидел с ней, тем яснее понимал: я не могу больше ждать. Рита должна быть моей, и я уверен, что она не возражает. Ей Богу, уверен!
  Размышляя подобным образом, я на миг совершенно выпал из реальности, а когда наваждение рассеялось, думать было уже поздно. В следующий миг я уже упоенно поцеловал балерину - и сразу прямо в губы... Ее реакция вызвала у меня лишь улыбку: слишком много раз за свою жизнь я слышал точно такие слова! Девушка судорожно вцепилась в мои плечи и прошептала:
   - Ник, нет! Пожалуйста, послушай!...
   - В чем же дело, моя радость? - улыбнулся я. - Извини, конечно, но в твоих рассказах я не уловил ничего, что реально могло бы тебе помешать. Не бойся, я уже давно не в том возрасте, когда поддаются минутным увлечениям.
   - Мне страшно, - призналась она. В ее бездонных глазах действительно плескался испуг, когда она продолжила. - Я боюсь боли, понимаешь?! Я не хочу снова оставаться одна, не хочу снова терять дорогих мне людей, не хочу снова изводиться и понимать, что скоро все рухнет как карточный домик!
   - Отлично тебя понимаю. Обещаю: ничего подобного не случится. Тебе нужно всего лишь поверить - и все. Ты ведь доверяешь мне?
   - Нет... не знаю... Подожди, прошу тебя! Мне необходимо время, хотя бы немного!...
   - Оно лишь раздует сомнения и ничем тебе не поможет. Рита, - стараясь быть как можно более убедительным, сказал я, - я всего лишь хочу быть рядом с тобой. Если уж на то пошло, это в моих интересах, и уже только поэтому я никуда не денусь. Честное слово, кроме тебя самой, мне ничего не нужно.
  На губах балерины расцвела благодарная улыбка, и девушка доверчиво прильнула ко мне. Ласково проводя рукой по ее волосам, я подумал, что в эти минуты она действительно очень напоминает мою дочь: то же желание укрыться от всех напастей за надежной папиной спиной и та же вера в чудесную силу папиных слов. Однако, вопреки всем подозрениям Анны, мое отношение к Рите мало напоминает отеческое, особенно сейчас, когда я каждой клеткой кожи чувствую эту трогательную женскую беспомощность и светлую надежду на прекрасное будущее...
  ...Утром я проснулся непривычно рано и долго еще не мог сообразить, где нахожусь. Спросонья я снова умилился, глядя на сладко спящую рядом со мной Риту, но уже в следующую секунду меня прошиб холодный пот, и я аж подскочил на кровати. Господи! Я все-таки настоял вчера на своем?!... На данный момент я мало что помнил - события давешнего вечера обрывались в ту секунду, когда я впервые поцеловал балерину - но буквально через пару минут память услужливо выдала мне полную картину, от которой мне тут же захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Разумеется, одним поцелуем и глупыми разговорами о том, что Рита должна мне доверять, дело не ограничилось. После долгих уговоров и весьма решительных действий девушка все-таки уступила моему настойчивому желанию, причем, каюсь, ее возражений и аргументов я попросту не слышал... И теперь я, черт подери, не знаю, как смотреть ей в глаза! Ведь еще ночью по ней было видно, что согласилась она только, чтобы не обидеть меня, что моя настойчивость ей странна и не слишком приятна! Учитывая мое отношение к Рите, то, что я не сумел остановиться, да и вообще нагло притащился в ее спальню, говорит отнюдь не в мою пользу. Похоже, теперь я действительно потерял ее навсегда...
  Мысль о том, что я сейчас услышу и что увижу в глубине ее глаз, снова вызвала у меня дрожь в коленках. Оставался один, последний выход - тихо сбежать. Своими действиями я явно перечеркнул свои же слова о доверии, поэтому выяснение отношений лучше опустить. Пусть моя милая девочка сохранит свои нервы, которые и без меня уже весьма потрепаны. В конце концов, все к лучшему. Ей ведь всего двадцать два, жизнь только начинается, и я ей совершенно ни к чему. Допустим, этот аргумент меня убедил...
  Наспех одевшись и покидав вещи в дорожный рюкзак, я выскочил в сырой холод зимнего утра. Больше всего хотелось плакать. Ведь теперь мне придется забыть дорогу сюда... навсегда?
  
  
  
  
  9.
  
  Миром правит одна простая, но непреложная истина: против своей натуры не пойдешь, как ни старайся. Переломить себя на сколько-нибудь долгий срок еще никому не удавалось, и я была страшно самонадеянна, посчитав, что именно мне это будет под силу. Почти полтора месяца я аккуратно следовала собственной установке: жить сегодняшним днем, не думать о будущем, не вспоминать о прошлом, и при этом делать то, что мне хочется, не оказывая давления на окружающих. Прозрение пришло весьма неожиданно, в тот момент, когда я меньше всего была к нему готова...
  Триз ушел рано утром, когда я еще спала. Рассказанная им накануне история о срочных делах на севере Франции всплыла в мозгу как-то очень нехотя, и почему-то я сразу поняла, что мне бессовестно наврали. Раздражения и возмущения это соображение не вызвало, что уже само по себе было довольно странно. Выругавшись сквозь зубы больше по привычке, я принялась за уборку.
  Все время, что длились наши весьма странные отношения с Тристаном, я мало времени уделяла своей работе и своей же квартире. Нас все время где-то мотало, и даже свои передачи я вела без всяких эмоций, просто потому, что так надо. К счастью, какие-то тормоза в моей голове еще оставались и послать к чертовой бабушке еще и работу не позволили... И вот теперь я с каким-то маниакальным рвением навожу дома порядок, больше того, меня прямо-таки переполняет желание отправиться потом в магазин, хотя сегодня суббота. Весь январь торговля шла без моего непосредственного участия, и именно сегодня я ощущаю, как мне этого не хватало.
  По мере продвижения моей уборки в душу все увереннее заползало отвратительное чувство тревоги и непонятный стыд. Надо же, я искренне полагала, что веду себя так, как хочу. А на самом деле, как и всегда, я просто поддалась влиянию более сильного: ведь, проводя время с Тризом, я широким жестом забила на все, чем интересовалась и что ценила в своей, собственной жизни. Словно для усиления ощущений, на глаза мне попался мой личный мобильник, отключенный и потому обиженно молчащий уже больше месяца.
  Трясущимися руками я воткнула в розетку зарядник и включила аппарат. Меня никогда особенно не волновало, что думают обо мне окружающие, но теперь в мозгу засела одна мерзкая мысль: что обо мне думают Ник и Рита?! Я же просто исчезла - и все... Наверное, решили, что, обретя личное счастье, я решила начать новую жизнь. Интересно, как у них дела? Может, я пропустила что-то действительно важное, и мой шведский друг скоро обзаведется второй женой? Надо бы позвонить кому-то из них, "найтись", так сказать... Но что я скажу? Признаться, что я снова совершила свою любимую ошибку, будет просто невыносимо, значит, надо что-то придумать. А на это нужно время...
  Уходя в магазин, я нарочно не взяла телефон с собой, чтобы он не был живым напоминанием о необходимости позвонить друзьям. Естественно, такой маневр никому не помог.Мне едва удавалось сосредоточиться на накопившихся счетах, и в шесть вечера я все-таки не выдержала. Решительно заперев магазин, я рванулась к себе, схватила телефон, как заблудившийся в пустыне человек хватает долгожданную воду, и набрала номер Николаса. К большому счастью, трубку сняли через пару гудков, и, не дав другу ничего сказать, я преувеличенно бодро выпалила:
   - Привет, Никки! Как твои дела?! Извини, что пропала так надолго, но я...
   - Боже, Энни, как же я рад тебя слышать! - торопливо перебил он. Я нахмурилась - в его голосе явно сквозило беспокойство, казалось, его тоже что-то гнетет. Надеюсь, ничего не случилось. - Ты, как всегда, немного меня опередила. Как раз сегодня я собирался предпринять очередную попытку до тебя дозвониться. Я не могу больше с этим жить, мне срочно надо с кем-то поделиться...
   - Что такое случилось? Очередной музыкантишка повел себя как полная скотина и слизнул у тебя песню?
   - Да при чем тут это!... Я совсем о другом!... Признаться, я вообще не знаю, как быть дальше. У тебя есть время?
   - Если твоя проблема так масштабна, то сколько угодно. Выкладывай.
  В течение следующих десяти минут на меня обрушивался настоящий поток слов, с каждым из которых я удивлялась все больше. Я действительно что-то пропустила! В голове не укладывалось, как это Содергрен, который искренне считал Риту ангелом, cделал то, что он сделал?! Нет, в самом развитии событий не было ничего странного, но вот то, каким образом все произошло... Ник здравый человек, видимо, он действительно вел себя не очень достойно, раз рассудил, что наилучшим выходом будет бегство. Ерунда какая-то...
  Впрочем, ерундой все это мне казалось не дольше пяти минут. Потом в голове как-то сама собой начала выстраиваться весьма любопытная картинка. Как только Эдгард меня выставил, откуда-то тут же появился Триз. Я "откололась" от своих друзей и от Эда, а у друзей тем временем с треском рухнули их хрупкие, едва начавшиеся отношения. И вот теперь Николас дрожащим от раскаяния и стыда голосом интересуется, что ему делать...
   - Так, стоп. Умирать еще рано, успокойся и послушай, - наконец вклинилась я в его монолог. - По-моему, все очевидно. Нас просто разделили, чтобы мы уж точно перестали докапываться до Эдгарда. Честно признаться, в прошедший месяц или около этого даже мне было, мягко говоря, не до него.
   - И что теперь? Как ты думаешь, еще не поздно все исправить?
   - Смею надеяться, что да. Я сама позвоню Рите. Если она не пошлет меня подальше, на что будет иметь полное право, нам придется вернуться к проблеме маски всем вместе. Это становится уже не смешно, раз эта свистопляска касается не только Эда, но и всех нас. Ты сможешь приехать в ближайшее время?
   - Да. Завтра.
   - Вот и хорошо. Не вешай нос, старик, все будет хорошо.
   - Будем надеяться... Спасибо, Энни. До завтра!
  Уверенности в его голосе прибавилось - уже хорошо. Ох, черт, это уже совсем не смешно... Значит, как бы мне ни было неохота, придется выполнять свое обещание и звонить балерине. С таким положением вещей страшусь себе представить, что с ней происходит...
  Есенина отозвалась в тот момент, когда я уже собиралась положить трубку. С ней я применила ту же тактику, что и с Ником: едва дав ей сказать "Алло", бодро продекламировала:
   - Рита, привет, это Анна! Как твои дела? Извини, что пропала - там...
   - Привет, рада тебя слышать, - ее голос прозвучал привычно спокойно, с оттенком легкой грусти. Что ж, отлично, стало быть, посылать меня подальше она пока не собирается. - Что новенького?
   - Ровным счетом ничего... Понимаю, это свинство - сразу говорить о делах после столь долгой паузы в общении, но, боюсь, лишнего времени у нас нет. Меня снова накрыла тень той чертовой маски.
   - Это как? - удивилась Рита. - Разве проблема маски еще существует?
   - К сожалению, существует - и еще как! Твой сосед еще жив, не знаешь?
   - Э... если честно, не обращала внимания, - смутилась она. - Понимаешь, в последнее время было немного не до этого. Долго рассказывать.
   - Раз долго, подробности обсудим завтра. Ты не против, если я приеду днем?
   - Конечно, только не раньше двух.
   - Договорились.
  Я сознательно не сказала ей, что собираюсь захватить с собой Ника. Кто знает, что она думает и создавшейся ситуации? Насколько я успела понять, Рита девушка спокойная и сразу, с порога, не выскажет ему все, что думает, так что мой друг вполне может надеяться, что его выслушают.
  
