Аннотация: Цикл "Казахские зарисовки". Рассказ 25-й
ИЗМАЙЛОВ КОНСТАНТИН ИГОРЕВИЧ
ЦИКЛ "КАЗАХСКИЕ ЗАРИСОВКИ"
(рассказ двадцать пятый)
Жажда
Того, чего меньше всего, больше всего и хочется. Если, конечно, человек не больной.
Возвращаюсь ещё ненадолго в автобус - кое-что вспомнил...
Ещё до появления на горизонте деревни всю воду в канистре мы допиваем. И при первом же упоминании кем-то о колодце, я чувствую, что хочу пить. И не я ведь один - все! Все в автобусе один за другим начинают объявлять, что им хочется пить. И вот все уже нетерпеливо всматриваются в окна. А разговоры только и связаны с водой - о том, сколько бы сейчас каждый выпил и у кого какой рекорд. Я, получается, правым ухом слушаю рассказ водителя о небе, а левым - разговоры в салоне про воду. К примеру, один рыжий толстячок с заднего места, скорее всего, штангист, на полном серьёзе заявляет, что может выпить запросто ведро, что он всегда пьёт после тренировки не менее ведра, а бывает и больше!
- Ну, вот сегодня и покажешь! - строго говорит ему Рафа и добавляет, грозя недвусмысленно пальцем: - И только попробуй мне не выпить!
- Нет, сегодня я не после тренировки, - осекается сразу рыжий толстячок и отводит глаза в сторону на окошко, - не буду сегодня, я ведь... - бормочет, - просто, я же не после... - я уже не слышу, хотя рот у него ещё открывается и закрывается, а язычок, словно "отрывается" и болтается в широком пространстве за щеками и между губ. Все смеются кроме толстячка...
О том, как будут пить: с полным погружением в колодец головы или просто из ведра, но с обязательным потом обливанием. А какой-то белобрысый паренёк, кажется, боксёр, объявляет, что когда все напьются, он напоследок пару раз обязательно нырнёт в колодец! Да, вот такой герой!
- А, как выбираться потом будешь, он же глубокий? - спрашивает его мой сосед, тоже борец, маленький и чёрненький Толик, такой беспокойный, всё крутится и подпрыгивает, ну, точно дырка будет в кресле к концу пути!
- Очень просто - как паук! - И этот белобрысый показывает всем, как будет выбираться, двигая растопыренными руками и ногами. Получается очень смешно, и сам белобрысый начинает смеяться вместе со всеми.
В общем, ждём колодец с нетерпением. Потому, увидав, наконец, в степи справа от дороги деревню, все обнимаемся и кричим: "Ура! Победа!" А тот рыжий толстячок орёт, как бешенный: - "Протянули, братцы!"
Колодец. Мы, первые подбежавшие, плотно окружаем старенький деревянный колодец. Рафа бросает помятое ведро на ржавой цепи вниз - в чёрную скважину, из которой веет сырой прохладой, что так необычно для выжженного солнцем мира. Ведро падает, цепь звонко разматывается, поперечное бревно на двух чуть покосившихся столбиках и железный рычаг на нём крутятся. Вскоре ведро скрывается в подземной тьме и его совсем не видно, но цепь всё равно разматывается - ещё падает. Мы, замерев, смотрим вниз в сырую, прохладную тьму и вслушиваемся. А к нам подбегают уже спортсмены из других подъехавших автобусов с вопросами:
- Ну, что там, есть хоть вода-то, а? Что молчите? Где вода-то?
- Да, тихо вы! - кричим мы им в ответ и снова вслушиваемся, а цепь всё разматывается и разматывается.
Кто-то из подбежавших даже с обидой кричит нам:
- Дайте хоть немножко попить, я же тоже хочу! - Но мы ему даже не отвечаем - обиженный какой-то, что ли!
Наконец, где-то далеко внизу еле слышим: буль!
