Прошлой осенью в обычный октябрьский сумрачный вечер я шёл по галерее Большого гостиного двора со стороны Невского проспекта. Белые шары фонарей под двухсотлетними сводами должны были вот-вот зажечься, и тогда длинная-длинная галерея тепло и сладко зальётся золотом...
- Что же вы делаете? Разве так можно? - вдруг услышал чей-то крик впереди, где-то недалеко от входа в метро "Гостиный двор".
Я ускорил шаг. И вскоре увидел пожилого мужичка в затёртом синем плащике, который бегал вокруг дворника и дворничихи, отчаянно крича им:
- Перестаньте! Как вы смеете! Так нельзя!
На что дворник - детина с красным круглым лицом - свысока грубо посылал его подальше, словно надоевшую собачонку, а не менее широкая дворничиха, с не менее красным мордатым лицом, вообще не обращала на него внимания.
А весь взволнованный мужичок всё кричал и кричал им:
- Перестаньте! Что же вы делаете! Разве деревья виноваты, что ещё не пришёл срок опасть всем листьям? Что же вы делаете, опомнитесь, как вам не стыдно?! - И уже голосом, полным отчаяния: - Разве они виноваты, они ведь деревья?
Но дворник и дворничиха продолжали бить молоденькие вязы мётлами, вернее, их черенками. Они буквально избивали их. Избивали тупо, методично, нещадно. И смотрели они на деревья какими-то необыкновенно злыми лицами и даже с какой-то особенной ненавистью. С какой же?
Мужичок метался среди них. Он кричал, хватал их за руки и пытался оттолкнуть от деревьев. А я стоял, как вкопанный и смотрел. Я был поражён этой картиной, происходящей в самом центре Санкт-Петербурга на глазах у тысяч жителей и туристов. Хотя, казалось бы, ну, что уж здесь такого ужасного или поразительного: ну дворники-лентяи бьют деревья, чтобы те "очистились" побыстрее от листьев, ну не охота им каждый день или каждый час подметать, ну вот такие они, эти самые дворники Центрального района - обиженные и обозлённые люди, и даже не люди, их и людьми-то назвать после этого язык не поворачивается - так себе, мелкие недоразвитые людишки, пакостники в оранжевых жилетах, - плюнь на них, да уйди, пройди мимо, как все остальные прохожие, брезгливо морщась и быстро отворачиваясь, расстроено вздыхая и многозначительно покачивая головой, стыдливо опуская глазки и равнодушно ускоряя шаг, тараща глаза, не понимая вообще что происходит и с любопытством весело глазея, как на какую-то бесплатную клоунаду.
Но я не мог пройти мимо. Какое-то необычное чувство держало меня. В этом чувстве были и растерянность, и горечь, и стыд, и разочарование, и даже страх!
Это чувство не покидает меня до сих пор. Оно ноющей занозой засело в груди, и напоминает постыдную картину экзекуции деревьев и необычайно взволнованного мужичонка, и необычайно отстранённых в этот момент прохожих.
"Что же это было? Свидетелем чего же я невольно стал? - задавал я потом себе весь вечер вопросы. - И, вообще, разве можно так относиться к живым существам, ведь не нами же они придуманы и рождены на Свет?.."
А этой весной именно те деревья, которые на моих глазах избивались дворником и дворничихой, не дали листвы. Остальные деревья мало-мальски, но дали, а вот эти нет. Что-то нарушилось в их древесном организме. Так и стояли они голыми, печальными, умирающими. Казалось, они каждый день и каждую белую ночь, каждый свой последний живой миг смотрели на нас своими невидимыми глазами, полными слёз. Смотрели нам в глаза, не отворачиваясь, в отличие от многих прохожих в тот прошлогодний октябрьский вечер их публичной унизительной порки. И по их гладким стволам текли струйки. Казалось, они плакали.
Конечно, многие, глядя на них, не оставались равнодушными и задумывались, почему молодые вязы в эту весну вдруг не зазеленели. Они замедляли шаг, даже приостанавливались, пожимали плечами. И, конечно, находили естественные объяснения, дескать, замёрзли или засохли, или почва у самой оживлённой городской автострады слишком уж засоленная - "А соль и деревья - вещи несовместимые" - утверждали, наверняка, некоторые со знанием дела. И, конечно, всем им было жалко деревья, ведь это так естественно. "Но что поделаешь, юные деревца не вынесли испытания мегаполисом..." - философски резюмировали, наверное, они и двигались дальше.
Так естественно... Действительно, всё так естественно: не дали листвы, потому что не вынесли испытания мегаполисом, а нам потому их и жалко, ведь мы же люди...
А вначале лета их вообще не стало.
Сейчас я понимаю, какая на лицах тех дворников была ненависть. Она была той самой, безжалостно губящей всё живое и красивое. Той самой, тупо разрушающей всё лучшее, созданное человеком. Той самой, дикой и бездушной, хладнокровно уничтожающей искусство, историю, память. Той самой, разрушающей цивилизацию и возвращающей нас в средневековье. Той самой, присущей людям без совести и чести, памяти и родины, людям самой мерзостной и самой страшной профессии средневековья. Она была варварской.
Неужели эти средневековые варвары сохранились? Неужели, в нашем двадцать первом веке они есть? Да, они есть: сейчас мы каждый день слышим об их зверствах в сводках новостей, к примеру, из Сирии. Да, что Сирия! - мы их можем увидеть собственными глазами на наших улицах! К примеру, они орудуют и бесчинствуют на наших петербургских улицах, приняв облик обыкновенных дворников. Они - современные варвары средневековья!
А вопросы одни и те же всё остаются: почему деревья возле Большого гостиного двора каждый год всё гибнут и гибнут, откуда берутся вот такие горе-дворники или горе-чиновники, методично и хладнокровно губящие на глазах живое, кто мётлами, кто солью, и почему мы им это позволяем?
А, может быть, мы все такие, за исключением лишь того самого "затёртого" мужичка, единственного в тот вечер попытавшегося защитить деревья? Тогда получается мы и жалостливые, мы и варвары одновременно. Мы и жалеем, мы и губим одновременно. А губим неважно как - избиваем ли мы палками или отравляем зимой солью, равнодушно ли взираем на акты средневекового-современного варварства, или даже пусть неравнодушно, а с самой искренней жалостью, но всё равно молчаливо, позволяя, тем самым, современным варварам делать свою чёрную работу.