Я лежал на бархатистом песке в полном одиночестве. Это казалось удивительным: буквально несколько минут назад были шум, суета, многолюдство большого города, а теперь только шелест волн нарушал ночную тишину. Таинственную...
Звёздное небо опустилось и облепило меня всего своей эфемерной, цепенящей массой. Звёзды, большие и маленькие, ярко светящие, и тускло мерцающие, белые и синеватые, серебристые и сливающиеся между собой в сероватые дымки, были совсем рядом - на расстоянии вытянутой руки - они опустились и застыли в своём неизменном холодном свечении...
'Это глаза Вселенной. Глаза...' - догадался я. Ими, выпученными и прищуренными, холодными и надменными, пронзительными и скрытными Она наблюдала за мной...
А я медленно поднял руку и еле прикоснулся к небу. И почувствовал на кончиках пальцев зудящее покалывание, которое стало быстро распространяться по пальцам, ладони, руке, плечу, груди...
'Глаза, - шептал я, терпя сладкий и волнительный зуд уже во всём теле, - глаза. Они такие спокойные, такие холодные и прекрасные. С ними возвышенно, невесомо, волнительно, сладко...'
Я осторожно провёл ладонью вдоль неба, опасаясь не сорвать звёздочку, пусть единственную из бесконечных миллионов и самую-самую маленькую, незаметную, слабенькую, но необходимую, без которой нарушится равновесие и не станет этой совершенной красоты...
'Совершенной красоты. Совершенной, - шептал я, - красоты. Она совершенна потому, что равновесна и единственна. Её не с чем сравнить. Она одна и безгранична. Она равновесна. Она совершенна. А не станет равновесия - не станет этой совершенной, единственной красоты - не станет мира. Мир существует в совершенной красоте - равновесной, единственной, безграничной, несравненной...'
А звёзды стали увеличиваться в размерах, словно надуваться в воздушные шарики, и мне уже казалось, что небо было не чёрным, а серебристым. Я зажмурился. Открыл - нет, небо оставалось чёрным, а звёзды - неподвижными, пристальными, холодными...
'А я лечу в звёздный мир, - зашептал я, - всё дальше и дальше от земли, мимо созвездий и галактик, туда, в бесконечность. А звёзды меня притягивают к себе, тянут к себе, затягивают всё дальше и дальше в свой безграничный дом. И чем дальше лечу, тем становится интересней. А есть ли предел любопытству? - кажется, что только смерть может положить ему предел. Только смерть. Значит впереди смерть? Впереди всегда смерть. И это тоже любопытно. И, может быть, с ней не заканчивается любопытство, а только начинается. Ну, конечно, только начинается! Значит, вперёд...'
И звёзды неслись мне на встречу. И чёрная бездна открывалась передо мной. И я не мог уже оглянуться. И я не мог уже подумать о том, что остаётся позади. И я не мог уже вспомнить о нём. И я не мог уже подумать о возвращении. И только что-то горячее в груди, что-то земное подсказывало мне, что полёт этот мне не нужен - он в никуда. Он бесконечен, он вечен...
'А, как это? Мама, - промелькнуло в сознании, - мне страшно. Я же не вернусь!' - Но любопытство, кажется, было сильнее страха. Или страх был сильнее любопытства. Что же было сильнее, я не понимал. А ещё это невероятное притяжение звёзд, ведь я не мог оторваться от них. Они притягивали к себе и обманывали - проносились мимо. А я не мог оторваться от их притяжения. Или не хотел. Или не мог. Или был счастлив. Или был жалок...
'Обречён. Я так легко оторвался от всего земного и растворяюсь в бесконечности. Это неземное чувство страха и любопытства... - Но оно мне, как будто, было знакомо. Оно у меня, как будто, уже было. - Но когда?..'
- Вот он лежит, мореплаватель! - донёсся далёкий голос Олега.
И ощутил под собой тёплую твердь, такую нежную и гладкую. И увидел перед собой небо, точно такое же, как видел с самого начала - застывшее в холодном и пристальном созерцании. И услышал ласковый плеск волн и милые слуху человеческие голоса - я вернулся! Я вернулся!
Ко мне подходили два человеческих силуэта. Их движущиеся фиолетовые грани объёмно высвечивались Луной, как и грани кустов, трав, холмистых берегов и волн, камней и следов на песке. Они подходили тихо. Олег подошёл первым.
- Костя, познакомься - Сергей - мой шурин.
