Основная, тенденциозная черта Запада - это гордыня. Гордыней пронизана западная наука, западное искусство, западная философия. Гордыня присутствует в самом западном способе познания мира. Именно поэтому в западной религии и появилось это понятие.
Гордыня в христианстве - это не просто понятие, это столп западной теологии.
А все началось, как не странно, с Востока. Вернее, с Ближнего Востока. Точно так же, как христианство переняло основные определяющие элементы иудаизма, так и наука подхватила строгость и рациональность еврейских мудрецов. Если что и было нерационального в них (например, все, что касается мистической стороны каббалы), то и оно растворилось, причем под воздействием всепоглощающей, неискоренимой рациональности опять-таки западных соседей Иудеи, эллинов. Можно сказать, что Запад в данном контексте можно определить границами Римской Империи, поглотившей эллинистический мир, Иудею, северные народы... Но поскольку Римская Империя была создана на традициях Древней Греции, а потом - иудаизма (как предшественника христианства, которое хорошо прижилось на удобренной эллинской философией почве), то уместно говорить не о Римской Империи как таковой (она послужила неким синтезирующим элементом), а об иудаизме и эллинизме.
Самое первое понятие гордыни мы можем найти в Ветхом Завете. Гордыня - это бич Иудеи, ее изобретение; подумайте, какая вменяемая азиатская традиция (индуизм, даосизм, буддизм) могла объявить какой-либо народ Богоизбранным и положить это в основу своих отношений с внешним миром? Думается, что никакая, что мы и наблюдаем на практике. Далее эстафету подхватило христианство, уже окончательно сформулировав понятие гордыни и объявив это грехом; по сути, само это понятие выросло из взаимоотношений Христа с фарисеями, и не будь вторых с их надменностью и претензией на обладание истинным пониманием Бога, их Бога, Христу вообще было бы не из чего выводить этот основополагающий христианский постулат.
На этом месте возникает сомнение, что здесь хуже, а что лучше. Если посмотреть на еврейскую историю, то ее классической иллюстрацией может послужить история, приключившаяся с Иаковом, ставшим Израилем, "боровшимся с Богом". Израиль - имя Иудейского народа - переводится как "боровшийся с Богом", и имя это дает ему никто иной, как Ангел Господень, или Бог, явившийся через своего ангела. Израиль постоянно бросает вызов своему Богу, то он воздвигает тельца, причем неоднократно, то он борется с ним, то он ропщет и проклинает Бога. Странно, что народ, принесший в мир монотеизм, постоянно сомневается в своем Боге. С другой стороны, нет народа более верного своему Богу, и, похоже, все эти постоянные провокации Господа происходят только затем, чтобы потом, вызвав на себя Его гнев, еще больше укрепиться в собственной вере и доказать Ему это наиярчайшими средствми. (Вспомним только "Иудейскую войну" Фейхтвангера, где до критического момента пребывающий в состоянии внутренних распрей народ объединяется духовно через собственное падение и гибель; примеры наиярчайшего героизма имеют место именно в моменты самых острых и ядовитых сомнений.)
Все это свидетельствует, на мой взгляд, во всяком случае, о неподдельности духовных переживаний иудеев, об искренности их попыток проникнуть в святая святых бытийности и остаться там пусть даже за счет строгого религиозного конформизма.
С другой стороны, именно Ветхий Завет преподносит нам урок смирения в виде истории, произошедшей с Авраамом (повеление Господа принести в жертву единственного сына Иакова вместо агнца). Такая, казалось бы, противоречивость объясняется тем, что ветхозаветный иудейский народ ведет постоянный диалог с Богом, он то спорит, то соглашается, и можно сказать, что этот диалог происходит на равных, как у отца с сыном, занимающих разные возрастные ниши, однако оба прекрасно понимающих, что наступит тот день, когда сын и отец сравняются.
(Тут на ум приходит еще одно сравнение - оба прекрасно понимают, что наступит тот день, когда блудный сын возвратится к отцу, как Иаков к Ицхаку; и в этой связи хочется сказать, что эта ветхозаветная история тоже весьма аллегорична: иудейский народ как раз и напоминает дерзкого и горделивого, но одаренного Иакова, любимца Ицхака, обманом выпросившего благословение отца, но в итоге пришедшего со смиренно опущенной головой просить прощения. Разница только в том, что во взаимоотношении Иудеев и их Бога эта семейная драма постоянно повторяется.)
Таким образом, в случае с иудеями гордыня имеет естественный, органичный характер, она, собственно, даже и не обозначена как гордыня, ибо для того, чтобы дать явлению определение, нужно преподать явление противоположное; в Ветхом Завете же гордыня и смирение настолько переплетены, что одно не представляет собой особой противоположности для другого.
Эту противоположность преподает Христос. Смиренный во всем, он как бы является гласом, рупором Бога, а не его оппонентом, визави. Собственно, если допустить, что он как раз и является Богом, одной из трех его ипостасей (что мы не можем не сделать, так как обязаны исходить из внутренней логики рассматриваемого предмета), то мы обнаруживаем странный парадокс: Бог гораздо смиреннее своего творения, человека. Тут возникает большой соблазн отвлечься и порассуждать на тему, что, если Бог создал все, то, по идее, он же создал и гордыню; так как же он может отвергать одно из своих проявлений, педалируя другое как должное, - но мы не станем этого делать, по той же причине, во имя соблюдения внутренней логики предмета исследования.