  Вероятно, потому, что последние две недели я с энтузиазмом посвящала время своей безумной идее, я действительно обрадовалась звонку Анны. Все обиды на долгое телефонное молчание как-то испарились, и я поняла, что не кривлю душой, говоря, что рада ее слышать. Честно говоря, известие о том, что вся эта безумная история с маской и Сатаной еще не закончилась, меня порядком встревожило. Я ведь искренне полагала, что Анна и Эдгард живут долго и счастливо! Думать так было удобно и приятно, ведь это значило, что я могу больше не опасаться за свою жизнь и свое здоровье. Выходит, что все придется начинать сначала... и теперь уже всякие наивные мысли вроде "разбить маску" не прокатят. Что ж, постараемся не думать о грустном до завтра - все-таки две головы лучше, чем одна.
  ...Поступку Николаса я совершенно не удивилась. Напротив, обнаружила, что чего-то подобного и ожидала. Похоже, в ближайшее время жизнь не собирается складываться, как положено, вот и нечего было пытаться ее подстегнуть. Звонить Содергрену сама я даже не пыталась... К чему? Своим исчезновением он ясно дал мне понять, что этого делать не стоит, так что лучше уж я переживу это печальное событие наедине с собой. Даже не собираюсь скрывать, что мне больно... Признаться, я снова позволила себе понадеяться, что на этом мои метания в жизни окончатся, потому что в руках Ника я чувствовала себя спокойно и уверенно, как за каменной стеной. Видимо, он тоже это почувствовал, вот и предпочел смыться пока не поздно, не выясняя отношений. Что ж, такую "гуманность" по отношению к моим нервам трудно переоценить...
  Примерно через неделю после Нового года я сочла возможным нанести визит в театр. Выбрав момент после репетиции, когда все балерины уже разбежались по домам, я тенью проскользнула по полутемным коридорам прямо в кабинет Шартри. Несмотря на поздний час, балетмейстер еще не ушел. Напротив, когда я робко постучала в большие створчатые двери кабинета, он вел довольно оживленную дискуссию с Матильдой. Оба явно не ожидали увидеть меня в относительно добром здравии. На мгновение повисла странная, неприятная пауза, после чего хореограф натянуто улыбнулась и сказала:
   - Рада видеть тебя, Рита. Как ты себя чувствуешь?
   - Благодарю, неплохо. Я не отниму у вас много времени, - тут же поспешила заверить я. Мое присутствие их явно напрягало, что, в свою очередь, порядком меня смущало, и я тут же приступила к делу. - Я только хотела сказать, что готова приступить к репетициям. Врачи сказали, что пока нагрузку нужно дозировать, но буквально через месяц я...
   - Стоп-стоп, погодите, - мягко перебил Шартри. Было видно, что он подбирает слова и изо всех сил старается смягчить то, что хочет сказать. - Сожалею, Рита, но руководство театра приняло решение не задействовать вас в спектаклях этого сезона. Сами понимаете, афиша уже составлена и утверждена, больше того, с Бернадетт заключен контракт на все главные партии, и...
   - Я и не говорю про главные партии. Вы же знаете, меня никогда особенно не интересовало, буду я танцевать в кордебалете или исполнять партию примы.
   - Это так, но ведь вам придется разучивать партии кордебалета заново, а это, сами понимаете, дело не одной и даже не двух недель. Кроме того, нужно учитывать вашу травму. Игра не стоит свеч, поверьте. Мы сделаем все возможное, чтобы вы снова вышли на сцену в следующем сезоне, но пока вам лучше отдохнуть.
  Что-то в его интонации явственно дало мне понять, что никто не собирается особенно усердно бороться за мое возвращение. Мне стоило невероятных усилий сдержать слезы. Все же мне казалось, что балетмейстер и хореограф относятся ко мне более или менее сносно, а на деле выходило, что они пошли на поводу у случая и Милены при первой же возможности. Это значит, что теперь мне вообще некуда податься... Моя жизнь без балета не имеет ровным счетом никакого смысла, за время нашего брака с Димой я так привыкла находить в танце спасение от всех своих горестей и напастей, что теперь мне казалось, будто мне запретили дышать. В голове лишь бессмысленно стучал один вопрос: что делать? На данный момент понятно одно: ни в коем случае нельзя показывать им, что я поняла скрытый в их словах смысл и восприняла все так близко к сердцу. Я обязательно что-нибудь придумаю, но на это мне нужно время...
   - Если вы уверены, что другого выхода нет, пусть так и будет, - наконец выговорила я. - Но позвольте мне хотя бы заниматься в балетном классе! Если я буду приходить до или после репетиций, я ведь никому не помешаю!
   - Это невозможно, - покачала головой Матильда. - Ты же знаешь, Рита, репетиции иногда заканчиваются поздно, мы никогда не можем точно сказать, в какое время класс будет свободен. Никто не позволит тебе оставаться здесь одной поздно вечером. Правила безопасности...
   - Хорошо, я поняла, - на этом месте я вдруг почувствовала, как в душе наряду с обидой и болью поднимается шквал ярости. Быть может, я многое в своей жизни сделала не так, но я не заслужила такого отношения! Обсуждать с ними было больше нечего, поэтому я решительно поправила на плече сумку и холодно сказала. - Спасибо за откровенность. Всего доброго.
  Выдержка изменила мне уже в коридоре. Едва дойдя до первого поворота, я просто расплакалась как маленькая. Никто не мог подсказать, куда мне теперь идти и что делать, ждать помощи было неоткуда... Вернуться в театр на следующий сезон - это дело чести, но отчего же мне кажется, что это совершенно непосильная задача?... Я не знаю, с чего начинать, ведь они отказали мне даже в возможности заниматься в балетном классе! Прибавьте сюда же телефонное молчание Анны, историю с Эдгардом, смерть Димы и поведение Ника в нашу последнюю встречу. Похоже, теперь уже точно все...
  Мысль о безвыходности ситуации терзала меня еще два долгих дня после памятного визита в театр. Большую часть этого времени я сидела на диване у себя в гостиной, крепко обняв подушку, и упоенно жалела себя. В голове по-прежнему не было ни одной мысли, и никому неизвестно, как бы все завершилось, если бы не счастливая случайность.
  Вечером второго дня моей темной депрессии мне вдруг захотелось посмотреть телевизор. По Clap TV шла программа о великих балеринах 20 века, и я невольно заинтересовалась. В данный момент экран явил мне отрывок из выступления Франчески Зумбо на гала-концерте 1970 года. Глядя на плавные движения знаменитой балерины, я вспомнила о своей давней мечте... Когда я была маленькой, мы с мамой смотрели российский фильм "Анна Павлова" по кабельному телевидению. Я мало что помню о своих впечатлениях, но одна вещь волновала меня до сих пор: волшебная музыка Сен-Санса и чудесный номер Михаила Фокина, поставленный им для Павловой. После окончания фильма я тут же заявила маме, что когда-нибудь хочу станцевать "Умирающего лебедя"...
  Позавчера мне не очень деликатно дали понять, что моя карьера в Гранд Опера подошла к концу. Вроде как восстановиться после травмы тяжело, театр не может рисковать и все такое... Но ведь я могу доказать, что я не растеряла своего мастерства! Я смогу, черт возьми, и весной я найду способ уговорить Матильду прийти и оценить плод моих трудов! Хореография как таковая в "Умирающем лебеде" не так сложна, наверняка я смогу найти подходящую запись в интернете и разложить ее по полочкам без посторонней помощи. Конечно, ни в коем случае нельзя торопиться, сначала нужно потихоньку восстановить физическую форму, но я уверена, что к маю буду готова вновь отвоевывать свое законное место на сцене.
  Будем рассуждать логически. Я живу одна, то есть мне вполне хватит спальни и гостиной. Если вдруг случится такое невероятное счастье и у меня появятся друзья, которые пожелают остаться на ночь, в качестве гостевой комнаты сойдет димин кабинет, который вполне можно превратить в спальню для гостей путем нехитрых перестановок. Остается еще целых три комнаты на втором этаже. Если сломать все стены, то общая площадь составит около пятидесяти квадратных метров. Пожалуй, я все же последую "совету" Шартри и еще немного отдохну перед началом тренировок, но этот отдых я посвящу тяжкому, однако в данном случае такому приятному делу - ремонту...
  ...За дело я взялась серьезно и основательно, так что через две недели в моем распоряжении был маленький, но оборудованный во всем правилам балетный класс. Пока в моем доме все было вверх дном, я отыскала подходящую запись "Лебедя" в интернете, и теперь моя находка скромно ожидала своей очереди, каждый Божий день дразня меня и соблазняя приступить к основной части моего плана теперь же. Однако пока моей выдержки хватало: вот уже третий день я осторожно заново училась чувствовать свое тело. Оказывается, столь длительный перерыв в занятиях сказался на моей физической форме больше, чем я думала. Что ж, до мая еще далеко, и я никуда не тороплюсь.
  