Я поднялся. Из-за спины Олега вышел парень моего роста с голым торсом. Его невидимая рука неожиданно и цепко вцепилась снизу в правую руку. Я сразу почувствовал твёрдую ладошку и необычайно сильное рукопожатие, словно это была не ладонь, а каменный механизм, предназначенный для сжатия. Но это была ладонь - сухая и горячая. Грани его острых скул вдруг сгладились с растянувшимися в стороны гранями впалых щёк - он улыбался.
- Сергей, - произнёс он детским голоском и я от такой звонкой и светлой неожиданности стал весело и наивно, прямо как ребёнок, улыбаться.
- Костя!
Я сразу отметил, что мой новый знакомый обладал натренированным, гармонично развитым, очень красивым торсом, мышцы которого симметрично и необычайно эффектно вычерчивались чёрными тонкими мазками на его фиолетовых руках, плечах, груди, животе. И каждый такой мазок точно и непринуждённо, легко и изящно двигался, не нарушая впечатляющую гармонию всего рисунка.
- Кстати, Сергей занимается классической борьбой, - как всегда, к месту заметил Олег, спускаясь к воде, и обратился к Сергею, который шёл за ним: - Кто ты, мастер спорта или кандидат?
- Мастер, - тут же ответил Сергей, словно дунул в пионерский горн. Он повернулся ко мне и позвал: - Пойдём, Костя, искупаемся!
- К тому же диссертацию пишет, - продолжал Олег про шурина.
Мы, разбежавшись, одновременно, тихо и совсем без брызг нырнули. Сергей, плывя посередине, оторвался вперёд и, обогнав нас на длину своего тела, перевернулся на спину, развёл руки в стороны и стал лежать. Мы с Олегом, поравнявшись с ним с разных сторон, тоже перевернулись на спины. Разные части тела плавно и ритмично стали покачиваться на волнах, которые одна за другой упруго накатывали на голову, шею, плечи, спину...
- Хорошо как! - на выдохе произнёс Олег.
- Да, ребята, отлично! - согласился Сергей и его слово 'ребята' напомнило вдруг задорное пионерское детство!
- Да, ребята, здорово! - сказал я, вторя Сергею, и добавил: - Как в пионерском лагере!
- Когда вожатые спят, а ты втихаря купаешься, - поддержал Олег.
- Под звёздным небом, - присоединился Сергей. - А так и было, мы также лежали с друзьями ночью на волнах и смотрели на звёзды...
- А мы, - стал вспоминать я, - в спортивном лагере ночью на катамаранах катались, когда тренера засыпали. Мы отвязывали их и катались по озеру. И вот, представьте: ночь, звёздное небо... - И небо в этот момент плотно накрыло меня своей уже хорошо знакомой массой. - Да, звёздное небо, - продолжал я, почувствовав себя во всеобщем дружеском внимании, - вот такое же, как сейчас, тишина, только вода плещется под тобой, а ты прислушиваешься - где-то рыба нырнёт - буль-буль! - где-то сова ухнет с берега или птица захлопает крыльями - хлоп-хлоп-хлоп! - и снова тихо. - И я физически почувствовал родственность внемлющих рядом душ. И продолжал для них с удовольствием, с любовью: - И ты каждую капельку слышишь, каждую звёздочку видишь. Крутишь педали, смотришь на звёзды, а вода плещется под тобой. И ты даже не ощущаешь, что плывёшь - лунная дорожка неподвижна, Луна неподвижна, звёзды неподвижны. Всё кругом неподвижно. И ты, словно паришь между небом и землёй. Вдруг среди звёзд замечаешь мигающие красные огоньки - это самолёт! И паришь себе дальше над лунной дорожкой...
- Ты и самолёт в целом мире, только он среди звёзд, а ты между небом и землёй. И в самолёте все спят... - подхватил мечтательно Сергей.
- Вместе с пилотами, - поставил кляксу на нашу голубую картинку из детства Олег, и мы с Сергеем засмеялись. - Я заслушался вас, мечтатели...
Волны ласково покачивали. Я закрыл глаза. Ощущение полёта было настолько сильным, что знакомое уже чувство страха сразу напомнило о себе сладким веяньем в груди. Тогда я стал искать пальцы Сергея. Но долго не находил. Открыл глаза. Посмотрел в сторону друзей - они были рядом. Успокоился и снова закрыл. И снова это чувство. И мои пальцы уже искали пальцы Сергея. И они коснулись, наконец, их. И я понял, что не один. И успокоился, и продолжал лежать с закрытыми глазами, 'улетая', и тут же 'возвращаясь', в общем, не по-настоящему...
