Аннотация: Цикл "Казахские зарисовки". Рассказ 29-й
ИЗМАЙЛОВ КОНСТАНТИН ИГОРЕВИЧ
ЦИКЛ 'КАЗАХСКИЕ ЗАРИСОВКИ'
(рассказ двадцать девятый)
Воля
Декабрь тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Мне несколько дней назад исполнилось шесть лет.
Ранее утро. Мгла. Метель. Меня соседский пацан Петька с разрешения родителей куда-то ведёт. Говорит: 'Заниматься борьбой'. А мне всё-равно, лишь бы не идти в садик, даже интересно: 'Что за 'борьбой' такой?'
За ночь все дороги замело. Трактора под светом фар и фонарей тарахтят, разгребая и сгружая снег в самосвалы. Самосвалы вначале терпеливо стоят, но фырчат им недовольно, потом дёргаются вперёд-назад - отталкиваются, рыкают пару раз под тяжестью синих горок, и уже ровно гудят - везут.
Горят окошки, фонари, фонарики подъездов домов. Метель шелестящим песочком сыплет, особенно сильно из-за углов, завывает, особенно надрывно между домами, но собачьи гавканья различимы. Мы идём не по центральной улице, которую уже расчистили, и потому утопаем в сугробах. В одном месте забираемся на будку и прыгаем в сугроб, из которого я еле выбираюсь. Повторяем - выбираюсь уже легче. После нескольких прыжков я кричу:
- Чёткая будка!
Петька меня старше, он уже давно учится в школе, да к тому же занимается этой самой 'борьбой', потому серьёзнее относится к таким будкам:
- Это электроподстанция! - кричит он мне совсем невесело. - Хватит прыгать - на тренировку опаздываем!..
Дворец спорта светится издалека. Подходим ближе и я различаю летящие мячи в его огромном окне.
- Ничего себе окно! - поражаюсь я.
- Это не окно, - говорит мне Петька, - а стена такая стеклянная! Там игровой зал. Видишь, мячи летают?
- Ага! Ничего себе стена...
Заходим. Пацаны идут в боксёрских перчатках, девочки бегут с обручами и мячиками, а один дядя в настоящем кимоно стоит рядом с дедушкой с медалями на пиджаке. А пацаны идут в зал, где через открытые двери видно, как боксёры прыгают и боксируют груши, наверное, разминаются. А девочки идут в открытые двери другого зала, из которого доносится музыка.
- Не отставай! - кричит мне Петька и здоровается с дедушкой.
Я тоже здороваюсь.
- А кто это такой?
- Вахтёр.
- Ничего себе - вахтёр в кимоно!
- Да в кимоно - это тренер по дзюдо, щегол!
А моё внимание привлекают уже штангисты. Их хорошо видно из открытых дверей зала, который как раз проходим мимо. А там одни накаченные дяди в трусах ходят. Вот один дядя ходит-ходит, подходит к штанге, вначале дёргается руками и ногами, потом наклоняется, смешно выставив попу, берёт гриф...
- Да, не отставай ты! - кричит мне снова Петька.
А дядя всё штангу берёт. Долго берёт и попой покачивает. В общем, толку никакого пока. Так и не дожидаюсь, когда же он штангу поднимет...
Поднимаемся на третий этаж. Заходим в зал. Полно ребят. Они носятся, орут, смеются, кувыркаются, лезут друг другу на плечи и катаются...
В тёплом квадратном зале на красном ковре выстраиваемся в шеренгу. Все по пояс раздетые. Я тоже. Перед нами тренер в спортивном костюме и с журналом в руках.
- Вижу много новеньких, - говорит он. - Придётся разделить вас на две группы - старшую и младшую...
- А кто будет тренировать младшую? - спрашивает какой-то молокосос.
- Пока я, - отвечает тренер. - А что?
- Просто хочется у вас тренироваться!
- Будете тренироваться у меня, не беспокойтесь, - тренер улыбается и все прыгают от радости.
- Так, - продолжает серьёзно тренер, - для тех, кто в первый раз сегодня пришёл: меня зовут Геннадий Иванович, на каждую тренировку нужно приносить с собой трико, майку и полотенце...
Петька попадает в старшую группу, а я - в младшую, и становлюсь в ней самым сильным - почти всех кладу на лопатки! Только, конечно, самого Геннадия Ивановича не кладу: он часто неожиданно сгребает меня в охапку и 'борется' со мной, смешно рыча. А я заливаюсь смехом от щекотки, 'прыгая' на его мускульных мячиках, и наслаждаюсь ароматом его одеколона. На всю жизнь запоминаю этот аромат! - аромат борьбы и силы!
А через две недели соревнования. Пришли родители. Естественно, я волнуюсь, всё-таки, первые в жизни соревнования! Сдержанно так встречаю их, без всяких там улыбочек, провожу в зал, без лишних разговоров, показываю два места на лавочке, где можно им сесть. Они лишних вопросов не задают, не возражают и сразу садятся. Они тоже волнуются, я же чувствую.
- Я разогреваться пошёл! - говорю им, насупив брови.
- Давай, давай... - кивает с пониманием папа.
Первая схватка. Соперник - тощий и длинный Лёша. Он старше меня и занимается уже два месяца, потому очень волнуюсь, даже зубы стучат от волнения. По свистку судьи мы со звонкими шлепками обхватываем друг друга руками и что-то пытаемся сделать. Вернее, Лёша пытается меня придавить к ковру, а я... а я и не знаю, что пытаюсь сделать. Я почему-то забываю что нужно делать и как нужно бороться. Потому просто стою и держу Лёшу. А Лёша меня уже пригибает. Всё пригибает и пригибает... И в этот момент кричит мама:
- Ой, хватит, хватит! Отпустите его, отпустите!