  Резкая трель дверного звонка застала меня в балетном классе. Признаться, моя новая идея настолько меня увлекла, что я совершенно забыла о намерении Анны заехать. Заставлять ее ждать на пороге, пока я изволю переодеться, было бы невежливо, поэтому я спустилась вниз в тренировочном костюме и распахнула дверь, намереваясь выразить свою радость. Однако слова замерли у меня на языке. За спиной девушки, опустив очи долу, стоял Ник... Мое сердце тут же больно дернулось. Судя по его виду, он раскаивается в содеянном, только почему же мне от этого не легче?! Не знаю, что заставило его снова прибежать ко мне, но мне совершенно ясно, что я не желаю слышать никаких оправданий, я устала от лжи и больше не хочу ломать себе голову над вопросом, где она граничит с правдой.
  Подумав так, я подняла глаза на Анну и улыбнулась:
   - Привет. Рада тебя видеть. Проходи... проходите в гостиную, я приведу себя в порядок и тут же к вам присоединюсь.
  Строго-настрого запретив себе занимать голову всякими глупостями, я поспешно переоделась в простенькое трикотажное платье. И не подумаю я наводить марафет! Чего ради?! Вероятно, я, как обычно, многого не знаю, но лично для меня это ничего не меняет. Даже не собираюсь поддаваться первым эмоциям, бурей пронесшимся в моей душе, когда я снова увидела Ника. Ведь я же ужасно скучала, я так мечтала, чтобы все это оказалось досадным недоразумением, мне так хотелось его поддержки в эти непростые для меня дни!... Но он об этом не узнает. Ведь выбор сделан... разве не так?
  В гостиную я вошла с гордо поднятой головой, едва взглянув на сжавшегося в уголку Николаса. Анна бросила сочувственный взгляд в его сторону и решительно начала:
  - Ну вот что, Рита. Я считаю, что надо перестать изобретать гуманные планы и попросту уничтожить эту маску, заполучив ее любым способом. Это уже совсем не смешно, события последнего месяца столь явно связаны друг с другом, что искать им другое объяснение по меньшей мере глупо.
  Слушая ее рассказ о Тристане и его внезапном исчезновении, а так же связанное с маской объяснение поведения Николаса (который, лишь только девушка заговорила о нас с ним, покраснел как вареный рак), я все яснее понимала, что она совершенно права. Больше того, к концу повествования я была уверена, что мое увольнение из театра также напрямую связано с Эдгардом. Когда Анна замолчала, я задумчиво заметила:
   - Остается добавить к этой картине еще один мазок. Меня ведь выгнали из театра.
   - То есть как выгнали?!
   - Очень просто. Дали понять, что мне уже не вернуться на сцену, весьма неумело прикрыв эту информацию ложью насчет следующего сезона.
   - Тогда тем более надо с этим покончить! Откуда она вообще взялась, эта маска?!
   - В смысле? Ты же говорила, что кто-то неизвестный преподнес ее Эду в прошлом году на день рождения.
   - Я не об этом. Неужели вы думаете, друзья мои, что некто специально делал эту маску для нашего общего знакомого? Я убеждена, что у нее есть своя зловещая история. Знаете, вроде проклятого бриллианта из гробницы фараона.
   - Даже если так... Как это выяснить? Ты же не можешь ввести в поиск на Google "маска Арлекина, подаренная Сатаной"!
   - Ну почему же не могу... Могу. Думаю, стоит посвятить время этому занятию прямо сейчас.
   - Не понимаю только, зачем. Допустим, ты что-то выяснишь... И чем нам это поможет? Будем искать колдуна, который сможет снять порчу?! Ты сама-то в это веришь?
  Повисла пауза, после которой Анна прямо взглянула на меня и серьезно ответила:
   - Знаешь, теперь верю. Мне больше ничего не остается.
   - Надеюсь, теперь ты не будешь утверждать, что простишь Эду все? - задала я мучивший меня вопрос. - Нет, конечно, при всем уважении, маска маской, но...
   - Думаю, ты права. Я... - она запнулась и неуверенно продолжила, - я не знаю... Но даже я с моей наивностью понимаю, что это... ну... обречено.
   - У тебя еще будет время подумать, - ободряюще улыбнулась я ей. - Ну, раз план на сегодня ясен, предлагаю перекусить.
  Во время легкого обеда обстановка несколько разрядилась. Разговор плавно ушел в нормальное русло, оставив в стороне мистику и чертовщину, и даже Ник потихоньку стал принимать в нем участие. К тому моменту, как Анна уединилась в гостиной с ноутбуком, я окончательно потерялась в своих чувствах... Что же делать? С одной стороны, мне до сих пор ужасно больно. Уж очень "ладно" наша с Ником последняя встреча вписалась в череду предшествующих событий! А с другой стороны... На самом деле я все понимаю. Ссориться и обижаться друг на друга просто неразумно. Как следует из давешних событий, проклятая маска только того и ждет - конечно, ведь тогда каждый занимается своим горем и временно забывает об остальных!
  Пока я мыла посуду, Ник так и сидел на своем месте за столом. Я даже спиной чувствовала, что он каждую минуту собирается что-то сказать, но явно робеет, опасаясь вспышки моего гнева. Видимо, первый шаг придется сделать мне, ведь он же совершенно уверен, что я ничего не понимаю и по-прежнему считаю его поступок предательством чистой воды. Ну что ж, попытаемся... Главное, не выдать себя сразу. Как показывает практика, жизнь полна неожиданностей, и далеко не все из них приятны.
  Стараясь сохранять спокойствие, я ровно поинтересовалась:
   - Так и будем молчать, как немые? Чего ты ждешь?
  Повисла долгая пауза. В наступившей тишине слова Содергрена показались мне очень громкими, когда он произнес:
   - Разрешения быть ближе.
  Я наконец обернулась и одарила его теплой улыбкой:
   - Тогда тебе явно стоит быть смелее. Я не кусаюсь.
  Ник решительно встал с места, подошел ко мне совсем близко и выпалил:
   - Понимаю, что каждое мое слово прозвучит банальнее некуда, как дурацкое лживое оправдание. Если позволишь, я обойдусь без объяснений и просто скажу... Прости меня. Я вел себя чудовищно, и все из-за какой-то галлюцинации! Ей Богу, я убью этого Эдгарда, если встречу...
   - Не горячись. Если мы избавимся от маски, его судьба будет во сто крат горше, чем до нее. Дело за малым - придумать, как от нее избавиться.
  В следующий момент мне совершенно расхотелось думать о маске. В осторожных объятиях Содергрена было очень уютно, а главное, в эти секунды я ощутила, что больше ничего не боюсь. Время летело незаметно, я не могла сказать, сколько мы так простояли - пять минут или несколько часов. В том же положении нас застала и Анна, которая бесшумно появилась в кухне и объявила:
   - Я кое-что нашла!
   - И что же?
   - Вот, глядите! - она водрузила ноутбук на кухонный стол и продолжила. - На улице Муфтар... вернее, в одной из многочисленных подворотен улицы Муфтар есть одна лавчонка, называется "Pele-mele" . Похоже, это магазинчик старьевщика, в ассортименте не хватает разве что панталон мадам Помпадур... В интернет-каталоге товаров висит наша маска с пометкой "Продано". Я считаю, это зацепка.
   - Возможно, но я бы не строил иллюзий, - заметил Ник. - На ней же не стоит печать "Собственность Эда де Лиса". Возможно, это имитация или просто что-то похожее.
   - Попытаться стоит. Причем прямо сейчас, пока они еще не закрылись. Вы удивитесь, но лавка работает аж до шести!
  Коллективное решение не терять времени даром было принято, и спустя несколько минут мы уже на всех парах мчались к вожделенной лавке. Атмосфера в машине Анны была самой благоприятной, настолько, что даже разговоры на занимавшую всех тему временно замерли. Дороги мы даже не заметили и очень удивились, когда наша подруга заглушила мотор и объявила:
