В тот солнечный апрельский день 1986 года ничего не предвещало неприятностей. Михаил Сергеевич Горбачев проснулся в прекрасном настроении, и вместе с миллионами советских трудящихся отправился на работу.
Был четверг, рыбный день. Горбачев очень любил его, и с трудом дождавшись обеденного перерыва, одним из первых спустился в столовую.
Официант налил Михаилу Сергеевичу рюмку Особой Московской тройной очистки. Тот выпил и с удовольствием приступил к закуске. Стол, как и полагалось в четверг, был рыбный. Поэтому закусил Михаил Сергеевич икрой, зернистой красной и черной паюсной, несколькими ломтиками свежайшей, чуть просоленной лососины, заливной рыбой и рыбным ассорти.
Когда генсек взялся за прозрачный золотой балык, ему показалось, что тот жестковат. Михаил Сергеевич поделился своим наблюдением с соседями по столу, секретарями ЦК Лигачевым и Рыжковым. Те тоже отрезали по куску, продегустировали и согласились с шефом - мол, да, пожалуй, жестковат. Неодобрительно покачали головами.
Выпили еще по одной и стали ждать первое блюдо. Когда появился официант с супницей источающей аромат, приободрились. Стерляжью уху в столовой всегда готовили безупречно.
И тут произошел второй неприятнейший инцидент. Каждый уважающий себя русский человек знает, что есть стерляжью уху следует с кулебякой, начиненной налимьей печенью. Только в таком сочетании уха открывает обедающему все свою тайную прелесть.
И вот, откусив и прожевав первый кусок кулебяки, члены политбюро как по команде застыли с вытянутыми лицами. Это была катастрофа. Чуткие вкусовые рецепторы ответственных партийных работников мгновенно определили подмену. Да и кто бы на их месте не возмутился. К благородному блюду, стерляжьей ухе, им подали кулебяку с ... тресковой печенью! Той самой, которую по праздникам продают, страшно вымолвить, в простых гастрономах
Обед был безоговорочно испорчен. Хорошо воспитанные члены политбюро, конечно, не стали устраивать скандал. Они лишь молча отодвинули от себя тарелки с ухой, достали из карманов пиджаков красные записные книжки и сделали пометки золотыми карандашиками.
Дальше ели без всякого аппетита. Постепенно порционные судачки а ля натюрель, шашлычок из лосося, семга под ореховым соусом и форель с белыми грибами притупили чувство голода, и придали мыслям благостное направление.
Тем временем официант подошел к стоящему посередине зала блюду с двухметровым осетром. Он отрезал несколько солидных ломтей и сервировал перед обедающими. Благодушие руководителей страны восстановилось полностью.
И возможно еще много лет Советский Союз продолжал жить в своей нетронутой цивилизацией и демократией глуши, заткнув уши, закрыв глаза и радуясь, какой он великий и могучий. Но случилось непоправимое.
Последним блюдом по предложению лично Михаила Сергеевича подали креветок под соусом из белого вина. Выглядели креветки очень привлекательно. Изрядно отяжелевшие партийный работники, все же дружно принялись за креветок, компенсируя отказ от ухи, которую все еще вспоминали с легкой ностальгией. И тут свершилось непоправимое.
После первой ложки соуса лицо у Михаила Сергеевича вытянулось, побледнело затем налилось кровью. Генеральный секретарь Горбачев, по всеобщему мнению, был человеком скромным и непритязательным. Но всему есть границы, товарищи.
Как высокопоставленный партийный работник с большим стажем Горбачев обладал тонким вкусом и, конечно же, немедленно уловил диссонанс в букете соуса. Михаил Сергеевич немного помедлил, затем попробовал еще раз. Подтвердились самые страшные подозрения. Вместо положенного по рецепту французского шато лафит, мерзавец повар использовал обычное молдавское столовое. Такого безобразия генеральный секретарь стерпеть уже не сумел.
На следующий день было собрано экстренное заседание политбюро, на котором Михаил Сергеевич объяснил членам, что страна катится в пропасть и дальше продолжать жить по старому просто невозможно. Большинство членов, также пострадавшие от воровства на кремлевской кухне, шумно поддержали своего руководителя.
Нашлись и такие, кто противился решению Горбачева. Это были сильно пожилые члены политбюро, у которых в связи с преклонным возрастом и неумеренным образом жизни в молодости, вкусовые ощущения сильно притупились. Они искренне недоумевали о чем идет речь. Все и так безвкусно, говорили они, и никакие перестройки тут не помогут.
Особенно протестовали язвенники и трезвенники, сидевшие на диете из паровых котлеток и тертой моркови. Из чистой вредности они считали, что если уж они не могут есть кремлевские деликатесы, то пусть и остальным не достанется.
Горбачев воспользовался правом переназначать членов, и оставил в политбюро лишь самых проверенных, самых верных, самых образованных. С такой командой перестройка была обречена на успех.
Эти люди не первый год сидели за кремлевским столом. Они знали, где у артишоков донышки и чем их фаршируют.
Время шло. Перестройка набирала ход. К этому времени в ЦК выросло новое поколение партийных работников. Выходцы из глубинки, они не изучали этикет в высшей партийной школе, и не имели опыта партийной работы в верхнем эшелоне власти. Они не имели ни малейшего представления о том, как следует вести себя за столом. Они вообще не принадлежали к настоящей, потомственной партийной элите, эти выскочки из глубинки.
Самый главный в компании реформистов-демократов перебрался в Москву с Урала. Он пил водку стаканами, и не обедал, а закусывал, машинально проглатывая все, что попадалось ему на столе. Второй употреблял лишь горилку с салом, третий предпочитал картофельный самогон собственного изготовления.
И вот собравшись как-то за одним столом, эти трое решили...