Общий вагон был переполнен, жара, запах пота и нет денег даже, чтоб пива купить. Куда-то заползти и скрыться от всего этого, но заползать некуда. Вторая и третья полка заняты баулами, рядом сидят два пьяных мужика с блестящими зубами. Оба толстые, с рубленными лицами, не хватает только бородавок на носах. Ржут, шепотом рассказывают друг другу как ебали какую-то блядь возле вокзала, а потом дали ей по морде и не заплатили. Она пыталась гнаться, запуталась в спущенных трусах и грохнулась в пыль.
Тут совсем уж заливаются своим громовым хохотом, начинают брызгать слюней и кашлять. Им так весело, что это невольно передаётся всем рядом. Отвернулся к стеночке и улыбался, как эта бабища запуталась в собственных трусах и ёбнулась. Хорошо бы поебаться. Сколько лет дрочильни, а теперь бы выебать бабу. Почувствовал, как в штанах зашевелилось. Хорошо бы бабу. Ничего, приедет, устроит. Какую-нибудь поблядушку найти, чтоб без претензий и выебать.
Раскатистый хохот, мужички выпили ещё по одной и снова смеялись, ёрзаясь по полке своими потными задами. Всё повторяли одно и тоже, никак не могли насмеяться.
-С разгону, как ебанётся!
Помирали прямо. Когда чуть успокаивались, то уходили курить. Он бы тоже пошёл с ними, стрельнул бы сигаретку, но было подозрение на туберкулёз и врач в колонии сказал, что лучше не курить. Он потом долго щупал свою впалую грудь, будто хотел выщупать этот самый туберкулёз. Понимал, что в любой момент может заразиться, полкамеры кашляет, но как-то всё равно было не по себе. Хорошо хоть под конец срока, а так бы наверняка загнулся. Он работал в столярном цехе, делал гробы, так что часто видел мёртвых туберкулёзничков. От этого в основном и дохли. А он выживет, на свободе другое дело, на свободе питание, свежий воздух.
Мужики вернулись и снова стали рассказывать про свой случай и снова перебивали друг друга, уточняли, соревновались в красочности, несли что-то уж совсем фантастическое и хохотали дальше. Догадался, что когда выходят в тамбур, то не только курят, но и закусывают. Жадные, могли бы и здесь, но не хотят угощать. Народу то много сидит. Выходят в тамбур и жрут там варёные яйца и сало. Чуял по запаху. Он научился унюхивать даже немного еды. Когда постоянно сводит живот и хочется жрать, всему научишься. Сейчас опять сводило. Завтрака не дали, сунули билет и сказали ехать. Денег ни копейки. Он то заработал сотен несколько, но сказали, что денег нет, за электричество платить еле нашкребают, куда уж всяким зэкам.
Ничего, дотерпит. Поест у матери. Она хоть и вышла за какого-то мужика, но уж покормить должна. Хотя последний год перестала писать письма и слать посылки. Думал, что сдохнет. На каше с солью и картошке долго не протянешь. Тем более с тубриком. Хорошо хоть амнистия. Два с половиной года и скостили.
Пошёл в парашу умыться и попить воды. Жарко, солнце било прямо в окна, накаляя всё вокруг. Стоял в очереди, возле вонючего туалета и царапал нёбо пересохшим языком. Едет домой. Отсидел и едет. Когда всё случилось, он даже не понимал как это, десять лет. Первое время в колонии считал дни, вычислял сколько осталось, злился из-за того, что время еле ползёт. Потом привык, втянулся и жил себе, не глупя всякими мечтами. Он же сперва надеялся, что суд поймёт. Потом, что отсидит и начнёт жизнь с начала. Восстановиться в институте, доучиться, другая хуйня. Года два он на этом держался, а потом выматюкался и забыл. Какой в жопу институт, какое начало. Он выйдет в тридцать с большим сроком и без здоровья. Кому он нужен? То-то же.
Наконец-то дошла его очередь. Зашёл в кабинку с обосранным очком, приоткрытое окно с трещиной, теплая вода которая вызывала тошноту, а жажды не утоляла. Намочил себе голову и пошёл обратно. Сел на полку и закрыл глаза. Он умел убивать время. То ли спать, то ли просто отключаться. Закрыл глаза и мог сидеть часами, ни на что не обращая внимание. Пусть жара, пусть ржут эти мужики, воняет потом. Бывало и похуже. Жара хуйня по сравнению с холодом. Когда колонию отключили от газа. Затопили собственную котельную, но от неё только что трубы не замерзали. В камерах было по три градуса. Нельзя было даже спать, потому что холод. Лежали под двумя одеялами, одетые, напихивали к телу газеты. Блатота забирали матрасы и укрывались ими. Были драки, двоих подрезали. Человек двадцать за ту неделю умерли от холода. Он спасся, только потому, что работал в столярке. Разжигали печку и сидели вокруг неё. День в тепле, а ночь терпел. Выжил и запомнил, что хуже холода нет ничего. Жара хуйня.
Он равнодушно глядел в окно и увидел бабий зад. Проезжали мимо какого-то села, а там баба, ещё молодая, в купальнике, сапала огород. Жопа на заглядение. Вот бы эту бабу да сюда. Он встрепенулся и тут же стал думать про всякие мелочи. Нужно было остановиться, приедет в город, а потом. Научился сдерживаться. В камере никогда не дрочил, только на кучу стружки в мастерской, пока никого нет. Такое бывало редко, но уж когда случалось, то дрочил по несколько раз сразу, чтоб успокоить организм. А мог бы стать петухом. В первый год на него несколько раз нападали и он дрался с упрямым остервенением ещё надеющегося на новую жизнь. Больше не лезли.