   - Приехали!
  С трех сторон нас окружали мрачные, серые стены с облупившейся штукатуркой... Впечатление усиливали низкое зимнее небо, одинокая пожухлая веточка дикого винограда, свешивающаяся с ближайшего карниза, и полное отсутствие людей. Я зябко поежилась. Почему-то сразу стало очень неуютно, и я заметила:
   - Какой нормальный покупатель заглянет в эту дыру? От одного вида этих стен мне хочется выть от тоски.
   - Коллекционеры - люди больные, - пожала плечами Анна. - Думаю, сейчас нам выпадет шанс еще раз подтвердить эту простую истину. Идем!
  Она решительно направилась к внушительного вида дубовой двери, над которой переливалась разноцветными огоньками скромная вывеска "Всякая всячина". Витрины не было - видимо, магазин существовал для людей знающих, которые и без витрин бесконечно, с завидным фанатизмом интересовались его содержимым. Вероятно из-за позднего часа в данный момент посетителей, кроме нас, не было. Зато хлама вокруг хватало в избытке... Попробуйте представить себе огромный блошиный рынок, втиснутый в замкнутое помещение площадью около сорока квадратных метров, и вы получите точное представление о месте, где мы оказались. Царил глубокий полумрак, так что я даже не пыталась рассмотреть окружающие нас предметы. Похоже, Анна права, это действительно лавка старьевщика.
  Когда мы вошли, в глубине магазинчика одиноко звякнул колокольчик. Вскоре после этого из-за ближайшего шкафа совершенно неожиданно вынырнул сгорбленный старичок и надтреснутым голосом поинтересовался:
   - Что угодно дамам и господину?
  Выглядел старичок как книжный карлик с картинки: лопоухий, с длинными седыми волосами, облаченный в расшитый эдельвейсами жилет из валяной шерсти и огромные деревянные сабо. Говорил он, благополучно опуская все мелодичные переливы французского языка, так, что я едва его понимала. Анне, как иностранке, было явно проще. Она очаровательно улыбнулась и протянула старичку распечатку с изображением маски:
   - Нам угодно узнать что-нибудь об этой вещи.
   - О... как жаль, как жаль! - дедушка явно расстроился. Он с видимым трудом взгромоздился на ветхий высокий табурет и скорбно продолжил. - Это была моя лучшая вещь, она ведь сделана еще в пятнадцатом веке! Да-да, лучшим падуанским мастером! Это вам не гнусные подделки века девятнадцатого! И такой конфуз... Я имел возможность продать маску такому богатому господину, а в итоге ее просто украли!
   - Как украли?! - от удивления Ник выговорил эту фразу на изумительном французском, хотя обычно его речь изобилует ошибками и имеет кошмарный акцент. - На сайте ведь написано, что она продана!
   - А как вы себе представляете, я напишу, что ее украли?! - в свою очередь изумился старьевщик. - Картинка еще висит в каталоге только потому, что я все же надеюсь на знатоков старины. Вдруг кто-нибудь ее заприметит... и сможет перекупить или вернуть... У меня свои каналы, молодые люди. Но, боюсь, в данном случае они совершенно бесполезны...
   - Почему? У вас есть какие-то подозрения?
   - Да какие, к черту, подозрения! - вдруг рассердился старичок. Дальше его рассказ стал более путанным, но общий смысл прослеживался без труда. - Я знаю, кто спер мой лучший товар! Ах, был бы я лет на сорок моложе, уж я бы ему показал!... И ходил, главное, полдня по магазину, золотые горы мне за эту маску обещал... А я не мог подвести человека, которому собирался ее продать! Он собирался приехать аж из Исландии, опоздал всего на сутки!... А тут этот объявился. Кроме него, некому было!...
   - И кто же вор? - настаивала Анна.
   - Вы что, из полиции? - подозрительно нахмурился старьевщик. - Я никаких полицейских не приглашал, барышня. Маска пропала год назад, и до сей поры ей никто не интересовался. Чего это вы вдруг вынюхиваете, а?!
   - Любопытные мы очень, - фыркнул Ник, за что тут же получил от игрушечницы тычок под ребра. Она снова мило улыбнулась и взмахнула ресницами:
   - Я пишу работу о комедии дель арте. Так как я терпеть не могу смотреть на вещи, как все, я постаралась внести в эту работу кое-что и от себя. Например, историю костюмов. Сами понимаете, без примеров грош цена брошюре или монографии. Вот я и хотела побаловать читателей занимательной легендой...
   - Да? - хотя дед явно не горел желанием ей верить, он все же неохотно пробурчал. - Если хотите мое мнение, этот парень был мерзок как могильный червяк! Из этих... знаете... новомодных, в черном кожаном плаще, увешанный серебряными побрякушками. И еще это... с тростью, хотя и молодой совсем. И морда такая хитрая-хитрая... лохматый, будто мама в детстве забыла научить причесываться.
  Энн на миг изменилась в лице, да и я сразу поняла, в чем дело. Похоже, исчезнувший знакомый моей подруги и есть ключевая фигура в этой истории... Тут же меня посетила одна дикая догадка. Понятно, лавка, набитая хламом, не самое подходящее место для обсуждения вопросов жизни и смерти, главное, не забыть поделиться своей новой мыслью с друзьями. Жаль, она не имеет практического применения, но все же некая общая линия вырисовывается.
  Разговор с хозяином лавки затянулся еще на полчаса. Анна блестяще играла свою роль, так что ей пришлось выслушать еще немало... всякой всячины. Увлекшись, старьевщик в подробностях описал, что бы он сделал с похитителем маски, а затем добавил, что следует сделать президенту, чтобы наладить жизнь в стране. Наконец мы выпутались из объятий старой лавки и вышли в сырые зимние сумерки. Было совершенно понятно, что особенной пользы наша эскапада не принесла, что я не замедлила выразить:
   - Боюсь, мы не слишком продвинулись. Правда, меня посетила одна мысль... А что если Тристан, вор и...
   - ... и тот тип, что явился Эду в зеркале, одно и то же лицо? - перебила Энн.
   - То есть, рога, - поправил ее Ник. Он все еще лучился гордостью - видимо, никак не поверит, что я не сержусь. - По крайней мере в одном случае это был Сатана, не забывай.
   - Без разницы, - отмахнулась игрушечница, заводя машину. - Согласна. Скорее всего, так и есть, как ни прискорбно. Что еще более ценно, из дедушкиного нечленораздельного рассказа я сумела вынести, кто владел нашей маской до него.
   - И кто же?
   - Некая ведьма, Мари Эжен Лефлёр. Дедушка утверждает, что она была ужасной злюкой и наводила порчу на всех, чья физиономия ей не нравилась. Есть подозрение, что именно она заколдовала нашу маску... Суеверные соседи были свято уверены, что она в сговоре с Сатаной.
   - Ну, это уж как водится, - фыркнул Ник. - И ведь скорее всего, бабушка просто мирно выращивала цветы на балконе и делала замечания типам, курившим на лестнице и матерившихся под окнами.
   - Тут уж никто нам точно не скажет - Лефлёр скончалась, почитай, лет сто назад. Ее квартира долго пустовала, а потом имущество пошло с молотка. Маску купил отец нашего нового знакомца и долго прятал ее как свое величайшее сокровище...
   - Ты узнала адрес этой ведьмы? - перебила я.
   - Конечно! Улица Сен-Жюльен-лё-Повр, аккурат напротив Нотр-Дам.
   - Вот и хорошо. Предлагаю поехать туда завтра. Сегодня событий и так уже через край...
  Возражений мое предложение не вызвало, напротив, было принято с энтузиазмом. Через полчаса мои друзья уже мирно опустошали полки в ближайшем супермаркете, и жизнь снова казалась самой обычной, лишенной какой бы то ни было мистики. Однако вспомнить о ней пришлось гораздо раньше следующего утра...
  