- Где-то здесь Большая Медведица, - произнёс я, открыв глаза, не очень задумываясь над смыслом слов, и повторил: - Большая Медведица...
- Вот она, перед тобой, - сразу отозвался Олег, подняв ладонь. - Вот, семь ярких звёзд.
- Семь ярких звёзд, - повторил, словно в полудрёме. - Ладонь вижу...
- Ты не на ладонь смотри, а на небо!
- Твоя ладонь загораживает полнеба!
Сергей засмеялся.
- Посмотри внимательнее. Как можно не видеть одно из самых ярких созвездий, я просто удивляюсь!
- А сколько всего созвездий?
- Восемьдесят восемь, - присоединился Сергей. - Я в детстве мечтал стать астрономом, - заговорил он певуче. - У нас в школе был кружок астрономии. Вёл его прекрасный человек, Алексей Аркадьевич, такой маленький, седой старичок. Он говорил, что у него до армии было две заветных мечты - досыта покушать и долететь до звёзд. Первую мечту он осуществил, а о второй мечте говорил так: 'Я с каждым мгновением, ребята, становлюсь всё ближе и ближе к её осуществлению!' Мы, окружив его, смеялись. Мы, которые были выше его на целую голову. И он смеялся вместе с нами - маленький, сгорбленный, смешной, с грустными глазами... - он замолчал.
А звёзды на небе покраснели. И я искал пальцы Сергея. И, прикоснувшись к ним, не хотел отрываться. И наши пальцы сцепились. Я закрыл глаза. Теперь было ничего не страшно. Я чувствовал через руку, как наши тела синхронно покачивались. Наши тела - всех троих. Значит, они тоже держались за руки. А взглянув на небо, понял - Она всё видела, слышала и понимала...
- Мой университетский друг, - стал я рассказывать, улыбаясь Ей, - мечтал стать астрофизиком. Он с Дальнего Востока. Так вот, после второго курса перевёлся в Москву с потерей года. Судя по письмам, мучился, но учился, по вечерам работал, по ночам читал, мечтал...
- Стал? - перебил Олег.
- Стал. Только звёздами сыт не будешь. Кому нужны сейчас астрономы или астрофизики? Работает сейчас каким-то программистом. А по ночам, всё рано, мечтает...
- Стал и всё равно мечтает! - словно восхитился Олег.
- Мало стать, нужны ещё условия, - попытался я возразить.
- Ничего больше не нужно, - возразил Сергей. - Он им стал и остаётся. Просто у нас страна великих мечтателей. Ничего так вдохновенно не получается в России, как мечтать...
И не было больше слов. А были только чувства - свежие, знойные, чистые, может быть, те самые, когда о чём-то мечтаешь...
- А с нашей деревни в Амурской области, - продолжал Сергей, - у матери хватило денег только до Новосибирска мне доехать...
- Ты же не жалеешь, - уверенно перебил Олег.
- Нет, конечно. Жалеют только слабые...
- Вот именно. - Олег заговорил с чувством: - Ты стал учёным - творишь фундаментальную науку...
- А она нужна сейчас? - перебил я.
- Она обязательно нужна, - ответил Сергей. - Она всегда должна жить и развиваться. Её уровнем развития определяется уровень цивилизованности государства. Если государство её не развивает - грош ему цена!
- Ну, а сейчас, что Россия развивает её?
- Наша страна уникальная: государство не развивает, но люди преданные науке продолжают это делать...
- Мечтатели, - уточнил Олег.
Мы замолчали. Я представил маленького старичка в окружении смеющихся школьников...
- Ну, мореплаватель, нашёл семь звёзд или Большой Ковш? - нарушил Олег тишину. - Какой же ты мореплаватель, если не можешь найти...
А у меня перед глазами был этот маленький, сгорбленный, смеющийся старичок с грустными глазами.
- Сергей, а сейчас не смешной ведь старичок?
- Нет, сейчас не смешной, - ответил Сергей приглушённо и сжал мои пальцы. - Сейчас очень хочется вернуться в родную деревню и, всё-таки, найти его могилу. Я уже искал её. Была такая же страшная жара. Хотелось пить. Я искал несколько дней, но не нашёл. Но надо обязательно найти...
