Жаданова Лана : другие произведения.

We are not the ones to blame

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это - своего рода сиквел к "The Sacrament is you". Продолжение истории о них, о тех, кто остался за кадром. О том, что не все так радужно, и что порой боль заставляет задыхаться, погибать от тоски и безысходности, быть не в силах вздохнуть. И о том, что судьба все-таки дарит шанс именно тогда, когда мы больше всего нуждаемся в нем, но уже не смеем надеяться на чудо...
  Сотри его из memory, сотри... (с)
  
  'Эта весна была совсем не такой как та, два года назад... Та весна была временем любви, временем обретения и счастья... Временем, когда понимаешь, что два сердца бьются в унисон, и кажется, что уже ничто не способно нарушить этот ритм... Временем, когда сбывалась мечта... Та весна была всем для них, и для нас... А что осталось теперь? Лишь только пепел сожженных страниц наших жизней, который развеет ветром перемен над дорогами новых начинаний. И пустые окна темных улиц в городе наших воспоминаний больше никогда не загорятся теплым, уютным светом. Теперь там гуляют сквозняки одиночества, и миражами отдаются твои шаги. Я ведь все еще верю, что ты придешь, что повернется ключ в замке и все будет так, как было...
  Но ты не вернешься, уже никогда не вернешься. Никогда больше я не увижу улыбки на твоих губах. И не соберутся больше лучиками морщинки вокруг твоих голубых глаз, в которых так ярко светилась любовь. Твои руки больше не обнимут меня, не подарят мне то чувство защищенности, на которое был способен лишь ты. Я уже не услышу твой смех. Теперь он звучит лишь у меня в голове, заставляя вздрагивать, и просыпаться с криком посреди ночи... Я все еще помню твое тепло, и твою немного сонную усмешку по утрам. Я помню, как учила тебя готовить, и как мы вместе смеялись, просматривая старые комедии...
  Любовь похожа на сон. Она такая же яркая, короткая и запоминающаяся. Редко кому везет продлить ее на всю жизнь. Я думала, что мы с тобой окажемся такими везунчиками, что нам улыбнется леди Фортуна и все будет так, как мечталось. Я видела это желание в твоих глазах, словах и жестах. Я знала, что ты - тот самый, который предназначен мне Судьбой. Мы с тобой просто жили и просто любили, мы просто были вместе так, словно в последний раз. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя более счастливой, чем рядом с тобой. Мир казался полнее, ярче и светлее рядом с тобой. И мне казалось, что так будет всю жизнь, что мы - это навечно...
  Помнишь, как смеялся Вилле, называя нас безнадежными?
  А мы просто улыбались в ответ, держась за руки, как школьники на первом свидании. И казалось, что ничто в мире не существует, кроме нас с тобой. Только этот взгляд глаза в глаза, только это тепло, которое обнимало сердце. И пульс крови по венам, отдающийся грохотом в ушах, когда твои глаза темнели от желания... Твои прикосновения обжигали, заставляя все внутри плавиться. И мне казалось, что я умираю и снова возрождаюсь, сгорая в этом огне, словно мифический феникс. Мне было плевать на твою славу, на то, что по тебе с ума сходят сотни девчонок и не только их. Мне было плевать на твои отсутствия, когда ты уезжал в туры или часами пропадал в студии. Потому, что я знала, ты всегда со мной, в моей душе и моем сердце.
  Я могла сорваться к тебе посреди ночи... Могла стоять на концерте, в толпе у самой сцены, и просто смотреть на тебя. А потом пробраться за кулисы, как какая-нибудь сумасшедшая фанатка, и устроить тебе сюрприз в гримерке... А чего стоили эти твои неожиданные приезды? Помнишь, как однажды, на годовщину наших отношений ты захотел сделать мне сюрприз и пригласить на романтическое свидание на океанском лайнере? А я на этом же лайнере планировала сделать подарок тебе? Тогда было так весело, когда мы одновременно вышли на сцену... Хохотал весь зал, а ты просто опустился на одно колено и сказал, что любишь меня так, как никого и никогда не любил. Ты говорил, что я для тебя - целый мир. И что если я захочу прожить сто лет, ты хотел бы прожить на один день меньше, чтобы ни дня не жить без меня. А по моим щекам тогда текли слезы счастья, и сердце билось в груди как сумасшедшее. Я думала, что нельзя любить сильнее, но ты каждый раз доказывал обратное. С каждым вздохом, с каждым взглядом, я растворялась в тебе все сильнее и сильнее.
  И вот теперь тебя нет... Ты говорил, что никогда не оставишь меня, Юрки. Почему ты не сдержал свое обещание? Как ты мог оставить меня одну, наедине с этим миром? Помнишь, как ты клялся перед священником и Богом, что всегда будешь со мной рядом? Тогда как?! Как ты мог уйти, зная, что я не смогу жить без тебя? Мир утратил не только краски, но и смысл. Все вокруг поблекло, и теперь я не знаю, что мне делать дальше.
  Помнишь, как ты сделал мне предложение? Через две недели после того, как появился на пороге нашей с Аней квартиры, ты вытащил меня из-за компьютера. Сказал, что у тебя есть для меня сюрприз, и завязав глаза, куда-то повез. Я чувствовала, как по позвоночнику пробегает дрожь предвкушения. Мне нравилось, когда ты меня так интриговал, почти на самой грани. И я никогда не знала, чего можно ожидать. Это вносило свою изюминку в наши отношения... Тогда ты привез меня на побережье, я поняла это по шепоту волн, раздававшемуся совсем неподалеку. Ты снял с меня босоножки, а потом подхватил на руки, не снимая с глаз повязки. Я обнимала тебя руками за шею, уткнувшись носом в плечо, и вдыхая любимый аромат. Мне никогда не было страшно в твоих объятиях, словно ты мог защитить меня от целого мира.
  Ты остановился, и опустил меня на землю. Теплый, успевший нагреться за день, песок нежно коснулся босых ног. Ты снял повязку с моих глаз и прошептал 'Сюрприз!' А у меня тогда просто дар речи пропал. Вокруг нас, на песке, огромным сердцем были выложены свечи. Их огоньки отражались в темной глади воды и в твоих глазах, которые сейчас казались почти черными. Ты опустился на одно колено, взял мою ладошку в свои, и попросил стать твоей женой. Сказал, что ждал меня всю жизнь, и что не представляешь своего существования без меня. А я... Мне показалось, что мир перевернулся с ног на голову, и что я сейчас просто умру от счастья...
  Мы венчались в церкви потому, что это было моей детской мечтой. Небольшая, старинная римская часовенка, со скульптурой коленопреклоненной Девы Марии, выполненная Бернини... Это было похоже на ожившую сказку. И твой взгляд, наполненный счастьем и любовью. Мне хотелось спрятать лицо у тебя на груди и разрыдаться от эмоций, которые рвались наружу, словно цунами... Два года ничем не замутненной, просто идеальной жизни...
  Помнишь, какая шумиха поднялась тогда в газетах? Знаю, что ты помнишь об этом, Юрки. Я тоже помню, как мы смеялись все вместе, читая эти заголовки. 'Неужели знаменитый ловелас решил остепениться?', 'Кто его таинственная избранница?', 'Финский король готики и рыжеволосая принцесса - как долго продержится эта невероятная пара?' Ты тогда шептал, касаясь губами моего уха, что мы - это навсегда. А я верила тебе так, как верила с первой нашей встречи, с того самого момента, когда наши взгляды встретились в гримерке у Вилле. А ты помнишь этот момент?
  Те несколько дней в Амстердаме положили начало самому лучшему времени в моей жизни... Я ведь и мечтать не могла, что мужчина, в которого я была влюблена со школьных лет, когда-то станет моим мужем...
  Знаешь, о чем я сейчас жалею больше всего, Юр? О том, что мы с тобой так и не успели дать начало новой жизни. Если бы у нас был ребенок, я бы могла жить ради него. Видеть в этом маленьком чуде твои черты, и глядя в такие же, как и у тебя, голубые глаза верить, что ты рядом со мной. Но судьба отобрала у меня даже это. Старая карга с косой забрала у меня все одним махом, не оставив ни шанса... Прошло два месяца, но душа все еще болит. И я знаю, что эта боль не уйдет никогда. Время не лечит, оно лишь помогает свыкнуться с потерей. И я думаю, что мне даже нравится с садистским удовольствием наслаждаться этой болью. Она не дает мне окончательно умереть там, внутри. Где теперь вместо сердца выжженная дотла пустыня.
  Мне до сих пор страшно произнести эти слова 'он умер'. Я предпочитаю обманываться себя тем, что вот-вот повернется ключ в замке, откроется дверь, и я услышу в коридоре знакомые шаги. А потом твои руки лягут на мои плечи, и ты так привычно поцелуешь меня в макушку. Подхватишь на руки, прижимая к себе, словно хрустальную вазу, и отнесешь на кровать. И будешь любить меня до потери сознания, до полного изнеможения, когда все, на что остаются силы - просто положить голову тебе на грудь, и слушать, как бьется твое сердце. Заснуть, зная, что когда первые лучи солнца разбудят меня, нахально гуляя по нашей постели, первым, что я увижу, будет твоя счастливая улыбка.
  Но ничего этого больше нет... Лишь зола и холод... Арктический, пробирающий до костей, разъедающий то, что еще осталось от моей искалеченной души... Мне кажется, что я тоже мертва. Меня не стало в тот день, когда принесли известие о твоей гибели... Знаешь, Аня теперь каждый раз бледнеет и испуганно вздрагивает, когда видит меня. А Вилле сказал, что у меня взгляд, как у бездны. Когда смотришь, и видишь лишь пустоту под ногами - мертвую, опасную. А еще он сказал, что если бы мог, то воскресил бы тебя и убил снова, за то, что ты заставил меня вот так мучиться.
  Мне даже удалось улыбнуться тогда, чтобы они поверили, что я смогу, что я справлюсь. Но я не справлюсь, Юрки, любимый. Я не могу без тебя, слышишь?! Мне не нужен мир, в котором нет тебя. Мне не нужна жизнь, в которой нет твоего смеха, нет твоих губ, целующих меня, и рук, которые дарили мне столько тепла и защищенности.
  Я не знаю, зачем пишу все это. Ведь я никогда не смогу отправить это письмо. И ты тоже никогда его не прочтешь. И мне не станет легче от того, что я смогла рассказать о том, что накопилось внутри. Бумага все стерпит, и возможно, перечитав однажды эти строки, я смогу вспомнить о тебе лишь со светлой грустью, а не с криком боли, стынущим на губах...
  