  Я лежал на диване в гостиной, не в силах стереть с лица блаженную улыбку. До сих пор не могу поверить, что жизнь снова наладилась! Конечно, теперь придется быть особенно осторожным, но я к этому готов. Собственно, именно по этим соображениям я и удалился спать в гордом одиночестве. Рита упросила Анну остаться, и, разумеется, наша общая подруга заняла комнату для гостей. В какой-то степени я был даже рад побыть наедине со своими мыслями - в свете событий сегодняшнего дня мне было о чем подумать...
  ...Никому не известно, сколько еще я занимался бы самокопанием и казнил себя за содеянное, гордо не говоря никому ни слова, если бы не моя старшая дочь. Я старался отвлечься от своего ужасного горя любыми способами, и в одно прекрасное утро нелегкая занесла меня в спортзал. Через час моей упорной борьбы с велотренажером в зале появилась Линнея (несмотря на то, что мы с женой давно уже не жили вместе, нам удалось сохранить дружеские отношения, так что со своими детьми я виделся довольно часто). В том числе и в тренажерке, куда Линнея порой заглядывала по старой памяти. Вот и теперь она приблизилась и бодро начала:
   - Привет, пап! Надолго на родине? Как твои... Так, папа, - ее улыбка померкла, и она серьезно продолжила, - что у тебя случилось?
   - А что у меня случилось? - вяло отозвался я. Ну конечно, любимая дочурка меня сразу же раскусила, придавать лицу жизнерадостное выражение в тяжелые минуты жизни я так и не научился. - С чего ты взяла?
   - Это любому идиоту видно, - пожала плечами Лин. - Ну, я слушаю. Явно не отсутствие вдохновения так на тебя влияет. Итак?...
  Выдержать ее проницательного взгляда я не смог и уже через мгновение самозабвенно выкладывал события прошлого месяца во всех подробностях. Поверить не могу, я даже Анне не решался рассказать об исходе моей последней встречи с Ритой, а тут так свободно поверяю тайны своего сердца собственной дочери!... Уму непостижимо. Впрочем, из всех членов моей довольно обширной бывшей семьи Линнея всегда была ко мне ближе всех, и я могу только радоваться, что после развода этот факт не изменился...
  Наконец моя бесконечная исповедь закончилась. Линнея помолчала, после чего глубоко вздохнула и медленно выговорила:
   - Пап, ты меня, конечно, извини, но ты вел себя как полный кретин.
   - Знаю, - понурился я. - Именно от этого я уже месяц болею...
   - В таком случае ты дважды кретин.
   - Почему?
   - Потому! Чего ты испугался?! Разве Рита дала тебе повод думать, что ей твое общество неприятно?! С чего ты решил, что утром тебя ждет разнос?! Поверь, своим исчезновением ты причинил ей боль, во сто крат более сильную! Ты просто обязан был хотя бы поговорить с ней, а не скрываться в кустах!
   - И что я, по-твоему, должен теперь делать?
   - Как что?! Как можно скорее обнаружить себя и попытаться все исправить! Уж на худой конец позвони хотя бы Энн! Вдруг она в курсе, в каком настроении сейчас твоя пассия.
   - Что ж... Пожалуй, я так и сделаю, - как ни странно, слова дочери немного ободрили меня и дали мне некое подобие надежды на светлое будущее. Не зря все-таки считается, что первым делом необходимо выговориться. - Спасибо, котенок. Просто не представляю, что бы я без тебя делал.
   - Пожалуйста, - пожала плечами Лин. - Но с тебя плата.
   - Какая?
   - Если у тебя все наладится, познакомь меня с ней! Должна же я знать, от кого у моего папки съехала крыша!
  Собственно, через полчаса после этого разговора я позвонил Анне. Она с готовностью укрепила мою веру в лучшее, щедрым жестом свалив все наши беды на чертову маску Арлекина...
  ...и теперь, когда все снова встало на свои места, я начинаю страстно мечтать о мести. О, если б только мне попался этот Эдгард! Искренне надеюсь, что это случится. Тогда он пожалеет, что появился на свет. Надо же, скольким людям он умудрился отравить жизнь! Не только Анне и Рите, но и мне! Впрочем, ритиных бед как причины для хорошей драки мне тоже вполне достаточно.
  Сладостные мысли о мести прервала тихая трель дверного звонка. В час ночи двух мнений по поводу персоны явившегося быть не может... Вот вам и материализация идей и исполнение желаний! Я неспешно встал, сунул ноги в кроссовки и отправился к двери. Надеюсь, девчонки ничего не слышали, мне бы не хотелось, чтобы они умоляли меня проявить гуманность и никого не трогать. Как же, держи карман шире!... За дверью, которую я открывал, наслаждаясь моментом, и правда обнаружился де Лис - в точности такой, как в прошлый раз. Бледный, дрожащий и с непередаваемым ужасом в глазах... Однако кого же это останавливало, тем более, во второй раз?! Я мигом схватил своего недруга за грудки и с удовольствием впечатал в стену:
   - Опять тебе приспичило сопли на кулак наматывать?! Хочешь, чтобы девчонки снова твои галлюцинации расхлебывали?!
   - Я... мне больше не к кому... - промямлил он, даже не пытаясь отбиваться. - Я хочу выбраться из этого...
   - Никто не просил тебя по уши влезать в эту историю! Тебе честно хотели помочь, ты сам отверг помощь! Знаешь такую поговорку: дважды в одну реку не входят?!
   - Я не могу сам!!! - почти взвыл Эдгард. - Вы же знаете, что он не дает мне!!! Это он все устраивает так, что я не могу выбраться и постоянно увязаю еще сильнее!
   - Да ты не больно хочешь выбираться-то, - нахмурился я. - В прошлый раз Энни готова была сделать для тебя все, но ты посчитал свои проблески сознания галлюцинацией и грубо ее послал. Как же, ведь если ты разобьешь маску, ты снова скатишься вниз, то есть, получишь по заслугам. Ну и где тут несправедливость, я что-то не понимаю?!
   - Я не хотел, чтобы было так! - де Лис вздохнул, да так проникновенно, что мне показалось, он вот-вот заплачет. - Я всего лишь...
   - Заткнись, будь другом. Из-за тебя Рита могла погибнуть, ты причинил боль Энни, и теперь еще чего-то хочешь?...
   - Ник, пусти его, - раздался за моей спиной усталый голос Риты. Через мгновение ее рука ласково легла мне на плечо, и я почувствовал, как моя злость куда-то испаряется. - Мы должны закончить эту эпопею, пока у него снова не случилось помутнения рассудка. Боюсь, придется заняться этим прямо сейчас.
  Нехотя я разжал пальцы, и Эдгард затравленно вжался в угол. Он старался не смотреть на Риту, только пробормотал "Привет" и снова замер. Балерина же сухо, по-деловому обратилась к нему:
   - Ты снова видел его?
   - Да... всего мгновение... в зеркале! Потом я очнулся, дрожа от страха, и сразу прибежал к тебе... Рита, я...
   - Коротко и по существу, - я удивленно покосился на нее. В жизни бы не подумал, что эта нежная девушка может быть столь жесткой и решительной. - Сейчас мы все идем к тебе и разбиваем эту чертову маску. Если после своего падения я еще могла надеяться на то, что ты сам сможешь пересилить ее влияние, то после того, как меня выгнали из театра... Я не приму никаких других вариантов.
  Уже через десять минут мы все вчетвером вышли из дома Риты и отправились к Эдгарду. Анна шла позади всех и отчаянно зевала. Нам с трудом удалось разбудить ее, и, по-моему, в эти секунды ее ненависть к де Лису была самой всепоглощающей. Не скрою, этот факт меня весьма приободрил. Я очень боялся, что Энни "включит" свое фирменное упрямство и будет продолжать утверждать, что готова простить Эда на любых условиях. Однако, видимо, последние события благополучно затушили все ее положительные чувства. Что ж, очень рад. Значит, по окончании всей этой истории Эдгард снова останется один как перст, то есть, наконец-то получит то, чего заслуживает. Видимо, Бог на свете все-таки есть...
  Тщательно заперев за нами дверь, де Лис метнулся на второй этаж. Опасаясь, что его "просветление" окончится раньше, чем мы успеем завершить свое черное дело, мы всей толпой последовали за ним. Актер стоял в просторной комнате, обставленной под кабинет, и растерянно созерцал совершенно пустой ящик стола... Немая сцена длилась секунд тридцать, после чего тишину прорезал холодный голос Риты:
   - Ну и?...
   - Не понимаю, - пробормотал актер, все так же таращась на ящик. - Я ее здесь оставил! Всего полчаса назад!... Так как же?!... Так что же... Она исчезла!!!
   - Вопрос, была ли она здесь, - фыркнула Анна. - А то мало ли, знаешь... На работе забыл или еще где... Предмет-то пустяковый и совершенно не ценный.
   - Однако же такую возможность исключать не стоит, - возразил я. - Вот что, девчонки, предлагаю сделать следующее. Я сейчас быстренько мотанусь в театр с этим непутевым, и мы как следует поищем маску там. Если вдруг он не врет и маска действительно пропала, завтра будем искать ее вместе. Правда, знать бы еще, где...
   - Начать надо будет с дома той ведьмы, - задумчиво заметила Рита. - Все же стоит придать нашим поискам хоть какую-то логичность.
   - В качестве отправной точки любое место сгодится. Тогда до встречи!
  Мы вышли из дома де Лиса вместе. Девушки отправились обратно к Рите, а мы с актером поехали в театр. Чтобы не утомлять читателей пустыми подробностями нашего путешествия, скажу лишь самое главное: в гримерке Эда маски тоже не оказалось. Не могу сказать, что я был очень удивлен. Обидно, конечно, что наша задача усложняется. Если догадка Риты окажется неверной, где нам искать дальше? Вряд ли можно будет надеяться на то, что проблема разрешилась сама собой.
  