Драться он умел. На втором курсе института его побили. На танцах прискочили какие-то гопники и побили всех подряд. Он стоял курил возле туалета, залетели несколько человек, свалили с ног, били, убежали. Было ужасно обидно, в первую очередь от собственной беспомощности. Он даже не знал, что делать. Тупо смотрел, как к нему подбегали, удар в лицо, потом тыкали ногами. Пошёл на карате. Объявления висели и пошёл. Научиться постоять за себя. Первые несколько месяцев радости неофита. С упоением заучивал японские термины, дома тренировал удары, купил даже потрёпанную боксерскую грушу с обильными латками. Лупил в неё и чувствовал свою силу. С каждым днём становился всё более уверенный, что не будет стоять как овца и смотреть на собственное избиение.
Потом масленница. В парке праздник, светило солнце, шашлыки, выпивка. Он был с одногрупниками, немного подшофе, смеялись, двое лазило на столб за подарками и не долезло. Всё равно было весело. Добавили ещё, закадрили девчонок, дело шло вроде бы к тому, что ехать продолжать вечер в общежитие, а там чем чёрт не шутит.
Подошли четверо. Черножопые, тоже хмельные, с недобрым блеском. Что-то там про девочек пошутили. Все не заметили, никто не хотел скандала. Те стали вести себя наглей. Он испугался, а потом вспомнил удары. И нарисовал себе красивую схему, как завалит их всех сам. Одного поддых, второго ногой по яйцам, третьего по голове и последнего по коленной чашечке. Они стояли очень удобно, но почувствовал, что ситуация для драки ещё на разогрелась. Грубо ответил. Они вспылили. Успел повалить только двоих, остальных валили ребята. Потом убежали, успели ещё посидеть в общаге, как приехала милиция.
Он убил того, что поддых. Не рассчитал удар. И даже не сообразил, почему мужик не скрутился, а упал будто мешок. Иностранный подданный и отец двоих детей. А он был нетрезв. И ударил первым. И скрылся с места преступления. И продолжил гульбу. Судья был строг. Говорят, что родственники убитого, азербайджанские торговцы фруктами хорошо заплатили. Или был дерьмовый адвокат. Или просто не повезло. Десять лет. Он уговаривал себя, что выйдет в тридцать, расцвет сил и ничего не потеряно. Потом злился и скрипел зубами, потом просто жил день за днём, не закармливая себя утешительными мыслями.
По рассказам мужиков уже выходило, что блять сильно разогналась, а потом запуталась в трусах, вскинула руками и будто ласточка врезалась, только уже не в пыль, а в асфальт и проехала, оставив кровавый след и такая страшная стала, а они ещё подошли и сверху назидательно плюнули. Чтоб не была жадной. Снова хохотали. Он улыбнулся комичности сценки. Это ж надо. И хорошо бы сейчас блядь. Он наслушался много рассказов про блядей, что с ними можно делать всё что хочешь, как они умеют ебаться, как отсасывают и прочее. Он мало что успел по бабам. Одна летом после поступления, когда ездил в село на похороны деда. Вторая зимой, когда ездил в Одессу на олимпиаду. Он же был умный, хорошо учился. Ездил на олимпиады, участвовал в конференциях. На суде преподаватели так и говорили, рассказывали, что молодец. Может, благодаря этому не дали пятнашку.
Сколько лет дрочить. Только приедет в город, сразу снимет бабу. И ебаться не переставая день и ночь. В колонии он дрочил на разных баб. Больше тех, кого показывали по телевизору в клубе по выходным. Сперва дрочил на Распутину, потом на Ветлицкую, в том клипе, где ей шеточкой жопу пудрили, потом ещё были. А в последнее время, так только на Натали Орейро. Класс баба. Представлял как валит её на опилки и загоняет по самые помидоры. А сам наяривает ручкой, пока нет никого.
Был осторожный, поэтому его ни разу не застали. И уж тем более не было такой хуйни, как у Степана Стороженко. Из села мужик, сидел за то, что по пьяни задавил человека. Так у него вдруг на ладонях стал волос расти. Умора блять. Это ж в школе так шутят, что от дрочни волос на ладонях растёт, а тут всерьёз. Ему прохода не давали, все ржали, заставляли показывать ладони, спрашивали не стёр ещё хуй. Потом опустили. Выкололи на мочке уха лампочку. Типа, еби пока не загорится. Скоро помер. Ему же лучше, потому что петухи почти все зараженные СПИДом были. А какого у него на ладонях волос стал расти неизвестно. Все дрочили, а росло только у него. Не повезло.
Показался вокзал, народ в вагоне пришёл в шевеление, все стремились побыстрее вылезти из жаркого пекла вагона. Подождал, пока медленная очередь выйдет и пошёл сам. На улице было тоже жарко, только что простор и едва заметный ветерок. Денег на троллейбус не было, потому забросил за плечо латанный рюкзачок и пошёл по тенистой стороне улицы. Не спешил, присматривался к жизни на воле. Многое изменилось. Магазины новые, все с красивыми витринами, почти все первые этажи заняли. Больше машин и часто встречались поставленные прямо на улице столики с навесами. Сейчас за ними было пусто, но раз в таком изобилии стоят, значит сидят за ними люди. Вечером, когда прохлада, оно и приятно посидеть за таким столиком с бутылкой пива. Так и сделает, если найдёт деньги. Тут и бабу будет легко снять.
Защипел от боли. В кедах подошва почти протёрлась, задумался, наступил на камешек, будто на огонь. Задрал ногу, выковыривал. Ничего, дома у него есть одежда. Пусть и великовата сейчас будет, он же похудел на восемнадцать килограмм, но туфли пройдут. А оставалось две пары почти новых и кроссовки, которым сносу нет. Он их купил в сэконд-хенде, неизвестно сколько им тогда лет было и сам ещё носил года три, а она всё как новые. Так что приоденется и нормально.