  Как же мне тебя не хватает, моя любовь. Вернись ко мне, Юрки, скажи, что все это - лишь чья-то жестокая шутка. Умоляю тебя...'
  
  Ручка выпала из непослушных пальцев, и с глухим стуком скатилась на пол. Поднимать ее не было уже ни сил, ни желания. На последние строчки недописанного письма упали первые соленые капли, и девушка поспешила отодвинуть от себя листы бумаги. Ей казалось, что она уже выплакала все слезы, которые у нее были, за те два месяца, что прошли с того момента, когда последняя горсть земли скрыла его навсегда. Лана до сих пор не могла поверить в то, что его уже нет. Что ее муж, ее счастье, ее сердце, ее Юрки больше никогда не обнимет ее, не отнесет в постель, когда она заснет за компьютером, совсем заработавшись. Больше не будет того, к чему они так привыкли. Не будет записок, оставленных на холодильнике, - смешных, коротких, но пронизанных той невыразимой любовью, о которой мечтает каждый. Не будет роз, оставленных рядом на подушке. Не будет ничего потому, что нет его...
  Девушка всхлипнула, опуская голову на сложенные на столе руки, даже не думая вытирать бегущие по щекам слезы. Она вспоминала то страшное утро, когда бледный, словно смертельно больной, Вилле пришел к ней на работу. Анны с ним не было, и уже одно это показалось странным, ведь ребята почти не расставались. А сердце-вещун уже пророчило недоброе, когда он попросил ее присесть. Но Лана так и осталась стоять, зря, как оказалось потом... Вилле сказал, что какая-то обезумевшая фанатка пришла на автограф-сессию с пистолетом. Как ей удалось пронести оружие, так до сих пор и не выяснили. Но страшного факта это не отменяло - она стреляла в упор, и шанса у солиста The 69 Eyes просто не было, он умер мгновенно. А вот рыжая тогда поняла, что обречена на медленную и мучительную смерть без того, кого так любила...
  Она все же потеряла сознание тогда, и даже край стола, который сжимали побелевшие пальцы, не смог удержать. Очнулась уже дома, на кровати... Их с Юрки кровати, той самой, на которой они провели столько сладких, обжигающих своей страстью, ночей. Рядом, всхлипывая, сидела Аня, а чуть поодаль, в кресле - Вилле. Они смотрели на нее с той жалостью, с которой смотрят на обреченного на смерть. И она знала, что в чем-то они правы. Она действительно умирала, неотвратимо потому, что Юрки был для нее всем. Он был ее миром, ее Вселенной, Солнцем, вокруг которого вращалась ее Земля. А теперь ее планета сошла с орбиты, и летела в открытый космос, на встречу бесконечности безрадостного, бессмысленного существования...
  Похорон она почти не помнила. Они прошли словно в каком-то тумане, горячечном бреду. Этот туман лип к коже, поникал в вены, заставляя кровь стынуть от могильного холода. И все, что запало в память - закрытый гроб, усыпанный цветами, и она возле него, на коленях... Тогда казалось, что весь мир сосредоточился на том, что скрывалось под крышкой, на том, что когда-то было ее мужем, ее любимым. Ей не разрешили увидеть его, не разрешили проститься в последний раз... Она стояла на коленях, прижимаясь ладонями к полированной поверхности, и слезы текли по бледным щекам, капая на холодную землю. Лане было наплевать на мир вокруг, на то, что читал священник, на то, что говорили друзья. Когда его опускали в могилу, ее сердце, ее душа уходили вместе с ним. Ее тоже засыпали все еще немного мерзлой землей потому, что все, что оставалось рыжей - не-жизнь, безрадостное, бесцветное существование во тьме одиночества, под аккомпанемент тоскливых струн боли, звучащих в агонизирующей Вселенной ее мира. Все, что было таким привычным, все, что она знала, разлетелось на хрустальные осколки, перемазанные в крови ее отчаяния, раздавленное безжалостным сапогом Судьбы.
  И можно было сколько угодно кричать в пустоту, захлебываясь слезами, пока не сорвешь связки. Но мир останется все так же глух к твоим мольбам. Можно сбивать пальцы до кости, пытаясь пробиться сквозь стену этого мучения. И обдирать запястья о цепи безысходности, слизывая соленую влагу с искусанных до крови губ. Но не вернуть, как бы страстно этого не хотела. Как бы не желала, сколько бы ни молилась бессонными ночами, зябко кутаясь в одеяло, все еще хранящее его запах... Все в квартире напоминало о нем. Каждая мелочь, на которые то и дело натыкался взгляд зеленых глаз, наполненных тоской...
  Она не хотела уходить тогда, так и сидя у свежезасыпанной могилы. Апатия захлестнула ее с головой, и было все равно - жить или умереть... Ее буквально унес на руках Юсси, друг ее Юры. Он укачивал ее, словно ребенка, прижимая к себе, и шептал на ухо, что все будет хорошо. Что болеть будет меньше, и что он всегда будет с ней рядом, в ее сердце, а это главное. Что жизнь не заканчивается с уходом тех, кого мы любим. И что Юрки не хотел бы, чтобы она так страдала из-за него, что он всегда желал ей только счастья... Лана слушала, и не верила, просто не хотела верить. Она сжимала лацканы его рубашки, уткнувшись носом в плечо Юсси, и понимала, что просто не сможет жить дальше.
  В тот вечер она впервые за два года, но уже далеко не последний раз, ночевала сама в их квартире в уютном районе Хельсинки. Рыжая просто не смогла заставить себя войти в спальню и лечь в ту кровать, которую она столько ночей делила с ним. Она физически не могла находиться в тех стенах, которые были свидетелями их страсти, их любви и бесконечной нежности друг к другу. Ей казалось, что пространство словно бы сжимается вокруг нее, давит, мешает дышать. Она задыхалась, как будто кто-то затягивал на шее шелковую удавку. Всю ночь, до того самого момента, когда первые лучи восходящего солнца возвестили о приходе нового дня, окрашивая небо в пастельные, бледно-розовые и золотистые тона, Лана просидела на широкой лоджии, выкурив почти полпачки сигарет. Она так давно не курила, но тогда было наплевать на все...
  И вот теперь, два месяца спустя, она все еще не решалась зайти в спальню, где все так сильно напоминало о нем. Она почти перестала спать и превратилась в бледную тень самой себя. Друзья приходили и уходили, пытались что-то делать, как-то вытащить ее из апатии, охватившей все ее существо. Пытались развеселить или наоборот, напугать. Но рано или поздно оставляли попытки, видя их тщетность. И лишь Анна с Вилле, да еще Юсси не переставали стараться, так и не потеряв надежды снова оживить эту, некогда такую смешливую и заводную, девчонку. Только они все еще хотели снова увидеть огонек задора в зеленых глазах, и улыбку, которая так часто заряжала позитивом их всех...
  