Он замолчал. А я представил, как ищу чью-то могилу. Как долго брожу под палящим солнцем по степному кладбищу среди крестов и памятников. Как невыносимо хочется пить. Как после нескольких часов помутилось в глазах, и подкосились ноги. И я присел обессилено на камень. И заплакал - я её не нашёл! Но чью могилу я не нашёл, учителя?
- Да, надо обязательно найти, - согласился я. - Обязательно! Будет очень сложно, но найти надо могилу учителя...
- Надо обязательно!
И наши ладони крепко сжались.
- Перед вами, - раздался голос Олега, - всё, что для этого нужно в лучшем виде - лучшее небо, лучшие звёзды! Найдите самые яркие звёзды...
- Алиот и Дубхе, - произнёс Сергей своим замечательно чистым, солнечным голосом - голосом из счастливого нашего общего пионерского детства! - Алиот на ручке Ковша, Костя, а Дубхе самая крайняя звезда Ковша, она на стенке, противоположной ручке. Так...
- Да-да, вижу! - крикнул я вдруг, начиная находить нужную комбинацию звёзд. Или это только показалось, что начинаю находить, или на самом деле находил, только это уже, почему-то, было совсем не важно - важны были звёзды, только звёзды, вечные звёзды... - Да-да, я вижу! Алиот и Дубхе...
- Я тоже нашёл! - присоединился Сергей. - Они светят ярче всех! Это добрые души умерших делают их ярче...
- А, вон Полярная звезда, - продолжал описывать небо Олег. - Проведите линию от задней стенки Ковша правее, она упрётся в Полярную звезду. По ней можно определить стороны света. - И резко перевёл тему разговора: - Сейчас какой-нибудь толстопуп сидит на ней и смотрит на нас в лупу!
Я засмотрелся на одну из самых ярких звезд, которая сразу в моих глазах стала сверкающим центром звёздного неба.
- А может быть, самая-самая красивая женщина во Вселенной, - предположил я и добавил: - с крыльями.
- Почему с крыльями? - не понял Олег.
- Не знаю, наверное, чтобы красивее было...
- Может, и женщина, может, и самая красивая во Вселенной, только не обязательно с крыльями: может, она прыгает с одной звезды на другую, может, она прыгунья, - рассуждал Олег, - или акробатка...
- Красивая женщина с крыльями, - повторил Сергей восхищённо. - Да, красавица со звёздными крыльями. Она сидит на Полярной звезде и наблюдает за нами. А крылья её - это целые созвездия...
- Ты не физик, ты - лирик! - заметил ему Олег.
- А космос, это поэзия. Он поёт, разговаривает с нами, рассказывает нам много интересного. И всё в ритме и рифме. Надо прислушаться. Надо услышать. Его ритм совершенен. Его рифма совершенна, - лился голос Сергея. - Его поэзия совершенна...
- А мы куём, - тяжело перебил Олег, - просто куём ядерный щит. Мы практики, а не лирики или теоретики.
- Без нас теоретиков вы бы не смогли ковать этот щит.
- Не нужно уже - американцы друзьями стали, - с усмешкой заметил я.
- Это только кажется! - возразил Олег.
- Ребята, - обратился Сергей, - это здорово, что у нас дружба или мирное сотрудничество с ними теперь. Это здорово. Но зачем же разрушать науку? Зачем же уничтожать то, что десятилетиями создавалось, то, что является нашей гордостью, нашим интеллектуальным сокровищем?
- Сейчас деньги нужны, какая там, наука! - недовольно отрезал Олег и предложил: - Вы начинайте работать на американцев, если России не нужны, платить будут раз в сто или в тысячу больше!
- Уже начали!
- Как это? - спросил я.
- А закрытие тем, а не финансирование работ, не выплата зарплат учителям, врачам, учёным, инженерам, рабочим, шахтёрам? А закрытие заводов, разрушение армии, сельского хозяйства - разрушение страны? - это разве не работа на американцев?
Я молчал.
- Это предательство, - тихо ответил за меня Олег.
- Многие хорошие учёные на базар ушли бананами торговать, чтобы как-то прокормить семью. Порой, денег нет даже на хлеб! - в сердцах вырвалось у Сергея. - Вот, жена моя, работала в институте, а потом сказала, что лучше мороженым торговать, хоть, какие-то деньги получать, чем кормить ребёнка вечными институтскими котлетами. - Голос его звенел натянутой струной, а я очень боялся, чтобы она не лопнула в его груди. - А я хочу просто заниматься своим любимым делом и всё. А мне это становится делать с каждым днём всё сложнее. Но я буду им заниматься...