Итак, Христос всем своим воплощением олицетворяет смирение - антитезу гордыни; однако гордыня есть следствие диалога с Богом - таким образом напрашивается вывод, что Он олицетворяет призыв прекращения диалога с Богом. Если исходить из того, что Христос - человек, то тогда все понятно: некий человек считает, что по каким-то причинам такой диалог либо неприемлем по сути, либо исчерпал себя на данный момент. Если же Христос - Бог, то тогда сам Бог заявляет, что этот диалог должен быть прекращен. (На этом моменте в слове "должен" мною была допущена любопытная опечатка: вместо "должен" я написала "ложен" - "...этот диалог ложен"; не есть ли это ответ на поставленный мной вопрос?) Что это значит? Не является ли это ключом к пониманию послания, зашифрованного в христианском миропонимании? Какова природа христианского Бога, если Он считает диалог с собой невозможным или неприемлемым (и какой способ взаимодействия тогда возможен и приемлем), либо каково положение человечества в тот момент времени, если Бог по каким-то причинам прерывает или видоизменяет этот диалог (и каковы эти причины)?
Теперь обратим свой взор к традиции Востока. Гордыня вообще не интересует ее (иначе, кроме как во взаимоотношениях людей между собой). Это проистекает оттого, что понятие Бога в восточной традиции безличностно; имеется некий источник, породивший все, и имеются разные степени приближения к пониманию сущности этого источника. Индивидуум не может находиться в состоянии гордыни по отношению к нему, потому что понятие гордыни предполагает наличие неких межличностных, эго-отношений, пусть даже эго это находится на самой верхней стадии своего развития - стадии Творца. Таким образом, субъект не может ущемить своими действиями Абсолют, ибо Абсолют рассредоточен по всему объему себя, он всенаправлен, и у него нет никаких отношений со своими творениями (как у будущей матери, хотя она и вынашивает дитя, нет никаких отношений с ним, кроме природных, естественных, определенных самим фактом бытия). Его состояние творения проистекает не из волевого начала, а из сущностного определения; он творит не потому, что он так хочет, а потому что это его природа. Следовательно, у объекта творения не возникает никакого момента долженствования по отношению к Абсолюту, а нет долга - нет и его нарушения. Любовь, проистекаемая из Абсолюта, ничем не обязывает человека; однако, поскольку природа Абсолюта - любовь (поскольку только из наивысшей стадии любви может проистекать творение), а человек является частью Абсолюта, то, не находясь в этом потоке, индивид нарушает и собственную природу. Таким образом, величайшее зло, творимое во Вселенной - это нарушение собственно природы, поскольку природу Абсолюта нарушить невозможно. Тогда совершенно иное значение приобретают заповеди в любом их выражении: все они предназначены не для ограничения действий индивида по отношению к окружающим, а для предостережения его от нарушения собственной природы.
Нарушение собственной природы, собственно, и составляет суть греха. Единственная разница состоит в интонациях, с которыми это понятие обозначается. Если в случае с западной традицией грех воспринимается как нечто, вызывающее чувство стыда и требующее наказания, то в восточной традиции грех сам по себе уже заключает в себе понятие наказания, понятие нарушения собственной природы, искажения, ограничения своей сущности, ее ущемления. С этой точки зрения восточная традиция гораздо менее мстительна, нежели западная, которая целиком построена на отношении преступление - наказание. И, таким образом, она гораздо более эффективно способна пробудить в человеке истинную сознательность, основанную не на страхе, а на сущностном понимании мира.
И все-таки нельзя совершенно исключить понятие гордыни из восточной традиции, это было бы явным прегрешением против истины. Восточная традиция, которую до сих пор мы воспринимали как нечто целое и которая на самом деле представлена целым букетом разнообразных религий и учений, довольно широко и разнообразно трактует различные морально-этические категории. Например, японская самурайская школа довольно конкретно обозначает понятие гордыни и считает его безусловно отрицательным; однако в данном случае затрагиваются чисто социальные взаимоотношения, рассматриваемые исключительно в контексте их функциональной предназначенности. Встречаемое в контексте буддизма или даосизма, понятие гордыни также не носит столь ярко выраженного характера, и является скорее одной из черт человеческого характера, свидетельствующей о привязки к определенным несущественным вещам, нежели камнем преткновения во взаимоотношениях с Богом; подчеркивание же негативности данной черты носит чисто воспитательный характер.
В конце естественным образом напрашивается вопрос: почему гордыня, которой уделяется такое большое внимание в Западной традиции, остается бичом Запада? С чем это связано? Безусловно, гордыня - это общечеловеческий грех, но, как уже было сказано, в восточной и западной культурах он рассматривается совершенно по-разному: в одном случае признак ущемленности собственной природы человека, в другом - основа личностного конфликта между Богом и человеком. Если посмотреть шире, то, в конечном итоге, разницы между этими трактовками нет, потому что результат остается одним и тем же: не-истинное положение индивида относительно природы вещей. И все-таки разница есть, но об этом в следующий раз.