  Я путь свой сама устелила пожарами
  Ядом, отчаяньем, страхами, ранами
  Кровью без крови, ожогами шалыми.
  Не отпускай мою руку держи! (с)
  
  Где-то в глубине квартиры часы глухо пробили двенадцать раз, заставив девушку вздрогнуть. С некоторым трудом, слегка морщась от боли в затекшем после долго нахождения в неудобной позе теле, она подняла голову. В затуманенном со сна взгляде зеленых глаз мелькнуло осознанное выражение. Устало потерев переносицу, она убрала с лица рыжие пряди и потянулась, распрямляя отдающиеся неприятными ощущениями мышцы. В комнате было темно, и даже монитор стоящего на столе, за которым она умудрилась заснуть, компьютера давно перешел в спящий режим.
  Лана нечаянно задела мышку, и темнота в комнате рассеялась немного, словно вспугнутая неверным, тусклым светом от монитора. Взгляд скользнул по беспорядочно разбросанным на столе листам бумаги, и память мгновенно напомнила, почему она заснула именно здесь. Сердце отозвалось глухой болью, словно в нем засела заноза, которая вонзалась все глубже при каждом ударе. Проведя кончиками пальцев по буквам, впечатанным в бумагу, как воспоминания - в ее душу, рыжая на мгновение прикрыла глаза, пытаясь совладать с рыданиями, вновь подкатывающими к горлу. Раздраженно вытерев тыльной стороной ладони предательскую слезинку, скатившуюся по щеке, она встала, и едва не осела обратно на стул.
  Голова закружилась, а перед глазами заплясали разноцветные точки так, что девушка была вынуждена вцепиться пальцами в край стола, чтобы устоять, и переждать головокружение. Сглотнув, и чувствуя горечь во рту, Лана осторожно направилась в сторону ванной, когда ее немного отпустило. За два месяца это был уже не первый случай. Но идти в больницу ей не хотелось, как и в целом выбираться куда бы то ни было, и пугать людей своим внешним видом...
  Контрастный душ помог справиться с тошнотной слабостью и немного освежиться. Завернувшись в банный халат, который все еще пах туалетной водой Юрки, она на мгновение прикрыла глаза, прижимаясь щекой к воротнику. Стоило выйти из ванной, как она услышала звонящий где-то в глубине квартиры телефон.
  Ненавистный уже звук заставил едва уловимо поморщиться. Она бы совсем отключила технику, но тогда начались бы звонки в дверь. Поэтому приходилось стойко терпеть или же просто посылать тех, кто жаждал ее внимания. Дойдя до гостиной, она забралась в кресло с ногами, и прижалась щекой к мягкому вельвету. Мобильный, по закону всемирного свинства, не иначе, оказавшийся рядом на журнальном столике, зазвонил снова. Даже не глядя на звонившего, Лана сбросила звонок. Вот только абонент попался настойчивый, а это значило, что просто так отделаться не получится. Когда чертова техника зазвонила в шестой раз, девушка сдалась и приняла вызов.
  - Слушаю! - О, этот голос сочился таким ядом, что в нем можно было захлебнуться. А любая кобра просто удавилась бы собственным хвостом от зависти. Вот только человека по ту сторону телефонной трубки это нисколько не впечатлило. Юсси привык к подобным выпадам со стороны супруги своего друга. Теперь покойного... Тут же добавил мысленно, слегка покачав головой. Он понимал ее, как никто другой, и старался вытащить обратно из той ямы черной апатии, в которую себя загоняла девушка. Было больно видеть этого некогда живого, подвижного и улыбчивого ангела, как они все ее называли, таким мертвым. Этот отсутствующий взгляд того, кому уже нечего терять, пугал до дрожи. И самое обидное, что все его усилия, все их усилия, пропадали даром. Лана просто не желала принимать помощь, наглухо закрывшись в маленьком мире своего личного отчаяния и выбросив ключ в окно.
  Но он не собирался сдаваться, как бы тяжело это ни было. Просто это казалось таким не правильным - то, что она похоронила себя там вместе с Юрки, что она отказывалась жить дальше. За те два года, что ребята были вместе, его друг настолько изменился, что это казалось почти чудом. Он просто светился от счастья, а популярность группы взлетела до таких небывалых высот, что если бы ребята не знали, что у их удачи рыжие волосы и озорная улыбка, то списали бы все это на мистику. Такая любовь, как у них, встречается настолько редко, что люди воспринимают ее как миф, как сказку. И вот теперь он серьезно задумывался над тем, что Линнанкиви не хотел бы такой жизни для своей любимой...
  - Если ты сейчас не откроешь эту дверь, я вынесу ее ко всем чертям вместе с косяком. - В его голосе не звучало никакой угрозы, только бесконечная усталость. Лана на мгновение прикрыла глаза, словно раздумывая, стоит ли ее дверь того, что она продолжит игнорировать Юсси. Решила, что проще впустить этого настырного... Раздраженно выдохнув, девушка направилась к двери. Как только щелкнул замок, дверь распахнулась, и мужчина вошел в квартиру, молча закрыв ее за собой. Никаких идиотских вопросов вроде 'Как ты себя чувствуешь?' и тому подобной чуши. Он просто посмотрел на нее поверх своих зеркальных солнцезащитных очков. Юра тоже любил такие... Мелькнула совершенно некстати мысль, и девушка сглотнула. Это не осталось незамеченным, и друг просто взял ее под локоть и потянул в сторону кухни, превосходно ориентируясь в полумраке помещения.
  - Паршиво выглядишь... - Простая констатация факта. После чего Юсси отпустил ее локоть, и поставил на столик бутылку виски, которую рыжая и не заметила сразу. Вопросительно изогнув бровь, она скрестила руки на груди, молчаливо вопрошая, что бы это могло значить. Уж чего, а алкоголя ей хотелось на данный момент меньше всего. Вообще, особенно острым было желание вытолкать друга к черту из квартиры, и снова позволить себе погрузиться в ставшую такой уютной апатию. Но не позволяла элементарная вежливость, и чувство вины где-то глубоко внутри.
  - Впрочем, думаю, что зеркало скажет тебе то же самое. - Он двигался по кухне так свободно, словно всю жизнь это делал. И Лане оставалось только наблюдать за ним, не пытаясь хоть как-то вмешаться в процесс поиска стаканов, судя по всему. Наконец, искомое было найдено в одной из подвесных шкафчиков, и с победным хмыканьем извлечено на свет божий. Разлив напиток по стаканам, Юсси протянул один ей, и сделал глоток из своего. Девушка попыталась заставить себя хотя бы пригубить напиток, но даже от одного запаха стало плохо. Судорожно втянув воздух, и не заметив заинтересованного подобной реакцией друга, она отставила стакан и чуть прикрыла глаза, пытаясь унять тошноту. Вроде получилось, но когда она снова сфокусировала взгляд, то обнаружила, что финн стоит совсем рядом. И выражение его лица было более чем странным. Но подумать на эту тему она не успела, да и вообще среагировать хоть как-то на то, что произошло дальше.
  Он просто подался вперед, одним стремительным движением перекрывая разделяющее их расстояние, и поцеловал ее. Прикосновение чужих губ, не Его губ, обожгло, словно электрическим разрядом пройдясь по коже, отдаваясь где-то в нервных окончаниях. И все, что она смогла - это упереться ладошками в его грудь, в слабой попытке оттолкнуть. На глаза навернулись слезы, а в душе начала подниматься волна ярости. Как он мог так с ней поступить?! Зачем он это сделал?.. Мысли закружились лихорадочной стайкой напуганных птичек. Но выбрать какую-то одну, чтобы затем на ней сосредоточиться, никак не получалось... Она не ответила на поцелуй, и Юсси отстранился. По его губам скользнула довольная улыбка, когда он увидел горящие лихорадочным румянцем щеки девушки, и ее сжатые кулачки. Ни капли не беспокоясь о том, что она может сейчас что-то выкинуть, он вернулся к столу и взял свой стакан.
  - Зачем... - Она с некоторым трудом заставила себя это произнести, голос немного не слушался.
  - Теперь ты выглядишь живой... - Он пожал плечами, небрежно облокотившись о кухонный стол, и покачивая в ладони стакан с виски. Но на лице застыла довольная улыбка. А Лана внезапно осознала, что та сосущая пустота, которая образовалась на месте ее сердца после того, как она потеряла Юрки, стала немного меньше. Да и злиться на этого нахала было просто невозможно, не смотря на то, что способ он выбрал... кхм... не из лучших.