  10.
  
  Мужчины вернулись ближе к утру. Практически все время, что мы провели в ожидании, Рита упоенно рассказывала мне о своих планах. Слушая ее, я не уставала удивляться. Никогда в жизни не подумала бы, что у этой девушки такая сила воли! В моей голове никак не укладывалось, как можно самостоятельно заниматься балетом по полдня и без посторонней помощи разучивать балетный номер, основываясь только на видеозаписи! Совершенно немыслимо! Это как если бы я вдруг решила изучать суахили с самоучителем. Балерина же, похоже, не видела в своей затее ничего странного и лишь волновалась, сможет ли уговорить хореографа из театра оценить плоды ее трудов.
   - Порой мне становится страшно, когда я понимаю, что я затеяла, - говорила она. - С другой стороны, вернуться - это дело чести.
   - Безусловно, - так как эту фразу она повторила уже в третий или четвертый раз, я сочла возможным сменить тему разговора. - Скажи, я не слишком нарушу твое душевное равновесие, если спрошу... как получилось, что ты стала женой Есенина? Нет, я помню, ты рассказывала про свою сестру, я имею в виду... Это же была твоя идея, так?
   - Да. Наверное, это звучит ужасно, но... - Рита подлила мне кофе и грустно улыбнулась. - Мне самой часто кажется, что это был сон - просто сон, и все. Я все решила в тот вечер, когда мы познакомились. Признаться, я была так счастлива, что придумала выход, и даже не дала себе труда задуматься о последствиях. Тем более, что мировоззрение в восемнадцать лет и двадцать два несколько различается.
   - Не вини себя, Рита. Ты ведь старалась не для себя!... Поверь, ты не единственная на этом свете, кто заключил брак ради денег. Кроме того, ты вела себя как ангел и сама ни разу не воспользовалась ими по-настоящему!...
  - Я поступила... м... не слишком честно по отношению к Диме, - покачала головой Рита. - Я ведь воспринимала его только как средство достижения своей цели и...
   - Да ладно, такой тип, как он, вряд ли мог рассчитывать на бескорыстные чувства, - фыркнула я. - Мало кто будет думать о душе, когда в банке такие деньги. Хорошо еще, что он был молодой и симпатичный, а не какой-нибудь там древний старикан.
   - Что ж, отрицательный опыт тоже опыт, - вздохнула она. - Зато я еще раз убедилась, что не могу быть с кем-то рядом без любви. На самом деле, Дима относился ко мне более чем достойно, и я, как могла, старалась это ценить. Но против себя не пойдешь, как ни старайся, особенно когда потеряна цель.
   - Не стоит изводить себя рассуждениями. Все в прошлом, а теперь, я надеюсь, у вас с Ником все будет хорошо. Вот уж кто действительно любит тебя.
  Ответить она не успела. Дверь с шумом распахнулась, и обсуждаемый нами господин возвестил:
   - Поход не дал результатов.
   - Печально... Хорошо, тогда объявляю двухчасовой перерыв, а потом наведаемся к мадам Лефлёр, - я тяжело встала из-за стола и потянулась. - Ложиться спать все равно бессмысленно.
   - Тогда и перерыв можно сократить. Перекусим и поедем, зачем испытывать судьбу? Я займусь завтраком...
   - Нет, моя хорошая, - ласково перебил балерину Николас, - завтраком займусь я, а поможет мне вот этот непутевый, - последовал выразительный кивок в сторону мрачного как туча Эдгарда. - А вы, красавицы, идите, приводите себя в порядок.
  Мы с Ритой понимающе переглянулись. Честное слово, я опять начинаю ей завидовать... Но только совсем чуть-чуть и исключительно белой завистью. Пожалуй, следует признать свою ошибку, поначалу я действительно неверно истолковала отношение Николаса к Есениной. Признавать ошибку такого рода чертовски приятно, как бы ни сложилась наша жизнь дальше.
  Очередной перекус занял у нас не больше сорока минут, и в общей сложности через полтора часа мы вышли из машины в неприветливую темень зимнего утра на улице Сен-Жюльен-ле-Повр. Место было, пожалуй, одним из самых романтичных в Париже. Буквально в двух шагах от интересующего нас дома задумчиво катила свои темные воды Сена, а за ней величественно сиял огнями подсветки Собор Парижской Богоматери. Было тихо, по набережной Монтебелло лишь изредка проносились ранние машины, так что обращать на нас внимание было решительно некому.
  Нужный нам дом ничем не выделялся среди прочих. У входа висела крохотная неприметная табличка "Hotel "Esmeralda"", и за стеклянной дверью можно было разглядеть приветливый огонек настольной лампы. Все переговоры я взяла на себя, хотя и ужасно трусила. Увы, Ник не справился бы с этим ответственным заданием в силу языкового барьера, а Рита нарочито старалась держаться за его спиной, явно опасаясь грядущих событий. На наше счастье, гостиница занимала лишь два этажа из четырех, так что противиться нашему желанию осмотреть их ночной портье не стал. Видимо, за свою долгую жизнь этот человек повидал столько странностей, что визит такой чудной компании, как наша, в шесть утра его не особенно удивил. Портье послушно поверил наспех состряпанной мной истории о поиске помещения под антикварный магазин, и через несколько минут все мы осторожно поднимались за ним по узкой витой лесенке.
  Гостиница была совершенно очаровательной, хотя и очень простенькой. Коридоры и лестницы были невероятно узкими, видимо, и комнаты были совсем маленькими, а воздух пах старыми вещами и занятными историями. Впечатление усиливали вороватый скрип деревянных ступеней у нас под ногами и черные обои в крупный розовый цветок. Оставалось лишь гадать, каким был этот дом при своей прежней хозяйке... Наверное, мы увидим часть старой обстановки наверху. Похоже, мое любопытство начинает перевешивать страх и волнение по поводу той чертовой маски, что привела нас сюда. Главное не расслабиться окончательно, кто знает, сколько еще сюрпризов нас ждет до окончания этой темной истории?
  Личные комнаты мадам Лефлёр, которые почему-то были оставлены свободными (вероятно, до владельцев гостиницы дошел зловещий слух об их прежней обитательнице и они решили не рисковать), были мрачными и темными. Электричество сюда проведено не было, так что разглядывать обстановку мы могли только с помощью неверного света карманного фонарика, захваченного мной из машины. Его узкий луч то и дело выхватывал из темноты предметы мебели, обитые пестрыми тканями, потрескавшиеся шкафы и комоды, старинные торшеры и канделябры... Барахла здесь вполне хватило бы для антикварной лавки средних размеров, но я вполне понимаю, почему на него никто не польстился. Атмосфера в квартире старой ведьмы была, скажем прямо, не слишком приятной. Признаюсь честно, лично мне стало просто страшно. Казалось бы, чего бояться? Мы в самом центре Парижа, вчетвером, внизу не дремлет пожилой портье, да и вообще, место обжитое и отнюдь не заброшенное. Так почему же, черт побери, так неуютно? Всегда думала, что посещение старинных домов относится к самым увлекательным занятиям в мире... Надо же, еще одна моя иллюзия разлетелась вдребезги!
  Ник методично обследовал ящики шкафов и безропотно заглядывал под кресла и диваны. Похоже, он единственный не испытывал никакого подобия страха и наиболее трезво оценивал обстановку, справедливо полагая, что единственным потенциальным источником опасности здесь является Эдгард. Однако тот в последние полчаса вел себя на удивление тихо. Рита старалась не спускать с него глаз, но видела она, полагаю, неизменно одно и то же: бледное, как мел, лицо, и словно застывшие глаза. Актер как будто смирился с необходимостью вернуться к истокам своей карьеры и больше не обнаруживал никакого желания найти маску, предоставив это нам.
  Удача изволила нам улыбнуться, когда мы уже совсем отчаялись что-либо отыскать. В последней комнате, крошечной чердачной каморке, обстановка которой состояла из комода, старого пуфика и низкой козетки, Рита окончательно потеряла веру в счастливое окончание нашей истории. Она устало облокотилась о притолоку и тихо сказала:
   - Вот и весь осмотр. Куда идти дальше, я не знаю. Здесь ведь ничего нет, кроме пыли и груды старья!...
   - Ты так уверена? - улыбнулся ей перемазанный в пыли Николас, выныривая из-за козетки. - В таком случае, мне приятно будет тебя разочаровать. Гляди!
  Все мы, как по команде, опустили глаза и едва сдержали вздох. В руках Ник держал фарфоровую полумаску, расписанную ромбами... Наше замешательство длилось долго, вероятно, около минуты, зато потом события снова понеслись вперед с утроенной скоростью. Казавшийся до этого мгновения таким безвольным Эдгард в один прыжок подскочил к Николасу и выхватил у него маску. С нечеловеческой силой оттолкнув Риту, которая попыталась загородить ему путь к отступлению, актер вылетел на лестницу и чуть ли не кубарем покатился вниз... Признаться, я совершенно опешила от произошедшего, так что слова друга едва достигли моего воспаленного сознания:
   - Останься с Ритой. Я за ним.
  Я даже не успела ничего ответить - Содергрена уже и след простыл. Что ж, предоставим ему поставить в этой истории жирную точку, а мне и без того есть чем заняться. Нужно было помочь балерине - удар Эдгарда был такой силы, что девушка не удержалась на ногах и упала, судя по всему, ощутимо ударившись спиной об угол комода. Хорошо, что не головой, боюсь, еще одно сотрясение мозга обошлось бы ей гораздо дороже, во всех смыслах.
  