Минут через двадцать был возле своего дома. На лавочке, в тени большой и насквозь гнилой ивы сидели несколько старушек, некоторых он узнал. Они его нет, чуть насторожено смотрели, как он проходил мимо, вид имел не внушающий доверия. На входе в подъезд блистала свежей краской. Железная. А за ней была решетка. Даже чуть дрогнул, надеялся, что решеток ещё долго не увидит. Возле решётки была оборудована каморка в которой сидела пожилая женщина и что-то вязала.
-Вы к кому?
Вопрос застал врасплох, хотел сказать, что домой, потом свою фамилию, потом новую фамилию матери. Видя его затруднение, уточнила.
Знакомый щёлк и решётка открылась. Быстро прошёл, не останавливался даже возле лифта, сразу на лестницу. Заскочил на свой этаж, немного запыхался, перевёл дух и позвонил. Дверь была новая, железная, новые и четверка с восьмёркой.
Открыл незнакомый мужик. Крупный, в пиджаке и при галстуке.
-Николай?
-Да.
-Заходи.
Решительный жест. Он прошёл.
-Разувайся под вешалкой.
Снимал ботинки и не узнавал своей квартиры. Всё отремонтировано, красиво, чисто. Паркетный пол, светильники. Он застыдился своих носков. Они чистые и без дырок, но штопанные много раз и с пятнами, которые не выводились хозяйственным мылом.
-Проходи на кухню.
Это было похоже на команды конвойного, но не почувствовал, привык, нормально. Прошёл. Там тоже всё было прекрасно отделано. Стояли какие-то механизмы, всё белое, красивое.
-Садись, сейчас поговорим, потом поешь.
Сели за стол. Лицом к лицу. Мужик и действительно был здоровый, плечища, кулаки, что тыквы, головастый, с тяжелым взглядом указующего. Похож на майора Савраскина, которым был замом начальника колонии. Говорили, что у него хуй по колено и толщиной будто палка варённой колбасы и что он до сих пор неженатый, потому что не может найти соразмерную пизду. Хер его знает, может и правда, хотя никто толком не видел, мылись то в разных банях.
-Значит так, слушай внимательно и не перебивай. Жить ты здесь не будешь. Негде тебе здесь жить. Я нашёл тебе комнату в общежитии. Хозяин уехал, так что будешь сам жить. Сюда не приходи, мать будет к тебе ходить, когда захочет. Только смотри, чтоб не было нытья, какой ты бедный и несчастный. Она женщина добрая, разжалобить её легко, только помни, сколько она из-за тебе дурака слёз выплакала, когда посадили тебя. Так что сам кашу заварил, сам и хлебай. Всё ясно?
-Да.
-Теперь поешь и пойдём, я комнату твою покажу.
Навалил ему полную миску наваристого супа с куском курятины. Отвык от такой королевской жратвы. Накинулся и торопливо глотал.
-Хлеб жри, а то пронесёт, суп жирный.
Стал больше добавлять хлеба, глодал кость. Её бы разгрызть да высосать мозг, но в тюрьме лишился многих зубов, нечем разгрызать. Вытер хлебом миску, ему туда же насыпали гору вермишели с яичницей, потом булка и компот из холодильника. Нажрался до того, что почувствовал дурноту. Сильно нажрался.
-Пойдём.
-У меня, у меня одежда оставалась.
-Вон в сумке всё и одежда и обувь.
Закинул сумку за плечо и едва поспевал за мужиком, расслабленный после сытной еды. Прилечь бы. Но тот спешил. Шёл чуть впереди и немного оборачивался, когда спрашивал.
-Чем собираешься жить?
-Работу буду искать.
-Понимаешь, что хрен куда тебя возьмут с судимостью?
-Куда-нибудь да возьмут.
-Учти, если опять попадёшь в милицию, заступаться не будем.
-Я ж сказал, что работать.
-Ну, правильно, правильно.
-Мне бы денег на первое время.
-В сумке полсотни лежит.
-Маловато.
-Хватит. Быстрее работу найдёшь.
Сука жадная. Ведь денег хватает, живет в чужой хате и жадничает. Сейчас бы завалить его и отходить ногами. Только нахуй надо. Учёный уже, как на рожон лезть, сколько лет урок зубрил, теперь поспокойней стал. Спешил за мужичком и соображал, насколько хватит полтинника. По тем времена, когда был студентом, так не слабое дело, а сейчас бог его знает. Ну уж на вечер посидеть и гандон купить должно хватить. Без гандона сейчас нельзя, бляди все заразные. А потом устроится на работу. Устроится. По столярке кое-что умеет, не бухает. Может и кирпичи класть. Когда третий корпус в колонии строили, научился, целое лето в каменщиках проходил. Каменщик всегда себе работу найдёт, тем более что сейчас лето. Закашлялся.
-Ты что, больной?
-Нет, в горле першит.
-У тебя хоть не туберкулёз?
-Нет, у нас всех больных на спецзону отправляли, под Николаев.
Мужичок кивнул головой и сплюнул, явно не поверив. Уж слишком натужно кашлял. Это последний месяц было, что как придавит, так не откашляешься. Ну да ничего, на хорошей жратве, вот такой как сейчас, всё пройдёт.
Подошли к пятиэтажному обшарпанному дому. Сарай. Многих окон не было, двери выбиты, на лестнице говно. Поднялись, шли вонючим коридором.
-Вот твоя комната. Смотри, чтоб был порядок, пожара какого-то не устрой. И ценного ничего не храни, потому что дверь выломают и заберут всё. Когда устроишься на работу, открой счет в банке и пользуйся карточкой. Так надежнее. Всё, давай, и без глупостей.
Ушёл. Ебись нахуй. Комнатка небольшая, но с кроватью и столом. Нормально. Выглянул из окна. Там виднелся дворик пятиэтажки, сидели бабушки, куча котов, молодые бабы возили коляски с детьми. Пара баб была очень даже ничего. Поебаться бы с такими. А чего, жилплощадь есть, будет куда привести. Представил, как будет пороть бабу прямо на этой кровати. Ебать во все дыры, чтоб кричала и ругалась. Мужики рассказывали, как бывало, когда лохи проигрывали своих баб. Те приезжали на свидание, а блатота из трахала, как хотела. Он не очень верил, потому что это ж не просто так на чужое свидание попасть. Может конвой подкупали. С них станется.