  - Сволочь ты... - Это было простой констатацией факта, а в ответ раздалось лишь насмешливое фырканье, заставившее девушку едва уловимо поморщиться. Вернувшись обратно за столик, она потянулась к стакану с золотистым напитком, но рука замерла на полпути, а потом метнулась ко рту. Приступ тошноты накатил внезапно, заставив сорваться с места маленькой рыжей молнией, не замечая обеспокоенного взгляда друга, и метнуться в ванную. Пустой желудок мучительно сокращался, не в силах выдавить из себя ничего, кроме горьковатой желчи, а по бледным щекам текли слезы. Спазмы не давали дышать свободно, сдавливая горло, и только когда не осталось совсем ничего, ее немного отпустило. Умывшись и прополоскав рот водой, рыжая скользнула взглядом по своему отражению, и ее едва не стошнило снова от увиденного - бледная, почти до синевы, кожа, темные круги под некогда живыми глазами, заострившиеся черты лица. Юсси был прав - выглядела она и правда паршиво. Юра бы не одобрил... Мелькнула по краю сознания мысль, вызывая стойкое желание сжаться в комок, и забиться в какой-нибудь темный угол, чтобы не скоро нашли. Подавив готовый сорваться с губ стон отчаяния, Лана завязала длинные волосы в небрежный хвост, отмечая, как подрагивают тонкие руки, и чуть пошатываясь вернулась на кухню. Юсси все так же сидел за столом, покачивая в ладонях бокал с виски, вот только второго не было. Вместо него стояла чашка с чаем и несколько поджаренных гренок. Желудок обиженно заурчал, напоминая о своем существовании, и заставляя вздогнуть.
  - И давно это с тобой? - Вопрос не был неожиданым, и уточнять, что именно имел в виду мужчина, не требовалось.
  - Началось через несколько дней после... - Она не смогла закончить, до сих пор отказываясь признать тот факт, что Юрки больше нет. Юсси задумчиво потер переносицу, и рыжей не понравилось то, каким взглядом он ее при этом окинул. Да, подобное состояние должно было насторожить ее, но девушке было в общем-то плевать. Слишком сильна была боль, слишком глубока та пропасть, в которую она сама себя загнала, чтобы обращать внимание на что-то еще. Ей нравилось раз за разом с мазахистским удовольствием травить свои раны, воскрешая в памяти те моменты, которые связывали их. Это не позволяло окончательно потерять себя, ослабнуть настолько, чтобы уйти за ним, уйти за тем, кто был для нее абсолтно всем, без кого жизнь не имела не только смысла, но и вообще права называться таковой. Помнится, в первые дни после похорон она думала над этим, свернувшись клубком на дивани в гостиной, и сжимая ладонями холодное лезвие. Но так и не смогла, словно что-то останавливало, противясь изнутри такому бессмысленному акту вандализма над собственной душой, или скорее тем, что от нее осталось. Ей тогда казалось, что она слышит тихий, проникающий под кожу, бегущий по венам вместе с кровью голос мужа. Он шептал ей, что любит ее так сильно, как никого и никогда не любил. Что все равно рядом, в ее истерзанном невыносимой утратой сердце. И Лана безоговорочно верила этому призрачному, фантомному шепоту...
  - Хмм... Интересно. А к врачу ходила?
  - Издеваешься? - Девушка посмотрела на друга так, словно он неожиданно отрастил вторую голову. Оставалось только пальцем у виска покрутить для полноты картины, но она сдержалась. Где-то в глубине души зарождалось странное даже не чувство, скорее предчувствие грядущих перемен. И внезапно она так остро ощутила присутствие мужа рядом, что вздрогнула, обхватывая ладонями чашку с чаем, чтобы найти хоть что-то материальное в этом мире, за что можно было ухватиться.
  - Да нет, в общем-то серьезен. Рыжик, когда ты поймешь, что мы переживаем, боимся за тебя? Мы все - я, Вилле, Анна? Ты дорога нам, как никто другой, и видеть то, как ты медленно, но верно загоняешь себя в могилу - больно. - И она почувствовала это, ощутила сквозившие в его голосе эмоции. Казалось давно омертвевшее сердце зашлось в испуганном ритме, заставляя поднять на друга взгляд зеленых глаз. Он был удивительно похож на Юру - такой же высокий, темноволосый и голубоглазый, с такой же аурой внутренней силы, которая скользила в каждом движении. Вот только если Юрки всегда напоминал ей уютный огонь в камине, рядом с которым было тепло и спокойно, то Вуори был больше похож на открытое пламя - дикое и необузданное. Наверное, именно это и сблизило их в свое время, та схожесть характеров, непокорность и свободолюбие. Он был единственным, кого она все же пускала в темноту своей души, позволяла эти попытки вытащить, спасти то, что еще осталось от некогда сильной личности. Даже Аня не могла с этим справиться, лишь беспомощно наблюдая за тем, как губит себя та, что некогда подарила ей счастье.
  - Мне не хватает его, Юсси. Настолько, что даже дышать больно. Он был моим воздухом, моим всем, и без него просто нет смысла, ни в чем...
  - Идиотка... - Он так стремительно подлетел к ней, сгребая в свои медвежьи объятия, что девушка лишь сдавленно пискнула, не успев отреагировать. Но стало так неожиданно тепло, что она позволила себе уткнуться носом в широкую грудь, и разрыдаться, как ребенок. Лана всхлипывала, цепляясь за мужчину, словно он был единственным, что могло спасти ее в этом бущующем море отчаяния и тоски, якорем, который удерживал на самом краю бездны, не давая сорваться вниз, разжимая ослабевшие пальцы. - Какая же ты дурочка, рыжая... - В его голосе было столько нежности, что она едва не захлебнулась очередным вдохом. Сил не оставалось вообще ни на что, накатившая истерика и слабость настолько вымотали ее, что Лана не заметила, как уснула, пригревшись в знакомых объятиях. И не видела боли, отразившейся во взгляде обнимающего ее мужчины.
  Устроив хрупкую фигурку на кровати, и заботливо укутав девушку пледом, Юсси вернулся на кухню, делая глоток из полупустого стакана. Жидкость обожгла горло, едва не заставив закашляться. Руки сжались в кулаки на полированной столешнице.
  - Какой же ты придурок, Юрки. Как ты мог ее оставить вот так? Такую ранимую, такую маленькую? - Вопросы остались без ответа, а его едва не захлестнуло отчаяние. Скрывать собственные чувства становилось все сложнее с каждым днем, а видеть то, как она убивает саму себя было выше его сил. Хотелось вернуть свет в эти удивительные глаза цвета изумруда, снова увидеть озорную улыбку, услышать переливающийся звоном колокольчиков смех. Заставить ее жить, чувствовать, радоваться каждому проходящему мгновению. Прогнать из ее взгляда ту страшную пустоту, которая вызывала дрожь по позвоночнику и безотчетное желание спрятаться подальше, лишь бы не видеть этого... Потянувшись за телефоном, Юсси набрал знакомый номер и замер, считая гудки. На пятом на звонок ответили, и по ту сторону послышался немного раздраженный сонный голос солиста HIM.
  - Если это не апокалипсис сегодня, и небо не рушится на землю, я отправляюсь спать дальше.
  - Нам нужно встретиться. Нам всем. У меня есть новости, касащиеся Рыжика... - Продолжать не понадобилось, даже через расстояние он почувствовал, как изменилась атмосфера, как напрягся Вилле.
  - С ней все в порядке?
  - Я бы не сказал. Но это не телефонный разговор. Приезжай завтра, и Анну возьми с собой.
  - Уже собираемся. Не наделай глупостей, Юсси.
  - Немного поздновато для советов, Вало. Самую большую глупость в своей жизни я уже сделал... - С этими словами мужчина отключился, устало прикрывая глаза. Механически наведя порядок на небольшой, но уютной кухоньке, он вернулся в спальню, подтянув кресло к кровати, на которой мирно спала измученная девушка, и устроился в нем. Он не солгал, когда сказал то, что сказал. Он на самом деле уже сделал глупость, полюбив супругу того, кто был ему не просто другом, практически братом. Глаза, привыкшие к полумраку комнаты, скользнули по тонкой фигурке, сжавшейся в компактный клубочек под одеялом. Во сне Лана выглядела особенно хрупкой и ранимой, хотелось прижать ее к себе и никогда не отпускать. В душе поднялась злость на друга, заставляя снова непроизвольно сжать кулаки. Да, это было глупо - злиться на того, кому уже никогда не получится высказать все в лицо. Вот только тогда, два месяца назад, стоя рядом с раздавленной невыносимым грузом потери любимого девушкой, он дал себе обещание защищать ее от всего, даже от себя самой. И собирался выполнить его, чего бы это ни стоило. За этими размышлениями Юсси не заметил, как задремал...
  