А ей отвечает Геннадий Иванович, который сидит за столом рядом с лавками:
- Нельзя отпускать в борьбе противника, за это наказание будет!
Вот так! После этого мама уже не кричит, но всё-равно постоянно охает, да чего-то причитает, но папа её, слава богу, успокаивает - я же слышу. А Лёша меня всё пригибает и пригибает. Уже совсем немножко остаётся до ковра! Я из последних сил держусь на ногах и держу его. И вдруг вспоминаю как нужно бороться и начинаю сам его пригибать в другую сторону. А я-то его сильней! Потому Лёша быстро падает на ковёр, а я - на него. Ещё немножко, и он - на лопатках!
Судья поднимает мне руку. Мама с папой очень рады и хлопают громче всех. А мне очень приятно, конечно, стоять в центре ковра перед всеми зрителями с поднятой рукой. Очень приятно ощущать себя впервые победителем!
- Я уж думал, что он тебя скрутит на ковёр! - говорит папа, когда сажусь рядом. - Потом смотрю, ты выпрямляешься и начинаешь потихонечку пригибать его всё ниже и ниже. Потом смотрю - он падает! Да, - обнимает меня папа, - борцом ты стал у нас, молодец! А это твоя первая победа!..
Больше на мои соревнования мама не ходит.
- Да, ну! - каждый раз машет она рукой. - Ещё чего не хватало: переживать там сидеть! Его схватят там, согнут или сожмут там, а ты и помочь ничем не можешь, только сиди и переживай! Нет уж, я лучше дома по болею...
Солнечный апрель тысяча девятьсот восьмидесятого года. Городские соревнования. В финале проигрываю - остаются последние секунды встречи. И вдруг вспоминаю пирата Салеха из нового очень полюбившегося фильма 'Пираты XX века', и представляю, что это он борется со мной. Вмиг чувствую прилив свежих сил и непреодолимое желание во что бы то ни стало расправиться с этим самым коварным бандитом-каратистом!
Легко вхожу в корпус, беру захват, приподнимаю и со всей силы сжимаю. И уже хочу бросить, как вдруг слышу над головой тоненькое: 'Ай!' - и чувствую, как противник становится в руках мягче, словно растекается из рук...
Резкий свисток. Судья в прыжке нас разъединяет и подхватывает соперника, кладёт на ковёр - он без сознания. Я в растерянности стою рядом. Судья меня просит покинуть ковёр. Я выхожу за круг и чувствую, как дрожат коленки. Становится страшно...
Его бессознательного садят, придерживая руками, и врач суёт ему ватку в нос. Он приходит в сознание и начинает стонать. Он беленький, слабенький, беззащитный, страдающий... Мне его становится до слёз жалко. 'Что же я наделал?' - спрашиваю себя в ужасе. В этот момент рядом оказывается Геннадий Иванович, обнимает меня за плечи и спокойно, тепло говорит:
- Ничего, не волнуйся, это бывает в борьбе. Всё будет хорошо.
Врачи скорой помощи уносят его на носилках. Когда его проносят мимо, я вижу его бледное стонущее лицо и полуоткрытые влажные глаза.
Перелом рёбер. После больницы мы с ним встречаемся. Он весело смеётся, а я даже коснуться его боюсь, чтобы не сделать ему больно. Всё посматриваю жалостливо на его грудь. Обнимаемся на прощание, только я стараюсь очень аккуратно это делать...
А через полгода - республиканские соревнования. И так случается, что соперников моего возраста в моей категории нет никого! Таким же, как и я 'одиночкой' оказывается ещё один борец - тяж, по имени Андрюша. Вот нас и объединяют. И наша схватка - последняя на турнире - должна стать красивым, по мнению организаторов, а главное, незабываемым его финальным аккордом. Незабываемой она получается - это точно!
Андрюша меня тяжелее более чем на тридцать килограмм, и выше на две головы. Об этом я узнаю не сразу. А когда узнаю от тренера Сергея Алексеевича и вижу этого Андрюшу - у меня теряется дар речи и я, по правде говоря, очень начинаю его бояться.
Вселяет уверенность вечером папа: 'Бороться надо, нельзя бросать команду, своих товарищей! Если откажешься бороться, станешь для всех трусом. Потому, надо бороться, даже если очень страшно - бороться через страх! - Он улыбается. - Это полезно: надо воспитывать мужской характер, закалять волю. Соберись, настройся и всё у тебя получится, я в этом не сомневаюсь! Он тебя ещё больше боится...'
В оставшиеся дни до финала самостоятельно готовлюсь к схватке, 'зажав' страх в 'кулак': бегаю в парке, упражняюсь по собственной системе, настраиваюсь, концентрируюсь.
На схватку выхожу воинственным 'пучком'. Зал падает со смеху, видя нас обоих на ковре, - цирк, наверное, клоунада! А мне всё равно: я ничего не вижу и не слышу, перед глазами только гора противника из мяса и жира.
И начинается! Со свистком судьи, я с рычанием разбегаюсь и бьюсь об его пузо - сбиваю в партер - он падает - я получаю балл. И так одиннадцать раз: рычу, разбегаюсь и бьюсь - падает! - рычу, разбегаюсь и бьюсь - падает!.. В общем, действительно, для зрителей - цирк, клоунада. Для меня же этот финал становится первым серьёзным испытанием духа.
Побеждаю досрочно чисто-технически.
Вскоре, по совету врачей, родители мне не разрешают пока заниматься борьбой. И у меня тогда начинается прелестная 'музыкальная' пора...
Но в октябре тысяча девятьсот восемьдесят пятого года возвращаюсь в борьбу! Увидав меня на первой тренировке, Сергей Алексеевич радостно сразу определяет, потирая руки:
- Так, будешь у нас тяжом!