Сел на кровать. Нормальная кровать. Лучше чем нары. Прилёг. Ему стало хорошо. Сытый, вечером выебет бабу, бабки есть. Круто. А дальше как получится. День прожил, думай про следующий, а что будет через год никто не знает. Может он сдохнет от тубера. Может и сдохнет. В нём сейчас пятьдесят семь, а было семьдесят пять. Худой, такие дохнут от тубера быстро. А может и выживет. Он ещё что-то немного подумал и заснул.
Встал уже когда смеркалось. Это часов десять вечера. Хотелось срать. В коридоре было темно шёл на ощупь и на запах, но дверь в туалет оказалась забита досками. Вернулся в комнату, нашёл старую газету, расстелил, посрал, скрутил и выбросил в окно. Потом стал разбирать сумку. Нашел спортивные штаны, рубашку и кроссовки. Оделся, полтинник в карман и пошёл. Сейчас отдохнёт.
Ближайшие столики были недалеко, но все заняты. Он присмотрелся по бабам, бляди были, но все с мужиками. Эх, сейчас какую-то мокрощелочку пьяную встретить. Пошёл искать дальше. Только на третьей площадке заметил бабу, одиноко пьющую пиво. Подсел начал что-то пиздеть, замалаживал, предложил купить ещё пива, а она послала. Блять же блядью, сидит намазанная, бутылку, что хуй губами облизывает и послала. Очень хотел дать ей в морду, но просто ушёл.
Потом ещё два облома. Его тупо посылали, будто какого-то лоха, будто чмыря. Суки. Какие-то последние бляди, даже не смотрели на него. А когда он предложил одной четвертак за ночь, так заржала, будто дебилка. Четвертак! Он бы купил и водки и жратвы! Суки. Выпил два по сто и закурил. Хуй с ним, с туберкулёзом. Бабы нет. Ещё походил немного в надежде, что встретит пьяную, которая пизде не хозяйка. Но пьяные были с мужиками. Какие-то припёздки вели задастых баб с большими сиськами, а он ходил в темноте со своим распаренным елдырём и не знал куда его приставить!
Злился и раз даже чуть не полез в драку. Подошёл к киоску купить пива, тут какие-то малолетки. Он бы мог их упиздить тут же, помнил удары, но остановился. Сказал им парочку слов, они поняли, что с зоны и успокоились, даже угостили сигареткой. С ними была пьяная девка, шутили, что сейчас поставят её на хор, но его не позвали. Даже не заикнулись.
И тут он сообразил, что его считают старым. Эти пацанчики его уважали, но думали, что он уже в возрасте и хор его не волнует. Тоже самое с бабами. Ему было всего двадцать восемь, но нет половины зубов, залысины, кашляет. Для них он старик. И неудачник. Отстой. Он присел на лавочке, глотал холодное пиво. Отвык думать, что происходит, просто жил день за днём. А теперь он оказался старый. Бабы на него не смотрят, пацанчики угощают сигаретами, будто бомжа. И скоро он сдохнет от туберкулеза. Вот и вся житуха. Стало обидно. И захотелось дать кому-то в морду. Въехать со всей силы, чтоб согнать с себя досаду. Но как на зло никого. Он сидел в небольшом парке возле ДК сахзавода, было уже около полуночи, если не больше. Сдержанная прохлада летней ночи, темно, сверчки шумят. Со злости расшиб допитую бутылку пива о столб. И тут же испугался, что сейчас явиться милиция и повяжет.
Этот испуг подействовал на него хорошо, как-то успокоил, вернул из безысходности итоговых мыслей к привычному ежедневью. Хуй с ним, проживёт. Идти в общагу было неохота, что там, лежать самому на кровати? Пошёл бродить, вдруг чего и выгорит. Возле областной больницы приметил бабу, тупотела куда-то, в миниюбке, с длинными волосами, видел только со спины, но подозревал, что грудастая. То что надо. Хуй торчал, как коряга и он побежал следом. Перейти дорогу, а там он видел сгоревшую хату. Затащить и выебать. Только бы не свернула раньше времени.
Она не свернула, торопливо зашла в темноту, ускорил шаг, в кроссовках был почти не слышен. Метра за два она всё-таки обернулась, но рванулся, схватил за руку, вывернул, ладонью на рот.
-Дёрнешься, зарежу!
Она судорожно метнулась, придавил её к асфальту.
-Цыть, сука!
Вроде и баба крупная, но она была не тяжела. Легко оттащил её в горелую хату. Там в углу зашевелились бомжи.
-На хуй отсюда, быстро!
Бросил её на пол, стал сдирать одежду.
-Я СПИДом больна!
-Заткнись!
-Ты же заразишься!
От всей этой возни, он вдруг кончил, так и не вставив.
-Блять! Заткнись сука!
Стал взбадривать хуй, чтобы всё-таки вставить и тут до него дошло про СПИД.
-Больная, я больная!
-Какого хуя?
-Меня парень заразил, он наркоман.
-Блять!
Он отпустил её и стал соображать, что пожалуй на хуй надо цеплять ещё эту заразу. В размышлениях не заметил как она полезла рукой в сумку. Ещё думал вставлять или нет, уж очень хотелось и елдырь торчал как новенький, но тут струя прямо в глаза. Он схватился за лицо и стал руками пытаться потушить вспыхнувший огонь. Слышал, как она убегала, но ничего сделать не мог. Глаза пекло и выворачивало, но кашлял, метался, натыкался на стены, поранил руку. Надо было уходить, потому что могла приехать милиция.