  Ночь была невозможно жаркой,
  Это было твоим подарком... (с)
  
  Было тепло и уютно. Словно он был рядом, даря спокойствие и заставляя забыть о том, что окружающий мир существует. Будто бы ниоткуда взявшийся ветер путался в длинных рыжих волосах, ласкал обнаженну кожу плеч, ластился ручным котенком к ладоням. Хотелось закрыть глаза, раскинуть руки и кружиться, кружиться как когда-то в детстве. Забывая обо всем на свете, отбросив мысли, заботы, проблемы. Позволить себе просто жить, дышать, чувствовать. Снова. Как в самый первый раз, когда кислорода отчаянно не хватает, но так сладко сдаваться в этот желанный плен. Теплый песок, ласкающий босые ступни. Как тогда, на побережье. И едва слышный шепот океана, убаюкивающий, рассказывающий лишь одному ему известную сказку о чем-то далеком, волшебном, полузабытом, но таком родном и близком. Океан целовал ее ноги, заставляя улыбаться, медленно шагая по самой кромке песка и воды. И взгляд скользил куда-то далеко, за горизонт, где небо целовало сине-зеленые просторы в прощальном объятии, расцвечивая все вокруг нежной пастелью, переходящей в золото, окропленное алым багрянцем заката.
  Это было настолько потрясающе прекрасно, что дыхание перехватывало, а сердце испуганной птичкой замирало в груди. Хотелось запечатлеть этот момент в вечности, заковать в лед памяти, закрывая на семь замков за крепкой дверью. Выжечь под закрытыми веками, по ту сторону души, вплавить в кровь, заставляя звучать в ритме сбивчивого пульса, грохотом крови в висках. Хотелось кричать, пока голос хрипом не сорвется, опускаясь без сил на колени. Кричать до боли, до слез, предательски обжигающих глаза. Но продолжать упорно идти вперед, раня ноги об осколки разрушенных надежд. Но не издавая ни звука, словно обреченная на вечную агонию немоты и муки Русалочка, полюбившая так нежно, так трепетно. И так жестоко преданная. Но нет сил обратиться с рассветом в пену морскую, растворяясь в заманчивой глубине, так сладко обещающей свободу и забытье.
  - Я так скучаю без тебя... - Срывается с искусанных губ, подхваченное бродягой-ветром, унесенное вдаль. И сжечь бы за собой все мосты, развеять белый пепел по миру. Вот только нет сил, совсем не осталось.
  - Я рядом, малыш. Всегда был и буду... - Вздрогнуть, от звуков такого знакомого, такого любимого и такого родного голоса, но не обернуться. Почувствовать тепло ладоней, скользнувших на талию, прижимащих к сильной груди. - Мне тяжело видеть тебя такой... - И хочется так много спросить, еще больше - сказать. И кажется, что время так неумолимо утекает песком сквозь пальцы, тикая невидимыми часами где-то за пределами осязания. И мир споткнулся за поворотом, замирая в оковах коварного Морфея.
  - Почему ты ушел? Зачем оставил меня одну? - И непролитые слезы в голосе, невысказанная обида и весь тот многотонный груз отчаянной, режущей боли, что давит на хрупкие, тонкие плечи. И пусть всего лишь сон, но он так давно ей не снился, что это почти до острой агонии, сжигающей в золу тонкий пергамент души хорошо.
  - Я не хотел, Рыжик. Но, видимо, так было нужно. - Теплые губы касаются обнаженного плеча, заставляя едва уловимо вздрогнуть и прижаться ближе. Пусть хоть так, хотя бы в призрачной пародии на сон, почувствовать его рядом. Снова стать живой, до тех пор, пока не проснулась, не вернулась в окружающую реальность.
  - Кому нужно, Юр? Ты обещал быть рядом со мной. Обещал, что никогда не оставишь... - И тихое отчаяние в голосе, и тонкие ладони сжимаются поверх сильных рук, желая удержать и никогда больше не отпускать.
  - Я и сейчас рядом. Вот здесь... - Его пальцы невесомой лаской замирают там, где колотится сердце. - И стану еще ближе, нужно лишь немного подождать...
  - Подождать чего? - Так хочется обернуться. Снова увидеть такие знакомые черты, провести кончиками пальцев по щеке, коснуться губ, утонуть в глубине ярких, словно небо над головой глаз. Это словно бег по краю, когда каждый неверный шаг - и пропасть приветливо распахнет свои объятия, скаля окровавленную пасть.
  - Увидишь, малыш. А пока пообещай мне, что снова будешь жить. Научишься без меня. Позволишь себе стать счастливой. Пообещай мне это, любовь моя... - И закрыть глаза, не в силах справиться с собой потому, что в его голосе столько любви, столько тоски и нежности. Но как суметь, ведь без него не нужен мир.
  - Я...
  - Тшш... Не спеши с ответом, твое сердце само подскажет тебе, когда придет время. А я буду оберегать тебя... - Все-таки обернуться в его руках, и тут же оказаться пойманной в ловушку умелых губ. Поцелуй с привкусом горечи расставания, приторной боли разлуки. Поцелуй, которому больше никогда не суждено стать реальностью, оставшись только здесь, за призрачной завесой снов, еще одним обманом, еще одной иллюзией. - А сейчас тебе пора, малыш. Тебя уже ждут... - И по щекам катились слезы, когда такой любимый образ таял на горизонте, подобно росе под первыми лучами безжалостного солнца. И сердце сжимало ледяной когтистой лапой окончательного осознания безнадежности и неизбежности произошедшего...
  
  Ей отчаянно не хотелось просыпаться, и рыжая изо всех сил цеплялась за ускользающий сон, пытаясь еще хоть на мгновение удержать образ любимого. Помнила все, сказанное им, так ярко и четко, словно это было на самом деле. Словно он вот так держал ее в своих объятиях, и его губы касались кожи, выжигая на ней несмываемое клеймо принадлежности ему. Ты сказал, что я должна жить без тебя. Но я просто не смогу, не справлюсь, Юра. Ты был той силой, что помогала мне идти вперед, а теперь там только пустота и холодный ветер... Мысли были безрадостными, и открыть глаза казалось сродни подвигу, но настырное солнце, забирающееся за неплотно зашторенные занавески, не оставляло ни шанса на спасение, вдребезги расколотив уже рассыпающуюся золотистой пылью под закрытыми веками дрему. Выдохнув и все-таки выбравшись из-под одеяла, Лана огляделась, пытаясь понять, каким образом она оказалась в спальне. В ИХ спальне. Укутанная заподливо пледом. Рядом с кроватью стояло кресло, не оставляя простора для фантазии и воспоминания нахлынули волной, заставляя бледные щеки залиться жарким румянцем. Да, Юсси видел ее любой в последнее время, но на такие вот истерики она при нем еще ни разу не срывалась, и от этого было невыносимо стыдно. Прислушавшись к тишине в квартире, девушка услышала приглушенные голоса где-то в районе кухни, от чего что-то внутри испуганно дернулось.
  Да, это было немного подло с ее стороны, но в последний месяц она банально боялась подпускать к себе Вилле и Анюту. Они были живым напоминанием того, что именно она потеряла. И стоило только увидеть счастливые глаза подруги, как душа рвалась на осколки, обливаясь кровью. Нет, Лана была безумно рада тому, что эти двое сумели сохранить свои отношения, смогли пройти сквозь все те преграды, которые с упорством истинного барана выставляла им жизнь. Но теперь к этому примешивался совершенно ядреный коктейль из боли и легкой зависти. Думать о том, как они здесь оказались, не приходилось. Ответ напрашивался сам собой, но прислушавшись к чему-то в себе, рыжая поняла, что совершенно не злится на друга. Он действовал так, как подсказывала ему совесть, и оглядываясь назад, девушка призналась самой себе, что то, что сделал для нее Юсси, не сделал бы никто. Он терпел ее истерики, ее слезы и крики, пытался достучаться до той темноты, в которой она закрылась, пытался вернуть ее обратно, заставить снова улыбаться.
  Усмехнувшись впервые за долгое время, Лана направилась в душ, слегка ежась от холода пола, пробирающего через босые ноги. Горячая вода успокоила, принося с собой легкую расслабленность. И прикрыв глаза, она вспомнила сегодняшний сон, пытаясь понять, что бы это могло значить. С момента похорон Юра не снился ей ни разу, и это было одной из многих причин, что сводила ее с ума. И вот теперь это. Лана верила в судьбу и в то, что каждого человека окружают знаки, нужно лишь остановиться и внимательно посмотреть вокруг, чтобы увидеть... Изучая в зеркале немного посвежевшее отражение, девушка сушила волосы, продолжая анализировать увиденное. Боль не ушла, просто на время затаилась, давая шанс осмыслить и сделать для себя выводы, вот только измученное сознание не желало сосредотачиваться ни на чем конкретном, постоянно перескакивая на воспоминания, связанные с тем или иным событием в их общем прошлом. Чуть тряхнув головой, будто бы отгоняя навязчивых захватчиков, она натянула на себя спортивные штаны, и впервые за два месяца - одну из футболок мужа. Знакомый запах отозвался слезинками, застывшими в уголках глаз, и девушка решитель провела по ним ладонью, стирая предательскую влагу. Она уже наплакалась на годы вперед, и теперь пришло время стать сильной, особенно в свете того, что Юрки говорил ей во сне. Его слова о том, что теперь он будет еще ближе, не отпускали рыжую, заставляя нервничать.
  Неторопливо выбравшись из спальни, она добралась до кухни и замерла в дверях, застав весьма занимательную картину. Юсси, натянув на себя ее передник, крутился возле плиты, что-то помешивая в кастрюльке. От запаха съестного, плывущего по кухне, желудок сделал тройное сальто с поворотом, и рыжую бы стошнило, если бы было чем. А так она только зажала рот ладошкой, стараясь не делать особенно глуюоких вдохов. Картина Репина 'Приплыли', маслом, как говорится. Но удивило даже не это - на небольшом диванчике у окна сидели Вилле и Аня. Все трое о чем-то в полголоса переговаривались, а в том, что или скорее кто, был предметом разговора, Лана была уверена. Тут и к гадалке не ходи, и так все ясно.
  - Не скажу, что утро доброе. Но я рада вас видеть... - Голос больше напоминал воронье карканье, сорванный ночами криков в пустоту и вопросов, так и оставшихся без ответа. Отлепившись от косяка, и не без труда прошлепав до ближайшего стула, рыжая не очень грациозно на него плхнулась. Хотя, на изящество ей сейчас было плевать с высокой колокольни. - Чем обязана визиту? - Она, правда, хотела без сарказма, но как-то не получилось.
  - Ну вот, уже язвишь, значит оживаешь. Как ты, малыш? - Глаза цвета абсента смеялись, но она умудрилась разглядеть в их глубине то, что упорно отказывалась замечать прошедшие два месяца - облегчение. Они на самом деле боялись видеть ее такой, боялись, что однажды она просто сорвется и они ее потеряют окончательно. То же самое чувство отражением в теплоте взгляда Анюты и в так сильно напоминащей ей мужа синеве глаз Юсси. Последнее почему-то доставляло больше всего неприятных ощущений. Слишком уж они были похожи, и моментально в памяти всплыл сон, заставляя поежиться, но она тут же отогнала от себя крамольные мысли. Юра просто не мог говорить именно об этом. Да и просто допустить подобну догадку, дать ей шанс на существование казалось кощунством по меньшей мере.
  - Жить буду. - Правда, не уверена насколько долго и счастливо ли, но кто знает... - Даже не буду спрашивать, как вас сюда занесло. Мы потом отдельно с тобой поговорим об этом, Юсси... - Если выживешь после 'разговора'... Хотела добавить, но все же в последний момент удержала готовые сорваться с языка слова. Во взгляде обернувшегося к ней мужчины мелькнула непонятная горечь, заставившая пожалеть о своем тоне. И это напрягало потому, что Лана сама не понимала собственной жестокости в отношении того, кто нянчился с ней, как с маленькой, не отходил ни на шаг, стремился вытащить наружу из раковины тоски и горя по ушедшей любви. А она теперь вот так вот срывалась на нем.
  - Юсси говорил, что тебя в последнее время мучает тошнота. К врачу не пробовала наведаться? - Аня потянулась через стол, накрывая ее ладошки своими, и заглядывая в глаза. От понимания захотелось забиться в любой укромный угол, но рыжая сдержала столь недостойный порыв.
  - Не пробовала. Но чувствую, что вы от меня не отстанете. - Красноречивое переглядывание было ей ответом. Как в том анекдоте, когда Rafaello - вместо тысячи слов. Это все было, конечно, смешно, когда бы не было так грустно. Она на самом деле прекрасно знала, что собралась эта банда не просто так. Да и если уж совсем здраво рассудить, после прошедшей ночи боль ощущалась уже не так остро. А это значило, что раны потихоньку начинали затягиваться, хотя рыжая была не совсем уверенна в том, что она хоть когда-нибудь сможет стереть из памяти образ того, кого так сильно любила.
  - Не отстанем. В конце концов, как можно было себя настолько запустить? Думаешь, Юра бы одобрил подобное? - При упоминании родного имени Лана вздрогнула, и подруга моментально пожалела о сказанном, но забрать свои слова назад было уже невозможно. Да и потом, мелькнула у Ани навязчивая мысль, сколько можно было на самом деле жалеть себя. Рыжая всегда была сильной личностью, а тут расклеилась настолько, что им приходилось буквально собирать ее по кусочкам. И это было больно - наблюдать за тем, во что превращался дорогой им человек. И быть не в состоянии изменить хоть что-нибудь, вытянуть ее на поверхность. Да, они прекрасно понимали, что смерть Юры ударила по ней слишком сильно. В конце концов, такую любовь сложно было встретить в принципе - такую классическую, которая встречалась только на страницах романов. Когда они были рядом, казалось, что весь мир вокруг светится вместе с ними, столько счастья было в устремленных друг на друга взглядах. То, как они касались друг друга, как смотрели, и что говорили - в этой нежности можно было утонуть без надежды на возвращение, захлебнуться безвозвратно. Аня вспоминала тот день, когда хоронили Юру. Хотелось выть от тоски, и от той пустоты и четкого понимания - в холодную, немного мерзлую еще землю опускали не одно тело, а два. Тогда, вместе с ним хоронили и Лану. Потому, что взгляд подруги был мертвым. И эта пустота пугала до дрожи, выворачивала сознание наизнанку, заставляя внутренне сжиматься от почти первобытного ужаса.
  - Не одобрил бы... - Тихий, едва слышный голос разорвал неловкую тишину, нарушаемую лишь бульканьем чего-то в кастрюльке. В нем все еще слышалась тоска, но сейчас рыжая выглядела почти живой. Взгляд стал осмысленным, почти вернулась прежняя язвительность. И они с Вилле подозревали, что в этом немалую роль сыграл Юсси. Да, не заметить его взгляды было сложно, а сложить два и два - и того проще, отсавалось только гадать, понимает ли сама девушка, что чувствует к ней тот, кого она считала другом. У Ани мелькнула крамольная мысль отвести подуругу куда-нибудь в сторонку, и поинтересоваться тем, что вообще происходит, но она поспешила затолкать ее подальше. Время еще не пришло, а состояние рыжика вызывало опасения, что только подтвердил звонок Вуори, поднявший их посреди ночи, и заставивший сорваться сюда, забыв обо всем. Хотя, определенные догадки у нее все-таки были, но для того, чтобы подтвердить или опровергнуть их, требовалось затащить это невыносимое создание в клинику...
  
