Я в детстве ужасно стеснялась отца,
И черных, кудрявых волос, и лица,
И носа с горбинкой. Мне были милей
Черты моей бабушки, мамы моей.
Но скоро, об этом жалея весьма,
Я вдруг поняла, что кудрява сама,
И нос мой с горбинкой, похоже, что я 
Совсем не такая, как мама моя...
 
Помимо горбинки, помимо кудрей,
Еще было страшное слово "еврей?.
Его я боялась как яда змеи:
Нет, это не я, не моё, не мои.
"Еврейка! Еврейка!" - кричала мне вслед
Соседская Светка пятнадцати лет.
Ее я ударила папкой для нот,
Но сразу из легких ушел кислород...
 
Родня говорила, я славная, но,
Меня бы актрисой не взяли кино.
И даже в эстраду не взяли б, увы -
Мой нос - недостаток моей головы.
А так в остальном, мне во всем повезло,
И Светке, и всем ей подобным, назло.
 
А годы летели, и я поняла, 
Что думала так, потому что - мала.
Теперь же, иные настали года,
Познала я страны, людей, города.
Узнала я мощь иудейских корней,
Истории вспять повернула коней.
Я чувствую крови стремительный зов,
Он хочет во всем разобраться с азов.
И снами тревожными, в душной ночи,
Я чувствую ад раскаленной печи,
И шесть миллионов встают за спиной,
Единого духа и крови одной.
И пусть я молитву так тщетно учу,
Но я зажигаю в субботу свечу,
И всем я хочу пожелать в Новый Год
Вписания в книгу прижизненных льгот.
Пусть мед растекается сладким ручьем,
Мы капли вина из бокала прольем,
И халу разрезав, посмотрим кругом,
Все будет в каком-то разрезе другом,
А значит, кошерного выпив вина,
Вина, в коем истина легче видна,
Мы будем страдать над правдивой строкой.
И Бог нас простит, и подарит покой.
 
09.17.20