"Напрашивается один вопрос, -
Старательно водил он по бумаге, -
Зачем дерутся люди и за что?
Я этого, прости, не понимаю.

Ещё два года или год назад
Я думал лишь о том, как вкусен сахар,
Как лучше бы развеселить ребят
И каковы растения на запах.

Сейчас я часто думаю о том...
Да, странно прозвучит, но ты не смейся!
Сейчас я часто думаю о том,
Что мне с тобою рядом будет место."

Он отложил перо и покраснел,
Улыбки белозубой не скрывая.
Так странно быть влюблённым, и теперь
Смеялся он, всё это признавая.

Вот только не докончено письмо
И он перо берёт рукой дрожащей:
"Мы многое прошли теперь уж, Эд,
От страха и до нежности щемящей.

Я помню, как боялась ты меня,
Как просто прикасаться запрещала,
Но если я чего не понимал,
Ты в этом терпеливо помогала.

Я всё ещё твой глупый "младший брат",
А может быть и "сын", не знаю точно.
Теперь хочу же это изменить,
И изменить немедленно и срочно!"

Что ж, не было ему и двадцати,
Поэтому порыв его наивен,
Но раз уж встал он на тропу любви,
То хочет быть с душою откровенен.

"Разнятся ли порядки королевств?
Ведь у меня тебе я буду должен
Нести дары четыре дня подряд
И... Как там говорят? "Делить с тобою ложе".

Что это значит, можешь объяснить?
Мне братья ничего не объясняют.
Они смеются, но уверен я,
Что сами ничего не понимают!

Как можешь ты понять, пытаюсь я
У милой у тебя, у скромной Эдел,
Спросить, захочешь ли ты, может быть,
Женой моею сделаться навеки?"

Хоть письменно, но он это сказал!
Его лицо опять залито краской.
Муррей, и он же Марри, что скрывать,
Считал, что слово обернётся сказкой.

Ему хотелось слышать "Да!" в ответ,
Промолвленное голоском дрожащим,
Таким же тихим, скромным, как она,
Покой и радость сердца обещавшим.

И вечно шумный парень, что бежал
И поднимался, лишь едва споткнувшись,
Сейчас вдруг сам решимость потерял.
Звук собственного сердца вдруг стал жутким.

"Письмом, которому меня ты обучила,
Решил я выразить все чувства для тебя.
Я нервничаю жутко, что поделать...
Ответ твой очень важен для меня.

Когда смогли мы пережить войну,
Когда прошли сто... тысячу несчастий
(Здесь нужно очень крупное число!)
Ты стала для меня так много значить!

Конечно, и Рианну я люблю,
Сестру, и братьев, и Хаметеана,
Но ты... Не знаю, как бы так сказать...
Ты правда самой близкой, Эдел, стала.

С тобой мне, как ни с кем, сидеть тепло,
Твоя улыбка... Ох, сияние, блеск!
Тогда как слёзы, даже слёзы счастья,
В моей душе все вызывают треск.

Спасибо, что учителем мне стала
И совершенно родственной душой.
Причин не вижу, почему не стать бы
Тебе моей прекрасною женой!"

Письмо то накалякано нелепо,
Ошибок тоже, к сожаленью, много,
Но счастлив Марри - смог он написать
О том, что мучило его довольно долго.

И здесь, пускай, и исправлять, и исправлять,
Но он уже бежит, смеясь средь ночи,
Письмо любимой деве показать,
От счастья восклицая что есть мочи.