-Хочу, чтоб голос мой разносился громче музыки и ярче огней, и чтоб все они сидели и с замиранием сердца слушали, и чтоб вздрагивали от каждого движения руки, и чтоб каждый вечер со слезами на глазах умирали, как я умираю, и ждали моего появления, и...
Мужчина прервал ее, положив пальцы на губы.
-Ты ответила на свой вопрос сама. Мне осталось задать лишь один вопрос. Кто ты?
Женщина, которая, несомненно была Великой Актрисой, замолчала и смутилась, а мужчина из тени ей улыбнулся.
-Вот. В этом вся суть. Какая странная ткань...- Он пощупал ее платье.
-Шифон. Его мне привезли специально для Офелии.
-Специально... Офелия...- Мужчина заметно погрустнел.- Офелия. Ты прекрасная Офелия, да. Я помню, конечно. Ты репетировала ее с самого детства. Аристично закидывая руку на лоб, и то и дело вскрикивая "О, нет!", тут и там... Это было сразу с того самого момента, когда я научил тебя читать и вложил последнюю шестеренку в твою душу.
-Всё. Хватит. Ты зачем пришел?
-Посмотреть на мою сияющую дочь и ослепнуть окончательно,- сказал Он и прядь седых волос упала на его глаза.
-Всё. У меня второй акт, мне надо переодеться и расчесаться,- она забегала по тому углу "закулис", что, по сути, был ее гримеркой, в поисках заколок.
-Я хотел бы умереть в твоем свете,- шепнул старик ей, и присел на высокий стул возле зеркала, стараясь не заглядывать в него.
-Это очень мило и трогательно, но, отец, черт тебя возьми, уйди ты уже отсюда, козел старый!- Актриса еще долго бубнела проклятия в сторону поседевшего, некогда красивого изобретателя, когда в один момент всё вокруг замерло. Шум в зале затих, все перестали двигаться и актеры на сцене тоже- именно в этот момент старик заметил всю эту ложь театра: умирающий Царь (или король, или император, или у кого из них может быть большая шапка с плохо нарисованными бриллиантами) придерживает рукой платье, что вот-вот упадет; волшебное сопрано подсматривает на руку, забыв слова; на 2м месте в 3м ряду мужчина спит, а через 7 мест от него мальчик играет с тритоном, которого притащил из дома во внутреннем кармане пиджака; а в 9м ряду мужчина с ножом хочет, кажется, незаметно убить соседа, и он, старик, даже мог бы этому помешать... Но не захотел. Раз его хотят убить- значит увел чью-то жену или здорово насолил кому-то, или у него было много нечестно заработанных денег.
И среди всей этой паузы живыми остались только Великая Актриса и Старик Изобретатель.
-Давай, да,- сказал он дочери, устало закатив глаза. Она, ни чуть не удивляясь, достала из ящика стола с косметикой нож, один из тех, с которыми работали брадобреи в самом центре этого вонючего города, и медленными, но четкими движениями, нанесла несколько глубоких порезов на его щеке.
-Ты что, за этим каждый раз сюда приходишь?- устало и обыденно сказала Она, небрежно вытирая кровавый нож о платье девственно-белого цвета.
-Если я не могу получить от Великой Примадонны ничего, кроме шрамов, значит будет так,- старик покорно наклонил голову, и размытые черты его лица нырнули в тень декораций, размываясь окончательно.
-Чертов ублюдок, не называй меня так!- вскричала она и с силой ударила его по второй щеке. Снова брызнула кровь. Старик молчал.
-Пап, уходи. Сейчас и люди вернутся.
Впервые за эту долгую паузу он усмехнулся и начал говорить.
-Давно-давно был себе старик. Он жил в огромном доме, огромном настолько, что в нем помещались все его изобретения. Он изобрел велосипед, ролики, стиральную машину, лампочку, дверной звонок, автомобиль, микрофон и пошил первый в мире пододеяльник, но вершиной всего этого стал Человек. Настоящий живой человек с душой, мозгом, сердцем, печенью, легкими и остальной начинкой. Кожа у этой девочки была из бархата, для глаз он снял с неба две звезды, для волос взял шелковые нити и окрасил их в черный, как ночь, цвет; заточил остренький гордый носик и губы в вино макнул, чтоб цвета были алого. И осанка была прекрасна, и душа большая, как у самого Вселюбящего Бога. Но вместо любви он в душу ей влил талант безграничный. И с того самого момента она стала маленькой Офелией- гордой и прекрасной, как цветок. Но чего стоил талант ее без любви, без милосердия и доброты? Гроши. В один день она продалась театру так дешево, что сама потом поняла, что продешевила. И шестеренки в ней стали вертеться быстрее, и играла она волшебно, унося сердца людей в свое Закулисное Царствие, и возвращала лишь только во время следующей встречи. Люди плакали как малые дети, когда она каждый вечер умирала, ведь знали, что уже не увидят ее. До следующего вечера. И от этого сердце ее билось быстрей, и шестеренки вертелись, и голос дрожал... А потом музыка тихла, текст заканчивался, люди расходились, и она небрежно жмакала дорогую ткань, которую ей привезли специально, и бросала в самый дальний угол своего Закулисного Царствия. Возможно, она потом делала себе маску для цвета лица, ведь какая мука быть каждый день красивой! Но каждый следующий спектакль ангелы схоидили с небес и прятались между декорациями, чтоб послушать ее голос, и огонь в аду переставал гореть, и небо разламывалось на две части... Давно-давно это было, и старик уже пережил ветрянку, несколько ангин, один перелом двух ребер и два перелома руки. Это он так падал с неба, которое сам себе построил. Так кто же ты?
Зал снова зашумел. Не среагировав на вопрос, Великая Актриса застегнула платье, пробормотала про себя начало монолога и выбежала на сцену, и он в который раз утонул в ее блеске. но что-то пошло не так. Умирающий царь начал говорить какие-то ненужные реплики, мальчики-слуги сбились в одну кучу и Великая Актриса умолкла. Речь ее прервалась, как умоклало пение убитой стрелой птицы, но в момент возобновилось с новой страстью и с новой силой.
-Он был частью природы,- говорила Она,- гениальнейшим механизмом, который только могла создать рука человека. Он умел думать, выбирать и чувствовать искусство так тонко, что его с трудом нельзя было назвать самим Искусством. Лишь она- абсолютная красота- была нужна ему. Больше ничего. Красота в тканях, материях, словах, глазах, появлении и уходе. И всё же- набор шестеренок, он был как песочные часы, которые надо было каждый раз переворачивать с ног на голову, что они качественно работали. Он выходил на сцену и видел обнаженные души, в тот момент, как у него ее не было. Одна секунду...- она громко вдохнула и согнулась. Происходило что-то плохое- она не могла скзать ни слова и в секунду рухнула на сцену кучей болтиков, винтиков и шестеренок. Платье упало всторону и от нее, Великой Актрисы, не осталось ничего. Старик, сидящий за кулисами сам, довольно улыбнулся.
-Это ваша лучшая роль, Примадонна,- только и сказал он.