  Больно стукнувшись локтем о выступ стены, я миновал удивленного портье и выскочил на улицу. У меня преимущество во времени, кроме того, этот мерзкий тип минимум лет на десять старше меня, так что, думаю, я смогу оторваться от преследования. Черт знает, что произошло, как я мог позволить этому зайти так далеко! Они придумали изощренную месть, ничего не скажешь... Хотят лишить меня счастья, всего того, чем сами обладают в достаточной степени! Как бы не так! Я никому не позволю распоряжаться своей маской, она моя, черт подери!
  Набережная Монтебелло быстро осталась позади, и справа возникла величественная громада Собора Парижской Богоматери. Наверное, следует углубиться в город, если я побегу к острову Сен-Луи, меня будет видно с набережной, и мой преследователь быстро сориентируется в ситуации. Значит, нужно взять курс на улицу Арколь к метро "Площадь Шатле". А там он уж точно меня потеряет - прыгну в метро, только меня и видели! Не знаю, сколько сейчас времени, но думаю, что подземка уже открылась. Плохо, что мы оказались в этом районе Парижа и плохо, что изначально я не додумался повернуть направо. Здесь все улицы широкие и совсем нет деревьев, а дома стоят так близко друг к другу, что даже спрятаться негде. Ну ничего, будем надеяться, что погоня этому типу надоест быстро.
  Я намеренно не оглядывался, не желая терять драгоценное время, и потому очень удивился, ощутив сильный толчок в спину. Падая на тротуар, я еще успел подумать "Черт, а ведь он догнал меня у самого Собора! Как я его недооценил!" и инстинктивно выставить руки. Левое колено и ладони прошила боль, но мне удалось не упасть ничком, и я довольно быстро поднялся на ноги. Видимо, мне предстоит весьма серьезный разговор...
   - Ты опять поднял руку на Риту, ничтожество, - на своем ужасном французском прошипел этот тип. - Отвечать за это ты будешь передо мной. И прямо сейчас.
  Едва успев завершить фразу, он сделал широкий шаг вперед, мгновенно собрался и что было силы ударил меня в живот. Ответить на удар я так и не успел... Воспользовавшись мои замешательством, мой противник ловко схватил меня за шиворот, заставляя выпрямиться, и неуловимым движением извлек маску из внутреннего кармана куртки. Увидев свое сокровище в руках врага, я будто обезумел и сразу собрался с силами. Оборону ритин ухажер держал более чем достойно, но я все же смог украсить его холеную физиономию кровоподтеком на скуле и здорово врезал ему по коленной чашечке. Однако выбить его из колеи я так и не смог... Мужик ориентировался на удивление быстро, было видно, что драки ему не в новинку. Скоро я получил локтем под подбородок, что сопровождалось ужасающим хрустом шеи, а затем и кулаком в висок, от чего серый свет утра перед глазами на мгновение померк вообще. Когда я пришел в себя, было уже поздно...
  Остальные события я видел, как в замедленном фильме. Снова отобрав у меня маску, мой противник мрачно ухмыльнулся и что было силы швырнул ее об асфальт... По невыясненной причине ничего не произошло, и мой враг с садистским удовольствием опустил на мое сокровище каблук тяжелого ботинка. Раздался жалобный треск, во все стороны брызнули осколки фарфора, а я ощутил такую боль в груди и голове, что просто тихо отключился. Следующее мое воспоминание относилось уже к полицейскому участку, куда меня транспортировал патрульный, сочтя пьяным...
  
  11 (вместо эпилога)
  
   - Как же мне неуютно в театре, - пожаловался я Анне.
   - Почему? - фыркнула она в ответ. - Ты же всегда хвастался своей любовью к искусству!
   - Да, но только я не понимаю, почему, чтобы приобщиться к искусству, надо обязательно влезать в этот чертов костюм и завязывать эту чертову удавку, я имею в виду галстук!
   - Перестань, а то я начну думать, что ты кокетничаешь. Я тебе сто раз говорила, что в таком виде ты настоящий Джеймс Бонд. Вот погоди, спектакль кончится, и Рита наверняка меня поддержит.
  Только это и утешает... Я нарочно ничего не сказал Рите о том, что буду в театре в день ее чудесного возвращения. Видимо, мой облик в ее понимании настолько не вязался с прекрасным и возвышенным, что она ни разу не сделала попытки уговорить меня приехать. Что ж, мы с Энни и без этого все прекрасно спланировали, купив дорогущие билеты на самые хорошие места, и теперь были полностью готовы рукоплескать нашей прекрасной Лебеди.
  Честно говоря, я до последнего не верил, что балерине удастся сделать это. Анна под большим секретом рассказала мне о ее безумной идее самостоятельно разучить "Умирающего лебедя" и уговорить хореографа с балетмейстером оценить плоды ее трудов. Тем не менее неделю назад Рита, задыхаясь от восторга, поведала, что в следующее воскресенье состоится вечер балета, посвященный великим российским танцовщикам и Сергею Дягилеву. И она, Рита, выступит там со своим "Лебедем", потому что Матильда и Шартри только что дали ей добро! Оставалось только бесконечно восхищаться силой воли этой нежной хрупкой девушки и ее несомненным талантом. Дано не каждому, знаете ли.
  Анна специально для этого торжественного случая приобрела вечернее платье и выглядела в нем так же органично, как и в своей любимой клетчатой юбке. Что и говорить, со вкусом у нее все в порядке. Этот факт вполне убедительно подтверждает маленькое черное платье от Валентино и крупные, но очень элегантные украшения из инкрустированного серебром черного дерева. Надеюсь, я в своем черном костюме выгляжу не очень глупо, хотя ощущения, мягко говоря, не из приятных.
  Номер Риты должен был открывать второе отделение, но и от первого мы получили немалое удовольствие. Артисты блестяще исполняли номера из балетов Стравинского, и даже меня происходящее на сцене захватило полностью. Настолько, что я даже начал забывать, зачем сюда пришел... Все изменилось, когда тяжелый красный занавес пополз вверх, и по залу разлилась нежная музыка Сен-Санса. На следующие три минуты весь зал буквально затаил дыхание...
  Рита была просто великолепна. Конечно, я совсем не разбираюсь в балете, но на мой любительский взгляд она очень отличалась от прочих балерин, выступавших сегодня. Девушка словно плыла по сцене, чувствовалось, что она действительно вжилась в свою роль. Наше с Анной восхищение было тем сильнее, что мы лучше кого бы то ни было знали, какие события предшествовали этому уникальному дебюту и сколько труда было вложено в этот невероятно эмоциональный танец.
  
  
  
  После окончания спектакля для гостей, чьи кошельки были достаточно толстыми, чтобы оплатить билеты в партер, устраивался скромный фуршет. Мы с Анной чинно спустились в мраморное фойе и почти сразу же увидели среди толпы деятелей искусства Риту. Я с удовольствием отметил, что мой сюрприз удался. Отмена двух репетиций и серьезная ссора с продюсером The Gondolin Blade была оплачена сторицей. Балерина тут же повисла у меня на шее, воздержавшись от всяких классических в таких случаях восклицаний. Когда страсти немного улеглись, мы взяли по бокалу шампанского, и Анна выразила нашу общую мысль:
   - Рита, я преклоняюсь перед тобой, и в частности перед твоей силой воли. Стыдно признаться, но мне до последнего казалось, что дело не выгорит, но...
   - Мне самой так казалось, - с улыбкой перебила балерина. - Но теперь все позади. Только что Шартри сообщил, что я восстановлена.
   - И в каком же качестве?
   - В следующем сезоне я снова буду танцевать главные партии. Честно говоря, тот факт, что я смогла доказать всем, что чего-то стою как балерина, радует меня гораздо больше. Сами понимаете, мне бы не слишком хотелось работать дальше с людьми, которые так со мной поступили.
  Рита на мгновение отвлеклась, отвечая на чье-то приветствие, а потом смущенно обратилась ко мне:
   - Я очень рада, что ты приехал. Я и подумать не могла, что тебе интересен балет.
   - Мне интересно все, что связано с тобой, - улыбнулся я. - А что это - вопрос уже второй. Ты долго собираешься здесь быть? По-моему, твой успех надо отметить как-то более значительно.
   - Да. И есть предложение... Дело в том, что моя мама и отчим тоже приехали...
   - Приехали? Они разве живут не в Париже? - перебила Анна.
   - После смерти сестры они переехали в Руан. Смена обстановки, более спокойный ритм жизни и, самое главное, не такие навязчивые воспоминания... Ведь мама везде может найти себе работу, она замечательный преподаватель, и любая школа искусств с удовольствием зачислит ее в штат своих сотрудников. Но сейчас я не об этом. Я всего лишь хотела сказать... - она вдруг опустила глаза и запнулась. - Мы собирались посидеть семейным кругом дома за бокалом шампанского... и я хочу, чтобы ты был со мной.
   - Ну... - замялся я, - ты уверена, что твоя мама не будет возражать против моего присутствия?
   - Уверена, - улыбнулась Рита, ласково взяв меня за руку. - Еще никогда я не была так уверена! Ты просто неотразим в таком виде.
  Анна торжествующе хмыкнула:
   - Вот, а надо было со мной спорить! Ладно, приятного вам вечера, ребята. Я поеду домой - завтра рано на передачу.
   - Заканчивай работу пораньше, - подмигнула ей балерина. - Ознаменования моего триумфа торжественным ужином для своих никто не отменял.
   - Буду как штык, о чем разговор.
  Сердечно попрощавшись с нами, Анна испарилась в направлении выхода из театра, а Рита едва слышно шепнула мне:
   - Я вижу маму. Я тебя на секунду оставлю.
  Волнительный момент, ничего не скажешь. А главное, неожиданный. Наверное, в свете нестандартного начала наших отношений я привык думать, что Рита совсем одна, и никогда не расспрашивал ее о семье. И вот эта самая семья возникла в непосредственной близости от меня... Моя балерина, краснея и смущаясь, вернулась ко мне в сопровождении хрупкой элегантной женщины в длинном вечернем платье и статного мужчины с благородной сединой на висках и решительно проговорила:
   - Мама, Франц... знакомьтесь. Это Николас.
  Пауза, в которой я чувствовал на себя внимательный, оценивающий взгляд двух пар глаз, была совсем недолгой. Первым заговорил отчим Риты - он приветливо улыбнулся и протянул мне руку:
   - Очень рад познакомиться.
  