Да, выгляжу я, говоря словами одноклассников, 'толстокожим' или 'жир-трестом', или 'мешком с навозом', или 'пузырём', или просто 'бочкой'!
Но тренер ошибается. С первой же тренировки, к его большому разочарованию, я начинаю резко худеть, а ещё - мучительно страдать. Да, страдать! Дело в том, что абсолютно отвыкнув за пять лет от всякой физической грубости по отношению к себе, я сразу без всякого переходного периода окунаюсь целиком в бескомпромиссный и суровый борцовский мир. И моё беленькое, мягонькое, нежное - 'музыкальное' - тельце уже после первой же тренировки взвывает от боли и полностью покрывается синяками, в общем, становится большой синей болячкой! И всякие травмы, связанные с растяжениями мышц и связок, вывихами и ушибами, становятся для меня обычным делом. В конце концов, боли и синяки проходят, но страдания продолжаются - моральные: я никак не могу привыкнуть к этой какой-то полузвериной, как мне кажется, дикой борцовской грубости по отношению к моему телу. Никак - ни привыкнуть, ни смириться. И потому каждая тренировка для меня становится настоящей моральной пыткой!
Да, я могу запросто бросить борьбу. Но... не могу - стыдно: дескать, пришёл, испугался и сбежал! И вот каждый день в течение всего года (потом сживаюсь с этой 'грубостью') я заставляю себя идти на тренировку, где заставляю себя два часа терпеть. Нет, терпеть не боль. Боль - это уже не страшно. Я заставляю себя терпеть эту бесцеремонную (!), дикую, на мой взгляд, физическую грубость!
Вот так борец, не терпящий борьбу и называющий её 'бесцеремонной, дикой физической грубостью'! Смешно, наверное. Кто-то скажет: 'Парадокс!' А я скажу: 'Неплохая школа по воспитанию воли!'...
Декабрь тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. В Целиноградском областном Дворце Молодёжи проходит Всесоюзный турнир по классической борьбе в честь великого казахского воина - батыра Богембая.
Ранним морозным утром с аэропорта приезжаем во дворец. В тёмном гардеробе раздеваемся и заходим в ярко освещённый зал. Изо рта идёт пар. Чёрные глаза казаха в шлеме впиваются со стены. Взгляд степного воина грозный и надменный - лютый, от него знобит, словно от ледяного ветра. И растянутый вдоль стены плакат под портретом: 'ПРИВЕТ УЧАСТНИКАМ ВСЕСОЮЗНЫХ СОРЕВНОВАНИЙ!' - не согревает.
Алым крылом висит приспущенный флаг СССР.
Три оранжевых ковра - три напряжённо сверкающих белым блеском чаши. Они уже готовы поглотить нас, чтобы в своей душной и глухой лаве замесить бескомпромиссные суровые поединки.
Зрительская половина, уходящая амфитеатром, забита обнажёнными атлетами - участниками соревнований. Тела непринуждённо играют бугристой плотью друг перед другом. Эта мужская игра происходит самопроизвольно у них, потому как не могут они в неё не играть перед совсем уже скорыми главными 'играми' атлетов.
А пока атлеты сидят и неторопливо передвигаются, сжимая губы и бросая друг на друга тяжёлые взгляды, стоят группами и толпятся в проходе, расправляя плечи и воинственно выдвигая нижние челюсти.
Поднимаемся, озираясь. Находим свободные места.
- Раздеваемся и на взвешивание, - смягчает обстановку спокойный голос Сергея Алексеевича. - Рафа, Костя, Саша, взвешиваетесь там. - Он протягивает руку. - Рамиль, Фарид - в противоположной стороне. После взвешивания собираемся здесь и на завтрак. Я - в тренерский штаб. - Уходит.
Раздеваемся. Молчим, только сопим. У меня дрожат руки от холода и волнения, потому раздеваюсь медленно. Зато Рафа нетерпеливо срывает одежду, словно сдирает её длинными железными скребками и бросает на кресло. Ему не терпится добраться до весов. Для него уже соревнования начались: соревнования по крепости взгляда и внушительности мышц. И вот, оставшись в трусах, он первым резко уходит в сторону тяжёлых категорий. За ним заканчивает раздеваться Фарид - самый лёгкий из всех нас с кошачьими изящными и цепкими движеньями тонких рук и ног. Он с синими губами невесомой поступью, словно на невидимых коготках, идёт в противоположную сторону. За ним бежит неестественно весь покрасневший, словно варёный, рыжий Рамиль. Он как и Рафа весь уже в спортивном азарте. Остаёмся мы с Сашей. Холод обжигает плечи и ноги, пощипывает пятки. Зябко. Саша внешне как всегда спокоен, лишь его белое тело приобретает розоватый оттенок, а на щеках непринуждённо наливается румянец. Наконец, и мы с ним уходим.
Пробираемся сквозь тела, многие из которых будоражат шириной шей, плеч, грудей, спин, выпуклостью бицепсов, чёткостью и ровностью 'броневых' квадратиков на животах и крутой выпуклостью ляжек. Нет ни слов, ни мыслей, они, словно испугавшись, попрятались в голове. Только одна маленькая мыслишка крутится во лбу, словно заело: 'Весело-то как...'
Встаём в очередь и смотрим друг на друга. Одновременно и одинаково чуть растягиваем губы в подобия улыбок - понимаем друг друга без слов. И мыслишка вдруг прорывается к нему:
- Весело-то как.
Саша не отвечает, только медленно кивает.