Выскочил, ничего не видя побежал к реке. Ему показалось, что если нырнуть, то жжение прекратиться, вода всё смоет. Бежал на ощупь, как помнил дорогу. Падал, натыкался на новые заборы, с размаху врезался в киоск, но жжение гнало вперёд, он бежал, потом катился с высокого берега, боком ударился о какой-то камень, кинулся сквозь камыши в реку. Груз в муле, пока не выбрался на глубину, нырнул, открыл глаза, стал их открывать-закрывать. Долго плескался, пока чуть попустило.
Вылез на берег и тут только сообразил, что намочил деньги. Хоть бы не разлезлись. И эта сука его наебала по полной программе! Как лоха! Нихера она не больная, сбила с толку, а потом достала свой баллончик. Он слышал про такие, со слезоточивым газом. И зарядила прямо в морду. Сука! Вспомнил, как она дрожала под ними, трусы сорвал, ноги раздвинул, ещё бы чуть и засунул бы! Тварь, убежала. Он вскочил. Хоть и покупался, но вода была тёплая будто молоко и ничуть не остудила. Он хотел бабу! Он выебет сегодня бабу и всё! Выебет!
Побежал в город, бабы ходят по улицам, а не здесь. Карабкался на крутой берег. Хорошее место. Освещенная дорога ведёт к мосту, с боку кусты. Сидеть в них и ждать подходящую бабу. Ух бы сейчас мокрощелочку какую-то! Просидел минут пять, никого. Дедушка на велосипеде, несколько машин и всё. Вроде и тепло, но в мокрой одежде чуть продрог, снова начал кашлять. Ещё и резь в глазах осталась, слёзы текли. Сдерживал кашель, потому что нужно тихо сидеть, чтобы напасть внезапно. И тут баба, на другой стороне дороги, шла с моста. Перешла, начала подыматься вверх, там был небольшой парк, где он несколько раз в молодости выпивал с сокурсниками. Там кусты, деревья, темно, лавочки.
Подождал пока она поднимется к парку и зайдёт в темноту. Перебежал через дорогу, надо было идти, чтоб не вызывать подозрений, но он бежал, он хотел выебать бабу и насрать на всякие предосторожности. Забежал в парк, её каблучки цокотели недалеко, он даже не успел рассмотреть толком, что за баба и похер. Как говорил один мужик в колонии, если есть пизда и рот, значит баба не урод. Осторожно и быстро шёл по асфальту нагоняя её и тут только вспомнил, что метров через триста находится пункт охраны общественного порядка, там часто сидят менты. Сидели. Он скривился, опять неудача, но скорость сбавлять не стал, он её тихонько выебет, так, что никто и не услышит, выебет.
Треснула ветка по ногой, да что ж сегодня за день! Она не обернулась, бросился за ней, одну руку на горло, зажим, другую на рот и потащил в кусты.
Она что-то мычала в руку и почти не сопротивлялась, парализованная страхом. Притащил её в глухое место, когда было сосновая аллейка, а сейчас всё заросло. Бросил её на землю.
-Только пискни!
Стал срывать с неё одежду. Юбку, трусы. Из трусов сделал кляп, засунул ей в рот, сорвал блузку, или что там, баба была без лифчика, расставил ей ноги. Хуй не вставал, начал взбадривать его рукой, представлял как ебёт Натали Орейро, но хуй висел. Перегорел. Вся эта хуйня с газом и прочим, хуй не вставал.
-Блять! Да что ж такое!
Работал рукой, бросал, пытался вставить, но сразу размякал и опадал. Ударил её кулаком по спине.
-Иди на хуй отсюда!
Злился. Толкнул её ногой.
-Вали, вали блядь!
Она стала собирать одежду, ползала в темноте, потом ушла. Нагнал её метров через двадцать.
-Завтра придёшь сюда вечером. Поняла! Если не придёшь, я тебя зарежу! И всю семью твою зарежу! Поняла? Я срок мотал, мне похуй! Завтра, чтоб пришла!
По дороге домой избил пьяного. Чтобы согнать злость. Поебался называется. Одна все глаза засцала, потом не встал. Бил сильно и в лицо. Вытер руки листьями. В общаге комендантши не было, никто не видел, как он пришёл. Скинул мокрую одежду, закутался в одеяла и быстро заснул. Ничего не снилось, ему уже давно ничего не снилось, кроме голых баб, кроме Натали Орейро сосущей хуй. И иногда котлет, здоровенный миски коричневых котлет, которые жарила мать.
Утром полез смотреть деньги. Осталось немного, но целенькие. Положил их сушиться на подоконник, а сам смотрел в окно. Та же картина. Пенсионеры, мамы, колясочки. Одна была такая баба, высокая, с чёрными кудрявыми волосами, чуть носатая. Её бы выебать. И елдырь сразу встал. Чего ж ты вчера рассляблялся, а братишка?
Уже не злился. Тюрьма отучает долго злиться, день прошёл и день забыт. Подождал пока деньги подсохнут и пошёл в магазин. Купил там себе пельменей и сметаны, сварил, нажрался. Денег совсем мало. Занять ему было негде, пошёл на базар. Опытные бичи в тюрьме говорили, что на базаре всегда найдётся возможность подзаработать. С часик походил, пока подъехала фура с абрикосами. Подрядился их таскать. Четыре часа в ритме вальса, думал упадёт. Он отвык от таких нагрузок, в столярке всё было неспешно. А тут ящик за ящиком, ящик за ящиком. Зато дали червонец. И целый пакет помятых абрикос. Типа заработал.
Еле дошёл домой и упал на кровать. В голове гудело, снова кашлял. Такая работка не по нему. И каменщиком не потянет, чтоб целый день на жаре, класть кирпичи. Надо искать работу где-нибудь в столярке. Пусть даже платить будут херово, но на базаре он быстро сдохнет.
