Школа позади... Я в Саратове, после моего неудачного поступления в Ростовский 
Ордена Дружбы народов медицинский институт. 
Первые самостоятельные шаги по жизни мы делаем совместно с моей школьной подругой 
Ириной. Обе самоуверенны и полны все еще подростковой энергией. 
Любимое место отдыха - местный гриль-бар.
     Сегодня мы настроены особенно воинственно: сигарета в руках - 
признак независимости и взрослости. Рядом со мной курит какой-то субъект в норковой 
шапке. Субъекта зовут Юра, хотя он откликается на кличку Сирией. Лет? 
Сама вижу что много. У Сирийца потрясающие черные глаза с огромными ресницами - 
просто картинка! Единственный серьезный пробел -  маленький рост, который не исправить 
ни кепкой, ни даже упомянутой норковой шапкой. Очень удивляюсь, когда узнаю, что мы 
живем в соседних домах. Обещаю прийти в гости. И один раз таки прихожу с мороза - 
промокшая и замерзшая. Сириец снимает с меня две пары мокрых носков и развешивает 
на батарее. Потом, пророча простуду, загоняет под одеяло и отпаивает горячим чаем.  
Самое главное - он меня не обижает. Мы с ним как старые приятели. 
Кто его знает, может женщин у него навалом, а друга хорошего нет. 
По крайней мере, так мне кажется, я ведь еще мало чего смыслю в жизни...
     Однажды Сириец приглашает меня в гости с подругой. С подругой, так а 
подругой - хватаю Ирку, и мы, обе возбужденные, мчимся сломя голову неизвестно зачем...
В квартире Сирийца обнаруживаются три не очень разговорчивых типа сомнительной наружности. 
Они пьют водку на кухне и предлагают нам присоединиться. Потом мы дислоцируемся 
в квартиру не менее сомнительных девиц в халатах и домашних тапочках.  Авантюризм явно 
побеждает мое чувство самосохранения. При этом я сохраняю прямо-таки багдадское спокойствие 
и абсолютно уверена, что выкарабкаюсь из любой ситуации. Надо сказать, что везение, 
а это было именно оно, никогда не покидало меня, позволяя выходить без проблем из 
самых неприятных историй...
Обстановка, а с ней и глаза мужской половины компании, начинают стремительно накаляться. 
Одна из девиц, уже без тапочек и почти без халата, пьет шампанское прямо из бутылки. 
Я понимаю, что пора сматывать уже почти до основания размотанные удочки и наступаю 
Ирке на носок ее парадных дутых сапог. Мои глаза, остромоментно развившимся косоглазием, 
указывают на дверь.

Надо отдать должное Сирийцу, который поймал для нас, юных искательниц приключений, такси. 
Вскоре я переехала в общагу и о существовании Сирийца забыла.

  

К оглавлению

Начало второго курса...
     Я переезжаю в новую комнату. Комната расположена в почетном месте - 
прямо у женского туалета, в  углу левого крыла общежития. Там уже обитает Наташа - 
задумчивая студентка, которая учит меня мыть посуду хозяйственным мылом. 
Позже к нам подселяют Свету. Я еще не знаю, что Света станем моей лучшей 
институтской подругой.
     Летом, в составе  стройотряда, я тружусь на кирпичном заводе,  в компании 
первокурсника Сережи.  Сережа играет на гитаре и поет студенческие песни. 
В свободное от работы и пения время, он ворует для меня яблоки в кирпичнозаводском саду. 
Мне кажется, он немного влюблен, но я стараюсь не флиртовать с ним - не хочу приносить 
ненужную боль и разочарование, ведь он мне совсем не нравится.  
После стройотряда Сережа становится завсегдатаем нашей восемьдесят второй комнаты. 
Неожиданно его исключают из института за провал сессии и выселяют из общаги. 
Я предлагаю Сереже временно пожить у нас. Мы спим вместе - на тесной общежитской кровати, 
и по ночам я чувствую, как робко и несмело его, почти детская рука, пытается меня обнять. 
     Сережа уезжает в свой город. Навсегда. На прощание он приносит огромный пакет 
шоколадных конфет. В его глазах взрослая грусть. Мне тоже слегка грустно, но время торопит, 
и пора говорить 'прощай'.

Я больше никогда не видела и ничего не слышала о Сереже.
 
  

К оглавлению

После второго курса я снова в стройотряде...
     Теперь уже проводницей. Меня целиком увлекает необычная работа, ведь я люблю поезда, 
запах жирного мазута и долгую бесконечную дорогу. 
Со Славиком, командиром нашего стройотряда, знакомлюсь в день экзаменов 
по "паровозному делу", которым заканчиваются два месяца подготовки к обязанностям проводника. 