  Не ты сейчас со мною рядом,
  Не ты с рассветом и закатом.
  Не ты ласкаешь меня взглядом,
  Не ты, увы, со мной не ты... (с)
  
  Обманывать себя и дальше было не просто глупо. Это было, по меньшей мере бессмысленно. И да, в словах подруги было рациональное зерно даже не смотря на то, сколько затихнувшей было боли они всколыхнули в душе. Надежда робко стучалась в двери, но впустить ее... Это было страшно до сжимающей горло паники, до стиснутых так, что белели костяшки, пальцев. Просто взять и поверить в то, что подобное возможно, что судьба все-таки сжалилась и готова подарить немного тепла и счастья, которое так безжалостно отобрала. И слова врача долетали до нее будто бы сквозь туман, не задерживаясь в подсознании. Она просто не могла поверить, сжимая край юбки, и глядя перед собой. В памяти всплывал давешний сон, и слова, сказанные Юрки. Теперь все так четко встало на места, что казалось почти сюрреалистичным, неправдоподобным. Словно и не с ней, и не сейчас это происходило, и не ее сейчас ждали там, в коридоре, друзья.
  - Какой срок? - Голос показался непривычно глухим даже ей самой. Доктор как-то странно на нее посмотрел, но решил оставить свое мнение при себе. Да рыжая и так знала, что выглядит сейчас не самым лучшим образом - бледная, как смерть, а круги под глазами ни один тональный не зарисует. Хотя вот сами глаза медленно, но верно оживали. Новость, свалившаяся на голову, а теперь неопровержимым доказательством почти физически обжигавшая ладони, заставляла сердце стучать быстрее.
  - Три месяца и две недели. Ваш организм сильно истощен, именно поэтому токсикоз переносится так тяжело. Я бы советовал вам пересмотреть некоторые аспекты своей жизни, миссис Линнанкиви. Все-таки, беременность требует соблюдения определенного режима. - Захотелось двинуть мужчине в челюсть, с разворота. Но Лана сдержалась, теперь уже прекрасно осознавая причину подобных перемен настроения, когда ей хотелось реветь в подушку, а через пять минут она уже была готова кинуться на кого-нибудь с кулаками.
  - Спасибо за совет. Приму к сведению. Еще что-нибудь, доктор? - Последнее слово она намеренно выделила интонацией. Мужчина напротив вызывал в ней странное чувство глухого раздражения, и безотчетное желание оказаться как можно дальше отсюда. Где-нибудь, где можно будет сполна осознать - она больше не одна, их теперь двое. То самое, сокровенное, такое желанное, сбылось наконец. С ней теперь всегда будет частичка того, кого она так сильно любила. И Лана уже мысленно представляла, что малыш будет похож на Юру - те же невозможные, голубые глаза, те же немного резкие черты, и та же улыбка, когда он подарстет. Почему-то рыжая не сомневалась в том, что это будет сын.
  - Нет, можете быть свободны. - Глядя на спину удаляющейся девушки, многое повидавший мужчина непроизвольно вздрогнул. Он знал о том, кто она такая. Но знать и видеть - это несколько разные вещи. Невысокая, какая-то трогательно хрупкая, рыжая пугала до дрожи в коленях. Что-то такое было в глубине колдовских зеленых глаз, от чего хотелось сплюнуть через плечо и постучать по дереву, но он все-таки сдержался. В этой девушке было много непонятного, и он вспомнил ее реакцию на сообщение о беременности - ее взгляд вспыхнул такой ошеломительной радостью, густо замешанной на неверии, что это почти пугало. Хотя, если вспоминать события, произошедшие два месяца назад, и прогремевшие на всю страну, то такое состояние становилось более чем понятным. Он бы тоже так реагировал, случись что с его супругой, которую доктор Хаанен любил безпамяти еще со школьной скамьи. Отогнав, наконец, странные мысли о своей новой пациентке, мужчина взлохматил светлые волосы, и вернулся к работе...
  