Выдыхал несколько часов, потом заснул до вечера. Встал, доел пельмени, он немного прокисли, жара всё-таки, но в колонии приходилось и не такое жрать. Потом намыл абрикос. Сожрал чуть ли половину, забыл уже вкус фруктов. Там давали иногда яблоки, червивые и надгнившие, но и их все жрали с кочанами. Про абрикосы и не вспоминали. Зашевелился елдырь и он вспомнил, что до сих пор так никого и не выебал. Две бабы были, а без толку. Конечно он не пойдёт снова парк, ждать ту, вторую. Что он ёбнутый, что ли. Там же будут менты сидеть, понимает. Надо в другом районе поискать.
Но пошёл в парк. Поглядеть. Купил себе бутылку пива, бычка, сел на лавочке, попробуй докопайся до него. Притом на соседних много других сидело, тоже бухали. Что ж их, всех хватать. Пока пил, смотрел кругом и ничего подозрительного не заметил. Вроде нет ментов или шифруются хорошо. Допил и прошёлся парком, вроде в магазин. Нет ментов. Около самого пункта общественного порядка стоял краснорожий участковый и разговаривал с какой-то бабой. И всё.
Купил ещё пива и пошёл смотреть на футбол, рядом с парком было поле, где играли команды на первенство города. Посидел до конца матча и поперся в парк. Отлить, в кармане недопитая бутылка пива, был на футболе. Спокойно помочился, ментов нигде не было видно. Тогда прилёг на скамеечке, припрятанной в кустах. Возле скамейки лежало много использованных гандонов, видно что использовали её в любовных целях. А он пьяный, ничего не понимает, просто лёг поспать. Бутылка рядом стоит. Пару раз подходили парочки, но видя спящего уходили восвояси. Ментов не было. Значит не заложила. Боится. Но хрен придёт, что ж она совсем ёбнутая. Не придёт.
Ему стало обидно, что если не придёт, так какого он тут лежит, как дебил, надо идти бабу искать. Пошёл и ничего не вышло. Его посылали все. И мокрощёлки и бабы постарше, сразу квалифицировали, как чмо и посылали, даже не вступаю в разговоры. Даже выпивки купить женщине не может, говно. Ладно, пусть, говно так говно. Он покажет им кто говно. Присмотрел бабу, которая глядела сквозь него, будто не замечала. её трахнет. Пусть только уйдёт со столиков в темноту. Завалит эту холёную суку прямо на землю, вывозит мордой и будет ебать в жопу, чтоб знала. Он даже не подумал, что многие его видели, как баба отшивала, как он подходил к другим и те его посылали. Что официантки уже подумывали вызвать милицию, чтоб избавится от этого долбоёба. И если бы потом ту бабу изнасиловали, то главное подозрение пало на него, а уж нашли бы его быстро.
Ему повезло, что та баба сняла какого-то мужика. Думал идти за ними, мужика урэкать, а её трахнуть, но они сели в такси и уехали. Сука! Пошёл к мосту. Вчерашний план в действие. Будет поджидать здесь бабу и уж не оплошает, главное затащить. А потом ебать, ебать пока не загорится. Нормально ебать, в тюрьме часто говорили про ебать в жопу, но он считал, что это не ебля. Это для петухов или как наказание, а с бабой нормально надо. В жопе там же говно, фу, только дебилы в жопу.
Просидел с полчаса и снова увидел её. Шла по мосту. Она, точно она, хоть и в другой одежде, так туже порвал. Она. Дёрнулся, но тут же осел. Это засада. В натуре засада. Она идёт, а рядом менты, ждут долбоёба. Хуй вам! Рассмеялся, сплюнул. Потом скривился. Баба подумалась на горку. Вспомнил, как она тогда стояла раком перед ним, с раздвинутыми ногами, а он не мог засунуть. Как дебил! Как импотент! Зараза! Ведь мог же, нормально мог вчера трахнуть!
Вскочил. Чтобы побежать, но там же менты. Ему же впаяют не жалея, ещё и привесят парочку висяков, чтоб улучшить раскрываемость. Всегда так делают. В отряде был пацан, который по пьяни трахнул одну бабу, на следующий день договорились идти на пляж, а он не захотел. Подала заявление об изнасиловании, его в ИВС, отпиздили хорошо и до вечера написал признательные ещё на пять случаев. К окончанию первого полугодия крепко поправил статистику по изнасилованиям. Сел обратно. Ну что ты торчишь, что ты торчишь, как шлагбаум, где ты вчера был, когда можно было всунуть, где ты вчера был?
Она как раз заходила в парк, увидел, как из кустов вылезли двое и побежали за ней. Малолетки какие-то. Сейчас их повяжут, долбоёбов! Повяжут! Он обрадовался, теперь ведь на них всё повесят. Но тишина. Совсем тишина. Ни криков, ни погони. Тишина. Он выждал несколько минут. Может они просто шли куда-то. Но видел же эту хищническую перебежку, сам вчера бегал. Они явно шли за ней. А вдруг она ёбнутая, пришла по его приказу, а эти притырки будут её трахать? Она его баба! Его! Побежал через дорогу, замедлил шаг. Вдруг менты, просто идёт парком. С собой у него ни ножа, ни гандонов, ничего. Притом малолетки первые. Забежал на гору, глянул в аллею. Дальний конец был освещён и видно, что никого. Наверное прошла. Она ведь точна к нему пришла, приказал и пришла. Чего бы она ночью снова здесь шла.
Услышал смешок. Мерзкий смешок. В той стороне, где заросшая аллейка, где вчера не смог. Подозрительный смешок. Свернул с дорожки и стал осторожно красться туда. Нашаривал ногой, чтоб никаких веточек, тогда ступал. Уже слышал, что там что-то делается, почти в том же месте. Что-то чвякало.
-Давай, давай!
