Никто не знает, что потерял Диоген, став человеком, который позволяет себе все, который претворил в жизнь свои
сокровенные мысли с такой сверхъестественной наглостью, с какой это
сделал бы какой-нибудь бог познания, похотливый и одновременно непорочный.
Большей искренности история не знает: это предельный случай откровенности и трезвости ума и в то же время пример того, чем мы могли бы стать, если бы воспитание и лицемерие не сдерживали наших желаний и поступков.
"Однажды некий человек впустил его к себе в богато обставленный дом и сказал ему:
- Главное, не плюй на пол.
Диоген же, которому как раз хотелось плюнуть, плюнул ему в лицо, крикнув, что это единственное грязное место во всем доме, где он смог удовлетворить свое желание" (Диоген Лаэртский).
Какой человек, будучи принят в богатом доме, не сожалел о том, что у
него нет океана слюны, чтобы утопить в нем всех существующих на земле собственников? А с другой стороны, кто не сглотнул своего мелкого плевка из страха, что он попадет на физиономию почтенного пузатого вора?
Мы все до смешного робки и осторожны: цинизм в школах не преподается. Гордость тоже.
Какую клевету не взведи на человека, он, в сущности, заслуживает в двадцать раз хуже того.
Человек все в состоянии понять: и квантовую механику, и основы электродинамики; может понять Герберта Спенсера и Сенеку; а как другой человек может иначе в носу ковыряться, чем он сам ковыряется - этого он понять не в состоянии.
Сама земля, эта плоская поверхность с его населением, мгновенным, подавленным нуждою горем, болезнями, прикованным к глыбе презренного праха; эта хрупкая кора, этот нарост на огненной песчинке нашей планеты, по которому проступила плесень, величаемая нами органическим, растительным царством; эти люди - мухи в тысячу раз ничтожнее самих мух; их слепленные из грязи жилища, крохотные слезы мелкой однообразной возни, их забавной борьбы с неизбежным - как это все опротивело! Все это пошлая выставка!
Невольно вновь вспоминаешь Диогена: житель знаменитой бочки и владелец прославленного фонаря, изготовлявший в молодости фальшивые деньги; какой опыт приобрел он, этот человек, общаясь со своими ближними?
Разумеется, такой же, как и мы все, с некоторой разницей: единственным предметом его размышлений и его презрения был человек.
Свободный от искажающих призм каких бы то ни было
морали и метафизики, он только тем и занимался, что
снимал с человека одеяния, дабы показать нам его еще более голым и
отвратительным, чем он предстает в любых комедиях, в любых
апокалипсисах.
Диоген ничего не предлагает: суть его поведения определяется утробной боязнью стать человеком, стать посмешищем.
Мыслитель, отказавшийся от иллюзий в отношении человеческой реальности, отказавшийся от уловок в виде мистики, но желающий при этом остаться в рамках этого мира, приходит к такому мировоззрению, в котором перемешиваются между собой мудрость, горечь и фарс.
Если же он, чтобы уединиться, выбирает заполненную народом площадь, то волей-неволей начинает смеяться над "себе подобными" или демонстрировать свое отвращение, которое ныне, в современном мире мы уже не можем себе позволить.
Два тысячелетия проповедей и законослужений подсластили нашу желчь. Хотя, кто сейчас, в этом сумасшедшем мире, остановится, чтобы ответить на наши выходки или упиться нашим воем?
Может, скитающиеся души, сильфиды, злые духи, или вампиры?
У человека никогда не хватало мужества примириться с собственным образом, он всегда бесцеремонно отвергал истину. Настоящий человек должен изжить в себе всякое позерство.
Но от этого он станет чудищем в глазах других людей! Это уже другая сторона медали. Ведь для того, чтобы занять почетное место в философии, нужно быть комедиантом, нужно уважать игру в идеи и воодушевляться мнимыми проблемами.
"Как-то на Олимпийских играх глашатай провозгласил:
- Диоксипп победил людей. На что Диоген ответил: "Он одержал победу над рабами, а люди - это по моей части".
И в самом деле, он, не имевший ничего, кроме котомки, нищий из нищих, подлинный святой в сфере зубоскальства, побеждал людей так, как никто другой, притом гораздо более грозным, чем у завоевателей, оружием.
Нам следует радоваться случайности его появления на свет до наступления нашей эры. А то ведь кто знает - не сделался ли бы он, пожелав отрешиться от мира и поддавшись нездоровому искушению внечеловеческим приключением, всего лишь заурядным аскетом, которого канонизировали бы после смерти, и он благополучно затерялся бы в календаре среди прочих блаженных.
Вот именно тогда он бы и стал настоящим сумасшедшим, он, нормальный человек, не причастный ни к какому учению, ни к какой доктрине. Явив собой образ неприглядного человека, он единственный показал нам, что все мы таковы.
▪▪▪
По своей слабости мы можем поспорить с идеей. Мы отказались от предков, друзей, всех одушевленных существ, в том числе и от самих себя. В нашей крови, некогда бившей ключом, теперь царит покой того света.
Освободившись от всего, чем мы жили, и не испытывая ни малейшего любопытства к тому, что нас ждет впереди, мы сносим столбы на обочине всех своих дорог и вырываемся из сетки всех временных координат.
"Больше не найти мне самого себя" - мысленно говорит себе гражданин почти любой страны, радуясь, что обратил против себя свою последнюю ненависть, и еще более радуясь тому, что может прощением своим уничтожить всех людей и все предметы.