  Только захлопнув за собой дверь кабинета, в котором провела последние сорок минут, Лана поняла, насколько же на самом деле нервничала. Руки мелко подрагивали, и девушка сжала их в кулаки, чтобы хоть немного унять предательскую дрожь. Новость ошеломила ее, выбила из колеи окончательно. Да, она так мечтала об этом все то время, что они были вместе, мечтала и не надеялась, что когда-нибудь ее мечты осуществятся. Хотела верить в то, что это все на самом деле, что не очередной кошмарный сон, порожденный мечущимся на тонкой грани безумия сознанием, и стоит лишь сделать вдох, чтобы вновь очутиться в удушливых объятиях жестокой реальности. Хотела верить в то, что ее беззвучные молитвы, так и не сорвавшимся криком в оглушительной тишине одиноких ночей, ночей без Него, будут услышаны. И вот теперь в сумочке, небрежно переброшенной через плечо, лежало подтверждение того, что она больше не одна. Что Юрки на самом деле остался с ней, пусть так. Но его частичка была в малыше, который теперь рос у нее под сердцем. И внутри растекалось тепло, подобно первым солнечным лучам, обнимающим землю на рассвете, лаская искалеченную душу. Хотелось закрыть глаза и рассмеяться от осознания того, что теперь можно жить. Что тот самый сон, который так отчаянно не хотелось отпускать, был пророческим, вещим...
  По губам скользнула немного безумная, но такая живая улыбка. И заправив за ухо прядь непокорных рыжих волос, девушка направилась в приемный покой, где ее ждали друзья. Еще не представляла, как именно скажет им обо всем, хотя где-то по краю сознания мелькнула мысль, что они могли догадываться, по крайней мере, Анюта точно что-то подозревала. Воспоминания о подруге отозвались приятным теплом, заставляя чувствовать то, чего она сама себя лишала эти два месяца. Казалось, что время, прошедшее после смерти мужа, было размытым пятном, дымкой, зыбкой рябью, пятнающей поверхность водоема, тяжелой тучей, закрыващей безмятежную глубину раскинувшегося над головой неба. Словно кто-то плеснул на картину растворителем, смазывая краски, уничтожая саму идею. Это все будто не с ней происходило, и оглядываясь сейчас назад, Лана с ужасом осознала, что еще немного и было бы поздно что-то спасать. От нее не осталось бы совсем ничего потому, что она своими руками уничтожала то, что так любил в ней Юра - свою индивидуальность, непосредственность, свое неисправимое жизнелюбие. Этого он бы тебе точно никогда не простил... Не преминул вставить свои пять копеек молчавший доселе внутренний голос, заставив девушку поморщиться. Это было и так очевидно, и пусть окружающие считали такое ее поведение следствием пережитого стресса, но рыжей было гораздо проще верить, что муж все еще был жив, был с ней, был рядом. Хотя, в свете последних событий так и было. Теперь в ней жила крохотная частичка их обоих, и понимание этого заставляло сердце колотиться о хрупкую клетку из ребер с такой неистовой силой, словно оно было готово вот-вот вырваться наружу, умоляло о свободе, которой так не хватало.
  На глаза навернулись непрошенные слезы, и девушка вытерла их тыльной стороной ладошки, не в силах стереть с лица то и дело набегающую улыбку. Именно сейчас, в данный конкретный момент, она была так счастлива, как никогда еще в своей жизни. Ее планета медленно, но верно возвращалась на свою орбиту, и мир вокруг приобретал новые краски. Она уже безоговорочно любила это маленькое создание, растущее сейчас под сердцем. Еще совсем немного, и беременность будет уже не скрыть. И лишь об одном она жалела - о том, что не узнала раньше, до того, как все случилось. Возможно, если бы Юра знал, сейчас его голубые глаза смотрели бы на нее с той невыразимой нежностью, с которой умел смотреть лишь он. Возможно, сейчас он был бы жив и рядом с ней, вот только судьба распорядилась несколько иначе... Адреналин от новости медленно сходил на нет, и разом навалилась усталость, заставляя измочаленные нервы звенеть туго натянутой струной. Под полуприкрытыми веками запрыгали разноцветные звездочки, и рыжая почувствовала, как дрожат колени, отказываясь ее держать. Неминуемо сползла бы на пол по той самой стеночке, за которую держалась, если бы не чьи-то сильные руки, поддержавшие за талию, прижимая к сильному телу.
  - Рыжик, ты чего? - Знакомый голос, но перед глазами все еще немного плывет, и пальцы на автомате стискивают рубашку на чужой груди, чтобы удержаться.
  - А? Все в порядке, просто немного устала...
  - Лан, ну что сказал доктор? - Это уже Анюта, и столько беспокойства в голосе, что в нем можно захлебнуться, если бы протлкнуть в легкие хоть глоток кислорода. Чуть сильнее стиснуть пальцы, чтобы Вселенная перестала танцевать это безумное танго вокруг, мелькая звездочками под полуприкрытыми веками. И снова почувствовать ту самую радость, которая медленно, трепетным огоньком почти догоревшей свечи, вспыхивает вновь, наполняя душу легкостью. И кажется, что за спиной на самом деле сейчас вот-вот распахнутся крылья. Позволить себе все же отстраниться, чтобы посмотреть на друзей. На тех, кто был рядом все это время, кто не терял надежды и верил в то, что рано или поздно случится чудо, и расколотая душа соберется заново, создавая другую личность взамен былой. Более сильную, более уверенную в себе, способную не согнуться, не сломаться под жестокими ударами судьбы.
  - Я беременна. Почти три с половиной мемяца... - И на губах расцветает улыбка, находя отражение в глубине изумрудных глаз.
  - Господи, Ланка! Я так счастлива за тебя! - Маленький ураган имени Анны едва не сбивает с ног, заключая в кольцо рук. И так хорошо, так тепло и спокойно, что кажется - еще мгновение, и она снова позорно разревется от переливающихся через край эмоций. А потом все сливается в мешанину звуков, улыбок, смеха и поздравлений, густо замешанных на тепле близких и радости. Такой невообразимый коктейль, что любой бармен просто удавился бы от зависти только взглянув на этот микс. Но в тот момент ей просто плевать на все потому, что жива и сердце бьется, и уже не одна теперь. Любимый рядом, пусть так, но все же с ней. И не будет больше тех одиноких ночей, и слез, пропитавших насквозь соленой горечью подушку, не будет того иррационального страха, сжимающего горло тисками, когда взгляд натыкался на такие до боли знакомые, напоминающие о нем предметы. Не будет криков в пустоту, до сорванных связок, до раздирающих горло хрипов. Не будет тягучей, липкой пустоты, связывающей по рукам и ногам. И душного покрывала ночи, когда лишь неясные тени на потолке, и тишина такая звонкая, такая ощутимая, что протяни ладонь - и сможешь коснуться. Ощутить под кончиками пальцев эту ритмичную пульсацию того самого Нечто, что скалит желтые клыки из пустоты, разъедая пол ее подсознания ядовитой слюной сожалений о том, чего уже никогда не вернуть.
  Теперь все будет совсем иначе. И осознание этого крохотной, трепетной птахой бьется в ритме пульса в висках. Кружится с током крови по тонким, полупрозрачным венкам под бледной кожей. Отблеском родных улыбок в устремленных на нее взглядах. И не заметить глухой, затаенной тоски в ледяной пустыне того, кто стал гораздо ближе, чем рядом потому, что теперь мир вращается совсем по другой оси кординат...
  
  So just give it one more try
  To a lullaby
  And turn this up on the radio
  If you can hear me now
  I'm reaching out
  To let you know that you're not alone...
  