  Когда я добралась до дома, все парковочные места были уже заняты и пришлось оставлять машину в соседнем переулке. Вечер был тихим и очень теплым, настроение у меня было самое лирическое и, вопреки обыкновению, в голове не было ни одной мрачной или тревожной мысли. Как ни странно, я получила невероятное удовольствие от балета, даже если не принимать во внимание мое искренне восхищение Ритой. Чует мое сердце, не сегодня-завтра мои друзья торжественно объявят, что решили пожениться. Уж больно выразительно Ник смотрел на балерину! Я-то знаю, что он мечтает об этом с первого дня их знакомства.
  Ценители весенних ночей совершали свой променад ближе к красиво освещенным и открытым местам, так что людей на улице уже не было. Пожалуй, самое время принять ванну с каким-нибудь ароматическим маслом, раз уж вечер выдался таким мирным. Время позднее, вряд ли кто-нибудь решит потревожить меня звонком или визитом... Не успела я додумать эту мысль до конца, как услышала тихий и весьма печально знакомый мне голос:
   - Здравствуй, Анна.
  Я, наверное, сошла с ума. А может быть, просто брежу... Иного объяснения тому, что сейчас в сердце Парижа я слышу голос Джейса, быть не может, поэтому даже не буду оборачиваться. Не буду и все тут!
   - Трудно было тебя найти, но ты ведь знаешь: я всегда добиваюсь своего, - снова заговорил он.
  Я резко обернулась, приготовившись излить на него поток своей ярости, но... почему-то промолчала, чувствуя, как по лицу расплывается глупая улыбка и на глаза наворачиваются слезы. Видимо, для меня настал момент истины. Никогда не знала, как правильно вести себя в его обществе! И до сих пор не знаю. Знаю только, что люблю - до сумасшествия, и все это время любила. Мое яркое приключение с Эдгардом, громкие слова о том, что я действительно его люблю и страстно хочу вернуть, было всего лишь наваждением, соломинкой, за которую я ухватилась, чтобы заполнить свою жизнь эмоциями. Видимо, моя судьба состоит в том, чтобы безоглядно верить всему, что говорят мне мужчины, и бездумно поддаваться чувству. Что особенно любопытно, страдая от любви, я чувствую себя значительно лучше, чем страдая от ее отсутствия. Для меня влюбленность, сопряженная с трудностями и болью, - образ жизни, а не мимолетный эпизод.
  Джейс тоже молчал. Мне казалось, он ничуть не изменился с той ужасно далекой осени, когда мы только познакомились, даже одет был почти так же, в свои извечные кеды и джинсовую куртку. В руках у него был большой букет белых роз, который он с улыбкой протянул мне и тихо сказал:
   - Кажется, это твои любимые?
   - Да, спасибо, - едва нашлась с ответом я. Какая-то чертовщина, все это совершенно на него не похоже! - Ты снова решил легко и просто получить то, что хочется?
   - Ошибаешься, - улыбнулся Джейс. - На сей раз это было очень непросто. Я должен поговорить с тобой. Пригласишь к себе или выберем место для переговоров на нейтральной территории?
   - С каких пор ты спрашиваешь мое мнение? - еще больше удивилась я. - Ничего не понимаю. Должен был произойти конец света, чтобы ты сам притащился сюда!
   - Так он и произошел. Когда я понял, что сама ты ко мне не придешь, - он вытянул из пачки сигарету и наконец поднял глаза. - Сейчас мы явно поменялись ролями. Я несу романтический бред, а ты изо всех сил выпускаешь колючки. Не стоит. Поверь, если бы я в полной мере не осознал произошедшее между нами, меня бы тут не было.
   - И правда что, - нехотя признала я. Если подумать, он прав. Такой человек, как Джейс, никогда не ударит палец о палец, если результат предприятия не будет хотя бы потенциально выгодным. Будь я для него мимолетным развлечением, через месяц после нашего расставания он забыл бы мое имя, а ведь прошло очень много времени, больше года. - Ладно, проходи. Я ведь тоже... как бы это сказать...
   - Предлагаю обойтись ответом на один короткий вопрос. Да или нет?
  Что бы ни скрывалось за каждым из этих слов, выбрать второе было просто невозможно. Где-то я читала, что сдерживать свои эмоции очень вредно, а в последнее время я только этим и занимаюсь... Пожалуй, в данном случае можно немного отпустить себя - вот уж кто-кто, а Джейс всегда вел себя так, как хотел, и не обременял себя правилами и приличиями, которые шли наперекор его собственным желаниям. В свете подобных раздумий я улыбнулась и ответила, глядя прямо ему в глаза:
   - Да.
  
  По мере того, как я подходил к улице Коленкур, на душе становилось все тяжелее. Да, они все правы, черт побери - и Рита, и Анна, и этот ритин кавалер! Я действительно заслужил падение, счастье еще, что оно не уничтожило меня окончательно и оставило хоть какой-то простор для дальнейшей жизни. За свои поступки, которые я совершал, поддавшись гипнозу маски, я заплатил сполна, практически в одночасье потеряв все... Из театра меня уволили спустя месяц после бешеной погони у Собора Парижской Богоматери. И весь этот месяц со мной творилось что-то странное... Я никак не мог сосредоточиться, даже заученные роли давались мне с трудом, я запинался на спектаклях и постоянно ощущал собственную посредственность на фоне прочих актеров труппы. Что я о себе возомнил? Действительно ли я был фаворитом театралов, или это тоже было во власти проклятой маски? Теперь уже никто не скажет, и важно одно: у меня снова нет работы, и никто не горит желанием мне ее предложить.
  Следующим шагом к бездне стала чудовищная авария, после которой моя машина уже не подлежала восстановлению, а сам я остался жив только благодаря какому-то чуду. И здесь все сложилось одно к одному: авария произошла по моей вине, страховая выплатила мне сущие копейки, так что в нынешнем моем положении о новой машине нечего было и мечтать. После того, как завершились все эти бесконечные разбирательства, я с тяжелым сердцем продал свой дом на улице Коленкур и переехал в съемную квартиру на окраине Парижа. Кто знает, улыбнется ли мне еще в этой жизни удача, так что следует войти в режим жесткой экономии.
  Три дня назад меня словно осенило. И почему я так держусь за Париж? Ведь может так случиться, что мне повезет в каком-нибудь другом городе, зачем обязательно замахиваться на столицу? Она явно дала понять, что я ей не нравлюсь, значит, можно попробовать начать все заново где-нибудь еще. В качестве конечной точки своего путешествия я выбрал Марсель. В конце концов, почему нет? Теперь, думаю, я уже совершенно избавился от своего непомерного тщеславия. Последние приключения многому меня научили, и теперь я вполне смогу довольствоваться чем-нибудь более скромным, чем толпы поклонниц, деньги и блеск славы.
  Но, каким бы ни собиралось стать мое будущее, прошлого никто не отменял. Именно поэтому я стою здесь, на том самом месте, где я впервые увидел Риту, и нервно курю уже третью сигарету. Сам не знаю, почему мне захотелось увидеть перед отъездом именно ее... Вероятно, моя совесть до самой смерти не даст мне покоя, ведь из-за меня она могла навсегда лишиться любимого дела, да и вообще... Мысль о том, каким меня видят Рита и Анна после всего произошедшего, до сих пор вызывает у меня дрожь в коленках. Я не настолько сошел с ума, чтобы пытаться поговорить с ними и попросить прощения, но я обязан хотя бы мельком увидеть балерину. Первое впечатление меня не обмануло, она действительно удивительная - после сегодняшнего спектакля весь Париж знает, чего ей стоило возвращение на сцену.
  Теперь уже глубокая ночь, я специально выбирал момент, чтобы вокруг не было людей - мало ли кто может меня узнать, как-никак, я жил здесь почти полтора года. Окна дома Риты приветливо светятся, а у калитки уже несколько минут стоит такси. Именно поэтому я еще не ушел, я уверен, я чувствую, что хоть на мгновение увижу ее... Вдруг дверь дома балерины распахнулась, на дорожку упала полоса света и послышались веселые голоса. В такси сели двое - хрупкая элегантная женщина и высокий представительный мужчина. Как только такси скрылось за поворотом, я счел возможным немного высунуться из-за куста, за которым стоял - стука закрывающей двери я не слышал, значит, у меня еще есть шанс увидеть Риту...
  Она стояла у самой калитки и с улыбкой смотрела вслед уже давно растаявшему в ночи такси. Через мгновение к ней приблизился он - тот самый тип, который разбил мою маску, тот, кто был рядом с девушкой все время после ее трагического падения с лестницы Сакре-Кер. Он ласково обвил рукой ее талию, нежно поцеловал в макушку... Мое сердце снова дернулось, как от боли. Что ж, я не в праве был ожидать ничего иного. Она заслужила счастье и, я надеюсь, в этот раз она действительно будет счастлива. А я ухожу, но этот вечер я запомню до самой смерти.
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"