Славик - блондин с ангельским личиком и в соответствующем ботинке. К тому же, он явно умеет 
заговаривать девушкам зубы. Не избегают подобного заговора и мои собственные, 
когда мы отмечаем успешно проходящую практику в промежутке между рейсами. 
Славик расхваливает мои глаза и многозначительно поглаживает тыльную сторону правой руки. 
Я многообещающе развешиваю уши, но дальше этого развешивания дело не движется. 
Может быть, я больше люблю брюнетов в белых ботинках? Или вообще рыжих в сандалиях 
на босую ногу? Внутренний голос призывает меня сохранять со Славиком дружеские отношения, 
и я следую этому призыву. 

Наши приятельские отношения продолжались до моего бегства из Саратова.
 
  

К оглавлению

     Я все еще катаюсь на поездах, только с Вильнюса нас перебрасывают на
     Куйбышев, чему мы особо не радуемся, так как меняем не шило на мыло, а, 
практически заграничный Вильнюс на несчастную отечественную Самару. 
Зато на этом направлении мы торгуем вареной колбасой, закупленной во время четырехчасовой 
стоянки на Куйбышевском вокзале. Маленькие голодные станции и полустанки охотно раскупают 
колбасу оптом и в розницу.
     Бригадир поезда - огромный мужик по кличке Рыжий. Он пьян всегда, но сегодня особенно. 
Ему явно скучно и хочется кого-то достать. Горе тому студенту, который случайно появится 
в пределах его шаткого пути. Пытаюсь укрыться в своем купе, но попадаюсь Рыжему на глаза. 
'Ага!' - выражают его красные кроличьи зрачки, и он начинает читать мне лекцию о 
студентах, отбирающих у честных советских проводников заработную плату. 
И говорит он это так едко, так злобно, что у меня начинают дрожать колени, 
по спине бегать мурашки, а на душе скрести черные бездомные коты сомнительной наружности. 
Мне хочется спасаться бегством, но огромная рыжеволосая рука бригадира, уловив мое желание, перегораживает дорогу.  
Не знаю, что подталкивает Рыжего сменить гнев на милость, но еще немного, и мы курим 
в тамбуре, и я узнаю некоторые подробности его биографии, в том числе наличие пятерых 
детей и тоски по родной Одессе, из которой ему пришлось уносить ноги за некую 
криминальную провинность. После тамбурного перекура, Рыжий валится на полку в моем купе.     
Его огромные ручищи смыкаются  за моей спиной. Кажется, одно слабое усилии, и мои 
кости хрустнут под грубым натиском как макаронные изделия под плоскогубцами. 
Уже зная странности натуры своего бригадира, я начинаю мягкое, но уверенное 
сопротивление, сопровождаемое  тяжелой речевой и легкой двигательной активностью. 
Толи усталость мешает Рыжему одержать очередную победу, толи мое красноречие 
пробуждает в нем охранительное торможение, но он уходит спать в свое купе, расцепив, 
таки, свои загребущие руки...
     Утром, я складываю в огромные мешки грязные простыни и полотенца - смена подходит 
к концу. Жарко невыносимо! Кожа, едва прикрытая легким сарафаном, блестит на солнце. 
Проспавшийся Рыжий возникает в проеме вагона. Он долго смотрит на меня, подпирая 
рукой стенку, и заявляет, что если бы вчера вместо мешковатых штанов и белой футболки 
на мне было нечто подобное, то я бы так просто от него не отделалась. Мы расстаемся 
практически друзьями.
    Я столкнулась с Рыжим еще один раз,  когда  ехала на собственную свадьбу. 
Со мной были  подруги, которых Рыжий, по обыкновению своему, довел чуть ли не 
до апоплексического удара, а Малыш, самая впечатлительная и  больше всех от него 
пострадавшая, дала Рыжему кличку "Бригадира".

  

К оглавлению

Даже и не знаю с чего начать... 
Леша и мои отношения с ним заслуживают отдельного произведения, которое уже, 
кстати, написано и потому описать здесь, в моих кратких заметках все оттенки этой, 
по истине психологической драмы, невозможно. А посему, читайте знаменитый 
(в очень узких кругах) "Роман о ножках и душе или обыкновенную общежитскую историю"
   
  