- А вечные институтские котлеты не противны? Может, для тебя-то они и не противны, я согласен, но речь-то совсем не о тебе, а о дочке...
- Многие продались... - Сергей вздохнул, и таким это показалось неестественным для него, что я испуганно сжал его пальцы.
Как раз в этот момент что-то блеснуло в небе.
- Звёздочка летит! - крикнул я. - Смотрите!
А в небе действительно летела святящаяся точка.
- Это комета, - сказал Сергей, а в голосе его чувствовалось сильное волнение. - А, может быть, это слеза. Так плачет Вселенная...
- Глядя на всё, что творится с Россией! - перебил грозно Олег.
- Главное, что мы с вами, ребята, вместе, - взлетел голос Сергея. - Мы молодые, здоровые, мы русские инженеры, русские учёные. Мы вместе. Мы всё преодолеем!
И ладони наши сжались...
Не спеша плыли к сиреневому пляжу. Первым вышел на берег Олег. Расправив бугристые плечи, он что-то прорычал от удовольствия, как лев после купания и устало побрёл к одежде. Я подождал Сергея, который медленно приближался к берегу, практически без всяких движений.
- Сергей, а ты до сих пор занимаешься борьбой?
- Да. Для себя уже, конечно.
- А мне иногда так хочется просто понюхать борцовское трико, такое тяжёлое, такое солёное! Даже снится, как я его нюхаю. Ты понимаешь?
Мы сели рядом и стали не спеша одеваться.
- Конечно, понимаю. - Сергей поднял голову и стал смотреть вдаль, дальше чёрного моря, выше сверкающего маленькими огоньками горизонта, туда, где был город - нет! - дальше города! - Да, борьба... - сказал он, улыбаясь. - Борьба спасает, особенно сейчас. Бывает так горько на душе. Даже дочка с женой рядом не помогают. Очень горько. И только борьба спасает...
- А, чем ты занимаешься в институте?
- Любимым делом. - Сергей поднял глаза на небо: - Посмотрите, как красиво! - Он встал, зашагал в сторону моря и поднял руки. - А ведь это живая плазма. - Он повернулся к нам и заговорил тише, словно по секрету: - Посмотрите, она живая, она смотрит на нас. Вы видите?
- Вижу, - ответил я так же тихо.
- В ней всё непрерывно движется и излучает энергию в постоянном, совершенном ритме. И мы дышим, мыслим, разговариваем - живём - в соответствии с ним. Она - мыслящая, коварная и бесконечная...
- Коварная, - вспомнил я притяжение звёзд. - Да, такое чувство, в котором и страх, и любопытство, и какая-то обречённость...
- Это она тебе внушает. Если ты ей поддашься - ты обречён. Ты находи в себе силы сопротивляться ей. И чем быстрей ты оторвёшься от неё, тем лучше. Помни - плазма интеллектуальней нас.
- А солнце? - почему-то спросил я.
- Ничтожно маленький кусочек солнечной плазмы мы смогли ощутить, когда взорвали термоядерную бомбу. А на солнце каждую секунду взрываются миллионы таких бомб. Каждую секунду в солнечном ядре четыре миллиона тонн солнечного вещества превращается в лучистую энергию. Вот вам солнечное излучение и поток солнечных нейтронов. Вот вам жар, солнечные удары, пожары, ожоги, облучения...
- Жутко жарко, - заворчал Олег, стоя по колено в воде. - Просто уже невыносимо - какая-то аномальная жара. Тайга горит! Что нам делать?
- Любить её. Мы должны трогательно к ней относиться и бережно, кропотливо изучать. И чем больше мы будем узнавать о ней, тем лучше мы будем понимать своё место во Вселенной...
Мы брели босиком по пляжу вдоль моря. Невидимая вода нежно поглаживала ноги. Олег шёл впереди, подняв голову, и блаженно вздыхая.
- Любить её, такую коварную? - спросил он вдруг.
- Да. А только любовью можно спастись. Это наша единственная земная сила, которая распространяется и на неё. Она не выдумывается нами, она живёт независимо от нас. Она живёт во Вселенной и движет ею.
- Тебе бы не диссертацию писать, а любовную лирику...