Холод не чувствуется от волнения и от обилия голых тел вокруг, щедро пышущих в непосредственной близости свежим молочным теплом. Такого так много и близко я ещё не видел. Вот я осматриваюсь и вижу только шеи, плечи, бицепсы, груди, пресса, трусы, ляжки, выгравированные на каменных глыбах-монолитах. Смотрю назад - те же глыбы-монолиты с грудями, плечами, прессами, сжатыми губами, кривыми носами и волевыми подбородками. Отворачиваюсь. А впереди те же глыбы-монолиты с коротенькими шеями в ширину со стриженными под ёжик затылками, буграми плеч и спинами в виде широченных кубков. И кажется, что мы затерялись среди глыб.
Слышу впереди хриплый бас:
- Фамилия?
Ему отвечают, но не разобрать. Снова:
- Город?
- Кустанай.
'Эти архаровцы будут рвать всех!' - И Саша, выпучив в задумчивости губы, покачивает головой, словно услышал меня...
- Город? - хрипит тот же голос, словно тяжело передвигает в шершавом пространстве массивные буквы.
- Луганск.
'И эти будут!' - И Саша всё в точности повторяет.
- Город? - напирает бас, становясь ближе.
- Степногорск. - Вздрагиваю от звона знакомого голоса: 'Рафа!' - И уже не кажется, что затерялись среди глыб...
Саша становится на весы.
- Город? - устрашающе ему хрипит удивительно маленьким ротиком пухлощёкий мужик в плотно облегающем костюме, с блестящей лысиной и коротеньким галстуком на пузе.
Саша робко сходит с весов, снимает, суёт мне и встаёт. Мужик беспощаден:
- Сто грамм! - И угрожающе режет: - У тебя сорок минут.
Сашу сдувает: спрыгивает, выхватывает трусы и бежит. Я встаю на весы...
Собираемся кроме Саши. Все знают, что ему пол стакана надо согнать лишнего веса, иначе не допустят к соревнованиям. И вот он, надев несколько свитеров, штанов и капюшон - шкур - наматывает круги на крайнем ковре. Мы сверху за ним наблюдаем. Вместе с ним наматывают несколько таких же 'ниндзя', грустно опустив головы.
'Пол стакана, - представляю гранёный стакан наполовину заполненный мутной солёной жидкостью, - выжать из себя за сорок минут. Хорошо, если выжимается ещё, а если уже нечему выжиматься?'...
Мы обступаем его и начинаем рьяно обтирать полотенцами разгорячённое мокрое тело.
- Время! - останавливает тренер.
Саша бежит к весам. Через пару минут возвращается довольный.
Открывают турнир лёгкие категории, и Фарид с Рамилем, как два голодных волчонка, 'разрывают' соперников: набрасываются, бросают с прогибом и 'втирают' в ковёр! - туше! У нас же троих схватки после обеда и эта оттяжка начала 'битв' наряду с волнением пробуждает ещё и нетерпение.
К обеду атмосфера соревнований накаляется: зрители прибавляются и трибуны уплотняются, становясь громче и эмоциональней, а на коврах сходятся всё более и более достойные друг друга соперники и схватки превращаются в ожесточённые яркие единоборства!
Придя после обеда, узнаём о первых травмах на турнире: сломаны рука и ребро, оторваны нос и два уха, рассечена бровь. И волнение едкой волной накатывает с новой силой, разъедая коленки и твёрдость духа.
- Хорошенько перед схватками разминаем локотки, коленочки, ступни, кисти, шею, - наперекор волнению просит нас твёрдым спокойным голосом Сергей Алексеевич. - Хорошенько растираем нос и уши. Особенно уши, чтоб чувствовался жар! - И показывает на себе. - Вот так тщательно растираем пальчиками и ладошками. - Мы за ним повторяем. - Вот так, тщательно, пока не почувствуете жар. Ни в коем случае, - ещё твёрже говорит он, нахмурив брови, - я вас очень прошу, не выходите на ковёр холодными. Слышите меня? Ни в коем случае! Рафа, контролируй всех!
А у меня скоро первая схватка.
- Пошли! - бросает мне Рафа.
Сумрачные коридоры заполнены разминающимися. Здесь во всю кипит работа по подготовке к выходу на ковёр: одиночки - прыгают, крутятся, растягиваются, пары - качаются друг на друге и 'бодаются'. И мы начинаем 'бодаться': Рафа весь зажимается и только отталкивается, я же активно напираю, пытаясь пробиться к корпусу и завладеть захватом, а завладев, чуть отрываю его от пола и отпускаю, чтобы начать всё сначала...
Разогретым, в красном борцовском трико ожидаю у ковра вызова. Волнение и нетерпение, слившись, достигают апогея - лихорадочно сгораю в их пожаре! Сергей Алексеевич массирует руки и даёт указания. Киваю ему, но ни указаний, ни борцовское месиво на ковре перед глазами не воспринимаю. 'Когда же, когда же?..' - вопрошаю только я в лихорадке. И всё - ковёр свободен! Меня вызывают. И всё происходит как во сне...
Ничего не воспринимающей красной и горячей губкой оказываюсь на середине ковра - мир глохнет и проваливается! - я словно стою на вершине горы. Неосознанно отмечаю рядом белоснежные очертания судьи и синюю жердь противника, которым инстинктивно протягиваю правую руку...
Свисток. И оказываюсь вплотную с 'жердью', а руки, обхватив её, сцеплены в захвате. Бросаю через грудь, не чувствуя веса. Напираю в партере, словно вгрызаюсь в противника. Сопротивлений совершенно не ощущаю...
Свисток - туше! - и моя рука вскидывается вверх.
Радости не ощущаю, только вспоминается то, что случилось на ковре в течение считанных секунд в виде какого-то удивительного фейерверка, или хлопающей хлопушки, где хлопушка - это я...