К оглавлению

Конец третьего курса...
     Я переживаю тяжелейшие последствия расставания с Лешей. В моей жизни путаница и 
полный хаос. Пустые, никому не нужные случайные знакомства. Одно из самых неудачных - 
врач с факультета усовершенствования, с каким-то труднопроизносимым кавказским именем. 
Я зову его "Зайчик", потому что ни выговорить, ни запомнить его имени не представляется 
для меня возможным. Знакомимся мы совершенно случайно - на танцах в общаге. 
На моих глазах Леша приглашает какую-то девицу, и я, в знак глубочайшей мести, 
приглашаюсь этим самым Зайчиком, который, видимо, уловил мой телепатический танцевальный 
призыв. Тут по сценарию вроде бы и время поблагодарить за танец, мол - месть свершилась, 
спасибо за помощь, но Зайчик так быстро отваливать видимо не привык - он только что 
прибыл и начал усовершенствоваться (как известно, дело это непростое и утомительное), 
а следовательно прозябать здесь бобылем не намерен.
     В общем, отделываюсь я от него долго и мучительно. Вот он меня уже в свой далекий 
аул увозит, и мне ничего не остается, как чувствовать себя "кавказской пленницей". 
Но всему наступает предел, и однажды я начинаю, ну совсем как героиня всем известного 
фильма, метать в него тарелки и фрукты (в форме слов, конечно). Оскорбленный жених, 
наконец-таки, оставляет меня в гордом одиночестве, и я принимаю решение никогда больше 
не заводить знакомств с подобными 'зайчиками'.

  

К оглавлению

Все тот же конец третьего курса (какой-то он вообще бесконечный)...
     Все те же путаница и хаос. К нам в комнату зачастил один мальчик из медулища 
(так мы зовем медицинское училище). Вообще, наша общага уникальна - студентов здесь 
раз-два и обчелся, зато полно рабфаковцев, врачей с факультета усовершенствования, 
а так же будущих медсестер из училища. Женя у последних, можно сказать, единственный 
мужской экземпляр. И тот, вместо того что бы у своих околачиваться, облюбовал 
почему-то нашу, институтскую комнату. 
Я зову егоЖеня-Маленький - он ниже меня на целую голову (вот любят же маленькие мужчины 
высоких женщин!), и он такой ангелочек, так и хочется взять на руки и приложить к груди! 
Однако, у меня с ним что-то наподобие братско-медсестренских отношений: то я ему голову 
из чайника мою, когда в душе горячую воду отключают, то он мне ногти лаком выкрашивает - 
ну прям как родные! 
 Женя куда-то из общаги пропал. Да и я затерялась в своей житейской неразберихе, 
а скоро и совсем покинула общагу. Остались от Жени только легкие воспоминания, 
да пара снимков, в память о нашей бесшабашной студенческой юности.

  

К оглавлению

Странно. Я совсем не помню, как мы знакомимся с Женькой...
     Кажется, он присутствует в моей общежитской жизни с момента ее исторического начала. 
Надо сказать, что Женьку знают все - он относится к категории людей, которые время от 
времени бывают просто незаменимы (ну, например - водку достать в период сухого закона), 
но в целом особого интереса собой не представляют. Женька присутствует на всех наших 
торжествах и праздниках. 
Мы со Светкой изучаем на нем анатомию и готовимся к экзамену по пропидевтике внутренних 
болезней. Он варит нам кофе, чтобы не спали тревожными ночами в период очередной сессии 
и поет полюбившиеся песни под гитару. Одним словом - друг комнаты. Я знаю, что Женька 
занимается разного рода махинациями, а за деньги, которые у него никогда не задерживаются, 
готов продать душу не только дьяволу, но также первому встречному, только, желательно, 
подороже.

Нас с Женькой связывает много интересных приключений. Однажды, я участвую в 
"ограблении хрустального завода" (ну прямо детектив пиши!) 
Ограбление заключается в выносе через дырку в деревянном заборе (не надо было начальству 
на приличном заграждении экономить) произведений отечественного хрусталя. Женька, 
нестойко стоящий на ногах после очередного сабантуя, уговаривает меня, 
тоже не очень устойчивую, прошвырнуться с ним до завода и обратно.
     Никаких особых действий от меня не требуется - так, помаячить для отвода глаз.
     Я соглашаюсь, а потом смутно припоминаю, как какой-то кран поднимает нас на второй этаж, 
как мы с Женькой тащим прихваченные из общаги сумки, уже неподъемные от неимоверно 
тяжелого хрусталя, как садимся в такси, и Женька радостно сообщает что операция 
"хрусталь" прошла успешно. Как выясняется позже, всю эту партию мы, очевидно из-за резкой 
потери координации перебили, не на куски, конечно, но за первый сорт она уже не сошла, 
хотя и была продана на ура по невообразимо низким ценам. Я вряд ли осознала, 
что подвергла себя почти криминальной опасности, потому что эпизод этот имел место 
в те еще времена, когда повсеместное растаскивание того что плохо лежит не было 
делом из ряда вон выходящим, а скорее наоборот - обычным и повсеместным.
     Женьке удалось погулять на моей свадьбе, где он в шутку или всерьез, признавался мне 
в долгой и безнадежной любви. Довелось ему повкалывать на лесоповале за свои, а может быть 
и за чьи-то еще грехи. Кстати, он был последним из моих саратовских друзей, кого я видела 
перед отъездом в  Америку. Получила как-то странную телеграмму и долго не могла понять, 
кто же это будет проездом в Ростове? Видимо шальной ветер занес его - последний листок 
из моей саратовской осени, чтобы передать прощальный привет от всех тех, 
с кем меня связывали неповторимые институтские годы.
 