- Упало! - кричим мы одновременно и тут же восхищённо: - Ничего себе, какой глубокий!
Двое борцов с голыми торсами из старшей группы во главе с Рафой крутят рычаг - поднимают ведро. А оно, чуть поскрипывая, невероятно долго поднимается, хотя крутят мускулистые атлеты быстро. Они даже вспотели, и у всех бицепсы вздулись вместе с венами на бронзовых, словно запечённых плечах и руках.
Я осматриваю всех, окруживших колодец: возбуждённые, зажаренные лица с выгоревшими бровями и ресницами. Они напряжены, смотрят сосредоточенно на натянутую цепь, в колодец и не моргают - ждут с нетерпением появления ведра. А оно долго не появляется. Даже кто-то сзади не вытерпливает и бросает нам сгоряча, получается пискляво:
- Ну, скоро там?
Мы не обращаем внимания. Это, наверное, тот же самый - обиженный или самый нетерпеливый.
Долго, всё-таки, не появляется. А тот обиженный или самый нетерпеливый горячо вздыхает за моей спиной. "Наверное, он самый нетерпеливый, всё-таки, из всех нас" - решаю я. Никто на него не обращает внимания. А он, как раз ещё раз вздыхает также горячо и уже с небольшим рычанием даже. "Ну, точно самый нетерпеливый или ненормальный какой-то..."
- Ну, что там, парни? - слышим мы голос тренера баскетболистов.
- Поднимаем! - отвечает ему Рафа.
А я пытаюсь разглядеть этого тренера. Только не получается, хоть он и длинный. "Наверняка, рядом с ним Ира, - думаю я. - Он всегда рядом с ней. И что он к ней липнет?" - недовольно задумываюсь я, почему-то.
О, показалось!
- Показалось! - кричим радостно.
За моей спиной кто-то хлопнул в ладоши и стал их живенько тереть друг о дружку. Наверное, этот же самый - самый нетерпеливый.
- Давайте, давайте, парни, мы ждём! - кричит этот же тренер, а рядом кто-то смеётся.
"Ну, точно, Ира смеётся. Её голос. И что он такого смешного сказал, чтобы так смеяться, не понимаю..."
Оно поднимается и кружится вокруг цепи то в одну сторону, то в другую. А вода в нём живенько покачивается гладенькой и плотненькой массой. Словно это и не вода совсем, а воздушный пузырёк, только он упругий пузырёк, хоть и мягонький, и никогда не лопается. Если бы вода не покачивалась, то и нельзя было бы сказать, что ведро полное, ведь она абсолютно бесцветная и прозрачная. Но нет, ведро полное, мы понимаем это ещё и по натянутой цепи. Только я вдруг понимаю, глядя на ведро, что вода может приобретать цвет неба. Да-да, неба, вот точно такого же неба, как сейчас. Это, конечно, не удивительно. Это простое отражение, вот и всё. Но, на самом деле, красиво это у воды получается - просто и красиво, словно она становится в этот момент маленьким кусочком неба! - наряжается в небесное платье или, точнее, преображается! Вот так вода-а-а! - и жажду большая мастерица утолять, и в небо преображаться! А ещё наши же лица нам же и показывать! Вот я как раз себя сейчас вижу в ней! "Какое у меня лицо сейчас загорелое, - успеваю подумать я, - чуть ли не чёрное, будто это не лицо, а корочка кекса! А волосы-то, волосы, какие белые-белые!" Мне это сочетание нравится, и я даже успеваю полюбоваться им, думая: "Оригинально получается, что-то есть в этом "ковбойское"..."
В общем, вода, как зеркало, может ещё и вовремя тебя показывать, когда ты в самом наилучшем или романтичном виде. Хотя и когда ты не в самом наилучшем, и совсем, мягко говоря, не в романтичном виде, тоже запросто может, даже ещё и лучше (это я уже сейчас так широко понимаю её возможности, даже не понимаю, а знаю - опыт...).