Рассмотрел, что её поставили раком, один пристроился сзади, а второй заставлял делать в минет, оба кряхтели, а она хоть бы что, ни звука. Может она ёбнутая, что ходит в парк, а её здесь порят, кто ни попадя? Рассказывали мужики, что есть такие бабы, не могут наебаться. Хоть дивизию через себя пропустят, а всё мало. Может она такая? Смотрел, а потом дошло, что дерут его бабу, бабу которой он должен вставлять! А тут сцикуны какие-то. Выскочил и заехал ногой в лицо, тому что сзади. Отлетел, сучара, кровью харкая. Второго кулачком в морду. Ещё, ещё!
-Ну что, сучёнки, поняли? А ну нахуй отсюда и пусть только ещё здесь увижу, яйца поотрезаю, поняли!
Только времена изменились. Раньше дал в морду и всё, уходит. А эти отошли и снова полезли. Бабу не хотели бросать, понравилось. Только он семь лет бабу не видел, семь лет мечтал ей всунуть и тут уж хуй вам пацанчики. Тут уж подрочили и спатки. Свалил одного ногой, а второму в дыхалочку. Потом ещё добавил, чтоб немало.
-Пошли, слышишь, пошли!
Она сидела поджав ноги и не двигаясь. Дрожала. Схватил её за руку и повёл. Оставаться нельзя, потому что эти придурки рядом, потом милиция ещё заявится. А он её сейчас отведёт к себе в общагу и там выебет. Всю ночь будет драть, тут уж не подкачает, елдырь из штаов выпрыгивает.
-Пойдём, пойдём.
Он её спас, теперь имеет законное право выебать. Вот как получилось.
-Одежду то поправь.
Она плелась за ним и дрожала. Стал сам ей одежду поправлять, возвращать обратно закатанную юбку, поправлять блузку.
-Трусы не одевай, чтоб потом не снимать. Пошли, пошли.
Сейчас он её трахнет! Он семь лет только в кулачёк, только на эту ёбанную стружку, которая его уже достала. Он уже выебал эту Натали Орейру во все дыры, только это хуйня. Сейчас он будет настоящую живую бабу драть.
-Да не дрожи, сейчас жарко будет.
Вёл её под руку, приглядывался, что мордой не очень задалась, но молодая, сиськи ходором ходят, жопа. Ух оскоромится!
-Тебя как зовут? Как зовут, спрашиваю.
Она только дрожала и что-то нечленораздельно мычала. С перепугу наверное.
-Да ты не бойся, я пацан нормальный, поебёмся сейчас и нормально. У меня абрикосы, есть целый пакет, пожрём.
Сейчас он засунет ей. Положит на кровать, раздвинет ей ноги и засунет. Он уже почти забил, как там влажно и тепло. Ему однажды приснился клёвый сон, что он типа засунул в пизду Натали Орейро свою голову, а там охуенно, так заебись и мёдом намазано! Он головой ворочает, лижет, мёд! Пиздец, он потом от этого сна несколько месяцев отходил. В пизду головой, а там мёд! Сейчас засунет, сейчас, вот уж лестница, вот поднялись, затолкнул её в комнату, начал раздевать, завалил на кровать, пошло!
Потом ему захотелось покурить.
-Сигареты есть? Блядь, что ты молчишь, заклинило, что ли? А?
Она уже не дрожала, лежала рядом, даже ухом не повела на вопрос. Толкнул её.
-Ты чего молчишь?
Она задвигала руками.
-Ты чё, немая? Немая? Ебанутся! И глухая! Вот это да. А я думая чо ты молчала? Ну, когда эти два долбоёба тебя трахали. Суки малолетние, обсмотрятся порнухи и ищут потом приключений. Козлы. Но ты не бойся, теперь они тебя не тронут, теперь ты моя баба. Ага? Да не махай ты руками, я нихуя не понимаю! Как же тебя хоть зовут? О, а ты писать умеешь?
Вскочил, включил свет, она стала прятаться под одеяло.
-Не прячься! Красивая баба, хули прятаться!
Круто! У него теперь есть баба! Каждую ночь он теперь будет кидать палки! У него будет баба!
Показал ей, она кивнула, пошёл мыть. Даже представить себе не мог, чтоб убежала. У них так всё классно вышло, супер. У него теперь есть баба! Каждую ночь палочки! Нормально, устроится на работу, заживут.
-Угощайся. Суперабрикосы, семь лет не жрал абрикос. А ты красивая. Убери простынь. Класс! У, сиськи какие. Дай я их потрогаю. Ух, тело. Доедай, давай ещё.
Под утро он утомился и заснул, а когда проснулся, то её не было. Как-то даже не сообразил про такой оборот. Ушла, ничего не сказала. Ну да, она же немая! Вдруг в милицию пойдёт? Хоть у них добровольно всё было, но вдруг пойдёт? Хотя как она там расскажет, она же немая! Но написать может. Да не, не напишет. Ей понравилось, она придёт. Побежал в магазин, купил тетрадку и ручку. Чё бы пообщаться, а то даже как зовут не знает. Переспали, а не знает. Вспомнил дворовую песню.
В саду соловей поёт
Не может успокоиться
Парень девушку ебёт
Хочет познакомиться.
У него баба есть! Классная баба! Сиськи какие, ноги! И морда нормальная. Вечером она придёт, снова поебутся. Житуха! Купил себе сосисок и булку. Денег почти не осталось. А она ж придёт, надо бы что-то купить. Надо на работу устраиваться. Пока на базар пошёл. Там долго мыкался, еле еле пять рублей заработал. Говно дело, купил бутылку вина и всё. Хотел ещё спиздить с палатки пару куриных окорочков, но не стал. Ему сейчас и на воле хорошо, на фиг надо из такой мелочи под срок иди. Разберутся.