  'Кажется, это медленно, но верно, становится привычкой - писать тебе письма. И знать, что ты никогда их не прочтешь. Запечатывать в конверты, чуть подрагивающей рукой выводя твое имя, а потом прятать с глаз долой, не вспоминая больше. Изливать душу, делиться мыслями, эмоциями, чувствами - как привыкла это делать, пока ты был со мной рядом. Рассказывать о том, что накипело, о том, что заставляет плакать или улыбаться, о том, как сменяют друг друга кадрами в киноленте жизни мои дни без тебя. Смаргивать с ресниц непрошенные слезы, пятная исписанный немного неровным почерком лист. Впечатывать в вечность свою собственную душу, хоть немного ощущая единение с тобой... Помнишь, в ту ночь ты пообещал мне, что будешь рядом, как бы не разбросала нас судьба, как бы ни повернулась жизнь? Тогда, во сне, ты обнимал меня, и твои губы шептали мне, что все будет хорошо, обжигая чувствительную кожу горячим дыханием. И я таяла от этих, полузабытых, полустертых на пергаментной коже бытия, пятен эмоций. Закрывала глаза, уже тогда зная, что все это мне просто снится. Но упрямо не хотела верить, предпочитая и дальше тешить себя хрупкой, иллюзорной, обманчивой в своей зыбкости пустынного миража, надеждой.
  Мне до сих пор хочется верить в то, что еще не все потеряно. И однажды, когда я совсем перестану ждать, в замке повернется ключ, как тогда два года назад, помнишь? Тишину погруженной в уютный полумрак квартиры разобьет осторожное эхо твоих знакомых шагов, а потом на уставшие плечи лягут родные ладони. Легкий поцелуй куда-то в макушку, и мне снова захочется плакать от счастья потому, что ты рядом. Потому, что так невозможно близко, что от этого уже никуда не деться. А потом ты обнимешь меня как раньше, и я снова буду рассказывать тебе такую до боли, до самых крохотных деталей, знакомую историю о нас. А за хрупкой преградой оконных стекол будет все так же разгораться рассвет, приходящий на смену душной римской ночи...
  Знаешь, я ведь вернулась сюда. В ту самую квартиру в старой части Вечного города, где все начиналось для нас с тобой. Просто не могла больше выносить того холода покрытых фантомным инеем стен, где когда-то царило тепло твоей улыбки. Да, здесь тоже все пропитано тенью воспоминаний, но уже не так больно, как было сразу. И уже не так сложно дышать. Особенно теперь, когда под сердцем растет этот маленький живой комочек... Он сегодня впервые толкнулся. Я почему-то уверенна, что у нас будет сын, Юрки. Мне кажется, иначе быть просто не может. И он непременно будет похож на тебя. С этими удивительными голубыми глазами, и такой же шальной улыбкой. А еще он наверняка унаследует твой невероятный голос, и будет очаровывать сотни женских сердец, пока не встретит ту самую, единственную, как когда-то ты. И все у них будет хорошо, непременно. А мы с тобой будем наблюдать за нашим мальчиком, и радоваться его счастью.
  Сейчас, чем быстрее летит время, приближая тот момент, когда я смогу наконец взять в руки нашего малыша, боль накатывает с новой силой. Не физическая, нет, ты не подумай. Скорее боль моральная от того, что я знаю - ты никогда не обнимешь его так, как смогу обнимать я, не увидишь первых шагов, и не услышишь первых слов. Не узнаешь, что я буду говорить нашему сыну в ответ на его 'мамочка, а где папа?'. Не увидишь, как он растет и меняется. И, самое главное, не увидишь момента его рождения. Тебя не будет рядом, как бы мне этого не хотелось... Жизнь меняется, любимый. Не стоит на месте, заманивая ветром перемен, обещая, что все будет лучше, чем было когда-то. Мне не хочется в это верить, но я помню твои слова. Пусть кто-то посчитает меня сумасшедшей, но мне тот сон казался реальнее, что происходящее вокруг. Ты говорил, что хочешь видеть меня счастливой, улыбающейся. Но как я могу быть счастлива, если со мной нет тебя? Впустить в сердце еще кого-то, доверить кому-то свою душу снова? Я боюсь, что тогда уже ничто не сможет собрать меня заново, если вновь предадут, вновь оставят. Но это все - глупые отговорки. Тебе, наверное, было бы даже смешно это читать, все-таки я уже давно не маленькая наивная девочка, которая верит в сказки и радужных единорогов. В жизни все намного прозаичнее - я боюсь предать память о тебе, боюсь того, что не просто не смогу полюбить кого-то еще так же сильно, как любила долгие годы тебя...'
  Рыжая отложила ручку, устало прикрывая глаза. Эти письма стали уже практически традицией. Когда радость от предстоящего рождения ребенка отступала, а тоска накатывала с новой, казалось бы даже не собирающейся ослабевать, силой. Когда приходилось лишь сильнее стискивать зубы, и упрямо доказывать себе самой, что она справится. Именно бумага и ручка становились долгожданным избавлением, молчаливыми свидетелями слишком глубоко укоренившегося в израненной душе горя. Тонкая ладошка с обручальным кольцом на безымянном пальце скользнула на аккуратный округлый животик, и малыш моментально толкнулся, будто бы чувствуя состояние своей матери. Две недели. Всего две недели, и она сможет взять на руки это крохотное чудо, услышит его первый крик, сможет прижать к груди, убаюкивая. Да, было немного страшно, но она научилась жить с этим страхом. Хотя, скорее это было чувство некоего осторожного предвкушения того, чему еще только предстояло случиться.
  Были и другие моменты, которые не позволяли опускать руки, заставляли ощущать пульс жизни с новой силой. Друзья все так же неотлучно находились рядом, заставляя забыть обо всем на свете, и снова чувствовать себя нужной, любимой, желанной. Достаточно было заглянуть в светившиеся таким родным и привычным теплом карие глаза Анюты, наткнуться на немного насмешливую, но понимащую улыбку Вилле, чтобы понять - все непременно будет хорошо. А еще рыжая все так же продолжала видеть в своих снах любимого. Казалось, его незримое присутствие рядом можно было ощутить кожей. И будь она чуть более впечатлительной, уже давно мчалась бы на прием к психиатру, списав все на галлюцинации от расшатанных нервов, и неустойчивость собственной психики. А так просто продолжала жить, и радоваться тем немногим мелочам, которые вновь обретали, казалось бы, давно утраченный смысл своего бытия. Лана вообще ко многому стала относить философски с того момента, как узнала о беременности. Вновь вернулась к работе, которая некогда приносила ни с чем не сравнимое удовольствие. И отводила душу в этих письмах в никуда. С упорством, достойным истинного барана, продолжала писать вечерами при свете ночника, рассказывая о том, как протекает жизнь, делясь наболевшим так, словно Юра все еще был с ней, и они по давно устоявшейся привычке сидели вдвоем, обнявшись, на диване в гостиной. Он снова рассказывал о гастролях, планах на будущее, о новом альбоме, а она бы улыбалась, пряча лицо у него на плече, и обнимая любимого мужчину.
  Постепенно, миллиметр за миллиметром отступала боль, позволяя сделать очередной вдох, заново раскрашивая жизнь, словно ребенок - картинку в книжке. И странной, протянувшейся сквозь время и пространство нитью - присутствие того, кого она не ожидала видеть так часто. Он практически стал неотъемлемой, привычной, словно дыхание, частью мироздания. Вплелся в канву бегущих наперегонки друг с другом дней, как нечто естественное. И Лана знала, почему так было. Чувствовала всем сердцем, видела в глубине его взгляда затаенную тоску и глухую боль, прикрытые улыбкой. Словно все было так, как должно быть. Вот только он любил ее, а она не могла ответить тем же потому, что не хотела отпускать призрак прошлого, не могла расстаться с воспоминаниями о том, кто был смыслом, кто был дыханием для нее... На плечи легли сильные ладони, мягко разминая уставшие мышцы, но девушка даже не вздрогнула. Она слышала его шаги задолго до того, как Юсси вошел в комнату. Хотелось бы дать ему хотя бы надежду. Эта мысль мелькнула тенью по краю сознания. Вот только это было по меньшей мере жестоко, а допустить подобное в отношении того, кто сделал для нее все и даже больше, чтобы заставить снова любить жизнь, она не могла и не хотела.
  - Ты себя совсем не бережешь, Рыжик. - В его голосе звучало настолько искреннее беспокойство, что хотелось отвесить себе подзатыльник только за то, что не могла ответить ему хотя бы нежностью в ответ на заботу.
  - Я совсем не устала, Юсси. И уже закончила. - Улыбнулась, скорее самой себе, чем стоящему позади мужчине. Пусть это было эгоистично, и даже где-то жестоко, но она не могла уже отказаться от того тепла, которое он ей предлагал. Уже не могла остаться без него. Без привычных усмешек и подначек, без заботы, которой он окружал каждый ее шаг... Что-то должно было измениться, ощущение этого, словно ветер перемен, витало в воздухе. Не рождение ребенка, нет, хотя и этого Лана ждала с нетерпеливым предвкушением. Здесь было что-то другое, глубже, сильнее...
  
  I've been alone with you, inside my mind.
  And in my dreams I've kissed your lips,
  A thousand times.
  I sometimes see you pass outside my door.
  
  Hello!
  Is it me you're looking for? (с)
  
  'Сегодня нашему сыну исполнилось пять. Я назвала его Габриэль - мой маленький ангел. Знаешь, он так похож на тебя - те же пронзительные голубые глаза, те же черты лица, и только волосы светлые, как были у меня когда-то, но я думаю, что со временем они потемнеют. Такой живой и подвижный, я не всегда успеваю уследить за ним, но от этого сердце наполняется радостью лишь сильнее. Он - моя отдушина в этом мире. Рядом с ним все кажется ярче, светлее. И сейчас, наблюдая, как он играет c дочуркой Анны и Вилле, я понимаю, что вот оно - то самое счастье, которое каждый стремится найти... Ты перестал приходить ко мне во сне, любимый. Наверное, это знак, да? Знак того, что пришло время окончательно смириться, отпустить воспоминания о тебе, о нас, и начать жить дальше - для себя, и для нашего сына. И я последую твоему незримому совету. Это письмо станет последним, родной.
  Я всегда буду любить тебя. И однажды мы обязательно встретимся вновь.
  Твоя Лана.'
  Ручка с глухим стуком опустилась на стол, а рыжая аккуратно сложила письмо и запечатала его в заранее приготовленный конверт. Несколько мгновений просто смотрела на девственно чистый прямоугольник бумаги, прежде чем спрятать его в стол, к десяткам таких же, и уже никогда не доставать. На плечи уже знакомым, изученным за годы жестом легли теплые, чуть шершавые ладони.
  - Все еще продолжаешь писать ему? - И только она могла распознать в таком спокойном, невозмутимом голосе ноты глубокой, почти безысходной тоски.
  - Это было последним. Ты еще не устал ждать, Юсси?
  - Я ждал почти восемь лет. Если будет нужно, подожду еще. - И она знала, что так и будет. Вот только что-то изменилась в ней самой. Словно душа наконец-то распахнула наглухо запечатанные двери, срывая засовы застарелой боли, впуская свежий ветер перемен.
  - Больше не нужно... - И не было нужды оборачиваться, чтобы увидеть неверие в его глазах. Достаточно оказалось мимолетной дрожи ладоней, и немного рваного выдоха, сорвавшегося с губ. Он был счастлив, и Лана улыбнулась. - Ты останешься со мной?
  - До самого конца...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"