- Невыдуманная любовь, - прошептал я. - Мне о ней папа говорил, ещё в детстве. Он говорил, что только с ней будет всё получаться.
- Да-да, только с ней... - Сергей задумался, а потом тихо, словно издалека стал произносить: - Широко лежит дорога, выйду только за порог. Будет плазменное око освещать её у ног...
- Что это? - спросил я.
- Стишок из детства. Помню, прочитал его в каком-то журнале у бабушки. И тогда я впервые в жизни серьёзно задумался: что же это за 'плазменное око'?
- Так и думаешь теперь всю жизнь, - констатировал Олег с усмешкой.
- Да, так и думаю. И буду думать всю жизнь. И ни грамма не пожалею.
- Журнал... - снова прошептал я, припоминая бабушкин дом, вышку, старые журналы, чёрно-белые фотографии геологов, гор и горных рек. - А у меня тоже в детстве был журнал. И тоже у бабушки. Этот журнал был про геологов. Там ещё была заметка про бабушкину деревню, что на её месте скоро будет построен город Титаногорск. - А перед глазами вдруг встала Чёртовая гора, и знакомое чувство страха вновь сладко и коварно повеяло в груди. - 'Вот, значит, откуда это чувство! Оказывается, оно из детства...'
- Ну и что? - услышал голос Олега.
- Что?
- Построили Титаногорск?
- Нет - геологи ошиблись. Вместо города оставили гору Чёртовую.
- Что за гору? - сразу спросил Сергей.
- Чёртовую. Так её местные жители прозвали потому, что на ней стали пропадать люди и скотина. Просто, разработчики бросили шахты открытыми и ушли. А котлованы шахт со временем заросли и стали невидимыми. Вот, люди со скотиной и проваливаться стали в них...
- Строили светлое будущее, а получилась чертовщина, - прогремел голос Олега. - Вот, потому и рухнул Союз, что везде вот это было, везде! - вот это равнодушие и формализм!
- А ещё в том журнале я прочитал древнюю славянскую легенду про чудовище, которому поклонялись наши предки. Ящер! - вот это чудовище...
- Я тоже знаю легенду о ящере, - сказал Сергей.
- Правда?
- Да. И тоже знаю её с детства. Только в отличие от тебя, я её не прочитал, а мне её бабушка рассказала.
- Это удивительно! - воскликнул я. - Мы с тобой впервые встретились сегодня, а сколько общего было у нас в детстве: и борьба, и бабушка, и журнал, и легенда, и ящер...
- Ладно, лирики, пора домой, - повернулся к нам Олег. - Оля нас совсем уже заждалась.
- Нет, сегодня особенный день - мы встретились с Костей! - обнял меня за плечи Сергей. - Она всё поймёт!
- Да-да, мы встретились! - обрадовался я.
И к нам присоединился Олег.
Лунная дорожка уходила прямо от наших ног по чёрной глади. Невидимые волны осторожно накатывали на них, поглаживали и омывали. А мои ноги ещё щекотали, наверное, своими губками, наверное, целуя, наверное, любя. И мы стояли, обнявшись, закадычными друзьями и смотрели на святящуюся ленточку огоньков на противоположном берегу, На Луну, небо, звёзды...
Уже покидая пляж, у воды увидели раздевающуюся молодую парочку. Как нам показалось, оставшись совсем без одежды, два силуэта - узкоплечий с широким тазом, и атлетический с маленькой головкой - объединились, взявшись за руки, и побежали в море. Когда вода стала им по пояс, они расцепились и атлетический силуэт скрылся в воде, а узкоплечий лёг и поплыл, ритмично поднимаясь, и опускаясь, над поверхностью овальным пятнышком, помахивая светящимися и плавно расходящимися крыльями.
- Женщина с крыльями, смотрите! - обратил наше внимание Сергей.
- Неземная красавица летит! - обрадовано крикнул я. - Летит, Олег, смотри! Летит! Она, всё-таки, летит, а не прыгает!
Олег зевнул и махнул рукой.
- Да пусть себе летит на здоровье...
Через некоторое время на лунной глади появилась маленькая головка, которая приблизилась к овальному пятнышку, и они, синхронно покачиваясь, стали удаляться всё дальше и дальше. Я не мог оторваться от двух чёрных точек, которые становились всё меньше и меньше. И, наконец, их совсем не стало видно. И я понял: 'Растворились в плазме - неземной красоте...'