Рафа на второй минуте с партера поднимает соперника обратным захватом и 'вколачивает' его лопатками на туше. Саша выигрывает по баллам.
В три часа дня - торжественное открытие турнира. Все участники выходят в колонне под зажигательную песню из репродуктора:
Будет небесам жарко!
Сложат о героях песни.
В спорте надо жить ярко,
Надо побеждать честно!
и выстраиваются по периметру зала вокруг борцовских ковров. Получается, что я стою по центру. Кажется, на меня устремлены все объективы фотоаппаратов и телевизионных камер. Ослепляет прожекторами. В глазах только их белые жгучие пучки. Они налетают из тьмы со всех сторон и выжигают изо лба, плеч, спины пот. А громоподобный голос поёт, словно мечет молнии:
Замерли вокруг люди,
Светятся экраны теле...
Верьте, что рекорд будет!
Знайте, мы близки к цели!..
И песня укрепляет и возвышает, и вдохновляет! И невольно расправляю плечи, надуваю грудь, поднимаю глаза. Весь зрительный зал под песню аплодирует...
Слышу выступления, но разбираю отдельные фразы:
- ...в честь великого казахского богатыря, воина, нашего земляка... Будьте достойными... ...боритесь честно... ...уважать соперников... Побеждайте с честью, а проигрывайте с достоинством... ...ступенька к будущим вашим большим победам во имя нашей любимой советской Родины!..
Величаво внушительно расплывается гимн и большинство прожекторов отворачивается, тогда я вижу как в белом зареве плавно взмывает к потолку алое крыло - знамя с золотыми серпом и молотом. Поднимают его капитаны команд, среди которых и Рафа. Все взоры участников, тренеров, судей и зрителей устремлены на него...
Главный судья объявляет турнир открытым.
- Ну ты теперь звезда турнира! - хлопает меня по плечу тренер после окончания торжественной части, на что от нахлынувших необыкновенных чувств кисло улыбаюсь и отвечаю что-то невнятное.
Соревновательная атмосфера, охлаждённая торжественным пафосом, молниеносно вновь раскаляется. На коврах в небывалом быстром темпе вспыхивают, разгораются и угасают схватки за схватками, словно это конвейер, заведённый на максимальную скорость, на который нужно поспевать запрыгивать! А ещё у этого борцовского 'конвейера' кроме темпа есть свой ритм, состоящий из дроби глухих хлопков тел о ковры, жаркого перезвона голосов секундантов, гула и плеска голосов моря зрителей, и пронзительной стрельбы судейских свистков! Здорово получается! И каждый миг получается азартно. И каждый миг - неповторимо. И каждый миг - ярко, зажигательно...
И грянуло мне выходить на ковёр!
Соперник низкий и твёрдый, как каменный кубик. Чувствую, что меня боится и ловлю на этом - подавляю волю, завладеваю инициативой. Несколько раз сбиваю его в партер, где провожу по накату. Побеждаю уверенно.
Рафа побеждает чисто, как и в первой схватке, только у него открывается кровотечение из носа, которое врач на ковре останавливает затычками. После финального свистка у Рафы на лице не радость, а тревога. Он бежит к аптечке. Начинает колдовать над носом, приговаривая в жарком возбуждении:
- Нос... опять этот нос, проклятый...
- Знаешь же, что он у тебя слабенький, - заботливо склоняется тренер и начинает помогать, - а ты идёшь в лобовую. Осторожней надо, прошу тебя.
- Он специально ударил лбом, гад! - горячится Рафа...
Саша встречу проводит пассивно, за что получает два предупреждения. Он не соответствует высокому темпу 'конвейера' всесоюзного статуса. Сергей Алексеевич приказывает:
- Собраться! Бороться!
Он проигрывает три балла. Кажется, что у него не осталось сил: с трудом поднимает руки и еле передвигается, хрипит и открывает рот как подыхающая рыба, задрав голову. Кажется, что вот-вот судья даст последнее роковое предупреждение. А за несколько секунд до финального свистка как-будто смиряется с проигрышем: сближается с соперником и обессиленно ложится на него. Но тренер не сдаётся:
- Сделать, Саша, сделать!
И Саша делает: разражаясь воплем, он вдруг весь взрывается в бросок через грудь, - борцовки соперника делают в воздухе крутое пике. Борцы тяжело падают. Саша накрывает. Судья даёт за бросок четыре балла и свистит окончание схватки. У Саши нет сил радоваться вырванной победе...
Рамиль и Фарид как заведённые методично побеждают, цепляясь вдруг за захват, и мигом проводя свои коронные приёмы. Но 'завод' к вечеру заметно ослабевает и последние схватки выигрываются с трудом: Фарид, повиснув на сопернике, получает предупреждение за пассив, но дотягивает до финального свистка с выигрышным счётом, а Рамиль еле уходит на последних секундах от туше, после чего обессиленно висит на наших руках, низко наклонив голову, и пытается отдышаться - харкает.
Молчаливо идём в гостиницу в свете фонарей, только крякает снег под ногами. Каждый думает о завтрашнем дне - настраивается. А город вокруг живёт своей обычной вечерней жизнью: сверкает окошками сереньких домов, тусклыми фонариками маленьких парадных, выпученными фарами поторапливающихся грузовичков, устало дымит трубами, приглушённо гудит и рявкает, лепечет и гавкает, размеренно дышит теплом - успокаивается, затихает, готовится ко сну.
Первый день заканчивается без потерь, если не считать носа у Рафы, но все понимают, что завтра будет всё гораздо серьёзней. Но то - будет завтра, а сейчас нам пора спать...