  

К оглавлению

     Наконец-то позади третий курс. Казалось, ему уже никогда не будет конца, но вот я, 
вместе со своей младшей сестрой, в купе поезда "Саратов-Адлер". За пять минут до 
отправления прибегает запыхавшийся Женька - сказать до свидания и пожелать счастливого пути. 
Поезд трогается, и я пытаюсь предугадать, что ждет меня впереди. Всего одна ночь, 
и мы на месте. Прямо с поезда спускаемся к морю - вода чудесная, и я на минуту 
забываю свою непреодолимую тоску по Леше. (Хотя мы и решили расстаться до сентября, 
но я понимаю, что это конец и впереди меня ожидает сплошная боль утраты)...

     Берем такси до санатория. Маленькие одноэтажные домики скорее напоминают примитивные 
деревянные постройки слегка оцивилизованного племени Умба-Юмба.  Что ж, в конце-концов 
мы ради моря приехали. Море то тут, я надеюсь, в хорошем товарном виде?..

     Жара стоит невыносимая. Что бы выжить в деревянном домике под палящем солнцем, 
мы держим открытым холодильник. В столовой знакомимся с папой и двумя братьями, 
которые оказываются нашими земляками. Время в компании "папы" проводить довольно скучно, 
зато спокойно - и я очень рада, что есть возможность избежать ненужных приключений. 
Мне немного нравится младший брат Игорь, и я даже посвящаю ему одно стихотворение.  

     Перед самым отъездом братья приглашают нас на вечерний пикник у моря (без папы, наконец!). 
Мы пьем пиво и обмениваемся телефонами. 

     Не успеваю приехать домой - звонит старший брат Толик.  Напрашивается в гости. 
Чувствую, что неспроста и не ошибаюсь - во время моего ответного визита, 
Толик делает мне предложение. Как странно - мне кажется, что моему режиссерскому 
замыслу подчиняются и люди, и события, и обстоятельства. Я выхожу замуж, а значит, 
покидаю Саратов и одновременно разрешаю все настоящие и последующие проблемы, связанные 
с Лешей. Что касается будущего мужа, то в первое время я искренне верю, что смогу без 
любви построить семейное счастье. Мне кажется, я просчитываю все: и наличие у него 
специальности, и хорошие взаимоотношения с моими родителями, и возможность оказаться 
поближе к дому. Единственное, чего я никак не могу преодолеть - моего неприятия его 
как мужчины. Это просто как в том анекдоте: 'Ну не нравишься ты мне. Не нра-вищь-ся!" 

     Однако события развиваются быстро, и свадьба назначается на конец декабря, сразу 
после зимней сессии. Общежитие в трауре - я уезжаю навсегда, и менять своего решения 
не намерена. Все без исключения понимают причину и втихаря ругают Лешу громкими иногда 
не очень цензурными словами. 

      Вот и платье из Америки, и гости приглашены, вот и жених с дружком делают 
ко мне заключительный холостяцкий визит. Я вроде бы и рада, но пообщавшись 
с будущим мужем поближе и без свидетелей, понимаю, что ничего хорошего из моей затеи 
не выйдет. Да, я неплохая актриса, но не тогда когда пьеса может затянуться на долгие 
годы. 
Родители в шоке - я в прострации. И можно повернуть назад, да некуда - мосты сожжены, 
конница разбита, а возвращаться с поражением я не привыкла. Да и против родителей идти 
как-то не особенно хочется. Вот и опрокидываю пол бутылки водки в свой пустой желудок, 
чтобы в Загсе хватило смелости подпись свою поставить. 
Все. Дело сделано. Позади - оставленные мной руины прошлой беспечной жизни, 
мои друзья - сироты, брошенные на произвол судьбы, да и сама я на пепелище с 
неразрешенным вопросом: "Как же это я умудрилась? Как же на это у меня сил хватило?" 
Страшно! А впереди - комната-коморка у какой-то апоплексической старухи, чужой 
неприветливый город и мое одиночество, потому что я теперь Королева без войска - 
все в прошлой жизни...

Замужество мое развалилось очень быстро и почти безболезненно, так что в преддверии 
пятого курса я была уже снова свободной. Иногда мне кажется, что этого эпизода вообще 
не было в моей жизни, если б не старые фотографии, да не горькие, безнадежные стихи 
Ростовского периода.
 
  

К оглавлению