Мы чмокаем сухими ртами, сглатывая последние остатки слюнок, и облизываем обветренные губы, в предвкушении живительного, и самого сочного на свете наслаждения! Даже кто-то уже протягивает руки к ведру, хотя оно ещё далеко - хочет первым насладиться!
- Что ты тянешь? - спрашивает его строго Рафа.
- Ничего! - отвечает ему не менее строго тот самый белобрысый паренёк, кажется, боксёр, и смело добавляет: - Хочу и тяну - мои руки!
- Первыми пьют те, кто поднимал ведро! - объявляет Рафа.
С ним никто не спорит, только уже многие вздыхают, а не только тот, кто за моей спиной, который и вздыхает, и рычит уже, и ещё какие-то звуки издаёт, в общем, я понимаю - разрывается на части, лучше не смотреть!
"А я бы Ире первой отдал ведро!" - мелькает мысль, почему-то.
- Парни, пусть первыми попьют девочки, - предлагает вдруг её тренер.
"Ну вот, я почти об этом же раньше его подумал! - с сожалением, думаю я и тут же сурово добавляю: - Но ведь подумал, а не сказал - разница-то большая, мыслитель..."
А тот самый, который "разрывается" за моей спиной, внезапно орёт:
- Так их столько много, на всех не хватит!
- Чего тебе не хватит, подземной реки тебе не хватит? - переспрашивает его тот же тренер, а возле него смеётся Ира уже по-настоящему, прямо-таки заливается - от души!
В этот раз я на стороне её тренера, тут он, конечно, сказал просто и остроумно, ничего не скажешь! И тот "разрывающийся" сразу затыкается, и даже пять секунд его не слышно. Но только пять секунд...
"Да, кто это такой?" - И я недовольно оборачиваюсь.
Ах, вот это кто! - тот самый маленький толстячок с заднего места, который, кажется, штангист! Он стоит теперь передо мной, как ослепительно яркий передутый шарик или пузырёк, у меня даже вначале в глазах рябь какая-то пошла куда-то в стороны. Но быстро ушла. Смотрю на него сверху вниз, а он передо мной стоит с такими безобразно выпирающими круглыми животом, сисями и щеками из-под жёлтой майки в виде перекрученной мокрой мочалки. Ручейки пота текут по его жирному лицу, сплошь усыпанному оранжевыми веснушками, словно это и не голова человеческая, а головка сливочного масла, выставленная на солнце, потому она и топится так бойко, издавая кисловато-молочный запашок, который я начинаю чувствовать ещё во время ряби. Его рыжие волосики мокрые и изображают на голове что-то похожее на застывшую песчаную бурю в степи. Маленькие блестящие глазки его исподлобья хмурятся и взгляд его на меня по-настоящему суровый. Губки сильно сжаты, и дышит он явно тяжело и, как-то, недобро, с похрапыванием. В общем, весь вид его кажется мне каким-то огненно-воинственным и даже угрожающим. "Точно ненормальный, какой-то!" - отворачиваюсь я к ведру, которое аккуратно ставят на край колодца.
Парни расступаются. И к ведру непринуждённо подходят девочки, с весёлыми улыбочками, какими-то словечками, обращёнными к нам, кажется, с благодарностями, но произносимыми как-то несерьёзно, шутливо ("Могли бы посерьёзнее..." - думаю я):
- Ой, мальчики, какие вы благородные сегодня, прямо куда деваться! Ой, ну прямо, мы и не ожидали от вас таких жертв! Ну, спасибо, вы прямо настоящие джентльмены, а мы и не замечали это за вами раньше... - В общем, всё в таком духе - с поддёвкой, я-то это понимаю, но стараюсь сильно не обращать внимания и терпеливо жду, пока они, неторопливо глотая своими девичьими ротиками, напьются.