Ещё не рассвело, но 'конвейер' уже во всю работает - 'битвы' в разгаре! Зрителей пока мало, потому из зала хорошо слышится 'ритм': глухие удары бросков, рыки и вопли борцов, крики секундантов и судейские свистки.
Разминаюсь. Изо рта - пар. Глушу ещё сонное волнение ритмичными и резкими упражнениями, порождающими так необходимую спортивную злость! Перед глазами только волевые лица великих борцов с фотографий, висящих в моём тренировочном зале - Ивана Поддубного, Геннадия Корбана, Валерия Резанцева, Николая Балбошина, Александра Колчинского, Шамиля Серикова, Михаила Мамиашвили. И вспоминаю слова Сергея Алексеевича:
- Вот посмотрите какие у них мышцы, посмотрите - рождённые не на таблетках, а на пахоте! А какие у них лица, вы только посмотрите! Посмотрите, какие взгляды, глаза, вглядитесь в них, прошу вас! Вглядитесь внимательно - это нужно периодически делать: в них вы увидите волю...
Жду вызова. Посматриваю на соседний ковёр, где борется Фарид. Он невесомо прыгает вкруг соперника красным и белобрысым паучком: то он вдруг подпрыгивает и вцепляется в руку, то вдруг отпрыгивает и расцепляется, показывая ровные белые зубки. Вот он, вцепившись в руку, пытается провести бросок через бедро, но захват за голову срывается и он оказывается спиной к сопернику. Тот его подхватывает и бросает через грудь. Фариду удаётся в падении развернуться. В полёте их ноги спутаны. Падение. Вопль. Фарид с перекошенным лицом оказывается внизу и обороняется от наката... Судья поднимает и даёт два балла сопернику. Фарид прихрамывает. Судья его о чём-то спрашивает. Фарид мотает головой, дескать, всё нормально и скалит от злости или боли зубки.
- Потерпи, Фарид! - кричит тренер.
Фарид терпит. Он похож на раненого разъярённого зверька.
А меня вызывают. Ко мне бежит Саша.
- Давай сделай его! - слышу его голос за спиной.
Добавляется обстоятельный голос Сергея Алексеевича. Он мне что-то наказывает, но я почти ничего не разбираю...
И мир вдруг снова глохнет и проваливается, и я оказываюсь на вершине Олимпа, залитой солнцем. На соперника не смотрю, отмечаю только размытое мучнистое изваяние. Белоснежный судья мучительно спокойно, словно издеваясь, проверяет ногти на руках. Рукопожатия...
Между нами вклиниваются ладонь судьи и протяжный свисток...
Ничего не вижу, только сгусток мышц. Ничего не слышу, только рваное дыхание и скрежет зубов. Бьюсь руками, плечами, грудью, ртом, подбородком о телесную твердь, пытаясь пробить, - твердь нерушима. Замечаю, что рычу, наверное, от бессилия...
Хватаю ртом воздух, но не могу 'ухватить' - задыхаюсь. Кругом глухая, душная лава. Захлёбываюсь ею и тону в ней. Различаю из лавы голос судьи:
- Красный, активность. Красный, пассив...
Ныряю в корпус, но захват взять не удаётся и еле вырываюсь из цепких рук соперника, словно разрываю вяжущие меня от шеи до пояса петли или ломаю клещи. Каждый раз вырываюсь за мгновение, когда уже будет поздно. Чувствую, что вот-вот попадусь! Но пока вырываюсь - рву... ломаю... изгибаюсь... выкручиваюсь... ухожу...
На моём плече рука судьи - первое предупреждение за пассивное ведение борьбы. Соперник предпочитает остаться в стойке. Я 'хватаюсь' ртом за воздух, пытаясь хоть капельку его проглотить, но не могу - горло словно туго забито кислым песком...
Свисток. Каменный сгусток мышц затягивает на груди петлю. Я вырываюсь, но понимаю, что поздно, пытаюсь разорвать захват за спиной, но сил не хватает - попался! - трибуны резко улетают вверх, а оранжевая чаша вначале налетает на меня снизу, а потом вдруг опрокидываясь, исчезает, и глаза различают перевёрнутые трибуны - стою на мосту. Сгусток скручивает стальными 'клещами' шею. Она хрустит. Чьё-то рычание и скрежет зубов. Растопыренным пауком прыгает судья, пригибая голову к ковру. А 'клещи' непрестанно сжимаются и чувствую, как мои шейные 'жерди' медленно начинают сгибаться, а мои шейные косточки начинают крошиться. Я напрягаюсь, но 'клещи' сильнее - сжимаются... медленно сжимаются... сжимаются... ещё сжимаются... И вдруг отпускают. Я ещё, напрягаясь, стою на мосту, но судья, прояснившись надо мной, показывает подниматься...
Мутит. Шатает. Еле поднимаюсь. Судья берёт руку и ведёт в центр. Понимаю, что коснулся ковра лопатками...
- Крепко стоял, думал, что не успею - шесть секунд оставалось до конца периода!
Тренер хлопает по плечам:
- Не расстраивайся, всё-таки, чемпиону Белоруссии проиграл!
Оборачиваюсь на победителя - кудрявый и белобрысый смеющийся паренёк.
Фарид в той схватке проигрывает по баллам, молча превозмогая боль в ноге, но после финального свистка - непрестанно стонет. Её массажирует тренер. Фарид закатывает глаза от боли...
Рафа ведёт с минимальным счётом. Остаётся минута до конца встречи. У Рафы заткнут нос и он им не дышит. Надо выстоять.
Вдруг вылетают затычки и кровь брызжет волной. Судья останавливает схватку и указывает Рафе в сторону врача. Рафа бежит. Женщина в белом халате усаживает Рафу на стул, закатывает ему голову, вытирает ваткой на лице, плечах, груди кровь и вставляет новые затычки. К ним подходит судья и обращается к ней. Она явно встревожена и в ответ чуть пожимает плечами. Рафа что-то пытается сказать судье.