Пришёл домой, прибрался как мог, пол помыл, окна, простынь постирал, а то вся в пятнах. Сел и ждёт. Начали мыслишки ползать. Вдруг не придёт. Не придёт и всё. Он же ни адреса не знает, ни как зовут. Хотя глухонемых мало, найдёт. Это надо повезло, такая баба и немая. Не будет трандеть. Ротик только для принятия пищи и минетов. Золотой ротик! Вспомнил тех двух припёздков. Козлы, его бабу хотели трахнуть. Надо было сильнее их гасить. Зря пожалел.
В дверь постучали. Она. Кинулся к ней, принял какие-то торбы.
-Ух, ты! Жратвы сколько! А я венчика купил! Отдыхаем!
Стал выкладывать на стол всякие сладости, вафли, мармелады, зефиры, даже тортик маленький.
-Круто, я сладкого давно не жрал! О! И давай знакомиться!
Притащил тетрадь, ручку, начали общаться. Её звали Галина. Работает на конфетной фабрике! Откуда и изобилие. Живёт в общаге. Где-то недалеко.
-Ну, вот и познакомились, теперь выпьем!
Сели за стол, потом в кровать. На следующий день она к нему переехала. Сама из села была, сирота, бабка была и та умерла. Чем бы оно всё закончилось в городе неизвестно, но директорша конфетной фабрики была с того же села и взяла сиротку да ещё глухонемую, под свою попечение. Устроила к себе на фабрику, выделила комнату в общежитии. Потом её заменили, но Гальку трогать не стали, потому что работала добросовестно, не воровала и жалко её, калеку. У мужиков наоборот к ней интерес был, потому что интересно было глухую трахнуть, но она держалась самостоятельно, никого не подпускала. Ожидали, что найдёт себе кого-нибудь похожего, глухонемого, а тут оказывается, что окрутила зэка. Только с тюрьмы за убийство вышел. Удивлялись. Такая вроде тихоня, а поди ж ты.
Они жили вполне хорошо, хоть сначала он долго искал работу. Нигде не хотели зэков брать. Да ещё за убийство сидел, кому такой нужен. Оно то на жратву и галиной зарплаты хватало, но он на шее не хотел сидеть, он же мужик. Выбегал наконец работу в столярке. Далеко ездить и платили плохо, но не дома сидеть и научился шабашки делать. То гроб, то окно, так и заработает. Кашлять он перестал, потому что питался отменно и растолстел килограмм на двадцать. Сладенькое всё, вкусное. Правда очень удивился, когда узнал, что покупала. Подговаривал её воровать, как все делают, но только руками махала. Один раз только своровала. У них рулетик сделали, исключительный, даже не на продажу, а для начальства. Купить никак. Так она отрезала, запихнула в гондон, вставила себе кой-куда и так вынесла. Очень боялась, что заподозрят её в воровстве, от этого и предосторожности. А ему приятно есть было тот рулетик, такими трудами принесённый.
Она сделал аборт. Вдруг это тех уродов ребёнок и куда им ребёнок, надо на ноги стать. Хоть телек купить, а то как дикари. Она тоже хотела телевизор, там же есть новости с сурдопереводом и картинки посмотреть. Он сам немного научился на руках показывать, если кино, мог бы и пояснять.
За ним пришли на майские. Скрутили руки за спину и в бобик. Потом по морде и следователь спрашивал, где станки. Оказывается, у них с фирмы украли станки. Подняли личные дела, а тут убийца. Ну кто ж ещё. Били. Только ему всё равно. Сразу сказал, что ничего писать не будет, ничего не знает и всё. Доказательств не было, да и алиби у него, но кандидатура уж очень удобная. Других попробуй, поищи, а тут готов голубчик. Написали, что нашли у него в общежитии шпиндель и дело в суд. Так пока очередь дошла, месяца четыре сидел в СИЗО. Судью никто не простимулировал, он глянул и присудил три года условно. Мог бы вполне и настоящий срок вкатать, но раз никто не платит, так кому оно надо.
Когда вышел, то стал думать, как быть дальше. Это ж теперь его будут таскать за всех. Рецидивист, блять. Галька все слёзы выплакала, морщинки возле глаз появились. Пошёл на стройку. Может к каменщику хоть не придолбутся. Хотя не уверен был.
Работа тяжёлая, но платили вовремя, а потом он хотел на бригадира выйти. У него ж хоть и неоконченное, но высшее, не совсем мозги растерял, надо бы на бригадира. Боялся за здоровье, но оно на хороших харчах поправилось и даже зимой работал и не болел.
Вдруг пришёл сожитель материн. Говорит, что умерла она. Уже похоронили. Он как стоял, так и сел. С матерью несколько раз виделись, тайно. Радовалась, что нашёл себе женщину, про внуков заговаривала, сама на сердечко жаловалась. Наверное он её доводил, мужик то характерные, своенравный. И довёл.
-Погоди, как похоронили? Без меня?
-Без тебя? А кто ты ей такой? Ты ей всю жизнь испортил! Истрепал тюрьмами своими, она ж так за тобой убивалась! Когда второй раз сел, так через день скорые вызывала. Ты её убил! И на похороны звать!
Потом он же сообразил, что обули его как лоха. Сожитель испугался, что сынок права на квартиру предъявит, она же пополам. Двухкомнатная квартира в центре, большие деньги стоит, а тут придётся какому-то зэку отдавать. Вот и придумал. Пришёл стал кричать, обвинять, потом Галку толкнул, а она беременная. Он оттолкнул от жены, а тот головой с размаху в стену и давай кричать, что убивают. Соседи милицию вызвали. Сожитель оказался отставник, да не простой, в КГБ работал, рассказал, что пришёл мать помянуть, этот же подонок даже на похороны не пришёл. Набросился, убить хотел. Раньше сидел за убийство, условный срок, тут ещё. Дали на полную катушку. Галине рожать, а ему срок дали. За покушение на убийство, когда выйдет, ребёнок уже в школу пойдёт. Когда уводили из суда, Галина махала руками, говорят, обещала ждать. Очень трогательная сцена, многие плакали, даже судья отвернулся.