А за моей спиной тот самый с похрапыванием и головкой сливочного масла вместо головы уже непрестанно цыкает вперемешку уже со страдальческими вздохами. Я пару раз порываюсь предупреждающим и внушительным тоном попросить его примерно так: "Закрой свою "цыкалку", цитрус поросячий!" - но каждый раз сдерживаюсь усилием воли. Сами понимаете, уважаемый читатель, причину моей резкости - адская жара, тяжёлое солнце, которое прямо лежит уже на мне своим раскаленным телом, вода совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, но её попить получится ещё совсем не скоро, а пить-то уже до невозможности охота - жажда! Жажда! - это когда все ссохшиеся в конец внутренности, жилами вытягиваются изо рта! Да ещё эти девочки со своими "благодарностями" и специально неторопливой игрой в блаженное наслаждение с таким вожделенным ведром у рта!
Наконец, ведро передают Ире. Кажется, она последняя из девочек. Да, последняя. Она ещё пьёт, а ведро уже начинают тянуть в разные стороны, буквально вырывая его из её слабеньких ручек!
- Да, дайте вы спокойно попить человеку! - не выдерживаю я. - Что вы, как дикие!
На несколько секунд руки отпускают ведро. Ира может спокойно глотнуть. Но не успевает сделать это до конца, как снова "джентльмены" начинают тянуть ведро в разные стороны!
- Ну, прямо дикари настоящие! - горячусь очень я. - Просто стыдно смотреть...
- А ты не смотри, иди в автобус! - говорит мне с придыханием тот самый белобрысый, который, кажется, боксёр.
Он стоит за ведром в противоположной стороне от меня и сильнее всех тянет. Но Ира включает в ответ все свои силы. И парни с моей стороны тоже подключаются - тужатся - ведро постепенно выравнивается у рта Иры, хотя и много воды выплёскивается ей на грудь.
- Ребята, да вы что... - растерянно спрашивает какой-то тренер, но его никто не слышит - все напрягаются (наверное, от напряжения у всех закладывает уши).
Вот ведро уходит от девичьего рта в сторону белобрысого боксёра. Но мои на чеку: тут же ещё серьёзнее тужатся - ведро постепенно возвращается ко рту Иры - с трудом "паритет" восстановлен! Ира продолжает пить, не смотря ни на что, хладнокровно - неторопливо, с чувством, смакуя. Или только делает вид, что хладнокровно, чтобы нас ещё больше подзадорить. Если так, то ей удаётся: в противоположной стороне начинают от напряжения кряхтеть, и ведро, что характерно, начинает двигаться в сторону кряхтения, медленно, конечно, но уверенно. Естественно, с моей стороны парни как всегда на чеку: совсем уж как-то страшно тужатся и, в отличие от своих соперников, рычат! Ведро медленно, но настырно выравнивается у нужного рта (замечу: красивого рта, ведь времени сейчас у меня достаточно, чтобы рассмотреть его, такого яркого, сочного, гибкого, слегка приоткрытого, в отличие от наших - сухих, каменных и неестественно сжатых - ссохшихся!). Ира пытается глотнуть, и мне очень её становится как-то жалко в этот момент: ну, никак она не может напиться, бедная! "А, где же её тренер? - сразу вспыхиваю я весь. - Куда он залез? Достаньте его! Бросил свою любимую воспитанницу! Молокосос растянутый..." - И я буквально уже чуть не кричу ему, примерно так: "Ну что, куда вы делись сразу, куда залезли? Вылезайте, не бойтесь!" Но сдерживаюсь. Да и сам-то помочь я ведь никак не могу! Что я могу сделать? Как мне справиться сейчас со всей этой, кажется, обезумевшей толпой? Но я лихорадочно решаю, что же предпринять, глядя на этих...
А эти - с противоположной стороны - тоже, конечно, рычат, а их лица при этом страшно искажаются. Я их лица хорошо вижу и как-то растерянно удивляюсь: "Ну, надо же..." - И пока не вижу выхода. А ведро-то уже гнётся, выгибается, плющится...