- Неужели снимут? - передаёт общее переживание Рамиль...
Рафа бежит в центр ковра. Понимаем, что всё нормально. Свисток. Противник бросается вперёд... лбом! Рафа звонко отталкивает его ладошкой в лоб. Зрительный зал оглушительно взрывается. Противник отлетает и падает. Рафа хватается двумя руками за нос и приседает от боли. Между ними прыгает судья и даёт предупреждение противнику, жёстко выговаривая за лоб. Крови нет. Рафа встаёт со сжатыми кулаками. Судья осматривает нос и просит обоих успокоиться. Зал бесчинствует...
Свисток не слышен, но оба уже упираются плечами и подбородками, а руки напряжённо и упорно вяжутся. У обоих открыты рты и кажется, что зубами грызут друг другу плечи и шеи. Прутья вен сплетаются, спутываются, скручиваются, стягиваются, затягиваются, выжимая всё новые и новые горячие соки. Мышцы вздуваются и блестящая кожа, удерживающая их в телах, натянута до предела и кажется, что вот-вот лопнет...
'Бодаются' по центру, словно обессиленные и окровавленные быки. Мычат. Рычат. Хрипят. Брызгают слюнями. Размазывают друг на друге пот и кровь. И никто не уступает ни миллиметра ковра...
За считанные секунды соперник начинает подминать Рафу, скручивая в партер. Рафа стоит. Он уже не пытается разорвать на себе связку рук соперника. Остаются силы только в ногах. Они словно врастают в ковёр. Соперник вырывает их, словно дерево с корнями. Но они не вырываются. Они уже сгибаются, гнутся, ломаются, но стоят...
Последние секунды на табло: ...три, две, одна - всё! - мы кидаемся в объятья. Судья с трудом расцепляет борцов, которые ещё не понимают, что схватка окончена. Наконец, Рафа победно вскидывает руки. На него страшно смотреть: плечи и грудь в крови, а вместо носа кровавая розочка. Но он счастлив...
Саша уверенно проводит первый период и выигрывает два балла. Но расслабленно начав второй, попадает на вертушку и оказывается в партере под соперником. Тот пытается накатить, выкручивая Сашу в спираль: грудь его остаётся недвижимой - обращённой к ковру, а живот выкручен, отчего таз вывернут на девяносто градусов. Но Саша терпит, зажмурив глаза, упирается как может ногой, коленом, плечом, рукой, каждым пальцем - стоит...
Судья свистит, поднимая борцов в стойку. Саша поднимается, зажмурившись, и прижимает к груди правую руку. Вдруг сгибается от боли. Что-то с рукой. Подбегает врач с серым чемоданчиком, смотрит на руку, показывает судье, что встреча продолжаться не может и ставит в руку укол. Под аплодисменты зала Сашу уводят врачи скорой помощи. Возвращается в гипсе.
После обеда у Рафы и Рамиля - схватки за выход в полуфинал. Но Рафа...
Рафа выходит на ковёр. Судья первым делом осматривает его нос. Отправляет к врачу. Нос осматривает целый консилиум во главе с главным судьёй. Наконец, Рафу снимают с соревнований. У Рафы текут слёзы...
Последняя для меня схватка на турнире. Тренер напутствует:
- Надо достойно закончить соревнования!
Соперник грозный, но волнения нет.
'А что волноваться-то, - спрашиваю себя перед выходом, - всё-равно же жив останусь?!'
Выхожу в центр. На этот раз мир не глохнет, не проваливается и я не на Олимпе. Всё вокруг прекрасно вижу и слышу: смуглого жилистого соперника с чёрными волосами и сжатыми губами, белоснежного судью со свистком на груди и сине-красными нарукавниками, бурлящий и вопящий зрительный зал, судейский стол, судей, плакат, портрет Богембая, взгляд у которого совсем уже не лютый, а светлый, внимательный, заинтересованный - 'Ему нравится!' - думаю я, улыбаясь в душе. А под потолком в окружении прожекторов, льющих белый свет, красиво зависает алое крыло.
Думаю только, как бы достойно отстоять схватку: 'Пусть хоть что произойдёт со мной, но отбороться должен достойно!'
Слышу представление:
- Судит встречу судья всесоюзной категории...
Пожимаем руки. Судья вежливо, но настойчиво просит нас быть внимательными к его указаниям. Каждому смотрит в глаза и что-то сразу подмечает для себя. Ещё пару мгновений и свисток...
В первом периоде ничего не могу сделать, даже захвата не удаётся ни разу выиграть, зато получаю предупреждение за пассивное ведение борьбы и ухожу на перерыв, проигрывая пять баллов. Во втором - то же самое: получаю второе предупреждение, а соперник набирает баллы, скручивая меня в партер.
'Неужели проиграю чисто-технически? Позор...' - растерянно думаю, обороняясь в партере от наката, но понимаю, что абсолютно ничего не в состоянии сделать - соперник сильнее и опытнее...
Да, мой последний на этом турнире соперник - это особенный мастер! Оказывается, есть такие противники, которым 'удовольствие' проигрывать! Надо же...
Его мастерство проявляется во всём, и в том, как он прикасается ко мне, как двигается, как подбирается к захвату и овладевает им - легко и точно, незаметно и неожиданно, мягко и даже как-то нежно! Вот он плавно скользящий и покачивающийся совсем рядом, а вот уж в отдалении. Вот он стоит на месте, а вот уж кружится вокруг меня, словно танцуя со мной, и закручивает меня, совершенно пропадая из поля видимости, - а он уже за спиной держит захват за грудь! И так он осторожно прикасается ко мне, так легко похлопывает меня, нежно поглаживает... словно я партнёрша его! А движения его такие лёгкие, такие изящные! А ладошки его такие мягкие, такие гладкие... И вот уж я снова в его захвате! И ладошки его сразу такие твёрдые, такие жёсткие - каменные! И столько чувствуется в них в этот момент силы...
...упираюсь правой рукой в партере. Понимаю, что соперник вкладывает всю силу в накат, который поставит позорную для меня точку в этой схватке. И вдруг правое плечо гнётся, словно переламывается, и как-будто в нём что-то хрустит, и пронзает резкая боль. Тогда, ослеплённый и оглушённый болью, невероятно сильно выгибаю правую ногу, переводя основной упор на неё. Но и руку не убираю, хотя кажется, что она уже просто приставлена к плечу и никакого упора на неё нет - не чувствую его - упора, а чувствую только боль в плече...
Судья поднимает. Малейшее движение рукой вызывает резкую боль, которая разливается кусающим чудовищем по всему телу. Судья грозит мне, что даст последнее предупреждение, но даёт мне последний шанс. А я крупно и в сухую проигрываю! И не представляю, как отстоять последнюю минуту! Как отстоять... 'одноруким'... А зрители свистят - требуют зрелища...
Одновременно со свистком, какая-то сила меня толкает вперёд. Крича от боли, прохожу в корпус соперника, ловлю его в захват и кружу с ним по его же ходу движения, придав ускорение, действительно, как в танце! И делаю отработанный на тренировках широкий заступ правой ногой. А нога словно делается длиннее, потому сильно отталкиваюсь ею. И взлетаем... Улетаем... Летим... Падаем... Накрываю... 'Вгрызаюсь', но бесполезно - сил нет. Лежу на высоком, твёрдо пружинящем мосту - покачиваюсь...
Эффектное завершение турнира. Зрители довольны.
Фарид с растяжением в ноге проигрывает, а Рамиль пробивается в полуфинал! Мы все уже закончившие турнир: я 'однорукий', Фарид хромающий, Рафа с белым тампоном вместо носа и Саша с гипсом - в восхищении! А он, словно получивший дополнительный 'завод', во всю готовится к полуфинальной вечерней схватке, отказавшись даже идти с нами на ужин. Но мы приносим. Он в нашем кружке подкрепляется...
- Вон твой белорусский друг стоит на мосту! - говорит мне Рафа.
На центральном ковре в полуфинальной схватке мостит чемпион Белоруссии.
- Посмотрите, какой у него мост! - восхищается тренер. - Ничего красивее я ещё в жизни не видел!
Действительно, идеально ровная, высокая дуга - 'согнуть' бесполезно. Так и стоит кудрявый белорус до конца схватки и побеждает по баллам.
- Значит, полюбуемся им в финале! - радуется тренер и я вместе с ним.
Поднимается кудрявый белорус очень медленно. Судья терпеливо ждёт, чтобы поднять ему руку. Он встаёт, делает шаг и вдруг падает. Зал ахает. А он на ковре замирает. Судья прыгает к нему, машет врачу рукой и кричит:
- Быстрей сюда, быстрей, быстрей!..
С загипсованной правой ногой его подводят к судье, который, наконец, поднимает ему руку. Зрители стоя аплодируют...
Рамиль становится победителем турнира, победив уверенно в двух оставшихся схватках. Особенно ярко и волнительно для всех нас и всех зрителей, и тренеров, и судей, проходит его финальная встреча в третий день турнира, когда он, с повязкой на голове, через которую просачивается кровь с разбитого лба, выглядит на ковре совсем не маленьким и тоненьким мальчиком, а настоящим волевым бойцом! Всю схватку весь зал молчит. И Сергей Алексеевич молчит, и мы молчим, обнявшись за плечи возле ковра. А у меня ещё внутри гремит та самая песня:
Будет небесам жарко!
Сложат о героях песни.
В спорте надо жить ярко,
Надо побеждать честно!..
И наворачиваются слёзы...
Заканчивается торжественное награждение счастливых победителей и призёров турнира под туш военного оркестра. Остаются только объятия, рукопожатия, поздравления, смех, вспышки фотоаппаратов, аплодисменты...
- Уважаемые участники, уважаемые тренеры и болельщики, прошу внимания! - вдруг накрывает празднично галдящий зал массивный голос главного судьи. - Прошу внимания! - повторяет он ещё внушительней и все разом замолкают, обернувшись на него.
Он выходит в центр зала, держа в руке микрофон. К нему присоединяются представители администрации города и дедушка в орденах.
- Сейчас состоится вручение ещё двух особенных призов, - в полной тишине говорит он. - Награждение проводит ветеран Великой Отечественной войны, кавалер орденов Славы, Отечественной войны и Красной Звезды, почётный гражданин города Целинограда...
Дедушка в орденах берёт микрофон.
- За волю к победе, - торжественно произносит он, но слышно, как дрожит его голос от волнения, - награждается Рафаил Шамшутдинов, город Степногорск Целиноградской области!
- Рафа! - одновременно кричим мы вместе с Сергеем Алексеевичем.
А Рафа стоит в растерянности с открытым ртом.
- Иди! - кричим мы ему.
Зал рукоплещет. Ветеран его обнимает и целует, а следом - главный судья и остальные...
- За волю к победе, - снова вещает также сильно и мощно пожилой герой, - награждается Анатолий...
И прыгает к нему кудрявый белорус на костылях...
- Вот благодаря этой несокрушимой воле к победе, мы отстояли Родину и победили фашизм потому, что страх, жалость к себе и бессилие побеждаются волей - волей к победе! - заканчивает он награждение и турнир.