- Вы же сейчас колодец сломаете, дикари! - вырывается у меня сразу за тренером.
- Ну-ка, прекратить немедленно! - снова кричит мой тренер.
Кажется, его слышат потому, что многие поворачивают в его сторону свои искажённые лица. Хотя они с этими же лицами также продолжают напрягаться и рычать! Я своего тренера не вижу, но по его голосу понимаю, что он очень недоволен сейчас, даже взволнован.
- Так, ну-ка, отпустили все ведро! - приказывает он. - Иначе вы разворотите сейчас здесь всё!
Нет-нет, никто не отпускает и руки ни на грамм не ослабевают. А Ира настойчиво пытается пить, словно назло уже нам - "джентльменам"!
- Вы же сами себя задерживаете, бараны! - кричит Рафа. - Дайте человеку спокойно попить, а потом сами будете пить!
Нет-нет, бесполезно! Все продолжают тянуть и уже смотрят своими перекошенными красными лицами на Рафу. Кажется, что они всё понимают, но отпустить никто не может. Не могут они вот так просто взять, и отпустить! - не могут потому, что никто ведь не отпускает, никто! А надо, чтобы все вместе одновременно отпустили! Одновременно и все вместе! Рафа смотрит круглыми глазами на всех и, что-то поняв, в сердцах, смачно произносит:
- Вот бараны! - И всё. И как-то потерянно замолкает.
Кажется, все, кто тянет ведро, соглашаются с ним, что "бараны", и с понимающими лицами смотрят на него, даже с чуть заметными признаками виноватости на фоне перекошенности. Кажется, они и сами бы рады отпустить, но не могут потому, что должны все вместе отпустить одновременно! - вот как! А иначе никак! У Рафы для этого случая, видимо, нет слов. Он только смотрит на них с открытым ртом и чуть-чуть кивает головой, словно что-то осознав. А меня кто-то тычет сзади. Я оборачиваюсь.
- Что ты не тянешь? - спрашивает меня ошалело толстячок. - Блин, как этот... Дай я, блин, хоть возьмусь за ведро! - И он пытается пролезть к ведру.
Я снова смотрю, но уже как-то с грустью сверху вниз на его пухлую задницу, и если бы не решительные действия тренеров в этот момент, то я толстячку сделал бы, и тоже с грустью, конечно, бросок через грудь обратным захватом, то есть, когда ноги получаются у соперника сверху, а голова снизу. Далеко бы полетел, далеко, может быть, тоже с грустью. Может быть, ему моя грусть передалась бы, а может быть, и нет. Но "тянуть" расхотел бы точно, я в этом не сомневаюсь!
- Так, расступились все! - кричат в этот момент грозно тренера, пробираясь к ведру. - Расступились! Расступились! - А мой тренер ещё добавляет, протягивая руки к ведру: - Что вы, как бараны смотрите на меня? Дайте сюда ведро! Дайте сюда ведро, говорю! Ведро сюда! - уже гневно кричит он. - Что не понятно, что ли? Ведро сюда, говорю!
Ведро медленно отпускается.
- Отошли все от колодца! - грозно приказывает мой тренер. Кто-то отходит, кто-то нет. - Отошли, я сказал! - угрожающе произносит им тренер, но не помогает - скорее всего, оставшиеся у колодца спортсмены - это боксёры, а боксёры самые "дерзкие" - все это знают. - Так, - резко говорит им тренер, и я чувствую, что это последнее его предупреждение, - сейчас кто не отойдёт от колодца, тот пить будет из канистры в автобусе, всё!
И все остальные отходят. Последним отходит тот самый, белобрысый, смотря смело в глаза моему тренеру. Он этим своим бесстрашным и даже каким-то дерзким взглядом явно показывает всем, и прежде всего самому тренеру, что запоминает его! - за-по-ми-на-ет...
Ира, наконец, спокойно напивается. И начинается уж наш водопой...